Всегда война. Часть 9

Глава 13

Глава 13 (новая)

Вот наконец-то и произошло у нас эпохальное событие — запустили в работу космическую программу в мире 1942-го года. Самому не верится. Ради этого мне пришлось покинуть мир 1914-го года и передать бразды правления над операцией по усмирению Кайзера полковнику Лукичеву, который некоторое время ну уж очень демонстративно крутил носом от недовольства. Он так же, как и Васильев и Келлер хотел быть в боевых порядках и непосредственно руководить боем на месте, наверно тоже засиделся в бункере и душа рвалась лично попинать тевтонов.

Ну а мне, как руководителю, который сам в тайне разделял желания и устремления соратников лично бить морды, пришлось на время оставить операцию в мире 1914-го года, и быть на месте, показывая Сталину и всем членам ГКО уверенность, что все, что касается космической программы, идет по плану. В принципе, таких уж фатальных проколов на первом этапе не было и все прошло очень даже неплохо. Запустили спутники, проверили орбиты, телеметрия идет, управление функционирует. Живи, наслаждайся и строй козни фашистам и остальным англосаксонским любителям лить русскую кровь.

Да и мне здесь пришлось попотеть — война, тем более такая интенсивная, проглатывала ресурсы с огромной скоростью. Поэтому вопрос поставок особенно артиллерийский боеприпасов стоял очень актуально и его необходимо решать в самые кратчайшие сроки. Частично пришлось идти на поклон к Сталину, частично шарить у нас по закромам. Одно было неприятно, что мы решили не использовать в том мире системы залпового огня, незачем раньше времени светить перспективные виды вооружений, хотя именно там, где еще многие командиры придерживались тактики наступления толпами на пулеметы, РСЗО было вне конкуренции.

В мире 1942-го года, пока идет ориентация спутников и подготовка различных экспериментальных средств для орбитальной бомбардировки, ну и конечно готовят полигоны и всю соответствующую инфраструктуру для проведения качественных наблюдений, у меня образовался некоторый зазор по времени, суток так на двое-трое, которые просто необходимо посвятить миру 1914-го года, где события вышли на финишную прямую и некоторые демонстративные шаги должен осуществлять лично командующий Новоросским Экспедиционным Корпусом. Тут уже начиналась большая политика.

Да я по-настоящему и не оставлял без присмотра наступательную операцию в Польше 1914-го года, ведь практически все что там происходило, тщательно документировалось и при любых сеансах связи сбрасывалось к нам на сервера. Поэтому ту же полную интерактивную карту зоны боевых действий, правда с небольшой задержкой, максимум в полчаса, я просматривал регулярно и при необходимости отправлял сообщения с распоряжениями или рекомендациями и конечно в таком же режиме общался с Марией Федоровной, которая со своей стороны так же развила бурную деятельность.

Вдовствующая императрица резвилась вовсю, дозированно распространяя в высшем свете один слух удивительнее другого. То, что на фронте появились войска новороссов уже никак скрыть не получалось и, как круги на воде, по стране и особенно среди генералитета пошли слухи один невероятнее другого. Предательство генералов в 1917-м, активно участвовавших в принуждении к отречению Николая II, Мария Федоровна принципиально никому прощать не собиралась. Опираясь на наши возможности, знания и опыт, она готовила себе, а точнее своему сыну преторианцев или опричников, именно те силы, которые бы просто вырезали тех шакалов, в момент слабости окруживших императора и заставивших отречься. Были бы у Николая были в наличии реально преданные боеспособные части, наверно такого б не произошло. Поэтому, хотя об этом мало кто догадывался, на Западном фронте, сейчас проходили обкатку новые части, прообраз спецназа, и первой ласточкой была та самая рота капитана Дорошева. Как оказалось, у капитана то папа в своей среде, военных инженеров очень даже известный человек, и как тот же генерал Кондратенко, погибший при обороне Порт-Артура, начинал с низов, несколько раз (образно) был бит за порядочность в тех делах, где другие крутили гешефты. Дослужился до больших чинов, но на периферии и в столицу его просто не пустили — не тот типаж, но сына воспитал правильного, тем более тот же Марченко за него поручился и как мог пытался продвинуть в нашу команду, давно смекнув каких людей мы собираем и для чего.

Тут мы не стали выдумывать и сначала дали азы штурмовой тактики, которую начали использовать в германской армии к концу войны для прорыва укрепрайонов, немного переработав под местные реалии. Но все равно, получилось убойное подразделение, которое при поддержке танков, артиллерии, кавалерии и авиации, громили немцев не играючи, конечно, но очень эффективно. И всем заинтересованным лицам стала понятна огромная роль тактической связи.

В качестве очередного мощнейшего удара в тщательно проработанной и многоэтапной информационной компании, в Петрограде появился специально распечатанный на оборудовании пришельцев особый листок, тираж которого исчислялся десятками тысяч и при этом даже этого количества оказалось недостаточно. Уж слишком было высокое и качество, и информационное наполнение. В нем были обнародованы ЦВЕТНЫЕ фотографии с высоким разрешением с мест боев, схемы ударов, места расположения германских частей и главное подробные данные об уничтоженных дивизиях и, что особенно вызвало интерес, перечень окруженных частей. Особенно круто смотрелись наряженные в бронежилеты и шлемы бойцы отдельной штурмовой роты капитана Дорошева, так она стала называться. Снимки идущих в штыковую атаку солдат и офицеров 199-го полка тоже вызывали восхищение, а изображение полковника Христиани, держащего в правой руке шашку и прижимающего левой рукой к окровавленной голове какую-то тряпку и бодро раздающего приказы, вообще вызвало фурор среди общественности. Это была настоящая война, в цвете, без ретуши. В текстовой части, которую тоже отрабатывали наши люди, шел текст обращения Николая II к офицерам и солдатам 1-й и 2-й армиям и это вызвало сенсацию. Все, кто хоть что-то понимал и разбирался в политических раскладах, был поражен. И Петроградский бомонд стал с интересом ждать развязки, наконец-то осознав, что Николай, поддерживаемый женсоветом и новороссами начал какую-то свою игру, явно направленную в пику союзникам, хамство и высокомерие которых уже многих начало раздражать.

Еще одна тема, которая волновала и высший свет, и офицерский корпус была неожиданная опала генерала Рузского, которого многие недоброжелатели уже вполне официально за глаза называли «штабным засранцем». Из-за чего Государь, а скорее всего Мария Федоровна, взъелись на командующего Северо-Западным фронтом, оставалось загадкой, но для того чтобы так образцово-показательно унизить и поломать карьеру боевому заслуженному генералу, нужны очень веские основания. Хотя у Рузского и так было много недоброжелателей, которые в тайне радовались такому развитию событий. Дурная, мерзкая привычка генерала во всех своих просчетах винить своих подчиненных, таким образом выгораживая себя, была известна всем, но до поры до времени на это закрывали глаза, но видимо задели кого-то кого не стоило задевать, хотя предполагали, что и тут растут уши новороссов. Уж слишком вовремя «генерала-засранца» отстранили от командования фронтом, когда там вовсю развернулась ударная группировка Новоросского Экспедиционного Корпуса, которая по слухам просто играючи перемалывает германские дивизии, одну за одной. Что немаловажно новороссы при этом мудро передают лавры победителей офицерам и солдатам русской армии, и это было отмечено и шло в плюс к репутации пришельцев, и, что немаловажной, к репутации императорской семьи, на которую за последние несколько лет было вылито много помоев.

Ну и явно бросалось в глаза, что везде где только можно старательно прятались изображения боевой техники новороссов и любые попытки сделать или добыть эти фотографии жестко пресекались, а излишне любопытные просто исчезали.

На фоне всего происходящего и все увеличивающегося влияния Аничкого дворца на высший свет, начались волнения в верхних эшелонах власти. Такие мощные и ответственные ходы, как вступление третей силы в войну, обычно обсуждались на Государственном совете, подтягивались именитые генералы и давали свое заключение, спрашивали, конечно, мнение союзников, и уже потом продавливали решение у императора, а тут раз и все крутится, работает и никто с этого не получает никакой выгоды. А как были союзники недовольны, что началось такое наступление без прямого согласования с ними, ну и конечно к императору на прием немедленно напросился Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич, который как ошпаренный в сопровождении французского военного атташе примчался из Барановичей.

Ну их понять можно. После первых новостей об изменении оперативной обстановке в районе Лодзи, сразу же начались попытки что-то выяснить в штабе фронта, но тут, в принципе никто ничего особенного то и не знал. Получили указание из Петрограда не лезть в дела 1-й и 2-й армий, ну а остальное по своему плану. Естественно это вызвало недоумение и из ставки срочно были посланы проверяющие в указанные штабы армий.

Чуть позже, используя телеграф, сразу стали сыпаться жалобы, что при попытке сунуться в штабы 1-й и 2-й армий проверяющие сразу наткнулись на стойкое противодействие смешанных караулов местных «комендачей» и наших мотострелков. К тому же настолько явное и наглое устранение представителей союзников вызвало несколько официальных нот, с требованием допустить представителей государств членов Антанты и до следствия, по убийствам и, что особенно, в рамках союзного договора, до наблюдения за боевыми действиями в районе польского города Лодзь.

Естественно про все эти телодвижения мы были в курсе. Мало кто знал, что главная задача операции, что проводится в этом мире, это не только скупка продуктов, это не только ликвидация предателей и революционеров, это не только разгром германской армии. Да, это все нужно, обязательно нужно, но все эти телодвижения при определенном желании с трудом, но вскрываются оперативными методами местными спецслужбами. А вот главная работа проводилась тихо, неспешно и, что главное, незаметно. И в этой работе были задействованы лучшие оперативные кадры ФСБ, СВР и военной разведки, которые мы смогли найти и подрядить для этой работы. Причем работа началась давно, а со стороны выглядело как будто в Петрограде и в Москве появились новые ОПГ, правда действующие очень нагло и на любые попытки наехать или выяснить отношения, отвечающие быстро и жестко, оставляя после себя многочисленные трупы паханов и их шестерок. Так как в материальном плане ограничений не было — в нашем умирающем мире золото, бриллианты ничего не значили, то шла системная работа по подкупу и вербовке агентов влияния пока в низовом звене полиции, но это только пока. Но развернулись основательно и результаты уже были, причем великолепные, учитывая какое оборудование было у них в распоряжении. Никто даже предположить не мог, что посольства Англии и Франции, квартиры послов, военных атташе, любовниц, телефонные и телеграфные линии, все было на круглосуточной «прослушке» с использованием самых современных средств. А где надо, были установлены и скрытые камеры, как например над рабочим столом британского посла Бьюкенена. В специально выкупленных на подставных лиц домах стояли целые серверные стойки, куда стекалась вся информация, проводилось распознавание, перевод в тексты и каждый вечер аналитики готовили специальные справки, которые после проверки и, если надо, корректуры, ложились на стол к Марии Федоровне. Вдовствующая императрица сначала немного криво смотрела на всю эту работу, но чуть позже вошла в раж и уже начала ощущать себя всевидящей и всезнающей — очень мощная информационная игла, на которую мы ее искусно посадили.

Нам пришлось сработать на опережение, прекрасно понимая, что наше активное вмешательство вызовет негатив со стороны основных игроков Антанты и их агентов влияния. Одним из главных и системных координаторов был британский посол Джордж Бьюкенен, поэтому против него сработали очень хитро — заразили одним из штаммов сифилиса с небольшим инкубационным периодом. В принципе, при определенной сноровке ничего сложного — обработать предметы личной гигиены, столовые приборы, мундштук курительной трубки. Как раз на момент начала наших активных действий в Польше у него появились первые внешние проявления болезни. Один к одному, что мы и ждали.

В это же время, не привлекая внимания в нашем мире побывал еще один человек, посвящение которого мы тоже согласовали с Марией Федоровной, но к ней его подводить не стали, чтоб раньше времени не светить перед недоброжелателями, которые начали уже обкладывать Аничков дворец.

Борис Владимирович Штюрмер. Видный политик, юрист, один из соратников убитого террористами министра внутренних дел Плеве. В нашем мире Николай II используя свое влияние продавил кандидатуру Штюрмера на должность председателя Совета Министров, одновременно с этим, министра внутренних дел и министром иностранных дел. Он так сумел поставить работу и так стал выкручивать руки «союзничкам», что одним из условий продолжения сотрудничества и поставок оружия и боеприпасов было увольнение Штюрмера. Даже Керенский в свое время побоялся выпускать этого сановника из тюрьмы после Февральской революции, боясь его знаний и авторитета, ну и конечно опять по требованию союзников.

Все это Штюрмер узнал в нашем мире и пообщавшись с Марией Федоровной по видеосвязи проникся моментом и после согласования кое-каких нюансов был согласен поучаствовать в нашем небольшом спектакле.

На третий день армейской операции в Польше совместной группировки войск НЭК и частей 1-й и 2-й армий, военные атташе и послы Франции Морис Палеолог и Англии Джордж Бьюкенен, в сопровождении министра иностранных дел Сазонова и Великого Князя Николая Николаевича, занимающего должность Верховного Главнокомандующего, и еще нескольких генералов и сановников, членов Государственного Совета, с жесткой предъявой настоятельно и безотлагательно напрашиваются на прием к русскому императору Николаю II. Это очень мощный сигнал, значит уже все обговорили, осудили и выработали список требований и текст ультиматума. Естественно все это уже было известно, техническая служба наблюдения у нас все больше набирала мощность, а такие сборища, особенно с участием французского и британского послов слушались и писались в первую очередь.

По моей просьбе эта встреча была перенесена на день, как раз на сегодня, чтоб я мог быть и рядом, и вмешаться в случае развития ситуации в ненужном направлении. Ну а реально для Николая II это был первый настоящий бой за его будущее, будущее Империи и жизни его супруги и дочерей, и он это понимал. Единственная проблема, никому из женсовета при этой встрече присутствовать нельзя было, мне и кому-нибудь из новороссов — тем более.

Ну мы, конечно отслеживали состояние Бьюкенена и вчера вечером он все же показался врачу, после чего имел бледный вид, симптоматика уж слишком была явной, но, естественно, никому ничего не сказал, а явился, скотина такая, на прием к русскому императору.

Естественно, Николая об этом известили заранее, и он как человек очень чистоплотный смотрел на вошедших демонстративно спокойно, хотя в душе его бушевала ненависть и что еще важнее, брезгливость к этим человечишкам.

Помимо психологической накачки женсоветом, Император и сам был далеко не безвольным дураком. Когда раскрылась истинная сущность пришельцев он сначала взбесился, но чуть позже остыл и начал собирать всю имеющуюся информацию о новороссах, в поисках не состыковок и фактов злонамеренного введения в заблуждение. Но чем он больше общался с той же Артемьевой, которая организовывала охрану сначала его матери, а чуть позже к ней под крылышко подсадили и Императрицу, и дочерей Николая, уж слишком все было сделано на высшем уровне.

Император и сам частенько бывал в Аничковом дворце и разговаривал с простыми бойцами, которые охотно шли на контакт, изучал исторические документы, что по первому пожеланию предоставляли потомки, читал мемуары. Даже пересмотрел фотокопии своего дневника из будущего и сравнил с тем, что есть у него. Здравый смысл кричал что где-то есть подвох, а факты говорили о противоположном. Нигде еще пришельцы не обманули. Да, было много неточностей, с датами, с людьми, с мелкими фактами, но это всего лишь исторические ошибки, которые накапливаются по прошествии времени.

И в один прекрасный момент, Николай окончательно поверил и после просмотра художественного фильма о своей казни просто взбесился, кричал, рыдал, бил посуду, и только выпустив пар смог мыслить более рационально. Он тогда подошел к матери, но без Алекс, и долго разговаривал. Это был тяжелый вечер и еще более тяжелая ночь. Он узнал про проклятие Алекс, что у него не будет от нее здоровых детей мужского пола. Это было тяжело, очень тяжело. И ему нужно было сделать выбор. Вариантов не было, как сказала Мама, сохранив империю он сохранит и свою жизнь, и жизнь своих детей. Сейчас в нем бушевала холодная ярость и Император готов был драться за будущее…

Они расположились в большом кабинете, друг напротив друга, в глубоких дорогих кожаных креслах и начался неприятный разговор. Все было тщательно рассчитано и подготовлено с использованием рекомендаций профессиональных психологов. В центре просторной комнаты стоял небольшой стол и за ним сел Николай II. Гостевые места были выставлены в два ряда как бы полукругом, так чтоб стол императора находился бы в фокусе. Когда гости зашли и расселись по местам, только единицы с задних рядов смекнули что количество кресел четко соответствует количеству пришедших, а это мягко намекало о том, что их тут ждали и прекрасно были осведомлены кто и зачем придет. Чуть позже, в комнату демонстративно занесли еще три кресла, в которых расположились известные журналисты, присутствие которых очень не понравилось многим. Очень было похоже на подготовку к мощному скандалу, которых за последнее время происходило что-то слишком много, причем все организовывалось очень ловки и последовательно.

Император сидел на стуле, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок, давая понять, что ему очень скучно и неприятно, но он готов терпеть происходящее. И что еще было отмечено — Николай II ни с кем не поздоровался и не подал руку, тем самым сразу обозначив свое негативное отношение к посетителям и это было не только нарушением норм приличия, а в некотором роде даже вполне прозрачным намеком на объявление войны.

За плечом императора замер офицер-секретарь, который помимо обычных функций исполнял задачи личного телохранителя, в демонстративно надетой поверх мундира защитной кирасе явно новоросского производства и с автоматическим пистолетом в набедренной кобуре, что говорило о том, что Николай II не воспринимает пришедших как добрых гостей.

Сначала слово взял Великий Князь Николай Николаевич и с сожалением в голосе жаловался и на поведение пришельцев и на то, что Николай им беспрекословно потакает, не согласовывая действия со Ставкой, тем самым полностью разрушая общие планы и штаба русских войск и союзников.

Потом слово взял Бьюкенен, за ним долго и витиевато изгалялся французский посол хамовитый Палеолог, потом слово взял министр иностранных дел Сазонов.

Они говорили долго, витиевато, красиво, стараясь избегать острых углов, быстро смекнув, что Николай II настроен очень отрицательно, но, через десять минут всем стало понятно, что император скучает и ему откровенно плевать на всю представительную делегацию.

И в довершении всего этого фарса император в лучших традициях французского посла очень естественно зевнул, прикрыв рот, чем вызвал паузу в монологе Сазонова.

— Извините господа, допоздна читал презанятную книгу, поэтому просто не выспался, продолжайте Сергей Дмитриевич…

Министр иностранных дел с удивлением смотрел на императора, уже догадавшись, что разыгрывается какой-то спектакль, но на таком уровне такие вот представления всегда имеют глубокий смысл и он, как прожженный политик панически пытался его понять, чтоб ненароком не попасть в ту партию, которая проиграет и очень было вероятно, что Сазонов именно прибился к партии проигравших, во всяком случае Николай II для себя это уже решил.

И в подтверждение его слов скрипнула вторая дверь и в комнате появилось новое действующее лицо. Сазонов все понял и его стала пробирать дрожь.

Появление в комнате Бориса Владимировича Штюрмера, такого же члена Государственного Совета, как и многих из пришедших, вызвало недоуменное шептание и неловкую паузу.

Николай II никак на это не отреагировал, даже голову не повернул, а дождался, когда Штюрмер подойдет к нему, раскроет папку с какими-то бумагами и положит прямо пред императором.

Мельком глянув на документы, Николай II повернув голову к подошедшему, мягко так, с явно выраженной доброжелательностью в голосе проговорил:

— Спасибо, Борис Владимирович, не уходите, вы мне еще понадобитесь.

— Да, конечно, Ваше Императорской Величество, — и сделал шаг назад, замерев рядом с охранником.

Николай демонстративно углубился в чтение бумаг, быстро пробежал глазами и невесело усмехнувшись поднял наконец-то глаза на Сазонова.

— Сергей Дмитриевич, у вас все? Или еще что-то хотите добавить? — голос демонстративно доброжелательный, в который была добавлена толика участия, но всем в этой комнате стало понятно, что Император играет с ними как кошка с мышкой, а они рассчитывали, что пришли ставить завуалированный ультиматум. Сазонов это все ощутил поэтому замер на полуслове и отрицательно кивнул и сделал легкое движение с намеком что хочет сесть на место.

— Ну хорошо, Сергей Дмитриевич. В принципе, господа то, что вы хотели до меня довести, я услышал, но звучит все как-то неубедительно. Что вас не устраивает: войска воюют, противник несет потери и еще чуть-чуть будет разгромлен, во всяком случае та же 9-я армия Макензена полностью потеряет весь боевой потенциал. Но это так к слову. А вот…

Он повернул голову к замершему Бьюкенену, который уже догадывался, что они все попали в искусно расставленную ловушку, которая захлопнулась и сейчас с ними будут делать что-то неприятное.

— …скажите сэр Джорж, а что у вас, в Англии делают с человеком, который сознательно подвергает опасности жизнь монарха?

В комнате настала мертвая тишина. Это было невероятно, тем более слышать такое от всегда культурного и обходительного русского императора. Бьюкенен вроде стал догадываться куда клонит Николай II, но просто боялся в это поверить, поэтому постарался придать голосу твердость и уверенность.

— Человек, сознательно подвергший жизнь монарха опасности, подлежит строгому суду и казни.

— Так объясните мне, мой дорогой сэр Джордж как можно расценить то, что вы, зная, что болеете одной из опасных и заразных разновидностей сифилиса приперлись ко мне во дворец? Вы, как тифозная Мэри, хотите здесь всех заразить это гадостью? Меня, мою семью, моих соратников и боевых генералов?

Было сказано вроде тихим, задумчивым голосом, но все почувствовали скрытую, незамутненную ненависть в словах Императора и это было просто пугающе.

В комнате и так была тишина, а тут, казалось, что все одновременно просто прекратили дышать, от той новости что только озвучил Император. Это был жесткий, мощный, обезоруживающий удар, тем более то, что исходил от главы одного из самых больших государств мира, был в тысячу раз опаснее и позорнее.

Бьюкенен побледнев встал и собрав в кулак последние крохи самообладания, произнес.

— Это ложь, Ваше Императорское Величество!

— Да? — Николая откинулся на спинку стула с презрительной ухмылкой рассматривая наглого британца.

— Характерные пятна уже видны и на вашем лице, и на ваших руках. Тем более, вчера вы были на приеме в клинике вашей супруги и вас осматривал доктор Гордон. Он и поставил диагноз, но тем не менее, вы имели наглость, будучи больным постыдной болезнью прийти ко мне в гости?

— Доктор Гордон…

— Доктор Гордон арестован, как ваш сообщник, так как знал, что вы сегодня пойдете на прием к Императору и промолчал. К сожалению, у вас есть дипломатический иммунитет и я не могу дать команду на ваш арест.

— Это бессовестная и подлая ложь! — не выдержал Бьюкенен.

— Ну почему? Вот протокол допроса, а вот фотокопия книги приема посетителей, где доктор Гордон лично своей рукой прописал ваш постыдный диагноз. Поэтому, мой дорогой и словоохотливый сэр Джордж, будьте добры максимально быстро покинуть пределы Российской империи, а вашего государя я лично попрошу прислать человека, более внимательно следящего за своей личной гигиеной. Кстати…

Он повернул голову к французскому послу.

— Месье Жорж, вы так, в последнее время, много времени проводили в беседах с сэром Бьюкененом, совместные трапезы, прогулки, что есть опасность что и вы могли поневоле подхватить эту гадость. Я слышал во Франции далеко продвинулись в лечении этой болезни, думаю вам стоит срочно съездить и провериться и, если подтвердиться, приложить все силы к сохранению своего здоровья. Вы, в отличии от сэра Бьюкенена, весьма перспективный политик и нам было бы очень прискорбно если б из-за определенных ошибок пакостных пристрастий одного, пострадали многие.

Англичанин, которой уже не мог сдержаться и его стало колотить от сдерживаемого гнева, не выдержал и заговорил:

— Вы, забываете, Ваше Императорское Величество, что за моей спиной вся мощь Британской Империи и ее союзников, и такое отношение к ее посланнику не останется безнаказанным!

Николай поджал губы, смотря на разбушевавшегося британца.

— Это можно считать объявлением войны?

Бьюкенен понял, что переборщил и дал задний ход.

— Нет, нисколько, но о вашем поведении я буду вынужден буду доложить своему правительству.

— Это ваше право. Так что, господа, я вас не задерживаю.

Когда комнату покинули представители и послы союзников, Николай II с интересом стал рассматривать притихших сановников и генералов, которые после всего произошедшего выглядели как нашкодившие кошки.

— Теперь по вам. Я тут в окно видел, как вы там жали друг другу руки. К вашему сведению, этот штамм сифилиса может передаваться и через рукопожатие, поэтому для вас всех объявляется шестинедельный карантин. Пока мой личный врач не подтвердит, что вы здоровы остаетесь дома и никуда не выходите. Еще мне эпидемии не хватало. Дожили. Посол-сифилитик, генерал-засранец. Может проклял кто…

— Но это же чудовищно, — не выдержал Сазонов, прекрасно осознав, что только что произошло. Болезнь Бьюкенена можно было бы как-то прикрыть, этим в высшем свете многие болеют, но чтоб вот так открыто, растоптать, унизить как мужчину, как человека, как семьянина, как политика, это было чудовищно, мерзко и подло. И смотря на стоящего возле императора Штюрмера, Сазонов понял, кому он будет сейчас сдавать дела и это означало кардинальную смену политики. А на фоне успехов на фронте, точнее жуткой мясорубки, что пришельцы устроили германцам, все выглядело как определенные части глобального плана. Наверно сейчас последует еще пара ощутимых ударов по Германии и потом предложение заключить сепаратный мир на очень выгодных для России условиях. С пришельцами за спиной, с их огромным рынком сбыта, и, тем более с их огромной военной мощью, Россия могла себя чувствовать вполне спокойно вне зависимости от мировых войн.

Решив все текущие вопросы, отправив сломленных визитеров по домам, Николай II попросил остаться Великого Князя Николая Николаевича, который все еще являлся Верховным Главнокомандующим. Он, в принципе, и сам хотел побеседовать с императором, но так, уже без свидетелей и по-родственному. Слишком много вопросов накопилось, и Великий Князь хотел получить хоть какие-то ответы.

Вернувшись в тот же самый кабинет, Николай Николаевич с интересом наблюдал как слуги в гуттаперчевых перчатках выносят кресла на улицу и тут же демонстративно бросают в огонь. Еще одно показательное унижение. Хм, а Никки сегодня всех поразил.

Зайдя в комнату, он стал свидетелем, как Никки достал небольшую черную коробочку со штырьком, нажал кнопку и сказал:

— Мама, все видела?

Коробочка зашипела и вполне узнаваемым голосом Марии Федоровны, ответила:

— Да, сынок, и видела, и слышала. Ты был просто бесподобен. Отец гордился бы тобой.

— Мне страшно, мама…

У Николая Николаевича полезли вверх брови. Несколько минут назад Никки вытирал ноги об этих обнаглевших союзников, а теперь его реально трясет, как обычно трясет новобранца после первого кровавого боя.

— Все нормального. Генерал Оргулов должен быть где-то рядом.

— Я так до конца и не понял вопрос со Штюрмером…

— Оргулов его сводил в свой мир.

— Не посоветовавшись с нами?

— Он поставил меня в известность о своем желании, и я не препятствовала. Ты сам знаешь, что это все большая импровизация и нам срочно нужна была замена Сазонову, а Штюрмер ему хорошая замена, особенно перед переговорами с Вилли. Он, кстати очень напуган и опять передавал предложение пообщаться. Видимо, как посчитал, что новороссы будут теперь тоже лупить его войска, впал в уныние.

— На меня тоже пару раз выходили. Думаю, устранение Бьюкенена и Палеолога будет хорошим сигналом.

— Да, но надо закончить военную составляющую, чтоб и Вилли, и, хотя бы, его дети зареклись косо смотреть в сторону России и даже не помышляли о любых ультиматумах, а то ишь моду взяли.

— Само собой. Как мне доложили, «Утенок» уже в воздухе и главный удар будет нанесем минут через двадцать.

— Что там дядя Николай?

— В шоке, стоит слушает.

— Хм, передавай ему привет. Я тоже подключусь ко второму оперативному каналу и присоединюсь к просмотру, по нему как раз идет трансляция из Севастополя…

Я все это тоже видел и слышал. Николай, как мне показалось, при наблюдении через две высококачественные камеры со звуком, отработал на пять с плюсом.

Но, то что было сделано, фактически являлось чуть ли не объявлением войны и в ближайшее время нужно было ждать привычных для англичан действий — ликвидация руками заговорщиков высших лиц империи, и переход власти к более лояльной ветви императорской семьи.

Ну и для массовки — бунт в гвардейских полках. Но у бриттов была одна большая проблема, поднять войска против Николая II сейчас было нереально — императора который побеждает войска не свергают. Тем более им нужна была вся пятимиллионная русская армия, пока Германия сохраняла свой военный потенциал.

Поэтому устраивать смуту они не хотели. Единственный вариант — ограниченный внутренний переворот, поэтому все наши силы были подняты по тревоге.

Местные уголовники, наши штатные разведорганы, работающие на нелегальном положении, мобильные и стационарные группы технического наблюдения, дворцовая полиция, местная контрразведка и жандармерия, все было направлено на жесткое противодействие любых попыток покушений на русского императора и членов его семьи. И все это стекалось в единый кризисный центр, расположение которого не знал даже я.

Ну и именно сейчас мы должны были наконец-то нанести один из самых ярких и запоминающихся ударов, чтоб у всех пропала иллюзия в собственной неприкасаемости.

Утром, когда к Николаю II на прием заходила толпа «требователей», османскому султану Мехмеду V по линии министерства иностранных дел передали ноту, что стоящий у него на ремонте линкор «Гебен», ну насквозь незаконный и поэтому подлежит аресту и передаче в состав Черноморского флота в виде компенсации на неприятную провокацию. В случае отказа, российская сторона оставляла за собой право для принятия мер, по недопущению впредь подобных провокаций.

Вся Европа и, тем более в той же Османской империи точно были в курсе, что под Севастополем пришельцы что-то строят, причем это что-то, по мнению вполне вменяемых ученых и военных экспертов, особенно после начала массированных ударов нашей авиации в Польше, было очень похоже на взлетно-посадочную полосу для скоростных летательных аппаратов с высокой взлетной и посадочными скоростями. И это вызывало нездоровый ажиотаж, особенно после того, как стало известно, какие меры по охране объекта были приняты. Только дурак не понимал, что тут затевается что-то против Османской империи, причем явно с участием пришельцев. Вероятность сильно отгрести, особенно после глупой попытки без объявления войны напасть на русские порты на побережье Черного моря, была очень высокая. Тем более, после выведения из строя германского линкора и части турецкого флота, Черноморский флот получал неоспоримое преимущество, чем и начал пользоваться. Русские линкоры и броненосцы уже как неделю гуляли в море, накручивая круги недалеко от Босфора, видимо в ожидании какой-то команды.

Султан и его генеральный штаб наблюдали за происходящим и с интересом следили за событиями в Польше и старались хоть как-то просчитать возможные последствия. Поэтому после получения фактического ультиматума султан завис, не зная, что делать и что ожидать, ведь пойти на уступки он не мог, слишком много денег он получил от Германии.

Поэтому, когда прошло контрольное время, а султан никак не отреагировал, мы начали операцию возмездия.

В Крыму за операцию снова отвечал капитан 1-го ранга Колчак, который после недавних событий был готов вписаться в любую драку. Поэтому именно он при штабе Эбергарда собирал всю возможную информацию и готовил данные для бомбардировки. В нашем времени своего часа ждал специально выделенный под особые задачи Су-34 и несколько корректируемых авиабомб высокой мощности.

В итоге на момент бомбардировки русское посольство в Османской империи было свернуто и в момент неполучения ответа на ультиматум, последний представитель МИДа сел на зафрактованную рыбачью шхуну и вышел в море, где его вскоре подобрал русский эсминец.

Ну а потом наступило время «Ч». Су-34 с подвешенными одной КАБ-1500 и двумя КАБ-500 взлетел на аэродроме в Каче и набрав высоту взял курс на Константинополь.

Момент старта красавца Су-34 был специально заснят и передан на центральный сервер и там разошелся по всем заинтересованным лицам.

Поэтому после того как Николай II отбрил наезд со стороны союзников, в Зимнем уже был подготовлен отдельный кабинет, где установили большой телевизор и подключенный к нему компьютер, соединенный с общей сетью. Подключившись к каналу на экран вывели всю получаемую информацию. Великий Князь Николай Николаевич как Верховный Главнокомандующий увидев меня в кабинете, чуть поморщился, прекрасно понимая откуда дует ветер новых перемен, и откуда такая смелось у Никки, но смолчал, уселся на предложенный стул и стал с интересом наблюдать за происходящим, понимая, что его приобщают к большим тайным играм.

«Утенок» при свете дня как раз уже подлетал к Босфору и с высоты в семь километров передавал виды с мощной цифровой камеры. И выглядело оно великолепно и величественно.

Подлетая к Константинополю, он стал снижаться, как раз к месту, где стоял на приколе многострадальный «Гебен», обнаружив и зафиксировав цель, пилот, с позывным «Таран» запросил подтверждение на сброс.

Я вопросительно посмотрел на Николая и тот чуть взволнованно кивнул головой в знак согласия. Я кликнул мышкой на значке микрофона, и коротко проговорил:

— Таран, это Феникс. Подтверждаю. Цель уничтожить.

— Вас понял, Феникс. Работаю.

На экране было видно, как длинная сигара КАБ-1500 отделилась от самолета и полетела вниз, автоматически выпуская аэродинамические рули. Включилась система наведения и оператор стал подсвечивать линкор лазером, указывая бомбе точку удара.

Время шло медленно и все затаили дыхание в ожидании результата. В углу экрана появилась еще одна картинка — Колчак заранее отправил агента из греков, который с нашей цифровой камерой наблюдал как будет падать бомба и все это тоже в режиме он-лайн через радиопередатчик бомбардировщика на сервер.

Еще мгновение, мелькнул продолговатый предмет, пробивший верхнюю палубу линкора, и с небольшой задержкой нос корабля вспучился, из его недр вырвался огненный шар, раскидывая над проливом огромные куски обшивки. Во время взрыва линкор чуть подпрыгнул и, оседая, переломился пополам объятый пламенем стал стремительно погружаться.

Глубина там была небольшая и погрузившись по самую рубку возле стенки, мощнейший линкор османского флота нашел свою стоянку на долгие годы. Все это в высоком качестве мы видели со стороны и результат удара превзошел всякие ожидания. Образцово-показательно мощнейший корабль мира был отправлен на дно в порту, под защитой целой системы батарей.

— Феникс, цель поражена. Дальнейшие действия? — подал голос пилот.

— Таран, отрабатываете по плану, Цели Один и Два уничтожить.

— Вас понял Феникс, работаем.

Еще через несколько минут «Утенок» сбросил менее мощную, по сравнению с «полторашкой» КАБ-500 на казармы султанской гвардии, оставив там после себя огромный кратер и возвращаясь засадил последнюю бомбу в одну из береговых батарей, где после детонации боеприпасов тоже остался огромный кратер.

По моей просьбе, «Утенок» снизился и с ревом пролетел над султанским дворцом, свечкой ушел вверх и с грохотом взяв звуковой барьер ушел в сторону Севастополя.

В комнате стояла тишина. Я повернул голову к Николаю, который все еще завороженно смотрел, как камера самолета с высоты десять километров показывает море.

— Ну как вам? Думаю, «Гебен» больше никого не побеспокоит.

— Эффектно. Ну что, Сергей Иванович, теперь дело за вами, надо сделать последний шаг.

— Конечно, Николай Александрович, а вам, я думаю надо более детально поговорить с родственником.

Я покинул их, хотя разговор слушался и писался, и император про это прекрасно знал. Чуть позже всю аппаратуру свернут и уберут, а мне нужно было отправляться опять в Польшу, там как раз начиналась финальная сцена нашей операции.

Переход на базу под Плоцком прошел как всегда буднично: включение контура, проверка обстановки с помощью выдвижной штанги и пошли и люди, пешком и грузовики, забитые под завязку боеприпасами.

Меня встретили — были конечно предупреждены, и проводили в уже знакомую бетонную землянку, где фактически располагался центр управления операцией.

Все наши, прекрасно знали, чем я занимался во время отлучки, а вот несколько человек из этого мира, специально привлеченных для того, чтобы хоть как-то показать, что операция совместная. Войдя в просторное помещение, где уже в нашем стиле были установлены столы, мониторы, рабочие места операторов, кофемашины и складированы бутерброды, я с удивлением уставился на нового генерала, ранее здесь не появлявшегося.

Причем совместно с Лукичевым и поддакивающим ему Дегтяревым, они активно работали с одним из больших сенсорных экранов, рассматривая карту, открывая ролики сделанные разведывательными беспилотниками и что-то спрашивали друг у друга, уточняя нюансы. Боевой генерал, а это точно были он, настолько был поглощен работой с техникой пришельцев, дающей огромные возможности, что, просто элементарно, пропустил мое появление.

Но когда офицеры стали вскакивать, все наконец-то повернули головы, и Лукичев привычно скомандовал:

— Товарищи офицеры!

— Вольно!

— Вольно!

Я подошел к новому действующему лицу, вглядываясь ему в лицо, тщательно рассматривая азиатский разрез глаз, прекрасно понимая кого я вижу перед собой — Лавр Георгиевич Корнилов. Умный, волевой, деятельный, именно генерал войны. Потом узнаю, как он оказался у нас в штабе, я абсолютно не против, что его сюда затащили.

Корнилов от работы нашей системы явно получал удовольствие, с присущей профессиональному военному проницательностью, понимая, какое преимущество мы получаем по отношению к противнику.

Мы отдали честь друг другу и пожали руки. Ритуал соблюден. Тут влез Дегтярев, который не выдержал — его переполняли эмоции.

— Серега, ну вы там с императором дали. Мы тут краем уха слушали трансляцию, жестко вы там союзничков опустили, особенно Бьюкенена. Сейчас, наверно, Мария Федоровна прорабатывает передовицы газет?

— Ага. Удивительная женщина и чем-то мне напоминает Екатерину Великую своим государственным подходом.

Дегтярев хмыкнул. А я краем глаза наблюдал как Корнилов наблюдал за таким нарушением субординации, что полковник по имени при посторонних разговаривает с командующим. На что я сразу отреагировал.

— Лавр Георгиевич, не удивляйтесь. У нас в армии несколько проще относятся к таким вещам, тем более с полковником Дегтяревым нас объединяет долгая дружба. В военном училище, где мы все начинали, учились вместе и в казарме наши кровати стояли рядом и сейчас воюем плечом к плечу, и то что погоны немного различаются, это не беда. Олегу, как и всем собравшимся здесь офицерам Корпуса, я доверяю на двести процентов.

— Да, со стороны заметная некоторая вольность в обращении, немного шокирующая, но как я понял, это даже помогает в процессе.

— Именно. Кстати, видели, как в Константинополе добили «Гебена»?

Корнилов усмехнулся.

— Это было впечатляюще. С такой высоты так точно попасть очень трудно.

— У нас для таких целей есть специальные высокоточные боеприпасы в которых реализована система самонаведения. Поэтому линкор был обречен изначально. Ну и султану мы так жирно намекнули.

Тут Корнилов покачал головой.

— Если он согласится с вашими требованиями, его могут посчитать трусом и просто свергнут.

— Ну значит прилетит еще одна бомба. У нас руки длинные и как по мне, так лучше выбомбить там все, чет лить кровь русских солдат.

— Согласен с вами, Сергей Иванович.

— Ну что, теперь вернемся к нашей операции. Владимир Леонидович, — обратился я к Лукичеву, — вкратце обрисуйте ситуацию.

В принципе я и так был в курсе, постоянно читая оперативные сводки, но мнение Лукичева, его видение ситуации были намного ценнее. Бывают нюансы, которые в сводки не попадают, но очень интересно освещают оперативную обстановку.

Я слушал Владимира Леонидовича с огромным интересом. По большому счету на счет стратегической внезапности и полному отсутствию ПВО у противника, мы им устроили фактически лето 41-го наоборот. Удали мобильными механизированными отрядами в разных местах создавали неразбериху, для парирования прорывов германское командование гоняло оперативные резервы по всей линии фронта, а мы их методично множили на ноль прямо на марше. И обычная маскировка веточками им не помогала — тепловизоры прекрасно все видели.

Как мы и планировали то моего отъезда, группа майора Васильева с частями 50-й пехотной дивизии, за два дня прорвали фронт и с боями дошли до остатков Влоцлавска, где закрепились и отбили несколько серьезных контрударов противника. Потери были серьезные и в людях, и в технике. Из десяти танков на ходу осталось всего четыре, но к безвозвратным потерям можно было списать всего три единицы, остальные спешно ремонтировали в полевых условиях. Погорельцев конечно утащили в наш мир через портал по мобильно доставленному вертолетом пространственно-временному маяку.

Введенная в прорыв за 50-й дивизией и повернувшая на юг конно-механизированная группа генерала Келлера, на вооружении которой стояли десять модернизированных Т-34 и столько же собранных по полям БТ-7 и БТ-7М навела жуткого шороху в тылах германских дивизий. Приданная группе буксируемая гаубичная батарея М-30 тоже существенно помогла. В итоге, пройдя пятьдесят километров по рыхлым тылам противника и уничтожая любые воинские соединения на своем пути, группа вышла к нужной точке, соединившись с основными силами сводной механизированной бригады НЭК и приданной ей частями 26-й пехотной дивизии, которые, так же прорвав фронт продвинулись не меньше чем на двадцать километров.

Окруженные семь германских дивизий как могли огрызались, но под постоянными авиационными бомбардировками, особенно ночными, что было для них шокирующим и обстрелами тяжелых орудий без снабжения и связи быстро теряли боевой потенциал. Качественная авиаразведка позволяла более эффективно тратить боеприпасы, что существенно сказывалось на продвижении наших замыслов.

Хотя было понятно, что сводная авиагруппа капитана Архипова не справляется с поставленными задачами ввиду малочисленности и усталости летного состава. Те же ночные бомбардировки окруженных германцев очень выматывают людей. Поэтому было принято решение сформировать резервную бомбардировочную группу из состава приданных 1-й и 2-й армиям авиаотрядов. Естественно их никто сажать на тюнингованные штурмовики и истребители сажать не собирался. Тут мы, опять используя опыт Великой Отечественной Войны, собирались использовать шесть имеющихся в наличии У-2, которые спешно поднимали на крыло и переделывали в ночные бомбардировщики, хотя я что-то сильно сомневался, что мы что-то успеем сделать и обучить людей, тем более ночные полеты очень трудная вещь.

Но процесс запустили, а дальше как получится.

И вот я как раз вернулся в тот момент, когда командующий 9-й армией Макензен, бросил на деблокаду окруженных дивизий спешно собранные резервы и переброшенные Гинденбургом части из стратегического резерва фронта.

У нас там, кроме окопавшейся 50-й дивизии в районе Влацловска не было, а районы, через которые прошла орда Келлера просто являлись серой зоной. Войска, чтобы сформировать единую линию обороны внешнего кольца окружения, еще не успели выйти подойти на указанные новым планом рубежи. Поэтому было принято решение перейти к тактике мобильной обороны батальонно-тактическими группами.

Входящие штурмовыми колоннами германские части попадали на систему укрепленных районов, прикрываемых и штурмовой авиацией и артиллерией. При постоянно висящих в небе беспилотниках любые попытки германских войск выйти даже на рубежи атаки, заканчивались большими потерями без вступления в непосредственный огневой контакт с русскими войсками. Ну а короткие яростные атаки при поддержке танков доставляли еще больше хлопот.

Можно было сделать вывод что за четыре дня активных боевых действий в германских войсках уже стала вырабатываться вполне устойчивые танко и самолето боязнь. Плюс к этому очень четко работали Пе-2. Вываливая по десять осколочно-фугасных бомб, что помешались в бомболюках, на двигающиеся в походном порядке германские части, особенно по ночам, они в прямом смысле выкашивали элиту противника. Пять дивизий просто не дошли до фронта, потеряв от наших бомбардировок до семидесяти процентов личного состава, утратив при этом всякую боеспособность.

И опять все происходило по аналогии с нашим 41-м годом только наоборот. Мы наступаем, а немцы по частям вводя резервы в бой, при нашем подавляющем преимуществе в воздухе, пытаются что-то сделать, но при этом несут колоссальные потери.

В обед следующего дня мы получили известие от линии агентурной военной разведки — то, что мы ждали началось. В Торн, где находился штаб 9-й армии и который мы демонстративно не трогали, выехал Гинденбург и Лидендорф, для проведения экстренного совещания по ситуации в полосе действия 9-й армии.

То же самое проскочило в нескольких расшифрованных перехватах, причем прибытие личного поезда командующего флотом ожидалось около шести вечера. Туда сразу же направили оба «Орлана», приглядывать за обстановкой и исключить возможность ловушки со стороны немцев, они тоже дураками не были.

Я повернулся к Дегтяреву, который с легким оскалом смотрел на меня.

— Ну что, Олежек, теперь твой выход, с переодеванием, зачистками и с танцами с бубном.

— Сделаем, Серега, а то я что-то засиделся здесь в штабе…