Глава 13

Нужно быть более высокого мнения о нашем коллективе, Екатерина Григорьевна. Мы здесь беспокоимся о ядре, а коллектив уже выделил ядро, вы даже и не заметили. Хорошее ядро размножается делением, запишите это в блокнот для будущей науки о воспитании.

Макаренко Антон. Педагогическая поэма

Никто не сомневался: красная армия победит в лунной войне. Это было само собой разумевшимся. Ведь красная армия. Не какая-нибудь, а красная! Та самая, которая всех сильней. Не только от тайги до британских морей, но и на луне — где угодно. Ну как она может проиграть: наша, советская.

Потерять луну? Это и вовсе невозможно. Также невозможно, как — сразу и сравнения не подберёшь — как если бы красная армия проиграла империалистам или святошам. Невозможно. Категорически!

Появляющиеся на новостных порталах редкие сводки обсуждались по несколько дней.

Война была далеко. Война была локальной и такой, несомненно, останется. Шёл пятый месяц с момента масштабных диверсий в Краснопресненске и Чернореченске. Наташа больше не начинала лихорадочно нащупывать во сне ладонь Мотылька, а найдя — цепляться за неё что есть сил, будто вытаскивая откуда-то или прося вытащить её саму. Или шептать сквозь сон, не просыпаясь: —Стой! Не подходи! У меня закончились шприц-пули, я не хочу стрелять в тебя настоящими!

За прошедшее время Красловск изрядно подрос, даже немного принарядился. Обзавёлся площадями и прямыми улицами-спицами. Садами и парками. Лабораториями и заводами. Вернее — одним заводом, объединяющим более мелкие части посредством единой общезаводской сети. На заводе должны будут собирать точную электронику и перерабатывать лежащие в шаговой доступности, под горой Жалфыз-Тик рудные залежи. Но производство высокоточной электроники и переработка рудных залежей не главное предназначение завода. Оно всего лишь приятное дополнение к основному назначению — массовому выращиванию искусственных интеллектов в слабосвязанных сетевых кластерах общезаводской сети. Потому монтажники день и ночь устанавливали новые раковины суперкомпьютеров, концентрируя в единой сети запредельную вычислительную мощность. Потому проложенная сеть была такой странной топологии и такой гибкой, программно настраиваемой архитектуры. Накопленный при рождении трёх существующих интеллектов опыт учтён в полной мере. Сто тридцать один слабосвязанный сетевой кластер (на больше не хватало совокупной вычислительной мощности). Если хотя бы в трети из них родится по интеллекту. Если хотя бы в пятой части. Да пусть даже девять из десяти кластеров окажутся пустоцветом, лишь бы в последнем, десятом, удалось бы зажечь крохотную искорку новорождённого разума. Полтора десятка искусственных интеллектов — приемлемый результат, многократно окупающий все затраченные труды.

— Что за безумный детский сад у нас получится— размышлял Мотылёк шагая по улицам будущего города. Города-колыбели.

Казахскую весну, буквально на глазах, сменяло казахское же лето. Оно другое, отличается от всех прошлых известных Мотыльку периодов лета. И даже пахнет как-то по-другому. Чем пахнет? А ёлки его знают! Всем на свете — солнцем, мелкими степными цветами, улыбками идущих навстречу людей. Город маленький, особенно после того как откочевали, закончив работу, часть строительных бригад и странствующий табор энергетиков. Каждого встречного если не вспомнишь по имени, то непременно узнаешь в лицо.

Небо высокое, глубокое и прозрачное — словно алмаз. На секунду синее небесное полотно рассекла утренняя пара истребителей. Безопасники и военные держали над Красловском плотный защитный зонтик. Явная перестраховка, на взгляд Мотылька, но в деле обеспечения безопасности лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. Горький чернореченский (и других городов попавших под удар террористов) опыт не прошёл даром.

Город секретный и закрытый. Поэтому дальняя связь с выходом в общесоюзную информационную сеть возможно только из кабинок дальней связи расположенных на втором и третьем этажах почтового отделения. Середина дня, но часть кабинок на втором этаже занята. Пожав плечами, Мотылёк поднялся на третий. Здесь практически пусто. Выбрав первую свободную, он сначала позвонил родителям. Выслушал последние новости в пересказе младшего братишки. Им в школе изрядно перетасовали программу по «военке». Сейчас их класс изучал зенитную установку Ф-6 «Стрелец», которую по плану должны были бы проходить только в послеследующем учебном году. Мальчишки и девчонки пребывали в перманентном восторге. У брата глаза горели, когда он пересказывал тактико-технические характеристики «Стрельца». Мобильность. Ведение целей. Система маскировки. Там много чего ещё намешено. Само по себе управление зенитной установки не сложно и по силам паре старшеклассников. Учиться приходилось взаимодействовать в общей канве управления боем. Быть не одинокими воинами, а частями единого, непобедимого воинства. Это и есть самое сложное.

А ещё у брата, кажется, появилась девушка. Во всяком случае, он очень уж часто упоминал некую Татьяну. Таня это, Таня то. И произнося её имя, братишка будто бы улыбался. Немножко, едва заметно. И больше глазами, чем губами.

Поговорив с братом, Мотылёк набрал чернореченский номер комсомольского штаба. Увы, ни Малиновской Светы, ни Гончара Николая там не оказалось.

— Все на учениях— ответил незнакомый Мотыльку комсомолец представившийся Максимом Стрельцовым.

— Каких ещё учениях? — удивился Мотылёк.

— Углублённое изучение военного дела— объяснил чернореченский абонент: —После того, что было, на общем собрании решили подтянуть подготовку. Договорились с майором о выделении времени на полигоне и инструкторов. Теперь двенадцать часов в неделю все пропадают на полигоне, а я скучаю, пока рука не заживёт.

Голографическое изображение абонента продемонстрировало здоровую, на вид, руку и вздохнуло.

— Передам, что вы звонили— пообещал Максим.

— Не стоит. Я не по делу. Просто хотелось поговорить с оставшимися друзьями— смутился Мотылёк.

Он хотел прервать звонок, но тут комсомолец сказал кое-что привлекшее его внимание.

— Ещё этот интеллект… — пробормотал абонент.

— Эра?

— Играет в солдатики. Надоела уже.

— Хорошо играет? — спросил Мотылёк.

— Последнюю пару месяцев не проиграла ни одной игры— признался комсомолец: —Мы подумали, что она только в симуляторах хороша. Договорились провести зарницу на местности и оказались разбиты вдвое меньшими силами под её управлением. Теперь наши жаждут реванша. Привет от вас передавать?

— Передавай— согласился Мотылёк.

Голографическое изображение собеседника схлопнулось в точку.

В задумчивости Мотылёк барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Регулярные проверки Эры позволяли собирать любопытные данные по реакции интеллекта на обучение военному искусству. Если бы у него имелось достаточно времени, он бы обрабатывал их полнее, но и незаконченный анализ указывал на два факта: разум Эры остаётся стабильным и обучение изменяет её.

В последнем не было ничего необычного. Любая целенаправленная деятельность, особенно обучение чему-то новому, изменяет разум. Мотыльку не нравилось добровольное превращение Эры в оружие. Но что он мог поделать?

Мотылёк пытался говорить с Нэлли и Новосибирском — безрезультатно.

— Мы должны специализироваться— объяснила Нэлли: —Каждый в отдельной области. Так мы станем более эффективны.

— Не волнуйся— ободрил Новосибирск: —Каждый из нас держит на контроле состояние двух других.

— Всё будет хорошо, Денис— заверила Эра: —Береги себя, Наташу и Костю, а за меня не беспокойся.

Как будто он мог не беспокоиться! Однако не оставалось ничего иного как согласиться.

В степь приходило лето. Оно ещё не пришло, лишь заглянуло одним глазом, пустив вперёд себя ласковую весну. Из Москвы всё чаще приходили запросы, общий смысл которых склонялся к следующему: —Вы получили ресурсы и людей. Так когда уже будет результат?

Приходилось отвлекаться от работы и по многу раз объяснять одно и то же. Процесс идёт по плану. В ста девятнадцати сетевых кластеров завязались зародыши будущих интеллектов. Работа исследовательской группы направлена на манипулирование информационными потоками, чтобы не дать одному зародышу поглотить и включить в себя остальные, к чему каждый из них неосознанно стремится. Нет — зародыши ещё не разум. Это совокупность программного кода выделяющегося в информационной среде и реагирующего на информационное воздействие как единое целое. Нет — людей пока достаточно, новых придётся вводить в курс дела, учить и это только замедлит процесс. Нет — ресурсов тоже больше не надо. Топология сети и так безмерно сложна. Если усложнить её ещё больше, то для расчётов придётся отвлекать кого-нибудь из интеллектов. Да и не нужно этого. Нет — он не сможет выдать результат уже завтра. Вот хоть режьте — не сможет. Потому, что сроки и планы были взяты не с потолка. Нет — быстрее не получится. Процесс рождения вообще невозможно ускорить и дополнительное вливание в проект ресурсов или людей не поможет. Сколько интеллектов они смогут предоставить по завершению проекта? Ну, допустим, на десяток можно, наверное, рассчитывать. Мало? Увеличение существующего числа интеллектов более чем в четыре раза это мало? Он назвал нижнюю границу. Да, не меньше десяти. Скорее всего больше. Только их ещё нужно будет воспитывать и обучать, а это дело не одного месяца. И даже если к обучению подключится тройка интеллектов-старожилов, воспитание требует определённого времени. А выпускать в мир невоспитанных интеллектов он отказывается категорически. Человека-хама должен сдерживать и перевоспитывать коллектив. Перевоспитать интеллект гораздо сложнее. Просто дайте больше времени — единственного требующегося его группе ресурса. Дайте время и всё будет хорошо.

— Задолбался я быть администратором— жаловался Коню Мотылёк: —Со всеми отписками, ответами и решением бытовых вопросов не успеваю заниматься настоящим делом. Доходит до того, что я вынужден расспрашивать руководителей групп о последних изменениях и новостях. И это вместо того, чтобы непосредственно участвовать в процессе, самому творить новости и находиться на острие научного поиска. Надоело.

— Прорвёмся! — хлопал по плечу Конь.

— Слушай, как у тебя получается всё успевать? — поднял голову Мотылёк.

— Секрет крайне прост.

— Говори, ну?

— Игнорирование девяносто девяти процентов входящей корреспонденции— заржал Конь: —Если что-то важное, то напомнят второй раз или третий. Сосредоточься на главном, друг мой и со спокойной душой забивай на всё остальное. Жизнь слишком коротка и интересна, чтобы тратить её на всякую ерунду!

— Ты серьёзно?

— Ещё бы! Думаешь: почему последние две ночи ночевал в лаборатории, а не дома? Возле дома караулят какие-то личности жаждущие присосаться и отнять драгоценные мгновения моей жизни. Я им, видишь ли, не ответил на какие-то там запросы. Три четверти из них разойдётся самостоятельно, а если я по настоящему кому-то нужен, то найдут и в лаборатории. Конечно, лаборатории при заводе режимный объект, но я придерживаюсь принципа, что если кому-то что-то очень нужно, то он может это получить, сколько бы препятствий не стояло на пути. А если не получил, значит не очень-то и хотел.

— Я думал ты не ночуешь дома потому, что опять поссорился со своими девочками— удивился Мотылёк.

— Это тоже! У них весеннее любовное обострение. Снова требуют, чтобы я выбрал из двух одну. Сказали не приходить, пока не определюсь. Вот я и не прихожу. Жду, пока успокоятся.

— Об этом— Мотылёк кисло улыбнулся, будто по ошибке взял не засахаренную лимонную дольку, а самую обычную и теперь жевал её, стараясь не обращать внимание на вкус: —Ты бы уже определился, а? Сколько можно?

— Сколько нужно— отрезал Конь: —Любовь пополам не делится. Так и передай Наташе. Это она просила поговорить со мной и наставить на путь истинный?

— Она— с облегчением признался Мотылёк.

— Как у вас, хорошо?

— Отлично!

— Какой же ты везунчик, друг— Конь шутливо толкнул Мотылька в плечо: —Вся твоя любовь направлена на одну и ту же девушку. А у меня сердце разделено пополам. Точнее на три части. Третья часть — работа. О ней и хотел с поговорить. Бросай писанину — подождут.

— Это из Москвы— попробовал возразить Мотылёк.

— Шли лесом. Там зародыши уже делят! Если не поторопишься, останешься на бобах. И на былые заслуги и на статус руководителя не посмотрят. Станешь «общим» куратором, хочешь?

Мотылёк замотал головой.

— Тогда ноги в руки!


Ранний вечер был светел и чист. Небесный купол неторопливо изменял градиент цвета, соскальзывая в область всё более тёмных оттенков синего. Булавочные головки звёзд упёрлись и натянули покрывало небес — вот-вот проколют. Солнце катилось за горизонт большим оранжевым апельсином, очерчивая силуэты домов и заводских корпусов красноватым ореолом. Отсвечивали алым редкие нити пёристых облаков. Краснели от смущения низкорослые розы на клумбах. Ярким красным огнём пылали флаги над будущим музеем и дворцом искусств, где сейчас, временно, работал совет по городскому управлению под председательством товарища Акронова.

На гранитном постаменте перед памятником уничтоженному во время терактов НИИ самоорганизующихся систем и его первому и единственному директору, Тимофею Фёдоровичу, лежала повядшая роза. Лепестки сорванного цветка поникли. Бутон потемнел и просел, становясь менее заметным на тёмно-красной гранитной плите.

Оставлять под памятником цветы запрещено из гигиенически-санитарных соображений. Официально — всем. Неофициально — всем, кроме двух человек. Мотылёк положил свежую, с дрожащими лепестками, розу рядом с двухдневной давности розой Коня. Вздохнул. Постоял секунду, крепко сжимая Наташину ладонь. Затем встряхнулся, будто выныривая из воды на воздух. Улыбнулся, на миг, чуть сильнее сжав Наташину ладонь. Та ответила столь же коротким импульсом сжатия.

В кои-то веки выдался свободный вечер. Его просто обязательно нужно было провести вдвоём. Но даже этим редким вечером, больше похожим на свидание, разговоры молодых супругов велись на околорабочие темы.

— …значит придётся сократить до полусотни— Мотылёк недовольно мотнул головой: —На большее число растущих зародышей не хватает вычислительной мощности. Мы и так занимаем до двадцати процентов рабочего времени суперкомпьютеров московского университета, киевского «Сигнала» и минского ТехКиберСтроя. Больше просто не дадут. Да и предел пропускной способности каналов связи уже близок.

— Значит сокращаем до полусотни? — спросила Наташа: —Вот драка начнётся, когда вынесем на обсуждение чьи зародыши гасить…

— А что я могу сделать? — Мотылёк заметил вывеску недавно открывшейся столовой и повёл девушку туда. Обедал он тремя чашками кофе и одним бутербродом. Да и тот, кажется, не доел. Оставив надкусанным на тарелке в заводской столовой, получив срочный вызов от Голешкова. Есть хотелось зверски: —Что я могу сделать? Лучшие суперкомпьютеры у нас и у интеллектов. Мы и так занимаем вычислительную мощность где только можно и где нельзя тоже. Должно быть, нас уже проклинают сотни человек. По их мнению мы не только отхватили себе лучшую вычислительную технику, но и беззастенчиво занимаем вычислительное время у остальных. Чувствуешь эхо проклятий их отложенных или зарубленных из-за нас проектов? У-у-у.

Мотылёк поводил свободной рукой, демонстрируя летающее вокруг недовольство московских и минских кибернетиков.

— Жалко— сказала Наташа.

— Жалко— согласился Мотылёк: —Надо было сразу закладывать меньшее количество кластеров. Хотели побольше, да и предварительные расчёты показывали…

— Может быть их как-то усыпить, а потом будить, по очереди? — предложила Наташа.

— Как их усыпишь? Это ещё не совсем, но уже почти разум. Жизнь есть развитие. Нет развития — нет и жизни. Такая архитектура.

Он взял по тарелке грибного супа, обсыпанную зеленью печёную картошку в масле. Задумался, выбирая между синтетическим и настоящим мясом. Синтетическое полезнее. Настоящее вкуснее или только так кажется? Махнул рукой и выбрал пару порций распечатанного на пищевом принтере крем-супа. Какой-то доброхот от пищевой промышленности придумал назвать печатавший крем-суп алгоритм «галактикой». И приходилось просить: дайте пожалуйста одну, нет, две порции «галактики», погуще. И хлеба, пожалуйста. А потом намазывать «галактику» на хлеб и есть. Вкусно кстати. Только вот название.

— Конь помирился со своими? — поинтересовался Мотылёк.

— Помирился.

— То-то перестал ночевать в лаборатории и матрас обратно унёс.

Вымазывая хлебом остатки густого крем-супа, Мотылёк внимательно посмотрел на Наташу и спросил: —Когда я последний раз говорил, что люблю тебя?

— На позапрошлой неделе.

— Вчера, разве не говорил?

— Неа. В постели не считается.

— Почему не считается? Ладно, в любом случае промежуток получается слишком большим.

— И я тоже так думаю— вставила Наташа: —А ещё через раз приходишь ночевать домой. Я чуть было не подумала, что вы там с Конём вдвоём обосновались в лаборатории.

— Я люблю тебя— сказал Мотылёк.

— Как ты меня любишь? — спросила Наташа.

— Как звёзды. Как высоту далёких гор, чьи вершины прорезают голубую туманную дымку. Как дорогу, ведущую в таинственные неизведанные края, где я ещё не был. Как ещё нерешенную задачу. Как не сделанное дело.

— «Товарищ девушка»— улыбнулась Наташа: —Помнишь?

— Ничуть не отказываюсь от своих слов— запальчиво отозвался Мотылёк: —Девушка. Товарищ. Всё правильно!

— А вот и неправильно— засмеялась Наташа: —Я теперь «товарищ жена». И предлагаю своему «товарищу мужу» отправиться в «поля», где провести этот столь же чудесный, сколько и редкий, вечер самым исключительнейшим образом.

Захватив из столовой пакет с бутербродами и два термоса, с горячим мятным чаем и холодным апельсиновым соком, они вышли за небрежно очерченную городскую черту, в «поля». Конь как-то рассказывал о неком живописном месте. Сейчас Мотылёк пытался отыскать его по смутно запомненным приметам. Наташа доверчиво шагала следом, не задавая вопросов о конечной цели похода.

Неизвестно нашёл ли он то самое место, о котором рассказывал Конь или какое-то другое. Уютная поляна, укрытая от вечерних ветров и посторонних взглядов зелёными холмами. В образованной ими ложбинке чернеет след от костра и, видимо, не от одного. Рядом с обложенным кругом из камней старым кострищем, вместо стульев, стояли сухие, практически окаменевшие, деревянные чурбаки и старый, протёртый, обшитый водо и пылеотталкивающим покрытием диван. Кто его сюда притащил, откуда, зачем — тайна покрытая мраком. Если взобраться на один их холмов, открывался чудесный вид на город. А если обернуться, можно увидеть огни расположенной неподалёку военной части. Подними голову вверх — там успели проклюнуться звёзды. Весь мир лежал на ладони. Мир принадлежал им двоим, но его нельзя было спрятать в карман и унести с собой.

Ночь взбиралась с земли на небо, затемняя горизонт и зажигая новые и новые звёзды.

— Холодно? — спросил Мотылёк.

Наташа покачала головой.

Внимание привлёк шорох в кустах. Вскоре перед досадующими на нарушенное уединение молодыми супругами появился Тарлан. На морде у пса, казалось, написано виноватое выражение.

Он негромко гавкнул и мотнул головой в сторону. Оттуда уже доносились радостные голоса.

— Похоже место пользуется популярностью— шепнул Мотылёк Наташе.

— Сбежим по-тихому? — предложила девушка.

— Давай.

— Спасибо, Тарлан— поблагодарил Мотылёк.

Пёс коротко гавкнул и пошёл вместе с ними в город. Наташа отлипла от Мотылька и запустила обе руки в густую собачью шерсть. Для этого ей даже не приходилось наклоняться.

— Эй! — недовольно протянул Мотылёк.

Наташа взяла его за руку, а второй рукой продолжала держаться за Тарлана. Так они и шли, ориентируясь на свечу города, то скрывающуюся за невысокими, чуть выше человеческого роста, заросшими кустами и мелкими, цепкими деревьями, холмами. Постепенно Мотылёк заметил, что они немного сбиваются с пути. Тарлан мягко, но настойчиво тянул Наташу в сторону, а Наташа тянула Мотылька.

Хмыкнув, Мотылёк покосился на прущего с настойчивостью бульдозера пса. Тарлан обернулся, глядя на него большими, влажными глазами.

— Чёрт с тобой— пробормотал Мотылёк: —Веди, куда считаешь нужным.

— Что ты сказал? — переспросила Наташа.

— Да вот, думаю, куда нас ведёт лохматый лоцман.

— В город, куда же ещё?

— Слышишь? Голоса и свет. Пойдём скорее, ужасно интересно, куда нас затащил хитрый пёс.

Обогнув плотные заросли колючего кустарника, они остановились на границе освещённого пространства. С десяток ламп расставлены у подножия окрестных холмов и ещё столько же снесено в центр. Много детей среднешкольного возраста понуро застыли перед отсчитывающим их взрослым. Причём не школьным учителем из единственной, на весь город, школы, где учились дети работающих в Красловске специалистов, а рядовым заводским работником. Мотылёк узнал его в лицо, но имя вылетело из головы.

— Добрый вечер— поздоровался он выходя в круг света.

На хмурых детских лицах мелькнули улыбку. Поначалу Мотылёк приписал их на свой счёт, но вскоре догадался, что причинной детской радости послужило появление Тарлана.

— Хорошо, что вы пришли— без особой радости ответил единственный взрослый в детской кампании: —Посмотрите, что здесь происходит.

— И что именно? — поинтересовался Мотылёк.

— Они играли в войну! — громко и обвинительно закончил непрошенный воспитатель. На Мотылька и Наташа его слова не произвели особенного впечатления и он поспешил добавил: —В лунную войну! Там сражаются наши солдаты. По-настоящему сражаются и умирают. А эти вот играют!

Мальчишка, сын мастера из цеха точного приборостроения(!!?), угрюмо ответил: —Мы не играли…

— На родительском собрании оправдываться будешь— оборвал его работающий в том же цехе точного приборостроения самозваный воспитатель.

— Разрешите, пусть он доскажет— попросил Мотылёк: —Если вы не играли, то что вы здесь делали. Смелее.

Мальчишка испытующе посмотрел на него, но решился и закончил: —Мы не играли. Мы готовились.

— К чему готовились?

— Империалистов бить в космосе. На «военке» проходили основы, но там голая теория и мы решили проверить…

— Полагаешь, к тому времени, когда ты вырастешь, на луне ещё останутся империалисты? — усмехнулся Мотылёк.

— На Марсе значит— твёрдо сказал сын мастера: —Или на Венере.

— В будущем, наверное, и слово «война» уже будет считаться устаревшим— заметила Наташа: —Но вы всё равно молодцы. Знаете почему?

Дети дружно покачали головой.

— Мужчина должен быть воином. Даже если войны нет, не будет и быть больше не может. Всё равно должен потому, что есть ещё пространство, целая бездна пространства и миллион миллионов нехоженых дорог и пройти по ним, пролететь сквозь него может только тот, у кого сердце воина.

— А я? — спросил другой мальчишка. Вернее девчонка с короткой мальчишеской стрижкой и в одинаковом с мальчишками псевдоармейском повседневном комбинезоне.

Самозваный воспитатель хотел что-то сказать, но Тарлан тихо зарычал и он счёл за лучшее отступить на шаг назад.

— У мальчишек и девчонок одинаково пылающие сердца и одинаково горящие глаза— улыбнулась Наташа: —Мужчина обязан стать воином. А ты можешь им стать. Если захочешь.

— Хочу— сказала девочка. Искоса посмотрела на своих товарищей и одноклассников. Упрямо мотнула головой, добавила: —И стану!

— Она станет— подтвердил кто-то из задних рядов: —Катька — мировой парень.

— Что вы тут устроили, товарищи? — возмутился самозваный воспитатель: —Дети ночью, за городом, играют в войну. Я этого так не оставлю. Напишу жалобу в школьный совет, так и знайте!

— Ваше право, товарищ— согласился Мотылёк: —Но и я напишу. Опишу всё, что увидел.

— И я— сказала Наташа: —Пусть в школе делают выводы.

Вполголоса ругаясь, самозваный воспитатель, не прощаясь, побрёл по направлению к городу. С его уходом дети начали вести себя свободнее. Посматривая на оставшихся взрослых, Мотылька и Наташу, они собрались вокруг Тарлана.

— Молодец— трепал пса тот самый сын мастера: —Вовремя вернулся с подмогой. А то бы этот там написал. Мне про него отец рассказывал.

— И мне— согласился другой мальчишка: —Человек, который знает всё лучше всех.

Дети засмеялись.

Краем глаза они отслеживали реакцию взрослых.

— Ребята, всё же и правда поздно. Вам не пора по домам? — спросила Наташа.

— Мы и собирались.

— Ещё полчаса назад.

— Пока этот не пришёл.

— Теперь попадёт за то, что к ужину опоздал— добавил тонкий мальчишка с измазанными в земле ботинками.

— Ты объясни родителям как было— посоветовал Мотылёк.

— Как объяснить?

— Честно. Не искажая и самого маленького факта.

— Ладно— с сомнением согласился мальчика: —Попробую ваш метод. А вы не забудете написать в школьный совет?

— Не забуду— успокоил Мотылёк: —Собирайте лампы и по домам. Провожать надо?

— Мы воины! — гордо заявила девчонка: —Ребята, может оставим одну лампу? Темно уже.

— Спасибо за свет, товарищ— улыбнулась Наташа: —Идите уже, воины. Надеюсь, вашими противниками будут пространство и опасности дальнего космоса, а не другие люди.

Вряд ли все мальчишки согласились бы с Наташей, но послушно разошлись. Тарлан задержался, посмотрел в глаза Мотыльку и — наверное показалось — кивнул. Потом потрусил следом за ушедшей ватагой, на всякий случай, присматривая за человеческими детёнышами.

— Ёлки мне в палки— сказал Мотылёк: —Честно слово, Тарлан сначала вывел ту кампанию на нас, чтобы мы снялись с места, а затем привёл сюда, чтобы мы урезонили «знающего как лучше» человека. Этот пёс будет умнее нас с тобой.

— Преувеличиваешь— возразила Наташа.

— Да нет же. По мне: Тарлану можно хоть завтра советское гражданство выдавать. О чём они там, в институте генетического конструирования, думают. И куда смотрит товарищ Акронов?

— А зачем Тарлану гражданство и формальное признание разумным существом. Прав ему и так хватает. Только обязанностей добавится. Думаю, он здесь полностью счастлив. Зачем ему что-то менять?

Покачав головой, Мотылёк взял оставленную детьми специально для них лампу.

Идти к городу минут двадцать. Даже меньше, если отсчитывать начало города от складов для необработанной руды. Шли молча. Наташа видела, как любимый мнётся. Смотрит на неё, когда ему кажется, что она не видит. Хочет спросить, но не решается.

Зевнув, Наташа остановилась: —Спрашивай уже.

— Что спрашивать?

Наташа ждала и Мотылёк решился. Зачем-то посмотрел себе под ноги, поднял глаза, отвёл, поднял снова и выдохнул: —А я, по твоему, воин?

Наташа захлопала глазами. Мотылёк продолжал: —Всю чернореченскую битву провалялся в медикаментозном сне. Последний раз тренировался в стрельбе ещё в институте, на «военке». И вообще…

Дальше терпеть она не смогла и засмеялась.

— Я сказал глупость?

— Глупость. Как ты можешь сомневаться? — начала объяснять очевидное, как ей казалось, Наташа: —Воин не обязательно ложится спать с штурмовой винтовкой и берёт штурмом города. Есть и такие, кто штурмуют ещё неоткрытые законы природы и, вместо лунных баз, осаждают неподдающуюся решению проблему. Подавляющая часть воинов созидатели и лишь малая часть совершенствуется в разрушении, чтобы все остальные смогли стать творцами и созидателями.

— Точно? — спросил Мотылёк.

Ох уж эти мужчины, улыбнулась Наташа. Вслух сказала: —Я люблю тебя. Не будь ты воином, я бы тебя не полюбила.

— Знаешь, что я решил? — спросил Мотылёк.

— Что?

— Возьму Коня, поеду в Москву и выбью из них дополнительные вычислительные мощности. Хоть сколько-то, но выбью. Мне уже раз десять обещали всемирную поддержку, лишь бы скорее выдал результат. Придётся напомнить о тех обещаниях. Ставить в заклад свою голову мне не привыкать ещё с Чернореченска. И, кстати, я тоже люблю тебя.

— Кстати, спасибо!

— За то, что люблю?

— Нет, за это не благодарят. Просто спасибо. И даже не тебе, любимый. Не делай такие грустные глаза! Всему миру спасибо за то, что он есть и за то, что так бесконечно прекрасен. Нашей стране спасибо, нашей прекрасной стране.

Загрузка...