Волки

XXXIII. Горевестник

— Ну вот что мне с тобой делать? — устало проговорил Диурпаней, — наказать? Так наши взбунтуются. Как же, сам Збел… Разве можно его в яму сажать? Простить? Это значит с Дейотаром разосраться. Уйдëт, только его и видели. А у него больше тысячи мечей. В нашем положении — не хрен собачий.

— Чем вы его соблазнили? — спросил Дардиолай.

— Да только одним и можно было. Пообещали, что при успехе получит назад земли, которые Буребиста у них отобрал.

— Да вы что, совсем всякий стыд потеряли?! — закипел Дардиолай.

— Может чего лучше предложишь? — повысил голос Диурпаней.

Збел заткнулся.

— Не в нашем положении торг устраивать, — уже тише сказал царь.

— Племянник твой не стал бы земли разбазаривать, — буркнул Дардиолай.

— Ну и где он сейчас, — племянник мой?

Дардиолай не ответил.

Хлопнула дверь и в покои, где сейчас сидели царь и воин вошёл ещё один человек. На вид ему стоило дать лет сорок. Крепкий, чернобородый. В белой накидке. Она открывала спину и грудь, и свисала длинными полами по бокам. На голове шапка с золотым витым ободком.

То был царь костобоков Сабитуй, зять Децебала.

Дардиолай сдержанно ему поклонился. Сабитуй подошёл к Диурпанею и сел рядом с ним. Старик вообще-то занимал его кресло, срубленное из дуба и украшенное причудливой резьбой. Однако на это возражений хозяина Поролисса не последовало, он подчинялся царю Дакии.

— Здравствуй, Збел. Наделал ты шороху. Снаружи будто море волнуется. Тевриски крови твоей требуют, а наши вот только что о тебе прознали и за серпы схватились.

Дардиолай прикусил губу.

— Смекаешь, чего натворил? — спросил царь, — чем думал-то, дурень?

— Тем, что нельзя с бойями водиться, ежели ты из народа волков, — буркнул Дардиолай.

— Ладно, — сказал царь, — Вежина пообещал уладить, вот пусть ответит за слова. По правде-то, мне тоже без радости тут усатых видеть. Просто выхода у нас нет. Когда один враг за горло держит и никак не вырваться — с другими мирись.

— Откуда прибыл, Збел? — спросил Сабитуй, — что видел?

— С роксоланами, как вижу, не вышло? — добавил Диурпаней.

— Не вышло, — негромко ответил Дардиолай, — а прибыл я с Когайонона. До того побывал в Апуле. Довелось мне взять языка, потому о том, что там творится известно мне немало.

— Поведай, — велел царь.

— Для начала тебе хочу кое-что сказать, достойнейший Сабитуй, — повернулся Дардиолай к костобоку, — известно мне, что дети твои живы.

Сабитуй резко встал и шагнул навстречу воину.

— Продолжай, не томи.

— В плену они, у Траяна в Апуле. Я видел их своими глазами. От языка узнал, что вроде как вредить им цезарь не намерен, однако останутся ли они в Дакии или будут увезены — мне неизвестно.

На лице Сабитуя за миг отразилась целая буря переживаемых чувств. Он опустил голову и вернулся в кресло. Сгорбился и прикрыл глаза ладонью, опëршись о подлокотник.

— Ещё что знаешь? — спросил царь.

Дардиолай повёл долгую речь, рассказывая то, что выведал у Деметрия — какой легион, где сейчас стоит, какие останутся, а какие уйдут, и что вообще римляне намерены в Дакии устроить.

Цари не перебивали. Мрачнели с каждым словом всë больше.

— …В общем, если они в Потаиссе и Напоке оставили по когорте, то здесь у них примерно две-три тысячи ауксиллариев и два легиона, Первый и Пятый.

Цари переглянулись.

— Н-да… — только и сказал Диурпаней.

Сабитуй снова вскочил, прошёлся по покоям взад-вперёд.

Старый царь некоторое время следил за его хождениями, а потом с раздражением сказал:

— Да не мельтеши ты! Без тебя тошно!

Сабитуй повернулся к нему:

— Но не могут же они быть в полном составе? После стольких месяцев драки! Да их в одной только Сармизегетузе наши знатно проредили!

— И в Близнецах, и Красной Скале, — кивнул Дардиолай, — Скалу как раз Первый штурмовал. Публий Адриан.

— Вот! — поднял палец вверх Сабитуй.

— Траян не послал бы против нас сильно битых, — возразил Диурпаней, — по меньшей мере пополнил бы людьми. А эти два легиона — из самых опытных. Ветеранские.

Это была чистая правда. По части самых обтëсанных в войнах с даками с этими двумя могли соперничать лишь Седьмой и Тринадцатый.

Вновь хлопнула дверь. На пороге возник Вежина.

— Ну, что там? — спросил царь.

— Хорошо хоть, не убил никого, — буркнул Вежина.

Он прошёл к столу, дотянулся до кувшина, налил вина в серебряную чашу и выпил залпом.

— Шумят усатые. Наши тоже. Требуют Збела предъявить, думают, ты, царь, его уж тут примучил в подвале.

У Дардиолая глаза на лоб полезли. От Вежины услышать «Збел» и «усатые», а не «этот сукин сын» и «побратимы»? Истинно — последние дни настают! Никак письмо прочитал.

— Чем решил дело с Дейотаром? — спросил Сабитуй.

— Да ничем пока. Всë так и орут.

— Я, возможно, могу кое-что предложить, — сказал Дардиолай.

— Да ты уж наворотил дел, предложенец херов, — буркнул Вежина.

Збел усмехнулся.

«Вот! Теперь узнаю сынка Герганы, а то уж думал — колдовством подменили!»

Вслух он, однако, сказал иное:

— Сначала я должен знать, что вы намерены делать.

— Ишь ты. Знать он должен, — скривился Диурпаней, — гляньте-ка, большого человека принимаем. Важный тарабост. С голой жопой.

— Да не ворчи ты, старик, — огрызнулся на него Сабитуй, — сейчас не до похвальбы древностью рода.

— Да что тут делать, — ответил вместо царя Вежина, — надо биться. Бежать уж некуда.

— Драться можно по-всякому, — возразил Дардиолай, — сарматы бы начали кружить, стрелами издалека бить, колодцы засыпать.

— Да, сейчас самое время колодцы засыпать, — усмехнулся Диурпаней, — а как римлян жажда замучит, так мы им снег продадим.

Дардиолай поморщился.

— Да нет, мысль твоя, Збел, понятна, — сказал Сабитуй, — но у нас всадников сотни три с малым наберётся. А по лесам разбежаться… Большое войско не укрыть. Жрать-то что оно станет? А малыми силами жалить… И много так нажалим?

Дардиолай вынужден был признать, что предложение его неисполнимо и бессмысленно.

— Ну, тогда три пути — сдаваться, бежать и сражаться в открытом бою, зная, что не превозможем. Ну и умереть, получается. Бежать — сами сказали — некуда. Сдаваться?

Цари и тарабост переглянулись. Было видно, что с этой мыслью они живут уже давно, но она им не нравится, а то бы уже пришли к императору. А почему не нравится?

Да потому что для начала придётся пройти по Риму в цепях, в триумфе Траяна. А потом… Тут уж всё в руках богов. Одни такие и дальше жили себе тихонько. Других прямо по окончании триумфа удавили. В число каких попадёшь? Только от цезаря зависит. Он, говорят, милосерден.

Если жизнь сохранят, какова она будет? Уж точно не такая, как они привыкли, с детства воспитанные воинами. Децебал выбрал смерть. Другого исхода для себя не видел.

Эти люди, смотревшие ныне на Дардиолая, также не были трусами. Гордецами — да. Глупцами — возможно. Ведь именно Диурпаней, став царём после смерти своего брата Скорило двадцать лет назад, вторгся в Мёзию, разбил римлян и приказал обезглавить наместника Оппия Сабина. Тем и привлёк на Дакию все последующие беды. Ошибку свою он осознал и пытался исправить, добровольно уступив власть племяннику, который успел проявить себя как более талантливый полководец. Но это не помогло. Собственные амбиции Децебала в итоге всё равно привели страну на край пропасти. Осталось полшага ступить.

— Люди сюда не сдаваться пришли, — ответил за всех Вежина.

— Но и не знают, какая сила против нас, — возразил Сабитуй, — а как узнают?

— Предлагаешь всем рассказать, да потом смотреть, как разбегаются? — спросил Диурпаней.

— Я со своей земли никуда не побегу, — буркнул Сабитуй, — всё у меня отняли, и жену, и детей. Землю родную отнимут — к чему такая жизнь? Волком выть на пустошах?

Он покосился на Дардиолая.

— Войдём в чертоги Залмоксиса, как братья и сёстры наши, без срама, — Диурпаней ударил кулаком по подлокотнику кресла, — я племяннику своему первенство уступил, но позора рода не допущу. Гонимой тенью, в чертоги невхожей, становиться не желаю.

— Вижу, решили вы всё, господа мои, — сказал Дардиолай, — и решение ваше мне мило. Не зря я сюда пришёл. Однако, помереть можно по-разному. Я бы всё же предпочёл отправить побольше «красношеих» к их Орку. Не дело на собственный меч бросаться, покуда можно плечом к плечу с братьями встать.

— Что ты предлагаешь, Збел?

— Надо бы место выбрать, чтобы за нас сыграло. Я эти края не знаю, вам виднее должно быть.

— Что ты хочешь от такого места? — спросил царь костобоков.

— Лесок нужен. Такой, чтобы римляне прошли мимо, на нас напирая.

— А там засаду укрыть? — догадался Вежина.

Дардиолай кивнул.

— И кто же встанет в засаду? — поинтересовался Диурпаней, — ты?

— Да я же простой воин, — улыбнулся Дардиолай.

— Ты не прибедняйся, — махнул рукой Сабитуй, — лучше послушай, как народ шумит. Они там так взбеленились, что тебя и на царство посадят, если мы обидим.

— Лестно. Но в засаду встану не я.

— А кто?

— Дейотар.

Цари и тарабост переглянулись.

— Почему он? — спросил Сабитуй.

— Надо же его за обиду успокоить, — объяснил Дардиолай, — что я «по недомыслию» нанёс. А так можно убедить, что удар его должен стать решающим, в том великая слава, в песнях победителя будут прославлять. Ну и ещё кое-что.

— Что именно? — прищурился Диурпаней.

— При успехе ему будет ближе всего лагерь римский грабить, — усмехнулся Дардиолай.

Сабитуй рассмеялся, хлопнул себя по колену.

— Соблазнится? — повернулся Диурпаней к Вежине.

Тот пожал плечами.

— Однако, до удара из засады нам дожить надо, — сказал Дардиолай, — у римлян две алы конницы. Одна тысячная, к тому же катафрактарии. И пехоты больше, растянуть строй проще. Окружат они нас

— На крыльях надо накопать ям с кольями, — предложил Диурпаней, — и отступить так, чтобы они туда налетели.

— Но все эти уловки нам всё равно не помогут, — заметил Вежина, — так, самую малость подсобят.

— Не, — возразил Сабитуй, — уж послушайте меня, я свою землю знаю. Есть одно место неподалёку. Не придётся ямы на крыльях копать.

— Что же, всё в воле богов, — сказал Дардиолай, — ну а нам всего лишь нужно напоследок дать «красношеим» так просраться, чтобы надолго запомнили. Ублюдки ведь думают, будто победили уже. Цезарь, поди, о триумфе распорядился. Вот к гадалке не ходи — легионеры не горят желанием рогом упираться. Нахватали почестей. Все мысли об отдыхе, и лучше возле канабы, где таберны и лупанарии.

— Тебе бы речи перед войском произносить, — усмехнулся Вежина, — зараз бы всех воспламенил.

— Во-во, — вторил ему Диурпаней, — истинно Молния.

— Доверите? — прищурился Дардиолай.

— Ещё чего удумал, — засмеялся Вежина.

— Я речи не учён толкать, — согласился Збел, — всё больше головы рубить, и вот, что я вам скажу, господа мои — а не срубить ли нам голову, что нам противостоит?

— О чём это ты? — не понял Сабитуй.

— Легата хочешь убить? — догадался Вежина.

— Ночью в лагерь думаешь проникнуть? — предположил Диурпаней.

— Нет, по лагерю ночью я уже побегал, — возразил Дардиолай, — хлопотное и малополезное занятие. Одному тяжко, а толпой и подавно.

— А ведь когда-то сдюжил такое, — напомнил Диурпаней.

— Было дело, но раз на раз не приходится.

— О чём же толкуешь?

— Пробиться к Орлам хочу. Не ночью в лагере, а среди бела дня и прямо в сече. Вдруг выгорит? Орла срубить, а то и легата прикончить — это, господа мои, дело.

— Они же, как гидра, — покачал головой царь, — одну голову срубишь, на её месте две вырастут.

— Бессмысленно, — поддакнул Вежина, — это же римляне, не сарматы какие-нибудь, что разбежались бы после гибели вождя.

— И не тевриски, — добавил Сабитуй.

Вежина исподлобья взглянул на царя костобоков, но не возразил.

— Да и как в одиночку-то? — спросил Диурпаней, — ты, Збел, конечно, воин великий, но не против стены щитов.

— Не в одиночку, — подбоченился Дардиолай, — вот скажите, господа мои, готовы собрать одну драгону из охочих людей?

— Ну-ка, поясни, что задумал, — велел царь.

Через некоторое время все четверо вышли на высокое резное крыльцо буриона. Внизу собралась толпа. Половина её выкликала имя Дардиолая, а другая рычала в гневе, требуя его же к ответу за нанесённые оскорбления.

Увидев Збела, живого, здорового и не в путах, разгорячённые даки и костобоки малость поутихли, а тевриски наоборот, загудели пуще прежнего.

— Отдай его нам, Вежина, — выступил вперёд Дейотар.

На гетском он говорил чисто, не то, что битые Молнией багауды.

— Это с чего бы вдруг? — заступил ему дорогу Сабитуй, — расправы хочешь за то, что он в одиночку троих твоих мордоворотов унизил?

— Он напал первым.

Сабитуй покосился на Дардиолая. Тот кивнул. Лицо его при этом оставалось совершенно спокойным.

— Ну и что? Крови не пролил. Так, повалял дураков. Если они столь скверные воины, кто в том виноват?

— Он — колдун! — Дейотар ткнул в Дардиолая пальцем, — не может человек таким быстрым быть!

— Может и колдун, — спокойно заметил Диурпаней, — ну и что с того? Сказано же — крови не пролилось. А раз колдун, то и урону вашей чести нет. Всякий скажет, от колдуна претерпеть не стыдно, ибо тому тёмные боги помогают и злые демоны. С какого хера вам его выдавать?

— Не выдадите, уйдём. Воюйте сами.

— Подожди, брат, — Вежина взял тевриска под локоть, — давай потолкуем спокойно. Ты меня знаешь, я против тебя подлости никогда не умышлял, кровь мы ещё в юности смешали. Сам посуди, что будет, если ты уведёшь своих людей?

— Хорошо будет, — оскалился тевриск, — вас передавят, а мы своё возьмём.

— Интересно, как? Если нас передавят, то вас и подавно. Вас же меньше.

— Когда вас пожгут и уберутся восвояси, мы вашу землю и займём, — заулыбался Дейотар.

— Кто тебе сказал, что они уберутся? — спросил Дардиолай.

Вежина на него шикнул:

— Не лезь!

— Видел я этих ваших римлян, — уверенно заявил Дейотар, — они народ тёплых краёв. А у нас тут снег. Не смогут жить. Уйдут. Что тевриску хорошо — то римлянину смерть. Только потопчут глупых даков. Скоро здесь снова будут гнёзда теврисков.

Он покосился в толпу своих воинов и добавил:

— И братьев наших, бойев.

Вежина наклонился к нему ближе.

— Ты ошибаешься, брат. Римляне строят дорогу от Апула до Потаиссы. От Потаиссы до Напоки. Начнут строить и сюда, если нас разобьют. Видел их дороги когда-нибудь? Длинные, на много дней пути, широкие, мощёные камнем. Сил нужно очень много, чтобы такую построить. Стали бы они так напрягаться, если дело только за тем, дабы нас побить? Останутся они, брат, если мы падём. И тогда вы ничего не получите. Забыть придётся о своих землях навеки.

— Врёшь!

— Когда я тебе врал, брат? Ты сколько зим меня знаешь?

Видно было, что Дейотар засомневался. Растерянно посмотрел на своих. Из их толпы ему что-то крикнули на своём языке. Он ответил длинной тирадой. Видать пересказал разговор. Там тоже озадачились.

— А у меня для тебя предложение есть, брат, — вкрадчиво заметил Вежина, — оно и победу сулит и богатую добычу.

Он пересказал тевриску идею про удар из засады. Тот колебался. Дардиолаю показалось, будто усатые давно уже решили, что пора убираться и вот только сейчас нашли предлог, чтобы сделать это без урона для своей чести. Воевать они не жаждали.

Вежина, однако, заливался соловьём, расписывая доблести своих «братьев», пересыпал имена восхвалениями достоинств воинов так, что его красноречию позавидовал бы любой ритор. Он и, верно, сроднился с этим племенем и научился от них цветистой низке слов. Дардиолай несколько раз едва сдержался, чтобы не заржать от выспренних сравнений.

— Ну что же? По рукам?

Дейотар поморщился, но кивнул. Ударили по рукам.

Даки, видя такое дело, зароптали снова. Показалось им, будто вожди в чём-то перед усатыми прогнулись, чем-то умаслили, от своих, естественно, оторвав.

Вперёд выступил Диурпаней и заговорил:

— Многие из вас знают этого человека!

Он потянул за рукав Дардиолая.

— Вся Дакия наслышана о его подвигах, что совершил он в дружине младшего моего племянника Диега. И с Траяном он сражался и даже с Домицианом успел. Самого Корнелия Фуска одолел! И был всего лишь простым воином, хотя и первым мечом Дакии. Но довольно ему таковым оставаться! Ныне жалую я Дардиолая, сына Залдаса знаменем! Теперь драгонарий он!

По толпе прокатилась волна одобрения.

Царь, однако, ещё не закончил:

— Но вы спросите меня — а где же та подмога, чтобы новую драгону создать? И не стану врать вам — нет подмоги. Никто нам не поможет, кроме нас самих. Но не будет Дардиолай драгонарием без драгоны.

Царь сделал паузу и обвёл взглядом толпу. Все притихли, ожидая продолжения.

— Воины! Найдутся ли среди вас те, что сердцем не робок, а до славы жаден? Кто готов жизнь свою положить за свободу Дакии? Знаю, все вы таковы! Но попрошу я вас не просто смелости в битве. Попрошу я большего! Тем, кто встанет в драгону Молнии, не могу я посулить злата, добычи. Чем бы ни окончилась сеча — те, кто пойдёт за Дардиолаем, не вернутся. Не видать им и победы. Только смерть их ждёт! Но и великая слава, что века переживёт, ибо имя сим храбрецам — «Сыны Героса»! И задача их — в самое сердце «красношеим» ударить!

Толпа вновь заволновалась. Дардиолай смотрел на лица воинов, видел, как они менялись. Так же, как и лица царей, когда он принёс им весть о силе римлян. Одни чесали затылки, осознавая, что дела нехороши, коли такая жертва потребна. Другие эту мысль уже перескочили и меряли на себя следующую — не зря ли сюда пришли? Видать всё, последние дни наступили, погибла Дакия. Но мы-то живы пока. Не лучше ли будет, чтобы так и оставалось?

Вверх взметнулся чей-то кулак:

— Меня возьми, Збел!

За ним ещё один.

— И меня!

— Меня не забудь!

Дардиолай повернулся к Вежине и улыбнулся:

— Считайте!

Набралось храбрецов столько, что пришлось кое-кому и отказать. Мало тут смелости, Дардиолаю нужно было, чтобы с ним пошли самые опытные волки. Отобрал он три сотни.

— Триста, — отметил Диурпаней, пригладив бороду, — с чего так?

— Красивое число, — усмехнулся Дардиолай, — слышал про него всякое.

— Ну-ну.

На крыльце снова возник Вежина. Принёс заморский наборный панцирь, халибский. А ещё шлем с высокой тульёй. Протянул Дардиолаю:

— Держи. Твоё.

— Дорогой подарок, — возразил тот, — отдарить нечем.

— Дурень, ты стократ отдарил. Прочитал я, что мать о тебе написала. С первых слов не поверил, подумал, будто обман ты подлый затеял. Однако она там такие мои подвиги в детстве сопливом вспомнила, что никакой колдун выведать не мог. Потому — бери. Подольше проживёшь. Глядишь, и правда до римских Орлов дотянешься.

Дардиолай дар принял и с достоинством поклонился.

Подошёл Диурпаней и протянул руку.

— Удачи тебе, Молния. Что не осрамишься, не сомневаюсь.

Дардиолай сцепил с ним предплечья, а Вежина ударил ладонью сверху, под восторженный рёв воинов. В нескольких шагах поодаль стоял Дейотар и задумчиво крутил ус.

Немногим позже к Дардиолаю протолкался Хват.

— Ну, Збел, — проговорил он обиженным тоном, — что же ты удумал? Я, значит, всё устроил в лучшем виде, с Пиепором сговорился и лошадей определил и пожрать с ночлегом, всё, как ты велел. А ты чего же? Пешим собрался воевать? А как же я?

— Ну а ты конным воюй, — сказал Дардиолай, — мне, похоже, лошади уж без надобности, пусть тебе послужат. Дарю.

— Не, так дело не пойдёт, — покачал головой Котис, — так мы не сговаривались. Куда же я тебя отпущу? Теперь уж мы вместе.

— Разве не слышал ты? Мы в самое горячее место пойдём. Тебе лучше с Пиепором быть.

— Дурак ты, Збел, и шутки у тебя дурацкие, — улыбнулся Хват, — я уже имя своё царским слугам назвал, сосчитали меня! Вместе будем «красношеих» рубить!