Глава 25

Всю поездку на автобусе я провела, уперев голову в стекло. Когда я выберусь из этого, — если выберусь — то найду способ помочь маме и не стану больше принимать ее «нет» за ответ. Она нужна мне. Мне нужна обычная жизнь. Я волоком потащу ее к доктору, а затем в аптеку. Если придется — стану заталкивать таблетки ей в рот каждый чертов день. Я не позволю ей перестать принимать их через две недели — только не в этот раз.

Ей будет достаточно меня. Ей станет лучше ради меня. Через год мне исполнится восемнадцать лет. Остался всего один год до того, как я официально стану взрослой. Она задолжала мне эти триста шестьдесят пять дней нормального детства.

Нормального.

Я смеюсь. Мой отец был наемным убийцей, способным перемещаться во времени, а я — несовершеннолетняя, которая работает в секретном правительственном подразделении. Как ни посмотри, это далеко от нормального.

Автобус высаживает меня на рыночной площади, которая находится где-то в Линне. Я не знаю. Я раньше видела указатели на Линн, когда проезжала по трассе, но никогда не была в этом городе, поэтому мне приходится обратиться к мужчине в билетной кассе. Судя по выражению лица этого невысокого человека в засаленной голубой рубашке, он не слишком рад тому, что ему приходится работать в канун Рождества.

— Извините, — говорю я. — Мне нужно попасть на Вестерн-авеню 1100. Вы не могли бы мне показать, куда идти?

Мужчина прищуривается.

— Повтори еще раз адрес?

— Вестерн-авеню 1100.

Он хмурит брови.

— Завод «ДжЭ»?

— Какой завод?

— «ДжЭ». «Дженерал Электрик».

Не знаю почему, но у меня в животе появляется странное покалывание.

— О, да, — отвечаю я, как будто и правда направлялась на огромную электростанцию.

— Вестерн-авеню начинается вон с того перекрестка. Поверни налево и где-то через милю придёшь. Завод будет слева, ты его не пропустишь.

Я двигаюсь в сторону небольшой бухты. Дует сильный ветер, а с неба падает небольшой снег. Втягиваю голову в плечи и продолжаю идти. Я бы сейчас отдала что угодно за пальто. Или хотя бы куртку. Да за что угодно, если это поможет защитить меня от ветра, который дует сквозь рукава платья и пронизывает кожу. У меня изо рта идет пар.

Солнце уже садится на горизонте, и на улицах практически никого нет. Где-то вдали раздается звон церковных колоколов, что напоминает мне о том, что сегодня канун Рождества. Я не знаю, какой сейчас день в настоящем. Но думаю, что после праздника.

Возле завода нет ни души. Я подхожу к входной двери главного здания и заглядываю через стекло. Внутри темно. Перевожу взгляд в верхний угол двери — камер нет. Не знаю, когда они превратились в обязательный атрибут, но я ожидала, что камеры тут будут. Все-таки это завод.

Я достаю черное платье, которое Еллоу купила мне в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году, и пытаюсь привести его в порядок. Оно такое измятое, что несколько встряхиваний не делают абсолютно ничего. Я еще раз осматриваюсь, чтобы убедиться, что никакой опасности нет. На улице все также ни души. Сняв наряд из одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, я переодеваюсь в платье одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года, а потом прячу балахон из шестидесятых за мусоркой. Когда вернусь, то заберу его.

После этого я настраиваю часы Стража на второе июня одна тысяча восемьсот девяностого года и… разражаюсь смехом: я стою перед огромной электростанцией и собираюсь переместиться во времени, чтобы выследить внутри этого здания человека, которого не знаю и никогда не видела.

Что может быть легче?

Я захлопываю крышку часов и, мгновенно переместившись, приземляюсь на пешеходную дорожку. На улице раннее утро. Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от образа искалеченного тела Ипсилон, но у меня не получается.

Со мной такого не будет. Не будет. Как только мы остановим Альфу, я больше никогда не стану перемещаться. Никогда.

На часах полшестого утра. Я качаю головой и поворачиваюсь, но тут же вскрикиваю. Мне стоило бы уже привыкнуть к этому, но не получается. Завод, который сейчас стоит передо мной, наверное, в два раза меньше, чем тот, что я недавно видела. Ну, это делает задачу найти Эту гораздо проще. Вывеска на двери приветствует меня не в «Дженерал Электрик», а в «Томсон-Хьюстон Электрик».

Как я и ожидала, в это время на заводе никого нет, поэтому слоняюсь по периметру и пытаюсь продумать план действий. Сбоку здания находится вход, на котором висит табличка «только для рабочих». Думаю, это самый подходящий вариант. Я притворюсь работницей.

Но несколько часов спустя понимаю, что в моем плане было существенное упущение.

Они не шутили, когда написали «для рабочих». Все рабочие — это мужчины. В брюках, рубашках и ботинках. А я, что очевидно, — женщина. В черном помятом платье.

Я опускаю голову и все равно пытаюсь проскользнуть внутрь, прячась за спинами небольшой группы мужчин. Они несут в руках серебристые боксы с обедами и говорят о переписи населения. До меня тут же доходит, что я даже не знаю, какой сейчас день недели. Понятно, что рабочий, но… Пятница? Понедельник? Кто знает?

Мне становится не по себе. Чувствую себя такой уязвимой и неподготовленной. Ненавижу эти чувства больше всего.

Я опускаю голову еще ниже и прохожу следом за рабочими в дверь. Мой взгляд не отрывается от пола, и я даже не смотрю, куда иду.

Это объясняет, почему я врезаюсь в высокого и необъятного мужчину, который мог бы запросто уложить на лопатки борца сумо.

— Что ты делаешь на моем заводе? — рычит он.

Я поднимаю голову. Мужчина, изогнув бровь, прожигает меня очень злым взглядом.

— Работаю. — Я расправляю плечи. Так нас учили в Пиле. Прямая спина говорит о власти, даже если ее у тебя нет. А сейчас я нахожусь именно в такой ситуации.

Мужчина еще больше выгибает бровь.

— С каких это пор?

— С сегодняшнего дня? — громко отвечаю я.

— Ты одна из девочек Бесси?

— Да. — Не имею понятия, кто такая Бесси. Черт, что если она руководит проститутками? Но если это означает, что я смогу остаться на заводе, то почему бы мне не притвориться падшей женщиной. Подчеркну еще раз — притвориться.

Мужчина опускает левую бровь вровень с правой.

— Девочки Бесси заходят через главный вход. Разворачивайся и возвращайся.

Но что если я сделаю это, а меня не пропустят? Тогда оба входа будут для меня закрыты. Не думаю, что в этом здании есть другие двери.

— Я уже итак опаздываю, — смущенно улыбаясь, произношу я. — Можно мне пройти тут? — Я несколько раз моргаю, потому что меня неожиданно осеняет, что именно так поступила бы Еллоу, чтобы добиться желаемого.

Мужчина ворчит, но дергает головой в сторону коридора налево.

— Это главный коридор. Он выведет тебя ко входу, а там ты уже знаешь, где найти Бесси.

Я несусь по коридору, подобрав платье, чтобы не упасть. Он заканчивается в каком-то подобие холла, где стоит группа мужчин. Я останавливаюсь и, прикрыв глаза, пытаюсь разобрать, о чем они говорят.

В голове раздаются хриплые мужские голоса. Некоторые с отличительным акцентом жителей Северного побережья. Я зажмуриваюсь и пытаюсь сосредоточиться.

Среди всех голосов особенно выделяется один. Он слабее, чем остальные. Не такой мужской. Голос замолкает, а потом говорит снова. Я заглядываю в холл и внимательно осматриваю каждого из присутствующих. Разговор ведут одновременно несколько человек, но я сразу выделяю того, кто меня особенно интересует.

Это невысокий худой мужчина в костюме-тройке. Из-под цилиндра выглядывают растрепанные волнистые волосы, а… подождите. Я смотрю на его руки. Они маленькие и хрупкие. Перевожу взгляд на ноги. То же самое. Это не мужчина.

Это Эта, которая притворяется мужчиной.

Я прищуриваюсь. Эта — белокожая, а Вайолет нет. Я даже и не думала о таком варианте. В этот момент в холле появляется мужчина с седыми волосами и бородой и протягивает Эте руку. Та пожимает ее, и они вместе проходят в другой коридор.

Мне нужно узнать, куда они идут.

Сделав глубокий вдох, я выхожу в холл, а потом пересекаю его с таким видом, будто владею этим местом. Уверенность доведет тебя куда угодно.

Вот только это оказывается не так.

На полпути меня останавливает чья-то рука. Это оказывается мужчина в сером костюме-тройке с золотыми часами на цепочке, приколотой к жилету. Не знаю, кто он, но, судя по взгляду, этот мужчина, в отличие от меня, действительно владеет этим местом.

— Кто ты и куда идешь?

— Я одна из девочек Бесси, сэр, — склонив голову, отвечаю я.

— Правда? — Он расправляет плечи.

Я делаю то же самое. В эту игру можно играть вдвоем.

— Да.

— Тогда ты не станешь возражать, если я провожу тебя, чтобы она могла подтвердить это.

Черт.

— Вообще-то, я сейчас должна быть с ними. — Я киваю в сторону коридора, по которому все дальше от меня удаляются Эта и группа мужчин. Но неожиданно они останавливаются возле последней двери, за которой коридор поворачивает вправо, и заходят в комнату.

— У них, — произносит мужчина, заставляя меня переключить внимание на него, — сейчас будет проходить финансовое собрание, и тебя оно, определенно, не касается.

— Я… — Что я? Думай! Говорю первое, что пришло в голову. — Мне нужно убедиться в том, что у гостей есть все необходимое, мистер Томсон. — Его фамилия — всего лишь предположение, если уж я нахожусь в «Томсон-Хьюстон Электрик». По тому, как мужчина сжимает губы и опускает подбородок, сразу понимаю, что оно неверное.

— Моя фамилия Бауэр, — произносит он, выразительно глядя на меня. — А теперь, если, по твоим словам, ты работаешь в моем подчинении, я хотел бы отвести тебя к Бесси.

Ну все.

Неожиданно в холл забегает девушка примерно моего возраста в черном до пола платье на худом теле, длинном переднике и кружевном чепце, похожий на тот, что я надевала с костюмом на Хэллоуин, когда мне было пять лет. Она встречается со мной взглядом, и по ее виду, начиная с робкого выражения лица и заканчивая ссутулившейся спиной, я мгновенно понимаю, что это кроткая маленькая мышка. И, как лев, бросаюсь на нее.

— Она меня знает! — кричу я, показывая на мышку. — Она может подтвердить, что я тут работаю.

Бауэр поворачивается к девушке и, узнав ее, перестает хмуриться.

— Энни, ты знаешь эту молодую леди? — показывает он в мою сторону.

Я пристально смотрю на Энни и поднимаю брови, надеясь, что это выглядит убедительно и устрашающе.

— Да, сэр, — говорит она. — Это новенькая.

Бауэр подносит руку к подбородку и делает глубокий вдох. Я вижу, что он раздумывает, то ли показать себя крутым парнем, то ли отпустить меня. Я склоняю голову, как до этого сделала Энни. Иногда побеждает тот, кто знает, когда вовремя подчиниться.

Бауэр вытаскивает из кармана часы, быстро смотрит на время и убирает их обратно.

— Тогда все в порядке. — Он поворачивается и идет по коридору, по которому ушли Эта и другой мужчина.

Дождавшись, когда Бауэр скроется из виду, я поворачиваюсь к Энни.

— Послушай, я очень ценю то, что ты…

И тут я замолкаю. Потому что совершенно забыла о том, чем заканчивается притча о льве и мышке. В отличие от Энни. Сейчас глаза моей робкой маленькой мышки горят огнем.

— Ты мне должна, — говорит она. — Не знаю, кто ты такая и что тебе надо, но, если не хочешь, чтобы тебя арестовали, плати.

— У меня нет денег. — В какой-то мере это правда. У меня нет денег из одна тысяча восемьсот девяностого года.

Энни щелкает языком, делает шаг назад и внимательно осматривает меня с головы до ног. Увидев браслет на запястье, она удивленно округляет глаза.

— Мой брат — полицейский. В Бостоне. Он арестует тебя.

Вообще-то, не арестует. К тому моменту, как он об этом узнает, я буду уже далеко отсюда. Но это не меняет того факта, что Эта сейчас находится в комнате прямо по коридору, а я теряю время.

У меня не остается другого выбора. Я снимаю с запястья браслет и крепко сжимаю в ладони перед тем, как передать его Энни. Девушка ухмыляется, и мне сразу хочется ударить ее. Но вместо этого я срываюсь с места и иду по коридору.

Энни следует за мной. Я слышу, как торжествующе стучат по деревянному полу ее туфли с пряжками.

Возле двери стоит тележка с серебряным чайником, чашками и тарелкой с печеньями и булочками. До меня доносятся отголоски мужских голосов.

Джекпот!

Я передвигаю тележку поближе и кладу руку на дверную ручку, но Энни встает передо мной и перехватывает тележку. Мой браслет скатывается ей на запястье, и я мгновенно напрягаюсь.

— Эту встречу должна обслуживать я, — говорит она.

— Ну а теперь ее обслуживаю я. Отпусти тележку, или я сломаю тебе запястье. — Мне бы хотелось сказать, что это пустая угроза, но я не уверена.

— Мой брат…

— Коп. Да, я знаю. Пусть идет на хрен. — Уверена, Энни никогда не слышала современных ругательств, но по тому, как сузились ее глаза, я понимаю, что до нее дошел смысл.

Девушка несколько секунд пристально смотрит на меня, а потом поднимает руку и машет перед моим носом запястьем так, чтобы забряцали подвески на браслете. После этого она ухмыляется и дает мне пройти.

Я делаю глубокий вдох. «Сосредоточься на важном», — напоминаю я себе, после чего открываю дверь и берусь за тележку.

— Думаю, тебе пора испариться, — шиплю я ей и, опустив голову, закатываю тележку в комнату.

Не думаю, что Эта знает, кто я, но лучше обезопаситься на всякий случай. Альфа определенно изучил всю мою подноготную, начиная с детства. Может, Эта тоже в курсе. Я продолжаю идти, опустив голову, и исподтишка изучаю обстановку. Во главе стола сидит Бауэр, а по бокам — все остальные. Эта расположилась в центре, с правой стороны перед окном. Я чувствую, как Бауэр обжигает меня взглядом, когда я прохожу мимо него.

— Полагаю, основной вопрос, который интересует меня, — произносит он, — это почему вы хотите инвестировать в компанию именно сейчас. Почему не семь лет назад, когда мы только начали работать?

Я останавливаюсь в углу комнаты и, повернувшись спиной ко всем, разливаю по чашкам чай. Это действительно хороший вопрос. Мне хочется услышать ответ Эты.

Эта вежливо улыбается.

— Простите, но я думал, что мы будем разговаривать с президентом компании.

Бауэр поджимает губы.

— Мистер Коффин сегодня не смог прийти. Заверяю вас, что я уполномочен выслушать все ваши предложения. Так почему вы предлагаете нам деньги сейчас?

Эта задумывается на несколько секунд, а потом расслабляется и кладет на стол руки.

— Семь лет назад моей компании еще не существовало, — ответила она. — Мы начали работать только в прошлом году и вкладываем инвестиции в те предприятия, которые, по нашему мнению, имеют потенциал, но им не помешала бы финансовая поддержка. «Томсон-Хьюстон Электрик» как раз из таких компаний.

Она врет. Но почему? «Томсон-Хьюстон Электрик» даже не будет существовать. Однажды эта компания станет известна как «Дженерал Электрикс», и… поняла! Все крутится вокруг денег. Вложи деньги сейчас и получи огромную прибыль, когда «ДжЭ» начнет процветать.

Я ставлю чайник на тележку и пытаюсь успокоиться. «Коррупция». Это слово так и витает в воздухе, угрожая перекрыть мне кислород. Я чувствую себя настолько грязной, что никакая щетка не смоет с меня правду.

Кто-то откашливается.

— Чаю? — спрашивает гостей Бауэр. Судя по его голосу, я уже должна была раздать его.

Я поднимаю голову, но не оборачиваюсь, а просто киваю, стоя спиной к нему, и беру две чашки. Трясущимися руками несу блюдца и ставлю их на стол перед Бауэром и мужчиной справа.

Бауэр стучит пальцами по столу и приподнимает бровь.

— Какого рода инвестиции вы предлагаете?

Я хватаю еще две чашки и ставлю их на стол, а потом возвращаюсь за оставшимися двумя.

Эта прочищает горло и складывает руки на столе. Она пытается выглядеть уверенной, но со своего места мне видно, как нервно стучит по полу ее нога.

— Это отмечено в нашем предложении. Мы предоставим вам сто тысяч долларов, а взамен хотим стать миноритарными акционерами[18].

Чтобы в будущем продать свои акции за кучу денег.

Я ставлю чашку перед Этой, но она не обращает на меня никакого внимания. Я распрямляю спину и пристально смотрю на нее. Какой же из нее дерьмовый агент. Она мне отвратительна. Эта женщина принесла присягу. Своей стране. Неужели это ничего для нее не значило?

Неужели это ничего не значило для моего отца?

Мне хочется перевернуть тележку и выбежать из комнаты, но я пока не узнала никакой информации, которая помогла бы раскрыть личность КИ. И черт меня возьми, если я отдала свой браслет за просто так.

Бауэр снова откашливается.

— Кому-то нужен сахар или молоко? — произносит он, выразительно глядя на меня.

Я резко разворачиваюсь и иду к тележке.

— Мне очень жаль, — говорит Бауэр гостям. — Она у нас новенькая, и такое ощущение, что еще ни разу в жизни не подавала чай.

Краем глаза я замечаю, как Эта поднимает голову и оглядывается в мою сторону. Я делаю вид, что занята, чувствуя, как она прожигает дыру в моей спине. Неужели она что-то заподозрила?

— Что ж, — продолжает Бауэр. — У меня безупречная репутация. Первоначальные вкладчики помогли компании настолько, что сейчас у меня нет необходимости соглашаться на ваше предложение. Поэтому скажите мне, — я слышу, как он просматривает бумаги в стопке, — какие инвестиции были сделаны «Игл Индастрис» за последнее время? И почему я должен вам доверять?

«Игл Индастрис». Кто управляет этой компанией? Давай, Эта, скажи мне.

— Ну… — начинает Эта.

— Молоко и сахар, — напоминает мне Бауэр.

Я хватаю сливочник и сахарницу и ставлю их на стол перед Бауэром, а потом возвращаюсь, чтобы взять тарелку с печеньями, и с помощью серебряных щипцов кладу по одному печенью на край каждого блюдца.

Эта прочищает горло.

— Мне не хочется перечислять конкретные деловые сделки, которые мы заключили. Вы ведь понимаете… конфиденциальная информация.

Бауэр отмахивается от нее рукой.

— К тому же, в вашем предложении я так и не увидел, кто принимает решения в… как вас там? — говорит он, снова начиная перебирать бумаги. — В «Игл Индастрис?»

Я задерживаю дыхание.

— Я не могу вам этого сказать, — отвечает Эта, разом круша все мои надежды. — Потому что это неважно. Сегодня важно то, что у меня есть большая сумма денег, которую я хотел бы вложить в вашу компанию. Вы вправе отказать мне, и тогда я предложу ее кому-нибудь еще. Возможно, это будет Эдисон.

Бауэр резко вскидывает подбородок и встает. Он протягивает Эте через стол руку, и она поднимается, чтобы пожать ее.

— Мы рассмотрим ваше предложение и свяжемся с вами в течение недели.

Эта кивает.

— Спасибо, сэр. Рад был познакомиться с вами.

— Взаимно.

С этими словами Бауэр разворачивается и выходит из комнаты. За ним следуют все остальные мужчины, кроме Эты. Я наклоняюсь и делаю вид, что занята тарелками на нижней полке. Меня охватывает разочарование. Я так ничего и не узнала о человеке, который стоит за «Игл Индастрис». Ничего. Надеюсь, что Еллоу повезет больше, потому что Париж — это не вариант, если только мы не украдем у кого-нибудь деньги, но это слишком рискованно. Не говоря уже о том, что незаконно.

Я слышу, как Эта подходит к двери и нерешительно замирает. Может, она смотрит на меня в надежде, что я подниму голову? Я беру шесть тарелок из стопки на верхней полке и переставляю их на нижнюю, а потом встаю и стряхиваю в ладонь крошки с тележки. Она продолжает стоять. Наверное, наблюдает за мной.

Я поворачиваюсь к ней со склоненной головой.

— Я могу вам чем-то помочь, м…сэр?

У меня внутри все переворачивается. Я чуть не назвала ее мадам.

Эта пристально смотрит на меня, а я стою, опустив глаза в пол, как пугливый маленький зайчонок. Тем не менее мне удается украдкой бросить взгляд на стол. Бауэр забрал бумаги с собой. Ну а чего я ожидала?

— Нет, — наконец произносит Эта и, коснувшись кончиками пальцев цилиндра, добавляет, — Хорошего дня.

Я киваю, разворачиваюсь и, затаив дыхание, жду, когда за ней закроется дверь. Я хочу дать Эте достаточно времени, чтобы покинуть здание. Можно было бы последовать за ней, но какой в этом смысл? Она же не собирается возвращаться в Зал Стражей, бормоча про себя имена всех людей, которые стоят за «Игл Индастрис».

Внезапно в коридоре раздаются голоса. Два из них, оба женские, приближаются к двери. Я замираю.

— Она угрожала мне, мадам! — истерично воет чей-то голос. — Мне кажется, она хочет навредить мистеру Бауэру!

Энни.

Сучка.

Я достаю часы, настраиваю их на двадцать пятое декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года и исчезаю. А приземляюсь в той же самой пустой комнате для совещаний, правда сильно изменившейся. Больше нет никакого массивного дубового стола для переговоров и кресел с бархатистыми спинками. Вместо них стоит блестящий белый стол с металлическими ножками и бежевые кожаные кресла. На деревянном полу лежит зеленый ковер.

Интересно, Энни еще жива? Сохранила ли она мой браслет? Я встряхиваю головой. Нужно забыть об этом. У меня есть дела поважнее.

Снаружи камер точно не было. Я не собираюсь рисковать, на случай, если они окажутся в коридоре, поэтому бросаю в окно стул и кладу на стол банкноту в двадцать долларов, чтобы покрыть расходы на ремонт. Хорошенько подумав, забираю ее обратно. Мне ужасно стыдно, но я не хочу добираться до Бостона на попутках.

* * *

Еллоу уже нетерпеливо вышагивает перед зеркальным прудом. Вокруг снуют несколько человек, но кроме них больше никого нет. В конце концов, сегодня рождественское утро.

— Ну наконец-то, — произносит она. Еллоу отвратительно выглядит: грязные засаленные волосы и черные круги под глазами. От нее пахнет общественным туалетом. Я вопросительно поднимаю бровь.

— Что? — спрашивает она. — Я два дня добиралась до Мэриленда. Ты когда-нибудь пыталась поспать в автобусе? — С этими словами Еллоу поворачивает шею влево, а потом вправо. — Но это неважно. Ты что-нибудь узнала?

— Узнала, но мало. Ты первая, — вздыхаю я.

— У меня дела обстоят не лучше. — Еллоу колеблется секунду, а потом подтверждает то, что я уже и так знала в глубине души. — Это был твой отец. Он присутствовал на тайном собрании по поводу «Манхэттенского проекта».

— Программы по разработке ядерного оружия?

— Да. Программа была еще на ранней стадии. Твой отец сказал, что он представляет какую-то компанию, которая хочет инвестировать в этот проект деньги.

Я чувствую, как каждый волосок на моей руке встает дыбом.

— «Игл Индастрис»? — шепчу я.

Еллоу широко распахивает глаза.

— В моем случае тоже всплыла именно она. Это была Эта, как ты и думала. Она предлагала, чтобы «Игл Индастрис» вложила деньги в завод, который впоследствии выкупит «Дженерал Электрик».

— А Эта сказала, кто стоит за «Игл Индастрис»?

— Нет. А… мой отец?

Еллоу качает головой. Но неожиданно меня осеняет:

— КИ, — говорю я. — Что если «И» — это Игл?

Лицо Еллоу вспыхивает, как лампочка.

— А «К» — это Крести! — практически кричит она. — Крести Игл! Думаешь, это имя?

— Если это так, то родители явно поиздевались над ребенком[19].

— У нас есть только один способ это выяснить. — Еллоу быстрым шагом начинает удаляться от зеркального пруда, а потом оглядывается через плечо. — Шевелись, в нескольких кварталах отсюда есть библиотека.

— Но сегодня Рождество, — отвечаю я.

— Черт. Придется проецироваться, — резко останавливаясь, произносит она.

Я напрягаюсь, но тут же расслабляюсь. У меня все еще болит все тело. Я бы все отдала за горячую ванну и две таблетки ибупрофена. Но Еллоу права. У нас есть зацепка.

— Давай отправимся в будущее, — говорю я. — Мне надоел одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год.

Мы перемещаемся на две недели вперед, в восьмое января одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. По ощущениям, на улице становится холоднее градусов на двадцать. Со стороны бухты дует сильный ветер. Мы, клацая зубами, идем по Хантингтон-Авеню в сторону Копли-сквер. На улицах много мужчин и женщин в шерстяных пальто и шляпах. Они неверяще смотрят на двух девочек-подростков, которые бегут по улице, ничем не защищенные от холода.

Еллоу поворачивает на Дартмаут-стрит, а я следую за ней. Мы быстро взбираемся по ступенькам, ведущим в библиотеку, проносимся мимо скульптур, олицетворяющих Искусство и Науку, и залетаем в открытые металлические ворота. Все это время мои плечи были прижаты к ушам, но как только мы оказываемся в здании и я начинаю согреваться, то сразу опускаю их.

Я поднимаю голову, и время замирает. Если не считать женщины, которая стоит рядом со мной в коротком пальто в очках «кошачий глаз», здание выглядит так же, как и в последний раз, когда я тут была. У меня всегда перехватывает дыхание, когда я здесь оказываюсь. Мы молча поднимаемся по мраморной лестнице, которая ведет в читальный зал. На лестничной площадке сидят два мраморных льва, которые злобно смотрят на нас. Мы с Еллоу обмениваемся взглядами.

Наконец, мы заходим в читальный зал с цилиндрическим сводом. Само помещение длиной около шестидесяти метров, а потолок находится на высоте пятнадцати метров. В центре зала стоят длинные столы с деревянными стульями со спинками. На каждом из столов по зеленому светильнику, которые наполняют комнату теплым ярким светом.

Еллоу с невозмутимым видом оставляет меня пялиться в потолок, а сама подходит к мужчине, сидящему за столом. Краем глаза я наблюдаю за тем, как он встает и ведет ее к полке, а потом возвращается на место. Я оглядываюсь, и она взмахом головы подзывает меня к себе.

Мужчина привел ее к секции о птицах. Еллоу изучает корешки обложек на верхней полке, а я опускаюсь на мраморный пол и просматриваю названия книг на нижней. Неожиданно мой взгляд цепляется за две красные книги на второй полке снизу.

Я достаю том под названием «Орлы, ястребы и соколы мира» и показываю его Еллоу. Она кивает и садится на крайний стул возле ближайшего стола. Я устраиваюсь рядом с ней и задерживаю дыхание. От нее и правда ужасно воняет. Но, по крайней мере, с раной на руке все в порядке.

На обложке книги нарисованы орлы, а описания птиц расположены в алфавитном порядке. Я начинаю листать ее, чтобы перейти к букве «К», и на странице тридцать семь у нас перехватывает дыхание. Потому что в книге обнаруживается запись о «крестед игл» — гребенчатом орле.

Я перевожу взгляд на изображение и лишаюсь дара речи. На меня смотрит маленькая птичка с хохолком из длинных перьев на голове. Словно ей сделали неудачную завивку.

Я сразу вспоминаю День испытаний. Выпускной. И значок, который висел на лацкане пиджака директора Вона. На нем было изображение точно такой же птицы.

Загрузка...