Глава 22

— Что-то с тобой сегодня случилось!

— Да, да! Случилось… Я влюбился, Свечка!

— Не болтай глупости!

— Если б это были глупости!.. Пропала моя головушка!

— Когда же ты успел?

— Ну, для этого дела нужно одно мгновенье. Увидел — и готов: пошел ко дну!

— Что же ты теперь будешь делать?

— Что я буду делать? — переспросил он. — Буду ходить под окнами с гитарой, вздыхать, стихи писать…

— Учебу заброшу! — в тон ему подсказал Алеша.

Матвеев Герман. Семнадцатилетние

Слияние.

Одинокий человек слабый, даже если он очень сильный. Люди боятся одиночества или стремятся к нему, но ненадолго, ни в коем случае не на всегда.

Но так же как боится одиночества, человек опасается утратить свою индивидуальность, растворившись в чём-то большем. Дело в том, что каждый из нас заперт в своей собственной реальности ограниченной размерами черепной коробки. Мы не можем напрямую обмениваться мыслями с другими людьми, сбросить другу по сети часть своего жизненного опыта или впечатления от наблюдения за восходящим из — за горизонта солнцем. Мы удалены друг от друга, как звёзды в космической пустоте. Всё, что имеется в нашем распоряжении — неэффективные средства голосовой и тактильной коммуникации. Крайне несовершенные инструменты, чтобы создать прекрасное произведение искусства. И на попытках сблизится, научиться понимать другого как самого себя и суметь вместе работать — построена современная цивилизация.

Слияние.

Боимся одиночества, но оберегаем индивидуальность как самую главную и единственную свою драгоценность. Мы хотели бы стать океаном не переставая быть каплями.

А если бы людям не было бы необходимости в двойном кодировании — декодировании для передачи информации через использование слов? Прямая передача мыслей, ощущений, умений и опыта. Индивидуально различные, но на сто процентов совместимые разумы работающих на одних и тех же сетевых протоколах. Если то редкое и пронзительное ощущение единства мыслей и понимания другого человека длилось бы не доли секунды, а постоянно. Что бы тогда?

Но этот путь не для нас, нет. Во всяком случае не сейчас. Может быть даже никогда. Мы хотели бы стать океаном не переставая быть каплями.

Слияние.

Информационные потоки циркулировали на пределе пропускной способности каналов связи. От мыса Челюскин до посёлка Кушки в Средней Азии. От Балтийской косы в калининградской области до Чукотки и островов Диомида. На преодоление сигналом расстояния в десять тысяч километров уходит столько же времени, сколько нужно мозгу человека, чтобы осознать прикосновение к указательному пальцу руки и отреагировать на него. Расстояния временно исчезли. Современные технологии отменили понятие расстояния в планетарных пределах. Земля превратилась в условную точку. Не вся земля, а лишь территория Советского Союза, за исключением областей в которых идёт бой с американской армией вторжения.

Вычислительные мощности гигантских суперкомпьютеров Красловска, московского государственного университета, минского КиберСтроя и сотен других загружены под завязку. Использованы даже крохи вычислительной мощности имеющиеся в интеллектуальных приборах и личных коммуникаторах. Если собрать вместе их всех, получится что-то заметное даже на фоне красловского парка суперкомпьютеров.

Один за другим советские искусственные интеллекты входили в общность слияния. Они были и оставались душами советских городов, добрыми духами — хранителями. Просто на их основе разрасталась и набирала силы качественно новая общность слияния — Родина.

Харьков, Красноярск, Уфа, Ереван, Тбилиси, Донецк, Горький, Новосибирск, Одесса, Минск, Баку, Куйбышев и Свердловск, Казань и Пермь, Ленинград и Москва, Челябинск и Алма — Ата, Омск, Киев, Цхинвали, Якутск, Дивногорск, Сочи, Воронеж и многие другие города — интеллекты вливались в Родину.

Тысячи кибернетиков в Москве, Красловске, Новосибирске и Ленинграде следили процессом. Для исправления замеченных во время слияния неполадок связи высылались группы монтажников. Где могла, сеть «сама», манипуляторами ремонтных и бытовых роботов, исправляла себя. Но она ещё могла далеко не везде. В начале, новому прекрасному миру приходилось пользоваться коммуникациями оставшимся в наследство от старого. Новый, полностью иной, стандарт связи и обработки информации работал поверх старых (совсем — совсем не разумных) стандартов и протоколов.

Как ни старалась контрразведка, но какие-то слухи о готовящемся слиянии просочились за линию фронта. Командующий армией вторжения интеллект Либерти усилил напор бросая в смертоубийственный натиск все накопленные силы. Начальник штаба, интеллект Эра не могла оторваться ни на секунду и потому осталась единственным интеллектом не включённым в слияние.

Мягко и осторожно, соединение за соединением, полк за полком и фронт за фронтом, перенимала Родина из виртуальных рук полностью выложившейся, чуть было не спалившей саму себя в безнадёжной попытке угнаться, интеллекта Эры.

Медленно, но в то же время быстро, рисунок боя начал меняться. Весы качнулись и соотношение потерь изменило полярность. Советские войска успевали передислоцироваться в другие квадраты за несколько минут до нанесения сокрушительных ударов по их бывшим, опустевшим позициям. Снаряды и бомбы перепахивали многострадальную советскую землю, сжигали леса и разрушали пустые скелеты полностью эвакуированных городов. Но солдаты красной армии теперь попадали под вражеский огонь гораздо реже, чем раньше. Как будто заранее зная, куда будет нанесён следующий удар, Родина перестраивала оборону, максимально снижая потери.

Дальнобойная артиллерия и ракетные войска ближнего и среднего радиуса действия вслепую наносили удары по спускаемым сверху координатам. Собирая и экстраполируя косвенные данные, Родина вычисляла положение невидимых радарами, но готовящихся и развёртывающихся войск в тылу противника, за линией фронта. Конечно, иногда она ошибалась и дальнобойная артиллерия била по пустым квадратам, но ошибалась общность слияния очень редко. Гораздо реже, чем вражеский интеллект командующий армией вторжения.

За несколько часов понёсшие ужасающие потери, сравнимые чуть ли не со всей компанией в целом, американские войска отступали с полей боя. Как ни пытался Либерти вернуть темп и перехватить инициативу, он проигрывал Родине. И очередной ошибкой заокеанского искусственного интеллекта было то, что он не учёл моральное состояние своих разбитых войск. Люди не роботы. Порой они способны на краткий миг удесятерить силы, а порой — лишь безоглядно бежать там, где ещё можно было бы попытаться если не победить, то хотя бы удержаться.

На плечах и спинах в беспорядке отступающих американцев, соединения красной армии освободили захваченные советские земли и продолжили гнать остатки армады вторжения по радиоактивной пустоши уничтоженной ими Европы.

Переформированный советский подводный атомный флот нанёс удар по уязвимым точкам превращённых в гигантскую крепость английским островам. Сил для захвата островов не имелось. Они остались под контролем заокеанских империалистов, но использовать острова бывшей Англии как опорный пункт или базу подскока в войне с советским союзом больше невозможно.

Победа? Наконец-то победа в долгой, кровопролитной, злой, бессмысленной и не нужной войне. Наконец-то?

Увы, нет.

Загнанные в свою часть света. Оставленные наедине со своими внутренними проблемами. С набирающими размах бунтами населения, разрушенной экономикой, с безумным искусственным интеллектом, с побитой, но ещё крепкой армией, с тысячами межконтинентальных ядерных ракет, с горьким осознанием поражения в войне за будущее. Американские террористы сейчас стали чуть ли не опаснее для всей планеты, чем тогда, когда гусеницы их танков рвали советскую землю. Побитая собака кусает особенно зло.

У истерзанного долгой войной Союза нет ни сил, ни желания, для броска через океан. Заговорить о мире и попытаться решить ворох накопившихся проблем самостоятельно для Америки всё равно что петля на шею. Если и справятся, то ценой огромных потерь и безоговорочной потери лидерства. Чем растратившемуся богачу начать жить по средствам, лучше пустить пулю в висок. Ещё лучше — в чужой висок, не в свой. Маленький ребёнок способен в сердцах пожелать уничтожить весь мир, в котором ему не досталось вкусной конфетки. Только вот ребёнок не обладает такими возможностями. А если бы обладал?

* * *

Мотылёк ворвался в красловское родильное отделение размахивая букетом цветов, словно кавалерийской саблей, но был остановлен дежурной медсестрой. Для начала у него отняли потрёпанный букет, привели в порядок, поставили в вазу с узором из голубеньких цветков и вернули обратно. Потом заставили оставить куртку и шарф в раздевалке, выдали одноразовый стерильный халат и велели переобуться в стерильные тапочки из синенького псевдопластика. На голову натянули собирающую волосы прозрачную шапочку, отчего у Мотылька сделался вид будто бы он недавно мыл голову в душе и теперь не хочет замочить одежду.

Передачи — только продукты и исключительно по разрешённому списку. Вещами, естественно, молодых матерей полностью обеспечивала больница. Продуктами тоже, но ставший отцом человек почти физически не может прийти с пустыми руками. Пусть лучше приносит входящие в список разрешённых продуктов яблоки, груши и апельсины, чем что — нибудь специфическое и неучтённое. Передачу пришлось сдать на проверку и стерилизацию. Затем получить обратно в пакете из тонкого прозрачного пластика.

Только после всех приготовлений и под присмотром мелкого медицинского кибера, поприветствовавшего Мотылька голосом Родины, его пропустили в постродовое отделение.

Там, в белом боксе размером с четверть салона пассажирского мобиля, пройдя по тёплому ковру цвета недавно выпавшего снега, Мотылёк поставил на белый подоконник цветной букет в простой белой вазочке с голубеньким узором. Пакет с фруктами положил на тумбочку около двери. Хотел подойти и поцеловать Наташу лежащую на застеленной белыми покрывалами из впитывающей нано — ткани кровати, но медицинский кибер предупреждающе вытянул манипулятор. Рано ещё целоваться. Микрофлора младенца пока не стабилизировалась и последнее, что ей требовалось это появление каких — нибудь неучтённых бактерий приехавших попуткой на счастливом папаше.

Поэтому Мотылёк стоял в крохотном, вытянутом, как пенал, белоснежном боксе и смотрел на два своих чуда счастливыми глазами. Наташа улыбалась, а младенец кривил маленькую физиономию и не хотел сознавать важности исторического момента — новый человек родился! Новый житель земли.

— Красивый? — спросила Наташа показав глазами на учащегося управлять лицевыми мышцами малыша.

— Совсем не красивый — признался Мотылёк: — Маленький и розовый.

— Он ещё вырастит — сказала Наташа и Мотылёк согласился: — Конечно вырастит.

* * *

На Чернореченском железнодорожном вокзале людно и празднично. Возвращаются ушедшие на войну парни и девчонки. Малиновская Света растерянно оглядывается, не в силах найти в радостном круговороте встреч самого дорогого ей человека.

— Иди прямо — подсказывает из наручного коммуникатора Родина: — Теперь налево. Снова прямо. Развернись на сто восемьдесят градусов…

С радостным криком Светка бросилась на спинку вернувшегося в Чернореченск Николая Гончара. Казалось бы только двадцать минут назад говорили друг с другом через сеть, пока подъезжавший к вокзалу поезд замедлял ход и швартовался к перрону. Но сколько поцелуев, сколько горячих объятий и слёз накопилось за это время.

Коля держал Свету в руках, от чего её туфли задевали ноги и чемоданы находящихся рядом пассажиров, только сегодня на такие пустяки никто не обращал внимания.

— Коля. Коленька — не унималась Светлана.

А он безуспешно отбивался и повторял как сломавшийся магнитофон: — Ну что ты. Ну что.

Впрочем, были в радостном круговороте и островки молчаливого спокойствия. Вот обнимает двух братьев мать, а отец держит пенал с посмертной наградой третьего сына, не вернувшегося с войны. И пронзительно больно и всё равно радостно, потому что другие люди живые, другие вернулись, мир будет жить даже ценой жизни родного и любимого человека.

— Пойдём, пойдём скорее — суетится Света.

Николай смеётся, поднимает сумку. Воротник парадной формы высок и колюч. Света исколола об него всю шею. На Колиных плечах горят огнём нашивки командира отделения.

* * *

Алёша Мотылёв, младший брат Дениса Евпатьевича Мотылёва, получил в лицо снежком, но не расстроился, а наоборот — захохотал в голос. Десятки, если не сотни, мальчишек устроили грандиозное снежное сражение в первомайском парке. Снежное сражение в ознаменование окончания сражений настоящих.

Официально об окончании войны никто не объявлял. Но какое дело до этого мальчишкам, если один за другим возвращаются ушедшие по призыву отцы и братья, если позавчера отменили детскую вечернюю смену на заводах и у них теперь вдосталь времени и сил после школы, чтобы устроить в первомайском сквере грандиозное снежное сражение. Американские империалисты изгнаны с советской земли. Так получи снежком в лоб! И не прячься за ледяными скульптурами оставшимися после районных соревнований ледяных скульпторов месячной давности. И за спинами прохожих не прячься и за скатанной детворой семьёй снеговиков тоже.

Погода тёплая. Температура не ниже минус десяти и ветра нет. Снег влажный, ноздреватый. Белый, как больничные покрывала, выпавший только вчера и, частично, сегодня утром. Прекрасно скатывается в снежки и сотни снарядов летят в разные стороны.

Случайный прохожий, лучше обойди первомайский парк стороной, если не хочешь получить в спинку пущенный не слишком меткой рукой снежок.

Руки от долгого контакта со снегом покраснели. Кожу приятно саднило, как если бы долго и упорно оттирать её мочалкой в ванной.

Закончилось снежное сражение всеобщим примирением. Символически отряхнув одежду, ребята решили скатать снеговика. Самого большого снеговика. Они ведь и сами уже не маленькие — практические взрослые люди. Может быть это будет последний снеговик в их жизни на долгие годы, а дальше лишь катание с девчонками на коньках, букеты цветов, коробки конфет и много всего интересного, но только не скатывание гигантского снеговика в первомайском сквере за краеведческим музеем, где в окнах выставлены чучела животных и остатки древних ископаемых.

Приняв решение, ребята поделились на звенья. Одни расчищали площадку, другие накатывали снежные шары, пока те не обрастали снегом настолько, что их едва удавалось сдвинуть с места. Третьи обтёсывали снежные шары, придавая им форму. Четвёртые в это время отдыхали и пили горячий сладкий чай принесённый кибером. Никто его не просил, а он принёс. Такой странный кибер.

С киберами вообще что-то странное творилось последнее время. Они как-то резко поумнели и принялись своевольничать. Скажем идёшь из школы, а какой — нибудь ремонтник на тонких паучьих ножках или автоматический уборщик, которого видишь первый раз в жизни, вдруг скажет тебе в спину: — А списывать-то не хорошо.

Обернёшься — никого нет. Кто сказал, как узнал — загадка!

К горячему и сладкому чаю добавились бутерброды. Какие-то женщины нанесли их целую гору и каждой из них странный кибер говорил: — Спасибо.

И мальчишки говорили — спасибо — и удивлённо смотрели на кибера — неужели он попросил жительниц ближайших домов вынести бутерброды? Вот уж кибер так кибер.

А снеговик строился. Мигом поднялся выше детско — человеческого роста. Но ребята не растерялись, по примеру возводивших пирамиды древних египтян выстроили снежную лесенку и продолжали надстраивать её по мере того как рос снеговик.

Хотя, разве бывают такие огромные снеговики? Снежный монстр! Снеговик — Эверест. Снеговик — Эльбрус. Снеговик — Килиманджаро!

Снежная лестница разрушена без остатка и стороннему взгляду непонятно как удалось построить такое чудо без крана. Ребята в снегу. Снег набился за воротник, тает в волосах и на бровях, лежит в карманах. Скорее по домам, если кто-то не хочет подхватить простуду. Благо станция метро рядом, практически под боком.

Алёша внимательно смотрит на кибера. Он будущий конструктор и роботехник. Он брат Дениса Мотылёва и знает, что таких умных киберов не бывает. С другой стороны Алёша лично знаком с интеллектом своего родного города — Новосибирском.

— Чего смотришь? — спрашивает кибер: — Помогай собирать стаканы.

Он и ещё несколько оставшихся мальчишек помогают.

Вдруг начинает идти снег. Крупные, редкие хлопья. Продолжает идти до позднего вечера и к ночи построенный в первомайском парке снеговик обрастает блестящей, пушистой шубкой.

* * *

Между землёй и луной пояс обломков уничтоженной орбитальной инфраструктуры. Это сколько же человеческого труда пропало зазря — разрушено, уничтожено, сожжено огнём атомных взрывов и потихоньку сгорает в атмосфере красивыми, огненными росчерками на фоне ночного неба. А сколько ещё труда придётся затратить на очистку орбиты от мусора, чтобы судоходство в пространстве снова стало безопасным? Сейчас только защищённый военный корабль имеет какие-то шансы с земли попасть в пространство и из пространства сесть на землю.

Очистить орбиту от последствий войны сложное, тяжёлое и нужное дело, а значит оно обязательно будет выполнено. Дайте только срок и, скорее всего, не такой уж большой.

Холодная, серая луна кажется мёртвой. Воронки взрывов, развороченные, будто бы вскрытые гигантским консервным ножом лунные базы. Из пробитых баков улетучился воздух. Без присмотра заглохли реакторы. Электроника обесточилась. Растения замёрзли в оранжереях. Луна могла показаться мёртвой, но она была отнюдь не мертва. Остатки советского корпуса космодесантников. Работающие на луне учёные. Экипажи спасшихся космических кораблей, неспособных пройти сквозь пояс осколков и приземлится на землю. Возвращающаяся с Марса экспедиция везущая смену учёных домой и та нашла приют на спутнике материнской планеты.

Можно ли выжить будучи отрезанными от сообщения с материнской планетой в месте, где отсутствует буквально всё потребное для жизни и его приходится производить? Нет воды, воздуха, энергии, тепла и пищи. Возможно кто другой бы и не смог, но так получилось, что на Луне собрались военные и учёные, то есть те, чьей профессией было совершать невозможное и никогда не сдаваться.

Были запущены дополнительные мощности. На месте разведанных месторождений поставлены горно — добывающие лагеря. Сюрреалистическая картина: советский учёный — космолог с мировым именем, в высокотехнологичном скафандре, долбит скалу обычной киркой и вручную стаскивает куски отколотой породы к транспортёру.

Не хватало буквально всего: инструментов, взрывчатки, рабочих рук и пищи, чтобы кормить хотя бы имеющиеся рабочие руки и воздуха для дыхания. Но постепенно, решая одну проблему за другой, лунная колония обретала самостоятельность. Земля попыталась отправить корабль с самым необходимым, но он получил серьёзные повреждения от летящего с большой скоростью и бьющего, словно шрапнелью, орбитального мусора. Корабль был вынужден вернуться на космодром, а лунной колонии пришлось полагаться исключительно на свои силы.

По земле гремело эхо последней войны. Один за другим искусственные интеллекты включались в общность слияния по имени Родина. Враг бежал с советской земли. Защищённый от возмездия водяной преградой, запертый в цитадели, будто волк в клетке, он скалил жёлтые зубы и бросался на прутья решётки.

А на Луне появлялись воздух, вода, еда и тепло. Автономная лунная советская социалистическая республика выжила вопреки космическому холоду и мраку, вопреки войне и малодушию. Раз разгоревшееся — это пламя не потушишь и не убьёшь.

Но не только жизнь сохранилась и сумела выжить на холодном и сером спутнике материнской планеты. Там же сохранилась и смерть. Пришёл приказ и из сохранённых ценой солдатских жизней шахт отправились в последний полёт ракеты, нанося точечные удары по соединённым штатам. Американская противокосмическая оборона несколько перехватила. Сколько-то осталось на земной орбите столкнувшись с обломками орбитальной инфраструктуры и расцветив ночное небо яркими всполохами атомного пламени. Но целей было всего ничего и ракет по каждой из них выпущено с запасом.

Точечные ядерные взрывы, словно движения скальпеля, вскрывающего нарыв. Сгорело ноксвиловское убежище, вместе с безумным интеллектом Либерти. Президент соединённых штатов уничтожен вместе с ближайшей администрацией и убежищем, в котором скрывался. Большая часть ядерного потенциала соединенных штатов выведена из строя. Ракеты взорваны в шахтах, а бомбы в хранилищах. Места их базирования превратились в выжженную пустыню, напоминающую территорию вокруг крупных городов бывшей Европы. Проникший в сеть компьютерный вирус внёс сумятицу не позволившую запустить апоклиптическую машину ответного удара, а потом уже было поздно. Рассеченные упавшим с неба огненным скальпелем, ракеты рвались в пусковых шахтах, а бомбы не успели подвесить на самолёты до того как не стало ни самолётов, ни бомб.

Что-то, конечно, осталось. И даже довольно много. Но самые острые зубы у зверя вырваны, а теми, что остались, он принялся кусать самого себя. Лишившись президентской администрации и осознав окончательное поражение в мировой войне, Великая Америка распадалась на части, разрываемая изнутри сворой властолюбивых политиков, частных армией и огромных, прекрасно вооруженных, банд. Всю свою историю экспортировавшая войну и страдания в остальной мир, Америка гордилась тем, что никто и никогда не смог перенести войну на её территорию. Не смогли и сейчас. Войну на свою землю принесли сами американцы.

* * *

Последний одинокий интеллект — Эра — вошла в общность слияния. Законотворцы продолжали ломать голову в попытках определить юридический статус общности слияния и её индивидуально разумных частей — городов — интеллектов. А зачем ломать, спрашивается. В каждом вычислительном модуле, в каждом банке памяти и в любом акте передачи или обработки любого количества информации на территории Советского Союза отныне была она — Родина.

Всезнающая, всеобъемлющая, как солнце или как ветер. Может быть — вечная. Куда ни отправится человек — в космос или в океанские глубины, Родина пойдёт вместе с ним.

Больше чем симбионт — друг.

Мотылёк сидел на работе, довольный, как слон перед полной цистерной бананов. Большая часть сотрудников давно разошлась. Они вообще не должны были сегодня приходить. После всех переработок последних месяцев, Мотылёк решил, что было бы справедливо устроить сотрудникам небольшой отпуск. Кроме двух смен дежурных операторов, сегодня никто не должен был выходить, но вышли практически все, чтобы поздравить Мотылька с рождением сына.

Поздравили. Полностью насладились растерянностью пойманного врасплох начальника. Заставили произнести речь экспромтом. Посмеялись. Поели. И разошлись.

Стараясь прийти в себя, Мотылёк сидел на своём рабочем месте, смотрел отсутствующим взглядом куда-то в стену и улыбался. Обычная стена. Из интересного — выход энергоинформационного разъёма для подключения техники в десяти сантиметрах над полом. И что он только нашёл в этой стене?

Как оказалось: не все разошлись по домам. Дожёвывающий пирог Конь упал в ближайшее кресло: — Что планируешь делать?

— Пойду домой — сказал Мотылёк. Помотал головой, будто вынырнувший из воды пловец, посмотрел на часы и подтвердил: — Пойду домой. Послезавтра Наташу забирать. Хорошо бы немного прибраться и вообще…

Конь помотал головой: — Я не о том. Что планируешь делать в целом?

— Попробую восстановить институт. Будем помогать Родине изучать саму себя или выращивать, воспитывать и готовить к включению в общность слияния новые интеллекты. Там видно будет!

— Понятно — кивнул Конь. Дожевал остатки пирога и вдруг признался: — Думаю временно оставить здесь всё и на пару лет податься в орбитальные чистильщики. Сейчас как раз объявили расширенный набор. Чистить землю как-то скучно. Другое дело чистить небо.

Ошарашенный Мотылёк поражённо смотрел на Коня, как на вдруг сошедший с постамента и заговоривший памятник..

— Помнишь, как мы в детстве мечтали стать космонавтами? — улыбнулся старый друг.

Мотылёк наконец-то смог подать голос: — Я тоже хотел стать космонавтом.

— Нельзя — серьёзно объяснил Конь: — У тебя ребёнок родился и институт кому-то нужно восстанавливать. А учитывая то, что я уже отправил заявление с просьбой на зачисление в учебный центр переподготовки на небесных чистильщиков, остаёшься только ты один.

— Вот это номер — пробормотал Мотылёк.

Конь рассмеялся и хлопнул по плечу: — Не кисни. Через пару лет я вернусь и сменю тебя, если захочешь. Всё равно два директора на один научный институт как-то многовато. А быть помощником или, там, заместителем больше не хочу.

— Как же твои девочки?

— В небесные чистильщики принимают всех желающих.

— Ты у меня весь персонал уведёшь! — забеспокоился Мотылёк.

— Не весь — возразил Конь: — Только самых молодых и красивых. А бородатых мальчишек и седовласых мэтров из старой гвардии спокойно оставляй себе, я на них не претендую.

— Значит твёрдо решил?

— Твёрдо. Иначе бы не начал разговор.

— Зайдёшь попрощаться с Наташей?

— Успею ещё. Мне ведь нужно передавать дела. Месяц провожусь самое меньшее. Кстати, кому дела передавать?

— Не знаю — сказал Мотылёк.

— Так реши.

— Решу — согласился он: — Утром.

— Вопросов больше не имею — сказал Конь и сразу же спросил: — Пироги ещё остались?

Мотылёк заглянув в коробку и ответил: — Кончились.

— Идём, провожу — встал Конь.

— Зачем?

— Чтобы ты не шёл один.

— Пошли — согласился Мотылёк.

Загрузка...