Волк в зеркале

Глава 13. Вокзальный. 25 июня, понедельник, ночь

Я завалился было спать, но заснуть толком не получалось, даже не из-за духоты — просто мысли разные в голову лезли.

Предположим, что Андрюха Стуков не ошибся, и сейчас, в бараке, это был тот самый мужичок.

Но тогда выходит, что дважды к нему на вызов — причём по разным причинам — прибыли именно мы, наша «тройка».

Совпадение? Вполне может быть. Дежурит обычно по две-три машины, так почему же и в прошлый, и в этот раз дежурный дёрнул именно нас? Ну днём ладно — мы не знали, где остальные отряды, но в этот-то раз все были на Базе… Ну а поехали не рассуждая — как и положено, всё же дежурный по Базе ночью главный. Это днём в будни может Большаков вмешаться, но он на работу к 8 утра приходит.

Только вот совпадение странное. Особенно с учётом слов, сказанных мужичком тогда, у «Волги». Кого он имел в виду?

Ладно, спрошу прямо (знать бы только, у кого «спрашиваю»): мог ли он иметь в виду меня?

Мог. Но это означает, что со мной что-то не так. Причём «не так» настолько, что я опасен для окружающих. А я опасен? Вряд ли, и проведённые здесь несколько месяцев лишний раз это подтверждают. Да и Гидростроевские обо мне хорошо отозвались, тот же Тихонов…

Так что вариант «перепивший алкаш» всё же вероятнее. А городок у нас маленький, у Базы чихни — и у мастерских, и у Комплекса скажут «Будь здоров»… Но вариант с алкашом не отвечает на вопрос — почему он один уцелел в бойне, которую непонятно кто устроил?

Я вспомнил инструктаж и слова Юрки о том, что Колледж использовал доппелей. Мог мужичок оказаться доппелем? Вполне мог.

Или не мог? Учитывая обилие патрулей, в том числе с электронными фотоаппаратами, влёт распознающими доппелей, и с серебряными ножами, один укол которых превращает доппеля в кучу праха — доппелям в городе как минимум неуютно, особенно без прикрытия со стороны Колледжа, если оно и правда было. А прикрытия, как я понимаю, нет. Ректором Колледжа сейчас числится какой-то Андрей Пахомов — говорят, человек молодой, немногим за четвертак, но очень крутого нрава. Такой, если верить слухам, и своих в бараний рог свернёт…

Ладно, что ещё может быть? Но чтобы совсем уж сильно не фантазировать?

Мужичка могли подменить доппелем. То есть у бара мы откачивали ещё его, а сегодня приехали уже к нечисти… Возможно? Да. И это объясняет, почему моментально примчалась боевая группа — они могли получить сигнал независимо от нас, по своим каналам. Или вообще за ним следили… но не уследили.

Но зачем доппелю, который, выходит, уже удобно устроился, так раскрываться? Да и колдовских способностей у них, если верить инструктажам, нет, и вообще они трусоваты…

Я встал со скрипучего матраца, отошёл к столу, сел на видавший виду табурет, зажёг тусклую настольную лампу. Пошарив в столе, достал мятый, но сравнительно чистый листок местной сероватой бумаги, взял валяющийся тут же карандаш. Поморщился от богатырского храпа кого-то из коллег. Может, поэтому и не уснуть? Нет, не поэтому…

Что мы имеем?

Я нарисовал букву «М» — мужичок. С кем он связан? Ни с кем.

«БГ» — боевая группа. Тоже прямой связи нет.

«Л» — Люба и «Я» — ну тут ясно, это я. Соединил линией, поставил над ней знак вопроса. Такую же линию нарисовал меж мужичком и собой, тоже с вопросительным знаком.

Так, а если уже полностью поддаваться фантазиям… или, наоборот, фактам…

Люба появилась в городе как раз тогда, когда у мужичка началась истерика. Мог он иметь в виду её? Не факт, но вполне допустимо. Тем более, что она сама не скрывала, что её объявили ведьмой.

Я нарисовал линию между Любой и мужичком, поставил над ней два знака — вопросительный и восклицательный. Но если так — следует признать, что с Любой и правда что-то не то.

«И» — изгои, точнее их главарь. Линия к Любе, чёткая, без вопросов, подпись над линией — «ведьма».

Так, где у нас Люба? В Управе. И долго ли там пробудет — неизвестно. Если за ней что-то нашли — она может осесть у парней Каращука далеко не на неделю.

Но тут вопрос: а если она «ведьма» и представляет угрозу, то… то почему она покорно поехала с нами в Управу? От нас троих, условно говоря, можно было сбежать. Из Управы — вряд ли. Значит? Значит, она совершенно не боялась. Знала, что за ней ничего плохого нет, или…

Или была уверена, что в случае необходимости сбежит и из Управы?

Меня почему-то зазнобило, несмотря на июньскую духоту.

Так, Найдёнов, не фантазируй. Только факты.

Я хотел было нарисовать букву «У» для обозначения Управы, но решил не плодить сущностей и соединил линией Любу и боевую группу. Повертел рисунок.

Ерунда получается. По сути все связаны со всеми, нету только связи между Управой и мной…

Есть. Каращук, вызвавший меня и поделившийся информацией, которая тянет на секретную. Вот и ещё одна линия. Все мы повязаны, Найдёнов. Понять бы ещё, как именно…

Так. А не могли у меня изъять котелок с вещдоками управовские ребята? Могли. А как они проникли в общагу? Да элементарно, сунули Варваре под нос удостоверение — и гуляй, баба Валя… И ведь не проболтается — себе дороже, если что. Управа рассекречивания не спустит. Ну а учитывая необщительность вахтёрши — её и не расспросишь толком. Ну не бить же старуху!

А если предположить, что для изъятия котелка использовали морок… может, я сам принёс его содержимое куда нужно? А в общагу пришёл уже с чисто вымытым?

Надо Стукова расспросить — может, слышал о подобном. Он всё же колдун, в отличие от Юрки. Или нет, лучше не надо — мне с ним работать, не стоит рассказывать, как я профукал вещдок. Лучше потом аккуратно поинтересуюсь у того колдуна, которого Юрка хочет взять в поездку — он всё же со мной не связан.

Так-так… А может, сегодняшнее ночное происшествие организовано Управой? Теоретически — да. База тоже по сути подчиняется Управе, проинструктировали дежурного, чтобы выслал именно нашу группу, и…

И для чего? Чтобы именно нас оттуда выгнать? Что-то не сходится. Такое следовало делать всего ради одной цели — чтобы приехавшие, то есть мы, что-то нашли либо поняли. Мы не успели ни того, ни другого — разве что Юрка обозлился.

Ну почему — поняли. Если Стуков не ошибся, конечно — мы выяснили, что в центре происшествия стоит давешний «пророк»… Нет, это мимо. В Управе не знали, что мы откачивали именно его в «Волге» — их там и близко не было, а в отчёте конкретику никто из нас не писал, мы ж все втроём в конце смены отчёты рисовали. Совпадение в чистом виде.

Я бездумно поводил карандашом в углу своей «диаграммы» — получился неровный кружок. Замкнутый круг… Мало информации. И есть ощущение, что во всём этом уравнении есть ещё одно неизвестное — то, что заставило сработать эту композицию как единый механизм.

Сложив листок и сунув его в карман, я завалился на кровать и почти сразу уснул.

Не знаю, что заставило меня открыть глаза.

Я всё так же лежал на своей старой пружинной кровати в казарме дежурки, а напротив, на драном табурете у столика, сидела Люба. Сидела словно на троне, если смотреть по позе — горделиво, расправив плечи и положив ногу на ногу. Руки сложены на колене. Ни дать ни взять — королева.

На ней было совершенно незнакомое облегающее сиреневое платье из гладкого материала, длинное, но с разрезом, открывавшим всё левое бедро в тёмном чулке. Волосы медного цвета, ничуть не встрёпанные, были вымыты и тщательно расчёсаны и струились по плечам, словно жидкий красноватый шёлк. На ногах — туфли на каблуках-шпильках, цветом в тон платью. Я тут таких и не видел ни разу… Какой нормальный человек по нашему бездорожью встанет на подобные каблуки? Шага три пройти можно, потом ноги переломаешь.

Глаза аккуратно подведены, губы накрашены помадой тоже в цвет платья. Совершенно потрясающее сочетание — вполне обычное лицо и непримечательная фигура женщины словно изменились благодаря антуражу. Тот образ, от которого начинает жечь в паху и кажется, что свернёшь горы, стоит ей пошевелить пальцем…

— Привет, Женя, — сказала Люба всё тем же чуть хрипловатым голосом. — Не спится?

Я резко сел. Кровать жалобно заскрипела, но никто и ухом не повёл — всё так же слышался храп, сквозь узкую щель в коридор проникала узенькая полоска тусклого света. Что-то странное — свет в самой казарме не горит, но я вижу женщину отлично, могу разобрать каждую деталь её наряда и даже еле заметные морщинки в уголках глаз.

Так, стоп. Как она меня назвала?

— Женя или Лёша? — спросил я и сам не узнал своего голоса — такое ощущение, будто у меня заложило уши.

— Женя… Лёша… Игорь… — мимолётно улыбнулась Люба. — Ты же никто и ниоткуда, верно? Значит, можешь быть кем угодно.

— А ты кто? — наверное, мне следовало вскочить, схватить её, встряхнуть хорошенько, но тело не слушалось. Приняло вертикальное положение — и только.

— Ведьма, ты же и сам знаешь, — уголками губ улыбнулась женщина. — Разве нет?

Она сделала неуловимое движение рукой, и я увидел в ней листок — тот самый, на котором рисовал некоторое время назад:

— Ты умеешь рассуждать. Это прекрасно. Приятно видеть умного человека.

Вроде же я убирал листок в карман… Может, это сон? Я ухватил правой рукой кожу на левой, из всей силы ущипнул и чуть не заорал. Больно… Значит, не сон.

Но почему никто не просыпается, и откуда свет?

— Приятно видеть тебя в добром здравии, — вернул я комплимент. — Только что о тебе вспоминал, как видишь.

— Волнуешься? — подмигнула Люба.

— Хочу понять, кто ты, — честно повторил я.

— Я каждый — и никто, я всюду — и нигде, — легонько пожала плечами женщина всё с той же странной полуулыбкой. — Я тень тени, эхо шёпота, смеющийся ветер, отражение в колдовском зеркале. А ты ведь боишься зеркал, верно?

Сказано это было таким тоном, что ответ явно не требовался, но тем не менее я упрямо сказал:

— Не боюсь. Просто не люблю.

— А почему, можно узнать?

— Надеялся — ты расскажешь, — вывернулся я.

— Ты лучше всех знаешь это, — не поддалась женщина. — Тебе надо просто вспомнить.

— А мне это что-то даст?

— Тебе видней, — чуть пошевелила рукой с листочком Люба. — Кто знает тебя лучше, чем ты сам?

Да мать её… У меня последние несколько дней чёткое ощущение, что меня прекрасно знают все — за исключением меня самого. Люба вот теперь…

— Где на вас напали изгои? — прямо и чуть грубовато спросил я, надеясь вернуть этот странный разговор в мало-мальски конструктивное русло.

— Деревня Лаврово, — бесстрастно сказала женщина, но я был уверен, что она только благодаря силе воли не смеётся. — Дом напротив старой двухэтажки на въезде со стороны Колчино.

Лаврово? Неожиданно. Или… или она что-то знает о том, что я выяснил у призрака главаря?

Мать её, да она и правда ведьма. Иначе почему мне толком не пошевелиться? Да ещё и эти шикарные, совершенно не подходящие к этому миру шмотки…

Сколько ей лет? Не тридцать, как я подумал сначала, она постарше — лет тридцать пять, наверное. И она сказала, что Лёха Андреев — её одногодок. Но мне на вид все 45, а то и больше. Выходит, я за тот год, что был непонятно где, набрал десять лет? Как такое возможно? Ведь это и Тихонов заметил.

— Всё должно вернуться туда, откуда началось, — спокойно сказала Люба. — Ты же нарисовал круг? Только круг всё решит.

Круг… Круг я нарисовал только потому, что кружил карандашом по листочку. Хотя… может, как раз так и делаются серьёзные открытия, вроде как с яблоком, упавшим на голову Ньютону?

Вот как. Это же воспоминание «из базовых», совершенно детских, точнее — школьных. Выходит, работает мой мозг, работает… Может, он и правда активизируется, если я попаду туда, в Лаврово? А теперь у меня чёткое ощущение, что я знаю даже адрес.

Если, конечно, у меня не шизофрения и я не пытаюсь связать меж собой то, что невозможно связать в принципе.

— Там, где я был на свадьбе? — рискнул я.

— Да, это можно назвать свадьбой, — лёгкая улыбка опять тронула губы женщины. — Ведь на свадьбах соединяются души.

Тьфу ты, опять провал. У меня появилось ощущение, что я разговариваю именно что с отражением в заколдованном зеркале, как она сама и выразилась — я будто говорю с самим собой, но «второй я» всячески упирается, лишь бы не сказать ничего значимого. М-да, забавная аналогия. Может, это всё-таки сон?

— А почему о тебе не знают в Гидрострое, если мы с тобой встречались именно там? — сделал я очередную попытку.

— А почему ты уверен, что в картотеках есть абсолютно всё? — покачала головой Люба. — Не всё так просто, Женя…

Так она знает, что я искал её в картотеке гидростроевской мэрии? М-да… И откуда этот «Женя» взялся? Но и так ясно — ответа на этот вопрос я у неё не получу. А вообще…

— А зачем ты здесь? — задал я, вероятно, один из главных вопросов.

— Я здесь, потому что ты здесь, — Люба встала, и сделала это настолько грациозно, что у меня кровь ударила в виски. Настолько нездешняя, нереальная фигура в этом длинном платье, которое словно течёт вместе с её движениями… — А мы ведь с тобой единое целое, разве нет?

Её взгляд гипнотизировал меня, намертво пригвождая к кровати. Она сделала шаг вперёд, ещё один…

Я рванулся — и понял, что сижу на постели, но не поперёк, а вдоль. В казарме стоял привычный ночной полумрак с июньской духотой.

Храп прекратился.

— Ну зачем так орать-то, — послышался недовольный, но беззлобный голос. — Если тебя крючит — иди спать на свежий воздух!

Полоска света в щель у почти закрытой двери — тоненькая…

Так это был сон.

Я спустил ноги на пол — как тогда, во сне. Поболтал ими — никаких проблем, ничего не держит.

Ну тогда всё ясно. Я разговаривал сам с собой — точнее, с образом, который создало для меня моё же воображение. Нельзя мне много думать об этой женщине — а то явится… в таком вот виде. А я последние дни только о ней и думаю. Да на фига она мне?

Поэтому я и не получил во сне от «Любы» ни одного ответа — невозможно получить ответы, разговаривая с самим собой, особенно по вопросам, по которым у тебя нет ни малейшего понимания. Действительно, это словно с отражением в зеркале разговаривать. И выходит — вроде видишь знакомого человека, а на самом деле это совсем не ты…

Ругавшийся коллега опять захрапел — ну да, тут народ быстро приучается засыпать в любой обстановке. Работа такая.

Да, «Люба» не сказала ничего такого, что я не знал бы без неё — все вопросы она возвращала мне. Единственное… единственное — она дала ориентир в Лаврово. Опять же — это «она» дала, или эта информация уже была у меня? Может, я её помнил, но забыл?

Ну да, и про то, что для меня её искали в картотеке, она знать не могла… надо было сразу догадаться. Да ну, во сне никогда не догадаешься, что это сон. Даже щипок не помогает.

Не помогает?

Я встал с кровати, включил всё ту же настольную лампу, вытянул руки под свет. Вот оно, место от недавнего щипка — красное пятно. Дотронулся — чуток отдаёт болью. Выходит, ущипнул я себя во сне на полном серьёзе — правда, проснуться из-за этого так и не смог.

Есть и ещё одна новая деталь — непонятно откуда появившийся «Женя». Но я и этому могу дать объяснение — теперь, в свете открывшихся фактов. В Гидрострое меня окрестили Лёшей — но Тихонов не скрывал, что это имя было придумано «на ходу», как и появившееся после «Игорь Найдёнов». Может, до этого, в совершенно выпавшем из памяти прошлом, я был как раз Евгением? А что, вполне может быть — и теперь это «потерявшееся» имя выплыло из закоулков мозга…

Я опустился на табурет… и тут же вскочил.

Поднял лежащий на полу лист бумаги, развернул его.

Да, тот самый — моя схема, которую я рисовал за этим столом. Но… но я был абсолютно уверен, что убирал её в карман!