7-й вечер лета
На другом конце света, среди звездоносных гор и зелёных долин, в городе Илассе́т, что жил и процветал под защитой третьей ветви принцев Ародана, хозяин вишнёвых садов выбирал имя для дочери.
– Может, Шайли? «Игривая»? Что скажешь, Дора? – бормотал Мата́р, глядя, как девочка возится на полу с куклами. Она построила пирамиду из деревянных брусков, окружила её лабиринтом из веточек и теперь повела по нему рыцаря.
– Игривая-шаловливая… Ты бы ещё шлюхой дочь назвал, – проворчала жена, оторвавшись от теста. Кудрявые пряди лезли ей в глаза, и Дора постоянно заправляла их за уши, отчего каштановые волосы побелели от муки. Кухарку она отпустила и взялась за готовку, только бы лишний раз не смотреть на мужа.
«Злится. Оно и понятно. За Шёлковым морем лишь матери могут давать имена детям. Но она же согласилась жить под ветвями. Знала же, что я нареку дочь. Почему всё так сложно?»
– А что насчёт Яна́ры? «Двойственная», как раз подходит. Глазки-то у неё разные: один – карий, другой – голубой.
Хранители веры считали это хорошим знаком, но Дора так не думала.
– Дети засмеют. Хлебнёт она горя с этими глазами, как у бездомной кошки!
– Дора, милая, надо же дать девочке имя. Ей уже восемь! А я стар. Вот умру, и останется безымянной!
– Увезу домой и дам ей нормальное имя. И другим детям, когда во второй раз замуж выйду, – возразила Дора, сердито передёрнув плечами. Матар был вдвое старше супруги. Чудо, что богиня подарила им ребёнка. – Не отвлекай меня, иначе пирог не получится.
– Мой любимый? – попытался перейти на более мирную тему Матар.
– Да, – буркнула Дора, но даже не повернулась к мужу.
«Вот упрямая!» – подумал он, заёрзал в кресле и потянулся за трубкой.
– Опять курить в доме собрался?
«Глаза у неё, что ли, на затылке?»
– В своём доме я буду курить когда пожелаю! – пробурчал Матар, глубоко затянувшись.
Богиня повернулась к нему тёмным ликом, когда Матар женился на этой иностранке. Слова отца Ло́рала до сих пор скрежетали в ушах: «Кому ты, Матар Пейра́н, сады оставишь? Женись, вырасти наследника». Послушался. Да и фамилию передать хотел – Пейраны были древней семьёй, происходившей, говорят, ещё от имперцев. В мире, где для богини было важно лишь имя, люди не нуждались в фамилии, да и не ценили её. Все почти от неё избавились, но Матар был сентиментальным. Доре тоже понравилось дополнение к имени. После свадьбы у них вроде всё было хорошо. На родине Дора считалась перестарком. Вся семья радовалась, когда её выдали замуж, да и она расцвела, глаза засияли. А потом наступило время дать дочери имя. Тут жену как подменили. Она стала спорить, дерзить. И всё из-за имени. Какое ни придумай, всё не по нраву! Матар мог бы дать любое, да только тогда у них с женой всё окончательно бы разладилось.
Дочери надоело играть. Она добралась до вершины пирамиды, возблагодарила рыцаря цветком вишни и огляделась без интереса. Матар выпустил облако дыма в сторону и стал наблюдать.
«Ну что же ты? Головоломку собрала, кукол причесала и спать уложила… Ай-ай, нечем заняться? Что, и домик нарисовать не хочешь? А ведь похоже получалось».
Матар хмыкнул, причмокнул трубкой. Дочь насупилась, хитро улыбнулась и на четвереньках поползла к отцу.
– Глупая, коленочки сотрёшь! – Матар погладил дочь по волосам – чёрным, блестящим, совсем как у него.
– А можно мне посмотреть твою шкатулку? – звонко выпалила девочка.
Дора уронила скалку и резко обернулась.
– Ничего, – поспешил успокоить жену Матар, – пусть играет.
– Неслыханно! – Дора шумно выдохнула. – Безымянные не должны даже видеть шкатулки, а уж прикасаться!
– Верно, – согласился Матар, – но наша дочь скоро станет наречённой, и богиня пошлёт ей собственную шкатулку. Я считаю, ничего страшного.
Дочь переводила испуганный взгляд то на отца, то на мать.
– Вот, смотри, как это делается, – шёпотом сказал Матар. Дочь вцепилась пальчиками ему в колено и закусила губы от волнения.
Он сложил ладони, будто держал в них бабочку. За пятьдесят лет он доставал шкатулку тысячи раз, но до сих пор не понимал, где она хранилась и почему появлялась, стоило только позвать.
Шкатулка оттянула руки. Дочь засмеялась, и даже Дора соизволила улыбнуться.
– Какая интересная! – воскликнула дочка.
– Красивая, – согласилась Дора. – Похожа на тебя.
– Ты мне это каждый раз говоришь, – тепло отозвался Матар. Он был крупным мужчиной, с квадратными плечами, угловатым подбородком и голубыми глазами. Шкатулку же отлили в форме тёмной сторожевой башни. Узор на железных боках напоминал кирпичную кладку, а на месте бойницы находился синий драгоценный камень.
– Можно? – от нетерпения дочь застучала ножками по ковру.
– Держи! И никуда не уноси, поняла?
Лишнее условие. Потерять шкатулку было невозможно, но Матар не хотел, чтобы дочь думала, будто всё просто.
– Поняла. – И девочка с восторгом принялась вертеть шкатулку.
Дора вытерла руки полотенцем. Стоило ей увидеть счастливое личико девочки, как маска недовольства растаяла. Мать чмокнула дочь в макушку и ушла вглубь кухни. Вскоре послышалось шипение масла, по дому разнёсся аромат выпечки, а от запаха разрезанной жгучей репы защипало глаза.
«Кажется, ужин выйдет на славу».
Матар откинулся на спинку кресла и пыхнул трубкой.
За окном цвёл сад, домашнее тепло мягко расслабляло разум и уставшие кости. Дочь бормотала что-то: наверное, придумывала очередную историю.
«Может, куклы осадят башню-шкатулку? Или там заточена принцесса… Завтра дам имя, – решил Матар и всерьёз задумался: а не задремать ли ему? Или не стоит? – Дневной сон коварен: после него болит голова. Но как же сладко, как же сладко…»
– Папа…
Матар вздрогнул, чуть не выронив трубку, поморгал и прокашлялся. Неужели заснул? Он неловко вытряхнул табак в пепельницу и посмотрел на дочку. Та вся раскраснелась, будто собралась заплакать.
– Что такое, милая? – встревожился Матар, увидев, что дочка спрятала что-то за спиной.
– Я случайно. Я не хотела! – еле сдержав подступающие слёзы, заговорила девочка.
– Дочь? Ты что-то натворила? – Дора вошла в комнату и застыла с открытым ртом.
Девочка, всхлипнув, показала шкатулку. Крышка башенки оказалась откинута, а середина разошлась в стороны, словно оконные ставни.
– Я знаю, её должен был открыть ты! Я не хотела!
Матар встал на колени перед дочерью и дрожащими руками взял шкатулку. Внутри блестел кинжал с золотой рукоятью и чёрным переливающимся лезвием, выплавленным будто бы из ночного звёздного неба. Матар вытащил клинок, а шкатулку при этом выронил и даже не посмотрел, куда та откатилась.
– Прости меня, пожалуйста…
Матар бросил дар в кресло, подхватил испуганную дочь и закружился с ней по комнате. Безудержный смех вырвался из горла, а по щекам полились слёзы. Матар подбежал к жене, поцеловал её в губы так, как не целовал со дня свадьбы, поднял дочь под самый потолок и воскликнул:
– Бесценная! Бесценная! Ты бесценная, моё сокровище, ты подарок богини, её светлый лик! – И тут Матара осенило. – Лика! Я назову тебя Ликой! Ты – Лика Пейран!
Хозяин дома давно жаловался на зрение. И сейчас мужчина не заметил, что просыпал часть сгоревшего табака мимо пепельницы. Тлеющий уголёк проел чёрную дырочку в ковре. Сквозняк, гуляющий по полу, не давал рыжей точке погаснуть, и огонь неспешно пополз к льняным шторам.
Кукла на вершине игрушечной пирамиды держала в руках цветок вишни, по лепестку которого всё это время кралась капелька воды. Мгновение – и она легко сорвалась вниз, скатилась по пирамиде, оставив за собой мокрый след, упала на веточку и по ней, как по тропинке, пробежала до самого пола, точно и безукоризненно исправив ошибку судьбы.
Лика Пейран смотрелась в зеркало и тихонько повторяла своё имя, будто катала во рту сладкие ягоды. Краем уха она слышала, как родители готовили праздник, посылая гонцов с приглашениями.
– Лика. Лика. Ли-ка Пей-ран. Я Лика Пейран, – прошептала она и, зачем-то обернувшись и проверив, что рядом никого нет, сказала: – И я бесценная. Бес-цен-ная.
Это слово нравилось ей меньше имени, хотя оно было более загадочным. Лика слышала песни и истории про бесценных, а соседские дети постоянно спорили, кто будет бесценным в очередной игре. Лика хихикнула: теперь роль открывать игрушечные шкатулки-головоломки и извлекать из них «дары» навсегда закрепилась за ней.
При мысли о даре у Лики часто забилось сердечко. Она закусила губу и сложила ладошки вместе, как делал папа.
– Шкатулка, явись! – позвала Лика.
В груди заныло, как перед прыжком в речку, и волшебство сработало – богиня отправила шкатулку в руки новой наречённой.
«Тяжёлая!»
Лика не удержала шкатулку и поставила её на пол. Она казалась живой: сквозь стеклянные бока виднелись сотни шестерёнок из железного золота, которые вращались без остановки. На чёрно-белой крышке в квадратных ячейках с невероятной скоростью менялись цифры, словно время в часах ускорили в сотни раз. Ладошки у Лики потели и немного прилипали к шкатулке. Вдруг по краю пробежала одна золотая искорка, затем другая, и шкатулка озарила лицо приятным сиянием.
– Светится! – с восторгом прошептала Лика. – Какая чудесная шкатулка! И дар, наверно, чудесный…
Лика замялась.
«Открыть сейчас или подождать родителей? Они наверняка скажут потерпеть до праздника, это же целая вечность! А что, если открыть сейчас, посмотреть одним глазком, а потом притвориться, что увидела дар впервые?»
Девочка закрыла дверь в комнату, плюхнулась на колени и потянула за крышку обеими руками, но та не поддалась. Лика, взявшись поудобнее, попробовала ещё раз. Потом ещё, прижав шкатулку к животу. Срывая ногти, Лика снова потянула, до красных кругов перед глазами и боли в запястьях. И ещё раз – с молитвой и без. Отдохнула, вытерла слёзы и попробовала снова, подвывая от страха.
И ещё раз, только бы не услышала мама.
И ещё раз, только бы не расстроился папа.
Позже Лика спустилась в гостиную. Неловко спрятав руки за спиной, она подошла к счастливой матери и поскорее, пока хватало смелости, спросила:
– Мама, а можно мне посмотреть и твою шкатулку?
8-й день лета
Накануне отец Ло́рал не мог заснуть.
Он прожил в Илассете всю жизнь – сорок два года! – и никогда не удостаивался чести лицезреть бесценных. Хранители веры никогда не отступали от прописанной в Слове истины: бесценные отмечены Двуликой. Они ключ к загадкам мира. Им подвластны не только шкатулки, но даже имена. И если Лоралу, чтобы получить право именовать других, пришлось всю юность посвятить служению богине, поклясться никогда не становиться отцом по крови, чтобы стать отцом духовным, то Лика Пейран могла давать имена с рождения. Если она действительно бесценная. Сегодня предстояло это выяснить.
Семья Пейран пришла в храм Двуликой после утренней службы. Лика семенила между родителями и весело рассказывала, как вчера с другими детьми отмечала именины.
– Мам, отгадаешь загадку? Какой наречённый не слышал… ой, то есть не знает своего имени?
– Глухой, милая.
– Правильно! Это мне загадал Тук. Ну, мальчик, которому дали имя после меня! Он ещё измазал лицо вареньем!
– Многие дети теперь получат имена, – сказал Матар.
– А почему? Потому что я бесценная?
– Лика, пожалуйста, будь потише, – одёрнула её Дора.
– Да, я помню. Я никому не говорила, но ведь сюда мы шли, чтобы всем рассказать, правда?
Лика поджала ноги и повисла на руках родителей, как на качелях. Дора извиняющимся взглядом посмотрела на Лорала, который ждал у входа в песенную, и родители дружно покачали дочь. Лика счастливо засмеялась. Детский смех отразился от стен храма, зазвенел на витражах и эхом улетел под купол. Тут Лика увидела Лорала и встала на ноги.
– Отец Лорал, простите! У Лики энергии хватит на десятерых, – извинился Матар.
Лорал пожал Матару руку и кивнул Доре.
– Всё в порядке. Проходите.
В песенной их ждал старший отец Баст. Лорал поклонился своему именователю и по очереди представил членов семьи Пейран. Седой хранитель веры хмуро поприветствовал каждого, а выслушав рассказ, помрачнел ещё больше.
– Вы поступили неразумно, дав безымянному ребёнку свою шкатулку, Матар. Вам следовало слушать жену и не допускать подобного.
Лика пристыженно втянула голову в плечи. Матар улыбнулся и положил ладонь на плечо дочери.
– Отец Баст, всё, что происходит с бесценными, случается по Её воле.
– Так, значит, Лика открыла ваши шкатулки? – спросил Лорал, уведя разговор в безопасное русло.
– Случайно, как она говорит. Я столько лет не мог её открыть, а теперь раз-два – и готово!
Матар призвал шкатулку и надавил на башенку. Раздался щелчок, и створки шкатулки распахнулись.
– Знание пришло само? – соизволил уточнить Баст.
– Да, это поразительно! Как будто всегда знал. И дар, отец Лорал, какой дар! Острее клинка я не видел!
– Матар, потом расскажем о дарах, – мягко остановила мужа Дора. – Отец Лорал, мне кажется, с Ликой что-то не так.
– С нашей дочерью всё в порядке! Просто мы чего-то не знаем о бесценных.
Дора терпеливо выдохнула и продолжила:
– Отец Лорал, отец Баст. Когда Лика открыла шкатулку Матара, она испугалась. Мы рассказали ей о бесценных всё, что знали. А потом она открыла мою шкатулку. Она сама попросила, мы не заставляли! – тут же добавила Дора, заметив, как глаза Баста на мгновение сузились. – И она открывала её… довольно долго.
– Долго? Насколько? – удивился Лорал.
– Настолько, что я подумала, будто Матар надо мной пошутил: что он сам открыл шкатулку и подговорил дочь на розыгрыш.
Матар покачал головой и отвёл взгляд.
– До сих пор не могу поверить, что ты так обо мне подумала.
– И всё же Лика открыла мою шкатулку. Я видела собственными глазами. – Дора призвала шкатулку – вытянутую коробочку из резного дерева, похожую на футляр. Лорал не удивился, увидев внутри янтарную флейту. – Тут нет ни замка, ни механизма, ничего. Я не надеялась открыть её с тех пор, как получила имя, а теперь она просто открывается по моему желанию. У флейты я пока не заметила иных свойств, кроме отвратительного звучания. Но полагаю, что это моя вина.
– Что ж, – с разочарованием протянул Лорал, – в Слове не сказано, как быстро бесценные открывают шкатулки. Но все, кто когда-либо видел бесценных, говорят, что им хватает одного прикосновения. Свою она тоже открыла?
Дора поджала губы и посмотрела на мужа. Матар, явно ощутив неловкость, сказал:
– Лика не хочет. Да это и не докажет, что она бесценная, так ведь? Нужна чужая закрытая шкатулка. Может быть, Лика откроет вашу? И вы сами всё увидите!
– Мою? – Отец Лорал отступил. Он почувствовал себя мальчишкой, которому только что дали имя. Лорала охватило почти забытое ликование, тут же сменившееся безмерной печалью. Его шкатулка была куском чёрного стекла. Она была настолько тяжёлой, что оставила трещины на каменных плитах, когда Лорал в первый раз её призвал. Все говорили: внутри – тёмный дар, его не нужно доставать. Лорал и сам так думал.
– Испытание бесценных проходит публично, – возразил отец Баст. – Если девочка не справится как положено, то… Она не бесценная. Вы уверены, что не открывали свои шкатулки до этого дня? Может быть, вы не заметили, как сделали это? Или вообще решили над нами пошутить? Или обмануть?
– Отец Баст, зачем семье Пейран обманывать хранителей веры?
– Лорал, ты не видел бесценных, в отличие от меня. Они открывают шкатулки, как опытные воры – замки.
Лика и Дора одинаково нахмурились. Сравнение им явно не понравилось.
– Встречались ли вам бесценные её возраста, отец Баст? – спросил Матар.
– Разумеется нет. – Старик переступил с ноги на ногу и бросил на девочку брезгливый взгляд. – В моё время детям не разрешали играть с творениями богини.
– Может, Лике нужно учиться? – предположил Лорал. – Почему бы не дать ей возможность показать своё умение и подождать сколько будет нужно?
– Никто не будет стоять и ждать, пока ваша дочь сотворит что-нибудь со шкатулкой Со́рона!
– Старого отца города? – воскликнула Лика, не сдержавшись. Дора шикнула на дочь.
– Традиционно на испытание приносят шкатулку умершего представителя знати, – нехотя пояснил отец Баст. – Дар переходит наследникам. Считается, что так безопаснее.
– Не во всех ветвях, отец Баст, – поправил Лорал, – в седьмой ветви испытание проводят на нерушимой или сломанной шкатулке.
– Ерунда и выдумки познавателей, – отмахнулся отец Баст.
– Но есть способ быстрее и проще. Лика может дать имя одной из сирот, – предложил Лорал. Он подмигнул Лике. – Это докажет её способности бесценной и исключит сомнения.
– Разве женщины могут давать имена под ветвями? – изумилась Дора.
– Бесценные могут, – подтвердил отец Лорал.
Дора прижала дочь к себе. Матар ободряюще приобнял жену в ожидании решения хранителей веры.
Отец Баст нахмурился – морщины на его лбу сложились, как страницы старой книги.
– Что ж, пусть будет так, – отец Баст кашлянул, будто слова дались ему с трудом. – Дитя всё равно получило бы имя от кого-то из хранителей. Вряд ли смена именователя сильно повлияет на судьбу ребёнка. И это лучше, чем открывать шкатулку Сорона.
Лика просияла. Дать имя ведь было намного проще, чем открыть шкатулку! Дети постоянно придумывали друг другу прозвища, вроде Лепестка или Задиры. Мальчики воображали себя отцами и именовали игрушечных сыновей, а девочки чаще сочиняли истории о том, как уплывут за Шёлковое море и нарекут деток.
Поэтому, стоя на площади перед толпой прихожан, Лика не робела. Отец Баст привёл девочку из приюта, которой посчастливилось приглянуться бездетной семье. И на днях ей должны были дать имя хранители, но, раз уж так совпало, теперь это могла сделать Лика.
Сирота глазела на Лику и, кажется, не верила, что всё происходит по-настоящему.
– Ты правда бесценная? – спросила она бесцветным голосом. На фоне наречённых безымянный ребёнок выглядел серой тенью.
– Кажется, да, – запнулась Лика.
– А ты дашь мне хорошее имя?
– Очень хорошее!
– Девочки, посерьёзнее, – прикрикнул на них отец Баст.
– Ладно. – Лика убрала волосы за уши, глянула на родителей в толпе и помахала им рукой, вызвав несколько умилённых возгласов. – Я дам тебе имя…
– Я назову тебя! – сурово поправил отец Баст.
– Простите. Я назову тебя… Илона! Ты – Илона.
Лика хотела добавить, что имя означало «светлая» и что она выбрала его из-за светлых волос девочки, но голос заглушили аплодисменты и радостные крики.
Илона засмеялась. Имя изменило её облик невидимой волшебной вуалью, сделав наречённой. Отец Баст покачал головой и нехотя кивнул Лоралу. Матар и Дора выбежали к Лике и подхватили её на руки.
Отец Лорал объявил Лику первой бесценной Илассета.