Всемирный следопыт, 1926 № 12

На новую квартиру (к расширению Московского Зоопарка). Очерк и зарисовки Д. Горлова.

Шестьдесят два года существует Московский Зоологический Сад, теперешний Зоопарк. Шестьдесят два года заключения зверья в тесных одиночных камерах, настолько тесных, что крупным хищникам даже негде было ходить.

Еще и теперь огромные тигры часами шагают из сторопы в сторону вдоль железных решоток. Некоторые крупные звери упростили хождение по клетке тем, что, стоя на месте, попеременно поднимают ноги, подражая шагу. Да и вполне понятно. При таком способе хоть поворачиваться не нужно каждую секунду. Клетка так тесна, что через два шага зверь упирается головой в противоположную стену. Некоторые пленники совершенно отказывались от движения и целыми днями, забившись в дальний угол, лежали там.

Усугублялось тяжелое положение зверя и отношением публики к Зоосаду, как к месту увеселений и зрелищ, и общим настроением, господствовавшим долгие годы на его территории. Гипсовые Аполлоны и Венеры, очень скверной репродукции, до сих пор еще остаются памятниками наихудшей эпохи существования Зоосада.

Такая обстановка увеселительного заведения создалась и развилась из-за отсутствия материальных средств. Возникший в 1864 году и организованный по широкой программе Обществом Акклиматизации Животных и Растений во главе с проф. Богдановым, Зоосад первое время пользовался широкими симпатиями московского общества. Но вскоре после своего открытия он принужден был изыскивать средства, помимо продажи входных билетов, какими-то другими способами.

Такими формами добывания средств явились ресторанчики, театры, открытые сцены, балаганы. Быстро завоевав симпатии мещанской массы и чиновничества, требовавших «удобств» и отдыха, — они вполне отвечали запросам посетителей и постепенно вытеснили и почти уничтожили все планы организаторов и идейных руководителей Зоосада.

Публика приезжала сюда для того, чтобы повеселиться. Подвыпившая в ресторанах, насмотревшаяся балаганных зрелищ, она рассыпалась по дорожкам сада для того, чтобы забавиться со зверьем. Тыканье зонтиками и тростями в спящих животных, пуганье — были характерными явлениями того времени.

Особенно обыденным явлением была продажа булок, моркови и других лакомств перед клетками животных. Эти лакомства часто служили средством заставить зверя делать разные фокусы для забавы публики. За пятачок можно было, раздразнив аппетит зверя, заставить его становиться на задние лапы, рычать, открывать рот и т. п. Это забавляло публику, и этот способ забавы весьма усиленно практиковался в Зоосаде. На этом можно было «заработать». Этим оправдывалось все.

По инерции эта мелочная торговля существовала еще некоторое время и после революции. Так воспитывались звери-попрошайки с кличками по своей специальности, по уменью определенным приемом выпрашивать корм у посетителей.

Такую печальную школу прошли живущие теперь в саду медведица «Плакса», которая сейчас бродит на новой территории со своими медвежатами, огромный медведь «Борец» и многие другие.

Первая, на требование публики: «Поплачь, поплачь, Мишка!», хваталась лапами за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, долго стонала. Иногда, когда ее слишком долго дразнили хлебом, но но давали ей, а только помахивали перед носом, этот стон переходил в свирепый рев. В такие моменты особенно сильно и раскатисто ржала публика: «Вот удружил, Мишка!.. А ну еще! Еще!..»

Медведь «Борец» собирал у своей клетки большое количество зрителей. Этот гигант, выше сажени ростом, становился на задние лапы и за маленький кусочек хлеба делал вид, что рвет зубами переднюю лапу. Больше же всего смеха вызывали моменты, когда медведь со всего размаху ударялся головой о балку или падал на землю.

Весь Зоосад того периода и периода голодных годов сейчас возникает в памяти, как ряд тянущихся, стонущих и выклянчивающих кусочки пищи морд и мордочек. Приходилось наблюдать, как в открытую пасть голодного зверя вместо хлеба летел камень. Камнями же старались поднять спящих: посмотреть нужно, так не видно.

Всех методов истязания не упомнить и не перечислить. «Моему ндраву не препятствуй; я заплатил свои деньги и могу делать, что хочу», — лозунг, под которым проходил день в Зоосаде.

Октябрьская революция смела и разбила старые традиции Зоологического Сада. Опустели забитые досками балаганы. В 1919 году Зоосад переходит в руки государства, а руководство учреждением возлагается па Наркомпрос. С этого времени начинается период перестройки, сначала внутренней: от сада-зрелища — к саду-базе научно-исследовательского характера; но вместе с тем начинаются годы голода…

Посетители, публика исчезли вовсе. Пустые дорожки зарастают травой. Все свободные площади засажены картофелем. Масса выбоин, наполненных водой. Осенью у вольер[22] хищных птиц прокладываются доски, ибо по чавкающей грязи вокруг нельзя пролезть. Клетки пустеют. Падеж зверья увеличивается.

Медведи и волки заполняют почти все помещения хищников. Долгий унылый голодный вой волков будит тишину умирающего Сада. Плач клянчащих медведей, целыми днями не отходящих от решоток в надежде получить подачку от случайного посетителя, больно режет слух.

Туши дохлых лошадей, привезенных для кормежки, с мутными стеклянными глазами валяются у заново отстроенного теперь обезьяньего павильона. Стаи голодных собак бегают по саду, рвут эти туши. В разных углах сада валяются копыта, кости, лошадиные черепа, обглоданные собаками.

Тяжелая, давящая обстановка. Голодный человек тащит и урывает себе корм, предназначенный для животных. Нет дров. Мерзнет огромный красавец лев «Ермак», погибший от недостатка пищи и холода.

Хищения характерны для этого периода. Как осенние дни, меняются заведующие хозяйством, и среди этой ужасной обстановки один человек, преданный делу, очень сильно любящий животных, А. Ф. Котс, директор Зоосада. Он, вечно озабоченный, вечно в работе, выполняя десятки обязанностей — от поездок за мясом вплоть до раздачи его, — мечется, из кожи лезет вон, чтобы не дать умереть еще теплящейся жизни. Благодаря ему, население Зоосада не вымерло вовсе, и Зоосад дожил не только до дней своего восстановления, но развернулся и вырос, стал колоссальной научной лабораторией, доступной широким массам населения.

Зоосад вновь привлек уже другую публику, заинтересовал ее своей работой. Посещаемость его возросла до небывалых размеров. За 1925—26 г.г. через него прошло около 800.000 человек, т.-е., приблизительно, в три раза больше, чем через все остальные культурно-просветительные музеи Москвы взятые вместе.

Эти тяжелые годы были, вместе с тем, годами подбора крепкой администрации. Эта новая администрация должна была сочетать научную силу с административно-организаторской.

Путем целого ряда смещений, такая администрация подобралась и смогла развернуть, при поддержке экономически окрепшего государства, колоссальную работу по строительству Зоосада. Представителями ее в настоящее время являются проф. М. М. Завадовский, директор Зоосада, и его заместитель П. А. Мантейфель.

1923 год является началом организационно-строительного периода. Этим годом была открыта новая эра в развитии Московского Зоосада.

Стук, лязг железа, шум голосов, поскрипывание тяжелых возов, погромыхивание тачек по деревянным настилам.

Весело и дружно спорится работа. Пустыри обрастают решотками. Вырастают новые просторные загоны для зверья, чистятся пруды, горбятся заново насыпанные дорожки. Чаще и чаще улыбка появляется на лицах встречающихся.

«Работаем, строим, восстанавливаем!» — как будто звучит во всем. В этом же 1923 году возникает Кружок Биологов Зоосада. Эта группа добровольцев вела нужную работу. Биологи несли дежурства по Саду, присутствовали при кормлении зверей, вели дневник заболевших животных и, наконец, начали работу по приручению зверей.

Как приятно было встречать на аллеях биологов, ведущих на цепочке юрких лис. Зигзагами, помахивая длинными пушистыми хвостами, они то и дело пересекали аллею, с любопытством обнюхивая все предметы, попадавшиеся им по дороге, и всюду, во все щелочки засовывали они свои острые мордочки. Или осторожных, чутких волков, вечно настороженных, нюхающих непривычные запахи, доносящиеся с улицы. Или пушистых, круглых медвежат, всегда в работе, всегда старающихся что-либо подковырнуть или отодрать лапкой. Иногда иному проказнику удавалось вырваться из рук водящего, тогда он мигом взлезал на ближайшее дерево и, забравшись на самую макушку и свесив лапки, с любопытством смотрел вниз.

Появились новые просторные загоны, новые зеленые площадки, на которых яркими пятнами горели на солнце своим оперением фазаны, павлины. Четко рисуясь на зеленом фоне, прыгали и резвились косули.

Огромный старик-кондор, сорок лет проживший в тесной клетке, теперь восседал в центре Сада на глыбах красного и серого камня. Иногда он тяжелыми взмахами могучих крыльев поднимался над Садом и, описав несколько кругов в воздухе, плавно планируя, спускался опять вниз.

К вечеру, с деловым видом перескочив загородку, шагал, широко расставляя ноги и вытянув длинную шею, к своему вольеру.

Зацвел душистый табак, загорелись цветами клумбы. Сад ожил, ожили звери, и вновь потянулись люди к забытому месту.

Сад изменился. Его нельзя было узнать. Снесены были балаганы, уничтожены постройки для зрелищ. В здании танцульки[23] развернулась научная работа лаборатории Зоосада, где проводится ряд очень интересных опытов по изучению генетики на грызунах, рыбах, голубях и др.; влияния на формообразовательные процессы желез внутренней секреции; влияния внешних факторов на организм, и др.

Члены Кружка Биологов за эти трудные годы приобрели богатый практический опыт и теоретическую подготовку. Пятнадцать человек из них, выдержавшие испытание по биологии, были выделены в группу, которая ныне проводит экскурсии по Зоопарку.

Очень хорошо работает экскурсионное бюро. В любой день любая экскурсия может получить квалифицированного экскурсовода. Выделены три дня в неделю, когда экскурсии пропускаются в Зоопарк бесплатно.

Посетитель теперь тоже совершенно другой. В большинстве случаев это организованные группы рабочих, служащих, пионеров, школьников. Всюду слышатся интересные вопросы, живой интерес к живому материалу Зоопарка. Это не тупая безликая масса, глазеющая на диковинки, — это люди, пришедшие для того, чтобы почерпнуть знания.

Нет больше мелочной торговли перед клетками. Всюду записки: «животных не кормить». На каждой клетке карта с обозначением географического распространения зверя. Все это напоминает каждому о том, что он пришел в серьезное учреждение, где при желании он может получить много полезных сведений о мире животных. Посетитель вырос за годы революций, у него другие требования, другие запросы. Зоосад сумел ответить на эти запросы, сумел организовать посетителя.

Биологи-добровольцы активно участвуют во всей работе Зоопарка, помогая администрации, и несут на себе значительную часть работы.

В 1925 году начали появляться у входа в Зоосад железные дощечки с перечислением вновь прибывших зверей. В этом же году прибыла первая большая группа животных из-за границы (Германия), обмененная на русских животных.

К 1926 году поступление зверей в Зоопарк становится уже регулярным и плановым. К этому году Зоопарком были созданы связи со всеми интересными зоогеографическими областями Союза. В настоящее время насчитываются: 1) три базы по добыванию местной фауны, 2) база на Дальнем Востоке (уссурийский тигр, пятнистый олень и др.), 3) на Кавказе (зимующие водоплавающие птицы, дикообразы. шакалы, камышовая рысь и др.), 4) Туркестан покрыт сетью пунктов, связанных с местными охотниками (барсы, куланы, козероги, бараны и др.), 5) Центральная Сибирь (лось, косули, соболя и пр.), 6) Кемь, 7) Мурман, 8) Архангельск (белые медведи, тюлени и пр.).

Установлена связь на товарообменных началах с фирмой Руэ, в Альфельде-на-Рейне (Германия).

Но на этом не остановилась работа; захватывая и расширяя сферы своего влияния вне Москвы, Зоосад рос и расширялся, сначала в пределах старой территории, а затем вышел за ее пределы. В 1925 году к старой территории был присоединен громадный сад по правую сторону Большой Грузинской улицы. В нем началась работа по постройке «Острова Зверей» по проекту и под руководством инженера-архитектора Карла Карловича Гиппиус.

Больше года шла упорная работа по постройке «Острова Зверей». Выше и выше поднимались каменные глыбы, перерастая заборы, а потом и окружающие дома. Наконец, 3 октября 1926 г. назначено было открытие новой территории. 30-тысячная толпа ждала у входа. Нехватало касс; кассы прорубались тут же, в заборе.

Новая территория и «Остров Зверей» были открыты.

Народ толпился у барьеров. Тигр, медведь без клетки, почти на свободе! Только полоса прозрачной зеленой воды отделяет посетителя от зверя. Захватывающе интересное зрелище!

Публика ведет себя необыкновенно сдержанно, настроение праздничное и торжественное, несмотря на то, что официальной торжественности почти не было. Этот день — день небывалый для московского Зоосада.

Все это было отмечено не раз уже в печати. Но внутренняя жизнь зверя, его переход из-за решеток на сравнительную свободу, маленькие зарисовки быта — ускользнули от внимания читателя. И здесь мне бы хотелось поделиться тем, что удалось наблюдать ранним утром в дни переселения.

Переезд ощущался всеми. Озабоченные люди с метлами, палками бегают по саду. Ищут переносные клетки, друг друга, возчиков, веревки и т. д. Как стеклышки калейдоскопа, то рассыпаются, то собираются кучками у клетки. Нервное настроение передается и на зверье. Волки, беспокойно, отрывисто подлаивая и подвывая, мечутся по клеткам. Птицы, как оглашенные, носятся по загонам. Мелкота присмирела и забилась в углы. Спокоен только белый огромный битюг. Тяжело переставляя ноги, подвозит он переносные клетки к заключенным и, сонно упершись в оглобли, ждет.

Клетку приставляют открытой стороной к дверце помещения, в котором сидит хищник. В клетке мясо. Долго зверь недоверчиво ходит, пробует достать приманку лапой, просовывает голову, отпрыгивает, опять подходит. Отчаянным прыжком бросается на мясо. Назад. Нельзя… Опускная дверца захлопнулась. Зверь бьется, рычит. Глаза горят зеленым фосфорическим светом. Этот свет заметен даже днем. На плечах клетку несут к повозке.

Самое трудное сделано. Озабоченность пропадает с лиц. Биологи взгромождаются на клетку и, весело смеясь, подгоняют неуклюжего битюга. Пое-е-хали на новую квартиру!

Так перевозили тигров, леопардов, медведей. Но были и такие животные, которые перебирались сами. Так, например, громадный путь совершили морские львы. Прыгая, упираясь ластами в землю, они изгибались дугой и, сильно выбрасывая переднюю часть туловища, делали прыжок. Прыгали они как-то смешно, боком, хлопая ластами по земле. Впереди шел служащий с ведром рыбы. Он показывал рыбу львам, и они с диким лаем и криком, стараясь обогнать один другого, спешили получить корм. Один из них часто отдыхал, распластавшись всем телом на дороге. Громадные умные глаза его, казалось, были наполнены слезами.

Туры, северные олени и лани вприпрыжку, рысью и галопом неслись по дорожкам Зоопарка. Все было необыкновенно, весело и, вместе с тем, напряженно беспокойно.

Радости белых медведей, переселившихся на новую квартиру, не было конца. Глубокий бассейн в несколько десятков саженей длиной — после цементной ванны, в которой они впритирку помещались втроем. Они бегали друг за другом по берегу и, с разгону, с обрывистого берега плюхались в воду. Возня происходила на берегу, на воде, под водой. Больше всего их занимало дно. Они доставали со дна железки и, как маленькие ребята с любимой игрушкой, возились с ними.

Интересная сценка происходила на «скалах» в загоне туров. На самых высоких выступах важно сидела пара черных грифов. Тут же, немного ниже, резвились туры. Молодой тур отделился от остальных и направился к вершине скалы. Около грифов он остановился, пофыркал, стукнул ногой о камень и стал кружить. Гриф сначала топорщился, но потом перестал обращать внимание на козленка. Вдруг тур стал на дыбки и со всего размаха ударил грифа в бок. Гриф, тяжело ударяя крыльями о камни, покатился вниз. Тур, склонив на сторону голову, с любопытством следил за побежденным. Через минуту козленок подпрыгнул, как ужаленный и тоже покатился вниз. Это второй гриф ударил тяжелым клювом в спину победителя. Больше опытов с грифами козленок уже не повторял.

Особенно хороша была на новосельи медведица с двумя медвежатами. Дверь в загон из внутренней клетки открыта. То и дело в ней появлялась тяжелая голова медведицы, осторожно обнюхивавшей выход. Когда нос ее натыкался на железную балку порога, она рычала, фыркала и пятилась назад. Эта железка для нее была почему-то очень неприятна и страшна. Наконец, она решила убрать ее с дороги. Тщетно провозившись с ней минут десять, она решилась, наконец, выйти.

Медведица была очень обеспокоена необычной обстановкой. Прежде чем сделать шаг, она долго обнюхивала воздух, беспокойно фыркала.

Очень смешны были медвежата. Они, насупившись, исподлобья глядели вперед, боясь даже повернуть голову. Крепко прижавшись к задним ногам медведицы, они ни на секунду не отрывались от нее. Казалось, что они приклеились к ней.

Наконец, медведица остановилась, обнюхала воздух, поднялась на задние лапы и, осмотревшись, принялась копать землю. Сначала осторожно, одной лапой, потом сильней, двумя, и, наконец, земля, камни, почти сплошной массой летели между ее ног в воду. Вскоре ей стали подражать медвежата. Это занятие очень им понравилось. После деревянного пола — земля! Они засовывали мордочки в свежую влажную землю, фыркали и изредка издавали странные звуки; среднее между мычанием и рычанием. Отцепившись от матери, они забыли страх, играли, катались, ловили друг друга за пятки.

Одного из медвежат очень заинтересовала вода. Ров не был еще наполнен до верху, и вода не достигала уступов, по которым можно вылезть из рва. Спустившись на последний уступ, один медвежонок стал тянуться к воде. Сопел, кряхтел и все больше и больше сползал по гладкой поверхности цемента.

Вдруг бурый комочек мелькнул в воздухе и скрылся под водой. Плеск воды, кряхтенье и стоны испугали медведицу. Медвежонок барахтался в воде, стараясь лапами уцепиться за ровную стену рва. Мать бросилась его спасать. Она старалась зацепить его, протягивая ему огромную свою лапу, но отчаянный вопль второго медвежонка привлек ее внимание.

Оставшись один, он перепугался ужасно, забился в дальний угол и, переминаясь на задних лапах, размахивая передними в воздухе, немилосердно вопил па весь Зоопарк.

Медведица бросилась к нему. Увидав, что с ним ничего не случилось, она опять попробовала достать тонущего, но медвежонок, которого она только что бросила, начал орать опять. Так металась несчастная медведица от одного к другому, пока рабочие не подсадили тонущего медвежонка шестом и тот не очутился на берегу. Вылезши, медвежонок отряхнулся и спокойно улегся на краю рва. Он совсем не был обеспокоен случившимся. Оставшиеся на берегу гораздо дольше не могли притти в себя.

Через некоторое время мать очутилась в положении только что спасенного медвежонка: она сама упала в ров с водой.

В первый день вольно или невольно «купались» все: волки, лисы, медведи… Всюду стояли сторожа с длинными шестами, которыми они помогали выбираться из воды всем попадавшим в нее.

В этот день (и последующие за ним) в первый раз можно было видеть действительного зверя, его характер, его движения. Здесь он ожил, приобрел свою настоящую физиономию. Постройка «Острова Зверей» является, безусловно, культурным завоеванием страны.

Может показаться неожиданным, но культурность нации, культурность человека, кроме всех других измерений, измеряется и отношением к животным. И то, что Московское Коммунальное Хозяйство в такой тяжелый экономический период пошло навстречу администрации Зоопарка; то, что над проектом, очень интересным и в декоративном отношении, и в отношении внутреннего устройства, так долго и серьезно работал К. К. Гипппус, — все это говорит о большом культурном сдвиге, о культурном росте СССР.