Моргис нисколько не огорчился, когда ему не позволили отправиться с Грифоном. Лично он считал, что птицелев совершил ужасную глупость, согласившись на столь опасное испытание, — и все ради чего? Оправдаться перед этими Повелителями Стражи? Наверняка можно было придумать другой выход. Из рассказов отца и донесений лазутчиков Моргис хорошо представлял себе бывшего правителя Пенаклеса еще до того, как встретился с ним. У птицельва было множество прекрасных качеств, которые не раз проявлялись за время их совместного путешествия. При иных обстоятельствах Моргис даже мог бы назвать его своим другом — но драконам не пристало держать в уме такие мысли. Грифон — всего лишь временный союзник, уговаривал себя герцог, и, как только они вернутся в Драконье царство, перемирие между птицельвом и Синим Драконом прекратится.
Моргис скрыл от своего спутника крохотный предмет, который носил в одном из мешочков на поясе. Грифон наверняка насторожился бы, если бы узнал, что Моргис докладывает своему повелителю обо всем, что с ними происходит. Конечно, такие донесения входили в прямые обязанности герцога, но Грифон мог расценить их как предательство. Моргис не сам додумался до такого — все это в свое время разъяснил ему Синий Дракон. Несмотря на внушительный внешний облик, несмотря на знания и опыт, Моргис все же был очень юн по сравнении со своим родителем или с Грифоном. Насильственная смерть обоих его предшественников внезапно вознесла Моргиса на уровень власти, без которого он вполне мог бы обойтись.
Вещица Моргиса, как и большинство талисманов, через которые осуществлялась связь, являла собой прозрачный кристалл. Моргис даже не пытался понять, как он работает, — главное, что он работает! Внезапно его обожгла догадка: вдруг через такие талисманы их подслушивает сам Хрустальный дракон? Уж не в этом ли тайна его огромной власти? Моргис содрогнулся при этой мысли. После гибели Ледяного Дракона его сверкающий брат, который правил далеко на юго-западе, остался самым старшим и самым могущественным из всех Королей-Драконов…
Моргис снова поймал себя на том, что не может сосредоточиться. Такое случалось с ним все чаще с тех пор, как они с Грифоном сошли на берег с «Корбуса». Помнится, Грифон еще назвал это «полетом свободной мысли», свойством, благодаря которому человечество достигло своего уровня развития. Моргис в ответ напомнил ему, что лорд Тома тоже был «свободным мыслителем». Разгорелся спор, в котором…
Ну вот, опять! С величайшей осторожностью герцог сконцентрировал все свое внимание на кристалле. Он знал, что сигнал, посылаемый им, будет слабым, ведь талисман не предназначался для таких огромных расстояний…
Герцог собрал всю свою волю, стремясь установить связь с господином. Разница во времени в данный момент не имела значения, хотя Моргису и не хотелось бы будить повелителя…
Он вглядывался в кристалл до боли в глазах — но знакомый образ не появлялся. Вместо него возникла дымка — нет, густой туман! — который, казалось, окружил извне Земли Мечты. Моргис прошипел проклятье. Может, поэтому Хранители и не отняли у него кристалл? Знали, что он не будет работать?
Внезапно контакт возник — но не с тем, кого он ожидал увидеть. Моргис так и не понял, на что натолкнулся взглядом и разумом, но это нечто явно принадлежало к его, драконьей, породе и при этом было столь гигантским и устрашающим, что герцог сам поспешно оборвал эту связь. Да, это был дракон — но какой!
В кристалле появилось новое изображение. Это были ворота — точней, Ворота, — и перед ними, подняв руки, стоял Грифон. Вскоре он опустил руки и обернулся — должно быть, к той женщине, которая отправилась с ним, мрачно подумал Моргис. Здоровый драконий инстинкт подсказывал ему, что женщинам нельзя доверять. Женщины-драконы, особенно бездетные, то и дело старались обольстить мужчину-дракона или, того хуже, человека. Моргис никогда не мог понять, что эти люди находят в женщинах. Дело тут явно не в том, что они вкусные… или не только в том. Сам герцог никогда не пробовал на вкус женскую плоть. В царстве Синего Дракона такие вещи были сведены к минимуму. Потому-то люди-подданные были так ему преданы.
Грифон снова повернулся к Воротам; на птичьем лице его застыл ужас. Что-то темное и бесформенное прыгнуло на него и…
Бледная рука выбила кристалл из ладони Моргиса. Талисман упал на пол и раскололся. Каблук башмака растер осколки в мелкую пыль.
Моргис глазел в пустоту — точней, в лицо нечеловека.
Хрупкое сложение этих тварей не ввело Моргиса в заблуждение. Ему уже доводилось почувствовать на себе их силу. Но и сам Моргис многое мог. Для подобных случаев у него были припасены заклинания — и первое из них само сорвалось с губ. Линии силы начали свиваться в кольца вокруг омерзительного существа…
Трудно сказать, было ли зрение нелюдей (Моргис краешком сознания послал проклятие в адрес Повелителей Стражи, которые скрыли истинное название этих чудовищ) таким же, как у людей или драконов, — но безликое существо уставилось вниз, на свое тело, точно пытаясь понять, что проделывает Моргис. Чувствуя, что силы его прибывают, герцог ухмыльнулся и…
Безликая тварь выскользнула из колец силы с такой легкостью, словно их и не было вовсе. Кольца обвились друг вокруг друга и исчезли…
Плохо, рассеянно подумал Моргис. Очень плохо.
Он применил другое, более сильное заклинание. Тут уж не до тонкостей, — спасаться любой ценой! Сейчас комната разделится надвое, и его противник рассыплется на дюжину частей…
Воздух вокруг нечеловека ярко вспыхнул, ослепив дракона. Моргис зажмурился и отшатнулся — но взрыва не последовало…
Как же справиться с этой тварью, в отчаянии думал Моргис. Сила волшебства не помогла — может быть, нужна физическая сила? Принять драконий облик? Нет, это слишком долго, и все это время он будет уязвим. Остается меч. В их краях герцогу Моргису не было равных в искусстве владения холодным оружием…
Моргис выхватил нож. Теперь он уже не только защищался — он жаждал крови безликого чудища! Герцог с радостью отметил, что нечеловек попятился, увидев меч — значит, почуял угрозу!
Моргис усмехнулся и нанес первый удар.
Нечеловек протянул мягкую, бледную руку — и ухватил меч прямо за острие. Особым образом заточенное лезвие, которое в сочетании с недюжинной силой Моргиса легко разрубало ствол дерева в три фута толщиной, не оставило и царапины на хрупкой ладони.
Существо потянуло меч на себя. К счастью, дракон успел ослабить хватку, иначе он непременно оказался бы в объятиях чудища. Но легче не стало. Безликий медленно и методично наступал на Моргиса, загоняя его в угол. Моргис понял: случилось неизбежное — и, забыв о гордости, закричал.
Точней, попытался закричать. С голосом все было в порядке, он не сомневался, однако из горла вырвался лишь невнятный шепот.
Спина его уперлась в стену. Моргис зашипел. Эта тварь хочет заполучить его — отлично. Она его получит. Причем целиком. Герцог вдохнул что было сил и, вцепившись когтями в омерзительную пустоту, начал обретать обличье, данное ему от рождения. Челюсти вытянулись в страшную, оскаленную драконью пасть, последние человеческие черты лица исчезли. Вот теперь поглядим, не много ли берет на себя его безликий соперник!
Но тут к его лицу протянулась рука — та же самая рука, которая с такой легкостью остановила смертоносное лезвие меча. Едва коснувшись Моргиса, эта рука остановила перемену точно так же, как это сделали таинственные ци. Рычанье дракона переросло в отчаянный вопль, и он рухнул на колени — снова в человечьем облике. Превозмогая мучительную боль, он изо всех сил старался оторвать от себя ненавистную руку. С тем же успехом он мог бы попытаться оторвать от земли Драконье царство.
Ужас поглотил Моргиса. В таком безысходном положении он не бывал еще никогда.
Нечеловек спокойно глядел на поверженного противника. В его безглазом взгляде не было ни раздражения, ни злорадства — разве что любопытство.
Моргис почувствовал, что мир ускользает из-под ног. Он стоял на коленях, глядя в никуда пустыми, безумными глазами. Безликое существо вытянуло вперед левую руку и начертало на груди дракона какой-то знак. Затем, окинув комнату взглядом, оно спокойно, беззвучно удалилось.
Уже через несколько секунд дракон сумел подняться и открыть глаза. Поморгав, он сунул руку в один из мешочков, висевших на поясе.
Кристалла не было. Моргис порылся в других мешочках, затем немного подумал и пошел в тот угол комнаты, где лежали остальные его вещи. При этом он наступил на то место, где был стерт в порошок его талисман. Сейчас там не осталось никаких следов. Но Моргис не заметил этого, потому что ничего не помнил. После безуспешных поисков он присел на краешек стула. Должно быть, думал он, кристалл отобрали Повелители Стражи.
Поняв, что делать нечего, Моргис встал и направился к кровати. По пути он заметил, что на другом стуле лежит его меч. Очень странно. Что он тут делает? Разве он, Моргис, вынимал оружие? Упрекнув себя в небрежности, он спрятал меч обратно в ножны.
Постель была мягкой. Ни одному человеку не удалось бы удобно улечься в доспехах, дракон же, чья броня была лишь воображаемой, уютно устроился на кровати и закрыл глаза.
Прежде чем провалиться в сон, он успел подумать: «Помираю со скуки. Ну когда же вернется этот Грифон?»
Бегуны отлично знали свое дело и не упускали ни единого, даже самого призрачного шанса. Потому, когда первый из них увидел открытые Ворота, он в то же мгновение влетел в них — и вся свора последовала его примеру. Уже через мгновение первый бегун атаковал ближайшую цель. Но, на его беду, этой целью оказался Грифон.
Темная тварь промахнулась. Военная выучка не прошла для Грифона даром: лет, проведенных им в наемной армии, хватило бы на самую долгую человеческую жизнь. То, что Грифон остался жив, не было игрой слепого случая. Его боевое искусство достигло вершин, с какими мало кто мог соперничать. Даже в мирное время, будучи правителем процветающего города, птицелев не позволял себе расслабляться.
Бегун пролетел над головой Грифона, приземлился ярдах в четырех позади него — и тут заметил поодаль две фигуры. Повелители Стражи! Расплывчатые волкообразные очертания бегуна задрожали от предвкушения. Отец наверняка наградит его…
При других обстоятельствах Грифон непременно вступил бы в схватку с чудищем — но сейчас взгляд его был прикован к остальным черным фигурам, а острый слух подсказал ему, что первый бегун собирается напасть на Тройю и лорда Петрака. Грифон решил, что те вдвоем справятся с мерзкой тварью. На его долю оставалось еще не меньше полудюжины чудищ.
Грифон видел острые зубы бегунов, блеск налитых кровью глаз, гибкие, проворные тела хищников. Однако это были не обычные звери. Бегуны сливались и перетекали друг в друга, словно единое аморфное, бесплотное существо. Однако он не сомневался: если бегуны нападут на него, зубы их окажутся очень реальными!
Они окружали его: одни по часовой стрелке, другие — против. Грифон не помнил точно, сколько бегунов успело прорваться сквозь Ворота, пока те не захлопнулись. Один пробежал мимо птицельва и бросился на помощь тому, который предпочел напасть на Тройю и лорда Петрака. Еще один, вслед за первым, попытался было вцепиться в горло Грифону, но тот наотмашь ударил его когтистой лапой, и теперь чудище было мертво — или, по крайней мере, казалось мертвым. Видимо, нападая, бегуны обретали твердую форму — и тогда становились уязвимыми.
Грифон знал: еще мгновение — и атака повторится. Бегуны старались запутать его, сбить с толку, заставить неудачно и не вовремя повернуться — так, чтобы кто-то один исхитрился вцепиться в него, и тогда, пока Грифон будет сражаться с первым, на него набросится вся стая. Стратегия простая, но эффективная. Так можно было бы справиться с любым противником — только не с Грифоном.
Птицелев уже погрузился было в сферы волшебства, уже нашел подходящее заклинание — но тут заметил нечто, ошеломившее его. Там, в волшебном мире, его тоже поджидали бегуны! По крайней мере, часть сознания каждого из них была связана с теми самыми силами, у которых птицелев искал спасения. Грифон попал бы в ловушку, не будь он настороже. Но он успел бесшумно отступить, не замеченный чудищами.
Любопытно. Бегуны поджидают его на обоих уровнях — физическом и магическом. Попытайся он одолеть их с помощью волшебства, они бы его схватили. Если же применить физическую силу…
Стоп! Но ведь тот бегун, который свалился замертво, был уничтожен именно физической силой! Может быть, бегуны способны наблюдать за ним на обоих уровнях, но нападать — лишь на физическом? Значит ли это, что с точки зрения магии они всего-навсего безобидные привидения?
Все эти мысли промелькнули в голове у Грифона за считанные секунды. При этом он не спускал глаз с бегунов. Этим умением он в совершенстве овладел за долгие годы бессчетных военных кампаний. Наемник, не способный думать в минуту смертельной опасности, — уже наполовину мертвец.
Из-за спины Грифона доносились звуки борьбы, но он знал, что оборачиваться нельзя, даже на миг. Однако, если его догадка верна, он может обратить призрачное состояние бегунов себе на пользу…
Он позволил им обежать вокруг себя еще дважды, а затем повернулся к ним левым боком. Как ни умны были бегуны, они оставались всего-навсего животными. Инстинкт взял верх — и ближайшая к Грифону волкообразная тварь прыгнула на него.
С невероятной для большинства живых существ скоростью Грифон перехватил бегуна на лету и, пока тот не успел вновь перейти в бестелесное состояние, швырнул его собратьям. Те, конечно же, по-прежнему оставались призраками. Именно это и было нужно Грифону. Бегун был еще в воздухе и даже не успел сообразить, что произошло, — а птицелев уже вырвался из круга. Твари залаяли; одураченный бегун, щелкая зубами, бросился на Грифона, забыв, что снова утратил телесность.
Оказавшись за пределами круга и как нельзя удачней разозлив бегунов, Грифон рывком обернулся и, собрав все свои силы, направил на этих тварей мощный поток густой, вязкой энергии.
В мгновение ока ближний к нему бегун растворился и исчез. Следующий замер — и тоже растаял, точно льдинка, брошенная в костер. Третий попытался увернуться, но поток разорвал его надвое — и Грифон с изумлением увидел, что бесплотная тварь истекает кровью. По крайней мере, из умирающего чудища струилась темная влага.
Оставшиеся два бегуна сумели взвесить свои шансы и бросились прочь. Но Грифон успел вызвать из памяти нужное заклинание и обратил его к полю, по которому мчались ужасные твари.
Трава перед бегунами, ярдах в десяти от них, потянулась в их сторону явно с недобрыми намерениями. Но, как и предполагал Грифон, бегуны не обратили внимания на физическую угрозу и продолжали стремительный бег… Птицелев видел, как поле окружило и поглотило их. Когда от бегунов ничего не осталось, он удовлетворенно кивнул. Дело было в том, что, не желая причинять вреда полю, Грифон расположил дальше на поле магические ворота. Когда чудовища промчались сквозь них, те захлопнулись.
На беду бегунов, выхода не было. Грифон отправил их в бесконечную Пустоту — алчное, неутолимое небытие, способное поглотить целый мир и при этом ничуть не насытиться. Шансы выбраться назад были слишком ничтожны; почти наверняка бегуны станут добычей какой-нибудь другой твари, слоняющейся по Пустоте.
Грифон научился проделывать это после того, как они с Синим Драконом едва не подверглись подобной участи в лапах одного из родных сыновей этого Короля-Дракона. Птицелев и Синий Дракон построили такие же магические ворота (по какой-то неясной древней привычке их называли «мерцающей дырой») и уже выбирались из Пустоты, когда мятежный отпрыск Короля-Дракона отрезал им выход. Лишь опыт и умение быстро соображать спасли им жизнь. Кстати, Моргис теперь носил титул именно того дракона-бунтовщика. Впрочем, мертвым ни к чему титулы и звания…
Внезапно Грифон вспомнил о тех двух бегунах, которые напали на Тройю и лорда Петрака. Птицелев не отдавал себе отчета в том, что в первую очередь подумал о женщине-кошке. Но если бы он и заметил это, то убедил бы себя, что волнуется за нее лишь потому, что она — не Повелитель Стражи, как оленеглавый Петрак, а всего-навсего Страж и, стало быть, менее искушена…
К его великому облегчению, оба оказались целы и невредимы, но Воля Леса выглядел донельзя удрученным. Тройя успокаивала его. Когда Грифон подошел ближе, она подняла на него взгляд и растерянно прошептала:
— С ним никогда раньше такого не было… Петрак посмотрел на птицельва. Оленья голова на могучих плечах придавала его печальному облику еще большую трагичность.
— Прости меня, — сказал Воля Леса. — Чем быстрей убывают Земли Мечты, тем отвратительней становятся поступки, которые мне приходится совершать. Да, эти существа были ужасны — но они жили, они наслаждались жизнью. Разве они виноваты в том, что Разрушитель создал их такими?
Грифон никогда не смотрел на это с такой точки зрения, но решил, что не станет и пробовать. Да, война омерзительна, но думать о жизни своих врагов птицелев мог лишь постольку, поскольку она, эта жизнь, угрожала его собственному бытию. Он знал, что всегда будет беспощаден, сражаясь за свою жизнь и свои убеждения.
Это были очень сложные вопросы, и на них не существовало простых ответов. Грифон промямлил что-то в этом роде, но эти слова прозвучали неубедительно даже для него самого.
Тем временем лорд Петрак овладел собой и даже попытался улыбнуться:
— Я знаю: мы выполняем свой долг. Разрушитель и его дети-арамиты не пойдут ни на какие уступки. С нашей стороны было бы глупо искать примирения с ними. Волки-рейдеры просто пройдут по нашим трупам. — Он покачал оленьей головой. — Не могу объяснить, что на меня нашло. Когда я поднял посох и уничтожил их, мной овладело чувство великой утраты. Боюсь, что меня нагоняет великая война…
Дела и без того плохи, подумал Грифон, а тут еще этот Повелитель Стражи со своей моралью… Да, не хотел бы он оказаться на месте Петрака… Птицелев вздохнул — и снова повернулся к Воротам.
За время сражения с бегунами Ворота совсем не изменились. Все те же темные существа тучами ползали по ним. Тяжелые двери были надежно заперты на засовы. Вокруг артефакта виднелось слабое сияние.
«Ну что, довольны? — мысленно напустился Грифон на Ворота; ярость переполняла его. — Значит, таково ваше решение — выпустить на меня целую свору этих тварей? Что за игру вы затеяли?»
Он уже сомневался в том, что Ворота — неотъемлемая часть Земель Мечты. Может быть, они — просто коварное устройство, сооруженное кем-то много лет назад? И тем не менее гнев его был направлен именно на Ворота, как на нечто прочное и цельное.
Тройя шагнула к нему:
— Грифон! Не надо… Он отмахнулся:
— Оставь меня. Лорд Петрак желает нести свою ношу дальше, а я свою желаю сбросить. Что мы здесь защищаем? Землям Мечты есть хоть какое-то дело до нас? Я жду ответа!
Грифон решительно зашагал к Воротам.
Но, когда до Ворот оставалось не больше трех ярдов, они скрылись из виду! Грифон замер на месте, тщетно вглядываясь в деревья и траву…
Однако, прежде чем Ворота исчезли, перед его глазами вспыхнул некий образ — казалось, на прощание они послали ему тайную весть. Грифон понимал, что это могло померещиться ему — и все же… Он видел некое существо, огромное и могущественное. Не Разрушителя, нет — ту мерзкую тварь он узнал бы сразу. То, что мелькнуло перед его взглядом, было гораздо больше…
И это был узник. Он находился в заточении. Узы чьей-то могучей силы сковывали его. Грифон ясно почувствовал это.
Туманные образы прошлого дразнили его — они на миг всплывали, намекая на что-то очень важное, и тут же вновь погружались в темные глубины подсознания. Грифон проклинал себя за то, что вернулся на эту землю. Отсюда даже Драконье царство казалось ему мирным и уютным!
Сейчас он еще сильней преисполнился решимости идти в Канисаргос — пусть даже ему доведется встретиться с самим Разрушителем!
Что, скорей всего, и произойдет, учитывая его везение, горько усмехнулся Грифон.