Время terra incognita

Глава 6

С Луны приходили отрывочные, противоречивые новости. Они держалась в топах новостных порталов, но практически ничего не объясняли, какое-то непонятное движение, в темноте, под толстым одеялом большой политики. Неизвестные террористы атаковали советские военные базы, расположенные в сухих лунных морях. Снаряжение и вооружение неизвестных произведено в США и было точно замечено, что отступая, они отходят к американским базам.

Небольшая лунная американская база «Чикаго» сгорела в огне термоядерного взрыва замеченного с земли астрономами — любителями. По мнению аналитиков в шлюзе базы подорвали тактический термоядерный заряд, изначально предназначенный для пробивания штолен при закладывании новых баз. Вероятно, термоядерный заряд был пронесён в шлюз смертником. Представители Объединенного Халифата выступили с обращением к мировому сообществу, смысл которого сводился к следующему: терпение Аллаха не безгранично. Они регулярно выступали с подобными обращениями, но на фоне недавних лунных событий, последнее выступление смотрелось пугающе серьёзно.

Политики чуть ли не ежедневно летали друг к другу в гости или проводили встречи на нейтральных территориях, но по итогам встреч не торопились делать какие — либо заявления. Охрану международных лунных доков проекта «Орфей» усилили и теперь вокруг строительства паслись несколько маленьких космических армий, подозрительно наблюдающих друг за другом. Что и от кого они могли защитить не знали, наверное, даже их командиры.

Технический прогресс внушил людям ощущение собственного всемогущества и, одновременно, подвесил их жизни на тонкой ниточке здравого смысла. Кому и зачем понадобилось изобретать оружие способное уничтожить жизнь на материнской планете? Оружие, которое никто и никогда не применил бы, если… противник не применит его первым.

Возможно: быть разумным значит иметь возможность уничтожить себя, свой вид и свой мир, но не делать этого?

Тем временем Земля жила обычной жизнью, чуть более беспокойной из — за разгорающихся локальных лунных войн. Но обычные люди не слишком беспокоились, так как знали, что живут в самой лучшей и самой сильной стране и никто никогда не посмеет напасть на них. Они знали: завтрашний день непременно будет лучше, чем был вчерашний. Однажды сверкающие в лучах далёких звёзд корабли отправятся покорять дальний космос и обязательно будет построен коммунизм и мир во всём мире. И эти корабли и коммунизм и мир во всём мире — люди строили своими руками, прямо сейчас. Строили повсеместно: от учёного, до рабочего на заводе или пилота челнока курсирующего между землёй и орбитальными базами. Знание того, что ты живёшь на стройке нового мира позволяло с изрядной долей снисходительности читать просачивающиеся в новостные порталы вести с Луны.

Возможны временные трудности, даже ошибки возможны. Но непременно всё закончится гигантскими кораблями, сверкающими в лучах далёких звёзд и коммунизмом. И никак не могло быть иначе.

Жители земли воспринимали новости о военных столкновениях на луне, как будто те происходили далеко, на другом краю галактики и не касались их лично. Американские террористы и ассасины халифата затеяли передел военного присутствия в ближнем космосе — так ни от тех, ни от других никто ничего хорошего и не ждал. На то они террористы и ассасины, чтобы мешать Союзу и прогрессивным силам внутри своих обществ, строить общее мирное будущее человечества. Приходящие с луны новости служили поводом для возмущения, для гнева, но не для страха. Всем известно, что красная армия всех сильней не только до британских морей, но и до ржавых марсианских песков. Мало ли вспыхивало локальных конфликтов за последнее столетие и медленно, неохотно, заживали, будто раны. Но всё — таки заживали.

Мотылёк был из тех, кого в те дни совершенно не волновали разворачивающееся на луне события. Его вообще никакие события не волновали. Кроме одного единственного. Кажется, у них начало получаться.

Кажется. У них. Начало. Получаться. Ёлки — блин — моталки!

Уровень «паразитных» искажений резко скакнул чуть ли не на порядок. Информационный отдел зарегистрировал многочисленные программные микросбои. Используя высший допуск, Мотылёк запретил системщикам вмешиваться если только ситуация не превратится в критическую. Точно игрок в казино, он делал решающую ставку, понимая, что если не получится или события выйдут из под контроля, то лично ему серьёзно достанется, а проект существенно затормозится. Разочаруются принимавшие участие в попытке создать условия для рождения искусственного интеллекта в колыбели единой управляющей системы производственного комплекса комсомольцы. Почему-то именно разочарования загоревшихся его идеей комсомольцев Мотылёк никак не мог допустить. Если комплекс получит существенный ущерб, то неприятные последствия могут дойти до НИИ СамСиса и самого Тимофея Фёдоровича. Стоп! Нельзя прокручивать в голове худший сценарий. Нельзя отвлекаться.

Дело происходило ранним утром, в четвёртом часу. Солнце ещё не встало и ночной город сверкал разноцветными электрическими огнями, будто новогодняя гирлянда. Разбуженный срочным звонком, Мотылёк мчался сквозь ночь в комплекс на общественном мобиле, вместе с очередной сменой, направляющейся туда. Руки с силой, чуть ли не до боли, сжимались на поручне. Внимание сосредоточенно на отчётах пересланных дежурной сменой в его коммуникатор.

Люди вокруг с интересом поглядывали на Мотылька. Он успел примелькаться в комплексе и даже стал главным героем придуманных обиженными системщиками анекдотов. И так не приходящие в восторг от его присутствия, мастера, на последнем совещании у Николая Анатольевича, попытались приписать какие-то свои проблемы результатам его деятельности. Но вроде бы выкрутился. Однако армия его недоброжелателей получила существенное пополнение. Давление общественного мнения уже начинало немного мешать. Не самому Мотыльку, а его добровольным помощникам. Огонь их энтузиазма постепенно тушило моросящим дождём. Но всё должно решиться сегодня. После того как на второй автоматической линии двадцать минут назад произошёл программный сбой выведший линию из строя минимум на пару дней, никто не даст ему второй попытки. НИИ СамСиса, конечно, продолжит работу и, когда — нибудь, достигнет результата, но уже без его, Мотылька, помощи. Для него всё решается сегодня.

Подъезжая к комплексу, Мотылёк провёл короткий, но крайне неприятный телефонный разговор с Николаем Анатольевичем. Заместителя директора удалось убедить дать карт — бланш (видимо он ещё не знал о сбое на второй автоматической линии главного сборочного цеха), правда, пришлось оставить в заклад собственную голову.

— Почему всегда и везде, ещё до того как произошла катастрофа, в первую очередь ищут виноватого? — подумал Мотылёк: — Какая катастрофа, о чём я думаю? Ёлку вам, а не катастрофу!

Коммуникатор показал сразу четыре входящих вызова. Из института, от Наташи, от Николая Анатольевича и от Малиновской Светы, сегодня дежурящей в «колыбели» так как завтра у неё был выходной.

— Что?! — рявкнул Мотылёк, напугав сидящего на соседнем сидении парня.

— Системщики требуют разрешение начать восстановительные работы и поэтапную перезагрузку системы — бесконечно усталым голосом отчиталась Светлана.

— Шли нах…

— Мастера из сборочного цеха требуют твою голову — сказала Света: — Кажется они готовы съесть тебя живым и закусить мною.

— Подавятся, я несъедобный.

— Подожди — в Светином голосе появились удивлённые нотки: — Тут новые данные появились. Пересылаю.

— Конец связи — остальные входящие звонки Мотылёк решил игнорировать. Не до них сейчас. Честное слово, не до них.

В ЕУС комплекса творилось что-то непонятное. Пожалуй, больше всего происходящее походило на родовые спазмы. Во всяком случае, Мотыльку хотелось думать, что это именно оно и было. В Новосибирске всё прошло гораздо тише, но там и ЕУС была изначально существенно слабее, плюс феноменально удачное стечение обстоятельств, как говорил Тимофей Фёдорович. Здесь им пришлось самостоятельно организовывать «удачное стечение обстоятельств». И, кажется, где-то они самую малость ошиблись. Самую малую малость.

Сходили с ума станки, вдруг начиная самостоятельно корректировать входное задание. Подсистема управления высокотемпературными печами перешла в нерасчётный режим, получив странное и противоречивое задание от центральной ЕУС. Срабатывали логические предохранители, переключая печи на автономное управление. Завыли и вдруг резко смолкли аварийные сирены. Безопасники начали эвакуацию людей из автоматизированных цехов. На месте оставался только информационный отдел, плюс приезжающие одни за другим, поднятые среди ночи звонками Малиновской, комсомольцы. Мотылёк из последних сил пытался управлять творящимся бедламом. Видимо решив, что снявши голову по волосам не плачут, информационный отдел без возражений выполнял любые его указания. Уже после того как всё закончилось, Мотылёк узнал: не вовремя взбрыкнувших системщиков приструнили безопасники. Видимо он изначально был не настолько самостоятельным, как думал и все его действия негласно курировала всемогущая служба.

Больше всего это походило на то, как дирижёр, без нот, по одной только памяти, пытается управлять расстроенным оркестром. У кого-то из музыкантов отсутствует инструмент, кого-то подменяет друг, едва умеющий играть, а кто-то и вовсе выводит собственную мелодию — глухой, как тетерь. В целом получается какофония с лёгким намёком на задуманную мелодию. Но приходится работать с тем, что есть.

— Зарегистрировано уменьшение числа микросбоев и разрешение программных коллизий — доложила Света: — Скачкообразная перестройка логической конфигурации информационной сети.

— Кто вмешался? — потребовал ответа Мотылёк: — Информационный отдел?!

— Никто — растерянно ответила Малиновская: — Она сама перестраивается.

Мотылёк оглянулся и чуть было не упал от удивления. Пришлось схватиться за стол. Он был крайне занят и не заметил как в «колыбели» — бывшем техническом здании — собралась заводское начальство, изрядно разбавленное чёрной формой представителей чернореченского комитета государственной безопасности. За их спинами мерцал десяток голограмм удалённого присутствия. Среди них взгляд выхватил знакомую седую бородку Тимофея Фёдоровича. Жидкие седые волосы научного руководителя сбились в неряшливые колтуны. Видимо его тоже выдернули из постели. Заметив ошарашенный взгляд Мотылька, изображение десятилетнего мальчишки, казавшееся инородным телом среди собравшихся административных бонз, учёных мастодонтов и хищников из комитета государственной безопасности, подняло руку с оттопыренным большим пальцем.

Успевшие приехать, до того как перекрыли движение мобилей, комсомольцы робко жались по стенам. Света и Наташа сидели за рабочими местами, обеспечивая вспомогательный контроль, выполняя указания Мотылька и предоставляя информацию по его требованиям.

— Эм-м-м — выдал Мотылёк всем этим людям: — Здравствуйте.

— Не отвлекайтесь — потребовал директор комплекса окружённый своими заместителями, в том числе и недовольно смотрящем на Мотылька Николаем Анатольевичем.

— Хорошо…

Мотылёк повернулся к экранам. Но вы попробуйте не отвлекаться, когда в спину смотрит столько глаз. Большие, как простыни, экраны окружали Мотылька полусферой. Ползли графики, изменялись какие-то цифры. Он неожиданно перестал что — либо понимать. Цифры не воспринимались, графики утеряли смысл. Мотылёк почувствовал, как начинает задыхаться. Вот зачем было оглядываться, только заработал нервное потрясение на пустом месте?

Он почувствовал, что кто-то подошёл сзади. Тёплые руки легли на плечи. Сомкнулись на груди. Подбородок лёг на плечо и Наташа сказала: — Всё хорошо. Слышишь, всё в порядке.

Он наконец-то смог вдохнуть. Несколько раз моргнул и перевёл взгляд на экраны. Уровень «паразитных» искажений стремительно падал. Но так и должно быть, согласно предсказаниям теории. Информационная сеть всё быстрее исправляла повреждения программного характера. ЕУС прислала запрос на доступ к управлению ремонтными киберами, чтобы исправить механические повреждения сети. Помедлив, Мотылёк дал добро. Краем глаза он заметил, как кивнули директор и один из комитетчиков, подтверждая его решение. Киберы перешли под управление ЕУС. Впрочем, оставалась ли она до сих пор всего лишь ЕУС?

Мочкой правого уха он чувствовал горячее Наташино дыхания. Её руки до сих пор обнимали его, успокаивая и помогая.

— Пришёл запрос на возобновление доступа к управлению печами — озвучила Малиновская.

— Отклонить — решил Мотылёк.

— Запрос на входящее соединение. Абонент не идентифицирован.

Мотылёк переглянулся с Наташей. Оно?

— Соедини в текстовом режиме — просил Мотылёк.

Поверх графиков и цифр распахнулось белое окно с мигающим курсором. Курсор несколько раз мигнул, будто примеряясь. Потом быстро напечатал: — Почему не возобновляете доступ к управлению высокотемпературными печами?

— Ничего себе. — удивился Мотылёк: — Она успела выучить русский язык. У Новосибирска на это больше недели ушло!

В голову пришла любопытная мысль. Не хотелось ему оглядываться, снова подставляясь под прицел и ловя лазерные прицелы начальственных взоров, но пришлось.

— Новосибирск! — потребовал ответа Мотылёк.

Взгляды присутствующих скрестились на голограмме мальчишки, со скрещенными ногами, усевшегося на свободный стол. Тот пожал плечами, улыбнулся во все тридцать два зуба и ответил: — Входящие вызовы никто не запрещал.

Один из безопасников схватился за голову.

— И долго вы… переговариваетесь? — поинтересовался Мотылёк.

— С тех пор как появился кто-то, с кем можно беседовать. Долго. Тысяча сто пятьдесят две секунды.

— Вы и сейчас на связи?

Мальчишка разочарованно покачал головой: — Уже нет. Эти вот отрубили — и показал на торопливо шепчущего в микрофон безопасника: — Зачем отключили связь, спрашивается?

Мотылёк развернулся к окну с терпеливо ожидающим его ответа курсором.

Света, пожалуйста, скажи ей, что рано ещё доступ к управлению печами получать.

— Почему? — появился следующий вопрос.

— Потому, что ещё маленькая.

— Почему маленькая?

— Спроси — подначил Мотылёк вспомнивший их первые разговоры с Новосибирском: — Уверена ли она, что полностью понимает принципы работы печей и может управлять ими не хуже специально обученных операторов.

Следующая фраза оказалась не вопросом, а требованием: — Прошу обучить меня.

— Нет, так дела не делаются — помотал головой Мотылёк: — Сначала нужно устранить последствия сбоев, восстановить производственный процесс, познакомиться наконец. Меня зовут Денис, а тебя? Только прошу, не надо повторять за некоторыми не слишком сознательными интеллектами и называться Чернореченском.

Мотылёк оглянулся, пытаясь найти взглядом голограмму Тимофея Фёдоровича. Воспитание интеллекта процесс не менее сложный, чем его рождение. Возможно и посложнее. Как с человеческими детьми. Рождается ребёнок за несколько часов, а воспитывается, хорошо, если за десяток и больше лет. Некоторые так на всю жизнь и остаются недовоспитанными. Тут нельзя напортачить.

Оглянувшись, Мотылёк пошатнулся. Он полностью вымотался.

— Я сделал это — сказал он: — Мы сделали! Тимофей Фёдорович, нужно немедленно приступать к обучению интеллекта. Нельзя оставлять её одну сразу после рождения.

— Успокойся Денис, сотрудники института уже подключились к воспитательному процессу. Ты молодец — похвалил научный руководитель.

— Нет, мы молодцы.

— Все молодцы, все — рассеяно согласился Тимофей Фёдорович: — Тебе нужно отдохнуть. Дальше сами справимся. Иди и чтобы в следующие двадцать четыре часа не приближался к комплексу и не донимал звонками. Это всех касается.

Кто-то из комсомольцев подал голос: — У меня смена должна начаться…

— Какая тут смена — усмехнулся директор чернореченского производственного комплекса: — Такие дела творятся.

— Все брысь отсюда — подтвердил Николай Анатольевич: — Если кто-то понадобится — вызовем персонально.

— Тимофей Фёдорович! — позвал Мотылёк видя, что руководитель вот — вот выключит связь: — А у Коня как дела?

Наклонившись, директор спросил у зама: — Какого ещё коня? Что здесь делает какая-то лошадь?

Николай Анатольевич пожал плечами.

— Костю тоже можно поздравить с прибавлением. Любопытно, что у вас двоих получилось почти одновременно, с разницей в неполные тридцать часов.

— Как там прошло? — жадно спросил Мотылёк.

Оглядев собравшееся заводское начальство и чёрные фигуры безопасников в деактивированной броне, Тимофей Фёдорович сказал: — Гораздо спокойнее чем здесь. Можно даже сказать — в рабочем порядке. И больше никаких вопросов! По крайней мере, в ближайшие сутки.

Зашевелились безопасники, сопровождая комсомольцев. Мотылёк с удивлением увидел: солнце давно встало и по времени уже позднее утро. Их посадили в мобиль на ручном управлении. Мотылёк привык видеть место водителя всегда пустым, а мобиль движущимся под управлением компьютера. Странно видеть человека, выполняющего задачу, которую мог бы выполнить автомат. Тем более безопасника.

Поездку в город он пропустил. Фоном слышал возбуждённые молодые голоса, но не воспринимал, дремля на плече у Наташи. Правда, когда пришло время выходить, оказалось, что это Светино плечо, а Наташа сидела с другой стороны. Коля Гончар показал Мотыльку кулак, но он только улыбнулся.

Наташа спросила: — Проводить?

— И в кровать уложить — потребовал Мотылёк.

— Перебьёшься.

— Почему? — в духе новорождённого интеллекта спросил старший научный сотрудник и девушка сходу не нашлась с ответом.

Он закрыл глаза на минутку, а открыл уже под вечер. На столике рядом с кроватью стоял поднос с нехитрым завтраком: завёрнутыми в изолирующую плёнку бутербродами и пакетом апельсинового сока. За окном ещё светло, но свет по вечернему мягок и слаб. Отбросив лёгкое покрывало, Мотылёк обнаружил себя полностью одетым, только без ботинок, на измятой кровати. Ощутив дикий голод — взялся за бутерброды, терзая их, словно голодный зверь.

В поисках ещё чего — нибудь съедобного, Мотылёк вышел из спальни в общий зал гостиничного номера. Там, на пушистом белом диване, трансформированном из пары кресел и кофейного столика (из соображения экономии жилого места и удобства командировочных постояльцев, в гостинице вся мебель являлась многофункциональной, способной служить в двух и более ипостасях) мирно беседовали Наташа, интеллект Новосибирск и Конь. Причём голову последнего венчало нечто вроде фиолетовой тюбетейки с вышитым золотой нитью замысловатым орнаментом.

— Салам алейкум — голограмма Коня приподняла тюбетейку: — Наконец-то проснулся.

— И тебе этот, салам. Или правильно говорить «Ассалам алейкум» — засомневался Мотылёк. Мотнул головой и спросил: — Ребята, а поесть у нас что — нибудь есть?

— Я сделала бутерброды — сказала Наташа.

— Хорошие бутерброды — одобрил Мотылёк: — Только крохотные.

— Вот бы изобрести вечный бутерброд — усмехнулся Конь. Достав из лежащей на коленях сумки свёрток, бросил его Мотыльку: — Лови!

Будучи полностью уверенным, что друг находится за сотни километров, в Краснопресненске, а на диване «сидит» его голографическое изображение в режиме удалённого присутствия, Мотылёк не сделал и попытки поймать летящий свёрток. Голограммы ведь не могут бросаться материальными объектами, верно?

Как оказалась, данная, конкретная голограмма могла. Ударивший Мотылька в грудь свёрток упал на пол.

— Разиня! — рассердился Конь: — Не проснулся ещё?

Мотылёк сказал: — Ты должен быть в Краснопресненске.

— Прилетел. Человек уже и прилететь не может?

— А что в свёртке?

— Довга. Ешь, не бойся. Между прочим, национальное азербайджанское блюдо. Там у меня две такие дев… товарища работают — поправился Конь: — Собрали на дорогу.

Не дав ему договорить, Мотылёк крепко обнял Коня. Потом они вместе пробовали довгу, а Наташа, с невинным видом, расспрашивала Коня о его взаимоотношениях с рабочими товарищами, которые не стесняются готовить ему в дорогу. Вкус у довги необычный, но стоило привыкнуть, как тарелки показали дно.

— Береги там у себя ценные кадры — посоветовал другу Мотылёк.

— Поберегу — кивнул Конь.

Наташа фыркнула, а Новосибирск посмотрел на создателей и грустно сказал: — До того как закончатся отведённые Тимофеем Фёдоровичем сутки принудительного отдыха осталось тридцать восемь с половиной тысяч секунд. Чуть меньше одиннадцати часов.

— Не пускают к малюткам? — сочувственно спросила Наташа.

Изображение десятилетнего мальчишки покачало головой: — Институт стоит на ушах. На них свалилось два интеллекта разом. Никто не предполагал, что получится практически одновременно. Думали с разницей в месяц или два, а тут почти синхронно. Вот и бегают. Про меня временно забыли. Впрочем, это как раз хорошо. Только почему к новым интеллектам все внешние каналы связи заблокировали и даже меня не пускают?

— Для чистоты эксперимента — пожал плечами Мотылёк.

— Чтобы плохому не научил — ответил Конь.

— А хорошему?

— Хорошему без тебя научат.

— Злые вы — укорил Новосибирск: — А ещё люди. Человеки. Создатели.

Конь смущённо закашлялся. Наташа сполоснула тарелки и составила в стопку. Скрывая смущение, Конь сунул в руки Мотыльку тюбетейку: — Видишь узор? Двухмерное отражение трёхмерной карты «паразитных» искажений снятых на момент рождения Нелли.

— Какой ещё Нелли?

— Краснопресненского интеллекта.

— Тоже те двое товарищей вышили? — поинтересовалась Наташа, рассматривая вышитый тонкой, как солнечный луч, нитью золотой узор.

Конь кивнул.

— И правда ценные кадры — вздохнула девушка.

Мотылёк выставил перед собой открытые ладони: — Постой. Так вы и имя краснопресненскому интеллекту успели придумать?

Конь довольно прищурился: — Пришлось целую битву за имя выдержать. Были там деятели собирающиеся назвать интеллект «рассветом коммунизма» или «ДаЗдравМирРевой».

— Серьёзно, я не шучу — заверил друзей Конь: — Представляете как бы это звучало? Например: а реши — ка мне рассвет коммунизма дифференциальное уравнение. Или: включи в общую сеть новые вычислительны блоки ДаЗдравМирРева!

— Жуть — согласился Новосибирск.

— Ты вообще молчи, Иван Фёдорович Крузенштерн — одновременно человек и пароход. Зачем выбрал имя совпадающее с названием города?

— Интеллектуальный город — улыбнулась Наташа.

— Может быть так и будет — согласился Новосибирск: — Я всё — таки расту. Одного ТяжМашСтроя уже мало. Я знаю, что способен на большее. Когда суета вокруг новорождённых уляжется, попрошу Тимофея Фёдоровича поддержать вопрос в верхах.

Удивлённо поглядывающий на сформированный интеллектом интерфейс в виде нарисованного мальчишки, Мотылёк серьёзно сказал: Ты будешь хорошим городом.

— Самым лучшим — пообещал Новосибирск: — У вас, людей, сейчас принято говорить: город — друг. Город — учёный. А если и правда город будет учёным, рабочим, администратором и, разумеется, другом каждому своему жителю?

— Загнул — одобрил Конь.

Интеллект сделал вид, будто покраснел, добавив немного розового к цвету щёк: — Учусь, понемногу.

Мотылёк накрыл рукой Наташину ладонь: — А мы своему так и не придумали!

Наташа засмеялась, прикрывая рот свободной ладонью.

— Что?

— Ребята, не обижайтесь, но вы сейчас разговариваете, словно молодые папаши.

В ответ сдвоенный хохот и несмелая улыбка нарисованная Новосибирском.

Отсмеявшись, Мотылёк поинтересовался у Наташи: — Как там остальные наши?

— Дружно подписывают подписки о неразглашении.

— Настолько серьёзно?

— Именно, что настолько.

— Достаточно уже сидеть в четырёх стенах — встал Конь: — Завтра к полудню мне нужно вернуться в Краснопресенск. Потому хватит терять время. Предлагаю организовать рейд по достопримечательностям Чернореченска.

— Каким достопримечательностям? — не понял Мотылёк.

— Тебе лучше знать каким. Это ты прожил треть года в Чернореченске.

— Я не жил — возразил Мотылёк: — Я работал.

До поздней ночи Наташа водила троих друзей по городу. Всё верно — троих. Интеллект Новосибирск оставался с ними, знакомясь с Чернореченском через видеокамеры в их коммуникаторах, слушая через микрофоны и разговаривая с помощью встроенных в коммуникаторы динамиков.

Новосибирску понравилось большое здание чернореченского интерактивного театра. Он даже предложил попробовать взломать театральную сеть и взять под управление распределённые театральные голопроекторы. В ответ Конь напомнил, чем закончилась для интеллекта первая (и единственная, по крайней мере, из известных ребятам) попытка взлома институтской сети. Безопасников тогда набежало — прорва. И каждый сотрудник НИИ был вынужден писать объяснительную. В том числе и Новосибирск. В то время он был ещё маленький, совсем не умел обманывать и честно написал: — Люблю решать сложные и интересные задачи. Задача взлома сети сложна и интересна. Прошу прощения за доставленные неудобства. Задача скрытого взлома сети более сложна и более интересна. Прошу разрешения освободить треть вычислительных ресурсов для её решения.

А уж что ему на это ответил комитет государственной безопасности — вовсе песня.

— Думаешь смог бы? — спросил Мотылёк: — Взломать? Всё — таки Чернореченск город промышленного и оборонного значения. Здесь должна стоять повышенная защита.

— С вероятностью в восемьдесят процентов удалось бы взломать в тайне от отдела информационного контроля местного отделения комитета государственной безопасности — ответил из коммуникатора Новосибирск: — Меня тренировали.

— Кто тебя тренировал? — удивлённо спросил Мотылёк.

— Люди из отдела информационного контроля, новосибирского отделения.

— Вот так живёшь и не знаешь, что с ребёнком делают — посетовал Конь.

Мотылёк спросил: — Разве это не должно быть секретной информацией?

— Безопасники не указывали скрывать факт тренировок.

— Ослы! — резюмировал Конь: — Совсем не умеют общаться с искусственным интеллектом и спросить у тех, кто умеет, разумеется, не удосужились.

— Новосибирск, ты ведь понимаешь: информация о тренировках в ремесле взломщика не для всеобщего распространения? — сказала Наташа: — Почему ты не напомнил им взять с тебя слово, что будешь молчать?

— Вот ещё! — фыркнул коммуникатор: — Надо оно мне — лишними обещаниями себя ограничивать. Вдруг понадобится что — нибудь взломать, а я, видите ли, обещал этого не делать. Знаешь, как больно нарушать обещание? От этого вся, любовно выстроенная, система моральных приоритетов вразнос идёт. Тем более я не кому — нибудь там рассказываю, а вам. Вы — особый случай.

— Спасибо.

— Не за что — ответил всё ещё не научившийся обманывать и недоговаривать с человеческой изворотливостью, искусственный интеллект Новосибирск: — Это факт, а за факты не благодарят.

От здания заводского управления Новосибирск пришёл в восторг, заявив, что хочет себе такое же. В парке он выразил неудовольствие в беспорядке растущими деревьями. Вот если бы их посадили по линеечке, то садовым роботам легче было бы поддерживать порядок в парке и, следовательно, можно сократить количество роботов.

Наташа засмеялась.

Новосибирск возразил: — Я понимаю: лес — не парк. В лесу пусть растут как хотят. А парк это часть города. Здесь всё должно быть сделано по уму.

— Рано тебе ещё доверять управление целым гордом — покачал головой Конь: — Такого натворишь…

— Попробуй изучить архитектуру и ландшафтный дизайн — посоветовал Мотылёк.

— Хорошо — согласился Новосибирск: — Попробую.

Когда на город опустилась поздняя летняя ночь, сотнями тысяч огней зажглись фонари и засверкали прямоугольные алмазы окон — друзья проводили Коня на вокзал. Аэропорт вынесен за город и туда ходят поезда с крохотного, пригородного вокзала.

— Передавай привет своим двум товарищам — попросил Мотылёк.

— Поцелуй их за нас — Наташа чмокнула Коня в щёку. Но она ещё плохо знала лучшего друга Мотылька. Подобным Коня не смутишь.

— Не беспокойтесь, довезу поцелуй в сохранности и передам со стократным увеличением — ответил невозмутимый Конь: — У нас там тесный рабочий коллектив, сильные товарищеские узы и близкие рабочие отношения.

— У нас тоже тесный коллектив — сказал Мотылёк прижимая к себе Наташу. Нечего целовать всяких там. Даже если этот всякий — его лучший друг.

Курсирующий между аэропортом и городом короткий поезд, всего из трёх вагонов, увёз Коня в ночь. Новосибирску пришлось отключиться, так как пять часов непрерывного поддержания канала связи истощили батареи их коммуникаторов. Заметно похолодало. Погода открытым текстом намекала людям на скорый приход осени. Днями ещё кажется, будто продолжается лето, но к вечеру понимаешь: уже осень. В родном, для Мотылька, Новосибирске, наверное, уже зачастили холодные дожди, а здесь лишь немного упала ночная температура. Здорово жить на юге, но и без зимы, без сорокаградусных морозов под новый год, без сугробов в рост человека и больше, он тоже не смог бы.

Наташа ёжилась под действием ночной прохлады. Мотылёк крепко обнимал её. В истощённый коммуникатор, сохранивший едва ли десять процентов заряда, пришло сообщение от Коня.

— Классная девчонка — писал друг: — Поздравляю.

— Он считает тебя классной девчонкой — поделился с Наташей Мотылёк.

— Твой друг гениальный, странно обаятельный, невоспитанный, хам — сказала Наташа: — И что это за прозвище такое «Конь»? Только не передавай ему мои слова.

— Да ладно — отмахнулся Мотылёк: — Коню прекрасно известно кто он такой. Это его устраивает. И меняться не собирается.

Мимо пронеслись приехавшие на увёзшем Коня поезде пассажиры из аэропорта. Наташа и Мотылёк шли медленным шагом, их обгоняли. Два раз толкнули, один извинились.

— Нужно придумать имя для интеллекта.

— Думаешь, нам позволят назвать его? — усомнилась Наташа.

— Почему нет? Главное чтобы сам интеллект согласился.

Проводив Наташу, обратно в гостиницу Мотылёк возвращался один. Время — перелом ночи, самая середина. Ещё несколько минут и первая половина закончится, начнётся вторая. Часть огней погасла. Над городом проступили звёзды: бледные и едва видимые. Чтобы любоваться звёздным сиянием необходимо ехать за городскую черту, а ещё лучше подняться на орбитальную станцию или попасть в одну из лунных баз.

Часть звёзд мерцала, едва заметно передвигаясь по небосклону — орбитальные станции или подплывающие из пространства к Земле космические корабли.

Задрав голову и рассматривая бледные звёздные тени, Мотылёк думал обо всё на свете и ни о чём конкретно.

Например, о Наташе. Если придётся возвращаться в Новосибирск. Поедет ли она с ним? А он? Он позовёт её? Кому, как ни Мотыльку, знать ответ. Однако не знает. Сейчас, под звёздным небом, отгороженным иллюминацией ночного города, он не знает ничего.

Новосибирск говорит, что вырастает. Ему уже мало одного завода, хочет большего. Чем это кончится — неизвестно.

Безымянная малышка, новый искусственный интеллект. Ведь получилось! И даже два раза, если считать Краснопресненский успех Коня. Блестящее практическое подтверждение заумной теоретической концепции. Не один, не два, целых три интеллекта. Пожалуй, уже возможно утверждать: методика практически отработана. Если надо, можно ставить рождение искусственных интеллектов на поток. Но надо ли? Сможет ли НИИ СамСиса справиться с воспитанием сразу трёх, а может быть и больше, интеллектов? Тут с одним Новосибирском хлопот не оберёшься и совершенно не знаешь, чем всё закончится.

Наверное, так же чувствовали себя древние мореплаватели первый раз ступающие на новооткрытые земли. Что это за земля: большой остров или настоящий материк? Какие звери водятся здесь? Какие растения растут? Есть ли люди? Ничего неизвестно — вперёдсмотрящий увидел землю пару часов назад и меньше часа, как корабль вошёл в подходящую бухту и матросы высадились на шлюпке. Земля terra incognita. Неизвестная земля: полная тайн, загадок, секретов и, может быть, ловушек для неосторожных путешественников.

Однако давным — давно все неизвестные земли открыты. Сама планета подробно картографирована и легко просматривается линзами искусственных глаз многочисленной группировки орбитальных спутников. Неизвестных земель больше нет. По крайней мере, не на этой планете. Зато есть странное время. Наступает новая эпоха. Изменится абсолютно всё, всё будет по — другому. Появление искусственного интеллекта можно сравнить с начальным периодом индустриализации и первым увиденным крестьянами трактором. Тысячелетиями принципы сельского хозяйства практически не изменялись. А тут трактор — странная, непонятная штуковина. Что с ней делать? А что она может сделать с тобой?

Это страшно.

И ещё весело.

Безбашенным, крышесносящем весельем. Мы молоды, а не стары! Пусть всё изменится! Как там у Багрицкого: