Водопад грез

Глава 30

Десять дней шли радиоактивные осадки. Десять дней мы прятались, десять дней было дано нам, чтобы заполнить голову Ронина информацией о положении гидранов, чтобы убедить его в том, что Тау должен отвечать перед общиной так же, как перед наемными рабочими… даже больше. Время, достаточное для того, чтобы Ронин перестал вздрагивать, когда Хэньен или Мийа демонстрировали свой дар. Время, достаточное для того, чтобы он перестал глядеть на нас с Мийей широко раскрытыми глазами каждый раз, когда мы касались друг друга, или когда выходили утром из комнаты, каждый раз, когда он видел нас с Джеби вместе как семью. Время шло долго, час за часом, ночь и день, так что все мы чувствовали, как исчезает его страх перед незнакомым, словно жизнь с чужаками и уродами постепенно перестала казаться ему чуждой и уродливой.

«Сейчас мы следуем одним Путем, — пробормотала мне Мийа, наблюдая, как Ронин присел поиграть с Джеби в игру-считалку. — У него не было другого выхода, кроме как остаться с нами». — И, глядя на него, чувствуя, что лежит в его мыслях, я мог почти поверить этому.

На десятый день вернулся Воуно, но на этот раз над его флайером висел боевой корабль, и легионеры последовали за ним, когда он спустился по лестнице. Мы все глядели на них, задержав дыхание, окаменев, пока не улыбнулся Воуно, улыбнулась Мийа. Улыбнулся Ронин и сказал: «ФТУ».

Это значило, что мы были в безопасности, что конец нашим мытарствам уже виден. В этот раз они пришли, чтобы забрать Ронина на другую сторону реки на переговоры с Тау. Главные фигуры Тау еще пытаются выкрутиться, сказал нам Воуно. Санд, шеф безопасности Дракона, лично вернулся на Убежище с полудюжиной членов правления Дракона, и они беспокоятся о том, чтобы все уладилось, прежде чем симбиотическая экономическая система корпорации будет задушена наложенным ФТУ запретом на полеты.

Ронин взял с собой Хэньена. Мы с Мийей и Джеби остались ждать дома. Мы не видели их больше, но Хэньен делился мысленно с Мийей каждым шагом их продвижения к цели переговоров. И все это время Наох, как дурной сон, ворошила мои мысли. Думаю, она не оставляла в покое и Хэньена.

Я знал, что Наох была связана с Мийей, равно как и был уверен, что Мийа делится с ней каждой ставшей известной нам деталью. Но что бы ни думала Мийа насчет угроз своей сестры, этим она делиться со мной не собиралась. Не случайно генетический код псиона сформировался так, что давал возможность управлять даром и защищаться в случае необходимости. Уверенность, что жизнь гидранов куда проще, чем жизнь людей, оказалась лишь еще одной моей мечтой, растаявшей со светом дня.

Прошел целый месяц, прежде чем была поставлена последняя точка в переговорах — общая амнистия для патриотов. Мы уже могли не прятаться и не бояться, что службисты Тау убьют нас на месте за то, что мы слишком много знаем.

Еще один боевой корабль ФТУ привез нас на церемонию, отмечающую подписание измененного устава Тау и договора, ограничивающего его автономность. По новым соглашениям корпорация Тау оказалась под контролем ФТУ на неопределенное время. Я никогда не предполагал, что буду радоваться тому, что за мной прилетели легионеры, но на этот раз у меня не было никаких возражений.

Когда мы стояли на крыше дома Хэньена, собираясь взойти на борт, внезапно появилась Наох. Легионеры выругались и схватились за оружие. Она подняла руки и почтительно поклонилась, что не скрыло ни ее мужества, ни ее невысказанного страха.

— Я пришла с миром, — сказала она на стандарте несколько неуклюже, но чисто. — Если есть справедливость, я хочу увидеть ее. — Она посмотрела на сестру. Я почувствовал, как они обмениваются мыслями, не допуская меня к ним.

— Пошли с нами, Наох? — произнесла Мийа, протягивая, наконец, ей руку, но не совсем уверенно. Наох приняла ее. Они обнялись с болезненной радостью, которую я мог почувствовать, но не мог разделить.

Церемония подписания проходила в Гнезде — ближайшем к нейтральной территории месте, на которое могли согласиться обе стороны. Для меня это было похоже на замыкание круга: все кончается там, где началось.

Мы вошли в зал для приемов, и я увидел Санда в униформе среди важных персон его корпорации. Тут были Перримид и Киссиндра, Хэньен и большая часть Совета гидранов. Все они совершали дипломатический танец, переходя от одного к другому, здороваясь, улыбаясь. Кроме нас троих, представлявших патриотов, других гидранов не было.

Не было видно ни одной персоны из верхушки Тау — по крайней мере пока, Я почувствовал, как мое удивление отражается в мыслях Мийи, в то время как она стоит, колеблясь, рядом со мной у входа с Джеби на руках. У мальчика расширились глаза при виде людей в одежде, цвета которой переливались, как масляная пленка на воде.

— Папа! — позвал он, заметив человека в униформе на другой стороне комнаты. Но это был не Натаза, и я насторожился, уже не так бездумно оглядывая вооруженных легионеров. Натазы не было среди них. Даже тот факт, что на них были цвета ФТУ, не успокоил меня, когда я подумал о том, что значит их присутствие в зале.

Мийа пошла навстречу Перримиду и Хэньену, они заметили нас и направились к нам навстречу. Наох последовала за ней, как тень, разглядывая детали интерьера, людей в зале. Широкие окна, из которых открывался вид на рифы, были похожи на глаза хищной птицы, смотрящей вниз, на Отчизну — последний фрагмент гидранской культуры. Зрачки Наох превратились в беспокойные щелочки, хотя сегодняшнее событие должно было гарантировать, что отныне священные места Отчизны будут в безопасности и что в будущем тот, кто выглянет из этих окон, увидит что-то лучшее.

Я пошел за ними, с трудом переставляя ноги и ощущая каждый взгляд, направленный на меня. Я внушал себе, что это лишь мое воображение, ведь я в первый раз действительно чувствовал толпу. Соприкосновение с рифами и Мийа начали, наконец, излечивать меня.

Но слишком много взглядов останавливалось на мне, на гидранской одежде, которую я носил, потому что другой у меня не осталось, на кошачьих гидранских глазах и человеческом лице. Внезапно я ощутил себя не гидраном и не землянином. Я почувствовал себя уродом.

Все вскоре отвернулись от меня, и только Санд продолжал смотреть. Я увидел рядом с ним леди Гиотис Бинта, единственную из членов правления Дракона, знакомую мне.

— Так, — сказал Санд, пока Перримид и Хэньен здоровались с остальными. — Кажется, ты всерьез принял нашу последнюю беседу.

Мое лицо осталось бесстрастным.

— Ты можешь верить, что это так, если тебе хочется.

Он окаменел, и на секунду выражение, которого мне никогда не хотелось видеть, появилось в его глазах. Но он только улыбнулся, болезненно скривив рот, а леди Гиотис Бинта сделала шаг вперед.

— Я и представить себе не могла, — ровно произнесла она, — когда мы встречались в прошлый раз, что можем снова встретиться при таких обстоятельствах.

— Да, мэм, — пробормотал я. — Я тоже.

— Почему-то мне грустно. Неудачно, что все так обернулось.

— Думаю, это зависит от точки зрения, — сказал я. Она хорошо себя контролировала, но я заметил, как бегали ее глаза. Она взглянула на Санда и сделала пальцами несколько быстрых движений. Он ответил ей тем же, используя язык жестов, неизвестный мне, который знают только в высших кругах. Они обменялись взглядами и странными улыбками, промелькнувшими так быстро, что я даже не сумел предположить, что они означают.

Леди Гиотис отошла в сторону, и Санд снова перевел взгляд на меня.

— Я серьезно, — сказал он. — Возможно, ты посмеешься над этим вопросом, но скажи точно, каковы твои отношения с Драконом?

— Драконом? — Я моргнул, так как ожидал, что меня спросят совсем о другом. — У меня нет никаких отношений с Драконом. Я ничем с ним не связан.

— Значит, твое появление на Убежище было просто совпадением — и ничем больше?

Я перевел глаза на Мийю, стоявшую рядом с Хэньеном и Перримидом. Я видел, как она передала Джеби в руки дяди, как они улыбнулись.

— Нет, — пробормотал я, снова посмотрев на него. — Но если ты имеешь в виду, работал ли я на ФТУ, — тоже нет. Пока вы не заставили меня.

Его губы снова дернулись, он взял напиток с проезжавшего мимо подноса и медленно выпил. Поднос направился ко мне. Я тоже взял напиток и залпом опрокинул его.

— Вижу, — сказал он. — Тогда не скажешь ли мне, почему знак Дракона вытатуирован на твоей… на твоем бедре? — Он опустил глаза, словно мог видеть сквозь одежду.

Я нахмурился. Неужели его искусственные глаза действительно могут видеть сквозь ткань?

— Как ты…

— По записям, сохранившимся на комплексе, — сказал он.

— Это не знак Дракона, — все еще хмурясь, покачал я головой. — Это просто ящерица.

— Это знак Дракона, — ровно сказал он. — Неужели ты думаешь, что я не знаю, как он выглядит?

— Я даже не помню, как появилась у меня эта татуировка, — ответил я. — Но спасибо за то, что объяснил. Я буду вспоминать об этом каждый раз, когда буду садиться. — Я повернулся к нему спиной и пошел прочь.

Я присоединился к небольшой группе людей, с которыми чувствовал себя почти в безопасности — к группе землян и гидранов с Мийей в центре. Она говорила с Киссиндрой. Они одновременно подняли глаза, когда Мийа почувствовала меня. Киссиндра улыбнулась и отошла в сторону, коротко притронувшись к моей руке, освобождая мне место рядом с Мийей.

— Мы говорили о рифах, — сказала она, словно желая, чтобы я знал, что они говорили не обо мне. — О способах узнать побольше о целебном влиянии монастыря, не потревожив это место.

По договору, свидетелями подписания которого мы являлись, последний нетронутый риф отдавался под защиту Федерального общества защиты окружающей среды, тем самым становясь недоступным для корпорации.

Тау уныло согласилась на это, равно как и на новые правила, вынуждающие корпорацию включать гидранов в работы, которыми раньше занимались только земляне. Из того, что делала Мийа, и из того, что делал я сам, — я знал, что если даже эти изменения проедят дыры в человеческих кишках, подобно кислоте, они все равно не просто справедливы — они верны и мудры и принесут благо всем. Я надеялся, что в один прекрасный день Тау оглянется назад и удивится, почему она так долго не могла принять этого. Шансы на это были не такими большими, но все-таки не равны нулю, как прежде.

— О симбиозе облачных китов и общины, об интерпретации данных, — говорила Киссиндра. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она все еще говорит о рифах. Она запнулась. — Ты собираешься снова работать с нами, так ведь?

— Попытайся меня остановить, — улыбнулся я.

— Почему все тянется так долго? — За Мийей появилась Наох. Пальцы ее перебирали ткань рукавов, как беспокойные живые существа. Я вспомнил, что так же двигались руки Мийи, когда я в первый раз встретил ее. — Где люди Тау? Это какой-то трюк?

— Нет, конечно нет… — сказал Перримид. Он не закончил, так как ее пристальный взгляд отметил его волнение и сомнения.

— Они будут здесь, — сказал Хэньен ровным голосом: в глазах его отразилось желание, чтобы приемная дочь поверила ему.

— Где Натаза? — спросил я. Джеби с довольным видом сидел на плечах Перримида. Я взглянул на Мийю. Частичка ее мозга, ее силы, ее любовь навсегда останется с этим ребенком, как другая часть — со мной. Я представил себе, что может произойти и с людьми, и с гидранами, если они откроют для себя возможности, которые я видел каждый раз, когда смотрел в глаза Мийи и Джеби.

— Он должен прийти с остальными, — сказал Перримид. — Шла речь о том, чтобы сделать его новым районным администратором здесь, в Ривертоне, когда Боросэйжа переведут.

— Переведут? — резко спросила Наох. По взгляду, который она бросила на Мийю, я понял, что она потребовала объяснения и ответ не понравился ей.

— Он попадет в тюрьму. Верно? — спросил я. — Он вылетит отсюда. Слишком плохо то, что он сделал… — Я отвел взгляд от Перримида, высматривая Ронина.

— Идет делегация Тау, — пробормотал Перримид и пошел ей навстречу.

Наох наблюдала, как он удаляется, ее взгляд становился все темнее и темнее.

— Наох… — сказала Мийа. Слово прозвучало одновременно вопросом и предупреждением. Она положила ладонь на плечо сестры, словно желая вернуть ее в реальность.

Наох сбросила ее руку, не касаясь ее. Мийа отступила, но продолжала смотреть в лицо сестры. Я отвел от них взгляд, когда новый правящий борт Тау появился в зале в полном составе — на этот раз во плоти, а не в виде голограммы. Все они были незнакомы мне — хороший знак, — все бесстрастны, как ряд палок.

С ними шел Боросэйж. Он все еще был в униформе и возглавлял группу легионеров Тау.

Я не поверил своим глазам, мое горло сжалось. Я отвел от него взгляд, пытаясь убедить себя, что это пустая формальность, что никаким способом он не мог пройти незатронутым, если заменили все правление Тау.

Пока они шли через комнату, он глядел на нас, и глаза его были полны ненависти. Мозг его был недоступен мне, как и мозги всех остальных.

— Мийа? — пробормотал я.

Но тут я заметил Натазу, тоже пришедшего с делегацией Тау. Он оторвался от нее, и его лицо — жесткое неулыбчивое лицо — смягчилось, когда он заметил Джеби и направился к нам. Мийа не ответила мне, так как внимание Джеби переключило и ее внимание на Бурнелла.

— Папы! — закричал радостно Джеби, переводя глаза с меня на Натазу. Улыбка Натазы стала еще шире, и он протянул к нему руки. Внимание Мийи полностью сконцентрировалось на том, чтобы они встретились, словно никто и не был болен. Я перевел взгляд на Наох и не отрывался от нее, а она наблюдала за Боросэйжем. Она смотрела на него с таким выражением лица, как жертва смотрит на охотника… или как охотник на жертву.

Люди Тау влились в ожидающую массу людей Дракона, наблюдателей ФТУ и членов Совета гидранов, пока все не смешались в одну массу различных цветов и различного подданства. Они приветствовали друг друга поверхностными улыбками, за которыми скрывалось глубокое облегчение. Все они надеялись, что санкции ФТУ, направленные на отдельных служащих, уже завершились, и положение, в котором оказались они, если и не воплощает их мечты, то все-таки лучше, чем могло быть.

Прозвучала мелодия, оповещая о начале церемонии подписания. Толпа направилась к широким дверям, ведущим в главный зал, где на тщательно разработанном техниками видеостенде ожидал договор, каждая часть его мерцала на отдельном экране, гипертекст окружал их, подобно ореолу света.

Я прислонился к колонне и закрыл глаза. Запись синтезированного голоса, в котором я узнал голос Ронина, начала громко перечислять условия соглашения, на случай если кто-то не побеспокоился изучить их заранее. Пункты наложенной на Тау епитимьи окружали меня как прохладная вода, оставляя нетронутой поверхность мозга. Хайперы Тау и Независимых рыскали в толпе, отмечая каждый нюанс того, как земляне и гидраны строят фундамент нового будущего, в которое войдут вместе, хотят они этого или нет.

Я сверил пункты договора с тем, что отложилось в моей памяти, и уважение к Ронину росло с каждой заметкой: расширение обмена технологиями между гидранами и землянами, амнистия всем заключенным гидранам, реабилитационные и тренировочные программы, предоставление гидранам рабочих мест, никаких вмешательств в магнитосферу, чтобы восстановить старые пути миграций облачных китов. И для рабочих по найму — строгое соблюдение условий безопасности на разработках Тау и постоянные проверки инспекционными командами от ФТУ.

Тау спорила, уверяя, что не сможет выжить с такими ограничениями, что экономика корпорации будет полностью разрушена. На что ФТУ ответило: «Адаптируйся и пытайся или помирай прямо сейчас». Дракону придется поддержать Тау, иначе он еще больше потеряет лицо и встретится с новыми торговыми ограничениями в остальной части своей гегемонии. Зажатый в клещах силы, даже Тау не мог высвободиться из них.

Я слушал, как члены нового борта Тау произносят оптимистические банальности, касаясь стенда один за другим, фиксируя свое одобрение этих изменений. Я подумал, как они будут удивлены, если изменения действительно приведут к лучшему.

— Предполагаю, что ты думаешь, будто это все твоих рук дело, полукровка? — раздался голос за моей спиной.

Я повернулся и оказался лицом к лицу с Боросэйжем. И еле подавил в себе желание ударить его в лицо, стереть с него самодовольство, заставить его отойти снова за ту невидимую линию, которую пересек он, вторгшись в мое личное пространство.

— Да, — сказал я вместо этого, выдавив улыбку. — Многое.

— Я должен был убить тебя, когда у меня был шанс, — проворчал он, еле сдерживая свое бешенство, Он отвел глаза в сторону. — Очень плохо, что ты не останешься на Убежище и не сможешь увидеть, что произойдет со всеми твоими светлыми идеями.

— Почему ты думаешь, что я не останусь? — Скрестив руки на груди, я снова прислонился к колонне.

— Ты депортирован.

Я глубоко вдохнул и задержал в груди воздух, пока эти слова пытались парализовать мой мозг.

— Мне кажется, ты услышишь, как это переиграют, — сказал я наконец. — Это ты не сможешь увидеть, что получится, поскольку тебе стоит готовиться к тяжелым для тебя временам за торговлю наркотиками, дерьмовый садист.

Он покачал головой, улыбка, как пятно, поползла по его лицу.

— Не я, парень, Вместо меня полетел Фахд… Я остаюсь. Я неглуп. Я знал борт и знал, что этот подонок Санд попытается свалить на меня всю ответственность. Они думали, что могут посадить меня в лужу, но я взялся за них первым. У меня есть свои пути. — Он коснулся металла на своей голове. — У меня есть записи таких разговоров, в существование которых ты не поверишь, таких вещей, что они даже не предполагали, что я знаю о них. — Я сообразил, что, должно быть, всю прибыль от торговли наркотиками он тратил на то, чтобы напичкать свою голову всевозможной записывающей и подслушивающей аппаратурой, которую невозможно обнаружить. — Я знаю, где зарыты все тела, и кто приказал, чтобы эти люди были убиты. Как ты думаешь, парень, почему никого из старого правления нет, а я здесь?

Я перевел глаза на последнего члена борта, скрепляющего договор печатью, и зааплодировал вместе со всеми, что прозвучало так же ненатурально, как если бы я просто стоял, не двигаясь. Готово, шептало что-то в моей голове. Готово, и он уже ничего не мог изменить, он уже ничего не мог сделать, чтобы причинить вред тем, о ком я заботился, даже мне. Я оглядывал толпу, пытаясь найти глаза Перримида или Ронина. Я увидел Наох, глядящую на меня и на Боросэйжа рядом со мной, словно мы были магнитным полюсом.

— Я еще не отказался от своих обязанностей, — сказал Боросэйж. — И пока это так, ни один урод не будет в безопасности на этой стороне реки. И ты тоже, парень. Особенно ты. — Он поднял руку.

Я отступил на шаг, сжав кулаки, ненавидя себя за это.

«Боросэйж».

Увидев, как внезапно бешенство перекосило его лицо, я понял, что услышал, как кто-то позвал его мысленно. Он повернулся. Рядом с ним стояла Наох, ее зрачки сузились.

— Я говорил тебе, никогда не делай со мной этого, ты, гидранская сука.

Ее лицо не изменилось.

— Так ты говоришь, что еще не отказался от своих обязанностей? — сказала она, на этот раз вслух. — Это человеческий Путь: уничтожь своих врагов, пока они не уничтожили тебя.

Он хохотнул:

— Ты знаешь это, сладенькая. Ты знаешь меня достаточно хорошо. — Он протянул руку и коснулся толстым пальцем ее щеки. Я увидел, что она чуть не съежилась. — Так что теперь я в безопасности, а ты прощена. Все будет как раньше — обычные дела между нами и твоим народом.

Дрожь вырвалась из-под ее контроля.

— Наох, — прошептал я, — не надо. — Я подумал, что она проигнорировала меня, но внезапно я не смог двигаться.

— Нет, — сказала она, не отводя от Боросэйжа взгляда. — Я никогда не буду прощена. И ты не в безопасности. — Я почувствовал, как в ней фокусируется сила, растет… Увидел, как ужас появляется в глазах Боросэйжа, когда она вторглась в его мозг и завладела им. Высокий, тонкий жалобный вой вырвался из его горла, он выкрикивал какую-то бессмыслицу.

«Мийа, — позвал я в слепом отчаянии, — Мийа!» Наох взглянула на меня отрешенно, словно услышала мой мысленный крик. Странная улыбка заиграла на ее губах, и она снова повернулась к Боросэйжу. «Ты готов умереть, монстр? — сказала она в его мозг и каким-то образом в мой тоже. — Почувствуй свой мозг, почувствуй, что каждая его клеточка начинает…»

— Наох! — внезапно между нами и в наших головах оказалась Мийа. Ее руки обхватили плечи Наох, словно она хотела физическим способом отвлечь Наох от ее смертоносного кошмара.

Кулак Наох взлетел и, ударив Мийю в лицо, отбросил ее, как камень, с неожиданностью, достойной любой атаки. Наох снова перевела глаза на Боросэйжа, лицо которого начинало приобретать грязно-пурпурный цвет. Сейчас он мычал, словно был ранен выстрелом.

Я стоял, не в состоянии сделать ничего, и только наблюдал. Мийа с трудом поднялась на ноги. По ее подбородку текла струйка крови. Она оглянулась туда, где в толпе продолжался ритуал церемонии. Внезапно в пустом дверном проеме возникла фигура — Хэньен.

«Помоги нам!» — крикнул я, но не знал, услышал ли он меня. Я увидел, как расширились его глаза, но прежде чем он направился к нам, к нему подошел Санд и, положив свою тяжелую руку ему на плечо, начал что-то шептать в ухо. Я видел, как на лице Хэньена менялись эмоции, которые я не мог почувствовать. Он стоял, наблюдая за нами, но не делая ничего, чтобы остановить то, что происходит.

Мийа стонала от боли и страдания, но только в моем мозгу. Она стояла неподвижно, как я, а Наох превращала мозг Боросэйжа в желе у нас на глазах. Я видел, как кровь и что-то еще похуже начало сочиться у него из носа. Его глаза закатились, тело задергалось в воздухе как парализованная марионетка, хотя оно должно было бы дергаться на полу.

Глаза Наох наполнились слезами, ее лицо исказилось, словно она принимала в себя агонию, которую я чувствовал своей душой. Боросэйж застонал, и это был стон смерти, исходящий от живого трупа. Наох застонала вместе с ним, словно его смерть вернулась к ней по безумному кругу, соединившему их как любовников. Я почувствовал, как замерло мое сердце, и понял, что мы с Мийей тоже включены в этот круг.

У меня перед глазами все закачалось, стало черно-белым, и внезапно ужас перед нашими глазами стал другим. Боросэйж упал вниз лицом, освободясь от мести Наох. К тому времени, как он ударился об пол, он превратился в груду мяса, лежащую ничком в растекающейся луже крови.

Наох упала на него сверху с широко раскрытыми невидящими глазами. Ее зрачки были капельками темноты, и кровь струилась у нее из носа.

Я покачнулся, едва устояв на ногах, обретая контроль над своим телом. Мийа бросилась ко мне и приникла, рыдая. Все ее тело сотрясалось, в ее помутненном мозгу стояло то же раскаленное добела солнце ярости, которое убило ее сестру.

— Я люблю тебя, — пробормотал я, отчаянно пытаясь достичь ее. — «Я люблю тебя, Мийа. Не оставляй меня».

Она подняла взгляд. В ее зеленых глазах не было слез, хотя голос рвался от горя. Она взяла мое лицо в ладони. Ее мозг наполнил меня нежностью желанием-любовью, такими чистыми и безграничными, словно существовали не мы, а только наши души, плывущие в небесах, взирающие вниз как ан лирр, не тронутые никаким земным бедствием, хотя кровь была у нас под ногами.

«Я слышу тебя. Слышу», — подумал я с неописуемой радостью, сообразив, что за мгновение до того, как Наох умерла вместе с Боросэйжем, Мийа высвободилась и защитила нас от отражения их смерти.

Но она спрятала лицо в мои одежды, словно никогда не сможет отказаться от этого видения: зал, ужас, правда.

Толпа легионеров и зевак уже собиралась вокруг нас.

— Что за чертовщина творится здесь? — Перед нами возник Санд, его возмущение было почти правдоподобным. За ним стояла дюжина легионеров с оружием, направленным на нас.

— Будто не знаешь, — грубо ответил я. — Будто не из-за тебя это произошло, — Санд предупреждающе посмотрел на меня. — Они мертвы. Она убила его… и это убило ее.

— «Это»? — просопел Санд. — Что «это»?

— Обратная связь, — пробормотала Мийа. — Так бывает всегда, когда псион убивает.

— Это то, что случилось со мной, — сказал я.

Он продолжал смотреть на меня, только желваки на его лице говорили мне, что он удерживается от слов. Он махнул рукой, оружие исчезло, кольцо легионеров отступило, сдерживая толпу.

Санд оставался на месте, глядя на нас, глядя на тела Наох и Боросэйжа.

— Вижу, — пробормотал он наконец. — Думаю, в этом есть некий смысл. — Его губы изогнулись в загадочной улыбке, подобной тем, которыми он обменивался с леди Гиотис.

Мийа подняла голову и уставилась на него. То, что скрывалось за этой улыбкой, было абсолютно ясно ей. Когда она встретилась взглядом с глазами Санда, его тело напряглось, и совершенно неожиданное чувство появилось на его лице. Я узнал это чувство: страх.

— Никаких вопросов, — пробормотал он и повернулся. — Натаза!

Натаза протолкался сквозь стену ошеломленных лиц, держа на руках Джеби.

— Да, сэр? — Он был таким же мрачным и напряженным, какими, возможно, были мы все. Он остановился на секунду, словно защищая Джеби от того, что увидел. Хотя, насколько можно было судить по лицу мальчика, он был в беспамятстве, когда Мийа потеряла контроль, отвлекшись на Наох. Перримид стоял за ним, обеспокоенный и мрачный.

— Плохие новости и новости хорошие, — сказал Санд. — Выяснилось, что районный администратор Боросэйж убит убийцей-самоубийцей, бывшим формальным лидером ДНО. Кажется, что после этого новым районным администратором Ривертона будете вы. Заметьте, какими странными путями справедливость иногда достигает своего, не так ли? — Он взглянул на тела, снова перевел взгляд на Натазу и Перримида. — С этого момента ты и уполномоченный Перримид будете работать рядом. Предполагаю, что ты приступишь к своим обязанностям сейчас и разберешься с происшедшим. Я буду ждать твоего рапорта.

Натаза остался на месте, глаза его были пусты, как у его сына. Перримид положил руку на его плечо — Натаза пришел в себя.

— Да, сэр, — пробормотал он.

Мийа высвободилась из моих рук.

— Я возьму Джеби, — мягко сказала она почти спокойным голосом. Она не в первый раз использовала необходимость Джеби в ней, собираясь, фокусируясь на единственном неизменном, что осталось в нашей жизни. Джеби моргнул и завертел головой, когда она вернула ему контроль над его чувствами.

Натаза протянул ей Джеби полубессознательно, но с благодарностью, под пристальными взглядами землян и гидранов, которые только что видели, как худшие их страхи воплотились в действие.

Джеби обвил руки вокруг ее шеи и поцеловал в щеку, лучась улыбкой. Я удивился, какое из девяти миллиардов имен Бога помогло ей найти силу, контроль над собой, чтобы дать ему видеть и слышать мир вокруг в этот момент, причем не через глаза ее мозга — глаза, в которых этот мир был залит кровью и болью, наполнен чувством невозвратимой потери. Возможно, именем Бога для нее была его улыбка.

Натаза улыбнулся ей, Джеби, словно они доказали ему сейчас: то, что было раньше между их народами, не возродится в будущем. С каждым выбором вы теряете что-то, но что-то, может быть, и выигрываете.

Он отошел, чтобы делать то, что надо сделать. Перримид пошел с ним.

Два тела лежали в красном пятне, безмолвно демонстрируя конечный продукт предубеждения и ненависти. Хэньен стоял на коленях рядом с ними и глядел на пустое лицо Наох и ее незрячие глаза. Его тело тряслось от беззвучного горя. Он взял ее мягкую, безжизненную руку, словно она каким-то образом еще могла почувствовать его присутствие, его боль, отцовскую любовь, которую не могли разрушить ни резкость, ни разочарование, ни сама смерть.

Мийа подошла ко мне, и я услышал ее тихий крик, когда она увидела/почувствовала Хэньена. Слезы побежали по ее щекам.

Джеби положил руки на ее лицо.

— Плачешь, мамочка? — прошептал он. В его глазах заискрились слезы. Она кивнула, кусая губы.

Я коснулся плеча Джеби, коснулся мыслей Мийи, доказывая им, что они не одни, доказывая это себе.

По приказу Натазы легионеры подошли, чтобы унести тела. Но Хэньен отогнал их, когда они дотронулись до тела Наох. Он поднял ее на руки, покачал, как ребенка, потом повернулся и пошел прочь. Легионеры расступились, пропуская его и Натазу с Перримидом, последовавших за ним, затем унесли тело Боросэйжа. Сервороботы двинулись за ними, убирая кровь с пола.

Толпа смотрела, как они выходили из зала, а затем сомкнулась вокруг нас как бормочущее море, их слова были так же неразличимы, как спутанная дикость мыслей.

У Мийи вырвался глухой звук, я почувствовал, что горе, которое заставило ее замереть рядом со мной, превращается в панику. Она посмотрела в сторону дверей. Я сообразил, что мы продолжаем бездумно стоять на месте, вместо того чтобы последовать за ушедшими.

— Что за чертовщина происходит? Что случилось? — кто-то положил руку на мое плечо. Ронин.

Я смотрел на него и не мог понять, давно ли он пытается привлечь наше внимание. Я покачал головой, не говоря ничего, чувствуя, как отчаяние Мийи стало принимать физическую форму — рывок, стремление, начало изменений, подготовки к телепортации.

«Да, — подумал я, взглянув на нее. — Иди. Иди за ними». Мы должны идти, — пробормотал я, пытаясь сконцентрировать внимание на Ронине.

— Не сейчас, — сказал Ронин. Его кисть сомкнулась на моей руке. — Нет, пока ты не объяснишь мне, что это значит.

«Иди, — сказал я снова Мийе. — Иди. Я тут все улажу».

Она исчезла, забрав с собой Джеби и оставляя в моих мыслях благодарность.

Ронин и Санд уставились на то место, где она только что была, их рефлексы взяли верх над ними — словно оба они боялись где-то глубоко внутри, что сами будут выдернуты из существования. Вокруг раздались удивленные возгласы.

Ронин глубоко вздохнул. Он посмотрел на Санда, видимо уверенный, что шеф безопасности Дракона должен заняться чем-то более важным после того, что случилось, нежели просто стоять, сложив руки за спиной.

— Обо всем позаботятся, — сказал Санд, отвечая на невысказанный вопрос Ронина. — Я принесу больше пользы, оставаясь здесь.

Я не понял, что он имел в виду — нашу защиту или защиту интересов Дракона.

Ронин снова перевел взгляд на меня, словно знал, что Санд не собирается давать ему ответы по существу.

— Что за чертовщина тут творится? — повторил он, показывая на пятна, исчезающие у нас на глазах благодаря бригаде сверкающих роботов, принявшихся уже за цепочки кровавых пятен от унесенных тел.

— Ничего, — пробормотал я и взглянул на Санда. — Ничего такого не предполагалось.

— Проклятье! — сказал Ронин. — Эта женщина Наох убила Боросэйжа или он убил ее?

— Она была убийцей-самоубийцей, — монотонно сказал Санд. — Она убила его и умерла. Это так всегда у гидранов. Ясно, что она знала последствия своих действий.

— Но зачем? — покачал головой Ронин. — Боже мой, мы только что подписали новый договор. Права, за которые так долго боролся ее народ, возвращены ему. Объявили амнистию членам ДНО.

— Этого было недостаточно, — сказал я. — Для нее.

Выражение его лица говорило, что он не знает, жалеть ли ее, потому что она была сумасшедшей, или же возмущаться ее неблагодарностью. Наконец на его лице появилось просто непонимание.

— Это не так сложно понять, — произнес я. — И раньше составлялись договоры и оставались просто строчками в файле. Чтобы добиться соглашения, ты шел на компромисс, разве нет?

— Конечно.

— А одним из компромиссных решений было то, что Боросэйж остается районным администратором?

— Правление Дракона настояло на этом, — ответил Ронин.

Я бросил быстрый взгляд в сторону Санда.

— Еще бы. — Я перевел глаза на Ронина. — Боросэйж не преминул уверить ее в том, что на самом деле никаких изменений для ее народа не произойдет, несмотря на договор. Как я уже сказал, этого для Наох было недостаточно.

— Но он только районный администратор, — запротестовал Ронин.

— Но он знал, где зарыты все тела, — сказал я. — Предполагаю, что он знал и то, где будет зарыт он сам.

— Но все же почему она сделала это, зная, что умрет сама? — Ронин не мог этого уложить в своей голове.

— Потому что, — я взглянул на начавшую расходиться толпу важных персон, медленно продвигавшуюся обратно через широкую арку в большой зал, где все еще сиял, как алтарь, видеостенд с договором, — потому что она не видела другого Пути.

По его лицу было ясно, что он не понял, как и следовало ожидать.

— Жаль, что этот инцидент произошел во время церемонии подписания договора, нарушив порядок. Но никто серьезно не пострадал, — сказал Санд. — Кроме тех, кто этого заслуживал. Мы направили Натазу на пост Боросэйжа, как ты изначально предлагал. Гидраны ненавидели Боросэйжа, они будут только обрадованы этой переменой. — Он слегка улыбнулся: — Я думаю, как и все мы. — Он оглядел комнату, как бы желая обнаружить хотя бы одного человека, кто был огорчен смертью Боросэйжа. — И мы освободились от этого постоянного источника несчастий — Наох. Но с нашим собранием это никак не связано и по сравнению с ним ничего не значит, как сказал Кот. — Он опустил глаза. На ковре уже не было пятен.

Я видел, как Ронин справляется со своими чувствами, и вскоре на его лице эмоции отражались не больше, чем на лице Санда. Шрамы, оставшиеся после несчастного случая в рифе, на его лице были едва заметны, но я знал, что они все еще существуют в его мозгу. Он делал свою работу ради жизни, я удивлялся, как он выдержал все это.

— Вижу, — сказал он. И все.

— Тогда, — пробормотал Санд, — если ты все понял, почему бы нам не присоединиться к остальным представителям в банкетном зале и отпраздновать то хорошее, чего мы здесь добились? — Он махнул рукой в сторону зала, куда в большинстве своем направлялся народ.

— Подожди, — сказал я, — а как насчет моего браслета? — Я протянул руку. На том месте, где браслет раба был вплавлен в мою плоть, образовалась полоска молодой кожи. Браслет Ронина спокойно покоился у него на запястье, но никто не сказал мне ни слова о моем.

Ронин взглянул на мою руку. Потом перевел взгляд на Санда.

— Он ждет тебя на корабле, на котором ты покинешь эту планету, — сказал Санд.

— Что?

— Тау отменила твою визу, — сказал Ронин, не глядя на меня. — Ты депортирован.

— О чем вы говорите? — Я помотал головой. Внезапно я вспомнил, что сказал Боросэйж до того, как им занялась Наох. — Это была идея Боросэйжа. Он мертв. Я…

— Это не была идея Боросэйжа, — сказал Ронин, поднимая наконец глаза. — Кот, — его пустая рука прочертила дугу в воздухе, — ты практически в одиночку спровоцировал события, которые привели к сегодняшнему соглашению. Это невероятное достижение. Но если ты думаешь, что стал героем для людей Убежища, то подумай получше.

— Ты имеешь в виду людей или землян? — грубо спросил я. — Или просто правление Тау или Дракона? Как ты думаешь, кого они ненавидят больше: тебя или меня?

Он нахмурился.

— Нет никаких сомнений, что они ненавидят меня, так как я представляю собой силу, которая и повернула так все эти события. Но эта сила еще и защищает меня. А тебе я подобной защиты гарантировать не могу.

— Я и не прошу тебя, — ответил я. — Я сам могу позаботиться о себе.

Санд усмехнулся, взглянув на мое голое, покрытое шрамами запястье.

— Кроме всего этого, — сказал он, — Тау или Дракон не только не возьмут на себя ответственность за твою безопасность, если ты останешься здесь, у нас есть полное право депортировать тебя. По законам корпорации ты виновен в чем угодно, начиная от ругани в публичных местах и кончая призывом к мятежу. Если ты собираешься остаться на Убежище, мы должны будем провести расследование по всем статьям. Боросэйж получил то, чего заслуживал, — пробормотал он. — Считай себя счастливчиком.

— В соглашении есть пункт об амнистии всех членов ДНО.

— Но ты не гидран. Ты зарегистрированный гражданин Федерации. В конце концов мы не забирали твою ленту данных. Ты потерял ее.

— Легионеры Тау пытали меня! Меня нелегально сделали наемным рабочим! Если вы хотите говорить о преступлениях…

Он поднял руки:

— Пощади меня, пощади себя. Решение уже принято. Менять его никто не собирается. А сейчас, если ты извинишь меня… — Он ушел, оставив нас стоять на месте.

Я снова посмотрел в лицо Ронину:

— У них нет никакого права. Скажи им…

Глаза Ронина были сплошной тенью.

— Я ничего не могу сделать. Это одна из уступок, на которые нам пришлось пойти ради подписания договора. Чтобы ты не значился в архивах Службы безопасности корпорации, нам пришлось согласиться на то, чтобы ты покинул эту планету.

— Ты сукин сын, — сказал я. — Ты не мог сделать этого со мной.

— Ты нарушал правила этого мира, черт тебя побери! — сказал он, повышая голос. — Ты спас мне жизнь, но нарушил закон! Я сделал для гидранов все, чего ты хотел, по мере своих способностей! Но чтобы договор был подписан, мне пришлось идти на уступки. Только так все и делается.

— Этого мало. — В моих глазах заплясали пятна. Я отвел взгляд. Мийа…

— Извини, — пробормотал он. — Я сделал все, что мог. — И я понял по его голосу, что он думает сейчас, как я, о Мийе, о Джеби. Он видел нас вместе, он знает, что они значат для меня. Он понимает, что произойдет… И ему жаль. Но это ничего не меняет.

— Проклятье! — Я отвернулся, меня переполнила такая глубокая и внезапная боль, что захотелось слезами выплеснуть ее наружу. Я оглядел здание в поисках Мийи. Но она исчезла у меня из головы, выйдя из зала, все ее мысли были сфокусированы на смерти, на ее сестре.

Ронин молча стоял за моей спиной. То ли он ждал, когда же я возьму себя в руки, то ли просто не знал, что делать, как и я.

Я наконец повернулся, поскольку уже не мог стоять один в этой пустой комнате с Ронином, торчащим позади меня, загипнотизированный светом, превращающим мое горе в некое шоу.

— Мне надо найти Мийю, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, не глядя на него. Я направился к дверям, в которых исчезла Мийа.

— Кот, — позвал Ронин.

Я остановился, мои руки сжались в кулаки, но я не оглянулся.

— Что?

Голографический образ Натана Испланески появился внезапно в воздухе передо мной.

— Я хотел поблагодарить тебя, — сказал Натан. Его голова, лишенная тела, смотрела прямо мне в глаза, словно он действительно мог видеть меня. — И хотел спросить, не хочешь ли ты заняться той же работой, что и Ронин, для меня, для ФТУ?

Я обернулся к Ронину.

— Ты знаешь об этом? — спросил я. — Когда в прошлый раз ФТУ просило меня поработать на него, оно просто, как и все, обмануло меня. — Ронин поглядел на меня непонимающе. — Шахты телхассиума, на Синдере: сговор синдикатов, псион-террорист по имени Квиксилвер. ФТУ использовало псионов — и я имею в виду именно использовало, — чтобы обезвредить его. Возможно, ты помнишь.

— Это был ты?! Ты был одним из них?

— Скажи Испланески, что он зря принимает меня за дурака, — сказал я.

— Он рассказал мне, что ты сделал для леди Элнер Та Минг, — крикнул Ронин мне вслед. — Я знаю, что ты сделал здесь. Я не думаю, что Испланески ошибается в тебе.

Я снова остановился, на этот раз не оборачиваясь.

— Ты сделал ошибку раньше, — грубо ответил я и прошел сквозь образ Испланески, как сквозь дым, направляясь к выходу.

— Подумай об этом! — крикнул Ронин. — Просто подумай еще раз…

Я заставил свои кулаки разжаться, достиг двери и вышел.

Три лица поднялись одновременно, чтобы взглянуть на меня, оторвав глаза от тела Наох. Натаза ушел, забрав Джеби с собой. По тому, что появилось на лицах Хэньена и Перримида, когда они поднялись на ноги, я понял, что они уже знают то, что я только что услышал о своем будущем — об отсутствии его. Я задыхался от горя и сожаления в их взглядах, дрожь сотрясала меня. Мийа подняла на меня взгляд, и я почувствовал ее непонимание, размытое горем. Она поймала мою бессильную руку, поднимаясь на ноги, и ее мозг направил ко мне поток любви/чувства потери/боли/желания/любви.

И вдруг она сдавленно вскрикнула.

— Нет, — прошептала она, недоверчиво глядя на Хэньена. Он кивком подтвердил эту страшную новость, и она снова повернулась ко мне. — Нет, нет) — Она бросилась к нему. Ее пальцы впились в его одежду, его плоть, словно он утверждал ложь, которую она могла стереть с его тела.

Хэньен стоял неподвижно, морщась, но не пытаясь защищаться, пока наконец она не приникла к нему, обессиленная, потерявшая надежду. Я подошел и обнял ее. Мы долго стояли, держа друг друга в объятиях.

Наконец я почувствовал, как чьи-то руки мягко, но настойчиво разделяют нас.

Мийа взглянула на Хэньена, ее глаза были холодными.

— Оставьте нас одних, — резко сказала она вслух. — Почему вы не можете?

— Мийа, — пробормотал он, — договор — это последний шанс, чтобы наш народ выжил. Путь, по которому я шел всю свою жизнь, вел меня к этому. Путь, по которому мы так долго шли вместе. Теперь я знаю, что по нему шел и Биан. — Он взглянул на меня. — Я… я сделал все, что мог, чтобы так не случилось. Но это было неподвластно мне. В противном случае мы теряли все.

Она кивнула, и я понял, что она поверила ему, хотя не ответила, хотя никогда не простит.

— Мы должны позаботиться о твоей сестре, — пробормотал он. — До того, как вернутся земляне и попытаются забрать ее тело. — Я понял, что тела Боросэйжа здесь уже не было. Должно быть, службисты унесли его.

— Что вы сейчас собираетесь делать? — неловко спросил его Перримид. — Могу ли я вам чем-то помочь? — Он не стал предлагать это мне или Мийе. Он избегал наших глаз. Возможно он понимал, что нам нельзя помочь.

— Мы перенесем ее через реку, чтобы соединить с землей, — сказал Хэньен, скрывая чувства за формальными словами.

— Я пошлю за Воуно, чтобы он перевез вас…

— Мы не нуждаемся в этом, — мягко ответил Хэньен. — Но спасибо тебе, Дженас. — Он сделал поклон — знак почтения и уважения, который не был бессмысленным на этот раз. — Ты стал адвокатом и преданным другом, каким и должен быть.

— Каким я всегда должен был быть, — пробормотал Перримид, опуская глаза. — Каким, на самом деле, я всегда хотел быть. — Он снова поднял голову, обводя нас всех взглядом.

Я повернулся к нему спиной.

— Я хочу пойти с тобой, — сказал я мягко Мийе. — Позволь мне пойти с тобой. — Я перевел взгляд с Мийи и Хэньена на неподвижное тело Наох.

— Кот… — начал было Перримид, и, обернувшись, я заметил в его глазах страх, что я уйду надолго. Что мой гнев или гнев Мийи может снова нарушить непрочный баланс, который только что установился между гидранами и людьми.

— Заткнись, — сказал я, глядя на него. — Мне нужен шанс сказать «прощай». Вы должны дать мне его… дать время. Я не причиню неприятностей. Я сделаю то, что вы хотите. Но вы должны дать мне время. Я прошу только об этом.

Перримид глубоко вздохнул, соглашаясь.

Хэньен кивнул с серьезным выражением лица, что могло значить что-то, а могло и не значить ничего. Он мысленно перекинулся парой фраз с Мийей, а затем сказал Перримиду вслух:

— Мы завтра вернемся.

Перримид молча наблюдал, как Хэньен и Мийа готовят себя к сложному прыжку. Я почувствовал, как рука Мийи сильнее сжала мою руку, как ее мысли окутали мой мозг. Перримид и Гнездо начали таять и пропали в абсолютной темноте.

Внезапно мы оказались на речном берегу, вокруг нас вздымались затененные рифы. Я помотал головой, вытрясая из нее последние отзвуки Гнезда, взглянул на Мийю, сообразив, что мы вернулись к шуи, куда однажды перенесла нас Бабушка, чтобы мы нашли ответы, которые уже были в нас.

Мийа и Хэньен опустились на колени на камни берега рядом с телом Наох, словно молясь. Но единственный звук, который слышал я, был звуком текущей мимо реки.

Я подошел к Мийе, сделав несколько тяжелых человеческих шагов, и прикоснулся к ней.

Она не вздрогнула, не пошевелилась, а лишь взяла мою руку. Между нами протянулась нить мысленного контакта, и я почувствовал, как текут в мою голову слова, заполняя мои мысли Песней Завершения, звучащей горем/сожаление/желанием, и, наконец, облегчением, что завершилось еще одно путешествие по спирали Пути, и душа отправилась к своей начальной точке, к первому дню следующего путешествия.

Моя собственная свежая, неожиданная потеря разодрала мое внимание на мелкие обрывки. Я взглянул вдоль берега. Поплывем ли мы на лодке в скрытое сердце рифов? Как гидраны хоронят своих мертвых? В священном месте я видел только старинные вещички — и ни следа их владельцев. Ни следа.

Я бросил взгляд на рифы и снова обернулся к телу Наох, к Мийе и Хэньену, в то время как их молитвы заполняли мой мозг, подобно безголосой песне ангелов или предков. На этот раз я нашел в себе мужество слушать, позволяя словам касаться себя, а трауру — обрести форму.

Водопад грез и воспоминаний Мийи падал тихо и мягко внутри меня, пока я не запутался, гляжу ли я на нее или на себя. Но вот маска смерти, которую я видел каждый раз, смотрясь в зеркало, стерлась, а тени стали светом, и я увидел, как наши лица превратились в одно.

«Намастэ», — пробормотал Хэньен. Мийа эхом ответила ему, и я вторил ей: — «Мы едины». — Молитвы по умершей были окончены, в наступившей тишине мои мысли взорвались от вспышки пси-энергии, и стало темно в глазах.

Когда мой взор прояснился, Мийа и Хэньен все еще стояли на коленях на камнях, но пространство между ними было пустым. Наох ушла.

До того, как я успел спросить куда, появился ответ. В рифы. Чтобы соединиться с плотью своих предков и мыслями облачных китов. Эта традиция вытекала сама собой из жизни гидранов.

Наконец Мийа подняла взгляд. Ее глаза были совсем чисты, пока не встретились с моими.

И когда она посмотрела на меня, я понял, что она могла остановить сестру. Она защитила себя и меня от эха желания смерти Наох. Но она могла сделать большее. Она могла остановить это желание так же свободно, как остановить сестру от шага с обрыва.

И все же она не сделала этого.

Я не стал спрашивать ее почему. Я знал это. И был уверен: у нее был выбор, и она сделала его.

Она коснулась моей щеки, и ее глаза снова наполнились слезами. Я поднял руку, с удивлением обнаружил, что мое лицо влажно и полосы от слез горят на холодном ветру. Я не помнил, чтобы плакал.

«Намастэ», — подумала она, и слезы ее стали чаще.

Хэньен остался стоять на коленях на пустом берегу. Он поднял глаза ровно настолько, чтобы я ощутил его чувство вины, его гнев/смятение перед судьбой — чувства, которые никогда не позволят мне ненавидеть его за то, что он сделал. Он снова опустил глаза, выкладывая камешками узоры. Я не знал, было ли это заключительной частью ритуала или же он пытался дать нам уединение, которое его присутствие делало невозможным.

Но это не имело значения, как неважно было то, понимает ли он, что мы чувствуем. Сейчас важным было только то, что я завтра покидаю Убежище более безвозвратно, чем Наох, и я не знал, как сейчас вынесу это.

«Намастэ», — подумал я, а слезы продолжали бежать по моему лицу, поскольку это слово было ложью.