Элен не удержалась, чтобы не рассказать Стефану (по секрету, разумеется, и взяв с него обещание никому ни-ни!) о своих злоключениях на рыночной площади. Умственно отсталый юноша выслушал её очень внимательно, не перебивая, преданно глядя по-щенячьи добрыми и наивными глазами. Глазами, в которых не отражалось ни малейших проблесков того, что многие называют разумом. Хотя, по мнению Элен, в этом несчастном пареньке было больше внутреннего мира и доброты чем во многих так называемых разумных существах. Она до сих пор с содроганием вспоминала о том, что случилось на Яблочной улице, свидетелем чего её угораздило быть. Ей виделись сражённые пулями люди, которые, захлёбываясь кровью, падали на изувеченную ядрами мостовую. В ушах надсадно звучали, проникая под кору головного мозга пронзительные крики боли и ярости.
Девушка неоднократно спрашивала себя — неужели человек способен на подобное? Как можно убивать кого-то? Чьего-то мужа, отца, сына? Спрашивала и не находила ответов. Вот вам и здравые трезвомыслящие люди. На взгляд девушки, те, кто отдал приказ открыть огонь по беззащитным горнякам, соображали во сто крат хуже Стефана. Этот витающий в незримом вымышленном мире тихий, вечно взъерошенный парнишка, обряженный в затасканную пижаму, был намного умнее этих незримых убийц. Стефан никому в жизни не причинил ни малейшего вреда. Элен не знала, каким был юный Гиллрой до того, как его разум помутился. Но рассказывая ему свои истории и всматриваясь в его безмятежное умиротворённое лицо, ловя на себе его чистый, блуждающий где-то в запредельных далях взгляд, ей хотелось верить, что он был на редкость хорошим человеком. Он не мог быть чёрствым высокомерным сухарём наподобие своей матери, от которой унаследовал изящные тонкие черты лица и густые светлые волосы.
Элен не знала, доходит ли до него сказанное ею. Но она так же истово верила, что Стефан понимает её. Просто никак не может этого выразить. Словно некое волшебство заморозило все его чувства, превратило лицо в не выражающую эмоции маску, украло понимающую улыбку, поселило в голубых глазах вечное пустое выражение малолетнего ребёнка. Стефан тянулся к ней, Элен видела это. Так что же за волшебство изменило его?.. Нет, не так, не волшебство. Колдовство. Злое чёрное колдовство превратило этого паренька в практически бессловесный манекен. Иногда Элен казалось, что он как заколдованный злой колдуньей прекрасный принц из сказки. И что всего лишь надо, чтобы его поцеловала та, кто полюбит его таким, какой он есть. И тогда чары спадут, и они заживут вместе долго и счастливо. Но кто была та злая колдунья? И подходит ли сама Элен на роль возлюбленной принца?
Иногда от собственных вольных мыслей девушке становилось смешно. Пожалуй, она всё-таки немного из другой сказки, про дурнушку и Королеву. Вот только в этой сказке не было и близко прекрасного заколдованного принца, и всепобеждающей силы любви.
Стефан слушал её очень внимательно. Он не спускал с неё голубых глаз, и казался настолько увлечённым захватывающим, в лицах (у Элен был богатый опыт рассказывать истории своему братишке Тони), рассказом, что девушке хотелось верить, что он понимает каждое её слово. Элен хотелось думать, что Стефан сочувствует ей, переживает за неё. Что он действительно всё-всё понимает, просто не знает, как это выразить.
Они уединились на кухне, где Элен, следуя своему обещанию помочь подготовиться к званому ужину, шинковала острозаточенным ножом овощи. День в особняке Гиллроев проистекал по своему обычному расписанию. Близнецы сносили крышу гимназии, Джеймс с утра пораньше укатил на работу, Катрин перед обедом вспомнила, что давно не была в гостях у одной приятельницы, а дворецкий, надавав Элен кучу указаний, отправился в гараж, копаться в двигателе паромобиля. Как снисходительно пояснил девушке старик, у этой проклятущей колымаги опять застучали подшипники в ступицах. При этом он смотрел на неё с такой высокомерной миной на вытянутой постной физиономии, что Элен едва ли не почувствовала себя глупой курицей, не способной отличить карету от паромобиля.
Острый нож без проблем резал морковку и лук, стуча лезвием по истерзанной деревянной доске, когда на кухне объявился Стефан. Он вошёл совершенно бесшумно, ступая одетыми в одни лишь грязные носки ногами по выложенному плиткой полу. Элен заметила его только когда он со скрипом подтянул тяжёлый резной стул к столу и уселся напротив неё.
Элен не могла и предположить, что настолько обрадуется, увидев светловолосого паренька. И как-то само собой получилось, что торжественно вручив ему самую оранжевую, большую и вкусную на вид морковку, не переставая орудовать ножом, девушка начала свой неспешный рассказ. Стефан, с благодарностью приняв угощение, аппетитно захрустел, уставившись на Элен, как маленький щенок на любимого хозяина. Стефан был великолепным слушателем. Он не перебивал, не прерывал рассказ ненужными восклицаниями, не переспрашивал. Он просто слушал, грызя морковку и болтая ногами под столом.
— … Вот так вот, Стефан, теперь можешь представить, каково мне было? — девушка поставила тазик с нарезанными овощами в мойку и повернула кран. Стефан тут же переключился на бьющую струйку воды, с шипением поливающую порезанные морковь, лук, петрушку и сельдерей. — И знаешь, что для меня самое чудное во всём этом?
Стефан, завороженный напором воды, никак не отреагировал. Впрочем, Элен уже выбрала для себя единственно верную тактику общения с младшим Гиллроем. Ей и не нужно было, чтобы он отвечал. Она сама придумывала за него ответы. Закрыв кран, девушка повторно промыла овощное крошево и вернулась к разделочному столу.
— Самое чудное — это реакция твоей мамы. Думаю, ты и сам понимаешь, что её отношение к приключившемуся со мной несколько выбивается из её обычного поведения! Не думай, я не ругаю твою маму, и мне кажется, что в глубине души она замечательная женщина, просто никогда не показывает этого. А тут на те — едва ли не вытирала мне слёзы! Представляешь?
— Мама! — важно кивнул Стефан. — Представляешь.
— Вот-вот, и я о том же! — Элен не удержалась от тёплой улыбки. Причём улыбка затронула не только её полные губы, но и карие большие глаза. — В общем, так всё и было…
Девушка направилась к буфету и достала с полки банку со специями. Кухня у Гиллроев была само загляденье. Большая, просторная, ярко совещённая электричеством и двумя огромными окнами. Вся мебель из резного дерева, начиная от стола и закачивая последним из развешанных по стенам шкафчиков. Из кухни можно было сразу попасть в кладовую и в подвал. Так же здесь имелся выложенный из дикого камня большущий камин, жаровня и одно из последних достижений науки — газовая плита. Элен даже боялась предположить, сколько фунтов отвалили за это чудо, оснащённое четырьмя конфорками. Никак не меньше, чем за новенький паромобиль, не иначе! Ну а из кухонной утвари навроде бесчисленных тарелок из дорогущего фарфора и разномастных сковородок можно было выстроить целую башню, превосходящую по высоте любую из причальных мачт для дирижаблей. Мама Элен дорого бы отдала, чтобы взглянуть на всё это убранство хоть одним глазком.
— Интересно, часто ли бывают в вашем доме званые вечера? — вслух размышляла Элен, ставя банку на стол. — Не пойми меня неправильно, но мне почему-то показалось, что твои родители настолько поглощены своими делами и сами собой, что у них больше ни на что не остаётся времени! Упс, кажется, я много болтаю о хозяевах… Вряд ли бы им понравились досужие рассуждения какой-то там няни!
Стефан опустил голову, упёршись подбородком в столешницу. Его определённо заинтриговала почти до самых краёв наполненная специями банка. Элен машинально вытерла и без того чистые руки о наброшенный поверх платья накрахмаленный передник и с улыбкой сказала:
— Но я-то знаю, что ты ни при каких обстоятельствах не выдашь меня, правда? Знаешь, чем больше я с тобой общаюсь, тем больше ты мне нравишься. Пожалуй, я бы даже смогла назвать тебя своим братом. Или другом. Ты же не против, нет?
— Нет, — Стефан оторвался от разглядывания специй и энергично замотал лохматой головой. Давно не мытые волосы делали его похожим на смешного дикобраза.
Чёрт, а я же совсем забыла напомнить Катрин о том, что Стефану не помешало бы принять ванную, закусила губу девушка. Чёрт-чёрт-чёрт, как стыдно то! За всей этой работой и переживаниями она совсем запамятовала о данном бедному пареньку обещании. Судя по поведению Катрин, которая больше ни разу при разговоре с Элен не упоминала имени сына, на Стефана ей было глубоко наплевать. Эта холодная высокомерная женщина ни разу не спросила, не видел ли кто из домочадцев Стефана, не приболел ли он часом? Катрин вполне устраивало, что её умственно отсталый сын, стыд и позор семьи, постоянно прячется в бесчисленных комнатах огромного особняка и лишний раз не показывается на глаза. Странное поведение для женщины, которая называла Стефана «мой милый мальчик». Впрочем, как успела убедиться Элен, Катрин и на младших, очень даже здоровеньких и неглупых ребятишек, не особо обращала внимание.
— Так мы друзья? — Элен с теплотой в глазах смотрела на то, как светловолосый юноша, в поношенной измятой пижаме и сползающих с пяток грязных носках сидит за столом и задумчиво изучает расставленную у него перед носом посуду.
— Друзья, — Стефан поднял на неё голубые глаза и с совершенно серьёзным видом кивнул. — Мы друзья.
— Знаешь, ты самый разговорчивый из моих друзей, — рассмеялась Элен. — И уж точно единственный, кто видел меня голой! А вот это действительно привилегия только самых близких друзей…
Положа руку на сердце, Элен с полной уверенностью могла сказать всем и каждому, что настолько близких друзей у неё ещё не было. Никому не удавалось раньше увидеть ее, в чём мать родила. И нельзя сказать, что девушку это обстоятельство сильно расстраивало. Она была порядочной и целомудренной девушкой и считала, что до замужества ни один мужчина не должен видеть свою даму сердца нагишом. Тем более что у неё и смотреть то особо не на что. Элен сильно сомневалась, что кого-то сможет привлечь её большая задница.
— Кстати, а этот доктор Аткинс… — Элен, усевшись на свободный стул немного передохнуть, осторожно подбирала слова. — Этот доктор, что занимается твоим здоровьем… Он действительно лечит тебя, или же только вымогает у твоих родителей деньги, пичкая тебя пилюлями от бессонницы?
Поскольку Стефан ничего не ответил, Элен продолжила:
— Мне далеко не всё равно, что происходит с тобой, честно. И мне бы хотелось знать, приносит ли прописанное этим доктором лечение хоть какую-то пользу? Твоя мама так хорошо о нём отзывалась, якобы какой он замечательный врач и умнейший человек и насколько он успешно продвинулся в твоём лечении! Но знаешь ли, Стефан, за деньги можно взяться лечить любую болезнь. Я не думаю, что твоих родителей так легко облапошить, но когда дело касается болезни мозгов….
Элен запнулась, выжидательно глядя на юношу. Даже мысленно Элен не хотелось обижать его грубым и неосторожно оброненным словом. Но Стефан, словно застывший истукан, сидел, выпрямившись как жердь и глядя поверх её головы. Сомнительно, чтобы он осознавал, что Элен пытается ему сказать, и совершенно точно не сможет ответить ни на один из вопросов. Элен подумала, что вряд ли Стефана и доктора Аткинса связывают сколь-нибудь иные отношения, кроме сугубо профессиональных отношений лечащего врача и пациента. И ещё ей казалось, что это в корне неверный подход. Когда дело касается болезни, превращающей человека в ходящий овощ, когда голову окутывает безумие, превращающее в пускающего слюни идиота, традиционные медицинские приёмы перестают действовать. Как может врач вылечить такого больного, не сблизившись с ним, не пытаясь понять его, не стремясь стать ему другом? Элен невольно залилась краской, представив себя со стороны. М-да уж, та ещё картинка — девятнадцатилетняя деваха из Промышленных районов, работающая у богатых и важных людей няней, даёт советы опытнейшему доктору, мало того, директору самой Мерсифэйт! как лечить умственно отсталых пациентов. Умора, да и только! Элен самой стало смешно.
Заметив посетившую девушку улыбку, Стефан встрепенулся и радостно заухмылялся. Из уголка его рта как по заказу потекла тонкая струйка слюны. Юноша схватил со стола начищенный до зеркального блеска поднос и принялся рассматривать своё отражение, корча на редкость уморительные гримасы.
— Стефан, ты просто клоун, — обречённо покачала головой Элен, улыбаясь ещё шире.
— Стефан хороший мальчик, — немедленно возразил юный Гиллрой, явно несогласный с мнением девушки. — Стефан милый… Доктор Аткинс друг Стефана!
Элен удивлённо вскинула густые чёрные брови. В кои-то веки Стефан выдал вполне осмысленную фразу. Любопытно. Получается, что этот врач-психиатр всё же имеет достаточный вес в глазах паренька. Элен, положив руки на прикрытые подолом платья коленки, спросила:
— Доктор Аткинс твой друг? Уверен?
— Ага! — Стефан бурно закивал головой. Белокурые засмоктанные волосы упали ему на лоб, закрывая глаза. — Стефан друг Элен. Доктор Аткинс друг Стефана!
Судя по всему, парнишка пытался доступными ему фразами выразить своё отношение к няне двойняшек и доктору. Из чего Элен сделала вывод, что в понимании Стефана она и директор Мерсифэйт стоят примерно на одной ступени. Сомнительная честь, однако! Элен, как и любая другая девушка из Промышленных районов была наслышана о знаменитой на весь город закрытой лечебнице для душевнобольных. Людская молва традиционно приписывала этому месту воистину дурную славу. Со слов всезнающих кумушек выходило, что за неприступными стенами крепости-больницы творятся настолько страшные и жуткие вещи, что попади туда хоть самый здоровый человек в мире, не пройдёт и нескольких дней, как он превратится в законченного идиота. Что ж, если даже малейшая часть этих слухов соответствует истине, то не мудрено, почему Катрин до сих пор не отдала сына на принудительное лечение, ограничась частными и наверняка очень дорогостоящими визитами доктора Аткинса. По крайней мере, главврач больницы лично принимал участие в лечении Стефана, не перекладывая эту обязанность на плечи штатных сотрудников. Вероятно, семью Гиллроев и доктора связывали более тесные и дружественные отношения, чем могли бы подумать со стороны.
— Надеюсь, мы с ним поладим, — подмигнула Стефану Элен.
Юноша, не уловив иронии, важно кивнул, чем вызвал очередную улыбку Элен. Но улыбка, не успев расцвести на её губах, тут же завяла. Элен услышала приближающиеся по коридору шаги. Степенная размеренная поступь. Дворецкий. Элен торопливо поднялась и взяла в руки разделочный нож. Подтверждая её предположения, в кухню вошёл Шатнер.
Окинув потупившуюся девушку подозрительным взором, высокий старик сказал:
— Я за детьми, мисс Харт. Мне удалось починить паромобиль. Впрочем, вам это вряд ли интересно. Постарайтесь приготовить к нашему возвращению обед для Тома и Сью.
Коротко, ясно и предельно лаконично. По-другому Шатнер никогда не изъяснялся. Во всяком случае, Элен не слышала. Старик всегда был собран, сосредоточен и чопорен. Тёмно серый длиннополый сюртук безукоризненно отглажен, лакированные носки туфель сверкают, на руках белоснежные перчатки, которые никогда не пачкались. Он передвигался по дому с настолько постным и надменным выражением на сухощавом гладко выбритом лице, что у девушки при нечаянной встрече с ним всегда сводило живот. Почему-то дворецкий пугал его. Он казался Элен каким-то неживым. Ни одной лишней эмоции, ни малейшей теплоты в голосе, ни намёка на сострадание. Элен сомневалась, а может ли он улыбаться? Уильям Шатнер напоминал девушке бездушного манекена, человека, лишённого сердца. Была ли у него семья, те, кому он способен подарить хоть немного чувств? Любит ли он кого-нибудь, кроме работы?..
Скрытый пенсне болотистого цвета глаз дворецкого прищурился, когда он посмотрел на пускающего слюни Стефана.
— И приглядывайте за молодым господином. Миссис Гиллрой скоро вернётся и отдаст вам соответствующие распоряжения насчёт мистера Стефана.
— Да-да, я всё поняла, сэр, — торопливо сказала Элен и тут же у неё неосознанно вырвалось: — Соответствующие распоряжения?
— Вы не ослышались, мисс Харт, — в голосе старика сквозила стужа. Да они все в этом доме какие-то ледяные и бесчувственные, в сердцах подумал Элен. Все, кроме самых младших. — Мадам Катрин лично вас проинструктирует. Могу лишь намекнуть, что вам предстоит позаботиться о внешности мистера Стефана. Его следует привести в надлежащий вид.
Элен немедленно покраснела, как перезрелый помидор, стоило ей представить, как она приводит давно не мытого юношу «в надлежащий вид».
— Не смею вас больше отвлекать, — с недвусмысленным намёком сказал дворецкий и, крутанувшись на пятках, на негнущихся ногах вышел из кухни.
Элен и Стефан молча переглянулись. Молодой Гиллрой с отсутствующим выражением устремлённых в никуда глаз, Элен с пылающими свекольными кругами на щеках. Когда девушка хотела предложить хозяйке дома вымыть Стефану голову, она и близко не имела в виду вымыть его целиком, да ещё и самой заняться этой весьма нескромной процедурой!
— Кажется, мне суждено-таки увидеть тебя голым, дружок, — Элен едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. — Что ж, по крайней мере, будем квиты.
— Голым! — торжественно провозгласил Стефан.