Восставший против Неба

ГЛАВА IV

В прихожей царил полумрак. Тильво в растерянности остановился, не зная, куда идти дальше.

— Сюда, молодой человек, — раздался впереди голос Альтаро.

Тильво пошёл на голос. Выйдя из прихожей, певец оказался в лабиринте стеллажей с книгами и свитками. Было очень пыльно. Тильво чихнул.

— Ну и пылища здесь! — ещё раз громко чихнув, сказал он.

— Это пыль веков! — Альтаро остановился у одного из стеллажей, что-то разглядывая.

— Я по-прежнему не понимаю, что здесь происходит. Сначала эта дурацкая птица, затем вы с какими-то полунамёками.

— Пойдёмте в мой кабинет, там и поговорим.

— Только вы не так быстро идите, а то я боюсь заблудиться среди книг.

Петляя среди стеллажей, они выбрались к широкой лестнице, ведущей наверх. Альтаро стал неторопливо подниматься. Тильво последовал за ним. Они миновали второй этаж и оказались на самом верхнем. Здесь тоже было полно книг, а пыли ещё больше.

— Мне кажется, что я насквозь пропитан пылью.

— Это ещё ничего, вот поживёшь здесь с моё… — усмехнулся Альтаро.

— Вот уж не горю желанием.

Альтаро свернул за один из стеллажей и остановился около малоприметной двери.

— Прошу! — он открыл перед певцом дверь. Кабинет на деле оказался маленькой комнаткой со столом, заваленным книгами и свитками, и кроватью в углу. Через окно лился дневной свет, и Тильво наконец мог рассмотреть библиотекаря. На вид ему было лет сорок или, быть может, чуть больше. Альтаро был невысокого роста и широкоплеч. Длинные седые волосы зачёсаны назад, лицо чисто выбрито. Альтаро был совсем не похож на согбенного старичка, каким по идее и должен быть хранитель библиотеки. Глаза у него и вовсе казались глазами юноши, серо-зелёные, с задорным блеском.

— Присаживайтесь, молодой человек! — Альтаро отодвинул один из стульев. — Можете повесить на спинку свою дайлу. Разговор будет долгим.

— Спасибо. — Тильво повесил на спинку стула чехол с дайлои, сам же садиться не торопился.

Он стоял и смотрел на Альтаро, пытаясь понять, чего от него хочет этот человек.

— В первую очередь, позвольте задать вам несколько вопросов. — Альтаро уселся на стул и забарабанил по столу пальцами.

— Может, всё-таки объясните… — Тильво в который раз попытался поменять русло разговора, но библиотекарь был неумолим.

— Вас зовут Тильво?

— Да.

— Вы родились около двадцати лет назад. В деревушке Большой Погост, недалеко от Наира.

— Да, откуда вы знаете?

Альтаро привстал со стула и изучающе посмотрел на Тильво.

— Давно вы носите с собой меч?

— Года полтора. А что?

— Вы умеете с ним обращаться?

— Разумеется, в совершенстве. — Тильво улыбнулся.

— Не врите!

— Ну, хорошо, — неожиданно быстро сдался Тильво, — более или менее.

— Все совпадает. Когда вы в последний раз видели звезды? — Взгляд Альтаро буквально ожёг Тильво.

— Что видел?

— Так раньше называли огни в небе. Они зажигались ночью.

— Я что, похож на сумасшедшего? Какие огни? В Небе? — Внутри у Тильво все похолодело. Неужели Воины Неба прознали о его даре? А этот библиотекарь не кто иной, как их прихвостень.

— Ладно. Если я вам скажу, что меня не подсылали Воины Неба, то вы мне вряд ли поверите.

— Я не понимаю, о чём вы говорите. И вообще, засиделся я тут. Мне ещё договориться о вечернем выступлении надо.

Тильво торопливо снял со спинки стула чехол с дайлои, закинул инструмент на плечо и сделал несколько шагов в сторону двери.

— Тильво, аль-яр-х хаш нель-я иль тай-а нар-ре?

Альтаро старательно выговаривал слова на непонятном языке, будто бы заучил их наизусть, не догадываясь о том, что они на самом деле обозначают.

Тильво остановился как вкопанный. Он резко обернулся и посмотрел на Альтаро. Лицо библиотекаря было напряжено. Казалось, он чего-то ждал.

— Ну, Тильво. Ну, же!

— Что? — рассеянно пробормотал певец.

— Отвечайте. Сосредоточьтесь на заданном вопросе.

— Хаш эмарья лаишь эмме, — на одном дыхании произнёс Тильво.

Его забила крупная дрожь, он сделал два неуверенных шага и плюхнулся на стул.

— Откуда это? — Язык не слушался Тильво. — Откуда вы знаете этот язык?

— Я не знаю его, — Альтаро как-то странно улыбнулся, — просто я заучил эту фразу специально для вас. А произнёс её некто, пришедший однажды ко мне.

Альтаро вздохнул и начал рассказывать.

Он пришёл ранним утром. На нём был темно-зелёный плащ и высокие сапоги, заляпанные грязью. Волосы были пепельного цвета. Нет, не седые. Просто цвет у них был такой.

Библиотекарь долго не хотел пускать бродягу в библиотеку. И тогда он впервые заговорил на этом странном языке. Глаза незнакомца исчезли, а вместо них в глазницах засверкало ослепительно ярко-белое пламя. И Альтаро чуть не потерял сознание от страха.

Библиотекарь и пришедший долго говорили. Человек с пепельными волосами подробно рассказал, по каким при метам можно узнать Тильво. Альтаро был не слишком доволен тем, что на него внезапно обрушилось обязательство, которое он должен был выполнить.

— Обязательство?

— Ну, да. Ведь я ждал вас. Очень долго ждал. Ещё он заставил меня выучить эту фразу. Это что-то вроде последней проверки для вас.

— И что дальше?

— Он ждёт вас.

— Меня? Зачем?

— Ведь вы хотите узнать, откуда этот язык? Почему вы стали петь на нём? Что такое Небо, наконец?

Тильво промолчал.

— Он приходил ко мне двадцать лет назад. Двадцать долгих лет я ждал вас, каждый день повторяя заученную наизусть фразу на чужом языке.

— Я не знаю. Я просто хочу жить… — Губы Тильво дрожали.

— Если ехать от Терика на север несколько дней, то где-то в глубине лесов можно отыскать озеро. Если очень долго смотреть в отражение на водной глади, то можно увидеть башню, которой на самом деле нет.

— Как я найду туда дорогу?

— Этого он мне не сказал.

— Пойди туда не знаю куда. К кому — непонятно… — у Тильво начиналась истерика.

— Успокойтесь… — Альтаро встал со стула и открыл окно. Заскрипели ржавые петли, и в маленькую комнатку ворвался свежий воздух. Послышался шелест крыльев, и на подоконник сел тот самый ворон, который привёл Тильво в библиотеку.

— Это его ворон. Он должен указать путь.

— Кар! — словно бы подтвердил ворон.

— Мне что, все сейчас бросить и бежать вслед за птицей?

Борон склонил голову набок и осуждающе каркнул.

— Не обязательно сейчас. Но чем раньше, тем лучше. Вы непременно должны встретиться с ним.

— Да кто он такой? Вы говорите «он», «он»… Кто он, Небо меня побери?

— Бессмертный. Как говорят посвящённые, один из учителей.

— Их же нет. Они ушли. Мне сами посвящённые об этом сказали.

— Ты можешь верить Мне, можешь нет, — неожиданно Альтаро стал само равнодушие, — но только мучиться от незнания буду не я, а ты. И ещё… — голос Альтаро сделался елейным, — если ты не поймёшь, что к чему, то твой не до конца разбуженный Дар может запросто тебя убить.

— Пугаете?

— Предупреждаю.

— Тоже мне, пообщались с бессмертным, так теперь думаете, что сами его друг и соратник. А я вот возьму и никуда не пойду. Сегодня мне на пиру петь. Делать мне больше нечего, как шляться по лесам и с бессмертными общаться.

Неожиданно Тильво дёрнулся и, обхватив голову руками, застонал.

— Ммм… — только и смог он сказать.

— Что, голова болит? Давно был последний приступ?

— С месяц назад. Ммм… Больно.

— Я же говорил, что будет только хуже, если…

Тем временем ворон, который и не собирался улетать, а преспокойно сидел на подоконнике, замахал крыльями и, влетев в комнату, уселся на стол напротив Тильво.

— Кар! — осуждающе сказала птица.

— Отвали! И без тебя тошно! Ммм… Как болит! Сейчас должно отпустить.

— Приступы с каждым разом всё сильнее и сильнее, — назидательно произнёс Альтаро.

— Сейчас должно отпустить… Все, уже легче.

— Так вы подумаете насчёт того, что я вам сказал?

— Подумаю, — буркнул Тильво, все ещё держась за голову. — Мне пора. А ты… — Тильво грозно посмотрел на птицу, — кыш!

Ворон взмахнул крыльями и вылетел в окно.

Тильво вышел из библиотеки в полном смятении чувств. Лучше всего было просто забыть и жить как раньше. Только если приступы станут сильнее и происходить будут чаще, то жизнь превратится в кошмар. «Наверное, придётся идти к этому дурацкому бессмертному. И выяснять все, что да как», — думал Тильво, потирая переставший болеть затылок. Он машинально оглянулся по сторонам, ища порядком уже надоевшую птицу, но ворона нигде не было видно.

От всего пережитого у Тильво разыгрался аппетит.

Он решил вернуться в «Пропащую душу», чтобы пообедать и заодно немного полежать. После приступа на него всегда накатывала жуткая апатия ко всему, кроме разве что еды.

Народу в «Пропащей душе» было немного. Сидело несколько ремесленников, да ещё какой-то тип, одеждой и манерами похожий на камердинера. Проходя мимо него, Тильво заметил, что он облачён в синее с алым, а на груди у него вышит герб: кабан и секира. Тильво напряг память, вспоминая, какому дому принадлежит этот герб, но вспомнить так и не смог.

Камердинер наверняка был в «Пропащей душе» неслучайным гостем. Всему городу было известно, что здесь можно легко нанять комедиантов. Нередко слуги из богатых домов приходили сюда, чтобы нанять кого-нибудь. Тильво обвёл зал «Пропавшей души» опытным взглядом. К счастью, никого из его братии в зале не было. Не тратя времени даром, Тильво тут же подсел к человеку с гербом на груди.

— Хозяин! Эль нам обоим!

— Сейчас, Тильво! — откликнулся откуда-то справа Бромир.

Подошёл слуга и поставил перед Тильво и его соседом две кружки.

— Будем знакомы, — Тильво бесцеремонно хлопнул по плечу камердинера.

Как общаться с подобными людьми, Тильво прекрасно знал. Чем наглее с ними себя ведёшь, тем лучше.

— За знакомство! — камердинер стукнул своей кружкой о кружку Тильво и сделал большой глоток.

— Меня Тильво зовут.

— А меня Дарим.

— Я что-то запамятовал, чей это герб? — Тильво ткнул пальцем в кабана на груди.

— Сиятельного господина Райманда Таринского, конечно же, — улыбнулся Дарим.

— А господин твой в ближайшее время не собирается пир закатить?

То, что благородный собирается устроить пир, было и так понятно. Иначе не ошивался бы здесь его камердинер. Но ритуал требовал, чтобы всё было честь по чести, по крайней мере так считал Тильво.

— Да, сегодня у хозяина будет много гостей.

— И ты, Дарим, пришёл сюда в надежде встретить певца?

— Не только, — Дарим улыбнулся, но Тильво эта улыбка почему-то не понравилась, — ещё и выпить замечательного эля.

— Я бы смог спеть и сыграть на пиру.

— А хорошо ли ты поешь? — поинтересовался Дарим.

— Спеть? — спросил Тильво, отхлёбывая из кружки.

— Ну, спой! — ответил Дарим.

— Чего спеть-то? — спросил Тильво, доставая из чехла дайлу.

— А что хочешь.

— Ладно.

Тильво взял в руки дайлу и заиграл весёлую кабацкую песню, припев которой в этом городе знали практически все.

— Неплохо, — усмехнулся Дарим. — Голос у тебя звонкий. А посерьёзнее можешь что-нибудь?

— Я знаю десятки баллад, — гордо задрав нос, ответил Тильво. — Вот например…

— Ладно. Верю. Особняк почтенного господина Райманда Таринского недалеко от университета. Свернёшь с Храмовой налево, пройдёшь два квартла. Там спросишь. Приходи, едва начнёт темнеть.

— А что с оплатой?

— Два золотых.

— Ну и жадный у тебя хозяин. — Тильво поморщился.

— Найди, где платят больше, и пой себе на здоровье.

— Ладно, приду. — Тильво отчаянно делал вид, что это предложение его мало заинтересовало. Очень хорошо, если бы его ещё немного поуговаривали. Он это очень любил.

— Договорились. Я пошёл.

После ухода Дарима Тильво заказал обед и с аппетитом поел. Пообедав, певец сразу же отправился к себе в комнату, чтобы как следует выспаться перед торжеством. Утро выдалось тяжёлое, да ещё этот приступ. Стоит понервничать, и на тебе! Поэтому, придя к себе, Тильво снял плащ, перевязь с мечом, скинул сапоги и, устроившись на кровати, туг же заснул.

Проснулся он уже тогда, когда за окном почти стемнело. Вспомнив о приглашении, Тильво вскочил с кровати и стал спешно собираться. Он кое-как расчесал длинные спутанные волосы, достал из своего дорожного мешка единственную более-менее нарядную рубаху. Затем взял дайлу и, быстро пробежав рукой по струнам, проверил, как настроен инструмент. Для солидности он надел перевязь с мечом, чтобы собравшиеся на пир не думали, что перед ними какой-то бродяга. К тому же меч вообще никогда не помешает…

Уже в дверях Тильво вспомнил про эликсир, который ему оставили посвящённые. Он нащупал пузырёк в потайном кармане плаща, вытащил ею, отвинтил крышку и, сделав глубокий вдох, выпил снадобье. Как ни странно, на вкус эликсир оказался довольно приятным. Теперь можно быть совершенно спокойным, что его никто не отравит. Пока никакого подвоха в том, что его пригласили на пир, не наблюдалось. Но посвящённые, как известно, плохих советов не дают. К тому же Тильво овладело то странное чувство, которое обычно бывает после приступа головной боли: он не чувствовал, а именно знал — эликсир надо выпить.

Забросив на плечо дайлу, Тильво отправился на торжество. Нужный дом он нашёл очень быстро, Дарим хорошо объяснил дорогу.

Тильво опоздал. Торжество было в полном разгаре.

Десятки свечей освещали просторный зал, блики света играли на покрасневших лицах пирующих. Все гости уже изрядно выпили и шумно переговаривались между собой. Во главе стола сидел сам Райманд Таринский. На вид ему было около шестидесяти лет, но, несмотря на возраст, в нём все ещё без труда можно было узнать бывалого вояку. Он был высок и широк в плечах. Длинные седые волосы ниспадали до плеч, их стягивал золотой обруч. Из под густых бровей смотрели суровые карие глаза. Хозяин поднял руку вверх, и тут же все гости замолчали.

— Дамы и господа, певец, именующий себя Тильво, любезно откликнулся на наше приглашение и согласился усладить наш слух своими песнями.

Тильво почтительно поклонился. В Терике уважать певцов, по крайней мере на словах, было в давней традиции. Отчего так повелось, не знал уже никто. Однако было принято, чтобы хозяин лично привечал певца.

— Садись, Тильво, отдыхай, ешь и пей, а потом сыграй нам что-нибудь весёлое.

Тильво снова поклонился и направился к противоположному от места, где сидел хозяин, концу стола. Конечно же, поесть не мешало бы, но на сытый желудок Тильво не начинал выступление принципиально. Это было что-то вроде странного суеверия, бытовавшего у поющего люда. Слуга поставил перед ним кубок и налил вина. Певец обратил внимание, что вино ему налили из кувшина, уже стоящего на столе. Значит, отравлять его пока не собирались. Что ж, хоть что-то радует. Отпив вина, Тильво стал оглядываться по сторонам. После того как его представили, гости снова принялись шуметь, не забывая при этом налегать на еду и вино.

Рядом с Тильво сидел молодой человек приблизительно такого же возраста. Одет он был значительно богаче: белая рубаха расшита серебряными нитями и бисером, длинные светлые волосы стягивал серебряный обруч. Очень красив собой. Можно даже было сказать, что в его тонких чертах лица имелось что-то женское. Он, как и Тильво, ничего не ел, а только пил вино маленькими глотками. Рядом с юношей стояла прислонённая к скамье дайла. «Все понятно», — подумал Тильво. Он бросил на юношу такой свирепый взгляд, что тот тут же поперхнулся вином. Сделав вид, что не обращает на Тильво абсолютно никакого внимания, он поспешил начать разговор со своим соседом справа, весьма подвыпившим толстым господином.

Реакция Тильво была вполне понятна. Подобных своему соседу коллег по ремеслу он называл «прикормышами». Это были не свободные певцы, которые, как Тильво, бродили по миру, исполняя что хотят и где хотят, а музыканты, поющие при дворе какого-нибудь знатного вельможи. Как правило, их репертуар был строго регламентирован вкусами господина.

Конечно же, они всегда сыты и нарядно одеты. Ведь певец — это одна из достопримечательностей, как красивая жена или породистый скакун. На подобное могли пойти только абсолютно беспринципные люди, для которых доход гораздо важнее творчества. Бродяги, подобные Тильво, мало сказать, не любили таких. Бывали случаи, что прикормышам здорово доставалось в каком-нибудь кабачке, где пьянствовали вольные певцы. Истинной причиной была зависть. Потому как сам Тильво, если бы ему предложили тёплое место у очага господина, навряд ли долго бы думал.

Выпив третий кубок вина, Тильво понял, что если не остановится, то пойдёт выяснять отношения с этим проходимцем. Делать этого, конечно же, не стоило, и поэтому он сделал ещё один-единственный глоток и стал ждать. Ожидание продлилось недолго: хозяин сделал повелительный жест рукой, призывая гостей к тишине.

— Дамы и господа, нам сегодня крайне повезло, громким повелительным голосом начал хозяин. — По счастливому стечению обстоятельств у меня сегодня в гостях целых два певца. Так попросим же их усладить наш слух своими песнями.

После этих слов последовали аплодисменты. Затем на середину залы вышел камердинер с церемониальным жезлом и, трижды стукнув им об пол, продекламировал: «Первым выступает достопочтенный Алрон Терикский».

Алрон встал из-за стола, взял свою дайлу и вышел на середину залы. Он церемонно поклонился: сначала в сторону хозяина, а потом и гостям. Когда слуга поднёс ему табурет, Алрон уселся и стал подстраивать дайлу. Гости при этом затихли и лишь изредка перешёптывались между собой. Наконец певец начал играть. Как и ожидал Тильво, это была довольно пафосная баллада. Звонкий голос разносился под сводами пиршественной залы. Только вот слова песни никак не соответствовали прекрасному голосу. Алрон пел о том, как хорошо живётся людям под Небом, о том, какой в стране справедливый и мудрый король. Он пел о щедром хозяине и о том, какие умные и благородные гости собрались на пир. Что и говорить, рифмой певец владел неплохо. Только вот Небо трогать не стоило. Для Тильво это была больная тема.

Нельзя было сердиться на Алрона. Ведь на самом деле он не знал истинного положения вещей. Не знал он и об ярких огнях в ночном небе. Только вот мало что это бы изменило. Тильво слушал Алрона, и ему казалось, что прикормыш будто бы смеётся над ним.

Раздумья Тильво нарушил шквал аплодисментов, Люди хлопали в ладоши и восторженно кричали. Трудно сказать, понравилась ли им эта песня на самом деле или же им абсолютно всё равно. Тильво смотрел на лица своих ближайших соседей. В их глазах действительно читался восторг. Но это не было то радостное, щемящее чувство, которое испытывает человек, когда слышит или видит что-то очень близкое его сердцу.

Это лишь пьяная радость от полученного зрелища. Не важно какого. Будь на месте Алрона акробат, фокусник или мим — реакция была бы той же. Людям нужно было зрелище, и они его получили. В какой-то момент Тильво даже стало в чём-то жалко Алрона. Но только лишь на мгновение. Хмель постепенно брал силу над его волей, и в душе у Тильво закипала ярость на окружающих его людей. Ярость от того, что этим людям всё равно. Или все же нет? Тильво взял со стола кубок и осушил его до дна.

Райманд Таринский поднялся со своего места. Слуга подал ему золотую чашу, наполненную вином, и хозяин поднёс её Алрону. Певец поклонился господину и, приняв чашу, осушил её. Затем он поклонился публике и сел на своё место.

Снова камердинер трижды стукнул жезлом об пол: «Дамы и господа, а теперь перед вами выступит достопочтенный певец Тильво». «Тильво Лаэрн», — захотелось добавить Тильво. Но он вспомнил, что никогда не именовал себя так и мало кто знал, что он посвящён в рыцари. Хотя это было не важно. Главное заключалось в том, как ему сейчас поступить. Можно было бы просто спеть любовную балладу и не навлекать на себя неприятностей. Или же всё-таки что-нибудь особенное?

Тильво думал об этом, поднимаясь со скамьи, он думал об этом, садясь на стул и беря в руки свою дайлу. В последний раз перед тем, как прикоснуться к струнам, он оглядел гостей. Господа и благородные дамы — в их лицах зияла пустота. Та самая, которая каждый день смотрела на него с Неба. Почему он решил так? Да потому, что в их глазах не отражалось ничего, кроме праздного интереса. Разве так слушают песни?

Быть может, он слишком опьянел, и всё, что накопилось за долгие месяцы скитаний, теперь выходит наружу. Ведь так просто: взять аккорд и сыграть любовную балладу, историю со счастливым концом, затем получить из рук хозяина чашу, а после пира оплату и спокойно уйти из города.

Между тем пора было начинать петь. Голова немного кружилась от выпитого вина. Зачем он столько пил? Тильво попытался сосредоточиться. Но тут сознание сыграло с ним странную штуку: все произошло точно так же, как и в библиотеке, когда он ответил на вопрос, заданный на языке, который он знал и в то же время не знал. Когда он взял первый аккорд, то понял, что не может себя контролировать. Словно со стороны, как один из зрителей, он следил, как рука перебирает струны дайлы. Затем лёгкие набрали побольше воздуху. И…

«Нет, не надо!» — забилась в сознании отчаянная мысль. А затем вспомнились слова библиотекаря: «Твой дар может убить тебя». Но было уже поздно, зал наполнил странный певучий и в то же время шипящий язык. Сквозь окна стали видны мерцающие огни и жёлтый полукруг. Некоторые, не выдержав, повскакивали со своих мест. Люди ошарашено глядели в окна. Одной даме стало плохо, и она лишилась чувств. Тильво ожидал, что ему велят прекратить пение. Но люди заворожено слушали. «Значит, не все потеряно. Им нужны… Эти… Как говорил библиотекарь, звезды».

Когда струны дайлы смолкли, Тильво ответила гробовая тишина пиршественного зала. Певец сидел в ожидании, не зная, что будет дальше. Он смотрел на лица своих слушателей. В их глазах отражался страх. Никто, почти никто, не ожидал такой песни. Конечно же, эта песня могла бы безнаказанно прозвучать в какой-нибудь захудалой таверне, да и то навряд ли. Но в доме знатного и всеми уважаемого господина — это было просто неслыханным. В сознании Тильво уже маячили Воины Неба в своих оранжевых одеяниях.

Люди молчали. Никому не хотелось быть замешанным в этой истории даже в качестве свидетеля. Тильво посмотрел на хозяина. В глазах Райманда читался животный ужас, но хозяин молчал. Неожиданно со своего места поднялся один из гостей. Неторопливой походкой он направился в сторону певца. Когда он уже находился на расстоянии одного шага от Тильво, к нему подошёл слуга с кубком в руках. Тильво заметил, что это был не тот слуга, который подал чашу хозяину, когда тот наградил ею Алрона. И скорее всего никто из гостей, да и сам хозяин, никогда не видел прежде этого слугу.

— Странны твои песни, Тильво, но хорошо ты играешь на дайле и прекрасен твой голос. Так прими же от незнакомца эту чашу с вином, раз хозяин не хочет тебя вознаградить.

«Так, теперь главное не нервничать, — подумал Тильво, — ни одним своим движением не выдать волнения. Если получится, то я буду жить. Если получится…» Тильво поклонился незнакомцу, взял из его рук чашу и не спеша начал пить. Когда певец полностью осушил её, он посмотрел на незнакомца. Тот с искренним интересом наблюдал за Тильво.

— Спасибо тебе, незнакомец, за то, что ценишь мой талант, и за… — Тильво не успел закончить фразу.

Рука, держащая чашу, ослабла, и она со звоном покатилась по полу. Певец судорожно схватился за горло и стал задыхаться. Глаза его при этом бешено вращались. Затем он начал медленно оседать. Он попытался удержаться рукой за стул, но рука была слишком слабой. Тильво упал на живот, судорожно дыша, его дыхание становилось все реже и реже.