«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»
И его собственное лицо.
Портрет был сделан углем и наспех, но тем не менее очень искусно. Лайам словно смотрелся в зеркало. Длинный нос с легкой горбинкой, угловатые скулы, светлые — в черно-белой трактовке — глаза. Ниже располагалось нечто вроде биографической справки о разыскиваемом. Сведения, очевидно, были почерпнуты из герцогского рекомендательного письма.
«Как они это проделали?»
«Ты знаешь — как! — язвительно усмехнулся внутренний голосок. — Тут сработали парни с бульвара Памфлетов!»
Творить дубликаты — дело вроде бы сложное, но на поверку не очень-то хитрое. В школах магов это чуть ли не первый фокус, которому обучают начинающих чародеев, что дает им возможность подзаработать деньжат. Услуги писцов стоят дорого и занимают немало времени, а молодые маги задешево и практически в одночасье могли скопировали любой документ, рисунок и даже книгу. Лайам в годы студенчества и сам не раз обращался к этим ребятам, дивясь тому, что чернила на полученных таким образом копиях никогда не смазываются и не выцветают.
«И она сообразила, как использовать это!» Ай да Уорден! Развешивать по всему городу портреты разыскиваемых преступников — великолепная, просто гениальная мысль! Лайам перевел взгляд на соседние прокламации, пестрящие броскими надписями: «РАСТЛИТЕЛЬ!» «НАСИЛЬНИК!» «ГРАБИТЕЛЬ!» «ВОР!»
«Блестяще! Ты можешь считать себя уже трупом!»
Еще до полудня весь Торквей будет знать, как выглядит убийца сановного лорда. «В афишке не сказано, что ты содеял, но люди догадливы! Все, ты — мертвец!» Он, словно ужаленный, отшатнулся от обличающих прокламаций. Потом испуганно замер и принялся исподлобья оглядывать Пятачок.
С двух сторон беломраморную площадку обступали строения; с западной — гостиницы и трактиры, с северной — торговые заведения, между которыми вклинился дом гонцов, походивший на маленький храм. На юге, за каменной балюстрадой, поблескивала река, всей шириной своего нескончаемого потока обрушивавшаяся в залив. Рев водопада вдруг словно усилился и ударил Лайаму в уши. На востоке же ничего, кроме неба, не наблюдалось. Белые плиты попросту обрывались над бездной, словно площадку рассекли гигантским ножом и отсеченную часть Пятачка бросили в море.
Там, в опасной близости к трехсотфутовой пропасти, стояли четверо миротворцев. Они разговаривали между собой, не обращая внимания на окружающих. Лайам поежился, хотя и был уверен, что на таком расстоянии им его не разглядеть.
«Но тем, кто рядом, это вполне под силу!»
Народу вокруг было пока что не густо. Вдоль балюстрады в дружелюбном молчании прохаживалась парочка старичков. Торговка с тележкой выкладывала на лоток пирожки, к высокой конторской стойке шел клерк, держа под мышкой огромную книгу. Однако люди все прибывали, и в каждом вновь появлявшемся человеке таилась угроза. Каждый мог подойти и полюбопытствовать, что новенького вывесили на перекладине для объявлений. Лайам нахмурился. Да, так и есть! К нему уже двигались два скучающих старичка.
Солнце наконец-таки встало, заливая небо розовым светом. Лайам опустил голову, отвернулся от прокламаций и размашисто зашагал к торговым рядам. «Ты уже мертв!» Он забился под арку перед запертой лавкой, привалился к холодному камню колонны и прижал руку ко лбу. «Ты покойник!»
Нельзя же стоять вот так целый день, пряча лицо и делая вид, что у тебя болит голова, но выхода не находилось. В театр не пойдешь, в храмах не спрячешься, и даже бродить по улицам ему тоже заказано. Встреч с миротворцами еще можно бы избежать, соблюдая известную осторожность, но от каждого встречного не укроешься! «От каждого, — думал Лайам, задыхаясь и потирая виски. — От любого! Нет, я и вправду — покойник!»
Паника в нем разрасталась, сердце бурно заколотилось, железный, неумолимо сужающийся обруч сдавил грудь. Его словно вновь ударило молнией каменной леди. Лайам знал, что дальше будет еще хуже.
«Фануил! Она развесила мои портреты по всему городу! Что же мне делать, что?!»
Вопрос ушел в небеса и остался без отклика.
«Я погибаю, я мертв…»
«Ты еще жив, мастер. Где ты находишься?»
Лайам невольно издал стон, однако необходимость сосредоточиться заставила его взять себя в руки.
«В торговых рядах. Невдалеке от дома гонцов. Фануил, они все теперь знают, как я выгляжу!»
«Накинь капюшон».
«Капюшон?»
В небе висели лишь редкие облака. Человек в капюшоне будет бросаться в глаза, вызовет подозрение.
«Забудь об этом… Мне нужно как-то отсюда выбраться — и чем быстрее, тем лучше. Мне нужно укрыться… там, где меня не станут искать… где люди меня не увидят!»
«Где, мастер?»
— Не знаю! — прошептал Лайам. — Я теперь вообще ничего не знаю.
По Пятачку прошел ропот, потом все затихли.
— Поднимается! — выкрикнул кто-то. Лайам раздвинул пальцы и оглядел площадку.
Прибытия Лестницы теперь ожидало около двухсот человек, впрочем, для первого рейса это было немного. Площадка не заполнилась и наполовину, будущие пассажиры стояли свободно, при желании каждый из них мог без помех размять себе ноги. Однако никто не двигался: все смотрели на клерка. Невысокий человечек в воротнике-жернове, обосновавшийся за стойкой, передал свою книгу помощнику и раскрыл сумку с жетонами.
— В очередь! — пронзительно крикнул он, и примерно половина толпы послушно подтянулась к нему. Остальные остались стоять как стояли, включая группу паломников, одинаково подпоясанных подобиями голубых кушаков. В руках у них теплились свечи, паломники горбились, защищая от ветра их крохотные огоньки.
Клерк поднял голову и дернул носом. Стоящий во главе длинной очереди человек подошел к стойке и назвал свое имя. Помощник клерка зашелестел листами объемистой книги. Клерк сверил имя счастливчика с записями, потом достал из сумки жетон и вложил его в протянутую руку.
У Лайама от зависти пересохло во рту. «Лестница… Беллоу-сити…» Что говорила о нижнем Торквее хозяйка пекарни? «Тамошнему жулью на портреты плевать!..» Сказанное походило на правду. Обитатели порта — моряки, грузчики, докеры, — подобно лодочникам с Монаршей, ставили свою независимость весьма высоко. Им принадлежал целый город пустых складов, трущоб и заброшенных зданий. Там лечь на дно куда проще, чем в верхнем Торквее. «Мне надо вниз!» Приняв решение, Лайам вздохнул свободнее, сердце замедлило сумасшедшую скачку, «Мне надо вниз!»
Подступы к Лестнице охраняют четверо миротворцев. Еще вчера он решил бы, что их слишком много; сейчас же этот отряд казался ему лишь досадной помехой.
«Фануил, их надо убрать!»
«Кого, мастер?»
Нет, так не годится. Он слишком торопится и забегает вперед.
«Не убрать, а отвлечь. Надо что-то затеять».
«Кого отвлечь? Миротворцев?»
Лайам оглядел Пятачок.
«Может, поджечь что-нибудь?..»
Взгляд его упал на лоток с шарфами, накидками и дешевенькими плащами. Возле него отирался мальчишка, один из тех оборванцев, которые вечно толкаются в людных местах, рассчитывая на какую-нибудь поживу. Лайаму пришла в голову еще одна мысль. «Тебе нужен жетон!»
— Мальчик! — хрипло окликнул он и, прокашлявшись, повторил: — Эй, мальчик!
Ему казалось, что голос его разносится по всему Пятачку и что все головы тут же к нему повернутся. Однако никто, кроме маленького оборванца, не обратил на сдавленный оклик внимания. Оголец отлип от столба и уныло побрел к подзывавшему его господину.
— Постой за меня в очереди, — пробормотал Лайам, несказанно радуясь тому, что мальчишка демонстративно не отрывает глаз от носков своих растрескавшихся башмаков. — Получишь принц!
Это был щедрый посул, чересчур щедрый, но оборванец только пожал плечами.
— Имя надобно, — буркнул он, подтянув заплатанные штаны. — И деньги за спуск.
Лайам отсчитал золотые.
— Три короны, так?
Мальчишка равнодушно кивнул. Лайам отдал ему золото.
— Имя — Кессиас! И смотри не вздумай удрать! Я буду следить за тобой. Плату получишь, когда принесешь жетон.
Он показал оборванцу серебряную монету. Тот снова пожал плечами, повернулся и на прощание бросил:
— Коли не верите, так стояли бы сами! — Лайам проводил его взглядом и, когда паренек затерялся в толпе, вновь скрылся под аркой, лихорадочно размышляя, чем бы отвлечь миротворцев. Шарфы и плащи заполыхают в два счета, но лоток от края площадки довольно-таки удален. «Нужно бы выбрать что-то поближе…» Он выглянул из-под арки и увидел край перекладины с предательскими афишками. Их жадно разглядывали теснящиеся вокруг горожане. Лайам еще раз обдумал пришедшую ему в голову мысль и переслал ее Фануилу.
«Но, мастер… меня же увидят!»
«И пусть. Все увидят тебя, увидят пламя — им некогда будет смотреть на меня».
Дракончик выглядит устрашающе, начнется паника, давка. Лайам взмолился, чтобы так все и вышло. Переполох пойдет ему на руку, публике будет не до того, чтобы разглядывать лица соседей и сличать их с рисунками на афишках.
Фануил усомнился в успехе затеи. Лайам спросил, что еще, в таком случае, он может ему предложить. Дракончик ничего другого придумать не смог и вынужден был согласиться с планом хозяина.
Лайам снова вернулся в укрытие. Он стоял, опустив голову, и краем глаза следил за всеми, кто поднимался на галерею. Соседнюю лавку открывать не спешили, однако другие подобные заведения уже торговали. Убийцу и государственного преступника вот-вот могли опознать. Какой-нибудь увалень — Лайаму почему-то казалось, что это будет именно увалень, — какой-нибудь тупой городской простофиля с толстой шеей, который и как его самого-то зовут толком не помнит, вдруг остановится рядом, нахмурится и склонит голову набок. «А потом заорет во всю глотку. И что ты тогда станешь делать?»
Ответа на этот вопрос не нашлось, ибо Лайам отвлекся. По галерее прямо к нему шла смазливая девушка, помахивая пустой корзинкой. Проходя мимо высокого одинокого господина в плаще, она вызывающе глянула на него и облизнула губы. Господин отвел глаза и поднес руку ко рту, словно бы прикрывая зевок. Красотка негодующе хмыкнула и удалилась; Лайам заставил себя не смотреть ей вслед. Его внимание снова привлек лоток с шарфами.
«Шарф и шляпа». Капюшон слишком загадочен и притягателен для зевак. А шляпа — дело иное. Шляпу носят, чтобы укрыться от непогоды или просто из щегольства. В шляпах ходит большинство горожан, вон и теперь таких тут добрая половина. «И опять же, в холодный осенний день любой может повязать себе шею шарфом. Значит, тебе надо купить шарф и шляпу!»
Казалось бы, чего проще: подойти к лотку, выбрать шарф, уплатить, потом пройти по рядам и найти шляпную лавку. Такая непременно должна обнаружиться. Кошелек его, правда, уже отощал, и вскоре придется обменять на монеты одну из кредитных бумаг, но шарф со шляпой ему вполне по карману!
И тем не менее он не двигался с места. «Тебя увидят!» Продавцы шляп всегда смотрят на покупателей, проверяя, идет или нет тем покупка. «Ну, прямо под цвет ваших глаз, сударь! Лорд такой-то купил у нас недавно точно такую же, но на вас, с вашего позволения… на вас она смотрится вдвое лучше… сидит как влитая!» И пялят, и пялят свои гляделки! Лайам злился на свою нерешительность, но не мог заставить себя сделать хотя бы шажок.
— Эй, Кессиас! — Это вернулся мальчишка с жетоном. — Где мой принц?
Лайам протянул руку с монетой, нагревшейся в кулаке, и подставил вторую. Мальчишка в свою очередь протянул кулак и подставил пустую ладошку. Пальцы важного господина и маленького оборвыша разжались одновременно, каждый боялся обмана. Лайам стиснул жетон — деревянный кружок диаметром дюйма в два с прямоугольным вырезом в середине, мальчишка не менее жадно заграбастал монету и пустился бежать с торжествующим криком:
— Урод ты, Кессиас, деревенщина и дубина!
Лайам хотел обругать наглеца, но тут Пятачок забурлил. Над площадкой пронесся сильный порыв ветра, и публика разом умолкла. Первый яростный вихрь взметнул плащи, подхватил несколько шляп; афишки на перекладине заполоскались. Когда вихрь поулегся, сменившись ровно тянущим сквозняком, люди снова загомонили и стали протискиваться к пропускной стойке.
Приближалась Парящая Лестница.
В стародавние времена маги умели многое. Семнадцать семейств, явившихся в Таралон, поставили над ним своего короля, застроив всю страну крепостями и соединив их дорогами. Города завоевателей, выраставшие как грибы, поражали воображение покоренного населения, и самым удивительным в них были творения магов. Мост Слез и Паутинная Переправа в Харкоуте, знаменитая Тройная Арка Карад-Ллана, Большой Маяк Каэр-Урдоха, Галереи длиной в несколько миль, пробитые в горах Кэрнавона. Последним и самым величественным свершением чародеев была Парящая Лестница Торквея.
И не только величественным, но и насущно необходимым. На то, чтобы подняться в столицу по Хлебному тракту, даже королевским курьерам требовалось полдня — с риском загнать лошадей на крутой и неровной дороге. И чтобы двор и король не остались в фактической изоляции от страны, группа прославленных магов взялась за работу. Выбрав удобное место, чародеи уединились там на месяц-другой, и результатом их неусыпных трудов явилась Парящая Лестница.
Это была, собственно, и не лестница, а большая платформа из пестрого камня, каждую из сторон которой обрамляли перила в добрую сотню футов длиной. По ночам она покоилась на скальных уступах у подножия водопада. И шесть раз в день, подчиняясь таинственному регламенту, более строгому, чем режимы приливов, эта громадина медленно возносилась на трехсотфутовую высоту, чтобы достичь причальной площадки в Торквее. Снизу казалось, что платформу вздымает столп, сплетенный из грозовых кипящих смерчей.
Простаки утверждали, будто гигантский подъемник приводит в движение сам Повелитель бурь, а может, какой-нибудь водяной великан или морской дракон, обитающий в безднах примыкающего к порту залива. Кое-какие умники заявляли, что Лестницу поднимают струи низвергающейся в море Монаршей, отраженные от придонных камней.
Предположений строилось множество, но ни одно из них не было верным. Сам Лайам, приехавший из мидландской глубинки в столицу, придерживался туманной теории, что всем в Таралоне заправляет духовная сила монархии, она, мол, и королевство содержит в порядке, и повелевает луной и приливами, ну и подъемами лестницы — заодно. Первый наставник безжалостно высмеял все эти бредни! «Дело в силах стихий, — пояснил он, — сконцентрированных и укрощенных могучими чародеями. В данном случае использовались Вода и Воздух, хотя магам того времени покорялись также и Огонь, и Земля».
Море и небо напоены животворной энергией, волшебники сумели взять ее в оборот. «Когда они завершили свой труд, залив умер, он почернел от погибших растений и дохлой рыбы. Положение выправилось лишь через несколько лет». Наставник сделал неодобрительный жест и мрачно добавил: «Кстати, эта магическая игрушка движется все медленнее. И когда-нибудь совсем остановится».
Мэтр выдержал паузу, наслаждаясь растерянным видом студентов, прежде чем сообщить, что замедление мизерно. Замеры, проведенные с помощью водяных и песочных часов, позволили установить, что в десятилетие подъем платформы затягивается на время, достаточное, чтобы упасть лишней песчинке или капле воды. «Таким образом тысячелетие бесперебойной работы сооружения привело нас к тому, что Лестница стала запаздывать на минуту!» Студенты облегченно вздохнули. Мэтр усмехнулся. «Лишь на минуту. И все же сила стихий ускользает! В один прекрасный день — через много тысячелетий — платформа опустится на дно водоема, чтобы остаться там навсегда! Так что, пока есть время, катайтесь!»
Бесполезный совет. Студенту совсем непросто выложить три короны. Услугами Лестницы может пользоваться только весьма состоятельный люд. Король, придворные, чиновники, торговцы, богатые паломники, лорды…
«А также преступники, спешащие скрыться от правосудия!» — подумал Лайам. Ветер, поднятый Лестницей, трепал его короткую стрижку. Стиснув в руке жетон, он следил за толпой. Но ничего не мог разглядеть, ибо перед ним выстроилась группа паломников, перепоясанных подобиями голубых кушаков.
— Погодите, постойте, — надрывался вдали клерк, успокаивая самых нетерпеливых. — Эй, сударь, вам сейчас ногу отдавит!
Толпа дружно выдохнула, и Лайам понял, что подъемник остановился. Голубые кушаки затянули радостный гимн. Лайам, опустив голову, двинулся по галерее. Лоток с шарфами он миновал не оглядываясь. Сквозь арочные проемы ему было видно, как толпа раздалась, пропуская прибывших пассажиров. Гимн голубых кушаков зазвучал громче: к нему присоединялись все новые голоса.
«Мастер, тут пацифик».
Лайам замер, прижавшись к колонне.
«Где?»
«Идет к миротворцам. С ней двое сопровождающих и еще один — похоже, Эльдайн. Разобрать трудно: он в лейтенантской форме, но голова у него забинтована».
Эта деталь почему-то ободрила Лайама.
«Похоже, ты его сильно порвал».
Приступ паники отступил, Лайам выпрямился, но встал боком, чтобы его не было видно.
«Как они себя ведут? Поторапливаются?»
«Нет, мастер. Хотя начальница, кажется, недовольна. Она указывает на дом гонцов. Двое миротворцев идут к нему. Вид у них удрученный…»
«Еще бы, — откликнулся Лайам. — У них есть чем удручаться… как, впрочем, и у меня!»
Он мысленно выбранился. Дом гонцов до сих пор ведь не охранялся. И кое-кто, если бы не праздновал труса, вполне мог пойти туда и отправить Катилине письмо. «А теперь уже поздно». Ну ничего, это можно будет сделать и в Беллоу-сити.
«Значит, их там теперь пятеро?» «Шестеро. Или начальницу не считать?» «Считать-считать. Она стоит двоих!» А возможно, и большего. Амулет, наверное, снова при ней, как, впрочем, и жезл, переполох ее тоже не напугает. Лайам прятался за колонной, раздираемый противоречиями. Он усомнился в надежности своего плана. И никак не мог заставить себя решиться на рискованный шаг.
Фануил коротко доложил, что с платформы сходят последние пассажиры. Где Уорден? Она у прохода, но внимания на высаживающихся не обращает. «Конечно, не обращает. Она ведь знает, что я наверху!»
Уорден — здесь, и, таким образом, его шансы пробраться на Лестницу уменьшаются вдвое. Можно, конечно, выждать, но тогда подъемник уйдет вниз без него. Он застрянет в Торквее и будет шарахаться от каждого встречного. «А она, по всей вероятности, вернется сюда к новому рейсу, и к следующему, и к следующему… Она понимает, что ты загнан в угол». «Мастер, посадка уже началась». Лайам скрипнул зубами, взвешивая все «за» и «против». Если пацифик не отреагирует на диверсию в должном ключе, у него еще останется время скрыться. «Она, безусловно, поймет, что ты где-то неподалеку, но, возможно, тебе удастся затеряться в толпе». Однако тогда он наверняка останется здесь, наверху, а ведь ему надо вниз, в порт! Порт сейчас казался Лайаму раем. Там полно безопасных укрытий, а обитатели гавани не привыкли соваться в чужие дела.
«Рискнем! Действуем, как задумано. Только, малыш, постарайся не подпускать к себе эту стерву с жезлом».
«Ладно, мастер. Я жду приказа».
Лаконичный, лишенный каких-либо чувств отклик дракончика подбодрил беглеца. Он перевел дух, вышел из-за колонны и спустился на площадь.
Утреннее солнце поначалу ослепило его. Поэтому ему даже не пришлось особенно притворяться. Прикрывая ладонью глаза, он двинулся сквозь толпу к восточному краю площадки, где ограждение Лестницы отмечало границу между Пятачком и платформой. Перила были невысоки, их ничего не стоило бы перемахнуть; но бдительный клерк следил за тем, чтобы никто к ним не подходил, да и уже заплатившие за проезд пассажиры тут же бы выдали зайца.
Лестница заполнялась, очередь ожидающих посадки заметно уменьшилась. Лайам остановился и тоже стал ждать, склонив голову и опустив глаза, делая вид, что рассматривает грушевидные столбики ограждения. Фануил наблюдал за действиями Уорден. Впрочем, та никаких действий не совершала, а просто стояла возле прохода, где клерк собирал жетоны.
«Мастер, похоже, желающих отправиться вниз почти не осталось. Пацифик по-прежнему там. Она говорит с лейтенантом Эльдайном».
Рейс обещал быть неполным, платформа заполнилась лишь на две трети. Пассажиры бродили по ней взад-вперед. Те, что похрабрее, подходили к дальнему ее краю, чтобы полюбоваться пейзажем. Клерк стоял у проема в перилах и нетерпеливо дергал ногой. Уорден, по сведениям, приходившим от Фануила, изучала конторскую книгу.
Сквозняк, которым все время тянуло от Лестницы, внезапно улегся, наступило затишье, затем ветерок пошел в обратную сторону. Грозовой столп готовился к плавному спаду.
— Отойдите от края! — распорядился клерк, хотя там и так никто не стоял. — Все готовимся к отправлению!
Лестница никому не подчинялась. Она поднималась и опускалась в согласии со своим собственным расписанием, и внезапная перемена ветра являлась единственным сигналом к отбытию. В запасе у беглеца оставалось не больше минуты.
«Действуй, малыш!»
«Я понял, мастер».
Лайам поднял глаза. Клерк шикал на плотную группу зевак. Позади него возвышалась парочка миротворцев. Лайам пошел в их сторону. Стражники явно скучали. Жетон оттягивал руку, точно булыжник.
Многоголосый людской рокот внезапно прорезал пронзительный вопль. За спиной Лайама загомонили. Он даже не обернулся, упорно шагая к проходу. Сейчас это было нетрудно: весь народ обернулся и подался туда, откуда неслись крики. Беглец скользил сквозь толпу, не сводя глаз с миротворцев. Они колебались, не зная что делать, и поглядывали то на платформу, то на конторскую стойку. Лайам не видел Уорден, но знал, что охранники ожидают ее приказаний.
«Мастер, рисунки горят».
Лайам рискнул оглянуться. Через плечо он увидел язычки пламени и струйки дыма, вздымающиеся над головами. Кто-то все продолжал вопить.
«Прекрасно, малыш…»
Он снова смотрел на миротворцев. Теперь до них было не более десяти футов. Однако клерк не давал беглецу увидеть их лица. Невысокий чиновник привставал на цыпочки и вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что происходит.
«Мастер, ко мне бегут двое».
«Обезвредь их».
Толпа, сгрудившаяся вокруг полыхающей перекладины, ахнула, послышались новые вопли.
«Фануил, что ты сделал?»
«Наградил их чесоткой!»
Миротворцы, стоящие у прохода, наконец решились и бросились к свалке. Клерк остался один.
«Мастер, ко мне бежит пацифик, размахивая жезлом».
«Держись от нее подальше!» — велел Лайам и подскочил к клерку, протягивая жетон.
— Я еще успеваю?
— А? Что? — растерянно выдохнул клерк.
— Я успеваю на рейс? — гаркнул Лайам и сунул в испачканную чернилами руку спасительный деревянный кружок.
Чиновник машинально стиснул кулак.
— Боги, да там настоящая битва!
И он пихнул опоздавшего обалдуя к платформе. Толпа пассажиров, отбывающих в Беллоу-сити, даже и не подумала расступиться. Все жались к перилам, глазея на суматоху. За спиной Лайама вспыхнула молния. Он расправил плечи, противясь искушению обернуться, и стал вминаться в стену из тел.
«Ты в порядке, малыш?»
«Да. Я пытаюсь уйти…»
Еще одна вспышка яркого света и резкий щелчок. В воздухе запахло озоном. Лайам выругался, продираясь через толпу. Стало вроде бы посвободней. Еще рывок — и беглец вырвался из тесноты. Он привалился к перилам, возле которых никто не стоял, мельком увидел внизу море и обернулся.
Платформа уже шла вниз, хотя этого не замечали. Над Пятачком полыхали огненные бичи, а чуть выше — в каком-то футе от них, висел Фануил. Лайам ахнул: бичи тянулись к уродцу, как змеи. Тот отчаянно взмахивал крыльями, словно пытаясь их отпугнуть.
Миг растянулся до бесконечности. Лайаму вдруг показалось, что Фануил разучился летать и что лихорадочные трепыхания ему не помогут. Огненные языки подбирались к тщедушному тельцу — ближе, ближе — и вдруг опали, оборвались, ушли с яростным шипением вниз. Молния словно втянулась в уже явственно обозначившийся скальный уступ, оставив после себя лишь слабенькое свечение, а Фануил взмыл в высоту и в мгновение ока растаял в небе. Толпа разочарованно охнула, Лайам расплылся в улыбке и поспешно прикрылся ладонью.
«Блестяще, приятель!»
«Стараюсь».
Пассажиры Лестницы отхлынули от перил и принялись бурно обсуждать происшествие. Они так шумели, что заглушали рев водопада. Пятачок скрылся из глаз, теперь стал виден гранитный откос, медленно уходящий вверх. Лайам напрягся, стараясь скрыть бушевавшее в нем ликование. «Получилось!!! У нас получилось!!!»
Он не ощущал движения, но видел, как приближается и растет нижний город. Все существо его стремилось к нему, обмирая от радости и словно бы узнавая излюбленные, знакомые с детства места. Вон бурлит водоем, куда обрушивается Монаршая, вздымая облако брызг; вон безмятежно сияет овал внутренней гавани; дальше мол и внешняя гавань — лес мачт у причалов. А чуть левее виднеется пирс, к какому пришвартовалось «Солнце коммерции», хотя там ли теперь корабль, Лайам не мог разобрать. Но он видел главное — россыпь складов и лабиринты лачуг, среди которых, словно в лесной чащобе, так легко затеряться. Там наконец он вздохнет посвободнее, там его никогда не найдут…
Мгновения текли и текли, собираясь в минуты. Нижний город все приближался. Публика за спиной продолжала судачить. В общем гомоне выделялся самодовольный гнусавенький голос какого-то всезнающего горожанина. Тот утверждал, что беспорядки связаны с сетью придворных интриг, туманно намекая на некий заговор против короны.
Болтовня эта Лайама нисколько не задевала, пока всезнайка не предложил:
— А что тут гадать? Давайте прямо его и расспросим!
Лайам обмер. Ему вдруг показалось, что толпа собирается обратиться к нему. Но случилось нечто похуже.
— Прошу прощения, лейтенант, — произнес гнусавенький голос, — не поясните ли вы нам всем, в чем причина волнений?
Лайам непроизвольно обернулся и встретился глазами с Эльдайном. Тот уже открыл рот, намереваясь вразумить горожан.
Оба выругались: Эльдайн — удивленно, выпучивая наливающиеся кровью глаза, Лайам — с горечью, нащупывая под плащом меч.
«Фануил, мне нужна твоя помощь!»
Меч запутался в складках плаща, потом зацепился за пояс, но Лайам все же успел выхватить его прежде, чем враг обнажил свой клинок. Голова лейтенанта была полускрыта повязкой, из-за уха торчала вата, а стоял он довольно-таки далеко. Атакующий выпад не достиг бы успеха, поэтому Лайам ухватил стоящего рядом невысокого толстячка в зеленом плаще — скорее всего, торговца средней руки, оттащил вяло пискнувшего заложника к ограждению и приставил к его горлу тускло блеснувшее лезвие.
Толпа обескураженно заворчала, кое-кто из мужчин несмело шагнул вперед, но Эльдайн властным взмахом меча остановил добровольных помощников.
— Все назад! — приказал он, выходя на пустеющую площадку. — Я с этим сам разберусь.
— Так же, как с лордом Бертом? — презрительно бросил Лайам. Острие меча миротворца зависло в футе от груди трепещущего торговца. — Что ж, убей и этого человека!
Глаза лейтенанта сузились.
— Не понимаю, Ренфорд, зачем тебе эта ложь? Это ты убил главного камергера. Не рассчитывай, что пацифик поверит в обратное!
Толпа встревоженно всхлипнула: до многих наконец-то дошло, что перед ними за птичка.
— Это убийца лорда! — выкрикнул кто-то. — Хватайте его!
Лайам потряс головой. Последняя фраза врага сбила его с толку. «Что эта сволочь имеет в виду?» Чтобы прийти в себя, он покрепче вцепился в заложника.
— Как твое ухо, Эльдайн?
Миротворец расхохотался и привел меч в движение. Сияющее острие стало описывать в воздухе мерцающие круги.
— Сдавайся, Ренфорд! Внизу меня ждет десяток ребят. Живым тебе с Лестницы все равно не сойти!
— Мне нравится твой меч, — фыркнул Лайам. — Ты по нему не скучаешь?
Дурацкая подковырка, но ничего лучшего в голову почему-то не шло. Эльдайн прав: и пассажиры, и миротворцы, поджидающие внизу, уйти ему не дадут.
— Брось меч, — хмыкнул Эльдайн. — Тебе крышка, приятель.
Лайам молчал, лихорадочно размышляя.
— Забавно, — продолжал лейтенант. — Я ведь как раз везу в порт изображения твоего милого личика!
Он свободной рукой указал на сверток, заткнутый за широкий форменный пояс.
— А тут оказывается, что оригинал и сам спускается вниз!
Порт?.. Бухточка под платформой, котел водопада, внутренний рейд, внешний… «Там столько воды!»
Не успев как следует все осмыслить, Лайам ответил:
— Я попаду туда раньше!
Он отступил на шаг и закинул ногу на ограждение.
— Эй, не дури, Ренфорд! — предостерег лейтенант.
Но беглец, отпихнув заложника, уже бросил меч и уселся верхом на перила.
«Мастер, что ты задумал?!»
Какой-то миг Лайам цеплялся за камни платформы, глядя на раскинувшийся под ним игрушечный городок.
«Столько воды! Должно же мне повезти!»
Он разжал пальцы и прыгнул.