Возвращение колдуна

Книга седьмая

— Приготовьтесь, братья.

У Балестрано не только дрожал от волнения голос, но и движения выдавали его нервозность. Де Лорек, который очень высоко ценил в мастере выдержку и восхищался твердостью его духа, был поражен, наблюдая за стариком. Когда Балестрано медленно подошел к похожему на алтарь столу, его пальцы дрожали, а в глазах появился безумный блеск. «Скорее всего, — решил де Лорек, — сказывается напряженность обстановки. Хотя, наверное, и страх». Страх перед тем, что сейчас находилось в маленькой комнате без окон. Именно из-за этого на собрание были приглашены шесть самых именитых магистров ордена тамплиеров.

Это был страх перед сатаной.

Сарим де Лорек попытался отогнать тревожные мысли и обозвал себя дураком. Кристаллический предмет, стоявший на столе брата Балестрано, не имел ничего общего с антихристом ни в прямом, ни в переносном смысле. Скорее это было не что иное, как артефакт[4] расы невероятно сильных, но смертных существ — доисторических монстров, которых, за неимением лучшего названия, окрестили ДОИСТОРИЧЕСКИМИ ГИГАНТАМИ и которые по силе были равны богам.

Они не имели ничего общего с дьяволом.

Де Лорек часто задумывался об этом, и, как всегда, эта мысль не приносила успокоения, а, наоборот, лишь тревожила его.

— Подойдите ближе, братья.

Балестрано остановился, поднял руки вверх, сделал заклинающее движение над кристаллическим мозгом и закрыл глаза.

Шесть других магистров ордена тамплиеров подошли к нему и, взявшись за руки, образовали круг, в центре которого находился кристаллический мозг.

Коснувшись руки брата Лоскампа, де Лорек неожиданно вздрогнул. Рука тамплиера была холодной как лед, но в то же время неприятно влажной. Когда же де Лорек поднял глаза и встретился взглядом с темноволосым фламандцем, он заметил в нем ту же нервозность, которую, как ему показалось, он уже видел в глазах Балестрано.

Его немного успокоил тот факт, что и остальные магистры испытывали страх.

— Сейчас, братья, — прошептал Балестрано.

Де Лорек не знал и не смог бы объяснить, как это удается Балестрано. Хотя де Лорек и был одним из немногих тамплиеров, получивших степень магистра, он никогда не понимал природы дара, который отличал его и остальных в этой комнате от обычных смертных Сарим де Лорек был талантливым колдуном, как и все собравшиеся здесь рыцари, но не таким, как Балестрано или Лоскамп. Он лишь инстинктивно использовал силы, которыми обладал, и никогда не мог логически обосновать то, откуда у него эта сила взялась. Признаться, он никогда и не испытывал желания докопаться до истины.

Наблюдая за действиями Балестрано, де Лорек почувствовал, как что-то произошло. Невидимая энергия начала потрескивать в спертом воздухе комнатушки. Жуткий сине-зеленый свет озарил маленькое помещение. Не понимая, откуда он шел, де Лорек вдруг почувствовал мягкое прикосновение и невидимое движение других шести душ, которые, как и он, пытались войти в магическую волну кристаллического мозга.

Усилием воли де Лорек сумел унять дрожь. Насколько он помнил, нечто подобное происходило всего лишь два раза за всю историю ордена тамплиеров, когда собиралось столь представительное собрание, как и сейчас. Во время двух других встреч речь шла как минимум о спасении мира. А что же в этот раз?

— Брат де Лорек!

Голос Балестрано, словно нож, вклинился в его мысли, и Лорек вдруг испугался. От неожиданности он отпустил руку Лоскампа и повернулся к мастеру.

— Да, мастер?

Глаза Балестрано полыхнули гневом.

— Держи себя в руках, брат, — сказал он строго. — Перед нами стоит очень важная задача. От успешности нашей миссии зависит жизнь огромного количества людей. Приведи свои мысли в порядок и возьми себя в руки!

Де Лорек поспешно кивнул головой, снова схватил за руки стоящих рядом с ним братьев и шепотом извинился. Балестрано был прав: их задача слишком важна, чтобы он мог позволить своим мыслям бродить как им вздумается.

В маленькой комнате снова раздался еле слышный шорох и потрескивание магической энергии. Свет, пронизывая воздух, усилился настолько, что сначала стал ярче свечей, а потом пробился сквозь закрытые веки братьев. Франко-аравитянину показалось, что он чувствует едва ощутимую вибрацию. Затем свет стал пульсировать — сначала Медленно, потом быстрее и быстрее и наконец почти неистово — в ритме, похожем на стук огромного сердца.

Де Лорек открыл глаза, и из его груди вырвался пронзительный крик.

Комната ужасным образом изменилась. Из середины кристаллического мозга шел мерцающий ядовитый свет. Это свечение было таким ослепительно ярким, что фигуры шести других тамплиеров превратились в бледные очертания, а на глаза де Лорека навернулись слезы. Расплывчатые тени неистово метались по комнате. И де Лорек вдруг понял, что смотрит в бездонную пропасть, разверзнувшуюся перед ним.

«Почему другие этого не замечают?» — удивленно подумал де Лорек.

Он попытался отпустить руку Лоскампа, но у него ничего не получилось. Пальцы фламандца словно одеревенели, а когда де Лорек посмотрел ему в лицо, то увидел, что оно превратилось в застывшую маску. В отчаянии рванувшись, повелитель кукол попытался развернуться и в тот же миг замер от охватившего его ужаса.

Он был единственным, кто еще мог двигаться.

Не только Лоскамп превратился в соляной столб — все члены ордена тамплиеров стояли словно статуи — с искаженными лицами, в неестественных позах — и были не в силах не то чтобы двигаться, но и пальцем пошевелить.

— Балестрано, — прошептал де Лорек, — братья, что с вами?

Но никто ему не ответил.

Наступила глубокая тишина.

Но это была не обычная тишина. Это было молчание. Молчание сокрушительной, всеобъемлющей силы. Он не слышал… ничего. Повелитель кукол ордена тамплиеров растерянно огляделся по сторонам, с изумлением посмотрел на застывшие фигуры братьев и остановил свой ошеломленный взгляд на кристаллическом мозге.

Что-то в нем изменилось, но де Лорек не мог сказать, что именно. Дрожа от страха, он осторожно шагнул к низкому алтарю, стал на колено и протянул дрожащую руку к сверкающему кристаллу.

В тот же миг реальность взорвалась.

Казалось, огромный невидимый молот со страшной силой ударил по окружающей действительности. Яркая вспышка погасила зеленые огни, и неожиданно появилось пламя, от которого шел красный горячий свет. Потом…

Это было похоже на прикосновение невидимой руки. Как будто кто-то проник в мозг де Лорека и начал что-то искать, изучая каждую его мысль, исследуя его душу и не оставляя после себя ничего, кроме хаоса. Он чувствовал присутствие чужой, невероятно злой силы и мгновенный, почти взрывной натиск темных энергий, которые разрушали границы времени, врываясь в его сознание, словно раскаленная лава из жерла вулкана.

Кристаллический мозг начал пульсировать. В такт этой пульсации в воздухе появлялись маленькие серые пятна, которые метались в бешеном беспорядке и увеличивались, превращаясь в туманные фигуры, связанные между собой тонкими нитями.

В какой-то момент Сарим де Лорек вдруг осознал, на что он смотрел.

Серые вихри были вратами.

То, что ему довелось наблюдать, было процессом возникновения устрашающих врат ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ с их не поддающимися пониманию связями между измерениями, над которыми властвовал кристаллической мозг извращенных врат.

Де Лорек едва сдержал крик, когда увидел, как десятки серых образований величиной с кулак соединились в два, три серых облака, пока не достигли человеческого роста. Внезапно тени уплотнились, наполнились бурлящим движением. Затем внутри врат возникли существа. Их вид был ужасен — серые, с извивающимися руками, страшными мордами с множеством глаз неестественного цвета…

Но на этом не закончилось.

Вдруг раздался оглушительный резкий звук и из врат вытянулось мощное зеленоватое щупальце. Оно вслепую ощупало место вокруг себя, а затем резко устремилось к брату Балестрано. После этого щупальце дотянулось до застывшего рыцаря-тамплиера, в почти грациозном движении сомкнулось вокруг его плеч и начало медленно, но настойчиво тащить его в пульсирующие врата.

Де Лорек вскрикнул, бросился вперед и в отчаянии ухватился за серо-зеленое щупальце, пытаясь отбросить его от тамплиера. Но сила человека по сравнению с силой щупальца была ничтожной. Под скользкой и гладкой кожей щупальца скрывались твердые как сталь мышцы, и их сила была огромна.

Когда снова раздался тот же резкий ужасающий звук, де Лорек увидел другое щупальце, которое вылезло из врат и, схватив еще одного рыцаря, начало затягивать его в разрыв измерений. Не прошло и секунды, как из врат появилось следующее щупальце. На мгновение де Лореку показалось, что он слышит жуткий, нечеловеческий хохот.

Озираясь по сторонам, рыцарь метался и не знал, что предпринять. Его мысли путались. Балестрано был уже почти во вратах. Еще несколько секунд — и мастер исчезнет в черных волнах небытия!

В этот момент де Лорек не думал, а действовал, подчиняясь инстинкту. С громким криком он двумя руками схватил церемониальный меч, висевший у него на поясе, поднял его над головой и, собрав все силы, обрушил клинок на кристаллический мозг.

Ему показалось, будто он ударил по стали. От удара меч вылетел у него из рук, и вибрирующая боль прокатилась от кистей до самых плеч. Клинок отлетел и взорвался в воздухе. Злорадный смех, который слышал де Лорек, внезапно превратился в панический оглушительный визг.

Яркая молния разорвала сверкающий кристалл, и де Лорек успел увидеть, как щупальца обмякли, а врата начали затягиваться, словно рваные раны. Когда осколок кристаллического мозга попал ему в висок, он потерял сознание.

За окном купе проплывал пейзаж, серый, невзрачный, наполовину закрытый низко проносившимися над землей дождевыми облаками, из которых с самого утра лило как из ведра.

Несмотря на то что вагон первого класса отапливался, я все равно чувствовал неприятный холод. Сырое дыхание все еще властвовало над землей, и лето согласно календарю задержалось на целый месяц.

С момента моего отъезда из Амстердама погода становилась все хуже. Дождь лил не переставая, а температура понижалась с каждой милей по мере приближения к Парижу. Наверное, я даже не удивился бы, если бы по приезде обнаружил, что город на Сене укутан в снежное покрывало.

Я отвернулся от окна, бросил взгляд на зачитанную английскую газету, датированную 23 июля 1885 года, которая лежала на свободном месте рядом со мной, и откинулся на спинку сиденья. Я купил газету перед моим отъездом из Амстердама и уже выучил ее наизусть. Решив ехать в Париж, чтобы встретиться там с Говардом, я сел на поезд, хотя, конечно, мог бы воспользоваться более комфортабельным видом транспорта. Но ни на одном из них мне не удалось бы попасть во Францию быстрее, чем по железной дороге. А в тот момент уж чего-чего, а времени у меня не было. До Парижа было уже недалеко, не более полутора часов, как сказал проводник, но после двадцати часов, проведенных мной в практически непрерывном пути, этот небольшой отрезок времени показался мне вечностью.

Париж… Я мысленно повторил это название, пытаясь почувствовать тот таинственный дух, который пронизывал город, раскинувшийся на берегах Сены. Лично мне это название казалось мрачным. В лучшем случае я снова встречусь там с Говардом, и, если произойдет чудо, мне удастся отговорить его от большой глупости. В худшем случае…

Я отогнал от себя неприятные мысли, закрыл глаза и попытался заснуть, что у меня, разумеется, не получилось. Не то чтобы я не устал, даже наоборот. Но тот, кто хоть раз ездил по железным дорогам Франции, поймет, о чем идет речь. Управление железных дорог с помощью своих рекламных плакатов пыталось доказать, что нет удобнее и быстрее транспорта, чем поезда. Что касается скорости, тут они правы. Что же до удобств, то маркиз де Сад получил бы истинное наслаждение, проехавшись по железной дороге.

Подъезжая к какой-то станции, поезд замедлил ход. Послышался резкий и неприятный гудок локомотива, затем завизжали тормоза, и этот звук напомнил мне скрежет вилкой по эмали плиты. Поезд продолжал снижать скорость и наконец, резко дернувшись, остановился перед одноэтажным зданием вокзала.

Я наклонился и с любопытством посмотрел в окно. Плохая погода наверняка отбила у людей охоту путешествовать. На платформе почти никого не было, кроме пожилой пары и стройного человека неопределенного возраста. Люди стояли, поеживаясь от холода. Пожилая пара устремилась к хвосту поезда, где были вагоны второго и третьего класса, а мужчина некоторое время стоял в задумчивости, а потом решительно направился к моему купе.

Как только открылась дверь, в купе ворвался поток стылого, влажного воздуха. Я вежливо кивнул мужчине, как и полагается по этикету, когда два незнакомых человека едут вместе, и собирался уже отвести взгляд, но помимо собственной воли вдруг замер. Я не мог бы сказать, что конкретно не понравилось мне в этом человеке, но что-то с ним явно было не так. Мне не хотелось ломать себе голову, чтобы найти объяснение своему странному ощущению, но в глубине души шевельнулось тревожное предчувствие.

Тем временем мой попутчик неуклюже зашел в купе и закрыл за собой дверь. Спустя пару минут я понял, что с ним не так: он был слишком тяжелым. Доски скрипели под его весом, как будто он наелся свинца, а от усилия, с которым он закрыл дверь, задрожало стекло, хотя движение было плавным. Я невольно выпрямился, чтобы рассмотреть его более внимательно.

Мужчина развернулся, ответил на мой взгляд едва заметным кивком и с каменным лицом занял место напротив меня. Сиденье под ним вздрогнуло, как от удара молотом. Мне показалось, что пружины под обивкой застонали. Он наверняка был самым тяжелым человеком, какого я когда-либо встречал. При этом он был ниже меня ростом и немного стройнее.

Внезапно я осознал, что все это время таращусь на нового пассажира, и, виновато улыбнувшись, снова отвернулся к окну. Незнакомец был не так вежлив: он продолжал сверлить меня взглядом, сохраняя на лице совершенно бесстрастное выражение. Несмотря на то, что я изо всех сил старался не смотреть в его сторону, я все время чувствовал на себе его бесцеремонный взгляд, и это, честно говоря, сильно раздражало меня.

Снаружи раздался гудок локомотива. Я вновь ощутил мягкий рывок, который прошел по составу, и поезд поехал, застучав колесами.

Краем глаза я заметил, что попутчик все еще продолжает разглядывать меня. Чуть повернувшись к нему, я тоже украдкой посмотрел на него. Серые блестящие глаза мужчины казались какими-то неживыми, будто нарисованными на стекле. От бестактности, с которой он впился в меня своими стеклянными глазами, я рассердился еще больше.

Я снова взял газету, лежавшую рядом со мной, и сделал вид, что читаю. Но взгляд незнакомца, казалось, был прикован ко мне. Наконец мне все это надоело. Я сделал невообразимо дурацкий жест, который должен был показать, что мое терпение на исходе, положил газету на колени и резко, почти враждебно произнес:

— Excusez-moi, Monsieur.

— Вы можете говорить по-английски, мистер, — сказал незнакомец, оскалившись в волчьей ухмылке, и его зубы блеснули, словно полированное серебро. — Это облегчит дело. Я говорю на вашем языке.

Я изумленно кивнул. Два слова, которые я произнес, практически полностью исчерпывали мой словарный запас французского. Но от высокомерного тона, которым говорил этот человек, у меня побежали мурашки по коже. Он не казался агрессивным, однако в его голосе звучала такая холодность, словно его горло было сделано из металла, как и его отвратительные зубы. Несмотря на это, я удержался от резкого ответа и, мельком взглянув на железные зубы незнакомца, с явным отвращением спросил:

— Откуда вы знаете, что я англичанин?

— Вы читали английскую газету, — резонно заметил он.

— Вы очень наблюдательны.

— Не очень, — ответил незнакомец. — Во Франции бросается в глаза любой человек, читающий английскую газету. Я-то не дурак.

На этот раз я едва сдержался, чтобы не нагрубить ему и выдать ответ, которого он заслуживает. Я вновь раскрыл газету, откинулся на спинку сиденья и держал ее так, чтобы спрятаться от неприятного взгляда незнакомца, как за ширмой.

Но мой спутник с железными зубами не собирался сдаваться. Две, а может, и три минуты я терпел, чувствуя, что он продолжает пронизывающе смотреть на меня. Затем он закашлялся так громко, что я невольно опустил газету и посмотрел на него.

— До самого Парижа никаких остановок, — произнес он.

— И что?

— Ничего. — Он пожал плечами и ухмыльнулся.

Тут я увидел, что все его зубы действительно сделаны из железа. Но это, конечно, его дело. Париж был не только великосветским городом, но и городом чудаков, если не сказать чокнутых. Наверняка из-за моей белой пряди волос я казался ему таким же придурком, как и он мне. Я вздохнул и снова спрятался за газетой.

— Это значит, что мы больше не остановимся, — холодно произнес незнакомец.

Мне вдруг показалось, что его речь какая-то искусственная. Люди так не говорят: он словно бы перечислял слова, складывая их в предложения, и произносил фразы слишком четко, без каких-либо эмоций.

— Это значит, — сказал он, — что вряд ли кто-то сможет помешать.

— Чему? — спросил я, стараясь показать, насколько он мне неинтересен.

Но мужчина не ответил, и я почувствовал, что снова начинаю злиться. Через пару секунд я услышал, как заскрипели пружины, а затем задрожал весь вагон: мой попутчик поднялся и, сделав тяжеленный шаг, приблизился ко мне.

Моя чаша терпения почти переполнилась. Я отбросил газету в сторону, злобно уставился на него и замер.

Незнакомец стоял прямо передо мной. Его руки были приподняты и расставлены в стороны, как будто он собирался схватить меня. Вместо лица — неподвижная восковая маска, а в глазах — безумный блеск, от которого у меня по коже побежали мурашки.

— Что все это значит? — спросил я. — Что вы собираетесь делать?

— Что я могу сделать, Крэйвен? — сказал попутчик. — Я вас убью, что же еще?

Все произошло мгновенно.

Когда его пальцы сомкнулись на моем горле, как когти хищника, я поднял колено, чтобы ударить его между ног. В момент удара я резко повернулся и вырвался из железной хватки. Его левая рука, которой он попытался задержать меня, прошла мимо и попала в сиденье, вспоров его, словно вилами. Пальцы его правой руки вонзились в мое плечо и так сдавили его, что мне показалось, будто мои кости затрещали. Я закричал, бросился на соседнее сиденье и нанес ему удар в подбородок.

Ударь я в скалу, эффект получился бы тот же. Мою руку пронзила адская боль, и я снова закричал. На лице человека с железными зубами не дрогнул ни один мускул. В отчаянии я рванулся в сторону, потом подпрыгнул и бросился вперед, пытаясь избавиться от его хватки. Но парень был силен как бык. Казалось, что он совершенно не чувствителен к боли. Правой рукой он еще сильнее сжал мое плечо, как будто хотел сломать его. Отчаянные удары, которыми я осыпал его лицо и тело, не наносили ему ни малейшего вреда.

Он ни разу не попытался даже прикрыться. Его подбородок был в крови, но это была моя кровь, которая сочилась из разбитых костяшек моих пальцев. А когда я ударил его коленом в живот, он даже не вздрогнул.

Наконец ему удалось вытащить левую руку из развороченного сиденья, и он, сложив пальцы в кулак, со всей силы ударил меня в лицо. В последний момент я успел уклониться, и его кулак, чиркнув по моему виску, разнес в щепки перегородку купе. От удара в моей голове зазвенело, а перед глазами поплыли красные круги; все вокруг затуманилось, и, к моему ужасу, на мгновение я потерял сознание.

Сверкнув своими железными зубами, этот мерзкий тип поднял меня вверх, как куклу, швырнул на сиденье и занес руку для последнего, решающего удара. Я знал, что если он хоть раз ударит меня по-настоящему, то я умру.

Внезапно, когда поезд прошел через стрелку, по вагону прокатилась волна. Я ее почти не почувствовал, так как лежал, беспомощно откинувшись на сиденье, а вот тип с железными зубами, который стоял надо мной, слегка расставив ноги, зашатался и едва не упал лицом вниз.

Я отреагировал не раздумывая. В тот самый момент, когда он пытался сохранить равновесие, я собрался с духом и, согнув колено, изо всех сил ударил его в живот. Как и в прошлый раз, когда я нанес ему удар в челюсть, мне показалось, будто я ударил по монолитной скале. Наверное, у него под одеждой были железные латы. Мой удар отдался ужасной болью в позвоночнике, и я чуть во второй раз не потерял сознание.

Тем не менее я увидел, как незнакомец, словно подрубленное дерево, отклонился назад в каком-то неестественном положении. Он стоял надо мной с вытянутыми руками, пока не рухнул на противоположное сиденье, зацепив тумбочку, которая от удара раскололась в щепки.

Когда он попытался подняться, чтобы продолжить атаку, я уже был на нем. Он попытался схватить меня, но я увернулся, а затем быстро навалился на него всем телом и три, четыре, пять раз подряд ударил его ребром ладони по горлу. Если бы один из моих ударов пришелся бы по такому гиганту, как Рольф, то даже он потерял бы сознание. Но на моего противника это подействовало не больше, чем укус комара.

Встряхнувшись, он схватил меня за горло. Я рванулся назад, чувствуя, как его пальцы царапают мою шею, сдирая кожу, и отполз на расстояние, до которого он не мог дотянуться. Пока его руки хватали воздух, я нащупал какой-то твердый тяжелый предмет. Это был толстый железный обломок сиденья полуметровой длины, на конце которого остались торчащие болты.

От страха я ударил вслепую.

Незнакомец попытался защититься, но не успел. Моя самодельная булава с уничтожающей силой прижала его к полу, но от слишком резкого удара неожиданно вылетела из моих рук. В эту секунду, оскалив свои железные зубы, противник схватил мою руку и, как тисками, сдавил ее.

Я снова попытался вырваться, но в этот раз ничего не получилось. Резко развернувшись и едва не потеряв равновесия, я полетел в ту сторону, куда он меня потащил. Однако мощь, которой обладал мой попутчик, сыграла с ним злую шутку. Нечеловеческой силы крепких мускулов противника с лихвой хватило на то, чтобы я поднял мужчину на спину и в рывке бросил его через купе в наружную стенку!

Дверь разнесло в щепки, как от пушечного ядра. Тело незнакомца пробило толстую жесть вагона, словно бумагу, оконные стекла разлетелись на осколки, засыпав половину купе. Мужчина попытался зацепиться за какой-нибудь выступ и схватился за дверную раму, но его пальцы разорвали жесть, словно пергамент, и он потерял равновесие.

Его лицо исказилось в страшной гримасе, но с губ не сорвалось ни звука, когда он, завалившись назад, выпал из мчащегося на полной скорости поезда.

Когда он начал приходить в себя, вокруг раздавались голоса и шелест одежды множества людей. Чья-то рука прикоснулась к его виску, снова разбудив боль, которая до этого успела немного утихнуть. Кто-то заговорил с ним. И хотя он не понимал ни слова, это действовало на него успокаивающе. Затем его голова начала проясняться, мысли пришли в порядок, и Сарим де Лорек медленно вернулся в реальность.

Первым, что он увидел, когда открыл глаза, было изборожденное морщинами лицо Жана Балестрано. Губы мастера расплылись в улыбке, но де Лорек сразу увидел озабоченность и страх в глазах старика.

— Что произошло? — с трудом произнес де Лорек.

Он попытался прикоснуться рукой к виску, но Балестрано мягко остановил его.

— Все хорошо, брат, — сказал он. — Ты спас нас всех.

— Я? — Де Лорек попытался улыбнуться, но улыбка не получилась.

Вместо нее он скорчил болезненную гримасу. С трудом поднявшись на локти, он повернул голову, чтобы посмотреть на алтарь и кристаллический мозг.

Черный каменный алтарь был цел и невредим, как и кристалл, который чуть сполз на край стола. Де Лорек хорошо видел на крепком, как алмаз, кристалле след, оставшийся от его меча.

— Что произошло? — пробормотал он. — Я почти ничего не помню.

Балестрано улыбнулся.

— Это вполне нормально, — успокоил он повелителя кукол. — Боюсь, у тебя сильное сотрясение мозга. — Старик немного помолчал, затем его глаза наполнились печалью. — Это я виноват, — сказал он. — Я не должен был этого допустить.

Де Лорек едва слышал, что говорил мастер. Он вдруг почувствовал, насколько ему сложно сосредоточиться на словах старика. Мысли де Лорека начали путаться, и на какой-то короткий миг, утратив связь с действительностью, тамплиер не мог понять, кто он такой и как сюда попал. В замешательстве он поднял руку и кончиками пальцев ощупал висок. Что за беззвучный голос шепчет у него в голове?

— …недооценил, — сказал Балестрано.

Де Лорек напрягся и украдкой посмотрел на великого мастера. Он понял, что все это время Балестрано разговаривал с ним. Но он не слышал ни слова!

— Твои опасения оправдались, — продолжил Балестрано. — Эта вещь — дело рук дьявола. — Он с отвращением указал на поврежденный кристалл. — Мы никогда не сможем чувствовать себя в безопасности, если он останется здесь.

Де Лорек молчал. А что он мог сказать? Они собрались, чтобы получить контроль над кристаллическим мозгом, который давал своему обладателю власть над вратами ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ. Но то, что произошло, свидетельствовало об одном: магические силы хотели защитить себя от ордена рыцарей-тамплиеров.

— Мы были на волоске от гибели, — печально произнес Балестрано. — Если бы ты его не разбил…

Де Лорек удивленно посмотрел на поблескивающий кристаллический мозг.

— Он… уничтожен? — спросил он.

Балестрано немного помолчал, затем пожал плечами.

— Я не знаю, — признался он. — По крайней мере, сейчас он не выглядит опасным. Я позабочусь о том, чтобы так было и впредь. — Балестрано замолчал и после небольшой паузы добавил: — Мы натолкнулись на силы, которые неподвластны человеку. Еще чуть-чуть — и мы сполна расплатились бы за это.

— Что же вы собираетесь делать? — морщась от головной боли, спросил де Лорек. — Уничтожить его?

Почему эта мысль так напугала его? Когда франко-аравитянин представил себе, что кристаллический мозг может быть уничтожен, он вдруг почувствовал приступ животного страха.

Балестрано покачал головой.

— Нет, — с твердостью в голосе произнес он. — Этот кристалл слишком ценен. К тому же я сомневаюсь, что мы вообще сможем это сделать. Я думаю, что его лучше отнести в надежное место и следить за тем, чтобы никто не вызвал силы, о которых мы ничего не знаем.

Он встал, подождал, пока поднимется на ноги де Лорек, и властным жестом указал на дверь.

— Выйдите все, — потребовал мастер, — и оставьте меня одного. Все, что нужно будет сделать, я сделаю сам.

Де Лорек уставился на седовласого рыцаря-тамплиера. Его опасения росли с каждой секундой. Страх, внезапно охвативший де Лорека, мешал ему трезво мыслить. Он боялся, что, несмотря на заверения, великий мастер может попытаться уничтожить кристаллический мозг. Но он ничего не сказал и, развернувшись, пошел к двери, как и все остальные. Когда он уже хотел выйти из комнаты, Балестрано сам позвал его.

— Подожди, брат де Лорек, — сказал он.

Де Лорек послушно остановился в дверях и вопросительно посмотрел на старика. Балестрано вплотную подошел к столу с кристаллическим мозгом. Его лицо и движения были напряженными и немного скованными, но в глазах светилась решимость.

— У тебя есть еще силы, чтобы немного поговорить со мной? — спросил он.

— Разумеется, — ответил де Лорек.

— Тогда подожди меня снаружи, — сказал Балестрано. — Нам нужно кое-что обсудить. Это касается брата Говарда. Ты ведь знаешь, что он в Париже?

Де Лорек кивнул.

— Совсем недавно приехал. И этот болван Крэйвен тоже на пути сюда.

Балестрано небрежно отмахнулся.

— Крэйвен нас не интересует, — равнодушно сказал он. — Он нам не враг, де Лорек.

— Он… — начал Сарим.

— Он оказал нам большую услугу, — прервал его Балестрано. — Не забывай об этом.

— Я не забываю, — ответил де Лорек, с трудом сдерживая раздражение.

Тот гнев, который он испытал при упоминании о молодом колдуне, был не совсем понятен ему самому. Он прекрасно знал, что Роберт Крэйвен в худшем случае был для них нейтральной фигурой, а в лучшем — союзником в их вечной борьбе с антихристом. Почему же в нем просыпалась такая ярость, когда он вспоминал это имя?

— Может, тебе напомнить, что произошло с братом Девре? — сурово спросил Балестрано. — Он пошел против моей воли и попытался убить Крэйвена.

«И поплатился за это своей жизнью», — мысленно добавил де Лорек, покорно потупив взгляд.

— С Крэйвеном ничего не случится, брат, — заверил он мастера.

Развернувшись, де Лорек вышел из комнаты, чтобы подождать Балестрано за дверью.

Боль в его виске усилилась.

Я вскочил и оказался возле двери. Пол под моими ногами неожиданно прогнулся, а затем подпрыгнул, словно дикий мул. От сильного толчка я чуть было не потерял равновесие и не упал на рельсы. Когда я крепко ухватился за искореженную стену вагона и высунулся наружу, встречный ветер ударил в лицо, и мои глаза заслезились.

Сначала я не увидел ничего, кроме уносящихся в темноту кустов и деревьев. Отвернувшись от ветра, я посмотрел в хвост состава и заметил, как почти от самых рельсов вверх взмыл силуэт и… в невероятно высоком прыжке забрался на крышу движущегося поезда.

Если после всего, что произошло в купе, у меня еще оставались какие-то сомнения по поводу моего попутчика, который показался мне не совсем обычным человеком, то увиденное сейчас окончательно развеяло их.

Этот тип с железными зубами даже не попытался запрыгнуть на платформу, которой заканчивались вагоны первого и второго класса, а пошел напрямик. Он врезался в поезд, словно боевой снаряд. Пробив правой рукой дверь одного из купе и за что-то там ухватившись, он все же потерял равновесие, и его протащило за поездом достаточно большое расстояние, прежде чем ему удалось зацепиться левой рукой и наконец подтянуться. Незнакомец полз по внешней стороне вагона, словно паук, пробивая пальцами шлифованную жесть и оставляя после себя маленькие круглые отверстия.

Зрелище было настолько невероятным, что я даже на какое-то время забыл об опасности, которую он для меня представлял.

Из-за того, что хвост состава был слишком далеко от меня, я не мог хорошо рассмотреть все эти акробатические трюки, но, черт побери, он же выпал из поезда на скорости около пятидесяти миль в час и должен был переломать все кости! Вместо этого мой попутчик медленно, но неотвратимо, словно машина, приближался ко мне по внешней стене вагона!

Когда незнакомец прополз половину состава поезда и поднял голову, чтобы сориентироваться, мне стало понятно, что он делает все это вовсе не из спортивного азарта. Этот… человек возвращался, чтобы довести до конца начатое дело. Он просто-напросто собирался убить меня!

Я в ужасе отошел от двери и осмотрелся в поисках оружия, одновременно подумав о том, что было бы неплохо подготовить пути к отступлению.

Купе выглядело так, как будто в нем рванула граната. Внутри не было ничего, что я мог бы использовать в качестве оружия. Насколько незнакомец был невосприимчив к ударам железками или прочими палками — я уже выяснил.

Пути к бегству тоже не было. Я мысленно ругал себя за то, что выбрал купе первого класса, в которое можно было попасть только снаружи. Я хотел, чтобы во время поездки мне никто не мешал. Теперь же я понимал, что, возможно, купил себе билет в могилу…

Я быстро подошел к куче обломков, которые остались от сиденья, вытащил из своего чемодана шпагу, которая складывалась в трость, и заткнул ее себе за пояс.

На какой-то миг мой взгляд задержался на красной ручке стоп-крана, но я сразу же отбросил промелькнувшую в голове мысль. Нет, у меня был только один путь. Но лишь представив, что мне предстоит сделать, я покрылся холодным потом.

Незнакомца и меня разделял сейчас всего лишь один вагон. Я понял это, когда вновь подошел к двери и, осторожно взявшись за развороченную раму, чтобы найти опору, высунулся из вагона. Глаза моего преследователя были широко раскрыты, несмотря на сильный встречный ветер, а лицо казалось немного помятым. Когда он подобрался поближе, его безумный взгляд заставил меня отбросить последние сомнения. Я осторожно огляделся по сторонам, подтянулся на обеих руках вверх и, когда почувствовал, что достаточно крепко держусь за погнутую жесть обивки вагона, оторвал левую ногу от пола и сильным движением вытолкнул свое тело из купе на крышу поезда.

Одна или две секунды показались мне вечностью. Холодный ветер с невероятной силой ударил меня в грудь, выдавив из моих легких воздух. Поезд подо мной прыгал и вздрагивал, словно необъезженный скакун, который изо всех сил старался сбросить с себя всадника.

Краем глаза я увидел, что мой противник удвоил усилия и начал быстро приближаться ко мне. Странно, что ему в голову до сих пор не пришла мысль о самом коротком пути — выбраться на крышу вагона, чтобы там уже поймать меня наверняка. Вместо этого он, словно паук, продолжал карабкаться по стенке вагона.

Это зрелище придало мне сил. Я смог зацепиться ногами и левой рукой нащупал на поверхности крыши что-то маленькое и острое, показавшееся мне достаточно крепким, чтобы выдержать мой вес. Глубоко вдохнув, я рванулся наверх.

Несколько секунд я лежал неподвижно, восстанавливая дыхание и ожидая, когда руки и ноги перестанут трястись. Затем я осторожно привстал, выполз на середину крыши и посмотрел назад. Над краем крыши показалась рука и со скрежетом вцепилась в железо. Через несколько секунд появилась макушка с темными волосами, а спустя мгновение на меня уставились холодные, матовые, стеклянные глаза.

Я с трудом сдержался, чтобы не закричать, вскочил на ноги и завертелся волчком. Вагон, на крыше которого я был, шел первым после локомотива, поэтому мне не оставалось никакого выбора, кроме как пробежать в конец поезда мимо моего врага, скалившего свои железные зубы. При этом ему почти удалось схватить меня за ногу. Но мне повезло: один прыжок — и я был в безопасности.

Однако уже через минуту я понял, что безопасность была весьма и весьма относительной. Через десяток шагов я оказался в конце вагона, а крыша следующего вагона была на расстоянии двух ярдов. Я остановился как вкопанный.

При обычных обстоятельствах прыжок на два ярда для человека такого спортивного телосложения, как у меня, не показался бы особым геройством. Но один неправильный шаг в моем случае означал бы падение на железнодорожные пути, покрытые щебнем, да еще при скорости поезда более чем пятьдесят миль в час. Значит, неудачный прыжок — это, скорее всего, смерть.

Позади меня раздался треск и грохот. Оглянувшись, я увидел, что мой противник поднялся на ноги и, широко раскинув руки, спотыкаясь на каждом шагу, идет ко мне. Я ужаснулся, когда заметил, что на железной крыше вагона остались глубокие вмятины от его ног.

Забыв о страхе, я приготовился к прыжку и уже в следующее мгновение оттолкнулся от крыши вагона. К счастью, это оказалось намного проще, чем я думал. Мне даже показалось, что вагон во время прыжка приблизился ко мне сам по себе. Упираясь руками в твердое покрытие, я стал на колено, восстановил равновесие, а затем, словно заправский спринтер, рванул с низкого старта. Когда я в отчаянии побежал вперед, было слышно, что тип с железными зубами тут же последовал моему примеру — правда, менее элегантно, чем я, но зато сопровождая свой бег неимоверным грохотом.

Неужели все мои попытки избавиться от преследования безнадежны? Я бежал настолько быстро, насколько мне позволяла трясущаяся поверхность вагонов. Прыгая с одной крыши на другую, я понемногу увеличивал расстояние между мной и этим ужасным человеком.

Вскоре я почти добежал до конца поезда и в нерешительности остановился. Передо мной был последний вагон, а за ним — пустота. Получалось, что мое бегство подошло к концу, едва начавшись. Я затравленно огляделся по сторонам, схватился за шпагу, скрытую в трости, которая была заткнута за ремень, и посмотрел на своего противника со смешанным чувством ужаса и злости. Я не знал, кто он такой и что ему от меня нужно, но не собирался так легко сдаваться.

Внезапно далеко впереди я увидел тень, быстро приближающуюся к локомотиву поезда, но пока еще находящуюся на достаточном расстоянии от меня. В моей голове созрел безумный план. Если бы у меня было время продумать все до мелочей, то я, скорее всего, не допустил бы, чтобы дело дошло до схватки с моим врагом. Но чего-чего, а времени у меня не было.

Я еще раз оглянулся, перепрыгнул на крышу последнего вагона, перекатился по ней и, стараясь унять дыхание, занял надежное положение. Моя шпага, казалось, сама по себе выскочила из ножен и сверкнула в темноте словно молния. Тень, за приближением которой я следил, добралась до локомотива и пронеслась над ним. «Еще две секунды, — подсчитал я, — не больше».

Незнакомец остановился на расстоянии менее шага от края крыши вагона. Его холодные, стеклянные глаза внимательно рассматривали оружие в моих руках. По-моему, на какой-то момент он даже засомневался, оценивая опасность, исходящую от шпаги, которая угрожающе поблескивала в темноте. Немного помедлив, он взмахнул руками, напрягся и прыгнул.

Я упал на бок, пригнулся, закрыл глаза и, задержав дыхание, перекинулся через край крыши вагона. Все произошло настолько быстро, что я и сам не понял, было ли это на самом деле или же мне только причудилось.

Крыша подо мной бешено затряслась, как только мой преследователь с грохотом приземлился на нее. Словно ударив по наковальне, он оставил после себя внушительную вмятину и, расставив руки, сумел сохранить равновесие. На его лице появилась злорадная улыбка. Тем временем к нам неумолимо приближалась тень, которую он, естественно, не видел, поскольку стоял к ней спиной. Локомотив издал резкий свисток, и тень моста упала на наш вагон. Незнакомец резко повернулся и попытался пригнуться. И хотя он сделал это в два раза быстрее, чем обычный человек, ему не хватило времени. Поезд на всей скорости прогрохотал под мостом.

Это был очень низенький мост, как я и надеялся. Если бы он был еще немножко пониже, то…

— Извините, месье, как вас зовут? — спросил лакей, открывший дверь дома 17 по улице Ру де Гасконье только после третьего стука. Он рассматривал двух странных гостей, преграждая им вход. Затем он демонстративно наморщил лоб и повторил: — Так как?

— Говард, — ответил худощавый, строго одетый джентльмен с заострившимися чертами лица. Он дымил тонкой сигарой, распространяя вокруг себя жуткий запах, и поигрывал зонтом-тростью. — Вы могли бы немедленно сообщить месье Бенуа о моем приходе?

Лакей, словно протестуя, поднял руку и произнес:

— Боюсь, тут какая-то ошибка, месье, — сказал он и почти враждебно посмотрел на спутника Говарда — здоровенного, мускулистого мужчину, похожего на боксера из-за своего широкого приплюснутого носа. — Месье Бенуа здесь не проживает. Это дом месье Гая де Мортиньяка. А о месье… э-э-э… Бенуа я никогда не слышал. Возможно, что это бывший владелец дома.

— И давно он тут живет, этот месье Мортиньяк? — поинтересовался здоровяк на таком ужасном французском, что лакей скривился. — Может, вы его позовете? Вдруг он что-то знает о Бенуа.

Лакей побледнел и, бросив взгляд на огромные, как лопаты, руки Рольфа, решил, что будет намного лучше, если он сделает вид, будто не заметил оскорбительного тона.

— Боюсь, что это невозможно, месье, — ответил он с твердостью в голосе, а затем поспешно добавил: — Владельцы дома уехали в свое загородное поместье, и я даже не знаю, когда они вернутся назад.

Рольф едва не затеял ожесточенный спор, но Говард быстро схватил его за плечо и мягко произнес:

— Ничего страшного, Рольф. — Потом, повернувшись к лакею, он сказал: — Извините, пожалуйста, за беспокойство, мой друг. Я давно не был в Париже. Наверное, я действительно перепутал адрес. До свидания.

— До свидания, месье.

Лакей удивленно посмотрел на обоих мужчин, которые резко развернулись и пошли прочь от дома. В это время дня они были почти единственными прохожими, оказавшимися на Ру де Гасконье. Со спины незнакомцы выглядели даже немного смешно — уж очень они были разные: один был похож на широченный шкаф, а другой напоминал длинную жердь. Лакей так и не понял, что же его напугало в этих мужчинах. После того как он закрыл богато украшенную дверь, по его коже все еще бегали холодные мурашки. Чтобы немного успокоиться, он решил воспользоваться баром своих хозяев.

Лакей почувствовал, что эти два человека были близки к отчаянию. А отчаявшиеся люди способны на неоправданные и опасные поступки.

— А какой там был адрес?

Громкий голос Рольфа отвлек Говарда Лавкрафта от его мрачных мыслей. Они свернули с Ру де Гасконье и побрели по оживленной Ру де Риволи. На каждом шагу им встречались прогуливающиеся пары. Молодые дамы, одетые преимущественно в белые платья, шли по улице под руку со своими кавалерами. Нарядные дети в своих голубых матросских костюмчиках и светло-розовых платьицах вместе с родителями переходили от витрины к витрине, задерживаясь у дорогих магазинов. Это была своеобразная гонка, от которой у многих начинало сильнее биться сердце. Среди этой нарядной, веселой толпы они с Рольфом выглядели слишком мрачно — два черных пятна на светлом фоне из света, воздуха и ярких летних красок.

Говард приехал в Париж не для того, чтобы отдохнуть в этой негласной столице цивилизованного мира. Он приехал сюда, потому что хотел добровольно предстать перед судом ордена тамплиеров. Ему надоело бегать от палачей, которые следовали за ним по пятам с континента на континент, пытаясь его убить. Теперь же, когда он приехал в город, где ему вынесли смертный приговор, все делали вид, что слышат о нем впервые.

Говард вздохнул и поднес ко рту еще одну тонкую сигару, едва успев выкурить предыдущую, догоревшую почти до коричневых, пропитанных никотином пальцев. Он сделал несколько глубоких затяжек, пока вокруг его головы не появилось голубое зловонное облако.

— Рольф, я совершенно ничего не понимаю, — сказал он. — Мы уже целую неделю бродим по адресам и везде словно натыкаемся на бетонную стену: «Нет, никогда не слышали такого имени», «Понятия не имеем, о ком вы говорите», «Месье Ласаль? Я много лет здесь живу, но эту фамилию я слышу впервые». Просто с ума можно сойти!

— Так оно и есть, — поддакнул Рольф своему другу и мастеру.

Как и всегда, когда они были вдвоем, Рольф забывал о своем ломаном английском, у него исчезал акцент, а с ним и немного придурковатое выражение лица.

— Поскольку я тебя знаю, то уверен, что ты не собираешься сдаваться, верно?

Лавкрафт громко откашлялся и заметил, что привлек к себе взгляд одного из прохожих.

— Разумеется, Рольф. — ответил он. — Конечно, я не собираюсь сдаваться. Но похоже, иного выбора у меня нет. Список адресов становится все короче и короче. Остается только одна возможность — попытаться найти с ними контакт через одного из бывших братьев.

— А конкретно? — спросил Рольф.

В его взгляде появилась тревога. Он никогда не скрывал, что затея Говарда не вызывала у него восторга.

— Гаспар, — коротко ответил Говард. — Но… — Он задумчиво посмотрел на тлеющий кончик сигары. — Даже если предположить, что Гаспар не исчез, как и все остальные, мне было бы очень неприятно идти к нему… Но мне кажется, другого пути у меня нет.

Говард тяжело вздохнул.

— Может, вернемся назад, в Лондон? — предложил Рольф. — По-моему, все выглядит так, как будто они утратили к тебе интерес.

Говард злобно кивнул.

— Вот именно, что выглядит, Рольф. На самом деле все обстоит иначе. — Он резко помотал головой из стороны в сторону и поднял руку, чтобы остановить карету. — Ты уже забыл, что произошло в Лондоне? — спросил он. — Девре появился совсем не просто так. Я больше не могу рисковать, подвергая опасности ни в чем не повинных людей.

Говард увидел свободную карету и молча подождал, пока она не остановилась возле них. Кучер спрыгнул, чтобы открыть перед ними дверь, и Говард быстро назвал ему адрес, который Рольф толком не смог разобрать. После того как богатырского сложения мужчина залез вслед за первым пассажиром, кучер занял свое место на козлах.

— Куда мы едем? — спросил Рольф, когда карета поехала, трясясь по булыжной мостовой. — В гостиницу?

Говард отрицательно помотал головой.

— К Гаспару, — сказал он после небольшой паузы. — Вернее, туда, где он жил раньше, когда я последний раз был в Париже.

— Ты никогда не упоминал этого имени, — заметил Рольф. — Кто это такой? Это… твой друг?

Казалось, черты Говарда еще сильнее заострились, глаза вдруг стали печальными.

— Друг? — повторил он с грустной улыбкой. — Да, когда-то мы были… друзьями. — Как будто обращаясь к самому себе, он добавил: — Мы были хорошими друзьями. Но тогда я воспользовался его дружбой, и мне до сих пор очень стыдно перед ним. Наверное, я не смогу смотреть ему в глаза.

— И тем не менее, мы едем к нему?

Говард кивнул.

— После всего, что произошло, он, надо полагать, ненавидит меня, — тихо продолжил Говард. — Но наверняка он поможет мне связаться с тамплиерами. Гаспар знает, что местный капитул тамплиеров приговорил меня к смертной казни. И если он приведет меня к ним, то по меньшей мере сможет таким образом отомстить мне. И при этом, заметь, даже пальцем не шевельнет.

Рольф наморщил лоб и хотел было задать еще один вопрос, но, увидев мрачное лицо Говарда, промолчал. Рольф уже очень долго был с Говардом, вероятно дольше, чем любой из его предшественников, и узнал этого человека лучше, чем кто-либо другой. Однако даже Рольф понимал, что есть еще много вещей, о которых он не знал и, возможно, не должен знать. Верный друг и помощник, он осознавал, что Говард и так сказал намного больше, чем ему хотелось бы.

Более получаса они ехали молча, погруженные в свои мысли.

Карета, погромыхивая по булыжным мостовым парижских улиц, миновала Монмартр и уже несколько минут ехала вдоль Сены, где местность постепенно утратила свой блеск и красоту. Прохожие, которые встречались им на пути, были одеты намного скромнее. Тут и там между повозками стояли лотки с овощами. И среди простых белых шляп лишь иногда мелькала модная шляпка, как и сшитый на заказ парадный костюм, который был редкостью среди темной повседневной одежды работяг.

Когда карета наконец остановилась, им показалось, что они находятся не просто в другом районе, а вообще в другом городе. Рольф с подозрением осмотрелся, как только они вылезли из кареты и немного отошли в сторону от дороги. Улица была узкой, дорога вся в выбоинах, по обеим сторонам стояли мрачные, почерневшие от времени дома. В воздухе стоял неприятный запах нечистот. Те немногие прохожие, которые им встречались, косились на дорогую одежду Говарда и бросали на них враждебные взгляды.

Рольф внутренне напрягся, когда Говард широким шагом направился к дому, находившемуся в самом конце улицы.

— Ты уверен, что это тут? — спросил он.

Говард пожал плечами.

— Что касается адреса, то да. Просто пять лет назад все здесь выглядело не настолько плачевно. Я надеюсь, что Гаспар никуда не переехал.

Они перешли на другую сторону улицы, осторожно миновали огромную лужу, покрытую масляной пленкой, и оказались перед крошечным магазинчиком. На облупившейся табличке все еще можно было прочитать: «Франсуа Гаспар. Покупка и продажа книг, антиквариата и оккультной литературы».

— Похоже, он по-прежнему живет здесь, — пробормотал Говард.

Он говорил очень тихо, как будто обращался к самому себе, а на его лице застыло болезненное выражение, что привело Рольфа в некоторое замешательство. Он не мог объяснить причину подавленного состояния своего друга и терялся в догадках.

— Может, будет лучше, если сначала я схожу туда один? — спросил Рольф. — А вдруг это западня?

Говард отрицательно покачал головой. Затем он натянуто улыбнулся, как бы извиняясь, и сказал:

— Вряд ли. Если там меня и поджидает какая-то опасность, то уж точно не та, от которой ты смог бы меня защитить, Рольф.

Теперь Рольф вообще перестал что-либо понимать. Но Говард явно не намеревался ничего объяснять. Вместо этого он глубоко вдохнул, протянул руку к дверной ручке и излишне сильно надавил на нее.

Внутри было темно и прохладно, в воздухе витал специфический запах старых книг. Само по себе помещение было довольно большим, но его настолько загромоздили книжными шкафами, столами и полками, на которых стояло и лежало множество книг всевозможных размеров, что у Рольфа чуть не началась боязнь замкнутого пространства. Небольшой колокольчик над дверью оповестил хозяина о том, что пришли покупатели, и через пару минут откуда-то из глубины дома послышались шаги. Говард невольно выпрямился и начал нервно теребить пальцами край своего сюртука.

Шаги приблизились, из-за стеллажа с книгами появилась тень, и Рольф увидел худого человека с седыми волосами, возраст которого трудно было определить. Лицо мужчины расплылось в приветливой улыбке. Его кожа была бледной и имела тот характерный нездоровый оттенок, который бывает у людей, если они очень редко бывают на свежем воздухе и не обласканы солнечными лучами.

— Месье, чем я могу вам… — начал он и тут же осекся. Улыбка на его лице потухла, лицо исказилось в гримасе, в глазах вспыхнул злой огонек. Рольф заметил, что его руки, резко сжавшись в кулаки, побелели.

— Здравствуй, Гаспар, — тихо произнес Говард.

Гаспар промолчал, сдерживая нервную дрожь. На его лице с удивительной скоростью сменяли друг друга ненависть, удивление, испуг и отчаяние, и Рольф даже не смог бы сказать наверняка, какое чувство возьмет верх.

— Ты… ты все-таки пришел, — выдавил из себя Гаспар. — Ты действительно осмелился… — Как он ни старался сдерживать себя, его голос дрожал.

Лицо Говарда помрачнело еще больше, и вместо грусти на нем появилась неизбывная тоска.

— Ты все еще ненавидишь меня, Гаспар, — еле слышно сказал он. — Я надеялся, что…

Гаспар прервал его резким взмахом руки.

— Ненавижу? — вызывающе воскликнул он. — Как тебе такое могло прийти в голову? Я тебя не ненавижу. Я презираю тебя! Я проклинаю тот день, когда мы с тобой познакомились. Ты не стоишь того, чтобы я тебя ненавидел.

Лавкрафту показалось, что ему залепили пощечину.

— Мне очень жаль, Гаспар, — прошептал он. — Я надеялся, что время хотя бы немного залечило раны, но вижу, что ты меня не простил.

— Что тебе от меня нужно? — выкрикнул Гаспар.

Его лицо застыло, превратившись в маску, а голос звучал настолько холодно и резко, как будто он принадлежал не человеку, а какой-то машине.

Говард тяжело вздохнул.

— Мне нужна твоя помощь, Гаспар.

— Моя помощь? — Гаспар улыбнулся, но в его голосе не было и намека на радость. — Чем же я могу помочь тебе, мой друг? — едко спросил он. — У меня только одна дочь. Если тебе хочется приключений, то ты обратился не по адресу. Однако Париж большой…

Говард снова вздрогнул, как будто его ударили.

— Прошу тебя, Гаспар, — сказал он. — Я не могу передать словами мое сожаление. Поверь, это никогда не было для меня приключением. Для меня это было очень серьезно.

Гаспар кивнул.

— Некоторое время я тоже так считал. И Офелия… До того самого утра, когда ты бесследно исчез.

Рольф удивленно посмотрел на Говарда и седовласого француза. «Офелия? — подумал он, — этого имени я ни разу не слышал».

— У меня не было другого выбора, — глухо ответил Говард. — Мне нужно было покинуть Париж, потому что я был в большой опасности. Ты и Офелия тоже могли бы пострадать, если бы я остался с вами.

— И что бы с ней случилось, если бы ты написал ей хотя бы пару слов? — холодно спросил Гаспар. — Или у тебя не было денег, чтобы купить почтовую марку?

Говард тяжело вздохнул.

— У меня не было выбора, — повторил он. — Ты даже не знаешь, что тогда произошло.

— Ну почему же, — спокойно возразил Гаспар. — Мне кажется, что ты принимаешь меня за дурака, Говард. Твои братья приходили ко мне. Помнится, и недели не прошло после того, как ты бросил Офелию.

Говард встрепенулся.

— Они были здесь? — выдохнул он. — Они… что-то сделали Офелии?

Гаспар сжал губы, отрицательно помотал головой и посмотрел на Говарда взглядом, полным ненависти.

— Нет, — ответил он. — Они ничего ей не сделали. Но это вряд ли была твоя заслуга. Что тебе нужно? Офелии здесь нет. Она вообще не в Париже. Если ты пришел, чтобы повидаться с ней, то хочу разочаровать тебя: она никогда не согласится встретиться с человеком, который предал ее.

— Я здесь не из-за нее, — пробормотал Говард. — Целую неделю я пытаюсь войти в контакт с орденом, но ничего не получается.

— А почему ты думаешь, что я готов помочь тебе? — сухо спросил Гаспар. — Хотя… Если это все, что тебе нужно, подожди.

Он развернулся, вышел из комнаты через дверь в боковой стене и через минуту вернулся, держа под мышкой небольшую коробочку, завернутую в коричневую бумагу.

— Что это? — удивленно спросил Говард, когда Гаспар протянул ему сверток.

— А мне почем знать? — вопросом на вопрос грубо ответил Гаспар. — Меня попросили тебе передать это. Пару дней назад.

Говард нерешительно взял маленький сверток.

— Передать? — повторил он. — От кого?

— Пришел незнакомый мне человек, — неохотно пояснил Гаспар. — Я никогда раньше не видел его. Он дал мне пятьсот франков и эту посылку.

Гаспар скривился, как будто рассказывал о чем-то очень мерзком, затем засунул руку во внутренний карман своего пиджака, вытащил оттуда деньги и швырнул их под ноги Говарду.

— Вот эти пятьсот франков, — сказал он. — Возьми их и отдай ему назад. Я не хочу иметь ничего, что хотя бы косвенно было связано с тобой. Он предупредил, что ты придешь за ней.

Он подождал, пока Говард рассматривал коробочку, а затем резким движением головы указал ему на дверь.

— Открыть ее ты можешь и на улице, — холодно заявил Гаспар. — Уходи и никогда больше не возвращайся сюда.

Бесконечно долгую секунду Говард смотрел на седовласого француза, затем развернулся и вылетел из магазинчика с такой скоростью, что Рольф с трудом догнал его.

От удара я, должно быть, потерял сознание, но вряд ли пребывал в этом состоянии больше минуты, потому что первое, что услышал, был резкий гудок локомотива, который помчался дальше. Еще секунду я лежал неподвижно, ожидая, когда утихнет боль в затылке, затем медленно открыл глаза, увидел кусок затянутого грозовыми облаками неба и понял, что я еще жив или как минимум относительно невредим.

Я с трудом приподнялся. Адская боль снова пронзила затылок, и я невольно застонал. Мне казалось, что на моем теле не осталось живого места. Все мышцы болели либо от ушибов, либо от растяжения. Когда я попытался подняться, опираясь на колени и локти, я еле удержался, чтобы снова не закричать от боли.

Осмотревшись, я понял, что мне еще крупно повезло. Я не упал на щебень железнодорожной насыпи, а скатился с откоса и притормозил благодаря тому, что врезался в густой кустарник (что, скорее всего, спасло меня от множества переломов или кое-чего похуже). Кроме многочисленных ссадин и царапин на руках и лице, у меня, похоже, ничего более серьезного не было. В общем, мне посчастливилось избежать тяжелых повреждений, если учитывать, что я упал с поезда, который мчался на полной скорости.

Где-то далеко от меня, возможно на расстоянии мили или двух, раздался гудок паровоза, который напомнил мне об очень веской причине, заставившей меня спрыгнуть с крыши поезда. Раздвинув ветки, я некоторое время наблюдал за незнакомой местностью и только потом вышел из своего укрытия. Я с трудом поднялся по откосу, все еще неуверенно держась на ногах, и направился к мосту. До железнодорожных путей было недалеко, не больше двадцати, максимум тридцати ярдов, — расстояние, которое поезд на своей скорости прошел бы менее чем за секунду. От этой мысли я содрогнулся. Доли секунды… Если бы я отреагировал на самую малость позже…

Я внимательно осмотрел мокрую от дождя железнодорожную насыпь, увидел смятый куст, от которого по земле тянулся след из поломанных веток и примятой травы. На какой-то миг меня охватил непреодолимый страх. Мне вдруг показалось, что на насыпи что-то шевелится и вот-вот появится тип с железными зубами, чтобы снова накинуться на меня и попытаться убить. Но я отогнал эти мысли и тихо обозвал себя дураком. Единственное, что я мог найти здесь, — это его обезображенный труп.

Тем не менее я долго не мог решиться спуститься к железной дороге, чтобы поискать тело своего опасного попутчика. Одна только мысль о том, как может выглядеть его тело после удара о мост, вызывала у меня жуткий приступ тошноты. И все же, запретив себе думать об этом, я пробрался через кусты и пошел по следу, который остался на земле. Почва, казалось, была глубоко вспахана, как будто по ней прошлись плугом, небольшие кусты словно подрезали, а молодое деревце толщиной с мою руку было сломано. Все выглядело так, будто с неба упал небольшой метеорит. Везде валялись клочья одежды, куски металла, а также какие-то вещи — настолько смятые, что определить, чем все это было раньше, я не смог. Я нашел ботинок, который выглядел так, будто его распилили пилой. Затем я обнаружил целую кучу мелких, сильно покореженных кусков металла. На берегу небольшой, но довольно бурной речушки, которая тянулась вдоль железной дороги, след неожиданно оборвался.

Вот чего я не нашел, так это тела своего странного попутчика.

Я прошелся вдоль железнодорожной насыпи несколько раз, тщательно осматривая места, где остались следы этого жуткого человека. Сначала я спешил, а потом решил обследовать все более основательно. Но результат оставался неизменным: ярдов через тридцать след обрывался, теряясь в грязи на берегу реки, а там, где по моим расчетам должно было валяться изуродованное тело, ничего не было.

Ошеломленный, я стоял и смотрел на то место, где он должен был лежать. Единственным логическим объяснением неудачи моих поисков было то, что сила удара оказалась настолько мощной, что его отбросило к реке и унесло течением. Но что-то подсказывало мне, что на самом деле все это было не так и я правильно делаю, соблюдая осторожность.

Прямо под моими ногами что-то блеснуло. Не сходя с места, я нагнулся и протянул руку, чтобы поднять заинтересовавший меня предмет. Но я так и не дотянулся до него, потому что в этот момент мне вдруг показалось, будто мое сердце сжала чья-то стальная рука, а затем резко отпустила его. После этого я едва сдержал подступившую к горлу тошноту.

Это был глаз.

Он лежал в траве прямо передо мной, похожий на стеклянный шар, — блестящий, без века, ужасный и отвратительный. Казалось, что в момент смерти в нем застыло выражение упрека. Это был человеческий глаз. Или же, возможно, самая идеальная копия человеческого глаза, которую я когда-либо видел. Единственное, что вызвало сомнение, — это торчащие с обратной стороны глаза тонкие проволочки, которые напоминали разорванные кровеносные сосуды.

Несколько секунд я стоял не двигаясь, затем все-таки осмелился и, опустившись на колено, осторожно прикоснулся пальцами к блестящему глазу. Подняв его с земли, я удивился: он оказался тяжелее, чем я думал. Когда же я неосторожно задел тончайшие проводки, сверкнула крошечная голубая искорка. Изнутри устройства послышалось еле слышное жужжание, зрачок сдвинулся сначала влево, затем вправо и снова вернулся на свое место.

Признаться, я был не очень удивлен. После всего, что произошло со мной во время поездки, у меня могло быть одно-единственное объяснение.

Однако я не успокоился. Совсем наоборот.

— Мне очень жаль месье, но боюсь, что это не в моих силах. Я не могу помочь вам. — Лицо человека за окошком выражало сожаление. Сомнений в том, что это было сказано искренно, не возникало, поскольку перед кассиром лежала купюра в пятьдесят франков, которую Говард просунул в окошко так ловко, что никто из тех, кто стоял сзади, ничего не заметил. — У нас все распродано уже несколько недель назад, ведь это премьера.

— Но я вас очень прошу! — прошептал Говард, вытащил из кармана еще одну банкноту и положил ее рядом с первой. — Может, вам все-таки удастся мне помочь. Всего один билет.

— Я согласен даже на стоячее место! — добавил его спутник, грубоватый здоровяк. — Можно даже внизу: пение все равно не такое уж великое искусство.

Дружелюбное выражение на лице кассира сменилось холодной строгостью, но Говард, сдерживая улыбку, быстро сказал:

— Поверьте, мой друг на самом деле так не считает. Но нам будет очень неудобно, если мы не сможем посмотреть это представление вместе.

Кассир смерил этих двух очень разных мужчин недоверчивым взглядом, с сожалением и почти с болью посмотрел на банкноты, лежавшие перед ним, и резко пододвинул их к Говарду.

— Мне очень жаль, месье, — повторил он. — Честно говоря, если бы я мог вам помочь, я бы сделал это. Но все билеты давно распроданы.

Говард еще раз бросил на него почти умоляющий взгляд, затем пожал плечами и, спрятав деньги в карман, отошел от кассы. Рольф немного задержался, укоризненно посмотрев на человека в окошке.

— Не нравится мне это, — сказал он, подходя к Говарду. — Ты действительно хочешь пойти туда один? Вполне вероятно, что это ловушка.

Он кивнул головой в сторону огромных двустворчатых дверей, которые вели в помещение оперного театра.

— Ловушка? — с улыбкой переспросил Говард. — Не думаю. Для того чтобы устроить ловушку, есть тысяча более удобных мест, чем это. — Он посмотрел вокруг себя и добавил: — И тем более в Париже.

Говард снова улыбнулся, как будто хотел показать свою уверенность, но тут же поймал себя на том, что тайком разглядывает толпу нарядных людей, которые ломились в холл Парижской оперы. Он и в самом деле не думал, что ему здесь может угрожать опасность. Тамплиеры никогда не тяготели к громким преступлениям. Они не испугались бы, если бы это действительно было необходимо, но обычно старались действовать без лишнего шума. Для того чтобы убить или похитить человека, можно было найти место получше, чем оперный театр.

Несмотря на это, Говарду явно было не по себе. На свертке, который передал ему Гаспар, стояла печать парижского ордена тамплиеров, и никто, будь он даже в невменяемом состоянии, даже подумать не мог о том, чтобы подделать эту печать. Однако в коробочке, кроме билета на эту премьеру и небольшого позолоченного театрального бинокля из белой эмали, больше ничего не было. «Есть только одна возможность разгадать эту загадку», — подумал Говард.

— Пора, — сказал он. — Я пошел. Думаю, будет лучше, если ты подождешь меня где-нибудь тут, снаружи. — Он указал на кафе, огни которого горели на противоположной стороне театральной площади. — Почему бы тебе не посидеть там и не выпить бокал пива или даже парочку?

Но Рольф даже не улыбнулся в ответ.

— Было бы лучше, если бы я пошел с тобой, — угрюмо заявил он. — Честно говоря, мне совершенно не нравится этот ребус с тамплиерской посылкой.

— Надеюсь, что в зале меня не ожидает ничего, кроме двух с половиной часов смертельной скуки, — пошутил Говард.

На этот раз Рольф ничего не сказал, и Говард, развернувшись, исчез в толпе любителей оперной музыки.

Перед гардеробом была такая толчея, что Говард, не снимая пальто, прошел прямо в зал и под уничтожающими взглядами лакеев направился к широкой лестнице, которая вела к ложам. Один из лакеев, облаченный в ливрею, вышел к нему навстречу и вежливо, но настойчиво попросил предъявить билет, а затем указал Говарду на дверь, за которой находилась ложа первого яруса. Хотя до начала представления оставалось еще более получаса, почти все места были уже заняты. Лакей довел Говарда до его места, жестом пригласил садиться и исчез.

Говард внимательно осмотрелся, чувствуя нарастающее напряжение и неясное беспокойство. Из зрительного зала доносился равномерный гул голосов множества людей, похожий на эхо его сердцебиения. Свет был уже приглушен, и он с трудом мог различать лица окружающих его женщин и мужчин. В оркестровой яме раздавались звуки различных музыкальных инструментов, которые настраивали перед началом представления, а темно-красный занавес, все еще отделявший зрительный зал от сцены, чуть сдвинулся, словно на него повеяло невидимым ветром.

Говард чувствовал себя весьма неуютно. Зачем он здесь? У него не было ни малейшего сомнения в том, что его бывшие братья собирались убить его. Но неужели они хотели привести свой приговор в исполнение тут, на глазах сотен, если не тысяч очевидцев? Говард не верил в это.

Время тянулось медленно. Иногда хлопала дверь, впуская в ложу очередного зрителя, который тут же проходил к своему месту, и Говард незаметно осматривал его, испытывая страх и беспокойство.

Наконец голоса зрителей стихли, свет начал медленно гаснуть, и одновременно с этим из оркестровой ямы послышались первые аккорды увертюры. Через несколько мгновений открылся занавес и перед публикой предстали фантастические декорации, украшавшие сцену. Любуясь этой красотой, Говард корил себя за то, что даже не поинтересовался, какую оперу сегодня дают, хотя и понимал, что на самом деле он был здесь не для того, чтобы наслаждаться музыкой. В то время как другие зрители вокруг него начали поудобнее устраиваться в своих креслах, Говард наклонился вперед, внимательно осмотрел сцену и поднес к глазам театральный бинокль.

Говард удовлетворенно вздохнул: несмотря на то что бинокль был очень маленьким, он все очень хорошо видел. Еще некоторое время он смотрел на сцену, а затем скользнул взглядом по рядам расположенных друг над другом балконов, опоясывающих зрительный зал. Казалось, что лица женщин и мужчин, которые сидели в ложах, находятся так близко, что до них можно дотянуться рукой.

Люди из высшего общества, старые и молодые, красивые и ничем не примечательные, и…

То, что он увидел, потрясло его как гром среди ясного неба.

Сначала Говард не поверил собственным глазам и некоторое время, ошеломленный и подавленный, надеялся, что, возможно, просто ошибся. Но в то же время он прекрасно понимал, что это не может быть ни ошибкой, ни иллюзией.

Он слишком хорошо знал это лицо, чтобы с кем-то его спутать.

Черные бездонные глаза и чувственные губы придавали лицу девушки некоторую экзотичность, непослушный локон, как всегда, выбился из прически, несмотря на то что его, очевидно, пытались заколоть… Казалось, что она вот-вот рассмеется, одарив своего собеседника ироничным взглядом.

Да! Он знал это лицо, слишком хорошо знал, чтобы с кем-то его спутать.

Руки Говарда задрожали, и он настолько сильно сжал бинокль, что тот тихо затрещал.

— Офелия! — прошептал он. — О Боже!

Мужчина, сидевший справа от Говарда, бросил на него неодобрительный взгляд, но тот даже не заметил этого. Его глаза были прикованы к бледному лицу девушки, которое казалось ему видением из далекого прошлого. Затем чья-то тень придвинулась к Офелии, и в поле зрения Говарда попало еще одно лицо. Это был худой темноволосый мужчина средних лет, с аккуратной бородкой и пронизывающим взглядом черных глаз.

— Нет! — вскрикнул Говард. — О нет, только не это! Разве можно быть такими жестокими!

Его сосед в ложе кашлянул, снова выражая недовольство, и, когда их взгляды встретились, Говард понял, почему он находится здесь, в опере, и каким будет его наказание. Говард с такой силой сжал бинокль, что стекла в обоих объективах звонко лопнули.

Когда я добрался до Парижа, было уже далеко за полночь. Улицы многомиллионного города казались пустынными, мостовая блестела от дождя. Над центром города, до которого было еще несколько миль, полыхало зарево, а грохот колес подпрыгивающей на булыжниках повозки, на которой я ехал последние двадцать миль, отдавался эхом от выстроившихся по обеим сторонам улицы домов, что вызывало у меня раздражение и смутное беспокойство. Последние десять минут двуколка тарахтела по набережной Сены, и я с любопытством смотрел на знаменитую реку, которая, признаться, не произвела на меня никакого впечатления. На мой взгляд, она напоминала грязную канаву, разделяющую город пополам. К тому же от нее распространялся неприятный запах застоявшейся воды. Та часть Парижа, где мы сейчас ехали, вряд ли принадлежала к фешенебельным районам города.

Двуколка остановилась, качнувшись в последний раз, и кучер повернулся ко мне.

— Приехали, месье, — сказал он. — Рю де ля Прованс. — Он ободряюще кивнул, указывая кнутовищем на другой берег реки, и добавил: — Я поехал в объезд, чтобы вам не пришлось так далеко идти. Здесь неспокойный район, по крайней мере в это время. Вам нужно всего лишь перейти через мост.

Я понял намек, осторожно вылез из повозки и вытащил кошелек.

— Это совсем необязательно, месье, прошу вас!

Мужчина начал активно жестикулировать, несколько раз отрицательно помотал головой, но затем молниеносно выхватил у меня купюру в пятьдесят франков, которую я ему протягивал, и спрятал в нагрудный карман. Я подавил ухмылку, еще раз поблагодарил его за помощь и повернулся к мосту. Позади меня раздался грохот колес уезжающей повозки.

От Сены подул холодный ветерок. Когда я взошел на мост, мне показалось, что темнота сгустилась еще больше, как будто что-то над рекой поглощало слабый свет луны и звезд. Я зябко повел плечами и быстро посмотрел в оба конца моста.

Вокруг было пустынно. Внезапно мне показалось, что далеко от меня, в самом конце улицы, мелькнула какая-то тень. Что-то лязгнуло, как будто железом ударили по камню. Я присмотрелся внимательнее, но тень исчезла, а лязг металла был заглушён злобным шипением кота, которого я потревожил в его ночном убежище.

Мысленно обругав себя за излишнюю подозрительность, я поднял воротник пальто, так как на мосту посередине реки было очень холодно и сыро, и быстро зашагал дальше. Когда я зашел в гостиницу, то уже напрочь забыл о неясной тени, которая, как я теперь был уверен, привиделась мне на мосту.

Внутри здания было темно. В холле сильно пахло сигаретным дымом и капустой, откуда-то с верхних этажей доносился детский плач. Я остановился в нерешительности, пытаясь понять, где находится регистрационная стойка, и в конце концов постучался в дверь, на которой висела табличка с корявой надписью: «Консьерж». Честно говоря, я не мог понять, какого черта Говард решил остановиться в этой дыре. Полуразвалившийся старый пансион, где я впервые увидел его, был просто шикарным по сравнению с этой так называемой гостиницей.

Стучать мне пришлось раза четыре, и с каждым разом все громче, пока наконец я не услышал за дверью чьи-то шаги. Послышался звук снимаемой цепочки, дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и в щели показался чей-то заспанный глаз.

— Вы вообще понимаете, сколько сейчас времени? — сонно пробормотал консьерж, которого я поднял среди ночи.

Человек за дверью уставился на меня так недружелюбно, что я, особо не задумываясь, ответил:

— Полночь. — Приветливо улыбнувшись, я вежливо добавил: — Извините за беспокойство, месье…

— Мадам! — грубо перебил меня голос из-за двери.

Дверь распахнулась настежь, и в меня своей огромной грудью уперлась двухсоткилограммовая матрона. Заспанное лицо, выглядывающее из-под ночного чепчика, было похоже на тряпку для мытья полов, но вполне вписывалось в интерьер этой гостиницы.

— Мадам Дюпре, если быть более точной, — представилась она. — А вы, должно быть, месье Крэйвен, если я не ошибаюсь?

— Да… точно, — сказал я, удивленно моргая. — Но откуда вы знаете…

— Я не дура, молодой человек, — ответила мадам Половая Тряпка, высокомерно поглядывая на меня. — Два ваших приятеля предупредили, что вы приедете.

Уже через минуту сон с мадам как рукой сняло, а когда она затарахтела, продолжая разговор, каждое ее слово, сопровождавшееся выразительным взглядом, навело меня на глупые мысли о том, как бы она выглядела, если бы была на двадцать лет моложе и весила бы на полтора центнера меньше.

— Молодой человек приятной внешности, с белой прядью волос, — сказала она. — Месье Лавкрафт зарезервировал для вас номер.

— Здесь? — спросил я.

— Разумеется, здесь.

Женщина зашла к себе в комнату и через минуту вернулась с ключом длиной с мою ладонь.

— Комната двадцать один, на втором этаже, — сказала она, протягивая мне ключ.

Без всякой задней мысли я схватил ключ, но в последний момент остановился и в нерешительности замер между консьержкой и лестницей, ведущей наверх.

— А вы уверены, что месье Лавкрафт хотел, чтобы я… — неуверенно произнес я, поглядывая по сторонам.

— На все сто процентов, молодой человек. А что касается платы за номер, вы можете об этом не беспокоиться, потому что месье Лавкрафт заплатил вперед за две недели.

— Хорошо, — только и сказал я.

— Он попросил, чтобы я вас накормила, когда вы приедете, — с важностью сообщила мадам Половая Тряпка. — Правда, уже слишком поздно, но для гостей, за которых платят вперед, я готова сделать исключение.

— Это очень любезно с вашей стороны, — быстро ответил я. — Но сейчас мне хотелось бы поговорить с месье Лавкрафтом. В каком номере он поселился?

— В номере двадцать два, — доложила она. — Прямо напротив вашего. Но можете не торопиться идти к нему: господ там сейчас нет. — Взгляд женщины стал почти обольстительным. — А почему бы вам не зайти ко мне? Я бы сделала вам крепкий кофе.

— Потом, — чуть растерявшись, ответил я. Заметив, что она уже собирается открыть дверь и затащить меня к себе, я приветливо улыбнулся и добавил: — Конечно, выпить чашечку кофе было бы просто изумительно, но сейчас мне действительно нужно поговорить с месье Лавкрафтом. Вы не знаете, куда он отправился?

Мадам бросила на меня почти укоризненный взгляд, затем вздохнула, провела толстым пальцем по губам и почему-то указала на дверь.

— В оперу. Но уже нет никакого смысла ехать за ними вдогонку.

— Куда? — удивленно спросил я. — Вы уверены?

— Еще бы, — ответила она с обидой в голосе. — Я сама заказывала им экипаж. Но ехать вслед за ними бессмысленно: все билеты на представление давно распроданы. Сегодня премьера, и вам вряд ли удастся достать билет. К тому же представление скоро закончится. — Она сделала паузу и снова улыбнулась. — Почему бы вам не зайти ко мне и подождать, пока вернутся ваши друзья, за чашечкой кофе? Вы выглядите очень уставшим, и вам нужно срочно выпить крепкого кофе.

На какой-то момент я действительно заколебался и готов был принять ее предложение, потому что чувствовал себя измотанным и разбитым в прямом смысле слова. Мысль о том, чтобы ехать в парижскую оперу и ждать у театра, когда закончится представление, особо меня не прельщала. Но, заглянув в поросячьи глазки мадам Дюпре и догадавшись о ее совершенно определенных намерениях, я решил, что, пожалуй, немного свежего воздуха мне не помешает.

— Немного позже, — вежливо отказался я. — Когда я вернусь. Как мне добраться до оперного театра?

Улыбка на лице мадам стала ледяной.

— На карете, — сухо ответила она. — Но в это время вам ее не найти. По крайней мере, не в этом районе. А пешком идти не меньше часа.

Я был почти восхищен ее настойчивостью, но все же повторил:

— Поверьте, прежде всего мне нужно встретиться со своим другом. Будьте любезны, покажите, как добраться до театра, — попросил я, понимая, что мадам Дюпре не собиралась мне ничего показывать, кроме своих кружевных панталон. — Когда я вернусь…

Я не закончил предложение. В этот момент дверь за моей спиной с грохотом открылась, и я увидел размытый силуэт мужчины.

Мадам Дюпре оглушительно завизжала, а я невольно схватился за рукоятку своей шпаги. Но я не успел достать ее из трости, потому что через секунду ворвавшийся в гостиницу человек сорвал поломанную им дверь и отбросил ее в сторону. Я узнал его лицо. Вернее, то, что от него осталось: левая часть его головы была почти невредимой, а вот правую попросту разворотило: коричневатый материал, заменитель кожи, был разорван и свисал клочьями; железная кость под ним была разбита и примята, а из отверстия, в котором когда-то был стеклянный глаз, торчали разорванные серебристые проволочки.

— Но, месье, прошу вас, не делайте этого!

Лакей в отчаянии размахивал руками. Его голос стал пронзительным, а взгляды, которые он бросал на Говарда, однозначно свидетельствовали о том, что мужчина охвачен паникой. Но Говард не обращал на него никакого внимания. Он просто оттолкнул его в сторону и, опустив голову, прошел мимо. Откуда-то снизу послышались раздраженные голоса и топот ног нескольких человек. Не оборачиваясь, Говард решительно направился к узкой двери в конце коридора и, подойдя к ней, рванул на себя.

Музыка из оркестровой ямы зазвучала намного громче, когда он вышел на крошечный балкон. Чья-то рука легла ему на плечо, пытаясь задержать его, но Говард отбросил ее, развернулся и с такой злостью посмотрел на лакея, что тот невольно отступил назад.

— Прошу тебя, брат Говард!

Несмотря на то что голос прозвучал очень тихо, эффект был такой, как будто Говарда ударили плеткой. Его рука, поднятая в попытке защититься, повисла в воздухе. Долю секунды он стоял неподвижно, затем неловко, словно марионетка, развернулся и уставился на темноволосого человека, который обратился к нему.

— Не нужно устраивать скандал, брат Говард! — продолжил мужчина. — Ведь эти люди заплатили большие деньги за то, чтобы спокойно насладиться высоким искусством, которое ты вряд ли сможешь оценить по достоинству. — Он криво улыбнулся и указал рукой на свободное место, предлагая Говарду присесть. Обернувшись к лакею, который стоял в окружении подоспевших на помощь служителей театра, мужчина сухо произнес:

— Все в порядке, Жан-Люк, я знаю этого человека.

— Ты…

Голос Говарда дрожал от возбуждения, но мужчина остановил его резким, властным жестом.

— Прошу тебя, брат… не надо. Здесь посторонние.

Несколько секунд Говард с нескрываемой ненавистью смотрел на черноволосого мужчину. Его руки так крепко сжали театральный бинокль, что костяшки пальцев побелели. Но он все же подождал, когда с балкона уйдут все лакеи. После этого он придвинулся к мужчине, как будто собирался задушить его, и прошептал:

— Где она? Что ты с ней сделал?

— Что ты имеешь в виду? — Брови мужчины, тонкие, словно нарисованные, удивленно поднялись. — О ком ты говоришь, брат? Посмотри вокруг, здесь никого нет, мы одни.

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, изверг, — прошептал Говард. — Я видел ее. Зря ты передал мне эту посылку. Зря!

Говард схватил театральный бинокль и вплотную приблизился к своему врагу.

— Где Офелия, Сарим? Говори, или я даю тебе слово, что ты не уйдешь из театра живым!

Губы Сарима де Лорека растянулись в пренебрежительной улыбке.

— Ты совсем не изменился, брат Говард, — ответил он. — Меня всегда поражала не только сила твоего духа, но и то, насколько медленно ты соображаешь. Я никогда не мог понять, почему ты ведешь себя как полный идиот, когда дело касается этой женщины. Мы ведь даже когда-то чуть не убили тебя из-за нее.

— Где она? — прошипел Говард. — Говори, или я…

— Или что? — холодно прервал его де Лорек. — Что ты сделаешь, Говард? Убьешь меня? А ты не думал, что может случиться с ней, если ты хотя бы пальцем тронешь меня?

— Ах ты, сволочь! — пробормотал Говард. — Вы… вы проклятые ублюдки. Зачем вы втягиваете ее во все это? Я здесь, потому что хочу предстать перед судом. Вы можете взять меня, но Офелию оставьте в покое. Она не имеет ко всему этому никакого отношения.

— А вот к тебе имеет отношение, брат, — сухо заметил де Лорек. — Ты хочешь предстать перед судом ордена? Хорошо. Я всегда ценил в людях храбрость, даже если они были моими врагами. Но ты ошибаешься, если думаешь, что тебе нужно всего-навсего прийти сюда — и все будет в порядке. Тебе нужна Офелия?

— Оставьте ее в покое, — повторил Говард.

Его голос дрожал и едва не срывался на хрип; руки подергивались, как будто он и в самом деле изо всех сил боролся с желанием наброситься на де Лорека и задушить его. Но на самом деле Говард чувствовал себя совершенно беспомощным и от бессилия что-либо изменить готов был разрыдаться.

— Умоляю тебя, брат де Лорек, Офелия вам ничего не сделала. Она… она ни в чем не виновата.

— Невиноватых нет, брат Говард, — высокомерно произнес де Лорек. — Но я покажу тебе, насколько великодушно братство даже по отношению к тем, кто его предал. У тебя есть двенадцать часов, чтобы прийти ко мне.

— Да я уже пришел! — в сердцах воскликнул Говард. — Вот он я, бери меня! Что тебе еще нужно, сволочь?

Де Лорек осуждающе покачал головой. Говард почувствовал в висках слабую боль, и неожиданно мелькнувшая мысль оглушила его до того, как он успел полностью ее осознать.

— Так не пойдет, брат, — сказал де Лорек. — Ты думаешь, что можно появиться через десять лет, сказать: «Я уже пришел!» — и все будет в порядке? Ты ведь знаешь, что все не так просто.

Говард в беспомощной ярости сжал кулаки.

— Хорошо, — хрипло произнес он. — Вы победили, де Лорек. Что… что мне нужно сделать?

— Ты знаешь, где я живу?

— Небольшой дом за городом?

Де Лорек кивнул.

— Так вот. Придешь туда один, без оружия и без своего тупого громилы, который всегда сопровождает тебя.

— А что будет с… Офелией? — спросил Говард, запинаясь.

Де Лорек пожал плечами.

— Все зависит от тебя, брат Говард. Не думай, пожалуйста, что я забыл, насколько ты опасен. Я все еще сомневаюсь, смогу ли тебя победить. Возможно, что и в этот раз тебе удастся избежать заслуженного наказания.

— Но тогда вы убьете Офелию, — пробормотал Говард.

Де Лорек кивнул.

Мгновение, показавшееся мне вечностью, мы смотрели друг на друга: я — со смешанным чувством нарастающего ужаса и изумления, а мерзкий тип с железными зубами — совершенно бесстрастно, без каких бы то ни было эмоций. Его единственный глаз, как мне показалось, излучал неистовую ненависть, а руки беспокойно вздрагивали, делая равномерные хватательные движения, которые сопровождались тихим жужжанием.

Мучительную тишину разорвал истерический крик мадам Дюпре. Мой преследователь и я моментально вышли из оцепенения. Но я был на долю секунды быстрее. Голова незнакомца резко качнулась из стороны в сторону, его искусственный глаз вспыхнул, а правая рука вытянулась в сторону мадам Дюпре. Мне показалось, что какое-то время он был в замешательстве и не знал, кого из нас выбрать.

— Назад! — закричал я. — Пожалуйста, бегите, если хотите жить!

В тот же миг я прыгнул вперед и толкнул ее в грудь так, что она залетела задом в свою комнату и не очень мягко приземлилась на пол. Я присел, увернувшись от удара, и крутнулся вокруг своей оси. Моя нога оторвалась от пола, описала идеальный полукруг и врезалась в подбородок моего противника. Я мысленно похвалил себя — этот удар был сделан с хрестоматийной точностью, полностью соответствуя правилам учебника, который привез мне один знакомый китаец.

Несмотря на это, от столь мощного удара не было никакого толку, а как раз наоборот. Человек-машина неспешным движением схватил меня за ногу и мощным рывком вывел из равновесия. Я вскрикнул и, размахивая руками, попытался выпрямиться, но упал на спину, как только он отпустил мою руку. Какое-то время я не видел ничего, кроме мигающих красных точек и размытых серых пятен.

Когда я снова мог видеть, мой враг с победным криком стал прямо надо мной и, сверкнув своей железной челюстью, дребезжащим голосом сказал:

— Я же говорил вам, что вы умрете, Крэйвен! Это мое задание.

Его руки сжались в кулаки. Затем он прыгнул.

В отчаянии я откатился вправо, обхватил его ногу обеими руками и изо всех сил рванул ее на себя. Одновременно я подтянул ноги, чтобы захватить ими его другую ногу. И снова у меня появилось ощущение, будто я пытаюсь сдвинуть с места стальную балку. По моему телу пробежала дрожь, сопровождаемая болью, а на губах застыл крик. Но мне, похоже, повезло. Мой противник затрясся и еще с полминуты стоял неподвижно, пока из его утробы не раздался странный гул. Этот звук с каждой секундой становился все громче, а затем превратился в визг. После этого я услышал громкий треск, как будто сломался толстый сук. Словно срубленное дерево, он рухнул на пол, разбивая плитку, но сразу же перевернулся на живот, собираясь встать на ноги.

Я успел вскочить на долю секунды раньше и сделал шаг в направлении двери, но человек-машина опередил меня, и от его удара я отлетел в сторону. Схватившись рукой за дверную раму, он окончательно разбил дверь, которая на моих глазах превратилась в щепки.

Что мне было делать? Я рванулся назад, отчаянно пытаясь найти путь к бегству, и огромными прыжками помчался к лестнице, ведущей наверх. Позади меня громыхал мой враг, который, словно феникс, восстал из пепла. Когда он бежал по лестнице, она вся ходила ходуном, готовая обрушиться в любую секунду.

Перепрыгивая через две, а то и три ступеньки, я взбежал на второй этаж, а затем понесся дальше, стараясь не оглядываться и не смотреть на преследователя. Лестница привела меня в длинный узкий и, как мне показалось, бесконечный коридор, в который выходило множество дверей. Я достиг конца коридора и оказался еще перед одной лестницей.

Когда я добрался до третьего, последнего этажа гостиницы, мой отрыв от преследователя составлял уже двадцать ярдов. Остановившись в конце коридора, я подергал ручки дверей, но все комнаты были закрыты. Я подошел к окну и выглянул из него.

Тем временем тип с железными зубами приближался, и от его шагов сотрясался весь дом. Когда я посмотрел через плечо, мне показалось, что мой противник значительно прибавил скорости. Он бежал пошатываясь, словно пьяный, и волоча правую ногу. Несмотря на это, его скорость была почти такой же, как и моя.

Это зрелище заставило меня принять решение. Отбросив всякие сомнения, я разбил стекло, высунулся наружу и посмотрел на темную улицу, чернеющую тремя этажами ниже. Я заметил, что прямо над окном проходил оцинкованный водосточный желоб, а стена показалась мне достаточно старой и потрескавшейся, чтобы за нее можно было цепляться. Собравшись с духом, я выбрался наружу, ухватился руками за край водосточного желоба и поставил ногу на подоконник. Я почувствовал, как под моими пальцами начал крошиться влажный кирпич. К тому же пошел дождь, не очень сильный, но все стало скользким.

Медленно продвигаясь вверх по водосточному желобу, я титаническим усилием воли заставлял себя не смотреть вниз. Старая конструкция, давным-давно пришедшая в негодность, отчаянно скрипела и трещала под моим весом. Но, как ни странно, именно страх придал мне сил, и менее чем через минуту я добрался до нависающего козырька черепичной крыши. Я быстро оглянулся. Окно находилось бесконечно далеко от меня, а улицу поглотила ночная тьма. Преследователя вообще нигде не было видно, но вполне возможно, что уже через пару минут он будет у окна.

Я посмотрел вверх: козырек крыши выступал чуть больше чем на пол-ярда от стены. Мне не оставалось ничего другого, как, отпустив левую руку, переставить сначала ее, а затем то же самое сделать правой и таким способом дотянуться до водосточной трубы. Закусив губу, я молил Бога, чтобы она выдержал мой вес.

В какой-то момент вся конструкция прогнулась под тяжестью, повергнув меня в неописуемый ужас. А когда я поставил ногу на водосточную трубу, она соскользнула с мокрого металла, и я на мгновение потерял равновесие. Небо надо мной качнулось в сторону, и по всей проржавевшей трубе пошел треск. Услышав звук ломающегося металла, я понял, что моя «лестница» полностью оторвалась от стены.

Я изо всех сил рванулся вперед, успел ухватиться за козырек крыши и попытался подтянуться наверх. Но за мокрую от дождя черепицу невозможно было уцепиться. Я обломал все ногти, оставив на твердой глиняной поверхности глубокие бороздки, однако ничего не получалось. В отчаянии я схватился другой рукой, и в этот момент водосточная труба с грохотом исчезла в темноте подо мной.

Несколько секунд я провисел на краю крыши, беспомощно болтая ногами в воздухе. Ноги никак не могли найти хотя бы какой-нибудь выступ или щель в стене, чтобы можно было упереться. Я чувствовал, как мои пальцы миллиметр за миллиметром, медленно, но неумолимо сползают по влажной черепице. В отчаянии поджав ноги, я из последних сил рванулся наверх, отчего, как мне показалось, задрожала вся крыша, и надежнее ухватился за черепицу руками. Но не прошло и пяти секунд, как я снова соскользнул вниз.

Я начал дергать ногами, стряхнул с них обувь и уже пальцами ноги попытался нащупать щель в стене. В этот раз мне удалось обеспечить упор для ног: мои голые пальцы проникли в довольно глубокую трещину, и на короткий миг я перенес вес своего тела на них, чтобы найти более удобное положение для рук. После этого, совершенно обессиленный, я подтянулся и влез на крышу.

Вернее сказать, попытался.

На фоне затянутого дождевыми тучами неба появилась огромная тень, затем нога, наполовину состоявшая из плоти и крови и блестящего железа. Огромная ступня опустилась на мою левую руку и придавила ее так сильно, что рука сорвалась и я снова начал сползать по крыше вниз. В последний момент мне удалось приостановить падение, и я, беспомощно болтая ногами, свесился с козырька крыши. Я чувствовал, что моя рука с каждой секундой становится все слабее и слабее.

— Вы действительно идиот или на самом деле решили облегчить мою задачу, мистер Крэйвен? — скалясь в злорадной улыбке и покачивая головой, спросил мой преследователь.

Он нагнулся вперед, и мне показалось, что в его глазу сверкнул насмешливый огонек. Возможно, мне это просто привиделось, потому что у человека-машины не могло быть эмоций, но кто его знает…

— Хотя я правда не понимаю, зачем для этого нужно было карабкаться по стене, — добавил он высокомерно. — Вы могли бы пойти по лестнице, как и я.

С этими словами он наступил на мою другую руку. Последнее, что я увидел, была его злобная ухмылка. Затем небо и крыша резко завертелись у меня перед глазами и я камнем полетел вниз, в темноту.

Несмотря на то что в комнате, должно быть, горела добрая сотня свечей, в ней не хватало света. Необычное серое колышущееся сияние висело в воздухе, словно серое солнце, а тишину нарушало еще потрескивание огня в камине. В доме было очень тихо, а после того, как его покинули все слуги, стало еще тише, чем раньше. Но что-то осталось. Это невозможно было описать словами, но чувствовалась огромная разница между тем, как было раньше и как стало теперь.

Сарим де Лорек, тяжело вздохнув, прикоснулся рукой к виску. Внезапно ему показалось, что комната перекосилась и каким-то непостижимым образом вращается. Что-то происходило и с цветом, но у него в голове не находилось нужных слов, чтобы это описать. Хорошо знакомая комната, в которой он прожил более двух десятков лет, казалась ему чужой, враждебной и настолько другой, словно она неожиданно перенеслась в совершенно иной, непонятный ему мир.

Затем неприятное чувство прошло.

Остался только страх.

Сариму де Лореку было страшно. И этот страх был совсем не похож на тот, который ему приходилось испытывать ранее. Он боялся, но сам не знал чего, и казалось, будто внутри у него поселился какой-то враждебный дух, который грыз его душу, словно невидимая крыса.

Пытаясь отогнать от себя эти мысли, Сарим встал, быстрым шагом подошел к небольшому чайному столику рядом с камином и наклонился, чтобы налить себе коньяку. Последнее время он все чаще находил успокоение в алкоголе. Его руки так дрожали, что лед в бокале звенел, а коньяк обжег его горло, словно раскаленный свинец. Но Сарим немного успокоился. Через некоторое время он почувствовал, что страх отступает и логический порядок мыслей начинает восстанавливаться.

Глаза Сарима сузились, когда он, все еще держа бокал у своих губ и ощущая вкус коньяка во рту, развернулся и начал тщательно осматривать комнату. Чувство страха прошло, но де Лорек никогда не стал бы тем, кем он был, если бы не обращал внимания на якобы случайные совпадения.

Что же это было? Он просто нервничал или же здесь нечто большее? Воздействие с помощью магии или колдовства? Несколько секунд де Лорек обдумывал возможные варианты. По всей видимости, его ощущения были связаны с психической атакой, попыткой завладеть его мыслями и волей. Брат Говард?

«Такую возможность исключать нельзя», — подумал де Лорек. Другое объяснение, пришедшее ему на ум, казалось более вероятным. «Очевидно, — решил магистр, — все это последствия неудачной попытки получить контроль над кристаллическим мозгом ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ и подчинить его парижскому ордену тамплиеров». Прикосновение этого бесконечно враждебного злого духа длилось всего мгновение, но он почувствовал, какой мощью обладало это древнейшее существо.

После долгих размышлений, когда Сарим де Лорек решил остановиться на последнем объяснении, он внезапно почувствовал острый и глубокий укол в висок. Он согнулся и попытался пересилить боль. Как высокообразованный колдун ордена тамплиеров, де Лорек научился прекрасно управлять своим телом и умел отключать боль или хотя бы приглушать ее.

В этот раз у него ничего не получилось. Даже наоборот. Боль усилилась и стала невыносимой: казалось, его голова вот-вот лопнет от расширившихся сосудов, по которым побежали горячие сгустки агонии. Де Лорек застонал. Он так сильно сжал стакан, что тот лопнул в его руке и от осколков, впившихся в плоть, остались глубокие порезы. Сарим зашатался и упал спиной на чайный столик, сметая на пол бокалы и бутылки. По его рукам текла кровь, один из осколков рассек ему щеку, а от разлившихся напитков на мозаичном полу образовалось большое яркое пятно.

Это было похоже на первый раз, когда он потерял сознание и утратил контроль над собой, но в тысячу раз хуже. Комната изгибалась и тряслась, словно стены и мебель вдруг проснулись от долгой спячки. Чужие, неприятные для человеческого глаза цвета затмили нежные пастельные оттенки обоев и гардин, а из теней поползли существа.

Де Лорек закричал. Не помня себя от страха, он поднялся на ноги и закрыл лицо руками. Но это не помогло. Он все равно продолжал видеть все, что происходило в комнате, как будто у него появился еще один, дополнительный орган чувств, с помощью которого он видел даже больше, чем хотел бы видеть.

Комната продолжала меняться. Стены в невероятном изломе дрожали, и из разрывов действительности на него смотрели дьявольские мерзкие твари. Скользкие щупальца появлялись то тут, то там, а вместо пола под ногами чавкала отвратительная трясина.

И вдруг так же неожиданно, как и появились, видения исчезли. Вместе с ними исчезла и ужасная головная боль. Мир вокруг стал точно таким, каким его знал де Лорек.

По крайней мере, почти…

Прошло много времени, прежде чем магистр ордена тамплиеров почувствовал разницу между прежним и теперешним окружением. Реальность покрылась пятнами, и этот особенный, безумный эффект произвел на де Лорека ужасающее впечатление. Он снова застонал и сжал руками виски. Не в силах даже приподняться, Сарим смотрел на множество маленьких размытых серых пятен, от которых мир вокруг него запестрел. Эти пятна находились в постоянном движении. Они стремительно носились по комнате и каждый раз, когда он пытался более внимательно приглядеться к ним, ускользали. Ему казалось, что его взгляд начинает неожиданно затуманиваться, а серые пятна, продолжая бегать по сетчатке глаз, не дают возможности рассмотреть их.

Некоторое время де Лорек настойчиво убеждал себя в правильности своих догадок. Но он знал, что на самом деле это не так. Он уже однажды видел такие серые пятна, причем не более двух дней назад.

Внезапно он услышал голос.

Он звучал прямо в его голове. Сарим де Лорек никогда в своей жизни не слышал этих слов, потому что они были произнесены на языке, который исчез двести миллионов лет назад вместе с народом, который на нем разговаривал. Тем не менее он все понимал.

Более часа он лежал неподвижно и, закрыв глаза, внимательно слушал незнакомый голос.

Когда Сарим наконец вышел из оцепенения, мир померк перед его глазами. Он казался серым и бесцветным, и единственное, что теперь привлекало в нем де Лорека, — это безумие. Лицо магистра стало безразличным, словно все то, что имело власть над его телом и душой, вдруг обесценилось и утратило силу. Но Сарим изменился не только внешне. Наибольшее и самое страшное изменение, которое произошло тихо и незаметно, коснулось плоскости его мыслей.

Сарим де Лорек, повелитель кукол ордена тамплиеров, нашел себе нового бога.

Самым первым и более-менее ясным ощущением было состояние полной растерянности. Я несказанно удивился, осознав вдруг, что все еще жив. И только позже я почувствовал боль. Я не мог понять, что именно у меня болело, потому что ныло все тело, как будто кто-то с диким сладострастием дергал за каждый мой нерв. Затем боль сменилась сильным жжением и покалыванием в лодыжках и болезненным пульсированием в позвоночнике.

Не успел я прийти в себя, как у меня перед глазами появилась пелена и мое сознание вновь затуманилось. Я слышал какой-то шум, ощущал холодные капли дождя на своем лице и влажность твердых булыжников мостовой под затылком. Кто-то начал бить меня по лицу, не очень сильно, но довольно настойчиво, и чей-то голос постоянно повторял мое имя. Мои веки с трудом приподнялись.

Я лежал на спине посередине большой кучи из щебня, каких-то железок и отвратительно мягкой желто-зеленой массы, которая воняла гнилыми овощами. Огромная волосатая рука накрыла меня плащом и осторожно приподняла, а другая продолжала хлопать по щекам. Через все еще колышущуюся у меня перед глазами серую пелену на меня смотрело бульдожье лицо Рольфа.

Он отвесил мне еще три или четыре пощечины, прежде чем окончательно убедился в том, что я снова пришел в сознание, и прекратил приводить меня в чувство. Когда он одним рывком поднял меня на ноги, словно куклу, то они тут же подкосились. Но Рольф сильно встряхнул меня и прислонил спиной к разбитой телеге.

— Ты меня слышишь? — спросил он.

Его голос звучал очень обеспокоенно. Я кивнул, и на широком лице Рольфа появилась улыбка. Облегченно вздохнув, он снова спросил:

— С тобой действительно все в порядке?

— Нет, — прошептал я, еле шевеля губами. — Но было бы лучше, если бы ты прекратил меня избивать. Я уже достаточно получил.

Рольф ухмыльнулся, отпустил мое плечо, но снова схватился за него, потому что я начал медленно заваливаться на бок. Я чувствовал себя очень скверно, хотя боль, как мне показалось, ушла. Однако вместо нее появилось головокружение, а также слабость, и это было еще хуже.

— Что стряслось, парень? — гнусаво ворчал Рольф, привычно переходя на свой ужасный сленг. — Надоело спускаться по лестнице, и ты решил выпрыгнуть из окна?

— Весь вечер все задают мне один и тот же вопрос, — пробормотал я. — Пожалуйста, Рольф, мне сейчас не до шуток.

Лицо Рольфа вдруг изменилось, приняв серьезное выражение.

— Что случилось? — повторил он.

Задумываясь над этим вопросом, я до сих пор не мог дать вразумительного объяснения. Внезапно меня охватил приступ ужаса. Головокружение сразу усилилось. Я схватился руками за плечи Рольфа, пытаясь удержаться на ногах, но мои руки соскользнули, и я упал лицом в кучу полусгнивших овощей. Рольф тотчас помог мне подняться и мягко улыбнулся.

— Как долго… я уже здесь лежу? — спросил я, переводя дыхание.

— Пару минут, — ответил Рольф. — Я сам видел, как ты свалился с крыши. — Он покачал головой. — Я уж думал, что мне придется соскабливать тебя с мостовой. Но похоже, тебе крупно повезло. — Рольф кивнул в сторону разломанной телеги, которая смягчила мое падение, но после этого превратилась в кучу обломков. — Если бы не эта штука, ты бы сейчас был плоским, как блин, парень.

Некоторое время я смотрел в никуда, пытаясь взять себя в руки. Затем, пошатываясь, я сделал пару шагов. Улица и небо сразу же поплыли перед моими глазами. Я бы снова упал, если бы Рольф не поддержал меня.

— Надо смываться, — тихо сказал я. — Быстро, Рольф, иначе нам обоим крышка.

Как ни странно, Рольф остался серьезным и никакой шутки в мой адрес не последовало.

— Ты имеешь в виду того мужика, который сбросил тебя с крыши? — спросил он.

Я удивленно посмотрел на Рольфа.

— Ты его видел?

— Только тень, — ответил Рольф. — Кто это был?

— Если мы отсюда не смоемся как можно быстрее, — ответил я, — то очень скоро ты с ним познакомишься.

Мой взгляд невольно скользнул по козырьку крыши. Разумеется, там никого не было. Наверняка, как только я упал с крыши, он побежал вниз. По всей видимости, этот придурок еще не появился здесь только потому, что я лежал на заднем дворе, а сюда не было входа.

— Рвем когти, Рольф, — сказал я еще раз. — Он нас обоих отправит к праотцам, если мы сейчас не смоемся.

— Кто? — поинтересовался Рольф. — Никого я не вижу.

— Сейчас он явится! Он обойдет дом и…

А вот тут я ошибся. Ничего обходить он не собирался. Мой преследователь выбрал более простой путь.

Мне показалось, что в полуметре от Рольфа взорвалась стена. Камни и куски цемента полетели на землю. От неожиданности мы отскочили в сторону, подальше от стены. Стена продолжала сотрясаться и рушилась у нас на глазах. Казалось, по ней били гигантским молотом: кусок стены метра в два высотой и около метра шириной упал на землю, подняв столб пыли.

В образовавшемся проеме показался мужской силуэт.

Оскалив железные зубы, на нас смотрел мой бывший попутчик.

Пригнувшись от ветра, Говард распахнул дверь и выпрыгнул из кареты, не дожидаясь, пока она полностью остановится. Когда неподалеку сверкнула молния, одна из лошадей в упряжке начала беспокойно пританцовывать. Менее чем через секунду ночную тишину разорвал оглушительный раскат грома.

— Вы уверены, что не хотите подъехать прямо к дому, месье? — спросил кучер, когда Говард обошел карету и протянул ему сложенную купюру.

— Это не будет стоить дороже, — добавил он, лукаво посматривая на пассажира.

— Нет, не хочу, — быстро ответил Говард. Он надвинул шляпу на лоб и кивком головы указал на небольшой дом. — Мой друг весьма странный человек, знаете ли, — добавил он и выразительно повертел пальцем у виска. — Он боится за свой газон и приходит в неистовую ярость, если видит, как по его земле едет карета.

Кучер пристально посмотрел на него, словно сомневаясь, правильно ли он его понял, но больше ничего не сказал. Спрятав деньги в карман, он поднял воротник и щелкнул плетью. Словно в ответ, издалека послышался мощный раскат грома.

Говард подождал, пока карета не скрылась за сверкающей завесой дождя, развернулся, плотнее запахнул пальто и, ссутулившись, зашагал по направлению к большим кованым воротам, которые чернели на фоне побеленной стены. Большие ржавые петли громко заскрипели, когда он открыл калитку.

Молния снова разорвала темное ночное небо. В ярком свете четко обрисовались очертания загородного дома, словно его выхватили из темноты.

Говард задрожал, но мурашки, пробежавшие по его спине, появились вовсе не от холода, который своим дыханием внезапно окутал всю окрестность. Его бросало в дрожь от одного вида этого дома. Говард был здесь не впервые, но надеялся, что никогда в жизни больше не переступит его порога…

В полумраке сада дрожали неясные тени, а затем из темноты появилось что-то огромное, напоминающее собаку со стальными зубами и светящимися глазами из красных кристаллов, в которых горела жажда крови. Но Говард шел вперед, не сбавляя шага. Он знал, что безмолвные стражники этого дома ничего ему не сделают. Его судьба должна была решиться внутри этого здания.

Дверь дома распахнулась, как только он поднялся на крыльцо, и сразу же закрылась за ним. Мягкий желтоватый свет шел из-под потолка огромного холла. Сделав несколько шагов, Говард остановился и внимательно осмотрелся. Он был тут один. Тем не менее он чувствовал, что за ним пристально наблюдают сотни невидимых глаз.

Почти минуту Говард стоял неподвижно и ждал. В доме царила глубокая, почти таинственная тишина, которая казалась неестественной. Эту тишину еще больше усиливали раскаты грома, сопровождающиеся вспышками молний. Говард посмотрел вверх и заметил, что газовые лампы под потолком, которые он тут видел во время своего посещения десять лет назад, заменили электрическими лампами. На его губах появилась легкая ироничная улыбка. Сарим де Лорек всегда питал слабость к техническим новшествам. Чего еще стоило от него ожидать?

В противоположном конце холла открылась дверь. Бледный треугольник из горящих светло-серых огоньков растворился в желтоватом свете помещения, и Говард увидел чью-то тень, а затем и другую, появившуюся вслед за первой.

— Сарим? — негромко спросил Говард.

Из-за яркого света ему не удавалось разглядеть ничего, кроме двух силуэтов с расплывшимися очертаниями. Он сделал шаг вперед, остановился и приставил ладонь козырьком. Когда дверь закрылась, белый слепящий свет исчез и две неясные плоские тени превратились в людей. В последний момент Говарду удалось сдержать крик от охватившего его ужаса.

— Ну вот ты и пришел, — тихо произнес де Лорек.

На его лице появилась холодная улыбка, и он, словно змея, медленно приблизился к Говарду. Затем, оглянувшись, Сарим сделал властный жест левой рукой, и второй человек, который словно вышел из оцепенения, встал рядом с ним. Говард услышал мягкий шелест одежды.

— Я очень рад тому, что у тебя осталось хоть немного достоинства, брат Говард. Должен признаться, я сомневался, что ты придешь.

Казалось, Говард его не слышал. Его взгляд был прикован к осунувшейся, бледной от страха девушке, которая стояла рядом с повелителем кукол.

— Офелия, — прошептал он. Его голос дрожал, он едва сдерживался, чтобы не сорваться. — Что они сделали с тобой?

Девушка хотела ответить, но де Лорек остановил ее резким движением руки и холодно улыбнулся. На этот раз его улыбка была почти ледяной.

— Ничего, — сказал он. — Возможно, мы намного более жестокие, чем ты думаешь, брат Говард. Но мы не звери. Мы ничего не сделали ей плохого — ни в физическом, ни в каком бы то ни было смысле.

— Это правда? — шепотом спросил Говард. — Это правда, Офелия? Они тебе… ничего не сделали?

Де Лорек пристально посмотрел на девушку, но не стал вмешиваться и дал ей ответить.

— Да, Говард, это правда, — сказала она. Ее губы дрожали, а в глазах застыло выражение ужаса. — Но мне… мне очень страшно. Я совершенно не понимаю, что здесь происходит. Пожалуйста, Говард, помоги мне.

Губы де Лорека растянулись в довольной улыбке.

— Ну вот, видишь, брат Говард, мы держим свое слово.

Говард кивнул, но этот кивок стоил ему больших усилий.

— Так же как… и я, — произнес Говард дрожащим голосом. — Я пришел. Я выполнил твое требование, Сарим. Теперь… Теперь отпусти ее.

Де Лорек исподлобья посмотрел на него и хмыкнул.

— Неужели ты действительно думал, что все будет так просто, брат мой? — спросил он. — Признаться, ты меня разочаровал. Я обещал тебе, что отпущу ее, если ты подвергнешься наказанию, которое заслужил. Я сдержу свое обещание, но не более того.

— Чего же ты еще от меня хочешь, исчадие ада? — проревел Говард. — Я полностью в твоей власти. Если хочешь, убей меня. Но ее ты должен отпустить. Она ведь ни в чем не виновата! — Говард беспомощно сжал кулаки и сделал шаг вперед, вплотную приблизившись к повелителю кукол. — Чего ты добиваешься? — шепотом спросил он.

— Твоей смерти. Как и было решено, брат мой, — холодно ответил де Лорек. — Но я принял решение дать тебе еще один, на этот раз последний шанс.

— Шанс? — недоверчиво переспросил Говард. — Что ты имеешь в виду, Сарим? Хочешь посмотреть на мои предсмертные муки?

— Может быть, — пожав плечами, ответил де Лорек. — Но ты же знаешь, что больше всего из всех человеческих качеств я ценю храбрость. А о твоей храбрости наслышаны многие. Даже когда ты использовал свои способности против нас, вместо того чтобы…

— Это неправда! — перебил его Говард. — Я хотел лишь, чтобы меня оставили в покое. Я никогда не воевал против вас.

— Кто не с нами, тот против нас, брат мой, — ответил де Лорек. — Но нам не стоит сейчас спорить друг с другом. Ты пришел сюда, и этого вполне достаточно. Я дам тебе возможность спасти свою жизнь. Твою жизнь и жизнь этой девушки.

— Жизнь Офелии?! — голос Говарда сорвался на хриплый крик. Сжав кулаки, он гневно посмотрел на тамплиера и воскликнул: — Что… Что это значит, Сарим? Ты обещал отпустить ее, если я приду к тебе.

— Ага, и это говорит человек, который однажды поклялся, что до конца жизни будет верен нашему ордену, — с едкостью заметил де Лорек. — Послушай, что я скажу, пока ты еще не успел обозвать меня лжецом: я сдержу свое слово и не сделаю ничего вопреки своему обещанию; кроме того, я дам тебе возможность спасти не только ее жизнь, но и твою собственную.

Некоторое время тамплиер молчал, испытующе глядя на своего гостя. Когда он снова заговорил, в его глазах светилось нечто такое, отчего Говард замер.

— А теперь ответь мне, брат, — сказал он. — Ты все еще так же хорошо играешь в шахматы, как и раньше?

— Прочь с моей дороги! — спокойно произнес механический человек.

Его голос звучал по-другому. Теперь он казался тонким и слишком звонким для человека такой комплекции. Когда он говорил, было слышно какое-то дребезжание. Подойдя к Рольфу, он властным жестом приказал ему отойти. Его правая нога звякнула, словно мешок, наполненный мелкими железками.

Рольф сжал кулаки и, широко расставив ноги, согнулся в стойке. Упрямо выдвинув подбородок, он посмотрел на соперника, который был на две головы ниже его.

— Это тот тип? — спросил он меня, не сводя глаз с моего бывшего попутчика.

Я кивнул, не сразу сообразив, что стою у Рольфа за спиной и он не видит меня.

— Да, — громко сказал я.

Рольф презрительно фыркнул.

— Чего тебе надо от парня? — поинтересовался он у моего преследователя. — Тебе, дружок, для начала нужно пообщаться со мной.

Человек-машина немного помолчал. Мне даже показалось, что я слышу, как у него в голове скрипят шестеренки, если, конечно, там еще что-то осталось. Затем он повернул голову и посмотрел на меня.

— Это что, ваш друг, мистер Крэйвен? — спросил он.

— Ага, — пробурчал Рольф. — Точнее не скажешь, болван. И мне очень не нравится, когда моих друзей сбрасывают с крыши!

— Ну если вы действительно настоящие друзья, мистер Крэйвен, — невозмутимо продолжил тип с железными зубами, — то вы должны предупредить этого человека о том, насколько неосмотрительно было бы с его стороны затевать драку. — В его голосе послышалось сожаление: — Зачем вы втягиваете в это своих друзей, мистер Крэйвен? Ваш друг не сможет вас защитить, и вы лишитесь не только своей жизни, но и…

Рольф заревел, как раненый медведь, и с высоко поднятыми руками бросился на механическое чудо, изо всех сил ударив его кулаком в челюсть. Тот даже не попытался увернуться от удара — ему это было не нужно. Я знал, что произойдет дальше, но не успел предостеречь своего друга. Однако Рольф вряд ли услышал бы меня. Его кулак с размаху врезался в железную челюсть.

Рольф был самым сильным человеком из тех, кого я когда-либо встречал. Я не раз видел, как он запросто, чтобы скоротать время, выбивал двери и ломал ветки толщиной с мою руку, словно это были зубочистки. Однажды я даже стал свидетелем того, как он вырубил одним ударом руки молодого быка. Но поведение моего преследователя никак не походило на поведение обычного противника, и Рольф должен был догадаться, что здесь что-то не так. Однако мой защитник даже не попытался нейтрализовать соперника, как он обычно это делал, и ударил того изо всех сил. Такой мощный удар мог бы свалить лошадь. Но обладатель железной челюсти даже не шелохнулся.

Зато Рольф сломал себе руку. Он взревел от боли, отошел назад и снова вскрикнул, когда стальная рука схватила его за локоть. Легким, но невероятно резким движением этот монстр вывел Рольфа из равновесия, швырнул его на землю и, прижав свободной рукой, нанес ему легкий удар по затылку. Рольф застонал. Он попытался встать на ноги, но тут же снова бессильно опустился на землю.

— Я не буду его убивать, — сказал человек-машина. — Это не является моей задачей.

— Очень благородно с вашей стороны, — заметил я.

Мой голос дрожал, и ирония, с которой я намеревался произнести эту фразу, не получилась. Противник медленно приближался ко мне, и я, разумеется, отходил от него назад. Он покачал головой и мягко, словно уговаривая, произнес:

— Это бессмысленно, Крэйвен. Вы сами это понимаете. Вы ведь давно догадались, кто я такой.

— Да, — ответил я, перебирая в голове возможные варианты отступления. — Вы машина.

— Я — автомат, — уточнил мой преследователь.

Он снова поднял руки, щелкая ими, как клешнями. Острая как бритва сталь блеснула из-под содранных остатков кожи.

— И твоя задача — убить меня?

Мои мысли смешались. Я оказался в ловушке: улица позади меня через сорок или пятьдесят шагов заканчивалась глухим тупиком. И все мысли о попытке проскользнуть мимо этого мерзкого типа, чтобы оказаться на другой стороне, которая выходит на улицу, были, скорее всего, напрасны.

— Да-да, — подтвердил мой противник. — Мне, правда, непонятно, почему вы все еще пытаетесь убежать от меня. Неужели вы до сих пор не поняли, что это бессмысленно? Вы намного быстрее, чем я, но зато мне неведомы ни усталость, ни бессилие. Вы можете бежать от меня куда и сколько угодно, но в любом случае я доберусь до вас. И если вы опять убежите, это будет пустая трата сил и времени.

— Да, это правда, — согласился я. — Наверное, это и отличает меня от машины.

— Как вам будет угодно, мистер Крэйвен, — сказал железный человек. — Я лишь хотел все упростить.

Неожиданно он прыгнул на меня. Я рванулся в сторону, но, поскользнувшись на мокрой от дождя мостовой, упал на спину и сразу, повинуясь инстинкту, откатился в сторону. Железная нога с грохотом обрушилась на то место, где я был полсекунды назад, и раздробила камень. Еще раз откатившись в сторону, я чудом увернулся от другого, не менее мощного удара и вскочил на ноги.

Механический человек молча надвигался на меня. Он размахивал своими кулачищами в миллиметре от моего лица, попутно превращая мою куртку в лохмотья. Я пошатнулся, но умудрился схватить его за руку. В тот же момент я почувствовал дуновение ветра от пролетевшего над моей головой кулака.

Постепенно пятясь, чтобы избежать сокрушительного удара, я вдруг споткнулся и уперся спиной в холодную кирпичную стену. Противник быстро подпрыгнул ко мне. Из-за многочисленных повреждений, которые он получил, его руки и ноги двигались уже не так точно, как раньше, — наверное, была нарушена работа координационного аппарата. Несмотря на это, мне едва удалось увернуться от его следующего удара. Рванувшись, я вовремя успел отскочить в сторону, и он кулаком пробил огромную дыру в том месте, где только что находилась моя голова. Я понял, что еще немного — и он убьет меня.

Но смертоносный удар, которого я ожидал, так и не был сделан. За спиной человека-автомата появилась огромная тень, а потом я услышал что-то похожее на рев разъяренного зверя. Своими огромными ручищами Рольф обхватил торс моего врага и в невероятно сильном рывке поднял его вверх.

На какой-то момент человек-автомат растерялся. Откуда-то изнутри снова послышался резкий звук, и его рука внезапно согнулась под неимоверным углом. Рольф вскрикнул, когда металлические пальцы полоснули его по лбу. По лицу рыжеволосого гиганта ручьем потекла кровь.

И тогда клинок моей шпаги помимо моей воли выпрыгнул из ножен. Я высоко занес свое оружие и изо всех сил воткнул его в зиявшее на лице железного человека отверстие, в котором когда-то был искусственный глаз. Лезвие вошло на несколько сантиметров в его голову и застряло. Когда же я попытался воткнуть его еще глубже, клинок согнулся.

Раздался звонкий оглушительный хлопок. Из образовавшегося отверстия посыпались голубые искры, и вдоль клинка пробежал зигзаг тонкой бело-голубой молнии. На секунду мне показалось, что внутри кристалла на рукоятке моей шпаги вспыхнул какой-то чужеродный огонь и бело-голубые огненные змейки обвили контур звезды шоггота. Затем молния вспыхнула еще сильнее и исчезла в моей руке.

Я почувствовал, как меня пронзила нечеловеческая боль. Каждый нерв в теле завибрировал. Я отпрянул назад и попытался отпустить шпагу, но мне не удалось этого сделать: моя рука, казалось, намертво срослась с металлом, из которого был сделан клинок. Я видел, как из головы механического человека посыпались мелкие искры. Мое сердце, готовое выпрыгнуть из груди, выбилось из ритма, и я, зашатавшись, упал на одно колено. Однако я не собирался сдаваться. Изо всех сил дернувшись назад, я все-таки оторвал руку от рукоятки шпаги.

Все закончилось еще до того, как я упал на землю. Последняя ярко-синяя молния вырвалась из головы механического монстра, затем раздался резкий писк, и из его ушей, рта и носа повалил густой серый дым. Кровожадный огонь в его единственном глазу потух.

Несмотря на то что разрядов молнии больше не было, мне казалось, что моя правая рука по-прежнему находится в огне, а сердце вот-вот разорвется. Сквозь кровавую пелену я увидел, как Рольф опустился на колени рядом со мной и, протянув руки, взял меня за плечи.

Затем, уже в третий раз за этот день, я потерял сознание.

— Е2 на Е4, — сказал Сарим.

Говард наморщил лоб и промолчал, уставившись на огромную шахматную доску, лежавшую перед ним. Ход Сарима был более чем оригинален — это был обычный дебют, который делают новички и, как правило, проигрывают.

— Е7 на Е5, — сказал после продолжительной паузы Говард. — Ты разочаровываешь меня, Сарим. Помнится, когда мы играли с тобой в шахматы, ты был моим учителем.

Де Лорек подождал, пока огромная пешка переместится на названную клетку, и только после этого ответил.

— Как знать, брат, — ответил он. — Возможно, я не в форме. Или же ты разучился играть.

Де Лорек сделал пригласительный жест рукой.

— D2 на D4, твой ход, брат.

Говард некоторое время смотрел на повелителя кукол, прежде чем сосредоточить свое внимание на шахматной доске. Она была такая же, как и все в доме де Лорека, — огромная, напичканная всякими техническими новшествами. Шахматное поле выглядело как черно-белый узор на полу в большой гостиной Сарима. Каждая клетка была полтора на полтора метра, и фигуры, разумеется, соответствовали ее размерам. Обе королевские пешки, серебристого и золотистого цвета, которые сейчас стояли в центре поля, были ростом с десятилетнего ребенка. Они и вправду напоминали карликовых крестьян.

Королевская пешка Сарима стояла рядом с пешкой Говарда, и тот мог убить ее. Он думал над тем, что бы это могло означать. Игрок такого уровня, как Сарим де Лорек, не стал бы жертвовать фигурой, если бы у него не было точного плана действий. Сначала Говард хотел принять этот подарок и убить пешку, но потом покачал головой, резко отошел назад, на свою основную линию, и поставил королевскую пешку на то место, которое показалось ему более надежным.

— D7 на D5, — сказал Говард, убирая от фигуры руки.

Левая бровь де Лорека взлетела вверх.

— Ты не будешь бить? — спросил он. — Ты меня удивляешь. Может, ты не уверен в себе?

— Может быть, — тихо произнес Говард. — Твой ход.

— Я знаю. — Улыбка де Лорека стала немного холоднее. — Я принимаю твое предложение — Е2 на D5. Пешка бьет пешку.

Серебристая пешка передвинулась на названную клетку. Королевская пешка Говарда сместилась в сторону, закачалась, на некоторое время замерла перед падением и скатилась с шахматной доски.

Но фигура не замерла неподвижно, как ожидал Говард. Внутри ее послышался громкий металлический щелчок, и одна из металлических рук вытянулась вперед. Там, где должны были быть пальцы пешки, сверкнуло острое как бритва лезвие.

Злобный смех де Лорека заглушил крик боли Говарда, когда четыре крошечных лезвия проткнули его икру.

Небо над городом медленно серело. Сейчас, очевидно, было где-то около пяти часов утра, и, скорее всего, этот день в Париже тоже будет холодным и дождливым. Я машинально потянулся к нагрудному карману, чтобы вытащить часы, но моя рука остановилась на полпути. У меня совсем не было сил. К тому же равномерное покачивание кареты действовало на меня усыпляюще.

— Мы почти на месте, — сказал Рольф.

Смысл его слов доходил до меня очень медленно, как будто пробиваясь сквозь плотную пелену усталости, повисшей между мной и окружающим миром. Я моргнул, немного привстал на сиденье и сонно посмотрел через просвет между занавесками. Было слишком темно, чтобы разглядеть, где мы сейчас. Но, судя по тому, что я смог увидеть, это была совсем не та местность, где я хотел бы сейчас находиться.

Я перевел взгляд на Рольфа. Он выглядел таким же утомленным и измотанным, как и я. Его правая рука сильно отекла и беспомощно свисала с колена. Все лицо Рольфа было в кровоподтеках, а в глазах, которые устало смотрели на меня, светилась озабоченность и глубокое сострадание. Мы прошли полгорода, прежде чем мое красноречие и деньги, оставшиеся у меня после того, как мы заплатили за разбитую телегу, позволили нам в конце концов нанять карету. Все извозчики, с которыми мы разговаривали, небрежно отмахивались от нас или попросту делали вид, что вообще не замечают назойливых бродяг. Но я не винил их за это. Возможно, на их месте я тоже крепко задумался бы, прежде чем посреди ночи взять в карету двух незнакомцев, один из которых выглядел как старший брат Франкенштейна после драки, а от другого — босого и в изодранной в лохмотья одежде — несло как из помойной ямы.

Карета накренилась на повороте, поехала немного быстрее, и я снова выглянул в окно. С каждым ярдом, который мы проезжали, местность становилась все более убогой. Дома, черные от сажи и покрытые многолетним слоем грязи, казалось, уставились на нас маленькими подслеповатыми окнами.

Я попытался привести в порядок свои мысли и еще раз обдумал то, что сообщил мне Рольф. Он сидел в каком-то уличном кафе на театральной площади, как ему приказал Говард, но Лавкрафт выскочил из театра задолго до конца представления, запрыгнул в карету и умчался. Рольф даже не успел понять, что происходит. Все, чем мы располагали, был адрес человека, о котором мы не знали ничего, кроме имени и того, что Говард его ненавидел. Конечно, не так уж много, чтобы приступить к поискам человека в таком большом городе, как Париж. К тому же этот человек наверняка сделал все, что было в его силах, чтобы замести следы.

— Надо было его в Сену выбросить.

Голос Рольфа оборвал мои мысли.

Я некоторое время смотрел на него, не понимая, о чем идет речь.

— Кого? — переспросил я.

— Да эту железную башку, — ответил он. — Шумиха начнется как пить дать, когда его обнаружат. Надо было утопить его в этой речке, чтобы никто не нашел.

Я кивнул, пожал плечами и отвернулся к окну. Разумеется, Рольф был прав: наверняка будет больше чем просто «шумиха». Я представил эту ужасную куклу в человеческий рост и вспомнил о мадам Дюпре, которая обязательно поделится с полицией своими впечатлениями. Но уже было слишком поздно, чтобы принимать какие-либо решения, да и, честно говоря, у меня не было никакого желания думать об этом. Похоже, появился еще один город, который я не хотел бы увидеть еще раз. Почему все это происходит? Постепенно я начал склоняться к мысли, что я всегда возвращаюсь в те места, где однажды уже бывал.

— Мы на месте, — вдруг сказал Рольф.

Я вздрогнул, отвлекаясь от тягостных раздумий, потянулся к дверной ручке и распахнул дверь кареты, не дожидаясь, пока она остановится. Дождь и поток холодного воздуха обрушились на меня, как только я спрыгнул на мостовую. На западе, прямо над центром города, вспыхнула голубая молния. Через несколько секунд раздался первый, немного приглушенный удар грома.

Карета сразу же поехала дальше, едва Рольф успел выйти из нее. Кучер тотчас забыл о двух странных пассажирах, которых он провез почти через весь Париж. Зато утром он будет приятно удивлен, обнаружив в своем кармане толстую пачку денег. Это я обо всем позаботился. Проводив карету взглядом, я вдруг подумал о том, что было бы неплохо, если бы все проблемы можно было решать так просто — с помощью денег и щелчка пальцев. Но по сути это была лишь минутная слабость. Да и глупо к тому же.

Рольф кивнул в сторону крошечного магазинчика на другой стороне улицы, витрины которого казались матовыми из-за отражавшегося в них серого рассвета.

— Там.

Его голос звучал как-то потерянно, и я не сомневался, что причина не только в усталости. После недолгого колебания Рольф пошел вперед, нагнувшись, чтобы укрыться от ветра и дождя. Через несколько шагов он остановился перед входом в магазин.

Я следовал за ним. В какой-то момент мне показалось, что стало намного холоднее. Вдруг где-то невдалеке между завываниями ветра донесся металлический лязг. Я испуганно посмотрел по сторонам. Улица была пуста.

— Что такое? — с тревогой в голосе спросил Рольф.

— Ничего, — ответил я. — Просто у меня нервы на пределе.

Рольф посмотрел на меня и удовлетворенно кивнул, давая понять, что такой ответ его устраивает. Он ничего не сказал мне и снова отвернулся. Взявшись за ручку, Рольф попробовал открыть дверь.

Оказалось, что дверь была не заперта.

Рольф нахмурился, бросил на меня выразительный взгляд и вошел внутрь дома. Я не пошел за ним сразу и еще раз внимательно осмотрел улицу: по-прежнему никого не было.

Подождав, пока я поравняюсь с ним, Рольф снова аккуратно закрыл дверь, рукой дал знак немного отойти в сторону и полез к себе в карман. Через секунду ярко вспыхнула спичка, осветив помещение магазина.

— Ау! — крикнул Рольф. — Есть кто?

Ответа не последовало. Спичка с треском догорела, и Рольф зажег еще одну.

— Есть тут кто? — снова крикнул он. — Гаспар, где ты?

Еще несколько секунд царила полная тишина, затем из глубины дома послышался какой-то шум. Спичка в руках Рольфа снова погасла. Пока он пытался достать еще одну, к нам приблизились чьи-то шаркающие шаги. Судя по тому, как описал хозяина магазина Рольф, они явно не принадлежали Гаспару. Я инстинктивно отступил назад и схватился за эфес моей шпаги. После того, что мы пережили ночью, я не был готов к каким бы то ни было сюрпризам.

— Черт подери, кто здесь? — выкрикнул Рольф. — Это ты, Гаспар?

— Если вы имеете в виду месье Гаспара, друг мой, то ответ будет однозначно отрицательным, — ответил голос из темноты.

Этот голос был знаком мне. Только я не мог вспомнить, откуда я его знаю. Я беззвучно вытащил шпагу из куртки. Рольф пробормотал что-то нечленораздельное, чиркнул третьей спичкой и выругался, когда ее горящая головка отлетела, упав ему на палец. Из темноты послышался тихий смех.

— Друг мой, не занимайтесь ерундой, — произнес голос. — Подождите, сейчас я зажгу светильник.

Через несколько секунд в задней части магазина вспыхнул мягкий, неяркий свет керосиновой лампы, и из-за книжных полок к нам вышел узкоплечий седовласый человек. Его лицо покрывала тонкая паутина морщин. Когда он взглянул на нас, в его прищуренных глазах я заметил насмешливый огонек.

— Хватит играть в прятки, мистер Крэйвен, — сказал Жан Балестрано. — И уберите оружие. Вы же знаете, мы вам не враги.

— Е5 на F3, — самодовольно произнес Сарим. — Шах, мой верный друг.

Говард инстинктивно пригнулся, несмотря на то что знал, насколько это бессмысленно. Конь Сарима, огромное чудовище двухметрового роста, который больше походил на саблезубого тигра, огромным прыжком скакнул на указанную клетку и раздавил стоявшую там пешку. Маленькие, острые как бритва стальные осколки вылетели из ноздрей исполинского коня и вонзились в правую руку Говарда.

В это же время из верхней части головы железного коня выскользнула бело-голубая молния и, ударив по черному королю, прожгла тело Говарда. Он упал на одно колено, сжав зубы от нестерпимой боли, но усилием воли заставил себя снова встать на ноги. Шахматная доска поплыла перед его глазами.

— Твой ход, мой друг, — с издевкой сказал де Лорек. — Я хотел бы дать тебе совет: возьми себя в руки. По-моему, тебе грозит мат в четыре хода.

Говард проигнорировал его слова и в отчаянии попытался сосредоточиться на игре. Мысли путались в его голове, и каждый удар сердца отдавался тупой болью. Черт, если бы он только смог сосредоточиться! Сегодня он играл как никогда в своей жизни. Более половины фигур Сарима были убиты, но и ряды черных фигур тоже заметно поредели, а за каждую утраченную им фигуру Говард получал новую рану. У него едва хватало сил на то, чтобы стоять на ногах, и обдумывать ходы становилось все труднее и труднее.

— Е1 на F1, — сказал он устало.

Король медленно двинулся, покидая свою клетку. Де Лорек укоризненно покачал головой.

— Это был не самый умный ход, — сказал он. — Боюсь, что ты не заметил моей королевы. Королева G8 бьет пешку на С4, и опять шах.

Говард весь напрягся, когда огромная серебристо-белая королева перешла по диагонали через всю доску и сбила его последнюю пешку. В то же мгновение в воздухе просвистела полуметровая металлическая стрела и вонзилась ему в плечо. Через секунду ярко-белая вспышка от разрядов электрической энергии озарила черного короля.

— F8 на G8, — простонал Говард.

Сарим вздохнул.

— Брат, ты меня разочаровываешь все больше, — глумливо улыбаясь, сказал он. — Королева ходит с С4 на D4, и тебе снова шах.

В этот раз Говард чуть не потерял сознание от электрического разряда. Несколько секунд он пытался отогнать черную пелену, которая окутывала его сознание. Когда он взглянул на Сарима, лицо повелителя кукол показалось ему отражением в кривом зеркале.

— Ну разве это не глупо с твоей стороны? — продолжая издеваться, спросил де Лорек. — Ты расстанешься с жизнью, если не будешь более внимательным.

— Не думаю, — простонал Говард. — Ты всегда был очень хорошим игроком, Сарим, но и по сей день ты делаешь точно такие же ошибки, как и десять лет назад.

— Правда? — спросил де Лорек. — И какие же?

— Ты слишком быстро ходишь, — пробормотал Говард и попытался встать, но ноги не слушались его. — Этот ход… будет стоить тебе королевы, — прошептал он. — Конь ходит с С2 и бьет королеву на D4.

Он из последних сил поднял голову и посмотрел на своего коня снизу вверх. Фигура не двигалась с места.

— Что это значит? — прошептал он. — Ты хочешь… обмануть меня?

Де Лорек покачал головой и ухмыльнулся.

— Ни в коем случае, Говард. Я хочу обмануть тебя ровно настолько же, насколько я сделал вид, что не заметил твоего коня. Просто мне хотелось бы дать тебе возможность еще раз подумать, стоит ли так ходить. Я, знаешь ли, играю честно.

Пошатываясь, Говард встал на ноги, стер рукой кровь, которая текла по лицу, и повернул голову в сторону шахматной доски. Черные и белые клетки начали плясать перед глазами, и ему стоило больших усилий, чтобы разглядеть отдельные фигуры и их сложную расстановку. Он уже практически ничего не соображал. Ловушка, в которой оказалась королева де Лорека, была тщательно подготовлена, а два шаха и боль, которую они означали, тоже были оценены заранее. Если королева де Лорека будет бита, то он одержит победу. Даже в том состоянии, в котором Говард находился сейчас, у него были все шансы, чтобы просто смести оставшиеся на доске белые фигуры.

— Ты следишь? — с улыбкой спросил де Лорек.

Говард уставился на него горящими от злости глазами.

— Еще бы.

— Итак?

Повелитель кукол сделал несколько шагов и подошел вплотную к белой королеве.

— Пожалуй, теперь ты можешь рассмотреть эту фигуру более внимательно.

Он улыбнулся, протянул руку к блестящему торсу статуи в человеческий рост. Раздался тихий щелчок, и часть забрала, закрывающего лицо, плавно отъехала в сторону. За ним показалось бледное, насмерть перепуганное лицо девушки.

— Офелия! — закричал Говард, вскипев от ярости. На некоторое время боль и слабость уступили место неистовому гневу. — Сарим! — взревел он. — Ты сволочь! Ты же обещал мне…

— Что я тебе обещал? — резко прервал его де Лорек. — Я обещал дать тебе шанс. Ты получил его. Попытайся победить меня, если сможешь. — Он злобно рассмеялся. — Убей королеву и можешь считать, что ты выиграл эту партию. Я даже признаю, что ты играешь лучше меня. Итак, ты оставляешь свой ход неизменным?

— Вы не должны были приходить сюда, мистер Крэйвен, — сказал Балестрано.

Великий мастер говорил тихо, практически без акцента и очень медленно, взвешивая каждое слово, как это часто делают пожилые люди. Но блеск в глазах старика явно контрастировал с его возрастом и немощностью. Как и в первый раз, когда я встретил главу ордена тамплиеров, я сразу почувствовал силу власти, которая исходила от этого человека.

— Кто это такой? — вырвалось у Рольфа. — Ты знаешь этого старика, Роберт?

Я кивнул, сделал резкое предостерегающее движение рукой и подошел к Балестрано поближе.

— Что… что вы здесь делаете? — с дрожью в голосе спросил я.

Я еще не совсем справился с изумлением, вызванным этой неожиданной встречей.

— Мы не имеем ничего общего с вашей сектой, Балестрано. Не вмешивайтесь.

Старый тамплиер тяжело вздохнул. В его взгляде появилась печаль, которая была мне непонятна.

— Вы оскорбляете меня, Роберт, — тихо произнес он. — Во-первых, вы прекрасно знаете, что наш орден вовсе не секта. Во-вторых, смею заметить, речь идет о случае, когда вмешиваемся не мы, а вы. Именно вы суете свой нос в дела, к которым не имеете абсолютно никакого отношения. Что вам здесь нужно?

— А мы ищем кое-кого, — грубо ответил Рольф.

— Наверное, месье Гаспара? — спросил Балестрано. — Но я вас разочарую: его здесь больше нет.

— Как это нет? — возмутился я. — Где он? Что вы сделали с ним, Балестрано?

— Сделали? — На губах Балестрано снова появилась удивительно мягкая улыбка. Покачав головой, он обвел рукой магазинчик. — Мы ничего с ним не сделали, Роберт, — сказал он. — Я всего лишь заранее позаботился о том, чтобы месье Гаспар ненадолго покинул город — сразу после того, как передал нашу посылку Говарду.

Рыцарь-тамплиер снова улыбнулся, но теперь в его лице что-то резко изменилось, взгляд стал жестким.

— Если я правильно понял вас, — продолжил он, — то вы оба пришли сюда, чтобы найти брата Говарда.

Рольф едва не вспылил, но я вновь остановил его предостерегающим жестом и подошел к Балестрано еще на один шаг. За спиной у главы ордена задвигались тени, зашуршала ткань, затем где-то рядом, совсем недалеко от меня, звякнул металл. Мы были не одни.

— Не брата Говарда, уважаемый Балестрано, — сказал я. — Мы ищем нашего друга Говарда. Надеюсь, вы улавливаете разницу?

Балестрано вздохнул.

— Роберт, Роберт… — по-отечески мягко произнес он и покачал головой. — Я и вправду не знаю, что мне с вами делать. С одной стороны, вы очень одаренный молодой человек, у которого могли быть тысячи причин для того, чтобы принять нашу сторону. К тому же я вам искренне симпатизирую. С другой — вы постоянно пытаетесь вмешиваться в дела, которые вас никоим образом не касаются.

— Отпустите Говарда, и я даю вам слово чести, что наши с вами пути никогда больше не пересекутся, — резко ответил я.

Балестрано не ответил и несколько секунд молча смотрел на меня своим особенным, пронизывающим взглядом. Затем он покачал головой и хлопнул в ладоши. Пять высоких фигур в белых торжественных одеяниях рыцарей-тамплиеров вышли из полутьмы и окружили нас. Никто из них не проронил ни слова, но все были наготове, сжимая рукоятки мечей, которые были спрятаны у них под плащами.

Рольф зарычал, как разъяренный зверь. Однако он прекрасно понимал, насколько бессмысленно бросаться в бой с явно превосходящей силой. Нам противостояли не просто пять обычных мужчин, а пять рыцарей-тамплиеров, людей, которые входили в самую страшную военную касту, которая когда-либо существовала. Однажды я видел, что они понимают под словом «бой», и никогда не забуду этого зрелища.

Присмотревшись, я узнал темноволосого тамплиера, который стоял прямо перед Балестрано.

— Гер, — не скрывая иронии, сказал я, — тебе, наверное, не терпится еще раз попытаться сделать то, что не удалось тогда в Амстердаме?

Лоскамп вздрогнул, словно от удара. Его глаза вспыхнули, и я увидел, что он сильнее сжал рукоятку своего меча.

— Я понимаю тебя, Роберт, — тихо произнес он. — Но то, что я сделал, было продиктовано обстоятельствами.

— Я знаю, — ответил я. — Внезапно во мне вспыхнула ярость, неукротимая и бессмысленная. Я вдруг почувствовал непреодолимое желание искалечить его. — Гер, возможно, я глуп, но не настолько, как тебе кажется. Вам нужна была приманка, чтобы перехитрить охранника лабиринта. — Я пожал плечами. — Надеюсь, ты догадался, что я не очень люблю, когда меня используют в качестве жертвы.

— Но ведь ты выжил, не так ли? — цинично заметил Лоскамп.

— В этом нет твоей заслуги, — выпалил я. — Человек отдал свою жизнь, чтобы помочь мне выбраться из западни, в которую ты меня бросил.

— Брат Лоскамп, — резко прервал нас Балестрано. — Крэйвен! Что происходит? Я здесь не для того, чтобы слушать мальчишеские перебранки, а…

— …а для того, чтобы сообщить мне, что я снова попался в вашу ловушку, — продолжил я. — Похоже, в этом деле вы все тут крупные специалисты.

Глаза Балестрано вспыхнули. Однако его голос остался таким же спокойным, как и прежде.

— Я боюсь, что вы неправильно оцениваете ситуацию, Роберт. Мы собрались здесь совсем с другой целью и не собираемся никого заманивать в западню, а наоборот. Скорее мы хотим защитить вас.

— Защитить? — с сарказмом воскликнул я. — Спасибо, Балестрано. Ваша защита слишком опасна: в прошлый раз я лишь чудом остался жив.

— Вы болван, Роберт, — тихо сказал глава ордена. — Когда мне доложили о том, что вы едете в Париж, я испугался. Я боялся, что вы наделаете слишком много шуму. Мое присутствие здесь служит только одной цели — уберечь вас и вашего не одаренного умом приятеля от опасности.

— Не одаренного умом приятеля? — удивленно переспросил Рольф. — Кого это он имеет в виду? Тут еще кто-то есть?

Балестрано удивленно поднял брови, но я не дал Рольфу задать хотя бы еще один глупый вопрос.

— Итак, мы ваши пленники, верно? — спросил я.

— Это для вашей же безопасности, Роберт, — спокойно произнес Балестрано. — Я понимаю и очень уважаю ваше желание спасти своего друга Говарда. Но я не могу допустить, чтобы вы продолжали вмешиваться в наши дела.

— Это не только ваше дело, если оно касается моего лучшего друга, которого хотят убить, Балестрано, — ответил я гневно.

— Мы приводим приговор в исполнение, Роберт, — сказал Лоскамп и стал рядом с Балестрано. — Мы никого не убиваем. — Внезапно в его голосе послышалось раздражение.

— Проклятие, Роберт, как ты думаешь, зачем мы здесь? У твоего друга Говарда, слава богу, хватило ума, чтобы прийти к нам в одиночку, и ты здесь ни при чем. Неужели тебе не понятно, что брат Жан думает только о твоем благополучии? Ты ведь погибнешь, если попытаешься спасти Говарда. Мы здесь для того, чтобы уберечь тебя от необдуманного шага!

— Тоже мне защитники! — произнес я со злостью. — Мне три раза чудом удалось ускользнуть от той твари, которую вы ко мне подослали. Если бы Рольф в последний момент не помог мне, я был бы уже мертв. Зачем мне такая защита?

Лоскамп замолчал, а Балестрано с недоумением уставился на меня.

— Боюсь, что я не совсем тебя понимаю, Роберт, — сказал он. — О чем ты говоришь?

— О чем я говорю? — В этот раз мне стоило недюжинных усилий, чтобы не сорваться на крик.

— Об этом механическом монстре, которого вы пустили по моему следу, Балестрано!

Растерянность в глазах старого тамплиера сменилась ошеломлением.

— О чем вы говорите, Роберт? — взволнованно спросил он. — Какой еще механический монстр? Что вы хотите этим сказать?

— С железными зубами, — пробурчал я.

— С железными зубами? — повторил вслед за мной сбитый с толку Балестрано. — Что это значит?

— Жестяная башка, — снова вмешался Рольф. — Прекрати притворяться, старик. Ты прекрасно понял, о ком идет речь.

— Да ничего я не понял! — раздраженно ответил Балестрано. — Я вообще не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите. Я ничего не знаю о механическом монстре, и мне никогда не приходилось слышать о человеке с железными зубами. — Бросив суровый взгляд на Рольфа, Балестрано добавил: — Или о человеке с кличкой Жестяная Башка!

— А я тем более не знаю, какое имя вы дали этой твари, — едва сдерживая злость, сказал я. — Но вы хорошо понимаете, о ком я говорю. Я имею в виду человека-машину, который напал на меня в поезде. Машину, которая создана для уничтожения…

— Никто из нас не делал ничего подобного, Роберт, — перебил меня Лоскамп. — Даже наоборот. Брат Жан строго приказал, чтобы с твоей головы не упал ни один волосок.

— Значит, кто-то понял его приказ по-своему! — рявкнул я в ответ.

— Это невозможно! — настаивал Лоскамп. — Никто и никогда даже не подумал бы о том, чтобы ослушаться главу ордена. — Он бросил на меня испепеляющий взгляд, поджал губы и, чуть помедлив, добавил: — Кто знает, может быть, ты все это специально придумал, чтобы у тебя была причина выступить против нас.

— Выдумал?

Я резко развернулся, засунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда стеклянный глаз, который нашел в траве недалеко от железнодорожной насыпи.

— А это тогда что? — спросил я, протягивая ему свою находку. — Это, по-вашему, я тоже выдумал?

Несколько секунд Лоскамп попеременно смотрел то на меня, то на блестящий стеклянный шарик на моей ладони. Потом он протянул руку, взял искусственный глаз своими тонкими пальцами и передал его Балестрано. Седовласый тамплиер около минуты рассматривал его, не проронив ни слова, но я с изумлением наблюдал, как менялось выражение его лица. Сначала это было удивление, потом растерянность, сменившаяся испугом. Наконец в его глазах полыхнула ярость. Он отдал глаз Лоскампу и снова повернулся ко мне.

— Откуда это у вас, Роберт? — спросил он.

Я рассказал ему все, что случилось со мной во время поездки в Париж. Балестрано слушал меня совершенно спокойно, иногда обмениваясь коротким взглядом с Лоскампом, и просил меня продолжать рассказ. Я говорил быстро и раздраженно, но старался ничего не упускать. Когда я закончил, Балестрано выглядел ошеломленным.

— Брат де Лорек, — явно потрясенный своей догадкой, пробормотал старик. — Только он способен создавать такие вещи.

Эти слова были адресованы не столько мне, сколько ему самому, но я уловил в его голосе нотки страха.

— Но это невозможно! — воскликнул Лоскамп. — Брат Сарим никогда бы не осмелился нарушить ваш приказ, брат Жан!

Балестрано долго молчал. Когда он наконец заговорил, его голос звучал тихо и немного подавленно.

— Мы все выясним, брат Лоскамп, — сказал он. — И как можно быстрее. Пойдемте.

Говарду казалось, что все его тело — одна сплошная боль. Его мысли путались, голова гудела от напряжения. Бело-черный узор шахматной доски расплывался перед глазами.

— Почему ты не сдаешься? — спросил де Лорек. — У тебя нет больше никаких шансов, Говард. Мат в четыре хода.

Говард застонал. Он хотел ответить, но не мог: у него совсем не осталось сил.

— Ну как хочешь, — сказал де Лорек, не дождавшись от него ответа. — Тогда, судя по всему, придется ходить мне. Королева на А7 бьет ладью на С7.

Королева с громким дребезжанием двинулась вперед, подъехала к клетке, на которой стояла ладья Говарда, и сбила ее одним ударом своей мощной железной руки. Огромная железная фигура с грохотом развалилась. Где-то внутри этой конструкции что-то ярко вспыхнуло, и огненный шар величиной с кулак полетел к Говарду.

Когда он прокатился от его ноги до плеча, Говард упал на колени и несколько секунд неимоверным усилием воли пытался не потерять сознание.

Он понимал, что его положение безвыходно. Несмотря на боль и отчаяние, которое, словно яд, отравляло его мысли, Говард играл так хорошо, как еще никогда в своей жизни. Он сносил фигуры де Лорека с доски, пока у того не остался только ферзь и король. И все-таки он проигрывал, потому что повелитель кукол сделал свою королеву непобедимой. Де Лорек убивал фигуры противника одну за другой, и с каждым ходом Говард получал новую порцию боли. Ни одна из ран не была опасной, но если игра будет продолжаться по правилам де Лорека, то в совокупности они могли отправить его на тот свет. И Говард хорошо понимал это.

— Посмотри же наконец, Говард, — сказал Сарим, — теперь у тебя нет выбора. У тебя остался только конь и ладья. Ладью я заберу через один ход, и после этого ты проиграешь. Если ты, конечно, не убьешь мою королеву. Но ты ведь этого не сделаешь?

Сарим злорадно рассмеялся.

У Говарда не было сил, чтобы ответить. Он искал глазами белую королеву и пытался увидеть бледное девичье лицо под забралом. В его груди разгоралась новая, еще более сильная боль. Он знал, что Сарим говорил правду. Королева убьет его ладью, а с одним королем и конем выиграть игру невозможно. Если бы это была обычная игра, то он попытался бы убить короля Сарима и хотя бы сыграть вничью.

— Ладья с А6 на Е6, — пробормотал Говард. — Шах.

Фигура послушно выполнила его приказание. Из передней части выскочила тонкая молния и ударила по белому королю.

Де Лорек злобно ухмыльнулся и поставил свою королеву между ладьей Говарда и королем.

Раздался оглушительный раскат грома. Мы уже проехали почти половину дороги, которая вела к небольшому загородному дому де Лорека. Никогда прежде мне не приходилось слышать таких сильных раскатов грома. Если верить моим часам, сейчас уже было семь утра следующего дня. Небо было еще черным и напоминало огромный купол, залитый раскаленной смолой. Однако на горизонте уже разгорался рассвет. Молнии вспыхивали так часто и с такой силой вгрызались в землю, что иногда минуту, а то и две было светло как днем, но затем снова наступала темнота, наполненная шумом дождя, скрипом колес и топотом копыт. Все это напоминало кошмарный сон.

Несмотря на то что мы ехали уже около сорока пяти минут, я не смог перекинуться с Рольфом и парой десятков слов, потому что тамплиеры сразу разделили нас. После того как два тамплиера перевязали Рольфу руку, его посадили в другую карету, которая следовала за первой метрах в пятидесяти.

Эта поездка казалась мне странной. Оба рыцаря, которые сопровождали меня и Балестрано, прилагали все усилия, чтобы выглядеть как можно более устрашающе — один из них даже игрался своим кинжалом, — но я не чувствовал, что эти люди — мои враги. Глава ордена тамплиеров ясно дал нам понять, что мы его пленники, но только для нашей же безопасности. Я верил ему. Я всегда чувствовал, когда мне говорят неправду, а в случае с Балестрано это ощущение было особенно сильным. Вообще-то вся эта ситуация выглядела как полный абсурд. Люди великого мастера собирались убить моего друга и не скрывали своих намерений, но в то же время не считали себя моими врагами.

Я глубоко вздохнул, когда после столь утомительной поездки мы наконец-то остановились и Балестрано, не говоря ни слова, приказал мне выйти из кареты. Дождь хлестал меня по лицу, и в свете сверкающих молний усадьба, перед которой мы остановились, показалась мне дешевой театральной декорацией. В нескольких шагах от нас с грохотом остановилась вторая карета. Колеса на ширину ладони погрязли в разжиженной многочасовым ливнем земле, а, когда открылась дверь, Рольф, сопровождаемый четырьмя молчаливыми людьми в черных плащах, выпрыгнул из кареты, подняв целый фонтан брызг.

Балестрано сделал знак рукой, и два его рыцаря бесшумно прошли мимо нас. Тамплиеры открыли калитку в кованых железных воротах, встроенных в толстую стену, окружавшую сад, и проскользнули во двор. Через полминуты один из них вернулся и молча кивнул нам. Только после этого мы пошли вперед. Мое напряжение нарастало. Если этот дом принадлежит одному из братьев Балестрано, то к чему тогда все эти меры предосторожности?

Мы бесшумно приблизились к дому. Дождь стал еще сильнее, а молнии сверкали так часто, будто над огромным садом гремел салют. Воздух вокруг нас наэлектризовался, гром был оглушительным и неистовым, и я невольно представил себе, как два божества на небе ведут артиллерийскую дуэль.

Балестрано остановился, когда до двери оставалось не более трех шагов. Один из сопровождающих его братьев побежал вперед, потянулся к дверному молотку, сделанному в виде львиной головы, и неожиданно замер. Мы увидели, что рука рыцаря повисла в воздухе, потому что дверь сама плавно отъехала в сторону. Балестрано пошел вперед, уверенный и спокойный, как будто подобные визиты к соратникам были для него обычным делом. Его рыцари тоже вели себя вполне достойно: следуя за мастером, они и бровью не повели, сохраняя завидное спокойствие.

Как бы там ни было, мы с Рольфом тоже зашли в этот необычный дом, хотя у меня, честно говоря, по коже бегали мурашки.

Но дело было совсем не в том, что я боялся за жизнь Говарда или свою собственную жизнь, — я уже знал этот страх. То, что я ощущал сейчас, отличалось от обычного страха. Я чувствовал присутствие такой опасности, которую нормальные люди не могут чувствовать.

В отличие от большинства людей я воспринимал окружающее более чем пятью органами чувств, поэтому, когда дело касалось аномальных ситуаций, мне было доступно очень многое. Как только мы вошли в большой холл, освещенный ярким электрическим светом, я попытался отключить логическую составляющую моего сознания и сконцентрировать внимание на более глубокой, чувственной сфере, которая давала мне возможность делать то, что обычные люди называют волшебством и магией, потому что они не в состоянии понять настоящую природу этих сил.

Но результат был нулевым. Этот дом был… мертвым. Я чувствовал присутствие живых людей, но это были только Рольф, Балестрано и его братья. Однако через несколько секунд я почувствовал еще один, более далекий человеческий дух. Я не прочитал его мысли — да я никогда и не мог и, признаться, не хотел этого делать, — но почувствовал боль и отчаяние, которые его наполняли. Я узнал его.

Я так резко остановился, что тамплиеры, которые шли сзади, налетели на меня.

— Говард! — воскликнул я. — Рольф, Говард тут!

— Мы знаем, Крэйвен, — резко оборвал меня Балестрано до того, как Рольф успел что-то сказать. — Не делайте никаких глупостей! Если вы попытаетесь помочь своему другу…

— …то я тоже пострадаю, — продолжил я. — Зачем вы привезли меня сюда, Балестрано? Вы что, действительно верите, что я буду бездействовать, наблюдая, как вы убиваете моего друга?

— Я боюсь, что другого выбора не остается, молодой человек, — спокойно сказал старик. — Есть вещи, на которые вы не можете повлиять.

— Посмотрим, — прошептал я.

К моему удивлению, Балестрано на этот раз ничего не ответил, но как-то странно посмотрел на меня, а затем отвернулся и быстро пошел вперед.

Когда мы пересекли холл, Балестрано открыл низкую дверь, которая была в противоположном конце просторного помещения. Маленькая тусклая электрическая лампочка освещала узкий коридор. Я с любопытством смотрел на этот необычный источник света, когда шагал вслед за старым тамплиером. Разумеется, я слышал об электрическом свете, поскольку это было одно из новомодных (и ужасно дорогих) изобретений, которое пришло к нам с континента и которому никто не сулил большого будущего. Но сегодня я впервые увидел электрическую лампочку. Неожиданно у меня закружилась голова и в моем сознании возник образ говорящей куклы — этакого существа из кожи и плоти, которое было похоже на древнего человека.

Когда коридор закончился, Балестрано остановился. Как и тогда, перед воротами, два тамплиера обошли мастера, исчезли за дверью, а мы остались ждать, пока они снова появятся.

Я повернулся к Лоскампу, стоявшему у меня за спиной.

— Брат Жан, кажется, не очень-то доверяет этому де Лореку, — шепнул я.

Лоскамп удивленно посмотрел на меня.

— Не может быть, — ответил он.

Фламандец сказал это так быстро и таким непререкаемым тоном, что мне его ответ показался не обдуманным, а скорее машинальным. Затем Гер пожал плечами, уставился в пол и невольно кивнул.

— Хотя ты, наверное, прав, — неожиданно сказал он. — Что-то здесь не так.

Балестрано посмотрел на него.

— Брат Лоскамп! — резко сказал он. — Помолчите!

— Почему это? — спросил я вызывающе. — Вы что, думаете, я слепой? Судя по всему, здесь может быть только два объяснения: либо у вас, тамплиеров, принято идти в гости к своему другу с мечом, либо что-то не так. Кто такой этот Сарим?

Балестрано помедлил, прежде чем ответить.

— Вы правы, Крэйвен, — сказал он после паузы. — Глупо отрицать очевидное. Брат де Лорек является повелителем кукол нашего ордена, и он…

— Кто-кто? — перебил я его.

Старый тамплиер сдержанно улыбнулся.

— Это его талант. Он имеет власть над неживыми предметами, — объяснил он. — Как и Девре, повелитель животных, которому была дана власть над безмозглыми созданиями.

Тут я все понял.

— Он имеет власть над неживыми предметами, — пробормотал я. — Значит, это… создание, которое едва не убило меня и Рольфа, его рук дело?

— Боюсь, что так, — признался Балестрано. — Помните тот искусственный глаз, который вы мне дали?

Это был один из самых глупых вопросов, который мне задавали за последние несколько недель. Несмотря на это, я кивнул.

— На свете есть только один человек, который может создать нечто подобное, — сказал Балестрано. — Это брат де Лорек. Он ослушался моего приказа. И боюсь, что не только приказа. — Старик повернулся к Лоскампу. — Мы не должны были прикасаться к этой проклятой вещи, — с печалью в голосе произнес он.

— О чем вы говорите? — спросил я.

— Ни о чем! — отрезал Лоскамп. — Тебя это не касается, Роберт.

— Да? — язвительно спросил я. — К примеру, если речь идет о кристаллическом мозге…

Лоскамп сразу же вспылил, но Балестрано сурово осадил его.

— Оставь, брат Лоскамп, — сказал он. — Крэйвен, возможно, прав. Я готов признать, что мы допустили ошибку, пытаясь заполучить контроль над лабиринтом. Эта вещь не от Бога, и она была создана не для человеческих рук. Мы должны были уничтожить ее.

— Что это значит? — тихо спросил я, понемногу начиная понимать, что произошло. — Что вы сделали?

— Мы попытались овладеть кристаллическим мозгом, Крэйвен, — ответил великий мастер. — Но наша попытка не увенчалась успехом.

— Не увенчалась успехом? Что произошло?

— Ничего, о чем бы мог рассказать кто-то из нас, — тихо сказал Балестрано. — Все, кого ты сейчас здесь видишь, оказались на волосок от гибели. А брат де Лорек спас нас всех. — Он замолчал и после небольшой паузы продолжил: — Но я боюсь, что… с ним что-то произошло.

Дверь в конце холла открылась, и один из тамплиеров вышел к нам. Он снял плащ и шляпу, оставшись в церемониальной одежде — в черных брюках, тонкой кольчуге, у которой было что-то наподобие капюшона, и белой рубахе с крестом рыцаря ордена тамплиеров. В его правой руке блестел меч. Балестрано повернулся и вопросительно посмотрел на него.

Мужчина кивнул, отошел в сторону и сделал знак, приглашая нас войти. Почти прижавшись к Балестрано, мы с Рольфом прошли через дверь и оказались в более широком, тускло освещенном коридоре. В противоположном конце его была лестница, ведущая вверх. Тамплиер молча указал концом меча на лестницу, и мы пошли дальше.

Наверху была только одна дверь. Через щели к нам пробивался дрожащий электрический свет. Когда мы с Балестрано переступили через порог, у меня в прямом смысле этого слова перехватило дыхание.

Мы стояли в полумраке смотрового помещения, под которым был расположен большой квадратный зал. Огромное количество светильников, нити которых ярко вспыхивали каждый раз, когда за окном ударяла молния, осветили ужасную сцену.

Пол зала был выложен из черных и белых керамических плит, которые представляли собой громадную шахматную доску. Именно здесь шла самая жестокая пародия на замечательную игру между двумя королями. Большинство фигур были уже убиты; некоторые из них, смятые и разбитые до неузнаваемости, валялись в стороне от шахматной доски, превратившись в груду металлических тел и сплетенных конечностей. Пять из семи фигур, все еще стоявших на шахматной доске, были машинами — огромные страшные карикатуры на шахматные фигуры, от вида которых по спине пробегали мурашки. Оба короля были гигантами двухметрового роста, и казалось, что они состоят из одних шипов и острых лезвий, которые блестели в электрическом свете. Два здоровенных коня с уродливыми головами, прикрепленными к металлическим туловищам, вызывали отвращение. Королева, которая стояла рядом с белым королем, напоминала средневековый инструмент для пыток, известный как «Железная дева», пики которого все еще торчали наружу.

Две оставшиеся фигуры были людьми. Мне потребовалось время, чтобы узнать одного из них, так как свет все время мерцал, не давая рассмотреть лица.

— Говард! — прохрипел я. — Ради всего святого, это же Говард!

Я невольно рванулся вперед, чтобы побежать к нему, но Лоскамп схватил меня за руку и с такой силой дернул назад, что я застонал от боли. Сквозь полузакрытые веки я увидел, как два тамплиера тут же схватились за рукояти своих мечей, вытащили их из ножен и направили клинки на Рольфа.

Второй человек, который стоял на шахматной доске, услышав мой стон, взглянул наверх. На секунду мои глаза встретились с колким взглядом черных глаз, а затем мужчина повернул голову и, увидев Балестрано, поприветствовал его кивком головы.

— Брат Жан.

— Что это все означает? — строго спросил Балестрано. — Сарим, в чем дело? Отвечай!

— Я лишь выполняю ваш приказ, брат, — язвительно ответил Сарим де Лорек. — Идет казнь предателя Лавкрафта.

— Тебе приказали убить его, — разъяренно произнес Балестрано, — а не пытать, замучив до смерти.

— О каких пытках вы говорите? — со смехом спросил де Лорек. — Брат Говард находится здесь по собственному желанию.

— Это правда? — спросил Балестрано.

Говард медленно поднял голову. Он стоял на коленях, и казалось, что у него нет сил даже пошевелиться. Когда он повернулся к балкону, на котором мы стояли, я увидел, что вся его одежда в крови. Из правого плеча торчало что-то, издалека напоминающее сломанную шпагу. Его лицо превратилось в маску боли.

Я застонал от ярости и попытался вырваться из захвата Лоскампа. Пальцы фламандца со знанием дела нащупали определенную точку у меня на шее и немного надавили, предупреждая меня. Я прекратил сопротивление, потому что хорошо знал этот прием.

— Он говорит правду, Жан, — простонал Говард. — Не вмешивайся. Это… это все по моей воле.

— Говард! — проревел я. — Что все это значит? Что здесь происходит?

Говард посмотрел на балкон, и мне показалось, что он с трудом узнал меня. Слабая улыбка, скользнувшая по его лицу, сменилась гримасой боли.

— Не вмешивайся, Роберт, — прошептал он запекшимися губами. — То, что здесь происходит, не имеет к тебе ни малейшего отношения.

Я пристально посмотрел на него, затем очень медленно высвободился из рук Лоскампа, чтобы не давать повода к каким-либо действиям, и подошел вплотную к перилам балкона. Уставившись на темнокожего человека, который стоял в нескольких шагах от Говарда, я некоторое время молчал.

— Де Лорек, — прошептал я спустя несколько секунд. — Что вы делаете? Я предупреждаю, что собственными руками убью вас, если с Говардом…

— Закройте рот, Крэйвен! — резко перебил меня де Лорек. — Человек, который давно должен был умереть, не имеет права угрожать. Тем более если он не может привести угрозу в исполнение. Если вам станет легче, я могу повторить, что ваш друг, — де Лорек произнес это слово таким тоном, словно один этот факт был достаточным основанием, чтобы он убил Говарда, — находится здесь по собственной воле. Я даю ему возможность сыграть на свою жизнь, а это уже больше, чем ему положено по праву.

— Сыграть? — сказал я. — Да что же это за игра такая?

Де Лорек снисходительно улыбнулся.

— Это интеллектуальная игра, Крэйвен. Не делайте вид, что вы не понимаете. Эта игра называется шахматы. Наверняка вы о ней слышали.

Он ухмыльнулся, подошел на несколько шагов ближе к балкону и обратился к Балестрано.

— Разумеется, если вы хотите, я могу убить его прямо сейчас, брат Жан.

Лицо Балестрано, казалось, окаменело.

— Почему ты ослушался моего приказа, Сарим? — сурово спросил он, не обращая внимания на последние слова де Лорека. — Почему ты натравил своего убийцу на Крэйвена? Ты же знаешь, что эта машина не может быть использована без моего разрешения.

— Это долгая история, — с легкомысленной улыбкой заявил де Лорек. — Если позволите, я расскажу ее после того, как закончу с Говардом. Уже недолго осталось.

— Нет, не разрешу! — в ярости крикнул Балестрано. — Я требую ответа, Сарим. Я четко и ясно приказал, чтобы…

— Извини, брат! — грубо перебил его де Лорек. — Но больше приказывать тебе не придется.

Балестрано замер. Удар кулаком в лицо, наверное, ошеломил бы его меньше, чем слова де Лорека.

— Что? — пробормотал он. — Что… что это значит?

— То, что я сказал, — холодно произнес де Лорек. — Я отказываюсь повиноваться тебе, старый дурак. Больше ты никому приказывать не будешь.

Сделав шаг, Лоскамп стал рядом со мной.

— Ты за это ответишь, Сарим, — сказал фламандец с угрозой в голосе. — Я приказываю тебе немедленно прекратить эту безумную игру и подойти сюда.

— Ах так? — ухмыляясь, спросил де Лорек. — А если я не повинуюсь?

Лоскамп положил руку на рукоять меча.

— Тогда я тебя убью, — тихо сказал Гер.

Сарим де Лорек засмеялся. Его смех звучал издевательски.

— Почему бы тебе не попытаться, брат? — предложил он. — Если, конечно, ты успеешь спуститься ко мне живым и невредимым.

Он поднял руки и хлопнул в ладони.

Лоскамп издал свирепый рык и, выхватив меч из-под своей накидки, бросился к де Лореку. Балестрано закричал ему вслед, пытаясь остановить, но Гер не обратил на это внимания и побежал вперед, в конец балкона, где была лестница, которая вела в зал.

Но не успел он дойти до первой ступеньки, как снизу раздался страшный лязг и стук. Огромные разбитые фигуры, лежавшие рядом с шахматной доской, начали судорожно двигаться, и вскоре из этой груды железа одна за другой стали подниматься ужасные металлические монстры. Неуклюже раскачиваясь, они пошли к лестнице, по которой мчался разъяренный тамплиер.

— Ради всего святого! — крикнул Балестрано. — Назад, брат Лоскамп! Назад!

Но Гер ничего не слышал. С невероятной скоростью он устремился вниз по лестнице и, размахивая своим огромным мечом, бросился в атаку на исполинскую шахматную фигуру, которая шла впереди. Лезвие его меча угрожающе сверкнуло и со страшной силой опустилось на покрытую шипами голову монстра. В тот же миг клинок сломался.

Лоскамп вскрикнул и, увлекаемый вперед весом собственного тела, врезался в машину. Раздался жуткий крик, когда изогнутый кинжал, который торчал у шахматной фигуры вместо руки, вонзился в бедро фламандца.

Де Лорек еще раз хлопнул в ладони. Стальная фигура сразу замерла.

— Ну что, братья, продолжим? — усмехаясь, спросил он. — Нет ничего, что могло бы меня напугать. По крайней мере, здесь.

— Что это означает, Сарим? — раздался суровый голос Балестрано.

Взгляд де Лорека был твердым и холодным, как железо, из которого были сделаны его ужасные куклы.

— Тебе действительно непонятно, старый дурак? — воскликнул повелитель кукол. — Твои дни сочтены. — Он указал сначала на меня, а потом на Балестрано. — Если бы этому молодому болвану не удалось уничтожить моего железного убийцу, ты был бы следующим, кого бы посетил этот чудо-автомат. Но поскольку вы все пришли сюда сами, по своей воле, моя задача упрощается: вы умрете здесь.

— А потом что? — спокойно спросил Балестрано, как будто и не слышал угроз в свой адрес. — Чего ты этим добьешься, Сарим? Вместо нас придут другие. Ты ведь не сможешь убить всех.

— А кто сказал, что я намереваюсь это сделать? — спросил де Лорек, криво улыбнувшись. — Я буду единственным, кто выжил после предательства Крэйвена. Само собой разумеется, что я его при этом убью.

— Ты предатель! — проревел Лоскамп. — У тебя ничего не получится.

— Отнюдь, брат Лоскамп, — возразил Балестрано. — Боюсь, что у него прекрасно все получится.

Де Лорек театрально поклонился.

— Ваша вера — честь для меня, брат, — сказал он. — Тем более что я прав. Когда все будет позади, я стану главой ордена тамплиеров. — Сарим самодовольно посмотрел на великого мастера. — Конечно, мне придется кое-что предпринять: для начала я уничтожу этого надоедливого Некрона и его глупых сторонников. А там посмотрим, что делать дальше.

— Ты дурак, — пробормотал Балестрано. — Ты так ничего и не понял. Орден тамплиеров никогда не простит тебе этого. Ты потерпишь полное фиаско, если попытаешься сделать это.

— Я найду себе какое-нибудь утешение, — ухмыльнувшись, заверил его де Лорек.

— Убейте его! — закричал Лоскамп. — Обнажите ваши мечи и убейте этого предателя, братья!

Рыцари, окружавшие Балестрано, последовали призыву фламандца и достали из ножен мечи, приготовившись к бою.

Де Лорек лишь презрительно сжал губы, так что они превратились в тонкую полоску, и снова хлопнул в ладоши. Рядом с шахматным полем поднялась добрая дюжина механических монстров, и они с лязгом и дребезжанием побрели к лестнице. Из двери, через которую мы сюда вошли, до нас донесся металлический звон. Я даже не повернулся, чтобы посмотреть туда, поскольку хорошо представлял, что нас ожидает. Мне показалось, что тамплиеры наконец осознали, что все их попытки победить бездушные металлические машины бессмысленны. Рыцари остановились, в то время как железные куклы де Лорека пересекли зал и начали подниматься по лестнице. Минут через пять они образовали две неприступных стены по обе стороны балкона и замерли в ожидании приказа.

— Вот теперь видно, кто здесь главный, — ехидно произнес де Лорек и добавил: — Предлагаю подождать, пока я закончу с предателем Лавкрафтом. Ну а затем я с удовольствием займусь вами.

Сарим вернулся к шахматной доске и махнул рукой.

— Вставай, брат Говард! — злобно прошипел он. — Покажи нашим гостям, как хорошо ты играешь в эту королевскую игру.

Говард застонал. Он с трудом поднялся на ноги, но сразу упал. Потом он что-то прошептал, однако я не расслышал его слов. Очевидно, Говард объявил свой ход, потому что черный конь — последняя фигура Говарда — резко рванулся и король де Лорека оказался под ударом. Повелитель кукол даже не попытался уйти от шаха и подвинул свою королеву, чтобы поставить под удар коня Говарда.

Несмотря на безумность ситуации, в которой мы находились, я сразу понял, что происходит. Я несколько раз наблюдал за своим другом, когда во время игры в шахматы в нем просыпалась мания величия. Говард прекрасно разбирался в шахматах. Он и сейчас демонстрировал свое мастерство, хотя был совершенно обессилен. Его король и конь снова и снова уходили от преследовавшей их белой королевы, умудряясь при этом ставить шах королю де Лорека. Но толку от этого было мало. Даже самый лучший шахматист в мире никогда не поставит мат противнику, имея в своем распоряжении только короля и коня. Это просто невозможно. Однако даже сейчас Говард играл мастерски, и любого другого соперника его тактика измотала бы окончательно.

Но только не Сарима де Лорека. Наоборот, чем упорнее сопротивлялся Говард, тем все больше изумлялся де Лорек, раз за разом ошибаясь, играя все более глупо и… получая при этом удовольствие. Наконец у него хватило ума на то, чтобы поставить свою королеву прямо напротив короля Говарда.

— Шах! — крикнул он, прыская от смеха.

У меня просто челюсть отвисла, когда я увидел, как по телу Говарда прошел электрический разряд. Совладав с собой, он отошел королем назад, вместо того чтобы убить королеву, которая стояла прямо перед ним без всякой защиты!

— Говард! — закричал я. — Ты в своем уме? Почему ты не бьешь королеву?

Говард застонал, и, как бы отвечая на мой вопрос, де Лорек снова взорвался почти безумным смехом.

— В этом-то все дело, Крэйвен! — с триумфом в голосе произнес он. — Он может, но не хочет. Что тогда подумает о нем его маленькая подружка?

Я в растерянности посмотрел на белую королеву. Сначала я не разглядел в этой отвратительной фигуре железного монстра ничего такого, что бы отличало ее от остальных шахматных фигур на этой огромной доске. Когда же мне удалось рассмотреть лицо, скрытое за забралом, кровь застыла у меня в жилах.

Обрамленное темными волосами бледное женское лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами застыло, словно маска.

Сарим разразился хохотом, хлопнул в ладоши, очень довольный собой, и снова поставил шах Говарду. В этот раз Говард более минуты лежал на полу, собираясь с силами, прежде чем вернулся к игре, чтобы в который раз отойти своим королем назад.

Я готов был убить де Лорека, вынудившего моего друга страдать от этой нечестной игры. Я старался не думать о том, кто эта женщина и какое отношение она имеет к Говарду. Но кем бы она ни была, ее жизнь для него явно ценилась выше всех наших жизней, вместе взятых. Я должен был это признать.

А подлый мерзавец де Лорек этим безжалостно пользовался. Его королева ходила по доске так, что, если бы это увидел даже средний по силе шахматист, по его щекам побежали бы слезы. Она преследовала короля Говарда, становилась рядом с его конем и ходила вокруг него как ей вздумается.

Тем временем гроза за окном все усиливалась. Отражавшиеся в стеклах молнии ярко освещали холл.

Говард не сдавался. Скорчившись от боли и усталости, он играл как никогда в своей жизни. Его конь то и дело объявлял королю де Лорека шах, принуждая королеву прервать свое преследование и хотя бы ненадолго вернуться к своему королю. Наконец он загнал оставшегося у де Лорека коня в ловушку и убил его.

У Сарима начался приступ истерического смеха.

— Это просто фантастика, брат! — говорил он, хлопая в ладоши и вытирая выступившие на глаза слезы. — Ты действительно хороший игрок. Черт бы побрал эту дурацкую королеву, да?

С этими словами он снова объявил Говарду шах.

Мне показалось, что я тоже почувствовал боль, пронзившую истерзанное тело Говарда, когда в него ударила голубая молния. Кусая губы, я уставился на шахматную доску и гигантские фигуры, возвышавшиеся на ней. Мои мысли путались. Если бы я мог хоть что-нибудь сделать! Но я не в силах был сражаться с машинами. Мое магическое наследие, мои способности, которые много раз спасали меня в безвыходных ситуациях, тут не работали: бездушные машины были невосприимчивы к гипнозу.

Но я был в таком отчаянии, что все равно решил попробовать. Когда человек тонет, он вынужден хвататься даже за мыльный пузырь, если рядом нет соломинки.

Я изо всех сил сконцентрировался на белой королеве и… ничего не почувствовал. Разумеется, я и не мог что-либо почувствовать. А чего я ожидал? Единственными живыми существами там, внизу, были только Говард и де Лорек. Все остальные были машинами. Стоп! Единственными живыми существами?..

Прошла бесконечно долгая секунда, пока я наконец все понял. Словно вспышка, перед моими глазами возникло вдруг лицо моего попутчика, обладателя железной челюсти, и я снова пережил изумление, которое испытал, узнав, что он не живой человек, а автомат.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем я переборол свой страх и, наклонившись вперед, так что подо мной задрожало металлическое ограждение, закричал, срывая голос:

— Говард! Убей королеву, это тоже просто машина!

Мой голос потонул в раскате грома, но я услышал, как Сарим злобно зашипел. Говард на мгновение замер, его глаза вспыхнули, а с губ сорвался ужасающий вопль.

— Крэйвен! — заорал де Лорек. — Немедленно заткнитесь, или я…

— Конь ходит с В8 на С6, — громко сказал Говард. — Шах!

Сарим выругался, некоторое время смотрел на меня уничтожающим взглядом, а потом резко отвернулся.

— Король ходит с Е5 на Е6, — объявил он. — Тебе это больше не поможет, Говард. Сдавайся.

— Конь ходит с С6 на D4, — продолжил Говард. — Шах!

Де Лорек разразился руганью, сжал кулаки и уставился на балкон, как будто хотел убить меня взглядом.

— Король ходит с Е6 на Е7, — сказал он. — Это бессмысленно, Говард. Тебе не добраться до меня.

— Ты так думаешь? — холодно спросил Говард.

Казалось, от его усталости не осталось и следа. Он стоял выпрямившись и внимательно следил за де Лореком и белым королем. Но когда он снова заговорил, его голос дрожал.

— И все-таки я до тебя добрался, брат. Как и десять лет назад, ты снова попался на этом ходу. Вижу, ты так ничему и не научился. — Говард поднял руку и указал на своего коня. — Конь ходит с D4 на F5, Сарим. Шах и гарде!

Его фигура послушно выполнила приказ, и де Лорек издал громкий крик, когда две молнии вырвались из глаз железного коня и поразили белого короля и ферзя. В этот момент за окном снова загрохотал гром, словно подтверждая слова Говарда.

— Нет, так дело не пойдет, Лавкрафт! — прохрипел Сарим. — Это нечестно! Мы не договаривались, что тебе будет кто-то помогать!

— Твой ход! — холодно произнес Говард.

Де Лорек смотрел на него несколько секунд и снова засмеялся.

— Ты думаешь, что победил? — наконец спросил он. — Я допускаю, что после моего хода потеряю королеву, но в этом случае игра, так или иначе, останется незаконченной. Ты ничего не добьешься этим.

— Ты мне лгал! — воскликнул Говард. — Я должен был догадаться. Ложь — твое неизменное оружие!

— Замолчи! — Глаза де Лорека полыхнули ненавистью. — Теперь уже неважно, лгу я или нет. Вы все равно умрете.

Он пронзительно засмеялся, поднял руку и указал на своего короля.

— Король с Е7 на Е8, — сказал он. — Забирай свою королеву, если тебе от этого станет легче. Ты все равно проиграл.

Говард убил королеву. Огромный железный монстр рухнул, освещенный яркой вспышкой молнии. Конь Говарда тоже пострадал, и де Лорек, наблюдая за происходящим, лишь скривился.

— Браво, Говард! — холодно произнес он. — Прими мои поздравления. Ты играл просто фантастически. Поэтому я дам тебе еще одну поблажку. Ты можешь остаться в живых и посмотреть, как умрут твои друзья, в частности этот идиот Крэйвен.

В этот момент все огромные шахматные фигуры словно вышли из оцепенения. Я услышал чей-то крик и, развернувшись, увидел, как Лоскамп карабкается по лестнице, убегая от какой-то машины, похожей на огромного скорпиона. С другой стороны к нам тоже приближались огромные машины-убийцы.

Тамплиеры отошли назад, подняли свои мечи и стали вокруг меня и Балестрано. Вряд ли бы это помогло нам. Даже одной из этих машин вполне было под силу убить нас всех. А нам противостояло целых тридцать! Они приближались к нам медленно, но неумолимо.

— Сейчас вы все умрете! — кричал де Лорек. — Рано вы радовались! Победа моя!

Наблюдая за наступающими машинами, я быстро рассчитал время, которое у меня оставалось, и бросил последний взгляд на просторный холл с его шахматным полем. Де Лорек смотрел прямо на меня. Возможно, это был самый подходящий момент, чтобы сказать что-нибудь язвительное в его адрес, но у меня не было времени.

Я оттолкнул в сторону Балестрано и тамплиера, который стоял, прикрывая мастера, прыгнул навстречу шахматным монстрам и вытянул перед собой руки. С моих губ срывались слова, которые я выучил наизусть за долгие годы и почти сразу же забыл; в моей душе происходили вещи, природу которых я сам не понимал и, признаться, не хотел понимать.

Но все это действовало!

На какое-то время мне показалось, что я и бушующая снаружи гроза — это единое целое, что у меня нет тела, а только пульсирующая сила, состоящая из света, молний, электрических зарядов. А потом…

Здание затряслось от неимоверного удара грома.

Электрическое освещение погасло. Звонко треснули лампы, а одна из люстр сорвалась со своего крепления и упала на пол. Голубые, ослепительно яркие электрические разряды пронеслись по залу, касаясь камней, людей и металла, а затем погасли. Стекла в окнах взорвались, рассыпавшись на осколки.

Ярко-белая молния через одно из разбитых окон ударила в пол холла и стремительным зигзагом пронеслась через все помещение, превращая механических монстров в груду раскаленных обломков.

Но всего этого я уже не видел. Потеряв сознание, совершенно обессиленный, я рухнул на пол. Похоже, все, что происходило сейчас, становилось для меня обыденной рутиной.

Прошло несколько часов, прежде чем я очнулся. Я лежал на кушетке в маленькой, уютно обставленной комнате, и первое, что мне попалось на глаза, была обуглившаяся электрическая люстра, которая раскачивалась под потолком прямо надо мной. Краем глаза я заметил какое-то движение у своей кровати и, повернув голову, увидел покрытое морщинами лицо Жана Балестрано. В глазах старика светилось смешанное чувство облегчения и страха.

«Страха передо мной», — подумал я мрачно. Не в первый раз я видел это выражение в глазах людей, общавшихся со мной. Но в случае с Балестрано это было особенно ощутимо.

— Мы все уже умерли и попали на небеса или пока еще живы? — спросил я.

Мой собственный голос, слабый и хриплый, показался мне чужим.

Балестрано улыбнулся и сразу же стал серьезным.

— Мы все еще живы, Роберт, — сказал он и добавил: — Благодаря вам.

В ответ я тоже улыбнулся и попытался сесть, но со стоном упал на подушку, потому что комната тут же начала вращаться у меня перед глазами.

— Не напрягайтесь, — проговорил Балестрано, успокаивая меня. — Вы потеряли слишком много сил. — Старик замолчал, глубоко и шумно вдохнул и посмотрел на меня, тщательно скрывая свой страх. — Я совсем не хочу знать, что именно вы сделали, Роберт, — сказал Балестрано. — Но что бы это ни было, я вам очень благодарен. Если бы не вы, нас бы уже не было в живых. Это была не… — произнес великий мастер и остановился на полуслове.

Я понял его и, не сдержав улыбки, сказал:

— …никакая не чертовщина, если вы это имели в виду, Балестрано, а…

— Я не хочу этого знать, — перебил меня тамплиер.

Его голос звучал так резко, что я невольно запнулся и с недоумением посмотрел на него.

— Но почему? — спросил я. — Разве вы не хотите обогатить свои знания и научиться призывать на помощь жизненные силы, которые вы подавляете? Это имеет так же мало общего с сатаной, как и то, что делаете вы.

— Я знаю, — ответил Балестрано. — А теперь помолчите, Роберт. У нас будет достаточно времени, чтобы обо всем этом поговорить. Прежде всего я хотел бы позаботиться о том, чтобы вы и ваш друг Рольф получили необходимую помощь и снова набрались сил. Это самое малое, что я могу сделать для вас.

— Нет, Балестрано, — тихо сказал я. — Мне нужно от вас намного больше.

Старик замолчал, и мне показалось, что морщины на его лбу стали намного глубже.

— Я спас вам жизнь, — продолжил я. — Вам и всем людям, которые вас сопровождали. Возможно, я спас весь ваш проклятый орден. И вы это прекрасно понимаете. Одной благодарностью вам не отделаться.

Великий мастер молчал очень долго.

— И что вы хотите за это? — наконец спросил он, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

— Говарда, — твердо сказал я. — Вы оставите Говарда в покое. Мне не нужна ваша благодарность, как, впрочем, и помощь. Все, что я прошу, — это чистая одежда и карета, которая отвезет нас в Париж, а затем на вокзал. Сегодня же вечером Говард, я и Рольф уедем в Лондон. И вы прекратите на него охоту, которую начали десять лет назад.

Балестрано не ответил. Он посмотрел на меня долгим печальным взглядом, не проронив ни слова. Но ему и не нужно было ничего говорить: ответ читался в его глазах. Жан Балестрано был своеобразной личностью. Я не знал человека более сильного и жестокого среди тех, кто жил в этой части света. Но великий мастер был еще и человеком чести.

Я знал, что он захочет искупить свою вину.

Но я не был уверен, будем ли мы по-прежнему друзьями, когда встретимся в следующий раз.