Время-иммунная

1.

Жизнь. Что это такое? И для чего она нужна? Почему кому-то всё достаётся с рождения, а кому-то нужно неустанно бороться, стирая в кровь руки и ноги? Почему у кого-то это самое «всё» беспощадно отбирается, а с кем-то оно остаётся до самого конца, радуя каждый день? У одних есть одно, у других – другое и почти ни у кого нет абсолютно всего. Почему жизнь распределена неравномерно между всеми нами? И кому-то на её долю выпадает радость и счастье, а кому-то страдания и боль…

Хотя, наверное, мне жаловаться не следует. Ведь в моей жизни произошёл только один трагический случай… Один единственный… Но перевернувший всю мою жизнь.

А всё, что последовало за ним, было лишь чередой странных событий, которые я всегда считала случайностями, но, как оказалось, случайными они никогда не были. Так или иначе, эти события навсегда изменили меня и моё мировоззрение.

Как должен был начаться день, чтобы я поняла, что он перевернет всё моё существование? Что должно было предзнаменовать непоправимый исход? Ничто не предвещало беды в тот день. Он начался, как обычно. Утром я даже смеялась. Мы с братом пошли в школу. Оценки, надо сказать, у меня не всегда были хорошими, вот и в тот день я не заработала ничего выше отметки «удовлетворительно». Брат улыбался, поглаживал меня по волосам, приговаривая, что я ещё поумнею. Поумнею ли? …

Мы возвращались домой по знакомому пути. Дорога, по которой мы ходили миллион раз, которую мы переходили каждый день. Машины, которые пропускали или не пропускали нас. Других пешеходы, которые сопровождали или не сопровождали нас… Всё было как обычно. Так было вчера, так было позавчера…

Хоть светофора на этом месте никогда не было, мы точно знали, как нужно переходить этот участок дороги. Нас ведь учили, предостерегали… Что машины, аварии, сметь…

И мама всегда твердила, что нужно быть осторожными.

А ещё я знала, что там очень опасно, но брат всегда брал меня за руку. И вместе мы преодолевали этот злосчастный отрезок пути. С братом было не так страшно. Не только на дороге, но вообще по жизни. Мы дожидались, когда машины проедут, чтобы и с одной, и с другой стороны дорога была чистой. Чтобы мы точно знали, что переход безопасен. Что можно идти. Что можно выжить. Что можно отсрочить смерть ещё как минимум на один день, на один переход…

Тогда почему именно в тот день мы не справились?

Мы вышли из автобуса, брат схватил меня за руку и пошел вперёд. В тот момент он показался мне каким-то задумчивым, а я даже не успела поинтересоваться, чем он был так озадачен.

Автобус яростно гудел, в любой миг, обещая тронуться с места и продолжить движение. Он всё еще загораживал одну часть дороги – вид слева. Мы видели, что справа машин нет, и спустились с тротуара на дорогу. У меня во рту была сладкая конфета и мне жуть как хотелось поскорее добраться до внутренней начинки. Это было куда важнее машин, спешащих по делам. У меня ведь тоже было дело. Серьёзное такое дело. Такое, с которым могла бы справиться только маленькая девочка, которая обожает сладости и леденцы с начинкой.

Брат улыбался своим мыслям. Обычно, водитель автобуса, который мы покидали, смотрел в зеркало заднего вида и, обнаружив приближающуюся машину, сигналил, чтобы пешеходы подождали, повременили с переходом. На тот свет ведь всегда успеется.

Так было обычно… Но сегодня ведь был не обычный день.

Или это было предначертано той дряхлой старухой, которую люди так тошнотворно прозвали Судьбой?

Мы шли не очень быстро. Хотя нет, наоборот, мы выскочили на дорогу слишком стремительно. И сразу же увидели её… Она неслась с огромной скоростью прямо на нас, словно бы опаздывала куда-то. Её передний бампер устрашающе выпирал, словно пасть хищного зверя, намеревающегося проглотить нас целиком. Фары-глаза горели мертвенно-белым светом. Они-то и ослепили меня на долю секунды. Наверное, с братом произошло примерно то же самое. Хотя наверняка я знать не могу и не узнаю никогда.

Жизнь не пронеслась у меня перед глазами, как обычно любят писать в книжках. Наоборот, я даже успела подумать. Почувствовала, как воздух похолодел и замер. Машина резко повернула к нам. Видимо, водитель думал, что мы попытаемся убежать. Таким образом, мы покинем это место, а он сам благополучно проедет мимо. Я почему-то это поняла и сразу же сделала шаг. Моя ладонь невольно выскользнула из руки брата. Мне удалось оценить ситуацию, я будто смогла связаться с водителем по какой-то незримой ментальной связи. Я словно узнала, куда он сейчас повернет.

Но вот брат не знал. Не связался. Он так и остался стоять на том самом месте, словно страх парализовал его тело. Он так и не двинулся. Стоял, словно его пригвоздили к асфальту.

Случайное стечение обстоятельств.

Ну уж потом был резкий скрипящий звук, едкий запах резины, чьи-то крики невдалеке, глухой удар, отлетающее тело и кровь, кровь, кровь повсюду.

Ведь это меня, бегущую по дороге, должны были сбить! Это я опрометчиво бросилась от испуга! Это я не осталась рядом с безопасным тротуаром! Это брат должен был выжить! Он же стоял, это же не он выбежал навстречу машине! Это я виновата! Это я прочитала мысли водителя, который так некстати вывернул руль. Почему же всё так…

Ещё через секунду вспышка, воздух, разрезанный пронесшейся машиной, отблеск начищенного корпуса, звук мотора, сигналы других негодующих водителей, ещё не понявших, что здесь случилось, ругательные слова, которые бы мне желательно не слышать.

Я боялась оглядываться. А люди всё кричали и кричали.

Мне было семь. И в тот день я потеряла всё, что у меня на тот момент было. Мою опору. Мою поддержку. Моего друга. Моего старшего брата.

***

Будильник разбудил меня ровно в шесть утра. Через несколько часов меня ждало собеседование, вот я и решила встать пораньше. Но поленилась сразу встать с кровати. Особенно после того, как осознала, что опять приснился этот кошмар. Хотелось бы снова заснуть и, на этот раз, увидеть во сне что-то хорошее. Увы…

Я перевернулась пару раз с боку на бок. Потянулась к телефону. Пять пропущенных от мамы за вчерашний вечер. Да, я не всегда отвечаю на её звонки и почти никогда не перезваниваю. «Отшельник» – вот отличное слово, чтобы охарактеризовать меня. Да и к чему иметь связь с семьей, которая уже давно развалилась, от которой почти ничего не осталось.

Я вздохнула, прищурилась. Пожалуй, сегодня тоже отвечать не стану. Отложила телефон и снова перевернулась на другой бок. Надо вставать, а не то опоздаю. Кандидатов на эту вакансию, кроме меня, должно быть много. Работодателя не затруднит выбрать кого получше, они легко заменят любого, а вот мне работа нужна позарез, ведь приближается срок оплаты аренды за квартиру. А ещё не помешало бы обновить гардероб.

Я села на кровати, запустила руку в растрепанные длинные волосы, закрыла глаза. И тут же в страхе их открыла. Нет, пожалуй, лучше держать их открытыми! Стоит только векам опуститься, погружая всё во мрак, как кадры из сна возвращаются, всплывают на тёмном экране внутренних век. Хотя это не сон. Это мои воспоминания. Но от того лишь страшнее смотреть на них через призму пройденного времени.

Брата нет в живых уже пятнадцать лет, а я всё тоскую по нему. И момент его смерти так часто является мне во снах. Но не так страшен сон, как его последствия. Тревога, панические атаки, учащённое сердцебиение, вот его последствия. И как итог – таблетки.

***

– Детка, ты в порядке? Всё хорошо?

Чьи-то руки схватили меня за плечи, пытались трясти. Кто это? Наверное, я выглядела ужасно со своими распахнутыми глазами. Они у меня и так слишком светлые, почти мутные, а сейчас, должно быть, их совсем подёрнула пелена.

– Отойди, милая.

– Ты откуда?

– Где твоя мама?

Незнакомые люди спрашивали, перебивая друг друга и, придвигая меня к себе по очереди, словно я была каким-то диковинным фруктом на распродаже.

Хотела бы я знать, откуда я, вспомнить, куда я шла, и сказать, где моя мама. Хотела бы. А ещё хотела бы кричать, плакать, топать ногами, но не могла.

У меня хватило сил только посмотреть. Только запомнить цвет этой злосчастной машины.

Фиолетовый. Некогда мой любимый цвет.

Я сделала пару шагов по направлению к ней. Это точно она? Точно та самая машина? Я не ошиблась? Могу ли я узнать, кто во всем виновен? Мой взгляд был прикован к боковому зеркалу со стороны водителя. Может быть, я просто хотела себя оправдать, почему я боялась смотреть в другую сторону. Но мне нужно посмотреть на этого человека! Взглянуть ему в глаза! И понять, почему же я прочитала его мысли за секунду до аварии? И почему этого не смог сделать брат? Но мог ли несчастный водитель ответить мне…

Меня схватили, подняли и ещё раз потрясли. Через миг я моргнула, отошла от того, что потом назвала шоком, и поняла, что машина тронулась с места. Да, виновник просто нажал на газ и уехал. Уехал, как будто ничего не случилось, он ни в чём не виноват.

Но то, что я увидела, я больше никогда забыть не могла. Глаза. Это была женщина. Со светлыми синими глазами. Я их хорошо запомнила, у меня же был похожий цвет, разве что, ещё светлее, бледнее, мутнее. Эти глаза не выражали холодного безразличия, презрения, насмешки или чего-то, что, наверное, должно быть у преступников, сбегающих с места преступления. Но я увидела в них страх. Страх и отчаяние.

Но поверить этому взгляду я не смогла.

Позже, уже в отделении полиции, когда мама выплакала все слёзы, находясь на допросе, я подслушала, что убийца скрылся с места преступления. Что его, а точнее её, так и не нашли. Что машина, за рулём которой она была, в угоне. Кто её украл, неизвестно. Камеры ничего не зафиксировали. Хозяин машины сам пострадал от исчезновения автомобиля и не имел никакого отношения к убийству моего брата. Отпечатков пальцев в салоне не нашли. В общем, некому было держать ответ за ту страшную аварию.

Всё было так странно. Да, я была маленькой, но я не была глупой! Я знала, что за убийство положено наказание. Почему же именно в этой ситуации полиция развела руками? Почему пообещала сделать всё возможное и вроде как даже предпринимала попытки, но тоненькая папка с делом о непреднамеренном убийстве моего брата так и осталась стоять на полке рядом с другими нераскрытыми делами? Почему?!

Во мне кипела немая ярость.

Плакать тогда я не могла, лишь сильнее поджимала губы. Тужилась непонятно от чего, что даже маленькая складка залегала у меня между бровей. Та самая складка, которая обычно появляется у женщин после тридцати лет, но никак не у семилетней девчушки! Чуть позже эта складка так и осталась на моём лбу, не разгладилась.

После мамы на разговор с ответственным лицом пригласили и меня. Спросили, видела ли я что-то странное. Я рассказала про испуганные глаза виновной, но полиции это вряд ли помогло. Они дали мне в руки какой-то листок. На нём было написано одно слово.

«Прости».

Что?

– Ты видела, это водитель его бросила? – Спросил полицейский.

– Я не видела. – Ответила я, сжимая листок покрепче.

– Я понимаю, ты испугалась. Но может, ты вспомнишь, ты видела эту женщину ранее?

Я помотала головой из стороны в сторону. Конечно же, я её не знала. А если бы и знала, то точно бы не угадала в этом маленьком боковом окошке заднего вида. В нём отразились лишь глаза и часть лица.

– Ладно, достаточно. – Сказал второй полицейский. – Она ещё ребенок, не напирай на неё. Пойдем, милая, я отведу тебя к твоей маме.

Я машинально встала, словно большая послушная кукла. Одной рукой я вцепилась в ладонь полицейского, другую, в которой сжимала клочок бумаги, протягивала ему. Он сначала не понял, а потом сказал:

– Выкинь, это копия. Оригинал мы оставили в качестве улики.

Я посмотрела на свою ладонь так, словно она никогда не принадлежала мне. Мой взгляд был расфокусирован, и я всё ещё плохо соображала. Но кое-что я всё-таки могла. Я снова сжала кулак, полностью погрузив в него бумажонку.

Я не выкинула её. Эта записка до сих пор при мне. Лежит в комоде, возле тюбиков с косметикой. Маме я о ней не рассказала.