Властелин Огненных Земель

1

Это был хороший вопрос. Хорошие вопросы буквально роились в воздухе, но прошло четыре дня, прежде чем Овод получил ответ хоть на один из них. К тому времени «Фарофхенгест» вошел по проливу Леаксмут в спокойные лагуны Свифейфена. Бирюзовый парус с вышитым на нем белым конем обвис в мертвом штиле, и Овод смог прислониться к борту и расслабиться, глядя на то, как шесть десятков бельцев потеют, взмахивая в унисон веслами и горланя разухабистую песню.

Теперь они беспокоили уже не так сильно, как поначалу. Он привык думать о них как об опасных зверях — волках или диких вепрях. Пусть глаза говорили ему, что это люди, не хуже и не лучше, не грязнее и не чище, не грубее и не воспитаннее, чем можно было бы ожидать от любой другой шайки здоровых, по большей части молодых матросов, сгрудившихся на тесном корабле. Даже зная, что все они хорошо относятся к его подопечному, он продолжал испытывать сильное сомнение в том, что это люди. Впрочем, сомнения эти были взаимными. Леофрик предупредил весь верод, что шивиальский книхт — Клинок, и что любой неосторожный поступок по отношению к ателингу Радгару может повлечь за собой фатальные последствия. В его описании Овод представлялся чем-то вроде плохо выдрессированного сторожевого пса.

Рыбацкие лодки покачивались на отражениях холмов и скал; по зеленым склонам лесистых холмов карабкались деревушки. Картина казалась бы идиллической, когда бы над всем этим не маячила курившаяся дымом вершина Квиснолля, белая на фоне синего неба. Единственным облаком был клуб дыма над вершиной. Ближе к закату он окрасился алым; днем он оставался белым до рези в глазах. Время от времени до них доносился басовитый рокот.

Через час или чуть больше Радгар воссоединится с матерью, и эта идиллия обещала еще больше опасности, чем какой-то там вулкан. Уже одним тем, что она осталась жива, а еще больше тем, что вышла замуж за короля Сюневульфа, она полностью меняла расстановку сил на поле боя. Поддержит ли она своего сына как наследника трона — при бельских-то сумасшедших законах наследования? Зловещий кузен Вульфвер тоже, оказалось, жив и здоров. Радгар до сих пор отчаянно опровергал наличие у него каких-либо претензий на трон, но даже Оводу верилось в это с трудом. У всех — у его друзей, у его семьи, у убийц его отца — наверняка имелись те или иные планы на его будущее. Или на отсутствие такового.

Но был ли убийца бельцем? Амброз знал больше, чем ему полагалось бы… или, напротив, меньше. Он обронил странное замечание насчет пропавшего ателинга. Если это он послал Йорика убить Эйледа и похитить Радгара — хотя последнее скорее всего стало чистой случайностью, которой не преминул воспользоваться опытный фехтовальщик, — тогда почему Йорик не доложил своему августейшему повелителю, где спрятан мальчик?

Почему король Амброз не упомянул о том, что королева Шарлотта жива? Он не мог не понимать, что Радгар очень скоро узнает правду, как только получит возможность задавать вопросы. Только сильно постаравшись, капризные духи Случайности смогли продержать его в неведении так долго, ибо хотя учебный курс Айронхолла почти игнорировал Бельмарк, фамильное древо династии Ранульфов изучалось в нем достаточно подробно. Овод хорошо помнил, как сидел рядом с Радгаром, когда Магистр Этикета рисовал им замысловатые схемы связи августейшего рода с зарубежными правящими семьями. При упоминании о позорной связи с бельцами и погибших в Кэндльфрене Клинках в голосе его слышались нотки благородного гнева — но он ни словом не обмолвился о том, что похищенная дама стала королевой Бельмарка.

Паутина ошибок, сплетение вопросов… Если Йорик-Гесте и впрямь убийца и действовал самостоятельно, как ему удалось войти в охраняемый дом? Если он был шивиальским агентом, а Шивиаль до такой степени нуждался в мире, почему он убил Эйледа, не дожидаясь официального подписания договора? Зачем ему было похищать Радгара, лгать ему, а потом бросать? Вовлечена ли в это убийство королева Шарлотта? Она вышла за своего деверя меньше чем через месяц после смерти первого мужа — и, разумеется, сына, ибо все, кроме Йорика, верили в то, что Радгар мертв. И Вульфвер. Он выжил и знал, что его кузен, возможно, тоже. Что танист предпримет теперь, когда Радгар вернется? Как король Сюневульф ухитряется сохранять трон Бельмарка в пятьдесят один год, тогда как всех до единого предыдущих королей переставали терпеть, едва им исполнялось сорок? Почему…

Постой-ка! На последний вопрос имелось несколько ответов.

Капитан Леофрик стоял неподалеку, без труда удерживая одной рукой рулевое весло, хотя в открытом океане перекладывал тяжелую работу на людей помоложе. В драной куртке и протертых на коленях штанах он не выглядел знатнее своих людей. Только серебряная повязка на глазу выдавала в нем богатого человека.

— Эальдор, вы обещали мне рассказать о политических угрозах в вашей стране.

Фейн поморщился.

— Пламень! Стыдно обсуждать такое с чужеземцем, и я не упомянул бы об этом при Радгаре, не знай я его так хорошо. Но тебе стоит услышать это. Передай ему, пусть подойдет.

Рассудив, что это означает «приведи его», Овод повернулся и направился в сторону носа корабля. Радгар, раздетый по пояс, обгоревший на солнце, работал веслом вместе с другими, выкладываясь по полной. Верод пытался опозорить шивиальского книхта, сунув весло и ему, и подтрунивал над ним, получив отказ. Овод встретился глазами с Радгаром и махнул ему. Разумеется, остальные гребцы не упустили возможности поддразнить и его, когда тот поднял свое весло, так что Радгар появился на корме, раскрасневшись сильнее обычного. Он так и остался в одних штанах, вытирая пот скомканной рубахой.

— Эальдор?

— Покажи мне руки. — Леофрик нахмурился при виде кровавых мозолей. — Говорил же я тебе остановиться прежде, чем дойдешь до этого. Скажи Эйлвину, пусть перевяжет их тебе прежде, чем мы пристанем, — это приказ, понял?

— Слушаюсь, эальдор!

Капитан улыбнулся.

— Возможно, это последний приказ, который я тебе отдаю, ателинг! А теперь слушай. — Лицо его посуровело. — Терпеть не могу петь эту невеселую песню, но предупредить тебя надо. Не знаю, много ли рассказал тебе Эйлвин… он может и не знать всего. Ты вот все удивляешься, как это твоему дядюшке удается так долго цепляться за корону.

Радгар кивнул.

— Подкупает эрлов деньгами из моего наследства?

— Не смог бы. Слишком много денег на это ушло бы, ибо каждый эрл понимает, что его фюрд скинет его, если такое откроется. Твоему дядьке пришлось бы распродавать земли, а он этого не делал, насколько мне известно — во всяком случае, не на Фюрсиге. Ты можешь спросить также, как Вульфвер избегает вызовов. Танист — хороший боец, но в Каттерстоу найдутся воины, способные одолеть его.

— Грязная игра, — произнес Радгар, презрительно скривив губу. Это был не вопрос.

Леофрик угрюмо кивнул.

— В последние годы в Бельмарке кандидаты королевской крови и достойные трона не заживаются на этом свете. Не считая Светманна, который попытался играть по правилам и проиграл, со времени смерти твоего отца погибли двое Толингов и один Нюрпинг — неплохие, крепкие люди. Внезапная болезнь в двух случаях, бесследно пропавший в ясную погоду и при тихом море корабль — в третьем. И ничего явного, понимаешь, ничего такого, что послужило бы началом кровной вражды.

— Но это ужасно! Если брать взятки — преступление, как тогда назвать это? Почему страна не восстанет против него?

Овод подавил улыбку. Неужели Радгар ожидает какой-то чести от бельцев? Да они, эти монстры, способны вообще соблюдать законы, хотя бы в своем кругу?

— А кто возглавит революцию, если не эрлы? — фыркнул капитан. — А на Каттерстоу — кто, если не танист?

Радгар скривился.

— И там тоже?

— Совершенно то же. Помнишь Роферкрефта Осрикинга?

— Смутно. Он старше меня. Ровесник Вульфвера.

— Его друг, — мрачно поправил капитан. — Близкий друг. Роферкрефт служит у твоего дяди маршалом, и он или не контролирует королевских фейнов, или контролирует их слишком хорошо. Когда я был маршалом, я никогда не просил фейнов сделать что-то, чего устыдился бы сам, ибо ожидал бы от них отказа от позорящего их приказа. Поговаривали… Двое молодых капитанов пропали без вести, двое других получили увечья в поединках, которых никто не видел. Всех их друзья подбивали бросить вызов танисту. Никаких улик, конечно, но Роферкрефт и его громилы отбрасывают длинные тени.

Радгар тряхнул головой так, словно не мог поверить в то, что в Бельмарке могут прибегать к насилию.

— И это еще не все, — продолжал Леофрик. — Помнишь Бримбеарна Эадрисинга?

— Конечно! Замечательный боец, прекрасный человек. Помню, как он целых полдня учил нас, сопляков, вязать узлы.

— Один из лучших, Каттеринг из ветви Фейрюмбов — не совсем королевских кровей, но достаточно благородных, чтобы стать эрлом или танистом. Он начал заручаться поддержкой, когда к нему в дом невесть откуда забежала бешеная лиса и покусала его. — Серебряная повязка снова блеснула на солнце. — Береги своего подопечного, сэр Клинок. Он нужен Бельмарку.

Вид у Радгара оставался недоверчивый.

— Ты хочешь сказать, что брат моего отца, — а теперь еще и муж моей матери — попытается убить меня? Или что это сделает мой двоюродный братец?

— Ателинг, я никогда не оскорблю твой благородный род столь позорными предположениями. Я просто предупреждаю твоего Клинка, чтобы он остерегался измены. — Леофрик невесело улыбнулся и налег на весло, поворачивая «Фарофхенгест» к берегу.

— Ты рискуешь только в том случае, если представляешь для них угрозу, — сказал Овод. — Ты можешь отказаться от всех претензий на трон?

Радгар поколебался немного. Скрипели весла. Гребцы допели одну песню и завели другую.

— Ну? — Одноглазые капитанские улыбки казались причудливо-угрожающими. — Отвечай на вопрос, ателинг.

— Я мог бы отказаться стать фейном, тогда меня не сочтут достойным трона. — Он покосился на Овода проверить, верит ли тот ему. — Такое случалось достаточно часто, даже среди моих кровожадных предков.

— И откажешься?

При желании Радгар умел быть непроницаемым как морская пучина.

— Может быть. Прежде я должен просочиться на берег незамеченным и устроить тайное свидание с матерью. Уверен, она сможет посоветовать что-нибудь.

В Драхвельде он говорил, что никогда не станет королем и что у него нет для этого навыков. Теперь он уже не был так в этом уверен. Фейн Леофрик мог быть доволен этой переменой.

2

Не будь Радгар так поглощен видом родной земли, он держался бы осторожнее. Он наверняка догадался бы о том, что задумали моряки. Не успел он сделать шаг по трапу, как Эйлвин с Освальдом подняли его и усадили на свои могучие плечи. Его протестующие крики потонули в восторженном реве остальных. Весь верод сошел на берег ликующей процессией.

— Эйлединг! — кричали они. — Эйлединг! Альдес суну! — В считанные секунды они уже катились на гребне людской волны. Люди бросали свои дела и присоединялись к шествию. Все громче и возбужденнее становились крики. Скоро тысяча, нет, две тысячи людей катили потоком по улицам, неся Радгара на трон его предков так, словно он был уже эрлом и королем. Квиснолль зарокотал, и толпа зарокотала в ответ.

— Радгар! Радгар Эйлединг сютеф! — Крики слились в строевую песню. — Рад-гар Эй-ле-динг!

Радгару оставалось лишь беспомощно сидеть и махать друзьям. Все здесь были его друзьями, все население. Конечно, так только казалось, ибо впереди уже возвышался Сюнехоф, где, схоронясь в своей паутине, пережидал эту его торжественную встречу король. Король с не разбирающими средств фейнами, с танистом, не знавшим соперников. За всем этим стоял Леофрик, чтоб ему!

— Эйлединг! Радгар! Альдес суну!

Где Овод! Он должен понимать, что все это безобразие творится с добрыми намерениями, но примут ли это его Узы? И без того хрупкие амбиции Радгара погибнут в зародыше, если его телохранитель начнет убивать его сторонников.

Толпа перекатилась через широкий двор перед залом, почти к невысокому крыльцу входа. Радгар предостерегающе крикнул. Эйлвин с Освальдом остановились, выругавшись. Путь им преградила обнаженная шпага. Мертвенной бледности лица и безумного блеска в глазах того, кто держал ее, хватило, чтобы вся процессия замерла.

— Овод! — заорал Радгар. — Все в порядке! Да опустите же меня, идиоты! Овод, они не хотят мне вреда! — Его поспешно поставили на землю. — Овод? — Толпа обступила их, пытаясь понять, в чем причина заминки.

— Куда они тебя тащат? — процедил Овод сквозь стиснутые зубы. Шпага его покачивалась из стороны в сторону, как кончик хвоста настороженной кошки, реагируя на каждое движение в толпе, отгоняя тех, кто стоял ближе. Вокруг них образовалось пустое пространство.

— Мы идем на встречу с королем, разумеется, — ответил Радгар. У него теперь не оставалось выбора; матери придется подождать. — Убери шпагу. Ну же, Овод!

Однако Овод продолжал поводить шпагой из стороны в сторону.

— На встречу с королем? Куда? — рявкнул он. — Вооруженным или безоружным?

Пламень! Ну почему Радгар не увидел этой проблемы, прежде чем это сделал шивиалец? Теоретически у него оставались две возможности. Он мог свернуть направо и попасть через ворота на территорию дворца. У ворот наверняка дежурят книхты, но они пропустят ателинга и его Клинка без особых вопросов. Он мог пройти в сам Сюнехоф, который в это время дня бывал обыкновенно пустым. Вот только сейчас он пустым не был. На крыльце стояло с десяток книхтов и королевских фейнов в доспехах, включая одного — только теперь Радгар пригляделся хорошенько — богатырских размеров, стоявшего, сложив руки, в дверях. Алый плащ и высокий шлем выдавали в нем маршала Роферкрефта. Должно быть, король Сюневульф держал в зале совет.

Никто и никогда не допускается в зал пиршеств вооруженным за исключением книхтов и фейнов королевского верода. Нарушить это правило означает бросить вызов. Радгар был безоружен, но Овод — вооружен, и еще как, а чужеземец вообще не может носить оружия без королевского на то разрешения. При желании Роферкрефт мог арестовать его — или, возможно, погибнуть при попытке сделать это.

Гроза и пламень!

Все заговорили разом:

— Тебе придется оставить его здесь… — Леофрик.

— Заставь его убрать эту штуковину! — Эйлвин.

— Да он спятил! — Освальд.

— Я не могу оставить его здесь, — сказал Радгар. — Он не может оставить меня одного и не может разоружиться. Капитан, передай мое почтение маршалу и объясни ему.

— Маршал его не признает, — вздохнул Леофрик. — С этим надо идти к королю. Подождите здесь. — Он сердито повернулся и зашагал к крыльцу.

— Ладно, Овод. Убери шпагу. Я никуда не пойду без тебя.

С видимым усилием Овод убрал «Ничто» в ножны. Триумфальное шествие захлебнулось.

3

Все висело на волоске — от Клинка не ожидают, чтобы его подопечного утаскивала толпа немытых бельцев. Даже когда Леофрик вернулся с королевским разрешением, Овода продолжало еще трясти. Следом за Радгаром он поднялся по ступеням и миновал хмурых королевских фейнов в кольчугах и книхтов возрастом не старше его самого. Еще несколько фейнов шагали перед ними. У самых дверей они остановились и оставили здесь свои мечи. Только после этого возглавляемая маршалом Роферкрефтом процессия вступила в Сюнехоф.

Несмотря на полуденную жару, в очагах пылал огонь, однако в большом помещении царили прохлада и полумрак, особенно заметные по сравнению с улицей. В зале пахло мясом, питьем, дымом и людьми. В стенах не было окон, если не считать нескольких проемов в высоких торцах. Потемневшие от времени стропила увешаны каким-то хламом, покрытым толстым слоем жирной копоти — скорее всего древними боевыми трофеями. На невысоком помосте в дальнем конце зала восседал на троне король с золотой короной на голове; за спиной его стояло с дюжину королевских фейнов. Королевы видно не было, но она наверняка уже слышала последние новости. Овод решил, что любящая мать должна предпочитать воссоединяться с сыном в более интимной обстановке, хотя собственной матери он уже почти не помнил. О том же, как ведут себя короли, он имел некоторое представление — преимущественно по Амброзу, хотя на занятиях им рассказывали и о других. Судя по всему, Сюневульф держал совет, что происходило не слишком часто, ибо корона — не самый удобный головной убор. Это собрание явно не созывалось ради встречи Радгара. У короля просто не было бы времени организовать его, даже если гонец прискакал с берега галопом, загнав коня.

Овод неотступно следовал за Радгаром к помосту, держась чуть сзади и слева от него. Он даже не удивился, увидев окутывавшую Сюневульфа черную ауру угрозы — такую же, как у Амброза. Возможно, теперь такими ему будут видеться все короли, ибо все короли несут потенциальную угрозу для его подопечного. При виде вооруженного чужеземца королевские фейны сердито хватались за рукояти своих мечей. Неужели они всерьез верят, что смогут остановить его, если он задумает напасть на их короля? Впрочем, так близко к королю Амброзу не подпустили бы ни одного личного Клинка.

Радгар поклонился и, опустив взгляд, подождал, пока его узнают. В зале воцарилась тишина. Овод не кланялся, ибо на официальных мероприятиях Клинков не замечают, относясь к ним как к невидимкам. Впрочем, в Бельмарке об этом шивиальском обычае могли и не знать. Он не видел в зале никого, подпадающего под описание Вульфвера, но если бы кто-то отзывался в его голове Клинка громким звоном тревожного колокола, так это наверняка был бы бесчестный кузен его подопечного.

Сюневульф был старше Амброза — невысокий толстяк довольно противной наружности. Ярко-рыжая борода производила впечатление крашеной, что почему-то подчеркивало увядшую кожу у рта и покрытый паутиной красных сосудов нос картошкой. Придать ему более царственный вид не могли даже яркие краски бархата, шелков и мехов, составлявших его наряд. Жирные пальцы — даже большие! — были унизаны золотом и каменьями. Когда он наконец заговорил, голос его показался визгливым, как тупая пила.

— Радгар Эйлединг, наш возлюбленный племянник и пасынок! Добро пожаловать домой после столь долгого отсутствия!

Радгар снова поклонился.

— И я воистину счастлив вернуться сюда, мой благороднейший из благороднейших дядюшка.

— Мы оплакивали тебя как мертвого. Где пробыл ты столько лет?

— В Шивиале, господин.

Его величество надул губы, изображая Августейшее Неодобрение.

— Добровольно?

— Нет, господин, — спокойно отвечал Радгар. — Когда я бежал с пожара, меня похитил один из членов шивиальского посольства. Обманом заманил он меня, и обманул мое доверие. Меня увезли в Шивиаль и держали взаперти в Кэндльфрен-Парке, пленником семьи моей матери.

Овод был настолько поглощен изучением кольчуги королевского фейна с точки зрения уязвимости для его шпаги, что это откровенное искажение истины дошло до него только спустя несколько секунд. Он надеялся, что никто не заметил, как он вздрогнул от удивления.

— Похитили? — переспросил Сюневульф. — Члена нашей династии? Но это возмутительно! Из-за такого даже войны начинаются! Король Амброз должен знать, что мы изволим гневаться!

Бегающие глазки и влажные губы напоминали одетую в бархат крысу, пытавшуюся казаться очень большим и злобным псом. Радгар рассказывал морякам с «Фарофхенгеста» про Айронхолл, так что наверняка не рассчитывал далеко уехать на этой белиберде насчет Кэндльфренов. Тем не менее он смело ринулся в омут лжи.

— Именно король Амброз узнал о моей несчастной судьбе и повелел, чтобы меня освободили. Он принес мне глубочайшие извинения, и я ожидаю, что в ближайшем же будущем его посол повторит их лично вашему величеству в официальном порядке. Как знак своего расположения, дядя, он одарил меня этим Клинком. Эта почесть ценится в Шивиале весьма высоко, так что я не имел возможности отказаться. Как наверняка известно вашему величеству, Клинки не совсем вольны в своих действиях, вынужденные неотрывно следовать за своими подопечными. Поэтому его присутствия здесь невозможно избежать, и оно не имеет целью как-то задеть ваше величество.

Поскольку на него все же обратили внимание, Овод поклонился — не слишком чтобы низко. Король ухмыльнулся.

— Клинок? Посмотреть на него, так вряд ли больше кинжала. Подобный подарок требует нашего августейшего позволения. Впрочем, если этот парень — твой хороший друг, мы готовы принять и его. — Он поднялся на ноги и повернулся к собравшимся.

— Воистину это радостный день для нас и нашей дорогой королевы, для всей нашей провинции и для всего Бельмарка! — Он протянул руки к своему пасынку.

Пока Радгар вспрыгивал на помост и шел к дяде в объятия, Овод продолжал пристально следить за охраной — теперь фейны нашли его забавным. Он был недостаточно хорошо знаком с бельскими обычаями, чтобы отличать забавное от не очень забавного. «Хороший друг»… это замечание могло быть невинным, даже одобрительным, прощающим Радгару нарушение придворного этикета. Или же оно могло прозвучать издевкой над молодым человеком, появляющимся в обществе мальчика.

Улыбающиеся девицы поднесли Радгару и его дядьке-отчиму по рогу с хмельным медом. На особах женского пола рыжие волосы смотрелись значительно лучше, чем на мужчинах. Если рано или поздно Овод и согласится признать бельцев людьми, он наверняка начнет с девушек.

— Сегодня фюрд будет пировать! — проквакал Сюневульф. — И мы услышим подробнее о приключениях нашего дорогого сына. Не исключено, что мы предпримем шаги, дабы покарать виновных. Радгар, твоя мать с нетерпением ожидает сына, которого она так долго считала навеки утерянным.

— И я также горю нетерпением встретиться с ней, господин. Но прежде долг… Как потомок моих предков-воителей, я заявляю право на ношение оружия и прошу вашего благородного соизволения считаться членом фюрда Каттерстоу.

Борода Сюневульфа раздвинулась в лисьей ухмылке. В голове у Овода прозвучал беззвучный сигнал тревоги, от чего ему пришлось стиснуть зубы.

— Конечно же, мы не можем отрицать твоего происхождения, сын, ибо оно у нас общее. Разумеется, нынче же вечером мы примем твою присягу. Мы выделим тебе достойную долю наследства и с радостью примем книхтом при нашем дворце. Впрочем, обещать одобрения фюрда не в нашей власти. Однако мы можем помочь тебе подобрать подобающий корабль и дружину, готовую взять тебя на фейринг, дабы ты смог проявить свою доблесть. Роферкрефт?

Мужчина с золотой кабаньей мордой на шлеме выступил вперед и отсалютовал, стукнув себя кулаком в грудь.

— Господин?

— Расскажи-ка мне про тот задуманный тобой фейринг, о котором ты нам все уши прожужжал.

— Осмелюсь покорно испросить позволения вашего величества отлучиться, дабы собрать свой верод. С ним я мог бы выступить заодно с братом моим, Гольдстаном. Он собрался на фейринг, который ваше величество соизволили одобрить.

— А… да. Напомни-ка, куда вы там собрались?

Роферкрефт поколебался немного с ответом.

— В Шивиаль, господин. За добром и рабами. Ваше величество соизволили заметить как-то, что невозможно ожидать, господин мой, чтобы договор столько лет соблюдался без малейших нарушений то тут, то там. Что мы просто обязаны пощекотать наших шивиальских друзей, чтобы они не теряли бдительности, господин.

— Что ж, был такой разговор, был. — Сюневульф облизнул жирные губы. — И коль уж мы согласимся ненадолго потерпеть отсутствие нашего маршала, мой славный Роферкрефт, не примешь ли ты в свой верод нашего любимого племянника, дабы он смог проявить свое мастерство в промысле налетчика?

Фейн повернул кабанью морду на шлеме в сторону Радгара. Лицо под шлемом словно было сложено из плохо обожженного кирпича.

— Нет такого верода, что отказался бы принять к себе человека, связанного узами родства с вашим королевским величеством или с сыном вашим, великим воином, господин. — Странное дело, маршал не пробуждал в Оводе ни малейшего чувства тревоги. Возможно, тот улавливал его как простое орудие.

Ухмыляясь, Сюневульф вернулся на место.

— Раз так, обратим внимание на более неотложные дела. Прельщает ли тебя подобное предложение, Радгар? Возможность показать себя достойным сыном своего отца, а?

— Я с готовностью подчинюсь вашим повелениям, господин, — отвечал Радгар с завидным самообладанием. Или он просто не увидел западни? Весь зал, поди, провонял ее запахом!

— Надеюсь, налет на шивиальское побережье тебя не смутит? — Сюневульф, пыхтя, взгромоздился на трон.

— Нет такого побережья, которое я разорил бы с большей охотой, господин. Я ничем не обязан Шивиалю!

Сюневульф снисходительно ухмыльнулся.

— Воистину мы рады слышать это. Книхт, проводи ателинга к нашей возлюбленной королеве.

4

Подопечный с Клинком направились к двери. Удостоенные аудиенции фейны, продолжая спорить, выходили из зала.

— Ну, дружище, — заметил Радгар по-шивиальски, — теперь тебе ясно, почему я так долго мариновался в Старкмуре?

— Не мы выбираем себе семью…

— Одна неделя! — Голос Радгара продолжал звучать мягко но в зеленых глазах горел яростный огонь. — Всего неделя! Сможешь сохранить меня живым неделю?

— Я рассчитывал на более долгий срок.

— Мне вообще не стоило привозить тебя сюда, но если ты продержишься неделю, мы сможем уехать отсюда и жить в каком-нибудь менее безумном месте. Ох, ну и ублюдок! Лицемер! Ты его слышал? — Это был первый их разговор наедине с того утра, как они повстречали Эйлвина.

— Он собирается сделать тебя сквайром?

— Книхт ниже сквайра, ненамного выше какого-нибудь пажа. Впрочем, все равно! — Похоже, это все-таки было не совсем все равно, ибо смех его прозвучал горько. — Я им все веснушки с лиц посбриваю, как только дело дойдет до фехтования!

— А присяга?

— Нет, нет! Присяга не значит ничего. Это он должен клясться в том, что достоин моей службы. Он никогда не был и никогда не будет. Я имел в виду, заметил ли ты его реакцию?

— Ты ему наврал.

— А он знал, что я лгу! Он ожидал другого рассказа.

— Ты уверен?

— Да, я уверен.

— Ты знаешь его лучше, чем я.

Они проходили мимо очагов, когда к ним пристроился разъяренный Эйлвин.

— Гольдстан! Гольдстан? Он собирается отдать тебя этому нифингу, Гольдстану? Ты же человек с «Фарофхенгеста»! Ты же один из нас, из верода Леофрика!

— Это что, еще один дружок Вульфвера?

— Угу! — Моряк взмахнул массивным, как кузнечный молот, кулаком. — И доверия ему как к каменной лодке.

— Выходит, Радгар отправится на фейринг с Роферкрефтом и Гольдстаном, — сказал Овод. — И я, разумеется, со своим подопечным. Что, Бельмарк никогда больше о нас не услышит?

Эйлвин не обратил на его слова ни малейшего внимания.

— Ты узнал, зачем он созывал совет? — спросил Радгар.

— Он ожидает эрлов. Витенагемут собирается.

Эйлвин произнес это достаточно равнодушно, но Радгар возбужденно присвистнул.

— Духи случайности играют с нами!

— В хорошие или плохие игры? — поинтересовался Овод. Клинки вообще настороженно относятся к совпадениям.

— Не знаю. Если ты считаешь крутыми фейнов, друг мой Овод, погоди, пока ты не видел эрлов!

— Круче?

— Одолеют медведя голыми руками.

За дверью, на ослепительном после полумрачного зала солнечном свете их ждал Леофрик, а с ним несколько ноблей. Площадь была запружена народом: весть о возвращении Радгара облетела весь город.

— Кое-кто из витан хочет заявить тебе свое почтение, ателинг, — сказал Леофрик. — Ты, разумеется, помнишь эальдора…

— Нет, нет! Я всего лишь книхт, у которого был знаменитый отец. Представь меня им.

Капитан пожал плечами, хотя предложение явно пришлось ему по душе.

— Эальдор, помните ли вы ателинга Радгара?

Первый из представленных оказался не самым старшим по возрасту. Должно быть, когда-то он был высокого роста, но теперь горбился так, что с трудом смотрел куда-либо, кроме как под ноги. Он повернул голову и искоса улыбнулся Радгару.

— Добро пожаловать домой, о сын Эйледа!

Радгар упал на колени и взял его за руки.

— Сеольмунд Сеоллафинг! Разве могу я забыть советника и благородного предшественника моего отца? Позволь быть твоим слугой, эальдор.

— Брось, парень. Это я надеюсь скоро стать твоим!

— Опасные речи! — Радгар не делал попыток встать или отпустить руки пожилого эальдора. — Но если ты обещаешь больше не драть мне уши, как драл в былые годы, я пообещаю не драть твоих — несмотря на клятвы, что давал несколько сотен раз.

— Ох, парень, воистину это счастливый день, ибо улыбка твоего отца вновь ожила с тобой! Ты даже представить себе не можешь, как нам не хватает твоего отца! Или как рады мы твоему возвращению из мертвых. — Бывший эрл потянул Радгара за руки, поднимая с колен, потом понизил голос до шепота. — Но прошу тебя, будь осторожен, ателинг!

Пара королевских фейнов подошла поближе, прислушиваясь. Почти никто из окруживших Радгара людей не обратил на них внимания. Овода мало волновало то, что верхушка знати Каттерстоу не скрывает своих опасных пристрастий, но слишком уж вольные речи, будучи подслушанными, могли усилить риск, которому подвергался Радгар. Когда его подопечный повернулся к следующему в очереди, он тронул его за плечо.

— Королева ждет тебя, ателинг, — громко произнес он.

Леофрик с одного взгляда оценил ситуацию.

— Он прав. Любящая мать прежде всего. Но ты встретишься с нами после того, как она отпустит тебя?

— Если бы я мог покинуть вас на некоторое время, эальдры, я с радостью поприветствую вас позже с надлежащим почтением, — произнес Радгар, обращаясь к собравшимся, и наскоро обошел всех, обменявшись с ними рукопожатиями и обратившись к каждому по имени. Для первой встречи после столь долгого перерыва он выказал весьма неплохую память.

Вслед за этим он повернулся к книхту, которому король поручил проводить его — долговязому парню с карими глазами и пробивающейся каштановой бородкой. В Шивиале на такого не обратили бы особого внимания, так что на Овода он произвел впечатление нормального человека, хотя сам себе, возможно, казался ущербным.

— Редвальд, не так ли? — сказал Радгар, одарив его широкой улыбкой. — В прошлый раз, когда я надрал тебе задницу, ты был вполовину меньше нынешнего роста. Будь добр, веди. — Напутствуемый добрыми пожеланиями витан, он следом за книхтом зашагал за угол здания. Овод поспешил за ним.

— Ты все еще собираешься уезжать? Они все исполнены решимости сделать тебя королем.

— Да, я уезжаю!

— Ты говоришь так только потому, что считаешь, что подвергаешь меня опасности! Так вот, для того Клинки и существуют, и я не дам тебе сбежать от своего долга и судьбы ради меня. Может, именно это и имел в виду Амброз, когда…

Радгар рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Нет, нет! Вовсе не так! Я никогда не буду бросаться твоей жизнью, дружище, но и не буду оскорблять тебя отказом подвергать тебя какому-либо риску. Это было бы пустой тратой той жертвы, которую ты принес, став Клинком. Стать королем невозможно — старики просто не поняли еще этого. Все даже еще хуже, чем мне казалось. Сначала мне надо сделаться фейном, и Сюневульф приложит все силы к тому, чтобы меня угробили в процессе обучения. Если я все же останусь жив, мне нужен будет собственный корабль и верод, чтобы справляться с ним. Для этого требуется уйма денег, а все мое наследство — в его руках. Но даже если предположить, что я вернусь живым из фейринга и завоюю себе сказочную репутацию, мне все равно придется бросать вызов Вульфверу. Ты слышал, что случилось с теми, кто хотя бы подумал о том, чтобы сделать это.

Юный Редвальд, объяснив часовым, кого он ведет во дворец, повел их по лабиринту мощеных дорожек, газонов, кустов, деревьев и отдельно стоящих домов: кухонных построек, кладовых и жилых. Стайки мальчишек и женщин, нагруженных снедью и прочим добром, сторонились, пропуская мечников, и кланялись им, насколько позволяла им это их ноша. Овод видел столько возможностей для засады, что с трудом следил за словами Радгара.

— Одни только земли запросто убьют меня.

— Какие еще земли?

— Ты ведь не слышал, чтобы мой милый дядюшка предлагал вернуть мне причитающуюся долю наследства, нет? И вряд ли услышишь! Даже если он не сумеет больше удерживать трон, это вовсе не означает, что он собирается умирать. Все, что от него требуется, — это отказаться от ответа на вызов, удалиться на покой и жить в свое удовольствие. Короли в Бельмарке богатеют, а война обогатила отца сверх меры. Так что ты уж постарайся, мой верный Клинок, сохрани меня живым день или два, пока я не выясню, кто убил его. Потом я свяжу тебя, чтобы ты не мешал мне спустить с него живого шкуру, а потом мы уплывем восвояси.

— Вот уж кукиш с маслом! — не выдержал Овод. Надо же: свяжет его! — Ты хочешь стать королем, и ты готов умереть ради этого. Ты что, собираешься оттолкнуть Леофрика? Всех тех людей, что несли тебя на плечах, кто до сих пор ждет тебя в зале? Ты хочешь бросить их на милость Сюневульфа? Не думаю, чтобы твой отец поступил так…

— Мой отец никогда не принимал поспешных решений. «Охотясь на волка, не забывай о волчице» — вот какой был у него девиз. Если я попытаюсь пойти по его стопам, друг мой, на меня накинется не просто волчица, а вся стая. Я всего лишь мальчишка, ничего не понимающий в науке править. Фейны стыдятся своего эрла, вот они и надеются использовать меня, чтобы свергнуть его. Леофрик, Сеольмунд и их друзья обладали при отце немалой властью, а Сюневульф лишил их ее. Они полагают, что могут получить ее обратно. Никому из них сам я не нужен, Овод. Они просто рассчитывают использовать меня, а я отказываюсь быть простым орудием!

— Тогда я предложил бы…

Неожиданно перед ними возникла исполинская фигура. Овод отшвырнул Радгара в сторону и выхватил «Ничто» из ножен…

Ложная тревога. То, что померещилось ему огромным чудищем, на деле оказалось четверкой здоровых мужиков, согнувшихся под весом освежеванной бычьей туши. Грязные и косматые, одетые лишь в набедренные повязки из грубой мешковины, они проковыляли мимо, даже не покосившись на них. От бездонной пустоты в их глазах по коже у Овода забегали мурашки. Найди рейдеры, спалившие Хейбридж, ту барсучью нору, он тоже стал бы безмозглым уродом вроде этих. Впрочем, никто не сказал, что подобная участь ему еще не уготована. Возможно ли, кстати, офраллить Клинка? Два этих заклятия взаимно несовместимы, так что одно из них должно одержать верх над другим, вот только какое именно, он не узнает, не попробовав.

Злясь на себя, он убрал шпагу в ножны и повернулся посмотреть, что с его подопечным. К счастью, тот приземлился на траву, где и лежал до сих пор, глядя на него не без любопытства.

— Знаешь, до Уз ты бы ни за что не бросил меня так. Надо же, какой у меня решительный Клинок! Что-то не так?

— Фралли.

Радгар поднялся на ноги и пожал плечами.

— Они мертвы, Овод. Никто не в силах обратить заклятие — как невозможно обратить смерть. Тело продолжает жить. Оно стареет и в конце концов умирает, но душа покинула его уже давно. — Как белец он не видел в офралливании ничего дурного. Неужели Айронхолл не научил его ничему хорошему?

Редвальд привел их к богато украшенному домику — таких больших и украшенных Овод еще не видел. Когда их провожатый постучал и отворил дверь, Овод отодвинул своего провожатого в сторону и вошел первым проверить, все ли безопасно. Сидевшие на кушетках женщины с тревожными криками вскочили.

Три молодые горничные поспешно вышли, не удостоив Овода взглядом. Он поблагодарил книхта кивком, потом закрыл дверь и огляделся по сторонам. Его подопечный обнимался с матерью. Поначалу он охватил ее руками, но очень скоро они бессильно упали, а сам он принимал ее поцелуи, смех и слезы с неуверенным, даже удивленным видом.

Большой, заполненный ароматом духов салон был больше любого из всех, виденных Оводом в жизни. Покрытая замысловатой резьбой с позолотой спиральная лестница вела на верхний этаж, на котором, судя по всему, размещались опочивальни. Весь первый этаж занимало одно большое помещение, сплошь уставленное мягкими креслами, кушетками с шелковой обивкой, стоявшими на мягких коврах мраморными, ониксовыми и алебастровыми столиками, статуэтками, резными шкафчиками и цветами в хрустальных вазах. Обшитые полированными панелями стены были увешаны картинами в золоченых рамах. На мгновение обилие роскоши потрясло его, напомнив волшебные дома из сказок, что рассказывала ему когда-то мать… и полчища драконов. Кто бы ни обставлял эту комнату, он выказал отменный вкус, но все это было добыто грабежом, ценой крови и слез невинных людей.

Радгар никогда не описывал ему свою мать. Она была высокой, но ничего другого, определенного про нее Овод сказать не мог. В своем свободном платье из темно-синего шелка она могла быть худой или полной, стройной или сутулой. Волосы и шея ее прятались под белым платком и светло-зеленым чепцом. Лицо с узким подбородком было так сильно накрашено, что совершенно скрывало собственный его характер. Ему показалось даже странным, что женщина может так скрывать себя. По крайней мере горничные ее не напоминали творог в сырной скорлупе.

Королева Шарлотта отступила наконец от сына и промокнула глаза кружевным платочком.

— Так вырос, так возмужал! Выше, чем отец.

— Мои поздравления, тетя. — Вид у Радгара оставался озадаченным.

Она либо не услышала издевки, либо не обратила на нее внимания.

— Подбородок у тебя от Кэндльфренов, но все остальное — отцовское. Чудесно, чудесно… Но почему, милый? Почему ты скрывался где-то все эти годы? Как жестоко! Почему ты не известил меня, что жив? Даже если тебя держали пленником, неужели ты не мог передать весточку, хоть слово, чтобы я… Кто это? Что он здесь делает?

— Сэр Овод, мой лучший друг и мой Клинок.

— Отошли его. Это наша с тобой частная встреча. Клянусь стихиями, неужели я не могу провести несколько минут наедине…

— Ты можешь оставить нас вдвоем, Овод?

— Нет, сэр. — Как знать, кто может таиться наверху?

— Извини, мама. Не беспокойся. Он Клинок и поэтому заслуживает полного доверия.

— Надо же! — удивилась королева. — Клинок? Этот мальчик?

— Он убил уже одного человека, служа мне.

— Ну, Радгар? Сказки! — Королева потащила сына к обитой веселеньким разноцветным шелком кушетке. Для нее он оставался тринадцатилетним мальчиком. Она уселась так, чтобы не видеть юношу у двери, и Радгар присел рядом, не то чтобы неохотно, но и без особого энтузиазма. — А теперь расскажи все-таки, что произошло! — потребовала она. — Куда ты делся. Зачем…

— Может, мне начать с того, как я проснулся и обнаружил, что моя дверь заперта?

Она снова пропустила намек мимо ушей.

— Начни с того, что скажи, почему я пять лет оставалась в убеждении, что мой сын мертв, и даже слова не получила о том, что он жив.

— Я был в Шивиале, в Айронхолле. Но почему ты не спросила у своего мужа, госпожа? Он знал.

— Что за вздор!

— Нет. Сюневульф знал, что я жив и где я нахожусь.

Осторожнее, подумал Овод. Ты этого не знаешь наверняка, а лишь подозреваешь.

Королева возмущенно задрала подбородок.

— Я отказываюсь верить в такое! Не смей клеветать на своего дядю… Я хотела сказать, на своего… э…

— Чуть больше, чем просто дядю, мама! — Радгар отодвинулся от нее и встал. — Меня предали и похитили. Знай я, что ты жива, я наверняка дал бы тебе знать, где я нахожусь. Когда я узнал это, я примчался так быстро, как смог. А теперь, может быть, ты расскажешь мне, почему это ты запрыгнула в постель к этому человеку сразу после смерти отца? «С неслыханной поспешностью» — так мне сказали. Значит ли это, что ты занялась этим сразу после папиной гибели или раньше?

— Молчать! — Королева Шарлотта вскочила почти так же легко, как он. — Не смей говорить со мной таким тоном! Я вышла за твоего дядю, потому что люблю его, и кто ты такой, чтобы оспаривать мое право на это? Всю жизнь ко мне относились как к племенной кобыле редких кровей — продавали тому, кто даст больше, заставляли рожать отпрыска, хотела я этого или нет. Или ты считаешь, что я просила о том, чтобы тебя посеяли в мое чрево? Нет, мне предоставили на выбор покориться или подвергнуться изнасилованию, ничего больше. Твой отец был убийцей и насильником, и ты еще обвиняешь меня в том, что я, видите ли, не храню верность его памяти? Смерть и пламень! С какой стати должна я хранить верность его памяти?

Щеки Радгара пылали так же ярко, как его шевелюра, но он выдержал ее яростный взгляд.

— Ты забыла, как долго я спал на первом этаже, госпожа. Как часто я слышал, что ты просила его… говорила ему, что любишь его. Я слышал тебя. Я слышал, как ты кричала от радости в его руках. Назови его еще раз насильником, и я назову тебя лгуньей.

— И что из этого хуже, а? Ох! — Она стремительно зашагала взад-вперед по комнате, избегая столкновения с мебелью с ловкостью, говорившей о долгих навыках. — Неужели все мои старания дать тебе образование пропали впустую? Ты одобряешь похищение женщин?

— Не слишком, но таковы бельские традиции. Тебе повезло больше, чем большинству похищенных рейдерами женщин, больше, чем всем другим женщинам, ибо ты стала королевой. И ты была счастлива — я сам слышал, как ты много раз говорила это.

— Я извлекла из своего положения пленницы все, что смогла. А что мне еще оставалось делать — голодать до смерти? Броситься со скалы? — Она подступила к нему вплотную и кричала ему в лицо. — Твой дядя был первым мужчиной в моей жизни, который говорил со мной так, будто я что-то значу сама. Он…

Радгар перекричал ее:

— Это неправда! Я много раз слышал, как папа предлагал тебе свободу. Он готов был отослать тебя домой, осыпав богатством, говорил он, если бы ты этого пожелала. Он преклонялся перед тобой!

— И отослал бы меня домой без ребенка! Ты ведь наследник Каттерингов, так что тебе пришлось бы остаться.

— За одним этим исключением. Когда он отказывал тебе в чем-то другом? Покажи мне всех моих сводных братьев и сестер-ублюдков — что-то я ни одного из них не встречал. — Она замахнулась, чтобы ударить его по лицу, и он оттолкнул ее. Она потеряла равновесие и рухнула на кушетку, и он склонился над ней, крича во весь голос: — Бельский король, верный своей жене? Неслыханное дело! И ты ведь согласилась на этот брак! Если у тебя не было другого выбора, так только потому, что твоя семья не оставила его тебе, и пират по крайней мере предлагал тебе крепкое и здоровое мужское тело, не то что этот насквозь прогнивший герцог.

— Ты думаешь, для женщины этот так важно?

— Судя по всему, нет, если ты предпочла того моржа, с которым спишь теперь.

Взвизгнув, она сделала попытку встать, и он толкнул ее обратно.

— Мама, ты же презирала Сюневульфа. Ты издевалась над ним, даже при мне. Ты его ненавидела.

— Это неправда. — Она пыталась говорить решительно, но выглядела до странного неуверенно. Радгар выпрямился.

— Нет? Очень хорошо. В чьей постели ты спала в ночь, когда убили отца?

— Убили?

— Убили. Расскажи мне все, что помнишь про ту ночь. Толстяк предложил тебе уйти с пира и проводить тебя домой. Что произошло после того, как я поднялся наверх?

Лицо ее изображало искреннее недоверие.

— Я пошла спать, конечно.

— В чью постель?

— В свою, разумеется! В постель к твоему отцу! Я легла спать. Я отослала горничных раньше, если ты помнишь. Они уже постелили… Следующее, что я помню, — это как твой отец будил меня. Он почуял огонь, как только поднялся наверх. Он отослал меня вниз, а сам побежал наверх спасать тебя, но огонь распространялся так быстро…

— Нет, мама! Ты можешь рассказывать это кому угодно, но не мне. Я видел его, мама! Я видел, как он лежал на кровати с перерезанным горлом. Его убили.

Она осела на кушетку с побелевшим, искаженным от ужаса лицом, глядя на него. Никакой актрисе не удалось бы изобразить такую бледность.

— Но…

— Но что?

— Но это невозможно!

— Вполне возможно. Огонь был моим роком, помнишь? Хильфвер заговорил меня от огня. Я видел отца с перерезанным горлом.

— Нет!

— Да! Если ты лежала в его постели, когда он вернулся с пиршества, значит, это сделала ты. В таком случае это ты поднялась наверх и заперла мою дверь. Ты подожгла дом, потом разбудила…

— Нет!

— Тогда в чьей постели ты была, мама?

Она тряхнула головой, но вид у нее был скорее смятенный, нежели возмущенный.

— В чьей, мама? — взревел Радгар.

— Ни в чьей! — закричала она в ответ. — Ты должен помнить, как королевские фейны пустили нас в дом, я поцеловала тебя и отослала наверх. Мы стояли как раз у дверей твоего дяди, и у него был какой-то редкий бренди, которым он хотел меня угостить. Твой отец не отличил бы бренди от пива. Ну и… я уснула в кресле. Я никогда не признавалась в этом. В том, что это твой дядя разбудил меня. Лестница уже была вся в огне.

Радгар скрестил руки и смотрел на нее, не скрывая недоверия.

— В кресле? Разве супружеская измена считается, если происходит только в постели? Сначала ты поднялась со мной наверх, так что потом должна была спуститься.

— Нет. Я отослала тебя наверх одного. — Она сердито смотрела на него.

— Странно! Я помню, как ты поднялась со мной на этаж и пожелала доброй ночи перед своей собственной дверью.

— Вовсе нет! Ты очень устал тогда. Твоя память подводит тебя.

— Или твоя тебя. Ладно, что там дальше по-твоему?

— Я говорю правду, — сказала она очень твердо, но не глядя на него. — Я признаю, что не говорила этого раньше. Это могло быть превратно понято, но это был совершенно невинный разговор — так, выпили, поболтали о наступающем мире… А больше я ничего не помню до того момента, когда весь дом уже горел и дымился, а Сюневульф помогал мне выбраться через окно. Клянусь тебе, Радгар, это правда!

— Значит, это не ты заперла мою дверь, а потом легла ждать, пока вернется отец?

— Конечно, нет, — хрипло ответила королева. — И если ты думаешь, что это я или Сюневульф перерезали горло Эйледу, значит, ты глупец. В фюрде не нашлось бы и дюжины воинов, способных одолеть его. — Ее страх, гнев и недоверие сменились каким-то исступленным отрицанием, которое казалось Оводу противнее всего во всей этой грязной истории.

— Возможно, он был пьян.

— Эйлед? Нет, не был. — Она всхлипнула. — Я следила за ним весь вечер, и он почти ничего не пил. И вообще я не помню, чтобы он напивался настолько, чтобы не суметь постоять за себя.

Некоторое время Овод молча смотрел на нее с жалким видом.

— Я не знаю, что думать. Овод, есть какие-нибудь соображения?

— Мог ли король Эйлед быть пьян настолько, чтобы лечь спать, не заметив, что вас нет, ваша честь?

— Нет. — Она не поднимала на него взгляда. — Я хочу сказать, возможно, он не заметил. Было темно…

— Мама, — сказал Радгар, — в твоей истории больше прорех, чем в рыболовной сети.

— Сам Сюневульф пил этот бренди, миледи?

— Не помню.

Наконец-то им попался хоть один внушающий доверие ответ.

— Ваш брат, ваша честь, — лорд Кэндльфрен. Известно ли вам, сколько Клинков сопровождали его?

Она покачала головой.

— Не имею представления.

— Комната Сюневульфа находилась на первом этаже? С окнами на улицу или во двор?

— Во двор, — резко произнес Радгар. — Ну конечно!

Глаза его сказали все остальное. Заблудившиеся бешеные лисы, пропавшие корабли, здоровые воины, свалившиеся от внезапной лихорадки, дома, сгорающие в считанные минуты… Несомненно, порой прибегали и к волшебству, но в этом случае обошлись и без плаща-невидимки.

— Я не думаю, чтобы ваш второй муж убил вашего первого мужа, миледи, — сказал Овод. — Он не мог этого сделать физически. Но я уверен, он знал того, кто это сделал.

— Он отворил окно, чтобы впустить его, — кивнул Радгар. Он опустился на колено и стиснул ее руки своими. — Ну, мама? Кто ты — дура или убийца? Ответь мне!

Она ахнула.

— Ни та, ни другая! Я сказала тебе правду, и ты не имеешь права возвращаться из мертвых и мучить меня так! Как ты смеешь укорять меня в том, что я вышла замуж за человека, которого люблю? Ты умер. Мой муж умер. Моя семья отказалась от меня — этот мой жирный брат. В те первые, ужасные дни Сюневульф был добр ко мне, сочувствовал и поддерживал меня, и в конце концов признался, что любил меня всегда, с первого дня, как увидел меня. И я тоже призналась себе в том, что на деле всегда любила его — не давая отчета в этом даже себе. Я могла даже прятать свои чувства под теми издевками…

Радгар со стоном вскочил.

— Замолчи! Ты бредишь! Ты любила моего отца! Ты презирала Сюневульфа. Не знаю, что такого он с тобой сделал, но ты не могла не быть там, когда он впускал в дом убийцу, и мне тошно от всего этого! — Он бросился к двери и выбежал, не закрыв ее за собой.

Роняя по пути столы и стулья, Овод ринулся за ним.

5

Пробежав дома три, Радгар остановился, прислонясь к дереву и уткнувшись лицом в руки.

— Уйди, — хрипло произнес он.

Овод оставил приказ без внимания и некоторое время просто стоял, охраняя его. Когда это не подействовало, он схватил друга за плечи и повернул лицом к себе.

— Можешь поплакаться мне в жилетку, — сказал он. — В мои обязанности входит давать тебе такую возможность.

Радгар стиснул его в объятиях, чуть не раздавив, — он всегда был сильнее, чем казался.

— Ведь это возможно, да? — пробормотал он на ухо своему Клинку. Если он и не плакал, то был близок к этому, что было очень странно. Раньше такого не случалось ни разу, хотя Овод плакал на плече у Радгара довольно часто — давным-давно, еще Щенком, но и прошлой зимой, после пожара в Западном Доме.

— Конечно. Ты не должен винить ее в том, что произошло. Никто не в силах противиться заклятию. А в этом случае, возможно, и двум. — Клинкам положено разбираться в заклинаниях, так что Радгар, возможно, знал ответы не хуже его самого, однако одно дело — теория, касающаяся кого-то другого, а другое дело, когда это на деле ранит тебя. — Первое должно было привести ее в его комнату. Возможно, какая-нибудь безделушка, которую он нацепил на нее раньше. Помог ей надеть плащ? Подарил кольцо или платок на шею? Все равно это было несложно. Она пришла к нему. Потом приворотное зелье в бренди. Скрепил это поцелуем или… или… еще чем-нибудь, — чем-нибудь, говорить о чем не стоило. — С той минуты… — С той минуты она принадлежала ему, но Овод не мог заставить себя произнести это вслух.

— Я сдеру с него кожу и заставлю съесть на завтрак.

— Хорошая мысль. Ба! К нам гости.

Радгар вздохнул, взял себя в руки и повернулся к подошедшему.

Человек, ковылявший по дорожке в их сторону, казалось, искал на земле какую-то потерянную вещь, но на деле это был всего лишь сутулый Сеольмунд. Подойдя к ним вплотную, он схватил Радгара за руку и обратился к пряжке его пояса:

— Всего пару слов наедине, ателинг. Будь осторожнее.

— Столько слов, сколько пожелаешь, эальдор. — Радгар наклонился к старику, и их беседа со стороны действительно начала казаться сговором.

— Леофрик хочет видеть тебя сразу, как ты освободишься, — сообщил бывший советник. — Ты только прополощи его слова в изрядной доле сомнения, ладно? Помнишь, твой отец всегда говорил, что фейн Леофрик скорее подерется, чем подумает, хотя по части подраться у него все в порядке.

Радгар рассмеялся.

— Эти слова я и забыл.

— Леофрик слишком безрассуден! — сказал Сеольмунд. — Не позволяй ему втравливать себя во что-то поспешное. Слушай меня, сынок. Ты, конечно, слыхал уже про витенагемут?

— Только то, что король созвал его и что время выбрано очень странное…

— В том-то и дело, что не король! Его созывают эрлы! Впервые за сотню лет!..

Беззубый старик так возбудился, что слова вылетали из него вместе со слюной, и Овод понимал его с трудом.

— Несколько дней назад… эрл Эйльфгит из Сюфместа… напал на Сюфекк… прошел в отлив… весь фюрд Сюфекка уплыл на фейринг в Скиррию… бойня… эрл Эйфельнот убит. — Похоже, бельские короли считали своим естественным долгом удерживать внутренние распри и кровопролития в каких-то приемлемых рамках, и на этот раз правила нарушили слишком грубо. Остальные эрлы созвали муут, чтобы обсудить это. — А это значит, обсудить его, Сюневульфа, роль в этой истории!

— А какая у него в ней роль? — хмуро спросил Радгар.

— О, он все это и подстроил. Никаких доказательств, конечно, не найдут, но никто в этом не сомневается.

— Так что теперь ему грозит переворот?

Сеольмунд покачал головой, словно приглядываясь к земле под ногами.

— До этого не дойдет. Они все только заявят ему твердо, что не допустят, чтобы их убивали, и разъедутся по домам. Вот насчет этого-то я тебя и хотел предостеречь. Среди них найдутся один-два с норовом, но никого такого, чтобы смог завоевать достаточно сторонников для вызова. Эйфельнот был последним, достойным трона, на горизонте.

— Вот уж нет! Я помню его, и ему уже тогда было под сорок. Веселый тип. Умен, но не боец. Помнится, папа говорил еще, что тот первоклассный стратег, но никудышный тактик. Он ведь из Нюрпингов, верно? Но из какой-то незначительной ветви.

— Он был лучшим из того, что у нас оставалось, — настаивал бывший советник.

— Пламень! — потрясенно пробормотал Радгар.

— Поэтому следи за языком нынче вечером, парень. Кое-кто из эрлов наобещает тебе чего угодно, но дать не дадут ничего. И конечно, твой дядюшка услышит все, что будет сказано. Слишком рано пока искать поддержки.

— Твои советы направят мой путь, вита.

Старик обнажил беззубые десны в улыбке.

— И при любом случае напирай на то, что ты личный друг короля Амброза, а также его родственник. Эрлам это придется по душе: они не хотят войны. Молодые фейны-фюрдраки хотят, конечно, но это всегда так. Эрлов устраивает и мир. А теперь беги себе, а я поковыляю.

— Мне повезло иметь таких верных и проверенных витан, как ты, — сказал Радгар.

Несколько минут спустя, дойдя со своим подопечным до ворот, Овод к удивлению своему обнаружил, что тот лыбится как идиот. С учетом всего, что произошло с утра и что могло еще произойти до вечера, это казалось не совсем адекватной реакцией.

— Чего смешного?

— Я просто вспомнил, как Сеольмунд назвал Леофрика безрассудным. Отец всегда говорил, что Сеольмунд держит в спальне лодку на случай высокого прилива.

Здоровяк Эйлвин и четверо его приятелей-моряков ждали их за воротами, все еще в парадной, усеянной золотом и каменьями одежде по случаю возвращения домой.

— Вот, пришли отвести тебя домой к папе, — сообщил он Радгару. — Он хотел, чтобы ты повидался кое с кем, перекусил. Сюда. — Он взял Радгара за руку; остальные пристроились сзади, из принципа то и дело оттесняя Клинка. — Мы тут с ребятами переговорили со столькими нашими, скольких успели найти.

— Ну и до чего вы договорились? — невозмутимо спросил Радгар.

— Мы решили проголосовать за тебя, не откладывая. Ты будешь фейном «Фарофхенгеста», одним из верода Леофрика. Никаких там ублюдков Гольдстана или Роферкрефта! Ты один из нас!

— Я польщен так, что слов нет. Но я ведь еще даже не книхт.

Его приятель фыркнул.

— Ну, как только ты получишь нынче вечером свою долю наследства, мы все выйдем на площадь и проголосуем за то, чтобы тебя приняли.

— Я счастлив иметь таких верных и испытанных друзей, как ты, — сказал Радгар.

Дом Леофрика в Варофбурге был не особенно велик по местным меркам, хотя в Шивиале вызвал бы не один завистливый вздох. Настоящий его дом, как объяснил Эйлвин, находился на Фригнесе, острове, подаренном ему Эйледом, а в этом он останавливался только тогда, когда бывал в городе по делам. Как теперь, например. В главную комнату набилось по меньшей мере три десятка людей, в ожидании ателинга попивавших пиво или мед. Все явно принадлежали к высшим кругам местной знати, хотя с полдюжины их были женского пола, что изрядно удивило Овода.

И снова Радгар знал всех по имени и помнил про каждого всякие забавные истории. Последние, как правило, связаны были с какими-то проделками времен его детства. То ли он намеренно пытался отвратить своих поклонников, выказывая себя безответственным, то ли он и впрямь был в детстве сущим чертенком, но других рассказов почему-то не находилось, впрочем, это и не было важно. Все явно намерены были встречать его как давно пропавшего любимого сына. Он поведал им подлинную, айронхолльскую версию своих приключений, даже не упомянув о той ерунде насчет Кэндльфренов, которой потчевал своего дядюшку. Когда его спросили, оставался ли он в Шивиале добровольно или же его насильно удерживали в плену, он задумался. Как понимал Овод, простого ответа на этот вопрос не было.

Со временем подошло еще несколько эальдров, включая Сеольмунда. Когда Радгар обменялся приветствиями с последним из них, Леофрик на правах хозяина забрался на стул и предложил Радгару помощь словом и делом. Капитан явно утвердил себя в роли творца королей; повязка на глазу его сияла огнем.

— Нынешний витенагемут дарит замечательные возможности! — объявил он. — Эрлы устали от преступника, правящего Бельмарком с помощью террора. Они в замешательстве, ибо не видят ему очевидной замены. Они обрадуются возможности поддержать самого Эйлединга, ателинга Радгара, пропавшего наследника, волшебным образом вернувшегося к нам.

Он сделал паузу для аплодисментов, которые не замедлили последовать.

— Вспомните Твигепортский договор, остановивший войну. Мало кто из вас знает об этом, но ателинг Радгар сыграл важную роль в мирных переговорах, хотя был тогда совсем еще ребенком. Когда бы не он, договор мог быть не подписан вовсе. Но, заключенный, этот договор был неплох — куда лучше того, какой получил бы Бельмарк, не будь его усилий. Если бы его отец остался жив, к условиям договора наверняка относились бы с уважением. Увы, так не случилось в правление его дяди! Репарации не выплачены, растут запрещенные договором пошлины, порты закрыты для наших судов. Едва ли найдется хоть один пункт, чтобы его не нарушили! И это тоже не может не волновать эрлов. Их доходы падают, ибо торговля страдает от двуличия шивиальцев, но тем не менее им не дозволяется карать Шивиаль так, как они делали это раньше.

Новые аплодисменты.

— Король Шивиаля — мошенник, не держащий своего слова! Ателинг, ты должен как можно сильнее отрицать свое родство с Амброзом. Напирай на то, как страдал ты в шивиальском плену последние шесть лет. Обещай возродить Бельмарк до того величия, какое знал он в правление твоего отца. Обещай заставить Шивиаль соблюдать условия договора, если нужно, силой. Эрлы съезжаются на витенагемут в надежде найти нового короля. Твой день еще не пришел, ибо сначала тебе нужно завоевать место таниста, а потом — эрла Каттерстоу. Но ты молод, и еще несколько недель тебе не повредят. Витенагемут — замечательная возможность для тебя начать собирать сторонников, парень!

Все это было полной противоположностью тому, что советовал парой часов раньше Сеольмунд.

Когда Леофрик слез со стула, Радгар выступил вперед и обнял его.

— Воистину я счастлив иметь таких верных и проверенных витан, как ты, капитан.

6

Эрлы прибывали на завтрашний муут по одному, по два, шествуя во главе своих веродов вверх по холму к Сюнехофу. Гости оставляли оружие у дверей, но, даже разоружившись, имели угрожающий вид.

Каждый эрл выказывал знаки почтения королю, сидевшему на троне в показной роскоши; каждый получил по рогу меда из рук самой королевы. Милое семейное собрание на помосте не включало в себя ни Радгара, ни Вульфвера. Об отсутствии таниста шептались, но Эйлвин сообщил, что даже верод Вульфвера не знает, где он. Король Сюневульф совершенно игнорировал своего вновь обретенного пасынка, и если у королевы и имелись возражения на этот счет, то он игнорировал и ее мнение. Ателинга поместили в гущу толпы у дверей, где его почти невозможно было надежно защищать. Временами толпа смыкалась вокруг него так тесно, что Овод не смог бы даже при желании выхватить «Ничто», но Эйлвин и его дюжие дружки держались рядом, и в этой тесноте их кулаки были куда действеннее шпаги.

Радгар был новым волком в овчарне бельской политики. Каждый эрл желал видеть его и составить собственное мнение о нем, и этого же хотели все фейны фюрда Каттерстоу. Он знал почти каждого по имени. Они задавали ему вопросы — одни и те же вопросы снова и снова, — и он выбирал собственный путь между противоречившими друг другу советами Леофрика и Сеольмунда с замечательной ловкостью.

Одним из первых допросил его тот, кого все называли Большой Эдгар — человек, зарубивший эрла Светманна, ныне эрл Хюнингсюге. Таких крупных людей Оводу видеть еще не доводилось. Ему приходилось пригибаться, чтобы говорить почти с каждым, даже в этом собрании.

— В Шивиале, — сказал Радгар. — В Айронхолле. Это такая школа для книхтов.

— Ты был там пленником или гостем? — буркнул великан.

— Я скрывался.

Тон Эдгара сделался угрожающим. Он был известен как близкий приятель Сюневульфа.

— От твоего дяди?

— От того, кто убил моего отца, кем бы он ни был.

Кровная вражда была прекрасным оправданием его долгого отсутствия. Мальчику всегда должно даваться время, чтобы вырасти, прежде чем искать отмщения. Ему не нужно было обвинять шивиальцев в том, что его держали в плену, и его нельзя было обвинить в том, что он продался им, ибо они давали ему кров невольно. Однако прежде Радгар ни разу еще не называл смерть отца убийством на людях, и Овод удивился тому, что он сделал это сейчас — что изменилось?

— Убил? — переспросил великан. — Ты можешь это доказать?

— Да, у меня есть надежные доказательства.

Потом Эдгар задал ему тот вопрос, который рано или поздно задавали ему все эрлы, вопрос, который неожиданно затмил собой даже то, ради чего собирался витенагемут: смерть эрла Эйфельнота.

— И что ты собираешься делать?

— Найти убийцу отца и убить его, разумеется.

— Это было почти шесть лет назад. Как ты собираешься доказать это через столько времени?

Радгар уверенно улыбнулся хмурому великану прямо в лицо.

— Доказательства есть, эальдор. Еще до завтрашнего утра я буду знать правду. — Больше он ничего не объяснил, даже шепотом, Оводу.

Так все и продолжалось — день сменился вечером, потом ночью. Набитый под завязку зал гудел как потревоженный улей, пока проворные слуги расставляли столы для пиршества. Вдалеке угрожающе рокотал Квиснолль. Эрлы были разгневаны сюфместской историей; кое-кто из них упомянул о нарушенном договоре, а один или два даже промямлили что-то насчет загадочных смертей. Они хотели смены монарха в Бельмарке, но Оводу показалось, что новый кандидат не произвел на них особого впечатления. На фоне дюжих гребцов он выглядел жидковато. Он не проявил себя в бою. Когда его спрашивали о насущных проблемах, ему приходилось признаваться в полнейшем неведении того, что произошло в стране за последние пять лет, даже о бесконечных пограничных спорах между провинциями, которые всегда были хронической сыпью на теле бельской внутренней политики. Никто не отрицал его королевской крови, но одного этого явно недоставало, чтобы считать его достойным трона.

Его Клинок сходил с ума. Он ощущал угрозу, колыхавшуюся в зале подобно клубам дыма, но подобно дыму она не давала поймать или хотя бы разглядеть себя. Даже распознать источники ее было в толпе невозможно. Самую явную угрозу представляли собой, разумеется, Сюневульф и его загадочно исчезнувший танист, поддерживаемый маршалом Роферкрефтом и его громилами, но и другие фейны фюрда могли мечтать стать правителями Каттерстоу, а кое-кто из эрлов, должно быть, считал себя достойными трона. Если тот неизвестный «кто-то», убивший короля Эйледа, не принадлежал к правящей верхушке, значит, это был кто-то другой, обладавший мотивом нанести удар немедля.

Впрочем, убийство в разгар официального пира было маловероятно, по крайней мере с открытым применением силы, да и Овод был единственным, если не считать королевских фейнов, вооруженным человеком в зале. Убийство с помощью заклятия требовало времени на подготовку. Оставался еще яд, но Радгар ничего не пил. Когда начнется пиршество, Оводу придется следить, чтобы еда и питье попадали Радгару из общего котла — пытаться пробовать блюда на себе за королевским столом было бы слишком оскорбительно.

Наверняка никому из Клинков в истории Ордена не приходилось сталкиваться с такими проблемами так скоро после Уз.

Уф-ф, жизнь была нелегка.

Впрочем, дальше она обещала сделаться еще тяжелее.

Несколько раз за это время Квиснолль взрыкивал, сотрясая землю. Однажды он тряхнул зал так свирепо, как терьер треплет крысу. Несколько десятков человек попадало с ног, кое-где загорелся расплескавшийся жир, скрипели и стонали стропила, лязгало оружие на стенах. Впрочем, внимания на эти припадки не обращал никто — не только воины, но и женщины. На некоторое время едкий, сернистый запах заставил все глаза слезиться, а все глотки кашлять, но это был хороший повод выпить еще, что все и делали.

Одно обещанное событие не состоялось, что само по себе было подозрительно. Должно быть, король Сюневульф забыл свое утреннее обещание выдать своему племяннику-пасынку долю наследства и объявить его книхтом. Радгар не делал попыток напомнить ему об этом.

Небо за двумя треугольными окнами окрасилось в темно-синий цвет; шипящие очаги, казалось, горели ярче в полумраке, бросая блики на потные тела вращавших вертела фраллей. Наконец король потребовал свечей, и рабы принялись разносить еду. Леофрик с Сеольмундом утащили Радгара за стол эальдров Каттерстоу. Овод не стал занимать места на скамье с ними. Он стоял за спиной своего подопечного, глодая сочное говяжье ребро и капая на того жиром.

Радгар был необычно весел, словно мериться смекалкой с людьми, которые вполне могли желать его смерти, было не труднее урока фехтования в Айронхолле. Он так и отказывался объяснить свои загадочные намеки насчет доказательств.

— Что могут делать витаны завтра? — спросил он с набитым ртом. — На сегодня нет ведь ни одного достойного трона эрла.

Леофрик пожал плечами.

— Эйфельнот был последним взрослым Нюрпингом. Его мальчики не смогут претендовать на трон еще лет десять-пятнадцать. У Толингов вообще остались одни только дочери, которым потребуется еще поколение, чтобы произвести на свет сыновей. Скальтингов еще меньше, чем Каттерингов. Танист Уэйфа из Скальтингов, но не рвется к власти. И кто упрекнет его в этом?

— Выходит, остается Вульфвер?

— Твой кузен не выказывал никаких попыток выступить против отца. Он знает, что не из тех, кто годится в эрлы, не говоря уже о том, чтобы быть достойным трона. Если витенагемут на самом деле желает на этот раз избавиться от Сюневульфа, ему придется выдвинуть в короли новый род.

Бельцы переглянулись так, словно старались даже не думать о такой возможности.

— А он может сделать это?

— Эрлы могут поддержать кого угодно, — ответил Радгар, не оборачиваясь.

— А такие попытки были?

— Часто. Порой даже удачно, но это всегда приводило к гражданской войне.

Огни и свечи догорели и погасли. Король с королевой давно уже удалились почивать, как и большинство эрлов — завтрашний день обещал запомниться надолго. Остались только самые молодые и буйные фейны — они пили так, словно это был их священный долг, распевали залихватские моряцкие песни и не замечали ничего, что происходило вокруг. Впрочем, и они один за другим, пошатываясь, направлялись к выходу или сползали на пол, храпя вместе с давно уже сморившимися книхтами.

Радгар даже не думал засыпать — он явно ждал чего-то или кого-то. Даже Леофрик с Эйлвином оставались почти трезвыми. Время от времени они предпринимали попытку уговорить Радгара уйти и провести остаток ночи в их доме, и каждый раз он отвечал отказом. Он подвинул скамью на непонятно чем приглянувшееся ему место и оставался сидеть, прислонясь спиной к стене. Двое фейнов сидели по сторонам от него; Овод молча стоял рядом и слушал, как они обсуждают тактику, оценивают возможности, взвешивают теории. Что бы там ни говорил Радгар насчет того, что трон ему не по зубам, интереса к нему он не утратил. Овод решил, что он хочет этого. Возможно, он желал трона в первую очередь ради памяти отца, но все же желал.

— Сюневульф знал, где я… и что я возвращаюсь, тоже знал… Я не могу доказать этого, но уверен в этом… Может, меня видели в Тергии? Как думаете, уж не из-за этого ли он натравил Эйльфгита напасть на Эйфельнота? Возможно, его дружок Амброз послал ему весточку. Скажи, Леофрик, Хильфвер еще жив?.. Никогда не догадывался о том, какой он потрясающий заклинатель… В общем, Сюневульф узнаёт, что я жив и что направляюсь домой… решает подправить ситуацию и подчистить неудобные места вроде Эйфельнота… Ничего не скажешь, почистил старательно…

— Выходит, ты теперь единственная оставшаяся угроза? — Овод смертельно устал. Он мог обходиться без сна, но ему нужно было хотя бы несколько часов отдыха. Интересно, как это у Радгара глаза до сих пор не слипаются… И зачем ему все это.

— Что ж, это становится забавнее — этот муут, я хотел сказать. — Паузы делались все длиннее. — Право же, хотелось бы знать, куда это запропастился братец Вульфвер…

Зал слегка тряхнуло; зарокотал вулкан. В зале снова запахло серой и пеплом. Никто из спящих даже не пошевелился. Радгар зевнул и потянулся.

— Кажется, пора! Эйлвин, можешь поднять Овода?

Белец подозрительно покосился на Овода.

— Как далеко ты хочешь, чтобы я его забросил?

— Не слишком далеко. Помнишь пять мечей, что висели прямо над тем местом, где мы сидим?

Его собеседники, задрав головы, уставились в темноту.

— Смутно.

— Мой отец показывал их мне. Эти мечи принадлежали тем пятерым Клинкам, что погибли в Кэндльфрене.

— Ах те? Их отослали обратно, — сказал Леофрик. — Твигепортский договор. Статья девятнадцать.

— Восемнадцать. Я был в Айронхолле, когда их возвращали. На их месте висит другой меч. Я заметил его сразу же, как попал сюда сегодня утром… вчера утром. При мне его еще не было. Что это за меч?

Ответом ему было удивленное молчание.

Радгар встал, и остальные мгновенно вскочили, словно он был уже королем.

— Раз так, давайте-ка глянем на него, ладно?

Каким бы безумным ни казалось это предложение глубокой ночью, спорить никто не стал. Эйлвин забрался на скамью, Овод разулся и забрался ему на плечи. Его лицо оказалось на одном уровне с покрытым жирной копотью круглым щитом, провисевшим здесь, похоже, не одно столетие. Он был слишком скользким, чтобы за него держаться, да и закреплен был, возможно, не слишком крепко. В неверном лунном свете он разглядел еще несколько щитов, несколько топоров, несколько древних двуручных мечей — и один меч, производивший впечатление более или менее современного. Он достал «Ничто» из ножен и потянулся клинком вверх, но достал только до самого кончика.

— Слишком высоко.

— Подними его, — сказал Радгар. — А потом встань на цыпочки.

Ответ Эйлвина был негромким, но выразительным. Тем не менее он ухватил Овода за лодыжки и, крякнув, поднял его на вытянутых руках. Возможно, мышцами своими он был обязан заклинаниям, но все же это были настоящие мышцы. Руководствуясь скорее наитием, чем зрением, Оводу удалось продеть острие «Ничто» в эфес таинственного меча и снять его с крюка. Тот скользнул вниз по лезвию со скоростью, от которой у него замерло сердце, но, к счастью, не убил при этом ни его, ни Эйлвина. Овод подождал немного молча.

— Достал? — спросил наконец Радгар.

— Да, но мне хотелось посмотреть, сколько еще этот чурбан сможет меня удерживать так.

На этот раз ответ Эйлвина был еще выразительнее.

Все четверо столпились у ближайшего очага, где догорающие угли еще отбрасывали хоть немного света. Когда жир и копоть стерли, меч с серебряной рукоятью оказался узким и прямым, не шпагой — примерно на треть длины клинка тянулась режущая кромка. Это было профессиональное оружие. На рукояти красовался кошачий глаз, а у основания клинка виднелось имя: «Прихоть».

Радгар отсалютовал им в темноту. Потом, помолчав минуту, вздохнул.

— Я узнаю его. Он убил моего отца.

— Йорик мертв, — сказал Овод. — Никто бы не повесил меч на стену, будь он жив.

— Но кто это сделал и зачем? И когда? Как и почему вернулся он в Бельмарк навстречу гибели? — Радгар повернулся и зашагал к двери. Остальные вскочили и поспешили следом.

— Этого ты никогда не узнаешь, — буркнул Леофрик, догнав его. — Это что, и есть то доказательство, о котором ты говорил всем и каждому?

— Отчасти. Ты говорил, Хильфвер еще жив. Вам с Эйлвином лучше идти спать, эальдор. У нас впереди длинный день, и вы оба нужны мне с ясным взглядом и острыми зубами. А у нас с Оводом есть одно дело прямо сейчас, для чего нам нужна пара добрых коней.

— Ты же не можешь скакать в Веаргахлейв в темноте.

— Придется. Призывать мертвых днем не получится.

7

Спускаясь по залитым лунным серебром ступенькам, Овод повернулся к Радгару.

— Это безумие. Ты что, веришь в некромантию?

— А почему бы и нет? Я спросил как-то Хильфвера, может ли он призывать мертвых. Он сказал, что может, если только у него будет какой-нибудь предмет, находившийся с мертвым большую часть его жизни и к которому мало притрагивались после его смерти. Это вроде как давать понюхать ищейке.

Что-что, а меч Клинка идеально отвечал этому требованию, тем более что этот провисел на стене вне досягаемости чужих рук.

Они подошли к королевским конюшням, и Овод не выдержал.

— Ты что, собираешься просто так взять чужую лошадь?

— А что? — отозвался Эйлвин. — Большая их часть и так принадлежит ему.

— Король этого не одобрит. Если он попытается арестовать Радгара за конокрадство, мне придется начать убивать королевских фейнов.

— Сэр Овод мудр не по годам, — сказал Леофрик. — У меня здесь стоят две хорошие кобылы. Можете взять их.

Сэру Оводу за каждым углом мерещились убийцы. Если это все было игрой его воображения, ночная поездка в жерло вулкана обещала стать долгожданным отдыхом от этого кошмара. Его инстинкт Клинка на вулканы не распространялся.

Леофрик распахнул дверь и крикнул в темноту. Почти сразу же оттуда вынырнула пара нагих и босых фраллей, продиравших глаза и дрожавших от ночного холода. Выслушав приказ, они бросились обратно в темноту.

— Подождите здесь, — сказал фейн и пошел следом за ними.

— Уроды! — пробормотал Овод. — Разве мы не могли сделать этого сами?

Радгар покосился на него, но промолчал.

— Что? — удивился Эйлвин. — Зачем? На то и существуют фралли.

— Несправедливо это как-то. Им ведь тоже нужен отдых. Уверен, они все время, что бодрствуют, заняты работой.

— Конечно, заняты. — Невежество шивиальца явно ставило молодого фейна в тупик. — Когда они не работают, просто ложатся на месте и спят, пока кто-нибудь не даст им пинка и не прикажет что-нибудь еще. Несправедливо? Как можно быть несправедливым по отношению к фраллям?

Овод стиснул зубы в боязни потерять самообладание.

— Он прав, Овод, — тихо сказал Радгар. — Фралли никогда не просыпаются совсем.

— Если быть фраллем так приятно, чего же вы сами не офралливаетесь?

— Некоторые делают так. Это вроде самоубийства. Или убийства. Это одна из опасностей, от которых ты, надеюсь, меня оградишь.

Тут вернулся Леофрик, за которым фралли вели в поводу двух лошадей, и положил конец этому кошмарному разговору.

Ветра в эту весеннюю ночь почти не было, но поездка вверх по склону вулкана в лунном свете не располагала к отдыху. Это было безумие. Квиснолль рокотал почти непрерывно, и в исполинской туче над его вершиной мерцали багровые огни. В бельском языке название вулкана было определенно мужского рода, и Квиснолль проявлял свой мужской характер. Лошади начинали нервничать. Овод никогда не относился к лучшим наездникам, но справлялся с лошадьми неплохо.

— Что это за огни? — спросил он, когда небо осветилось особенно ярким всполохом.

— Возможно, духи Огня в чистом виде. Мне кажется, они здорово разбушевались. Ты и сам, наверное, слышишь, что духи Земли тоже пытаются вырваться на волю. Не исключено, что мы с тобой увидим настоящее извержение.

— Это очень опасно?

— Варофбургу оно не грозит. Ветер редко дует в его сторону, а лава стекает по юго-западному склону. Когда папа был молодым, Квиснолль грохотал вот так несколько лет, а потом стих — как раз перед моим рождением. Старухи говорят, Квиснолль объявляет так о грядущей смене эрла, но перед убийством отца он молчал. Последнее большое извержение было лет сорок назад. А это так, шум.

В ответ на такое оскорбление гора обиженно взревела.

— Конечно, может открыться новый кратер. Тогда он может угрожать и городу. Или породить фюрдрака. Такое может случиться всегда. Он делал уже это в правление моего деда. Тогда он уничтожил жевильийскую армию.

— И твоего деда тоже? — спросил Овод, наслышавшийся случайных разговоров в зале.

Радгар не ответил.

Они забирались все выше, и взглядам их открывались десятки островов и островков, разбросанных за Фюрсигом, словно осколки каменного угля на свинце. Со стороны открытого моря их обрамляла кайма белого прибоя. Радгар обещал вид еще красивее, когда они доберутся до смотровой площадки под названием Бельстеде, однако ближе к вершине склоны были покрыты пеплом, делавшим каменистую дорогу опасной для лошадей. На самой смотровой площадке холодный ветер нес клубы пепла, запорошившего глаза и мгновенно пересушившего глотки. Деревья в ущелье, ведущем в Веаргахлейв, погибали, а заносы из пепла почти преграждали дорогу. Каждые несколько секунд земля вздрагивала, а угрожающий грохот предупреждал о камнях, скатывавшихся вниз по склону. Теперь опасность сделалась явной.

Овод прикусил губу, чтобы не мешаться под ногами со своими протестами, но в конце концов не выдержал.

— Я ведь не смогу отговорить тебя от этого, нет?

Радгар вздохнул.

— Нет, не можешь. Ох Овод, я бы с радостью не тащил тебя с собой. Я знаю, что это опасно. Я должен знать, кто убил моего отца, даже если это убьет меня. «Прихоть» — ключ ко всему. Ты же знаешь!

— Да, знаю. Я все понимаю. Ладно, раз так, поехали дальше. — Храбрые слова для Уилла из Хейбриджа! Настоящий-то Клинок нашел бы способ удержать своего подопечного от всего этого.

Вход в туннель обещал опасность еще большую. Стоило им спешиться, как Квиснолль угрожающе взревел и сотряс, казалось, весь мир. С утесов посыпались камни, лошади заржали и вскинулись на дыбы. От запаха серы мутило. Облако, окутывавшее вершину вулкана, побагровело еще сильнее, залив все вокруг кроваво-красным светом.

— Придется оставить их здесь, — сказал Радгар. — Привяжи их только покрепче. И стреножь на всякий случай. — Он зажег фонарь, и новое сотрясение земли отозвалось угрожающим грохотом уже внутри пещеры.

— Хорошо, что мы не успели войти, — заметил Овод и сам обрадовался тому, как спокойно звучит его голос. Если им повезет, они обнаружат, что потолок пещеры обвалился и окончательно перегородил туннель.

Увы. Внутри они обнаружили только цепочку следов на залетевшем в пещеру пепле. Здесь прошло довольно много народа.

— Они уходили, — сказал Радгар. — Люди покинули Веаргахлейв. Вот только отпечатка деревянной ноги Хильфвера я не вижу, а ты? Или, возможно, им пришлось нести его.

Овод видел по меньшей мере один след, ведущий внутрь, но говорить об этом не стал.

— Если там никого не осталось, нам нет нужды идти дальше.

— Может, не все еще ушли. Мне нужно знать точно, только давай побыстрее.

Впрочем, быстрее не получилось. То, что было когда-то вполне проходимой тропой, теперь усеяно камнями, зазубренными и острыми как стекло. В неверном свете фонарей они медленно пробирались по туннелю, затаивая дыхание каждый раз, когда земля содрогалась, что случалось то и дело.

— Но это глупо! — заметил Овод в промежутке между проклятиями по поводу ободранных локтей и коленок. — Ты ведь наверняка мог найти заклинателей и в Варофбурге?

— Только мошенников и неучей. Они офралливают рабов и лечат головную боль да насморк, но не более того. — Голос Радгара отдавался в гулком туннеле причудливым эхом. Свет фонарей метался по темной поверхности скалы, превращая любую невинную тень в пляшущее чудовище.

— Гр-р-р-р! Бу-бум-м-м! — сказал Квиснолль.

— Ш-ш-ш, та-та-та, — отозвались сыплющиеся с потолка камешки.

Стоило им выйти из туннеля, а Оводу перестать беспокоиться о потолке, готовом обрушиться на его подопечного, как его начала терзать мысль об угрозе задохнуться, ибо воздух здесь превратился в удушливый туман, глушивший свет фонарей не хуже шерстяного одеяла. Он был также угрожающе горячим.

— Это безумие! Давай убираться отсюда, пока туннель не обвалился и не запер нас здесь.

— Не могу. — Неясное пятно света от фонаря в руке у Радгара продолжало удаляться во мглу. — Мне надо знать. Здесь нет такой опасности, от которой ты мог бы меня защитить, так что возвращайся и жди с лошадьми. Где-то здесь должна быть тропа… Ага! Вот она!

Овод без лишних слов поплелся за ним вниз по крутому, усеянному увязшими в скользком пепле каменными обломками склону, через засыпанную пеплом лужайку, где каждый их шаг поднимал удушливое облако, и, наконец, после недолгих поисков, через лес. Таких больших деревьев он себе даже представить не мог. Большая часть пепла осела на ветвях, но вниз просыпалось достаточно, чтобы на нем были видны следы прошедших здесь людей. Туман оставался таким же густым; от него слезились глаза и першило в горле. Гора гремела и содрогалась. То и дело слышался грохот близких обвалов. Он прикрыл рот и нос отворотом плаща, но это почти не помогало. Он вспотел от жары, а горячий пепел жег ему ноги.

Следов становилось все меньше, тропа то и дело разветвлялась, но Радгар находил нужную дорогу почти без колебаний.

— Откуда ты знаешь, куда идти? — спросил Овод в промежутке между приступами кашля.

— Возможно, я знаю Веаргахлейв лучше, чем кто-ли… Опа!

Тропа уперлась в поток кипящей воды. Она клокотала в корнях у живых деревьев, значит, текла здесь совсем недолго.

— Возможно, она не такая горячая, как на вид, — ободряюще сказал Радгар. Он забрался на валун, перепрыгнул с него на соседний, потом на ствол упавшего дерева, и свет его фонаря растворился в тумане. Овод поспешил следом.

— В последнее мое лето здесь, — продолжал тот как ни в чем не бывало, когда он догнал своего подопечного, — я был еще слишком мал, чтобы стать книхтом. Вот я и вызвался кормить веаргов. Никто не возражал! Я не мог грузить мешки на вьючную лошадь, но мог снимать их. Я украл меч и спрятал его здесь, чтобы надевать его и разъезжать верхом на Свеальме в таких местах, где меня никто не увидит, чтобы наябедничать. Я познакомился с некоторыми из здешних отшельников — одни визжали, чтобы я оставил их одних, зато другие радовались обществу. Я собирал растопку и оставлял ее у дверей Хильфвера, и постепенно, ворча, он начал принимать меня.

— Ты и правда думаешь, что он еще здесь?

— О да. Уверен. Он никогда не вернется в мир. Он верит в то, что мертв, а Веаргахлейв — его могила. — Радгар закашлялся, сотрясаясь всем телом. — Конечно, он мог уже умереть и по-настоящему.

Квиснолль взревел и содрогнулся, стряхнув с деревьев облака пепла. В промежутках между толчками в лесу царила неестественная тишина. Никто здесь больше не жил. Под этим удушливым черным туманом не будет ни рассветного хора птиц, ни, возможно, самого рассвета.

— Там горит свет? Или мои глаза меня обманывают?

— Откуда мне знать? — ворчливо отозвался Овод. — Мои забиты грязью. Да, горит. — Они продрались сквозь кустарник, обрамлявший раньше озеро, а теперь росший прямо из этого озера. Вода, хлюпавшая в башмаках, была неприятно горячей.

— Благодарение духам, он не спит! Возможно, он даже нацепил свою ногу. — Радгар протянул свой фонарь Оводу, чтобы поднести руки ко рту рупором. — Хильфвер! — крикнул он. — Хильфвер, к тебе гости! Двое гостей, Хильфвер!

Ответом была тишина, нарушаемая только свистом пара из расселины, которую они миновали минуту назад.

— Хильфвер, ты мертв, и я тоже. Я Радгар Эйлединг, умерший в Твигепорте. Я вернулся за твоей помощью, Хильфвер. Я принес меч, убивший Эйледа. Твое заклятие не подвело в огне. Я видел его убитым, Хильфвер. Я должен поговорить с мертвым.

Ничего.

Радгар забрал свой фонарь.

— Идем.

Он нырнул во мглу; его Клинок не отставал. Озеро добралось до стоявшей перед ними избушки — должно быть, внутри вода стояла по щиколотку. Радгар говорил, что безумный отшельник спит на земле, как животное, но горевшие в доме свечи были зажжены совсем недавно. В этом месте не ощущалось ничего особенно угрожающего, но Овод удержал Радгара за плечо.

— Мы и так близко.

— Хильфвер нам не опасен! Я могу сбить его с ног одним мизинцем.

— Но кто там еще с ним? Я все еще жду встречи с твоим милым двоюродным братцем.

Радгар недовольно хмыкнул.

— Хильфвер! Двое мертвецов ждут тебя!

Дверь скрипнула и медленно, преодолевая напор воды, начала открываться. Показался сам заклинатель — неясный силуэт на фоне света. Как и описывал его Радгар, он опирался на посох, а голова скрывалась под бесформенным капюшоном. Мокрая ряса липла к телу.

— Помнишь меня? — спросил Радгар. — Я погиб в Твигепорте.

— Мертвецы не растут. — Речь старика звучала не слишком разборчиво, как и можно было ожидать от человека с половиной рта.

— Этот рос. А это Овод, которого я пронзил той шпагой, что у него в руках. Покажи ему, Клинок.

В этом обезумевшем мире это показалось разумной мыслью. Овод отдал Радгару свой фонарь, повесил плащ на куст, потом стянул рубаху и остался в одних штанах. Он сразу пожалел, что не догадался сделать этого в горячем тумане раньше.

— Подойди к нему поближе, — сказал Радгар, махнув в сторону двери. — Видишь, Хильфвер? Видишь шрам над сердцем? Повернись. А вот отметина на месте, где клинок вышел наружу. Это та самая шпага, которую он носит, — я пронзил его ею насквозь. Выходит, он тоже мертв. Мы тут все мертвы. Трое мертвых, чтобы поговорить с еще одним.

Черные отверстия в капюшоне, не отрываясь, смотрели на них.

— Ты не умер от огня.

— Нет, — сказал Овод, не поняв до конца, к кому тот обращается. — Нет. Я умер, когда Радгар пронзил мое сердце шпагой. Как больно было! Я не мог кричать, но боль была адская.

— Огонь был мой рок, но он подвел меня, — произнес калека. — Слишком мелкая вода решила мою судьбу.

— И Эйледа убил не огонь, — сказал Радгар. — Эйлед Фюрлафинг был убит, и убит вот этим мечом. Он висел среди трофеев в зале, так что его владелец должен быть мертв. Призови его для нас, Хильфвер. Призови еще одного мертвеца, чтобы мертвый мог говорить с мертвыми. Хочешь, я отнесу тебя на октаграмму, eald fæder? Возьми его посох, Овод. — Он подхватил заклинателя на руки и начал подниматься на берег. Длинная деревянная нога заклинателя причудливо болталась, задевая за кусты.

Овод ковылял следом, таща посох, два фонаря и охапку своей одежды. К счастью, идти пришлось недалеко. Октаграмма оказалась засыпана пеплом, только утоптанная круглая тропка вокруг нее выдавала ее местонахождение. Радгар поставил заклинателя так, чтобы тот смог прислониться к дереву, и своим плащом смахнул пыль с обозначавших острия октаграммы камней.

Все это время Хильфвер сердито бубнил что-то себе под нос:

— …никогда ничего не рассказывают… хотят богатства и чудес железных… презренное отродье фейна и фралля… будь дно морское чуть глубже… вода стала бы щитом. — Он болезненно закашлялся.

Радгар заглянул в кувшин с водой.

— Почти полон. Поставь один из фонарей сюда, Овод. Теперь, вита, куда положить меч?

— Огонь стал роком, огонь сжег короля!

— Нет. Я же сказал тебе: Эйлед не сгорел. Что было его роком, эальдор?

Заклинатель не ответил. Радгар попытался еще раз.

— Какой рок увидел ты, когда сложил глитм для Эйледа? Любовь?

— Да! — выкрикнул Хильфвер.

— Ага, вот мы и понимаем друг друга. Так куда мне положить меч? В середину?

— Разумеется, нифинг! — рявкнул заклинатель. — И что бы ты ни делал, не заходи в октаграмму. Когда день удваивается, трудится долг…

Овод скептически следил за приготовлениями. Он никогда особенно не верил рассказам Радгара про заклятия отшельника, да и личное знакомство с заклинателем не укрепило этой веры. Разум старика уплыл с отливом много, много лет назад.

Земля содрогнулась, гора взревела. Где-то, не так далеко отсюда долгий раскатистый грохот камнепада сменился треском ломающихся деревьев. Как только земля успокоилась и он смог снова доверять своим ногам, Радгар воткнул «Прихоть» в центр октаграммы. Только с третьей попытки он нашел клочок земли, свободный от древесных корней, да и там лезвие вонзилось в землю совсем неглубоко. Потом он вернулся на край поляны.

— Готово, вита! — сказал он.

Заклинатель проковылял на край октаграммы, обошел ее и остановился. Воцарилась тишина, если не считать далекого свиста пара и клокотания воды. Теперь они, казалось, доносились с разных направлений, так что кратер, возможно, постепенно наполнялся как кастрюля. Первый Клинок в истории, позволивший своему подопечному свариться заживо… Чего они ждут? Старик явно не понимал, чего от него хотят, хотя занял место напротив кувшина и фонаря, где острие Смерти будет…

— Hwæt! — вскричал он и начал нараспев выкликать заклинания, призывающие духов Смерти. Редкие слова из них можно было разобрать, и еще меньше было тех, которые Овод понимал, но он ни разу не сбился и не колебался. Выкликнув строфу или две, он проковылял на другое острие и запел снова.

Это заняло довольно много времени. Старый калека сохранял равновесие, даже когда земля под ногами сотрясалась. Он так и продолжал без запинки, словно не замечая рокота вулкана или визга струй пара. Его выносливость потрясала. То ли фонари догорали, то ли туман сделался гуще. Тот фонарь, что горел на острие октаграммы, превратился в маленькую золотую точку. Даже тот, что стоял у ног Овода, казалось, едва мерцает. Он почти не видел стоявшего рядом Радгара, хотя слышал его кашель. Внутри октаграммы, у воткнутого в землю меча туман казался особенно густым.

Заклинания сменились захлебывающимся кашлем где-то на противоположном краю поляны. Лес и вулкан зловеще молчали.

Слабый, хрупкий, как паутина, шепот послышался в ночи:

— Что такое? Кто зовет?

Волосы на загривке у Овода встали дыбом. Этот голос не принадлежал ни Радгару, ни Хильфверу, и исходил он из центра поляны. Стоило ему дать немного воли своему воображению, и он различил сгусток тумана в форме человека — тот стоял на коленях, обнимая меч…

— Повелевай… — снова прошелестел голос. — Кто зовет меня? Кто повелевает? Что происходит?

Овод подпрыгнул от неожиданности, когда стоявший рядом с ним Радгар заговорил; голос его звучал почти так же приглушенно, как у Хильфвера.

— Я повелеваю тобой! Я, Радгар Эйлединг, повелеваю тобой.

Видение — если все это только не мерещилось Оводу — поднялось на ноги и вглядывалось в их сторону.

— Младшинг? Так вырос? Ты ли это, Младшинг?

— Это я. Назови свое имя!

— Ах! Нет у меня теперь имени, нет. Ты знал меня как Гесте, Младшинг.

Радгар сделал два шага вперед. Его почти не было видно теперь — так, сгусток тумана, не более материальный, чем тот, что стоял в центре поляны. Овод стал с ним рядом, готовый в любое мгновение дернуть его обратно, если он попытается вступить в октаграмму.

— Назови то имя, под которым знал тебя король Амброз.

— Йорик, — вздохнул призрак. — Сэр Йорик Верного и Древнего Ордена.

— Тогда говори! Кто убил моего отца, Эйледа Фюрлафинга?

— Я, я убил, Младшинг. Разве ты сам этого не понял?

— Как ты проник в дом?

— В обмен, Младшинг, в обмен! — Шепот сделался возбужденнее, и в нем зазвучала издевка. — Честная сделка. Сюневульф впустил меня в дом, а я дал ему трон, которого он желал. И еще дал ему женщину, которую он желал — да, она была там, она спала на кровати, полураздетая. Вдвойне честная сделка, честнее не бывает.

— Го… — Радгар закашлялся. — Говори дальше! Что… было потом?

— Что? Он провел меня наверх подождать, а сам спустился к женщине. — Видение то пропадало, то появлялось снова, колышась, перемещаясь от одного края октаграммы к другому словно в поисках выхода. — Когда пришел Эйлед, — продолжал издевательский шепот, — я дал ему время выхватить меч. Все честно! Я назвал ему имена тех пятерых, что он убил: сэр Ричи, сэр Денвере, сэр Хэвок, сэр Ягуар, сэр Рис. Славные люди, все пятеро! Я сказал, что теперь его черед, но дал возможность биться со мной, так что он знал, что это безнадежно и что он умрет. Я объяснил ему, что жена его входит в цену, запрошенную братом его, чтобы он умер несчастным. Тогда он заплакал, а я позволил «Прихоти» взрезать ему горло.

— Это ведь было для тебя проще простого? Для Клинка?

— Проще, чем жука раздавить, Младшинг. Но я не заставил его мучиться. Я мог доставить ему много боли.

— А что случилось потом?

Теперь Овод уже составил себе представление об Йорике. Сотканный из тумана неясный образ представлял собой жилистого смуглого человека, абсолютно нагого, с длинными космами спутанных волос ниже плеч и бесформенной бородой. Воображение, конечно. Там не было ничего, кроме тумана.

— Что дальше? Ничего, Младшинг, ничего! Я спустился по лестнице. Я сделал то, что хотел, и мне кажется, твой дядя тоже. Я вышел, как пришел, — через окно. А потом подождал поблизости, хотел посмотреть, что будет, когда он подожжет дом.

— Прежде ты запер мою дверь! — взвизгнул Радгар.

— Не я, Младшинг, не я! На твой счет у меня не было никаких распоряжений, да и счетов у меня с тобой не было. Я не знал, что ты там. Никогда не воевал с детьми. И потом, у меня к тебе вроде как симпатия возникла. Я ведь легко мог убить тебя позже, в море. Ты ведь знаешь это, Младшинг!

Овод вдруг сообразил, что непроизвольно смещался вперед до тех пор, пока ноги его почти не коснулись октаграммы. Видение смотрело теперь в упор на него. Лицо и глаза его принадлежали трупу — совершенно безжизненны. И все же в остальных отношениях он производил впечатление живого человека. Он дрожал, его дыхание вырывалось изо рта облачком. Труп не дышит, а призраку не положено покрываться гусиной кожей. Вся эта неестественность казалась Оводу почему-то ужасно знакомой. Он уже видел такие глаза прежде.

— Клинок! — тихо произнес призрак. — Неужели ты оставишь брата страдать так?

Волосы у Овода снова встали дыбом.

— Зачем ты прыгнул на лодку? — спросил Радгар.

К изрядному облегчению Овода, призрак отвернулся и принялся беспокойно расхаживать внутри октаграммы. Следов на пепле он не оставлял.

— Зачем? Чтобы спасти тебя, Младшинг! Я же сказал, ты пришелся мне по душе. И мне не понравился этот твой верзила-кузен. Я не хотел, чтобы ты остался в его руках.

— Спасти меня? Зачем?

Призрак вздохнул.

— Чтобы продать, Младшинг, чтобы продать. Я отомстил за своих людей, но мне было тридцать шесть лет, и никто не сделал еще меня богатым.

— Ты хотел продать меня королю Амброзу?

— Я хотел получить за свою работу достойную награду. Толстяк порой бывает скуп как пень.

— Значит, вот откуда он знал, что я жив! Что же пошло не так? Он не пошел на покупку?

— Он сложный человек, Амброз. Он напустил на меня свою Темную Палату, и я едва успел убрать свою задницу из Шивиаля. Инквизиторы дышали мне в затылок. — Видение снова приблизилось к Оводу. — Если бы он поймал меня, он узнал бы, где я тебя спрятал, а тогда игре пришел бы конец.

— Что собирался он делать со мной, если бы получил меня?

Йорик пожал плечами.

— Ему виднее. Я предлагал ему одного здорового ателинга без единой прикрепленной к нему струны.

— Он не пошел на сделку, так что ты вернулся сюда и попытался провернуть ее с моим дядей?

— Ты сообразительный парень, Младшинг, сообразительный парень.

— А что случилось тогда? Сколько заплатил бы он за меня?

Призрак поднял взгляд и принюхался.

— Рассвет близится? Сколько ты еще сможешь поддерживать заклятие?

— Отвечай на мой вопрос!

— Ничего не случилось. Все вообще перестало случаться.

Радгар уже кричал, и голос его срывался от возбуждения.

— Сюневульф перехитрил и тебя! Не очень-то у тебя получается вымогать деньги у королей, не так ли, Йорик? Он поймал тебя и заставил сказать, где я, но в одном он отличался от Амброза: он не мог дотянуться до меня в Айронхолле. Поэтому он просто ждал, зная, что рано или поздно я появлюсь сам. А тебя он убил. Он повесил твой меч на стену!

— Что? Мою «Прихоть»! — Призрак откинул голову и завыл, протяжно, пронзительно. Квиснолль зарокотал в ответ. Скуля и причитая, Йорик метнулся к мечу и потянул его обеими руками, но его сотканная из тумана фигура так и не смогла выдернуть сталь из земли. Меч не шелохнулся. — Позор! Позор! Забери «Прихоть» домой! Отнеси его в Зал! Не оставляй его здесь. Скажи им, что Йорик пасет свиней, если хочешь, только не оставляй мой бедный меч здесь в одиночестве.

И тут Овод вдруг понял, что до ужаса знакомого было в этом бородатом видении.

— Радгар! Он не умер! Он фралль!

Тварь в октаграмме упала на колени рядом с мечом, гладя его, целуя его, шепча ему что-то.

— Возможно такое? — выкрикнул Радгар.

Заклинатель, где бы он ни стоял, не ответил. Но почему это должно быть невозможно?

— Фралль? — простонал призрак, с плачем обнимая свой меч. — Найди его, Младшинг! Найди и убей его.

Пасет свиней? Где-то на этом острове Фюрсиг нагой Клинок дрожал в принадлежащем королю поле, пася свиней? Овод стиснул зубы. Как наслаждался, должно быть, этим Сюневульф!

— Отвечай на мои вопросы! — кричал Радгар. — Зачем ты открыл полученные послом инструкции?

Йорик продолжал гладить и целовать свой меч, но отвечал достаточно ясно.

— Убить короля нелегко, Младшинг, — если ты хочешь остаться в живых, чтобы хвастаться этим. Мне нужно было застать Эйледа одного. Вот я и сдружился с тобой, чтобы ты это устроил. Ты все сделал как надо, но он был слишком хитер… привел с собой воинов. Ну и пусть. Я заключил сделку с твоим дядей, а после этого на договор было уже плевать. Славная пенсия Сюневульфу, и можно забыть, что там написано в бумагах. Амброз доволен, Сюневульф доволен. Я доволен. Все, что мне было нужно, — это месть, и я получил ее и без твоей помощи.

— Пенсия? Трон? Что еще получил Сюневульф? Ты сказал, что дал ему… дал ему мою мать! Как?

— Питье, Младшинг. Дай его женщине, и она засыпает. Потом можешь наслаждаться ею. Да и потом она твоя.

Радгар застонал.

— Значит, это Амброз поручил тебе все это? — спросил Овод. — Амброз?

Йорик вздохнул — словно ветер прошелестел в деревьях.

— Слишком поздно, брат! Уже рассвет. Новый день… — Шепот угасал. — Удачи тебе, Младшинг…

Никакого света больше не пробивалось сквозь туман и деревья. В октаграмме было пусто, если не считать меча, да и не было никогда. Даже Хильфвер исчез. Где-то недалеко свистел и булькал пар.

Овод дрожал, как в лихорадке.

— Он ведь мертв, да? Фралля нельзя превратить обратно в человека?

— Нет. Он мертв. Каким бы ни был мерзавцем.

Овод подошел и выдернул меч из земли. Он сделал это без труда, хотя рука его дрожала.

— Я заберу его и когда-нибудь отошлю обратно в Старкмур. По крайней мере этим я ему обязан.

— Не торопись, — возразил Радгар. — Хороший меч мне пригодится еще до заката этого дня.

Убить короля нелегко…