16

Конан снял с плеча лук и вытянул стрелу из колчана. Целью его был один из грифов, лакомившийся человеческими останками. Бурые наросты из запекшейся крови на груди стервятника говорили о том, что трапеза его началась не сегодня.

Тетива туранского лука зазвенела, и стрела со свистом устремилась к цели. Гриф издал трубный крик и, забив крылами, упал набок. Собратья его повернули к нему головы, но трапезы своей так и не прервали. Взлететь они в любом случае уже не смогли бы, — слишком уж роскошным для этого был их сегодняшний обед слишком уж полны были их хищные утробы.

Конана передернуло от омерзения — с каким удовольствием он выпустил бы в этих падальщиков все свои стрелы! Сколь странным казалось ему теперь название этой деревни — Тихая Заводь… Он затряс головой, пытаясь унять вспыхнувший вдруг гнев. Его следовало оставить до той поры, пока он не доберется до истинных виновников, дли них же надлежало приберечь и стрелы.

Из-за камня раздались странные булькающие звуки. Это тошнило Бору. Послышались и другие звуки — неспешные и тяжелые шаги… Конан было насторожился, но тут же вздохнул с облегчением, увидев, что из-за скалы вышел не кто иной, как Хезаль.

— Твоя госпожа Илльяна сообщила мне о том, что это — дело рук демонов. Она что — э-э-э, — волшебница?

О чем Конану не хотелось говорить, так это о магических талантах его спутницы. Хезаль был настолько проницательным человеком, что обман в данном случае мог лишь ухудшить его отношение к ним.

— Ты посмотри получше — неужто этого и так не видно? Собери сюда всех вендийских тигров, и они не сделают и половины того, что ты видишь. Что до твоего вопроса, то я вынужден ответить на него так: да, моя госпожа кое-что может.

— Честно говоря, меня это особенно не удивляет, — сказал Хезаль в ответ. — Я вот о чем сейчас подумал: мы отведем Илльяне место в середине колонны — там она будет чувствовать себя в сравнительной безопасности. Раине тоже лучше быть где-то рядом с нею.

— Скажи мне, Хезаль, а как чувствует себя после той ночи Шамиль? Или тогда у него было временное помрачение?

Хезаль нахмурился.

— Если бы мой отец был жив и поныне, я давно бы навел здесь порядок. Сделать это, опираясь только ни собственные силы, не так-то просто…

— Как звали твоего отца?

— Правитель Альбрас.

— Вот те раз, а я и не знал!

Альбрас был одним из правителей; в народе его считали человеком великого ума и редкостного благородства. Всю свою жизнь он служил верой и правдой Туранскому царству, побывав и в солдатах, и в дипломатах, и в правителях. Поживи он немного подольше, и Конану вряд ли пришлось бы рисковать жизнью, борясь с Послушниками Культа Судьбы, — при Альбрасе появление их в Туранском царстве было бы вряд ли возможно.

— Отец твой был великим человеком, — добавил Конан. — Я смотрю, ты тоже отставать от него не намерен.

— Главное сейчас — пережить эту ночь. Если я и останусь в живых, то благодарить за это буду не кого-нибудь, но самого Мекрети. В бытность солдатом мой отец учился именно у него. Свой боевой опыт он, соответственно, передал мне.

Конан уважительно кивнул. Мекрети был легендой не только для таких, как он, но даже и для великих, уважаемых всеми воителей, наподобие капитана Хаджара. Не погибни Мекрети в бою с гирканцами, и он стал бы командующим всей туранской армии.

Взглянув еще раз на усеянное костями поле, Конан зашел за валун, чтобы привести в чувство мальчика. К его удивлению, тот был здесь не один: рядом с ним стоял незнакомый киммерийцу человек, которого он видел в крепости не далее чем прошедшей ночью.

— Бора…

— Меня зовут Якуб, — сказал молодой человек. — Чем могу служить вам, капитан?

— Если Бора уже…

— До следующего обеда этого со мною уже не произойдет! — слабо улыбнувшись, сказал мальчик. — Обедать же мы, насколько я понимаю, будем ох как не скоро!

— Стало быть, тебе пришло время вернуться к своим людям. Их охраняет пара дюжин наших ребят. Все остальные готовятся к бою с демонами.

— Почему же я не могу остаться с вами? Неужели вы считаете меня слишком молодым для того, чтобы встречаться с противником лицом к лицу? Да мне…

— Приказы не обсуждаются! — отрезал Хезаль.

Мальчик хотел было сказать еще что-то, но Хезаль сурово посмотрел на него и, потрепав по плечу, заметил:

— Мой юный друг, если ты будешь спорить со мной, ты тем самым примкнешь к многочисленной армии моих противников, возглавляемой капитаном Шамилем. Ты хочешь этого? Пойми, любая потеря может обернуться для нас поражением!

— Я не хотел и не хочу ничего дурного, — пробормотал Бора.

— Что вы прикажете мне, мой капитан? — обратился к Хезалю Якуб.

— Об этом тебе могу сказать и я, — вмешался Бора. — Если это не покажется тебе слишком позорными я попрошу тебя отправиться на охрану женщин и детей. Присмотри и за моими…

— Я понял тебя. С большим удовольствием я пошел бы за капитаном, но не выполнить твоей просьбы я не могу, — вяло пробормотал Якуб и, развернувшись, скрылся во мгле.

Конан проследил за ним взглядом. Словам Якуба он почему-то не поверил и потому решил припомнить, где же все-таки он его видел.

Ему ясно представилось лицо Якуба, задумчиво бредущего вдоль крепостной стены. Это было ранним утром, незадолго до того, как Илльяна обратилась к нему со своим странным вопросом.

Может быть, именно этот человек и побывал у нее ночью? Разве не странным показалось ему тогда его лицо?

Конан решил не гадать попусту, пусть при этом он и вспомнил еще об одном странном обстоятельстве тогдашней утренней встречи: лицо Якуба в то утро было чем-то перепачкано — чем-то, походившим на сажу…

Интересным ему показался и профиль Якуба — он живо напомнил киммерийцу профиль его любимого Хаджара: тот же нос, тот же подбородок… Может быть, Хаджар и Якуб действительно состоят в родстве?

В эту минуту к ним подъехал всадник.

— Капитан Хезаль, мы встретили людей из Шести Вязов. Мужчины этой деревни хотят примкнуть к нашему войску, — посадник хотел сказать что-то еще, но тут взгляд его упал на пепелище, усеянное человеческими останками.

— Капитан Шамиль настроен так же, как и прежде? — спросил у ошарашенного всадника Хезаль.

— Да, капитан, так же, если не хуже.

— Похоже, капитан Конан, мы уже не вправе сидеть сложа руки. Пора браться за дело.

Конан согласно кивнул. Якуб особой опасности не представлял — с ним можно было разобраться и позднее. С Шамилем же следовало покончить именно сейчас.

Якуб не знал, куда ему деться от пронзительного взгляда киммерийца. Он развернулся и отправился прочь, едва сдерживая себя от того, чтобы не перейти на бег.

Когда его и киммерийца разделяло уже порядочное расстояние, он все же побежал, проклиная на бегу и незваных гостей, и самого Бору.

Стражи молча пропустили его в лагерь беженцев, и он направился прямиком к палатке семьи Боры.

— Приветствую вас, матушка Мериса!

— А где же Бора?

— Он остался с солдатами. Вместе с рекрутами из вашей деревни он отправится на Заставу…

— О боги! Неужели вам мало того, что вы забрали у меня Ариму и едва не сделали того же с моим супругом? Что будет с нами, если мы останемся и без Боры?

Мериса прижала к себе двух младших детей и, смертельно побледнев, замерла. Якуб хотел было узнать у нее о том, где находится Карайя, но тут она сама вошла в палатку. На плече она держала бурдюк с водой.

— Якуб! — воскликнула Карайя и бросилась к своему возлюбленному, забыв и думать о бурдюке, который непременно бы разорвался, не успей его подхватить ее матушка.

Мериса наблюдала за молодыми, оставаясь внешне бесстрастной. Если же он вернет ей Рафи…

— Якуб, но где же Бора?

— Твой брат так привязался к солдатам, которые забрали его отца, что о родных своих совсем позабыл, — проворчала Мериса.

Якуб кивнул.

— Мы бросили монетку, и идти выпало не мне, а ему.

Якуб надеялся на то, что ложь эта сойдет ему с рук. Мело ли, что он может говорить родным Карайи, — разве это как-то меняет его к ним отношение?

— Хорошенькое дело, — возмутилась Карайя. — Того гляди, они и меня в свое войско забреют, — бросили монетку, и все дела!

Якуб поцеловал Карайю и поблагодарил богов за то, что они даровали ему этот прекрасный цветок.

Эремиус поднял и посох, и кольцо с Камнем, боясь, что разведчик наедет прямо на него. Тот резко дернул поводья, и лошадь, пронзительно заржав и поднявшись на дыбы, тут же остановилась как вкопанная.

Волшебник сплюнул наземь.

— Хорошо же ты скачешь верхом! Я подумаю, подумаю, да и отдам на съедение Трансформам и тебя самого, и твою лошадь.

Разведчик побледнел и укрыл свое лицо за давно нечесаной гривой коня. Животное, начинавшее приходить в себя, тихонько заржало.

Направив посох прямо в нос разведчику, Эремиус сердито зашипел:

— Может быть, ты все-таки расскажешь мне о том, что ты видел? Я ведь тебя посылал вовсе не для того, чтобы ты моих лошадей гробил.

— Конечно, конечно, мой Мастер. На нас идут солдаты. Солдаты и мужчины, сумевшие сбежать из окрестных деревень.

— Сколько же их?

— Много. Я даже сосчитать их не мог.

— Наверное, тебе этого не слишком-то и хотелось…

— Я… Мастер… Нет, нет…

Камень ожил, залив склон ослепительным изумрудным светом. Завизжав, разведчик прижал руки к глазам. Движение это было столь резким, что он потерял равновесие и, вывалившись из седла, сверзился прямо под ноги Эремиусу.

Маг с интересом рассматривал извивающегося у его ног человека, убежденного в том, что он ослеп навсегда. До последнего времени Эремиус был уверен в том, что кони, добытые ими в одной из деревень и сохранявшиеся от того, чтобы их не сожрали Трансформы, рано или поздно сослужат им добрую службу; теперь же былой уверенности у него не было… Прибегать к Камню было небезопасно, но зато Трансформы, управляемые с его помощью, не только превосходили коней в скорости, но и были куда умнее всадников, — ибо действия их определялись не кем-либо еще, но им самим.

И когда только он сможет обходиться без людского войска? Мало того что люди тупы и неэффективны — они постоянно нуждаются то в одном, то в другом…

Подняв разведчика на ноги, он строго спросил:

— И все же — сколько их там было? Больше тысячи или меньше?

— Меньше.

— Теперь скажи — где же ты их видел?

— Они поднимались по Соленой Пади.

Эремиус пытался задавать разведчику и другие вопросы, но тот, судя по всему, был слишком потрясен внезапной потерей зрения, для того чтобы думать о чем-то еще. Эремиус вздохнул и внятно прошептал:

— Моею волей да вернется к нему зрение!

Человек убрал руки от глаз и, потрясенно рухнув на колени пред своим господином, стал целовать нижнюю полу его одеяний. Подобные изъявления преданности и любви со стороны простых людей продолжали трогать Эремиуса и поныне. Конечно, он предпочел бы, чтобы перед ним пресмыкался не какой-нибудь жалкий человечишка, но красавица Илльяна, но, памятуя о том, что лучшее — враг хорошего, он умел радоваться и такой малости, как эта…

Вдоволь натешившись, Эремиус дозволил человеку подняться на ноги и удалиться. Оставшись в одиночестве, он сосредоточился и вызвал в сознании образ окрестных гор. Он хотел не просто рассеять тех, что дерзнули выступить против него, он хотел уничтожить всех людей до единого.

Справиться с этой задачей сложно было и Трансформам, ибо и они, к сожалению, были уязвимы… Помимо прочего, в дело могла вмешаться злокозненная Илльяна или даже неожиданно изменившаяся воля своенравного Камня…

Лучшей тактикой при таком раскладе было совместное движение Трансформ единым плотным строем. Главное при этом — не ошибиться в выборе направления атаки…

Встав на колени, Бора опустил бутыль в ручей. И тут он услышал знакомые голоса. Не поднимаясь с земли, он пополз по направлению к ним.

Уже через минуту он понял, что разговор этот — вернее, этот спор для его ушей не предназначался. В нем принимали участие госпожа Илльяна, Шамиль и Хезаль.

— Моя госпожа, если вы так уверены в том, что на нас идут демоны, то почему вы не используете против них свои магические силы? — спросил Шамиль у Илльяны.

— Я трезво оцениваю свои способности. Совладать с ними мне все равно не удалось бы.

Бора почему-то сразу понял, что Илльяна говорит не совсем искренне.

— Что же вы тогда за колдунья? — усмехнулся Шамиль. — Вы знаете, есть такая пословица: не так страшен черт, как его малюют. Может, статься, эти самые демоны и супротив самого обычного колдовства не устоят. Может быть, вам достаточно будет станцевать перед ними, а?

Боре очень хотелось чтобы Илльяна превратила Шамиля в свинью, но она почему-то этого делать не стала, хотя, судя по выражению ее лица, страстно того желала.

— Капитан, — вмешался в разговор Хезаль, — в любом случае госпоже Илльяне нужен покой. Либо я предоставлю в ее распоряжение взвод своих солдат, либо капитан Конан отберет часть деревенских и…

Шамиль грязно выругался и сплюнул.

— Этот сброд разбежится в одну минуту. Что до моих ребят, то я не дам ни одного человека. В конце концов, мы и не обязаны это делать. Как и обычно, мы выставим стражу и разожжем костры. Если же вы совершите хоть что-нибудь без моего разрешения, я тут же отправлю вас в тюрьму. В первую очередь это относится к вам, Хезаль!

— Так точно, капитан!

Шамиль и Хезаль ушли. Бора хотел уже отползти в сторону, как тут послышались новые голоса. У костра появились Конан и Раина, одетая в короткие легкие штанишки, наподобие тех, которые носят матросы. Только теперь Бора заметил, что в глазах Илльяны, безучастно сидевшей в костра, поблескивают слезы. Заметив своих товарищей, она поднялась на ноги и подала им руки — одну Конану, другую Раине.

— Неужели с ним ничего нельзя поделать? — спросила Она.

— Будем надеяться на то, что с появлением демонов он уже не вспомнит о нас, — сказал Конан. — Не будем забывать и о том, что возможно призвать солдат к мятежу. Само по себе это скверно, но еще хуже будет, если мятеж поднимем не мы, а Хезаль. В эту минуту мы должны быть едины, как никогда!

— Мне кажется, что Хаджар вряд ли мог научить тебя…

— Довольно! — неожиданно резко перебил свою госпожу киммериец.

Она на миг опешила, но тут же, потупив глаза, прошептала:

— Извини меня, Конан. У меня не выдержали нервы. Если тебе доводилось оказываться в безысходных ситуациях, ты должен будешь понять меня…

— Я оказывался в них куда чаще, чем вы, госпожа. И я знаю, что по-настоящему безвыходных ситуаций нет. Неужели вам так не нравится идея мятежа?

— Я восприму его как должное. Ну, а теперь мне хотелось бы немного поспать.

— Как? Разве вы не пойдете в свою палатку? — удивилась Раина.

— Я думаю, теперь идти туда мне не стоит. Она будет скорее ловушкой, чем прибежищем.

— Хорошо, что нас никто не слышит, — сказал, озираясь, Конан.

Разговор продолжился, но ничего интересного Бора уже не услышал. Он спустился пониже по течению ручья, перешел его вброд и поспешил к лагерю, в котором стояли палатки его односельчан. Теперь под его началом были только жители Горячего Ключа; мужчины из Шести Вязов были отданы в распоряжение Гелека.

Благополучно добравшись до своей палатки, Бора забрался под одеяло и попытался уснуть.

Загрузка...