С тех пор, как они покинули церковный город Рубинхейген, минуло уже шесть дней. С каждым днем становилось все холоднее, небо уныло хмурилось; из-за этого даже легкий ветерок пробирал до дрожи.
Еще хуже стало, когда они выехали на дорогу, идущую вдоль реки: теперь ветер нес с собой холод речной воды; это добавило мучений.
Вода в реке, казавшаяся какой-то непонятной смесью жидкости и серых облаков, даже на вид была невероятно холодной.
Несмотря на несколько слоев поношенной зимней одежды, купленной в Рубинхейгене, холод пробирал до костей.
Вернувшись воспоминаниями к тем давно минувшим дням, когда из-за чрезмерной увлеченности покупкой товаров ему не хватило денег на зимнюю одежду, и к последовавшему затем очень морозному путешествию на север, он вымученно улыбнулся. Охватившее его чувство ностальгии заставило его даже забыть о холоде… в какой-то степени.
За прошедшие с тех пор семь лет тот неопытный торговец, похоже, заметно вырос и возмужал.
Кроме того, на этот раз, помимо теплой одежды, было еще кое-что, позволяющее не думать о холоде.
Бродячий торговец Лоуренс, вошедший в самостоятельную жизнь в юном возрасте восемнадцати лет и собирающийся вскоре встретить седьмую зиму своей торговой жизни, обернулся к человеку, что сидел на козлах рядом с ним.
Как правило, здесь, рядом с ним, не сидел никто, хоть влево посмотри, хоть вправо.
Даже в тех редких случаях, когда Лоуренс путешествовал не один, его спутник вряд ли мог рассчитывать на то, чтобы сидеть вместе с ним на козлах, и уж тем более – чтобы согревать колени под общим покрывалом.
- …Что? – поинтересовался спутник.
Спутник, изъясняющийся в немного архаичной манере.
Внешне этот спутник походил на девушку лет пятнадцати с ослепительно-белыми зубами, лучистыми глазами и длинными русыми волосами, которым могла бы позавидовать и аристократка. Лоуренс, однако, завидовал вовсе не ее волосам и даже не надетому на нее прекрасному плащу.
Зависть его вызывал пушистый хвост, который она разложила поверх покрывала и любовно расчесывала.
Хвост был бурого цвета, с белым кончиком; густой мех казался очень теплым. Если из этого хвоста сделать шарф, любая богачка его бы с руками оторвала. Какая жалость, что он не продавался.
- Скорее кончай чесать хвост и сунь его обратно под покрывало.
Едва ли погрешил бы против истины тот, кто сказал бы, что девушка в плаще, расчесывающая гребнем звериный хвост, походит на бедную монашку за работой.
Однако, едва услышав слова Лоуренса, девушка сузила свои янтарные с красноватым отливом глаза и, разлепив губы, которые совсем не страдали от холодного ветра, недовольным тоном произнесла:
- Не говори о моем хвосте как о какой-то грелке для коленей.
Хвост в ее руках слегка дернулся.
Разумеется, путешественники и бродячие торговцы, мимо которых они проезжали, думали, что это просто кусок меха; на самом же деле этот хвост до сих пор рос из своего владельца.
Хвост был частью тела той самой девушки, которая сейчас его аккуратно расчесывала. И девушка эта обладала не только хвостом: под капюшоном ее плаща пряталась пара нечеловеческих, звериных ушей. Разумеется, обладателя хвоста и звериных ушей едва ли можно было назвать обычным человеком.
О существовании людей, одержимых духами и демонами и отчасти потерявших человеческий облик, было хорошо известно; эта девушка, однако, к таким людям не относилась.
Истинным обличьем ее было обличье огромной богоподобной волчицы, которая обитала в пшенице, и звали ее Хоро, мудрая волчица из Йойтсу.
Для любого знающего служителя Церкви Хоро была языческим божеством, внушающим страх. Для Лоуренса же времена, когда он боялся Хоро, остались в прошлом.
Нынешний Лоуренс мог не только с легкостью смеяться над хвостом, которым Хоро так гордилась, но и зачастую пользоваться им как грелкой.
- Ведь мех на твоем хвосте такой густой и гладкий, от него одного под покрывалом теплее, чем от целой горы обычных шерстянок.
Как Лоуренс и рассчитывал, Хоро при этих словах гордо хмыкнула и убрала хвост обратно под покрывало; на лице ее было написано: «ну ладно, ладно, сдаюсь».
- А кстати, мы что, еще не приехали в город? Мы сегодня успеем приехать, нет?
- Просто поедем вдоль реки, и окажемся там совсем скоро, - Лоуренс указал на реку.
- Наконец-то можно будет поесть горячего. Надоела холодная тюря, да еще когда вокруг тоже холодно. Что бы там ни говорили, но это ужасно.
Даже Лоуренс, привычный к плохой пище куда больше, чем Хоро, не мог с ней не согласиться.
Трапеза была едва ли не единственным удовольствием, которому можно было предаться во время путешествия; однако зимой и она теряла большую часть своей прелести.
Все, что можно было делать в дороге в морозные зимние дни, – это жевать черствый и горький ржаной хлеб либо сперва размочить его в воде и получить тюрю; а дополнить трапезу могли лишь почти безвкусные кусочки сушеного мяса да хорошо хранящиеся овощи – лук и чеснок.
Хоро, будучи волчицей, не любила резкий вкус лука и чеснока, а горький ржаной хлеб и вовсе терпеть не могла; поэтому все, что ей оставалось, – это делать тюрю из хлеба и воды и глотать ее как можно быстрее.
Для обжоры и лакомки Хоро это наверняка было настоящей пыткой.
- О да, в том городе, куда мы направляемся, скоро будет большой праздник, так что поесть будет что. Начинай готовить свой живот.
- О… а ты уверен, что твой кошель это выдержит?
Всего неделю назад в церковном городе Рубинхейгене жадность завела Лоуренса в ловушку одной из торговых гильдий. Какое-то время он даже был уверен, что разорение неминуемо. В конце концов, после многих событий и приключений, разорения Лоуренс все-таки избежал; но и прибыли в итоге не получил, а, наоборот, понес убытки.
Что касается военного снаряжения, которое и послужило причиной всего этого, то, поскольку зимой везти его будет гораздо труднее, а цены на него на севере могут оказаться еще ниже, чем в Рубинхейгене, Лоуренс вынужден был продать его в Рубинхейгене за бесценок.
Хоро, хоть и постоянно теребила Лоуренса, прося купить ей то одно, то другое, все же тревожилась о состоянии его кошеля.
Конечно, она обладала весьма надменным характером и обожала доставлять людям неприятности, но в глубине души она все же была добрым созданием.
- Если речь всего лишь о том, чтобы купить тебе еды, я не разорюсь.
- Ммм… - несмотря на успокаивающие слова Лоуренса, в лице Хоро все же читалась озабоченность.
- И потом, ведь в Рубинхейгене я так и не купил тебе персиков в меду. Считай, что таким способом я это тебе возмещаю.
- Конечно… но…
- Что?
- Половина всех моих страхов – о твоем кошеле, но вторая половина – обо мне самой. Если я потрачу деньги на еду, значит, нам придется остановиться в постоялом дворе похуже?
«Теперь понимаю», - подумал Лоуренс и с улыбкой ответил:
- Ну, я собираюсь найти приличный постоялый двор. И не вздумай сказать, что если в комнате не будет очага, то она тебе не подойдет!
- Столь многого просить я не собиралась. Но мне не хотелось бы, чтобы ты воспользовался тем, что покупаешь еду для меня, как поводом…
- Поводом?
Обнаружив, что лошадь немного сбилась с направления, Лоуренс перевел взгляд вперед и шевельнул поводьями, чтобы ее чуть поправить. Хоро потянулась к самому его уху и прошептала:
- Мне не хотелось бы, чтобы ты воспользовался нехваткой денег как поводом выбрать комнату всего с одной кроватью. Я бы с удовольствием поспала одна хоть иногда.
Лоуренс невольно дернул поводья. Лошадь ответила недовольным ржанием.
Однако, будучи уже привычен к постоянному подтруниванию со стороны Хоро, он быстро пришел в себя. Изображая хладнокровие, он прохладным тоном ответил:
- Удивительно это слышать от особы, умеющей так беззаботно храпеть.
Ответ Лоуренса застал Хоро врасплох. С кислым видом надув губы, она отодвинулась от него.
Лоуренс не мог упустить шанса развить наступление.
- И кроме того, ты не в моем вкусе.
Уши, которыми обладала Хоро, умели безошибочно различать правду и ложь.
То, что только что сказал Лоуренс, было не совсем ложью.
Хоро это явно поняла. Она потрясенно застыла.
- Ты ведь знаешь, что я не вру, - нанес последний удар Лоуренс.
Некоторое время Хоро могла лишь молча сидеть и ошеломленно смотреть; губы ее при этом слегка шевелились, словно она пыталась придумать достойный ответ. Вскоре, однако, она осознала, что такая реакция явно выдает ее поражение.
Уши ее поникли (это было видно даже несмотря на капюшон), и она уныло понурилась. Наконец-то Лоуренс одержал долгожданную победу.
Впрочем, это была не совсем победа.
Хотя слова, что Хоро не в его вкусе, были не совсем ложью, чистой правдой их тоже нельзя было назвать.
Все, что оставалось Лоуренсу, – сказать ей это, и тогда его отмщение за то, что он вечно был игрушкой в ее руках, будет полным.
Будь то беззащитно спящая Хоро или Хоро, полная смеха и веселья, – Лоуренсу она очень нравилась.
И когда она тосковала – тоже.
Иными словами…
- Я тебе нравлюсь такой, какая я сейчас, да?
Глаза Лоуренса внезапно встретили устремленный снизу вверх взгляд Хоро, и он покраснел.
- Дурень. Чем дурее самец, тем больше ему нравятся слабые женщины. Тебе никак не понять, что слабая здесь только твоя голова – твоя и других таких, как ты.
Хоро насмешливо ухмыльнулась, обнажив два острых клыка. Как всегда, ситуацию в свои руки она вернула мгновенно.
- Если ты хочешь, чтобы я изображала слабую принцессу, ты сам должен быть хотя бы могучим рыцарем… а на самом деле что, как ты думаешь?
Хоро указала пальцем на Лоуренса; тому сказать в ответ было нечего.
В памяти его одна за одной всплывали сцены, которые болезненно напоминали ему, кто он есть на самом деле – никакой не избранный рыцарь, а всего лишь простой бродячий торговец.
При виде реакции Лоуренса Хоро удовлетворенно вздохнула; но тут она, похоже, что-то вспомнила. Уперев указательный палец в подбородок, она задумчиво произнесла:
- Хмм. Если подумать, один раз ты взаправду был рыцарем.
Лоуренс попытался еще раз переворошить чердак своих воспоминаний, пытаясь понять, когда это он вел себя мужественно.
- Что? Уже забыл? Помнишь, ты стоял передо мной и защищал меня? Когда мы ввязались в эту историю с серебряными монетами, там, в подземелье.
- …Ах, это.
После слов Хоро Лоуренс вспомнил тот случай, но, по правде сказать, тогдашнего себя он едва ли мог сравнить с рыцарем. Ведь одеяние его тогда было порвано, да и свое тело он едва удерживал в вертикальном положении, его всего шатало.
- Рыцарское поведение не всегда требует гигантской силы. Но то был первый раз, когда меня кто-то защищал.
Хоро улыбнулась чуть застенчиво и приклонилась к Лоуренсу. Быстрота, с какой менялось ее настроение, Лоуренса по-прежнему пугала. Даже торговец, умеющий легко приспосабливать свое поведение к различным ситуациям – когда он в прибыли или в убытке, – при виде такой Хоро бежал бы прочь в панике.
А Лоуренсу бежать было некуда.
- Ты ведь и дальше будешь меня лелеять, будешь?
Сейчас сидящая рядом с ним волчица походила скорее на котенка; на лице ее заиграла нежная, невинная улыбка. Ни один мужчина, занимающийся торговлей в одиночестве, не благословлен способностью выдерживать такую улыбку. Только эта улыбка была фальшивой. Хоро по-прежнему сердилась на Лоуренса за его слова, что «она не в его вкусе». И, похоже, не просто сердилась, а была чрезвычайно зла.
Что такое гнев Хоро, Лоуренс прекрасно знал.
- …Прости.
Обычное извинение оказалось волшебным словом: лицо Хоро осветилось настоящей, искренней улыбкой, и она села прямо и хихикнула.
- Именно это мне в тебе и нравится.
Подшучивание и подтрунивание друг над другом – совсем как веселая возня двух игривых щенков.
Именно такая дистанция устраивала их обоих.
- Комната с одной кроватью – это нормально. Но тогда обед должен быть из двух блюд.
- Хорошо, хорошо.
Погода была далека от жаркой, но Лоуренс весь вспотел. Увидев, как он вытирает пот, заливающий ему глаза, и услышав последнюю реплику, Хоро снова рассмеялась.
- Итак, есть какая-нибудь особенно вкусная еда в здешних краях?
- Ты имеешь в виду основные блюда здешней кухни? Ну, вряд ли это можно назвать основным блюдом, но здесь…
- …Рыба, верно?
Хоро сказала именно то, что собирался произнести Лоуренс, чем немало его удивила.
- Не думал, что ты это знаешь. К западу отсюда есть озеро. И рыбу, которую там ловят, можно в некотором смысле назвать здешним главным блюдом. Да и в реках, которые здесь текут, водится много разнообразной рыбы. Но откуда ты узнала?
Чувства людей Хоро умела различать превосходно, но не мысли же читать… или это тоже?
- Мм, просто только что ветер донес запах. Смотри! – и Хоро правой рукой указала в противоположную от реки сторону. – Несколько повозок, они, должно быть, везут рыбу.
Лишь после этих слов Лоуренс заметил караван влекомых лошадьми повозок, появившийся из-за холма в отдалении. Его зрения хватило лишь на то, чтобы разобрать, сколько было повозок, но, конечно, не их содержимое. Судя по направлению движения каравана, хоть он и шел сейчас в ту же сторону, что и их повозка, но в скором времени их пути должны были пересечься.
- Кстати о рыбе – я просто не представляю, какие из нее могут быть блюда. Что-то вроде того угря, что мы ели в Рубинхейгене?
- Тот угорь был просто зажарен в масле. Есть другие блюда, которые готовятся труднее и дольше. Рыбу могут варить с овощами или мясом, жарить, добавив щепотку ванили, да мало ли способов ее приготовить. Кроме того, есть еще одно блюдо, оно встречается только в городе, куда мы скоро приедем.
- О…
Глаза Хоро блеснули. Используемый в качестве меховой грелки хвост заметался под покрывалом.
- Какое именно – скажу, когда доберемся до города. Терпи пока.
Услышав эти слова, Хоро чуть надулась; но, конечно, такого поддразнивания было недостаточно, чтобы ее рассердить всерьез.
- А может, купишь рыбы нам на ужин, если в этих повозках она будет хорошая?
- Я неважно умею различать хорошую и плохую рыбу. Однажды я из-за этого понес убыток, и с тех пор я с рыбой не осмеливаюсь связываться.
- Волноваться не о чем, есть же мои глаза и нос.
- Ты умеешь определять качество рыбы?
- А если так, ты хотел бы, чтобы я определила и твое качество? – проказливо поинтересовалась Хоро. Лоуренсу ничего не оставалось, кроме как сдаться.
- Прекрати, ладно. Но если там будет хорошая рыба, мы купим немного, а потом в какой-нибудь лавке приготовим. Так и дешевле выйдет, кстати.
- Да, предоставь это мне.
Лоуренс не мог на глаз определить, где именно его путь пересечется с путем каравана, предположительно везущего рыбу; но он заметил, что расстояние между ними постепенно сокращается, и потому просто позволил лошади идти как шла.
Покосившись на Хоро, Лоуренс подумал: «Когда Хоро сказала, что оценит рыбу с помощью своих глаз и носа, она имела в виду, что определит качество рыбы по виду и запаху. А если она может так определять качество рыбы, то, верно, она и впрямь может так же и людей оценивать».
Конечно, Лоуренс немедленно понял, какая глупость только что пришла ему на ум, и улыбнулся про себя; однако все же эта мысль его самую малость встревожила.
Стараясь, чтобы его действия не бросались в глаза, он наклонился к собственному правому плечу и понюхал. Он решил, что, хоть и ведет кочевую жизнь, слишком уж дурно пахнуть он не должен. Кроме того, запасной одежды не было даже у самой Хоро.
Размышляя об этом, словно пытаясь найти оправдание, Лоуренс ощутил на левой щеке чей-то взгляд.
Он предпочел бы не встречать этот взгляд своим, но все же обернулся. Хоро безмолвно смеялась.
- Серьезно, ты такой милый. Я даже не знаю, как быть, - с неверящим видом произнесла она. Лоуренс не нашелся что ответить.
***
Река несла свои воды лениво, словно не двигаясь вообще. Лоуренс проезжал мимо людей, которые подходили к воде, чтобы дать своим лошадям отдохнуть и напиться, а может, просто чтобы переложить груз. Заметил Лоуренс бродячего кузнеца-оружейника – редкое зрелище; тот, вместо вывески воткнув в землю меч, лег щекой на руки в своей палатке и сонно зевал.
Здесь же был лодочник, он спорил о чем-то с рыцарем, который пытался завести коня на плоскодонку, привязанную к мосткам. Судя по нехитрому снаряжению рыцаря, это был простой гонец, направляющийся в какую-нибудь крепость. Скорее всего, лодочник не хотел отплывать, потому что желающих переправиться через реку было мало, отсюда и спор.
Лоуренсу самому доводилось приходить в ярость от несговорчивости лодочников, когда он спешил, так что это зрелище вызвало на его лице неловкую усмешку.
Бесконечная, казалось, степь наконец-то подошла к концу, сменившись полями. Впереди виднелись работающие в полях люди.
Постоянная смена пейзажа, проплывающая мимо жизнь – Лоуренсу никогда не надоедало наблюдать за этим.
Наконец-то повозка нагнала караван с рыбой, который он и Хоро заметили раньше.
Повозок в караване было три, каждую тянула пара лошадей. Козел для возницы на повозках не было. В последней повозке сидел элегантно одетый молодой человек, а трое мужчин – вероятно, наемные работники – следили за тем, как идут лошади.
Первой мыслью Лоуренса было: как же впечатляюще выглядят двухлошадные повозки. Приглядевшись, однако, он понял, что две лошади были запряжены в каждую повозку вовсе не для того, чтобы производить впечатление.
На повозках стояли бочки и деревянные ящики, в которые вполне поместился бы взрослый человек. В некоторых бочках плескалась вода – очевидно, там плавала живая рыба.
Любая рыба, не обработанная солью, ценилась дорого, независимо от того, что это была за рыба. Естественно, живая рыба ценилась еще дороже.
Перевозка живой рыбы – такое зрелище можно было увидеть не каждый день. Но больше всего изумило Лоуренса вовсе не это.
Изумило его то, что владельцем этого каравана из трех повозок, перевозящего столь ценный груз, был торговец моложе даже, чем сам Лоуренс.
- Покупаешь рыбу? – спросил Лоуренса человек, сидящий в последней повозке, когда Лоуренс поздоровался с ним.
Человек этот был одет в засаленный кожаный плащ, вполне типичный для торговцев рыбой. Голос его, донесшийся из-под капюшона, был совсем юным.
- Не окажешь ли мне любезность, продав несколько рыбин? – поменявшись местами с Хоро, спросил Лоуренс. Ответ юного торговца последовал незамедлительно.
- Мне очень, очень жаль. Но рыба, которую мы везем, уже назначена покупателям.
Такой ответ Лоуренса удивил. Эта реакция не осталась незамеченной торговцем: тот опустил капюшон и открыл лицо.
Лицо, появившееся из-под капюшона, вполне соответствовало голосу – это было лицо совсем молодого человека. Возможно, слово «юнец» для его описания и не совсем подходило, но, во всяком случае, торговцу едва ли было больше двадцати лет. Кроме того, юноша был совсем не похож на типичного рыботорговца: те, как правило, были суровыми, крепко сбитыми мужчинами, а стоящий перед Лоуренсом человек был сложен скорее худощаво. Светлые волосы, танцующие на ветру, создавали впечатление общей элегантности.
И тем не менее если этот торговец мог перевозить три повозки свежей рыбы зараз, недооценивать его не следовало.
- Прошу прощения, уж не бродячий ли торговец передо мной?
Лоуренс никак не мог понять, дружелюбная улыбка юноши – искренняя или деловая? Но, как бы там ни было, он решил, что единственной достойной реакцией будет ответная улыбка.
- Да, и я еду из Рубинхейгена.
- Вот как. Ну, тогда езжай по той дороге, которой мы приехали сюда, и через полдня доберешься до озера. Пообщайся с тамошними рыбаками, и наверняка сможешь приобрести у них немного рыбы. Карп в это время года очень хорош.
- О, нет, я покупаю не для того, чтобы потом торговать. Я просто надеялся, что ты поделишься несколькими рыбинами для нашего сегодняшнего ужина.
Улыбка юного торговца внезапно сменилась удивленным выражением; вполне возможно, такую просьбу ему прежде слышать не доводилось.
Для тех рыботорговцев, что перевозили на большие расстояния засоленную рыбу, подобная просьба была вполне обычной, но человек, просто ездящий между городом и близлежащим озером, едва ли был к такому привычен.
Впрочем, удивленное выражение лица юноши тут же сменилось задумчивым.
Скорее всего, задумчивость его была вызвана тем, что ситуация противоречила его деловому нюху, и сейчас он размышлял, нельзя ли ей воспользоваться, чтобы завести какое-то новое дело.
- Ты и впрямь настоящий торговец, - заметил Лоуренс. При этих словах юноша, охнув, пришел в чувство и смущенно улыбнулся.
- Прошу прощения. Да, ты хотел купить рыбу для сегодняшнего ужина, это значит, что ты останешься ночевать в Кумерсоне, я прав?
- Да, я приехал посмотреть большую зимнюю ярмарку и праздник.
Кумерсон – именно так назывался город, куда направлялся Лоуренс. И как раз сейчас в этом городе должна была открыться крупная ярмарка, которая проходила дважды в году, летом и зимой.
Одновременно с зимней ярмаркой всякий раз проходило и празднество.
С подробностями празднества Лоуренс был незнаком, но слышал как-то, что празднество это было языческим, и притом настолько буйно языческим, что любой служитель Церкви, попавший на него, лишился бы чувств на месте.
Кумерсон лежал всего в шести днях пути к северу от церковного города Рубинхейгена, который и сегодня использовался как база, откуда отправлялись карательные экспедиции против язычников. Здесь, однако, взаимоотношения между Церковью и язычниками были не столь просты, как в южных краях.
Обширные земли к северу от Рубинхейгена принадлежали стране Проании, среди правителей которой было немало язычников. И потому, вполне естественно, приверженцы Церкви и язычники нередко мирно сосуществовали в одном и том же городе.
Кумерсон принадлежал влиятельным аристократам Проании. Это был крупный город, стремящийся в первую очередь развивать торговлю и ремесла, но не ввязываться в сложные религиозные споры.
Именно поэтому храмов Церкви в Кумерсоне не было, и миссионерская деятельность церковников также была под запретом. Задавать вопросы наподобие того, церковный это праздник или языческий, было просто-напросто не принято – он считался «традиционным кумерсонским праздником», и все.
Поскольку, во-первых, событие это было редким, а во-вторых, язычники могли посещать его свободно, на этом так называемом «празднике Раддоры» всегда было очень многолюдно.
Поскольку обычно Лоуренс приезжал в Кумерсон летом, прежде он на этом празднике никогда не бывал.
Учтя все услышанное им, он специально постарался приехать заблаговременно; но, похоже, он недооценил положение.
- Позволю себе поинтересоваться, заказал ли ты себе комнату заранее? – озабоченно спросил юный рыботорговец.
- Но ведь праздник начнется лишь послезавтра, верно? Уж не хочешь ли ты сказать, что мест на постоялых дворах уже нет?
- Именно это я и хочу сказать.
Хоро рядом с Лоуренсом слегка поерзала. Видимо, ее встревожила возможность того, что им не удастся найти комнату на постоялом дворе.
Лоуренс не очень хорошо представлял, каково ей в волчьем обличье, но в человеческом она страдала от холода ровно так же, как любой обычный человек. Несомненно, ночевки под открытым небом в такую холодную погоду ей уже смертельно надоели.
Однако на этот случай у Лоуренса был запасной план.
- Ну, если так, то, думаю, иностранные отделения торговых гильдий дают комнаты своим членам на время праздника. Я попрошу о помощи свою гильдию.
Если Лоуренс попросит помощи у иностранного отделения торговой гильдии, его наверняка подвергнут тщательному допросу на тему его отношений с Хоро, и потому он предпочел бы этого не делать; но, похоже, сейчас иного выхода у него не оставалось.
- А, значит, ты принадлежишь к одной из торговых гильдий. Прошу прощения, но могу ли я поинтересоваться, к какой именно?
– К Гильдии Ровена – у нее есть отделение в Кумерсоне.
При этих словах лицо юного рыботорговца просветлело.
- Какое счастливое совпадение, я тоже принадлежу к Гильдии Ровена.
- Ооо, это провидение Господне… эээ, может, такого рода слова в здешних краях под запретом, нет?
- А-ха-ха, все в порядке, я тоже приверженец Истинной веры из южных земель.
Посмеявшись немного, юноша прокашлялся и продолжил:
- В таком случае позволь мне представиться. Я Ферми Амати, торговец рыбой, занимаюсь торговлей в Кумерсоне. Торговые партнеры зовут меня просто Амати.
- Крафт Лоуренс, бродячий торговец. По делам меня зовут просто Лоуренс.
Оба они во время представления сидели в своих повозках, но совсем рядом друг с другом, так что завершили церемонию знакомства рукопожатием.
Затем настал черед Лоуренсу представить Хоро.
- Мою спутницу зовут Хоро. Мы путешествуем вместе. На то есть свои причины, но мы не женаты, - с улыбкой произнес он. Хоро чуть подалась вперед и улыбнулась Амати.
Да, когда Хоро вела себя тихо и воспитанно, она была само очарование.
Амати, конечно, удалось сбивчиво представиться вторично, но щеки его при этом заалели.
- Госпожа Хоро – монахиня?
- Ну, в общем, она странствующая монахиня.
Паломничество вовсе не было чем-то, что разрешалось лишь верующим мужчинам. Городские женщины совершали паломничество нередко.
Большинство женщин, совершающих паломничество, называли себя странствующими монахинями. Это избавляло от самых разных проблем куда надежнее, чем если бы они говорили всем, что просто горожанки-паломницы.
Однако любое одеяние, по которому его обладателя можно было опознать как имеющего отношение к Церкви, создало бы ему трудности, едва он оказался бы в Кумерсоне. Чтобы избежать этих трудностей, такие люди по традиции прикрепляли к одежде три пера и лишь затем входили в город. Хоро, естественно, тоже уже имела у себя на капюшоне три бурых, потрепанных куриных пера.
Амати, несмотря на юный возраст и на то что, по его словам, он был с юга, заметил все это мгновенно. Вопросов он больше не задавал – видимо, понимал, что у бродячего торговца наверняка имелись свои резоны путешествовать вместе с молодой женщиной.
- Что ж, думаю, можно сказать, что трудности, с которыми мы то и дело сталкиваемся, – это испытания, посланные нам небесами. Я это говорю потому, что если бы вам нужна была одна комната, я, пожалуй, смог бы это устроить, но найти две комнаты будет трудновато.
Предложение Амати стало для Лоуренса сюрпризом. Заметив его удивление, Амати улыбнулся и продолжил.
- Мы принадлежим к одной гильдии; должно быть, нас ведет сам Господь. Мне достаточно попросить помочь один постоялый двор, с которым у меня деловые связи, и, уверен, они с удовольствием дадут вам комнату. А если ты придешь в отделение Гильдии вместе с женщиной и попросишь помочь, сидящие там старые крысы наверняка в тебя вцепятся и не отстанут.
- Да, тут ты прав. Но прилично ли обременять тебя такими заботами?
- Конечно. Я ведь торговец, и предложение свое делаю ради выгоды. Проще говоря, я хотел бы, чтобы вы оба, пока живете на постоялом дворе, насладились множеством блюд из свежей рыбы.
Способный в столь юном возрасте вести дела с таким размахом, как три полных повозки рыбы, Амати, несомненно, был весьма неординарной личностью.
Его поведение идеально описывалось словами «гибкость» и «тактичность».
Лоуренс, отчасти с горькой завистью, отчасти с признательностью, ответил:
- Да, у тебя явно отличное деловое чутье. В таком случае могу ли я попросить тебя это устроить?
- О да. Предоставь все мне, - улыбнулся Амати.
На мгновение взгляд Амати дернулся в сторону от Лоуренса. Тот сделал вид, что не заметил, но не сомневался, что взгляд этот был обращен на Хоро.
Лоуренс подумал, что, возможно, предложение Амати было вызвано вовсе не деловыми мотивами, а, скорее, желанием порисоваться перед Хоро.
При этой мысли Лоуренс ощутил легкое чувство превосходства – он-то путешествовал вместе с Хоро. Однако он знал также, что если будет забивать голову подобными бесполезными мыслями, Хоро, несомненно, будет жалить его своим язычком еще сильнее.
Вытряхнув лишние мысли из головы, Лоуренс сосредоточился на том, чтобы лучше познакомиться с юным талантливым торговцем.
Вскоре, когда солнце только начало садиться на западе, Лоуренс и прочие прибыли в Кумерсон.
***
В центре стола в обеденном зале красовалась супница, наполненная горячим супом с кусочками карпа и кореньями. Вокруг супницы стояло множество мисок с разнообразными кушаньями, в основном из рыбы и моллюсков.
Скорее всего, влиянием рыботорговца Амати, помогшего Лоуренсу и Хоро устроиться на постоялом дворе, в той или иной степени было вызвано то, что и главное блюдо, и все прочие так сильно отличались от типичных для южных стран мясных трапез. В первую очередь привлекали взгляд вареные улитки.
Считалось, что от поедания морских моллюсков люди медленнее старятся, а вот от пресноводных лишь живот болит; поэтому жители южных краев не ели улиток, хотя морских двустворок употребляли с удовольствием. Церковь заявляла даже, что в раковинах улиток селятся демоны, и наказывала людям их не есть.
Однако в отличие от других наставлений Церкви, которые были по сути учением Единого бога из Священного писания, этот наказ был скорее практическим. Лоуренс во время одного из своих путешествий заблудился и, не в силах противостоять грызшему его голоду, питался речными улитками, результатом чего действительно стала мучительная резь в животе.
С того самого времени Лоуренс не осмеливался притрагиваться к моллюскам, как к речным, так и к морским.
К счастью, улитки не были поделены на порции, и Хоро уплетала их с явным удовольствием.
Всю пищу, которую Лоуренс не осмеливался попробовать, он предоставил Хоро.
- Ммм… вот, значит, каковы на вкус моллюски, - произнесла Хоро, не переставая одну за другой отправлять себе в рот улиток, выуженных из раковин кончиком ножа, который ей для этой цели одолжил Лоуренс. Что до самого Лоуренса, он наслаждался вкусом засоленной щуки.
- Не увлекайся. Если слишком много съешь, живот будет болеть.
- Хмм?
- В раковинах речных улиток селятся демоны. Если ты случайно одного проглотишь, результат будет ужасен.
Хоро, задумчиво склонив голову набок, посмотрела на улитку, только что извлеченную из раковины, а затем кинула ее в рот.
- За кого ты меня принимаешь? Я не только пшеницу могу различать хорошую и плохую.
- Ну, вообще-то ты сама говорила как-то, что съела однажды красный перец, и тебе потом было очень плохо.
Хоро при этом замечании Лоуренса слегка рассердилась.
- Определить вкус исключительно по внешнему виду невозможно даже для меня. Та штука была вся красная, как спелый фрукт!
Говоря эти слова, Хоро одновременно извлекала из раковины очередную улитку. Время от времени она прикладывалась к своей кружке и всякий раз после этого зажмуривала глаза.
Поскольку власть Церкви в здешних краях была слаба, крепкое спиртное, запрещенное Церковью к продаже, встречалось тут повсеместно.
Кружки Лоуренса и Хоро были наполнены почти бесцветным напитком, известным как «жгучее вино».
- Хочешь, я закажу для тебя что-нибудь послаще?
- …
Хоро молча покачала головой. При виде того, как она сидела, зажмурив глаза, Лоуренсу подумалось, что, вероятно, если убрать плащ Хоро, под ним обнаружится очень, очень сильно распушившийся хвост.
Наконец Хоро удалось проглотить вино. Глубоко выдохнув, она вытерла уголки глаз обшлагом рукава.
Разумеется, крепкое спиртное, известное также как «вино Выбейдух», Хоро пила не будучи одетой в облачение монахини. Сейчас, в повязанной на голову треугольной косынке, она походила на типичную городскую девушку.
Перед ужином Лоуренс вместе с уже переодевшейся Хоро вновь подошел к Амати, чтобы поблагодарить. На лицо Амати тогда было просто жалко смотреть. Не только Лоуренс – даже владелец постоялого двора не смог удержаться от смеха.
Хоро же, словно специально стремясь усугубить тяжесть своих грехов, еще сильнее, чем обычно, старалась изображать юную скромницу, когда благодарила Амати.
Если бы Амати увидел ее манеры сейчас, за ужином, его мечты, вне всякого сомнения, разбились бы в мгновение ока.
- …Я уже почти забыла этот вкус, - произнесла Хоро, сделав очередной глоток.
То ли потому что напиток был очень уж крепок, то ли из-за того, что его вкус разбудил воспоминания о родном городе Хоро, на глаза ее навернулись слезы.
И правда, чем севернее, тем чаще встречалось вино Выбейдух.
- Даже я плохо разбираюсь в спиртном такой крепости.
Хоро, которой, по-видимому, надоели улитки и которая поэтому принялась за блюда из вареной и жареной рыбы, весело ответила:
- Цвет, форма – это легко забыть уже через десять лет, а вот вкус и запах и через века не забудешь. У этого вина вкус совершенно такой же, какой был в Йойтсу. Сразу такие воспоминания…
- Крепкие напитки вообще на севере чаще встречаются. Ты всегда пила такие? – поинтересовался Лоуренс, кинув взгляд сперва на свою кружку, а затем на Хоро.
Хоро, в уголке рта которой прилип кусочек жареной рыбы, гордо ответила:
- Сладкие вина не подобает пить столь благородной и мудрой волчице, не правда ли?
«Какие сладкие вина? Хоро, когда она в человеческом обличье, выглядит так, словно ей подобает пить лишь молоко с медом», - подумалось Лоуренсу, но он предпочел лишь согласно улыбнуться.
Несомненно, вкус вина пробудил в Хоро ностальгические воспоминания о родине.
Перед Хоро был вкуснейший ужин, подобным которому она не могла наслаждаться уже очень долгое время, но не это было причиной улыбки на ее устах.
Каким-то образом Хоро вдруг всей кожей ощутила, что Йойтсу совсем близко. Подобно юной деве, получившей нежданный подарок, она вся светилась улыбкой.
Лоуренс был не в силах оторвать взгляда от Хоро.
Его не волновало, что он может забыться, так вот на нее глядя, и подвергнуться затем ее насмешкам.
Все время, что Лоуренс был знаком с Хоро, он скрывал от нее легенду о том, что Йойтсу был давным-давно разрушен.
Из-за этого смотреть на невинную улыбку Хоро, вызванную воспоминанием о родине, было тяжелее, чем на слепящее солнце.
И тем не менее Лоуренс не мог разрушить с таким трудом достигнутое радостное настроение.
Чтобы не дать Хоро заглянуть в его мысли, Лоуренс не без усилий прогнал из головы всю грусть и улыбнулся Хоро, которая как раз потянулась за куском вареного карпа.
- Похоже, вареный карп тебе пришелся по вкусу.
- Да, я и не знала, что вареный карп… такой вкусный. Дай еще кусок.
Вареного карпа подали в большом горшке, который стоял далековато от Хоро, поэтому добавку ей клал Лоуренс. Всякий раз, когда он это делал, в его собственной деревянной миске прибавлялось луковиц. Похоже, Хоро не выносила лук даже в вареном виде.
- А где ты раньше ела карпа? Его мало где подают.
- Хмм? В реке, конечно. Карпов легко ловить, они такие неуклюжие.
Вот, значит, как. Хоро была в волчьем обличье, когда ловила рыбу.
- Никогда не пробовал карпа сырым. Каков он на вкус?
- Чешуя застревает в зубах, и костей слишком много. Я всегда завидовала птицам, которые глотали их целиком. Сырая рыба – это не для меня.
Лоуренс попытался представить себе, как Хоро впивается карпу в голову.
Карп был известен тем, что очень долго живет. Церковь считала его священной рыбой, но одновременно называла слугой дьявола. Поэтому в пищу карпов употребляли только на севере.
Конечно же, почитать карпа с его лишь немного большей, чем у человека, продолжительностью жизни, в краях, где живут волки, подобные Хоро, просто смешно.
- Да, пища, приготовленная людьми, хороша. Кстати, хороша не только готовка, но и вся рыба очень свежая, ее наверняка специально отбирали. Этот мальчуган Амати превосходно разбирается в рыбе.
- Он еще так молод, а уже торгует таким потрясающим количеством рыбы.
- А ты, наоборот… что у тебя в повозке?
Взгляд Хоро внезапно потяжелел.
- Э? Там гвозди. Как в этом столе… это не имеет никакого отношения к…
- Я прекрасно знаю, что там гвозди. Я имела в виду, что ты мог бы купить что-нибудь более впечатляющее. О, или тебя напугала неудача в Рубинхейгене?
Лоуренса это замечание немного рассердило, но, поскольку Хоро всего лишь высказала чистую правду, возразить ему было нечем.
Из-за собственной жадности он накупил оружия и доспехов на сумму вдвое большую, чем у него была; это привело к тому, что он оказался близок к полному разорению и к тому, чтобы провести остаток дней в рабстве. Кроме того, Лоуренс причинил большие неприятности Хоро, и из-за него она оказалась в очень постыдном положении.
Учтя все это, Лоуренс принял решение накупить гвоздей на четыреста серебряных монет Тренни – довольно осторожная покупка. Зато в результате он остался с неплохим запасом денег.
- Конечно, мои товары не столь привлекательны на вид, но они дадут нам неплохую прибыль. Кроме того, у меня в повозке не только непривлекательные предметы.
Хоро с щучьей костью в зубах по-кошачьи уставилась на Лоуренса, склонив голову чуть набок.
Лоуренсу пришла в голову гениальная фраза.
Чуть прокашлявшись, он раскрыл рот и громко заявил:
- У меня в повозке есть ты.
Прозвучало вообще-то довольно неестественно, но Лоуренсу казалось, что сказано прекрасно, и он не смог сдержать довольный смешок.
Однако когда он, все еще посмеиваясь и потягивая вино, глянул на Хоро, то увидел, что она перестала уплетать рыбу и сидит, изображая покорность судьбе.
- …Что ж, похоже, это самое большее, на что ты способен, - и она вздохнула.
- Эй, ничего с тобой не случится, если отнесешься с немного бОльшим сочувствием, знаешь ли!
- Если с самцом обращаться слишком мягко, он быстро избалуется. А если он привыкнет к такому обращению и его собеседнику придется раз за разом выслушивать одно и то же, как же это будет скучно.
- Эээ…
Решив, что смолчать сейчас никак нельзя, он попытался возразить:
- Ну хорошо же, с этого момента я…
- Дурень.
Лоуренс замолчал на полуслове.
- Сколько нужно денег, чтобы самец себя нормально вел?
- …
Наморщив брови, Лоуренс принялся безмолвно потягивать вино; но волчица не желала выпускать свою жертву.
- Кроме того, когда у меня грустный вид, ты ведь хочешь быть со мной ласковей, да?
Глядя на невинно улыбающуюся Хоро, Лоуренс не мог найти что сказать.
Хоро была просто-напросто слишком хитрая.
Все, что оставалось Лоуренсу, – возмущенно смотреть на Хоро; та ответила самой великодушной из своих улыбок.
***
К тому времени, когда Лоуренс и Хоро закончили наконец свой давно предвкушаемый полноценный ужин и вернулись в комнату, улицы близ постоялого двора наконец затихли.
Несмотря на то, что к их приезду в Кумерсон солнце уже садилось, степень буйства городских улиц превзошла все ожидания Лоуренса.
Не наткнись они на Амати, Лоуренс, вне всякого сомнения, был бы вынужден обратиться в иностранное отделение своей гильдии с просьбой о помощи в поиске комнаты. А в худшем случае ему с Хоро пришлось бы остановиться в самом этом отделении.
Повсюду на улицах Кумерсона виднелись непонятные соломенные чучела и деревянные статуи. Не только улицы, даже самые узкие проулки были забиты толпами зевак, движущихся следом за скоморохами и музыкантами.
На большой площади в южной части Кумерсона по-прежнему работал рынок – в эти дни он закрывался намного позже обычного. Площадь буквально кипела жизнью; ничего удивительного, ведь сейчас было время городской ярмарки. Даже ремесленники, которым вообще-то было запрещено продавать товары собственного изготовления, выставили лотки вдоль больших улиц, примыкающих к площади.
Лоуренс открыл окно, чтобы охладить свое тело, которое после крепкого спиртного, казалось, все горело. В лунном свете он увидел, что некоторые из уличных торговцев начали наконец-то сворачиваться.
Постоялый двор, комнату в котором Амати нашел для Лоуренса с Хоро, был заведением высшего разряда, одним из лучших в Кумерсоне. Самому Лоуренсу даже в голову не пришло бы здесь остановиться. Комната их была на втором этаже, и ее окна смотрели на большую улицу, проходящую через центр города с юга на север. Сам постоялый двор располагался на углу этой и еще одной крупной улицы, что шла с запада на восток. Как Хоро и желала, в комнате были две кровати. Лоуренс, однако, сильно подозревал, что это явилось результатом сверхнастойчивых усилий Амати.
Хотя это подозрение вновь подарило Лоуренсу легкое ощущение превосходства, в то же время он был благодарен Амати за то, что тот нашел для них с Хоро комнату; поэтому он уставился в окно и решил прекратить гадать попусту.
На широких улицах, похоже, остались теперь одни шатающиеся.
Слегка улыбнувшись, Лоуренс обернулся и обнаружил, что Хоро сидит, скрестив ноги, на кровати, и наливает в свою деревянную кружку еще вина, словно ей было мало.
- Еще раз повторяю: если завтра утром ты начнешь помирать, я и пальцем не шевельну. Ты что, уже забыла, какое похмелье у тебя было в Паттио? – сказал Лоуренс.
- Мм? А, не беспокойся. От хорошего спиртного плохо не бывает, сколько его ни пей. Но если я не буду пить, плохо станет моему сердцу, поэтому как же мне не пить?
Наполнив кружку, Хоро с довольным видом сделала глоток и откусила от ломтя сушеной лососины, оставшегося с ужина.
Лоуренс не сомневался, что если он предоставит Хоро самой себе, она продолжит пить и есть, пока не лишится чувств от опьянения. Однако хорошее настроение Хоро было для него важнее.
А все из-за того, что Лоуренс знал что-то, что никак не мог ей рассказать.
Лоуренс изменил своему обычному торговому пути и заехал зимой в Кумерсон, куда обычно наведывался лишь летом, потому что направлялся на родину Хоро.
И тем не менее Лоуренс ни разу не спросил у Хоро, где именно находится Йойтсу. Хотя название это он прежде слышал, но только в легенде, и потому точное местонахождение Йойтсу для него было загадкой.
Не спрашивал он Хоро потому, что всякий раз, когда упоминалось название Йойтсу, Хоро ностальгически улыбалась, а потом вспоминала, как далеко от нее Йойтсу и в пространстве, и во времени, и ее охватывало уныние.
Самого себя Лоуренс находил в таких случаях бесполезным, и одного этого достаточно было бы, чтобы он не мог решиться заговорить про Йойтсу.
Правда, Лоуренсу показалось, что Хоро не будет так уж сильно расстроена, если поднять эту тему именно сейчас. Приняв решение, Лоуренс уселся за стоящий у стены стол и сказал:
- Да, кстати, пока ты не лишилась чувств от выпитого, я хочу с тобой кое о чем поговорить.
Не скрытые сейчас под одеждой уши и хвост Хоро показали, что она вся внимание.
Взгляд обратился к Лоуренсу секундой позже.
- О чем?
Проницательная волчица, похоже, поняла по тону Лоуренса, что он не просто хотел побеседовать. В уголках губ притаилась легкая улыбка – Хоро явно пребывала в хорошем настроении.
С трудом разомкнув потяжелевшие губы, Лоуренс произнес:
- О твоем городе.
Услышав, как Лоуренс без обиняков перешел сразу к делу, Хоро безмолвно рассмеялась и вновь хлебнула из кружки.
Лоуренс был уверен, что Хоро от его слов посерьезнеет, и такая реакция застала его врасплох.
Лоуренс начал думать, не слишком ли Хоро уже опьянела; но тут она проглотила то, что было у нее во рту, и заявила:
- Все-таки ты не знаешь, где он. Я уже давно догадалась и начала беспокоиться, когда же ты меня спросишь.
Улыбнувшись своему отражению в кружке, она вздохнула и продолжила:
- Ты, видимо, веришь, что от любого разговора о Йойтсу я начинаю печалиться, я угадала? Неужели я кажусь настолько слабой?
Лоуренс собрался было напомнить ей, как она плакала, увидев сон о своем городе, но решил, что это она и так помнит. Хвост Хоро радостно вилял.
- Нет, вовсе нет, - ответил он.
- Дурень, в таких случаях ты должен отвечать «да».
Впрочем, Хоро, судя по всему, получила именно тот ответ, которого ждала. Сейчас, виляя хвостом, она выглядела еще радостнее, чем прежде.
- Тебя такие странные вещи беспокоят. То, что ты наконец-то решился, – это потому, что ты увидел мою реакцию за ужином и решил, что теперь можно? Да уж… какой же ты добряк.
Улыбнувшись немного смущенно, Хоро вновь отхлебнула из кружки и продолжила.
- Не скажу, что твоя заботливость мне так уж неприятна. Впрочем, видимо, можно сказать, что на твой дурацкий вид в такие минуты интересно смотреть. А если бы ты продолжал молчать, пока не выяснилось бы, что мы уже пришли на север, но совершенно не туда – что бы ты тогда делал?
Лоуренс лишь пожал плечами.
- Хорошо. Чтобы не дать мне, с моим дурацким видом, пойти не в ту сторону, не скажешь ли ты, где находится Йойтсу?
Снова потянув из кружки, Хоро призадумалась.
Затем она испустила долгий, тихий вздох.
- Откровенно говоря, я сама плохо помню.
Словно стремясь упредить лоуренсово «ну и шуточки у тебя», она поспешно продолжила:
- Если нужно направление, это я могу сказать легко. Нам туда.
Лоуренс посмотрел, куда указывает Хоро, и тотчас сообразил, что она имеет в виду север.
- Но я не помню, сколько гор нужно покорить, сколько рек перейти, сколько степей пересечь. Мне казалось, что я буду постепенно вспоминать, когда мы подберемся ближе. Я была неправа?
- Ты совсем никаких деталей не помнишь об этом месте? Дорога вовсе не обязательно прямая, а когда мы доберемся на север, найти надежную карту будет совсем непросто. А есть места, куда и вовсе нельзя попасть иначе как обходными путями. Может, ты помнишь, как называются другие города поблизости? Тогда мы попробуем ориентироваться на них.
Поразмышляв немного, Хоро задумчиво приставила указательный палец к виску и проговорила:
- Единственные названия, что я помню, – это Йойтсу и Ньоххира. Был еще… уммм, как же он назывался… Пи…
- Пи?
- Пире, Пиро… о, точно – Пироморден.
Хоро радостно улыбнулась, словно вытащила наконец что-то, что застряло у нее в груди. Лоуренс, склонив голову чуть вбок, сказал:
- Никогда об этом городе не слыхал. Еще какие-нибудь?
- Уммм… городов-то там было много, но не все они имели имена, как сейчас. Нам достаточно было сказать: город по ту сторону такой-то горы – и все понимали, о каком городе идет речь, поэтому названия были не нужны.
Да, Лоуренса эта особенность удивила, когда сам он впервые приехал торговать на север. Тогда он приехал в некий город и выяснил, что название этого города известно лишь путешественникам. Ни горожане, ни те, кто жили поблизости, названия не знали.
Один старик, которого повстречал Лоуренс, даже сказал, что если городу дать имя, это навлечет на него злых божеств.
Под так называемыми «злыми божествами», скорее всего, подразумевалась Церковь.
- Что ж, давай тогда начнем с Ньоххиры. Где она находится, я знаю, - кивнул Лоуренс.
- Это имя тоже навевает воспоминания. Там по-прежнему есть горячие источники?
- Мне доводилось слышать, что, хоть это и языческий город, многие епископы и даже короли втайне ездят туда, на огромные расстояния, специально чтобы понежиться в тамошних горячих источниках, - ответил Лоуренс. – Слухи ходят, что из-за этих источников ни один поход против язычников Ньоххиру не затронул.
- В общем-то, лишь те горячие источники не во власти какой-либо страны, - с улыбкой кивнула Хоро. – В таком случае… - она слегка прокашлялась, затем продолжила. – Если б мы сейчас были в Ньоххире, нам нужно было бы туда.
Хоро указала на юго-запад. Лоуренс чуть расслабился – он опасался, что она покажет дальше на север.
Если бы Йойтсу располагался еще севернее, чем Ньоххира, наверняка снег там не сходил бы даже летом.
И все-таки, если все, что было известно, – это что Йойтсу находился к юго-западу от Ньоххиры – этого было слишком мало.
- А сколько добираться от Ньоххиры до Йойтсу? – спросил Лоуренс.
- Я добралась бы за два дня. На человеческих ногах… не знаю.
Лоуренс припомнил, как ехал на спине Хоро близ Рубинхейгена. Несомненно, Хоро была способна легко и быстро преодолевать любое бездорожье.
Да, если это учесть, область поисков все равно окажется гигантской, даже если известно, что начинать надо от Ньоххиры. Искать в такой огромной области определенный город, а возможно, даже небольшую деревню – все равно что искать иголку в пустыне. Лоуренс был бродячим торговцем, работа которого включала в себя путешествия между небольшими городами, разбросанными повсюду, и именно поэтому он прекрасно понимал, насколько трудная задача им предстоит.
И вдобавок еще это упоминание в услышанной Лоуренсом легенде о том, что Йойтсу был разрушен огромным медведем-демоном.
Если легенда правдива – найти руины города, разрушенного несколько веков назад, будет просто невозможно.
Лоуренс не был аристократом, который мог себе позволить целыми днями ничего не делать. Если он будет уходить со своих обычных торговых путей и шляться по незнакомым землям, его хватит на полгода, а то и меньше. А после неудачи в Рубинхейгене он оказался еще дальше, чем был, от осуществления своей мечты о собственной лавке; тем меньше времени он мог позволить себе потерять.
Пока Лоуренс об этом размышлял, слова, блуждавшие у него в голове, сами сорвались с языка.
- А из Ньоххиры ты сама сможешь добраться? Ты ведь знаешь, в какую сторону идти.
Если Йойтсу лежал всего в двух днях пути от Ньоххиры, то, как Хоро и говорила, она наверняка вспомнит дорогу, оказавшись поблизости.
С этой мыслью Лоуренс и сказал то, что сказал, ни о чем больше не думая. Однако едва слова вылетели из его рта, он тут же понял, что допустил гигантскую оплошность.
Потому что Хоро смотрела на него совершенно остолбенело.
На лице Лоуренса отразилось удивление. В то же мгновение Хоро отвела взгляд.
- Ага… да. Если я доберусь до Ньоххиры, конечно, я вспомню дорогу до Йойтсу, - и она вымученно улыбнулась. Лоуренс все пытался понять, что же не так. Наконец изо рта у него вырвался возглас.
Однажды – это было в городе Паттио – Хоро сказала, что нет ничего хуже одиночества.
Хоро так боялась одиночества. Лоуренс, конечно, не имел в виду ничего дурного, но Хоро все-таки сразу подумала о худшем. Кроме того, она слишком много выпила.
Возможно даже, она решила, что Лоуренсу просто надоело искать ее город. Подумав так, Лоуренс поспешно добавил:
- Погоди минуту, не подумай ничего такого. Если ты сможешь добраться туда в два дня, тогда я могу просто дождаться тебя в Ньоххире.
- Да, этого будет достаточно. Ты отвезешь меня в Ньоххиру, да? Я хотела навестить еще несколько городов.
Разговор продолжился без заминки. Лоуренс, однако, был немного разочарован: он чувствовал, что гладким продолжением разговора он обязан быстроте мысли Хоро.
При кажущейся гладкости беседы где-то в глубине образовалась трещина.
Хоро оставила свой родной город сотни лет назад. Она наверняка хотя бы думала о возможности того, про что Лоуренс слышал в легенде, – что Йойтсу перестал существовать. И даже если не думала – прошло столько лет, одного этого было бы достаточно, чтобы все вокруг переменилось до неузнаваемости. Наверняка в сердце Хоро сейчас царила неуверенность.
Должно быть, ей было страшно отправляться домой в одиночку.
Невинная улыбка, что появилась у нее на устах, когда вкус вина напомнил ей о Йойтсу, – возможно, на самом деле то была улыбка неуверенности.
Если поразмыслить немного, становилось яснее, что чувствует и думает Хоро. Сейчас Лоуренса грызло глубокое раскаяние из-за его бестактной фразы.
- Послушай, я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь. То, что я только что сказал – это бы-…
- Разве я не спрашивала совсем недавно, сколько нужно, чтобы самец себя нормально вел? Ты, не тревожься так сильно обо мне, а то это станет уже неприятно.
С озадаченным выражением лица Хоро натянуто улыбнулась и, поставив кружку на пол возле кровати, продолжила:
- Я просто ужасна, я всех и все сужу по своей мерке. В конце концов, я лишь глазом моргну, а ты и все остальные уже состаритесь. Я все время забываю, что для вас, с такой короткой жизнью, каждый год ценен.
Хоро сидела, окутанная вливающимся в окно лунным светом. Зрелище это на какое-то мгновение показалось Лоуренсу призрачным, ненастоящим; он даже не мог решиться подойти. Он боялся, что если подойдет, Хоро просто исчезнет, словно облачко тумана.
Наконец Хоро подняла голову, которую понурила, когда поставила кружку; на лице ее по-прежнему была неловкая улыбка.
- Ты такой добряк, правда. Когда у тебя такое выражение лица, мне становится неловко.
Что можно сказать в подобной ситуации? Лоуренс никак не мог найти подходящих слов.
Этим вечером в этой комнате между ними двумя пролегла расщелина.
И Лоуренс не мог найти слов, чтобы перекинуть мост через эту расщелину. Даже если он выдумает какую-нибудь ложь, против Хоро это будет бесполезно.
Что еще важнее, из-за последних слов Хоро Лоуренсу стало еще труднее что-либо говорить. Он не мог набраться духа и сказать что-нибудь вроде: «Сколько бы времени это ни заняло, я найду Йойтсу и отвезу тебя туда». Торговцы были существами чрезвычайно практичными – настолько практичными, что произнести что-либо подобное они просто не могли. Для Лоуренса даже Хоро с ее многовековым возрастом была слишком далеким созданием.
- Это я забыла очевидные вещи. Рядом с тобой было так спокойно, и я немного… избаловалась, - застенчиво улыбнувшись, произнесла Хоро, и ее уши смущенно затрепетали. Возможно, эти девичьи слова шли из глубины души.
Только Лоуренс от этих слов счастливее не стал.
Ибо слова Хоро звучали почти как прощание.
- Хех, похоже, я все-таки напилась. Пора в постельку, а то я не знаю, что еще я наговорю.
Однако после этих слов Хоро отнюдь не смолкла. Она все продолжала говорить, словно сама с собой; Лоуренсу показалось, что она просто пытается казаться сильной.
А сам он до самого конца так и не смог ей ничего сказать.
Единственное, о чем мог Лоуренс думать, – что Хоро все же не собрала вещи и не ушла сразу же, как только в комнате установилась угрюмая атмосфера. Вообще-то он не верил, что такое может случиться, но в глубине души чувствовал, что Хоро из тех, кто на такое как раз способен.
Однако он так остро ощущал свое бессилие, что готов был заорать на самого себя.
Ночь пришла безмолвно.
С улицы из-за закрытых деревянных ставней доносился веселый пьяный смех, но это лишь усилило щемящее чувство пустоты в душе Лоуренса.