Война послезавтра

Россия. Сегодня…

Проблемы множатся…

Северо-запад Тихого океана, 1600 км от Японских островов 29 сентября, вечер

Научно-исследовательское судно «Santa Claus», официально принадлежащее Океанографическому обществу США, а на деле — Агентству стратегических исследований Министерства обороны Соединённых Штатов, замедлило ход и застыло, окружённое со всех сторон до горизонта водной равниной, покрытой сыпью мелких волн.

Точно под ним, на глубине двух километров, располагалась вершина гигантского щитового подводного вулкана Таму, венчавшего плато Шатского — геологическую структуру, сформированную сто сорок миллионов лет назад. Таму считается самым крупным вулканом на планете: его площадь достигает трёхсот десяти тысяч квадратных километров. Своими размерами он затмил даже считавшийся недавно самым большим наземный вулкан Мауна-Лоа на Гавайях, площадь которого не превышает пяти тысяч квадратных километров. Во всей Солнечной системе Таму превосходят по высоте и площади лишь несколько гигантов подобного рода, одним из которых является потухший вулкан Олимп на Марсе высотой двадцать семь километров, хотя площадь его в полтора раза меньше.

Правда, некоторые учёные предполагают, что в Тихом океане существует ещё более крупный вулкан, известный под названием плато Онтонг-Ява, но принадлежность этой геологической структуры к вулканам ещё надо доказать.

В шесть часов вечера по местному времени капитан «Santa Claus» Джереми Крукс отдал распоряжение «Стоп, машина!» — вышел из рубки и спустился на верхнюю палубу судна.

Конец сентября в западной части Тихого океана в этом году выдался на редкость спокойным и солнечным. Облачные ленты тянулись к северу, температура к ночи двадцать девятого сентября опустилась к двенадцати градусам выше нуля, но ветра не было, и капитан откинул капюшон матросской парки, с удовольствием вдыхая свежий морской с привкусом соли воздух.

К капитану присоединился старпом Мэтью Коллинз, молодой, энергичный, инициативный, готовый выполнить любой приказ капитана.

— Я доложил на базу, что мы вышли в заданный район, — объявил он, растягивая слова.

Капитан взялся за поручень, кивнул, глядя на блещущий под лучами низкого солнца океан. Помощник ему нравился, хотя был слишком эмоционален.

— Погода классная.

Капитан снова кивнул, не прерывая молчания.

В окрестностях полусотни миль не было ни одного островка, поэтому не было и чаек, и после гула двигателей корабля тишина вокруг казалась нереальной.

Старпом потоптался рядом, нетерпеливо поглядывая на многогранный купол надстройки в центре палубы, под какими обычно прячутся антенны локаторов. Под этим куполом тоже располагался комплекс антенн, но совершенно иного предназначения.

— Пойду доложу доку, что мы на месте.

Капитан кивнул в третий раз.

Доком все на корабле называли начальника экспедиции Джозефа Колхауна, и он им на самом деле был, но точно так же, как «Santa Claus» не принадлежал Океанографическому обществу США, так и док Колхаун не был специалистом в области исследования вод Мирового океана. Он работал на Агентство национальной безопасности Штатов, обслуживая установку под названием «Зевс». Её антенны и прятались под куполом на верхней палубе судна, а также в трюме корабля, способные излучать пакеты электромагнитных полей разной частоты и такой мощности, что на них реагировали даже глубины планеты под континентальной корой и верхние слои ионосферы.

За спиной капитана Крукса лязгнула дверь, он оглянулся.

Из кубической пристройки возле купола вышли трое мужчин в одинаковых парках с откинутыми капюшонами: старпом, здоровяк-боцман, широкий, кряжистый, бородатый, похожий на норвежца, и высокий джентльмен с головой тыковкой, усеянной седыми волосками, и редкой рыжеватой порослью на лице. Он и был руководителем экспедиции.

Капитан направился к ним.

— Мы прибыли на два часа раньше, док.

— Я понял, — насморочным голосом ответил Колхаун; прозрачные глаза его горели призрачным огнём фанатизма, можно было не сомневаться, этот человек пойдёт на любые жертвы ради достижения цели. — Предупредите экипаж, мы начинаем работу.

— Экипаж предупреждён, — поспешил доложить старпом, замялся, глянув на капитана: — Но я бы попросил…

— Что ещё?

— Русские спутники… один проходит в трёхстах милях южнее…

— Он нам не помешает, — усмехнулся Колхаун. — Мне нужны точные координаты местонахождения.

— Поднимемся в рубку, — предложил капитан.

Поднялись в рубку корабля, напоминающую футуристический центр управления космическим крейсером из фильма «Звёздные войны». Помощник капитана пропустил начальника экспедиции к наклонной плите картографического дисплея, ткнул пальцем в красный крестик в сплетении координатной сетки.

— Мы здесь. Вулкан под нами.

— Вулкан велик.

— Мы над его центральной дыркой.

Дисплей высветил рисунок океанского дна.

Кальдера вулкана Таму на синем фоне напоминала полуоткрытый рот кита, и красный крестик, обозначавший местоположение корабля, торчал прямо из «китовой пасти».

Колхаун внимательно присмотрелся к изображению дна под кораблём, кивнул.

— Будьте готовы отойти на пару миль западнее, я дам сигнал. Экипаж?

— Палубы пусты, — сказал старпом.

Начальник экспедиции вышел из рубки.

В кубической пристройке рядом с антенным куполом его ждал терминал управления всем сложным хозяйством комплекса, установленного на борту «Santa Claus». Ее стены и потолок являлись экранами связи и наблюдения, которое вели шесть операторов. За отдельным пультом располагался начальник смены, японец американского происхождения, отзывающийся на имя Яма; настоящее его имя было подлиннее — Ямагучи Токана. Одетый в тёмно-синюю куртку с эмблемой «Z» на рукаве, — такие же куртки носили и операторы «Зевса», — он следил за ползущими по экрану перед ним цветными струями и столбцами цифр.

Услышав клацанье входной двери, он обернулся, кивнул и уступил место Колхауну.

Чуть выше командного экрана светился второй, переходящий на потолок, он отображал ситуационную карту обоих полушарий Земли. Полушария пересекали синусоиды спутниковых траекторий и самолётные трассы, а также туманные струи с огоньками внутри, обозначавшие воздушные атмосферные потоки, морские течения и ползущие над морями и материками тайфуны и ураганы.

— Русский, — ткнул пальцем в зелёную звёздочку на экране начальник смены. — Близко. Второй на подходе. Китаец и немец уходят.

Он имел в виду спутники других стран, осматривающие акваторию Тихого океана.

Колхаун прошёлся пальцами по клавиатуре пульта.

Ситуационный экран отразил часть Тихого океана между российской Камчаткой, Японскими островами и Канадой на другом материке.

Ещё несколько быстрых движений пальцами — и сквозь синюю водную гладь проступил детальный рельеф океанского дна. Кальдера вулкана на нём уже не казалась пастью кита.

— Связь с базой? — спросил Яма.

— После сброса, — буркнул Колхаун.

— Батикомы?

— Спускайте.

Японец склонился к пульту соседнего оператора, который заведовал спуском глубоководных модулей для телеконтроля и анализа состояния воды на больших глубинах. На малом экране было видно, как с кормы судна спускаются с помощью талей метрового диаметра «блюдца» с выпуклыми глазами объективов и соплами водомётов, обеспечивающих аппаратам подвижность в воде.

Спуск батикомов длился четверть часа. Загорелись ещё два экранчика, показывающие подводные панорамы. Сначала, вплоть до десятиметровой глубины, вода была прозрачной и светлой, потом по мере погружения аппаратов стало темнеть, и на двадцатиметровой глубине включились прожекторы батикомов. Никакой живности в пределах видимости они не обнаружили. Ни мелкая рыбёшка, ни тем более крупная, в этой части океана не водилась.

Свет в воде рассеивался плохо, поэтому телекамеры аппаратов видели только то, что освещали прожекторы до глубины в сто, максимум триста метров. Общей картины кальдеры диаметром в шесть с лишним сотен километров увидеть не удалось. Экраны показывали лишь зелёную толщу воды, посверкивающую пузырьками воздуха, да редкие блики спешащих убраться с дороги аппаратов обитателей океана. Лишь компьютер, синтезирующий картинку из всех прежних радиолокационных снимков, показывал на большом экране массив вулкана, пронзённый кое-где скоплениями скал.

Приблизилось дно кальдеры, стали видны бугры и рытвины, сглаженные толщей ила.

— Инфра, — буркнул Колхаун.

Но и в инфракрасном диапазоне ничего интересного увидеть не удалось. Вулкан не зря считался мёртвым, и очаг магмы на глубине сорок километров под кратером его почти не грел. Лишь одно красное пятнышко на фоне коричнево-зелёной мути и чёрных теней украсило общую картину кальдеры. Это был ближайший к поверхности выход магмы.

— Глубина двадцать восемь, — доложил оператор, управлявший комплексом глубоководных измерителей.

— Визир на край пятна, — сказал Колхаун.

«Зевс» прицелился.

— Внимание всем: готовность минутная!

Кабиной управления завладела тишина, подчёркиваемая тихими зуммерами и писками комплекса.

Минута прошла.

— Предупреждение!

На судне пять раз ударил колокол, заставляя операторов уделять контролю за своим оборудованием больше внимания.

— Пуск!

По всем пультам кабины управления «Зевсом» пробежала волна разноцветных вспышек. Однако в отличие от высотных импульсных ударов по ионосфере пакет электромагнитных полей был направлен вниз, в океанскую пучину, просверлив которую он вонзился в жерло потухшего миллионы лет назад вулкана.

Картина в глубинах экранов практически не изменилась. Пучок электромагнитных волн воздействовал не на горные породы, представлявшие собой слои застывшей лавы, а на магнитный купол вулкана и его полевую структуру, пока не достиг верхнего края очага, щупальцем уходящего в мантию под океанической корой, где магма была раскалена до высоких температур.

Ожили операторы.

— Мощность в импульсе десять гиг…

— Скачок ионизации!

— Градиент температур вырос на сто…

— Пошла волна давления…

— Начался разогрев…

Лёгкое облачко светлой мути взлетело над кратером, размывая очертания склонов и складок кальдеры.

— Поглощение ноль три…

— Отражение ноль одна, рассеивание ноль одна…

— Отсечка!

По фигурным панелям пультов пробежала очередная волна жёлтых и оранжевых индикаторных вспышек.

— Капитан, полторы мили восточнее, — связался Колхаун с капитаном корабля.

Лёгкая дрожь пола и покачивание показали, что распоряжение выполняется. Через несколько минут судно остановилось.

— Проверка, — бросил Колхаун.

— Прибыли, — доложил по громкой связи капитан Крукс.

Пальцы операторов побежали по клавиатурам, заставляя панели менять цвет индикаторов.

— Пуск!

Новый шквал вспышек.

Операторы заговорили в той же последовательности, что и при первом включении «Зевса»:

— Мощность в импульсе… скачок ионизации… температура… пошла волна давления…

— Отсечка!

Все экраны затянула зеленоватая муть. Скачкообразное повышение температуры очага магмы заставило породы кратера вибрировать, и с крутых внутренних склонов кальдеры кое-где начинали срываться струи ила и осадочных пластов.

— Автоактивация, — проговорил Яма.

— Началась раскачка полей, — доложил смуглолицый оператор в дальнем конце помещения. — Три эма на секунду.

— Наблюдайте.

Полчаса в кабине управления были слышны только негромкие голоса переговаривающихся операторов.

Колхаун попытался отвести батикомы от вспухшей над кратером иловой тучи, и ему это удалось, хотя экраны смогли отразить лишь саму тучу с расстояния в сотни метров и группы скал на гребне кальдеры.

— Пуск!

Третий удар «Зевса» породил в магмовом колодце нечто вроде землетрясения, что зафиксировали датчики следящих систем.

— Скачок давления на тридцать!

— Температура повышается экспоненциально…

— Верхняя перемычка трескается.

— Надо уходить, — сказал Яма озабоченно.

— Не трусь, господин Токуна, — скривил узкие синеватые губы начальник экспедиции. — Самое опасное — и самое интересное начнётся через два-три часа. Капитан Крукс!

— Слушаю.

— Маневр на две мили к западу.

— Выполняю.

Судно пришло в движение.

Точек нанесения электромагнитных ударов по зонам субдукции и литоральным узлам напряжённости в кратере, рассчитанным в Ливерморской лаборатории геофизического воздействия, достаточно было трёх, но Колхаун решил действовать наверняка и наметил обойти весь кратер, облучая край магмового купола в шести местах. Сброс напряжённости геологических структур массива Таму в этом случае стопроцентно гарантировал векторное возбуждение столба магмы и внезапное извержение вулкана.

«Santa Claus» остановился.

— Пуск!

«Зевс» вонзил мощный электромагнитный импульс в дно кальдеры.

Ожили операторы…

Но лишь после шестого импульса стало ясно, что затея разработчиков операции в Лэнгли удалась: взломав застывшую верхнюю лавовую корку жерла вулкана, магма поднялась по извилистому штреку с двадцативосьмикилометровой глубины и, сопровождаемая тряской океанского дна и столбом пара, вырвалась из «китовой пасти» Таму.

Один батиком не успел вовремя сойти с пути выброса тучи пара, образованной соприкосновением расплавленной, нагретой до полутора тысяч градусов лавы с водой, и перестал показывать картинку дна, телекамеры второго усмотрели высверк лавы и огромное облако воздушных пузырей, устремившееся к поверхности океана.

— Заработала! — благоговейно сжал ладошки перед собой Яма, не особенно взволнованный последствиями явления.

— Уходим, — удовлетворённо откинулся на спинку стула Колхаун. — Капитан, маневр на две мили к северу!

Он знал больше, чем начальник смены, считавший пробуждение вулкана главным результатом действия «Зевса». Следствием этой манипуляции с подводным вулканом должно было стать изменение баланса сложившихся океанических течений. Массив Таму располагался между тремя течениями: Северо-Тихоокеанским, Курильским течением Ояо-Сио и течением Куро-Сио, омывающим Японские острова. В результате пробуждения вулкана волна цунами должна была смыть все береговые сооружения на островах Курильской гряды, которые в последние годы начала строить Россия, а последующее похолодание вод океана должно было отразиться на биоареале соседних морей, и Россия могла потерять огромные рыбные ресурсы, на которые она рассчитывала после введения санкций США и Евросоюза. Но этого Яма знать не мог.

Колхаун уступил ему место, вышел на палубу.

Темнело в этих широтах быстро, но всё же в бинокль отчётливо было видно, как в трёх-четырёх милях от корабля вода вскипела и в воздух вырвалось огромное облако белого пара.

Корабль начал разворачиваться к этому облаку носом.

Волна, образовавшаяся от взрывного испарения воды на глубине двух километров, на поверхности была невысокой, около метра, но вслед за ней над центром кальдеры вырос другой водяной бугор, вспучившийся от гидравлического удара лавы, и его высота была уже на порядок выше. Шкиперу «Santa Claus» пришлось проявить расторопность и мастерство, подставляя волне нос корабля, а потом удерживая его от разворота волнами поменьше.

И к берегам Камчатки, Курильских островов и Японии, помчалась волна цунами, спровоцированная человеком и направленная его злой волей, способная наделать немало бед. Об её зарождении мониторинговым службам государств акватории Тихого океана стало известно час спустя, несмотря на то, что геофизические системы безопасности доложили и локализовали землетрясение амплитудой в четыре балла в районе поднятия Шатского в момент его проявления.

Кольцо цунами к этому моменту преодолело уже более ста километров.

Подмосковье, г. Королёв 29 сентября, два часа пополудни

Заместитель командующего войск геофизической обороны России Черняк Иван Захарович собирался обедать, когда ему позвонил начальник Ситуационного центра Осипов:

— Товарищ полковник, интересные новости.

Черняк, раздумывающий, закурить ему сигарету или проявить силу воли и отказаться, недовольно буркнул:

— Интересные — это в каком смысле?

— В Тихом океане ни с того ни с сего возбудился подводный вулкан Таму.

— Что значит — ни с того ни с сего?

— Он молчал уже десятки миллионов лет, и по данным геофизической разведки мог молчать столько же. Проснулся внезапно, никаких предпосылок к этому не было.

— Хорошо, сейчас буду. — Черняк смял сигарету, бросил в урну и вышел из кабинета.

Ситуационный Центр ВГОР, официально именуемый Центром климатического мониторинга Российской метеослужбы, располагался в десяти километрах от Королёва, в сосновом лесу. Кроме основного здания, построенного в форме купола, где работали полсотни операторов, следящих за состоянием атмосферы и земной поверхности России и всего мира, на территории Центра разместились комплексы спутниковой связи, радиотехническая батарея «Тополь-К», одна из двух десятков станций, прикрывающих ионосферу над столицей, лаборатория, полигон, склад ГСМ, гараж и столовая, где питались все работники Центра и командование ВГОР.

Кабинеты командующего войсками и его замов располагались в двухэтажной пристройке к куполу Центра, и Черняку приходилось покидать здание, чтобы дойти до столовой, но он был этому даже рад, так как здания Центра стояли в лесу и прогулка по плиточным дорожкам в хорошую погоду улучшала настроение.

Однако, несмотря на ясное небо в этот день, прогуляться по территории комплекса не удалось.

В общем зале с его гигантскими стенными экранами заместителя командующего ВГОР ждали двое: начальник Центра Осипов, костистый, широкий в плечах, с тяжёлым сплюснутым лицом, и полковник Дзюба, начальник аналитического управления, интеллигентного вида, тихий, худенький, с шапкой вьющихся волос, в узких модных очках без оправы.

Главный ситуационный экран показывал оба полушария Земли с её континентами, морями и океанами, расчерченными координатной сеткой и траекториями спутников. Все данные, поступавшие от сети слежения за состоянием земной атмосферы и поверхности, компьютер сводил на эту карту, и по ней можно было судить обо всех происходящих в атмосфере планеты процессах. Но на общий экран почти никто не смотрел, у операторов были свои операционные мониторы, и каждый из них занимался своим участком контроля поверхности, не обращая внимания на соседей.

Руководители ВГОР подошли к столу начальника смены Макаровского, заменившего недавно ушедшего в стан экспертов вечно недовольного всем полковника Троицкого. Макаровский славился исключительной работоспособностью и наличием твёрдого собственного мнения по любому вопросу. При этом он был профессионалом до мозга костей в области физики атмосферы, и на его заключения можно было положиться как на судебный приговор.

— Смотрите, — сказал он, оглянувшись на подошедших мужчин, — западная часть Тихого океана, плато Шатского.

На голубом поле экрана, отображавшего контуры Камчатки и Курил, было видно красное колечко, медленно расширявшееся от точки возникновения, которая напоминала шевелящийся белый глаз насекомого.

— Белое — это пар, — продолжал Макаровский, — диаметр поднимающегося из глубины столба около километра. Вулкан заработал чуть больше часа назад, никто этого не ждал. Образовалась волна цунами высотой около десяти метров.

— Службы Камчатки и Курил предупредили? — спросил Черняк больше для проформы, чем ради получения успокаивающего ответа, будучи уверенным, что подчинённые сработали как надо.

— МЧС Дальнего Востока начала развёртку, — подтвердил Макаровский. — Люди на местах предупреждены, кое-где началась эвакуация. Волна докатится до наших берегов через три часа.

Черняк посмотрел на Дзюбу:

— Твоё мнение?

— Климдив[8], — уверенно ответил начальник Управления, поправил очки. — В том районе замечен корабль «Santa Claus», принадлежащий Океанографическому обществу США, а у него на борту…

— «Зевс»!

— Так точно.

— Значит, пиндосы научились активировать вулканы? Ещё год назад у них это не очень получалось.

Дзюба кивнул:

— Бардарбунга.

Это слово было известно всем жителям Земли с прошлого года, когда в Исландии вдруг заговорил вулкан Бардарбунга, сосед знаменитого Эйяфьятлайокудля, завесившего в две тысячи десятом году тучей пепла небо над Европой. Этот небольшой вулкан, накрытый шапкой льда толщиной восемьсот пятьдесят метров, впервые стал известен в две тысячи четырнадцатом году, но громкую славу не приобрёл, несмотря на фонтаны лавы высотой до пятидесяти метров. Он извергался до конца года и погас, ничем особенно не напугав мировую общественность. Полёты самолётов над Европой не прекращались, опасные газы Исландию и Европу не накрывали, туча пепла родилась небольшой и на континент не пошла.

Однако в прошлом году остывший вулкан заговорил вновь, и после множества экспертиз и секретных исследований явления специалисты ВГОР сделали вывод: по вулкану, а точнее по его магматическому корню, был нанесен электромагнитный удар тремя американскими «Харпами», а фокусирующей системой послужил беспилотный орбитальный самолёт Х‑37ВВ, на борту которого был установлен полевой отражатель, помимо собственного генератора электромагнитного излучения.

Вулкан Бардарбунга, впрочем, извергался недолго, всего три дня, однако командованию ВГОР было понятно, что американцы испытывают своё геофизическое оружие и отступать от осуществления амбициозных планов — держать в страхе весь мир! — не намерены.

Инициация подводного вулкана Таму являлась лишь эпизодом в цепи подобных «природных» явлений, и ни у кого не было сомнений, что «военные ястребы» в Пентагоне на полпути не остановятся.

— Если это они, то что мы можем им противопоставить? — поинтересовался Черняк, ни к кому особенно не обращаясь.

— Ничего, — виновато ответил Дзюба.

Осипов промолчал, вполне понимая чувства заместителя командующего, но не имея возможности дать ему совет.

Понаблюдав за расширением красного кольца, почти достигшего Курил, Черняк достал айком:

— Виктор, первую четвёрку ко мне на пятнадцать ноль-ноль.

— Слушаюсь, — ответил адъютант, зная, о ком идёт речь: первой четвёркой называли начальников Управлений ВГОР — стратегического планирования, разведки и контрразведки, анализа обстановки и оперативно-тактического оперирования.

Дзюба, входивший в четвёрку как первый-третий, ничего не сказал, только посмотрел на часы.

Первым-первым был сам Иван Захарович, первым-вторым полковник Семёнов и первым-четвёртым — начальник Управления контрразведки Леонсия Зорич.

Мундиры руководители ВГОР практически не носили, поэтому совещание у заместителя командующего походило на деловую встречу менеджеров какой-то компании.

Кабинет Черняка был невелик, зато вполне современен, с изменяющимся интерьером и возможностью быстрой связи с любым работником Управления стратегических разработок, с командующим и даже с министром обороны. Правда, министру Иван Захарович звонил редко, а точнее — один раз за всё время пребывания на своём посту, и его это не расстраивало. Для постоянной связи с Минобороны надо было иметь веские причины, находящиеся в ведении командующего ВГОР Зернова.

— Мне завтра докладывать Зернову о наших предложениях, — сказал Черняк, поглаживая затылок; голова начала побаливать всё чаще (мигренные боли, товарищ полковник, как сказал штатный эскулап Центра Николюк, нервы надо беречь, батенька), и это состояние настроения не улучшало. — Наши эксперименты с геофизикой до сих пор на начальном этапе, это насколько же мы отстали от господ из Пентагона?

— Мы не можем действовать так же прямо и нагло, как они, — проворчал жёстколицый, суровый Семёнов. — Каждый такой эксперимент чреват последствиями.

— Но ведь и терпеть дальше издевательства американцев над природой нельзя?

Участники совещания переглянулись.

— Мы работаем, — деликатно кашлянул Дзюба. — В принципе и мы способны возбудить вулкан, образно говоря, была бы политическая воля руководства. А эксперименты можно проводить в безлюдных местах, где они, собственно, и проводятся. Нам отдали весь архив геофизических спецлабораторий, мы не намного отстаём.

Черняк вылущил из облатки таблетку кетарола, запил водой. Доводы Дзюбы он знал как никто другой, в распоряжение ВГОР действительно были переданы результаты полувековой работы с воздействием на климат и льды Мирового океана, однако американцы всё равно опережали русских специалистов по применению своих генераторов возбуждения ионосферы и геомагнитного поля.

— Давайте думать, чем можно ответить коллегам. Если с климатическими аномалиями, тайфунами и ураганами мы начали справляться, то предупреждать землетрясения, искусственные вулканические извержения и цунами не научились.

— Землетряс легче спровоцировать, чем нейтрализовать.

— Понимаю, и всё же?

— Это вопрос не ко мне, — поджал губы Семёнов. — Пусть проблемой занимаются учёные и эксперты, у нас их две сотни на пять институтов, и все со степенями и медалями.

Черняк посопел, прислушиваясь к пульсирующей боли в висках, сдержал желание выругаться. С учёными работать было трудно, каждый из них имел своё мнение и с коллегами соглашался редко.

— Ладно, я вас понял. Что мы имеем на сегодняшний день?

— С утра замечены два мэйд-урагана у побережья Индии и Австралии, — начал перечислять Дзюба, — тайфун Мэрилин у берегов Бразилии, тайфун Ступор в Эгейском море и три землетрясения: в Таджикистане, в Пуэрто-Рико и в Исландии. Два из них, скорее всего, естественного происхождения — в Таджикистане и Пуэрто-Рико, так как эти районы находятся на разных концах одной тектонической плиты, один край опускается, второй поднимается, оба увязаны, да и глубина их корней — сто километров, а вот в Исландии…

— Бардарбунга?

— Там кроме Бардарбунги много вулканов, Исландия вообще находится на стыке двух тектонических плит — американской и евразийской, на которой стоит Европа и Россия, поэтому остров трясёт постоянно, и в трёх случаях из десяти это работа «Зевсов». Американцы совершенствуют свои генераторы.

— Давно известно, что они продолжают настраивать глобальную систему геофизического воздействия, — сказал Семёнов. — А у нас пока только «Землекоп», пять «Королей», три десятка «Тополей» и один «Коршун».

— Чего ждать от вулкана Таму?

— Высота волны падает, к Курилам подойдёт по нашим расчётам метра четыре, так что больших разрушений не будет.

— Я не об этом.

— В перспективе? — догадался Дзюба. — Плато Шатского представляет собой устойчивую геологическую структуру, извержение скоро пойдёт на убыль.

— Как скоро?

— Считать надо, — виновато сморщился полковник. — Судя по магнитудной накачке, идёт сброс напряжений вверх по стволу, который неминуемо закончится пробкой.

— Мы не можем вмешаться в процесс?

— Разве что увеличить масштаб извержения.

— А если долбануть по вулкану из неймса? — вдруг предложил Семёнов. — Мы же хотели проверить излучатель на линзах ПВД?

Дзюба скептически качнул головой:

— Вулкан не атмосферный пузырь высокого давления. К тому же Таму находится на глубине двух километров, не каждый батискаф туда спустится.

— Тем не менее пораскиньте мозгами, что мы можем сделать. Это всё?

— Из первоочередного, пожалуй. В Индии зафиксирован сбой в работе спутниковой навигации, в Корее — нарушение радиосвязи, и по нашим выкладкам получается, что инициированы они…

— Китайцами.

— Так точно.

— Лезут в это болото, господа последователи тай-цзы. Леонсия, что у вас есть такого, чего не знаю я?

Зорич шевельнула бровью.

— По-моему, вы знаете всё, если не больше.

— Вы мне льстите, — усмехнулся Иван Захарович. — Знать всё — это уже из области божественного, а я всего лишь человек с хвостом слабостей. Давайте ещё раз обсудим, что нам предстоит сделать в ближайшее время.

Дзюба встрепенулся.

— В канадском порту Сент-Джонс замечен корабль типа «Night Sun», а это означает, что он готовит атаку на Камчатку, напичканную вулканами, как булка изюмом. Если не упредим, потеряем полуостров.

— Раз, — загнул палец Черняк.

— Тайфуны в Чёрном море и снова корабль с «Зевсом».

— Два.

— Прорыв холодных арктических воздушных масс по Уралу в Казахстан.

— Три.

— Чукотка — горячая яма ПВД, хотя она уже потеряла купол и скоро рассосётся.

— Благодаря работе наших «Королей», — буркнул Семёнов.

— Четыре. Всё?

— Это самые первоочередные задачи.

Черняк посмотрел на Леонсию Зорич.

— Что у вас по линии полковника Резниковича?

— Мы потянули за ниточку, — сказала женщина, — которая ведёт на восток, в Хабаровск, к начальнику УВД Хабаровского края Мережковскому. Я лично собираюсь лететь в Хабаровск… вместе с Ратным.

Черняк кивнул.

Речь шла о разработке линии Резникович — Мережковский, по неизвестной причине заинтересовавшихся изобретателем неймса Геннадием Терентьевичем Пахомовым, дедом полковника Афанасия Пахомова, командира группы ГОНГО. Откуда Мережковский, начальник УВД Хабаровского края, узнал о Пахомове, было неясно, вполне возможно, генерал получил задание от китайцев, а они в свою очередь — от какого-то чиновника в Роспатенте, к которому обращался Геннадий Терентьевич, и проблему надо было решать немедленно.

— Вы же собирались в Одессу?

Леонсия Зорич поправила на виске локон соломенного цвета волос, уложенных в замысловатую причёску.

— Туда полетела группа Мищенко, он родом из тех мест.

Речь шла о появлении в Одесском порту еще одного корабля типа «Night Sun» с «Зевсом» на борту, и командованию ВГОР очень хотелось знать, что задумали американцы в своём «пятьдесят первом штате»[9] под названием УНИЯ — Украинская национальная империя.

— Как они доберутся до Одессы? — поинтересовался Семёнов. — Украина же прервала авиа- и железнодорожное сообщение.

— Через Стену они не полезут, — улыбнулась женщина, имея в виду недавно возведенную вдоль границы с Россией контрольно-следовую полосу с противотанковыми рвами и колючей проволокой в два ряда.

— По морю из Крыма?

— Возможно.

Черняк посмотрел на Семёнова озабоченно.

— Что это тебя так заинтересовала практика работы службы безопасности, Сергей Данилыч?

— Да это я без всякой задней мысли, — смутился полковник. — Представил, как мы туда запускаем наш «Ил» с «Коршуном».

— «Коршун» не ракета, корабль не потопит, а вот пол-Украины затопить сможет. Нужны иные решения.

— Тогда остаётся одно средство — неймс.

— О неймсе забудь, Сергей Данилыч, у нас забрали и разработчика, и его изделие.

— Одно изделие осталось, а мы собирались проверить готовый образец на деле, вот я и предлагаю шугануть по «Зевсу». Иных перспектив не вижу.

— Для нападения нужны веские доказательства воздействия «Зевса» на ту или иную климатическую зону России. В противном случае мы ничем не будем отличаться от наших заокеанских коллег. К тому же у нас везде сидят «засланные казачки» — шпионы, правозащитники и купленные журналисты, вой поднимут такой, что Европа снова встанет на дыбы. Информационные войны мы всегда проигрывали благодаря политике верхов, нацеленной на суперпредательскую «толерантность», и если американцы вбросят в Сеть и в СМИ пугалку о русском климатическом оружии…

— Американцам ещё нужно будет доказать, что мы таким оружием обладаем, а мы подготовим компромат на их «Харпы» и вбросим в Сеть заблаговременно. Если не ответить им сейчас — получим внезапный Армагеддон в ближайшее время.

— Пока что Армагеддон готовят китайцы, — улыбнулась Леонсия Зорич. — Они сейчас внимательно изучают Йеллоустонский парк.

— Мне нужны точные данные и наши предложения по реагированию, а главное — по упреждению предполагаемых климдивов.

— Стратегия в вашем ведении, — сказал Семёнов безразличным тоном. — Я давал свои предложения, новых у меня нет. Китайцы только на официальном поле наши друзья, точнее, партнёры, потому что им выгодно с нами сотрудничать, а в глобальном плане они такие же враги, как и американцы. Мы с ними воюем больше, чем сотрудничаем. Газовые контракты и участие в ШОС[10] ещё ничего не гарантируют.

— Я лично так не думаю, а вы, Леонсия?

— Я согласна с полковником Семёновым, — пожала плечами главная контрразведчица ВГОР, до своей работы в Центре прослужившая семь лет в Службе внешней разведки. — Он прав, кругом одни враги! Столько внешних и внутренних врагов история России ещё не знала! Китайцы сейчас действительно с нами, потому что и для них американцы враги, но они в любой момент могут всадить нож в спину, вспомните инцидент с нашим «Ил‑96» с «Коршуном» на борту. Европа, прогнившая до стадии «сияющей голубизны и иммигрантской черноты», вообще способна только на лай из подворотни и укус побольней. О прибалтах, поляках и нациках Украины я вообще молчу. Самое поганое, что и внутри России сложился целый тренд прозападных ублюдков, готовых облить грязью любого честного политика или бизнесмена. Все ТВ-каналы и Сеть оккупированы либеральной гнилью, политиками-предателями и журналистами-шакалами на довольстве Запада.

Мужчины посмотрели на Леонсию с некоторой оторопью, не ожидая от неё таких негативных оценок действиям внутренней российской «пятой колонны».

— Даже в окружении президента, в его администрации, сидят воры и предатели, — закончила речь начальник контрразведывательного Управления, добавила спокойным тоном: — Так что я вполне поддерживаю Сергея Даниловича.

— А откуда вам известно об окружении президента? — полюбопытствовал Черняк.

— Мой родной дядя работает в этом окружении, — тонко улыбнулась Леонсия. — А отец в МИДе.

Мужчины обменялись беглыми взглядами. Леонсию рекомендовал как профессионала сам Зернов, но Черняк о связях женщины с политиками столь высокого уровня не знал.

— Что ж, все мы в одной лодке, и это здорово, что правильно понимаем, куда плывём. Эксперимент с неймсом запланирован?

— Так точно, ждём подходящего случая, — сказал Семёнов. — Группа готова к вылету в любой момент.

— Почему ждём? Нет выбора? По всему миру гуляют тайфуны, ураганы и зоны ПВД и ПНД.

— Моя точка зрения, — угрюмо сказал Семёнов, — не посылать борт за границу России. Мы ещё не доукомплектовали машину необходимыми средствами защиты. Парням крупно повезло, что они вернулись из Бразилии целыми и невредимыми, да ещё и сохранили генератор.

— За что получили награды.

— Всё равно риск неоправданно велик. Американцы знают о существовании «Коршуна» и будут из кожи лезть, чтобы им завладеть или в крайнем случае уничтожить.

— Хорошо, ловите момент, особенно в Арктике, где американцы и канадцы начали большое движение. Там скоро разразятся настоящие клим-войны, и мы должны быть готовы, как никто.

— Мы готовы, — сказал Дзюба, поправив пальцем очки. — Кроме спутников за океаном следят наши дирижабли-беспилотники, вчера запустили ещё два, стало пятнадцать. Плюс авиабаза на Северной Земле и морская база на острове Котельный.

— Развёртка баз дело хорошее, — не сменил свой мрачный тон Семёнов, — да только это не мешает пиндосам атаковать наши нефтедобывающие платформы и полярные конвои. Только неделю назад в проливе Санникова застрял конвой из трёх судов и ледокола — по вине образовавшейся ПНД.

— Ничего, мы это положение изменим, — пригрозил в пространство Черняк. — И спуску никому не дадим! Все свободны, товарищи.

Начальники Управлений дружно встали и вышли из кабинета.

Черняк глянул на часы, можно было спокойно идти обедать, тем более что голова немного успокоилась, и в это время на коммуникаторе зажёгся красный огонёк: звонил Зернов.

— Слушаю, Денис Самойлович, — коснулся сенсора Черняк.

— Зайдите.

— Сейчас буду.

Кабинет командующего ВГОР располагался практически напротив, и уже через минуту Черняк был у него.

— Садитесь. Что-то вы бледноваты, Иван Захарович. Заболели, устали?

— Если честно, и то и другое, — признался заместитель командующего.

— Берите отпуск, вы давно не отдыхали, и вперёд, восстанавливаться и лечиться.

— Да нет у меня на это времени, Денис Самойлович, со всех сторон лезут супостаты, отбиваться не успеваем.

— Не такой уж вы незаменимый, и без вас найдётся кому отбиваться. Как говорили немцы: война войной, а обед по расписанию. Определитесь с заместителями, и чтоб завтра я вас в штабе не видел.

— Подумаю, — улыбнулся Черняк. — Доклад по состоянию будет завтра.

— Я не по этому поводу вас позвал. Нужна консультация. Наши верховные люди хотят строить убежища на случай грядущих К-войн, им нужно знать — где безопасней всего.

— Верховные люди? Это вы олигархов имеете в виду, нашу, с позволения сказать, элиту? Так они уже давно строят убежища по проекту «CHL‑000».

Зернов покачал пальцем.

— Речь не о них. Просьбу озвучил министр обороны с подачи президента, премьера и их ближайшего окружения.

— Всё так серьёзно?

— Мы-то с вами знаем, что мир очень хрупок, а после Украины американцы всерьёз взялись за Белоруссию и Казахстан. Так что возможно всё, и чиновники перестраховываются в первую очередь. Народ для них существует лишь в качестве электората, как-нибудь сам выживет. — Зернов помолчал, пожевал губами, глядя на заместителя с некоторым сомнением. — Надеюсь, вы мои слова правильно воспринимаете?

— Подпишусь под любым из них.

— Вот и славно. — Взгляд генерала смягчился. — Я знаю, что мы передали военморам материалы по неймсу, но он нам нужен самим.

— Образец к испытанию готов и установлен на борт «107».

— Продолжайте работу, гриф — «совсекретно». Неймс меняет концепцию ведения не только климатических войн, но и войн обычных вооружений. В Минобороны это поймут быстро, и я очень надеюсь, что мы заставим американцев отказаться от баловства с геофизикой. Итак, ваше мнение, Иван Захарович?

— Вообще-то я бы посоветовался с экспертами, а навскидку могу предложить три района, имеющих необходимый статус безопасности. Их практически не колеблят землетрясения, до них не доберутся цунами, не затопят реки и озёра, хотя подземные водохранилища находятся рядом, и на их территории нет вулканов.

— Что ты имеешь в виду под «статусом безопасности»?

— Мы обсуждали эту тему у министра в прошлом году, помните? Территория России разбита на классы безопасности с точки зрения геологических стихий от первого до пятого. В нашем случае нужен первый. Во-первых, экологическая обстановка в зоне должна быть на высшем уровне. Во-вторых, мы должны иметь чрезвычайно прочный осадочный фундамент на древних платформах, полное отсутствие крупных и мелких прогибов и разломов коры. Важно наличие запасов питьевой воды. Рельеф должен быть максимально устойчив к глобальным природным и техногенным катастрофам.

— Конкретно?

— Как ни странно, первая зона — северо-восток Подмосковья. Вторая — восточная граница Казахстана и России, третья — предгорья Енисейского кряжа. Что важно, в этих краях нет никаких производств, химзаводов и ядерных электростанций.

— Мне нужны точные координаты и заключения специалистов.

— Сделаем, подключу Дзюбу и Восточный геолого-разведочный институт. Как быстро нужен ответ?

— Дня четыре вам хватит?

— Постараемся, Денис Самойлович. А что так припёрло? Наши дела подействовали… на больших людей?

— Выходит, что так. История учит, что американцы никогда не останавливаются на полпути к цели, а их цель — любой ценой уничтожить Россию! Точнее — народ России, чтобы им достались все наши природные ресурсы. Так им была нужна Югославия, Чехословакия, Афганистан, Ирак, так нужна Украина, где они начали добывать сланцевый газ в ущерб экологии страны, такую же цель они поставили и в отношении нас. Кольцо сжимается, климдивы множатся, вот наверху и запаниковали, оценив масштаб проблемы. Но нам с вами паниковать нельзя, Иван Захарович, надо сражаться за на эту великую землю, и мы будем это делать.

— Я понял, Денис Самойлович. Разрешите действовать?

— Звоните.

Черняк пожал руку генерала и вышел, провожаемый взглядом портрета Суворова на стене кабинета.

Борт самолёта «Ил‑96» 31 сентября, утро

Тихий гул моторов убаюкивал.

Афанасий откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, одним ухом прислушиваясь к мерному шуму в кабине, а вторым — к болтовне подчинённых.

Дохлый — Сеня Марин читал матерные стихи известных поэтов, неожиданно оказавшись любителем поэзии, и остальные бойцы веселились, обступив его кресло.

— Вот ещё, моё любимое, Маяковский, — переждал очередной взрыв хохота Семён:

Бойцы разразились смехом.

Афанасий улыбнулся, подумав, что даже великим поэтам были не чужды подобные ёрнические экзерсисы, творимые под влиянием дам, фанатов и алкоголя.

— У Есенина есть классные стихи:

Новый приступ смеха, весёлые возгласы, шутки. Самолёт летел для выполнения важнейшего эксперимента с неймсом, но группа давно перестала воспринимать полёты как опасные задания. Когда наступал момент истины, бойцы собирались и выполняли свою работу без сучка и задоринки, профессионально, иногда — стиснув зубы.

Голоса отдалились. Афанасий впал в забытьё, вспоминая последние события жизни.

Они с Дуней поженились две недели назад, и девушка переехала к нему в Королёв, где полковнику выделили наконец двухкомнатную квартиру, в которую он с удовольствием переселился из общежития на базе. Перевёз вещи Дуни из Судиславля, потом свои из Москвы, что едва не вылилось в ссору: Дуня обнаружила в его шкафу женский халат, неизвестно кем забытый, и ему пришлось долго убеждать жену в том, что все его прошлые контакты с женщинами остались в этом самом прошлом.

На свадьбе присутствовали не только бойцы группы ГОНГО, в том числе Олег, явно ревнующий друга к соседке по улице, но и почти всё командование ВГОР: Черняк, Семёнов, Зорич и Дзюба. Не было только командующего, но он в этот день находился в Мурманске.

Афанасий пригласил и бойцов группы антитеррора, с которыми прослужил в ФСБ несколько лет, и на свадьбу они явились в полном составе, что порадовало душу полковника: ребята его помнили и готовы были помогать во всём и всегда.

Приехал на торжество внука и дед Геннадий Терентьевич, в костюме с галстуком, солидный и обстоятельный. Он теперь работал в Чкаловском, в военной лаборатории и, судя по всему, на малую родину возвращаться не торопился.

— Ничо, Мишка за домом присматривает, — заявил он, радостно тиская Афанасия. — Скотины нету, огородик вскопает да свой посадит. Добавил со слезами на глазах: — Жалко, Жорка с Люсей, царствие им небесное, не дожили до этого дня, вот обрадовались бы. А ты чего ж тёток не позвал, бабку Машу?

— Звал я всех, да баба Маша еле ходит, ноги опухли, лечится, а тётки — Валя и Катя, тоже такие же неходящие, им за восемьдесят, поохали и поздравили по телефону. Ничего, мы с Дуняшей к ним съездим летом.

После церемонии компания отправилась в ресторан «Белые росы» в Бибиреве, недалеко от первой служебной квартиры Афанасия. Собралось всего двадцать пять человек, но свадьба прошла весело и оставила в душе светлый след, потому что друзья оценили его выбор и искренне радовались счастью командира, который буквально таял от взглядов и прикосновений Дуни-Одуванчика, выросшей в прекрасную девушку, искреннюю и простую.

На следующий день молодые поехали в Королёв, Афанасий показал жене новую квартиру, где они и остались, чтобы потом в течение недели окончательно переехать. Дуня правда хотела пожить в Судиславле до зимы, но Афанасий настоял на своём, не желая отпускать её ни на минуту, и она согласилась, так как видела, что муж не просто её любит — боготворит!

Олег, присутствующий на свадьбе в качестве шафера, — компанию ему составила Тоша, — говорил мало, сильно напился и глядел на Дуню маслеными глазами, однако дело довёл до конца, хотя дважды порывался рассказать о друге какие-то истории из прежней жизни. Зато после возвращения Афанасия на базу он отвёл его в сторонку и спросил с бледной улыбкой:

— Ну и как она в постели?

И Афанасий понял, что Олег не простил ему «предательство», хотя никакого предательства не было, Дуня сама выбрала его, признавшись ночью, что влюбилась в Афоню с первого взгляда, встретив на улице в Судиславле.

— Майор, — сказал Афанасий проникновенно и с грустью, — ты ведь не священник, а я не на исповеди. Мы никого не обманывали и ни от кого не прячемся. Не задавай глупых вопросов, и мы останемся друзьями, я надеюсь.

— Надейся, — ответил Олег с той же бледноватой улыбкой.

Впрочем, на работе их осложнившиеся отношения не отразились, решения командира группы Олег выполнял быстро и точно. Это именно он предложил идею использовать в Арктике экранолёт, установив на нём «Коршун», и Афанасий, обсудив с командой эту идею, доложил о ней Семёнову, который заинтересовался ею не меньше самого Афанасия и пообещал довести до командования.

Тридцатого группу подняли по тревоге поздно ночью, и уже рано утром самолёт взлетел с аэродрома в Раменском, имея на борту не только генератор электромагнитных полей, но и неймс, зашифрованный под названием «изделие Д». Что имел в виду под этим командующий ВГОР, предложивший название, никто не знал, хотя Афанасий догадывался, что Зернов вспомнил прочитанную в детстве фантастику и под буквой Д понимал «дезинтегратор».

За время, прошедшее с момента возвращения «Ила» из Бразилии домой, самолёт отремонтировали, но дополнительную ракетную систему для защиты во время выполнения заданий над чужими территориями не поставили. В хвосте осталась «Стрела‑2М», в принципе показавшая себя с хорошей стороны, а под правым пилоном, выдвигавшимся из корпуса самолёта, уже была смонтирована авиационная пушка калибра двадцать три миллиметра. Вооружены были и все члены экипажа, не говоря о самих бойцах группы, в любой момент готовых взяться за пистолеты-пулемёты «Каштан» и «Бизон‑14», а также пистолеты «Волк». Дохлый довольствовался своей снайперкой «Озирис», хотя прекрасно владел всеми видами стрелкового оружия.

Снабдили команду и АРДУ вместо потерянного в Бразилии. Управляемый дистанционно антропоморфный робот, способный не только копировать движения оператора, но и самостоятельно действовать согласно определённой программе, также показал себя великолепно, и Афанасий был очень доволен новым бойцом — «терминатором».

Кроме того, в распоряжении бойцов были «собаки» — специальные костюмы со множеством приспособлений, скрытых под обычной на первый взгляд одеждой. «Собаками» их называли жаргонно, изменив точное название комплекта «СЭБАК» — скрытая экипировка бойца антитеррористической команды.

Свой «маузер» — доработанный дедом неймс — Афанасий в этот полёт брать не стал. Казахстан не являлся для России недружественной державой, и никаких сюрпризов от его властей ждать не приходилось. Да и эксперимент с «изделием Д» представлялся совсем простым делом. Надо было добраться до «опухоли» ПВД над Северным Казахстаном, включить неймс, а если не получится с ним — «Коршун», разблокировать небо от электромагнитной линзы и добиться того, чтобы необычные для этих мест ранние морозы до минус сорока градусов по Цельсию ушли в небытие. Поэтому Афанасий практически не переживал за успех операции. Подумаешь — подвиг: долетели, включили…

Гул моторов отдалился.

Незаметно для себя он уснул и проснулся от прикосновения к плечу.

— Командир, полчаса до точки входа, — тихо сказал склонившийся над ним штурман Витюша.

— Иду! — встрепенулся Афанасий, проведя ладонями по лицу.

Вставая, встретил взгляд пассажира, сидевшего в кресле перед Олегом. Это был приданный команде специалист завода «Косинус», принимавший участие в разработке и настройке серийного неймса, звали его Борис, и единственным его недостатком, по мнению Афанасия, был возраст: выглядел парень студентом, а не мужиком со стажем, несмотря на отпущенную соломенную бородку.

— Включаемся, — сказал Афанасий, дружески сжал плечо молодого человека, повысил голос: — Всем запаковаться! Мы у цели.

Пассажирская кабина, где располагалась группа, была загерметизирована, однако, как показали прежние рейсы, бойцам часто приходилось выбираться в грузовой отсек, где стояли «Коршун» и ЗРК, поэтому перепады давления были ощутимы и работать в этих условиях было нелегко. Решили снабдить группу защитными лётными шлемами и кислородными аппаратами с запасом воздуха, а заодно и подключили к шлемам внутреннюю систему связи, что позволило Афанасию давать указания бойцам, находясь в кабине лётчиков, где у него теперь было своё командирское кресло.

Он занял место, натянул шлем.

— Борис, Шило, Уксус — готовьте машинки.

— Есть! — отрапортовали операторы «Коршуна». Борис промолчал, он ещё не привык отвечать командиру ГОНГО по-военному.

Афанасий устроился поудобнее, кивнул в ответ на взгляд Кости, сидевшего за штурвалом.

— Ничего дополнительного не сообщали?

— Только погодные условия, — ответил первый пилот. — Летим на высоте десять пятьсот, все дожди внизу.

— И в Казахстане?

— Везде сплошные дожди, начиная от Астаны и южнее, только над Тургаем чистое небо, давление под семьсот шестьдесят, температура воздуха над долиной минус сорок два.

— Купол.

— Так точно.

Сквозь пелену облаков под самолётом ничего не было видно, поэтому Афанасий понаблюдал за экранами пилотов между их креслами, так как его кресло стояло сзади, потом связался с базой:

— Альфа, я «сто седьмой», приближаемся к объекту, сообщите об источниках помех.

Дежурный в Центре ответил практически мгновенно:

— Спутниковые синусы не изменились. «Икс тридцать седьмой» только что двинулся к южной части Казахстана из района Индийского океана.

— Значит, придётся ждать визита, сообщите первому-третьему. Сколько ему ползти до нас?

— Не больше сорока минут.

— Ясно. — Афанасий связался с Олегом: — Кто сейчас пасёт Тургай?

— Аляскинский «Харп», как обычно, и три «Зевса», — доложил майор, отслеживающий обстановку на земле через свой суперпланшет «Мистик», смонтированный полностью на отечественной элементной базе и не уступающий навороченным ноутам Запада и Востока. На планшет поступали данные о работе американских генераторов и о погодной ситуации. — В Одессе, у берегов Японии и Индии.

— К нам подбирается их беспилотник, не прозевай включение.

— Мы готовы.

— Карту, — попросил Афанасий второго пилота.

На дисплее перед лётчиком развернулась карта Тургайской долины — эрозионно-тектонической ложбины между Южным Уралом и Мугоджарами на западе и Казахским мелкосопочником на востоке. Север долины занимали сухие степи — бывший район освоения целинных земель, юг — полупустыни Барсуки Большие и Малые. В этих местах недавно с помощью российских специалистов начали строить комплексы по добыче полиметаллических руд, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы не понять причины, подтолкнувшей заокеанских «друзей» устроить в местах строек климатическую диверсию, которая помешала бы планам строителей.

В самой долине насчитывалось более двухсот озёр, её пересекали реки Тургай и Убаган, приток Тобола. На её территории располагались Наурзумский заповедник, и купол ПВД накрыл и заповедник, за неполных двое суток покрывшийся снегом.

Пузырь высокого давления образовался над этими местами не сам собой, его накачали сначала холодные воздушные массы из Арктики, умело направленные вдоль Уральского хребта с севера на юг с помощью трёх «Харпов» — в Исландии, на Аляске и в Японии, потом к ним присоединились мобильные «Зевсы» на кораблях, и над Тургаем в течение двух суток разверзся ледяной ад, от которого дохли животные и страдали люди, вынужденные прятаться по домам и не пускать детей в детсады и школы.

Однако более важным, несомненно, было то, что южнее Иргиза начиналась территория космодрома Байконур и щупальца интенсивного похолодания, скорее всего, должны были дотянуться до него, чтобы помешать специалистам космодрома вовремя запустить в космос корабль с одним из лунных модулей.

— Пять минут до зоны системного контроля, — доложил Костя. — Ничего не видать, ориентируемся только по наведению.

— В первый раз, что ли? Работаем.

Внезапно заговорила рация связи с Центром:

— «Сто седьмой», я первый-третий, судя по шевелению противника, вас засекли. Может случиться всякое, они не церемонятся ни с кем и вполне способны пустить вам акустическую пулю лоб. Мы на всякий случай подняли в воздух самолёты с Орской базы, при подлёте они свяжутся с вами.

— Понял, первый-третий, — сказал Афанасий спокойно. — Пусть рыпнутся к нам поближе, встретим.

— Не зарывайтесь, «сто седьмой», от инфрапуль у вас защиты почти нету.

Речь шла о новейшем американском оружии — акустроне, генераторе инфразвука, с помощью которого они уже дважды пытались сбить «Ил‑96», в Арктике и в Бразилии, и пока надёжной защиты от мощного инфразвукового солитона российские учёные не придумали.

— Жду сообщений.

— Есть.

Самолёт подлетел к гигантской «полынье» в облачном слое, образовавшейся в результате зависшего над долиной «пузыря высокого давления». В дымке под ним стали видны жёлто-зелёные и коричневые пятна степей и сопок, сверкнула змейка реки.

— Олег, мы у цели.

— Высота купола около двадцати восьми километров, достанет наш дезинтегратор?

— Костя, на какую высоту мы можем взобраться?

— Наш эксплуатационный потолок всего двенадцать километров, но я думаю, мы можем подняться километров на шестнадцать.

— Поднимайся, азимут на семь минут южнее, потом сделаем круг и снова пройдёмся через зону вброса.

— Понял.

— Олег, следи за ситуацией, тебе первому придут данные сразу после импульса. Если неймс не достанет вершину купола, подключим «Коршун». Борис, врубите «изделие» по моей команде.

— Хорошо, товарищ полковник.

Самолёт поднялся над облачным слоем на несколько километров, нацеливаясь на невидимый глазу, но доступный другим средствам обнаружения купол ионосферной линзы, работающий колоссальным сборником холодного воздуха.

— «Сто седьмой», беспилотник почти над вами, — доложил Центр.

— Высота?

— Сто сорок.

— Не достанем, — с сожалением проговорил Афанасий, вспоминая характеристики установленного на борту нейтрализатора молекулярных связей.

Если его маузер бил на полкилометра, распыляя вещество в луче диаметром около двух метров — в центре солитона, то неймс в самолёте, по свидетельствам Бориса, при мощности в два мегаватта в импульсе излучал уже на полсотни километров, достигая в растворе параболы диаметра двух-трёх километров. То есть он был похож на вытянутую луковицу и, по идее, должен был превратить в атомарную взвесь любое вещество, любой материал и даже сам воздух. Но как он подействует на ионосферную линзу, сформированную пакетами электромагнитных волн другой частоты, никто не знал.

— Ты что, хочешь сбить Х‑37 из неймса? — полюбопытствовал белобрысый уравновешенный Костя.

— Было бы неплохо, — ухмыльнулся Афанасий. — Они не боятся лупить по нам инфразвуком, почему мы должны бояться ответить тем же? Жаль, не попадём, у неймса нет системы наводки.

Он имел в виду узел крепления генератора в хвостовом отсеке самолёта, представляющий собой высовывающийся в люки в обшивке — вверх или вниз — пилон. Но этот пилон действительно не был снабжён устройством прицеливания, для первого натурного эксперимента оно не требовалось, надо было просто направить дуло неймса вверх и включить, однако Афанасий искренне пожалел об отсутствии прицела, надеясь, что в будущем он будет установлен.

— Борис, я высовываю дуло!

— Я готов, — с дрожью в голосе отозвался оператор; он явно волновался перед испытанием, несмотря на множество проведенных на земле проверок и тестирования генератора.

Афанасий включил телекамеры внутри грузового отсека.

Сложный ажурный пилястр крепления неймса напоминал футуристическую конструкцию в духе американского дизайнера Митчелла Иоахима, чьи механические системы и скульптуры охотно устанавливали на площадях городов Европы. Трудно было представить, что конус внутри из жёлтого металла, обвитый спиралью, и торчащие отовсюду кресты защитно-направляющего устройства являются антенной излучателя, способного разрушать молекулярные связи вещества, превращая его в ионизированную плазму.

Открылись створки верхнего люка. Шар пошёл вверх, высовывая конус, скрылся из поля зрения; телекамеры на корпусе самолёта не было, и Афанасий мимолётно пожалел об этом.

— Пуск!

Борис, управляющий аппаратом со своего планшета, что-то быстро проговорил, добавил торопливо:

— Включил!

Ничего не изменилось, ни в салоне, ни вокруг «Ила».

Самолёт продолжал мчаться сквозь холодную воздушную пустоту, помеченный на экране красной звёздочкой, точно через середину ионосферной линзы, но генератор неймса работал бесшумно, изменения в консистенции воздушных масс были незаметны глазу, и догадаться, что происходит над самолётом на высоте двадцати-пятидесяти километров, было невозможно.

— Ни фига не видно… — пробормотал Витюша.

— Костя, возвращаемся, будем ходить галсами, как на море, туда-сюда…

Самолёт повернул, и Афанасий сразу увидел впереди оседающее сверху облачко искр, засверкавшее в лучах солнца.

— Оба-на! Снег?! — удивился Витюша.

— Олег, мы видим нечто вроде облака инея.

— Ну, я не знаю…

— Началась рекомбинация! — взволновался Борис. — После распада молекулярных связей газов воздуха атомы снова начинают образовывать молекулы, газы как бы самовосстанавливаются, хотя уже с остаточной ионизацией.

— Понятно. А как излучение взаимодействует с куполом ПВД?

— По идее, должно происходить гашение электромагнитных фронтов, поле купола должно таять и выбрасывать струи ионов…

Что-то сверкнуло в небе над самолётом.

— Молния! — вскрикнул второй пилот.

Сверкнуло ещё и ещё раз.

— Мы видим слабенькие электрические разряды.

— Значит, наши расчёты верны! — обрадовался Борис. — Д-излучение нейтрализует линзу!

— Быстрее «Коршуна», однако, — донёсся голос Дохлого. — В прежние разы мы летали несколько часов, чтобы получился результат, а тут всего полчаса крутимся.

Костя обернулся к Афанасию, в его глазах загорелся азарт.

— Командир, вот бы в самом деле лупануть по беспилотнику!

— Успокойся, майор, когда-нибудь лупанём, да как бы он сам не дербулызнул из акустрона. Не зря навис сверху, сволочь.

— «Сто седьмой», беспилотник над вами, — предупредил Центр.

— Он сможет достать нас со своей орбиты?

— Минуту, уточню.

Через минуту заговорил Семёнов:

— «Сто седьмой», по моим сведениям Х‑37 может посылать акустическую «пулю» на расстояние до двухсот километров, будьте готовы к атаке. Наши «сушки» близко.

— Пока всё тихо.

— Его скорость около восьми километров в секунду, — заметил Костя, — он ограничен в маневре. Если и выстрелит, то один раз.

— Нам этого хватит.

— Выдерживали же мы его атаки раньше!

— А если они увеличат мощность импульса?

Костя задумался.

— Нырнём пониже, сманеврируем и выкрутимся.

Самолёт повернул ещё раз.

— Олег, что у тебя?

— Похоже, мы и в самом деле пробили в линзе дырку, если судить по ионолитам и смене ветра. Струи начали разбегаться во все стороны, температура в зоне похолодания начинает подниматься.

— Может, добавим ещё импульса «Коршуна»?

— Я бы не стал торопиться, а то нарушим процесс рекомбинации.

— Хорошо, ждём.

Напряжение в кабине сгустилось. Летающий над зоной искусственного климатического антициклона американский беспилотник с «несуществующим» для общественности оружием на борту нервировал всех, и Афанасий всё время ждал удара головокружения и слепоты, несмотря на обнадёживающие сообщения из Центра о российских перехватчиках, чьи ракеты способны были сбить Х‑37 и на такой высоте.

Но время шло, а тошнота не наступала, в кабине операторов царила деловая атмосфера, даже Дохлый не отвлекал своими вопросами и шутками, и Афанасий слегка расслабился, подумав, что американцы, видимо, поняли, что русские ответят на атаку их аппарата, и рисковать машиной не стали.

— Х‑37 уходит, — сообщил дежурный.

— Зас…л, — хмыкнул воинственно настроенный Витюша.

— Всё понял, альфа, продолжаем работать, зона контроля скукоживается, всё приближается к норме.

— Жду на базе, — коротко бросил Семёнов. — «Сушки» через полчаса вернутся, будьте внимательнее.

— Есть. — Афанасий снял шлем, пригладил ставшие мокрыми волосы, потрепал Костю по плечу. — Крутимся ещё час — и домой.

В кабине его встретили вопросительными взглядами.

— Беспилотник отвалил, — весело сообщил он. — Побоялся связываться. «Изделие Д» работает, и это самое главное на сегодня.

— Надо бы обмыть, — потёр ладонь о ладонь Дохлый.

— Обязательно — на базе! — не стал его одёргивать Афанасий. — Обещаю банкет. Не отвлекайтесь, полёт ещё не закончен.

Сев на место, он подумал было позвонить Дуне, однако мобильная связь из Казахстана с Россией, да ещё на такой высоте, вряд ли поддерживалась местными радиосистемами, оставалось только грезить о встрече с женой дома, отчего сердце начинало танцевать самбу и лететь впереди него.

Чанша, провинция Хунань, Китай 2 октября, вечер

Город Чанша расположен на реке Синцзян, в шестистах километрах от восточного побережья Тайваньского пролива и в сорока километрах от озера Дунтинху. Он известен как крупный железнодорожный узел, включающий вокзал высокоскоростных поездов, торговый центр и место расположения полусотни фабрик и заводов, производящих химикаты, сельскохозяйственную технику, резину, керамику, бумагу и многое другое.

Кроме того, на его окраине расположен Центр климатического и геофизического контроля территории Китая и прилегающих государств, где в трёх новейших корпусах трудится около тысячи сотрудников: метеорологов, климатологов и учёных, специалистов в области геофизики.

Средние месячные температуры в окрестностях Чанша колеблются на уровне четырёх градусов Цельсия в январе и до тридцати градусов в июле. Лето здесь продолжительное и жаркое, с обильными осадками, зима засушливая и короткая — с середины декабря до середины февраля. В силу быстрого разрастания города экология его ухудшилась к двадцатым годам двадцать первого столетия настолько, что шапка смога над ним была видна издалека, практически не развеиваемая ветрами.

Известен был Чанша и своим «пиратским» парком Angry Birds, и самым высоким в мире восемьсоттридцативосьмиметровым и двестидвадцатиэтажным небоскрёбом Sky City.

Вечер второго октября для жителей столицы, разъезжающихся по увеселительным центрам и домам, начался со странного похолодания. Ветра не было, однако на город вдруг опустилась изморозь с чистого неба, и температура упала сразу до минус восьми градусов с плюс четырнадцати, чего не бывало даже зимой.

Директор Гидрометцентра Сия Лифан находилась у себя в кабинете на втором этаже главного корпуса и беседовала с начальником сектора мониторинга морских побережий Бу Фынгом, когда включился интерком и голос дежурного смены главного операционного зала доложил ей о необычном явлении.

В кабинете было тепло, веяло приятным чайным ветерком, работали кондиционеры, поэтому Сия Лифан не обращала внимания на погоду за окном и с интересом выслушала сообщение.

— Сейчас спущусь к вам, — пообещала она, хотя имела возможность включить в кабинете ситуационную систему. Перевела взгляд на собеседника, худого, рыжеватого, с простоватым лицом постаревшего Джеки Чана. — Какая-то погодная деформация, товарищ Бу. Продолжим.

Словно в ответ на её слова из угла донёсся металлический лязг.

Сия Лифан с удивлением посмотрела на прибор.

Бу Фынг сморщился, с таким же удивлением поглядев на древний сейсмометр, стоявший в углу кабинета начальницы на специальной подставке. Он состоял из восьми голов дракона (по числу восьми векторов компаса), выпиравших из стенок украшенного орнаментом сосуда и державших в пастях бронзовые шары. Сосуд напоминал винный кувшин диаметром около метра и высотой в полтора. У основания, точно под головами драконов, сидели восемь жаб с открытыми ртами. Лязг издал один из шаров, вывалившихся из пасти дракона в рот жабы.

Прибор, сейсмометр по сути, под названием хэн, по легенде, предсказывал землетрясения и ураганы. Если происходило землетрясение, упавший шар указывал его направление. Конечно, этот старинный сейсмометр был лишь копией большого Хэна, созданного китайским изобретателем Чжаном Хэном ещё в сто тридцать втором году, и никто не ждал от него никаких предупреждений. Достался он Сии Лифан в наследство от дядюшки и служил больше как символ великих достижений творцов Китая.

— Что с ним? — проговорила Сия Лифан.

— Э-э… — ответил Бу Фынг растерянно.

— Заканчивайте, и пойдём в зал.

— Я только перечислю последние события, которые нас насторожили. Странная засуха в Сычуани — раз, ураган в Юнване, где никогда не бывало таких ветров, похолодание в Ляонине…

— Мне всё это известно, товарищ Бу, похолодания у нас не редкость.

— Совершенно верно, как и везде, странно то, что температура в провинции упала до минус пятидесяти. Кругом дожди, а там — ясная зона повышенного давления. Могу ещё привести данные по Филиппинам — там гуляет супертайфун «Хайян».

Сия Лифан бросила взгляд на экран своего компьютера, на котором светились строчки сводки происшествий по странам мира.

Кроме тайфуна «Хайян» было и ещё чему удивиться: пошёл снег в Средиземноморье, чего не случалось более ста лет, случилось наводнение в Европе, затронувшее три государства, по Нидерландам прошёлся шторм «Святой Иуда», а в Австралии случился огненный смерч, уничтоживший сотни гектаров леса и сотни домов в посёлках. Кроме того, прошли наводнения в Индии, пострадал Западный Непал, окружённый горами и потому оказавшийся особенно уязвимым, а русским пришлось в третий раз бороться с катастрофическим наводнением на юге Дальнего Востока, начавшимся внезапно, вопреки климатическим периодам и атмосферным процессам.

Всё это было Сии Лифан известно, однако её интересовала больше ситуация в Поднебесной, и сведения Бу Фынга о морских аномалиях за рубежом её не взволновали.

— Будем надеяться, что нас не ждёт что-то подобное?

— Да, госпожа, — выдавил начальник отдела морского мониторинга.

— Идёмте.

Они спустились на первый этаж главного корпуса Центра, где располагался основной операционный зал с тремя рядами пультов и компьютеров. Такие же залы, но поменьше, обслуживали ещё три десятка операторов в двух других корпусах комплекса.

На пришедших обратили внимание. К Сии Лифан подошли мужчина и женщина, одетые в строгие костюмы песочного цвета. Они отвечали за бесперебойную работу всех служб.

— Добрый вечер, — сказала полненькая женщина, начальник дежурной смены. — Мы не понимаем, что происходит. Безветрие над городом и одновременно резкое похолодание. На границах зоны в пяти километрах от города пошёл снег.

— Но ведь наш прогноз…

— Верен для провинций и практически всей территории Китая, однако в окрестностях Чанша…

— Вы должны были поднять сводки погоды ещё утром и сделать правильный вывод.

— Мы следим за состоянием атмосферы очень тщательно, — сказал мужчина, помощник дежурного смены, — расчёт ведут лучшие специалисты…

— Это не оправдание, господин Чэн.

— Госпожа, — вмешался Бу Фынг, почтительно сложив ладошки перед грудью, — позвольте высказать своё мнение.

— Что ещё?

— Это не обычное стихийное явление и даже не простое отклонение от нормы. Вспомните Кайфэн. Я бы позвонил в министерство и сообщил руководству о зоне похолодания. Надо принимать меры, иначе мы рискуем замёрзнуть.

— Вы так думаете?

— Я почти уверен.

Сия Лифан задумчиво присмотрелась к общему ситуационному экрану во всю стену, показывающему климатическую обстановку всего Китая. Компьютер, следивший за постоянным поступлением данных с метеостанций и спутников, изменял изограммы, цифры давлений и температур, и было видно, что над провинцией Хунань в районе Чанша формируется холодная «опухоль», температура в основании которой падает буквально по секундам на один-два градуса.

— Хорошо, следите, я у себя. — Сия Лифан направилась обратно в кабинет.

— Мне с вами? — спросил ей вслед Бу Фынг.

— Занимайтесь своими делами, товарищ Бу. Если вы правы, придётся объявлять «четвёртую степень». — Начальница Центра имела в виду чрезвычайное положение для жителей города, обязывающее местные власти реагировать на происходящее моментально.

В кабинете она находилась недолго. Выпила белого чаю Бай Му Дань — «Белый Пион», с базиликом, без сахара, наслаждаясь его ароматом. Понаблюдала за ползущими по экрану компьютера сообщениями о дальнейшем понижении температуры над городом, задумчиво полистала почту и позвонила трижды: первый звонок был в мэрию Чанши, второй в службу чрезвычайных ситуаций, третий — в Министерство обороны. Больше она сделать ничего не могла, зато была спокойна, что предупредила начальство.

Когда она выходила из здания Центра, температура на улице приблизилась к минус двадцати восьми градусам по Цельсию и над городом вырос круглый светящийся купол, окружённый вихриками слабых молний, похожий на космический корабль пришельцев.

Пекин 2 октября, поздний вечер

Известие о похолодании в городе Чанша застало министра обороны Лю Фунчэна в сауне. Естественно, он был не один, и банному служащему стоило немалого труда отвлечь важного клиента от отдыха и сообщить ему о звонке из министерства; мобильный телефон во время таких мероприятий Лю Фунчэн отключал.

Пекинская баня Бичжунхай, располагавшаяся недалеко от Мавзолея Мао Цзедуна, вообще славилась среди чиновников высокого уровня, и её посещали почти все высокопоставленные товарищи из окружения Председателя Госсовета, чины Минобороны и правительственных учреждений. А сауна Бао вообще была вне конкуренции по комфорту и обслуживанию.

Лю Фунчэн, невысокий, с ёжиком седых волос и узкими губами серпиком, но плотного сложения, с небольшим животиком, круглолицый, завернувшись в простыню, уединился в спальне с айфоном в руке.

— Кто говорит?

Он видел номер и знал абонента, однако сохранял ступеньку высокомерия, рождённую сословиями и кастами Китая, отличающую высших носителей прав от низших.

— Прошу прощения, господин министр, — вкрадчивым голосом проговорил генерал Сунь Чай, руководящий Национальным институтом военных исследований, — мы фиксируем очередное к-нападение.

Лю Фунчэну стало холодно. Он вспомнил последний разговор с премьером, в котором поверенный председателя Госсовета предупредил его о недовольстве последнего нерешительностью военного ведомства.

— Где?

— Город Чанша.

— Параметры?

— Высокое давление, осадки сдвинуты на периферию до пяти-десяти километров от города, температура падает, в настоящий момент минус тридцать в центре.

Лю Фунчэну стало жарко.

— Свяжитесь с товарищем Ванем…

— Связался, товарищ Вань утверждает, что наши станции засекли струи электромагнитных излучений, идущих к Чанша с четырёх сторон.

— Это…

— Нападение американских «Харпов», господин министр, без всяких сомнений.

Лю Фунчэн краем простыни вытер вспотевшее лицо, пожевал губами, размышляя. Интуиция подсказывала, что надо действовать немедленно, не дожидаясь окрика из Госсовета, а тем более приказа председателя, и он начал одеваться.

— Созовите чрезвычайку, я буду через час.

— Слушаюсь, — сказал генерал Сунь Чай.

К зданию Гуофангбу, расположенному в Особом административном районе Пекина, он подъехал на служебном «BAW B 100» в двенадцать часов ночи. В приёмной министра ждали четверо генералов, отвечающих за основные рода войск и работу военных институтов.

— Товарищ Вань? — спросил Лю Фунчэн у адъютанта.

— Мне не сказали… — пролепетал вышколенный до состояния мышистой невидимости молодой лейтенант.

— Вызови.

— Слушаюсь.

Прибывшие генералы в мундирах расселись вокруг стола Т-образной формы, напротив стола министра, окружённого двумя флагами Поднебесной и штандартами четырёх родов войск. Портрет Председателя за спиной Лю Фунчэна строго смотрел на присутствующих, словно знал все их тайны и негативные стороны характера.

Министр погасил потолочные светильники, оставив только две лампы на столах, что придало кабинету некую сумеречную таинственность.

Напитки гостям он не предложил.

— Товарищ Сунь, доложите.

Взгляды скрестились на непроницаемом лице руководителя Института военных исследований.

— Чанша под колпаком высокого давления, — сказал генерал бесстрастно. — Русские называют такие колпаки ионоатмосферными линзами и «пузырями высокого давления» — ПВД. Нет сомнений, что это нацеленная к-атака американцев, потому что никаких предпосылок к похолоданию не было. Вся провинция накрыта зоной низкого давления, идут дожди, а тут…

— Как он образовался, это ваш… «пузырь»?

Сунь Чай замялся.

— Специалисты метеоцентра утверждают, что над городом сформировался купол, закачавший к нам холодное арктическое атмосферное течение.

— Как это возможно? Где Арктика, и где мы.

— Через Казахстан, — раздался чей-то голос, говорящий с лёгким акцентом, и в кабинет вошёл в гражданском костюме, широкий в кости, уверенный в себе товарищ Вань, он же Иван Шкирко, специалист в области радиофизики и нынешний заместитель Сунь Чая. До министерства он добрался подозрительно быстро, не прошло и десяти минут после приказа министра вызвать его, и это наводило на размышления. — Разрешите сесть?

Лю Фунчэн сделал жест пальцем.

Товарищ Вань сел рядом с боссом.

— Три дня назад русские нейтрализовали похожее к-нападение на севере Казахстана, однако воздушное течение вдоль отрогов Восточного Урала не потеряло силу и направилось к нам. Американские «Харпы» подкрутили его ещё восточнее и сотворили ПВД над Чанша.

— Почему метеослужбы не предупредили нас?

— Очевидно, потому, что течение не угрожало смене погодных условий в глобальном плане на всей территории страны. А нашим американским коллегам из DARPA и не нужно было изменять всю погоду, они спокойно гоняют режимы своих станций, меняя программу.

— Это уже пятый раз на нашей территории, — позволил себе вмешаться генерал Чан Шикай, глава ВВС Китая. — После случая в Кайфэне. Но это же бессмысленно! Чего они добиваются?

— Всё просто, генерал Чан, — усмехнулся Иван Шкирко. — Нас используют как материал для настройки своих комплексов управления погодой, как подопытных кроликов, хотя они и своих партнёров не жалеют: устроили аж второе подряд извержение вулкана Онтака в Японии, а севернее, в Тихом океане, разбудили подводный вулкан Таму.

— Хотели насолить русским, — хихикнул молодой замминистра Ли Тюйен. — Цунами ударило по Курилам.

— И по Японии.

— Мы можем им ответить немедленно? — спросил Лю Фунчэн строго. — Сколько «Шандианов» в нашем распоряжении?

— Три, — ответил товарищ Вань, посмотрел на босса: — Четвёртый скоро будет запущен.

— Почему мы вообще их не включаем?

Товарищ Вань снова посмотрел на Сунь Чая.

Тот продолжал сидеть с каменным лицом.

— Включение «Шандианов» в систему дело трудное. Мы проверяем их в горах, в городах ещё нет. Кстати, предлагаю использовать шанс испытать систему в Гонконге.

Генералы уставились на радиофизика.

— Что вы имеете в виду, товарищ Вань? — изломил бровь замминистра.

— Американцы устроили второй майдан в Гонконге, на площади в центре города сидят сто тысяч студентов с промытыми мозгами и дураков, жаждущих развлечений. Если мы соорудим там линзу и снизим температуру до минус двадцати, все разбегутся.

Лю Фунчэн пригладил волосы на голове, подумал, глотнул чаю, улыбнулся.

— Хорошая идея, генерал, займитесь.

Сунь Чай кивнул:

— Идея хорошая, вы правы, но для внутреннего пользования. Американцам ответить мы можем, но вряд ли быстро нейтрализуем линзу над Чанша.

— Можно попросить ваших соотечественников, — раздвинул толстые губы в усмешке четвёртый член совещания — генерал Тан Лювень, начальник службы собственной безопасности Министерства обороны.

— Русских — нет! — резко бросил Сунь Чай. — Мы начали устанавливать наши генераторы на спутники, первый будет готов к полёту на «Великом походе‑15» через две недели. Пора ответить по-серьёзному, не роняя чести нации. Мы — первая экономика мира! Не США! Мы устанавливаем режимы политики в мире, а не американцы! Пора ставить их на место!

Лю Фунчэн переглянулся с командующим ВВС.

— А вы как думаете, товарищ Чан?

— Так же, господин министр, — вытянулся Чан Шикай.

— Конкретно?

— Йеллоустонский парк! — твёрдо заявил Сунь Чай.

Подмосковье, г. Королёв 4 октября, утро

Дуня развесила по стенам квартиры свои работы, и Афанасий стал жить в райском музее, как он пошутил, когда вернулся с базы и увидел перед собой расписной ажурный покровец из серебряных нитей, изображавший встающее солнце.

— Тебе не нравится? — виновато спросила Дуня. — Я сниму.

— Золотошвейка ты моя! — сжал он её в объятиях. — Это же настоящая сказка! Кругом ангелы летают, цветы распускаются, духи песни поют — красота!

— Я ещё твой портрет хочу вышить, — простодушно заявила она.

— Давай. — Он закружил её по гостиной…

После обязательных процедур (как они были необходимы, притягательны и радостны!) оба дурачились в постели, потом пили чай и смотрели телевизор, не особо вникая в смысл передач.

— Расскажи, где был, — попросила Дуня.

Он спохватился:

— В Казахстане, разряжали холодные облака. Мне же отпуск дали на две недели, можем махнуть позагорать на моря. Я давно нигде не был.

— Ну да, а в Бразилии? — лукаво возразила стеснявшаяся наготы Дуня. Прикрылась простынёй под его взглядом.

Он жадно потянулся к ней, поцеловал в живот.

— Так там была работа, я к морю и близко не подходил. Давай махнём в Европу.

— Куда?

— В Италию, к примеру. Один мой оперативник отдыхал в Апулии, это самый южный регион Италии, в районе её «каблучка». Рассказывал взахлёб о достопримечательностях, ему очень понравилось.

— Кто это?

— Кот, капитан Саша Котов, ты его видела на свадьбе. Он с подругой останавливался в гостинице «Феличита» в Бриндизи, которую построил певец Альбано.

— Правда? Тот, что с Роминой Пауэр? Я слышала их песни.

— Правда. Отель, или, как он говорит — массерия, построен в стиле средневекового замка, в оливковой роще, рядом виноградники, море, продаётся вино с этикетками на бутылках с портретами Альбано. Там вообще есть на что посмотреть, много музеев, храмов и замков. Ты как?

Дуня поморщилась:

— Не знаю… не хочу я в Италию… и вообще за границу. Если и съездила бы куда, так это в Кострому да к бабушке Людмиле в Русиново. У неё хороший домик сохранился в деревне, корову держит, кур, я была раз, ещё когда мама и папа были живы, мне понравилось.

— Хорошо, без проблем, — легко согласился Афанасий, подумав, что его могут запросто не пустить за границу отдыхать. — Поедем в Русиново. Чем оно ещё знаменито?

— Там на другом берегу Волги стоит дача жены премьер-министра, — засмеялась жена.

— Какого, нынешнего?

— Нет, прошлого, Медведева, он и сам появлялся на даче, даже загорал. Весь народ на этом берегу сбегался поглазеть в бинокли на знаменитость.

— Быдло сбегалось, — хмыкнул Афанасий, — холопы, полюбоваться на царя и причаститься к «чуду».

— Ну почему быдло, простые люди тоже хотят увидеть своих высоких начальников, детям расскажут. А вообще вокруг Костромы много чего происходило, я была в музеях, послушала. Алёнушка там топилась, Мазай спасал зайцев, Сусанин водил поляков по болотам, Островский писал «Грозу», а Гришка Отрепьев привёз в Кострому из Европы вилку и кушал ею.

Афанасий невольно засмеялся:

— Велико событие!

— Это была первая вилка в истории России, и она так взбесила тогдашнюю местную элиту, что она не выдержала и решила Гришку убить.

Афанасий захохотал:

— Это совсем уж легенда, его не за то хотели убить в начале семнадцатого века, а за то, что объявили его колдуном и еретиком.

— Ну и ладно, поедем в Русиново?

— Поедем, родная, я только с делами покончу, на базу смотаюсь, и завтра можем собираться.

Завтракали при дождливом небосводе в Королёве: погода в последние дни сентября и в начале октября стояла дождливая, — хотя молодожёнам настроение она не портила. Оба были счастливы и переживали лучшие минуты своей жизни, находясь вдвоём и не ища тем для разговоров; темы возникали сами собой, открывая друг друга с разных, порой неожиданных сторон.

К удивлению Афанасия, Дуня оказалась очень начитанной девочкой, недаром пришлось перевозить из Судиславля на новую квартиру целую библиотеку русской классики, приключений и фантастики; она любила остросюжетные произведения, читала эзотерическую литературу, знала поэзию. Он и сам читал много, охотно беря с собой на дежурства книги — не ридеры, и вдвоём они часто спорили по вечерам о значении того или иного писателя в мировой культуре, так как у жены складывалось отличное мнение от мнения мужа, но Афанасий был старше и чаще уступал, хорошо усвоив великое правило: хочешь быть счастливым — не спорь с женой.

Он уже собрался уезжать, когда позвонил Олег:

— Ты дома?

— Пока да.

— Я рядом.

Афанасий оглянулся на Дуню, накинувшую халатик с полевыми цветами.

— Олег… хочет зайти.

— Почему ты спрашиваешь? Пусть заходит, я ему рада.

— Заходи.

Олег объявился весёлый, в модной чёрной курточке с серебристым пухом по плечам и рукавам, пожал руку Афанасию, неожиданно облапил Дуню, поцеловал в щеку. Афанасию не понравилась подчёркнутая непринуждённость друга детства, но свои ощущения он постарался скрыть.

— Проходи, кофе сварить?

— Не откажусь.

— Идите в гостиную, я принесу, — упорхнула на кухню Дуня.

Олег снял куртку, разглядывая изделия рукодельницы, прошествовал в гостиную, рухнул на диван.

— Хорошо у вас, а пахнет плохо — как в церкви. Что собираетесь делать?

— Ты же знаешь, я в отпуске, хотим поехать в Кострому и в деревню к бабушке Людмиле. Предлагал Италию — не хочет.

— Ни хрена в Италии особенного нету, везде один и тот же набор рафинированного коммерческого отдыха и вылизанные красоты. Когда едете?

— Завтра.

— А сегодня?

— Хотел смотаться на базу, потом вечером, может, сходим в кафе.

— Есть идея, даже две. Сходить вечером на «Акустику», а днём на выставку Luxury HITS.

— Что это за бодяга?

— Люксери? Международная выставка предметов класса люкс, проводится в «Крокус Экспо». Давно мечтал сходить полюбоваться на роскошь, которой пользуются в мире.

— Тряпки, ювелирка? — полупрезрительно сказал Афанасий. — Особняки, унитазы из золота?

— Есть разные виды роскоши, — возразил Олег уверенно. — На выставке будет не только ювелирка, Юдашкины — Чапурины, но и известные мировые модельеры, дизайнеры и художники. Я бы сходил.

— Дуня, — позвал Афанасий.

— Я всё слышала, — появилась девушка с подносом в руках, начала расставлять кофейный прибор. Над столом она наклонилась низко, и стала видна грудь под халатиком. — Сходила бы с удовольствием, мне интересно.

— Хорошо, слушаю и повинуюсь. Вопрос — когда?

— Да хоть сейчас, — пожал плечами Олег, следя за Дуней хмельными глазами; Афанасий не раз замечал этот взгляд со времени свадьбы, и реакция майора ему категорически была не по душе, но сомнений вслух он высказывать не решался, боясь обидеть старого школьного товарища, а нынче подчинённого, члена группы ГОНГО.

Дуня подсела к мужу.

— Тебе же не обязательно сегодня надо ехать на работу?

— В общем-то, нет, могу и на завтра отложить, но тогда в Кострому поедем послезавтра.

Она чмокнула его в щеку, смутилась под красноречивым взглядом Олега, улыбнулась ему.

— Соберусь, и поедем в твой «Крокус». Булочку с кунжутом хочешь? Вчера покупали, мне понравилось.

— Давай, с маслом, — согласился Олег, — со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. А кунжут очень полезен, в нём до фига кальция и витамина В₁, а он отвечает за ровный цвет лица и спасает от всяких нейродермитов и экзем.

Дуня фыркнула, умчалась на кухню, принесла булочки, сыр и масло.

— Ешьте.

Олег подсел к столу, принялся колдовать с бутербродами.

— Откуда ты всё знаешь? — полюбопытствовал Афанасий, заставляя себя сделать бутерброд.

— Из Интернета, — ответил Олег с набитым ртом. — Я фанат, почти не вылезаю из Сети. Но тебе туда лезть не советую — могила! Интернет-зависимость хуже иной другой зависимости, она не лечится. Это жуткая завлекуха без каких-либо моральных ограничений.

— Как же ты справляешься?

— Ну, мне не четырнадцать лет все-таки, кое-какая воля имеется, начинал я с других интересов.

— Физика атмосферы?

— Ещё раньше — с «облачных» технологий, слышал про такое?

— Не ты один умный, речь идёт об объединении всех существующих компьютеров и гаджетов в единое «облако», так?

— Молодец, слышал, — снисходительно ухмыльнулся майор, — а я начинал работать в этой сфере, параллельно с физикой погоды. Айтишником не стал по причине ухода на военку, хотя с удовольствием вожусь дома с программами для мобил. Мне бы жену, как у тебя! — Олег оглянулся на дверь гостиной. — Что она в тебе нашла?

— Губы не раскатывай, — посоветовал Афанасий с шершавой улыбкой. — Всё по-честному, она выбрала достойного.

— А я, значит, недостоин?

— Кто ж знает, какие изъяны видят в нас женщины? Это второй разговор у нас с тобой на эту тему и — последний. Давай договоримся: не липни к ней, я вижу, как ты на неё смотришь, и мне это не нравится.

— Ладно, как скажешь, хотя я ничего такого…

— У нас много тем, на которые можно потрепаться, но моя жена — вне всяких интересов и тем. Табу!

— Да понял я, понял.

Вошла Дуня.

— Мне собираться?

Оба посмотрели на неё.

Она удивлённо раскрыла глаза, застеснялась, поправила волосы.

— Что вы так смотрите? Плохо выгляжу?

— Хорошо! — в голос воскликнула оба.

Она засмеялась, убежала в спальню.

— Да! — очнулся Олег.

Афанасий выдохнул, перевёл взгляд на друга.

— Так что ты говорил об «облачных» технологиях?

Олег провёл ладонью по лицу, заметно мрачнея.

— Об этом можно говорить бесконечно. В «облако» уходит вся Сеть и все мелкие персональные компьютеры, мобилы, планшеты и даже обыкновенные ручки. Наш «Землекоп», между прочим, по сути, тоже «облако», потому что собирает данные из тысяч «капель» — датчиков и устройств измерения геомагнитной обстановки.

— Ручки здесь при чём?

— Гаджеты умнеют на глазах, в каждый бытовой приборчик или предмет можно всадить чип и датчик, считывающий электрические поля, в том числе — напрямую из мозга человека. Головные обручи уже продаются, их в Австралии делают, смартфоны есть везде, а часы и ручки давно используются спецслужбами. Даже в ботинки начали встраивать чипы, изменяющие рельеф стопы и массирующие подошвы ног.

— Бредятина.

— Кому-то бредятина, а продвинутым нравится. В будущем вообще все вещи станут умными.

— Ага, умнее человека, верю. Ну а что такое «Акустика»? Куда ты нас хочешь потащить вечером, просветитель доморощенный?

— В Московском Доме музыки выступит Коля Носков с новыми композициями на стихи поэтов Серебряного века. А он классный певец.

— Носков не находится в списке моих любимых певцов, я больше уважаю Марину Капуро и Юру Лозу.

— Каждому своё, как говорится, и всё же он певец от бога, кто бы что ни говорил. Будет петь фолк, рок, сонеты, Дуне понравится точно.

— Что-то ты о моей жене так печёшься: то ей будет интересно, это ей понравится. Мы о чём договорились?

Олег поднял руки; взгляд у него остался чуточку шальным, но слова друга подействовали отрезвляюще.

— Не убивай, я просто предлагаю отдохнуть. Сядем на дежурство — месяц не будем культурно отдыхать.

Появилась Дуня, одетая в пушистую кофточку и синюю юбку-финч с прострочкой; брючные костюмы она носила неохотно.

— Я готова.

Оба снова посмотрели на неё как на ангела во плоти. Перед глазами Афанасия вспыхнул образ десятилетней девочки-Одуванчика и растаял, трансформируясь в абрис прекраснейшего существа на свете.

— Я мигом.

Оделся он быстро, прислушиваясь к смеху в гостиной: Олег шутил и сам смеялся громче Дуни, — вышел в зал, решив раз и навсегда покончить с визитами Олега и походами «на культуру» вместе с ним. Как правило, ничем хорошим такие походы не заканчивались.

Разместились в просторном салоне «Туарега».

Олег предлагал Дуне сесть рядом, но она села на заднее сиденье, рядом с мужем, взяв его ладонь двумя руками, подняла голову снизу вверх, их глаза встретились, Афанасий прочёл в них смущение, робкое восхищение, свет любви выплеснулся на него волной, он едва не утонул в нём, прижал её крепче и поцеловал, не обращая внимания на взгляд Олега в зеркале заднего вида.

До Москвы доехали нормально, свернули направо на МКАД, в сторону комплекса зданий «Крокус Экспо». Внезапно едущий по соседней полосе замызганный тёмно-синий «Форд Фокус» резко сдал вправо и подрезал машину Олега.

К счастью, справа в этот момент образовалась ниша в ряду автомобилей, и Олег успел в неё вписаться, не задев другие машины.

«Форд» проскочил под носом «Туарега», за рулём его сидел небритый смуглолицый кавказец, показавший Олегу средний палец, а пассажир «Форда», мордатый, тоже заросший, но явный славянин, с хохотом выкрикнул сквозь спущенное окно матерную фразу, подкрепив её жестом, означающим — голову отрежем!

— Чёрт! — выдохнул Олег. — Сволочь какая! Давай догоним! Морду набьём!

— Не возбуждайся, — хмыкнул Афанасий, успокаивающе обняв Дуню за плечи. — Джигиты чувствуют себя безнаказанными, мозгов там нет никаких, они всё равно будут вести себя по-хамски.

Девушка благодарно улыбнулась, прижалась к мужу. Ей было хорошо, и о плохих джигитах она не думала. Однако они снова напомнили о себе, видимо, положив глаз на белый джип Олега.

«Форд» вдруг снова возник слева, мелькнула физиономия седока, и машина вильнула вправо, подрезая «Туарег».

— Оп! — крутанул руль вправо Олег.

Им снова необычайно повезло, потому что справа ехала фура и её водитель не торопился, успев чуть притормозить, пропуская машину Олега.

Послышался хохот и мат, «Форд» понёсся прочь от места инцидента.

— Скотина! — возопил Олег.

— Остановись, — сжал зубы Афанасий.

Олег дрожащими руками вырулил к обочине дороги.

— Вылезай, я поведу.

— Может, не надо связываться, Афоня? — робко спросила Дуня.

— Мы потеряем не больше пяти минут, — ответил он уверенно. — Нельзя спускать такие фокусы никому, даже если они безбашенные дети губернаторов или крупных бандитов. Они в любой момент могут устроить аварию со смертельным исходом.

Афанасий сел на место Олега, «Туарег» взвыл двигателем и под шипение и струи дыма из-под колёс рванулся вперёд.

«Форд» не успел скрыться. Его владельцы не ждали от русского лоха, каким они посчитали водителя «Туарега», каких-то решительных действий, и, когда Афанасий догнал «Форд» и жёстко загнал направо, к бордюру, не жалея бампер «Туарега» (Олег потом ворчал, что он мог бы действовать и поаккуратней), «хозяева жизни» даже не поняли, что произошло.

Первым Афанасий вытащил из кабины водителя-кавказца, жилистого, сильного, но не имеющего ни малейшего понятия о приёмах пресечения активных действий противника. Удары в переносицу и в ямку над левой челюстью бросили небритого, дурно пахнущего «джигита» на бетонную стенку. Он сполз на асфальт, хрипя, выпучив глаза, и на время выбыл из реальности.

Зато его напарник, мордатый и небритый, успел выскочить из кабины, оказавшись весьма спортивного сложения, без брюшка и лишних жировых складок, а главное, он был вооружён. Когда Афанасий обошёл «Форд», перед ним веером закрутилось лезвие ножа, в котором он с удивлением узнал балисонг — нож-бабочку, считавшийся в бандитской среде оружием престижа.

Насколько был осведомлён Афанасий, балисонги делались на филиппинском острове Лусон, в провинции Батангас, но флиппинг — вращение балисонга — являлся американским изобретением. Именно «рыцари плаща и кинжала» превратили филиппинский нож в предмет культа и спортивный снаряд, опасный не только для противника, но и для самого флиппера; палец вращателя ножа часто оказывался под режущей кромкой второго — боевого лезвия.

Однако спутник кавказца явно был профессионалом в этом деле. Он картинно раскатал «бабочку», дважды бросая веер лезвий в лицо Афанасию, и тому пришлось отступить, так как он давно не практиковал приёмы школы адекватного ответа на атаку холодным оружием; в нынешние продвинутые времена гораздо чаще стреляли из новейших гаджет-пистолетов, замаскированных под предметы первой необходимости, а также применяли кластеры нанитов — нанороботов, способных нести парализующие либо мгновенно убивающие яды.

— Афоня! — долетел испуганный голос Дуни.

Ей что-то весело ответил Олег, ничуть не переживавший за судьбу друга. Вылезти и помочь ему он даже не подумал.

Афанасий качнул маятник, уклоняясь от выпадов мордатого. Тело само реагировало на действия противника, не подключая сознание, и ему оставалось только выбрать момент атаки, не доводя дело до стадии «максимального поражения».

Шестая секунда схватки стала решающей.

Он подставился, мордатый с яростным воплем махнул балисонгом, Афанасий применил «мельницу» — удар правой рукой в локоть, левой в запястье флиппера, и балисонг вылетел из его руки настоящей бабочкой, царапнул борт олеговского джипа. Не останавливаясь, Афанасий дёрнул мордатого за ворот куртки на себя и подставил встречно «петушиный гребень» — выпрямленные пальцы в кадык.

Охнув, парень схватился за горло, согнулся пополам и осел на асфальт.

— Афонечка! — выскочила из машины Дуня, бросаясь к мужу. — Не надо!

Афанасий успокаивающе выставил ладонь, подобрал балисонг, сунул в карман куртки.

Дуня попятилась, страдальчески морщась, залезла обратно в кабину.

— Я же говорил — он их по стенке размажет, — удовлетворённо сказал Олег. — Зато мы теперь вооружены.

— Убью! — просипел начавший оживать кавказец, роясь в кармане куртки-стретч с накладными плечами. Такие куртки стоили очень дорого, и Афанасий мимолётно подумал, что носят их преимущественно уроды с большими деньгами.

«Джигит» вытащил-таки пистолет — старый «макаров», но Афанасий ловко выкрутил оружие из руки кавказца, выщелкнул обойму — пистолет был заряжен, спрятал оружие в другой карман куртки, нагнулся к «джигиту» и медленно каменными губами проговорил:

— Я сегодня не один, поэтому ты жив! Но не дай тебе бог встретиться мне ещё раз! До конца жизни останешься калекой! Номер твоей тачки я срисовал, тебя найдут в два счёта в любой момент! Понял?

— Ид-ди н-на…

— Понял, спрашиваю?! — Афанасий встряхнул кавказца так, что у того лязгнули зубы.

— Ай! По-по… нял.

— Живи, сволочь!

У «Туарега» стали останавливаться машины, водители заметили некую аномалию в приткнувшихся к бетонной стенке автомобилях и по шофёрской солидарности решили узнать, что происходит.

— Всё в порядке, парни, — поднял руку Афанасий, обращаясь к высунувшемуся из «Фольксвагена» мужчине, — эти засранцы заслужили, будьте осторожны с ними.

Он жестом выгнал Олега из кабины, сел рядом с Дуней.

— Они…

— Будут жить, — скривил губы Афанасий, усилием воли выгоняя из души знобкую ненависть и презрение к «хозяевам жизни» с Кавказа, пытавшимся подогнать под свои запросы, традиции и властные бандитские амбиции жизнь в российских городах и посёлках. — В другой раз будут вести себя скромнее.

Олег свернул к сверкающим чёрным и зеркальным стеклом зданиям выставочно-культурного комплекса «Крокус Экспо». У павильона № 1 все места на стоянке были заняты, и он предложил:

— Выходите, я поставлю машину поближе и присоединюсь.

Вылезли. «Туарег» отъехал. Дуня проводила его глазами, взяла Афанасия под руку.

— Фаня, ты сорвался, да? Там, на дороге.

Афанасий с весёлым любопытством покосился на жену.

— Как ты меня назвала?

— Фаня… так бабушка Женя называла племянника. Тебе не нравится? Могу Афанасьюшка… но длинно…

— Пусть будет Фаня, но только между нами.

— Хорошо, любимый. И всё же…

Афанасий тоже посмотрел вслед машины Олега, помедлил.

— Только не сердись, — виновато сморщилась Дуня. — Ты же знаешь, как я не люблю драки.

— Я не сержусь. Я лишь восстановил некую условную справедливость, по какой мы должны жить, в отдельно взятой машине. Но ты права в другом: идёт странное накопление негатива, случайные события выстраиваются в цепочку, если проанализировать последние пару месяцев, а случай — не только «визитка бога», как шутят острецы, но и реальное отражение замысла дьявола.

Дуня поёжилась.

— Мне показалось…

— Что?

— Всё происходит, когда мы встречаемся с Олегом…

Афанасий увёл Дуню с лестницы главного входа в павильон, развернул к себе.

— И я подумал о том же. Начиная с нашей встречи в Судиславле мне всё время приходится встревать в разборки. Не понимаю, в чём тут дело, я к нему отношусь по-дружески со школы, мне и там постоянно приходилось вступаться за него, и это, похоже, превратилось в тренд.

Дуня улыбнулась:

— Мудрёно говоришь. Давай будем встречаться пореже.

Афанасий прижал её к себе.

— Вы и тут обнимаетесь, — возвестил голос Олега о появлении майора. — Можно я присоединюсь?

— Веди, — коротко сказал Афанасий.

Экспозиция Luxury HITS расположилась во всех четырёх залах первого павильона. Праздношатающегося народу было много, что говорило о повышенном интересе обывательского электората к богатству, роскоши и элитному образу жизни. Всем хотелось приобщиться к жизни «класса люкс», широко раскрывая глаза при виде шедевров коммерческого искусства.

Однако это своё мнение Афанасий поменял, когда компания в потоке других посетителей выставки обошла все залы павильона. Устроители не зря позиционировали коллекции Luxury как роскошь «для миллионов», имея в виду то, как будет выглядеть пространство жизни человека в ближайшем будущем.

Золотых унитазов и сверкающих побрякушек здесь не было в принципе, за исключением коллекции алмазов из Южной Африки. Зато присутствовала ресторанная посуда и храмовая мебель, привезенная из Индии. Был стенд «Art-Подушка», который показал мастерство в домашнем текстиле знаменитых российских дизайнеров. Разумеется, не обошлось без участия Дома Валентина Юдашкина, на стенде которого, оформленном в космическом стиле, были представлены все отрасли интерьерной моды — от фарфоровых сервизов до предметов сервировки и космической посуды, каждая из которых имела свой аромат.

Рядом на стенде раскинулась коллекция бытовой моды Игоря Чапурина, чуть дальше — коллекция Дома моды Баканова, главной фишкой которой была «потомственная колдунья Лаура», щеголявшая в чёрно-золотом балахоне со звёздами.

Дуню больше всего интересовали близкие ей по творческому поиску ряды текстиля с вышивкой, у которых она задерживалась надолго.

Мужчины терпели, не мешая юной леди любоваться коллекциями одежды и текстиля, обменивались мнениями, скептически отзываясь о некоторых экспонатах вроде «подушек от Теплицкой» или «французского интерьера для мигрантов» от Алекса Каширина.

Поход длился два с лишним часа.

Дуня наконец устала, с раскаянием припала к груди Афанасия, подняла сияющие глаза.

— Больше не могу, ноги дрожат. Давайте где-нибудь посидим.

— Здесь хорошие рестораны, — сказал Олег. — Мы проходили поворот.

Они вернулись к перекрёстку павильонов, сориентировались, траволатор доставил их в третий корпус, и вскоре троица села за столик ресторана «Пимпим», оказавшегося вполне демократичным, уютным и с прекрасной европейской и русской кухнями.

Посидели в уголке, у огромного — во всю стену — окна, поглядывая на присмиревшую под дождём природу. Дуня вспоминала стенды, долго рассуждала о коллекциях вышивок, хвалила мастеров, потом призналась, что выставка ей пришлась по душе, и она даже признательно положила ладошку на руку Олега, отчего у майора случился ступор, после которого он поймал взгляд Афанасия и развёл руками:

— Я же говорил — ей понравится?

— Очень! — подтвердила девушка. — Я не представляла себе, что роскошь роскоши рознь.

— Значит, вечером едем в Дом музыки? Начало в семь.

Дуня нерешительно посмотрела на мужа:

— До семи еще три с половиной часа, где мы будем ждать?

— Поедем ко мне, на старую квартиру, — сообразил Афанасий, имея в виду служебную, оставленную им в Бибиреве. — У меня ключи есть.

— И я с вами, — заявил Олег.

Афанасий отвердел лицом, крутанул желваки, взгляд его стал тяжёлым.

— Олежка, у нас там всего один стул и кухонный столик, остальное я перевёз в Королёв, а у тебя квартира в Москве, на Живописной. Съезди, отдохни, потом заедешь за нами в шесть. Договорились?

— Поедем все ко мне.

— Нет!

Олег посмурнел, криво улыбнулся.

— Третий — лишний, как говорится?

— Объяснить на пальцах? — Афанасий начал заводиться.

Дуня подвинулась к нему, успокаивающе сжала локоть.

Олег посмотрел на неё длинно, в глазах его снова проявился тоскливый шалый блеск, но продолжать пикировку он не рискнул.

— Ладно, заеду в шесть.

Доехали до улицы Плещеева быстро, вопреки ожиданиям. Олег высадил пару у шестнадцатиэтажки и уехал, пообещав решить вопрос с билетами.

Поднялись на одиннадцатый этаж, Афанасий открыл дверь, и Дуня первой вошла в квартиру, в которой он прожил без малого два года и от запаха которой уже успел отвыкнуть, хотя переехал отсюда в Королёв всего две недели назад.

— Ты забыл про диван, — с блаженной улыбкой упала Дуня на мягкое сиденье; диван Афанасий перевозить на новую квартиру не стал.

— Не хотел, чтобы Олег оставался, — ухмыльнувшись, сознался Афанасий. — Он таким прилипалой никогда не был.

— Он один… и в меня влюблён.

— Вот это меня и пугает.

Дуня приподнялась, села, испытующе глядя на мужа.

— Ты мне… не доверяешь?

Он опустился рядом с диваном на колени, обнял колени женщины, опустив ладони на бёдра.

— Если бы ты знала, как я тебя люблю!

— Знаю, — улыбнулась она.

Руки Афанасия сами собой поползли вверх… и они больше не разговаривали: говорили их руки, пальцы, губы, их тела, — и отступили в будущее все лишние планы, хлопоты, надежды и мысли, огонь желания соединил двух людей в одно ангелоподобное существо и вынес на вершины такого наслаждения, которое невозможно описать никакими словами…

Олег заехал за ними без четверти шесть. Он был в хорошем настроении и с ходу засыпал молодожёнов анекдотами о попсовой тусовке современной эстрады, оккупированной геями почти на сто процентов, после чего похвастался своим знакомством с организатором выступления Носкова в Доме музыки Пановкисом.

— Будем сидеть на лучших местах, — заявил он.

Афанасию осталось только выразить своё восхищение, что он и сделал одним словом:

— Гигант!

Оставили машину в переулке за Домом музыки, в потоке других слушателей концерта прошли в красивое фойе здания, заняли действительно неплохие места в пятом ряду партера (Олег порывался сесть рядом с Дуней, но Афанасий усадил его справа от себя), прислушиваясь к говору завсегдатаев, одетых в вечерние костюмы и платья. К счастью, среди чопорных музыколюбов виднелись и вовсе уж демократичные джинсовые, и на одежду троицы никто особого внимания не обращал. Афанасий шёпотом заверил Дуню, встревоженную своим «некомильфо», что они не одни такие, и она успокоилась.

Носков действительно был великолепным певцом с мощным хрипловатым голосом, способным охватить три октавы. Он вышел на сцену со своими музыкантами и струнным квартетом Magnetic Fantasy и пел романсы так, что у Дуни несколько раз выступали слёзы, и даже Афанасий проглотил ком в горле, когда певец спел удивительно нежное и проникновенное «Ожидание».

Олег пытался комментировать выступление, но молодожёны его не слушали, и он отстал, неожиданно увлекшись музыкой.

Вышли на улицу, впечатлённые представлением.

— Как вам господин Носков? — спросил Олег с торжествующей ноткой в голосе. — Не зря сходили?

— Спасибо, Олежка, — тихо поблагодарила его Дуня. — Я никогда не была на таких концертах вживую, только по телику «Голос» смотрела.

— Что я говорил?!

— Носкоман, — фыркнул Афанасий.

— Благодарю за комплимент. Ты тоже слушал в три уха, так что не снижай эффект. Может, заскочим в ресторан, я есть хочу?

— Поздно уже, — засомневалась Дуня, — двенадцатый час.

Афанасий подумал, что Олег ищет предлог побыть вместе ещё какое-то время, но есть захотелось и ему, и он сказал:

— Я бы тоже перекусил.

— Хорошо, уговорили, — уступила девушка. — Куда поедем?

— Я знаю на выезде из города, недалеко от МКАД, — сказал Олег, — торгово-развлекательный центр, работает круглосуточно, там есть рестораны и кафе, можем остановиться там.

— Поехали, — открыл дверцу «Туарега» Афанасий.

Вопреки его опасениям «культурный» поход закончился благополучно.

Они поужинали на втором этаже центра «XL‑2», в ресторанчике «Колбасофф», и без особых приключений доехали до Королёва.

— Так вы не возьмёте меня с собой в Кострому? — осведомился Олег, высаживая пассажиров. — До пятницы я совершенно свободен.

— Нет! — железным голосом ответил Афанасий.

Олег кинул хищный взгляд на улыбнувшуюся Дуню, поднял вверх сжатый кулак.

— Не перегружайтесь. — И уехал.

Дуня посмотрела на мужа; они медленно побрели к подъезду дома.

— Он обиделся?

— Не думаю, — качнул головой Афанасий. — Олег не умеет обижаться. Но какую-то гадость в душе затаил, я чувствую.

Уснули оба умиротворённо, укрывшись в созданном ими уютном интимном мирке любви и радостного ожидания неимоверного счастья.

Москва — Хабаровск 6 октября, раннее утро

Начальник Управления контрразведки ВГОР Леонсия Константиновна Зорич, несмотря на свой женственно-модельный вид, была очень жёстким и уверенным в себе человеком. В Службе внешней разведки она проработала семь лет, успешно преодолев служебные ступеньки от лейтенанта, рядового сотрудника информцентра, до майора, сотрудника отделения специальных операций Третьего Управления, занимавшегося странами Азии. Она отлично владела китайским, корейским и японским языками, а также неплохо говорила на хинди, иранском и малайском языках. Перейдя в новую для неё структуру войск геофизической обороны, Леонсия быстро вошла в курс дела, получила звание полковника и возглавила контрразведку ВГОР, зарекомендовав себя классным специалистом, профессионалом своего дела.

После инцидента Афанасия Пахомова, командира группы ГОНГО, с полковником Резниковичем, начальником службы собственной безопасности УВД Костромы, вдруг заинтересовавшимся дедом Афанасия Геннадием Терентьевичем Пахомовым, изобретателем неймса, стало ясно, что изобретением интересуются совсем другие люди, связанные каким-то образом с бывшим начальником Резниковича — руководителем УВД Хабаровского края полковником Мережковским.

Леонсия подняла все свои связи, подключила бывших коллег из ФСБ и СВР и вскоре выяснила все обстоятельства покушений Резниковича на подругу Афанасия и на его деда, установила наблюдение за всеми фигурантами дела и обнаружила целую агентурную сеть, тянувшуюся через Резиковича к Мережковскому, оттуда — в консульство Китая в Хабаровске, а из консульства — в МИД Китая в Москве.

Полковник Ратный, не оставляющий надежды на воссоединение с Леонсией, — два года назад у них случился роман, разбившийся о железные принципы Леонсии не затевать интрижек на службе, хотя об этом речь не шла, Павел Петрович влюбился, — рьяно подключил свой «агентурный запас», договорился о взаимодействии с ФСБ, и Леонсия получила карт-бланш на проведение операции по нейтрализации сети китайской разведки, добывшей сведения об изобретении, способном изменить ход будущих войн (может, она ещё и не знала о таких перспективах), в том числе — климатических.

К шестому октября подготовительные мероприятия были закончены, и Леонсия с группой бойцов спецназа ВГОР в количестве семи человек поднялась в пять часов утра на борт военного «Ил‑76», который доставил их в аэропорт Хабаровска «Новый» за восемь часов.

Полковника Резниковича, так и не соизволившего прислушаться к советам Афанасия Пахомова, брали перед самым отлётом в Хабаровск. После трёхчасового допроса он сознался в корыстных связях с полицейскими начальниками в Москве, а также в выполнении заданий Мережковского, весьма щедро оплачиваемых. Каким образом Мережковскому стало известно об изобретателе из глубинки России, живущем за семь тысяч километров от Хабаровска, Резникович не знал, но из бесед с подчинёнными Мережковского сделал вывод, что изобретателя знал глава патентной комиссии Костромы, куда тот обратился с заявкой на изобретение. А так как этот чиновник являлся родным сыном Мережковского, понятен был способ передачи информации о заявителе, хотя неясным оставалось обстоятельство, кто начал суетиться с продажей секрета — сам ли Мережковский, затеяв искать выход на покупателей, или же китайцы прознали об изобретении раньше полковника и вышли на главу УВД Хабаровского края, зная о его связях с криминалом. Это предстояло выяснить уже непосредственно в Хабаровске, где два дня назад высадился десант спецуры ГРУ, обслуживающий аппаратуру взлома баз данных и систем передачи информации по закодированным каналам.

В девять часов вечера с минутами по местному времени команда Леонсии Зорич расселась по машинам прямо на лётном поле и беспрепятственно выехала с территории аэропорта: её встречали местные товарищи из подразделения ГРУ, так как Ратный взял на себя обязанности координатора размещения сотрудников ВГОР.

Поскольку было уже поздно, Леонсию отвезли с помощником капитаном Вербовым в гостиницу «Зарина» на улице Карла Маркса, остальные сотрудники группы распределились по своим объектам, машинам и центрам, начиная, а точнее, продолжая отслеживать все перемещения клиентов, их переговоры и действия.

После ужина Леонсия вызвала командиров групп по компьютерной связи. Вербов зашёл к ней в номер. Он был небольшого роста, но мускулистый, круглый от мышц, круглоголовый и круглолицый, с носом картошкой. Зеленоватые глаза капитана были умны и спокойны, он многое знал и многое умел.

Леонсия жестом подозвала его к столу, где был развёрнут новомодный планшетник «Стрим-Эльбрус» российского производства, умещавшийся в рулончике диаметром около сантиметра и разворачивающийся в почти метровую диагональ с виртуальной клавиатурой и объёмным эффектом.

По экрану поползли строки бланк-сообщений, из которых следовало, что ситуация находится под контролем: Мережковского «пасли» с помощью нанитов и комплексов дальнего визуального обнаружения «СЭР», его заместителя полковника Балконова Владимира Игоревича тоже, а главного исполнителя заданий главы УВД майора Кошмарина Александра Николаевича, спецрешальщика и командира службы охраны УВД, обложили со всех сторон и готовы были брать в любой момент. Это был сильный и опасный человек, способный на любой поступок.

Уже было известно о прямой связи Мережковского с генконсулом Китая в Хабаровске Чиа Чуньин, и то, что она работает на ГРУ ГШ НОАК — военную разведку Китая. Мережковский трижды встречался с ней за последние два дня в Консульстве Китая, расположенном на стадионе Ленина, в южном здании, и дважды разговаривал с её спецпредставителем Юа Вэньсань — агентом разведки. И хотя о неймсе впрямую речь не шла, всё же интерес китайских разведчиков к изобретению был обозначен точно, а переговоры Чиа Чуньин с заместителем посла Китая в Москве Сю Фанцю только укрепили подозрения контрразведчиков в подготовке китайцами операции по краже российских военных секретов.

— Они пока на стадии разработки стратегии, — сказал Вербов хрипловатым баском. — Резникович провалился, но об этом ещё никто не знает, у нас море вариантов.

— Ты не учитываешь, что за спиной китайцев прячутся американцы, — сказала Леонсия. — Этот паршивец Кошмарин…

— Хорошая фамилия, говорящая, — улыбнулся Тихон Макарович.

— Соответствует действительности, он не зря встречался с дипломатом Макнормом во Владивостоке. Мы эту связь не подняли.

— Поднимем.

— Надо подсказать коллегам в министерстве усилить охрану Геннадия Терентьевича, а также предупредить Афанасия Пахомова, чтобы он был начеку.

— Полковник человек опытный, заметит слежку — сообщит. Но мы не сможем арестовать ни одного китайца, вернее — ни одной китаянки. Надо же — все три разведчика в консульстве — женщины.

Губы Леонсии изобразили слабую улыбку.

— Китаянки хитрее и злопамятнее своих мужчин. Да, у нас нет задокументированных оснований задерживать китайских тонгджюн, однако они сами сбегут в Китай после того, как мы прихлопнем здесь клевретов Мережковского вместе с ним самим.

— Когда начнём?

— Утром, когда все будут на рабочих местах. Или у тебя есть другое предложение? Море вариантов, как ты говоришь?

— Мережковского можно брать хоть сейчас, он в своём коттедже почти в центре Хабаровска, на улице Задвигайло. Роскошный особняк, гектар леса, спуск к реке. Остальные — по мере расположения, мои парни их стерегут как золотой запас партии.

— Пусть клиенты расслабятся, к тому же мне важны их переговоры.

— Хорошо бы взять эту китаянку Чиа Чуньин, — мечтательно проговорил Вербов. — Ох и выпотрошил бы я её!

— Джек-потрошитель, — фыркнула Леонсия. — Женщин допрашивать, да ещё китаянок, специально обученных не поддаваться НЛП… как бы она тебя не выпотрошила.

— Ничего, я тоже обучен, — пожал плечами Тихон Макарович. — К тому же существует целый пакет способов воздействия на допрашиваемых, не считая психотропиков и нейролептиков.

— Ты опытней в этих делах, тебе и карты в руки, но, увы, сегодняшняя наша задача поскромнее. Единственная тревожная весть — связь Мережковского с агентурой американцев во Владивостоке. Займись ею немедленно.

— Слушаюсь. Подключим Ратного.

— Спасибо, что напомнил. — Леонсия набрала номер полковника. — Павел Петрович? Не разбудила?

— Ты же знаешь, когда я ложусь, — укоризненно ответил Ратный.

— Можешь зайти? Ты далеко?

— В получасовой доступности.

— Жду, я в номере сто десять.

— Тогда я пойду пока к себе? — деликатно спросил Вербов.

— Будь на связи.

Вербов вышел.

Полковник Ратный, могучего телосложения, с типичным славянским лицом, овеянным ветрами постоянных нервных напряжений, светлоглазый и светловолосый, явился точно через тридцать минут, как и обещал. Несколько секунд они разглядывали друг друга. В глазах Леонсии разгорелись весёло-ироничные огоньки.

— Не узнаёшь? Что это ты как леопард перед прыжком? Добычу учуял?

Ратный расслабился.

— Хотел бы прыгнуть… ты знаешь — на кого…

— Остынь, полковник, давай о деле.

— Леонси…

— Я знаю всё, что ты мне скажешь.

— Леонси, не надоело жить одной? Я же знаю, что у тебя никого нет, а я был бы рядом и всегда…

— Выручал, помогал, ухаживал, так? Я сама за собой ухаживаю, Паша, у меня всё в порядке, и не надо нарушать установленный порядок вещей. Не начинай всё заново.

— Понял, — сдержал эмоции Ратный, опустев лицом. — Давай о деле. Что предлагаешь? Брать Мережковского сегодня?

— Брать Мережковского надо не просто как объект задержания, а на разговоре с китайцами. Когда мы ему сообщим о перехвате разговоров, он поплывёт.

— Идея хорошая, но что, если придётся долго ждать этого разговора?

— Они торопятся, понимая, что мы не спим.

— В принципе… погоди-ка… — Ратный поправил в ухе незаметную капельку — наушник рации. — Когда? Один? А они? Понял, императив «Б», все за ними. — Полковник повернулся к Леонсии с заблестевшими глазами: — Кошмарин и Балконов едут к Мережковскому, судя по перехвату. Мало того, туда же собираются наши девочки из консульства: сама госпожда генконсул Чиа Чуньин и её помощница Юа Вэньсань.

Леонсия недоверчиво наморщила лоб.

— Что за паника? Они же никогда раньше за пределы консульства не выезжали.

— Видимо, назрела какая-то необходимость. Но ведь это колоссальная удача, вся разведкодла идёт к нам в руки! Надо немедленно собирать команду и брать клиентов у Мережковского!

— Не нравятся мне внезапные подарки.

— Мне тоже, но упустить шанс мы не имеем права, потом будем кусать локти. — Ратный встал.

Леонсия заторможенно посмотрела на него снизу вверх, пытаясь поймать какую-то смутную мысль.

— Без подготовки?

— Мои парни зубы проели на таких оперурах, к тому же они хорошо изучили владения полковника.

— Сколько у тебя людей?

— Одиннадцать вместе со мной.

— У меня семь.

— Хватит. Не на войну идём, нас не ждут.

— Мне надо позвонить в Центр.

— Звони и собирай своих, я буду в машине. — Ратный торопливо вышел.

Леонсия с усилием сбросила оцепенение, сосредоточилась на возникшей проблеме, включила айком:

— Сергей Данилович, прошу прощения за поздний звонок, у нас появилась возможность… — Она сообщила Семёнову о встрече сотрудников китайского консульства с Мережковским.

— Берите, — решительно сказал Семёнов. — Я сообщу Черняку, а он Зернову. Ратный доложил своим?

— Должен был.

— Мы не одни, так что не переживай, а шанс действительно хороший.

Леонсия набрала другой номер:

— Тихон, собирай группу, едем к Мережковскому.

— Сейчас?

— По дороге объясню.

Переоделась она быстро, использовав скрытую экипировку СЭБАК, в которую входили бронежилет «шёлк», действительно созданный из сверхпрочной, сотканной с помощью нанотехнологий шёлковой нити, удобные пояса и карманы для ношения оружия и спецсредств, умная аппаратура связи, сопровождения и целеуказания — на спецочки, хотя выглядел весь комплект абсолютно гражданским костюмом «под джинсу».

Ратный и Вербов ждали её у чёрного джипа «Эскалад» с местными номерами, завидев которые инспекторы ДПС отдавали честь, не останавливая машины, зная об их принадлежности Управлению ФСБ по Хабаровскому краю.

— Остальные? — спросила она, залезая в джип.

— Работают, — ответил Ратный, усаживаясь рядом на заднем сиденье.

Ночной Хабаровск в отличие от Москвы был тих и тёмен.

Улицы его были освещены в основном в центре, и, даже проезжая мимо здания УВД на улице Тимирязева, расположенного недалеко от парка имени Гагарина, Леонсия не увидела в его громаде ни одного освещённого окна. Это следовало понимать так, что полиция города навела порядок в своих владениях и по ночам спала спокойно.

— У них здесь так тихо?

— Я бы сказал — упрятано, — сказал Ратный. — По статистике преступлений край мало чем отличается от других регионов Сибири и Дальнего Востока, ну разве что убийств поменьше, чем в Западной России, но и сюда рвутся чёрные, не считая жёлтых. Нам ещё предстоит с ними схватиться в будущем на всех фронтах.

— Ты такие вещи вслух произносишь…

— А я не толерантен, леди, особенно не люблю тех, кто улыбается в лицо толерантно и прячет нож в руке, чтобы ударить в спину.

Объехали парк, свернули на Уссурийский бульвар и остановились у поворота на улицу Задвигайло, где начиналась территория частных вилл местных олигархов и чиновников. Усадьба Мережковского располагалась третьей в ряду особняков и была почти скрыта деревьями и высоким забором из зеленоватого цвета керамических плит.

Возле ворот и вообще на улице не было видно ни одного автомобиля, но на очки Леонсии уже слетели данные по расположению группы, и она знала, где расположились оперативники Вербова и Ратного.

— Какие соображения? Они уже здесь?

— Все машины внутри. Охрана — восемь по периметру, четверо внутри, все — спецназ УВД, личная охрана Мережковского. Плюс два китайца — телохранители китайских фрау из консульства.

— Можно пойти прямо, — предложил Вербов. — Подъехать к воротам, предъявить ксиву — обследование на предмет предполагаемого нападения террористов, пройти на территорию, а там уже внезапно обезоружить охрану.

— Не пропустят, — покачал головой Ратный. — Мережковский тёртый калач, ни в каких террористов не поверит, потеряем время и внезапность, а главное — позволим им уничтожить базы данных в компьютерах. Нужен абсолютно неожиданный трюк.

Помолчали.

— Таран, — хмыкнул Вербов.

Леонсия подняла брови, увидев проблеск идеи.

— Для тарана нужен танк.

— Или «вертушка», — добавил быстро соображающий Ратный. — Ни того ни другого у нас нет. С «вертушкой» можно было бы договориться, но ждать придётся час, если не больше.

— Можно и танк, — флегматично посмотрел в окошко Вербов. — У них здесь в километре, на берегу пруда, стоит воинская часть номер сто тридцать шесть, есть и БТР, и БМП, и танки.

Сидящие в джипе переглянулись.

— Откуда ты знаешь? — осведомилась Леонсия.

— Хорошо изучил местность.

— Почему бы не попробовать? — загорелся Ратный. — Ты звонила своим?

— Дали карт-бланш на все мероприятия.

— Нечего медлить, я еду в часть, а вы ждите здесь, по мере надобности уточняем детали.

— Тихон.

Вербов постучал по «родинке» микрофона рации на губе:

— Дельта-второй, машину в переулок.

Через минуту к джипу тихо подъехал мини-вэн «Лада Турбо» с затемнёнными стёклами. Леонсия и Вербов перебрались в него, «Эскалад» Ратного уехал.

Ждать пришлось больше двадцати минут.

Послышался нарастающий шум мотора, с бульвара на улицу Задвигайло выехал танк «Т‑92» — стальная, футуристического вида громада, внушающая страх и уважение. За ней показался «Эскалад».

— Готовность ноль! — послышался в наушнике рации Леонсии голос Ратного. — Идём на таран, пока они не опомнились.

— Мы за вами. Тихон?

— Все на местах.

— Вперёд!

Танк сделал изящный поворот, ускоряясь, отвернул пушку и мягко, без усилий снёс ворота усадьбы Мережковского. За ним в пролом сквозь клубы пыли и дыма скользнули одна за другой три машины с оперативниками ВГОР и ГРУ.

За стенами усадьбы царила изумлённо-испуганная тишина. Выскочившие из укрытий у заборов и стен строений усадьбы охранники в чёрном оторопело дивились на танк, упёршийся в фонтан посреди двора, и на выскакивавших из машин, как чёртики из коробки, оперативников.

На площадке перед главным двухэтажным зданием усадьбы стояли пять автомобилей: четыре принадлежали хозяину, одна — чёрный китайский «Чери-Мерседес» с китайскими флажками на капоте — сотрудникам консульства Китая. Из них высунулись китайцы в бежевых костюмчиках с погонами, ошеломлённо взирая на внезапно появившийся русский танк. Оружия у них не было. Зато вооружены были охранники поместья — пистолетами-пулемётами «Каштан» и пистолетами «Чёрный стриж». Если бы они открыли стрельбу, грохот в округе стоял бы как при штурме крепости. Однако ошалевшие от случившегося охранники, несмотря на свой опыт, не успели начать огневое сопротивление. Десантники Ратного — элитный спецназ ГРУ «Штурм» — в мгновение ока скрутили всех парней в чёрных комбинезонах, а оперативники Вербова ворвались в особняк и тоже практически без сопротивления захватили терминал охраны и четверых охранников внутри. Единственный грохот произвёл снос ворот танком, что позволило быстро отыскать хозяина усадьбы и его гостей.

Все они в этот момент находились в бане, в отдельном строении, имевшем большой бассейн и все мыслимые причиндалы для полноценного комфортного отдыха: бары, комнаты встреч, столовую, бильярд и даже круглую эстраду со штангой для выступления в стиле ню.

— Обалдеть! — одним словом выразил своё восхищение интерьером Вербов, когда в предбаннике к нему присоединились Ратный и Леонсия.

Два его бойца стояли у прохода к стойке бара с пистолетами в руках.

— Помехи? — спросил Ратный, оглядывая стены помещения, сделанные из чуть ли не светящихся изнутри стволов лиственницы.

— Только банщик, — кивнул боец Вербова на тело на полу помещения; заросший волосами мужик в белом лежал лицом вниз, накрыв ладонями затылок.

— Парни, ждите снаружи, — сказал Вербов.

Оперативники вышли, пряча оружие.

— Они… там?

— Я же говорю — обалдеть! — усмехнулся Вербов. — Чтобы китаянки пошли в парную вместе с полковником… похоже, они не услышали шума.

— Все?

— Мережковский, Кошмарин, Балконов… и две китайские дамы.

Ратный спрятал пистолет, посмотрел на Леонсию, дёрнув уголком губ.

— Никогда бы не поверил, что у них такое возможно. Западнеют китайцы. Что ж, идём представимся?

Он шагнул к двери в основной блок бани, Леонсия направилась за ним, разглядывая прекрасные интерьеры помещений комплекса, о которых можно было только мечтать рядовому обывателю.

Они рано расслабились. Казалось, в комнатах никого не было и, по словам банщика, вся компания действительно находилась в парилке, однако в пустой с виду главной комнате отдыха с роскошными диванами и коврами, имеющей отдельную стойку бара и кофемашину, находился человек. Одетый. И вооружённый! Он как раз в этот момент стоял за стойкой, отчего почти не был виден, и возился у кофемашины. Это был Кошмарин Александр Николаевич, решальщик Мережковского, ожидавший своего босса для какого-то разговора, и отреагировал он на появление гостей, как настоящий телохранитель полковника, учуявший опасность.

Ратный заметил движение молодого, лет двадцати восьми, парня (длинные волосы тот туго натянул назад и сплёл в косичку, распущенную на конце ниже плеч) и без раздумий сбил с ног шагнувшую вперёд Леонсию.

Вовремя.

Раздался выстрел.

Пуля попала Ратному в спину, отбрасывая его на Леонсию.

И тут же раздался ещё один выстрел.

Стрелял Вербов, и не промахнулся: пуля штатного «Волка» вонзилась в плечо Кошмарина, отбрасывая его на кофемашину. Роняя пистолет — «Глок‑17» и чашку с кофе в другой руке, Кошмарин осел на пол, зажимая рукой рану.

Выстрелы в помещении с деревянными стенами прозвучали глухо, и компания в парилке их, очевидно, не услышала, как не услышала прибытие танка, потому что у бассейна напротив парилки никто не появился.

Леонсия вскочила, склоняясь над Ратным.

— Паша!

Он зашевелился, опёрся на её руку, встал, морщась.

— Всё в порядке, на мне «собака». Посмотри.

— Господи! — Леонсия заметила дырку на спине куртки, потрогала её пальцем. — Пуля… застряла…

— В бронике. Пусть сидит, потом вытащу.

Вербов шагнул к стрелку, подобрал его пистолет, но в этот момент матово-стеклянная дверь парилки распахнулась и оттуда вывалилась компания в составе двух мужчин, до половины торсов завёрнутых в простыни, и двух женщин-китаянок в розовых шэньи[11] с белыми тюрбанами полотенец на головах.

Увидев стоящих у бассейна людей, они замерли, превращаясь в символы крайнего изумления, недоверия и ошеломления.

Пауза длилась несколько секунд.

Потом Ратный раскинул руки и сказал с широкой улыбкой:

— Какая приятная встреча, дорогие друзья!

Китаянки опомнились первыми, защебетали что-то по-китайски.

Обе были миниатюрны, одна помоложе, другая постарше, красивые, с утончёнными чертами лиц, но у обеих чёрные глаза смотрели дулами пистолетов, и было ясно, что они осознают своё положение и ничего не боятся.

Ратный посмотрел на Леонсию.

— Переведи им, задерживать их мы не имеем права, но сообщим о встрече с подследственным в соответствующие государственные органы. Дельта-семь, ко мне.

Леонсия перевела слова полковника генконсулу Китая и её помощнице, улыбнулась их реакции.

— Ваше право жаловаться. Только я бы этого не делала, Чиа фужэнь[12].

В помещении появился молодой мужчина, мгновенно сфотографировал компанию Мережковского возникшим в его руке как по волшебству фотоаппаратом, так что никто, даже опытные китаянки, не успели отвернуться и спрятать лица, и исчез.

— Э-э… — очнулся наконец Мережковский, как тогу запахнул простыню на могучем волосатом торсе. — Вы кто, чёрт побери?!

Ратный показал красную книжечку.

— Главное разведуправление, полковник Ратный. А это товарищи из контрразведки. — Уточнять — какое именно подразделение представляет Леонсия, он не стал. — Пройдёмте поговорим, господин полковник.

— Я здесь ни при чём! — вдруг вскинулся Балконов, поднимая вверх руки. На затылке у него красовалась плешь, но было видно, что он красится, пытаясь выглядеть моложе, ухаживает за бородкой, охватывающей колечком узкий подбородок до щегольских усиков, и, несмотря на общую округлость и животик, считает себя красавцем. — Меня пригласили, китаек ни разу до этого не видел, могу дать показания…

Ратный кинул взгляд на Вербова.

— Возьмите в разработку. И этого, второго.

Вербов вызвал оперативников, и они увели раненого Кошмарина, кусавшего губы, и потеющего, бледного до желтизны Балконова.

Китаянки упорхнули переодеваться.

Мережковского под руки отвели в большой зал отдыха с бильярдом и диванами. Он пытался освободиться, пыхтел, сверкал глазами, требовал дать ему мобильный телефон. И наконец, умолк, рухнув на пухлое сиденье кресла с горой подушек так, что оно едва не сплющилось от удара.

— Вы пожалеете…

— А как же, — спокойно согласился Ратный, — мы и сейчас вас жалеем, зная все ваши делишки. Один вопрос: как на вас вышли китайцы и что предложили?

— Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката. И вы должны дать мне возможность позвонить… кому следует.

— В Москву? — с иронией усмехнулась Леонсия, продолжая стоять. — Замминистра Церковному? Или послу Китая?

Тяжёлое в складках тёмное лицо Мережковского окаменело, на лбу снова заблестели капли пота.

— Вы…

— Я задал вопрос, — напомнил Ратный.

— К-какого дьявола?! Что вы мне пытаетесь инкриминировать?! Я что, не имею права встречаться с китайскими товарищами?!

— Имеете, но не в качестве поставщика информации и тем более не в качестве исполнителя спецоперации по задержанию российских учёных и изобретателей. Полковник Резникович у нас и дал показания. Будете говорить?

— Нет! Вы блефуете!

— Могу показать запись допроса Резниковича. Вы резко облегчили бы свою судьбу, сотрудничая с органами следствия. Главный вопрос, который меня интересует: как китайцам удалось вызнать секрет изобретателя Пахомова и уговорить вас поспособствовать добыть технологию изготовления. В принципе, ответ я знаю, но хотелось бы услышать его из ваших уст.

Мережковский ощерился.

— Полковник, как вас там… Ротный? Я же вас в бараний рог!..

Ратный встретил взгляд Леонсии.

— Чем выше забор дачи, тем наглядней ограниченность владельца. Полковник, как вас там, Моржовский? Ваш холоп, полковник Резникович, всё рассказал, так что ваш ответ мне в общем-то и не нужен. Бараний рог ждёт вас, в Москве, когда вас начнут допрашивать большие люди. Вы скажете всё! Речь идёт о продаже гостайны, а за это вам светит пожизненное.

— Я бы лучше расстрелял, — равнодушно сказал Вербов. — Третий, что там у вас? Заговорил? Поёт соловьём? Это хорошо, пишите, я сейчас к вам присоединюсь.

Тихон Макарович посмотрел на задумчивую Леонсию.

— Похоже, мы узнаем все подробности, этот его красавец зам Балконов поёт соловьём.

— Надо разговорить второго, раненного.

— Разговорим, иду. — Вербов вышел.

— Итак, господин Мережковский, — сказал Ратный, — ничего не хотите добавить? Даю последний шанс.

— У вас нет никаких…

— Доказательств? Чем вы слушаете? Доказательств столько, что отвертеться не удастся никак. Да и с чего бы мы тогда летели к вам в гости? Вы влипли по самые помидоры, полковник. Кстати, зачем ваш решальщик летал во Владивосток и встречался с американским дипломатом, а на самом деле — разведчиком Макнормом? Он нам сейчас всё расскажет, будьте уверены, но и вы не отставайте. Опять же — смягчим статью и оформим добровольное признание.

Мережковский позеленел. Злобно-высокомерный огонь в его глазах погас, сменился дымком страха.

— Н-не знаю никаких Макнормов…

— Бросьте, всё-то вы знаете. Упрямство не лучшая характеристика предателей. Товарищ полковник, — Ратный обернулся к Леонсии, выдерживающей свой имидж руководителя операции, — предлагаю поговорить с… — Ратный улыбнулся, — соловьём. Если господин Мережковский захочет что-то сказать до отлёта, мы его выслушаем.

— Не будем терять времени, — сбросила с себя задумчивый вид Леонсия. — Полчаса на все допросы и сборы. Едем на аэродром и вылетаем.

— Согласен. Оставляем команду прослушки, сейчас тут у них начнётся паника, полетят депеши в Китай, в Москву, во Владивосток, и мы узнаем много нового.

Мережковский застыл, снова начиная зеленеть; с его лица ручьями стекал пот.

— Э-э… минуту… вы обещаете?..

Присутствующие в помещении бассейна переглянулись.

— Обещаю оформить чистосердечное признание, — сказал Ратный. — Оно и зачтётся при дальнейшем расследовании дела. Уверен, статья будет другая.

Начальник УВД Хабаровского края вытер лицо краешком простыни.

— Мне надо одеться… сволочь самоуверенная…

Ратный приподнял бровь, и Мережковский добавил с кривой усмешкой:

— Резникович… такие надежды подавал…

— Одевайтесь. Проводите его, обыщите одежду.

Мережковского увели в предбанник и через несколько минут привели обратно.

Леонсия вызвала Вербова.

— Пиши.

— Рассказывайте, — присел на диван Ратный.

Допрос начался.

США, Арлингтон, штат Виргиния 6 октября, 10 часов утра

Было безветренно и пасмурно, температура воздуха утром шестого октября по всему штату Виргиния упала до плюс четырёх градусов, но это не помешало руководству DARPA — американского Агентства перспективных оборонных научно-исследовательских проектов — собраться в красном зале здания на самом верхнем этаже.

Зал был небольшой, но суперсовременный, с изменяемой геометрией интерьеров, и вмещал он всего двенадцать человек, расположившихся вокруг овального стола в центре. Стол и стулья окружал виртуальный голографический пейзаж — каньон Колорадо, и гости DARPA — министр обороны США Джон Далквист, его заместитель Дэвид Хеллер, директор ЦРУ Марк Цукерман и директор Центра геофизических и климатических исследований США, по сути представлявшего собой подразделение ЦРУ по изучению воздействия мощных электромагнитных излучений на природные процессы и разработке климатических диверсий, Стефан Качиньски — невольно оглядывались на крутые слоистые стены и виражи самого знаменитого каньона в мире, в то время как руководители Агентства включили свои компьютеры и всматривались в экраны перед собой.

Появился директор Агентства Виджай Апрабанг.

— Господа, господин министр, разрешите начать?

Далквист, сухопарый, с длинным лицом гамадрила, обрамлённым седоватыми бакенбардами, коротко кивнул:

— Прошу вас побыстрее, Виджай, в час мне надо быть у президента.

Индиец, смуглолицый, энергичный, уверенный в себе, улыбнулся.

— Вполне вас понимаю. Господа, сводки событий перед вами, ознакомьтесь. Марк, инициатива исходила от вас, зачем вы собрали команду на этот раз?

— Тревожные новости, господа, — сказал хладнокровно Цукерман, славившийся абсолютной уравновешенностью. — События в Бразилии, Казахстане и в Одессе вчера, не считая странного сбоя в работе нашего беспилотника Х‑37 ВА, показали, что у русских появилось оружие, с помощью которого они намного быстрее стали гасить ионосферные линзы.

В зале установилась полная тишина.

Министр обороны взъерошил пальцем бакенбарды.

— Вы… понимаете… что это означает?!

— Естественно, генерал, выводы сделаны после тщательного изучения всего объёма поступившей информации. К счастью, у нас появился источник в самом сердце российской геофизической обороны, и мы надеемся в ближайшее время с его помощью получить доступ к этому оружию.

— Подробнее, если можно.

— Оружие зашифровано под названием «Шершень», оно способно разрушать молекулярные связи вещества и, что самое главное, легко нейтрализует электрические потенциалы. Не буду читать вам лекции по ионной физике, это прерогатива Виджая, он подтвердит выводы наших экспертов.

Апрабанг кивнул.

— Мы занимаемся этой проблемой.

— Кто ваш источник в России?

— Мы вышли на него случайно, после неудачной попытки перехвата автора изобретения в городке Судиславле. Он озабочен личными делами, очень амбициозен и жаждет изменить ситуацию в свою пользу. Больше я не имею права ничего о нём говорить. К сожалению, два других наших источника провалились, обоих позавчера взяли русские — в Хабаровске и в Москве. Пришлось отозвать и полковника Макнорма из Владивостока, за ним тоже установлено наблюдение.

— Русские так оперативны? — скептически заметил замминистра обороны Хеллер, по-видимому и дома не снимавший мундира с четырьмя рядами орденских планок, хотя все знали, что он нигде не воевал.

— Да, русские работают нынче сильно, — подтвердил Цукерман. — Мы делаем всё возможное, чтобы «Шершень» попал к нам в руки, или хотя бы его чертежи, для чего в Россию будет заслана спецгруппа из наёмников, бывших бойцов разных спецслужб, согласившихся сотрудничать с нами и хорошо знающих русскую специфику. Она выйдет на источник и добудет технологию изготовления «Шершня». Но это не последняя причина усиления нашей работы в России. Все наши планы климатического и геофизического контроля под угрозой. Мало того что русские смогли разместить генератор ионосферных линз на борту самолёта «Ил‑96», который уже здорово насолил нашим доблестным климатологам, — директор ЦРУ бесстрастно посмотрел на директора Управления тактических технологий Свена Ольдебрунна, которое и разрабатывало систему климатического оружия, — они начали устанавливать по периметру России, в том числе на Крайнем Севере, мобильные комплексы «Тополь» и достраивают в Крыму ещё один мощный «Король». А их дирижабли теперь контролируют чуть ли не всю Арктику.

— Наши «Зевсы» мощнее, — мрачно процедил сквозь зубы Свен Ольдебрунн. — И у нас их больше. А дирижабли не помеха, сбить их можно скрытно в любой момент.

— Верю, но это не снимает с нас ответственности за исполнение наших планов. По данным разведки, русские направили «Тополя» и на Урал, а это означает, что они, вероятнее всего, знают о готовящейся атаке на стык континентальных платформ.

— Это ваш прокол!

— Это наша общая проблема! Решать её придётся вместе.

— Обеспечьте скрытность климат-атак!

— До сих пор нас никто не упрекнул.

— Господа! — скрежетнул ржавым железом голоса Далквист. — Не отвлекайтесь. Марк, вы могли бы дать мне сведения о возникших трудностях раньше.

— Джон, вы же знаете, мы делаем всё, чтобы не допустить утечки информации.

— Не понял?! — возбудился замминистра. — Вы хотите сказать, что моё ведомство, — Хеллер сделал ударение на слове «моё», озадачив этим Далквиста, — способно допустить утечку информации?!

— Я этого не говорил.

— Извинитесь, Марк!

Далквист поморщился.

— Дэвид, не перегибайтесь палкой, как говорят русские. Давайте говорить о деле. Что ещё вы хотите сказать, Марк?

— Мы готовим перехват русского самолёта с генератором HAARP на борту. Работаем и с китайскими «коллегами». Кстати, у китайцев на орбите лаборатория «Тяньгун‑2», они тоже строят станции — «Шандианы» и намереваются вывести одну из них на орбиту, чтобы встроить в «Тяньгун». Запуск будет осуществлён с их нового космодрома Вэньчан. Вслед за грузовиком будет послан и корабль с двумя тайконавтами, вероятно, чтобы смонтировать генератор на борту станции.

Присутствующие оживились, переглядываясь с улыбками и обмениваясь репликами. Несмотря на общее пренебрежительное отношение к стране, укравшей большинство технологий у других стран, однако занимавшей к этому времени первое место среди развитых стран мира по экономическому росту, все понимали, что Китай не остановится на достигнутом, а вместе со странами ШОС и БРИКС вообще недосягаем в экономическом и техническом отношении. В душах военных «ястребов» Пентагона, каким был и Джон Далквист, бушевало бешенство, не сдерживаемое даже рамками официальной толерантности, и собравшиеся в Агентстве деятели готовы были на любую диверсию, на любую провокацию, которая могла бы уязвить китайцев и русских.

— Их надо остановить, — сказал замминистра обороны как о чём-то несущественном.

Марк Цукерман благожелательно посмотрел на него поверх длинного гамадрильского носа.

— Именно этими вопросами мы и занимаемся.

— Кого вы направите в Россию конкретно? — осведомился Далквист.

— Одну из наших ДРГ[13] под командованием полковника Джонса.

— Он согласился?

— За такой гонорар, какой мы ему предложили, и я бы согласился. — Цукерман улыбнулся.

— Но Джонс по моим сведениям воюет на Украине.

— Он уже в России. Виджай, вам слово.

— Мы сосредоточили пять «Зевсов» у границ Китая и ещё четыре — у границ России, на севере и в Балтийском море. Планируется возбуждение землетрясения на острове Хайнань и ионосферный пробой в Санкт-Петербурге. Операция с возбуждением вулкана Таму в Тихом океане удалась блестяще, расчёты показали верность общему курсу испытаний HAARP, и удар по космодрому покажет нашим желтолицым коллегам наши возможности. Вряд ли они захотят соревноваться с нами.

— Зачем дразнить русского медведя? — осведомился глава службы безопасности DARPA, сидевший до этого момента совершенно незаметно. — Зачем наносить к-удар по Санкт-Петербургу?

— Мы поставим их на место, — с кривой улыбкой сказал директор Управления STO. — Пусть побегают, повертятся, попрыгают, а то слишком рьяно взялись строить защитные климат-линии. К тому же в Петербурге начался международный форум климатологов, и мы напомним всем, кто в России хозяин.

— Русские ответят.

— Посмотрим. В настоящий момент китайцы посерьёзнее со своими «Шандианами».

— Они в ярости после недавнего похолодания в Чанша и ответят, не сомневайтесь! А у русских появился этот ваш… «Шершень».

— Зато у нас есть акустрон, — выпятил губы Ольдебрунн. — Надо уничтожить русский «Ил», выкрасть «Шершень», и можно будет спать спокойно.

— Спокойно спать не придётся, — качнул головой директор ЦРУ. — Джон, нам нужно дополнительное финансирование, вы будете у президента, поговорите с ним. Русских мы остановим, я совершенно уверен, но китайцы…

— Президент любит их так же, как и мы, — хихикнул Хеллер.

— Я поговорю, — скупо пообещал министр обороны.

Борт самолёта «Ил‑96» 8 октября, раннее утро

Собирались шустро, как по тревоге. Афанасий не успел даже предупредить Дуню о том, что не придёт вечером домой. Группу подняли в четыре часа утра, перевезли на аэродром, а уже в пять часов с минутами «Ил‑96» с «Коршуном» и «изделием Д» на борту взлетел в мглистое небо начала октября.

На аэродроме стало ясно, что случилось.

Вечером седьмого октября на Санкт-Петербург обрушились потоки холодного воздуха, превратившие узкие улочки Северной столицы в настоящие аэродинамические трубы. К ночи эти потоки разогнали жителей города по домам, достигнув рекордных величин: скорость ветра превысила восемьдесят метров в секунду, — и стали срывать с домов крыши. Температура воздуха упала до минус десяти градусов, образовалась гололедица, и улицы превратились в ледяные катки, собиравшие по десятку столкнувшихся автомашин кряду. Службы города, не ожидавшие такого резкого изменения погоды, не справлялись с обледенением, ветер между тем усиливался, сгоняя автомобили к берегам Невы и перебрасывая их через бордюры и ограждения в реку. А потом появились смерчи!

В Санкт-Петербурге объявили чрезвычайное положение, и в городе начали разворачиваться войска МЧС.

Естественно, Центр управления ВГОР отреагировал на внезапное стихийное бедствие первым, подключил все свои подразделения и технические средства, и к полуночи стало понятно, что Питер подвергся атаке климатическим оружием Соединённых Штатов: системы датчиков на спутниках, кораблях, дирижаблях и станциях погодного мониторинга зафиксировали рост над городом ионосферной линзы диаметром около ста километров, с длинным воздушным «хоботом», засасывающим холодный воздух Арктики и переносившим его на полторы тысячи километров южнее — к Санкт-Петербургу.

— Обойдите Питер по кругу, — провожал группу Семёнов. — Мы включили три «Короля» и три «Тополя», но результата пока нет. Линза не просто формирует пузырь низкого давления, она закручивает воздушные фронты так, что образуется направленный ураган. Её поддерживают пять «Зевсов» и три «Харпа», фронт излучений очень мощный, наши установки не могут его пробить.

Афанасий покосился на бойцов группы, поднимавшихся на борт самолёта. Олега среди них не было.

— Заболел, — коротко сказал Семёнов. — Вместо него полетит капитан Дятлов, прошу отнестись к нему по-доброму, без этих ваших шуточек.

— Да мы нормальные…

— Знаю я вас, умники-ёрники.

Взлетели, начали изучать выданные компьютером сопровождения особенности города, рельеф местности, берега Балтийского залива и Невы. Все были сосредоточены и деловиты, даже сержант Сеня Марин по кличке Дохлый, отличавшийся независимым поведением и нелицеприятными суждениями в адрес известных политиков, министров и чиновников.

— Что там с майором? — спросил он, когда все расселись по своим местам в пассажирско-операторской кабине «Ила».

— Заболел, — хмуро ответил Афанасий.

Марин посмотрел на него с недоверием, но продолжать расспросы не стал.

Капитан Дятлов Евгений Свиридович оказался пожилым человеком (Афанасий дал ему шестьдесят с хвостиком, на деле возраст капитана не превышал пятьдесят) с печальным лицом известного клоуна Полунина. Однако с планшетом «Мистик» он обращался как с дополнительным органом собственного тела и работал на клавиатуре как на аккордеоне, не глядя на виртуальные клавиши.

— Накачка «пузыря» продолжается, — сообщил он Афанасию интеллигентным голосом. — Диаметр ионолита — больше пятнадцати километров, это самая настоящая аэродинамическая труба! Непонятно, что делает её устойчивой.

— «Харпы».

— Нет, они только генерируют ионизацию купола над Питером, для транзита ветра нужно очень избирательное фокусирование ундуляции, чтобы воздух из Арктики к Балтике пошёл струёй.

— Может, «Харпы» и «Зевсы» перетащили откуда-то ураган?

— Ураганы далеко, в Атлантике, да и образуются они на перепадах давлений и температур на больших акваториях. В нашем случае переток воздуха создан с помощью ионосферных пульсаций: где-то в районе Баренцева моря воздух нагрели, над Питером — охладили, и сюда метнулся воздушный солитон, увлекая ультрахолодный арктический воздух.

Афанасий помолчал.

— Наши «Короли» его смогут отогнать?

— Не уверен.

— А если мы включим «Коршун»?

— Попробуем, но пробивать надо купол толщиной больше десяти километров, мощности нашего генератора может не хватить.

— Понятно, держите меня в курсе.

— У нас есть дыробой, — проворчал Дохлый. — Похоже, это единственное надёжное средство отражения климдивов. Если мы обрубим хвост холодного течения, ураган стихнет. Главное, чтобы нам не помешали. Х‑37 не появлялся над Питером?

— Нет.

— Вот кого я бы сбил в первую очередь!

Афанасий подумал о том же, да и идея сержанта заставила думать, и он перешёл в кабину лётчиков, надел шлем.

— Центр, я «Сто седьмой», доложите обстановку.

— Кошмар! — эмоционально ответил дежурный Центра. — Смерчи разнесли всю припортовую инфраструктуру! Сорваны сотни крыш, повалены столбы и деревья! Ветер выгнал корабли из порта! Нева пошла на город! Плюс электрическая свистопляска, мобильные телефоны не работают!

— Мы уже близко. Что дают спутники?

— Жаль, что мы не можем передать картинку: чистой воды осьминог — если смотреть сверху.

— Что американцы?

— Потоки излучений всех их «Зевсов» и «Харпов» представляют щупальца ещё одного «спрута» — электромагнитного. Ионосфера над Питером дымится и стреляет разрядами.

Афанасий отвлёкся, глядя на облачный слой под самолётом.

— Есть идея…

— Слушаю.

— Пусть наши «Короли» ударят по «Харпам»! Если мы сможем перекрыть пару каналов излучения, ПНД начнёт расплываться, ей ведь нужна непрерывная подпитка.

— Ок, свяжусь с начальством.

— Мы в сотне километров от Питера, — сообщил Костя.

— Вон, смотрите! — ткнул рукой вперёд его напарник.

В мглистой пелене над горизонтом показалась шапка золотистого прозрачного сияния, поднимавшаяся куполом высоко в небо. Она была невесомо-воздушная, как необычной формы гало, и по краям её бегали тоненькие голубоватые и сиреневые молнии, совсем не страшные из-за расстояния, превращавшие зону в подобие медузы.

— Диаметр — полсотни километров, — сказал Костя. — Весь Питер накрыло.

Через несколько минут облака под самолётом начали таять и струями уходить влево, закручиваясь спиралью вокруг сияющего купола. Самолёт повело влево.

— Ничего себе ветерок! — тревожно сказал второй пилот Витюша. — Километров триста в час, не меньше!

— Идём по кругу, — сказал Афанасий. — Борис, генератор готов?

— Так точно, — прилетел в наушники шлема голос оператора неймса. — Включать?

— Я скомандую.

Самолёт заложил вираж и, сопротивляясь порывам ветра и болтанке, пошёл над окраинами Санкт-Петербурга. С высоты в десять километров разглядеть что-либо под ним было трудно, однако Афанасий понял, что внизу началось настоящее бедствие и войскам МЧС в данный момент приходится туго.

С неба в землю начали бить электрические разряды. Один из них вонзился в шпиль Лахта-центра — штаб-квартиры «Газпромнефти», самого высокого здания не только в Санкт-Петербурге, но и в Европе: его высота достигала без малого полкилометра. Шпиль вспыхнул, загорелся.

— Твою м-мать! — ахнул Витюша.

— Центр, мы наблюдаем молнии.

— Вы наблюдаете пробой ионосферы! — перебил Афанасия дежурный. — Даю связь с первым-третьим.

— «Сто седьмой», — заговорил полковник Семёнов, — у нас «три нуля»! Ещё пару часов такой свистопляски, и Питер будет разрушен! Можете сделать что-нибудь?

— «Коршун» вряд ли поможет.

— «Изделие Д»?

— Для этого надо войти в зону точно под купол.

— Там пробой…

— Других вариантов нет.

— С краю не подлезете? На вираже выстрелить вверх…

— «Ил» не мотоцикл.

— Не получится — в центр линзы не суйтесь, не хватало ещё потерять самолёт.

Афанасий сделал Косте понятный жест.

Первый пилот кивнул.

Самолёт перестал кружить над городом, повернул нос к сияющей золотой пустоте в верхних слоях атмосферы, из которой то и дело срывались вниз ярчайшие ветвистые сиреневые молнии.

— Всем приготовить парашюты! — объявил Афанасий команде в пассажирском салоне. — Идём в центр ПНД. Если попадёт молния…

— Не попадёт! — весело бросил Дохлый. — Я колдую.

Афанасий хотел оборвать сержанта, но самолёт тряхнуло, и он забыл о своём желании.

До центра линзы, зависшей над городом на высоте ста с лишним километров, а точнее — под её центр, долетели всего за минуту. Молнии, большие — до километра длиной, и совсем крохотные, стегали воздух преимущественно сверху вниз, но ни одна из них не ударила по самолёту, что невольно заставило Афанасия вспомнить реплику Марина «я колдую».

— Костя, лезь на потолок!

— Полез.

— Борис, включай бандуру!

— Да-да, уже работает, — нервно ответил оператор неймса.

Экранчик телекамеры, направленный на верхнюю часть корпуса, показал вылезшую в люк консоль с конусом генератора.

В кабине пилотов ничего не изменилось, только на грани слуха завибрировали ушные перепонки — по ощущению Афанасия.

Самолёт, содрогаясь и раскачиваясь в воздушных вихрях, поднялся на пятнадцатикилометровую высоту и стал ощутимо проваливаться.

— Всё, — с сожалением сказал Костя, — больно тяжёлые у нас вериги в грузовом отсеке, тянут вниз.

— Капитан, есть новости?

— А?.. Н-нет… — с запозданием ответил Дятлов. — Вернее… наметился канал…

— Что за канал? Я ничего не вижу.

— Канал рекомбинации… ионы кислорода соединяются в молекулы. Канал виден только в радиодиапазоне.

— Размеры?

— По форме он напоминает луковицу, диаметр в расширении полкилометра, высота… сейчас прикину…

— Сколько? — не дождался продолжения Афанасий.

— Спутниковые спектрорадиометры дают от сорока до пятидесяти.

— Сорок чего? Метров?

— Километров.

Афанасий присвистнул, с недоверием глядя на золотистый круг над самолётом.

— Это мы так далеко лупим?!

— Не знаю… канал распада молекул не должен превышать десять километров, ну от силы двадцать.

— Вот и я о том же. Плохо посчитали? В прошлый раз над Казахстаном было раза в три меньше.

— Эксперты считали, анализировали, это их выводы.

— Ладно, дома разберёмся. Костя, ходим галсами и стреляем вверх, другого варианта нет.

Первый пилот не ответил.

Самолёт тряхнуло так, что застонали крылья.

— Грохнемся к чёрту! — перекрестился Витюша.

В кабине запахло палёным. По панелям управления лётчиков метнулись жёлтые и оранжевые огни.

— Двигатели… — пробормотал Костя.

— Что?

— Тяга правого соскочила на ноль-три. Теряем высоту…

— Можешь что-то сделать?

— Пытаюсь, но это не перехватчик. Витя, левый на форсаж, я протангажирую правый и тоже выйду на экстрим.

— Центр, теряем высоту… — начал Афанасий.

— «Сто седьмой», — перебил его Семёнов. — Похоже, вас атаковали!

— Кто?! Неужели Х‑37 подкрался?!

— Нет, над Балтикой непосредственно у границы зоны международных вод обнаружен Е-третий.

— Но это же самолёт дальнего радиолокационного обнаружения?

— У него на борту можно разместить и наш «Коршун». Вы ничего не почувствовали?

— Н-нет… все в запале… спрошу. — Афанасий переключил линию. — Парни, ваши ощущения?

— Нормально, — ответил за всех Марин.

— А минуту назад, когда нас тряхнуло?

— Так то была воздушная яма… нет? Слегка пошумело…

— Где?!

— В башке.

— Да, что-то такое было… неприятное, — добавил капитан Дятлов.

Операторы «Коршуна» промолчали.

Афанасий снова переключился:

— В кабине лётчиков тихо, в кабине операторов ощущались негативные реакции.

— Это работа американского акустрона. Ждите повторного нападения.

— Но ведь от Балтики до нас километров сто!

— Сфокусированный инфразвуковой солитон способен преодолевать большие расстояния практически не расплываясь и не теряя мощности.

— Значит, кто-то считывает наши координаты?!

— Мы подняли звено «сушек» в Калининграде, но вы будьте начеку. В случае чего…

Удар по голове едва не погасил сознание!

Вскрикнул, хватаясь за голову, Витюша.

Афанасий гигантским усилием воли удержался на грани беспамятства.

— Нас… атаковали…

Голос Семёнова сделался тонким и слышался как сквозь гомон разом заговорившей толпы:

— Садитесь… немедленно!.. в Толмачёво… попытайтесь сделать вираж… сойти с вектора прицеливания…

— Кто… нас… ведёт? Кроме Е‑3?

— Выясняем… садитесь!

— Костя…

— Я скис, командир… прости. — Пилота вырвало.

— Витя!

— Голова-а-а… распухает… ничего не вижу!

— Включи автопилот!

Витюшу тоже вырвало, и он не ответил.

Самолёт заревел, кренясь, начал падать вниз, в сверкающую бездну над городом.

— А-а-а, врёшь, не возьмёшь! — Афанасий сорвал шлем, враскоряку добрался до кресла первого пилота, с трудом вытолкал безвольное тело Кости, сел за штурвал.

На пороге за его спиной возник тенью Марин.

— Командир, что происходит?!

— Нас атаковали, не мешай!

— Помощь нужна?

— Помоги привести в чувство лётчиков.

Дохлый, ворочаясь как слон в посудной лавке, но, к счастью, не задев рычаги управления, уложил пилотов на пол, измазался рвотой, выдал несколько матерных выражений во весь голос, начал делать искусственное дыхание Косте.

Афанасий, облившись по́том, треснул себе ладонью по щекам дважды, — чтобы прояснилось зрение, не обращая внимания на дурноту, подступавшую к горлу, грозящую устроить извержение грязевого вулкана, — нацепил шлем Кости, пробежался глазами по консоли пилота, мигающей вразнобой индикаторами. «Ил‑96» он не пилотировал никогда, но, ещё будучи офицером антитеррора ФСБ, изучал все типы военных и гражданских самолётов и проходил практику на военном аэродроме в Воронеже, летал на «сушках» и «мигах», поэтому в индикаторах и рекомендациях компьютера самолёта разобрался быстро.

Самолёт не успел сорваться в штопор.

Афанасий полностью открыл дроссельные заслонки правого, чихающего двигателя, потянул штурвал на себя и вправо, чувствуя сопротивление массивной машины, задержал сваливание влево и, едва не свернув себе плечи, повернул самолёт вправо, краем глаза заметив, что они снизились за это время всего на четыре километра, выходя из зоны ветродува и каскада молний.

— Ох! — послышался страдающий голос Витюши.

Зашевелился и Костя.

— Пусти… я сам…

Дохлый выпрямился, измазанный в жёлтое и коричневое. У него дрожали руки, по лицу катились капли пота, и выглядел он как после приземления без парашюта в деревенский коровник.

— Вот мля, хрен теперь отмоешься! — Подумав, он сел на пол. — Последняя падла буду, если не найду этого подонка, кто по нам стрелял, и сделаю из него бешбармак!

— Иди к себе, — вяло попросил Афанасий, вылезая и помогая Косте занять пилотский трон.

Дохлый, бормоча: «Где ваша грудь? Хочу на ней поплакать», — полез в пассажирский салон, обтирая лицо и руки носовым платком.

Афанасий упал в кресло, натянул шлем.

— Центр…

— …вола молчишь?! — заорал в уши полковник Семёнов. — Что у вас происходит?!

— Всё в порядке, первый-третий, летим.

— Все живы?!

— Вроде… наверно… минуту. — Афоня связался с операторами. — Вы как там?

— Терпимо, дышим, — ответили ему.

— Уксус, Шило?

— Тоже дышат.

— Первый-третий, живём.

— Е-третий удрал, наши пацаны загнали его аж за Швецию! Больше не сунется.

— Возвращаемся в зону, на пару импульсов нас хватит.

— Если честно, хотел просить вас об этом… только ради бога не рискуйте!

— Без риска не получится, там всё стреляет и сверкает. Нам бы прорваться сквозь молнии в центр ундуляции, под «пузырь».

— Не сможете — возвращайтесь домой.

— Сможем, если по нам больше не будут стрелять. В связи с этим у меня идея — сделать самолёт-ловушку, без наших прибамбасов, но с ракетами «воздух — воздух» и конкретным вооружением. Самолёт один в один — такой же «Ил», будем запускать вперёд, а мы за ним.

— Дома разберёмся, жду. — Голос Семёнова улетел в космос.

Перед самолётом проявился конус золотистого сияния, обращённый острой вершиной из верхних слоёв атмосферы к городу на Неве.

— Костя — туда!

— Понял уже. Обойти бы зону разрядов…

— Сверху мы не сможем, снизу разве что?

— Двигатели пока фурычат, но идут постоянные сбои авионики.

— Делай всё, что можешь. Евгений Свиридович, включайте машинку.

— Да она всё время была включена.

Афанасий остолбенел.

— Что?! Работает… до сих пор?!

— Ну да, вы же не приказывали отключить.

— Ёханый бабай! — Афанасий представил, как штанги крепления излучателя не выдерживают перегрузки, конус неймса накреняется — и от половины самолёта остаются только кончики крыльев.

— Выключить?

— Нет-нет, пусть работает, возвращаемся в зону ПНД.

— Командир, мы летим в подобии коридора, — сообщил капитан Дятлов, не понявший, что произошло. — Молнии нас обходят.

Афанасий окончательно справился с нервами.

— Почему?

— Думаю, это работа генератора, он создаёт зону рекомбинации атомов воздуха, в которой электропотенциалы гаснут, ионы отдают заряды большому объёму ионизированного воздуха.

— С ума сойти! Мы сделали открытие?

— Нет, оно уже существует.

— Жаль.

Самолёт вошёл в зону свечения, его тряхнуло и стало дёргать из стороны в сторону, но уже потише, чем в первый раз.

— Костя, выше!

— Не получается, командир, мощность движков упала на двадцать процентов.

— Ещё три-четыре галса.

«Ил» повернул.

Они сделали десять галсов, пока Костя не изрёк:

— Всё, топливо — ёк!

— Нас ждут в Пулкове, до Москвы не дотянем?

— Нет.

Афанасий связался с Центром:

— Садимся в Пулкове. Есть какие-нибудь сдвиги над Питером?

— Ионизация линзы упала ниже критической, — затараторил дежурный, захлёбываясь словами. — Разряды ослабели, земли не достигают, скукоживаются на глазах, ветер стихает!

— Слава богу, не зря мучились. — Афанасий выдохнул сквозь сжатые зубы, расслабился, чувствуя уходящее нервное напряжение, как удалявшуюся грозу. Заныли натруженные руки.

Самолёт начал разворот. Справа, высоко вверху, вдруг образовалась удивительная световая конструкция, напоминающая гигантские призрачные крылья, красные внизу — золотые вверху. Пилоты уставились на неё как на явление Ангела Господня.

— Мама моя! — пробормотал впечатлительный Витюша.

Из пассажирского салона донёсся взрыв голосов: там тоже увидели «крылья».

В памяти всплыли стихи:

Подмосковье, г. Королёв 8 октября, 11 часов утра

Командующий ВГОР сделал в кабинете перестановку, по большей части — голографическую, так как книжные шкафы и полки с моделями генераторов — «Тополей», «Королей» и станций остались на месте, и гости совещания, прибывавшие один за другим, с любопытством знакомились с новшествами, рассаживаясь вокруг продолговатого стола заседаний.

Зернов до прихода в новое подразделение Министерства обороны несколько лет послужил капитаном подводного атомохода «Русь», вооружённого двадцатью четырьмя ракетами «Булава-М», и перешёл во ВГОР (официально эти войска не существовали), будучи адмиралом. Недаром у него на столе красовались модели атомных подлодок нового поколения, в том числе красавица «Русь», славившаяся огневой мощью (залп её ракет мог стереть с лица Земли пол-Европы) и абсолютной бесшумностью хода.

Сегодня кабинет Дениса Самойловича напоминал рубку атомохода, в которую сверху лился зеленовато-голубоватый свет — солнце светило как бы сквозь слой воды.

Зернов появился в своей новой генеральской форме с эмблемой ВГОР на рукаве и на погонах ровно через минуту после указанного срока. Поздоровался со всеми за руку, выключил видеопласт (во всём мире начали привыкать к этим аппаратам, воспроизводящим голографические миражи). Кабинет вернул себе первоначальный вид строгого полуспартанского помещения для делового времяпрепровождения.

— Мою просьбу выполнили? — посмотрел на заместителя генерал.

— Так точно, — привстал Черняк; речь шла о строительстве убежищ для номенклатурной клики правительства.

— Сбросьте на е-мейл. О деле. Вам слово, Леонсия Константиновна.

Руководитель сектора контрразведки, пришедшая на совещание в строгом синем костюме, с причёской «винтер» (волосы туго зачёсаны и собраны в узел на голове), раскрыла планшет.

— Одесса: исследовательское судно «Сан вест» убралось из Одессы после тщетных попыток запустить «Зевс». «Изделие Д» сработало ювелирно, просверлив аккуратную дырочку в контейнере с генератором. Дырочку наверняка заметили, однако вряд ли привязали к конкретному «сверлителю».

— Наших парней не углядели? — поинтересовался Семёнов.

— Шутите, Денис Самойлович? — приподняла подведенные брови Леонсия.

— Я в том смысле, что нынче СБУ Украины — это филиал ЦРУ. Они даже не таятся, сидят вместе в одном здании.

— ЦРУ никогда не работало качественно, мы знаем все его провалы, удачи, сильные и слабые стороны. Да, Украина нынче находится под внешним управлением спецслужб США как евроазиатский штат, но это не мешает нашим парням чувствовать себя там как дома.

Зернов кинул сочувственный взгляд на Семёнова, тот ответил ему таким же взглядом, означающим, что он переживает за дело.

— Дальше, Леонсия Константиновна.

— Позавчера в DARPA состоялось совещание руководства Агентства с министром обороны и директором ЦРУ. Разговор шёл о планах китайцев и окружении России «Харпами» и «Зевсами». Незакрытым является район арктических морей, туда корабли с «Зевсами» заходят редко, так как им очень мешает наш военный арктический пояс, прикрывший Россию с севера. Беспилотные дирижабли они даже намерены сбивать по мере необходимости. Кроме того, готовятся новые климдивы: в Чёрном море, на Камчатке и на Урале.

— Дьявольское отродье! — проворчал Черняк. — Готовы ударить по шарику так, чтобы всё зазвенело и разрушилось! Ведь и до них докатится — если рванут вулканы на Камчатке! Да они и сами сидят на вулкане — в Йеллоустоне! А если китайцы таки решатся ответить? Ведь у них два случая подряд!

— Китайцы в ярости, и они готовятся. Не сегодня-завтра в космос отправится грузовик «Шэньчжоу‑15», я так полагаю — с генератором на борту, который они нарекли «Шандианом». Таких станций у них уже четыре, а этот первый мобильный.

— Как наш «Тополь»?

— Характеристики пока неизвестны, китайцы его не тестировали. За грузовиком к станции «Тяньгун‑2» полетит пилотируемый корабль «Великий поход‑16» с тремя тайконавтами — для установки «Шандиана».

— Что-то уж больно быстро работают китайские товарищи, — хмыкнул Белов, начальник лаборатории СЛЭФА. — Если уж мы не смогли уместить «Коршун» на наших спутниках, то как это удалось им?

— Скоро узнаем.

— Главное, они никого не боятся, — заметил Семёнов, — работают без оглядки на общественное мнение.

— По Хабаровску? — напомнил Зернов.

— Мережковский и его замы доставлены в Лефортово, все заговорили, рассказали много интересного о связях с китайской и, что весомее, американской разведками. К сожалению, кадровый разведчик ЦРУ Макнорм успел сбежать в США и ниточка оборвалась, но теперь мы точно знаем, откуда у Мережковского и Резниковича сведения о Пахомове и его изобретении. К счастью, в заявке, которую Пахомов подавал в бюро в Костроме, где его выловил родственник Мережковского, нет подробностей об «изделии Д», и американцы знают лишь общие характеристики излучателя, который разрушает молекулярные связи вещества при облучении высокочастотным электромагнитным полем. Ни частот, ни мощности, ни других сугубо технических деталей.

— И всё же они схватились.

— Потому что поняли — это основа нового оружия, головы работают и у них.

— Контролируйте ситуацию. Мне уже звонил министр МВД по поводу «несанкционированного» задержания, этапирования и допроса без экспертов и следователей министерства.

— У нас неопровержимые доказательства связи задержанных с китайской разведкой.

— Надеюсь. Что у вас, Василий Петрович?

Белов поднял красную папочку.

— Тут доклад…

— Почтой нельзя было послать? — удивился Денис Самойлович.

— Как показала практика, любую почту, в том числе крипто, можно вскрыть, — серьёзно сказал Белов, — бумажный носитель…

— Украсть, — вставил слово Черняк.

— Сжечь, — закончил начальник СЛЭФА.

— В двух словах. — Зернов забрал папочку.

— Идея полковника Пахомова включить «Короли» во время урагана в Питере сработала. Мы задавили два атмосферных ионолита и помогли сдуть пузырь ПНД. Хотя, конечно, главную работу проделал наш «Шершень» на борту «сто седьмого».

— Разрешите добавить, Денис Самойлович? — приподнялся Семёнов.

— Сиди.

— В связи с непрекращающимися нападениями на «Ил» с помощью акустрона у полковника Пахомова созрела идея создать самолёт-ловушку — копию «сто седьмого», но с другой начинкой: упрятать в корпус машины лучший ракетный комплекс с ракетами «воздух — воздух» типа КС‑172М большого радиуса действия — до двухсот километров, пушку и ещё один комплекс малого радиуса действия. Да и «Шершень» не мешало бы поставить. И запускать два самолёта: первым «Ил» с оружием, за ним — рабочий, с группой ГОНГО.

В кабинете наступила тишина. Головы повернулись к командующему ВГОР.

Зернов, откинувшись на спинку кресла, оглядел каменное лицо Семёнова, посмотрел на остальных членов совещания, переглядывающихся меж собой, постучал пальцами по краю стола.

— Пахомов…

По щекам Семёнова собрались морщины, скатились вниз, к губам, сложились в беглую улыбку.

— Внук недалеко ушёл от деда по части креативных идей.

— Не слишком ли он у нас положительный? — проворчал Черняк. — Я уже начинаю бояться мужиков, которые никогда не подводят.

— Не такой уж полковник и положительный, — качнула головой Леонсия. — Я слышала, он хороший драчун.

— От кого?

— От его друга майора Щедрина.

— Странно…

— Что странно?

— Что его друг докладывает об этом вам, полковник.

— По долгу службы мне приходится заниматься со всеми сотрудниками нашего хурала, не вижу в этом ничего зазорного.

— Оно-то, конечно, так, к вам претензий нет, но друзья, как правило, скупо общаются со спецслужбами.

— У вас всё, Леонсия Константиновна?

— Докладная записка в почте Ивана Захаровича.

— Василий Петрович? Что-нибудь добавите?

— «Шершень» работает гораздо более мощно, чем мы думали, — расплылся в довольной улыбке Белов. — Анализ его включения над Санкт-Петербургом показал, что язык излучения имеет три боковых лепестка и один по вектору излучения, как бы удлиняющий основной импульс. Вот, смотрите.

Он быстро набросал фломастером на прозрачной пластине специального планшета на столе рисунок.

Рис. 1

— Соотношение длин один к трём. Мы пока не знаем, что происходит в канале дополнительного языка, но, судя по поведению Х‑37‑го в Казахстане, идущего на высоте ста двадцати километров над землёй, и быстрому затуханию ПНД над Питером, мы имеем дело с автогенерацией ионов либо… — начальник лаборатории многозначительно помолчал, — с усилением осцилляций вакуума! А это уже совсем другая физика. Считаю, что мы стоим на пороге великого открытия.

— Так уж и великого, — усмехнулся Черняк.

— Я не шучу, абсолютно!

— А разве сам неймс не великое открытие? — полюбопытствовал Семёнов.

— В принципе да, вы правы, — стушевался Белов. — Но его сделал изобретатель-одиночка, причём случайно, а в связи с испытаниями неймса и новыми данными перед нами открываются большие перспективы.

— Эту работу надо ускорить, — сказал Черняк. — У нас не зря забрали отца неймса и сунули в военную лабораторию. Мы без него сможем довести «Шершень» до ума?

— Сможем! — подтвердил Белов.

— Обо всех нюансах докладывайте немедленно.

— У вас всё, Василий Петрович?

— Предлагаем испытать «Шершень» на тайфуне в Чёрном море. Он как раз движется с юга на север, набирая силу, и угрожает наломать дров в Крыму. А если снесёт новый мост…

Зернов посмотрел на Семёнова.

— Что у вас?

— Чиним самолёт, группа отдыхает.

— Когда сможете вылететь на юг?

Семёнов посопел, разглядывая ногти.

— Дня через четыре.

— Тайфун за это время доберётся до Крыма, — мрачно покачал головой Белов.

— Я не могу гарантировать качественное исполнение ремонта при такой спешке. К тому же надо наконец установить дополнительную защиту лётчиков и операторов от инфразвукового удара.

— Защита подождёт.

— Они уцелели только благодаря реакции Пахомова!

— Обсудите план ремонта отдельно, — сказал Зернов. — Закончить ремонт за сутки! К вам присоединится ещё одна бригада ремонтников, Иван Захарович распорядится. Возможно, «Короли» справятся с тайфуном и без «Коршуна», но мы должны быть готовыми к усилению климдива.

— Я другое имел в виду, — обиженным тоном сказал Белов. — Мы могли бы на тайфуне испытать «Шершень».

— Испытаем. Иван Захарович, срочно создай группу для реализации идеи полковника Пахомова.

— Самолёт-ловушка?

— Два дня тебе хватит?

— Постараюсь.

— Все свободны, товарищи.

Присутствующие освободили кабинет.

Зернов коснулся пальцем сенсора на столе, вновь превращая помещение в рубку подводного атомохода. Посидел, заторможенно глядя на призрачную колонну перископа, встал, прогулялся по «рубке», вспоминая тех, с кем плавал на атомоходе.

Звон телефона на столе прозвучал как вызов командующего флотом.

Вздрогнув, Зернов вернулся к столу, выключил видеопласт, сказал телефону:

— Включись.

— Денис Самойлович, приёмная министра, — раздался голос адъютанта министра обороны. — Можете подъехать?

Зернов не собирался ехать в Москву, в час дня он должен был инспектировать сдачу новых станций типа «Король» по телемосту на мысе Айя в Крыму и на полуострове Муравьёв-Амурский, а потом ехать на завод «Косинус», где собирали второй «Коршун». Но с министром обсуждать свои планы не хотелось.

— Могу.

— В два часа дня Горик Степанович ждёт вас. — Голос адъютанта змеёй втянулся в прямоугольник айкома.

Зернов склонил голову к плечу, размышляя о внезапном вызове в министерство. Горика Степановича в качестве министра обороны он знал недавно, всего полгода. До своего перехода в оборонное ведомство Сойло проработал больше десяти лет в госкорпорации «Оборонобслуживание» и проявил там себя жёстким и умелым руководителем. К подчинённым он относился ровно, никого не выделял и не поощрял, а когда в его ведение передали новую совсекретную структуру — Войска геофизической обороны, посчитал нужным отнестись к её командованию с повышенной требовательностью.

— Иван Захарович, зайди, — вызвал Зернов заместителя. — Захвати материалы по акции в Питере.

— Что случилось? — появился через несколько минут Черняк.

— Ничего особенного, вызвали в министерство.

— Замы или самолично Сойло?

— Приёмная. Маракую, что ему нужно от нас.

— Неймс! — уверенно сказал Иван Захарович. — По большому счёту, мы ему не подчиняемся, несмотря на официальное закрепление подразделения в составе корпуса космической обороны, у нас своя независимая линия обеспечения, и он наверняка ищет способы изменить это положение. Мужик он крутой.

— Неймс, — взвесил слово Зернов.

— «Изделие Д», — ухмыльнулся Черняк. — «Шершень». Никак не могу успокоиться по поводу идеи полковника Пахомова с его самолётом-ловушкой. Пару раз обломаем зубы американцам с их акустроном на борту Х‑37…

— Уже и на самолёты стали устанавливать.

— Вот-вот, дадим отпор — крепко призадумаются стратеги Пентагона, стоит ли с нами связываться.

Зернов поднялся, поправляя китель.

— Ладно, поехал я.

В Министерстве обороны России на улице Знаменка он был без четверти два. Именно в этот момент министр входил в свой кабинет и встретил командующего ВГОР сухо:

— Зайдите через пару минут.

Зернов вытянулся, поймав сочувствующий взгляд адъютанта, подождал пять минут и открыл дверь.

Был Сойло Горик Степанович, нивх по национальности, мал росточком (метр пятьдесят с кепкой, как говорится), субтилен, коричневолиц и узкоглаз, с большим треугольным носом чуть ли не на пол-лица, носил туфли на толстой подошве, чтобы выглядеть повыше, но никто над этим не шутил, так как министр был памятлив, энергичен и твёрд в оценках окружающих. Чем-то он походил на китайского министра обороны, и в коридорах министерства можно было услышать шутки по этому поводу — не братья ли они?

Зернов положил перед собой диск.

— Общая обстановка…

— Не надо лишней говорильни, генерал, — сел на место Сойло. — Я знаю общую обстановку. Что у вас за конфликт с министром внутренних дел?

Зернов не уступал собеседнику в хладнокровии и свои чувства не выдал ни одним жестом.

— Конфликта никакого нет. Контрразведчики вышли на сеть китайской разведки, с которой сотрудничали высокопоставленные чины МВД Хабаровского края и Москвы. Мы задержали их во время встречи с китайцами, допросили и переправили в столицу.

— Причина задержания? При чём тут китайская разведка?

— Не только китайская, но и американская, в деле замешаны кадровые дипломаты и разведчики ЦРУ. Их заинтересовало «изделие Д».

— Каким образом им удалось выйти на «изделие»?

Зернов подвинул коробочку с диском министру.

— Здесь исчёрпывающая информация.

Сойло посмотрел на диск, но не взял.

— Вы подкидываете мне абсолютно несвойственные ведомству задачи.

— Не я подчинял ВГОР министерству, — ровным голосом ответил Денис Самойлович.

Сойло взял-таки диск, повертел в коричневых пальцах, положил перед собой.

— С чего завязался сыр-бор? Мы только начали перезагрузку с НАТО и Пентагоном, а ваша структура, наоборот, усиливает конфронтацию.

— Прошу прощения, товарищ министр, это неверное суждение. Конфронтацию усиливает американская сторона, особенно после того, как Украина стала её «пятьдесят первым» штатом. Сеть их «Зевсов» окружила Россию по периметру, конфигурация генераторов не случайна, те «естественные природные» катаклизмы, которые нынче фиксируются во всех районах мира, есть рукотворные климдивы американцев.

— Вы уверены?

— А теперь к ним присоединяются и геофизические, если вспомнить внезапные пробуждения вулканов. Мы обороняемся, США наступают, не обращая внимания на последствия. Разведка имеет точные сведения о грядущих климатаках на Камчатку, Урал и Крым. Мы готовим ответ, наши планы у вас есть. Что касается конфронтации… а когда Соединённые Штаты Америки и НАТО не были нашими врагами? Противостояние на уровне разведок, в том числе военных, вы можете подтвердить, достигло точки кипения. Если на верхних уровнях политических систем политкорректно заявляют о «перезагрузке», «потеплении» отношений, то на уровне исполнителей замыслов идёт настоящая война! Да и постоянные заявления американских президентов о тотальном превосходстве американской «нации» над всеми остальными показывает, насколько у них сдвинуты мозги.

Сойло мигнул; стул его был специально сделан с утолщённым сиденьем, что скрывало рост, поэтому выглядел он странновато. Впрочем, Зернов относился к этим причудам философски, понимая желание министра казаться убедительнее.

— Всё это правильно, — сказал он мягче. — Хотя я оставил бы политикам и руководству такие рассуждения. Наша задача — обезопасить страну от внешних угроз. Не связывайтесь с МВД, отдайте Мережковского и иже с ним федералам.

— Уже передал.

— Вот и хорошо. Теперь главное. — Министр навис над столом, голубоватые глаза его загорелись острым огнём. — По какому праву, генерал, вы оставили у себя «изделие Д»?! Распоряжением министра, то есть моим приказом, вы должны были передать все материалы под грифом «Шершень» и готовые образцы специалистам министерства. Почему вы этого не сделали? Насколько мне известно, один из последних образцов был испытан в небе над Санкт-Петербургом!

Зернов усмехнулся про себя: Черняк как в воду глядел, верно угадав причину вызова к министру.

— Только с его помощью мы и смогли разблокировать ПНД над Санкт-Петурбургом.

— ПНД?

— Зону низкого давления, державшую ураган.

— Значит, вы признаёте неполное исполнение приказа?

— Всё, что мы делаем, делается на благо страны и народа! Да, я виноват, что не доложил вам заранее об испытании «Шершня» на климдивах, но не из злого умысла. Если «изделие Д» будет способно нейтрализовать климатаки, мы добьёмся паритета с американцами в вопросе ведения климатических, а в перспективе и геофизических войн, что намного важнее.

Сойло раздвинул губы в подобие улыбки, что превратило его лицо в птичье.

— Генерал, немедленно свернуть все работы по «изделию Д»! Немедленно! Рабочий образец передать в Центр аэропорта Чкаловский. Тоже немедленно! Плюс оставшиеся у вас материалы.

Зернов ощупал морщинистое «птичье» лицо министра глазами.

— Открытие неймса — наша заслуга, господин министр. Не ваши специалисты его вычислили, и не они провели первые испытания. Важность открытия велика, не скрою, и ваше ведомство имеет право вести с «изделием Д» свои исследования, но…

— Никаких «но», генерал! «Изделием Д» теперь будут заниматься исключительно наши сотрудники! Во избежание утечек информации, как вы понимаете. Это решено!

Зернов помолчал.

— Вами, генерал? — Слово «генерал» Зернов подчеркнул.

— Мной.

— Я имею право обжаловать ваш приказ в инстанциях высшего уровня.

— Обжалуйте. «Изделие Д» должно быть в Чкаловском сегодня же.

Зернов встал.

— Разрешите идти?

— Идите. — Сойло попытался улыбнуться ещё раз. — Не обижайтесь, Денис Самойлович, во имя безопасности страны…

— Можно наступить на горло собственной песне, — закончил Зернов всё тем же ровным голосом.

— Вот именно. Вы хорошо понимаете ситуацию.

Зернов чётко повернулся и вышел, унося взгляд министра, в котором смешались озабоченность, грозные искры и полное отсутствие сочувствия.

В кабине дежурного «Мерседеса» Центра командующий ВГОР набрал известный ему номер. Не отвечали минуты три, хотя мобильный был на линии. Наконец после металлического щелчка в клипсе айкома заговорил голос председателя Совета безопасности России Тригоркина:

— Слушаю.

— Александр Всеславович, Зернов беспокоит. Возникла необходимость консультации.

— Как срочно?

— Срочней не бывает.

— Где вы?

— В Москве, на Знаменке.

— Я в Думе, подъезжайте, я на третьем этаже, к трём успеете?

Зернов посмотрел на часы — было без десяти три.

— Боюсь, что нет. Постараюсь к половине четвёртого.

— Начнётся заседание… хорошо, я подбегу к вам на пять минут, кабинет триста три, в пятнадцать тридцать.

— Благодарю. — Зернов посмотрел на водителя. — Митя, в Думу. Постарайся побыстрее, но без нарушений.

— Понял, Денис Самойлович.

Приехали в начале четвёртого.

Зернов зашёл в буфет на втором этаже, взял чай и булочку с маком, буквально на ходу (на него поглядывали — осанистая фигура в генеральском мундире) съел и ровно в половине четвёртого зашёл в триста третий кабинет.

Он был пуст. Однако не прошло пары секунд, открылась дверь, в помещение, где стоял длинный стол с рядами стульев и стол поменьше, образующий с первым букву «Т», чуть ли не вбежал седой мужчина с лицом хирурга, спешащего на операцию. На Зернова глянули прозрачно-серые цепкие глаза. Тригоркин четыре года возглавлял ГРУ Минобороны и считался человеком президента.

— Что случилось, Денис Самойлович? Что за спешка? — Рука председателя Совбеза была железной. — Садись.

Присели на стулья напротив друг друга.

— Я был у министра. — Зернов пересказал суть беседы. — Прошу поспособствовать перед президентом: приказ министра считаю необоснованным. Открытие неймса принадлежит нам, мы и будем работать с ним дальше, тем более что перспективы по подавлению климатак очень высоки. Конечно, у неймса великолепные возможности стать оружием номер один в России, и мы на эту тематику не замахиваемся, но испытывать «Шершень» на климдивах намереваемся и в дальнейшем.

Тригоркин бросил нетерпеливый взгляд на часы.

— Чёрт, нет времени… поговорить бы не спеша… мне понадобится полная информация по этому вопросу.

— Сброшу на защищённый е-мейл через час.

— Второй раз слышу от тебя о неймсе, он и в самом деле так эффективен?

Зернов усмехнулся:

— Я лично его испытывал.

— Он может пробивать танки?

— Он уничтожает танки! И любую другую технику! В зависимости от мощности излучателя и конфигурации электромагнитного пакета пробивает дырки в любом материале, а на дальности свыше километра превращает в пыль любой объект, будь это сарай или танк.

Тригоркин, с сомнением прищурясь, покивал:

— Понятна реакция Сойло, он хочет быть монополистом в применении такого эффективного оружия. Хорошо, Денис Самойлович, я на вашей стороне. Встречусь с президентом и объясню ему ситуацию. Покажете неймс в действии?

— В любой момент.

— Извини, убегаю. Жду материал.

Зернов протянул руку и встретил такую же крепкую ладонь председателя Совбеза.

Подмосковье, г. Королёв 9 октября, утро

Проснулись рано, однако нежились в кровати, пользуясь возможностью никуда не спешить, говорили о том, что лучше взять с собой в Кострому, заезжать ли в Судиславль, и о тысяче других важных и неважных мелочей. Перетягивали одеяло на себя, с хохотом, доперетягивались…

В начале восьмого пили кофе, опять же в постели, и ели яичницу, которую приготовил Афанасий.

И вдруг позвонил дед.

Афанасий, допивавший кофе, дистанционно — голосом — включил айком:

— Кто так рано?

— Не признал, внучок, по звуку? — раздался бодрый голос Геннадия Терентьевича.

— Дедуля!

— Именно что. Мне принесли известие, что ты с жёнкой собираешься ехать в Судиславль. Правда, что ли?

Афоня перевёл взгляд на Дуню, фыркнувшую в ответ на слово «жёнка».

— Кто принёс?

— Сорока на хвосте.

Афанасий засмеялся. Прибауточки деда всегда улучшали настроение, и он вдруг понял, что соскучился по родственнику. В последний раз они виделись ещё до перевода Геннадия Терентьевича в Чкаловский.

— Собирались сегодня в Кострому.

— Чего в Кострому?

— Вообще-то едем в Русиново, к Дуниным родичам, но решили заехать и в Кострому.

— А на родину не хошь заехать?

Афанасий с Дуней переглянулись. Она кивнула.

— Заедем, если надо.

— Меня отпустили на пару дней в Судиславль, просил хозяйство проверить, кое-что забрать хочу, в баньку к Мишке напрошусь, да и вообще распоряжения дам по дальнейшему уходу.

— Значит, возвращаться к прежнему образу жизни ты не планируешь.

— Планирую, но позже, так захватишь с собой?

— В любое время, когда скажешь.

— Да чего мне собираться, кожушок накинул и в путь. Когда вы хотели выезжать?

— Часов в десять.

— В Чкаловский не по пути?

— Заедем, бешеной собаке сто вёрст не крюк.

— Узнаю родственные речи, — хрюкнул дед с удовлетворением. — Запоминай адрес: улица Зелёная, одиннадцать. Подъедешь — позвони, моя хоромина на территории заведения, мы выйдем.

— Мы?

— Да охранника ко мне приставили, — с досадой сказал Геннадий Терентьевич, — иначе не отпускают. Уместимся? Молодой парнишка.

Дуня кивнула.

— Хорошо, не переживай, люди заботятся о великом изобретателе, ты же главный по нашим тарелочкам.

Пахомов выключил телефон, развёл руками:

— Честное слово, я не хотел…

Дуня прижала пальчик к его губам.

— Я ничего не имею против твоего дедули, он хороший человек, мы его все уважаем. Собираемся?

— Да! — сказал Афанасий, целуя любимую.

В принципе долго собираться не пришлось. Дуня заранее приготовила личные вещи, осталось только присоединить одежду и обувь по погоде да позаботиться о питье и бутербродах на дорогу.

Снесли сумки в «Ниссан». В начале одиннадцатого выехали из Королёва, в половине первого были в Чкаловском, наблюдая, как на военном аэродроме слева садятся самолёты. Подъехали к дому номер одиннадцать, а точнее, к огороженной высоким забором территории с комплексом зданий, которые принадлежали Министерству обороны и назывались, как знал Афанасий, «закрытым объектом номер шестьдесят семь», или «Технотроном». Здесь же располагалась и лаборатория, в которой работал теперь дед.

Он вышел ровно в час, одетый в чёрную зимнюю парку с капюшоном. Рядом с ним шагал скромно одетый молодой человек с чубчиком, загорелый, симпатичный, на лице которого застыло стеснительное выражение. У него был нос пуговкой, крутой лоб и прозрачно-серые глаза. С виду телохранитель Геннадия Терентьевича не производил впечатление крутого спеца, но Афанасий заметил, как он идёт, упруго и раскованно, как несёт сумку и держит тело, и понял, что перед ним боец высокого класса.

— Вот, знакомьтесь, — подошёл к машине изобретатель неймса, обнял вышедшего внука. — Степан.

Парень кивнул, бросив на Афанасия оценивающий взгляд; в этом взгляде было столько профессионального опыта, внимания и сосредоточенности, что Афанасий абсолютно укрепился в правильности своего восприятия.

— Афанасий. — Рука парня оказалась сухой и твёрдой, как деревяшка. — А это Дуня.

Девушка, раскрасневшись, — она тоже вылезла из кабины, — разулыбалась.

— Ну и хорошо, — приобнял её Геннадий Терентьевич, — выглядишь божественно! Поехали, что ли?

Таким образом они и оказались на родине, поменяв планы, но нисколько не пожалев о потере времени, так как и Афанасий, и Дуня не отпускали память о детстве, проведенном на окраине Судиславля.

Впрочем, уже позже Афанасий пожалел-таки о посещении дедова дома, хотя и по другой причине. А пока они с радостными воспоминаниями устроились в доме — приехали к пяти часам вечера, ещё засветло — и пошли в гости к дяде Мише, родному дядьке Дуни, встретившему их с радостно-удивлёнными объятиями, потому как он вовсе не ждал племянницу, да ещё и с мужем. А узнав, что приехал и Геннадий Терентьевич, дядя Миша и вовсе растрогался.

— Мою дивизию! Он же мне как брат родной, пойду потискаю! Санька Вавин баньку затопил с обеда, как знал, что вы приедете, так ты забеги к нему.

Дуня и Афанасий переглянулись.

— Пойдём прямо сейчас? — предложил он.

— Нет, вечером, — не согласилась она. — Дай мне оглядеться, по двору пройтись, я же здесь всю жизнь прожила, сердце сжимается.

— Хорошо, тогда я пойду к деду, тоже похожу по двору, вдохну запахи прошлых удовольствий. Если что — звони, а я подойду часам к семи.

Дуня поцеловала сговорчивого мужа, и он ушёл в прекрасном настроении, совершенно забыв о том, что живёт в непредсказуемом мире.

Сначала завернул к Вавиным, поздоровался с Александром Васильевичем, обнял Шурочку, вкусно пахнущую свежим хлебом; недавно Вавины построили на своей территории махонькую пекарню. Отпускать его не хотели, пришлось вкратце рассказать им о своём житье-бытье в Королёве. Пообещав к семи прийти в баньку, он добрался-таки до своего старого дома и встретил телохранителя деда.

— Стёпа, как дела?

— Нормально, устроился, — доложил молодой человек, прогуливаясь вдоль забора. — Дом у вас приятный, буду спать в малой спальне… если не помешаю.

— Не помешаешь. Где служил?

— Да где я только не служил, — уклончиво ответил телохранитель деда. — Кавказ, Белоруссия, Прибалтика.

— Украина?

— Новороссия.

— Разведка? ДРГ?

Степан стеснительно улыбнулся, и Афанасий понял, что парень, скорее всего, был бойцом диверсионно-разведывательной группы, выполнявшей особые задания руководства ГРУ за рубежом.

— Тебе сколько стукнуло?

— Двадцать девять.

— Тю, так мы практически одногодки! А выглядишь ты как студент-ботаник.

— Это плохо?

— Это хорошо. Никто не будет брать тебя в расчёт. Ну, осматривайся. — Афанасий прошёл в дом.

Уже смеркалось, когда он выбрался во двор и нашёл деда вместе с дядей Дуни в любимом сарае.

Геннадий Терентьевич копался в своих шкафчиках, перекладывал какие-то инструменты, детали, самоделки, дядя Миша тараторил, рассказывая последние местные новости.

— Семёныч тележку самоходящую сотворил, хвастает — скоро на ней на Марс полетит. Людка, дочка Вовки Чемериса, замуж собралась.

— Так она ж вроде уже была замужем?

— Так что? В четвёртый раз собирается, нравится ей свадьбы играть.

— За кого? — невнятно спросил Геннадий Терентьевич, чихая.

— За какого-то минижера из Костромы, видный такой, пузатый только.

— Может, менеджера? — весело поправил Михаила Афанасий.

— Да бог его ведает, может, и менеджера, — махнул рукой сухонький белобрысый Ходченков. — Сейчас таких профессий понавыдумывали, что не выговоришь.

— Мерчандайзер.

— Во-во, дайзер, туды его в качель. А правда, Афоня, что в Москве машины без водителя ездят?

— Пока ещё нет, — засмеялся Афанасий. — Хотя уже близок час, когда поедут автомат-такси. Нынешние новые авто снабжаются особой компьютеризированной системой «кар‑2‑кар», анализирующей обстановку на дорогах и предупреждающей столкновения. Машина сама тормозит, поворачивает, останавливается, паркуется, если надо, связывается с другими авто по вай-фай. А в «Мерседесы» вообще встраиваются автопилоты. Система называется «Стиринг Ассист»[15], она позволяет компьютеру миновать пробки по заданному маршруту и работает на скоростях до ста сорока километров в час. Так что недалеко уже до полной автоматизации движения.

— А в твоей машине этот «ассис» есть?

— Нету, «Скарабею» моему четыре года, тогда ещё компы были попроще. Дед, когда в баню пойдёшь?

— После ужина.

— У нас поужинаете, — заспешил дядя Миша.

— Нет, Вавины обидятся, они нас пригласили, причём всех, и вас тоже. Шурочка уже оккупировала кухню, готовит что-то вкусное.

— Ладно, я только за.

Афанасий вышел в огород, заметил аккуратно проведенные грядки — остался ряд капусты, столкнулся со Степаном, задумчиво разглядывающим забор вокруг участка Геннадия Терентьевича, дом и пристройки. Забор был старый, дощатый, потемневший от времени и непогоды, и выглядел жалко. Любую его доску можно было легко вышибить толчком ладони.

Они переглянулись.

— Не крепость, — показал свою специфическую улыбку телохранитель.

— Это уж точно, — согласился Афанасий, бросив критический взгляд на щели в заборе; внезапный порыв холодного ветра — в почти полном безветрии, погода стояла октябрьская, чисто осенняя, промозглая, сырая, но ветра не было — заставил его поджаться.

Но он постарался выглядеть уверенно-оптимистичным.

— Здесь все так живут — открыто. Но если что заметишь…

— Обязательно, товарищ полковник.

Афанасий, повернувшийся, чтобы уйти, не удержался от любопытства:

— Звёзды или полосы? — Имелись в виду офицерские погоны или сержантские лычки.

— Майор.

Афанасий присвистнул, сунул руку парню.

— Тогда я спокоен.

На том и разошлись. Степан побрёл вокруг дома, Афанасий в дом, переоделся, размышляя о прикрытии деда (майоры-телохранители служили только в элитной бригаде охраны высших должностных лиц, и прикрытие деду дали серьёзнее некуда), взял привезённые из Москвы продукты, бутылку «Саперави», торт «Наполеон», и с лёгкой душой направился к Ходченковым.

Дуня сидела в светлице и разговаривала с соседками, самой молодой из которых было далеко за семьдесят. Увидев мужа, она торопливо вскочила (он понял — терпела изо всех сил) и радостно заявила, что готова к походу.

— Здрасьте, — по-светски шаркнул он ножкой, пытаясь вспомнить, какая соседка где живёт. — Забираю свою жёнушку, нас уже ждут.

Его оглядели с любопытством, но Афанасий не дал женщинам шанса начать задавать вопросы, взял жену под руку и утащил на улицу.

Ужин у Вавиных начался весело.

Александр Васильевич шутил, рассказывал анекдоты, взялся положить руку Афанасия (сошлись на ничьей, хотя Афанасий мог победить почти без усилий), пришла дочь Вавиных Тома, потом заявились соседи — Митрофан и Борис, прозванный Бородой, выпили самогоночки, наелись пирогов с капустой и грибами, приготовленных Шурочкой, занялись тыквой, фаршированной мясом, и Афанасий поверил, что жизнь в данный конкретный момент времени удалась.

— Бесподобное блюдо! — заявил он, вытирая вспотевшее лицо. — Как вы это делаете? Не думал, что из тыквы можно приготовить такую вкуснятину!

— Ничего себе особенного, — засмущалась довольная хозяйка. — Говядинка свежая, лук, морковка, вареная фасоль, кабачок…

— Болгарский перец, чеснок, помидоры, — закончил Вавин, довольный не меньше жены, — всё своё, чистое, аки слеза, без ГМО и консервантов, гарантируем.

— И тыква?

— Сначала все ингриденты обжариваются на сковородке, потом тушатся в тыкве.

— Запиши рецепт, — посмотрел он на Дуню.

— Я его знаю, — рассмеялась девушка; у неё сияли глаза, она была счастлива, красивая до умопомрачения, на неё засматривались и Шурочка, и Тамара, и заскочившая на огонёк Людмила, и хотелось долго сидеть в приятной компании, перед которой не надо было умничать и следить за языком, корчить из себя значимого мужика.

— А теперь в баню… — начал Афанасий.

Дверь в хату со стуком отворилась, и на пороге возник Олег.

— А вот и я! Не ждали?

Слова застряли в горле. Родившееся удивление и недоумение превратились в неприятие и злость, но усилием воли Афанасий потушил костёр негативных эмоций, вспыхнувший в душе.

— Картина маслом… ты же заболел?

— Выздоровел уже, — беззаботно отмахнулся майор, одетый в сногсшибательной красоты серебристую куртку с чёрными меховыми рукавами. Он нашёл глазами Дуню, широко улыбнулся, подскочил к столу, протянул ей красную розу, не здороваясь ни с кем и не обращая внимания на женщин за столом. — Это тебе. Не сердись, я же соскучился.

Слегка окосевший от самогонки Вавин полез его обнимать. Подошла и Шурочка, предложила присоединиться.

Афанасий поймал смущённо-сочувственный взгляд Дуни, приподнял бровь.

— Ты готова? Пошли-ка в баньку. — Он перевёл взгляд на Олега: — А ты пока тут устраивайся, тыковки испробуй.

Олег хотел что-то сказать, но Афанасий похлопал его по плечу и продефилировал мимо, обняв Дуню за плечи.

Не разговаривая, разделись, завернулись в простыни, залезли в парилку. Дуня притихла, и о чём она думает, понять было трудно, хотя Афанасий надеялся, что их чувства взаимны либо дополняют друг друга.

— Сердишься, Фаня? — тихо поинтересовалась девушка.

Он не выдержал, засмеялся.

— Душа моя, я уже отвечал на этот вопрос, прими к сведению: ты стоишь совсем других чувств!

— И не ревнуешь?

— Абсолютно! Потому что я мгновенно узнаю, если ты меня разлюбишь. Давай вообще не обращать внимания на такие неожиданности. Не хватало, чтобы мы расстраивались по мелкому поводу.

— Олег — мелкий повод? — улыбнулась она.

— Метр семьдесят, конечно, мелкий.

— Мне его жалко…

— Правда? — подозрительно спросил он.

Дуня распахнула глаза, увидела его косую физиономию, нашла губы…

Дышать стало трудней… и легче.

— Как поговорила с соседками?

— Да всё о похоронах говорили, — смутилась Дуня. — Бабушка Митрохина умерла, ей девяносто стукнуло.

— Пожила бабушка.

— Тётя Катя в семьдесят девять умерла, Александр Павлович в шестьдесят шесть.

— Ну, это неизбежный процесс, старые уходят.

— Молодые тоже. Витя Монахов молодой был совсем, умер в сорок с хвостиком.

— Болел?

— Спился.

Афанасий хотел отпустить шутку по этому поводу, но увидел, что Дуня опечалилась, обнял, поцеловал в потную щёку.

— Что-то тебя не в ту сторону повернуло. Мы же приехали отдыхать, все печали побоку! Больше не отпущу тебя одну в компанию старух, а то так и будешь потом местных бабок вспоминать. Улыбнись.

Дуня улыбнулась.

— Веселей! — Он затормошил её, не обращая внимания на жару в парилке, поцеловал, добавил ароматной берёзово-мятной водички на камни, и вскоре они забыли о местных горестях, равно как и о приезде Олега.

Правда, он снова о себе напомнил, возбудив у Афанасия подозрительные мысли; Семёнов утверждал на полном серьёзе, что майор заболел и находится в лазарете. А чтобы через пару дней заявиться в Судиславль, ему надо было как минимум выздороветь, а как максимум отпроситься у того же Семёнова. После возвращения из-под Питера Афанасий с Дохлым дошли до лазарета на территории базы, но Щедрина в палате не обнаружили. Не отвечал Олег и на звонки. Он на процедурах, сказали им. Ждать не было времени, оставили фрукты и соки, разошлись. И всё-таки… почему Олег здесь?

Дома разберёшься, пришла оригинальная мысль. Нечего себе отпуск портить.

Олега в доме Вавиных уже не оказалось.

Вздохнули свободней. Снова подсели к столу, умиротворённые, расслабленные, чистые, как солнечный свет. Соседка Людмила не спускала с Афанасия восхищённых глаз, что заметил даже Александр Васильевич, и, когда все гости разошлись, он подсунулся к молодожёнам, окосевший, естественно от местной самогоночки:

— Людка на тебя глаз положила, служивый, ты с ней поосторожней.

— Да она же страшная, как жизнь президента Украины! — ответил Афанасий, краем глаза поймав улыбку Дуни: она услышала его слова.

— Да не, я с другого боку, — осклабился Вавин. — Её бабка Агриппина была ворожеей, и она, говорят, тоже колдует, приворожить может.

— На каждую колдунью у нас найдётся убедительный аргумент, — заверил его Афанасий.

— Кулак?

— Зачем же сразу кулак, всегда можно превратить себя в зеркало.

— Это как?

— Тебя гипнотизируют, а ты мысленно превращаешься в зеркало, и заклинания отскакивают от него. У меня есть знакомый омбудсмен…

— Кто?! — вытаращил глаза Вавин.

— Спец по правам человека, он как раз с колдунами разбирается, лохов защищает.

— Омбудь…

— …смен.

— Тьфу! — сплюнул Александр Николаевич. — Поганое слово! Неужто нельзя было по-русски назвать?

— Можно, к примеру — правник, правозащитник, но, к сожалению, с девяностых годов прошлого века русский язык заменяли так интенсивно, что испоганили навек.

— Убицца веником!

— Не надо, — засмеялась Дуня.

Они уже собрались домой, когда к Вавиным наконец заявились дед и дядя Миша. Пришлось посидеть ещё и с ними полчаса ради приличия, обсудить цены на нефть и газ, геев-политиков и «гниение Европы», после чего молодые отправились к себе, то есть в дом Геннадия Терентьевича, где им была выделена самая большая спальня; сколько помнил Афанасий, там спали и по большей части жили его родители.

— Я засыпаю, — сунулась лицом в подушку Дуня.

— Спи, — погладил он её по спине, — пойду побеседую со Степаном, что-то я его не вижу.

— А где дедуля будет спать?

— В сундуке, — пошутил Афанасий. — На диване в светлице ляжет. Соку принести? Или молочка?

Дуня не ответила, она уже спала.

Он накинул на голый торс старенькую телогрейку: похолодало, с неба посыпалась морось, — вышел из дома и буквально нос к носу столкнулся с Олегом.

— Ох! — отпрянул майор, узнал друга, заулыбался. — Афоня… а я к вам.

Афанасий увидел в его руке бутылку, принюхался: от Олега несло перегаром, и был он пьян почти в стельку.

— Майор?! — больше изумился, чем расстроился Афанасий; на его памяти друг детства не пил и ни разу не был замечен пьяным. — Глазам не верю! Ты пил?!

— Сам ты тыпил… имею право, я не на базе… глоточек всего… — Олег попытался его обнять, Афанасий увернулся. — Вискарика Дуняше принёс… хороший лейбл…

— Дуня спит.

— Разбуди.

— Не сходи с ума.

— Ну что тебе стоит? Может, я завтра с дуба рухну… с инфарктом миокарда… и вообще — любви хочется, тепла, нежности… тебе не понять. — Олег всхлипнул и снова полез обниматься.

Афанасий развернул его на сто восемьдесят градусов, ловко отобрал бутылку.

— Иди домой.

— Мой дом — тюрьма… — Олег икнул и в самом деле засмеялся. — Зря ты меня так… бортуешь…

— Как?

— Я же вижу, что вы начали меня избегать.

— Чушь из головы выбрось! (Совесть поёжилась: это была правда, Олег учуял изменение отношения к нему.) Просто ты не всегда находишь правильные моменты для встреч.

— Ага… зверем смотришь…

Волна злости затуманила сознание, остановить язык удалось с трудом.

— Ты бы так же смотрел.

Олега повело, он схватился за штакетник, покачал пальцем с пьяной ухмылкой.

— У меня другие взгляды… и всё-таки зря ты не дал мне поговорить с Дуняшей.

— Сказал же — спит она, умаялась. Давай провожу.

— Я с-сам с усам… береги её, а то украду. — Олег хихикнул. — И дедулю береги, он у тебя… — Он осекся, оттолкнулся от забора и, раскачиваясь как моряк на суше, засеменил вдоль улицы туда, где стоял дом родственников, у которых останавливался раньше.

Афанасий проводил его озадаченным взглядом, решая, послышались в речи майора угрожающие нотки или нет.

От забора на другой стороне улицы отделилась тень, неслышно превратилась в Степана. Он тоже смотрел вслед Олегу.

— Друг?

— Детства.

— Ненадёжен.

— Что?

Степан промолчал, предпочитая не повторяться. Афанасий же вдруг подумал, что оценка дедова телохранителя вполне может соответствовать истине.

— Хорошо шифруешься. Я тебя не заметил.

— Я о вас тоже наслышан.

— Не куришь?

— Нет.

— Я тоже. — Афанасий протянул руку. — Спокойной ночи.

— Вам тоже.

Во дворе он постоял с минуту, пытаясь разглядеть сквозь облака луну. Вернулась мысль кое-что уточнить. Кодированный канал айкома сыграл на флейте.

— Центр, я «сто седьмой». — Номер самолёта стал теперь для него нечто вроде позывного.

— Слушаю, «сто седьмой», — ответил дежурный.

— Мне надо абсолютно точно знать всё о болезни майора Щедрина и где он в настоящий момент находится.

— Срочно? — озадачился дежурный.

Мат был бы самым верным ответом, но Афанасий сдержался, обернул голос в лёд:

— Кто на связи?

— Деся… десятый-десятый…

— Ещё один такой вопрос, десятый-десятый, и…

— Прошу прощения, вырвалось нечаянно. Я перезвоню.

Афанасий прошёлся по сырой земле родного двора, увяз, разозлился на себя, что не обул сапоги. Дед сюда не вернётся, пришла очередная гениальная мысль. Умирает дом, умирает вся улица.

Настроение упало. Но в спальне его ждала самая красивая и самая желанная женщина на свете, и с остальными печалями можно было примириться.

Дежурный позвонил через две минуты:

— Майор Щедрин находится до одиннадцатого на больничном, у него ангина.

— Ангина?! — Не поверил Афанасий, не помня, чтобы Олег жаловался на горло. — Он в лазарете?

— Нет, у себя дома, в Королёве, улица…

Афанасий выключил айком.

Всё объяснилось, Олег запросто мог сбежать в Судиславль, никого не предупредив. Всё было логично. Но, как говорится, осадочек остался.

Спрошу у него, решил полковник, расслабляясь. Романтик хренов! Мне-то он не соврёт?

Шоссе Кострома — Галич 10 октября, три часа после полудня

Ничем не примечательный фургон «Валдай», разрисованный рекламой «Воды из Черноголовки», подъехал к повороту на деревушку Грудки, постоял несколько минут недвижно и медленно съехал за лесополосу, исчезая из виду водителей проезжающих по шоссе автомашин.

Спустя четверть часа у поворота остановилась маршрутка, из которой вышли молодые парень и девушка в осенних куртках «на рыбьем меху» с небольшими рюкзак-сумками за плечами и направились по дороге в деревню. Однако, пройдя двадцать метров, они свернули туда, куда уехал фургон, сноровисто залезли внутрь.

Третья машина — грязно-серый внедорожник «Нива Некст» с московскими номерами останавливаться не стала, свернула дважды и подъехала к фургону. Из него выбрались крепкие мужчины в количестве трёх человек в обычной гражданской одежде по погоде: тёплые куртки, кепи, вязаная шапочка. У них за плечами тоже виднелись рюкзаки.

Затем с интервалом в пять-шесть минут прибыли ещё три машины — синий «Порше Аллигатор», чёрный «Лендкрузер» и мышиного цвета «Форд Эксплорер». Их встретили двое, что-то объяснили, и машины расположились вокруг фургона, образуя крест. Пассажиры машин в количестве пяти человек размяли затекшие члены и скрылись в фургоне.

Никакой водой из Черноголовки в кабине фургона не пахло. На самом деле это был командный центр для боевых операций, внутри которого с трудом могли уместиться двенадцать человек, десять мужчин и молодая широкоплечая женщина-блондинка с равнодушным лицом и с ещё более специфическими равнодушно-прицеливающимися глазами.

Говорили по-русски чисто, тихо, вели себя сдержанно, не допуская ни одного лишнего движения, ни одной шутки, ни одной улыбки.

На внутренний интерьер фургона никто внимания не обращал. По сути этот интерьер представлял собой систему связи и высокоскоростного обмена данными. Жидкокристаллические дисплеи по стенам салона показывали пейзажи местности вокруг машины, ситуационный экран отражал цифро-символическую обстановку в России в радиусе сотни километров от Судиславля, два экрана поменьше показывали карты.

Обслуживал систему один оператор, «упакованный» по последнему слову техники. Шлем и наплечники компьютерной фурнитуры превращали его в человекообразного робота.

— Включай, — бросил ему бритоголовый мужчина с чёрной кольцевой бородкой. Его звали мистер Джонс, или просто Джонс, и он был в этой компании главный.

Все экраны мигнули, но картинки не поменяли. В потолке фургона, из выпуклости, напоминающей запасное колесо джипа, загудело.

Снаружи, на крыше фургона, отодвинулась пластина люка, из дыры вылез ажурный «кактус», развернулся в сложной формы антенну.

Одновременно из гнёзд на крышах остальных машин высунулись метровой длины усики дополнительных антенн, их наконечники развернулись небольшими зонтиками. Система «Spiritus» была готова к работе и теперь могла поддерживать связь через спутники с любым городом мира, в том числе — с Лэнгли, где располагалась штаб-квартира ЦРУ.

Двенадцать профессионалов, принадлежащих разным спецподразделениям США, но объединённых одним заданием, ждавших своего часа в разных регионах России, собрались в оперативно-диверсионную группу, способную решать почти любые задачи. Обычными киллерами они не были. Все представляли разные спецназы разных родов разведки и спецопераций и не раз отличились в похищении людей: политиков, министров, королей и даже президентов, — и не нуждались в каких-либо тренировках. Им достаточно было сказать, кто клиент и где его брать. Но они не были и солдатами. Солдат — это профессия, боец элитного подразделения спецназа, мастер действия, способный мгновенно оценить ситуацию и ответить адекватно.

— Мы здесь. — Оператор высветил на подробной карте местности красный крестик. — Двадцать километров от объекта. Объект в зоне технического контроля.

Зажёгся ещё один крестик на кружке с надписью по-русски: Судиславль.

— Картинку.

Карта исчезла, вместо неё возникла облачная пелена, закрывшая ландшафт внизу от горизонта до горизонта.

Кто-то из присутствующих хмыкнул, Джонс покосился на него, оператор пробежался пальцами по клавиатуре, и облачная пелена растаяла. Под ней появился город, притихший под наступлением близкой зимы: серые, коричневые, синеватые, грязные цвета, вереницы красных светлячков и горящих фар автомобилей, множество специально освещённых по ночам церквей и старинных зданий.

Оператор ещё раз сыграл ноктюрн на клавиатуре, телекамера, наблюдавшая за городом, плавно переместилась (на самом деле перемещался фокус следящей системы, подчинённой умной программе), стала видна окраина Судиславля, так называемый частный сектор с его одноэтажными домиками, блеснула излучина реки и зеркало пруда. Автомобили здесь не скапливались в пробках, как в центре города, и стояли далеко не у каждого строения.

— Объект в зоне визуального контроля.

Красный крест лёг на шиферную крышу одного из самых непрезентабельных коттеджей. Изображение мигнуло, поплыло слева направо: это включилась камера беспилотника, зависшего над улицей на высоте ста метров.

У этого домика тоже стоял автомобиль — «Ниссан Скарабей», возле которого расхаживали местные жители; шла церемония прощания уезжавших — мужчины и женщины — с остающимися. Из дома вышли двое: седой старик в странной стёганой куртке и мужчина помоложе, в обычной гражданской одежде. Подошли к машине, обнялись. Старика обняла женщина. К ней подошёл молодой человек с блеснувшей красными катафотами куртке, что-то начал втолковывать, но мужчина, обнимавшийся со стариком, отодвинул его, помог женщине сесть в машину, попрощался с тремя-четырьмя мужчинами и женщинами, занял место водителя, и «Ниссан» уехал.

Команда внутри кабины «Валдая» молча, не задавая вопросов и не требуя объяснений, разглядывала происходящее на экране, не обращая внимания на необычный ракурс видеопередачи. Опыт в таких делах у них был огромный.

Люди у дома начали расходиться.

Старик в сопровождении светловолосого парня побрёл в дом.

— Цель, — сказал Джонс.

Крестик указал на старика.

— Бодигард.

— Второй крестик нашёл спутника старика.

— Источник, — сказал Джонс, не меняя позы. — Нужен только для подхода к цели. После этого уничтожить.

Крестик зацепился за парня, пристававшего к женщине.

— Возможен ещё один бодигард, скрытный, всем иметь в виду.

Улица опустела. Жители, провожавшие «Ниссан», разошлись по домам.

— Охват с трёх сторон: улица, два соседних коттеджа.

— Сад? — добавил боец славянской внешности.

— Сад отпадает, деревья сбросили листву, вас могут увидеть. Дислокация на месте: первый и третий располагаются на другой стороне улицы слева за один дом и справа за один от объекта. Четвёртый — резерв, якорится в начале улицы. Второй — на соседней улице напротив объекта. Таким образом фургон идёт на стык…

— Ясно, — кивнул самый здоровый из присутствующих, с квадратными плечами боксёра.

Джонс посмотрел на него недовольно:

— Ваша с Марком задача — затаиться в доме на случай проникновения чужих парней.

Здоровяк кивнул.

— Соседи? — спросил узкоплечий, но жилистый парень с близкопосаженными чёрными глазами.

— Вариант «Б». Соседей берут первый и третий.

— Форсмажор? — спросила женщина. — Допустим, бодигардов действительно двое или обездвижить их не удалось.

— В дом идёт четвёрка Линча. Она и проконтролирует.

— Ассист?

— Марк, Саймон и вы, леди.

Женщина попыталась собрать морщины на гладком лбу, но оставила попытку.

— За периметром?

— Внутри периметра шестеро, снаружи остальные. За две минуты до экшна подойдёте к объекту, постучите в дверь, спросите, если откроют, где живёт Маша Конева.

— Поняла.

Джонс замолчал. Молчали и остальные, переваривая сказанное.

Погода портилась, начал моросить мелкий дождик, картина в экране смазалась, покрылась рябью.

— Доступ.

Пальцы оператора забегали по клавиатуре лапками десятиногого паука.

В одном из экранов возникло жёлтое светящееся кольцо, расширилось, ушло за пределы экрана, в черноте родились звёзды, сложились в человеческое лицо, не имеющее каких-либо особых примет; это было «лицо для связи», не отражающее чью-то личность.

— Агент Вуд?

— Агент Джонс?

— Мы на «фазе-один».

— Помехи?

— Одна-две активные плюс местный диффузный мусор.

— Сверим время. Шестнадцать ноль две.

— Шестнадцать ноль три.

— Фаза-два?

— Восемнадцать ноль-ноль.

— Ровно в двадцать ноль-ноль вы должны передать цель…

— Я помню.

— Вертушка будет ждать у населённого пункта Игнатьево ровно десять минут. Опоздание означает срыв операции.

— По нашим расчётам вероятность неблагоприятного исхода три процента.

— Отбой связи.

Джонс кивнул оператору, повернулся к бойцам группы.

— Начало фазы-два через час. Никакого шума. Сопровождение — два дрона. Определение местонахождения, нанитная атака, погрузка — одна минута. Комменты?

Молчаливый перегляд бойцов.

— Ноу комментс, — сказал сам себе Джонс без выражения. — В таком случае — гоу!

Бойцы начали вылезать из фургона и занимать места в своих машинах.

Подождав, пока все разъедутся, вылез на асфальтовую ленту шоссе и фургон, предварительно упрятав антенну спутниковой связи.

Шоссе Галич — Кинешма 10 октября, ближе к вечеру

Выехали из Судиславля только после обеда, в половине пятого.

Во-первых, встали почти в десять, наслаждаясь тишиной и свежим воздухом. Потом Дуня робко предложила съездить на кладбище, проведать стариков, и Афоня звонко шлёпнул себя ладонью по лбу:

— Я же сам планировал вчера навестить наших родичей! Вот балда! Конечно, поедем.

В одиннадцать поехали на поселковое кладбище, купили по дороге цветов, конфет, посидели на лавочке за оградкой, недалеко от кубической одноглавой часовни, глядя на лица родных в эмалевых овалах. Дуня прижалась плечом к Афанасию, и он обнял её, словно хотел уберечь от печальных мыслей.

Выезжая с кладбища, Афанасий заметил мощный джип «Порше Аллигатор», удивился — откуда здесь такие машины? — но не придал этому значения. Джип помаячил сзади пару минут и отстал.

В обед к Дуне опять заявились соседки, уже помоложе, а то и вовсе такого же юного возраста. Афанасий хотел их выпроводить, но и к нему наведались мужики, позвали пить чай с пышками, пришлось соглашаться, так как процесс этот был неизбежен, да и приятен, честно говоря. Гоняли чаи у Ивана Старостина, известного на улице пчеловода. Иван заставил стол чашками с мёдом, и Афанасию пришлось попробовать мёд из всех чашек, в то время как компания численностью в девять человек степенно обсуждала пласты высоких политических игр, положение дел на Украине, где по-прежнему во власти сидели фашисты, и сошлись во мнении, что на американцев надо сбросить атомную бомбу.

Афанасий, соприкоснувшийся с другими видами оружия, превосходящими по мощности атомное, больше помалкивал, а когда Вавин и дядя Миша Ходченков, да и другие мужики, задавали вопросы, отвечал уклончиво, хотя поддержал их в части «дать по сопатке» американцам.

Так и дотянули сначала до обеда, потом долго собирались, прощались с дедом, потом заявился Олег, всё ещё не пришедший в себя, — Афанасий еле отвязался от него, пытавшегося что-то рассказать Дуне. Отвёл в сторонку Степана и мягко попросил держать ухо востро, а ежели что где хрустнет — звонить обязательно.

— Да без проблем, — ответил майор спокойно, — сам понимаю, кого охраняю. Ваш дед гений.

— Не гений, — усмехнулся Афанасий, — но очень творческий человек, для меня же он прямой родственник, единственный на всю Россию. Одно успокаивает, что о поездке его сюда знают только те, кому положено знать.

Решили ехать по хорошей трассе через Островское до Заволжска, потом до деревни Прискоково, откуда было рукой подать до Русиновского «заповедника русского быта». Однако доехать успели только до Ивашево, где Дуня попросила купить в местном сельпо минеральной водички.

— Сиди, я быстро. — Афанасий оставил двигатель «Скарабея» включённым, поспешил к магазину, и в это время в ухе свистнула клипса айкома.

— Слушаю, — ответил он не задумываясь.

— Афанасий Георгиевич, вы далеко? — раздался голос Степана.

— В Ивашево, часа полтора от Судиславля, если не сильно спешить. Что у тебя?

— Не нравится мне движение.

Афанасий остановился за углом магазина.

— Подробнее.

— По улице джип проехал, «Порше Аллигатор». Мерзко проехал, крадучись. Такие аппараты медленно не ездят.

Афанасий вспомнил встреченный им у кладбища джип «Порше Аллигатор». Челюсти стянуло холодом. Опыт офицера подразделения антитеррора подсказывал, что такие совпадения случайными не бывают, а это означало, что за ними — дедом и остальными — велось скрытое наблюдение.

— Всё? Только джип?

— Ощущение такое, что вот-вот пойдёт снег.

— Понял. Дед говорил, что вас заберут.

— Только завтра, приедет конвой, я позвонил своим, но им ехать от Москвы.

— Ладно, я тебя услышал, разворачиваюсь.

Афанасий бегом вернулся к машине, упал на водительское сиденье, ловя в зеркале заднего вида вопросительный взгляд Дуни.

— Извини, не дошёл, позвонили. Возвращаемся.

— Что случилось?

— Пока ничего не случилось, но может случиться в любой момент. Степан заметил подозрительные машины, которых не должно было быть в Судиславле.

— Какие машины?

— «Порше Аллигатор», я его ещё у кладбища видел. А теперь он почему-то колесит по нашей улице. Там ни у кого такого аппарата нет. Короче, пристегнись, поеду быстро.

«Ниссан» развернулся, выехал на шоссе и, лавируя между автомобилями, помчался к Судиславлю.

Афанасий включил гарнитуру, сказал вслух:

— Двоечка!

Дохлый отозвался на удивление быстро:

— Я, командир. Звал?

Афанасий усмехнулся про себя: этим ответом сержант Сеня Марин как бы давал понять, что готов выполнить любой приказ командира группы.

— Зову. Я на Галичском шоссе, еду в Судиславль. Дедов телохран сыграл «три нуля».

— Детали?

— Не знаю. Подъеду — позвоню. Доложи Семёнову ситуацию и на всякий случай свяжись с нашими.

— Есть.

— Да, мы тут видели гроб с музыкой — «Порше Аллигатор», а в наших краях он лишний. Соображаешь?

— Голову включил. Может, собрать всю нашу группу?

Афанасий поморщился, ёрзая на сиденье, представляя, как его бывшие бойцы, никогда не отказывающие в помощи, снова напрягаются… но тут же пришла мысль, что жизнь деда важнее любых расчётов и эмоций.

— Просто предложи участие, хотя… думаю, Семёнов даст «алярм» и тебе ничего не придётся делать.

— Лады.

«Ниссан» увеличил скорость почти до двухсот километров в час, это, в общем-то, была его максимальная скорость, и Афанасий мимолётно пожалел, что у него не олеговский спортивный «Туарег».

Дуню мотнуло на заднем сиденье при обгоне, но она, пристегнувшись, жаловаться не стала. Афанасий в сотый раз подумал, насколько ему повезло в жизни с женой. Правда, это везение теперь надо было отрабатывать, но он был согласен на всё.

И ещё одна мысль бередила душу: что он напрасно не взял с собой маузер-неймс, тогда и расклад сил при любой неблагоприятной ситуации был бы другим. Однако кто же знал, что в родном городе случится такая беда? За безопасность деда должны были беспокоиться другие люди, и он снял с себя эту обязанность.

Позвонил Степану.

— Подъехали ещё две машины, — доложил телохранитель. — «Лендкрузер» и «Форд», стали на другой стороне улицы, в сотне метров слева и справа от дома. И самое плохое…

— Что? — напрягся Афанасий.

— Мне показалось, что я слышу жужжание бритвы над улицей.

— Не понял?!

— Возможно, за нами следит беспилотник.

Афанасий стиснул зубы, чтобы не выругаться. Деду нельзя было покидать территорию военной лаборатории, а ему, полковнику спецназа, нельзя было оставлять деда на попечение одного охранника. Кто-то знал о поездке Геннадия Терентьевича в Судиславль и дал приказ провернуть операцию захвата важного человека.

— Уйти не сможете?

— Поздно, огород, выходящий на соседнюю улицу, просматривается, можем напороться на засаду.

— Согласен, ждите, забаррикадируйтесь в сарае, там у деда погреб. Я близко, буду максимум через полчаса.

— Хорошо. — Связь прекратилась.

— Фаня, без оружия ты один ничего не сделаешь, — тихо проговорила Дуня.

Он оглянулся, демонстрируя бесшабашную улыбку.

— Во-первых, у меня есть балисонг. Во-вторых, Степан опытный опер, мы с ним много чего можем сделать. Да ещё мужиков местных соберём, там почти у каждого охотничье ружьё имеется.

Показались пригороды Судиславля, впрочем, мало чем отличавшиеся от городских кварталов.

Афанасий, почти не снижая скорости, свернул на объездную дорогу, ведущую к южной части города, и перед ним возник отчаянно засвистевший инспектор ДПС, махая светящимся жезлом.

Мысль была — нет времени, фиг с ними, не догонят!

Но Дуня попросила:

— Остановись. — И это подействовало.

Подбежал могучего телосложения сержант-полицейский в отсвечивающем зелёными вставками костюме. Козырять и представляться не стал, сунул радар:

— Сто пятьдесят, превышение на семьдесят, это лишение прав на…

— Щас, — резко распахнул дверцу Афанасий, заставляя инспектора отскочить. — Я спешу, дело государственной важности!

— Идите к старшему.

Афанасий сделал успокаивающий жест Дуне, бегом направился к машине ДПС — роскошному «Инфинити» с новейшей системой освещения. Открыл дверцу, протянул сидевшему там капитану «липдок» полковника ФСБ.

— Капитан, дело государственной важности, решается вопрос жизни и смерти важного свидетеля.

— Садитесь, — равнодушно прогундосил капитан, бросив на удостоверение безразличный взгляд; у него было жирное складчатое лицо и мешки под глазами.

— Капитан, ты глухой? Я полковник Пахомов…

— Садитесь.

Афанасий, долго не раздумывая, сделал стремительный выпад костяшками пальцев в толстую шею капитана, откинул сунувшееся вперёд тело на спинку сиденья, закрыл дверцу и поспешил к «Нисану». Проходя мимо сержанта, задержался на секунду.

— Не дай тебе бог, сержант, встретить меня ещё раз!

Сел в машину, дал газ.

Квадратное лицо инспектора с маленькими выгоревшими бровками, подскочившими на лоб, исчезло в темноте.

— Отпустили? — спросила Дуня.

— Ещё бы им меня не отпустить, — сформулировал он ответ, в котором присутствовало столько же правды, сколько и лжи; но было не до оправданий.

— Степан?

Молчание длилось больше минуты.

— Степан!

— Мы в сарае, — тихо отозвался телохранитель.

— Мы практически рядом. Сообщи, когда они пойдут. — Афанасий оглянулся на жену: — Я остановлюсь у твоего дома, ты выскочишь и к нему! Вихрем! Пусть дядя Миша достанет ружьё.

— Поняла. А ты?

— За меня не беспокойся, ты знаешь, на что я способен.

«Ниссан» свернул на улицу Достоевского, проскочил мимо грузовика, какого-то длинного громоздкого панелевоза, мимо джипа с выключенным двигателем и резко остановился у дома Ходченковых, подняв тучу грязи.

— Бегом!

Дуня шмыгнула из кабины, метнулась к родному дому, исчезла в сенях.

Афанасий, считавший секунды, рванул свой джип с места и лихо, с разворота, пробил ворота своего родного дома, сделанные из обыкновенного штакетника, затормозил у ворот гаража.

Голова просветлела, по телу прошла волна энергии, заставляя чакры вибрировать в едином ритме. Это было состояние полной осознанности реальности, называемое в буддизме сатори, и оно было доступно Афанасию не только в мгновения боевых операций, однако в настоящий момент он об этом не размышлял, он просто подчинился переходу тела и ума в единое состояние, не осознавая великост и дара, доступного ему практически с рождения.

Так как он уже «нашумел», а времени звонить Степану не было, вариантов, кроме как «шуметь» дальше, не было, оставался один путь — в дом, во двор, в сарай — мастерскую деда. И Афанасий, прекрасно осознающий зыбкость замысла, однако надеясь на ангела-хранителя, достал балисонг и метнулся в сени, едва не сорвав двери с петель.

Он не ошибся: его ждали.

Но те, кто сидел в засаде в сенях, мощные, уверенные в себе до потери реальности, ждали русского мужика, может быть, сильного, но не обученного бою с супербойцами высочайшего уровня, поэтому вломившегося в дом человека приняли без особого уважения, считая, что справятся с любым местным жителем в два счёта. А когда Афанасий, нырнув головой вперёд на пол сеней и прокатившись по полу мячиком, пропуская над собой руку с ножом, рассчитанную на удар в горло, вскочил и превратился в текуче-вихристую тень, переключиться засадники на новый уровень противостояния не успели.

В сенях было темно, однако он видел всё почти как днём: диапазон зрения раздвинулся, подключая инфракрасную полосу спектра, да и расположение вещей и помещений в сенях Афанасий знал отлично и не замешкался ни на мгновение.

Щёлкнул балисонг, врубаясь в запястье руки ударившего воздух боевика: кисть отделилась от руки вместе с ножом, отправляясь в самостоятельный полёт. Её владелец, утробно охнув, упал на колени, зажав культю здоровой рукой. И второй щелчок ножа-бабочки глубоко вогнал лезвие в шею здоровяка, после чего он выпал из сферы внимания Афанасия, сосредоточенного на продолжении схватки.

Летящий в него сбоку нож он не увидел, но почуял, не думая, продолжил падать, вскидывая балисонг.

Раздался звон, брошенный нож вонзился в режущее лезвие ножа-бабочки и выбил его из руки Афанасия, едва не сломав ему пальцы.

Он снова прокатился мячиком по полу, мимо стоящего у стены деревянного корыта, ища глазами противника. Тот уже летел к нему в прыжке, но зацепился ногой о корыто, промахнулся — в руке у него был ещё один нож! — и в этот момент Афанасий нащупал рукой стопку старинных чугунков под столиком, — дед не выбрасывал старые вещи, находя для них новое применение, — подставил под удар чугунок.

Раздался звон, вскрик: противник порезался собственным оружием, отскочил, однако снова наткнулся на корыто, поехал по полу, и второй чугунок Афанасия, опущенный боевику на темечко, заставил того отступить.

Только теперь полковник разглядел, что засадники экипированы ноктовизорами — приборами ночного видения: чёрная полоса, прикрывавшая глаза чужака, являлась именно таким гаджетом. Но кроме прямых достоинств ноктовизоры имели и недостатки. Позволяя видеть в ночной темноте, они сужали кругозор на пятнадцать-двадцать процентов, и что делается слева и справа в зоне за ушами, их владельцы не видели.

Афанасий, тренированный специально и отлично видевший периферическим зрением, охватывающим зону боя чуть ли не до затылка, сделал маневр, который противником не читался. И хотя тот был мощным, сильным, прекрасно владеющим ножевым боем, — при каждом взмахе он не хакал как лесоруб, не тыкал остриём ножа вперёд, не резал воздух перед собой, — он понятия не имел, как использовать себе во благо посторонние предметы.

От третьего чугунка он увернулся, а от скалки для раскатывания теста и от мешка с сушёной малиной — нет. Скалка сбила с него ноктовизор. Малина, давно превратившаяся в зернистую труху, рассыпалась по лицу, проникла в нос, в горло, заставив верзилу кашлять, и Афанасий безжалостным ударом в горбинку носа боевика вогнал в мозг носовую перегородку.

Бой с оперативниками засады длился не дольше тридцати секунд. И лишь много позже, анализируя схватку, Афанасий понял, что никакая засада на самом деле его не ждала. Команда захвата не рассчитывала на контакт с русским профи боя и не готовилась к его появлению. Просто он застал её в момент выполнения задания: двое уже выбрались во двор, ища телохранителя деда, двое шли за ними после осмотра дома. Если бы они действительно сидели в засаде, шансов остаться в живых у Афанасия, несмотря на его опыт спецопераций, оставалось бы совсем мало.

Не теряя ни мгновения, он подхватил выпавший балисонг, метнулся во двор, разгорячённый боем и прокачанной по позвоночнику энергией, краем слуха поймав звук приближающихся к дому машин.

Во дворе было чуть светлее, чем в сенях дома: свет дальнего фонаря в середине улицы (ближние почему-то не горели), за домами соседей, достигал и сюда. И здесь Пахомова уже ждали — после произведённого в сенях шума — по полной программе.

Разумеется, он не выскочил с душой нараспашку — во весь рост, открыв корпус. Он снова нырнул вниз, на землю, прокатившись мячиком, вскакивая уже у двери в сарай… и тут-то его и встретили!

Два удара потрясли тело. Били ножами — в живот и в спину, били умело, профессионально, с поворотом, такие удары легко перебивали позвоночник и вспарывали живот доверху. Но! Профессионалы ножевого боя не знали, с кем имеют дело, — раз, и не ожидали, что на нём будет бронежилет, — два.

«Собака» — комплект СЭБАК — не раз спасала ему жизнь: с виду обыкновенный гражданский костюм, курточка, джинсы, кроссовки, — спасла и на сей раз. Ножи наношёлк костюма не пробили. И всё же потрясли, били не пацаны с улицы и даже не отечественные бандиты, били мощные мужики, способные ударом кулака раздробить кирпич.

Тем не менее сознания Афанасий не потерял, хотя вспышка боли от удара в позвоночник на мгновение выключила зрение, и продолжил движение, скрутив себя на девяносто градусов немыслимым образом, попадая ногой в колено одному из нападавших и рукой с балисонгом в руку, державшую нож. Раздались два вскрика: противник напоролся на атаку человека, получившего смертельные ножевые ранения в живот и в спину, ответные удары вообще выстрелили как бы ниоткуда и попали куда надо, выбив одному супермену коленную чашечку, а второму глубоко разрезав тыльную сторону ладони.

Афанасий завершил «спираль», сбивая ногой того, кому он повредил колено, упруго вскочил, подставляя плечо под размашистый удар рукой второго боевика, с мокрым хлюпом вогнал ему балисонг в шею. Добил напарника, потерявшего подвижность, ударом ноги в голову. Рванул на себя дверь сарая.

— Степан!

Дверь сарая слетела с петель.

Афанасий шагнул в темноту… и всё поплыло у него перед глазами. Он успел разглядеть только лежащее тело (Степан… телохранитель… дед где?), почувствовать странный запах и охватывающий сердце холод, услышать рёв моторов нескольких машин… после чего тьма сомкнулась над головой плотным саваном.

Окрестности Судиславля 10 октября, вечер

После того как источник напился вдрызг, сбой в программе становился всё очевиднее, и Джонс без колебаний изменил порядок действий команды и время исполнения последней фазы.

— Вариант три, — скомандовал он по рации. — К четвёрке Линча присоединяется Лиз и Дон с НК. — НК означало нанокоммандер. — Марк обеспечивает связь с дроном, Рич и Дик — отход. Время фазы три — восемнадцать двадцать.

Ответом были звуковые «точки»: бойцы щёлкали ногтем по микрофонам раций.

К шести часам движение в районе объекта практически завершилось. Начало темнеть, местные жители попрятались по своим неказистым коттеджам, не желая мокнуть под мелким дождиком. Последним покинул объект один из соседей цели, который долго обсуждал с ним мировые проблемы. Цель — старик Пахомов — ещё какое-то время возилась возле сарая, потом возле дома со стороны сада и, наконец, скрылась в сарае окончательно.

Его телохранитель не показывался, и до сих пор было неизвестно, один он или бодигардов всё-таки двое.

Ровно в двадцать минут седьмого началась фаза-три операции.

К дому старика подъехал панелевоз, остановился на короткое время. В дом десантировалась четвёрка Линча, получившая инструкции «взять в ножи» всех, кроме цели, кто окажется внутри.

Дождавшись появления «Форда», выстрелившего двойкой Дона, панелевоз медленно пополз дальше, пока не заглох поперёк улицы.

Следующим этапом должен был стать выход Бланка, который готовился «пореветь мотором» «Порше», чтобы отвлечь внимание случайных прохожих, Чак должен был развернуть панелевоз и ещё раз проехать мимо объекта, однако все поминутные и даже посекундные расчёты фазы-три развеяло в дым появление мчавшегося с большой скоростью «Ниссана Скарабея», поднявшего волну грязи и мокрого песка по всей улице Достоевского.

«Ниссан» затормозил почти напротив объекта, высадил женщину и тут же лихо въехал на территорию объекта, пробив лёгкие воротца.

Джонс успел лишь дать в эфир «две двойки», что означало: работаем по форс-мажору! И только потом он сообразил, что это вернулся родственник цели, два с лишним часа назад попрощавшийся с ним. Что случилось, почему он вернулся, Джонс знать не мог, но у него зародились смутные подозрения, и он скомандовал вдогон:

— Чак, немедленно выдерните источник, в каком бы состоянии он ни находился!

— Ок, — отозвался оперативник.

«Нива Некст» сорвалась с места и помчалась на дальний конец улицы, где жили родственники источника, у которых он остановился.

— Дон, что у вас?

Никто не ответил.

— Дон?! Линч?!

Хрипы, вздохи, невнятные восклицания…

Наконец, заговорил Линч:

— Босс, у нас три «груза 200», еле успокоили этого дьявола!

— Сукин сын! — вырвалось у изумлённого Джонса. — Что с целью?!

— Порядок, в отключке, шли панелевоз. Мы не ожидали, что парень дерётся, как…

— Уходим по варианту-три! Забирайте всех.

— И бодигарда?

— Бодигарда оставьте. Вперёд!

Панелевоз начал ворочаться посреди улицы. Фургон «Валдай» медленно двинулся к объекту, не дождался панелевоза, вплотную подъехал к снесённым воротам, из него выскочили двое, метнулись к дому.

— Кинг, захвати женщину, которую высадил этот… дьявол!

— Ок.

Из «Лендкрузера» вывалился низкорослый, плотный Кинг, метнулся в дом, где скрылась пассажирка «Ниссана».

— Разбегаемся!

Машины начали разъезжаться, ворочаясь в теснине улицы, поднимая тучи брызг. Через минуту улица опустела. Остался лишь заглохший окончательно панелевоз, приткнувшийся к столбу освещения в полусотне метров. Заезжие гастролёры так и не смогли усмирить непокорную русскую технику, требующую любви и кувалды.

И лишь после того как на улицу вернулась тишина, из домов стали выглядывать люди, и тут же эту тишину прорезал отчаянный женский крик:

— Дядю Мишу убили!..

Подмосковье, окрестности г. Королёва 10 октября, 17 часов вечера

Делать было нечего, и Семён решил зайти к Пете Бугаеву, получившему, как и он недавно, комнату в общежитии «от щедрот его преосвященства», говоря языком Дюма.

Сержант, вполне оправдывающий кличку Бугай, данную ему Афанасием Пахомовым, читал книгу.

— А, это ты, — открыл он дверь с томиком стихов Бальмонта в руке.

— К сожалению, я, — чистосердечно признался Семён, разглядывая книгу. — У тебя случайно нет гранатомёта?

— Нет, — не удивился вопросу Петя, хотя спросил после недолгого размышления: — Зачем тебе?

— Не помешает, — ухмыльнулся Дохлый. — Криминальную хронику слушал, опять на дорогах объявились убивцы, потрошат забугорные авто. Помогают отечественному автопрому. Не знал, что ты книги читаешь.

— С детства приучили.

— Надо же, а я за всю жизнь только одну прочитал — «Книгу о вкусной и здоровой пище».

— Да ладно, — усомнился в словах сержанта Бугаев. — Шутишь.

— Шутю, в школе читал, а потом как-то стало недосуг. Ты в шахматы играешь?

— Немного.

— Давай подвигаем фигуры маленечко? А то волком завою от скуки, на телик уже смотреть не могу — скулы сводит.

— У меня шахмат нет.

Семён опечалился.

— Тогда пошли в местной кафешке посидим до ужина?

Петя с готовностью отложил книгу, парнем он был компанейским, и в это время позвонил Пахомов:

— Сеня, ты где?

— В общаге, с Петей собираемся в кафе.

— Обозначилась проблема.

Семён отвердел лицом, выслушал сообщение Афанасия.

— Эфиопский отец! Ты уверен?

— Сержант!

— Извини, командир, нечаянно вырвалось, сейчас же пойду к Семёнову, жди звонка. — Он бросился к двери, приостановился. — Я к полковнику, командир просит помощи!

— Я готов. — Петя натянул кроссовки.

— Да ты вряд ли… впрочем, — Семён быстро принимал решения, — давай за мной!

Бугаев схватил куртку, вязаную шапочку и припустил за сержантом, пытавшимся на ходу связаться с командиром оперативной бригады.

Семёнов оказался в ангаре на территории базы, где техники возились с юстировкой новейшего «Тополя», доводя его до ума. Увидев спешащих бойцов группы ГОНГО, он вышел к ним из ангара.

— Что трезвоните?

— У командира… полковника Пахомова, — поправился Дохлый, — ЧС по форме «000»!

Семёнов остался спокойным, только глаза похолодели.

— Детали.

— Он поехал с дедом… Геннадием Терентьевичем в Судиславль, а там… — Марин лаконично объяснил ситуацию.

— Он разве один поехал?

— Нет, с женой… — Губы Семёнова иронически изогнулись, и сержант торопливо добавил: — Геннадию Терентьевичу дали телохрана, но если там ситуация… Разрешите, я соберу группу?

— Зачем?

— Как — зачем? — растерялся Дохлый. — Мы сможем вылететь в Судиславль…

— Ваша группа ничем ему не поможет.

— А-а… я имел в виду нашу группу, альфовцев. Мы быстро соберёмся.

— Не надо. — Семёнов взялся за айком.

— Товарищ полковник, командир никогда зря не поднимал паники!

— Отбой, сержант! Я разберусь.

— Но мы теряем…

— Кругом!

Дохлый с заминкой повернулся.

— Марш в казарму!

Сержант сделал шаг, другой, кусая губы, потом почти побежал, на ходу включая мобильный. Бугаев еле догнал его.

— Доложил — ну и не переживай.

— Ты не знаешь командира так, как я. А эти ребята пока соберутся…

— Есть идеи?

— Минуту… Кот, это Дохлый, ты в родильне или за пределами? (При слова «родильня» Бугаев с любопытством на него посмотрел.) Классно! Кто из наших с тобой?.. Понял, слушай и решай. — Сержант быстро объяснил капитану ситуацию. — Ты же знаешь командира, он попрётся туда один, уже попёрся небось, мобила молчит, а если там «три нуля», соображаешь, что может произойти? Да глухие они, как сто пудов дыма! Наш главный опер меня выгнал. Нужна «вертушка» и хотя бы пару ребят… по оперативной надобности, придумай что-нибудь… хорошо, подъеду куда скажешь.

Остановились между общежитием базы и техническими строениями.

— У тебя есть тачка?

— Есть, недавно резину поменял.

— Какая?

— «ТТ».

— «Ауди», что ли? — сообразил Дохлый.

Бугаев кивнул. Дохлый глянул на его внушительную фигуру.

— Он же маленький, как ты в него влезаешь?

Бугаев стеснительно улыбнулся.

— Ладно, я прикалываюсь. — Дохлый глянул на часы, заторопился. — Поехали.

— Куда?

— В принципе можешь отказаться, полковник крут, накажет стопроцентно за самовольство, а я рвану к нашим.

— Бывшим?

— Ну, они-то не бывшие, но помогут. Мы на севере, а наша родильня на востоке, едем туда, пока Кот будет собирать команду. Жалко, что моя снайперка в самолёте, а то с собой взяли бы.

Добежали до чёрной машины Бугаева, стоявшей вместе с остальными машинами обслуживающего персонала базы на стоянке, проехали КПП. Петя вдавил педаль газа в пол, и Дохлый почувствовал, что такое самолётное ускорение в применении к наземному транспорту.

До Грибанова, где располагалась родильня — база спецназа ФСБ, доехали всего за тридцать семь минут. Если машину и видели гаишники, отреагировать на её «телепортацию» они не успевали, и только Петя знал, что его аппарат по крайней мере раз пять засекли камеры теленаблюдения за дорогами столицы.

Во время езды Дохлый несколько раз пытался связаться с Афанасием, но безуспешно. Тот, наверно, тоже гнал машину по дорогам Костромской губернии, стремясь как можно быстрее попасть в Судиславль, и не слышал вызовов.

Ещё до прибытия в Грибаново Кот — капитан Котов — отзвонился Марину и сообщил, что «вертушка» — новенький Ка‑60М «Касатка» заправляется и что вместе с ними полетят Голубь (лейтенант Друян), Сизый (капитан Рома Сизов) и Зуб.

— Отлично! — обрадовался Дохлый. — В случае чего, Зуб нас и прикроет.

— Кто это? — поинтересовался Бугаев.

— Полковник Максим Зубков, бывший военком Центрального административного округа Москвы, большой человек. Президенту георгиевскую ленточку на грудь вешал, лично.

— Вы что же, так запросто можете собраться, взять «вертушку», полететь куда-то? На охоту, к примеру?

— На охоту — нет, по оперативной надобности — да. Кот теперь командует группой вместо Афанасия Георгиевича, нормально всё.

Оставили машину у КПП родильни, Дохлого с напарником пропустили на территорию базы, почти ничем не отличавшейся от базы ВГОР под Королёвом, и ровно через десять минут вертолёт, стоявший у края ВПП с работающими винтами, взлетел в хмурое вечернее небо.

Леонсия выслушала его внешне спокойно.

— Вы ему звонили?

— Пахомову? — Семёнов нехотя кивнул. — Не отвечает.

— Почему он не позвонил вам?

Твёрдые губы полковника сжались в узкую полоску.

— Он знает, как бы я отреагировал.

— Как?

— Изобретатель перешёл на баланс Министерства обороны…

— Но это его родной дед.

— Вот потому он и не позвонил. Сержант Марин прав, Пахомов наверняка разворачивает самостоятельные действия. Ваше мнение?

— Мережковский на последнем допросе, ещё перед этапированием его в контору, оговорился, что американцы могут послать сюда группу командос.

Семёнов, так и не севший за стол в кабинете Зорич, покатал желваки на скулах.

— В наши времена послать группу командос в любую страну — проблема, а уж тем более к нам.

— Её не нужно посылать, её можно собрать.

Семёнов пошевелил бровями в сомнении.

— «Спящая» агентура?

Леонсия кивнула.

— В таком случае у нас и в самом деле «три нуля»!

— Если телохран у Пахомова-старшего опытный…

— Что он сделает один против ОДГ?

— Я имею в виду, не торопимся ли мы? Телохран должен был доложить не только Пахомову-младшему, но и своим, по инстанции.

— Вы не представляете инерционности Минобороны. Даже если главные чины споро подключат оба эшелона СПРН, во что я не верю, объяснять нюансы происшедшего, не выкладывая гостайны, не получится.

Леонсия кивнула. Система предупреждения о ракетном нападении России состояла из двух эшелонов: наземных РЛС и СКПП — системы контроля космического пространства. Но для того, чтобы эти эшелоны включились для поиска столь немасштабной цели, как частный самолёт, нужно было принять решение чуть ли не на самом верху российской власти.

— Не служи полковник у нас… — Семёнов резко повернулся к двери. — Я в контроль. Может, сами что увидим.

— Я с вами. — Леонсия коснулась пальцем сенсора включения компьютера, и они спустились в ситуационный зал Центра.

Если оперативным подразделениям Министерства обороны нужно было какое-то время для включения всей системы контроля для решения порученной задачи, то Центр ВГОР был включён на мониторинг поверхности континента круглосуточно и контролировал ситуацию над всей территорией России. Подсоединить спутниковые сети наблюдения ему было делом нескольких секунд.

— Северо-восток Костромской губернии, — приказал Семёнов дежурному смены майору Голенищеву. — Судиславль, южный район. Чёрт, не помню улицу…

— Достоевского, — подсказала Леонсия.

— Улица Достоевского, максимальное разрешение.

Общая карта России на стене исчезла, её место заняла территория Костромской губернии, накрытой обширным облачным полем.

— Область низкого давления, — виноватым тоном сказал начальник смены. — Семьсот тридцать восемь, кое-где идёт дождь.

— Сделайте синтез.

Голенищев занялся настройкой следящих систем, хотя от него мало что зависело. Даже военные спутники, работающие в инфракрасных диапазонах, мало что увидели бы под слоем облаков.

— Всё равно не понимаю, — процедил сквозь зубы Семёнов. — Ну, допустим, захватят они старика Пахомова, его же надо перевезти через границу? А отсюда до ближайшей — в Казахстане — три тысячи км!

— Самолёт.

— Военный?

— Почему военный? Частный суперджет. — Леонсия подумала. — Да и военный борт подойдёт, особенно если он принадлежит какой-нибудь наёмной армии, которых у нас теперь пруд пруди. Надо обшарить все ближайшие к Судиславлю аэродромы.

Облачная равнина на главном экране Центра поредела, но не растаяла полностью. Разглядеть что-либо в этой серо-голубоватой клочковатой пелене было невозможно.

— Надо лететь, — сказала Леонсия.

— Куда? — мрачно осведомился полковник.

— В Судиславль. Пахомов в Зарайске, ему ехать до города не меньше полутора часов.

Семёнов бросил взгляд на часы:

— Минут двадцать, если не больше, он уже едет.

— Всё равно надо лететь. Берите моих оперов и посылайте немедленно, вне зависимости от реакции оборонщиков. Может, успеют. От Королёва до Костромы всего двести километров.

— Всё? — посмотрел на Голенищева начальник оперативной бригады.

Тот сокрушённо развёл руками:

— Всё.

Семёнов включил айком. Афанасий Пахомов не ответил. Тогда Сергей Данилович вызвал Марина:

— Сержант, бегом ко мне!

— Не могу, товарищ полковник, — бодро отозвался Дохлый.

— То есть к-как это — не могу?! — От удивления Семёнов начал заикаться.

— Я подъезжаю к Грибаново, минут через десять мы стартанём в Судиславль.

Семёнов невидящими глазами уставился на улыбнувшуюся Леонсию.

— К-какого дьявола?! На чём стартанёте?! Кто — мы?!

— Кот… прошу прощения, капитан Котов и команда… всего шестеро вместе со мной и сержантом Бугаевым. «Вертушка» уже ждёт.

— Какая «вертушка»?!

— «Шестидесятая».

— Какая коман… — Семёнов замолчал, сообразив, что речь идёт о группе антитеррора, с которой служил Пахомов-младший. — Сержант, да я тебя… под трибунал!

— Да хоть под каток, — хмыкнул Марин. — Загнуться командиру одному я не дам! Вернусь с ним — и хоть стреляйте потом!

Связь прервалась.

— Что он сказал? — сощурилась Леонсия.

— Марин… с Бугаевым…

— Я поняла, что они вместе. Едут в Судиславль?

— Полетят… через десять минут. Некто Котов даёт им «вертушку».

— Котов — бывший сослуживец Пахомова.

Семёнов посмотрел на коллегу бешеными глазами.

— Я… его!..

Леонсия мягко положила пальцы ему на сгиб локтя.

— Не надо, Сергей Данилович. Звоните Марину, пусть доложит по форме, возможно, его инициатива в данный момент единственный выход из положения. Как говорили древние: если проблема разрешима, не стоит беспокоиться, если неразрешима — беспокоиться бессмысленно[16].

Семёнов каменными челюстями перекусил возражения, снова вызвал Марина:

— Сержант, коротко и внятно ситуацию!

Дохлый доложил.

— Сколько вас? Ах да, шестеро. Что за «вертушка»?

— Я говорил — Ка‑60М.

— В Судиславле будете через час, сразу в город не суйтесь, спугнёте возможных помощников, мы проверим аэродромы, я дам ориентировку на все готовые к вылету борта.

— Есть, — с явным облегчением ответил Марин, и Семёнов его понял: под трибунал попасть не хотелось и ему, каким бы лихим сержант ни казался.

— Мои связи не понадобятся? — спросила Леонсия, едва успевая за стремительно шагавшим полковником.

— Дохлый… пардон, сержант Марин — бывшая АТК «Альфа», у них свои каналы. Хотя… — Они вошли в кабинет Семёнова, и он сразу включил компьютер. — Нужен поиск по всем близлежащим к Судиславлю аэродромам.

— Не только, это может быть любая пригодная к посадке и взлёту площадка, если Пахомова-старшего всунут в «вертушку».

— Почему в «вертушку»? — Семёнов рухнул в кресло. — В самолёт?

— Чтобы самолёт взлетел, нужна хорошая ВПП, а в самом Судиславле такой нет, аэропорт там слабенький, быстрые борта не принимает. Возможно, перехватчики используют промежуточную схему.

Семёнов кивнул, коснулся сенсора прямой связи с командующим.

— Звоню Зернову, без его санкций мы не запустим поддержку.

— А я пока свяжусь с коллегами. — Леонсия выбежала из кабинета.

Командующий ответил только через несколько минут.

— Сергей Данилович, я занят…

— У нас ЧП, товарищ генерал, — мрачно сказал Семёнов. — Предположительно «три нуля».

Окрестности Судиславля 10 октября, вечер

Лётчики врубили форсаж, и вертолёт домчался до Судиславля меньше чем за сорок минут.

За время полёта дважды выходил на связь Семёнов, сообщил о поисках «подозрительных летающих машин» в пригородах Судиславля, если таковыми считать деревеньки и посёлки, не отличимые от окраин районного центра. Но сильно мешала сплошная облачность, и даже подключённая к поиску система орбитального военного зондирования поверхности земли помогала слабо. По предварительным данным, полученным по запросу третьего Управления ФСБ, к полёту готовились вертолёты из пяти военных гарнизонов района и борт МЧС, о чём Семёнов и доложил Котову, взявшему на себя командование группой.

— Нет резона искать взлетающий борт, — покачал головой сухопарый, с выбеленными сединой висками Максим Зубков. — Один шанс из сотни, что мы вычислим отход группы. Надо лететь прямо к дому, где живёт Пахомов.

— Там сесть негде, — возразил Сизов, — улицы узкие, кругом линии электропередач.

— Пруд, — ткнул пальцем в планшет Котов. — Это всего метров двести от улицы Достоевского.

— Посоветуйся с пилотами.

Капитан связался с кабиной лётчиков:

— Майор, вы хорошо ориентируетесь? Тут под нами есть пруд, прикиньте — сможете сесть?

— Темнеет, — с сомнением отозвался второй пилот.

— Надо — сядем, — отрезал первый.

Котов оглядел группу. Собирались в спешке, и ни о каких «комплектах боевого применения» речь не шла, что на ком было, тот в том и полетел. Из оружия на борту «Ка‑60» имелся только БНЗ пилотов — пистолеты «Волк», да у Зубкова был наградной «макаров», который он имел право носить на гражданке как лицо, наделённое особыми полномочиями. Плюс три ножа.

— Негусто, — хмыкнул Друян.

— Разберёмся, — спокойно сказал Рома Сизов. — Если это оперативно-диверсионная группа — стрелять побоятся, чтобы не поднимать шума, так что будем почти на равных.

Дохлый попытался ещё раз связаться с Афанасием, что он делал на протяжении всего полёта, но безрезультатно. Полковник сам ему позвонил один раз, сказал, что подъезжает, и больше на связь не выходил.

— Рацион!

Перешли на радиосвязь; рации были у всех.

Вертолёт сделал горку: пилоты осматривались, — потом круто ухнул вниз, взвыв двигателем почти у самой земли.

Дохлый откатил дверцу, выпрыгнул первым, перекатился по жёсткой траве на берегу пруда. За ним точно таким же образом десантировались остальные.

Котов стукнул в дверцу пилотов:

— Оружие!

Пилоты переглянулись, но подчинились требованию, понимая, что их пассажиры собрались не на прогулку.

Капитан сунул пистолет Дохлому:

— Держи, тебе нужней.

— За мной! — махнул пистолетом Дохлый.

Послушались без единого возражения: из всей группы только Марин бывал на вотчине Афанасия и знал, что и где надо искать в первую очередь.

Погода высадке благоприятствовала, в том смысле, что не позволяла разглядеть в вечернем сумраке стремительно передвигавшиеся фигуры. Мелкий дождик перестал сеять из низко нависших туч, было сыро и холодно, под ногами хлюпало, пока не выбрались на улицу, соседнюю с улицей Достоевского, с утрамбованными песчаными «тротуарами».

— Дом под серой черепицей, — показал Дохлый.

— Сизый, Голубь — с огорода! — скомандовал Котов. — Бугай, Зуб — справа и слева на периметр. На стволы не бросаться! Мы с Дохлым пойдём напрямки.

— Панелевоз! — показал Марин на брошенный невдалеке поперёк улицы длинный автомобиль, украшенный металлическими фермами для перевозки бетонных панелей. — Стоит не так! И фонари…

Котов кивнул: два фонаря — у соседних с домом Пахомова домов — не горели.

— Они уже здесь!

— Боюсь, их уже нет!

Оба рванули через улицу, не маскируясь и не «качая маятник», который мог бы уберечь от пули, следи за улицей снайпер.

Ойкнула какая-то женщина за машиной, закричала ещё одна:

— Бандиты! Караул!

Но останавливаться бойцы группы антитеррора не стали: живым ручьём втекли в дом Пахомовых, мимо «Ниссана» Афанасия, не встретив сопротивления, за секунды обследовали дом, выбежали во двор и почти сразу наткнулись на лежащее у сарая тело.

Котов с ходу кинулся к нему на корточки.

Дохлый застыл рядом, ворочая стволом пистолета.

— Кто?!

— Не знаю… телохран, наверно. Крови не видно.

— Жив?

— Похоже, дышит, но в отключке. — Капитан метнулся в сарай.

Один за другим во дворе объявились Зубков с Бугаевым, за ними Друян и Сизов. Бойцы группы так же, как их спутники перед ними, бросились к лежащему, поняли, что это не Афанасий, разбежались по двору. Бугаев нагнулся над парнем, измазанным в грязи. Было видно, что тот выполз из сарая и потерял сознание.

Дохлый вошёл в сарай, уже зная, что он пуст.

Вспыхнула тусклая лампочка в углу помещения — Котов обнаружил выключатель.

— Никого.

— Их забрали, причём недавно.

— Быстро по соседям!

Выскочили из сарая, капитан повторил приказ остальным, и бойцы, кроме Пети Бугаева, пытавшегося привести в чувство телохранителя Геннадия Терентьевича, метнулись по домам соседей, расспрашивая, кто что видел.

Через несколько минут стала понятна общая картина происшествия.

Во-первых, практически никто из жителей улицы чужаков не видел. Женским страшилкам: тут бежали трое, в чёрном, там — пятеро «с пулемётами», — веры не было никакой, лишь один мужчина за два дома отсюда заметил пару смутно видимых фигур, да и то потом начал путаться, откуда они выскочили и куда потом делись.

Дядя Миша Ходченков, родной дядя жены Афанасия, к счастью, остался жив. Его сильно ударили в висок чем-то тяжёлым, и, увидев прибежавшую на помощь племянницу, он тут же отключился, так что добавить к рассказам соседей ничего не мог. Ясно было одно: неведомые «ниндзя» захватили и Геннадия Терентьевича, и его внука, и Дуню. Кто это был, что им было нужно, соседи не понимали, получив материал для долгих пересудов, зато многие из них видели машины, стоявшие на улице за несколько минут до нападения, и после уточняющих расспросов Котова выяснилось, что машин было по меньшей мере четыре. Две из них соседи Пахомовых описали — джип «Лендкрузер» и «Ниву Некст», с остальными тоже началась путаница.

— Чёрная такая, огромная, — поднимался на цыпочки старикан в телогрейке. — Выхлопные трубы — что тебе ракетные дюзы!

— Названия не запомнили? — спросил Сизов.

— Не, темно было, букву «ры» заметил.

— «Ры»? Может — «пэ»?

— Не, вроде словно недлинное, а начинается с «ры».

— «Порше», — переглянулись Котов и Зубков. — А остальные?

— В толпе, собравшейся у дома Ходченковых, началось движение, пожилые мужчины выдвинули вперёд пацана лет десяти.

— Вот, Ванька видел.

Котов сел перед ним на корточки.

— Ты вправду видел?

Мальчуган кивнул.

— А в марках автомашин разбираешься?

Мальчик снова кивнул.

— Батя в автомастерской работает. — Похвастал: — Я все машины знаю! Возле бабки Арбузихи «Порше Аллигатор» стоял, а напротив Сергея Данилыча — фургон «Валдай».

Котов поднял голову, поймал взгляд Дохлого.

— Фургон! — выдохнул сержант. — Если они забрали всех троих — только в фургоне и можно разместить!

— А куда они поехали, запомнил?

— «Порше» и «Нива» — вон туда, где Маляниха живёт, фургон и «Лэндкрузер» — к заготскоту.

— Куда?

— Это он по привычке называет, улица раньше к конторе по заготовке скота выходила, — пояснил мужик в телогрейке.

— Куда ближе к костромской трассе?

— Туда же.

— Цвет машины?

— Фиолетовый.

— А номер случайно не запомнил?

Мальчуган смутился, тыльной стороной ладони вытер нос.

— Буквы нет, а цифры — три-пять-семь.

Котов взъерошил волосы на голове парня, встал, вскинул вверх кулак.

— Уходим!

Побежали к вертолёту, невидимому из-за домов, перемахивая изгороди, как заправские стритрейсеры.

Дохлый свернул к дому Пахомовых, в загородке которого сиротливо торчал задок «Ниссана».

— Бугай!

Из двери сеней выглянул Петя Бугаев.

— Уходим!

Петя припустил за ними.

— Что с парнем?

— Нукол. Дышит.

Речь шла о парализующем уколе, произведенном с помощью кластера нанитов.

— Ясно.

Дохлый догнал Котова.

— Они опередили нас не больше чем на полчаса, догоним.

— Знать бы точно, куда направился фургон.

— Дай ориентировку службе ДПС — взять на контроль, но не вязаться.

Котов оглянулся на Зубкова.

— Полковник, есть идея — дать на тревожной «три единицы»: отследить фургон «Валдай», номер 357.

Зубков без возражений включил свой айфон.

— «Фима-первый», я «зубр-шестой», срочно ориентировку на фиолетовый фургон «Валдай» три-пять-семь, юг Судиславля и все его пригороды.

Добежали до вертолёта, — лопасти винтов начали раскручиваться ещё до того, как группа появилась на берегу пруда: пилоты увидели бегущих, — один за другим занырнули в кабину. «Ка‑60» заревел и пошёл в небо.

— Достал? — проорал Котов на ухо Зубкову.

— Ждём.

Улицы, пруд, окраины Судиславля, освещённые редкими фонарями, провалились вниз, на горизонте стала видна тусклая оранжевая полоса — след в облаках зашедшего недавно солнца.

— Куда, командир? — послышался в наушнике рации голос пилота.

— Поднимитесь метров на двести и медленно на юг.

Ответа дежурного ФСБ из Москвы, вынужденного опираться на своих дежурных в отделении Судиславля, а тех — на дорожно-постовую службу города, пришлось ждать больше пяти минут. Наконец Зубкову ответили:

— Да, понял, «Фима-первый», — прокричал он. — Будь на связи! — Он повернулся к остальным: — Какой-то фургон «Валдай» пятнадцать минут назад выехал из города на костромскую трассу.

— Номер?

— Неизвестно. Это пока всё.

— Вряд ли они поедут далеко, — вставил слово Сизов. — У них где-то сменный транспорт.

— Да понимаю, — отмахнулся Котов.

Бинокль у них был один на всех, поэтому пользовались им по очереди, остальные прилипли к иллюминаторам вертолёта, всматриваясь в шоссе до рези в глазах, хотя даже с небольшой высоты очертания едущих машин разглядеть было трудно.

— Затор! — воскликнул остроглазый Марин.

Действительно, километрах в пятнадцати от Судиславля образовался хвост автомашин, вернее — два, в обе стороны шоссе, от города и к городу. В центре создавшейся пробки были видны мигалки автомобилей ДПС, лучи фар скрещивались на сцепившихся авто, попавших в ДТП.

— Пять штук! — прокричал Друян. — На все полосы!

— Чует моё сердце — здесь они, — выдохнул Дохлый.

— Ниже! — скомандовал пилотам Котов.

Вертолёт снизился, делая круг.

Среди более чем полусотни столпившихся машин большинство представляли собой седаны, но были и внедорожники, и грузовые, не было только фургонов, но Зубков первым заметил неприметный в ночи съезд от главной магистрали.

— Кот — правее!

— Вижу, грунтовка. Майор, сделай петлю!

Вертолёт пошёл правее, обнаружил лесополосу и просёлочную дорогу вдоль неё. По дороге ползли автомобили, водители которых, очевидно, знали объезд, но и среди них фургона «Валдай» не было видно. Впору было вспомнить о мате, облегчающем нервное напряжение, и в это время Зубкову позвонили:

— Что?! — ответил он. — Плохо слышно… понял тебя, «Фима-первый», к Грибаново… проверим… до связи. — Головы бойцов группы повернулись к полковнику, и он добавил: — У съезда к деревне Грибаново замечен мини-вэн с номером 357. Я не знаю, где это Грибаново.

— Дальше по шоссе! — возбудился Дохлый. — Они просто объехали пробку раньше.

Котов связался с пилотами:

— Майор, чуть дальше по шоссе есть съезд к деревне Грибаново, прыгаем туда!

Вертолёт дёрнулся левее, к шоссе, они снова увидели хвосты машин и совершенно пустую правую полосу за одним из хвостов.

— Вот съезд! — Сизов ткнул кулаком в иллюминатор.

— Вижу «вертушку»! — тотчас же отреагировал Дохлый.

Действительно, на поле, между двумя серыми полосами лесопосадок стоял небольшой белый вертолёт с мигающей на носу красной лампой. Дорога огибала поле, и по ней ползла какая-то машина, бросая снопы света то влево, то вправо. Один из снопов задел бок вертолёта, на боку которого виднелись красные буквы: «Реанимация» и красный крест.

— Они! — рявкнул Дохлый. — Кот!

— Садимся на поле!

— Не успеем!

— Майор, дунь-ка сверху на эту «вертушку»!

Пилот понял.

«Шестидесятый» спикировал к вертолётику «Реанимации» — это был «Ансат», способный унести до десяти человек на борту, — и внезапно подпрыгнул вверх, резко разворачиваясь.

Бойцы группы посыпались друг на друга, цепляясь за спинки кресел.

— Охренел?! — сипло рыкнул Зубков. — Что он вытворяет?!

— Труба! — скорее догадался, чем увидел Дохлый.

На жаргоне спецназа «труба» означала переносный зенитно-ракетный комплекс.

Фургончик на поле остановился в двух десятках метров от вертолёта, из него выпрыгнул плохо видимый с высоты человек, взгромоздил на плечо тубус ПЗРК.

— Снимешь? — с надеждой обратился к Дохлому Котов.

— Не из этой же пукалки, — презрительно поднял в руке пистолет Сеня Марин.

— Майор, ныряй!

Поле, кружась и раскачиваясь, стремительно понеслось к вертолёту, словно под ним включились гигантские магниты: пилот демонстрировал редчайшее для вертолёта любого класса фигуру высшего пилотажа — пике.

Сначала он услышал тиканье часов, то пропадавшее на грани слуха, то возникавшее почему-то под левой щекой. Хотел открыть глаза, но инстинкт приказал: лежать! И Афанасий подчинился, начиная приходить в себя.

Тиканье часов стало громче, превратилось в рокот двигателя: он ехал на машине, лёжа на полу салона в неудобной позе, с подогнутыми под себя руками. Слышались чьи-то далёкие невнятные голоса, похожие на птичьи, что-то позвякивало в ногах, двигатель машины то взрёвывал, то начинал бормотать на шелестящем языке асфальта.

Слева над головой, — наконец, он понял, что едет лёжа на полу небольшого автобуса, в проходе между рядами сидений (похоже, это фургончик типа маршрутки), головой по ходу движения, — послышалась возня. Кто-то засмеялся, возня усилилась, голоса стали громче:

— Палец прокусит, Дик.

— Погладь её где надо, успокоится.

И неожиданно два слова по-английски:

— Stop, boobs![17]

Афанасий с трудом удержал себя в неподвижности, потому что пассажирами микроавтобуса были диверсанты, захватившие деда (где он? что с ним?), а шутили они, скорее всего, с Дуней, прихватив с собой и её.

Мотор машины взвыл, её мотнуло, что дало возможность лежащему на мгновение приоткрыть глаз.

Увидел он немного: стойки сидений, две пары ног в берцах, какие-то канистры и коробки, — но всё же понял, что машина, во-первых, действительно представляет собой мини-вэн, во-вторых, сидящих в салоне всего трое-четверо, не считая Дуни (деда он так и не увидел, однако Геннадий Терентьевич должен был находиться здесь же), и, в-третьих, его, обездвиженного парализующим уколом, в расчёт эти парни не берут. Никто из диверсантов представить не мог, что их пленник самостоятельно умеет выбираться из состояния паралича.

Где-то далеко послышался рокот вертолёта, вызвавший взрыв мужских голосов.

Афанасия безжалостно пнули ногой ботинка в бок, сидящие в микроавтобусе прильнули к окнам салона.

— Джонс, «вертушка»!

Машину бросило влево и вправо, очевидно, она снова свернула, и по надсадному гулу мотора и замедлению движения Афанасий понял, что мини-вэн едет теперь не по асфальту, а по грунтовой дороге.

— Гоу, гоу! — послышался сквозь шум голос пассажира, сидящего рядом с водителем.

Машину несколько раз подбросило, что позволило Афанасию приоткрыть глаза и оценить своё положение, несмотря на отсутствие освещения. На него никто не обращал внимания, все пассажиры (трое в салоне, двое впереди) были поглощены дорогой, прилипнув к окнам.

Дуня сидела сразу за водителем, а деда Афанасий по-прежнему не видел, хотя был уверен, что старик здесь, возможно, лежит на заднем сиденье микроавтобуса.

— Дик! — послышался голос старшего группы. — Сбей его!

Машина ещё раз свернула.

Рокот настигающего мини-вэн вертолёта стал приближаться, нарастать.

На бедро Афанасию наступили, чьи-то руки схватили с пола в конце салона длинную картонную коробку, вылущили из неё трубу ПЗРК российского производства — «Стрелу Дух». Точно такими же вооружили и экипаж «Ила», на котором группа Афанасия возила «Коршун».

Машина остановилась.

«Собьют, суки!» — мелькнула мысль.

«А вмешаешься — убьют!» — пришла вторая.

Третья была героическая: двум смертям не бывать!..

С визгом и стуком откатилась дверца салона. Вооружённый зенитно-ракетным комплексом здоровяк выскочил из машины, за ним ещё один, облегчая тем самым Афанасию задачу. Он уже разогнал сердце, настраиваясь на неравную во всех отношениях схватку, и с внутренним криком: р-ра! — взвился в воздух, сквозь боль в застывших мышцах и нежелание тела двигаться!

Всего в кабине микроавтобуса сидели шесть боевиков!

Двое выбрались из салона, двое следили за ними и за вертолётом, не отрываясь от окон фургона, ещё двое — водитель и старший группы по имени (или кличке) Джонс наблюдали за первыми двумя, забыв о своём бесценном грузе. Поэтому Афанасий, прекрасно обученный бою в замкнутом и тесном помещении, получил преимущество, о котором и не мечтал.

Первым огрёб своё длинноволосый боевик, сидевший рядом с Дуней, которая тоже приникла к окну с заклеенным скотчем ртом и связанными за спиной руками. Афанасий не щадил своих пленителей, зная, что бойцы такого уровня отлично держат удар. Его тычок сложенными вместе пальцами («копыто горного козла») в шею, в сонную артерию здоровяка, сделал своё дело: боевик даже не дёрнулся, заваливаясь лицом вниз, на плечо Дуни.

Второй, расположившийся на втором ряду сидений, лишь удивлённо повернул голову, вернее, начал поворачивать, когда ему в висок воткнулся кулак Афанасия, повёрнутый таким образом, что главным остриём атаки стали костяшки пальцев.

Парня бросило к окну, но Афанасий уже не следил за ним, счёт шёл даже не на секунды — на десятые доли секунды, и надо было успеть десантироваться из машины, чтобы не дать выскочившим ранее выстрелить из ПЗРК.

Деда он так и не разглядел, хотя показалось, что на заднем сиденье микроавтобуса и впрямь лежит чьё-то тело.

Джонс не успел отреагировать на его бросок. Он был занят происходящим снаружи не менее остальных и смотрел сквозь полуоткрытую дверцу кабины вверх, на метнувшийся к полю вертолёт; это был новейший российский «шестидесятый», способный летать со скоростью под четыреста километров в час и перевозить взвод солдат.

Первой мыслью Афанасия была: не успел, сбили!

Однако труба ПЗРК всё ещё была на плече стрелка, ракета из неё не вылетала, и вираж-пике вертолёта означал, что его пилоты поняли угрозу и выполняли противоракетный маневр.

Удар в плечо развернул стрелка чуть ли не на девяносто градусов. И хотя он успел выстрелить, огненная стрела ракеты пронеслась в стороне от садящейся на поле в режиме форс-мажора винтокрылой машины. В воздух поднялась туча листьев, вырванной с корнем травы и грязевых брызг.

Второй удар — в глаз! — отбросил стрелка на груду камней, лежащих на поле, выключив его окончательно. Но его напарник хоть и промедлил на секунду, моментально вытащил пистолет с глушителем, и Афанасий, заметивший этот момент, — зрение обострилось невероятно! — нырнул ему в грудь, сбивая с ног и пытаясь перехватить руку с оружием.

Противник оказался жилистым, сильным и быстрым. Драться он умел, демонстрируя перехваты класса «шаткий палубный настил» (парень, очевидно, служил в бригаде «морских котиков»), но ему мешало, как ни странно, наличие пистолета (отечественный «стечкин», надо же, отоварились где-то), который он пытался сохранить и выстрелить в противника, и Афанасий воспользовался этим, применив грубую силу: сжал руку боевика на рукояти пистолета с такой яростью, что буквально раздавил ему пальцы!

С тихим гортанным вскриком парень выронил пистолет, попытался отскочить, но Афанасий удержал его за отвороты куртки и крутанул вокруг себя, помня, что за спиной стоит машина и в ней двое наверняка вооружённых людей.

Он не ошибся. В спину боевика с противными мокрыми шлепками вошли три пули, он вздрогнул, переставая сопротивляться, но Афанасий продолжал удерживать его, уже мёртвого, ожидая продолжения стрельбы, но её всё не было, и вдруг мотор фургона взвыл, грохнула дверца кабины, закрываясь, и машина, буксуя в грязи, поползла через поле к белому вертолётику, готовому подняться в небо.

Афанасий отшвырнул тело боевика, бросился вслед за фургоном, увязая в рыхлой земле по щиколотки.

— …и-ир! — донёсся чей-то близкий крик.

Он оглянулся.

«Шестидесятый» стоял на поле в сотне метров. От него по полю к белому вертолёту и микроавтобусу бежала цепочка смутно видимых фигур.

— Командир! — снова прилетел тот же крик; это был Дохлый.

— Дуня! Там! — ткнул рукой в фургон Афанасий, продолжая бежать. — Дед!

Неизвестно, услышал его сержант или нет, но с поля донеслись звуки выстрелов, и микроавтобус, развернувшись, остановился.

— Не стреляйте! — изо всех сил крикнул Афанасий.

Финальный рывок был слишком трудным, зашлось сердце, но он гнал себя в последней надежде, что успеет, и наверно дал понять Джонсу, что не остановится ни перед чем, да и цепь высадившихся из «шестидесятого» бойцов была близко, и Джонс дрогнул. Выскочив из фургона, метнулся к своему вертолёту, нырнул в кабину, не дожидаясь водителя и бойцов в салоне автомашины, оставив их спасаться самим.

Лопасти «Ансата» закрутились быстрее, он оторвался от земли, косо пошёл к близкой лесополосе.

Стрелок из ПЗРК, пришедший в себя, вскочил, бросая взгляды вокруг, хлопнул почти неслышный выстрел, и боевик осел на кучу сопревшего сена.

Афанасий, преодолев приступ слабости, добежал до фургона одновременно с кем-то из команды «шестидесятого», первым ворвался в салон мини-вэна. Ему навстречу вскинулась рука с пистолетом, но сзади треснул выстрел, и рука исчезла. Второго боевика в кабине успокаивать не пришлось, он до сих пор лежал на сиденье рядом с Дуней и, похоже, уже не дышал. Девушка, не в силах избавиться от его присутствия, только спихнула его голову со своего плеча.

Афанасий одним толчком сбросил тяжёлое тело в проход между сиденьями, обнял жену, бормоча какие-то успокаивающие слова, осторожно снял с губ скотчевую наклейку.

Дуня всхлипнула, содрогнувшись:

— Фаня!

Кто-то сунул ему нож.

— Командир, держи.

Он разрезал на руках девушки ременную петлю, они обнялись.

— Всё в порядке, родная, всё хорошо! Цела? Руки-ноги? Тебя не били?

Она помотала головой, цепляясь за него из последних сил.

— Нет, только лапали.

— Командир!

Он вспомнил о старике.

— Выходи отсюда, там наши, сможешь?

— Только с тобой!

— Я деда посмотрю. — Он пробрался в конец салона, где на заднем сиденье лежал Геннадий Терентьевич, пристёгнутый ремнями за лодыжки и туловище.

— Жив, дышит, — сообщил Дохлый, отбирая у Афанасия нож и разрезая ремни. — Помоги вынести.

Старик был сух и лёгок, но с ним пришлось повозиться, пока на помощь не пришёл ещё один спутник сержанта, в котором Афанасий узнал бывшего сослуживца.

— Голубь?

— Кто ж ещё, командир? — весело ответил лейтенант. — Лихо ты завалил того кабана с трубой! Мы уж думали — пиндык!

Вынесли Геннадия Терентьевича, уложили на траву. В рассеянном свете прожекторов вертолёта стали видны фигуры остальных бойцов бывшей команды Афанасия. Он встрепенулся, расслышав удаляющееся лопотание вертолёта «Реанимация».

— Уйдёт!

— Не уйдёт, — уверенно возразил кто-то. — Его сейчас ведут костромские чекисты, через полчаса посадят.

— Кот!

— Ага.

— Кто с тобой ещё?

— Зуб, Сизый… плюс ваш опер.

— Бугай, — подсказал Дохлый, улыбаясь во весь рот. — Сам доложишь Семёнову или мне доверишь? Он мне награду пообещал.

— Трибунал, — хохотнул Зубков.

— Звони.

Дохлый взялся за телефон.

Афанасий крепче прижал к себе зябко вздрагивающую жену и подумал, что жизнь преподала ему блистательный урок — как не надо расслабляться в нынешние времена, потому что жив он остался только благодаря своим друзьям.

Полуостров Камчатка 11 октября, раннее утро

На Камчатском полуострове расположено свыше ста пятидесяти вулканов, извержения которых в древние и не очень древние времена оставили свои характерные следы. Самые крупные из них — Ключевской, Кроноцкий и Корякский, они активны до сих пор, хотя и не кровожадны в каком-то смысле: их катастрофические извержения, меняющие ландшафты полуострова до неузнаваемости, остались в глубоком прошлом.

«Пылят» и пускают фумаролы — газоводяные струи, нагретые до высоких температур, и другие вулканы, но они тем более не слишком грозны в пики своей активности и практически не угрожают посёлкам полуострова, упорно воздвигаемым людьми вокруг кальдер и вулканических зон.

Одна из таких зон, так называемая кальдера Узон, образовалась около сорока тысяч лет назад на месте громадного вулкана, разрушенного серией взрывных извержений. Она представляет собой чашеобразную котловину размером девять на тринадцать километров и площадью около ста пятидесяти квадратных километров, окружённую крутыми уступами высотой от двухсот до восьмисот метров. За последние столетия активной гидротермальной деятельности на Узоне сформировался уникальный симбиоз вулканизма и дикой природы, привлекающий не только учёных, но и туристов со всего мира. Здесь на узкой полосе каменистой земли шириной всего в триста метров и длиной в несколько километров сосредоточено более тысячи термальных источников разного размера, формы, температуры и солёности. Это и кипящие колодцы неведомой глубины, и парогазовые струи, и грязевые котлы, вулканчики, озёра и нарзановые источники. Встречаются и холодные озёра, такие как Центральное, и озёра с температурой воды до ста градусов Цельсия (очень плотные, сернистые), такие как озеро Банное.

Пейзажи кальдеры столь разнообразны и удивительны, что количество туркомпаний, предлагающих экспедиции на Узон, за последние пару лет выросло в разы. На южных — внешних, пологих склонах кальдеры даже выросли своеобразные посёлки для туристов — любителей острых ощущений, не пустеющие и зимой.

В нынешние времена гидротермальная активность кальдеры начала уменьшаться, проявляясь больше всего в её центральной части, хотя, по расчётам специалистов, тепловые ресурсы Узоно-Гейзерной депрессии значительны и способны поддерживать её режим в течение столетий. Мощные грифоны и вечно булькающие грязевые котлы подутихли, давая возможность людям подбираться к ним поближе и фотографироваться на фоне красочных пейзажей Камчатки, достойных любования и восторженных отзывов.

Конечно, основные потоки туристов приходятся здесь на летний период, длящийся с середины июня по середину августа. В начале сентября на полуострове начинается осень, буйная и яркая, однако температура воздуха стремительно падает, начинаются туманы и дожди, в начале октября могут начаться и снегопады, поэтому количество любителей экзотики сокращается, хотя никогда не падает до нуля. Даже в конце октября находятся рисковые компании, селящиеся на склонах вулканов и в тёплых долинах, несмотря на сильные ветры и снегопады. А когда полуостров накрывает снег, сюда снова начинают прибывать радующиеся жизни молодые парни и девушки, которых манит контраст температур — от минус тридцати до плюс двадцати — в той же долине Узона и фантастические геологические структуры этой территории.

Одиннадцатого октября «население» кальдеры — по ней бродили четыре тургруппы и одна экспедиция Камчатского вулканологического института — составляло всего пятьдесят восемь человек, включая и обслуживающий персонал двух лагерей, расположенных на восточном, ближе к морю, и южном склонах вулкана.

Было ранее утро — начало седьмого, рассвет ещё не наступил, хотя жёлтая полоска света на востоке уже прогнала ночной мрак. Спали все: и туристы, и проводники, и учёные, и даже работники кухни. Не спали только собаки, начавшие волноваться ещё ночью и время от времени поднимавшие скулёж. Но на них мало кто обращал внимание, кроме проводников-коряков. Один из них и разбудил начальника экспедиции профессора Доселева в шесть часов, постучав по металлизированной стенке палатки рукоятью плётки.

Николай Павлович Доселев спал чутко, к тому же он привык серьёзно относиться к безопасности членов экспедиции, поэтому проснулся сразу.

— Кто?

— Манха, однако, Павлыч, — ответил проводник. — Собаки беспокоисса, уходить надо.

Доселев окончательно проснулся, включил фонарь, быстро оделся, выбрался из палатки.

Было тихо, лишь изредка издалека прилетали звуки узонской трясины да шипящие вздохи фумарол, выбрасывающих струи воды и пара в километре от лагеря экспедиции. Природа притихла, не спеша просыпаться, и в этом её молчании Доселев почуял некую скрытую угрозу. А своей интуиции, равно как и опыту проводников, он верил.

Собаки сбились в кучу, скулили, жались к ногам проводника. Подошёл второй проводник, помоложе, по имени Никола.

— Поднимается, однако.

— Что поднимается? — не понял Николай Павлович.

— Нинвит.

Доселев с досадой отмахнулся. Нинвит считался корякским злым духом, местные жители в него верили, но злых духов на Камчатке — природных стихий хватало и без религиозных домыслов.

— Куда он поднимается?

Никола неопределённо повёл рукой окрест.

— Тута и тама… везде. Уходить надо.

Доселев огляделся. Уходить никуда не хотелось, экспедиция недавно начала работу, изучая кислотный и минеральный состав гидротермальных вод, в долине было тепло, несмотря на холодную и сырую осень, и обращать внимание на верования коряков было смешно. Однако не учитывать их опыт тоже было неправильно, он опирался на жизнь десятков поколений, и «подъём Нинвита» тоже что-то означал.

— Сколько мы можем ждать?

Проводники переглянулись. В отличие от членов экспедиции они отказались от комбинезонов «Север-комфорт» и были одеты в национальные костюмы, колоритно отличающие их от остальных. Манха всегда носил нерпичий малахай, рыжеватый Никола предпочитал вязаную шапочку.

— Мало, час, два, — выставил два пальца Манха.

— Тогда успеем, тут до перевала час ходу.

Через полчаса начало светать.

Доселев, успевший привести себя в порядок и умыться в чистейшей «полынье» артезианской воды недалеко от лагеря, пошевелил полог палатки снабженца экспедиции Миклушевского.

— Вставай, Иннокентий Борисович.

— Да встаю уже, — послышалось ворчание. — Не сплю больше часа, тревожно на душе. Погода меняется, что ли?

— Нинкут пришёл.

— Кто?

— Злой дух.

Доселев бросил взгляд на недалёкую зубчатую стену южной стены кальдеры, отмечая, что не слышит птичьих криков с ближайшего тёплого озера.

Вряд ли на Земле имелось место, где осенняя красота была бы столь же яркой, сколь и короткой. Осенний Узон для учёного, в пятый раз приезжавшего сюда с отрядом исследователей, стал чем-то вроде ритуальной площадки, на которой яростно пылала тундра, сверкали золотом каменные берёзы, к ослепительно синему небу поднимались столбы пара и гейзерные струи, а по утрам в низкорослых берёзовых рощах звучала музыка — это опадали, звеня, заиндевевшие листья.

Но в это утро музыки слышно не было. Вообще окрест царила странная, пугающая тишина, от которой звенело в ушах и становился понятен испуг проводников и собак, почуявших приближение снежной бури или чего-то подобного.

— Подъём! — начал стучать камнем о валун Доселев, решив перестраховаться.

И в это время, — он точно запомнил момент, глянув на часы, — глухой рокот донёсся из-под земли, будто глубоко в недрах полуострова, в неких гулких пещерах, великан мелко-мелко постучал деревянным пестиком в гигантский барабан.

Рокот оборвался, великан перестал стучать в барабан. Но спустя несколько мгновений вся плоская котловина Узона содрогнулась, словно снизу в её дно ударил палицей злой дух Нинкут, и заходила ходуном!

Завизжали собаки.

Из трещин в сухом логе неподалёку со свистом вырвались в воздух струи пара.

Издалека прилетели птичьи крики и медвежий рёв.

Доселев, едва устояв на ногах, бросился к палаткам, понимая, что начинается землетрясение. Навстречу ему из палаток стали выскакивать члены экспедиции, наспех одетые, выглядевшие больше ошеломлёнными, чем испуганными.

— С ума они сошли, что ли? — с недоумением спросил молодой вулканолог Саша Почепцов, никого лично не имея в виду. — Здесь же сотни лет было тихо!

Это обстоятельство, — последнее вулканическое извержение на Узоне произошло восемь с половиной тысяч лет назад, а о крупных землетрясениях никто вообще никогда не слышал, — не давало ему права верить, что так будет всегда, но Доселев его понял. До сих пор кальдеру потряхивало, как и всю Камчатку, в заповедных зонах менялся рисунок трещин, ручьёв и фумарол, но пейзаж в целом оставался стабильным. Нынешний землетряс случился совершенно неожиданно, местный гидрометцентр никаких прогнозов на землетрясения не давал.

Земля под ногами успокоилась, однако с больших глубин продолжали долетать какие-то каменные стоны, словно лопались гигантские струны и ломались тонкие стенки пещер, и когда вокруг снова загрохотало, закачались камни и палатки, все поняли, что отсюда пора бежать.

Палатки собрали быстро, но тащить на себе довольно большие тюки и сумки с пожитками и пищей Доселев не разрешил.

— Пусть лежат, потом заберём, когда всё кончится. Спастись бы самим! Брать только личные вещи!

Под причитания завхоза экспедиции нацепили на себя рюкзаки, поглядывая на светлеющее небо в ожидании вертолёта: доставил сюда отряд старенький «Ми‑8», — но земля под ногами продолжала вздрагивать, и люди устремились за проводниками, знавшими кратчайшую дорогу между озёрами и грязевыми котлами к юго-восточной стене котловины.

Уже спеша за ними, Доселев связался сначала с МЧС полуострова в Петропавловске-Камчатском, а потом с институтом, докладывая о внезапно начавшемся землетрясении.

Когда отряд взобрался на ближайшую стену кальдеры между зубцами скал, низину, где несколько дней спокойно работала экспедиция, расколола трещина, и вверх взлетели огромные пароводяные струи вновь родившихся гейзеров…

Подмосковье, г. Королёв 11 октября, ночь — утро

Сообщение о внезапном землетрясении на Камчатке и возбуждении древнего вулкана Узон застало Зернова в Твери. Он собирался решать вопрос переезда семьи сына в Королёв и рассчитывал вернуться в Центр тринадцатого, надеясь за три дня управиться со всеми формальностями. Однако уже ночью с девятнадцатого на двадцатое он вынужден был оставить Тверь и мчаться в Королёв, чтобы разобраться в случившемся и принять соответствующие меры.

По пути связался с начальником Управления анализа:

— Мирон Глебович, поподробнее о Камчатке, пожалуйста.

— Налицо ГФ-диверсия, — мрачно ответил Дзюба. — Собрали все данные, проанализировали ситуацию, сделали компьютерную реконструкцию годовой активности с прогнозом на ближайшие десять лет. Очаг возбуждения Узона находится в юго-западной подкове кальдеры на глубине пятнадцати километров, это как раз выход ствола магмы, забитый пробкой. Пробка растрескалась, в ближайшее время возможно извержение, поскольку напряжения верхней коры сохраняются и воздействие на неё продолжается.

— Когда ждать извержения?

— В течение двух-трёх дней. Хотя в принципе купол может лопнуть в любой момент.

— Как они это делают?

Дзюба понял: командующий спрашивал об американцах.

— Их станции создают геомагнитные поля с ориентированной ионизацией, а ультранизкочастотные волны возбуждают в магмовых очагах амплитудные колебания. Теоретически то же самое можем делать и мы, изменив параметры излучателей, только для юстировки генераторов нужны испытания.

— На что нам просто не дадут разрешение.

— Боюсь, что так.

— Сколько требуется станций, чтобы возбудить Узон? И почему они выбрали именно эту кальдеру?

— Почему — вопрос не ко мне, на Камчатке действительно много активных вулканов, та же Ключевская сопка, к примеру, взрыв которых разрушит всю экосистему полуострова и приведёт к человеческим жертвам. Станций же надо по меньшей мере пять плюс шестой — спутниковый — «угол».

— Х‑37.

— Совершенно очевидно.

— Если мы заставим его отвернуть?

— Процесс запущен…

— Я задал вопрос.

— Скорее всего, процесс будет продолжаться, хотя и медленнее, «тридцать седьмой» здесь играет роль зеркала, если хотите, точнее, то, что стоит на его борту. Вот если нейтрализовать ещё один «угол»…

— Понял, в девять утра ко мне. — Зернов набрал номер Леонсии Зорич. — Понимаю, что ночь, полковник, но вынужден кое-что уточнить.

— Я не сплю, Денис Самойлович, — ответила начальник Управления контрразведки, — работаю в Центре.

— Я возвращаюсь домой, мне уже спустили директиву Минобороны — отреагировать, будем реагировать. Какие «Харпы» в настоящий момент щупают Камчатку?

— По моим данным — три стационарных: на Аляске, в Гренландии и в Японии — и три мобильных.

— «Зевсы». Координаты известны?

— Два корабля с «Зевсами» находятся в Тихом океане, в районе Алеутских островов, один — на северо-западе Восточно-Сибирского моря. Спутники засекли третье «Ночное Солнце» у островов Де-Лонга.

— Снова «Ночное Солнце». Пора с ним что-то делать.

— Пошлите туда нашу группу ГОНГО. Если мы уберём пару «углов» воздействия, ГФ-атака на Камчатку захлебнётся.

— Сам об этом думаю. Что удалось нарыть в Судиславле?

— Это была группа наёмников из частных американских и английских армий. Взяли живыми четверых, два трупа, шестеро в розыске. — Леонсия помолчала. — Навёл их в Судиславль майор…

— Щедрин, знаю, уже обрадовали. Где он? У нас?

— Пока у нас, но всем этим делом занимается теперь военная контрразведка ФСБ, предложено сдать Щедрина им.

— Ваше мнение?

— Я бы не отдала, он просто… заблудший, я с ним разговаривала, знаю причины… предательства. Хотя я не на его стороне. Кстати, хотели арестовать и полковника Пахомова, оставили под подписку о невыезде, собираются вызвать на допрос.

— Бред! Он, по сути, американцев и остановил.

— Я тоже так думаю.

— Он мне нужен, особенно в том случае, если мы решим послать «Ил» с «Коршуном» в Восточно-Сибирское море.

Леонсия промолчала. Сказать ей было нечего.

— Отдыхайте, — закончил разговор Зернов, — ничем вы сейчас Камчатке не поможете. В девять утра — ко мне, будем решать проблему. — Денис Самойлович набрал номер Семёнова: — Не разбудил?

— Нет, — коротко ответил командир оперативного Управления.

— Надо готовить «сто седьмой» к вылету.

— Без командира группы?

— Если Пахомов не сможет вылететь, назначишь командиром кого-нибудь другого. Незаменимых людей не бывает. И мы не посылаем самолёт за рубеж.

— Хорошо, — после короткого молчания ответил Семёнов.

— В девять утра — ко мне.

— Слушаюсь.

Зернов отключил мобильный, откинулся на сиденье, закрывая глаза, но до самого Королёва так и не уснул.

Утром стало известно, что полковника Афанасия Пахомова и сержанта Марина увезли в Долгое, в Управление военной контрразведки, на допрос. Поскольку ситуация на Камчатке ждала своего разрешения, Зернову ничего не оставалось, как послать на Дальний Восток самолёт с «Коршуном» под командованием другого офицера. Семёнов предложил майора Мамонова, охарактеризовав его одним словом: справится, — и командующий скрепя сердце согласился. В принципе ничего особо сложного экипажу «Ила» делать не следовало. Надо было добраться до полуострова и с помощью трёх стационарных российских станций, а также двух мобильных «Тополей» разблокировать ионосферную линзу над Камчаткой, собирающую и фокусирующую — с помощью беспилотника Х‑37 — низкочастотные электромагнитные поля, которые невидимым копьём врезались в горный массив и «трясли» магмовый очаг в глубине кальдеры Узон.

Заменили и майора Щедрина, вместо него полетел капитан Харитонов, начальник одной из смен Центра. Он хорошо понимал геофизические процессы, возбуждаемые потоками низкочастотных электромагнитных волн, и мог достаточно быстро сделать верный прогноз и быстро просчитать сетку нейтрализации ионолитов.

— «Шершень» будем использовать? — спросил Семёнов, перед тем как отправить группу на аэродром.

— «Шершень» с борта снять, — приказал Зернов, — до особого распоряжения.

Семёнов не сразу нашёлся что сказать.

— У нас его… забирают?

— Пока нет, но… подождём решения главнокомандующего, президент в курсе наших проблем.

— Я бы вообще поставил «Шершень» на борт второго «Ила».

— Зачем?

— Мы получим не просто самолёт-ловушку, а ударный комплекс, вооружённый по последнему слову военных инноваций. Тогда не надо будет посылать куда-то два борта. Если бы он был готов сейчас, я бы послал его на север, чтобы раз и навсегда покончить с «Зевсом» на борту «Ночного Солнца».

— Зафиксируй свои предложения, обсудим. А пока посылай «сто седьмой» без «изделия Д».

— Тогда хотя бы давайте поднимем звено «сушек» на ближайшем военном аэродроме да направим в море, к «Ночному Солнцу». Авось это произведёт на капитана впечатление, и он уберётся оттуда.

— Для успеха операции нужно нейтрализовать два «угла».

— Если «Ночное Солнце» уйдёт из бассейна Восточно-Сибирского моря, можно будет задавить Аляску — сосредоточить наши «Короли» на тамошнем «Харпе» и заставить его отключиться.

Зернов помолчал.

— Отправляйте «сто седьмой» и в Центр.

— Слушаюсь.

Денис Самойлович глотнул остывший кофе, поморщился, но заказывать ещё не стал, потянулся к телефону прямой связи с министром обороны.

День прошёл в суете и совещаниях с руководителями подразделений, отвечающих не только за деятельность Центра мониторинга, но и всей структуры ВГОР, напрягшейся из-за событий на Камчатке.

«Загудели» все имевшиеся в распоряжении командующего войсками станции, сосредоточиваясь на создании ионосферной линзы над Аляской, и в конце концов соединённые усилия трёх «Королей» и четырёх «Тополей» на самый известный HAARP Соединённых Штатов опустили полусферу поистине космического холода, заставившего руководство «исследовательской» станции отключить генераторы сверхнизкочастотных электромагнитных волн.

Не стал рисковать и экипаж «научно-исследовательского» судна «Night Sun», дрейфующего у кромки ледяных полей, не заходя в пятидесятикилометровую зону ответственности российских пограничников в Восточно-Сибирском море. Едва наблюдателям американцев стало понятно, что два «Су‑27» с аэродрома на острове Врангеля направляются прямёхонько к кораблю, они сообщили об этом капитану, и тот, посовещавшись с руководством всей операции на Камчатке, быстренько снялся с якоря и поспешил к берегам Аляски.

Таким образом подлетевший к полуострову «сто седьмой Ил» с «Коршуном» на борту почти не принял участия в нейтрализации линзы, обрушившей на кальдеру Узон «водопад» электромагнитных полей, резонансно влияющих на магмовые очаги и глубинные горные породы. Покрутившись над центральной частью полуострова, самолёт присоединил свой луч к импульсам российских климатических установок, пытаясь «пробить дырку» в куполе, созданном американскими станциями и поддержанном генератором на борту беспилотника Х‑37, но вынужден был вскоре сесть в аэропорту Петропавловска-Камчатского для дозаправки.

Всё это время Зернов провёл в главном зале Центра, изредка появляясь на рабочем месте, чтобы ответить на вопросы министра обороны и его замов, а также поговорить с Тригоркиным, который смог убедить президента в необходимости использования «изделия Д» в целях усмирения природных катаклизмов, развязываемых искусственным путём.

По донесениям гидрометцентров Дальнего Востока и спутниковых систем слежения за земной поверхностью землетрясения в кальдере Узон, докатившиеся практически до обоих побережий полуострова, продолжались, однако их мощность слегка уменьшилась, что давало учёным право предполагать благополучное завершение процесса. Но лишь специалисты Центра ВГОР понимали, что происходит на самом деле, и были уверены в зыбкости прогнозов теоретиков, так как стоило американцам подключить к системе воздействия на вулканический пояс Камчатки ещё пару станций типа «Зевс», и в глубинах полуострова снова начался бы разгон колебаний земной коры, способный возбудить не один, а сразу десяток вулканов, одновременный взрыв которых уничтожил бы всю экосистему Камчатки, сложившуюся за последние сотни лет.

Поэтому, заправив баки, самолёт снова поднялся в воздух, раз за разом облетая кальдеру и присоединяя свой электромагнитный «голос» к «хору» таких же голосов российских станций. В данном случае его вмешательство было как нельзя кстати, так как «Коршун» на борту самолёта не давал возможности «Харпам» сосредоточить усилия на нужном векторе воздействия, сбивая фазовую накачку канала. И американцы решились на более жёсткие меры.

Сначала к границам России направился самолёт дальнего радиолокационного обнаружения Е‑3 АМ, сосредоточившийся на изучении маневров «сто седьмого». Потом к нему присоединился один из трёх Х‑37, снизившийся над Камчаткой до высоты в сто сорок километров. А через час с небольшим «Ил‑96» перестал отвечать на запросы диспетчеров погранслужбы и Центра, резко пошёл на снижение и пропал с экранов радаров в районе восточного побережья полуострова, ближе к Камчатскому заливу.

Москва 12 октября, полдень

Допрос длился больше трёх часов: допрашивали обоих, Афанасия и Марина, по очереди, в одном из офисов контрразведки в Долгом. Сами контрразведчики допросом этот процесс не называли, называли «следственными мероприятиями», но Афанасий понимал их рвение и готовился к худшему. Однако, к удивлению полковника, задерживать его после долгих разбирательств инцидента в Судиславле не стали, да и Дохлого тоже, но, когда Афанасий в холле здания увидел Семёнова и Леонсию Зорич, понял, что старания командиров ВГОР имеют основания. Он был нужен.

Поздоровались сдержанно.

Афанасий изобразил смущённую улыбку.

— Спасибо за поддержку, товарищ полковник. Не думал, что меня так скоро выпустят.

— Не нас надо благодарить, — буркнул Семёнов.

— Командующего? — догадался Афанасий.

— Ситуацию, — усмехнулась женщина. — На Камчатке ЧС — разбился «сто седьмой».

Афанасий согнал с лица улыбку.

— Как?

— В машине поговорим, — сказал Семёнов, направляясь к выходу.

— Я тут задержусь, — осталась в холле Зорич. — Доеду сама.

В «Лексусе» Семёнова сидел Дохлый. Обнять Пахомова он постеснялся, только сильно тряхнул руку, улыбаясь во весь рот.

— Рад видеть, командир! Ещё повоюем?

Афанасий сел рядом, сжав губы. Семёнов с каменным лицом устроился рядом с водителем.

— В Центр.

— Секундочку, товарищ полковник, — сказал Афанасий. — Я бы хотел навестить деда. Мне сказали, что он в госпитале по Дмитровке.

— Нет времени, — сухо отрезал Семёнов.

— На минуту, это важно.

Начальник оперативного Управления помолчал.

— Витя, на Дмитровку.

«Лексус» полковника повернул к третьему транспортному кольцу.

Дохлый начал было рассказывать, как его допрашивали, какие вопросы задавали, но Афанасий прижал палец к губам, посмотрел на затылок Семёнова.

— Что произошло на Камчатке?

— Землетрясение. Кальдеру Узон вздыбило, есть жертвы.

— И вы направили туда «Ил»? Без меня?

— Ты был недоступен. Зернова благодари, он был на приёме у президента, поэтому тебя оставили в покое. «Ил» отправили без тебя, потому что ситуация критическая.

— Климдив?

— Диверсия, но геофизическая. Мы пытались разблокировать линзу над Камчаткой…

— И самолёт разбился?

— Имеется предположение, что его сбили из акустрона. Над тем районом был замечен Х‑37, а в Беринговом море — самолёт ДРЛО.

— С самолёта сбить нашу птичку невозможно.

— Мало того, вчера в районе Алеутов американцы совместно с канадцами затеяли военно-морские учения. Понимаешь, что это означает?

Афанасий покосился на красноречиво жестикулировавшего сержанта.

— Они попытаются добраться до самолёта…

— И снять «изделие Д»! — закончил Дохлый.

— «Шершня» на борту «сто седьмого» нет, мы сняли перед вылетом, но «Коршун» не менее важен.

— Но ведь там наши пограничники.

— Во-первых, на Камчатке всего четыре заставы, контингент погранцов ограничен. Во-вторых, неизвестно, на что решатся господа из Пентагона… или из ЦРУ, не суть важно. Им дозарезу хочется завладеть секретами наших мобильных станций. Поэтому принято решение направить вашу группу на Камчатку.

— Какую группу? — не понял Афанасий. — Она же полетела на «сто седьмом». Или я не так вас понял?

— Поисками «сто седьмого» сейчас занимаются пограничники и местный отряд МЧС. У вашей команды… новой команды будет другая задача.

Афанасий и Дохлый переглянулись.

— Какая? — осторожно спросил Пахомов.

— Обговорим.

Машина выехала на Дмитровское шоссе.

— Кажется, я догадываюсь, — почти в ухо Афанасию прошипел Марин. — Нам поручат снять с «Ила» «Коршун».

Афанасий не ответил, набирая номер Дуни. Её тоже допрашивали контрразведчики, но отпустили домой ещё вчера. Очень хотелось её увидеть, обнять, успокоить, но в связи с событиями на Камчатке осуществить это было бы вряд ли возможно. Главное, что она не предъявила мужу ни одной претензии, ни одного упрёка, не обвинила его ни в чём, и он чуть ли не с мальчишеской гордостью и приятным чувством собственника подумал, что его жена — девчонка умненькая.

И ещё одна мысль не давала покоя — судьба Олега. Судя по всему, это именно он навёл группу американских наёмников на Судиславль, хотя как они вышли на него самого, оставалось загадкой. С другой стороны, чувства майора к Дуне зашкаливали, и, вполне возможно, он согласился помочь группе захвата из зависти к другу детства, несмотря на всё, что их связывало.

Не по-божески это, покачал головой Афанасий, отвечая сам себе, и не по-человечески, дружище.

Добирались до госпиталя меньше часа.

Дохлый, видя настроение командира, помалкивал. Семёнов молчал тоже, пару раз поговорив с кем-то по телефону.

Геннадий Терентьевич лежал в отдельной палате с видом на лес. Он был бодр и жизнерадостен, несмотря на полученный в Судиславле стресс. Внуку он обрадовался искренне, обняв и ткнувшись ему в колючую небритую щеку носом.

— Афоньша! Вот уж не ждал!

— Уеду скоро на долгое время, вот и решил навестить, — сжал в объятиях сухонькое тело старика Афанасий, осмотрел палату; они сели рядом на кровать. — Как ты себя чувствуешь?

— Да нормально, как у бога за пазухой, и кормят хорошо, и ухаживают. Не хочешь посмотреть?

— Что?

Геннадий Терентьевич кивнул на столик, на котором были разложены какие-то бумаги.

— Я тут такую штуковину придумал, самофокусировка генератора называется.

Афанасий с любопытством переложил с места на место чертёжики, нарисованные от руки карандашом, подтёртые кое-где ластиком, взял в руки листочек с формулами и текстом.

— Ты по-прежнему не пользуешься компьютером?

— Не привык.

— Что такое самофокусировка?

Дед в одну руку взял листок с формулами, в другую рисунок, напоминающий горящую свечу, пламя которой состояло из двух язычков: коротко и широкого, вырывающегося из свечи, и длинного и тонкого, как спица, выходящего из широкого языка.

Рис. 2

— Видишь? Если обжать импульс с трёх сторон добавочными лепестками, в зоне распада начинается процесс сжатия общего полевого пакета. При той же мощности генератора дальность импульса увеличивается на порядок! То есть должна увеличиваться, надо проэкспериментировать.

Афанасий покачал головой:

— Ну ты даёшь, дедуля! Кому-нибудь об этом говорил?

— Нет ещё, выйду — поговорю с начлабом. У самого руки чешутся.

— А мой «маузер» тоже можно настроить?

— Какая разница, какой мощности генератор? У тебя стоит обычный аккумулятор, его надо обложить спиралькой, подсоединить ещё три маленьких аккумулятора, подойдут таблетки для часов, и вперёд. Говорю же — нужно проверить идею.

Афанасий подумал о применении неймса на практике. Если дед был прав, американский беспилотник Х‑37 можно было сбить на любых высотах, незаметно, без каких-либо следов, пусть потом эксперты из АНБ разбираются, отчего он замолчал.

— Слушай, дед, — Афанасий оглянулся на дверь палаты, за которой дежурил охранник госпиталя, понизил голос: — Ты не мог бы набросать для меня инструкцию? Как усовершенствовать твоё изделие? Тебя потом снова увезут в министерскую лабораторию, хрен добьёшься соизволения навестить.

— Сам ты вряд ли сделаешь…

— Попрошу наших яйцеголовых, есть у меня знакомый спец по радиоконструированию.

Геннадий Терентьевич критически оглядел свои расчёты, протянул внуку стопку листов.

— Держи, здесь всё, что нужно, я себе ещё нарисую.

— Ты бы всё-таки подсказал, как мне переделать «маузер».

— Вообще-то нет ничего проще, смотри. — Старик нашёл чистый листок, быстро набросал чертёжик. — Вот ствол…

— От фена.

— Сюда сунешь ещё три аккумулятора, да и батарейки сойдут, совсем маленькие, запакуешь стержень генерации в спиральку, соединишь минусы и отдельно плюсы, выведешь на массу. Соображаешь?

— Пока да. Спираль из чего сделать?

— Лучше всего из вольфрамовой проволоки, она долго продержится, а если не найдёшь вольфрама — смастеришь из нержавейки.

Афанасий не удержался, ещё раз обнял старика, спрятал бумаги в карман штанов, отделив последний листок.

— Когда-нибудь тебе и вправду дадут Нобелевскую премию.

— Да бог с ней, с премией, — простодушно махнул рукой Геннадий Терентьевич. — Других забот нет, чтобы о премиях думать? Как там в песне поётся? Жила бы страна родная, и нету других забот. Как там моя невестка?

— Нормально, привыкла уже к новому жилью. — О том, что Дуню вместе с ним захватили десантники особой диверсионной группы, проплаченной ЦРУ, рассказывать деду Афанасий не решился. — Собирается в следующем году поступать в костромской художественный.

— Это правильно, учиться надо, пока молодая. Ну а этих башибузуков, что за мной пришли, обезвредили?

— Какие могут быть сомнения? — пожал плечами Афанасий, снова подумав об Олеге. — Иначе ты тут не отдыхал бы.

— Кто это был?

— Залётные гуси, разный сброд, что шастает по миру за деньги. — Афанасий заторопился, боясь услышать неприятные вопросы, в то время как правду деду он сообщать не имел права. — Ну, мы пойдём, не бери плохого в голову, тебя теперь будут охранять, как сокровища Гохрана, ни один «гусь» мимо не пролетит.

Ещё раз обнялись.

— Передай Дуняше мой сердечный привет, — сказал Геннадий Терентьевич, поглядывая на стол с бумагой; его мысли уже были не здесь.

Афанасий вышел из палаты, оставляя изобретателя с его поистине гениальными идеями. Семёнов, расхаживающий по коридору с видом бегуна на старте, мельком глянул на часы, повернул к выходу. Афанасий догнал полковника, дождался, когда они покинут ВИП-корпус госпиталя, протянул ему свернутые в трубочку листы бумаги.

— Передайте в лабораторию, где работал дед.

— Что это?

— Идея, которая перевернёт наши представления о защите рубежей России, — серьёзно ответил Афанасий.

— Тут формулы.

— Разберутся. Дед нашёл способ фокусировки импульса неймса. Утверждает, что при той же мощности генератора его игольчатый луч бьёт на порядок дальше.

Семёнов остановился у своей машины, вертя в пальцах листок с чертёжиком и формулами, начертанными Пахомовым-старшим, спрятал во внутренний карман полупальто с меховым воротником.

— Надеюсь, твой дед прав и мы поправим наши дела.

— Что вы имеете в виду?

— Твоя идея с самолётом-ловушкой практически реализована, второй «Ил» готов к вылету.

— С неймсом?

— С «изделием Д». Название «неймс» никому не нравится из начальства. Если идея Геннадия Терентьевича верна, мы доработаем «изделие Д»… или «Шершень» и…

— Объявим пиндосам войну?

— Объявлять ничего не будем, а беспилотник…

— Собьём к чёртовой матери!

— Именно, полковник. — Семёнов открыл дверцу и сел рядом с водителем. — В Центр.

Афанасий устроился на заднем сиденье, потеснив Дохлого.

— Как дедуля? — поинтересовался сержант.

— В порядке, — рассеянно ответил Афанасий, перед глазами которого развернулась картина: самолёт с неймсом на борту поднимается в небо, стреляет, и от космического самолёта Х‑37 остаются рожки да ножки.

«Новая» команда, о которой говорил Семёнов, действительно оказалась старой. Афанасий с радостным чувством узнавания обнял четверых оперативников «Альфы», с кем он служил полгода назад: Кота — капитана Котова, Сизого — лейтенанта Сизова, Голубя — лейтенанта Друяна и Лапу — старшего лейтенанта Михеева.

— Четверых хватит? — осведомился Семёнов, присутствующий при встрече.

— Лучше бы всех, — сморщился Дохлый, но, перехватив взгляд Пахомова, сделал равнодушное лицо.

— Как вам удалось?

— Взяли в аренду, — усмехнулся начальник оперативного Управления. — Твоя бывшая контора дала добро, ситуация не должна выйти из-под контроля, а последствия могут быть слишком велики. Вылет через три часа, инструкции получите в самолёте.

— Второй «Ил»? — с надеждой спросил Дохлый.

— До Петропавловска полетите на военном транспортнике, там вас будет ждать «вертушка». Вместе с вами полетит эксперт Центра капитан Новицкий, спец по «Коршуну». Вопросы есть?

— Пока нет.

— Готовьтесь. — Семёнов вышел.

Афанасий оглядел обступивших его бойцов и сказал абсолютно искренне:

— Как же я рад вас видеть, товарищи офицеры!

Взлетели из Раменского ровно в два часа пополудни: военным транспортником оказался «Ил‑76» с новыми двигателями, развивавший вполне приличную скорость под девятьсот километров в час.

Ещё будучи на базе, Афанасий смог переделать «маузер» по чертежу деда, и хотя на испытания «мини-неймса» времени не хватило, он был почти на сто процентов уверен, что обладает оружием, равного которому просто нет. Если «маузер» бил на полтысячи метров, проделывая дыры в любом материале, то усовершенствованный «дыробой» должен был стрелять по меньшей мере на пять километров.

С Дуней повидаться не удалось, что огорчало. Он лишь позвонил ей и сообщил о срочной командировке на Камчатку.

— Буду ждать, Фаня, — жалобно ответила не менее огорчённая девушка. — Береги себя.

С экспертом из Центра капитаном Новицким Афанасий уже встречался, хотя и мельком. Это был долговязый блондин лет сорока, с пушистыми белыми ресницами альбиноса и сонным лицом. Он забился в уголок грузового отсека самолёта, часть которого была приспособлена для перевозки личного состава, и в разговорах бойцов группы не участвовал, уткнувшись в экран планшета. Он должен был, по словам Семёнова, определить степень повреждений «Коршуна» и помочь демонтировать генератор, чтобы его можно было доставить на Большую землю.

В Петропавловске-Камчатском сели в четыре часа утра по местному времени. Встречал группу представитель камчатского отделения ФСБ майор Рябинин, неулыбчивый толстяк с опущенными уголками губ, выражающими если и не мировую, то житейскую скорбь. Говорил он тихим насморочным голосом, лаконично и сообщил, что будет сопровождать группу к месту падения самолёта «Ил‑96».

— Нашли? — спросил его Котов.

— Нашли, — подтвердил Рябинин.

— Где?

— Камчатский полуостров, мыс Африка.

— Африка? — удивился Друян. — Здесь так жарко?

— Как и везде на полуострове. Сейчас там почти по всей территории снег лежит.

— Кто ж так мыс назвал не по-человечески?

Рябинин промолчал, посчитав вопрос лишним.

Позавтракали в том же терминале аэропорта, Рябинин доставил группу к вертолёту и забрался вместе с остальными на борт старичка «Ми‑8», принадлежащего камчатскому погранотряду: выкрашен вертолёт был в зелёный цвет.

В кабину вертолёта уже были погружены большие чёрные сумки и пакеты, внутри которых оказались комплекты костюмов «Север-милитари», предназначенные для работы в сложных метеоусловиях и при температуре до минус сорока градусов.

— Переодевайтесь, — показал на сумки Рябинин, начиная первым выбирать себе костюм. — Размеры есть все, тут написаны рост и полнота, к тому же они подгоняются по комплекции. В пакетах ботинки.

Дохлый было заартачился: «Мне и в моём лапсердаке хорошо», — но Афанасий смерил его нехорошим взглядом, и сержант со вздохом принялся переодеваться. Помахал руками, поприседал, сказал озадаченно:

— Глянь-ка — не стесняет!

Рябинин кивнул, укладывая свой гражданский костюм и ботинки в освободившийся пакет.

— Спецзаказ, в них теперь все погранцы на Севере служат. А вам ещё одна штуковина положена.

— Мне?

— Вам. — Рябинин достал из груды сумок чёрный плоский чемоданчик, подал Марину.

Тот раскрыл чемоданчик, присвистнул:

— Снайперка!

Это и в самом деле была разобранная снайперская винтовка «Озирис», точно такая же, какая была на борту «Ила‑96».

— Вооружайтесь, — кивнул Рябинин на три ящика в хвосте салона.

Из оружия группе были предложены пистолеты «Волк» и десантные автоматы «Печенег» с укороченным стволом и откидывающимся прикладом, плюс ножи «Валькирия», способные перерубать кости.

— Ещё бы парочку НК, — мечтательно проговорил Сизов, профессионально проверяя обойму пистолета и магазин автомата; он имел в виду нанитные коммандеры, стреляющие «зарядами» нанороботов с парализующими веществами.

— Как мёд, так и ложкой, — проворчал Котов. — Кстати, командир, что нам предстоит делать? С кем будем воевать? Этот ваш полковник ничего не объяснил.

— Хорошо, если бы ни с кем не пришлось, — сказал Афанасий, пристраивая в захват на поясе свой «маузер». — Предполагается, что америкосы пошлют к месту падения самолёта свой спецназ, чтобы завладеть секретными разработками — «Коршуном» и неймсом. Но я действительно предпочёл бы ни с кем не воевать.

— Что такое «Коршун? И неймс?

Афанасий понял, что проговорился. Бывшие сослуживцы понятия не имели, о чём зашла речь.

— «Коршун» — высокочастотный генератор электромагнитных полей, неймс… ещё один генератор. Правда, на борту упавшего «Ила» его нет, но американцы об этом не знают.

— Почему?

— Потому что неймс сняли с самолёта аккурат перед его отправкой на Камчатку.

— А это что у тебя за пушка? — кивнул на «маузер» старлей Михеев.

Дохлый поймал взгляд Афанасия, поспешил ему на выручку:

— Это электроразрядник.

— Не бреши, что я, шокеров не видел?

— Бьёт на километр.

— Да ладно!

— Сам видел. Да, командир?

— Это дырокол, — веско сказал Афанасий, ничуть не кривя душой. — Прилетим на место — продемонстрирую.

— А здесь нельзя?

— Нельзя.

В половине девятого вертолёт взлетел и взял курс на северо-восток, к мысу Африка, располагавшемуся между мысами Камчатский и Столбовой. Афанасий подсел к блондину-эксперту, попросил его найти в Интернете информацию о мысе Африка и вообще о Камчатке. Новицкий противиться не стал, через вай-фай вышел в Сеть, нашёл требуемый материал, и Афанасий прочитал о месте действия всё, что выдал компьютер.

Оказалось, что своё название — Африка мыс получил ещё в тысяча восемьсот восемьдесят втором году, когда его открыли на камчатском побережье офицеры русского крейсера «Африка», и с тех пор это название за ним и сохранилось официально. Всё остальное в этих местах — флора, фауна, климат, горы — не отличалось от рельефа и климата самой Камчатки. А поскольку мыс довольно глубоко вдавался в море, на его берегу ещё в начале века установили маяк и метеостанцию, которые обслуживались жителями маленького поселения в количестве десяти человек. Кроме того, на мысу располагались посёлки Крутоберегово и Усть-Камчатск, в который в начале двадцать первого века заселились пограничники, контролирующие побережье. Они же и сообщили, в каком именно районе побережья приземлился «Ил».

Во время полёта внезапно позвонил Семёнов. Связь держалась неустойчиво, однако Афанасий успел коротко рассказать полковнику о ситуации, выслушал сообщение, что Камчатку всё ещё трясет, хотя и слабее, чем двое суток назад.

— Ваша задача остаётся прежней, — добавил начальник оперативного Управления, — попытаться снять с борта всё секретное оборудование и доставить в Петропавловск. Особое внимание уделить «Коршуну», он не должен попасть в чужие руки.

— У самолёта кто-нибудь есть?

— Экипаж не отзывается, самолёт с виду цел, спутник следит за ним, но никакого движения не отмечено. Готовьтесь к худшему.

— Понятно.

Связь прекратилась.

— Его сбили? — спросил Котов, подсевший к Пахомову.

Афанасий спрятал айком, нехотя кивнул.

— Судя по всему.

— Чем?

— Из акустрона, — вмешался в разговор Дохлый. — Не выдержали ребята. Либо мощность импульса была больше, чем когда нас пытались сбить.

— Вы о чём? — посмотрел на него Котов.

— У америкосов появилось новое оружие — акустрон, генератор инфразвука, стреляет звуковыми солитонами.

— Чем?

— Звуковыми пакетами большой мощности, от них трудно защищаться. Нас они дважды пытались грохнуть, да не удалось, а вот ребятам повезло меньше.

— Первый раз слышу о таком оружии.

— Я тоже много чего услышал в первый раз.

Под вертолётом распахнулось серо-свинцовое пространство с белыми барашками волн.

— Океан? — кивнул на него Сизов.

— Камчатский залив, — равнодушно ответил Рябинин, не поворачивая головы. Его реакция была понятна: он жил на Камчатке давно, исколесил полуостров из конца в конец по служебной надобности и привык к его диким вулканическим ландшафтам.

— Отдыхаем, — объявил Афанасий.

Бойцы расселись вдоль иллюминаторов вертолёта, переговариваясь, потом говорить на повышенных тонах надоело даже говорливому Друяну, и разговоры прекратились.

Ещё через час на горизонте показались размытые очертания береговой линии Камчатского мыса.

Китай, космодром Вэньчан 13 октября, утро

Четвёртый китайский космодром Вэньчан, расположенный на восточном побережье острова Хэйнань, обладал самыми современными стартовыми комплексами, не уступающими по качеству и уровню обслуживания комплексам России, США и Европейского союза. Именно с него стартовали к Луне знаменитые китайские «лунники», доставившие на поверхность земного спутника модули космической станции, которую китайцы возводили без участия каких-либо специалистов из России, сами. Именно отсюда они собирались запустить к своей орбитальной станции «Тяньгун‑2» корабль «Шэньчжоу‑15» (Великий Поход), на борту которого располагался особо ценный груз — первый в мире мобильный генератор электромагнитных импульсов «Шандиан-Шанг», умещавшийся в отсеке корабля. Хотя об этом знали только те специалисты, которые готовили запуск, плюс разработчики и высшее руководство страны.

Обычно для привлечения туристов из Китая и других стран дата запуска корабля объявлялась заранее, и в созданный на границе космодрома грандиозный космический парк съезжались тысячи туристов со всего мира, чтобы полюбоваться на старт и отдохнуть в парке, знаменитом своими аттракционами. Однако на этот раз запуск «Великого Похода» состоялся в строжайшей тайне, в условиях беспрецедентных мер безопасности, не в последнюю очередь из-за прибытия на космодром министра обороны Лю Фунчэна. Пышных церемоний он не любил, поэтому его свита состояла всего из трёх человек: товарища Ваня, генерала Сунь Чая, руководителя Национального института военных исследований, и генерал-майора Чжана Хайшэна, начальника космодрома.

Сначала прибывшие осмотрели стартовую позицию корабля, способного вывести на орбиту груз массой до двадцати пяти тонн, сверху, с борта вертолёта. Чжан Хайшэн вежливо объяснил министру подробности запуска и ответил на его вопросы касательно конструкции ракеты, а товарищ Вань добавил к рассказу генерала детали начинки корабля — генератора «Шандиан», с помощью которого тайконавты должны были, пролетая над территорией Соединённых Штатов, возбудить вулкан Йеллоустоунского парка. Поскольку пятнадцатый «Великий Поход» был грузовым кораблём, места для специалистов по монтажу и обслуживанию генератора на его борту не нашлось, поэтому они должны были стартовать в космос через два-три дня на другом корабле.

— Как вам удалось уместить «Шандиан» на ракете? — полюбопытствовал Лю Фунчэн.

— Мы упростили конструкцию, — сознался товарищ Вань, отпустивший соломенные усики, превращавшие его в пожилого фермера. — Базовый модуль теперь состоит из трёх блоков, а от устройства прицеливания пришлось отказаться, оно слишком громоздко.

— Не промахнётесь? — позволил себе пошутить министр.

Товарищ Вань расплылся в снисходительной улыбке:

— Площадь Йеллоустоуна — больше четырёх тысяч квадратных километров, не промахнёмся.

Вскоре вертолёт с важными персонами сел возле входа в подземный бункер управления космодромом, и Лю Фунчэн проследовал в зал управления, снабжённый лучшим в мире оборудованием связи и контроля. Он бывал здесь дважды: во время запусков военных спутников и корабля с модулями лунной станции, — однако осматривал зал так, будто видел его впервые.

Впрочем, на его спутников поведение министра особо не действовало, они знали все сильные и слабые стороны характера Лю Фунчэна (он даже в деловых поездках носил обувь с утолщённой до четырёх сантиметров подошвой) и умело пользовались тщеславием третьего — после председателя Госсовета и премьера — руководителя Поднебесной.

Походив по залу, вглядываясь в экраны компьютеров, Лю Фунчэн занял предложенное ему кресло перед самым большим монитором, сложил руки на животе, благосклонно посмотрел на Чжана Хайшэна:

— Можете начинать.

И хотя время запуска определялось заранее и сдвинуть его в ту или иную сторону было невозможно: всё упиралось больше в суеверия, нежели в технологические нюансы процесса, — по залу прошло движение, пальцы операторов замелькали над клавиатурами побыстрей, а генерал Хайшэн, выпрямившись, громко отдал приказ начальнику запуска:

— Начинайте!

Большой экран, показывающий стартовую платформу с красавцем «Шэньчжоу», окружённым мачтами и вышками поддерживающих устройств, сделал как бы шаг в зал: корабль вырос в размерах, сверкая металлом корпуса.

Начальник космодрома посмотрел на Лю Фунчэна:

— Всё готово, господин министр.

— Запускайте.

— Пуск! — скомандовал Чжан Кайшэн точно в запланированный момент.

Из-под ракеты вырвалось стремительно расширявшееся облако белого дыма, затем сверкнуло пламя включённого двигателя. Грохнуло!

Медленно, как бы нехотя, ракета пошла вверх, истекая струйками пара, постепенно набирая скорость.

По залу разнеслось эхо торопливых скороговорок операторов, сообщавших о параметрах первых мгновений полёта. Ничего необычного не произошло, аппаратура «Великого Похода» работала штатно, никаких отклонений от заданных режимов не наблюдалось.

Дождавшись выхода корабля на орбиту, Лю Фунчэн кивком подозвал товарища Ваня.

— Вы уверены, что генератор будет работать в космосе?

— Никаких сомнений, господин министр! — браво вытянулся эксперт. — Это идеальный комплекс для работы в любых условиях.

— Но ведь там нет воздуха… невесомость, э?

— Отсутствие воздуха для «Шандиана» не помеха. Так же как и невесомость.

— Но он ведь не влезет в нашу лабораторию? — Вопросы Лю Фунчэн задавал глупые и знал ответы на них, но они доставляли ему удовольствие, так как он был уверен в правильности своих решений.

— Он будет смонтирован отдельно.

— Отвечаете головой. — Министр благожелательно похлопал товарища Ваня по плечу и принялся допивать пятую чашку чая, который ему готовили незаметные и тихие как тени служители центра. Он хотел дождаться выхода корабля на стационарную орбиту и только после этого доложить наверх об успехе первого этапа миссии.

Второй этап должен был завершиться после старта корабля с тайконавтами, специалистами по сборке «Шандиана».

Третий заканчивался включением генератора в космосе.

Лю Фунчэн глотнул горячего в нужной мере чёрного пуэра, лечебного чая, известного ещё с третьего века до нашей эры, и блаженно зажмурился, представив, как ненавистные американцы разбегаются по территории Штатов, не зная, что спасения нет.

Камчатка 13 октября, ближе к полудню

Афанасий так и не расслабился ни на минуту, в отличие от Марина и остальных членов группы, позавидовав их крепким нервам. Пока летели над заливом, он попытался дозвониться до Семёнова, потом до жены, не преуспел и с неудовольствием отметил про себя несовершенство систем связи Дальнего Востока. Несмотря на все заверения компетентных лиц о перекрытии системой ГЛОНАСС всей территории России, мобильную связь поддерживали далеко не все регионы страны, особенно на Крайнем Севере и на востоке.

Вскоре впереди по курсу стала видна приближающаяся белая полоска, это был южный берег Камчатского мыса, за которым, чуть восточнее, располагался и мыс Африка.

Залив кончился, под винтокрылой машиной поплыла пятнистая, бело-серая, с коричневыми и жёлтыми проплешинами, поверхность «крайней плоти» России на Дальнем Востоке.

Любоваться, в общем-то, было нечем, повсюду громоздились горные поднятия, сопки, группы скал, тянулись из края в край тундровые поля, опоясанные полосами низкорослых каменных берёз и кустарников, да мелкие озёрца синей воды, соединённые ручьями и речушками. По сути, на полуострове уже началась зима, хотя в этом году снега здесь выпало мало.

Лётчики знали координаты района, где упал «Ил‑96» с «Коршуном» на борту. Подлетая, вертолёт сделал галс, как бы давая пассажирам возможность посмотреть на место крушения, и Дохлый первым увидел самолёт.

— Вот он! Правее.

Бойцы группы проснулись, прилипли к иллюминаторам.

«Ил», на котором Афанасий сделал не один «боевой» вылет, лежал на берегу всего в двух сотнях метров от скалистого обрыва. С виду он был цел, во всяком случае, не дымился, не горел и не потерял гордый вид большой летающей машины. По-видимому, лётчики до последнего момента пытались его посадить, что было видно и по широкой полосе вспаханного его пузом грунта. Однако при ближайшем рассмотрении стало заметно, что нижняя часть корпуса самолёта смята и разорвана, пробоины виднелись и в боковых стенках, иллюминаторы были выбиты все, а кабина лётчиков вообще представляла собой гармошку без единого блистера.

Сердце сжалось. Надежд, что экипаж выжил в таких условиях, оставалось всё меньше.

Вертолёт сделал ещё одну петлю и пошёл на посадку.

Внезапно в ухе прорезался звонок айкома. Звонил Семёнов:

— Полковник, почему молчите? Отвечайте, что у вас.

— Садимся, — проговорил Афанасий. — Связь плохая, помехи. Самолёт виден хорошо, вокруг никаких следов.

— Возможно, вас опередили. На Алеутах начались совместные американо-канадские морские учения, оттуда до Камчатки рукой подать.

— Погранцы увидели бы корабль.

— Скорее всего, американцы пошлют подлодку, так что отсутствие следов не гарантия, что в районе посадки «сто седьмого» нет какой-нибудь спецкоманды. Действуйте по форс-мажору.

— Понял. Где пограничники?

— Занимаются своими делами. Они каждые шесть часов прочёсывают береговую линию, точнее, обходят на катере.

Вертолёт сел.

— Что тебе передали? — спросил Котов.

— Работаем по ВВУ[18]. С этого момента переходим на рации.

— Есть.

— Мне с вами? — неуверенно осведомился Рябинин.

— Останьтесь с лётчиками, наблюдайте за берегом, — ответил Афанасий.

— А мне? — спросил капитан Новицкий.

— Ждите, позову.

Под свист рассекаемого лопастями винтов воздуха бойцы выпрыгнули из кабины на каменистый бугор, развернулись в цепь, перебежками двинулись к самолёту.

Небо было затянуто тучами, но было светло и тихо, ни один звук не нарушал ватной тишины мыса. Температура воздуха держалась в этот день на уровне минус восьми градусов, ничто не предвещало резких изменений погоды. Если где Камчатку и трясло, то в районе мыса Африка царила глубокая тишь и спокойствие.

Афанасий первым добрался до самолёта, готовый открыть огонь из автомата или из «маузера». Поднял вверх сжатый кулак.

Бойцы остановились, пристально вглядываясь в корпус «Ила», ища на снегу следы членов экипажа или чужих людей. Но следов не было, ни своих, ни посторонних. Из самолёта за сутки с момента падения никто так и не вышел.

— Чисто, — доложил Дохлый.

— Надо пробраться внутрь.

— Через кабину пилотов.

Афанасий оценивающе глянул на зияющие дыры в верхней части кабины.

— Не долезем, нужна какая-нибудь лестница.

— По крылу на фюзеляж, оттуда по верху к кабине.

— Помоги. — Афанасий скользнул к ближайшему почти неповреждённому крылу. — Остальным — глаза в кольцо!

Это означало — занять круговую оборону.

Никто не возразил, всецело доверяясь командиру.

С помощью сержанта он взобрался на крыло, вытащил наверх Дохлого, и они вдвоём двинулись к верхней части корпуса самолёта, цокая подошвами ботинок по металлу крыла. Взобрались на округлую тушу фюзеляжа, добрались до пилотской кабины. Афанасий заглянул в пустой — без бронестекла — перекошенный прямоугольник и сглотнул.

И Витюша, и Костя без движения лежали в креслах, не реагируя на звуки. Руки первого пилота были стиснуты на штурвале управления, голова упала на грудь, по плечам тянулись чёрные ручейки застывшей крови. Костя, наверное, пытался встать, но не смог и лежал боком на левом подлокотнике. Лицо его представляло собой кровавую маску. Кровь вытекла из ушей и глаз, и вытереть её у него не хватило сил.

— Инфразвук! — севшим голосом произнёс Дохлый.

Афанасий не ответил. Было очевидно, что пилотов убил мощный инфразвуковой удар, и казалось чудом, что они всё-таки сумели посадить самолёт, спасти его от полного разрушения, хотя сами не выжили.

Внутрь удалось протиснуться с великим трудом, мешали изогнутые шпангоуты крепления стёкол. Афанасий на всякий случай проверил, дышат ли пилоты, потом пробрался в грузопассажирский отсек. Там его ожидала печальная картина разрушения и смерти.

Команда была мертва! Уксус и Шило лежали, скорчившись, в своих креслах, обхватив головы руками. По чёрным застывшим ручейкам крови, просочившимся из-под пальцев, было видно, что у них, как и у остальных членов группы, лопнули глаза и уши.

Ещё двое — оператор Центра и майор Мамонов, заменивший Афанасия, лежали в проходе между креслами, в лужах крови, так же обхватив головы руками. Удар инфразвукового солитона был таким мощным, что защита самолёта с ним не справилась, и у людей глаза, барабанные перепонки, внутренние органы буквально взорвались, не давая им никакого шанса выжить.

Пробравшийся вслед за Пахомовым Дохлый пошевелил одного из лежащих, второго, покачал головой.

— Глухо… узнать бы, кто стрелял…

Афанасий с трудом открыл дверь в отсек с «Коршуном», вошёл, ворочая лучом фонаря. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: генератор электромагнитных волн был к работе непригоден. Корпус его разорвала трещина, цилиндр излучателя был смят, реактор, питающий комплекс, выпал из разломанного гнезда, и на боку его мигал красный индикатор отсечки питания.

— Пиндык? — спросил возникший за спиной Дохлый.

— Как видишь.

— В вертолёте он не уместится. Да и выгрузить его не удастся, он весит не меньше тонны.

— Заберём что сможем. Кот, как обстановка?

— Пока тихо, — ответила рация голосом капитана. — Сизый уверяет, что слышал звон.

— Понаблюдайте за небом, может, над нами подвесили дрон. Не нравится мне, что здесь так тихо.

— Нам самим не нравится.

— Майор, что слышно? — вызвал Афанасий Рябинина.

— Пограничники спрашивают, нужна ли помощь.

— Для транспортировки блоков генератора понадобится катер. Выпускайте к нам эксперта, пусть посмотрит на изделие.

— Ваши парни живы?

— Шесть «двухсотых».

Пауза длилась несколько секунд.

— Посылаю вашего человека.

— Командир, я поднимусь? — спросил Котов.

— Мы сейчас выбьем боковой люк. — Афанасий жестом отправил Марина выполнять поручение. — Не расслабляйтесь. Дрон не видно?

— Если он и летает, то высоко.

— Давай.

Послышались удары металла о металл, скрежет.

— Залезай, — раздался тихий голос сержанта.

В самолёте появился капитан, включил фонарик, оглядел отсек.

— Что это с ними?!

— Инфразвуковое поражение. Американцы создали акустрон, мощный генератор инфразвука, способный генерировать своеобразные звуковые шары. Мы с Дохлым на себе прочувствовали.

— Как же вы остались живы?

— Скорее всего, спецам из АНБ удалось резко увеличить мощность излучателя.

— А ведь если бы мы полетели, — вдруг сообразил Марин, почесав в затылке, — лежали бы сейчас вместе с командой.

Афанасий промолчал. Он подумал о том же. Попробовал связаться с Центром. Однако то ли глонассовский спутник удалился от Камчатки, то ли айкому не хватило сил пробить атмосферу до Петропавловска-Камчатского, но связь с базой установить не удалось.

— Майор, свяжись с пограничниками: мы начинаем демонтировать установку, пусть помогут.

— Катер будет часа через два.

— А у них нет своих «вертушек»?

— Есть, но обе сейчас на южном побережье, участвуют вместе с эмчеэсовскими машинами в эвакуации населения посёлков рядом с Узоном.

— Ладно, мы начнём, они присоединятся.

— Если смогут высадиться, — усомнился Рябинин. — Здешний берег крут и неудобен для высадки. Они поэтому и не смогли осмотреть самолёт.

— Тогда и ваша помощь не будет лишней.

Появился капитан Новицкий. Ему помогли взобраться в грузовой отсек.

— Я думал, будет хуже, — признался он, осмотрев корпус «Коршуна».

— Спасибо им, — кивнул на соседний отсек Афанасий, имея в виду лётчиков. — Если бы упали — мог взорваться реактор.

— Не мог, у него три системы безопасности, при ударе зона реакции глушится, реактор капсулируется и делится на три модуля.

Афанасий знал основы работы питающего генератор реактора, но у него было своё мнение по поводу гарантий его безопасности.

— Разобрать сможем?

— Дело нехитрое, инструмент нужен.

— Вдоль бортов ящики инструментальные, ищите.

— Можно я… посмотрю? — Блондин повернул голову к пассажирскому отсеку.

— Посмотри.

Капитан пробрался в кабину и вскоре вернулся, бледный и взволнованный, потрясённый увиденным.

— Это их… при посадке?

— Инфразвук, — ответил Афанасий коротко. — Дохлый, Кот, Сизый — помогите разобрать изделие. Голубь — на самолёт, с биноклем, будешь изображать боевое охранение.

Принялись за работу.

Вынесли тела погибших, уложили рядом с левым крылом самолёта, на снег, прикрыв кусками пенопласта.

Выгрузили оружие, сняли ПЗРК и пушку, так и не нашедшие применение. Разобрали на блоки корпус «Коршуна», хотя половина из них была покорёжена, и пришлось повозиться, срезать болты и шпильки.

Пограничники не появились ни через два часа, ни через три.

Рябинин связался с заставой и выяснил, что моряки заметили чужой корабль недалеко от мыса Столбовой, в территориальных водах Камчатки, и вынуждены были направиться к нему для выяснения принадлежности и причин появления. Корабль, эсминец канадских морских сил «Сиэтл», сдал назад, катер сбавил ход, эсминец остановился, а как только катер начал приближаться, снова двинулся прочь, как бы заманивая российских пограничников. Катер прибавил скорость, эсминец тоже; катер сбавил скорость — эсминец тоже. И эта игра в кошки-мышки продолжалась до сих пор.

Услышав сообщение, Афанасий насторожился. Канадец явно отвлекал на себя береговую охрану полуострова, провоцируя пограничников на активные действия и не отвечая на их запросы, а это означало, что американцы рассчитывали каким-то образом «распотрошить» секретное оборудование самолёта — «Коршун» и неймс; Афанасий был уверен, что они знают о наличии последнего, но не знают, что «изделие Д» перед отправлением на Камчатку было снято с борта «Ила».

— Всем «шухер»! Кот, Сизый — слева, Лапа, Голубь — справа, залечь на глаза! Дохлый, Рябинин — к вертолёту! Новицкий, вон из самолёта! Шустрее!

— Но там ещё блок управления…

— Потом заберём! Шустрее!

Новицкий зачем-то начал собирать с пола инструмент, и Дохлый пинком заставил эксперта на карачках пробежаться по проходу салона к люку.

— Шевелись, наука, не в лаборатории!

Но команда Афанасия запоздала. Те, кто готовился захватить секретные изделия самолёта, начали атаку раньше.

По борту «Ила» словно ударили гигантской дубиной!

Афанасию показалось — на самолёт упала скала!

Глаза едва не выскочили из орбит, во рту появился солёный привкус крови.

Кто-то вскрикнул.

— Командир! — прохрипел Дохлый, падая.

Афанасий понял, что это означает.

— Всем из самолёта! Прячьтесь за камни! Аллюр!

Дохлый вторым пинком выбросил в люк замешкавшегося Новицкого, прыгнул сам. За ним ласточкой нырнул Котов. И тотчас же в люк ворвался ещё один «шар грома», гулко отразившись от стен корпуса и балок, к которым крепился «Коршун».

Афанасий едва не оглох, сознание раздробилось на несколько самостоятельных струй, одна из которых советовала выбираться из самолёта «нетрадиционным» способом. Он и выбрал этот вариант, метнувшись в кабину лётчиков, на ходу связываясь с остальными бойцами:

— Не высовываться! Стреляют из акустрона! Попадёт в башку — кранты! Разрешаю отвечать на поражение!

С последними словами он выбросился сквозь отверстие в разбитом фонаре пилотов, и вовремя: ещё один «громовой шар» бабахнул по фонарю, порождая серию металлических стонов и тресков: от мощного звукового удара лопались экраны системы управления, лампы освещения, пластмассовые панели, гнулись и рвались алюминиевые полосы креплений.

Упал удачно — мимо голого скалистого бугра, на снежный пласт, перекатился, нырнул за груду камней.

— Кот, что у вас?

— Никого не вижу, — отозвался капитан озабоченным тоном. — Из чего стреляют?

— Из акустрона, результат его работы ты видел. Перекличка!

— Сизый, Голубь, Лапа, — отозвались бойцы.

— Почему они напали именно сейчас? — послышался голос Дохлого.

— Ждали, пока мы разберём генератор, — предположил Афанасий. — Отвлеките их, я зайду с тыла.

— Вижу дрон! — объявил вдруг Сизов. — Прямо над самолётом!

Афанасий поднял голову, сосредоточился на дальнозоркости.

Над «Илом» на высоте метров двухсот и в самом деле висел дрон — еле различимая запятая, то и дело ныряющая в бездонную синеву неба. Он двигался медленно, но это не имело значения, так как нападавшие видели противника как на ладони и могли подстеречь каждого из защитников самолёта, где бы он ни находился.

Недалеко ударил раскат грома, по скалам вокруг вплоть до берегового гребня пошли гулять отголоски.

Вертолёт! — обожгла голову всполошная мысль.

— Майор, «вертушка»! Пилотам — десантироваться!

Что-то прокричал в ответ Рябинин.

Ухнуло рядом! Раздался вскрик. Рябинин замолчал.

— Кот!

— Никого не вижу!

— Дохлый!

— Я тоже. Прячутся, сволочи, умело, но бьют прицельно!

— Мышами к берегу!

— Побежали!

Команда означала — начать движение всем вместе, как это делают мыши, спасаясь бегством. Противник мог и запаниковать, увидев, что к нему устремились вооружённые люди. Но атаковавшие группу невидимки были профессионалами и «мышиного» набега не испугались.

Дважды грохнуло. Бегущих расстреливали как в тире, не спасали ни укрытия в виде лежащих валунов и каменных бугров, ни ложбины, где они пытались прятаться. Снова кто-то закричал.

Афанасий выругался, высунул голову, бегло оглядывая поле боя, успел увидеть движение слева от себя: от берега к самолёту двигалась цепочка плохо видимых пятнистых фигур в зимнем камуфляже, также вжимаясь в землю после каждой перебежки. Их было как минимум втрое больше, чем бойцов группы.

— Кот, Голубь — слева четыре ниндзя!

Раздались выстрелы: бойцы наконец сориентировались и открыли огонь из автоматов.

Снова грохнуло, и снова раздался вскрик. Выстрелы смолкли.

Афанасий понял, что вероятность выжить у них маленькая, если дрон будет и дальше корректировать залпы нападавших, вытащил «маузер». Был только один шанс уравнять возможности, и его следовало использовать.

Первый импульс неймса, посланный вверх, без следа затерялся в небе. Чёрная запятая беспилотника лишь на мгновение выпала из поля зрения — глаз потерял его в слепящей синеве — и снова появилась на месте.

«Не работает!» — облился Афанасий холодным потом. Направил ствол «маузера» на ближайший камень, нажал на курок.

В камне протаяла дырка диаметром с кулак.

Работает!

Второй импульс ушёл вслед за первым, не найдя цель. А третий не пропал даром. Чёрная запятая беспилотника дрогнула, стала увеличиваться в размерах, и он, оставляя за собой реденький дымный хвостик, косо пошёл к земле, пропал за ближайшим взгорком. Раздался негромкий хлопок.

— Кот, дрон накрылся! Поднимайте шум!

Слева и справа снова раздались короткие очереди: бойцы группы осмелели, высовываясь, чтобы выстрелить и тут же сменить позицию.

Афанасий перекатился под защиту корпуса самолёта, отполз к лежащим на снежном взгорке телам погибших, прислушиваясь к перестрелке, и стремительно кинулся в распадок, уходящий к полосе кустарника в двух десятках метров. Бежать было трудно, почти на карачках, прижимаясь к земле, не обращая внимания на впивавшиеся в ладони мелкие камешки и колючие ветви стланика, но маневр удался, и он добежал-таки до кустов, не получив громового удара в спину.

Передохнул несколько секунд, ловя ухом очереди из автоматов и гулкие взрывы инфразвуковых разрядов. Взмолился в душе: поберегитесь, пацаны! Определил направление движения и снова бросился бежать, огибая поле боя с западной стороны, где неровностей и скал было больше.

Бег по пересечённой местности отнял около пяти минут и массу сил. Однако высунув голову из-за ребра скалы, Афанасий увидел, что и этот его маневр увенчался успехом. Бойцы отряда успешно перемещались от укрытия к укрытию, огрызаясь короткими очередями, не всегда прицельными, и успевая прятаться в расщелинах между камнями от невидимых звуковых «пуль», а атакующие чаще стали мазать, так как потеряли контролирующую систему — дрон. Тем не менее кольцо окружения вокруг самолёта сжималось, нападавших было достаточно, они уже успели повредить вертолёт и подбирались к самолёту. Судя по их уверенным броскам, они и в самом деле представляли собой некую хорошо обученную спецкоманду, а так как шли они от берега и высадиться могли только с борта корабля или подводной лодки, можно было предположить, что Афанасий столкнулся со знаменитыми благодаря телевидению и Интернету «морскими котиками».

Он сделал ещё одну перебежку и оказался в тылу цепочки атакующих, одетых в необычного вида пятнистые — чёрное пополам с белым — комбинезоны. Устроился поудобнее, положил ствол «маузера» на сгиб локтя, прицелился, нехорошо улыбнулся и выбрал первую цель.

«Маузер» беззвучно выплюнул невидимый луч, в котором распадался любой, даже самый твёрдый материал.

Пятнистый «котик» в сотне метров от него замер на полушаге, споткнулся, упал. Больше он не шевелился.

Второй комбинезон — левее, в десяти шагах от упавшего, метнулся к нему, нагнулся… и мягко завалился лицом вниз, дёрнулся два раза, застыл.

Афанасий переждал хор криков: атакующие хоть и не получали корректирующие команды с дрона, однако переговаривались между собой и заметили, что в их рядах появились неожиданные потери.

Следующие два выстрела Афанасия поразили ещё двух «котиков». Обученные бойцы морского спецназа США прекрасно понимали ситуацию и начали прятаться за камнями, перестав стрелять из акустронов, но луч неймса легко прошибал базальты и граниты скал и камней и находил укрывшихся бойцов, не представлявших, с чем им пришлось столкнуться.

Далёкий крик (кричали на английском) оповестил, что командир отряда оценил потери и приказывал отступать.

Чёрно-белые фигуры перебежками устремились к упавшим коллегам, начали было тащить тела к берегу, и Афанасий снял ещё двоих, прежде чем остальные осознали своё незавидное положение и кинулись бежать почти в открытую, в панике, надеясь остаться в живых, не понимая, кто по ним стреляет и из чего. Троих коллег им удалось унести, но пятеро так и остались лежать на поле боя.

— Как зайцы! — донесла рация злорадный голос Дохлого. — Командир, ты где?

Афанасий мог легко снять ещё пару-тройку бегущих, однако не стал этого делать. Да и сил догонять «котиков» не осталось, хотя у него и мелькнула мысль добежать до берегового гребня и если не потопить, то сильно повредить плавсредство, доставившее к берегу мыса команду забугорных профессионалов-диверсантов.

Последние пятнистые фигуры скрылись за скалами.

Подождав минуту, Афанасий встал во весь рост.

— Кот, перекличка!

Ответили все бойцы старой гвардии. Не ответили Рябинин и эксперт Центра капитан Новицкий. Рябинин был без сознания, получив сотрясение мозга при падении на камни, Новицкий был мёртв. Прямое попадание звуковой «пули» превратило его голову в кровавый бисквит.

— Смотри-ка, что было у того битюга, — показал Дохлый на одного из сражённых «котиков», передавая Пахомову необычной формы оружие. — Думал, что гранатомёт, но дуло странное, десять дырок, и гранат не видно.

— Акустрон! — пробормотал Афанасий, не веря своим глазам. — Вот из чего они нас пытались достать.

— Акустрон? — недоверчиво протянул сержант. — Не может быть. Такой махонький? Самолёт из такого не собьёшь.

— Это переносный акустрон… если я не ошибаюсь. На «икс тридцать седьмом» стоит большой, а это персональный, для индивидуального пользования.

— Вот будет подарок Семёнову!

— Это точно.

— Командир, я не подстрелил ни одного ниндзя! Представляешь? Получил по морде звуком, зрение расфокусировалось…

— Беги к вертолёту, посмотри, живы ли пилоты.

Дохлый припустил к винтокрылой машине с обвисшими лопастями.

Подошли Котов и Лапа. Сизый, морщась, бдительно осматривал окрестности, ворочая стволом автомата. По-видимому, ему крепенько досталось от удара звуковой «пули», так как он то и дело прижимал ладонь к уху.

Впрочем, досталось и остальным. Голубь тоже прижимал к уху ладонь и тряс головой, а у капитана была видна бурая дорожка крови под носом.

— Попало? — посочувствовал Афанасий.

— Ничего не слышу, — криво усмехнулся Котов. — Высунулся неудачно.

— Приведите в чувство майора.

Бойцы подошли к лежащему Рябинину, склонились над ним. Котов достал аптечку.

Вернулся Дохлый.

— Живы, хотя оба оглохли, все в крови.

— Вертолёт?

— Стекла выбиты, а так с виду цел.

Зашевелился представитель камчатского отделения ФСБ.

Афанасий подошёл, помог ему сесть.

— Живой? Вызывай погранцов, надо дать ориентировку: нас атаковал отряд «морских котиков», пусть поднимают самолёты. Очевидно, здесь поблизости американская подлодка.

Рябинин с перекошенным от боли лицом достал мобильный телефон.

Подмосковье, г. Королёв 14 октября, вечер

Разговор с министром обороны был трудным, министр обиделся, что у Зернова оказались защитники в окружении президента и ему пришлось уступить, поделиться с командующим ВГОР «изделием Д», хотя изначально им занимались специалисты Зернова. Однако всё закончилось мирно, и Денис Самойлович ехал из Москвы в Королёв с чувством глубокого удовлетворения. Ему уже доложили, что идея самофокусировки «Шершня» Пахомова-старшего оказалась верной, и теперь у военных геофизиков появился шанс «достать» любой носитель акустрона или «Зевса», где бы генератор ни был установлен — на корабле или на спутнике.

В Центре командующего ждала Леонсия Зорич. Она подошла в тот момент, когда Зернов открывал дверь кабинета.

— Добрый вечер, Денис Самойлович. Ничего, что я поздно?

— Вы не отдыхаете, — проворчал он осуждающе, глянув на часы.

— Вы тоже, — улыбнулась она.

— Проходите, присаживайтесь. Кофе?

— Да, не откажусь.

— Роман, два кофе, — кивнул Зернов адъютанту, терпеливо ждавшему возвращения командующего.

Зернов сел за стол, включил компьютер.

— Что-то срочное?

— Информация от Ратного. Только что стали известны сроки операций воздействия на континенты, американской и китайской. — Леонсия положила перед Зерновым коробочку с крохотным перламутровым диском. — Запись на всякий случай.

— Американцы решились на удар? Сразу после Камчатки?

— Климдив на Камчатке был завершающим этапом настройки всей системы. Они сосредоточили вокруг нас пять «Харпов» и двенадцать «Зевсов». Плюс три Х‑37.

— Значит, получен приказ из Белого дома. Санкциями нас придушить не удалось, мы не отступили, и наши смертельные друзья замыслили извести Россию иным способом, как в фильме «Бумбараш»: так не доставайся ты никому!

Леонсия поиграла бровью, разглядывая сумрачное лицо командующего, сказала дипломатично:

— Похоже, что так. Удар будет нанесён по Уралу, в стык континентальных плит. По нашим расчётам, землетрясение в этом случае сотрёт с лица Земли большую часть европейской территории страны, в том числе Москву, и запад Сибири.

— Это им удастся?

— Судя по ситуации на Камчатке — вполне. Если только мы не нанесём превентивный удар.

— По Вашингтону?

— По станциям.

— Уничтожить все «Харпы» и «Зевсы» мы не сможем.

— Все уничтожать и не надо, достаточно нейтрализовать два главных «угла» — Аляскинский и Гренландский и три корабля с «Зевсами» — в Чёрном море, у берегов Японии и в Восточно-Сибирском море.

— Легче сказать, чем сделать.

Леонсия прищурилась.

— Насколько мне известно, у нас будет новый «Шершень»?

Зернов пригладил волосы на голове, мимолётно подумав, что начинает лысеть.

— Надеюсь. Президент дал «добро», Горик Степанович вынужден был согласиться.

— «Шершень» — оружие завтрашнего дня, против него нет защиты.

— Но и нам он необходим. С американцами всё понятно, они взбесились после того, как мы не один раз дали им по рылу. Что китайцы?

— Добавлю: американцы готовят ещё два сюрприза. В их лабораториях испытывается аквагон, а на Луну они собираются доставить хиггс-долб. Я вам докладывала об этом. Через полгода они выйдут на практическое применение устройств.

— Хиггс…

— Долб, — закончила женщина со смешком. — Генератор массы. По идее он должен создавать масконы — концентрации массы без материального носителя. Луна изменит орбиту и…

— Бред, — махнул рукой Зернов, — не верю. А вот аквагон…

— Реален абсолютно.

Речь шла о генераторе поля, ослабляющего вязкость воды. По мысли разработчиков проекта с помощью этого генератора можно было топить корабли противника, не прибегая к ракетной и торпедной атакам.

— Мы можем противопоставить им защиту?

— От аквагона защиты не существует… как и от «Шершня». По сути, аквагон — предтеча «изделия Д», просто мы получили его раньше. Кстати, кровь человека, по сути — раствор красных кровяных телец в воде, отчего аквагон может стать оружием в ближайшем будущем… опять же, как неймс стал оружием в наших руках. Попади человек под луч аквагона — вся его кровь мгновенно найдёт выход из тела.

— Хорошенькая перспектива. Акустрон, неймс, аквагон, хиггс…

— Долб.

— Всё становится оружием! Куда мы катимся, полковник? Я имею в виду человечество.

— К закономерному финалу. Да и не катимся, Денис Самойлович, мы падаем. Хотя это понимают только единицы. Вопреки расхожему мнению о том, что Россия — «обитель зла», именно США — абсолютно антиморальная «чёрная дыра зла» с отягощённой наследственностью, готовая поглотить любого инакомыслящего, не пожелавшего стать покорным воле «пастухов», управляющих страной и миром, предпочитающих воевать не на своей территории.

— Вы так считаете? — задумчиво спросил Зернов.

— Я это вижу, — грустно, без обычной улыбки ответила Леонсия. — И зарвавшимся «пастухам» надо давать отпор!

— Что ж, это близко и к моему мировоззрению. Итак, вы говорили о сроках.

— Американцы собираются проверить свои силы первого ноября. Но есть ещё китайцы, запустившие на орбиту корабль с генератором, они называют его «Шандианом». Завтра стартует ещё один их корабль, с тремя специалистами по сборке и запуску «Шандиана». В их планах включить генератор, нацелив его на Йеллоустоунский парк, третьего ноября.

Зернов покачал головой:

— Грандиозные планы!

— Если взорвётся Йеллоустоун — пеплом накроет практически всю Землю.

— Неужели китайские бонзы такие идиоты? Они же должны были просчитать последствия.

— Всё зависит от руководителя проекта, а, по нашим данным, это министр обороны Поднебесной, во что бы то ни стало желающий угодить руководителю страны.

— Его надо остановить.

— Как?

Зернов кивком поблагодарил адъютанта, принесшего кофе, сделал глоток.

— Не знаю. Даже если я доложу нашему президенту о готовящемся ударе, вряд ли он заговорит об этом с председателем КНР. И даже если заговорит — вряд ли убедит не делать этого.

— Надо попробовать.

— Разумеется, я сделаю всё, что в моих силах. Однако нам надо быть готовыми самим решить задачу. Шанс есть.

— Второй «Ил»…

— Второй Пахомов, — позволил себе улыбнуться командующий ВГОР.

Китай, остров Хэйнань, космодром Вэньчан 15 октября, полдень

«Великий Поход‑16» стартовал ровно в назначенную минуту.

И на этот раз его провожал министр обороны, которого сопровождали те же лица, что и при запуске корабля с «Шандианом» на борту: товарищ Вань, генерал Сунь Чай и начальник космодрома Чжан Хайшэн.

Никаких торжественных речей не было. Заявление для прессы, в котором говорилось о запуске корабля с тремя тайконавтами «для монтажа дополнительного оборудования на станции «Тяньгун», сделал только один человек — заместитель начальника космодрома. В принципе заявление соответствовало истине, хотя «дополнительное оборудование» было специфическим — генератор электромагнитных волн «Шандиан», за работу которого и отвечали товарищ Вань, считавшийся разработчиком китайского «Харпа», и генерал Сунь Чай, директор национального исследовательского института.

«Шэньчжоу‑16» по конструкции ничем не отличался от предыдущего корабля, успешно стартовавшего несколькими днями раньше и поднявшего разобранный «Шандиан» на околоземную орбиту. Экипажу шестнадцатого «Великого Похода» предстояло снять с борта пятнадцатого изделие и смонтировать его в единое целое, пристыковав к запущенной недавно китайской станции. Поэтому экипаж «Шэньчжоу» состоял из двух инженеров, специалистов в области конструирования радиоаппаратуры, принимавших участие в создании «Шандиана», и командира корабля Ли Чхонли, уже побывавшего в космосе.

Министр обороны занял своё кресло, отсчёт пошёл, корабль медленно пополз в небо на столбе огня.

Через час он вышел на расчётную орбиту.

Вздохнувший с облегчением Чжан Хайшэн начал было пространно докладывать Лю Фунчэну о радостном событии, но министр перебил его:

— Слишком медленно поднимается ракета, надо быстрее!

Переглянувшиеся спутники министра спрятали улыбки. Лю Фунчэн в прошлом заканчивал институт военного менеджмента и понятия не имел о принципах ракетного строительства, но возражать ему не стоило.

— Будем стараться, господин министр! — вытянулся Чжан Хайшэн.

После того как Лю Фунчэн покинул космодром, Сунь Чай, оставшийся в зале управления, связался с тайконавтами:

— Тонгши, поздравляю, но ситуация изменилась. Изделие должно быть собрано за шесть дней, ко дню рождения председателя. Поэтому никаких отдыхов, никаких послаблений, особый режим, отдохнёте дома. Как поняли?

Тайконавты всё ещё находились в скафандрах, пристёгнутые к ложементам стартовых кресел, и ни переглянуться, ни показать радостные лица не могли, и за всех ответил командир корабля Ли Чхонли:

— Сделаем всё возможное, товарищ генерал!

— Надо сделать всё невозможное, — проворчал начальник космодрома.

Подмосковье, г. Королёв 17 октября, утро — 18 октября, утро

Забежать домой после возвращения с Камчатки не удалось, и Афанасий, безумно соскучившийся по жене, смог лишь позвонить ей и пообещать приехать, как только подвернётся случай.

Зато после разговора с Семёновым ему представился случай навестить Олега, содержащегося в общевойсковой камере предварительного заключения (майор оказался первым и единственным заключённым на весь блок, рассчитанный на десятерых провинившихся), и Афанасий поспешил этим случаем воспользоваться.

Его провели в неприметное одноэтажное здание, стоявшее за ангарами базы, показали на первую же дверь под номером «02»:

— Здесь.

Он поднял руку, собираясь постучать, и провожатый — пожилой усатый дядечка в камуфляже без погон — усмехнулся.

— Это КПЗ, товарищ полковник, а не квартира. Стучаться сюда всё равно что стучаться в спальню жены.

Афанасий оценил юмор провожатого, усмехнулся в ответ.

С настоящим тюремным лязгом обитая железом дверь камеры открылась, и Афанасий оказался в небольшом помещении, где у стен стояли две койки, привинченные к полу, одна — накрытая серым одеялом, вторая — сверкающая белыми простынями и подушкой. В помещении, скупо освещённом небольшим оконцем под потолком, стояли столик, также привинченный к полу, два стула и две тумбочки. Параши не было, и гость чуть позже разглядел дверцу, ведущую в туалетный блок. Больше всего камера напоминала больничную палату: чисто, свежо, воняет краской, стены покрашены в светло-салатовый цвет, потолок белый, настольные лампы, газеты и журналы на столе. Здесь и должны были отбывать наказание не зэки-киллеры и бандиты, а нарушители военной дисциплины, и камера лишь подчёркивала ограничение свободы, а не будущий суровый приговор.

Олег лежал на кровати слева, прямо на простынях, в одежде, отвернувшись к стене. На звук открывающейся двери он не отреагировал.

— Привет, — сказал Афанасий, останавливаясь посреди комнаты. — Загораешь?

Несколько секунд Щедрин лежал в той же позе, потом чуть повернул голову, но остался лежать.

— Чего пришёл?

— Задать один вопрос, — сдержанно сказал Афанасий.

— Только один?

— Одного достаточно.

Олег долго молчал, по-прежнему пряча лицо.

— Спрашивай.

— Что тебе пообещали?

Молчание, тяжёлое и холодное, как талая вода.

— Ничего…

— Врёшь, ты бы не пошёл на это, не имей надежды на решение проблемы. Я знаю, что ты любишь Дуню и ради неё готов на всё. Так что тебе предложили?

Молчание.

— Я всё рассказал следователю.

— Мне скажи.

— Ты не поймёшь.

— Я-то как раз и пойму… да и Дуня тоже.

— Счастливый несчастного не разумеет.

Афанасий покачал головой:

— Не все несчастные становятся предателями. Да и не знаешь ты, что такое счастье.

— А ты знаешь…

— Как сказал один умный товарищ: счастье — это когда в доме нет больных, в тюрьме нет родных, среди партнёров нет гнилых, а среди друзей — врагов. Не согласен?

Олег не ответил. Да и не мог он внятно объяснить свой поступок, несмотря на желание увести жену друга. Надо было сойти с ума, чтобы пойти на предательство.

Возле КПЗ Афанасия встретил Дохлый.

— Ну, как он там?

Афанасий пожал плечами, находясь в тягостном раздумье.

— Лежит.

— Рыбья требуха! Его врачи не обследовали? Психических отклонений не нашли?

— Нет.

— Тогда он просто дурак. Ты сейчас куда?

— Домой, Семёнов дал сутки отдыху.

— Не знаю, куда податься, — пожаловался Марин, догоняя широко шагавшего Пахомова. — Родители далеко, девчонки нету, в ресторан одному идти всё равно что самому с собой любовью заниматься.

— Сходи, может, познакомишься с кем.

— В ресторане? Ты ещё предложи через Интернет познакомиться. Что там уроды и уродки торчат, что там. В Судиславль теперь не скоро поедешь?

— Не знаю, а что?

— Дуня со своими подружками познакомила бы.

Остановились у КПП. Афанасий, поймав мысль, обдумывал её. Конечно, душа его рвалась к жене, не говоря уже об организме, но и товарища оставлять одного в таком паршивом настроении не хотелось.

— Поехали ко мне.

Марин с недоверием посмотрел на него:

— Зачем?

— Да ни за чем, побудешь с нами, втроём веселей, сходим куда-нибудь, а то и наших парней позовём. Ты против?

— Д-да… нет… я думал… ты же, наверное, хочешь побыть с женой…

— Не помешаешь. Всё, решено, едем к нам. Иди, соберись, предупреди дежурного. Я забегу к полковнику, спрошу кое о чём и через полчаса жду тебя в машине.

— Ладно, — нерешительно согласился сержант.

Через полчаса они выезжали с территории Центра на машине Афанасия.

Похолодало, пошёл снежок.

Дуня не ожидала увидеть Марина, однако обрадовалась натурально, затормошила, предложила переодеться в домашнее, и Дохлый, смутившись от такого приёма, буквально расцвёл, почувствовав себя как дома.

Пообедали, подтрунивая друг над другом, Марин рассказал несколько смешных случаев из своей холостяцкой жизни, а потом, видя перегляд молодожёнов и понимая его значение, решительно поднялся.

— Схожу в магазин, посмотрю на местный ассортимент.

— У нас всё есть, — попыталась остановить его Дуня.

— Всё, да не всё, у меня жевательный табак кончился, буду через час. — Дохлый быстро собрался под оценивающим взглядом Афанасия и ушёл.

— Что это с ним? — Дуня удивлённо посмотрела на мужа. — Обиделся?

— Сеня не умеет обижаться. Неужели не поняла?

Она встретила смеющийся взгляд Афанасия, покраснела, и он, подхватив её на руки, унёс в спальню.

Дохлый и в самом деле пришёл ровно через час, протянул Дуне букет цветов, а хозяину — бутылку вина «Айсвайн».

— Знаю, что ты не употребляешь, но это вино тебе понравится, уверяю.

До вечера беседовали, поиграли в стрелялку, скачав приложение «Хисториворс», пили кофе, звонили сослуживцам, — все были заняты, — а вечером пошли в кафе «Сказка», где с удовольствием провели время под тихую музыку «живого оркестра». При этом никто к ним не пристал, никто не оскорбил, не проявил недружественные чувства, и Афанасий невольно подумал, что в компании с Олегом обязательно случилась бы какая-нибудь неприятность.

К ночи посмотрели новый фильм — «драму о переживаниях двух девушек, влюбившихся в одного менеджера», и Марин отправился спать, сославшись на приятную усталость.

Наутро он признался Афанасию, что никогда прежде не чувствовал себя так хорошо, как у них в гостях, и пообещал жениться в ближайшее время.

— Старею, однако? — смущённо сморщился он.

— Мудреешь, — засмеялся Афанасий.

На базе их ждал сюрприз.

— Зайдите к полковнику Семёнову, — сказал дежурный по части. — Он вас искал.

— Оба? — уточнил Дохлый.

— Нет, только полковник Пахомов.

— Иди к себе, в случае чего, я тебя найду, — сказал Афанасий, подумав, что Семёнов мог бы и позвонить ему, если дело срочное, а не искать на базе, отпустив перед этим домой.

Начальник Управления был у Зернова, но ждать его не пришлось. Едва Афанасий осведомился у адъютанта командующего, где полковник, как тот вышел из кабинета и жестом велел Пахомову следовать за ним. В кабинет к себе не повёл, вопреки ожиданиям, направился к ситуационному залу.

— Примешь командование новой группой. Завтра испытание нового «Шершня», послезавтра — вылет к северным морям.

— Новый «Шершень»?

— Доработан нашими спецами по расчётам твоего гениального деда.

— Так его ещё не испытывали?

— Включили на полигоне под Свибловом. — Семёнов дёрнул уголком губ. — Испарили полангара… там холмы кругом, никто, к счастью, не живёт… В холме теперь дыра диаметром в два метра, глубину измерить не удалось.

Афанасий невольно поёжился.

— Дед предупреждал.

— Предупреждал. — Семёнов внезапно остановился перед дверью в зал, повернулся к спутнику, приблизил лицо к его лицу. — Он-то предупреждал. Что ж ты меня не предупредил, полковник, что у тебя есть персональный неймс?

Афанасий отвёл взгляд.

— Это подарок… он у меня ещё до переезда деда… могу отдать.

— Держи при себе. Но предупреждать надо. Я не сразу понял, о чём медики талдычат, осматривающие трупы американцев: то дырка в теле, сквозная, то полруки нет, то полголовы…

— Пришлось применить, иначе нас всех положили бы у самолёта. — Афанасий сменил тему. — Зато акустрон добыли.

— За акустрон отдельное спасибо, к награде будешь представлен.

— Если уж награждать, то всех.

— Обсудим.

Прошли в зал, наполненный тихим звоном работающих электронных и охлаждающих компьютеры устройств. Семёнов подошёл к начальнику смены, что-то втолковывающему молодому парню в зелёной операторской форме.

— Покажи кольцо, — сказал Семёнов.

Начальник смены отпустил подчинённого, пробежался пальцами по клавиатуре. Метрового размера экран перед ним сменил изображение облачного слоя на карту России. Вокруг территории страны зажглись красные огоньки. Афанасий насчитал их четырнадцать, уже сообразив, о чём пойдёт речь.

— Четыре стационара, — сказал начальник смены; четыре огонька мигнули. — Семь мобильных — «Зевсы» на кораблях» и один «икс тридцать седьмой».

— Плюс три ДРЛО, стригущих наши границы, — добавил Семёнов мрачно. — В Прибалтике, в Украине и у берегов Камчатки.

— Американцы начали ставить «Зевсы» на самолёты?

— Не думаю, скорее с помощью ДРЛО они отслеживают места расположения наших «Тополей».

— Понял. Наша задача?

— Нанести превентивный удар по «Харпам». Ну, или точнее и скромнее, повредить три-четыре «Зевса», чтобы лишить их нужной концентрации генераторов у границ России. Они готовятся встряхнуть Урал, надеясь уничтожить всю инфраструктуру наших военных предприятий, и твоя идея опередить их принята во внимание. Хорошо бы ещё сбить Х‑37, но это — если получится.

Афанасий с любопытством посмотрел на малоподвижное лицо начальника оперативного Управления.

— Приказ отдал командующий?

Семёнов усмехнулся:

— Бери выше.

— Неужели министр обороны?

— Ещё выше.

Афанасий сделал губы трубочкой, словно собираясь свистнуть.

— Мы никого не боимся?

— Мы адекватно отвечаем, — без улыбки ответил Семёнов. — В отличие от китайцев.

— А что китайцы?

— Собираются активировать Йеллоустоун.

Афанасий всё-таки присвистнул:

— Достали их таки америкосы…

— Идём, тебя ждут.

Бросив последний взгляд на экран, полковник повёл Пахомова из здания Центра к неприметному строению на краю полигона, возле которого стояли два микроавтобуса.

— Надеюсь, Дохлый… э, сержант Марин вошёл в команду? — поинтересовался Афанасий.

— В его присутствии нет надобности.

Афанасий от неожиданности споткнулся, замедляя шаг.

— То есть как?

Семёнов оглянулся.

— Он снайпер, а для выполнения заданий на новом «Иле» снайперы не нужны.

Губы сжались в полоску, лицо затвердело.

— Требую…

— Полковник, требовать будешь на гражданке, здесь воинская часть, выполняй приказы.

— Вы меня знаете, без Дохлого я команду не приму! Самолёты не вечно находятся в воздухе, а на земле они так же беспомощны и требуют охраны, как обычные объекты.

Семёнов ощупал лицо Афанасия ничего не выражающими глазами и открыл дверь строения.

Миновали стойку с дежурным, прошли в конец коридора, Семёнов открыл последнюю дверь, вошёл.

Помещение представляло собой нечто вроде музея, заполненного этажерками из металла, на полках которых лежали какие-то приборы, модели антенн и сами антенны всевозможных форм. За тремя столиками сидели молодые люди, четверо, в камуфляже. Увидев вошедших, они дружно встали, широкоплечие, спортивного вида, чисто выбритые, с одинаковыми причёсками «под милитари».

Афанасий ожидал увидеть своих бойцов, однако с разочарованием убедился в обратном и понял, что «аренда» группы «Альфа» кончилась и Котов с остальными бойцами вернулся в расположение части.

— Откомандированы к нам из разных подразделений, — покосился на него Семёнов, — все профи спецназа, владеют всеми видами оружия. Сержанты Миловидов и Саульский.

Крутоплечий блондин и низкорослый брюнет вытянулись.

— Лейтенант Брегвадзе.

Ещё один брюнет, высокий, жилистый, боднул лбом воздух.

— Старший лейтенант Варчук.

Самый мощный из парней, обладатель соломенных волос и оттопыренных ушей, качнул головой.

— Полковник Пахомов, — представил Афанасия Семёнов. — Ваш командир. С этого момента вы в его распоряжении.

Четыре пары глаз оценивающе «разобрали командира на части».

— Вопросы есть?

— Мне нужны спецы по «изделию Д».

— Старший лейтенант Варчук. Проходил подготовку на полигоне, принимал участие в испытании всех «изделий». Ещё вопросы?

— Разрешите провести ознакомительную беседу?

— Разрешаю. — Семёнов повернулся к выходу.

— Минуту. — Афанасий вышел вслед за ним в коридор, закрыл дверь. — Мне нужен сержант Марин.

Семёнов поморщился:

— Хорошо. Что ещё?

Афанасий вздохнул с облегчением.

— Парни понимают, что им предстоит делать?

— Я лично проводил инструктаж.

— Почему не разрешили взять моих бойцов?

— Вопрос не ко мне. Эти — лучшие из отобранных.

— Мне будет позволено заменить кого-либо в случае его некомпетентности?

Семёнов пожевал губами, окидывая лицо Пахомова неодобрительным взглядом.

— Если для пользы дела — да, если только ради: «он мне не нравится» — нет.

— Вопросов больше не имеется.

— Через два часа общий инструктаж. Вылет завтра, рано утром. Объекты нейтрализации будут рекомендованы перед вылетом.

Семёнов повернулся и пошёл к выходу.

Афанасий проводил его глазами, соображая, все ли вопросы задал, вызвал Дохлого и шагнул в «музей».

Сидевшие бойцы новой группы снова дружно встали.

— Садитесь, будем знакомиться, — сказал он сдержанно.

Борт самолёта «Ил‑96» 18 октября

Оснащение нового «Ила» превзошло все ожидания.

Афанасий примерно представлял, чем можно заполнить отсеки транспортника, превратив его из беспомощного в военном отношении грузовоза в современный боевой комплекс, однако и для него оказалось неожиданным присутствие на борту не только «Шершня», доработанного по расчётам деда, но и двух «Аддеров» — ракетных установок с ракетами АА‑15 класса «воздух — воздух», спрятанных в багажном отсеке и опускаемых на специальных поворотных пилонах, и двух пушек — в носу и в хвосте самолёта, управляемых с отдельно установленных в пассажирском салоне компьютерных коммандеров.

Кроме того, самолёт снабдили антенным комплексом «Хризантема», работающим на принципах фазированной решётки и видящим пространство в радиусе ста километров, что позволяло лётчикам своевременно маневрировать и реагировать на многие виды угроз.

Не забыли и про экипаж, вооружив его автоматами «Печенег», пистолетами-пулемётами и ПЗРК «Игла‑5». Дохлому достался новейший снайперский комплекс «Самум», недавно принятый на вооружение десантного спецназа ГРУ, и Марин был доволен на сто процентов. Под «Самум» был разработан специальный «умный» боеприпас типа «выстрелил — забыл», так называемая ракетная пуля, что намного повышало возможности стрелка по ликвидации противника. А что противник мог объявиться даже там, где его не ждали, ни сам Дохлый, ни Афанасий не сомневались, не раз за истекшие полгода попадая в ситуации с вынужденной огневой защитой.

Предусмотрели доработчики и дополнительную защиту от инфразвуковых «пуль», свободно пронизывающих корпус самолёта. По советам учёных они навесили по стенкам отсеков звукопоглощающие ежастые панели, а экипажу вручили специальные шлемы. Шлемы рекомендовалось носить постоянно, так как в них были встроены рации и очки с компьютерным наведением, однако Афанасий первым убедился в их громоздкости и теплоёмкости — голова в шлеме начинала потеть уже через несколько секунд, поэтому разрешил всем держать шлемы под рукой.

Помня опыт полётов первого «Ила», конструкторы установили в пассажирском салоне и дополнительное командирское кресло со всеми коммуникациями, в том числе смонтировав для него специальную консоль для крепления компьютерного монитора. Афанасий мог теперь не мешать пилотам, видя на экране то же, что и они.

Первую посадку «Ил‑96» с бортовым номером «10» совершил через шесть часов полёта в Хатанге. Заправился и полетел дальше.

Вторая посадка была запланирована за полярным кругом, на острове Котельном, принадлежащем островам Новосибирского архипелага.

За время полёта Афанасий поупражнялся в управлении «Шершнем», убедившись в работоспособности узла крепления и правильности его расположения: узел представлял собой мощный шарнир, позволявший высовывать дуло генератора в люки — верхний и нижний. По мысли Афанасия не мешало бы сделать ещё два — по горизонтали, так как могла возникнуть потребность применения неймса с большей степенью свободы, но об этом он решил поговорить с Семёновым после возвращения на базу.

— Задача остаётся прежней, — сообщил полковник во время одного из сеансов связи. — Ликвидация двух «Зевсов» на двух кораблях. Первый бороздит океан на семьдесят пятой параллели, у границы льдов, это известный тебе «Night Sun», второй торчит в Японском море на сороковом градусе.

— Нужны точные координаты.

— На цель вас наведут коллеги из ВКС. Стартуете с Котельного — подключитесь к их системе.

— Принято.

Из Хатанги вылетели в пять часов дня по местному времени. Пересекли море Лаптевых, приземлились на военном аэродроме Котельного, утром, в начале шестого, уже по времени Новосибирских островов.

Аэродром был совсем новый, он вступил в строй всего три месяца назад, и на нём пока базировались лишь два звена истребителей «Су‑30» последнего поколения, плюс два вертолёта пограничников. Появление гражданского «Ила» (начинка самолёта была абсолютно недоступна визуальному наблюдению) для гарнизона острова оказалось неожиданным, однако приказ «обеспечить экипажу транспортника максимальное содействие» служащие выполнили безукоризненно, накормили и напоили, предложили для отдыха отдельный домик, ещё не занятый военными.

Семёнов позвонил в семь утра на следующий день.

— Как самочувствие?

— Нормально, — ответил Афанасий, чувствуя небольшой дискомфорт из-за семичасовой разницы во времени, хотя и он, и подчинённые выспались и были готовы к работе.

— Через четыре часа вам надо быть в точке с координатами: сто шестьдесят градусов восточной долготы и восемьдесят градусов северной широты.

— Это зависит не от меня.

— Лётчики предупреждены.

— Туда подойдёт «Night Sun»?

— Корабль уже там, инструкции те же. Будьте осторожны, на рожон не лезте, в тот же район направился авианосец «Мюррей».

— Понял, взлетаем.

Пилоты «Ила» из самолёта не выходили. Оба были молоды, хотя и прослужили в ВВС по десятку лет и считались самыми опытными лётчиками, умеющими управлять не только грузовыми и пассажирскими лайнерами, но и бомбардировщиками «Ту‑95» и «Ту‑160». Поэтому Афанасий не решился звать их по имени, как погибших Витюшу и Костю, обращался либо по фамилии, либо по званию. Первый пилот был майором и носил фамилию Романов, второй, капитан, спокойный, как сытый крокодил (сравнение выдал Дохлый), отзывался на фамилию Сивоконь.

Афанасий зашёл к ним в кабину, передал приказ Центра, и самолёт поднялся в воздух стылого зимнего утра, провожаемый взглядами стартовой бригады аэродрома, не понимавшей, почему обычному гражданскому грузовику уделяется столь пристальное внимание.

В заданный район вышли в расчётное время — через два часа пятьдесят минут.

Афанасий занял командирское кресло, связался с Центром:

— Мы на месте.

— Корабль почти под вами, — сообщил дежурный. — Но практически не один. Рядом, в десяти милях, торчит авианосец. К тому же с базы Берроу вылетели в этом же направлении два бомбера Б‑2. Время подлёта — час ориентировочно.

— Принято, работаем. — Афанасий связался с пилотами: — Майор, мы у цели, надо снизиться. Я должен видеть корабль без оптики.

— Воздух прозрачный, увидите, — откликнулся первый пилот. — Но внизу холодно, под минус сорок.

— Я не собираюсь выходить из самолёта, — хмыкнул Афанасий. — На какой дальности мы можем сориентироваться?

— Да хоть сейчас.

— Без радара. Мне нужно будет навести на корабль свою машину.

— Километров десять максимум.

— Нужно подойти ближе.

— Подойдём.

— Хорошо бы пройтись над ним на высоте километра, а то и ниже.

— Пройдёмся. — Пилот сделал паузу. — Если это позволят сделать американцы. С борта авианосца стартовали два «Хорнета».

— Первыми атаковать они не станут, мы для них гражданский транспортник, — сказал Дохлый, прислушивающийся к переговорам командира. — Но времени у нас будет мало.

Афанасий раздумывал недолго.

— Центр, первого-второго на ухо.

— Минуту, — всполошился дежурный.

Афанасий невольно подумал о тех людях, которые в настоящий момент контролировали полёт «Ила», и ему стало легче. За ними следили и локаторщики воздушно-космических сил, и спутниковые автоматы, и пограничники Арктической бригады, и операторы ВГОР, готовые включить все технические системы, имеющиеся в распоряжении Министерства обороны России. Наличие в северных водах американских кораблей и самолётов не являлось для них неожиданностью, а отреагировать на вторжение российская оборона могла точно и быстро.

— Садимся «на ежа» ВВУ! — скомандовал Афанасий.

Это означало, что бойцы группы должны были занять свои места согласно боевому расписанию. Лейтенант Брегвадзе обслуживал ПЗРК, сержанты Миловидов и Саульский — ракетные комплексы, старлей Варчук — «изделие Д». Хотя открывать огонь из имеющегося на борту оружия имел право только Афанасий.

Дохлый мог бы и не готовиться к воздушным маневрам самолёта, олицетворяя собой охранение экипажа, но не отказал себе в удовольствии собрать свой снайперский винтарь и приготовиться к стрельбе.

— Мне бы тоже амбразура в борту не помешала бы, — хохотнул он. — Командир, подскажи идею полковнику.

— Шутник, — проворчал Брегвадзе, пока не уяснивший отношений Марина и Пахомова и с неодобрением выслушивая его «фамильярности».

— А что? — не сдавался Дохлый. — Хочешь, поспорим, что я собью американца?

Лейтенант покосился на Афанасия, но тот не реагировал, занятый изучением обстановки.

Несколько минут в салоне было тихо.

Самолёт подлетел к границам льдов, которая за последние шесть-семь лет отступила к полюсу почти на сто километров благодаря глобальному потеплению. С одной стороны, это дало возможность России открыть экономически выгодный Северный морской путь, с другой — позволило странам, претендующим на арктические сокровища, нагло демонстрировать мощь военно-морских сил, не брезгуя провокациями.

Остались в стороне острова Де Лонга.

— «Десятый», до цели сорок километров, — прорезался в наушниках шлема голос Семёнова. — Обойдите авианосец по дуге, надо льдами.

— Не могу, нам не дадут вернуться к кораблю.

— К вам повернули оба Б‑2, расстояние — около ста пятидесяти.

— Принято. Нас обещали подстраховать.

— «Сушки» на подлёте, но их ресурс — максимум час. За это время вы должны сделать заход и накрыть цель.

— Майор, боевой заход! — вызвал пилота Афанасий.

— Снижаюсь.

— Всем готовность «один»!

Под самолётом развернулось белое пространство льдов до горизонта, испещрённое синими и голубыми тенями и чёрными трещинами. Солнце светило вовсю, хотя и висело низко над горизонтом, видимость была отличная, полосы облаков не мешали любоваться северным пейзажем, и даже с высоты, на которой шёл самолёт, можно было увидеть белые и чёрные точки — резвящихся белых медведей и тюленей, считающих этот мир своим.

— Командир, слева на подходе два «Хорнета», — доложил пилот. — Справа — два бомбера.

— Далеко?

— Бомберы в пяти минутах, палубники — в трёх.

— Время до цели?

— Около трёх.

— Подлетаем и пикируем до высоты… — Афанасий прикинул свои возможности как наводчика неймса, — километр. Всем нацепить шлемы защиты!

— А нас не собьют? — хладнокровно осведомился второй пилот.

— Пока мы не показали зубы — не собьют, — усмехнулся Афанасий. — С виду мы мирные люди, изучаем ледовую обстановку.

— Они уже знают, что мы можем возить в отсеках, — напомнил Дохлый, — по первому «Илу».

— У тебя есть другие предложения?

— Нет, — признался сержант.

— Майор, где наши «сушки»?

— Примерно в двадцати минутах, — доложил Сивоконь.

— Ничего, не полезут америкосы, а пока сообразят, что происходит, мы будем далеко. Майор, второго захода не будет, прицелься поточнее.

— Постараюсь, — ответил Романов.

Время ощутимо сгустилось, напоминая невидимый резиновый пузырь, сжимающийся перед носом самолёта.

Афанасий, настроившийся на бешеную отдачу сердца, буквально чуял приближение самолётов противника (коллегами и партнёрами называть их не поворачивался язык), и лишь отсутствие знакомых ориентиров не давало ему возможности начать атаку первым. А так хотелось!

— Пикируем! — сообщил Романов.

Самолёт клюнул носом и устремился к свинцово-серой, с фиолетовым отливом, поверхности океана, набирая скорость.

— Даю связь с нашими парнями.

В наушниках раздался голос командира звена «Су‑30», приближавшихся с востока:

— «Десятый», я «Пятнадцатый» «Су», вижу вас на радаре.

— Отвлеките «Хорнеты» с авианосца!

— Бомберы будут раньше.

— С бомберами я сам разберусь, не приближайтесь к ним, они, скорее всего, вооружены акустронами.

— Чем?

— Инфразвуковыми пушками. Не отвлекайтесь.

— Понял, выполняю.

Экран перед Афанасием по-прежнему был пуст, он не видел ни американские самолёты, ни российские, но вполне представлял, что происходит в воздухе на высоте пяти-семи километров, хотя ничем пилотам «Ила» помочь не мог.

— Ниже!

Экран перед ним показал сизый квадрат воды и чёрную чёрточку корабля поперёк, мигающую красными звёздочками. Это был уже знакомый Пахомову носитель «Зевса» — «Ночное Солнце», и судя по всему, увидеть над собой российский транспортник он не ожидал, так как оставался в неподвижности всего в паре километров от стены льдов. Либо его капитан понадеялся на защиту авианосца и чувствовал себя как у Христа за пазухой.

— Бомберы рядом!

— Пусть ловят наш… — Афанасий не договорил.

По кабине, по всем агрегатам самолёта, по телам пассажиров, по головам ахнула гулкая дубина потрясения!

У Афанасия лязгнули зубы! Тошнота на мгновение свернула желудок в узел, зрение смазалось, в душе родился вопль и застрял в глотке колючим рыбьим хвостом!

— … дь! — выругался кто-то.

Брегвадзе прокричал что-то на своём родном языке.

— Они атаковали нас из акустрона, сволота! — прилетел скрежет зубов Дохлого.

Афанасий не ответил, он боролся с собой, понимая, что у него всего несколько мгновений на прицеливание и выстрел.

— Майор, живы?!

— Проклятие! — прохрипел пилот.

— Держи машину!

— Пытаюсь…

Самолёт опустился почти к самому кораблю, начал выходить из пике, содрогаясь и раскачиваясь. Пилоты вели борьбу не столько с тяжёлой машиной, сколько с последствиями инфразвукового удара (не было сомнений, что Б‑2 имели на борту акустроны), и Афанасий облился холодным потом, подумав, что второй выстрел лётчики не выдержат.

Пальцы нашли нужные клавиши на клавиатуре без участия сознания.

В днище грузового отсека «Ила» открылся люк, в который вылез пилон с «изделием Д».

В прицельное кольцо, перечёркнутое крестом, — управление «Шершнем» вогнали в особую компьютерную программу, стрелку не надо было самому ворочать дулом генератора и оптической системой наводки, — попало белое пятнышко — купол «Зевса».

По голове снова засадили дубиной! Пилоты близко подлетевших бомбардировщиков ещё раз выстрелили из акустронов, метя в пилотскую кабину.

Сознание помутилось.

Последним всплеском воли Афанасий отсек все неприятные ощущения, все посторонние мысли и шлёпнул ладонью по красному грибку включения неймса.

Выстрел!

Невидимая молния разряда сорвалась со щелястого рыла «Шершня», вонзилась в белый шарик генератора электромагнитных волн, пробивая его — и весь корабль! — насквозь.

Видеть этого Афанасий не мог, но воображение услужливо нарисовало красивую картинку: сквозную дыру диаметром около метра и устремившуюся внутрь корабля струю воды.

— Спасайтесь, крысы!

Самолёт неохотно полез вверх, продолжая раскачиваться. Лётчики всё же не потеряли сознания и на грани беспамятства продолжали управлять «Илом».

На экран выплыл чёткий треугольник. Афанасий не сразу сообразил — в голове царил кавардак, — что это один из американских «стелсов». Рука сама вцепилась в консоль компьютера.

— Майор, три градуса левее!

Пилот не ответил, и самолёт не повернул, но Афанасий на инстинкте объявил компьютеру новую цель и, дождавшись мгновения, когда кольцо с крестом прицела накроет треугольник Б‑2, вбил в консоль грибок пуска «Шершня».

Треугольник исчез.

По спине побежали мурашки, словно в неё кто-то целился из снайперской винтовки.

Возможно, так и было, пилот второго Б‑2 собирался нанести ещё один удар по «Илу», но, потеряв связь с напарником, передумал и куда-то пропал, пытаясь, очевидно, докричаться до пилота первого бомбардировщика.

Краешек сознания уловил хор восклицаний Дохлого:

— Кажется, мы его сбили!

Брегвадзе:

— Командир, высоко не взлетайте, у нас разбит иллюминатор!

Первого пилота:

— Левый движок заглох…

Командира звена Су-тридцатых:

— Один бомбер упал в море! Моя задача?

— Отгоните второй, — ответил ему Афанасий. — Мы возвращаемся домой…

Если долетим, добавил он сам себе, с трудом успокаивая шум в голове.

— Майор, на Котельный!

— Понял.

Самолёт развернулся носом к югу, направляясь к береговой линии России. Но лететь предстояло не меньше двух часов, и справится ли с нагрузкой один двигатель «Ила», гарантий никто дать не мог. Да и атаку второго Б‑2 на самолёт никто исключить не мог, несмотря на присутствие в воздухе двух российских истребителей. Поэтому Афанасий сжался в кресле и ждал, ждал, ждал удара в спину, пока не ощутил — атаки не будет! Пилот оставшегося бомбардировщика, как и лётчики палубных американских самолётов, не поняли, что произошло, они свою задачу выполнили — отогнали «Ил» от «Ночного Солнца» и теперь должны были вернуться на свои базы. И даже если бы им приказали добить русский самолёт, сделать это они бы не смогли, время было упущено.

— Центр, первого-третьего!

— Слушаю, — отозвался через минуту Семёнов.

— Задача решена.

— Знаю, коллеги поймали переговоры американцев в зоне конфликта. «Ночное Солнце» серьёзно повреждён, может затонуть, один из Б-вторых упал в море по непонятной причине.

— Мне пришлось выстрелить… не думал, что попаду… иначе упали бы мы.

— Я понял.

— Надеюсь, из-за этого Третья мировая война не начнётся? — пошутил Афанасий.

— Задачу вы ещё не решили, остались две цели: «Зевс» в Японском море и беспилотник Х‑37.

— Да раз плюнуть, — пробормотал Афанасий, окончательно расслабляясь.

Америка, гуд бай Близкое…

Из года в год служба геофизического мониторинга США фиксировала в районе Йеллоустоунского национального парка на западе штата Вайоминг около ста подземных толчков, сейсмическая активность Йеллоустоунской кальдеры возрастала, что вызывало опасения учёных-геологов не только самих США, но и всего мира. Не волновало это обстоятельство только военных «ястребов» Пентагона, с бездумностью носорога продолжавших испытывать климатическое оружие и мечтавших в скором времени сокрушить двух главных геополитических соперников — Китай и Россию. Никому из разработчиков доктрины «природного целенаправленного катаклизма» даже в голову не пришло, что им могут ответить, и в один прекрасный момент это произошло.

Сначала в солёных гейзерных озёрах Йеллоустоунского парка повысилась температура — до тридцати градусов по Цельсию, что значительно превышало установившуюся в течение последних двадцати лет норму. Затем в центре вулкана, — а учёные не зря называли Йеллоустоун супервулканом, так как его площадь достигала четырёх тысяч квадратных километров, — начались подземные толчки силой до четырёх баллов по шкале Рихтера, сопровождавшиеся возбуждением фумарол и гейзеров, а также разрушением сложившейся инфрастуктуры.

В принципе извержения Йеллоустоуна ожидали давно. По расчётам вулканологов, он извергался примерно раз в шестьсот тысяч лет, а после самого последнего прошло уже шестьсот сорок тысяч. С другой стороны, усиление сейсмической активности вулкана за сто лет измерений шло медленно и после достижения определённого пика сходило до безопасных значений, причём случалось это не один раз. Только за истекший год было зафиксировано три с лишним тысячи землетрясений разного уровня, из-за чего многие жители этих мест, особенно у озёр и истоков рек, начали переселяться в другие штаты страны, не желая рисковать жизнью возле просыпающегося вулкана, последнее извержение которого оставило кратер длиной в восемьдесят и шириной в пятьдесят пять километров.

Однако это было давно, вулканологи полагали, что может произойти всего лишь деформация кальдеры или выброс вулканических газов, что происходило часто. Ожидалось, что так будет и нынче. Но учёные просчитались.

После первых незначительных подземных толчков жителей посёлков в зоне плато разбудил более мощный, поколебавший весь запад Северной Америки.

В центральной части Йеллоустоуна начался резкий подъём почвы.

Проснулись тысячи гейзеров, начиная выбрасывать пароводяные струи на большую высоту.

Аппаратура следящих за вулканом измерителей показала быстрый рост температуры горячего плюма[19] под Скалистыми горами, что означало — магма очага начала подниматься к поверхности земли.

А затем бассейн гейзеров Норрис взорвался! Из него в небо вырвалась гигантская струя пара, сменившаяся тучей пепла, и через непродолжительное время в образовавшейся воронке сверкнула расплавленная лава.

Впрочем, такие же взрывы потрясли и другие долины Йеллоустоуна, концентрирующиеся вокруг Большого Призматического источника. Именно под ним вулкан начал «дышать» и толкать вверх магму, заставляя гейзеры выбрасывать в воздух так называемые флюиды — перегретые минерализованные жидкости. Именно в этом районе и прорвался главный магмовый «волдырь», давно скопившийся под кальдерой.

Над парком выросло колоссальное облако пепла, начавшее расширяться во все стороны с большой скоростью. Пепел накрыл сначала кальдеру, потом плато, Скалистые горы и повалил к западному побережью Америки, засыпая города и посёлки.

Ещё через несколько дней им была засыпана почти вся территория США и Канады, а над Землёй повис слой туч, сквозь который не мог прорваться ни один луч солнечного света.

Началась сравнимая с ядерной по масштабам и последствиям вулканическая зима…

Подмосковье, г. Королёв 20 октября, утро

Зернов выключил компьютер.

— Это одна из возможных версий развития событий, — сказал Дзюба виноватым тоном. — Хотя вполне реальная. Если мощность китайского спутникового излучателя достаточно велика, он будет способен возбудить магмовый очаг Йеллоустоуна, тем более что резервуар магмы под кальдерой близок к поверхности как никогда.

Командующий посмотрел на Семёнова:

— Твоё мнение?

Обычно он задавал такие вопросы Черняку, но заместитель командующего был в отпуске, и вопрос предназначался первому-третьему, то есть начальнику оперативного Управления.

— Дипломатические каналы?

— Дипканалы не сработали. Не знаю точно, какой уровень был задействован, но то ли наш президент посчитал проблему немасштабной, то ли китайский не захотел вести переговоры на эту тему, но убедить китайских коллег не стрелять по Йеллоустоуну не удалось.

— Ничего себе — не масштабная проблема, — кивнул Дзюба на экран компьютера, только что показавший всемирную катастрофу после взрыва вулкана.

— Мы сделали всё, что могли.

— Не всё, — не согласился Семёнов.

Зернов изучающе глянул на него:

— «Шершень»?

Семёнов кивнул.

— Что у нас с экипажем?

— «Десятый» пока сидит на военном аэродроме Владивостока, группа выдержала звуковой бой без потерь. Американцы спешно убрали «Ночное Солнце» из акватории Восточно-Сибирского моря и, по моим данным, меняют группировку сил. Во всяком случае, два их корабля с «Зевсами» отправились к родным берегам, японский и черноморский.

— Это ещё бабушка надвое сказала, — хмыкнул скептически настроенный Дзюба. — Они и в самом деле могут просто менять дислокацию «Зевсов».

— Это говорит о том, что они поняли: мы шутить не собираемся! Группа «морских котиков» потеряла на Камчатке восьмерых бойцов. Подлодка, доставившая их к месту падения «сто седьмого», с трудом ушла от погони к Алеутам. «Ночное Солнце» потерял «Зевс» и едва не затонул. Бомбер «стелс» упал в море, лётчик не спасся. — Семёнов сделал паузу. — Убеждён, американцы испугались! Они знают, что у нас есть генераторы ненамного слабее их «Харпов», а главное — «изделие Д». К тому же группе Пахомова удалось завладеть акустроном, который мы в скором времени разберём на атомы и создадим свои инфразвуковые пушки.

— Но беспилотника типа Х‑37 у нас нет, — сказал Дзюба.

— Если понадобится, мы собьём все три, имеющиеся в наличии у американцев. Пахомов собьёт. Кстати, он предложил новую идею: подвешивать электромагнитные линзы непосредственно над «Харпами», в роли зеркал, отражающих излучение станций. Специалисты идею уже оценили как перспективную.

Зернов покривил губы, словно собираясь привести некий контраргумент, но не сделал этого. Положил тяжёлые руки на стол, оглядел лица ждущих распоряжений начальников управлений. Надо было принимать решение, а оно требовало такой степени ответственности, что хотелось как страус сунуть голову в песок.

— Ваши предложения, товарищи офицеры?

Владивосток, военный аэродром «Новый» 23 октября, раннее утро

Афанасий ещё спал, когда раздался звонок айкома.

Организм требовал тишины, адаптация к часовому поясу Владивостока проходила медленно, несмотря на то что они уже находились здесь пятые сутки, вставать не хотелось, даже тянуться за браслетом айкома не хотелось, с таким трудом давалось каждое движение, но он всё же дотянулся:

— Кто?

— Пахомов, подъём, — вонзился в ухо металлический голос начальника Управления. — Объявлен императив «три нуля».

Афанасий проснулся, сел на кровати, протирая кулаком глаза.

Их поселили в казарме для военных лётчиков, и сначала он терпел трёх сослуживцев, пока по приказу из Центра ему не предоставили отдельную комнату.

— Слушаю, товарищ полковник.

— В продолжение вчерашнего разговора…

— Что-то новое?

Речь шла о попытке повредить китайский «Шандиан», собранный в космосе и пристыкованный к станции «Тяньгун‑2».

После удачной операции с американским кораблём «Ночное Солнце», в результате которой он лишился возможности включать «Зевс», самолёт посадили сначала на аэродроме острова Котельный, потом в Магадане, а затем перегнали во Владивосток, собираясь послать его в Японское море, чтобы проделать тот же трюк — ликвидировать «Зевс» на корабле, дрейфующем у берегов Японии. Однако этот маневр не понадобился. По сообщению из Центра американцы спешно начали свёртывать свои «ударные геофизические силы» вокруг России, и надобность в превентивном ударе по «Харпам» и «Зевсам» отпала. Хотя бы на время.

Зато возник другой форс-мажор: китайцы решились ответить Вашингтону по-своему — вывести на орбиту генератор электромагнитных волн и возбудить Йеллоустоунский вулкан, не считаясь с последствиями атаки. После чего командующий ВГОР и отдал приказ помешать китайским стратегам «показать всему миру, кто на планете главный».

Вторая орбитальная космическая станция «Тяньгун‑2» вращалась по орбите вокруг Земли чуть севернее пятидесятой северной широты, в то время как Йеллоустоун располагался на сорок пятой широте, и, когда станция вдруг изменила орбиту и приблизилась к сорок пятому градусу, стало понятно, что удар из космоса последует в ближайшее время.

— Наши стратеги просчитали районы, — закончил свою речь Семёнов, — из которых можно попытаться нарушить планы наших друзей. Всего таких районов, доступных «Илу» с «изделием Д», предложено три. Первый — на территории России, в ста километрах южнее Ростова-на‑Дону, второй — на территории Казахстана, между Аралом и Семиречьем, и третий — восточнее Курил, в Тихом океане.

Афанасию было всё равно, куда лететь и откуда попытаться «подстрелить» «Шандиан», он так полковнику и сказал.

— Вопрос решён, — ответил ему начальник Управления. — Будь готов к вылету в любой момент. Китайцы собираются включить свой излучатель в ближайшие несколько часов. Ни до Ростова, ни до Казахстана долететь вы не успеете, остаётся район Курил, точнее, район Курило-Камчатского морского жёлоба. Но риск исключительно велик. По нашим данным, за вами сейчас наблюдает полмира: американская GPS, японская «Сакура», южно-корейская «Бон-Бо» и китайская «Бейдоу»[20], не считая нашей ГЛОНАСС. Ваш вылет не останется секретом ни для кого.

— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — легкомысленно пошутил Афанасий.

— Полковник!

Афанасий виновато почесал затылок. Семёнов шуток не понимал и шутить не любил.

— Задание принял.

— Командующий даёт тебе шанс самостоятельно принять решение. Если откажешься — оргвыводов не будет.

— Я уже принял решение.

— Ты летишь не один, поговори с экипажем.

— Хорошо.

— Жду доклада. — Голос Семёнова в наушнике айкома растаял.

Афанасий посидел немного на койке, вспоминая тон, каким были сказаны последние слова начальника Управления, и стал торопливо одеваться.

Через полчаса он собрал группу в своей комнате.

Никто не отказался лететь к чёрту на кулички с риском для жизни.

— Устроим китаёзам Камчатскую битву, — развеселился сержант Марин.

Афанасий строго смерил его взглядом:

— Мы летим не на войну.

— Да ладно, командир, — отмахнулся Дохлый, — все мы понимаем, что война идёт давно, пусть пока и не мировая. Но ведь мы не останемся в стороне, не станем подставлять другую щеку, когда нас бьют по первой? Да и какая может быть мировая война без России? Думаешь, американцы нас пожалели, убирая корабли с «Зевсами»? Они просто подготовятся получше. И китайцы такие же, не пощадят никого ради достижения превосходства. Нас начали побаиваться? Так не будем никого разочаровывать!

Бойцы группы, с удивлением прислушивающиеся к пространной речи Дохлого, переглянулись. Саульский, с которым Дохлый сблизился в последнее время, похлопал его по плечу.

— Речь, достойная большого политика.

— А разве я не прав? — огрызнулся Марин.

— Безусловно, — закончил дискуссию Афанасий. — Поехали.

Через час, в половине шестого, самолёт взлетел.

Восход солнца встретили над Сахалином. Повернули к Симуширу, пересекли южную часть Охотского моря.

— Выходим в район ожидания, — доложил Центру Афанасий.

— Объект будет над расчётной точкой через сорок две минуты, — ответил дежурный. — Первый-третий на связи.

— «Десятый», доложите обстановку, — приказал Семёнов.

— Летим, — коротко сказал Афанасий, у которого родилось нехорошее предчувствие.

— Японцы подняли в воздух с базы Хоккайдо звено истребителей «Тоджо», летят в вашу сторону.

— Это не наша забота.

— Согласен, на их перехват мы подняли из Южно-Сахалинска пару «мигов». Но не это главное. Южнее Алеутского жёлоба в океане замечена подводная лодка. Ещё одна крадётся к Курилам со стороны Северо-Западной котловины.

— И это не наша проблема.

— Боюсь, что ваша.

Афанасий помолчал. Нехорошее предчувствие крепло, но причин для него он не видел.

Самолёт летел над морем на высоте десяти километров, и внизу ничего не было видно, кроме туманно-размытой сизо-фиолетовой водной глади.

— Принадлежность установили?

— Предположительно одна американская, типа «Огайо», другая китайская, проекта «095».

— Они могут нам помешать?

— Не знаю, но обе имеют на борту противокорабельные и крылатые ракеты.

— Пусть пограничники последят за ними.

— Пограничники далеко, вы близко.

— Тогда дайте мне прямую связь с центром радарного мониторинга ВКС.

— Гарантий нет, но постараюсь.

Несколько минут летели в том же направлении.

Все молчали, в том числе и Дохлый, самый разговорчивый из всех, пристально всматривающийся в море под самолётом.

Заговорил пилот:

— Выходим на расчётную траекторию.

И тотчас же в наушники ворвалась торопливая скороговорка дежурного Владивостокского отделения воздушно-космической обороны:

— Зафиксирован пуск ракеты с борта всплывшей подводной лодки в районе Северо-Западной котловины. Точные координаты…

— К чёрту координаты! — взвился Афанасий. — Куда направлена ракета?!

— В вашу сторону.

— Время подлёта?

— Четыре минуты плюс-минус…

В переговоры вклинился Семёнов:

— «Десятый», немедленно возвращайтесь! Если успеете вернуться к Симуширу, береговой «Витязь» перехватит ракету.

— Где китайская станция?

— Примерно в девяти минутах.

— Дождёмся.

— Вас собьют! Уходите!

Афанасий переключился на систему ВКС:

— Владивосток, прошу помощи! Когда ракета приблизится на полминуты, а лучше раньше, дайте секундный отсчёт и нашу ориентацию.

— Не понял насчёт ориентации…

— Мне нужно узнать точный вектор подлёта ракеты. До десятых долей градуса.

— Понял, начинаем вести. На всякий случай сделали выстрел из материкового «Витязя», но посылка, скорее всего, не успеет.

— Меня не сбейте ненароком. — Афанасий повернул голову к сидящим в молчании бойцам группы: — Миловидов, Саульский, готовьтесь отразить ракетную атаку!

— Цель не видим, — недружно отозвались сержанты.

— Она пока и мне не видна.

Афанасий встретил взгляд Дохлого и мысленно ответил на его молчаливый вопрос: если мы её вообще увидим…

Три минуты с момента пуска ракеты пролетели мгновенно.

Дежурный РЛС-мониторинга сообщил направление, с какого стоило ожидать её появление, и начал отсчёт:

— Шестьдесят до встречи… пятьдесят… сорок…

На счёте «десять» Афанасий развернул дуло «Шершня», следуя указаниям владивостокского центра слежения, — ракета, выпущенная подлодкой (интересно, это китайцы психанули или всё-таки американцы?), догоняла самолёт под углом в тридцать градусов по отношению к его курсу, и со словами «Держитесь, парни!» — открыл непрерывный огонь из неймса, до рези в глазах всматриваясь в экран компьютера, в центре которого светился крест целеуказания.

— Ноль! — закончил отсчёт далёкий оператор центра.

И ничего ровным счётом не произошло!

— Ноль! — повторил оператор с некоторой растерянностью. — А-а… цель пошла вниз, нырнула под вас… видите?!

— Нет, — хрипло ответил Афанасий. — Ставьте вашу «витязевую посылку» на самоликвид.

— Ура! — заорал Дохлый, вскакивая. — Мы её сбили, командир!

— Первый-третий, — спохватился Афанасий, — ракета уничтожена. Начинаю подготовку к выстрелу вверх.

Семёнов что-то проговорил невнятно, хрупким, стеклянным голосом, помолчал, обретая былую уверенность.

— «Тяньгун» будет над вами через три минуты. Если вы промахнётесь…

— Стрелять будет компьютер по заданной программе. — Афанасий прокашлялся.

— Командующий хочет отменить операцию…

— На кону не наш самолёт и не наша жизнь, на кону гибель человечества, говоря простым языком. Кто остановит китайцев, если не мы?

— Уж точно не американцы, — презрительно проворчал Дохлый. — Это лишь их киношные герои спасают человечество по сто раз на дню… сначала сотворив беду.

— Не промахнёмся, товарищ полковник, — закончил Афанасий, жмурясь, зная, что о нём сейчас думает самая желанная женщина на свете…