Временно живые…
Лондон, некогда столица мира, а теперь – город-космополит, по странному стечению обстоятельств избежал ядерного удара в первый день войны. Соединенные штаты Америки никогда не держали его на прицеле, русские направили свой удар на Соединенные штаты Америки и на военные базы с ядерным оружием по всему миру – а китайская ракета типа «Карающий ветер», которая должна была поразить Лондон в наказание за грехи явные и мнимые – так и осталась в своей шахте. Она сгорела в яростном пламени, которое обрушила на нее ракета типа Trident III, запущенная с борта USN Tennessee в ходе яростной и короткой схватки двух последних великих держав. Но это было не милосердием – это означало лишь то, что Лондон умрет позже, и умрет смертью гораздо более мучительной, чем та, которую несли ракеты. Он умрет в медленном разрушении, в превращении в табор беженцев, в кровавых разборках банд. Но пока этого не произошло – они были живые. Временно – живые…
Темно-серый, с пробитым пулями кузовом и еле держащимся ветровым стеклом «Форд Транзит», из окна которого свешивался засунутый в кабину черный флаг джихада, которых в столице некогда величайшей Империи мира развелось слишком много – проехал по небольшой, некогда тихой, а теперь красующейся опаленными дырами окон улице, мигнул фарами. В ответ – мигнули фонарем в развалинах бывшей парикмахерской, что была в угловом доме – там, в проломе второго этажа был установлен пулемет. Это был своеобразный сигнал опознания, сигнал «я свой» – и если бы водитель не ответил четырьмя последовательными вспышками – рой пуль прошил бы машину.
Машина свернула в арку старого дома, в которой еще сохранилась наверху копоть от старых, пыхающим дымом машин, проехала в небольшой дворик. Человек с замотанным шемахом лицом и трофейным, привезенным из Ирака автоматом «Табук» на боку – потащил обратно быстровозводимое заграждение: намотанные на раму витки колючей проволоки, закрывавшие проход.
С пассажирского сидения Форда, на котором еще сохранилась надпись «Старбакс»1 высадился человек в грубой рабочей одежде, с таким же, замотанным цветастым шемахом лицом. Его повадки – неспешный и несуетный, но острый взгляд на мир, внешне неспешные, несуетливые, но точные движения, непрекращающийся поворот головы – выдавали в нем человека бывалого, побывавшего в переделках, которых за последние пятнадцать лет было слишком много…
Человек этот был вооружен автоматической винтовкой C8SFW2 с тяжелым стволом, прицелом Elcan, подствольным гранатометом М203PI и подавителем от Surefire. В Британии, особенно после ужесточения законодательства в новом тысячелетии – разрешение невозможно было получить даже на винтовку с автоматическим режимом огня, не говоря уж о подствольном гранатомете и глушителе. Тем не менее – когда пришло время говорить оружию, оружие оказалось у каждого на руках. Такие вот винтовки, которыми пользуется SAS, автоматы «Табук» и АКМ, привезенные из Ирака, Йемена, Ливии, Афганистана и заботливо сохраненные до поры, снайперские винтовки, пулеметы, даже гранатометы РПГ. Все они, возвращаясь домой в Лондон и, видя те же самые лица, какие были у их врагов в далеких горных странах, знали – рано или поздно это произойдет. Сами боялись признаться себе – за проявление нетолерантности можно было вылететь из подразделения – но для себя знали. И готовились – кто как мог.
Навстречу ему вышли двое. Один – ростом чуть пониже его, рано поседевший, с небольшим шрамом, из-за чего один глаз всегда был как бы прищуренным. Второй – здоровяк под потолок, типичный кузнец – ручищи толщиной с балку башенного крана, короткая стрижка, не слишком отягощенное интеллектом лицо. Пулемет Manroy, снятый со станка – казался ему не то, что в пору, даже маленьким…
– Где Нед? – спросил первый, в одно мгновение поняв, что что-то неладно.
Капитан САС в отставке Томас Стирлинг только покачал головой и сунулся в карман – он не курил больше года, но сейчас ему это было необходимо. За его спиной – секонд3 Ричард Сартли из полка герцога Веллингтона – открыл боковую дверь фургона и выбросил на камни, которыми был замощен двор человека. На голове у этого человека был бумажный мешок, сквозь который проступали бурые пятна крови, руки были связаны за спиной.
– Что произошло?
– Там были хаджи… – капитан чиркнул дешевой, пластиковой зажигалкой, хватанул полным ртом сухой, горький дым, закашлялся – человек сорок, с автоматами. Нас спасла маленькая хитрость – он показал на флаг джихадистов – иначе бы не ушел никто.
– Думаешь, он? – подполковник показал на связанного и избитого в кровь человека
– А больше и некому. Кто знал – ты, я, еще пара человек. Больше некому. Он и слинять пытался, как все началось.
Тем временем секонд и пришедший ему на помощь великан – пулеметчик выгрузили из просторного кузова Форда изрешеченное пулями тело. Ни мешка, чтобы положить, ни флага, чтобы накрыть тело – не было.
– А Нед?
– Нед там остался. И Джиллиган тоже. Если бы не они – мы все остались бы там.
Подполковник нахмурился
– Мы не бросаем своих.
– Сэр, это мое решение. Готов за него нести ответ на суде чести.
Подполковник провел всей ладонью по лицу, как делают аллахакбары – но не обеими руками, а одной.
– Ты прав. Извини.
Подполковник подошел к замершему от ужаса связанному человеку
– Снимите с него это – он коснулся носком ботинка грязного, в пятнах пакета, показывая, что именно надо снять.
Здоровяк расторопно выполнил приказание.
– Ну, старший констебль? Что скажешь?
– Это случайность! Это случайность, сэр, я не знал! – замолотил он, сплевывая кровь себе на подбородок
– Да, вероятно вы правы, старший констебль – сказал подполковник – это и в самом деле случайность, там случайно оказалась засада и в засаде погибли трое солдат Ее Величества. Таких солдат, что ты и дерьма их не стоишь. Но если они погибли, и ты ничего не знаешь – больше ты мне и не нужен. Повесить!
– Есть, сэр! – здоровяк сноровисто поднял связанного
– Нет, сэр! Я полицейский!
– Какой ты полицейский. Мразь поганая…
Констебль Алекс Рурал раскололся почти сразу – не понадобилось даже делать петлю. Времена, когда не признавались даже под пытками в Тауэре – минули, и минули давно. Констебль лопнул, как лопается гнилое яйцо, с вонью, растекаясь отвратительной слизью. Он рассказывал, рассказывал историю своего маленького предательства, одного из многих, слившихся сейчас в нечто целое, огромное – а подполковник и капитан слушали его. Слушали под черно-серым, низко висящим над Лондоном, недобрым небом…
В девяносто девятом году в Лондоне в числе прочих беженцев появился некий Али – из Косова. Злодеи сербы разрушили его дом, а Британия приютила его из соображений гуманности и политкорректности. А в две тысячи третьем году Рурал, тогда еще простой констебль – поймал беженца Али, который продавал героин. Но не посадил – потому что по счастливой случайности – он был должен больше двух тысяч фунтов подпольному ростовщику и тоже – по странному стечению обстоятельств мусульманину. Хотя – вроде бы как Коран запрещает давать деньги в рост. Али взялся уладить дело.
Теперь, после разразившейся катастрофы – люди Али нашли констебля и попросили оказать еще одну маленькую услугу
– Интересно… – сказал подполковник – а про это место он знает?
– Нет, сэр! – всхлипывая сказал старший констебль.
– Как? Разве ты ему не сказал!?
– Нет, сэр! Я же ничего не знал! Никто не знает, где вы прячетесь!
– Никто? Это хорошо…
Подполковник задумался
– Поговорим про Али, констебль. Он сильно поднялся, да?
– Да, сэр.
– А сколько он тебе платил?
– Ну… тысячу фунтов в месяц. Иногда полторы.
– Полторы. Дешево нынче ценится Англия. Дешево. Надо было просить больше. А сам Али сколько зарабатывал?
– Не знаю сэр! Я видел его на Бентли незадолго до…
– Катастрофы. Понятно. Али входит в исламский комитет?
– Не знаю, сэр! Наверное, да!
– Сколько у него людей?
– Я не знаю, сэр! Я видел человек тридцать, у них семь машин!
– Понятно. Значит – тридцать только в личной охране. Где он живет?
– Не знаю, сэр! Мы встречались на кольцевой! Они там цари и боги! У них пулеметы, машины! Есть даже техника.
– Понятно. Значит, где живет Али – ты не знаешь.
– Нет сэр!
– И где заседает исламский комитет – тоже.
– Не знаю, сэр! Я просто…
– Предал Англию – закончил за него подполковник – сержант, заканчивайте здесь и догоняйте нас.
– Есть, сэр!
– Но почему!? – это был крик души разложившегося, коррумпированного, полицейского, но все же остающегося человеком.
– Это достойное наказание для предателя, констебль. Вы не прекратили предавать даже сейчас, перед лицом смертельной опасности, угрожающей Англии. Такие люди нам не нужны. Предателям – веревка. Так было – и так будет. Да помилует вас Господь. Исполняйте, сержант. Можете пристрелить, если нет желания возиться с веревкой.
– Есть!
* * *
По веревочной лестнице,, – они спустились в один из открытых путей Лондонского метро – в Лондоне метро было очень старым и в старых кварталах поезда проходили прямо под домами, ныряя в специально выстроенные тоннели. Спотыкаясь на шпалах, побрели в сторону центра Лондона.
– Плохо, капитан… – сказал подполковник, чтобы прервать тяжелую, давящую тишину и голос его отразился от старых, еще сохранивших следы паровозной копоти стен тоннеля.
– Да, сэр, плохо. Но теперь возможно будет лучше.
– Нет, капитан, не будет. Ничего хорошего впереди не будет.
– Сильно похоже на слова старого Уинни4, сэр Томас – сказал сэконд.
– Может быть. И перестань меня так называть.
На лицо капитана что-то упало, маленькое и холодное, он провел рукой по щеке, затем подставил ладонь – и на нее, из обложивших Лондон серых туч упала снежинка, превратившись в слезинку на ладони капитана. В Лондоне, летом две тысячи пятнадцатого года от рождества Христова шел снег…
Их догнал здоровила – пулеметчик, они пошли вместе. Было холодно – и становилось холоднее, по лондонским меркам – почти что зима. Пройдя какое-то время по тихому, безжизненному тоннелю, уже не ждущему поезда – спустились вниз по старым, грязным ступенькам бокового отнорка, прошли одну дверь, затем еще одну. За второй их ждал часовой, они назвали пароль. Потом – по старому колодцу они спустились на несколько метров вниз, в старые лондонские подземелья.
Здесь было обжито – хоть немного. На трубах были расстелены спальные мешки и попавшееся под руку тряпье, висели фонари – старые, туристические и новые, керосиновые. Люди, вооруженные кто чем, в гражданской одежде, полувоенной и военной форме – спали, ели, пили, просто ждали, пока их позовут и надо будет отправляться на задание. Где-то лаяла собака, кричал истошно человек – очевидно, допрашивали, мусульмане не любят собак, укушенный не попадет в рай. Капитан продвигался следом за подполковником, пригибая голову в нужных местах, под ногами хлюпала грязь, хрустел битый кирпич. Кто-то приветствовал его – и он отвечал на приветствия. И здесь, в глухом, грязном, пропахшем мочой, подземном тоннеле – капитан с удивлением понял, что впервые за долгое, очень долгое время он ощущает себя человеком. Давно он так себя не ощущал – годов с восьмидесятых…
Пройдя лабиринтом тоннелей – они вышли на старую, заброшенную станцию лондонского метро, подходы к которой были перекрыты минами и пулеметами. Здесь было светлее – работал дизель генератор, переносной прожектор освещал то, что было штабом обороны Лондона как от внутреннего врага так и от внешнего. Жесткие, крепкие как просмоленный рыбацкий канат мужчины в форме склонились над стоящим в центре столом, на котором была выложена крупномасштабная карта Лондона с пометками. Они были разные – тощие как хлыст и полноватые, высокие и невысокие, в форме и гражданском – но всех их объединяло одно. Жесткие, царапающие, сосредоточенные взгляды, ранняя седина да навеки выжженная в глубине глаз кровавая их биография…
Афганистан, Пакистан, Йемен, Ливия, Ирак, Сомали, Судан, Украина. Разваливали – с кровью, с мясом рвали, как одуревшие от крови псы. И они всегда были там – там, где нужно. Теперь этим местом стал Лондон.
Один из офицеров отошел от карты, поздоровался за руку с каждым. Понял все – с полоборота, без слов.
– Кто вышел?
– Почти никто, сэр. Только я и секонд Сартли – ответил капитан
Офицер на несколько секунд закрыл глаза, но тут же взял себя в руки.
– А этот… где.
– Повешен, сэр – ответил подполковник – по моему приказу.
– Напрасно. Он мог многое рассказать.
– Он уже рассказал, что мог. Продажная тварь…
Поминать было некогда. И скорбеть было некогда. Все трое – подошли к доске, стыренной из офиса какой-то фирмы – на ней висела еще одна карте Лондона, поменьше. Она была вся изрисована цветными, только военным понятными пометками
– Вот здесь… – карандаш майора уткнулся в какую-то улицу в районе Харрингейт – в здании Центральной школы Тоттенхэма квартирует местный исламский комитет. Место сами видите какое – окружная дорога и рядом парк. Все соседние здания – тоже под ними. Крайний пост йоменов и ополчения вот здесь, на дороге, здесь серьезная баррикада, придется объезжать. По нашим данным – в адресе до пятидесяти хаджей ночью и втрое больше днем, на первом этаже – содержатся рабы, которых переправляют в сельскую местность. Штабом обороны принято решение зачистить это место немедленно, но учитывая потери в вашем патруле, капитан…
– Я пойду… Черт возьми, я пойду – оскалился капитан – за то что произошло сегодня еще не все ответили
– Одну минутку, сэр – сказал подполковник – откуда такая точная информация? Я уже послал раз своих людей по верной наводке и что вышло? Кто дал информацию? Еще один ублюдок в форме?
Офицер в чине майора – здесь не обращали внимания на звания, ценился опыт командования – скривился, плюнул на чисто выметенную бетонную плиту
– Нет. Не в форме. Ублюдок еще тот, но вряд ли он будет предавать в пользу этих. Не та масть, джентльмены.
– Нам надо увидеть его. Я потерял пять человек за два дня.
– Увидеть… – майор задумчиво посмотрел на Стирлинга, потом на часы – можно, почему нет. Прошу за мной, джентльмены.
И снова – дорога по мрачным лондонским подземельям, угольная пыль, кое-где сохранившаяся на стенах, хлюпающая грязь под ногами, неверный свет фонарей, тяжелое дыхание, запах оружейной смазки и пороха. Они шли подземельями, куда как орки – ушли защитники Лондона, капитан шел вторым и думал про снег. Снег, который идет там вверху – в начале августа…
Потом – они свернули в какой-то отнорок. Там горел свет – видимо, был собственный дизель-генератор, редкость в лондонских подземельях двадцать первого века, а на полу – в качестве половика лежала оранжевая тряпка. Там лежали на импровизированных лежаках вооруженные автоматами мужчины, прямо под фонарем на стене было написано «One man one vote»5 и чуть пониже был нарисован автомат Калашникова. Кто-то из лежащих заунывно тянул Шон Ван Вахт6, кто-то в другом углу пел My little Armalite, а кто-то говорил на языке, от которого у капитана поднялись дыбом волосы на всем теле. Он испытал примерно такое ощущение, какое наверно испытывает провалившийся в медвежью берлогу охотник.
Высокий, лет пятидесяти мужчина, с узким как топор лицом и отчаянно-рыжими волосами – увидев вошедших, поднялся со своего лежака. Издевательски поклонился.
– О, кого я вижу… Диэ эйф…7
– Ах, ты, сукин сын…
Толкнув шедшего первым майора – капитан сходу попытался провести удар левой – но рыжий отразил его. Капитан врезался в него всем телом – и вот этого рыжий не выдержал, они упали на пол, тузя друг друга кулаками. Ирландцы – а именно они и квартировали здесь и дальше по коридору – повскакивали с мест, подбадривая своего командира воинственными криками. Британские командиры бросились разнимать – хотя сделать это было не так то просто.
– Капитан! Отставить! Отставить твою мать! Назад!
– Сукин сын! Ублюдок! Подонок!
Подполковнику наконец то удалось поймать своего подчиненного в захват, он навалился на него, сдавил рукой горло, перекрывая кислород. Капитан захрипел
– Отставить! Отставить!
Вместе – майору и подполковнику – удалось оттащить обезумевшего капитана САС от его жертвы. Рыжему подали руку, он поднялся, отряхивая свою одежду.
– Неплохо, Стирлинг. Но не более того. Мой брат тузил меня намного сильнее!
– Смирно, капитан! Стать смирно, твою мать!
Подполковник отпустил капитана, тот снова было ринулся в драку – но майор преградил ему путь.
– Оставить, капитан. Прекратить. Теперь это свои!
– Вы что, шутите, сэр? – капитан закашлялся, сплевывая кровавую слюну – это же О’Флагерти, твою мать!
Рыжий издевательски поклонился.
– Давно не виделись, а, капитан!? Кед миле фолча!8
– Ты, сукин сын! Иди сюда, сейчас я тебе улыбку то подровняю!
– Прекратить!!!
– Мать твою…
– Капитан, слушайте меня! Эти люди пришли к нам сами! Они дали уже немало ценной информации и оказали немалую помощь. Они вполне надежны.
– Надежны?! Вы говорите – надежны, сэр?!
– Да, капитан – надежны. Более чем. У нас была проблема с взаимодействием – нужен был кто-то, кто будет координировать наши усилия. Лондонская бригада – достаточно мощное и мобильное формирование, ее численность уже перевалила за сотню человек и продолжает расти. Вы с мистером О’Флагерти хорошо знакомы, а вашего патруля больше нет. Поэтому – командование считает возможным назначить вас в бригаду мистера О’Флагерти… нашим представителем. Если угодно – считайте это наказанием за проваленную операцию. До двадцати ноль-ноль свободны, потом – явитесь за приказами в штаб. На этом – все, капитан, приступайте к несению службы.
И с этими словами – майор и подполковник покинули отсек, а капитан остался – один, в окружении не меньше, чем двадцати волков. Оружие было при нем, никто не лишал его оружия – но он понимал, что шансы выстоять против двадцати отпетых боевиков ИРА – почти нулевые.
Ирландцы смотрели на него – жадно, с любопытством. Здесь было сухо, где —то шумела вода по трубам – и казалось, что в воздухе тоненько-тоненько звенит одинокий подвальный комар.
– Ну? – О’Флагерти обратился к боевикам, ждущим представления – джентльмены, где наше хваленое ирландское гостеприимство? Дайте капитану место, да угостите пивком. Майк, у нас там остался еще черный Гиннес?
У стен – было темно, свет выхватывал лица людей лишь местами – но капитан узнал двоих. Майкл «Топор» Бреннаган – террорист, временная ИРА, пожизненное за убийства, пытки. Низенький, верткий, но очень крепкий хорек с крупными, сильными руками. Прозвище свое получил за то, что порубил выявленного полицейского осведомителя топором на куски. А вон в том углу, напротив – Дылда, Тим Бирн. Этот мотал двадцать лет – многое из того, что вменяли не смогли доказать, хороший адвокат попался. Но крови на нем – не меньше, чем на Топоре. Было такое ощущение, что сам ад вырвался в наш мир…
– Со всем уважением, сэр, это же гробовщик9… – просипел Топор. Голос у него был сиплым – пуля одного из сослуживцев капитана, попала ему в горло, пробив дверцу машины, но не убила.
– Ну и что? Гробовщик, не гробовщик, какая разница. Это он, кстати, меня подстрелил тогда. Но сейчас разницы нет – всё равно все подохнем. Гробовщик так гробовщик. Давай, Майк, где Гиннес? Выпьем за примирение.
Топор достал из вскрытой магазинной упаковки поллитровую банку черного Гиннеса и бросил ее О’Флагерти, тот ловко поймал тяжелую банку одной рукой. Вторую банку он бросил капитану, но тот даже не стал ее ловить – банка шлепнулась на пол, под ноги, с глухим стуком. Полная, не поскупились…
– Э… так не пойдет. Майк, остаешься за старшего. И смотри, чтобы никто не нажрался на радостях от того, что у нас появился такой новый боец. Капитан, пойдем, выйдем.
– Только после тебя
– Как знаешь…
Они вышли в коридор, куда хуже освещенный. Высокий О’Флагерти задел головой висящую прямо в проходе керосиновую лампу и теперь она качалась, бросая на лица капитана САС и как минимум майора ИРА серые, мимолетные тени.
– Не веришь? – в лоб спросил О’Флагерти.
– Тебе?! Я еще не впал в маразм…
– А напрасно… – О’Флагерти достал из кармана смятую пачку Кэмела, чиркнул зажигалкой – хочешь, верь, хочешь, нет, но я на вашей стороне. Хотя нет, лучше бы, если ты мне поверил.
– Хочешь сказать, что ты перековался, О’Флагерти? Да в жизни не поверю. Может, ты ударился о дверь тюремной камеры, когда выходил, а?
– И правильно сделаешь, что не поверишь – ирландский террорист выпустил в лицо капитану клуб дыма – я ненавидел британцев всю жизнь, а то, что ты, сукин сын, убил тех парней в Шотландии, заставило меня ненавидеть вас еще сильнее. Но еще сильнее, мать твою, я ненавижу ублюдков, которые встают раком по пять раз в день и молятся своему Аллаху. Ты, вообще знаешь, что происходило в британских зонах в последнее время? Больше половины – проклятые муслики. Каждому, кто пришел, особенно по первой ходке – предлагают дават, то есть – принять ислам. Если откажешься, то рано или поздно тебя изнасилуют в душевой с десяток громил. И будут делать это снова и снова – муслики обожают насиловать. Глянь-ка сюда…
О«Флагерти расстегнул куртку, задрал футболку – и в неверном свете керосиновой лампы капитан САС увидел чудовищные шрамы на животе ирландского террориста – как будто тигр лапой проехался.
– Хочешь, расскажу, как это произошло, капитан? В тюрьме я был в авторитете, мы, ирландцы – покрепче, чем вы, вероотступники проклятые. У нас кровь другая. И заступничество Господа. Муслики – пусть их было втрое больше нас, знали, что с нами шутки плохи. Вот, в один из дней, когда мы были на прогулке – ко мне бросились сразу двое. Я и мои люди их успокоили – но в свалке до меня добрался третий – все трое были ублюдками шахидами, они поклялись принять смерть, ради того, чтобы убить меня. На всем дворе было полно кровищи, док хотел отправить меня в морг к остальным, кого в тот день убили – но мои ребята пообещали поднять мятеж, если он не займется мной. Док шил меня, как джутовый мешок, без наркоза, и я потерял полтора литра своей драгоценной крови – но выкарабкался. Тебе не кажется, что это достаточное основание, чтобы сначала разобраться с мусликами, и только потом – с тобой? Тем более что мы – одно время даже воевали вместе, помнишь, кэп?
– Стараюсь забыть. Так тебе взрезали брюхо, и ты сразу сменил сторону? Жалко, что мы не догадались сделать этого раньше.
– Не в этом дело, кэп – серьезно сказал террорист – эта чертова земля, она не ваша. По крайней мере, уж ирландская-то – точно. Но разрази меня гром, если эта земля будет принадлежать мусликам. Разрази меня гром, кэп, не для того ты и я их убивали.
Капитан молчал, пытаясь прийти в себя.
– Вот тебе моя рука, кэп. Не могу сказать, что это рука друга – но рука союзника, это точно.
Немного поколебавшись, капитан протянул свою. Руки двух смертельных врагов – бойца САС и ирландского террориста – встретились.
– Остальные думают так же?
– Не знаю, кто что думает, но они подчиняются мне. Это не значит, что ты можешь не соблюдать обычные правила осторожности, капитан, сам понимаешь, счеты давние. Но я знаю всех своих людей. И поговорю с теми, кто может решиться. Пока я жив – я за тебя отвечаю, капитан.
Стирлинг кивнул
– Для чего я тебе нужен?
– Для двух вещей. Первая – нам не особо доверяют. Мне нужен человек, которому бы доверяли. А у нас немалые возможности, капитан, любой ирландец скажет мне то, что он никогда не скажет тебе. Кроме того – за время своей отсидки я приобрел немалый авторитет и это может сильно пригодиться – уже пригодилось, черт возьми, и не раз.
– А вторая?
– Вторая… Иметь в своем подразделении инструктора САС – немалое дело.
– А потом ты пойдешь убивать нас?
– Пока что я не могу выйти наружу, не услышав Аллаху Акбар с какого-нибудь минарета, мать твою. Время, когда мы с тобой разберемся за наш старый спор, капитан, обязательно наступит. Но разрази меня гром, наступит оно очень и очень нескоро. И мало кто доживет до этого времени. Так-то, капитан.
Капитан Стирлинг посмотрел на часы
– Пойду, принесу сюда вещмешок. Я не собираюсь покушаться на твой командирский авторитет, но к тому времени, как я приду – в отсеке не должно быть ни виски, ни пива Гиннес, ни травки. Я не буду никого обыскивать, но не дай Бог увижу.
– Эй, да ты меня без ножа режешь! Мать твою, я не для того выбрался из тюрьмы!
– Хорошо, пиво оставь – подумав, сказал капитан – но сегодня и вообще перед операциями – ни капли. И наведи порядок в подразделении.
– Как скажете. Сэр. Как в старые добрые времена, да, кэп?
– Да, сукин ты сын. Как в старые добрые времена…