— Элли, котик мой, успокойся! Я думаю, мама права. Твой, эм-м-м, салат… он и в самом деле странный. И в торте наверняка очень много вредного холестерина. Ты ведь сама говорила, то есть писала, что уважаешь здоровое питание? А твои черри? И вот это, как оно называется? — Дилан Уилберн брезгливо ткнул пальцем в сырные шарики с чесноком. — Котик, ты ведь русская? А это… это какая-то мексиканская кухня! Или ваши ученые уже вывели перец чили, неотличимый от помидоров?
Миссис Уилберн кивала на каждое слово сына, поджимая губы и озирая накрытый стол с таким видом, словно ее заставляли есть дохлых лягушек и салат из тараканов. А на «мексиканскую кухню» заблестела глазами и сказала приторным голосом кандидатки в свекрови:
— Милочка, вы совершенно зря думаете, что сыр — приправа к чесноку, а не наоборот. К тому же класть в блюда сырой чеснок… — она выразительно пожала плечами. — Варварство! Есть же чесночный соус, прекрасный, классический рецепт, впрочем, и его следует использовать весьма умеренно. Этот запах… — она презрительно сморщила нос.
И Элла не выдержала.
— Да уж получше вашей английской овсянки с селедкой на завтрак! Как можно сочетать селедку с овсянкой⁈ Если это не анекдот о сэре Баскервилле и Бэрриморе, — она фыркнула, отвернулась от несостоявшейся, судя по всему, свекрови к столу и принялась перекладывать «Оливье» из салатницы обратно в контейнер. Стоило ли стараться! Уж точно не ради этих снобов! Да лучше она горничную в гостинице угостит настоящей русской новогодней кухней!
Контейнеры с салатом, закусками, горячими котлетами по-киевски один за одним скрывались в недрах клетчатой дорожной сумки. Сверху лег упакованный в пергаментную бумагу «Наполеон». Элла окинула семейство Уилберн — мамашу и сыночка — тем тщательно отрепетированным взглядом, которым ставила на место хулиганов и двоечников, с вжиком задернула молнию и процокала в коридор. Некстати вспомнилось, как миссис Уилберн, встречая гостью, пощупала холеными пальцами ее дубленку и спросила:
— До России еще не дошла мысль, что убивать братьев наших меньших ради шкур — негуманно? Да и, между нами, милочка, вы и так-то не идеал стройности, а в этом балахоне…
— Ешьте свои пудинги, — бросила Элла в пространство, потому что проводить ее никто не вышел. — С Новым годом!
И ушла.
Как еще хватило сил дверью не хлопнуть!
Хорошо, что остановилась в гостинице. Решила, что преждевременно и неосторожно принимать предложение Дилана вот так сходу, когда всего общения — скайп и переписка. Приехала знакомиться.
Познакомилась! Тьфу на них.
Мягко закрылась за спиной дверь подъезда. В лицо ударил теплый, влажный ветер. Плюс восемь — да уж, ее дубленка и правда здесь не слишком хороша, и вовсе не в гуманности дело. Эту бы поборницу гуманности и защитницу права овец на жизнь — куда-нибудь в Иркутск или в Челябинск. Или в Воркуту. И пусть там красуется в своем гуманном, одобренном Гринписом синтетическом пальто.
— Смотри на вещи позитивно, — пробормотала Элла. — Провести зимние каникулы в Лондоне — чем плохо? А эти… радоваться надо, что сразу себя показали. Во всей красе! По ту сторону экрана все няшки, а вот в реальности…
Вздохнула и закинула сумку на плечо. Мыслить позитивно не получалось. Каникулы в Лондоне? Было бы отлично, если бы она могла себе позволить нормальную экскурсионную программу. Но с учительской зарплаты не очень пошикуешь, даже с учетом активных частных уроков. Лондон в Новый год — не самое, знаете ли, дешевое направление для туризма.
И вообще… Два часа до Нового года, а она стоит с полной сумкой еды посреди узкой лондонской улицы, куда даже такси просто так не заезжают — надо или вызывать, или самой идти туда, где нормальные дороги, а не эти вот исторически ценные тупички. И никаких перспектив.
Что ж, встреча Нового года посреди улицы — такого с ней еще не случалось. А если подумать, что вообще случалось-то? Дом-работа-дом. Редкие встречи с подружками, которых, к слову, почти не осталось — разбежались по мужьям и детям, разъехались по столицам и заграницам. Пара строчек в «Одноклассниках» на Новый год и день рождения — вот и вся дружба. Такие же редкие, как и встречи, «культурные мероприятия» вроде походов в кино или в театр. А ведь вроде бы еще вчера жизнь только начиналась. И вот — пожалуйста! Тридцать лет… на самом деле — будет, но почему-то кажется, что уже давно есть. Элла Леопольдовна, здравствуйте, Элла Леопольдовна, я домашку не сделал, нет, мать в школу не придет, у нее работа, она не может. И отец не может, он сейчас в командировке. Кто может? Ну вот я могу. Элла Леопольдовна, да вы не волнуйтесь так, я понимаю, у вас показатели, все такое. Сдам я эти ваши лютики-тычинки на четверку, куда денусь, не дурак же совсем. Сдам и забуду, все равно они мне в жизни не пригодятся.
Нет, ну как это — не пригодятся⁈
Перебирала в памяти несостоявшуюся жизнь, цокала невысокими каблучками по чистой плитке лондонского тротуара, сама толком не зная, куда идет и зачем. К Дилану — готовить праздничный ужин — приехала на такси, до дома его матери добирались так же. И как теперь выйти туда, где есть транспорт, представляла очень смутно. И, как назло, спросить не у кого. Ни прохожих, ни какого-нибудь круглосуточного магазина, ни хотя бы телефонной будки. Даже фонари горят как-то тускло. Или это кажется, потому что от фонаря к фонарю — ни ярких витрин, ни мигающей неоновой рекламы? Только узкие палисадники вдоль домов, отгороженные от тротуара низкими коваными заборчиками. У кого-то там пожухлый газон, у кого-то кусты роз, непривычно живые для зимы, не укрытые и не облетевшие, один даже с необрезанными, едва увядшими цветками. Рододендроны, более привычные, наверное, для Англии. А где-то — просто вазоны с голой землей. Даже жаль, посмотреть бы весной или летом…
«Профдеформация во весь рост. Гуляю по Лондону, куда, может, никогда в жизни больше не попаду, и рассматриваю, что у кого растет возле домов».
Тут на самой периферии зрения мелькнуло что-то странное. Неправильное. Элла остановилась, обернулась к оставшемуся почти за спиной зеленеющему палисаднику. Что именно царапнуло глаз? Зелень? — нет, все верно, там сплошь вечнозеленые кустарники, и даже елочка затесалась. Кажется, под этой елочкой и творилась привлекшая ее неправильность. Мертвенный голубоватый отсвет, ничуть не похожий на декоративное освещение или блик от фонаря, зато почему-то напомнивший о медузах и глубоководных рыбах. Природная люминесценция. Но не у растений же⁈ Да еще в самом обычном палисаднике посреди города.
Элла посмотрела на темные окна вокруг, поддернула дубленку и решительно перелезла через низкую оградку. Перешагнула узкий бордюр из карликовых рододендронов, наклонилась, пытаясь понять, откуда идет свечение.
Позабытая в пылу научного любопытства увесистая сумка с новогодней снедью потянула в сторону, нога поехала на скользкой глинистой почве, и Элла с пронзительным «Ай!» полетела как раз туда, где мерцали «глубоководные» огоньки. Под елочку, будто новогодний подарок. «Только ленточки не хватает» — глупейшая мысль, но почему-то именно так Элла и подумала за секунду до того, как потемнело в глазах, и она отключилась.
Шел дождь. Почему-то только на голову, и Элла, еще толком не придя в себя, натянула капюшон. Шапка, наверное, свалилась, надо бы поискать… Самочувствие колебалось между «отвратительно» и «зато живая», и Элла со стоном открыла глаза.
Было светло. Наверное, услышали ее вопль и зажгли в доме свет, или пришел кто-то с фонарем, или даже приехала полиция с фарами. Все эти предположения пронеслись в голове за какую-то долю секунды, и Элла подняла голову, морально готовясь извиняться, объясняться, а может, даже платить штраф.
И замерла, проглотив не сказанное «сорри».
Ни елочки с таинственными огнями, ни палисадника, в котором та елочка росла, ни даже лондонской улицы. Она сидела, почему-то обнимая свою сумку, посреди… клумбы? грядки? Да, пожалуй, грядки. Тщательно вскопанная земля знакомо и успокаивающе пахла выдержанным компостом, а из-под ног и из-под раскинувшихся пол дубленки торчали смятые и сломанные растения, которые Элла, к своему стыду, не сумела опознать с первого взгляда. Да и не до опознаний было. Она же все здесь разгромила!
А прямо перед ней стоял, видимо, хозяин пострадавших насаждений. И был он в явном шоке: застыл памятником самому себе с вытянутой вперед рукой, а выражение лица Элла и описать бы не взялась, даже если бы от этого зависели ее жизнь и туристическая виза.
— Пресвятая лаванда! Как вы здесь… Как вы здесь оказались? — воскликнул он и отдернул руку. Дождь прекратился.
— Н-не знаю, а где я? — Элла попыталась встать и охнула: неприятно прострелило от поясницы к копчику. — Я упала. Но… не здесь.
— Упали в мои шепчущие аренарии? Боже мой! А я вас еще и полил. Ох, как неловко, — он всплеснул руками и кинулся ее поднимать. Отобрал и переставил на дорожку сумку, подхватил под мышки. — Вот так, осторожнее! Ничего не сломано, но нужно проверить тщательнее.
— Ничего. Кроме ваших очень странных аренарий, — отозвалась Элла, вцепляясь в спасителя. — Кажется. Но ушиб точно есть.
— Где ушиб?
«На заднице, но не заявлять же об этом прямо», — мрачно подумала Элла.
— Ох, да что ж это я! Совсем растерялся, — незнакомец резко провел ладонью сверху вниз, и словно следом за этим жестом от макушки Эллы — по голове, шее, плечам, по спине и рукам, по ушибленной заднице, до самых пяток, прошла горячая, покалывающая сотнями иголочек волна. И сразу стало легче. Исчезла тяжесть в голове, а Элла только теперь поняла, что эта тяжесть была. Перестали ныть и словно даже распрямились плечи. И ушиб, который Элла за какой-то миг успела очень даже хорошо почувствовать, перестал болеть, как по волшебству. Будто и не падала, и не устала от непривычного перелета, готовки в чужой квартире и эпичной ссоры с мамочкой Дилана, и вообще помолодела лет на пять, если не на десять.
— Теперь должно быть лучше, — взволнованно и слегка вопросительно заявил этот непонятный то ли джентльмен, то ли огородник. Хотя почему, собственно, одно должно исключать другое? И Элла наконец-то решилась рассмотреть его повнимательней, а то первый взгляд выхватил только круглое лицо под русыми волосами и пухлые руки с короткими пальцами.
Он был невысок — ненамного выше нее. Не толст, но… «уютно округлый», так, пожалуй, было бы верно. С добродушным лицом и пронзительно-голубыми глазами. И под взглядом этих встревоженных глаз неудержимо захотелось улыбнуться.
— Не просто лучше, а прекрасно! Вы волшебник, — улыбнулась Элла. — Как у вас это получается?
— Я — волшебник, — развел он руками. — А вы, как я понимаю, нет?
Элла не любила глупых шуток, и в любой другой ситуации сочла бы подобное именно глупой шуткой. Но голубоглазый джентльмен казался настолько искренним, что она… поверила? Вот так сразу?
— Я — нет, — вздохнула она. — И совершенно не понимаю, что произошло. Но… простите, как вас называть? Я — Элла.
«Можно Элли» застряло где-то на полпути: так она когда-то сказала Дилану, и сейчас решительно не хотела повторять ничего из такого неудачного, даже толком не начавшегося романа. В том числе собственное имя.
— Честер. Честер Фулли. Очень рад знакомству. Пусть даже такому неловкому. Прошу вас, дайте мне пару минут. Я должен…
— Исправить последствия моего ужасного для ваших аренарий падения? — предположила Элла. — Если позволите, я с радостью помогу. Я, правда, не волшебница, но в растениях кое-что смыслю. Хотя должна признать, что такие аренарии вижу впервые. Новый сорт?
— Что вы! Аренария шепчущая — один из древнейших видов. Единственный, ценность которого не только в красоте, но и в целебных свойствах. Впрочем, если вам не приходилось бывать в магически насыщенных зонах или в теплицах вроде моей… Для произрастания аренарии шепчущей требуется богатая магией среда, поэтому встретить ее можно далеко не везде.
Честер рассказывал, а сам взмахивал руками, и смятые растения распрямлялись, а отломанные веточки втыкались в рыхлую почву, видимо, для укоренения. Элла только ошарашенно смотрела, все меньше понимая, куда она попала, и все больше подозревая, что… попала⁈ Не могла же она не знать, что в родном мире существуют волшебники, магия… магические разновидности аренарии, а может, и еще чего-нибудь? Или под грифом «совершенно секретно» и не то спрячешь? Но Честер говорил так, будто бывать в «магически насыщенных зонах» — не такое уж невероятное явление, да и свою принадлежность к волшебникам признал спокойно, будто в этом нет ничего непонятного и уж тем более секретного.
— Ну вот и все, — удовлетворенно осмотрев результат своих трудов, Честер обернулся. — Пойдемте в гостиную. Выясним, откуда вы взялись, и отправим вас обратно. Вас ведь наверняка ждут, — он выразительно окинул взглядом сумку, — с этим.
— Не ждут, — со вздохом призналась Элла. — Я, можно сказать, сбежала из-за новогоднего стола… вместе со всем столом, — она невесело рассмеялась.
— Ново… — Честер взглянул на часы и уставился на нее в полнейшем изумлении. — Но я же ушел в теплицу в девять! Идемте, идемте скорее! У нас пятнадцать минут на все!
И потащил Эллу за собой — она и сумку подхватить не успела, потому что Честер по-джентльменски успел первым. Даже по сторонам смотреть не получалось, хотя очень хотелось. Попасть в магическую, волшебную, но не сказочную, а настоящую теплицу с неизвестными ей растениями! Да о таком подарке на Новый год она и не мечтала. «Ничего, — пообещала себе Элла, — позже попрошу показать».
Могла ли она думать, что теплица — это еще не все? Далеко не все! Пробежав следом за Честером по коридорам, холлам, галереям — довольно-таки просторно для обычного дома, но Элла отметила это краем сознания и тут же забыла — она замерла на пороге комнаты, рядом с которой теплица казалась разве что самую малость интереснее школьных горшков с неубиваемыми кактусами, алоэ и традесканцией.
Джунгли. Лианы как минимум восьми разных видов, точнее Элла не могла сказать, потому что тропической флорой не слишком увлекалась. Орхидеи — целый цветник орхидей, несколько десятков разновидностей. Огромные черно-золотые бабочки и яркие лазурные… колибри⁈
Наряженная елочка посреди этого невероятного великолепия смотрелась так странно, что Элла, абсолютно не думая, сказала:
— Ей же климат не подходит. Елке. Жарко, влажно и… — она осеклась: «Боже, что я несу⁈ При чем тут елка, разве это важно⁈» Шагнула вперед, медленно осматриваясь. Прошептала: — Какая красота…
— Она потерпит немного. А вот вам — точно жарко. Позвольте я помогу, — Элла, все еще как во сне, кивнула, медленно расстегнула дубленку, Честер помог снять и исчез куда-то. Пока Элла рассматривала роскошный куст лиловых неведомых цветов, успел вернуться. И так вернуться, что вопрос — что это, собственно, за куст? — замер на губах, а глаза стали, наверное, круглыми и огромными, как у мультяшных персонажей.
Вереница блюд плыла перед Честером по воздуху — не зря Элле вспомнились мультики, потому что только там такое и увидишь. Торжественную процессию возглавляла индейка на круглом блюде, следом плыли какие-то пудинги или, может быть, пироги — Элла не различала эти изыски английской кухни, кофейник… и замыкал процессию Честер с донельзя расстроенным лицом. Печально опущенные уголки губ и трагически заломленные брови словно на весь мир кричали: «Все плохо! Нет, все не просто плохо, а ужасно, невыносимо и непоправимо!»
— Что с вами⁈ — не выдержала Элла.
— Миссис Фергюсон уехала на праздники к родным, — объяснил он, расставляя блюда на столе, все так же, не прикасаясь. Силой мысли, что ли? — Это моя экономка. И вместе с ней из моей кухни исчезла жизнь. Там невыразимо печально. Прошу прощения, это вряд ли напоминает настоящий праздничный ужин. Но это все… — он замялся, откровенно смутившись. — Все, что осталось. И все, что я в состоянии разогреть магией, не испортив.
— Но это же прекрасно! Заодно вы разогреете магией котлеты по-киевски, а остальное можно есть холодным, — и Элла радостно принялась распаковывать сумку. Наполеон в пергаментной бумаге, острые помидорки-черри и хрустящие соленые огурчики, сырные шарики с чесноком, рулетики из ветчины, фаршированные яйца, селедка под шубой и гвоздь новогоднего стола — «Оливье»! — Вы не представляете, как я расстроилась от мысли, что некому оценить все то, что я наготовила! Но вдвоем у нас есть шансы, правда?
— О, шансы есть! — обрадовался Честер. — Еще какие! — И спросил, с интересом разглядывая смявшиеся от транспортировки шарики, те самые, о которых так пренебрежительно отозвалась миссис Уилберн. — А что это?
— Попробуйте! — предложила Элла. И, секунду поколебавшись, предупредила для очистки совести: — Если вас не пугает чеснок.
— Пугает? — удивился Честер. — Хм. Никогда не рассматривал чеснок в таком аспекте. Но… надо же проверить, верно?
Пробовал он удивительным образом — осторожно подхватив шарик на вилку и прикрыв глаза в предвкушении. Выражение лица менялось с недоверчиво-заинтересованного на… пожалуй, довольное. Уж точно ничем не напоминавшее брезгливую мину Уилбернов. У Эллы от сердца отлегло — если бы и этот милый голубоглазый Честер не оценил ее любимую закуску, оставалось бы только признать свое поражение и согласиться, что русская кухня — не для британцев.
— Нет, — заключил он, наконец открыв глаза. — Чеснок меня по-прежнему не пугает. Пожалуй, наоборот. Чрезвычайно пикантный вкус! Очень необычный!
— Спасибо, — Элла не сдержала улыбку. — Я так рада, что вам понравилось! Это мой любимый рецепт, на каждый праздник делаю. И «Оливье», конечно. Вы любите «Оливье»?
— Это оно? — спросил Честер, разглядывая салат. — Не знаю. Но готов узнать сию минуту. Может быть… вина? Я почти не пью, но где-то у меня было…
Элла только хотела сказать, что и она почти не пьет, хотя, конечно, Новый год — это повод… Но не успела открыть рот, как Честер исчез. Как будто шагнул куда-то… куда?
— В другое измерение, — пробормотала Элла. Слова Честера о волшебстве, которые в самом начале знакомства почти не приняла всерьез, с каждым его действием обретали новые краски, смыслы и подробности. И порождали все больше вопросов.
Элла нервно потянула в рот ломтик ветчины, и тут Честер появился снова, с бутылкой вина и парой бокалов. Один из них, уже наполненный, завис перед Эллой и мягко опустился на скатерть.
— Мы успеваем! — воскликнул Честер. — Успеваем буквально в последнюю минуту! С Новым годом, Элла!
Удивляться было некогда, Элла подхватила бокал и отозвалась:
— С Новым годом, Честер! С новым счастьем, — и, улыбнувшись, пригубила.
Кисловато-терпкое вино отдавало то ли рябиной, то ли шиповником — какими-то ягодами, которые, по мнению Эллы, вроде бы никак не ассоциируются с вином. Но оказалось очень вкусно. Она потянулась к «Оливье». Честер, радостно потерев руки, — тоже.
Если верна поговорка о том, что как встретишь Новый год, так его и проведешь, то наступивший год им обоим обещал бесконечно много вкусной еды — не иначе! Элла радостно смотрела, как Честер уминает ее кулинарные изыски, сама же попробовала блюда миссис Фергюсон — и с довольным «м-м-м!» остановилась на мясном пироге. Сочный, в меру остренький, он ничуть не напоминал представления Эллы о пресной английской кухне. Или она ошибалась, или миссис Фергюсон не была настолько закоснелым приверженцем классических рецептов, как Дилан и его мамочка.
— Очень вкусно! — почему-то так получилось, что после продолжительной тишины, нарушаемой лишь тихим позвякиванием столовых приборов, Элла с Честером сказали это в один голос.
— Так откуда вы, Элла? — спросил Честер, снова наполнив бокалы. — Ведь не из Британии, так? У вас очень свободный английский, но все же, кажется, не родной. И это, — он с довольным видом обвел рукой почти опустошенные блюда, — удивительное Эльдорадо ничем не напоминает британскую кухню.
— Из России, но… — Элла выразительно пожала плечами, — Мне кажется, что все не так просто. Я сегодня впервые в жизни увидела волшебство — в реальности. Сомневаюсь, что можно дожить почти до тридцати лет и ни разу не столкнуться с магией или хотя бы достоверными упоминаниями о ней, будь она хоть сто раз засекречена. А по вашему поведению не похоже, что это секрет от простых людей.
— Не секрет, — согласился Честер. — Не все рождаются магами, но очень многие, так что скрывать что-то нет никакого смысла. Мы сотрудничаем и поддерживаем друг друга. Но ваша история… — он замялся, отчего-то хмурясь. — Одну похожую я уже слышал, только… все еще не понимаю… Вы были в России, когда оказались среди моих аренарий?
Элла покачала головой.
— В Лондоне. Я… прилетела в гости. Это оказалось ошибкой. Знаете, Честер, я всегда считала себя спокойной, но молча терпеть, когда тебе всячески дают понять, что ты чуть ли не моральный урод, а твоей готовке место в мусорном ведре… Я, если можно так выразиться, хлопнула дверью. А потом… просто шла, заметила странное в одном палисаднике, хотела посмотреть ближе… поскользнулась и упала. Дальше вы знаете. — Она вздохнула. — Простите. Я не должна была грузить вас всей этой… некрасивой предысторией. Она не имеет отношения к делу.
— Нет-нет, это замечательно, что вы рассказали, — торопливо возразил Честер. — Пусть я не знаю всех подробностей, но даже рад, что вышло именно так, как вышло. Встречать новый год одной посреди Лондона, да еще и незаслуженно обиженной — крайне печально. Правда, мне очень жаль, что я ничем не могу помочь. Вы не единственная, кто попал в наш мир из другого. Причем именно из Лондона. Но путь между нашими мирами пока еще никому не удалось отыскать. И боюсь, активные поиски последних лет делают только хуже. Думаю, и вы здесь именно поэтому.
— Ч-что? — почему-то у Эллы сел голос. Как-то все это звучало… не просто странно, а с привкусом трагической безнадежности, отчего-то напомнившем те самые рябиновые нотки в вине. — Я не понимаю. Пожалуйста, объясните.
Следующие пять, а может, десять минут она слушала невероятную и пугающую историю своей… все-таки можно, наверное, сказать «землячки»? Пусть англичанка, зато из одного мира? Слушала и думала, что у нее все не так страшно, как могло бы быть. Она, по крайней мере, очутилась здесь в своем теле, пусть не очень-то красивом, но привычном и родном. И без всяких смертельно опасных проклятий. Просто, как объяснил Честер, активные эксперименты нарушили границу между мирами и «понаделали дыр», вот только дыры эти непредсказуемы, хаотичны и не держатся дольше нескольких секунд. И она — первый случай, когда сквозь такую дыру провалился человек.
— Может, первый известный случай? — сердито возразила Элла. — Мало ли, куда провалились предыдущие?
— Все может быть, — печально согласился Честер. — Видимо, все-таки Фрейя права, добиваясь запрещения этих экспериментов.
Элла невольно поежилась. Оказаться среди аренарий милейшего Честера и само по себе все больше казалось ей удачей, а уж стоило подумать, что дыра могла открыться где-нибудь над Марианской впадиной или жерлом вулкана… Или, не так экстремально, но не менее смертельно: посреди дороги перед мчащимся грузовиком!
— Что же мне теперь делать? — растерянно спросила она. Не то чтобы никогда в жизни не задумывалась хоть ненадолго об эмиграции, но не так же радикально!
— У нас очень гуманный мир, — осторожно заметил Честер, будто боялся ненароком усугубить ситуацию. — Раньше или немного позже вы обязательно найдете дело себе по душе. Я понимаю, это, конечно, не заменит всего, что у вас было, но… — он беспомощно развел руками.
— Но надо жить, да? — Элла всхлипнула, сердито вытерла непрошеные слезы и заела горе последним куском «Наполеона». Весь остальной торт умудрился приговорить Честер, причем как-то совершенно незаметно. Вроде бы только что был тут, весь такой красивый, в хрустящей крошке. Мысли о «Наполеоне», который тоже явно пришелся по душе хозяину, удивительным образом отвлекли от перспектив мрачного будущего в чужом мире. В крайнем случае, будет торты делать, неужели не найдется еще желающих попробовать…
— Конечно! — воскликнул Честер. — Конечно, надо жить. Знаете, Элла, вы сразу, с первого взгляда, показались мне крайне разумной особой. То есть, — он неопределенно повел рукой, — не склонной к пустой панике и глупым сетованиям. Я очень рад, что не ошибся. И, я надеюсь, вы не откажетесь, пока не прояснится ситуация, оставаться моей гостьей? Вам, кажется, интересны растения? Я буду рад показать вам… — он вдруг замолчал и замер, словно к чему-то прислушиваясь. Улыбнулся: — А сейчас я познакомлю вас со своим другом и с вашей… подругой по перемещению, наверное?
— Но ведь… мы же все съели⁈ — ужаснулась Элла. — Как неловко… — она осеклась, поймав себя на том, что чуть не сказала «нечем угостить гостей». Как будто она здесь хозяйка, а не такая же гостья. Но Честер только руками замахал:
— Вот увидите, они не с пустыми руками!
Совсем рядом уже раздавался мужской голос:
— Честер, я надеюсь, ты не умер здесь с голоду, пока миссис Фергюсон печет пироги внукам. На эпитафию от меня даже не рассчитывай. Не заслужил.
Честер вскочил со стула и бросился к двери.
— Нет, Дугал, я жив и сыт, благодаря одной прекрасной незнакомке! И я так рад, что вы пришли!
— С Новым годом, — улыбнулась вошедшая первой женщина, на вид ровесница Эллы, худощавая сероглазая блондинка. — Что я вижу, неужели наш Честер празднует не в теплицах с пурпурницей, а за столом и с женщиной? Дорогая незнакомка, вы совершили настоящее чудо. Год начинается просто невероятно.
Вслед за блондинкой вошел высокий брюнет, а перед ним уже знакомым Элле порядком плыла по воздуху вереница свертков. Комнату наполнил аромат лимона и корицы, а Честер воскликнул:
— Я чую любимый пудинг твоей матушки, Дугал!
Элла в прострации смотрела, как едва ли не мановением брови гость освобождает стол от пустой посуды и расставляет новое угощение. Нет, такое волшебство ей нравилось! Но поверить в него было как-то сложно…
Честер засуетился, представляя Элле новых гостей, а ей — их. И не только представляя. Он сразу же вывалил историю ее появления на головы Дугала и Фрейи — тех самых, как поняла Элла, о которых ей рассказывал. А дальше даже ее очень неплохого английского начало не хватать, чтобы уследить за разговором. И это расстраивало, потому что обсуждали ее, Эллы, появление здесь и будущее! А она, вместо того чтобы хоть как-то поучаствовать в обсуждении собственной судьбы, пыталась понять, что такое «корпускулярные прорывы» и как они связаны с «напряжением астрального поля».
В конце концов не выдержала и воскликнула:
— Подождите! Я совсем перестала понимать, о чем речь!
— Не переживайте, — Фрейя подхватила ее под руку и увлекла в сторону от мужчин, под прекрасные цветущие орхидеи. — Я и сама понимаю через слово, когда Дугал так увлекается. Магия — это очень сложно. Ничуть не похоже на те сказки, которые пишут и снимают в нашем мире. Это высшие уровни науки. А с вами все будет просто. Здесь довольно суровое законодательство по части компенсаций жертвам случайных магических воздействий. Без жилья и средств к существованию не останетесь, а программу адаптации к новому миру я вам лично обеспечу. А вы расскажете, как дела там, у нас, — она, кажется, подавила вздох. Спросила: — Кем вы были?
— Преподавала в школе. Ботанику, основы биологии.
— Ботанику? Вам это нравится?
— Очень. То есть… — Элла замялась. Как разделить саму науку, которую до сих пор считаешь самой интересной из всего, и бесконечные школьные планы и отчеты, равнодушных учеников, скандальных родителей? — Пожалуй, по школе я не буду скучать, — призналась она. — Разве что по некоторым ребятам.
Фрейя тихо рассмеялась.
— Значит, вас вынесло именно сюда не случайно! Случайности в мире магии обычно лишь кажутся таковыми, а на самом деле… Вы с Честером родственные души, вот и притянуло!
— Правда? — Элла обернулась, и в этот самый миг отвернулся от Дугала Честер, отыскивая ее взглядом. И… она что, краснеет? Почему?
То ли почудилось, то ли в комнате и правда повисла крайне неловкая пауза. Они с Честером так и смотрели друг на друга, а остальные, похоже, смотрели на них.
— Дугал! — воскликнула вдруг Фрейя, будто спохватившись. — По-моему, самое время проверить твое страшное изобретение! Пойдемте! Пойдемте на улицу! А потом вернемся и попробуем фруктовую настойку по секретному рецепту Борвура и закуски Сабеллы.
На плечи Эллы опустилось нечто невесомо-меховое, блестящее и шелковистое. Честер подхватил под руку, спросил:
— Удобно?
— Что это? — она пощупала короткий, мягкий, густой и нежный мех.
— Высокогорная шиншилла. Мне кажется, вам идет. Но главное, она очень теплая.
— И никакого Гринписа, — пробормотала Элла.
После чего пришлось объяснять, что она имеет в виду под «Гринписом» и выслушивать встречные объяснения — что при изготовлении этой удивительной накидки ни одна живая шиншилла не пострадала. Магия!
Наверное, по-настоящему осознать, что эта самая магия, не сказочная, не выдуманная, а, может быть, даже научно обоснованная, реально существует, Элле еще только предстояло. Пока что в глубине души все списывалось на волшебство новогодней ночи — когда и не такие чудеса случаются. Обычно, правда, только в кино… ну вот, значит, не только!
Она очутилась в заснеженном дворике, с неба, кружась, падали невесомые крупные снежинки, и очень хотелось, как когда-то давным-давно, поймать их на ладонь и загадать желание. Может, хоть однажды что-нибудь сбудется! Честер так и не выпустил ее локтя, и это отчего-то казалось правильным и приятным. Смеялись, тихо переговариваясь, Дугал и Фрейя, расставляли по двору какие-то непонятные длинные штуковины, перевитые разноцветными лентами. Честер шепотом рассказывал об уникальной смеси, которую совсем недавно изобрел его друг, а Элла будто раздвоилась. Одна ее часть осталась там, где-то очень далеко, в родном мире, с новогодними каникулами и школьными буднями, с праздниками перед телевизором и шумными визитами родственников и оставшихся знакомых, а другая сгорала от любопытства — какой он, этот волшебный новый мир? И тревожилась: сумеет ли она найти здесь себе место? И радовалась: как же хорошо, что ее перенесло именно к Честеру, и как волнующе стоять вот так с ним рядом…
Честно говоря, ее попытка сблизиться с едва знакомым по переписке англичанином была, наверное, актом отчаяния. И к лучшему, что она не удалась! Сейчас от одной мысли, что могла бы провести новогоднюю ночь в компании чопорной миссис Уилберн и ее сына («Диди, мальчик мой, скушай еще вот эту котлетку». Бр-р-р, ужас какой!) становилось не по себе. А с Честером… с Честером уютно и легко. И хочется улыбаться. И даже перенос в чужой мир почти не пугал. Верилось, что все будет хорошо.
— Сейчас! — крикнула Фрейя. Из штуковин с грохотом и воем взлетели в небо разноцветные ленты-змеи — алые, золотые, зеленые, лиловые, серебряные… Поднялись, кажется, к самым звездам, и выпустили крылья, превращаясь в драконов. Из пастей вырывались струи, шары и веера огненных фейерверков, разлетались мерцающими искрами — и не гасли. Скоро все небо полыхало яркими искрами, на лица и на снег падали цветные отблески, а Элла стояла, кажется, даже рот открыв, как ребенок, и не могла поверить, что видит такое невероятное представление наяву.
— Волшебство, — прошептала она.
— Чистая наука, — весело возразил оказавшийся рядом Дугал. — Разве что совсем немного иллюзий, но они вторичны.
Вдруг стала смешна и нелепа собственная мысль о том, что «в крайнем случае» можно делать торты. Ведь когда-то… давно, когда она была моложе и не измотана школой, она мечтала о науке. А теперь? Неужели хоть на минуту всерьез подумала увлечь Честера своими кулинарными талантами? У него есть миссис Фергюсон. Экономка с чудесными пирогами. И разве она, Элла, хочет стать для этого очень симпатичного мужчины кем-то вроде экономки или поварихи? Глупости! Если ему так понравилась ее готовка — ни в коем случае нельзя допустить, чтобы это, как он сказал, «удивительное Эльдорадо» стало привычным!
— Скажите, — отчего-то робея, спросила Элла, — а я… я смогу чему-то такому научиться? То есть… не именно вот этому, мне растения интересны. Но…
— Обязательно! — воскликнул Честер. — Непременно научитесь! В нашем мире очень много интересного — Фрейя подтвердит. И незачем быть магом, чтобы найти дело по душе.
— И даже не одно, — с нескрываемым ехидством протянул Дугал. — Растения, надо же. Кажется, вы дивным образом провалились точно по адресу. Этот не в меру толстый господин тоже болезненно неравнодушен к растениям.
— Я знаю, — кивнула Элла и снова улыбнулась. Да что же это с ней, правда! Может, Фрейя права насчет родственных душ? В любом случае она это выяснит. Если уж судьба в кои-то веки расщедрилась на такой роскошный подарок, надо хватать и держать, пока не отобрали.
«Не в меру толстый», надо же, — ревниво подумала Элла. — Да ничего подобного! В самый раз!' И, будто доказывая что-то себе или той самой судьбе, крепче взяла Честера под руку.
Судя по ответному пожатию, грядущие перспективы радовали не только ее.
КОНЕЦ