Всемирный следопыт, 1930 № 01

Как это было: Случай с переметом. Юмористический рассказ Евгения Травина.

В июле, когда вода на Волге достаточно спала, все сотрудники нашего учреждения настойчиво запросились в отпуск. Связь между этими двумя явлениями, на первый взгляд не имеющими ничего общего, станет достаточно ясной, если добавить, что в нашем учреждении все сотрудники, начиная с курьера и кончая управляющим, отчаянные рыболовы, а июнь — лучшее время для ловли рыбы. Всех потянуло на острова, на Волгу. Ежедневно, приходя на службу, мы передавали друг другу слухи о необычайных уловах и спорили о том, кому раньше итти в отпуск.

Пользуясь своим начальственным положением, первым взял отпуск наш управляющий, Сергей Львович, а на следующий день мы с завистью наблюдали, как он, нагруженный мешками и котелками, с бреднем на плече, продефилировал со своей компанией по направлению к лодочной пристани.

Затем получили отпуск и мы, — я и Петр Иваныч. Мы решили отправиться на один из песчаных островов, лежащих вверх по течению. Был самый сезон ловли бреднем, но, согласитесь сами, прилично ли солидным людям таскаться по ночам с сетью в ледяной воде волжских затонов? Для Сергея Львовича при его молодости это конечно ничего, но не для нас. С другой стороны, удочки уже достаточно надоели, и мы решили избрать переметы.

Переметами в разных местах пользуются по-разному; в Астрахани, например, я сам видел, как их ставят на ночь, а утром вытаскивают с уловом. Однажды я пробовал произвести такой опыт в наших условиях — оставил на ночь два перемета с насадками и не трогал до утра. Вытащив их утром, нашел только пустые крючки и с тех пор не повторял подобных опытов. У нас переметами пользуются иначе: оставляемый на берегу конец шнура привязывается к прутику со звонком; как только рыба дернет, звонок зазвенит; иногда весь длиннейший шнур с бесчисленным количеством крючков вытаскивают из-за какой-нибудь незначительной рыбины. Затем шнур снова отвозится на лодке и закидывается. Ловля большей частью производится ночью.

Началась охота за червями, дающая любителю много приятных ощущений. Рыболов с такой жадностью смотрит на хорошего жирного червяка, что можно подумать, будто он копает червей не для рыбной ловли, а себе на обед. В моем дворе все червиные ресурсы были исчерпаны. Отправляясь по воскресеньям на ловлю, я перекопал двор вдоль и поперек; отваживался забираться даже на цветочные грядки. Поэтому мы с Петром Иванычем отправились в овражек у реки, где, как мы знали, в изобилии водились черви. В овражке виднелось несколько сгорбленных фигур, ковырявших землю палками. Мы присоединились к ним. Скоро у нас оказался значительный запас червей всех сортов.

После этого мы начали приготовления к отъезду. Нужно сказать, что с собой мы пригласили дедушку. Никифора, — бывшего бакенщика. Этот старик, с детства привыкший к Волге, был неисправимый рыболов и знаток рыболовного искусства. Даже зимой он не бросал своих удочек, а, пробив дыру во льду, с успехом ловил рыбу через нее. Впрочем, делать ему больше нечего, так как он на социальном обеспечении.

Собрав снасти, провизию и все необходимое, мы направились к пристани, где стояла наша лодка. Пробившись сквозь тучу лодок, в несколько рядов причаленных к пристани, двинулись в путь. Дул попутный ветер; мы поставили парус и пошли довольно быстро против течения. Вскоре однако ветер стих, пришлось итти бечевой по песчаному берегу. Я с Петром Иванычем по очереди тянули бечеву, а дедушка правил лодкой.

Через некоторое время вдали показался буксир, с трудом тащивший против течения две огромных баржи. Мы поплыли ему наперерез. Хотя при этом нас изрядно покачало волнами, зато мы успели ухватиться за цепь, свешивавшуюся с конца задней баржи, и таким манером двинулись дальше. Нельзя сказать, чтобы буксир шел особенно быстро, но все-таки быстрее, чем итти бечевой. Вскоре к нам присоединилась еще одна лодка, за ней другая, третья. В конце концов за дебаркадером тянулась длинная вереница лодок. Солнце уже клонилось к западу, когда показался узкий песчаный остров — цель нашего путешествия.

Пароход повернул налево, в главное русло, мы отделились от него и, обойдя мыс, поплыли по речному рукаву, метров двухсот шириной. Справа находился другой остров, такой же песчаный и в свою очередь отделенный от берега рукавом. Кое-где по берегам виднелись причаленные лодки рыболовов и невдалеке от них фигуры, склонившиеся над прутиками, воткнутыми в песок. Наше место было дальше, в конце острова. Когда мы прибыли туда, солнце уже опустилось в воду. Не успели мы высадиться, как из заросли щетинистого ивняка выскочила фигура с котелком в руке и спросила:

— Черви есть?

Мы ответили, что нет.

За первой ласточкой потянулись паломничества со всех концов острова; даже с соседнего островка снарядили лодочную экспедицию. Червей никто из них не получил, хотя многие и предлагали в обмен хлеб, рыбу для первой ухи и прочее.

Однако скоро пришлось нам прибегнуть к помощи наших червей — обнаружилось, что мы забыли купленный в дорогу табак. Дедушка Никифор набрал червей в ведро и отправился за табаком. Вскоре он вернулся с пустым ведром, неся в руке две восьмушки махорки.

Затем мы приступили к снаряжению переметов. Их у нас было девять, каждый должен был следить за тремя. Петр Иваныч по очереди отвозил снаряженные переметы с грузилами на середину реки. Пока мы занимались этим, уже совсем стемнело. На противоположном конце острова зажегся огонь берегового фонаря. По берегам вспыхнули костры рыболовов. Дедушка Никифор набрал наносного хворосту и тоже развел костер.

Мы сидели каждый около своих переметов, на некотором расстоянии друг от друга. Я прикрывался курткой, так как было довольно свежо. Изредка из темноты доносился плеск весел и голоса рыболовов. Очевидно рыба у них ловилась. У меня еще не дергался ни один колокольчик. Со стороны дедушки и Петра Иваныча тоже ничего не было слышно. По главному руслу, содрогаясь внутренним гулом и сверкая десятками огней, прошел пассажирский пароход. Через некоторое время пропыхтел буксир, тащивший две баржи с одинокими огнями на мачтах. Не помню как это случилось, но в конце концов я заснул…

Долго ли я спал — не знаю. Проснулся от чуть слышного звона колокольчика. Сперва я не сообразил, где нахожусь, потом вспомнил и кинулся к еле позвякивавшему колокольчику. Схватив шнур, я дернул его к себе и потащил к берегу, чувствуя рывки пойманной рыбы. Не успел я вытащить шнур и до половины, как вдруг звоночек одного из моих переметов отчаянно зазвонил. При свете догоравшего костра я увидел, как шнурок со звонком наклонился к воде, а колышек, на котором держался шнур, полез из песка.

«Ну, этот не убежит», — подумал я, бросил наполовину вытянутый перемет и кинулся к другому. Опоздай я на секунду, не видеть бы мне перемета — колышек почти совсем был вытянут из песка. В волнении схватил я шнур, влекомый невидимой силой, и что есть мочи потянул его к себе. В ответ раздался рывок, чуть не сбивший меня с ног. Чувствуя, что одному мне не совладать с невиданным чудищем, я громко позвал своих спутников. Из темноты выскочил дедушка Никифор, а за ним и Петр Иваныч.

— В чем дело? — спросили они испуганно. — Что случилось?

— Да вот помогите тянуть, — сказал я, еле сдерживая тягу шнура. — Попалось что-то крупное.

Они кинулись мне на подмогу. Мы все трое налегли на крепкий английский шнур. Ответный рывок.

— Тянуть опасно, — сказал дедушка Никифор, — только аглицкий шнур перервем. Надо подождать, пока он уморится, Это не иначе как сом.

— Правильно, — прибавил Петр Иваныч. — Шнур выдержит, а до утра он выдохнется, как пить дать.

— Если здоровая рыбина, — сказал я — то придется выезжать завтра же, иначе она тут испортится. Кстати, сколько дадут в рыбной лавке за сомину? Кажется, сорок копеек кило.

— Да, дело будет хорошее, — заметил Петр Иваныч. — Если кило на пятьдесят, то каждому по шестерке с лишним.

— То-есть, как это по шестерке? — возмутился я. — А поймал его кто?

— Ну, если так, — сердито сказал Петр Иваныч, — то я умываю руки. Пускай вам будет все, — и он отпустил шнур.

Дедушка Никифор подумал и сделал то же самое. В ту же секунду сильным рывком я был втянут в воду и, захлебываясь, поспешил изъявить согласие. Совместными усилиями все было приведено в прежнее состояние, впрочем я то не мог быть приведен в порядок, так как промок насквозь.

Долгое время мы стояли молча. В моей голове проносились картины нашего будущего триумфа: вот мы идем по улице, неся на длинной жерди огромного сома. Кругом нас толпа. Знакомые останавливаются и спрашивают восторженно: «Как это вы поймали такого великана? Ну и везет вам!» — «А так, очень просто, — бесстрастно отвечаем мы, — раз, и готово».

Наконец, стало рассветать. Сквозь тусклую дымку еще не было видно берегов, но уже чуть поблескивала вода. Огонь берегового фонаря поблек. Восток подергивался заревом. То-и-дело мы пробовали вытянуть шнур, но в ответ получали такой рывок, что у нас пропадала всякая охота продолжать опыты. Наконец, когда уже совсем рассвело, мы решили предпринять серьезные меры для извлечения дьявольской рыбы.

— Чорт знает, что такое! — сказал дедушка Никифор. — Ему бы давно пора издохнуть, а он все бьется.

— Давайте наляжем изо всех сил, — предложил я, — шнур крепкий, выдержит.

— Шнур-то выдержит, — медленно сказал Петр Иваныч, — да не знаю, как вас земля держит…. — И, отвернувшись от реки, на которую до этого внимательно смотрел, он насмешливо взглянул на меня.

— Что это значит? — вскипел я. — Прошу не касаться личностей!

— Почем вы хотите продавать вашего сома? — Язвительно спросил он. — Сорок копеек за кило? А рубль не хотите ли? — Он громко рассмеялся.

Мы с удивлением смотрели на Петра Иваныча.

— В чем дело, Петр Иваныч? — спросил я. — Если что не так, то пожалуйста объясните.

Он захохотал еще сильнее.

— Не так! Ох уморил! — И, подняв руку, показал на противоположный берег.

То, что виднелось там, сначала нам ничего не сказало, но через секунду все стало понятно, и мы одновременно выругались. Как раз против нас три фигуры, упираясь ногами в песок, тащили что-то из воды. Результат этой тяги и отдавался у нас в руках.

Петр Иваныч сложил руки рупором и что есть силы крикнул:

— Бросьте тянуть, болваны! Нашли тоже занятие, ослы!

Тянувшие фигуры остановились как вкопанные. Видно было, что они ошарашены и собираются с мыслями. Хотя лиц их и не было видно за дальностью расстояния, но я ясно представил себе их выражение. Наконец одного из них осенило вдохновение, с противоположного берега послышался голос, показавшийся мне странно знакомым:

— А вы-то сами хороши, идиоты!

— Сами вы болваны! — добавила другая фигура. — Поймали рыбку!

— А все из-за вас, чертей полосатых! — крикнул я, вспомнив промоченное платье. — Вот намылим вам шею, тогда узнаете!

— Ну, это еще кто кого! — раздался ответный голос. — Попробуйте.

— И попробуем! — взревел Петр Иваныч, вспомнив про погибшую уху.

— Видали такую рвань!.. Наляжем братцы!

Мы налегли на шнур, но противники сделали то же, а так как силы очевидно были равные, то мы не сдвинулись ни на йоту. Прения возобновились.

— Бросьте тянуть, паршивцы! — крикнул дедушка Никифор. — Не натянулись за ночь!

— Сами вы бросьте, дьяволы! — послышалось с противоположного берега. — Да что с ними разговаривать! Петя, подай из лодки ружье, сейчас шпарну по ним шрапнельником.

Слова эти, сказанные умышленно громко, произвели на нас известное впечатление. Дипломатические осложнения грозили перейти во враждебные действия.

Видя такой оборот дела, Петр Иваныч поднял руку, предложил всеобщее разоружение, и сообщил о нашем желанье мирно уладить конфликт. Я сел в лодку и отправился к противникам взять наш перемет, когда он будет вытянут. Казалось инцидент был исчерпан, но самое печальное было еще впереди. Скажу короче: обладателем знакомого голоса оказался наш управляющий Сергей Львович. Разочаровавшись в бредне, он оказывается перекинулся на переметы… Опускаю завесу над мрачными подробностями нашей встречи…