ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ДЕШИФРОВАННЫЙ ПРОТОКОЛ ОБМЕНА С «ПРЫГ-СКОКОМ».

ВРЕМЯ «Ч» — 3 ДНЯ 14 ЧАСОВ 30 МИНУТ.

ШТАБ МИССИИ, ХЬЮСТОН: «Вы приближаетесь. Все идет отлично. Все данные свидетельствуют о неуклонном торможении объекта и его безусловном приближении к Земле. Я вам уже говорил: мы несколько опасались, что этого все-таки не произойдет. Мало ли воздушных ям в штате Висконсин! Размеры оцениваются приблизительно в одну морскую милю в диаметре. Скоро вы получите визуальное подтверждение наших предположений».

ПЕТР ЩЕРБАТСКИЙ: «Конечно, это будет зависеть от массы. Я имею в виду вашу яму в Висконсине».

МАЙК ДАЛЬТОН (штурман): «Ты думаешь, этот пузырь надул какой-нибудь шутник и подсунул нам?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Это может оказаться громадной конструкцией. Межзвездная реактивная землечерпалка. Это только мое предположение».

ПАУЛУС ШЕРМАН (командир миссии): «Вполне возможно, Майк».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Или же оно может оказаться каким-нибудь пустотелым внутри астероидом. Оба предположения в равной степени вероятны».

ШТАБ МИССИИ: «Дистанция сорок морских миль — оно приближается при относительном ускорении порядка двухсот и сбрасывает скорость… сто девяносто девять… сто девяносто восемь…»

ДАЛЬТОН: «Так мы возвращаемся? Превосходненько. Может, зацепимся за нее и таким образом мигом окажемся дома? Убери палец, Петр, убери палец!»

ЩЕРБАТСКИЙ: «В жизни не мог привыкнуть к подобному трансатлантическому легкомыслию. Возможно, перед нами самый замечательный момент во всей человеческой истории — первая встреча с внеземным разумом».

ДАЛЬТОН: «Вступить в контакт методом демонстрации эротического шоу задом наперед мог разве что только отъявленный шутник…»

ШТАБ МИССИИ: «Расстояние десять морских миль — приближаемся — сто семьдесят пять… сто семьдесят четыре… Слушайте, Майк, может, хватит болтать?»


ВРЕМЯ «Ч» — 3 ДНЯ 15 ЧАСОВ 5 МИНУТ.

ШЕРМАН: «Я вижу его! Нечто лунообразное, подсвеченное с одной стороны солнцем. Эта штука должна быть шаром. Что скажете насчет качества картинки?»

ШТАБ МИССИИ: «Немного отсвечивает. Вы не могли бы сдвинуть камеру чуть вправо?»

ШЕРМАН: «А так?»

ШТАБ МИССИИ: «А так уже лучше. Теперь нам видно».

ДАЛЬТОН: «Что транслируется в данный момент?»

ШТАБ МИССИИ: «Кино про Manson Musical. Нью-йоркская станция крутит его всю последнюю неделю напролет. Нет, секундочку… Эта передача только что закончилась. Они должны передавать нашу диаграмму, с объяснением места и цели нашей встречи — да, совершенно верно, именно ее. Вот она уже кончилась… Вот снова началась… нет, они опять переключились. Новая диаграмма. Показывает, как ваша трасса пересекается с направлением их полета. Новое изменение диаграммы. Увеличение масштаба. «Прыг-Скок» и Шар. Шар представляет собой сферу безукоризненных очертаний. «Прыг-Скок» — небольшой треугольник, целиком состоящий из точек. И еще одна пунктирная линия, соединяющая оба объекта».

ДАЛЬТОН: «Так нам что, двигаться по этой пунктирной линии?»

ШТАБ МИССИИ: «Снова изменение диаграммы. Теперь «Прыг-Скок» сидит на той самой стороне Шара, о которой мы только что говорили. Они хотят, чтобы вы совершили на них посадку. Расстояние теперь — пять миль, относительное ускорение пятьдесят… сорок девять…»

ШЕРМАН: «Теперь видимость просто прекрасная. Как читаются картинки?»

ШТАБ МИССИИ: «Восхитительно. Так вы готовы совершить посадку самостоятельно, в ручном режиме?»

ШЕРМАН: «Будьте-нате! Этот глобус сверкает, точно он сделан из металла. Высокое альбедо[10]. Без видимых неровностей. Каменным, геологическим образованием это не назовешь — так что идея пустотелого астероида отпадает».


ШТАБ МИССИИ: «План приземления ретранслируется. Без изменений и добавлений. Дистанция сократилась до трех миль. Относительное ускорение тридцать… двадцать девять…»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Тут поневоле почувствуешь себя блохой. При таких размерах — и движется своими силами!»

ШЕРМАН: «Хьюстон? Я собираюсь совершить короткий выстрел из дюз, чтобы погасить скорость падения. Небольшой, на полсекунды выстрел… сейчас-сейчас…»

ШТАБ МИССИИ: «Согласно показаниям телеметрии, ваше расстояние равно двум милям, Прыг-Скок. Относительное ускорение теперь насчитывает девять — нет, уже восемь с половиной».


ВРЕМЯ «Ч» — 3 ДНЯ 15 ЧАСОВ 28 МИНУТ.

ШЕРМАН: «Пробные приземления рассчитали. Мы снижаемся».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Слушайте, она действительно металлическая. Горизонт вокруг нас представляет собой законченную окружность совершенных очертаний. Поверхность его слегка шероховатая: фактура вроде наждачной бумаги. Однако ни выщербин, ни трещин. Вижу грандиозные изогнутые линии, сбегающиеся к горизонту. Ну прямо настоящий апельсин».

ДАЛЬТОН: «Паркуй помягче, Пауль, — как на прицеп. Отсюда нас подбросят до самого дома».

ШТАБ МИССИИ: «Осторожнее, ребята, рано шутить. Не все обстоит столь благополучно, парни. Ради бога, убедите их взять высокую орбиту для парковки. Русские должны объявить расширенное совещание, посвященное их прибытию на землю. Эта штука будет почище кометы».

ЩЕРБАТСКИЙ: «А если они захотят приземлиться, джентльмены?»

ДАЛЬТОН: «Приземлиться? Такая-то фиговина? Да она треснет пополам! Куда ее сажать такую?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «А что вы скажете насчет посадки на воду?»

ШТАБ МИССИИ: «Верно, Щербатский. Если они и впрямь собираются садиться, то вариант с пустыней в Неваде пойдет в мусорную корзину».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Американские озера тоже чересчур заселены. Канада в зимнее время бесполезна. Как насчет Аральского моря в Казахстане?»

ДАЛЬТОН: «Земли Австралии могли бы оказаться лучше. Одно из этих озер в глуши?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Это все сезонные озера. Пересыхают в момент. К тому же они очень невелики».

ШТАБ МИССИИ: «Ребята, не ломайте над этим голову — это не ваша забота. Ваша задача — Шар».


ВРЕМЯ «Ч» — 3 ДНЯ 16 ЧАСОВ 00 МИНУТ.

ШТАБ МИССИИ: «Ребята, мы наконец достигли компромисса по поводу места приземления — если эта штуковина все же решит приземлиться. Самое очевидное место — Тихий океан. Записываете координаты? Есть такая лагуна в области Маршалловых островов[11]. Семь градусов пятьдесят две минуты северной долготы. Сто шестьдесят восемь градусов двадцать минут восточной широты. Возможно, сам Шар не станет приземляться — наверняка у них на борту есть разведывательное судно. В таком случае Невада будет более предпочтительным местом посадки».


ЩЕРБАТСКИЙ: «Мне необходимо личное подтверждение насчет решения по Маршалловым островам от доктора Степанова».

ШТАБ МИССИИ: «Понятное дело».

ДМИТРИЙ СТЕПАНОВ (координатор штаба от СССР, Хьюстон; перевод с русского): «Я подтверждаю, Петр Семёнович. Да, зона Тихого океана. Однако попытайтесь все же убедить их оставить эту штуку в небе. А пустыня Невада — в самый раз для любой разведшлюпки».

ДАЛЬТОН: «Тут на поверхности Шара открывается дыра порядка нескольких сот метров в диаметре».

ШЕРМАН: «Оттуда какой-то цилиндр поднимается. Высотой метров десять и в диаметре — порядка тридцати. Может, это у них люк такой?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Сбоку у цилиндра появляется широкая щель».

ШТАБ МИССИИ: «Прыг-Скок, вы слышите? Трансляция плана состыковки прервана. Теперь мы приняли по связи новый чертеж: ваше судно на поверхности Шара и пунктирная линия, уводящая внутрь. Они хотят принять вас. На наш взгляд, лучшие кандидатуры — Шерман и Щербатский. Дальтон остается на борту».


ВРЕМЯ «Ч» — 3 ДНЯ 16 ЧАСОВ 50 МИНУТ.

ДАЛЬТОН: «Они подошли к люку. Пауль, вы в порядке?»

ШЕРМАН: «Отлично. Как слышимость?»

ШТАБ МИССИИ: «Превосходно. Видимость тоже».

ШЕРМАН: «Внутри цилиндр пустой. Большая округлая комната. Какие-то панели, лампочки. Мы входим».

ДАЛЬТОН: «Два грандиозных шага человечества? Эй, Хьюстон! Дверь за ними закрывается!»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Двери для того и устроены, мой друг, чтобы закрываться. Мы…» (Обрыв связи.)

ДАЛЬТОН: «Она окончательно закрылась. Цилиндр вдвигается обратно в поверхность. Вы слышите меня, Пауль? Пауль! Хьюстон, связи нет. Вы слышите меня, Хьюстон?»

ШТАБ МИССИИ: «Мы слышим вас, и притом очень хорошо — можете не кричать, Прыг-Скок».

ДАЛЬТОН: «Значит, что-то заблокировало передачу с их стороны».


ВРЕМЯ «Ч» — 4 ДНЯ 06 ЧАСОВ 35 МИНУТ.

ДАЛЬТОН: «Хьюстон! Цилиндр снова пошел. Выдвигается. Дверь открывается… Они стоят в дверном проеме. Пауль? Щербатский? Вы слышите меня?»

ШЕРМАН: «Да, Майк, мы слышим тебя. Но, похоже, сказывается усталость».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Хьюстон?»

ШТАБ МИССИИ: «Хьюстон — «Прыг-Скоку». Шерман. Щербатский. Возвращайтесь. Что случилось?»

ШЕРМАН: «По-моему, это вы должны объяснить, что за… шары у них во дворе».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Пауль, в вас нет никакого чувства эпохальности события! Разумные существа пересекли просторы космоса для того, чтобы установить с нами контакт. Они открыли нам дверь во Вселенную. Давайте же не станем закрывать ее по собственной воле!»

ДАЛЬТОН: «Грандиозная речь, Петр, но как же, черт возьми, выглядят эти пришельцы?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Ах да… внешний вид. Конечно-конечно. Они двуноги и двуруки — подобно нам, вот только ростом выше — около трех метров в высоту. Сложения они худощавого, кожа словно напудренная или покрытая слоем пыли. На теле — ни единого приметного волоска. Ноздря у них всего одна, притом широкая — посредине лица. Огромный плоский нос — какой мы можем наблюдать при наследственном сифилисе. Глаза расставлены намного шире, чем у нас. Угол зрения у них, по всей вероятности, составляет от ста восьмидесяти до двухсот градусов — глаза выпученные, как у пекинеса. Уши — точно скомканные бумажные пакеты, которые вдобавок еще и постоянно раздуваются и опадают. Во рту я разглядел маленькие хрящевидные зубы, сам же рот — ярко-оранжевого цвета, за исключением языка, длинного и темно-красного — очень гибкого, как у бабочки».

ШЕРМАН: «Они провели анализ нашей атмосферы и устроили для нас нечто вроде стеклянной приемной, чтобы мы могли снять шлемы. Мы передали им видеокассеты и микрофильмы с языковыми программами. Пришельцы пропустили их через какое-то свое устройство — деконтаминатор, по-видимому, — и столпились вокруг. Минут десять они прокручивали наши записи на экране. Двое пришельцев бегло просматривали и прослушивали их, не обращая на нас внимания. Другие тем временем доставили нам видеопанель, по которой мы смогли передать письменные сообщения».

ЩЕРБАТСКИЙ: «Они обращались с нами по-братски, на короткой ноге. Как разумные ребята, интеллектуалы. И очень занятые. Минута — на вес золота. Мы — как туристы. Общаются на диво широким спектром звуков. Временами уходят куда-то в область сверхзвуковых частот. В оперном театре мне доводилось слышать верхнее «до», от которого дрожали подвески на люстрах. И потрясающе глубокий бас мне тоже слышать приходилось. С быстрыми отчетливыми щелчками между двумя экстремами».

ШЕРМАН: «Мы вели переговоры с двумя членами экипажа с помощью их видеоэкрана. Рисовали на экране пальцами, вслед за тем немедленно возникало изображение. Они согласились принять орбиту приземления. Посылают свой — относительно небольших размеров — летательный аппарат в направлении Невады. Мы запросили и получили трансполярную орбиту на двадцать западной, сто шестьдесят восточной долготы. Единственными участками суши на пути корабля станут районы Сибири, Антарктика, Рейкьявик в Исландии и несколько крохотных островков и атоллов Тихого океана. О'кей?»

ЩЕРБАТСКИЙ: «Нет, вы представляете, джентльмены, ведь мы встретили наших межзвездных братьев.

И собираемся укрыть их от постороннего любопытного взора. Мне до сих пор не верится, что все это — не сон!»

СТЕПАНОВ (говорит по-русски, труднопереводимая идиома): «Братья — это те, кто поступает по-братски, Петр Семёнович!»

ШЕРМАН: «Чертовски устал. Мы отправляемся на борт — спать. Теперь — только спать!»

ШТАБ МИССИИ: «Еще одно, последнее, Прыг-Скок. Вы узнали, зачем они прилетели?»

ШЕРМАН: «Черта с два. Кроме данных, имеющих отношение к стыковке и выходу на орбиту, всё остальное общение представляло собой один большой языковой урок. Мы не касались ни личностей, ни целей».

ШТАБ МИССИИ: «Не беспокойтесь, Пауль, — главное, они получили то, что им необходимо. Как мы сможем общаться с ними, если не с помощью слов?»


Прочитав длинные столбцы, Соул уставился на алую папку с листками ксерокопий, присланную из Хьюстона в Форт Мид специальной почтой, — факс для передачи подобного материала был вещью явно ненадежной. «Факсовый погром» бушевал в Штатах уже не менее года, образовав неширокий круг любителей извлекать информацию из автофаксов путем специальных сигналов через телефонную сеть. Бесполезными становились даже шифраторы. Еще и года не прошло со времени последнего скандала по поводу переброски крупной партии радиоактивных отходов на обычный рынок сбыта — явные следы приверженцев партизанских методов. Ходили страшные истории о промышленном шпионаже в области фармакологии, слухи о подключении к системе фальшивых правительственных директив, якобы на пути между Государственным Советом и Пентагоном. Этот персональный курьер явился из немногим доступного мира новейших технологий автофакса, девственно чистый и неприкасаемый, как сам Джеймс Бонд, — словом, в полном соответствии с важностью текущего момента.

Итак, надпись на папке гласила:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО ДАННАЯ ПАПКА СОДЕРЖИТ Базовые Секретные Требования
В ключе AR 380-5

В ПРИЛАГАЕМЫХ ДОКУМЕНТАХ СОДЕРЖИТСЯ НЕСАНКЦИОНИРОВАННАЯ К РАЗГЛАШЕНИЮ ИНФОРМАЦИЯ, СПОСОБНАЯ НАНЕСТИ УЩЕРБ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СТРОЮ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ


Затем следовала целая страница инструкций, которую заканчивала информация о том, что папка сама по себе секретом не являлась, поскольку к ней никаких секретных инструкций не прилагалось. При одном взгляде на документ становилось ясно, что агенты госбезопасности недаром так долго и добросовестно ломали головы в лабиринтах логики секретности.

Соул перебросил папку сидевшему на противоположном конце стола Тому Цвинглеру.

Поначалу, пока Соул прохлаждался в Государственном Центре Криптологии, мысли о Видье не оставляли его, внося в душу невнятное раздражение и беспокойство. Однако события последних дней, связанные с прибытием инопланетян и с тем, что этот визит мог вызвать в весьма скором времени, погрузили его в состояние какой-то пессимистической эйфории.

— Значит, их орбита пролегает только над океанами?

— Да. Правда, под ними окажутся трассы судов и столица Исландии, но другого не остается, в противном случае мы засветимся еще больше. Мы все предусмотрели. Советы объявят о том, что ракетой сбит громадный баллон рефлектора, следовавший по этой орбите. Мы подтвердим их заявление.

— Вы, верно, шутите, Том. И сколько людей уже знают об этом? И сколь многие еще составят свое профессиональное мнение?

— Согласно последним подсчетам, число знающих достигло девятисот пятидесяти. Что, согласитесь, не так уж много. К тому же все содержится в строжайшей тайне.

Соул глянул из окна на утонувшие в сумерках леса. Они отделяли строения от внешнего мира не хуже, чем те — в Блоке Гэддона. Разве что здешние места были куда удаленнее и с гораздо более развитой технической оснасткой и системой безопасности.

Проникнуть сквозь секретную сеть в криптологическую лабораторию можно было не только с помощью подбора десятка ключей. Теперь Соул носил на халате бэдж-идентификатор с закодированными данными голоса и отпечатком сетчатки глаза, не считая обязательной цветной фотографии.

Цвинглер усмехнулся, краем глаза наблюдая за Соулом.

— Система компьютерного обеспечения — самая продвинутая в мире. Так-то, Крис. Всякое взламывание кодов и шифров — здесь просто детские игры. У нас работает несколько выдающихся лингвистов и криптоаналитиков, а также математических чародеев…

— Весьма польщен, — усмехнулся Соул.

— Да, чуть не забыл — еще мы сгоняем в подвалы всякую инопланетную нечисть, которой случится обнаружиться в радиусе этак… дцать сотен тысяч километров от нашего центра.

Цвинглер на некоторое время погрузился в размышления и наконец задумчиво произнес:

— Возможность контакта существовала всегда. В самом деле, чисто статистически — число внеземных солнечных систем велико и даже огромно. Эх, отложить бы все это на столетие — когда мы окажемся наготове и во всеоружии! Хотя никто и сейчас не мешает сохранить эту тайну от человечества.

— Вы думаете, мы будем готовы в следующем столетии? Самое большее, на что можно рассчитывать к тому времени, — небольшая база на Луне. Ну, несколько станций на Марсе. Может быть, на одном из спутников Юпитера. И при этом — никакой существенной разницы между будущим и нынешним положением вещей, в сравнении, скажем, с прошлым и нынешним столетиями. Теперь, кажется, как нельзя более удачное время, чтобы вмешаться и ретранслировать нам наши эротические шоу. Дать Калибану — монстру, пожирателю, дикарю — увидеть собственные черты в зеркале. Это наша обычная болезнь — беспокоиться об этом. Как поступили бы с этим в эпоху Елизаветы Первой? Вероятно, отписались бы — эпическими поэмами или новым грандиозным «Королем Лиром».

— Отвергаю, Крис. Я чувствую себя словно атеист, столкнувшийся с парадом Второго пришествия, — и ангелы в скафандрах уже задули в свои серебряные фанфары.

— Да, но вы в таком случае не являетесь неверующим. Вы же только что указывали на потрясающее количество прочих солнечных систем.

— И все же, Крис, — я отвергаю. Душа не принимает.

Соул прислушался к шумам в здании. Приглушенное потрескивание принтера. Мягкие шаги по ковру. Праздное побулькиванье системы водоохлаждения кондиционера.

— И как вы собираетесь задержать их слет к Неваде через Лос-Анджелес? Поднять все эскадрильи разведчиков-истребителей?

— О, Шерман предложил чертовски действенную и чрезвычайно простую штуку — завести их тем путем, который удобнее для нас. Это ДРО — Дальнее радиолокационное обнаружение. На орбите они заприметят и кое-какое другое оборудование — и поймут, что в наших небесах расставлено немало ядерных силков…

— Так значит, мы еще ребята хоть куда, — ядовито ухмыльнулся Соул. — Честь землян восстановлена?

— Все может случиться, — веско-нравоучительно отвечал его собеседник. — Но мы не должны допускать небрежения к нашему уровню культуры, не так ли? Нынешний мир чрезвычайно нестабилен.

Телефон мягко затарахтел, и Цвинглер перебросился парой реплик с кем-то на другом конце провода.

— Наш самолет ждет, Крис. Заход на орбиту начнется часа через четыре. «Прыг-Скок» выпрыгнул только что — НАСА не хочет допускать нашу лягушку на трансполярную орбиту. Перенестись к шаттл-системе «Скайлаба» с этого угла несколько неудобно. Да, еще мне сказали, что русские летят в Неваду на своей сверхзвуковой пукалке. Изобретение Конкордского.

— Чтобы привлечь постороннее внимание.

— Нет, такого случиться не должно. Невада — штат по большей части пустынный и горный. Мы же не просили этих инопланетян приземляться в Лас-Вегасе, вы же понимаете, — он двусмысленно улыбнулся, — Говарду Хью это определенно не понравилось бы.


На борту самолета, устремившегося на запад, Соул слышал в наушниках, подключенных к сиденью, голоса радиостанций, над территорией которых они пролетали. WBNS, Колумбус Огайо. WXCL, Пеория Иллинойс. KWKY, «Moines» Айова. KMMJ, Гранд-Айленд Небраска.

Станция KMMJ трепала в эфире старые хиты психоделических рок-групп Западного побережья.

«Аэроплан Джефферсона» пел:

Гоп-стоп звездолету!

Его запускают с начала конца

Двадцатого века!

Народ с разработанным планом —

Он может постичь

Могущества Роль!

Гоп-стоп звездолету!

И пусть наши дети

Босыми ногами

Скитаться пойдут

По Весям Вселенским,

Тропой деревенской

Проложат маршрут!

Альбом назывался «Удары против Империи».

И все же, думал Соул, Империя по-прежнему прочно держится на ногах. Перехватила первый настоящий межзвездный корабль. Заводит его по орбите над океанами, где никто из людей, кроме нескольких обмороженных исландцев и моряков с высокоширотных морей, не сможет увидеть этой диковины. Затопляет Амазонскую низменность. Поддерживает с помощью фиктивных фондов отделения нейротерапии в других странах.

Он бросил взгляд на Цвинглера. Американец спал в своем кресле сном невинного младенца. Все эти посвященные в ситуацию хотели лишь одного — поскорее, в рабочем порядке, замять проблемы с инопланетянами и вернуться к привычной тягомотине. Разве не так случалось всякий раз — со взломом китайских кодов, с затоплением Бразилии, с обучением пакистанских детей-беженцев языкам, которых на Земле не существует?

Цвинглер был прав. Этот визит неуместен, как вирус гриппа, но потенциально может оказаться губительнее инфлюэнцы для изолированных островитян южной части Тихого океана.

Сначала инопланетяне пригласили экипаж «Прыг-Скока» в стеклянную клетку — а теперь план разрабатывался в направлении сотворенной человеком песчаной клетки, спрятанной в Неваде. Вставал вопрос: кто кого помещал в карантин?

На станции KMMJ «Аэроплан Джефферсона» пел:

В тыща девятьсот семьдесят пятом

Вставали все окрестные ребята

Против тебя, государственный шиш,

Слышь?

«Увы, «Аэроплан Джефферсона», — пробормотал себе под нос Соул, — время упущено, и Империя выстояла».

Утомленный радиоэфиром и в то же время не в состоянии заснуть, Соул порылся по карманам, пока не отыскал письмо Пьера. От скуки он принялся читать:

«…Брухо практикует с искусством, достойным восхищения. Это искусство заложено в самом языке — это русселианский имбеддинг, который мы когда-то обсуждали в Африке как немыслимое языковое чудачество, самую идиотическую из всех возможностей.

При этом он пользуется каким-то психоделиком. Я еще не выяснил досконально его происхождения. Каждую ночь он распевает серию племенных мифов — структура этих мифов в точности отражается в структуре имбеддингового языка, и понять эти мифы помогает наркотик.

Эта имбеддинговая речь хранит дух племени, их мифы, тайну. Но, кроме того, она позволяет шемахоя воспринять в их мифах жизнь как непосредственный опыт во время ритуала пляски с песнопениями. Обыденный, обиходный язык (шемахоя А) проходит чрезвычайно головоломный процесс записи, теряя черты нормального языка и возвращаясь к шемахоя в таком пространственно-временном единстве, которое недоступно нашему восприятию. Поскольку во всех без исключения наших языках есть барьер — точнее, мощнейший фильтр — между реальностью и нашим понятием о реальности.

В некотором смысле шемахоя Б можно рассматривать как самый истинный из языков, с которыми мне только приходилось сталкиваться. В обиходе же, в быту, такой язык искажает прямолинейно-логическое видение мира. Это безумный язык, вроде русселианского, только хуже. Разум без посторонней помощи не имеет ни одного шанса овладеть им. Однако в своих галлюцинациях индейцы находят жизненный эликсир понимания и согласия!»


Соул выпрямился в кресле. Дотянувшись, он направил пластмассовый раструб кондиционера в лицо, чтобы освежиться. Он чувствовал растущее возбуждение — черные двери начинали раскрываться перед ним, и мир входил в него через легкие аэроплана, когда он читал:


«…Старый Брухо втягивает этот наркотик через камышовую трубку в свой индюшачий нос, багровый, давно потерявший формы человеческого, — стремясь, ни больше ни меньше, к тотальному утверждению Реальности, выражаемому в вечном настоящем наркотического транса. И к контролю за этой реальностью и манипулированию ею. Старая, как мир, мечта волшебника!

Однако каких драконов заклинает этот волшебник? Всю тяжесть американской империалистической технологии. Бразильскую военную диктатуру. Навязывающих свою волю на расстоянии, в то время как индейцы влипли в эту ситуацию, точно мухи в ленту липучки, несмотря на то, что каша заварена и близится великий пир гигантов на амазонских богатствах.

Брухо изничтожает себя. Никто из шаманов прежде не осмеливался так долго употреблять этот наркотик, кроме героя по имени Шемахаво, исчезнувшего в день создания мира, растворившись в мироздании, точно стая разлетевшихся по лесу птиц.

Для Брухо, как и для всех шемахоя, знание не абстрактно, оно закодировано в понятиях птиц и зверей, камней и растений, облаков и звезд — в конкретных понятиях этого мира. Поэтому и описание этого знания не является абстрактным, но удерживает подлинную реальность. А удерживать реальность — это значит и контролировать ее, и манипулировать ею. На это он и рассчитывает!

Скоро он соберет гигантское имбеддинговое изложение всех мифов его племени в своем сознании. День за днем, в наркотическом танце он добавляет все новый и новый материал, в то же время поддерживая осведомленность о прошедших днях и прошлом материале как в вечно сущем с помощью наркотика мака-и — и это несмотря на чудовищное перенапряжение, психическое и физическое.

Скоро он сможет достичь целостного постижения Сущего. Скоро схема заложенных под всем этим символических мыслей прояснится для него полностью.

А если это правда? Невероятная правда. В таком месте! В такой захолустной заводи, в отстойнике!

Среди «примитивных» дикарей!

Невероятно — и чудовищно. Ибо как только это случится, муха гениальности будет утоплена, зачумлена, отравлена — на этой оранжевой липучке дамбы! И если бы хоть часть этого яда могла просочиться на пир прожорливых эксплуататоров…

Пользуюсь благоприятным случаем послать этот глас вопиющего в пустыне с попутным метисом. Он должен добраться до этой треклятой дамбы примерно через неделю и отдать письмо на почту. Он ни за что не хочет открывать цели своего путешествия. Парень себе на уме. Может, нашел алмазы — кто знает? Кстати — на этой мусорной свалке вполне может отыскаться настоящее Эльдорадо!

По крайней мере, я нашел свое: Эльдорадо человеческого сознания — и как раз в тот момент, когда оно должно бесследно исчезнуть с лица земли.

Они превращают Амазонку в море, которое можно увидеть с Луны, — затапливая при этом человеческое сознание.

Тебе и Айлин, моя напрасная любовь.

Пьер Дарьян».


Над штатом Юта станция KSL известила о запуске нового русского трансполярного сателлита, который можно будет наблюдать с Земли.

«Говорят, он ярче планеты Венера. Только вам его, ребята, все равно не увидать, если вы не эскимосы и не охотники за головами с Карибов. Прочие полуночные новости на этот час. НАСА опровергла предположение о том, что исследовательское судно, запущенное на этой неделе с мыса Кеннеди на орбитальный комплекс, имеет на борту русского ученого…»

Цвинглер уже не спал: сидел в наушниках.

— Слышали, Крис? Шар принял правильную орбиту.

Соул вполуха прислушивался к новостям радио: гораздо больше его занимали новости, которые он узнал из письма… Его не оставляла мысль, что Пьер снова обскакал его — сначала с женой, теперь с работой…

— Очевидно, «население предполагает», — усмехнулся он.

Цвинглер рассмеялся.

— Все отлично, Крис. Эти предположения — пища для слухов. Говорю вам — все идет как надо.

Загрузка...