— Рана там, — Рэлек пытался хоть за что-нибудь в комнате зацепиться взглядом, лишь бы не смотреть на перепуганного мастера и не думать о том, что только что произошло. Вот именно сейчас, в эту вот минуту — не думать. Забыть до поры.

— Давняя рана. Заросла и не болит. Но чуть нажмёшь — на стену лезу.

— Простите, господин…

— Это ты прости. Сам виноват — не упредил.

— Что тут? — в массажную комнату, отстранив любопытствующего, вернулся Нейт. Он бросил на мастера суровый взгляд, под которым бедняга окончательно поник, прямо-таки съёжился, потом проворчал укоризненно:

— Тебя на пять минут нельзя одного оставить, Тихоня, сразу бузить начинаешь. Ну, чего уставились, прохвосты? Всё мирно и чинно, нечего тут таращиться! Пошли отсюда, дружище. Довольно с нас на сегодня перья чистить, уже сейчас — хоть в полёт.

Они оделись и поднялись по лестнице на обширную застеклённую веранду, разгороженную тонкими стенками на небольшие «кабинетики» с дубовыми столиками и парой стульев в каждом. В отведённом им закутке на столе уже возвышался вместительный стеклянный кувшин, по самое горлышко наполненный янтарной жидкостью. Рядом с кувшином стояли две пустые ещё кружки полированного дерева, большая ваза с солёными семечками и орехами, тарелка мелкой вяленой рыбёшки и (о, чудо!) косица копчёного сыра.

— Богато живешь, — несколько отстраненно заметил Рэлек, пытаясь хоть на секунду забыть недавний кошмар. Ответом ему стал… смех…

Резко повернув голову, он увидел радостный оскал на румяном лице. Широкие плечи Нейта вздрагивали от веселья. Но главное — улыбка… Та самая улыбка!..Почти та самая…

До боли сжав кулак, он восстановил самообладание. Сел. Отпил из предупредительно наполненной Нейтом кружки, не чувствуя вкуса напитка. Наконец, выжал из себя вопрос:

— Давно дыру заделал?

— Ты про зуб-то? — Нейт ещё раз улыбнулся с видимым удовольствием. — Да уж два года как. У настоящего мастера заказал, большие деньги отвалил. Настоящая «рыбья кость», между прочим! Был Щербатый, да весь вышел. Так-то вот, Тихоня.

«Это не моя ненависть, — твёрдо сказал себе Рэлек. — Та, к Кладену, ещё может быть моей, а эта вот — точно не моя. Никогда Нейта не ненавидел. Не было такого».

— Мы теперь, дружище, не армейское мясо, — бывший лейтенант «Мотыльков» довольно потянулся и зачерпнул из вазы горсть орешков. — Полковник стал по-настоящему сильной фигурой, да и мы при нём живем — не тужим. Большие дела делаем. А скоро пойдут и того больше.

— Что за дела?

Нейт хмыкнул и замолчал, глядя на Рэлека как-то исподлобья, задумчиво. Потом поинтересовался:

— Где ты пропадал все эти годы, Тихоня?

— Воевал. Продолжил там же, где бросил. А потом — ещё южнее.

— Ясно… а про нас когда узнал?

— Я в Глете случайно, — Рэлеку подумалось, что ещё ни на один вопрос ему не приходилось отвечать так часто, таким разным людям… и со столь раздражающе-похожим результатом.

— Да ну? — осклабился Нейт. — Совсем-совсем случайно? Хе… бывает, бывает… А чем заняться тут думаешь? Или за четыре года скопил больше сокровищ, чем я, пень жареный?

— Вряд ли.

— Вот и меня сомнения берут… да… Как насчёт настоящего дела, Тихоня? Кладену не помешают ребята вроде тебя. Ты же знаешь, он всегда ценил твою руку. Лучше тебя в полку был только Анг.

— Был, — буркнул Рэлек. И увидел, как превратились в щёлочки глаза давнего приятеля.

— Видел его? Когда успел? Поговорили?

— Утром в трактире. Разговор… не сложился.

— Да-а, — Рэлеку показалось, что Нейт кивнул с удовлетворением, — наш Красавчик порядком сдал. Не навоевался, видать. Или наоборот — перевоевал. А может, ещё возьмет себя в руки, как думаешь? Уж лучше бы взял, не то я его, ублюдка пьяного, сам в сырую землю зарою, клянусь Небом.

И снова возникло странное чувство: будто в шутке Нейта слишком мало, собственно, шутки. И слишком много замаскированной под шутку искренности.

— Много ещё наших в городе? — спросил Рэлек, чтобы изменить неприятное ему направление разговора.

— Юрдена ты видел у ратуши. Кроме него ещё четверо, и все под рукой. Куннвенд и Дрожек с самого начала с нами были, но Дрожек осенью в яму сыграл от болячки. Хиз года два назад появился, Тэнгрев и Ольд — прошлым летом. Теперь вот ты… Честное благородное, тебя я видеть рад больше, чем всех этих кретинов вместе взятых!

Нейт привстал и наполнил доверху обе кружки.

— Ты что же, и правда ничего не знаешь?

Рэлек хлебнул пива, разжевал солёную рыбешку… Нейт спокойно потягивал свой напиток, ожидая ответа.

— Когда война закончилась, мой полк был далеко от Ченгри. Я слышал, что Кладен подал в отставку, а «Ночные Мотыльки» разошлись по домам. За все годы никого ни разу не встречал и мало о ком слышал.

— Эх, Тихоня, — Нейт сочувственно усмехнулся, — самое интересное ты как раз и пропустил. Вот ведь попала же тебе тогда вожжа под хвост… Ну да ладно, не будем о том поминать. Дело прошлое… Видел бы ты нас, дружище, четыре года назад, когда мы в эту дыру явились. Из-под Зейна с Кладеном ушли сто тридцать семь, а после бойни у Ченгри осталось всего восемьдесят девять, из них половина — изрубленных в хлам. Но «Сынов Ветра» мы тогда всё ж таки добили, выкосили недоносков подчистую. Через неделю, как гром небесный: перемирие с Пятым Каганатом, а там и мир уже не за горами маячит. «Всё, — говорят, — навоевались братцы, скоро отдохнём». Отдохнуть-то, ясное дело, всем охота… ну, а потом-то как? Ведь дуракам ясно: «мотыльку» фермером не бывать…

«Я тоже так считал, — с горечью подумал Рэлек. — Целых четыре года считал. А надо было тогда, после Зейна, не нашивки лейтенантские Кладену под ноги бросать, а саблю. И уходить не к кондотьерам, а просто уходить. Подальше от войны».

— …Конечно, выжили-то ветераны, самый цвет. Нам любой регулярный полк был бы рад, не говоря уж о наёмниках. Войн на наш век хватит… да… Только полковник снова всех удивил. Уехал на три дня в ставку к герцогу Куно и велел его дожидаться. А как вернулся, собрал тех, кто на ногах твёрдо держался, и говорит: «Не надоело ещё шею за медяки подставлять, бродяги? У кого голова на плечах имеется и между ног не труха, а железо, тем дам шанс забыть о солдатской похлёбке и латы на сюртуки сменить. Да не на абы какие, а из лучшего сукна. Во весь рост подниметесь, и ещё выше». И хлоп перед нами на стол своё прошение об отставке, подписанное самим герцогом. А пока все стояли, онемевшие, да зенки протирали, добавляет: «У меня и другая бумага есть. Но её покажу только тем, кто прямо сейчас решится и со мной пойдёт до конца».

— И пошли? — поинтересовался Рэлек.

— А ты сомневаешься, пень жареный?! От силы дюжина баранов свою удачу разглядеть отказалась, остальные Ласу доверились. Сорок шесть «мотыльков» набралось, не считая самого полковника…

Дальше Рэлек слушал очень внимательно, не пропуская ни слова. Второй бумагой, что Лас показал своим подчинённым, оказался заверенный герцогом Куно указ Парламента о смещении с должности глетского наместника и передачи всех его властных полномочий барону Ласу Кладену сроком на семь лет. Герцог во время войны силу набрал немалую, армия ему доверяла, а что его ждало в родном Союзе? Пышные, но формальные чествования и не менее пышная, но малозначительная должность… пока не представится возможность снова проявить свои дарования полководца в какой-нибудь заварушке.

Перед герцогом встала альтернатива: смириться, либо вступить в нешуточную борьбу за власть с собственным Парламентом. И, зная натуру Куно, было бы странно сомневаться, какое решение он примет. С людьми вроде Ласа и верными солдатами, ещё не остывшими от войны, достало бы сил весь Север перевернуть вверх ногами… а потом, что вероятно, в разгоревшуюся гражданскую бойню вмешался бы Бастион и поставил бы на авантюре отчаянного герцога большой жирный крест.

Когда это было нужно, Куно мог являть окружающим не только решительность, но и крайнюю осторожность в сочетании с хитростью и расчётливостью. Роль кровавого диктатора его не прельщала, открыто воевать за власть он не собирался. Вместо этого герцог с головой ушёл в переговоры с Каганатом, и даже в преддверии мира распустил часть особо потрёпанных в боях полков… из числа самых надёжных и преданных лично ему.

Пятому Каганату уже нечем было воевать, они принимали мир на самых невыгодных для себя условиях. Но переговоры, как ни странно, затягивались. Надеявшиеся на знаменитое великодушие герцога, побеждённые встретили неожиданную для себя упёртость по самым, вроде бы, незначительным вопросам. Куно упрямо настаивал на вещах, казавшихся всем абсурдными, в столице не понимали, что происходит, время шло… А между тем, малые отряды недавних «отставников» возвращались на родину. И всё больше не широкими трактами шли, а в обход их, по бездорожью, через нейтральные и спорные земли.

Парламентарии Восточного Союза сами дали Куно оружие своего поражения, декларировав на время войны главнокомандующему армии Союза самые широкие полномочия. Вплоть до права влезать в дела округов и замещать наместников, не выполняющих обязательства по военным поставкам. Разумеется, обязательства эти полностью не выполнял никто. И, разумеется, мера эта оставалась не более чем средством давления на местную власть. Задумай герцог всерьёз заняться каким-нибудь бароном, ему пришлось бы столкнуться с противодействием всего Парламента, умеющего затягивать принятие любого неудобного решения буквально до бесконечности.

В данном случае жертвой волокиты стал сам Парламент — Куно затягивал переговоры с уже приходящим в отчаяние от его требований Каганатом, а тем временем доверенные люди герцога, сопровождаемые небольшими отрядами отборных солдат, тайком пробирались на север. При них имелись официальные назначения на должности наместников самых значимых округов страны, формально узаконенные парламентариями Союза и подписанные главнокомандующим. Само собой, если бы об этом узнали противники Куно, они успели бы принять меры, перехватили бы посланцев герцога, наложили бы вето на назначения. Но герцог всё сделал тайно, быстро и расчётливо — так, как он привык действовать на поле боя…

— Я с самим Ласом в Глет поехал, — закончил рассказ Нейт. Через тургийские Пустоши — оттуда нас наверняка не ждали. Три недели шли, троих парней там оставили, зато появились в нужном месте и точно в срок. Здешний упырь и охнуть не успел, как оказался в холодной, а кто вздумал ерепениться, тех мы всемером живо угомонили. Непривычные они тут оказались к таким поворотам, совсем закисли без твёрдой руки. Размякли.

«Ещё бы, — мысленно усмехнулся Рэлек, — когда по твою душу являются матёрые головорезы, обученные убивать без раздумий и колебаний, мало кто сможет оказать достойное сопротивление».

Ему не было жаль Парламент, подмятый своевольным герцогом. Если подумать, обретший почти монаршую власть Куно ничуть не хуже сотни спорящих до хрипоты из-за любой ерунды «избранников народа».

— Ты как сюда добрался-то, дружище? — вдруг полюбопытствовал Нейт. — Морем шёл до Эгельборга или вдоль западной границы Пустошей через Млану и Тобург?

— Как вы шёл. Через Пустоши напрямик.

— Один? — Нейт недоверчиво покачал головой. — Ну, коли так, то счастливая твоя голова. Наткнулся бы на разъезд тургов, тебе за «бабочку» на щеке руки-ноги бы переломали и в степи кинули б одного. Мы этих навозников пощипали пару раз, чтобы место своё знали, теперь они от порубежья стараются держаться в стороне, но на своих землях чужаков шибко не любят… м-да… крепко тебе повезло, Тихоня. Так что насчёт моего предложения?

— А что ты предлагаешь?

Нейт моргнул озадаченно, потом всё понял и медленно покачал головой.

— Нет, Тихоня, дело слишком непростое, чтобы о нём вот так вот запросто болтать. Тут я тебе так же скажу, как нам тогда в лагере у Ченгри Коготь говорил: либо ты согласен и весь целиком с нами, либо… извини уж. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Значит, не судьба, — Рэлек пожал плечами.

— Ты не подумал ещё. Пойми, дурилка, тебе такое дважды не предложат.

— С Ласом Кладеном у меня дел больше не будет, — отрезал Рэлек, которому перестал нравиться этот разговор.

— Тогда зачем ты всё-таки к нам заявился?

— Сказано, случай привел.

— Ах, пень жареный! — Нейт хлопнул себя ладонями по коленям, — И верно ведь, ты говорил уже! А я было решил, шуткуешь. Не, правда наобум в Глет пришёл? Ну, тогда давай ещё по одной. За случай.

— За случай, — Рэлек в два глотка допил то, что оставалось в его кружке, и поднялся. — Богато живёшь, Нейт. Красиво. И эль добрый… Намекни, сколько стоит, и я пойду. Дела.

— Обижаешь, — укорил его Нейт, — Я позвал, я и угощаю. И потом… у меня здесь свои расчёты. Личные. Захочешь кости погреть — только свистни, всё будет, как на блюде. А насчет предложения всё же подумай денёк. И учти, Тихоня, только ради тебя время даю, кому другому уже ручкой бы помахал. Цени.

— Сочтёмся, — кивнул ему Рэлек. — Бывай здоров, Щербатый.

— Бывай и ты, Тихоня.

Уходя, он чувствовал спиной пристальный взгляд Нейта.

* * *

Уже на выходе из банного дома, Рэлек едва не столкнулся с высоким господином лет тридцати, одетым во всё чёрное, начиная от сапог и заканчивая перчатками тонкого шёлка. Над левой бровью незнакомца красовался длинный, уходящий под волосы бледно-розовый шрам. А на обшлаге лёгкой кожаной куртки — две алые молнии, вонзившиеся в двойной круг. Адепт Бастиона, чёрный пастырь.

— Прошу прощения, брат, — посчитал нелишним извиниться Рэлек, отвешивая короткий поклон. Пастырь в ответ уставился на него с таким откровенным интересом, что Рэлеку стало маленько не по себе, и он даже усомнился: не брякнул ли что-то такое, что могло быть принято за бестактность? Но спустя секунду «чёрный» вдруг рассмеялся и тоже наклонил в поклоне белокурую, коротко стриженную голову:

— Пустое, брат. Ясного тебе Неба.

На том и разошлись.

* * *

«Я, верно, проклят, — думал Рэлек, шагая по утопающим в вечернем сумраке улицам. — Не понимаю, что со мной, откуда ко мне приходит это. Схожу с ума…»

От выпитого в голове шумело и окружающий мир нет-нет, да норовил качнуться то влево, то вправо. Мысли текли медленно и как бы заторможено, нехотя. Мозг равнодушно спрашивал сам себя: «Что со мной?» и спокойно, даже отстраненно сам себе отвечал: «Схожу с ума».

В какой-то момент появилось ощущение, что за ним кто-то идёт, искоса, будто случайно покалывая вниманием затылок. Хотел даже обернуться, но передумал: «Охота ему — и бес с ним, пусть идёт».

Над головой проступали в темнеющем небе Дракон, Щит Гиганта и Огненное Колесо.

«Жаль, я так и не запомнил их все, Эрвель. Все, что ты показывал мне тогда. Так жаль…»

Пока дошёл до «Тёмного Прыгуна», в голове маленько прояснилось, и неожиданная мысль заставила его остановиться прямо перед входом:

«Мне нечего делать в этом городе. Расклад таков, что либо я с Кладеном, либо мне лучше здесь не мелькать. Ни к чему дразнить собак. Я узнал, что хотел, теперь можно брать ноги в руки и убираться подальше… и это уже не будет похоже на бегство».

— Вердаммер хинт, — пробормотал Рэлек, берясь за дверную ручку, — иногда нужно напиться, чтобы принять трезвое решение.

* * *

Он открыл глаза и долго лежал, пытаясь успокоить дыхание. Воздуха не хватало, сердце колотилось в груди погибающей птицей. Бунтовал желудок. Хотелось сдохнуть… а лучше — заставить сдохнуть тех ублюдков из сна. Удавить одного за другим голыми руками! Сколько их там было? Пятеро? Семеро? Лучше всего запомнились холодные глаза Кладена и похотливая щербатая улыбка Нейта. Остальные вспоминались смутно, какими-то расплывчатыми тенями, глумливо хохочущими, наваливающимися поочередно, вдавливающими избитое тело в ломкий вереск…

Нет, лучше не вспоминать. Больно, муторно, гадко…

«Ненавижу! Ненавижу вас, твари! Нелюди!..»

Рэлек заставил себя обуздать собственные чувства, подчинить их себе все до единого. А чувства чужие отделить, отодрать с кровью и зубовным скрежетом…

«Прочь! Прочь из моей головы! Вас нет! Вы — ложь! Проклятое наваждение!»

Он встал с кровати, подошёл к тазу и долго умывался, плеща в лицо холодной водой. Тошнота понемногу отступила, стало полегче.

«Ещё одна такая ночь, и я просто свихнусь, — мрачно решил Рэлек. — Либо сопьюсь, как Анг, пытаясь отупеть и перестать вообще что-либо чувствовать. Либо отправлюсь к Ласу и прикончу его… а потом всё равно свихнусь».

Есть он не хотел, даже думать о еде было неприятно. И всё-таки решил спуститься вниз, в общий зал. Там, по крайней мере, хоть можно будет увидеть перед собой обычных живых людей и перекинуться с ними парой ничего не значащих слов.

Рассудив таким образом, Рэлек оделся и вышел в коридор.

* * *

Было уже не рано, но большинство столов ещё пустовало, ожидая посетителей, что начинали подтягиваться лишь ближе к вечеру. Наверное, именно поэтому он заметил его сразу — сперва внимание привлекло чёрное пятно на том самом месте у окна, что Рэлек облюбовал для себя вчера. Он бросил более внимательный взгляд, и за смутным неудовольствием неожиданно пришло узнавание. Пастырь! Тот самый, с которым он давеча столкнулся возле «Жаркого часа»! Вот так совпадение… Совпадение ли?

Высокий блондин в чёрном одеянии изволил завтракать тушёным мясом с картофелем и зеленью, маринованными грибами и белым овечьим сыром, запивая всё это красным вином из высокого стеклянного бокала (оказывается, водились и такие у Гарбиуса, не иначе — для особых гостей).

Рэлека пастырь тоже заметил и особого удивления не выказал. Приподняв приветственно бокал с вином, он весьма недвусмысленно указал им на пустующую скамью напротив. Дескать, «присаживайся». И Рэлек почему-то решил приглашение принять. Он не испытывал к Бастиону ни большого почтения, ни какой-то особой неприязни. Обычно предпочитал просто держаться подальше от людей в чёрной одежде, помеченной алыми молниями. Впрочем, так поступало большинство, да и сами адепты Ясного Неба не больно-то подпускали к себе посторонних, пребывая в своём собственном замкнутом мирке и поглядывая оттуда на окружающих с раздражающим высокомерием.

В другое время Рэлек десять раз подумал бы, прежде чем заводить разговоры с «чёрным»… и, скорее всего, не стал бы подсаживаться к нему за стол. От греха подальше. Но сейчас он был по-настоящему напуган и растерян, не понимал, что с ним творится, и готов был говорить с кем угодно, лишь бы не оставаться наедине с собственной паникой. Есть он всё ещё не хотел, поэтому заказал Гарбиусу кружку пива — просто чтобы не сидеть перед жующим чистильщиком за пустым столом.

— Вольд, — представился блондин в чёрном и расщедрился на улыбку, приправленную иронией ровно настолько, чтобы она не показалась собеседнику откровенно насмешливой. — А твоё имя я, представь себе, уже знаю. Рэлек, не так ли?

Получив сдержанный кивок, пастырь продолжил:

— Мне почему-то показалось, ты не прочь поговорить.

— Мне тоже так показалось, — парировал Рэлек.

Вольд негромко хмыкнул и, подцепив вилкой ломтик картофеля, принялся его разглядывать так внимательно, будто перед ним было нечто очень необычное и прежде не виданное. Потом вдруг спросил:

— Плохо спал этой ночью?

«Неужто, заметно?» — Рэлек поморщился, а вслух спросил:

— Ты чующий?

— Что? — выказал удивление Вольд и тут же снова улыбнулся: — Ах, нет… увы, я не ментат. Среди мужчин достойные ментаты вообще редкость. Я всего лишь скромный витал. Целитель. Но если толком не видишь, что у человека внутри творится, как его прикажешь лечить? Э?

«Ага, — подумал Рэлек с неудовольствием, — ты мне ещё расскажи про то, что целители у вас в Бастионе — вроде мальчиков на посылках. Ну-ну…»

— Мне-то почём знать? — мотнул он головой. — Я лечить не обучен. Поуродовать — другое дело.

Вольд негромко рассмеялся. Можно было подумать, что у него и впрямь отличное настроение, вот только во взгляде чистильщика угадывалась настороженность, никак не подходящая к внешней беспечности.

— Стало быть, ты головорез, брат Рэлек. Что ж, сгодится и головорез… лишь бы своя голова на плечах имелась. Хе-хе… У меня к тебе есть интересное предложение.

— Ты предлагай. Интересное оно или нет — то я сам решу.

— Резонно, — Вольд прищурился на собеседника, будто прицелился. — Обмен предлагаю. Взаимовыгодный. Ты мне расскажешь кое-что, а я… я тебе помогу с твоей бедой управиться.

Рэлек почувствовал легкий озноб от этих слов.

— С чего ты взял, что у меня беда?

— Если бы не было беды, ты бы за мой стол не сел.

— Ты позвал, вот я и сел.

— Нет, брат Рэлек, — Вольд наклонился вперёд, и глаза у него вдруг стали очень серьёзными, а улыбка на губах вовсе перестала значить что-либо, кроме обычной маски для окружающих.

— Нет, — повторил он, — не сел бы. Я таких, как ты, повидал на своём веку: вас пальцем не поманишь, как щенят голодных. Вы не щенки, вы — волки-одиночки, всегда сами по себе и цену свою знаете хорошо. Но даже одиночкам иногда нужна помощь.

Пастырь снова откинулся на спинку стула и принял расслабленный вид. Рэлека так и подмывало ответить, что таких, как Вольд, он тоже перевидал немало — самоуверенных, дерзких, знающих цену не только себе, но и другим. Случалось ему таких прямо в гробу видать, уже готовых к отправке на корм земляным червям… Нарушать планы людей вроде Вольда — это особое удовольствие. Сказать им «нет» на любое их предложение, даже самое щедрое, и посмотреть, как что-то изменяется у них в лице…

Он вдруг очень ясно, отчётливо вспомнил искажённое похотью лицо Нейта. Красное, с бисеринками пота на сломанном носу…

— Ты… правда можешь помочь? — выдавил Рэлек неохотно.

— Я привык играть честно, — пожал плечами «чёрный». — Если бы не мог, не стал бы и предлагать. Впрочем, у тебя ведь нет причин верить мне на слово… Давай сделаем так: я даю тебе слово, что уже сегодня ты сможешь спать без опасения увидеть… уж не знаю, что ты там видишь в своих снах.

Вольд вопросительно приподнял бровь, и Рэлек решился.

— Там убивают… — сказал он. — Двоих людей.

— Ты их знаешь?

— Нет, — Рэлек скривился, — не знаю, не видел никогда… Правда, во сне их тоже не вижу. Я… во сне я — это они… То один, то другой.

— Любопытно, — заметил Вольд. — А тот, кто убивает…

— Их трое. И… да, их знаю, если ты об этом.

— Твои друзья? Враги?

— Раньше по-всякому было. Сейчас — никак.

— Стало быть, просто знакомые, без особой привязанности, но и не враждуете… Так-так… А ты кого-нибудь из них видел недавно?

— Видел.

— И как?

— Чуть за нож не схватился, — признался Рэлек и попытался объяснить, сбиваясь через слово: — Я… в общем, только когда лица их увидел, только тогда будто «вспомнил». И так явственно, что… словом, едва руку удержал. Во сне я их… как бы иначе вижу. Наяву не так совсем.

Объяснение вышло непривычно многословным и каким-то по-ребячески сумбурным. Раздосадованный на себя самого, Рэлек нахмурился и замолчал. Но Вольд всё прекрасно понял. Он с рассеянным видом отправил в рот кусочек жаркого и проглотил, не жуя; затем поднял бокал, подержал его на весу пару секунд и, не донеся до рта, поставил обратно. Потом целитель снова взглянул на собеседника — как-то по-особому взглянул, словно кинжал всадил с размаху. Через нутро холодком протянуло, стало неуютно. Рэлеку показалось: его в единый миг вывернули наизнанку и изнутри каждую косточку, каждую жилку очень быстро и внимательно рассмотрели. И, похоже, «чёрный» увидел где-то там, внутри Рэлека всё, что хотел, поскольку удовлетворенно кивнул и заявил:

— Очень, очень любопытно… Хотя что-то в этом роде я заподозрил ещё вчера, когда мы встретились у бани.

— Может, теперь и меня просветишь? — вопрос прозвучал, пожалуй, грубовато, но Вольд не обиделся.

— Поздравляю, брат Рэлек, — сообщил он не без иронии. — Кто-то тебе «хвостик накинул», сделал «подсадку» из чужих, либо вовсе выдуманных воспоминаний. Очень сильную, надо сказать, «подсадку». Да-а, лихо сработано, ничего не скажешь. Воспоминания приходят во сне, мучают, но по пробуждении ты помнишь лишь то, что тебе положено помнить: боль, страх… что ещё?

— Беспомощность, — Рэлек даже зубы стиснул, вспомнив это безнадежное отчаяние жертвы, уже не надеющейся на спасение.

— Вот-вот, беспомощность… Вспоминаешь ты конкретные лица только тогда, когда они оказываются перед тобой наяву. И сразу, как ты сам сказал, за нож хватаешься… Понял, куда я клоню?

«Да уж яснее ясного, — с горечью подумал Рэлек. — Кто-то моими руками решил покончить с Кладеном и его ближайшими дружками. Кому-то старина Коготь попёрек горла встал… И почему я не удивлён?»

— Кто? — спросил он вслух.

— Вот это уж не ко мне, — развёл руками Вольд. — Будь я ментатом, мог бы потянуть за ниточку, которой тебя повязали. Но, увы, чего не могу — того не могу.

— А что можешь?

— Могу закрыть «подсадку» временным барьером. Сны видеть перестанешь по меньшей мере на неделю. Будет время съездить… м-м-м… Да хоть в тот же Тобург. Там есть наша миссия, при ней состоит толковый ментат, мой хороший знакомый. Я напишу рекомендательное письмо, с которым он тебя примет. Тогда уж и от «подсадки» совсем избавишься, и узнаешь, быть может, кто тебя ею одарил… Хотя, если за «хвостик» кто-то держит с той стороны, а это наверняка так, он оборвёт все связи раньше, чем их успеют отследить.

— Жаль, — Рэлек поморщился. — Хотелось бы… узнать. Ты правда избавишь меня от снов?

— Избавлю, — подтвердил витал, — но не раньше, чем ты мне тоже что-нибудь дашь. Я уже кое-что для тебя прояснил и могу повторить ещё раз: твоя бедапоправима, и я её обещаю поправить. Поверь, выбор у тебя небогатый. Ты, конечно, можешь попытаться найти в этом городе практикующего ментата, не связанного с Бастионом, и выложить ему немалые деньги за снятие «подсадки». Только учти: времени у тебя остаётся не так уж много. Кто бы ни сделал тебе этот «подарок», он на силу внушения не поскупился; видать, рассчитывал на быстрый результат. Давление на твой рассудок возрастает с каждым твоим сном-видением. Если продолжишь сопротивляться ему, оно так и будет возрастать, пока не сломает тебя изнутри. Поддашься — рука твоя уже не остановится, схватившись за нож. Так или иначе, либо умрут те, кого ты должен убить, либо умрешь ты сам. Честно говоря, удивлён, что ты вообще ещё держишься — похоже, у тебя очень недурная сопротивляемость. Наследственная, возможно… Ну, что думаешь? Решай, брат Рэлек. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Это ведь честная сделка, не так ли?

— Согласен, — скрепя сердце, признал его правоту Рэлек. — Спрашивай, что хотел.

— Вот и славно, — Вольд провел ногтем мизинца по бокалу, отчего стекло издало тонкий мелодичный звук. — Чем ты занимался последние два года, «мотылёк»?

Вопрос оказался неожиданным. Мягко говоря, неожиданным. Впрочем, когда имеешь дело с чёрными пастырями, лучше ничему не удивляться. Поколебавшись всего секунду, Рэлек ответил:

— Сперва Кезис, Четвертый Вольнонаёмный полк лёгкой пехоты. Потом — Южный Хед, «Песчаные Буйволы»…

— Резал повстанцев Фарадиха?

— Воевал.

Вольд хмыкнул с сомнением, но Рэлек злость выказывать не стал. Всё равно без толку.

— Почему вдруг подался на север? В песках Хеда наёмники ещё долго будут в цене, а здесь для них работы негусто… пока.

— Устал.

— Просто устал?

— Просто.

— От чего? От песков? От… войны? От чернокожих генералов?

— И от змей — тоже.

Позабавленный ответом, Вольд фыркнул, но тут же снова стал серьёзным.

— Итак, из пустыни — на север… Откуда ты родом, Рэлек?

— Из Гезборга.

— Хм… Значит, от Хеда плыл на корабле вдоль побережья?

— Нет, — копившееся раздражение едва не прорвалось наружу. Какого беса надо этому «чёрному»?! Если хочет узнать, как и зачем Рэлек оказался в Глете, пусть просто спросит. Отвечать на этот вопрос в последнее время уже вошло у Рэлека в привычку: «Случай привел… Случайно заглянул… Попался на пути…» А что всем им ещё говорить? Не рассказывать же, что в Гезборге и Пограничье для него давно не осталось ничего привлекательного, что Глет ничем не лучше и не хуже других городов Союза, что единственной серьёзной причиной тащить кости в этот проклятый город стали слова Рыжего Эйба: «Если доведётся заглянуть в Глет, узнаешь, что ребята вроде нас с тобой там надолго без работы не останутся». И это — всё. Точка.

— Я прошёл через Пустоши, — спокойно объяснил Рэлек. — Мне показалось — так будет быстрее.

— Однако… впрочем, почему бы и нет, — Вольд, в отличие от Нейта, был само хладнокровие. — Какие у тебя дела с господином наместником?

— Никаких.

— Уверен?

— Знай я, что здесь заправляет Лас Кладен, держался бы отсюда подальше.

— Заба-авно, — протянул Пастырь. — Ты говоришь, что не имеешь дел с Ласом, однако приезжаешь в город вместе с его людьми.

«Вот оно что, — Рэлек внутренне напрягся, — Похоже, этот малый знает про меня куда больше, чем я думал. За мной следили? Или следили за обозом Дмирта? Или ещё проще — наблюдают за всеми, кто въезжает в город?»

— Зачем мне врать? — он пожал плечами, демонстрируя недоумение. — Я встретил обоз в лесу, и меня просто довезли до города.

— Любезность исключительная, учитывая характер их груза.

— Я не знаю об их грузе, — отрезал Рэлек, — на этот счёт они помалкивали. А меня на телегу пустили из-за этого, — он демонстративно повернулся к виталу правой щекой. — Я, пока Ласа не увидел, сам понять не мог, откуда такое почтение к «ночным мотылькам».

— Ты встречался с Ласом Кладеном?

— Просто видел на площади. Слышал, как его назвали «господином наместником». Точка.

— Так-так… — целитель почесал пальцем кончик носа. — Значит, тебя приняли за человека Ласа… Может быть, может быть… Говоришь, что не знаешь, какой груз везли наместнику…

Вольд прищурился с хитрецой.

— Но ведь ты не дурак, Рэлек. Может, что-то кто-то сболтнул? Или сам о чем-нибудь догадался?

«Я ведь не нанимался в шпионы к пастырям. Я ничем им не обязан. Если они почему-либо интересуются Кладеном — это их дело, не моё…»

— Спирт, — нехотя произнёс он.

— Что?

— На возах были какие-то мешки и бочонки. Думаю, в бочонках везли спирт.

— А в мешках?

— Точно не знаю… Но старшина упомянул разок тухлые яйца.

— Та-а-ак, — протянул Вольд, откидываясь назад. — Вот и ниточка… Одна-а-а-ако… Ты знаешь, брат Рэлек, для чего нужны спирт и сера?

— Сдаётся мне, спирт и сера много для чего нужны.

— Это верно. Скажем… порох делать. Ружейный.

— Зачем? — Рэлек с сомнением покачал головой. — Кладен — не сумасшедший.

— Разумеется, нет. Он просто очень, очень верит в силу одного человека…

Вольд фыркнул и замолчал. На лице его играла тонкая, чуть отстранённая улыбка, пальцы медленно гладили стекло бокала. Он походил на лису, поймавшую и съевшую большого жирного суслика.

— Ладно, Рэлек, — сказал, наконец, витал, — на этом мы закончим. Считаю, ты свою часть сделки выполнил. А я, само собой, выполню свою. Скоро снова будешь радоваться жизни и в охотку резать чужие головы. Если повезёт, может, даже узнаешь, кто тебя пытался натравить на твоих бывших друзей.

— Уже сам догадываюсь, — буркнул Рэлек, думая о вчерашнем разговоре с Нейтом, о связи Кладена с герцогом и о врагах Куно в Парламенте — они вполне могли попытаться лишить герцога поддержки самых верных из его людей…

— Вот как? — с вялым любопытством отозвался Вольд, все больше уходящий в собственные мысли и теряющий интерес к сидящему напротив «мотыльку». — Что-то вспомнил? Это, кстати, тоже неплохой способ — банально порыться в собственной памяти и сопоставить факты… Давно ты начал сны видеть?

— Дня три… может, четыре назад.

— Однако же, совсем недавно, — Пастырь хмыкнул, явно озадаченный. — И уже при встрече с «мишенью» за нож готов хвататься? Си-и-ильно тебя всё-таки подцепили. И весьма. Кто-то с очень хорошими ментальными способностями. Непохоже, однако, что кроме «подсадки» тебе ещё и закрывали часть памяти, чтобы убрать образ внушавшего. То ли исподволь работали, то ли просто не посчитали нужным возиться… Вспоминай, брат Рэлек. Если времени прошло немного, то и вспомнить будет легче, с кем встречался, кого видел. Необычные встречи были?

— Была одна, — буркнул Рэлек, и правда силясь что-нибудь припомнить. — Необычнее не придумаешь. Столкнулся в лесу ночью. Вроде, тогда первый раз сон и увидел… Нет, не первый, первый был накануне…

— С кем столкнулся-то?

— С «душеедом».

— Ого! — Вольд недоверчиво уставился на него… и вдруг расхохотался, почти беззвучно, но явно без прежнего притворства, искренне. — О-хо-хо! Уморил, брат! Ты что же, часто видел «душеедов»?!

— Не приходилось, — вынужден был признать Рэлек.

— Вот и мне не приходилось, представь себе, — витал покачал головой. — А уж я, поверь, выродков повидал — тебе и не снилось. Вот с чего ты взял, родной, что видел именно «душееда»?

«И в самом деле, с чего? — лишь теперь спохватился Рэлек. — С того, что перед этим как раз мужики о них у костра говорили? Вот и пришло в голову…»

— Опиши хоть его, — в улыбке целителя сквозила снисходительность мастера перед дилетантом. Уняв мимолётное раздражение, Рэлек рассказал о той памятной ему встрече и, как мог, подробно описал сидевшего на поваленном дереве голого бродягу. По мере его рассказа улыбка Вольда становилась всё бледнее и вскоре вовсе сошла на нет. Пастырь выглядел по-настоящему озадаченным.

— М-да… По описанию похоже, однако. Ты не перестаёшь меня удивлять, брат Рэлек. Просто-таки кладезь сюрпризов, клянусь Небом. Удача твоя из редких будет, и грех ей не попользоваться для благого дела.

— Так кто это всё-таки был?

Вольд потер нос и призадумался. Ответил он не сразу.

— Тот самый и был, о ком мы тут говорили… М-да… По принятому в Бастионе «Классификатору» — фельх. В народе их кличут «душеедами», а мы между собой чаще зовём «душеловами».

— И в чём разница? — не удержался поддеть «чёрного» Рэлек.

— В количестве букв, — отрезал тот. — Уверен, бредней крестьян и страшных сказок ты знаешь предостаточно. Желаешь и дальше оставаться в мире благоглупостей или будешь просвещаться, пока я в настроении просвещать? Э? То-то же… Само собой, принятое у нас название правильнее отражает суть этих созданий. Душа человеческая — не кусок мяса, её не сжуешь в охотку под пинту кезийского.

Витал демонстративно ткнул вилкой в бокал с вином и поинтересовался:

— Ты верующий человек, Рэлек? Сдается мне, догматы Ясного Неба — вовсе не первое, что ты вспоминаешь по утрам. Я угадал? Ладно, не отвечай, здесь не исповедь, а я не легат… Вернёмся к душе. Или, если угодно, к нашему эфирному телу, содержащему в себе всю суть нашей личности. Она — объект нематериальный, незримый и от человека до самой смерти неотделимый. А как насчёт «после смерти»?

— Покамест не проверял, — хмыкнул Рэлек.

— Ничего, проверишь ещё, — без намёка на улыбку заверил его Вольд, — всем нам эту проверку не обойти. И может статься, что доведется тебе, перейдя последнюю черту, не раствориться мгновенно в небесном сиянии, а налюбоваться вдоволь на собственное бездыханное тело. Потому как ты, брат Рэлек, не из тех, кто покидает эту юдоль грехов в мире и спокойствии. Ты — человек страстей, а страсти «уплотняют» душу, делают её «тяжелее», сильнее привязывают к бренной плоти. Чем больше ты ценишь жизнь, тем труднее тебе с ней расстаться. А того хуже, если смерть придёт слишком тяжело, слишком болезненно и внезапно. Боль, ненависть, ужас, отчаяние — они способны приковать душу к земле и не отпускать достаточно долго.

«Достаточно для чего?» — подумал Рэлек, но спрашивать вслух не стал. Остерёгся. Да и целитель не затянул с пояснениями.

— Итак, вернёмся к нашим «душеловам». Иначе — фельхам. Ещё столетие назад пастыри об этих выродках знали куда меньше, чем о каких-нибудь «жнецах» или скрайтах. Слишком мало было сведений. Одно время и вовсе считалось, что живут они только в страшилках, коими деревенские мамаши своих детишек потчуют. Но потом у нас всё же смекнули, что даже в нелепых сказочках может оказаться малая толика истины…

Рэлек слушал «чёрного» со смешанными чувствами. В разное время он наслушался рассказов о людях Бастиона, но самому до сего дня не приходилось проверять их истинность. И вот перед ним сидит в обманчиво расслабленной позе человек с красными «молниями» на чёрной одежде и рассуждает о священных материях. Вальяжно рассуждает, небрежно, почти цинично… Но попробуй ответить ему в таком же духе — враз получишь суровый укорот. Это на себе проверяли многие; случалось, обретали опыт в ущерб собственному здоровью. То, что дозволено избранным, то избранные не дозволяют больше никому… Странные всё-таки люди, эти пастыри. Страшные. В чём-то по-настоящему безумные. Невероятно могущественные. И при этом — отчаянно уязвимые на избранном ими поприще. Чистильщикам прощают многое; именно прощают, а не смиряются перед превосходящей силой — ибо мало кто из них умирает в своей постели от старческих немощей.

— Больше ста лет назад, — продолжал рассказывать Вольд, — у нас к фельхам появился серьёзный интерес. Такой, что даже награду объявили среди вольников за поимку живого «душелова»…

— И? — не удержался от вопроса Рэлек. Ответом ему было холодное высокомерие в глазах «чёрного».

— Глупо ставить под сомнение возможности Бастиона, мой друг. Само собой, нескольких тварей отловили и доставили для изучения в Нойнштау. И скоро там знали о фельхах всё… или почти всё.

Вольд с задумчивым видом отпил из бокала, покатал напиток на языке и медленно проглотил.

— Когда-то давно «душеловы» были людьми. Ты сам мог убедиться, что они и теперь похожи на нас. Это сходство, само собой, только внешнее. Тело фельха намного совершеннее человеческого — оно сильнее, гибче, его жизненные силы поистине невероятны. Фельх может всего лишь за несколько часов залечить рану, от которой ты или я неминуемо умрём. Мелкие царапины и ушибы бесследно затягиваются на нём за какие-то минуты. Два «душелова» из тех, что когда-то привезли в Восточную Цитадель, пережили не одно поколение своих тюремщиков. Сам я, правда, их не видел, но мне говорили, будто выглядят они сейчас по человеческим меркам лет на сорок, не более.

— Они всё ещё живы? — впервые Рэлек по-настоящему изумился. Всё, что перед этим рассказывал о «душеедах» Вольд, он так или иначе слышал раньше.

— Более чем живы, — усмехнулся, довольный произведённым эффектом пастырь. — Можешь быть уверен, они и нас с тобой переживут. Только вдумайся, за сотню лет ни один из них не заболел даже обычной простудой. Это ли не воплощение мечты о телесном совершенстве?

— Плата слишком велика, — Рэлек позволил себе небольшой сарказм, и Вольд его, конечно же, уловил.

— Ирония судьбы, не так ли? По сути своей фельхи — не более чем животные. Человеческий рассудок не перенёс того адского горна, где закалялись их сверхтела, он выгорел дотла, остались лишь самые примитивные желания и звериные повадки, помогающие «душеловам» выживать за Межой. И всё-таки у них есть один крохотный шанс…

Рэлек слушал очень внимательно.

— Видишь ли, у фельхов не только физические тела превосходят человеческие. Не имея разума как такового, они имеют врождённые способности, которым завидуют наши ментаты. Они крайне восприимчивы к чужим эфирным телам, могут их чувствовать на расстоянии и даже некоторым образом взаимодействовать с ними. Отсюда их легендарная неуловимость: не имея звериного нюха, выродки издалека угадывают приближение человека, а при случае способны и повлиять на него. Скажем, заставить пойти другой дорогой или «глаза отвести» охотнику. Собственно, если бы сто лет назад поимкой фельхов не занялись ментаты Бастиона, мы бы до сих пор только мечтали их для изучения заиметь. Так-то, брат Рэлек.

От пристального взгляда «чёрного» некуда было деться. И ведь без слов ясно, о чем думает Вольд: «Тебя неуловимый выродок подпустил вплотную, брат Рэлек… почему?» Впрочем, открыто допытываться витал не спешил, видимо и сам понимал, что ответ на этот вопрос его собеседник хотел бы узнать не меньше, чем он.

— Почему всё-таки «душеловы»? — рискнул нарушить повисшую паузу Рэлек. Вольд пояснил:

— Я ведь уже говорил, что люди умирают по-разному. Кто-то легко прощается с жизнью, а кого-то вырывают из неё жестоко и болезненно. Такая душа отнюдь не сразу отбрасывает ненужные уже ей материальные связи. Её «плотность» уменьшается слишком медленно, иногда — фатально медленно. Такая душа никак не хочет смириться с неизбежным, она жаждет вернуться в прежнее состояние, снова обрести оболочку из плоти и крови. Иногда эта жажда оказывается настолько сильна, что в материальном мире эфирное тело «уплотняется» до состояния, при котором его может различить человеческий глаз. Ты наверняка слышал рассказы о таких случаях.

— Призраки.

— Верно. Из сотни никчемных выдумок о них одна-две на поверку вполне могут оказаться правдой. И лучше всего это, несомненно, известно «душеловам». Ведь ни один ментат не умеет так ясно «видеть» эфирные тела. Как привязанные к ещё живущей плоти, так и свободные от неё. Собственное эфирное тело фельха — очень тонкое и неустойчивое, души как таковой у него нет, есть лишь её зародыш, подобный чистому листу бумаги, не способному самостоятельно стать книгой. И вот представь себе, что получится, если фельх окажется поблизости от души, отчаянно тянущейся к ушедшей жизни? Концентрат человеческой личности и податливое, изменчивое эфирное тело фельха? Квинтессенция страстей без возможности удовлетворения желаний, и живая плоть, этих желаний не знающая… Ну же, Рэлек, прояви фантазию!

Рэлек качнул головой — движение скорее инстинктивное, чем осознанное. На фантазию он не жаловался, но и проявлять излишнюю догадливость не торопился. Вольд вздохнул с показным разочарованием:

— Просто удивительно, до чего ты, братец, несообразителен. А между тем, аллегория отнюдь не сложна: напитанный чернилами печатный пресс и чистый лист бумаги. Сама по себе бумага ничего не значит, но прикосновение пресса превращает девственно-белый лист в гравюру или страницу книги. Так и душа человека записывается на тонкое полотно протодуши фельха. И «душелов» обретает сознание, которого прежде не имел — сознание погибшего человека.

Вольд снова отпил из бокала и блаженно улыбнулся, явно наслаждаясь не столько вином, сколько произведённым эффектом. А Рэлек смотрел на него и не знал, что сказать. Поведанное пастырем должно было потрясти его, но почему-то в голове упрямо бился один-единственный вопрос: «С чего это он вздумал со мной откровенничать? С какой стати ему это нужно?»

— Не обольщайся, брат Рэлек, — целитель, даже не будучи ментатом, без труда почувствовал настороженность собеседника и правильно понял её причины. — Я не рассказал тебе ничего такого, что среди нас считалось бы великой тайной, недостойной посторонних ушей. Другое дело, я бы вовсе не стал с тобой говорить… если бы не крайняя необычность твоего случая.

— Значит… — Рэлек только теперь понял куда клонит «чёрный» и похолодел: — Значит, по-твоему, это «душелов» мне… как ты говоришь? Привесил…

— «Подсадку», — Вольд кивнул. — Похоже на то. И это, должен признать, момент прелюбопытнейший. Очень похоже, что ты, братец, встретился не с простым «душеловом». Есть ведь страсти и посильнее тяги к жизни. Например, жажда мести. Вернее сказать, подчас именно желание отплатить за причинённую боль заставляет до последнего цепляться за жизнь. Похоже, твои знакомцы кого-то сильно обидели… хех… буквально до смерти. Но душа бедолаги всё-таки обрела новое тело… да какое тело!

— Что ж он с таким телом сам не идёт свое правосудие вершить?

На это Вольд пожал плечами:

— Кто знает, как долго эфирное тело погибшего пребывало в «свободном» состоянии? Судя по твоему рассказу, от прежней личности в нём осталось не так уж и много. Фельхи по природе своей неагрессивны, они даже мяса не едят; вобрав в себя останки человеческой души, этот «душелов» ведёт прежний звериный образ жизни. Инстинкты заставляют его держаться от людей подальше, но внутри занозой острой засела чужая, заёмная жажда мести. Сколько она ждала своего часа — не знаем ни ты, ни я. Терпение — великая добродетель…

Вольд подмигнул собеседнику.

— Наш «справедливец» всё-таки дождался, брат Рэлек. Тебя дождался. Фельхи, как я говорил, очень сильные ментаты, а ты в это время, быть может, ещё и вспоминал кого-то из своих знакомцев. Он уловил твою связь с ними и воспользовался этим — выбрал тебя орудием мщения.

— Как ты его назвал? — вспомнился вдруг разговор обозников у костра, они тоже называли так легендарного выродка… справе…

— «Справедливец», — повторил Вольд, — так мы их называем — фельхов, заполучивших в наследство вместе с душой желание восстановить справедливость. Сказать по правде… Ты всё-таки отчаянный везунчик, брат Рэлек.

— Врагу такое везение.

— Ты просто ещё не понимаешь своей удачи. Если ты и впрямь столкнулся со «справедливцем» — а это, скорее всего, так и есть… Эх, да многие полжизни бы отдали, лишь бы поменяться с тобой местами!

Рэлек покосился на целителя с подозрением: не насмехается ли? Нет, тот был серьёзен, разве что слегка возбуждён. Видя его непритворное недоумение, Вольд вздохнул:

— Ладно, открою все карты. Но с тебя за это причитаться будет, братец.

И возразил бы, да уже затянуло в омут — не выплывешь. Всё, что Рэлеку оставалось — согласно кивнуть. Мол, «не наивный, понимаю». Тогда «чистильщик» снова наклонился вперед и пояснил негромко:

— «Одушевлённый» фельх — редкость исключительная. Достоверно Бастиону известно всего лишь о четырёх или пяти подобных случаях. И ни разу ещё такого не удалось заполучить живьём. А ведь проверяли сотни слухов, отрывали от дел самых лучших охотников — тщетно всё, ни одной удачи за добрую сотню лет. И если сейчас через тебя таки получится отследить ниточку связи и поймать «справедливца»… В общем, даю слово: чёрные пастыри не поскупятся. Сможешь жить безбедно до конца своих дней, «мотылёк», ещё и детям твоим останется.

Почему-то Рэлек поверил ему. Пусть витал явно недоговаривает, пусть звучит всё это как небылица о кладе, невзначай найденном посреди голой степи… Но вот поверил, и точка.

— Хорошо, — сказал он, просто чтобы хоть что-то сказать, — я подумаю.

— Подумай, подумай, — Вольд недвусмысленно усмехнулся. И дураку стало бы ясно: если Бастиону впрямь так важен «справедливец», от Рэлека «чёрные» уже не отстанут. Небось, сам Вольд и занялся бы уламыванием «мотылька», кабы не другие более срочные и важные дела.

— Что ж, брат Рэлек, — целитель отодвинул недопитый бокал и поднялся, — не будем тянуть с нашим делом. Если ты не возражаешь, займёмся тобой прямо сейчас.

Рэлек тоже встал. К своему пиву он так и не притронулся. Взглянув на его напрягшееся лицо, Вольд весело фыркнул:

— Нет, не здесь, конечно. И не в твоей комнатёнке наверху. Придется прогуляться до моего жилища, мне там кое-что может понадобиться… Не дрожи, это будет не страшно. Самое страшное — уже позади.

И витал весело подмигнул нахмурившемуся «мотыльку».

Когда они выходили из трактира, Рэлек поймал на себе чей-то взгляд, цепкий и недобрый. Он обернулся, но человек уже смотрел в сторону — обычный прохожий, кутающийся от сырости в длинный серо-зелёный плащ. Наверное, парень просто не любит пастырей, а за компанию и тех, кто с пастырями дружит. Ничего особенного, вроде, но на душе отчего-то стало тревожно.

* * *

Дождём сегодня город не поливало, зато улицы заполнил туман — сырой, холодный и на удивление густой. В семи шагах фигуры людей уже теряли чёткость очертаний, в пятнадцати — представлялись не более чем движущимися в белой пелене размытыми тёмными пятнами. Несмотря на плащ, Рэлек быстро продрог. Влага оседала на одежде, тонкими струйками сбегала по лицу. Казалось, сам воздух пропитан сыростью.

— Здесь короче, — сообщил Вольд, сворачивая в какой-то узкий переулок. Определённо, погода не располагала к прогулкам — витал зябко ёжился и предпочитал пробираться дворами, лишь бы сократить путь до дома.

— Не беспокойся, — бросил он Рэлеку, шагая быстро и широко, — я дорогу хорошо знаю.

Они перепрыгнули сточную канаву и углубились в узкий проход между двумя большими домами. Здесь было сумрачно, как в горном ущелье, и казалось, будто туман можно пощупать руками.

Слова Вольда всё не шли из головы. «Подсадка»… «душелов»… «справедливец»… Может ли быть, что его и впрямь наладил убить Кладена удивительный выродок, вобравший в себя мстительную человеческую душу? Тот самый, которого он встретил в ночном лесу? Это казалось поистине невероятным… Что в его кошмарах правда, а что — лишь плод его собственной, Рэлека, фантазии, использованной фельхом (или кем-то ещё), чтобы добиться своего? Хуже — если «чёрный» ему не поможет, если он просто солгал, если весь рассказ о «справедливце» — лишь страшная сказочка, придуманная чтобы запугать собеседника и вынудить его работать на витала. Конечно, не в обычаях пастырей так изгаляться… И всё-таки интуиция упрямо подсказывала: всей правды Вольд «мотыльку» не открыл. Возможно, даже не из злого умысла утаил, просто сам всего не знал. Никак не покидало Рэлека ощущение, что какая-то деталь ускользает от его внимания — нечто очень важное и настолько очевидное, что рассудок не желает принять простоту разгадки…

Шедший впереди Вольд внезапно остановился.

— Проклятье! — выругался он. — Кому в его дубовую голову пришло поставить здесь эту штуку?!

Поперек переулка, мешая проходу, стояла гружёная овощами тележка зеленщика.

— Два часа назад здесь шёл — ничего не было! Какой кретин…

Рэлек почувствовал резкий укол тревоги, а миг спустя всё его существо буквально взвыло: «Опасность!»

— Вольд! — он рванулся к застывшему перед тележкой целителю, уже понимая, что не успевает. В глубине переулка за их спинами сухо щёлкнула арбалетная тетива, ей ответил щелчок где-то впереди и вверху. Левый бок Рэлека обожгло болью, и он, вскрикнув, рухнул на сырую и грязную брусчатку, пытаясь смягчить падение руками.

Вольд тоже упал — повалился ничком, не издав ни звука. Чересчур натурально для ловкого притворства. Ранен? Убит? Проверять в любом случае придётся позже… Рэлек лежал неподвижно в паре шагов от тела в чёрной одежде и пытался оценить обстановку. Ему повезло — арбалетный бельт пробил плащ и лишь скользнул по рёбрам, но неведомым и невидимым стрелкам знать об этом вовсе не следовало.

Что теперь? Засада организована толково и значит он имеет дело не с новичками. Убийцы, кем бы они ни были, захотят убедиться, что их работа выполнена. Если для собственного успокоения они решат ещё издалека всадить в лежащих по лишнему бельту — прости-прощай, брат Рэлек… Нет, не выйдет: туман, укрывший стрелков, теперь работает против них — тела упавших слишком плохо видно из засады. Придётся ублюдкам покидать укрытие и подходить ближе…

Стараясь как можно меньше двигаться, Рэлек осторожно вытащил из-за голенища сапога нож и подтянул под себя левую руку. Звук, раздавшийся сверху, заставил его сильно скосить глаза, чтобы не выдать себя поворотом головы. Что-то пошевелилось на длинной деревянной галерее, соединявшей вторые этажи двух соседних домов.

— Видишь их, Хэл? — послышался голос сзади, из переулка.

— Неважно, — отозвался с галереи кто-то очень сиплый и простуженный. — Проклятый туман!

— Следи за ними, я проверю, — второй убийца двинулся в сторону лежащих, Рэлек слышал его осторожные шаги. Он напрягся, готовясь действовать. Если стрелков только двое, у него есть шанс…

— Что там, Хэл?

— Лежат, не шелохнутся. Своего я точно ухлопал, разве только твой…

— Иди к дьяволу! Не хуже тебя дело знаю!

— Ну так хватит трястись! Проверяй живее, пока никто не заявился посмотреть!

— Если шевельнутся, сразу стреляй, Хэл…

— Живее, дурында!

«Для настоящих мастеров кинжала слишком много болтают», — Рэлек по звуку шагов пытался определить расстояние до идущего и медленно копил напряжение в мышцах левой руки, превращая её в готовую распрямиться пружину. Парень не станет стрелять на ходу, сперва остановится, и вот тогда…

Он едва не пропустил этот момент. Шаги в переулке вдруг стихли, и Рэлек что было сил оттолкнулся от скользких камней, бросая тело в сторону и разворачиваясь лицом к противнику. Два арбалета разрядились одновременно, но бельты цели не нашли. Уже отправляя в полёт нож, Рэлек успел разглядеть человека в серо-зелёном плаще с глухим капюшоном, скрывающим лицо. До него было не более десяти футов, в руках парень держал… всё ещё взведённый самострел! Двухзарядка! Вердаммер хинт!

Убийца удивлённо охнул, уставился на нож, вошедший ему в левую сторону груди, и опрокинулся назад. Но на месте оставаться было теперь нельзя, и Рэлек, даже не пытаясь вскочить на ноги, просто покатился к упавшему стрелку. Он видел, что арбалет, ударившись о брусчатку, не разрядился; готовое к бою оружие лежало совсем рядом — буквально рукой подать.

Перекат влево, перекат вправо… В лицо брызгает грязная вода… С галереи доносится сиплое ругательство… Ни на миг, ни на долю мига не оставаться неподвижным!..

Второй стрелок все-таки не выдержал — щёлкнула тетива, и бельт царапнул левое плечо «мотылька». Секунду спустя пальцы Рэлека уже обхватили удобное деревянное ложе… Он выстрелил, почти не целясь, навскидку. Тёмная, едва различимая в тумане фигура резко выпрямилась во весь рост, покачнулась и с глухим шумом рухнула на дощатый настил галереи.

Вот и всё… Или ещё нет? Слабый шорох за спиной… Затылок вспыхнул болью, предупреждая об опасности, и Рэлек стремительно прянул влево. Вовремя! Брошенный в него нож лишь бессильно рассёк пряди тумана. Миг спустя Рэлек уже развернулся лицом к новому противнику — третьему. Тот стоял посреди переулка и внешне мало походил на первых двух. Никакого плаща, никаких арбалетов — крепкий торс обтягивает тёмно-синий короткий дублет, не сковывающий движений; на ногах кожаные штаны и высокие — до середины бедра — сапоги. Лицо закрывает кожаная маска чёрного цвета, говорящая о намерениях незнакомца не хуже обнажённой «тургийки» в руке. Коренастый, широкоплечий, саблю держит с уверенной лёгкостью… серьёзный противник, не чета этим двоим, даром что без самострела. Похоже, он просто приглядывал за тем, как стрелки выполняют порученную им работу. Но когда несложное, в общем-то, дело вдруг пошло вразнос, решил взять его в собственные руки.

Рэлек почувствовал злость. Кто бы ни хотел с ним разделаться, ему скоро придётся об этом жалеть. Сильно, хотя и недолго.

Сабля легко вышла из ножен, выписала в сыром воздухе шипящую восьмёрку. Убийца ждал, не спеша первым лезть в драку. Он стоял, чуть пригнувшись и выставив вперёд правую ногу, клинок замер в нижней позиции, чуть наотлёте. Раз уж тебе предлагают выбрать, отчего бы не воспользоваться любезностью? Рэлек напал сам. Сокращая дистанцию быстрыми скользящими шагами, он сунул левую руку под плащ и привычно нащупал в потайном кармане тонкую волосяную петлю.

Шаг вперед… ещё один…

— Х-ха!

Свинцовая гирька метнулась по дуге, метя «синему дублету» в висок. Но тот, мгновенно вскинув руку, играючи поймал гасило на подлёте и тут же взмахнул саблей снизу вверх. Шнурок лопнул, рассечённый лезвием… Сила бесовская, да он же ждал этого, ублюдок!

Раздумывать, откуда убийца мог узнать о маленьких секретах Рэлека, не было времени. Лишив «мотылька» его преимущества, «синий дублет» стремительно контратаковал рубящим в шею справа. Уже не успевая толком парировать, Рэлек попытался уклониться. Кривое лезвие «тургийки» рассекло куртку на груди, из длинного тонкого пореза брызнула кровь. Вердаммер хинт!

Отступить на шаг, отбить два косых удара… ответить… парировать… снова ответить… Звон сталкивающихся клинков бессильно вяз в густом тумане…

Сумев пережить первые секунды схватки, Рэлек начал понемногу вытягивать бой туда, куда было нужно ему, а не крепышу в чёрной маске. Чувствуя, как инициатива ускользает из его рук, тот попытался ещё больше ускориться, провёл три быстрых удара в связке «голова-предплечье-бок»… Рэлек, вернув себе обычное хладнокровие, легко парировал и ответил собственной связкой, от которой уже его противник вынужден был попятиться… Он больше не атаковал, а только отбивал чужие удары и медленно отступал — на шаг, на полшага… Всё, пора заканчивать! Оружие Рэлека чертило в воздухе размытые от скорости петли…

Раз!.. Два!.. Три!.. Четвертый удар подсек убийце запястье, а пятый поставил точку в поединке — точно под правым ухом. Выпустив из пальцев «тургийку», «синий дублет» схватился за разрубленную шею и осел, с хрипом хватая ртом воздух.

— Надеюсь, теперь уж последний, — буркнул Рэлек. Он взмахнул саблей, стряхивая кровь с клинка, и поморщился от боли в груди. Ведь достал, недоносок! Давно уже такие рубаки не попадались ему на пути. Ох, давно…

Движимый любопытством и смутным неприятным предчувствием, Рэлек склонился над телом, уже переставшим конвульсивно подергиваться. Маска держалась на шёлковых шнурках, успевших пропитаться кровью, и он, чтобы не мараться, просто вспорол чёрную кожу остриём сабли.

Несколько бесконечно долгих секунд Рэлек смотрел в мёртвые глаза Нейта и не чувствовал ни сожаления, ни горечи… одно только мрачное удовлетворение. На губах Щербатого застыла жуткая неестественная улыбка, живо напомнившая тот звериный оскал, что искажал его лицо в недавнем кошмаре. Хотелось вспомнить его совсем другим — румяным весельчаком, беззлобным ругателем и балагуром. Но из памяти всплывал почему-то только пот на багрово-красном лице…

«…Ну же, милая, не лежи бревном! Сейчас тебе будет хорошо-о-о!..»

И вереск… Белый цветущий вереск…

В этот самый миг, здесь и сейчас, над телом бывшего приятеля Рэлек вдруг понял, что ему не нравилось в истории с лесным бродягой фельхом. Он очень ясно и отчетливо представил себе всю картину разом и разглядел, наконец, то, чего прежде никак не хотел замечать…

* * *

Время, ему необходимо время… Но времени больше нет! Нужно, нужно было слушаться своих предчувствий и уходить. Может, чем дальше он оказался бы от прежних своих боевых товарищей, тем легче бы ему было превозмочь силу наведённых кошмаров. А там, глядишь, узнал бы правду не от Вольда, так от кого-нибудь ещё… Но теперь уж поздно. Теперь его постараются не выпустить из города живым. И даже если он выберется — уже не отстанут, будут травить, как зверя, куда ни подайся.

Это всё девчонка! Чернявая красотка из «кукольного» домика, затерянного посреди Пустошей! Пастырь спросил, не было ли у него странных встреч, и Рэлек вспомнил про «душелова», словно нарочно забыв про хутор-мираж и его хозяйку. Уж не приказали ли ему о ней «забыть»? Колдунья… или призрак… или просто морок, ложное воспоминание, подсаженное в его голову каким-то мастером-ментатом? Вольд обещал помочь, но теперь он мёртв, и неизвестно, сколько ещё у Рэлека достанет сил выдерживать новые атаки на его рассудок. Кто знает, на какой из них он окончательно сломается и превратится в слепое орудие убийства?

Хуже всего, что даже достав Кладена, он вряд ли останется в живых. Вернее всего, его прикончат на месте свои же братья «мотыльки», отирающиеся подле полковника. Выходов видится только два. Первый — это Бастион. Судя по словам Вольда, в Глете нет миссии «чёрных», а если и имеются другие адепты Ясного Неба, за ними наверняка следят в оба глаза люди Ласа. Значит, остаётся миссия в Тобурге. Если добраться до неё и рассказать всё, о чём было говорено с Вольдом, возможно ему помогут снять «подсадку» и защитят в обмен на помощь в поимке «справедливца»… А возможно, просто используют в своих целях и выкинут, как обтрепавшийся веник. С «чёрных» станется. И всё же это шанс, пусть и призрачный.

Вторая возможность — чующий «на вольных хлебах». Такие есть, но найти одного из них может оказаться не проще, чем добраться живым до Тобурга. Хватит ли денег, чтобы оплатить услуги настоящего мастера? За долгую службу Рэлеку и впрямь не удалось скопить великих сокровищ, но кое-что он припасти сумел. Хватило бы на маленький домик в тихом месте и на пару лет спокойного житья… Видно, не судьба. С пастырями, несмотря на все кажущиеся выгоды, связываться не хотелось. Если удастся всё решить собственными силами — лучше уж так.

В любом случае, ему придётся вернуться в трактир. Это опасно, однако иначе — никак. Помимо привычных, но небогатых пожиток, там осталась большая часть денег, предусмотрительно припрятанных в комнате. Да и с Гарбиусом не худо бы перекинуться парой слов, авось подскажет, где можно поискать ментата. Трактирщики обычно знают немало.

Изредка оглядываясь, Рэлек шёл по затянутым туманом улицам. У него ещё оставалась надежда, что засаду в переулке не готовили заранее; что Нейт, быть может, сделал всё наспех, на свой страх и риск, не успев оговорить с Кладеном устранение целителя и бывшего однополчанина. За Вольдом наверняка следили уже давно, а Рэлек вполне мог оказаться под подозрением с той самой минуты, как въехал в город на «особом» обозе. Здесь он вёл себя странно — работать на Ласа отказался, за торговцем «следил» (вспомнив давешнюю встречу с Дмиртом, Рэлек даже зубами скрипнул от досады). Возможно, именно приказчик приходил вчера в «Жаркий Час», чтобы рассказать Нейту об этой «слежке». Тот наверняка озадачился, приставил к «мотыльку» глазастого человечка и, когда узнал, что Рэлек о чём-то разговаривает с Вольдом, всполошился, бросился принимать спешные меры… Ублюдок!

Успел ли Щербатый предупредить кого-нибудь? Если успел, ускользнуть будет непросто. Против пастырей идти — это похлеще, чем Парламент Союза к ногтю прижимать. Уж коли Лас Кладен ввязался в такую авантюру, он сделает всё возможное, чтобы не выпустить из своих рук опасного свидетеля. Тем паче, если этот свидетель — Тихоня Рэлек, когда-то уже ставший для Когтя большим разочарованием.

Перед трактиром он остановился. На улице, несмотря на середину дня, было безлюдно, но изнутри доносился гул голосов — клиентура Гарбиуса помаленьку подтягивалась в заведение. Показалось, из окон второго этажа кто-то смотрит на него, но разглядеть наблюдателя за тёмными окнами никак не получалось. Нужно решаться.

Рэлек шагнул вперёд… и застыл на месте, чувствуя, как бегут по спине зябкие мурашки, а лицо, напротив, обдаёт жаром. Туман прямо перед ним вдруг стал заметно плотнее, завихрился, завился белыми прядями, из которых в воздухе буквально за секунду выткалось подобие человеческой фигуры…

Он узнал её сразу, ещё до того как бесплотное кружево тумана обрело хоть какие-нибудь характерные черты. Страх — глубинный, нутряной — сковал всё тело, волосы на голове зашевелились…

«Прочь! Прочь! Ты всего лишь наваждение! Бесовской морок!»

Женская голова качнулась, словно предупреждала о чём-то, хотела остановить. Стиснув зубы, Рэлек скинул одолевшее его оцепенение и прошёл сквозь туманный призрак под костлявые бронзовые лапы, сжимающие вывеску трактира.

* * *

В «Тёмном прыгуне» ещё только собирались его обычные завсегдатаи. Половина столиков пока пустовала, и официантка Мрыся не сбивалась с ног, а работала спокойно, без суеты. Она-то первой и подтвердила худшие опасения Рэлека — не словами, ясное дело, но своим испуганным видом. Взгляд, что девушка бросила на вошедшего постояльца, был красноречивее любых слов. Трактирщик Гарбиус тоже смотрел затравленно, лицо его заметно растеряло обычный свой румянец. Хозяин «Тёмного прыгуна», как мог, поддерживал добрую репутацию своего заведения, скандалы были ему вовсе ни к чему, а уж допустить покушение на жизнь гостя — что может быть хуже? Разве только пойти поперёк воли тех людей, что именем самого наместника приказали тебе молчать и не вмешиваться.

Встретившись с трактирщиком взглядом, Рэлек одними глазами указал ему на лестницу. Тот, поколебавшись, судорожно кивнул. Что ж, спасибо и на этом, старик. Можно было уйти, но он уже принял решение и не собирался отступать. Где-то за его спиной на улице, быть может, ещё таял в тумане призрак девчонки… Нет, нельзя поддаваться! «Ночной мотылёк» — не тот зверь, которого можно травить без риска для собственной жизни! Поудобнее перехватив под плащом ложе взведённого арбалета, Рэлек забыл о запуганном Гарбиусе и поднялся на второй этаж.

Вот и коридор… Обычный полумрак, лампа сегодня едва горит. В конце коридора — решётчатое оконце, выходящее на двор. У оконца, спиной к лестнице стоит человек и, вроде как, смотрит наружу… Ага, смотрит, как же! Впрочем, покамест не стоит разубеждать парня, что его нехитрый трюк раскрыт…

Рэлек не спешил, двигался скупо и расчётливо. Импровизировал на ходу. Возле комнаты под номером «2» заметил жестяное ведро и швабру. Проходя мимо, подхватил швабру свободной левой рукой.

Он отбросил все лишние эмоции, отодвинул их в сторону. Оставил в голове только мысли, такие же скупые и расчётливые. Сейчас он думал, как математик, расчерчивал в своем воображении геометрический узор действий и необходимых для этих действий движений…

В коридоре темно, рассмотреть идущего человека непросто, особенно в маленьком зеркальце, поставленном на оконную раму. Значит, этот тип не сможет наверняка его узнать. Те, что ждут в самой комнате, тоже ни в чем не могут быть уверены, даже если видели через окно, как Рэлек входил в трактир. В любом случае, они уже изготовились и станут ждать, когда он откроет дверь своим ключом… А если он её не откроет? Считая коридорного наблюдателя, предстоит иметь дело с тремя или четырьмя противниками, вряд ли их больше. Плохо, если кто-то ещё засел в комнате напротив… но с этими тоже как-нибудь разберёмся. «Геометрия» боя проста: пройти мимо своей комнаты лишних два шага, перевернуть швабру, упереть её ручкой в пол, накинуть на деревянные «плечи» сорванный с собственных плеч мокрый плащ…

Парень, ждавший своего часа в коридоре, только теперь осознал, что что-то идёт не так. Углядев в потайном зеркальце нацеленный ему в спину самострел, он дёрнулся… Поздно! Рэлек выстрелил прямо от бедра. Двухзарядка — штука не очень удобная и на снайперов не рассчитана, бить из неё прицельно можно разве что шагов на пятьдесят. Но уж стреляя с дюжины, нужно быть совсем криворуким, чтобы промахнуться. Получив бельт в затылок, наблюдатель сунулся головой вперёд; задребезжало разбитое стекло…

А Рэлек уже развернулся, сделал быстрый шаг и что было силы врезал ногой по двери — точно в замочную скважину.

«Хорошие у тебя двери, Гарбиус, крепкие, но вот замки — дерьмо дерьмом…»

Из глубины комнаты щелкнул арбалет — устроившийся позади стола стрелок разрядил своё оружие в загородивший дверной проём тёмный силуэт. Рэлек швырнул швабру с пробитым (уже второй раз за день!) плащом на звук выстрела и метнулся внутрь комнаты. Сходу всадил в опешившего на миг стрелка второй бельт из двухзарядки, бросил самострел и выхватил саблю. Со спины не доносилось никакого шума, значит, в соседних комнатах никого. Значит, остался только вот этот, последний…

Второй из прятавшихся в комнате убийц неторопливо поднялся с кровати, тускло блеснула обнажённая рапира… и сердце тоскливо заныло, когда Рэлек, наконец, разглядел, кто стоит перед ним.

— Здравствуй ещё раз, Тихоня.

— Здравствуй, Анг.

Лицо бледное, испитое, под глазами дряблые мешки, но остриё клинка не дрожит, лишь слегка покачивается, обманывая, отвлекая внимание от спрятанной за спину левой руки…

— Так ты всё-таки не труп, Анг?

— Труп, — Ангвейл Вельд неприятно усмехнулся. — Но я и мёртвый лучше тебя, Тихоня. Я всегда был лучше тебя.

— Был, — согласился Рэлек, мрачно прикидывая, какие из прежних навыков Красавчик сумел пронести через гнилое болото многолетних запоев. Истинное мастерство, как известно, трудно утопить на дне стакана… Вполне может статься, Рэлеку из этой комнаты уже не выйти.

— Я же говорил, Тихоня, стоило бы тебе ещё вчера убраться из этого Небом проклятого города. А теперь…

— Ты был лучшим, — сказал Рэлек, пытаясь угадать из какого положения хлестнёт первый удар. — Ты лучше меня дрался, лучше ездил верхом, ты был честнее и справедливее меня, Анг. Ты был.

Красавчик застыл, танец его клинка прекратился… но выпада не последовало.

— Я и сейчас лучше тебя, — голос его неожиданно дрогнул, в нём ржавой железкой звякнула неуверенность.

— Был лучше, — твёрдо повторил Рэлек, ведомый неясным ещё предчувствием. — Я — воин, Анг. Я остался воином. Я не умер, я всё ещё жив. А ты?

Рапира медленно опустилась. И левая рука, сжимающая кинжал, тоже опустилась.

— А я… — глаза Ангвейла потускнели, как давеча за столом. — Я сдох, Тихоня… Четыре года назад посреди Пустошей воин во мне сдох, как наевшаяся отравы крыса… Среди этого проклятого белого вереска… Он снится мне по ночам… Вереск… Вереск… Каждую ночь, как глаза закрою…

Рэлек, уже собравшийся атаковать, пока противник не пришёл в себя, вздрогнул, будто от пощёчины. И удержал тело от убийственного рывка.

— Белый вереск… — взгляд Красавчика остановился, он смотрел сквозь Рэлека, не видя его. — Ты ведь знаешь, в этих бесом взятых Пустошах он цветёт, даже когда солнце выжигает всё окрест. Тогда, после Ченгри, лето было — самый его разгар. Жара… в прошлом месяце не так жарило, как тогда. Всё высохло, выгорело, кроме этого проклятого вереска. Мы чуть не подохли, в Глет пробираясь, а тут ещё турги… Поладить не смогли, пришлось за сабли хвататься. Трое наших по стреле схлопотать успели, пока мы до стрелков добрались. Разъезд косоглазых порубали, конечно, вдрызг — всех семерых, никто не ушёл — но ведь ясно всем: скоро этих недомерков хватятся, мертвяков разыщут и по нашим следам рванут. А воды уже нет почти, кони едва идут, жара из сёдел валит, и Пустошам ни конца, ни края… Словом, крепко нас тогда прижало, Тихоня. Даже под Зейном не так крепко было… Кто-то на привале обронил, вроде бы Блэнк, пока Коготь и Носач не слыхали: «Всё зря, мол. Поляжем тут все, а за что? Польстились, дурни, побежали за лучшей жизнью прямиком в Жёлтую Геенну. Герцогу всё равно ничего не светит». На трепача, понятное дело, шикнули, но как-то вяло, без пыла. Небось, каждый подумал, что парень болтает много, конечно, но по сути-то прав. Можешь мне не верить, но я почуял тогда: бунтом попахивает — это против Когтя-то… Да… А наутро выехали мы к тому хуторку… Одно Небо знает, что он там делал посреди Пустошей. Домишко маленький, ветхий, во дворе — колодец, яблони, в хлеву — только козы, да куры, и тех едва по полдюжины всего. А в доме — двое… Брат и сестра, совсем молодые оба, девчонка только-только в сок входить начала… Родители, небось, померли. Я потом за оградой две могилы старых нашёл…

Слова Анга с трудом пробивались сквозь гулкое биение крови в висках. Рэлек слушал его, до боли стискивая пальцами рукоять сабли, спина взмокла от холодного пота…

— В дом пошёл сам Коготь, с ним Юрден и Нейт. Мы снаружи ждали с самострелами. После тех тургов все сами, как тетивы натянутые. И тут Носач выволакивает на крыльцо девчонку… Красивую… Волосы — как грива у вороного… Он её, ублюдок, прямо с крыльца — наземь, ребятам под ноги. И говорит со смешком: «Только не деритесь, бесы. Разыграйте по-честному, кто первым будет». Я сперва подумал: ослышался, а тут из дома сам Коготь вышел… и первым делом на меня уставился. Глаза у него… В общем, понял я всё без слов: «Дёрнешься, Красавчик, тут и ляжешь. И даже зарывать никто не станет». Знаешь, Тихоня… надо было там лечь тогда… Хоть умер бы, как жил до того… солдатом бы умер, не тварью… Но в тот день… стою перед Когтем, рука к сабле тянется, а в голове одна-единственная мысль: «После всего, что пережил, подохнешь, как пёс, от рук своих же товарищей! Кому что докажешь-то?! Не дури!»

Лицо Вельда скривилось в усмешке, больше похожей на гримасу боли.

— Коготь тогда всё верно рассчитал с этой девчонкой. Больше за его спиной никто ни полслова не пикнул. Да и тургов больше не видели. Через три дня были уже на порубежье…

— Через день, — возразил Рэлек почти машинально. — Это самое большее.

— Три, Тихоня, три. Я те дни помню, как… Что? О чем ты?

Ангвейл будто очнулся, его взгляд снова сосредоточился на Рэлеке. В плавильном котле тоски всплыло недоумение.

— Домик среди Пустошей, — сказал Рэлек, помедлив, — полдюжины яблонь, колодец. Я был там шесть дней назад. И твою чернявую тоже видел.

— Врёшь! — выплюнул Красавчик, рывком поднимая рапиру. — Врёшь! Она умерла тогда! Коготь приказал за собой прибрать и я… Я сам!.. Лично!..

— Вердаммер хинт, — прошептал Рэлек. — Ты…

— Что, что мне оставалось?! Коготь сказал: «Если ты этого не сделаешь, Ангвейл, то не сделает никто». Понимаешь?! Они собирались всё там сжечь! Они сожгли бы её! Живьём!

— Ясно, — Рэлек усмехнулся с горечью. — Ты ей мучения облегчил, выходит… Мне тоже так подсобишь, а? Мучения мои прекратишь?

— Что ты знаешь о мучениях, кретин?! Каждую ночь — вереск! Проклятый белый вереск! Каждую ночь!..

— Да, каждую ночь… Очень знакомо, Анг. Я теперь тоже его вижу, тот вереск. Каждую ночь. Глазами той девчонки и её брата. Всё, что они, вижу и чувствую.

Красавчик замолчал, он теперь лишь беззвучно хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Оружие дрожало в его руке.

— Ты знаешь, что испытывает человек, которому продырявили печень ножом? — слова Рэлека били наотмашь, хлестали по медленно багровеющему лицу пьяницы, не давая перевести дух. — Ты знаешь, что чувствует женщина, когда её насилуют поочерёдно пять мужиков? Жаль, ты не знаешь… Я умру — придёт другой, Анг. Мстительный дух, что вы породили, уже не успокоится. Не донимал он вас эти годы? Ну, так теперь уж достанет. Теперь уж он наверняка знает, где вас искать. Я первым пришёл сюда. А кто придёт вторым, Анг?

— Нейт… — просипел Красавчик. — Щербатый сказал… тебя пастыри подослали…

— Нейт мёртв. Уже полчаса как мёртв.

Рапира со звоном покатилась по полу. Закрыв глаза ладонями, Ангвейл покачнулся. Потом его руки бессильно упали, а сам он сгорбился, обмяк, разом превратился в спившегося жалкого старика.

— Куннвенд, — прошептал он и вяло кивнул на лежащее за столом тело. — Его ты тоже уложил. Блэнка ещё три года назад на охоте кабан запорол. Дрожек осенью от лихорадки помер. Всего трое осталось. Что мне делать, Тихоня? Я — мертвец на побегушках у Когтя, я на него даже руку поднять не могу. Но если ты скажешь: «Пойдём со мной»… наверное, я пойду. Ненавижу его… и боюсь. Держит он меня… вот так.

Рука Ангвейла сжалась в кулак.

— Сколько людей охотятся за мной? — спросил Рэлек сухо.

— Не знаю. Щербатый всё суетился… Кажется, он не успел упредить Когтя про тебя; взял тех, что были под рукой, велел нам троим сюда идти и здесь тебя ждать, сам хотел перехватить вас с «чёрным» по дороге… Похоже, он вас таки встретил, а?

— Встретил, — согласился Рэлек. Гул в голове утих, напряжение спало, на смену им пришли усталость и опустошение. Нужно было уходить. То, что до сих пор никто не явился на шум, ещё не значит, что сюда не явятся в любую минуту. Как уходить? Через главный вход трактира? Через окно в коридоре, что выходит на двор?

— Где Кладен живет?

— На востоке, в прежнем особняке наместника. Если прямо от дверей ратуши идти, никуда не сворачивая… в общем, не ошибёшься, когда увидишь… Что мне-то делать, Тихоня? Скажи… или сделай просто…

В голосе Ангвейла Вельда тлела надежда. Надежда давно сломленного, не принадлежащего себе человека. Надежда самоубийцы, желающего умереть, но не способного броситься на обнажённую сталь. Рэлек смотрел на него и пытался отыскать в своей душе каплю сочувствия или хотя бы унизительной для мужчины жалости, пытался понять и простить… простить за тех двоих, для кого бывший красавец и пламенный защитник женщин ничего не сделал четыре года назад. Вероятно, и не смог бы вовсе… но он даже не попытался.

— Найди камень потяжелее, — сказал Рэлек. — Пойди к реке. И утопись.

Он повернулся и вышел.

* * *

Что он делал? Куда шёл? Рассудок холодно и равнодушно уводил его прочь — по пути, который вёл в никуда, с которого для бывшего «мотылька» попросту не было выхода. Глупо. Нелепо. Он никак не мог найти хотя бы один весомый аргумент в оправдание принятого решения. Это временами даже забавляло — ровно настолько, насколько может забавлять собственное безумие в минуты просветления сознания. То ли плакать впору, то ли истерически хохотать. Ведь если рассудить благоразумно…

Лас Кладен втайне делает порох, нарушая самый строгий из запретов Бастиона. Похоже, герцог Куно всерьёз подумывает изменить существующий порядок вещей и отнять у «чёрных» то, что те держали в своих руках без малого три сотни лет. Есть ли до этого дело Рэлеку? Да никакого!

Чёрных пастырей весьма интересуют тайны телесного совершенства и долголетия некоторых выродков. Ради этих тайн они готовы раскошелиться… Ну и бес с ними, пусть ищут сколько угодно. Но только сами, без Рэлека.

Опять же, некий выродок желает отмщения Ласу Кладену и ещё двоим, оставшимся из злополучной семёрки. Имеет ли человеческая душа право на это? Конечно, имеет. Но ведь не его, Рэлека, эта месть. Нет, не его.

Так какого беса он и теперь не убрался из города, не использовал тот мизерный выигрыш во времени, который у него ещё имелся после разговора с Красавчиком? Вместо этого он нашёл старый дом на окраине Глета, незаметно пробрался внутрь и затаился в ожидании ночи… Зачем?

Он сам себе боялся признаться: что-то после рассказа Анга в нём изменилось. Необратимо. Окончательно. Будто поселилась в глазу маленькая соринка, которую не вымыть водой и не выплакать со слезами, о которой не забыть ни на мгновение и с которой мир уже не получается видеть прежним.

«Возвращайся», — сказала ему девчонка из «кукольного домика». Посылая Рэлека на верную гибель, она зачем-то просила его вернуться…

«Ответь мне, призрак, поселившийся в моей голове! Скажи, зачем тебе нужно вернуть Тихоню Рэлека, «ночного мотылька», убийцу?! Я вполне мог бы оказаться одним из тех, что когда-то принесли в твой дом унижение, боль и смерть. Но я опоздал на четыре года, пришёл один, и мне всего-то было нужно от тебя — напиться воды. Ты дала мне много больше; дала то, о чём я тебя не просил… А потом отправила нести смерть за тебя, напутствуя единственным словом: «возвращайся». Я не понимаю!»

Он устало тряхнул головой, прогоняя все лишние, бесполезные теперь уже вопросы. Выглянул во двор, густо заросший сорной травой и заваленный всяким хламом. Темно — хоть глаз выколи, но туман как будто слегка поредел. Будь у него под рукой наручные часы старика Дмирта, они, верно, показали бы около трёх ночи. Самое время выходить.

Саблю Рэлек осмотрел ещё с вечера. Было бы неплохо подправить ее точилом, но точило так и осталось лежать в трактире, в походном ранце, вместе с крепкой веревкой, мотком шнура из конского волоса, сменой сухого белья и пятком метательных ножей. Всё это сейчас пригодилось бы… ну да чего уж теперь сожалеть. Деньги, и те оставил, уходя. Словно заранее рассудил: «больше они мне не пригодятся»… Рэлек повертел эту мысль в голове так и сяк, хмыкнул и выбросил за ненадобностью. Достал гасило, подёргал шнурок. Узел держал крепко. Конечно, на ширину ладони покороче стало, ну да ничего, сойдёт и так. Проверил нож за голенищем. Вспомнил о брошенном в «Тёмном прыгуне» самостреле, но жалеть не стал — в предстоящем деле помехи от этой игрушки достало бы больше, чем пользы. Хуже всего, что не поспал ни часа, побоялся — снова ударит кошмар, заставит сделать какую-нибудь глупость… раньше времени сделать, наспех.

Он подошёл к рассохшейся бочке, стоящей под водостоком, зачерпнул дождевой воды и умыл лицо. Ну, вот и всё. Конец ожиданию…

— Не ходи туда…

Сказать по совести, Рэлек всё-таки вздрогнул, хотя настоящего страха в этот раз и не было. Пожалуй, чего-то в этом роде он подспудно ожидал после того, первого её появления перед трактиром. И даже успел на досуге обдумать кой-какие детали встречи с «туманным призраком».

— Любопытно, — протянул он, удивляясь собственному спокойствию, — тебя кроме меня ещё кто-нибудь увидеть может?

— Не ходи туда, — повторила девчонка, не обращая внимания на его вопрос. — Не надо… Прошу…

— Как же так, девонька? — Рэлек заставил себя усмехнуться. — То тебе надо, то не надо. Я уж было решился сходить, ублажение душе твоей сделать.

— Не надо… И не было надо… Мне — не было… Это всё брат… Он так и не простил… Мало его осталось, прежнего…

Голова, будто отлитая из дымчатого стекла, опустилась, качнулась горестно.

— Ни за себя не простил, ни за меня… Мою боль себе взял, и только её сохранил… Я просила, звала… Нет его больше, одна боль осталась… Всё ходит вокруг города, случая ждёт… Дикий совсем… Когда приходит — не говорит, лишь смотрит издалека… Потом снова уходит, не подпускает близко… И вот, тебя дождался… Через меня в тебя проник, нашу боль тебе передал… А я не хочу… не хочу…

— Ты не привидение, — окончательно решил для себя «мотылёк», — не бесплотный дух. Я тебя вижу и слышу лишь потому, что ты в моей голове засела. Верно ведь?

Девчонка медленно кивнула.

— Я теперь знаю, кто ты. Тело выродка, душа человека… Там, в твоём доме меж нами было… по-настоящему?

— Да…

— Чего же ты от меня теперь хочешь? — в горле у Рэлека стало вдруг сухо.

— Возвращайся, — попросила она. — Брат сильнее меня, но ты тоже сильный… мы справимся вместе… Видишь, я уже смогла, сумела к тебе пробиться… Я заберу нашу боль обратно… Всю заберу, до капли… Ты не виноват… Ты ничего нам не должен… Вернись, прошу тебя… Я — не дух, не призрак… Я… просто хочу, чтобы ты вернулся… живым…

Рэлек слушал звенящий в его голове голос и молчал.

* * *

«Смотри, Рэлек! Вон там — Великий Ковш! Им из Млечной Реки черпает Седая Росомаха, кормит своё дитя…»

Эрвель тычет пальцем в небо, его голос полон восторженным вдохновением мальчишки, проведшего детство в городской библиотеке и впервые увидевшего море.

«Здесь изумительное небо, Рэлек! Такое глубокое и чистое…»

«Под утро придет буря, Эр. Тучи, ливень».

«Правда? Жаль… Ничего, завтра опять будет ночь. Грозы здесь не слишком часты».

«Мне передали приказ, Эр. За два часа до рассвета идём на приступ».

Эрвель смотрит недоверчиво, но он давно уже знает: такие шутки не в обычаях друга.

«Ну и ну… Кто-то в ставке тронулся умом».

Резонное предположение. Все знают, что штурмовать Зейн — сущая бессмыслица. Ещё какой-нибудь месяц и город сам откроет ворота, потому что через два месяца у людей из гарнизона едва ли хватит сил даже взмахнуть белым флагом. Сейчас за высокими мощными стенами уже валятся с ног от голода и жажды простые горожане, но солдаты пока ещё могут не только поднять алебарду, но и опустить её на голову лезущему вверх северянину.

«Наверное, полковник ещё не знает. Когда ему передадут эту чушь…»

«Приказ отдал офицерам сам Коготь. Лично».

«Вот как… — Эрвель думает несколько секунд, спокойно интересуется: — Что ещё?»

«Штурм начнём, когда налетит буря. В темноте, без факелов. В первой волне — только «мотыльки». Задача: пробиться к воротам, открыть их и удержать… Каганат стягивает силы к Ченгри, туда идут «Сыны Ветра». Нам нужно развязать себе руки здесь, у Зейна, и успеть в Ченгри к началу веселья…»

Говоришь, и сам себе не веришь. Отлично понимаешь: чтобы удержать в осаде эту пыльную дыру, хватит и пары полков лёгкой пехоты. Под стенами есть риск оставить куда больше — боевой дух гарнизона ещё не сломлен, в городе ещё надеются на подход «Сынов Ветра», они будут драться, как бешеные… Эрвель ничего не спрашивает и не выказывает удивления, он и сам всё это прекрасно знает. Но в глазах его тлеет невысказанный вопрос.

«Коготь сказал… приказ военного совета Парламента».

Ты словно оправдываешься… Оправдываешься перед другом за кого-то, кто в сотнях лиг отсюда принял решение бросить вас на самоубийственный штурм. Оправдываешься перед ним за вашего полковника, который почему-то не разорвал проклятую бумагу и не сказал курьеру, как когда-то перед переправой через Тонгольский пролив: «Сожалею, что вы не успели доставить этот приказ вовремя, гонец». Оправдываешься за самого себя, потому что ты — офицер, и приказ он вынужден слышать не от Кладена, а именно от тебя… сухие, не допускающие сомнений слова:

«Готовьте свое отделение, капрал Фабр».

«Да, мой лейтенант!» — лицо Эрвеля становится нарочито строгим, он вытягивается в струнку и отдаёт честь… а потом уже весело подмигивает и улыбается: «Не грусти, Тихоня. Это всего лишь бой. Один из многих».

И ты находишь в себе силы улыбнуться в ответ: «Да, Эр. Ты прав. Это всего лишь бой…»

* * *

«Дело уже не только в тебе, девочка… Но и не только во мне… Так странно всё переплелось…»

— Не ходи туда… — она почти умоляла. — Ты ничего мне не должен… И брату ничего не должен… Ничего… Никому…

— Ты не понимаешь, — Рэлек покачал головой. — Если бы я убил его ещё тогда… Вердаммер хинт!

Он легко представил её стройную фигурку не сотканной из седых невесомых прядей, а во плоти — смуглую, гибкую, сладостно выгибающуюся под его ласками. Он помнил её волосы, разметавшиеся по колючему, набитому сеном матрасу. Помнил её горячую кожу. Помнил сладость её губ и глаза, полные желания… Тело фельха. Изменчивая плоть выродка, ставшая для души человека податливой глиной. Из этой глины четыре года назад душа слепила саму себя. Стройную. Обманчиво хрупкую. Чернявую… Она и сейчас такая, как в день своего второго рождения. Она, если верить Вольду, и через двадцать лет останется точно такой. Она по человеческим меркам почти бессмертна.

Рэлек со вздохом запахнул плащ. Холодно и сыро. Но туман уже рассеивается. Нужно спешить.

— Мне пора. Прощай. И прости.

Как и вечером накануне, он шагнул прямо сквозь туманную фигуру. По коже протянуло слабым холодком, и показалось, прямо в уши шепнуло почти беззвучно: «Возвращайся!»

«Как уж сложится, девочка, как уж сложится…»

— Не грусти, — буркнул он, не оборачиваясь. — Это всего лишь бой. Один из многих.

* * *

Особняк наместника располагался в восточной части города — в самом богатом квартале. Сам по себе он напоминал маленькую крепость: каменный забор в два человеческих роста, по углам — башенки для стражи. За ограду Рэлек, ясное дело, не заглядывал, но примерно представлял себе, что может его там ожидать. Наверняка, это будут патрули с собаками и одиночные охранники во дворе. Сам дом тоже обходят. И уж конечно служба в особняке поставлена по высшему разряду, иного у Кладена просто быть не может. Что ещё? Наёмный чующий? Нет, никогда Коготь не доверял ментатам и вряд ли изменил этому своему правилу. Личная охрана? Вот это может быть. Сомнительно, чтобы была она велика, и всё же…

«Сила бесовская, к таким делам готовятся не одну неделю! Что я могу сейчас придумать хитрого да умного?! Ничего! Ну, так и нечего мудрствовать! Всё просто и безыскусно: вошёл-вышел! Точка!»

Он сел на корточки и закрыл глаза. Расслабился. Выровнял дыхание. Потом спокойно, но быстро перешёл в состояние сосредоточения. Мысленно осмотрел себя изнутри. Волевым напряжением собрал в животе все свои силы, телесные и духовные, стянул воедино всего себя, сжал в маленький, но очень горячий ком… и, разом ослабив давление, разогнал духовный жар по жилам. По коже пробежала тёплая волна, в голове зашумело, как от порции хмеля, но тут же наступила потрясающая кристальная ясность. Теперь следовало особым образом напрячь и «встряхнуть» каждую мышцу, в каждый сустав вложить лишнюю толику силы и гибкости…

Закончив, он потянулся, как кот, открыл глаза и упруго вскочил. От прежней усталости не осталось и следа. Позже она вернется сторицей, но сейчас всё тело прямо-таки звенело от наполняющей его бодрости.

Рэлек скинул плащ прямо на мокрую траву и забросил ножны с саблей за спину. Подпрыгнул, проверяя, удобно и надежно ли прилегает к телу небогатое снаряжение. Всё было в порядке.

Судьба хранила тебя все эти годы. Стрелы и мечи врагов едва касались плоти, болезни обходили стороной. Не к этой ли ночи берегли тебя, воин? Не для этого ли дела? Рэлек глубоко вдохнул, медленно выдохнул, мысленно улыбнулся сам себе:

«Ну, Тихоня, Ясного Неба тебе в помощь…»

* * *

Тумана вокруг ещё достаточно, чтобы не беспокоиться о сторожах на башенках. Молнией проскакиваешь улицу и с разбегу — на стену. Два толчка ногами от каменной кладки, миг полёта… пальцы на пределе дотягиваются до верхней кромки стены…

Отлично! Теперь можно просто повисеть на руках и послушать. Различаешь поскуливание собаки и шаги двух охранников, всё на приличном удалении от тебя. Подтягиваешься, быстро осматриваешься и мягко прыгаешь вниз — в аккуратный садик, засаженный вишнями, черёмухой и розовыми кустами. Снова слушаешь… Тишина. Пока везёт — попал прямо между проходами двух патрулей. Но что дальше?

За деревьями высится тёмная громада особняка. Три этажа, два обширных крыла… В каком из них прикажете искать покои Ласа? Полагаясь на одну лишь удачу, легче отыскать собственную могилу, чем нужную тебе цель. Медлить, однако, нельзя. Если какая-нибудь из собак окажется достаточно близко, чтобы учуять чужого — пиши пропало. Что у нас с окнами? Нет, все закрыты — оно и неудивительно, по такой-то погоде. Подвалы? Без надежного плана дома искать их просто глупо. Значит, остаётся только крыша.

Перебегаешь покрытую мелким гравием дорожку, ныряешь через невысокие кусты неизвестных тебе цветов и оказываешься рядом с домом. Касаешься рукой каменной стены. Камень — это хорошо. И тихо, и надёжно. Каких-нибудь три этажа — сущая ерунда. А вот что на крыше? Черепица? Долезем — узнаем…

Рука… Нога… Рука… Нога… Больше одной конечности за раз от стены не отрывать, сильно не торопиться, но и не думать долго. Рука… Нога… В одном из проплывающих мимо окон второго этажа вдруг вспыхивает огонёк свечи…

Стоп! Пальцы впиваются в шершавую холодную кладку. Ноги врастают в камень. Вердаммер хинт! Огонёк замер прямо напротив окна… приближается… Неужто, заметили?! Приглушённо скрипит железная щеколда… медленно, как во сне, распахиваются створки… Приказ рассудка запаздывает, мышцы сами бросают тело вперед, прямо в открывшийся узкий проём… кулак впечатывается в полное изумления лицо, обрывая в зародыше вскрик… Хруст ломающейся переносицы, глухой шум падающего тела, скрип дернувшейся ставни… Силы бесовские, как нелепо всё вышло! Спрыгиваешь на пол и застываешь в неподвижности…

Десять секунд… Двадцать… Тишина… Проклятье, неужели дуракам и впрямь везёт?!

Склонившись над бездыханным телом, вытянувшимся на полу, понимаешь: везёт. И ещё как!

* * *

— Открой глаза, Носач. Я знаю, что ты уже проснулся.

— Чтоб ты сдох, Рэлек, пёс помойный, — простонал бывший адъютант Ласа Кладена, садясь у стены. Он сплюнул на блестящий паркет кровь, пошевелил мышцами лица и скривился: — Ты же мне нос сломал, скотина.

— Твой клюв давно пора было свернуть. И почему никто из ребят не сподобился?

— Пытались многие, — заметил Юрден с угрозой.

— Надо не пытаться, а делать, — отрезал Рэлек. — Пусть меня спросят, я покажу, как надо.

Юрден шмыгнул разбитым носом. Кровь, стекая по его подбородку, расплывалась тёмным пятном по голубой рубашке с кружевным воротом. Окно Рэлек уже предусмотрительно прикрыл, а упавшие на пол трубку и кисет поднимать не стал. Заметив их, северянин потянулся — подобрать.

— Он всё так же не любит табачного дыма?

Рука, протянутая к трубке, застыла в воздухе.

— На дух не выносит, — буркнул сердито Юрден. — Стал бы я бегать… Тьфу! Гадство!

— Тогда Коготь этажом выше отдыхает, едва ли в другом крыле. И окнами не в сад, а на двор… Верно говорю?

— Какого беса тебе здесь нужно, недоумок?!

— Ты язычок-то придержи, — попросил Рэлек ласково, демонстрируя побитому сослуживцу его же собственный кинжал. — Не нужно меня злить, Носач. Знаешь ведь, я не промахнусь.

— Ты тоже меня знаешь. Я Ласа не предам. Хочешь кончить — кончай прямо здесь.

— Не поверишь, — Рэлек прищурился, — всегда хотел узнать предел твоей преданности Кладену, Носач. Времени у меня ещё есть немного. А как с тобой договорю, просто пойду наверх и положу всех, кого там найду.

Юрден сверкнул на него исподлобья полным ненависти взглядом, потом отвернулся.

— Какого… ты от меня хочешь?

— Кто там с ним?

— Хиз.

«Помню его, — подумал Рэлек, — добрый рубака, но не слишком сообразительный».

— Кто ещё?

— Жена.

«Коготь женился? Вот так новость…»

— …Ещё две собаки. Бадернские волкодавы. Чистокровные, — Юрден едко усмехнулся. — Прямо с ними в комнате. Ничего у тебя не выйдет, Тихоня. Эти кобельки тебе не по зубам.

— Не твоя забота, — огрызнулся Рэлек, вовсе не обрадованный новостью. — Расскажи, что есть на этом этаже.

— Гостевые комнаты, в основном. Сейчас они пустуют.

— Сколько сторожей обходят дом?

— Четверо. Попарно, каждый час.

— Давно был последний обход?

— Не знаю… минут за десять до того, как ты меня вырубил.

— Хорошо. Что ещё мне стоит знать?

— Сдавайся по-хорошему, — Юрден сплюнул ему под ноги. — Или сдохни.

— Выбор небогатый. Но я ещё подумаю. Теперь пойдём, покажешь мне комнату под спальней Кладена.

Он поднялся на ноги, подождал пока встанет бывший адъютант… Бывший… Верно говорят: бывших солдат не бывает. От Юрдена вполне можно было ожидать какой-нибудь пакости. Но, видать, не чувствовал в себе уверенности Носач, не стал рисковать — спокойно отвёл Рэлека в шикарную «зелёную» спальню, размерам которой мог бы, наверное, позавидовать трапезный зал небольшого кабака.

— Если Кладен не над нами спит, я вернусь, — пообещал Рэлек.

— Прямо над тобой его кровать, — огрызнулся Юрден. — Иди, проверяй, неудачник! Сам не знаешь, Тихоня, от чего ты отказался, ухлопав Нейта. Думаешь, твои пастыри дадут тебе больше? Ха!.. Впрочем, ты-то от них вовсе ничего не получишь. До полковника тебе не добраться. Никаких шансов!..

— Меня не пастыри послали, — Рэлек смотрел на него, ощущая в душе ледяное спокойствие. — И не Парламент. Вы все ошиблись. Потому, что всё забыли. Один только Анг ещё помнит…

— Забыли? — Юрден озадаченно нахмурился. — О чём забыли? Причём здесь этот пьяный дурак?

— Четыре года назад. Пустоши. Дом, сад и колодец. Парень и девушка. Помнишь, Носач?

Рэлек смотрел прямо в глаза Юрдена и, когда там, наконец, отразился страх, резко подался вперёд.

— Не… не может быть!.. — выдохнули окровавленные губы.

— Вспомнил? — спросил Рэлек, левой рукой сжимая горло северянина, а правой погружая в его тело кинжал. — Вспомни их лица, Носач! Думай о них, мразь! Думай!..

Когда последние искры жизни погасли во взгляде Юрдена, он буквально заставил себя разжать пальцы… Потом подошёл к кровати и минуты две старательно вытирал руки о шёлковое изумрудно-зелёное покрывало. Внутри было пусто и… хорошо.

— Как после ночи любви, — буркнул Рэлек. Собственная шутка ему не понравилась, она отдавала горечью и трупной гнильцой, от неё веяло непристойностью.

«Проклятье! Мне это не должно, не может нравиться! Я просто делаю… то, что должен!»

И дело его отнюдь ещё не было завершено.

* * *

Сперва он осторожно поднялся наверх. На широкой мраморной лестнице было пусто. И коридор перед заветной спальней тоже пустовал. Мысленно послав проклятие покойному Юрдену, Рэлек собрался уже подойти ближе, когда услышал чей-то глубокий вздох, и только тогда смекнул: охранник скрыт от него стоящей возле окна пузатой напольной вазой. Наверное Хиза можно было успокоить без лишнего шума… если бы не псы. Эти-то наверняка почуют чужака, стоит лишь подойти поближе к дверям… Нет, не пойдёт. Придётся действовать так, как задумал раньше.

Он спустился вниз и вернулся в «зёленую» спальню. Если Юрден не соврал, до обхода ещё есть, самое меньшее, минут пятнадцать. Должно хватить в самый раз. Он снял со стены масляную лампу и аккуратно полил её содержимым огромную постель, ковёр и гардины. Опустевший светильник бросил на труп северянина. Потом сходил в коридор за другой лампой, в которой плескался узкий язычок живого пламени. Скоро это пламя переселилось на ковер и бодро побежало к испачканному маслом и кровью изумрудному покрывалу.

— Прощай, Носач, — бросил Рэлек безучастному мертвецу и покинул быстро заполняющуюся дымом комнату.

Первыми, как и следовало ожидать, почуяли неладное собаки. Из спальни Кладена послышалось приглушённое рычание, разом перешедшее в яростный лай. Что-то крикнул, перекрывая собачий «дуэт», мужской голос, ему ответил женский, полный тревоги. Из-за вазы на середину коридора выскочил высокий и широкоплечий здоровяк в короткополом камзоле и узких чёрных рейтузах, из-за которых ботинки на его ногах казались непропорционально огромными. Хиз? Похоже на то…

«Теперь мой выход», — решил Рэлек и вывалился из-за угла, надсадно кашляя и хватаясь за стены.

— Пожа-а-а-ар! — просипел он, задыхаясь. — Гори-и-и-им!

Хиз выругался в голос, метнулся было навстречу Рэлеку, но тут же замер, услышав, как за спиной распахнулась дверь. Лас Кладен в наброшенном наспех пёстром махровом халате остановился на пороге собственной спальни, обернулся и повелительно бросил за спину:

— Оставайся здесь, Мельна, и не пускай собак из комнаты.

«Вот и славно», — Рэлек, продолжая кашлять и пошатываться, быстро приближался к обернувшемуся на хозяина Хизу.

— Что за бардак творится в доме? — рявкнул, между тем, на охранника Кладен.

— Не знаю, господин Лас, — пробасил тот, недоумённо пожимая плечами. — Я…

Он вдруг поперхнулся, выпучил глаза и повалился вперёд — ничком на покрывающую паркет сиреневую ковровую дорожку. Лас Кладен мгновенно остановился, буквально застыл на месте. Высокий, стройный, короткие волосы аккуратно причёсаны — будто и не спал вовсе… Даже сейчас, в этом халате, покрытом какими-то неопределённо-цветастыми узорами, полковник не выглядел нелепо. И растерянным он тоже не выглядел. Равно как и испуганным.

— Рэлек, — его брови чуть изогнулись, в голосе зазвенел неприкрытый сарказм. — Вот так сюрприз.

— Давно не виделись, полковник, — слова почему-то давались с трудом. Будто взгляд серых глаз сдавил ему глотку.

— Кажется, ты пришел попрощаться, Рэлек? Должен признать, оригинальный выбор способа самоубийства.

— Не более оригинальный, чем ты выбрал тогда для нас, полковник. Там, под Зейном…

* * *

…Вой ветра, гул падающей с небес воды, треск дерева под ногами… штурмовая лестница выгибается тонкой былинкой… люди-муравьишки молча сыплются вниз — в зыбкую от ливня тьму под ногами…

— Э-эрве-е-ель! Не-е-е-ет!!!

Мертвенно-бледное лицо… губы с усилием складываются в подобие улыбки…

— Всё… проходит… дружище… Прохожу… и я…

— Будь он проклят, ублюдок! Я убью его! Убью-у-у-у!!!

— Брось… не его… вина…

— Эрве-е-ель!!! Ты не умрёшь, сукин сын!!! Слышишь меня?!

— Звёзды… — серые губы улыбаются, а глаза смотрят куда-то вверх, сквозь Рэлека, сквозь клубящиеся чёрные тучи. — Росомаха… Дракон… Щит Гиганта… видишь их… дружище?

— Кла-а-аде-е-ен!!! — разрывает глотку, поднимается над пылающим городом отчаянный, полный ненависти крик. — Будь ты проклят, Ла-а-ас Кла-а-аде-е-ен!!!

* * *

— Знать бы тогда, зачем… Эх, знать бы…

— И что бы ты сделал? Вызвал бы меня на дуэль? Попытался бы убить на глазах у десятка офицеров? Нет, ты бы просто умер ещё тогда, четыре года назад. И потом, какая разница, послал «Мотыльков» на штурм приказ Парламента или лично я сам? Зейн нужно было взять — он оттянул бы переговоры о мире ещё на месяц, а Куно хотел развязать себе руки как можно быстрее. Если бы не принял решение я, это сделал бы кто-то другой. Твоя месть мелка и смешна, Рэлек. Она не имеет смысла. Ты мстишь не человеку, а системе, самой исторической неизбежности…

«Он прав, — кольнуло в сознании, — всё это ничего не даст. Кладен или кто-то другой — мир не изменить, выдернув из пирамиды всего лишь один, пусть даже большой и крепкий кирпичик… Но кто сказал, что я хочу изменить целый мир?»

— Дело не в системе, полковник, — он сказал это уже спокойно, без прежнего усилия. — Дело только в тебе. Целитель Вольд. Девчонка из Пустошей. Капрал Эрвель Фабр. Ещё три с лишним сотни «мотыльков» под стенами Зейна… Кто-то уже должен тебе сказать «стоп», сволочь.

Что-то изменилось в серо-стальных глазах. Что-то дрогнуло едва уловимо…

— Я безоружен, — Лас Кладен развёл руки в стороны. — Ты ведь дашь мне шанс, Рэлек? По старой памяти…

Рэлек резко взмахнул рукой. Нож, свистнув в воздухе, вонзился наместнику Глета точно в правую глазницу.

— Дать врагу оружие — это для дураков, — сказал он, наблюдая, как падает тело в цветастом халате. — Ты сам так учил нас, Коготь. Забыл?

Издалека уже приближались крики людей, где-то на улице пронзительно звенел медный колокол. Нужно было бежать, не теряя более ни секунды, и без того разговор с Кладеном вышел неоправданно долгим… Но он всё стоял и смотрел на эту кучу махрового тряпья, в которую превратился человек, так много когда-то значивший в его жизни… Совсем недавно ещё значивший…

«Вот и конец… Ты доволен, брат «справедливец»? Теперь-то ты доволен?»

«Беги-и-и-и!!! — пробился откуда-то изнутри отчаянный призыв. — Беги оттуда, Рэлек!.. Прошу!..»

Он вздрогнул и, кажется, немного пришел в себя. Растерянно огляделся, пытаясь решить, что ему делать теперь, и понимая с неожиданной ясностью: бегство ни один его план попросту не предусматривал… В этот самый миг дверь спальни четы Кладенов снова распахнулась, и в коридор шагнула женщина — высокая, очень красивая, с длинными светло-каштановыми волосами, сбегающими по плечам. Увидев тело мужа, она отшатнулась, вскинула руку к распахнутому в ужасе рту… А потом из-за её спины вылетела огромная чёрная тварь и с рёвом бросилась на убийцу хозяина.

Выхватить саблю уже не было времени, Рэлек рванулся в сторону, чудом увернувшись от оскаленной пасти… И столкнулся со вторым псом, всего на пару секунд отставшим от собрата. Чудовище прыгнуло ему на грудь, метя клыками в горло, Рэлек успел ещё схватиться за могучую шею волкодава… а потом его просто смело с места, он врезался во что-то спиной, услышал треск дерева и звон бьющегося стекла, и полетел, кувыркаясь, куда-то вниз… вниз…

Удар о землю, едва не выбивший из него дух… Пронзительная боль в правой ноге… Жалобный стон откуда-то снизу… Под руками что-то тёплое и мокрое… Резкий запах свежей крови бьет прямо в нос…

Ему опять повезло: он упал прямо на собаку, смягчившую удар о землю. Дважды повезло: пёс, послужив для Рэлека подушкой, сам падения с третьего этажа не пережил. И на этом везение закончилось; подняться с мёртвой зверюги ещё удалось, но бежать со сломанной ногой — на такое разве что «душеловы» способны.

Стискивая зубы от страшной боли, он проковылял несколько шагов и тяжело прислонился спиной к стене. Рванул из ножен саблю. Охранники уже бежали к нему слева и справа, Рэлек их ещё не видел за кустами, но они-то наверняка не проморгали его короткий, но захватывающий полёт. Сколько их там? Трое? Четверо? Никакой, в сущности, разницы. Сразу со всех сторон не сунутся — и на том спасибо. А остальное… Никаких иллюзий касательно своей судьбы Рэлек не испытывал. Свой запас чудес он вычерпал до дна, без остатка.

«Рэлек! — заполошно кричал, надрывался в его голове отчаянный женский голосок. — Не смей сдаваться, Рэлек!.. Он рядом, у самого города!.. Брат!.. Месть его здесь больше не держит!.. Ты можешь уйти в его тело, Рэлек!.. Ты можешь вернуться ко мне!.. Можешь остаться со мной!..»

«Вердаммер хинт! — Рэлек хрипло рассмеялся, в горле почему-то саднило, глаза застилала солёная влага. — Чудеса-то, кажется, ещё только начинаются! Убейте меня, и я стану ещё сильнее! Я, Рэлек из Гезборга, восстану из праха, чтобы жить долго и счастливо, не болея и не страдая от ран! Буду целый век бегать по Пустошам, водить за нос ментатов Бастиона и жрать морковку с яблоками! А может, целых два века?! Сколько вам отпущено, славные выродки-душеловы, бывшие люди, нынешние пустые сосуды для чужих неуспокоенных душ?! У вас внутри так много свободного места! Сколько нужно одной единственной человеческой душе?! Всего лишь одно единственное заёмное тело!.. Которое, даже если удавиться захочешь — не удавится, выживет вопреки твоей же собственной воле! Убейте меня, ублюдки, я вернусь к вам снова в мощи и славе, и каждому воздам по заслугам его!»

«Рэлек! — рыдала издалека чернявая хозяйка «кукольного домика». — Не уходи!.. Прошу тебя!.. Верни-и-и-ись!.. Не умира-а-ай!..»

Сквозь цветущие кусты проломился здоровенный парень лет двадцати, свет факела отражался в зеркале начищенного пехотного панциря, кроваво дрожал на острие длинной рапиры. Заметив раненого «мотылька», он торжествующе вскрикнул, но горячку пороть не стал — начал подступать медленно и осторожно, выставив оружие перед собой. Следом из кустов, нещадно бранясь на колючки, уже лез второй стражник.

— Эй, подходите смелее! — крикнул им Рэлек. Он оттолкнулся от стены и легко выбросил саблю вперёд — навстречу первому удару. — Ну же, не бойтесь! Или вы, недоноски, тоже хотите жить вечно?!

Эпилог

Снег сошёл на прошлой неделе. Залежался он в этом году, что и говорить, но всё когда-нибудь заканчивается, кончилась и зима. И это хорошо — холодная дева загостилась, не зная меры, утомила хозяев.

День ото дня становилось всё теплее. И солнышко пригревало совсем по-весеннему, и птицы щебетали громче, и даже вода, кажется, журчала веселее. Чудное время — весна. Чудное и чудное. Всё вдруг начинает радовать глаз: и свежая зелень на склонах, и блеск реки, и солнечный свет в оконце. Благодать, да и только! Скоро оденется листвой лес, а Пустоши покроются цветным разнотравьем. Весна на порубежье — лучшая пора.

Десять дней назад, аккурат во время самого последнего отчаянного снегопада, Мильху Земичу стукнуло полвека. Почтенный возраст, надо заметить. Солидный. Пришлось даже гостей собрать в кои-то веки, никак отбиться не вышло от застолья. Однако ж, вопреки обыкновению, не пожалел. Славно так посидели, по-доброму. Приняли вишневой наливочки из прошлогодних запасов, закусили варёной картошкой. Вдовица Свилена расщедрилась на двух жареных кур, Ким и Ланга — ближайшие соседи, с коими вечно делил старую яблоню, — принесли огромный сметанник. Заглянул и староста, махнул стопку «чтоб именинник здоровьем был крепок», потом вручил «от всего, значит, обчества» настоящий самовар, двухведёрный. «Ты, Мильх, муж степенный, достаточный… Вот и подарочек тебе, значит, со значением… Хм… Один ты, ясное дело, два ведра-то вару не осилишь, ага? Вот и думай… Хм…»

Думай, не думай… Полвека бобылём разменял, что уж теперь думать? И самому ясно: неправильно это. Жену надо, детей… Однако ж, привык один-то. Супротив самого себя не попрёшь. Да и времена нынче суровые, не чета прежним, неспокойные времена; до сватовства ли? Как летом наместника в Глете убили, так слухи и поползли. Зашептались по тёмным углам-закоулкам все, кому не лень: «Война! Война скоро будет! Вот помяните слово моё — война!»

С кем война? Почему война? Никто толком сказать не может… Но каждый раз зябко на душе делается, как услышишь, тревожно. Ну, как тут о семье загадывать, о детях? Нет, не ко времени такие гадалки. По всему видать, одному тебе век доживать, старина…

Однако судьба — та ещё рукодельница. Через десять дней после памятного празднества поднял Мильха с постели стук в ворота. Осторожный такой стук, вежливый, но настойчивый. И кого принесло посреди ночи? Помянув привычно о неспокойных временах, засов калитки сразу скидывать не стал, спросил сперва:

— Кому там не спится?

— Открой, добрый человек.

Вот те на! Голос женский да молодой совсем! Отпер, чего уж… хотя топорик-то острый за спину спрятал — от греха. И впрямь, юница на дороге стоит. Невысокая, худенькая, черноволосая… Красивая или нет — то в темноте не разглядеть толком. В руках — объёмистый сверток.

— Что же ты, красавица, ночью-то одна ходишь? Хех… ну, проходи уж, коли пожаловала…

— Нет, — девушка отрицательно мотнула головой и протянула вперёд свёрток. — Возьми, добрый человек.

Мильх принял одной рукой, неловко топором-то махать перед девчонкой… И уж потом глянул, что дали.

— Ох, девонька… как же так? — спросил укоризненно.

— Ему здесь будет лучше, — в голосе ночной гостьи слышалась странная убеждённость.

— А отец?

— Он бы тоже так захотел.

— Вот как, — сообразивший, что к чему, Мильх сочувственно вздохнул. — Значит, сгинул…

— Он теперь всегда со мной, — девушка грустно улыбнулась. — И с ним — тоже.

Мильх снова глянул на свёрток. Из вороха пёстрого тряпья на него смотрело маленькое детское личико. Очень серьёзное личико с недетскими глазами. Мальчик. Здоровый, крепкий, румяный и необычно спокойный карапуз. «Не возьму! — решил он твёрдо. — Негоже так-то…» Поднял взгляд на ночную гостью… Ахнул… И, боле не смущаясь оборуженной руки, сотворил охранный знак — прямо топором сотворил. Потому что чернявой на дороге уже не было. Исчезла, бесшумно канула во мраке, как в омуте. Люди так не ходят!

— Эй! — спохватился Мильх. — Как его хоть зовут-то?!

— Рэлек, — донеслось из темноты.

— Просто Рэлек?!

— Рэлек, — подтвердила темнота и уточнила уже едва слышно: — сын Рэлека…

Мильх хотел ещё что-то спросить, но передумал. Вздохнул, положил малыша на верстак и вернулся к воротам. Жил он на самой окраине деревни, всего в полусотне шагов от речного берега. По ту сторону водной глади, сколь охватывал глаз, уже простирались Пустоши. Сейчас, залитые лунным светом, их пологие холмы казались совсем белыми, будто на них уже расцвёл сплошь укрывающий склоны вереск.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник