Третью лекцию сегодня посещать мне было не нужно — практика. Так как времени ещё было немного, даже не перевалило за полдень, и я решила дойти до редакции. Клочок газеты с напечатанным на нём адресом был у меня с собой.
Чтобы попасть к нужному месту, мне пришлось пройти через весь Глеронберг на северо-запад, благо, город по моим меркам был небольшим. Улицы я уже хорошо знала и не заблудилась.
Редакция газеты располагалась в неприметном двухэтажном здании голубого цвета с местами обвалившейся штукатуркой.
Внутри была суета похлеще, чем в поликлинике во время сезонной вспышки ОРВИ: в коридорах толпились люди, бегали из кабинета в кабинет, что-то выясняли друг с другом на повышенных тонах. Я попыталась задать вопрос сначала одному, потом другому, но они словно меня не видели. Потом меня чуть не сбили с ног мальчишки с перетянутыми жгутами пачками газет в руках.
— Простите, лерисса, — бросили они, не замедляясь, — с дороги!
Пройдя по коридору и так ничего не добившись, я заглянула в кабинет с открытой дверью.
— Нет, это не пойдёт! — громогласно заявил мужчина средних лет. Он сидел за столом, на котором высились целые башни из бумаг. Перед ним с блокнотом в руках стояла худенькая девушка с ярко-красными, прямо-таки пунцовыми волосами. — Что это за чушь? Засохшая трава в деревне?
— Это не просто засохшая трава, это потрава лугов. Местные жители бьют тревогу… — попыталась возразить девушка.
— И пускай себе бьют. Мы что, должны статью написать, что осенью трава пожелтела? Может, на первую полосу её пустить?
— Там все признаки…
— Какие признаки? Ведьму застали во время проведения чёрного обряда? Или портальный прорыв? Нет?
— Нет. Но…
— Если нет — то забудь про это. Нарой что-нибудь посущественнее. Больше горячих подробностей! Найди мне колдунью, найти ядовитых тварей, тогда и приходи. Засохшую лужайку я вставлять в номер не буду. Свободна!
Девушка, чьё лицо за время разговора всё больше и больше краснело, пока не сравнялось с цветом волос, выскочила из кабинета, чуть не налетев на меня и даже этого не заметив. Я увернулась в последний момент, но ничего ей не сказала и постаралась не попасть в поле зрения того громкого мужчины.
Заглянув в следующую комнату, я увидела лердейсу, похожую на директрису школы, в которой когда-то училась: строгий взгляд, элегантная прическа, сдержанный макияж, прямая спина. Женщина оторвала взгляд от бумаг, лежащих на её столе и посмотрела на меня поверх очков-пенсне.
— Добрый день, — сказала я, шагнув внутрь. Удивительным образом шум из коридора тут же затих, хотя дверь по-прежнему оставалась открытой. Я нервно оглянулась на неё, чтобы убедиться, что люди никуда внезапно не исчезли.
— Добрый день! В первый раз у нас? — спросила лердейса.
— Да, — кивнула я.
— На неподготовленного человека это может произвести впечатление. У нас во второй половине дня всегда такой… сумбур. Зато с утра тишина и покой, все журналисты в поле.
— Где?
— Кто где. Бегают по городу, собирают информационные поводы. А вы по какому вопросу?
— Я? Ах да, — опомнилась я. Отвыкшая от такого кипиша в этом тихом городке, я чуть было не забыла, как меня зовут, не то что зачем я сюда пришла. — Знаете, может быть, вы мне подскажите. Я ищу газеты прошлых лет, изданные шестьдесят лет назад. Есть ли у вашей редакции такой архив?
Лердейса сняла очки и с интересом посмотрела на меня.
— А зачем вам, если не секрет?
Я замялась, не зная как лучше ответить. Почему-то заранее я не подумала, что кто-нибудь может задать мне такой вопрос, думала просто скажут, где старые газеты лежат. Раскрывать цель своих поисков — некую женщину, о которой однажды при мне упомянули, всё-таки не хотелось. Но и врать на пустом месте что тоже. Поэтому ответила более-менее честно.
— Видите ли, я ищу своих родственников, вернее, предков. Восстанавливаю семейное древо. Я случайно узнала, что они жили в этом городе шестьдесят с лишним лет назад. Хотелось бы полистать газеты, вдруг в них есть какая-то информация: родился, женился, умер…
Здесь действительно существовала такая традиция: о заключении брака, рождении детей, смерти писались объявления в газетах — это публикация имела юридическое значение.
— Понятно, — ответила дама. — Только мне придётся вас огорчить: нашей газете не исполнилось и тридцати лет, и архив мы ведём только с тех самых пор. В те годы были были другие издания, которые уже закрылись.
— О! Какая жалость!
— Я бы посоветовала вам обратиться в главный архив, они обязаны вести городские хроники, и там вы можете попробовать найти то, что вам нужно.
— Спасибо, — сказала я. Хоть в какой-то момент мне стало грустно от неудачи, но городской архив меня вдохновил. — А где он находится?
— На главной площади Глеронберга.
Наше время.
Я подняла взгляд и увидела то самое здание городского архива — одного из комплекса административных зданий, окружающих площадь. Посмотрела на круглый циферблат часов на городской ратуше — он показывал уже полдень. Не удивительно, что у меня пересохло в горле, я говорила уже третий час кряду.
— А можно мне попить? — робко спросила я у гроссмейстера Вилурейса. Он дал команду, и через минуту страж принёс кружку с прохладной водой, которую я выпила в три глотка.
Стоять уже становилось тяжело. Хоть я и не была связана по рукам и ногам, но всё равно я устала от неподвижности позы. Вздохнула, покрутила головой, делая маленькую гимнастику, повращала плечами вперёд-назад, и даже подрыгала по очереди ногами, пытаясь снять с них напряжение.
— Устала стоять, — шёпотом объяснила гроссмейстеру, который, прищурившись, наблюдал за моими телодвижениями.
Между тем, публику, собравшуюся вокруг помоста, тоже утомило долгое слушание, но никто не расходился. Наоборот, старались расположиться основательно и с большим комфортом: многие сидели на табуретках или ящиках, невесть откуда взявшихся на площади. Среди людей уже бегали лоточники, продавая пирожки и квас, как во время народных гуляний. Я это увидела, и в животе у меня заурчало. Видимо, слишком громко, потому что гроссмейстер Вилурейс, ещё раз покосившись на меня, сказал что-то стражу. Тот махнул рукой, подзывая к себе торговца и взял у него несколько пирогов, которые передал мне.
— Приговорённых к смертной казни полагается в последний раз накормить, — громогласно объявил гроссмейстер Вилурейс.
Эта страшная фраза ничуть не перебила мне аппетит, напротив, с утробным урчанием я впилась зубами в пирог. Мясной, м-м-м.
— Вы тут не рассказывайте пока без нас, — крикнул кто-то из публики, — домой за жратвой хоть сбегаем.
— Объявляется перерыв — полчаса, — решил гроссмейстер. — Опоздавших ждать не будем.
Жуя пирог, я наблюдала, как люди с площади спешно побежали кто куда, местами даже создав небольшие пробки. Всё-таки не хватает в этом мире телевидения, развлечений совсем у народа нет.
Спустя несколько минут мне даже принесли стул, хороший, с подлокотниками и спинкой, рядом поставили столик с кувшином и кружкой, и я не спеша доела пироги. А потом под конвоем проводили в уборную в здание тюрьмы.
Когда вернулась на помост, увидела, что стул так и остался, и я уселась на него. Никто мне ничего на это не сказал. Народ возвращался на площадь, и я выжидала оставшееся время до окончания перерыва. Ну вот, почти на четыре часа жизнь продлила, если так пойдёт, то ещё и поужинаю. Я разглядывала людей, которые собрались тут, многие мне были знакомы хотя бы в лицо, а кто-то и совсем близко: Верт, его тётушка, не смотря на возраст и здоровье, тоже была тут, а ещё Флейм, несколько преподавателей, много студентов, журналисты, все торговцы с нашей улицы — там, видимо, все магазины сегодня закрыты. Интересно, все эти люди действительно верят, что я совершила всё то, в чём меня обвиняют? Ладно, незнакомые, они ещё могут так подумать, а вот близкие? Неужели, они считают, что я на такое способна?
А вот кое-кого я не нашла, например, Элденора. Жаль, я надеялась увидеть его в последний раз. Хотя я не могу его обвинять, у него служба.
— Тишина! — вдруг скомандовал гроссмейстер, и разговорившийся народ постепенно затихал, как публика в театре. В какой-то момент я подумала, что сейчас раздадутся аплодисменты как перед началом акта, чтобы меня поторопить.
Я глубоко вздохнула и продолжила.