Время для Шерлока Холмса

Глава десятая ОТКРОВЕНИЯ МОРИАРТИ

Долгое время я словно бы спал, время от времени частично приходя в сознание, то есть я вспоминал, кто я и где нахожусь; слышал и даже местами понимал разговоры, которые велись около меня, но при этом не мог полностью прийти в себя или пошевелить конечностями. После коротких проблесков я снова погружался в глубокий сон.

Оглядываясь назад, я понимаю, что меня накачали какими-то наркотиками, и причиной вялости, от которой не удавалось избавиться, являлись химические вещества, а вовсе не последствия удара по голове. Однако в то время я отдавал себе отчёт лишь в том, насколько велика опасность, которой я себя подверг, и сознавал необходимость срочно очнуться.

Как я уже сказал, этот промежуток времени напоминал сон или, скорее, кошмар. В короткие минуты бодрствования я понимал, что меня погрузили в автомобиль и куда-то долго-долго везут — сначала в машине, потом в самолёте, потом снова в машине; по крайней мере, я находился неподвижно в сидячем положении, и меня кто-то поддерживал. Всё время путешествия я отчаянно и тщетно пытался обрести контроль над собственным телом. Меня окружали враги, мои и Шерлока Холмса. То и дело я слышал голос Лили и мучился, что не в состоянии защитить её от этих людей, определённо бывших и её врагами тоже. Таков уж наш разум: даже в момент крайней опасности он слеп к истинной сущности предмета обожания.

Наконец пелена, которая окутывала мой ум и чувства, начала рассеиваться. Резкий укол в плечо означал, что мне ввели какое-то вещество, которое нейтрализует действие наркотиков в крови, а затем меня полностью привела в чувство неожиданная и сильная пощёчина.

Я сидел в кресле, связанный так крепко, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и даже дышал с трудом. Передо мной стоял высокий худощавый мужчина средних лет с седой шевелюрой и тонким морщинистым аскетичным лицом. Высокий лоб гения сочетался с ненавидящим взглядом глубоко посаженных глаз и медленным, почти неуловимым движением головы, делавшим его похожим на рептилию, от чего мурашки бежали по коже. Разумеется, это был профессор Мориарти собственной персоной, практически не изменившийся с тех пор, как я видел его много десятилетий тому назад. К своему стыду я понял, что мужество оставило меня; я был слаб и трясся от ужаса так, словно он настоящая рептилия, а я птичка, ставшая его добычей.

Профессор посмотрел на меня сверху вниз, чуть подавшись вперёд, и шея вытянулась, а голова словно бы высунулась из сгорбленных плеч. Изобразив спокойствие, которого я ни в коей мере не испытывал, я сказал:

— Что ж, Мориарти. Вы обрекли себя на жалкую участь, похитив меня.

Блеф определённо не сработал, поскольку Мориарти рассмеялся резким, лающим смехом:

— Доктор Уотсон, не обольщайтесь. Вы мелкая рыбёшка, но послужите моим целям. Ни о какой жалкой участи для меня не может идти и речи, зато знаменитый Шерлок Холмс вскоре угодит в мои сети, совсем как вы, хотя не так глупо. Я оставлю вас обоих живыми, чтобы вы были свидетелями моей окончательной победы над вами и над целым миром. Миром, — пробормотал он, уже не обращаясь ко мне, — который так подло использовал меня. — Он начал расхаживать из стороны в сторону перед моим носом. — Мир, да, весь мир. Я преподам ему наглядный урок!

Он продолжал в той же странной манере ещё какое-то время, ведя себя и разговаривая так, словно пребывал в неуравновешенном состоянии. Поскольку Мориарти не требовал от меня ответа и вообще, казалось, не обращал на меня внимания, я воспользовался возможностью, чтобы оглядеться. Мы находились, похоже, на территории большого завода, судя по виду из окошка маленького кабинета, в котором я сидел. Вокруг стояло множество каких-то станков и конвейеров, правда, ни один не работал, а на столе и другой мебели в кабинете лежал толстый слой пыли, из-за чего я сделал вывод, что это предприятие давно закрыто и, возможно, пустовало до появления Мориарти. Однако еле различимые удары молотков вдали указывали на то, что профессор использует фабричное оборудование для каких-то собственных нужд. Что за цели он преследует, я, разумеется, не мог догадаться, и мне предстояло обнаружить, что дерзость и злодейство его намерений намного превосходят все мои самые смелые ожидания.

Моё внимание снова привлёк к себе сам Мориарти. Он замолчал и уставился на меня. И вновь меня поразила безумная отрешённость его лица. Да, возможно, он с юности был порочен, но когда я последний раз видел его, Мориарти произвёл на меня впечатление вменяемого человека, обладающего непоколебимой волей и необычной выдержкой. Его злой гений выражался в таких качествах, которые вызвали бы восхищение, соединись они в добропорядочном человеке. Острый ум, сила воли и жажда деятельности — качества, которыми восхищались в прошлом столетии. Но теперь он превратился в эксцентричного психа, ненавидящего всё и вся. Пожалуй, это делало его даже более страшным человеком, чем раньше, поскольку теперь, как мне пришло на ум, он стал непредсказуемым.

Мориарти с такой одержимостью разглагольствовал о мире, словно это был конкретный человек и его злейший враг. Он лютовал по поводу каких-то воображаемых обид и пренебрежения, которое мир якобы ему выказал. И этого-то безумца общество, которое он так поносил, наградило всяческими учёными званиями ещё в юном возрасте лишь для того, чтобы Мориарти оставил карьеру, а заодно и свою честь и пошёл по кривой дорожке! Мир взрастил Мориарти, а он презрел мир и собирался его уничтожить вместо благодарности, да ещё и жаловался при этом на собственные обиды.

Профессор молча буравил меня взглядом, явно требуя ответа, поэтому, с трудом сдерживая дрожь в голосе и надеясь, что мои слова и манера речи приведут Мориарти в чувство, я сказал:

— Похитив меня, профессор, вы добьётесь того, что Шерлок Холмс поставит перед собой задачу выследить и уничтожить вас. Если бы вы решили задержаться в этом столетии в тишине и безвестности, не совершая преступлений, то мы закрыли бы глаза на ваше существование. А теперь это невозможно.

Мориарти раздражённо фыркнул.

— Неужели вы настолько глупы, — язвительно спросил он, — что ничего не понимаете? Вы всего лишь приманка. И я держу вас в плену исключительно для того, чтобы залучить сюда Шерлока Холмса! Я всегда полагал, что вы умнее, чем можно подумать, глядя на ваши нелепые манеры и читая ребячливые рассказы о Шерлоке Холмсе, но теперь вижу, что ошибался. Возможно, я хочу слишком многого? Ведь вы в конце концов всего лишь врач, а мне всегда было предельно ясно, что по-настоящему интеллектом обладают лишь некоторые учёные, занимающиеся естественными науками, да великие преступники.

— А ещё, — с жаром перебил я, обиженный его словами, — некоторые частные детективы, да?

Он вспыхнул от бешенства и с силой ударил меня по лицу.

— Идиот! — прошипел он. — Идиот! Я с лёгкостью обставил всё так, что вы влюбились в одну из моих агентов, и она доставила вас ко мне так чётко, словно вы почтовая посылка, а вы ещё имеете наглость ехидничать? Неужели вы ещё не поняли, доктор, что, зная о вашем прошлом, я сам выбрал Лили Кантрелл на роль вашей любовницы? И подстроил, чтобы вы встретились с ней в квартире, которая непременно напомнит ту, другую квартиру в Сан-Франциско? И приказал ей притвориться, будто и она влюблена в вас, а потом привезти вас сюда по звонку, когда я сообщил, что всё готово? Её прапрапрабабушка, возможно, любила вас, насколько мне известно, но эта Лили Кантрелл не такая дура. Ей хватило ума спеться со мной с первой минуты, как я на неё вышел, и с тех пор она всё делает по моей указке. Всё, доктор Уотсон, вы понимаете?

Разумеется, я понимал, и понимал очень хорошо. Я не мог далее отрицать, что в глубине души с самого начала знал, что Лили лишь притворяется влюблённой. Более того, я убедился, что это она сдала меня Мориарти. Я перестал сопротивляться и обмяк на стуле. Несмотря на попытки убедить себя, что Мориарти не должен видеть, какой эффект произвело на меня это разоблачение, я никак не мог восстановить силы — психологический удар оказался слишком силён.

Мориарти визгливо рассмеялся.

— Видите, доктор! — воскликнул он. — Видите, до какой степени вы в моей власти! А теперь я расскажу вам о своих намерениях, и тогда вы поймёте, что мир, пусть он этого и не осознаёт, вскоре окажется у меня под каблуком!

Его глаза горели фанатичным огнём, на лбу выступил пот, а руки и ноги дрожали. Я изумлённо смотрел на профессора снизу вверх. Не верилось, что этот хвастливый трясущийся безумец был тем самым человеком, который долгие годы правил преступным миром Лондона. Мог ли то быть страшный побочный эффект от путешествия во времени или, возможно, результат той поломки, которая произошла, по мнению Шерлока Холмса, с машиной? Так или иначе, Мориарти не мог воспользоваться машиной без вреда для психики. Разумеется, настолько сумасшедший преступник не может представлять реальной угрозы для мира! Облегчение отчасти стало противоядием к отчаянию, вызванному потерей Лили, и достаточно сильным противоядием, чтобы придать мне храбрости для дальнейшего сопротивления.

— Вы должны понимать, — сказал я, и голос мой снова звучал решительно, — что мир нынче устроен куда более сложно, чем сто лет назад, и убийство премьер-министра вызовет лишь краткую панику, даже в пределах Британии. Вы вышли в тираж, вам не по силам мировое господство, профессор. Самый простой путь — сдаться. Уверен, Шерлок Холмс подыщет какое-нибудь милое, тихое местечко, где бы вы провели остаток дней, отойдя от дел…

— Слабоумный! А ну-ка замолчите!

Мориарти с важным видом покинул кабинет и вышел на территорию собственно самого завода, оставив меня размышлять о явно безуспешной попытке применить психологию. Однако, по-видимому, Мориарти покинул меня исключительно чтобы успокоиться, поскольку всего через несколько минут он вернулся, и выражение лица его было пугающе бесстрастным, а глаза излучали уже не безумие, а вменяемость и зловещий огонь. Если он нездоров психически, то это явно изменчивый процесс, то есть Мориарти не находится постоянно во власти этого состояния и между приступами он так же нормален, а значит, и так же опасен, как раньше.

Он поставил второй стул и уселся напротив меня.

— Доктор, — сказал он спокойным любезным тоном, — я хочу, чтобы вы продемонстрировали мне тот самый аналитический метод, который прославляли в своих рассказах о Шерлоке Холмсе. Можете дедуктивным способом вычислить, где мы?

При других обстоятельствах подобного рода просьба вызвала бы у меня раздражение, поскольку, понятное дело, мы могли находиться в любой точке мира, но с учётом ситуации и личности собеседника я отнёсся к вопросу со всей серьёзностью.

— Я уже какое-то время ощущаю, — ответил я, — что воздух очень сухой. Проанализировав своё дыхание и сердцебиение, я пришёл к выводу, что мы на достаточной высоте относительно уровня моря, то есть предположительно в горах, но я, разумеется, не могу определить, где именно.

Мориарти явно раздражала моя дедукция, поскольку он сморщился, как ребёнок, которому помешали устроить сюрприз. Быстро взяв себя в руки, он мягко спросил:

— Что-нибудь ещё?

— Ах, да! То и дело я улавливаю лёгкий запах, полагаю, воздух пропитан солью. Учитывая все эти факторы и то, что вы в США постоянно двигались на запад, я предполагаю, что мы в штате Юта, в окрестностях Солт-Лейк-Сити.

Мориарти взволнованно вскочил на ноги:

— Прекрасно, вы угадали! Мы в нескольких милях к юго-западу от города, на горе, которая смотрит на Солт-Лейк-Сити. А теперь оглядитесь. Можете сказать, что это за здание?

— Разумеется, это заброшенная фабрика, но большего, признаюсь, я не сумею узнать.

Мориарти радостно захлопал в ладоши:

— Изумительно, доктор! Прекрасный выбор слов. До недавнего времени это был завод по очистке соли, которую добывали из слоёв, оставшихся на месте высохшего древнего моря, где в итоге образовалось Большое Солёное озеро, давшее название городу. Из-за экономической нестабильности завод пришлось закрыть, но оборудование оставили до того дня, когда предприятие, возможно, возобновит работу.

Казалось, что он снова перевозбуждён и близок к тому, чтобы потерять над собой контроль. Однако в этот раз он не стал выходить из кабинета, чтобы успокоиться. Очевидно, желание похвастаться собственными достижениями было столь велико, что пресекло все попытки взять себя в руки.

— Доктор, — сказал Мориарти торжествующе-насмешливым тоном, — вы ведь знакомы с такими отраслями, как баллистика и ядерная энергетика?

Внезапная смена темы застала меня врасплох, и я даже успел рассердиться на его явно заниженную оценку моих умственных способностей, но потом меня обеспокоил интерес Мориарти к двум этим проблемам.

— Да, я знаю, с чем они имеют дело, — осторожно ответил я, — но не более.

— Тогда позвольте перефразировать вопрос, — ухмыльнулся профессор с ещё большим сарказмом. — Могу ли я предположить, что вы в курсе, что такое артиллерийское оружие и ядерная бомба?

У меня по спине побежал холодок. Услышав от Мориарти эти слова, я ощутил, пока что безо всяких рациональных оснований, что он представляет для мира куда более значительную опасность, чем мы с Холмсом могли себе вообразить. Меня охватила сильная усталость. Хотелось покончить с этим рискованным предприятием, которое казалось столь волнующим в начале. Была ли усталость связана с предательством Лили, накопилась ли после всех переездов и усилий, или же эликсир Холмса дал осечку в ходе полного омоложения, я не мог сказать.

— Бросьте, профессор, — вздохнул я, — хватит играть в кошки-мышки. Просто расскажите мне, что вы имеете в виду, и торжествуйте, сколько душеньке угодно.

Мориарти рассердился, и я понял, что ему хотелось более эффектного сопротивления с моей стороны, большей живости, чтобы он мог с удовольствием раздавить меня, несмотря на яростные протесты. Но моя эмоциональная капитуляция лишила его подобного удовольствия. Он быстро ослабил верёвки, которые привязывали мои щиколотки к ножкам стула, резко поставил меня на ноги и потянул за собой к выходу из кабинета. Поскольку я долго просидел в неподвижности, то с трудом мог идти, запнулся и свалился на деревянный ящик прямо у двери. Мориарти схватил меня за плечи, снова поставил на ноги и, выругавшись себе под нос, грубо подтолкнул вперёд.

Мы долго кружили и петляли по мрачному зданию завода, поднимаясь по металлическим лестницам и обходя пыльные станки, и наконец оказались в цеху, где было чисто и светло, а посредине возвышался огромный цилиндр, вокруг которого трудились люди. Здесь мы остановились.

— А это, — сказал Мориарти, и его голос дрожал от переполнявших профессора чувств, — ретортная печь, которая используется для процесса очистки. Она выдерживает высокие внутренние температуры и давление выше атмосферного. Но вы не понимаете, что за этим скрывается, доктор, а я вижу основу для орудия, которое может с достаточной точностью выпускать тяжёлый и большой заряд на многие километры. Мои люди внесли необходимые изменения под моим руководством, и ретортная печь превратилась в пушку. Обратите внимание на пятно света на крыше здания, как раз над печью.

Я посмотрел наверх и увидел маленькое окошко над цилиндром.

— Это одно из изменений, о которых я говорил, — продолжил Мориарти. — Цель — наклонять пушку из вертикального положения, чтобы она по-прежнему была нацелена в небо, но снаряды летели по заданной мной параболической дуге, а не приземлялись на это здание.

— И где же второй конец параболической дуги? — не выдержав, полюбопытствовал я.

— Ага, доктор! — воскликнул он. — Вам всё-таки интересно! Я отвечу на ваш вопрос буквально через мгновение, но пока что позвольте привлечь ваше внимание вон к тому большому стальному контейнеру за пушкой.

Я посмотрел в указанном направлении и увидел то, о чём говорил профессор, но, кроме того, я увидел ещё и Лили Кантрелл, которая увлечённо беседовала с кем-то рядом с контейнером. Мориарти с жаром рассказывал мне о содержимом контейнера, но я его не слышал. До сих пор я полагал, что смирился с потерей Лили, ну или убедил себя в этом. Но сейчас я понял, что обманывал себя, и мои чувства к Лили сильнее прежнего, как и моё желание быть с ней рядом. Если у меня и оставались какие-то сомнения касательно моих чувств, то зашкаливающий пульс, затруднённое дыхание и эмоциональный дискомфорт, который я испытал, неожиданно снова её увидев, лишили меня всяческих иллюзий. Словно почувствовав мой страстный взгляд, Лили отвлеклась от рабочего, с которым разговаривала, и взглянула в нашу сторону. Даже на расстоянии я видел, как она вздрогнула от удивления, узнав меня. Мы несколько минут смотрели друг на друга, и время словно остановилось, а потом она отвела взгляд и возобновила разговор с рабочим в спецодежде.

Я с трудом вновь сконцентрировал внимание на том, что говорил Мориарти. Я пропустил его хвастовство собственными познаниями в ядерной физике и описания теоретических работ, которые он якобы проделал ещё в девятнадцатом веке, раньше величайших учёных поздних эпох.

— Теперь технология наконец-то догнала мою теорию, — продолжил он. — Я могу использовать механизмы, построенные другими, чтобы создать оружие. На основе материалов, которые украли за последние пару недель мои люди и новые знакомые, я собрал плутониевую бомбу, которая в веке двадцатом называется ядерной. Она хранится в этом контейнере, окружённая, как полагается, защитным материалом, в этом я могу вас заверить. Осталось доделать кое-какие мелочи, прежде чем можно будет использовать бомбу в качестве снаряда для моей пушки, и тогда всё будет готово.

Все эти откровения повергли меня в изумление. Я уточнил:

— Готово для чего?

Мориарти пропустил мой вопрос мимо ушей и произнёс задумчиво, словно размышлял вслух:

— Возможно, у меня ещё есть время усовершенствовать способ детонации, чтобы можно было обойтись без часового механизма. Но срок поджимает, и мне нужны гарантии.

— Ради всего святого, — воскликнул я, — какой дьявольский план у вас родился?

Он довольно улыбнулся, и я понял, что Мориарти добился от меня желаемой реакции. Очевидно, он показал мне свою пушку и рассказал о бомбе исключительно для собственной забавы.

— Доктор Уотсон, — произнёс он таким мягким и обходительным тоном, каким один джентльмен мог бы обратиться к другому в курительной комнате лондонского клуба, — всё очень просто. Через два дня президент Соединённых Штатов приедет в Солт-Лейк-Сити на мероприятие, которое американские политики называют затейливой фразой «налаживание отношений с избирателями». Он уже объявил, что планирует в числе прочего обратиться с короткой речью к тем, кто соберётся приветствовать его в аэропорту Солт-Лейк-Сити, расположенном к западу от самого города. Уверен, я достаточно сказал.

— Я не понимаю… — начал было я в замешательстве, но тут до меня дошло, в чём заключался план этого безумца. — Вы направите бомбу на аэропорт, когда приедет президент!

Я был поражён не только наглостью, но и злонамеренностью плана.

— Именно так я и поступлю. — Профессор с любовью посмотрел на пушку. — Пуля, выпущенная в премьер-министра, была незначительным и слишком грубым преступлением, не достойным Мориарти, — заявил он. — Да и Англия, как я выяснил слишком поздно, теперь на вторых ролях. Но тут! Это достойный пункт в моём послужном списке, и он куда вероятнее приведёт меня к власти, как я того хочу!

— Но ведь, — в отчаянии начал я, надеясь найти какое-нибудь слабое место в плане, указав на которое, смогу переубедить Мориарти и удержать от страшного шага, — определённо подобные бомбы достаточно мощны, и удар окажется такой силы, что уничтожит и вас заодно с президентом.

Мориарти отмахнулся:

— Уж поверьте, что мне хватило ума принять и это в расчёт, доктор. Бомба маленькая и, выражаясь современным языком, достаточно «чистая», так что пострадает только аэропорт. Большая часть города останется нетронутой, а мы здесь определённо в безопасности. Отсюда вы можете сделать вывод, что главное — это расчёт времени. Я поставлю одного человека дежурить на горе, рядом с которой расположен завод. Он будет смотреть в телескоп на аэропорт, чтобы увидеть, как приземлится самолёт президента, и в нужный момент подать мне сигнал. Для дополнительных гарантий я включу радиоприёмник и телевизор на местных каналах, по которым сразу же сообщат о прибытии президента. Как видите, я всё спланировал.

— А ваш человек на вершине горы с телескопом? Разве он не подвергает себя большой опасности, если будет смотреть в телескоп в момент детонации бомбы? Он же может лишиться глаза!

Мориарти пожал плечами:

— Он знает о риске. Нравы — как, я уверен, вы уже знаете, доктор, — изменились с тех пор, как я в Лондоне всячески защищал людей, служивших мне верой и правдой. Теперь каждый сам за себя.

Внезапно мне пришло в голову, что есть и куда более серьёзная опасность.

— Но одну вещь вы, возможно, не предусмотрели.

Мориарти снисходительно улыбнулся:

— Что-то сомневаюсь. Просветите же меня, доктор.

— Ну, во-первых, позвольте повторить, что убийство президента, скорее всего, сыграет вам на руку не больше, чем убийство премьер-министра. Однако важнее реакция американских вооружённых сил на загадочный ядерный взрыв в пределах страны, особенно если взрыв повлечёт за собой смерть главнокомандующего. Неужели вы не понимаете, что в результате возникнет паническое предположение, что на их страну напала другая держава? В ответ на мнимую агрессию военное командование, лишившись президента, развернёт наступление по всем фронтам против любого врага, который, по их мнению, ответственен за случившееся. Мир окажется втянутым в ужасный ядерный холокост, которого пытались избежать несколько десятилетий. Вы ничего не приобретёте; вместо этого мы — и добропорядочные люди, и преступники — потеряем всё.

Мориарти потряс головой:

— Боже! Думаете, мне не приходили на ум подобные соображения? За всё это время, доктор, вы, по-видимому, так и не оценили по достоинству мой интеллект.

Внезапно его притворная весёлость испарилась, на мрачном перекошенном лице вспыхнул полный ненависти взгляд.

— В этот раз я хочу власти не над кучкой карманников и шантажистов. Я желаю контролировать всё, властвовать над всем человечеством. Если мне не удастся, если я не смогу подчинить себе мир, который много лет назад отверг меня, тогда буду рад увидеть его погибель. Вы говорите о ядерном холокосте. Уверяю вас, если дойдёт до этого, я станцую на кремации!