Властелин Некронда

12

Каспар раздраженно покосился на темный проем входа под тяжелой соломенной крышей хижины и свистнул еще раз, громче и настойчивее. Остановившись, подождал, когда же из тени высунется тупорылая белая морда пса. Подождал еще. Напрасно.

Непослушание Трога стало последней каплей. Каспару и без того было хуже некуда. Так хотелось скорее уйти, не думать, что Изольда осталась у чужих людей. И как только бросить такую малышку? Она ведь для него дороже всего на свете! Но разве есть выбор? Сам он заботиться о грудном младенце не в состоянии. Закусив губу, чтобы унять дрожь, юноша сердито позвал пса.

– Трог, сюда! – Голос его срывался. – Ах ты, противная, непослушная псина!

Но Трог так и не покинул хижины, где спала маленькая Изольда. Лишь когда Каспар со слезами на глазах отвернулся, решив уходить один, пес выскочил на улицу.

– Нет! Фу! Прекрати!

Вместо того чтобы послушно трусить у ноги хозяина, терьер вцепился ему в штаны и принялся тянуть обратно к хижине.

Каспар со злости ударил его по носу. Пес отпустил. Но стоило юноше двинуться дальше, широкогрудый змеелов преградил ему путь и приподнял верхнюю губу, демонстрируя зловещие клыки и розовые крепкие десны. Из горла его вырывалось угрожающее рычание.

Никогда прежде Трог не рычал на хозяина. Молодой торра-альтанец был потрясен и даже, к стыду своему, слегка струхнул. Выглядел Трог сейчас весьма устрашающе, а Каспар как никто другой сознавал силу своего пса. Сколько раз он видел, как Трог в два счета разгрызает толстенные бычьи кости, которых дирхаундам хватило бы на несколько часов.

Собравшись с духом, он шагнул вперед. Трог зарычал и даже прихватил его за лодыжку, но всерьез не кусал. Когда же на улице показался один из закутанных в меха дикарей, пес стрелой рванулся назад и скрылся в хижине, оберегая ребенка.

– Да не бросаю я ее, Трог, – воззвал Каспар вслед псу, чувствуя себя обязанным объясниться, пусть даже и перед бессловесным животным. – Я не могу позаботиться о ней, а вот женщина сможет.

Он прикусил губу. Ну не глупо ли – стоять и оправдываться перед собакой? Резко повернувшись, он зашагал прочь.

Ужасно, конечно, уходить без Трога, но как заставишь непослушное животное повиноваться? Можно уволочь его силой – но если Трог не хочет уйти, он попросту убежит обратно при первой возможности. Стиснув зубы, юноша продолжал путь.

Но тут на душе у него стало совсем тяжело. Ребенок начал кричать – громко и яростно. Каспару казалось – Изольда плачет из-за него. Слышно было, как кормилица пытается утешить разбушевавшуюся малышку – но тщетно. Сердце Каспара сжималось от боли, но юноша заставлял себя идти. Сейчас для него существует только одна цель, одна задача – избавиться от Некронда.

Стремясь поскорее выбраться из деревни, не слышать больше надрывного плача, юноша перешел на бег и бежал, пока не оказался далеко в глубине выжженной территории. Там стонал и завывал ветер, вздымая тучи гари, хлеща по ногам. Но юноша почти не замечал этого – так давил груз взятой ответственности.

Не в силах приближаться к гнезду грифонов и телу Май, он свернул на север. Но скоро поймал себя на том, что думает лишь о погибшей. Теперь, когда заботиться о ребенке было уже не нужно, ничто не могло заполнить зияющую пустоту утраты. Юноша смутно подумывал продолжать идти на север, в неизведанные края, пока не найдет места, чтобы спрятать Некронд – зарыть или утопить в глубоком озере. Но толком сосредоточиться на этой проблеме он так и не мог. Перед глазами неотступно стояло истерзанное, разбитое тело Май.

Она ушла. Он остался один. Запрокинув голову, юноша завыл в лицо ветру, силясь излить накопившуюся боль. Опять перешел на бег, безотчетно уповая расстоянием смягчить горечь вечной разлуки. Май умерла. Умерла потому, что он не слушал советов матери. Каспаром владело безысходное одиночество. И страх. Вся тяжесть мира лежала у него на груди, но теперь мир стал так далек, так незначителен.

Много дней он брел вперед все в том же горестном оцепенении, от зари до глубокой ночи, останавливаясь передохнуть, лишь когда усталость валила с ног. И всякий раз, стоило заснуть, голос Май звал его, и в ушах звучал детский плач.

– О, Великая Мать, какое зло совершил я, что заслужил эту муку? Неужели и Твои надежды я не оправдал, как не оправдал ничьих надежд? – кричал он на рассвете, приходя в себя после тягостных снов.

Примерно через неделю Каспар взглянул на сбитые ноги и понял, что абсолютно не представляет, ни где находится, ни как его сюда занесло. Он так погряз в своих несчастьях, что шел и шел, тупо уставившись в землю и не замечая ничего кругом, кроме пары ярдов прямо перед собой.

– Май, прости меня, прости! – время от времени выкликал он, почти ожидая, что она ответит ему.

Порой он ощущал ее присутствие рядом с собой, порой же слышал лишь собственное хриплое дыхание. И вот теперь обнаружил, что стоит посреди топких зыбей и лесистых островков, вокруг которых плескалась вода. Безрадостная картина. Каспар понуро повесил плечи. Участки суши соединяла гать, плетенная из ореховых прутьев и тростника.

Каспар сам не понимал, что именно вывело его из транса. Должно быть, какое-то безотчетное ощущение опасности. Склонив голову набок, он прислушался, потом огляделся.

Ну неужели на всей земле и уголка нет, где он не отыщет следов человека? Каспар разозлился. Ну надо ж – продраться сквозь пепелище лишь затем, чтобы попасть в очередное населенное место! И вот, бредет-спотыкается под грузом ответственности, нести которую ему явно не хватает мудрости.

Юноша так и продолжал ругать себя, как вдруг снова услышал звук, который, должно быть, и насторожил его раньше. Теперь звук этот раздался ближе и отчетливее. Голос человека. Предупреждающий крик – предупреждающий, без сомнения, о его, Каспара, присутствии. Держа наготове лук, юноша снова огляделся. Куда идти? И тут из ниоткуда ярдах в двадцати от него возникло трое низкорослых, широкоплечих дикарей, бородатых и в медвежьих шкурах. Каспар встревоженно покосился на их дротики и каменные топоры. Дикари что-то заворчали.

Оглянувшись, он обнаружил за спиной еще четверых. Путь к отступлению отрезан. Двое дикарей уже подняли дротики.

Юноша, не раздумывая, прыгнул в болото. Вода доходила до пояса, идти было трудно. Потом пришлось плыть. Одной рукой юноша поднимал над головой лук, чтобы не замочить тетивы. Слева, подняв тучу брызг, упал дротик, за ним второй – на сей раз до противного близко.

Нащупав почву, Каспар повернулся и, держа лук плашмя над поверхностью воды, трижды спустил тетиву. Двое преследователей упали, остальные куда-то попрятались. Юноша попытался ускориться. Очередной дротик задел руку, но в следующий миг торра-альтанец уже добрался до раскидистой ивы, свисающие до самой воды ветви которой обещали хоть какое-то укрытие.

Он замер, прислушиваясь. Где-то неподалеку шлепали по мокрому дереву мягкие башмаки. Должно быть, преследователи бежали параллельно ему по одной из этих плетеных дорожек-гатей. Однако все загораживали деревья.

Вода была неглубокой, но очень грязной. Юноша высоко поднимал ноги. Похоже, от погони уйти все же удастся – дикарям явно неохота сходить с тропы.

Внезапно он остановился. Дорогу ему заступил медведь – но не обычный, а гигантский. Высился мрачной башней, стоя на задних лапах и угрожающе помахивая передними в воздухе. Темно-шоколадный мех на спине чуть подернулся сединой. Очень-очень осторожно и плавно Каспар поднял лук, готовый стрелять в ту же секунду, как зверь бросится на него. Топот бегущих ног за спиной стал громче: должно быть, дикари отыскали новую гать, что вела в нужном направлении. Кажется, он в западне!

Из-за деревьев с обеих сторон от юноши раздалось ворчание, звуки тяжелой поступи. Еще трое медведей вышли из зарослей и присоединились к огромному вожаку. Каспар оглянулся на преследователей. Те так и замерли на месте – похоже, не рассчитывали на встречу с хозяевами леса. На лицах их читался неприкрытый страх. Медведь шагнул вперед, и Каспар попятился, но тут же остановился в ужасе.

– Не беги, господин! – произнес из-за спины медведя негромкий, мелодичный голос.

– Урсула! – не веря своим глазам, выдохнул юноша, вглядываясь в тень под сводами леса.

Оттуда, шлепая когтистыми лапами по воде, появились еще три медведя. А на одном из них – огромном звере с серебристо-седой спиной – восседала сильная гибкая женщина. С неторопливой тяжеловесной грацией гигантский медведь шагнул в болото и неторопливо двинулся к Каспару.

Дикари разразились громкими воплями, бросились в гати в трясину и, стоя по грудь в воде, протягивая вперед руки, принялись бормотать молитвы, долженствующие умилостивить медведей. Урсула Что-то резко и повелительно произнесла на их языке. Дикари закланялись еще пуще, смиренно залопотали что-то в ответ, а потом торопливо развернулись, вылезли на плетеную тропу и побежали прочь. С них потоками текла грязь.

Урсула приблизилась к молодому воину. Но как же она изменилась! Блестящие черные волосы, успевшие слегка отрасти, придерживал золотой обруч, на смену львиному плащу пришла шкура огромного медведя. Глаза ее сияли. Сейчас Урсула выглядела могущественной, даже величественной. Вокруг бывшей рабыни шагал надежный эскорт из дюжины воинов со стальным оружием, а впереди – еще три медведя-исполина.

Урсула произнесла какую-то отрывистую команду, и Каспар подивился тому, с какой легкостью изъясняется она на варварском наречии. Сам он так и не овладел до конца всеми этими прищелкиваниями и порыкиваниями, хотя и успел поднатореть в языке дикарей остаточно, чтобы понять хотя бы основной смысл сказанного.

Девушка остановилась перед ним. Юноша в изумлении поглядел на нее, а потом подозрительно покосился на вытянутую морду медведя, оказавшуюся в опасной близости от его головы. Урсула приветственно протянула руку – и он ощутил, сколько силы в пожатии тонких пальцев.

– Окажешь ли мне честь сесть позади меня?

Юноша усмехнулся – с непривычки улыбка его походила скорее на гримасу на осунувшемся от горя лице – и залез на медведя позади нее.

– Рада, что с тобой ничего не случилось, господин, – тихо и сочувственно сказала девушка.

– Случилось… Май… Май… она…

– Знаю. – Урсула избавила его от мучительной необходимости произнести эти слова вслух. – Я слышала. Я пыталась отыскать тебя раньше, но тут такое творилось! Я послала гонцов во все пограничные поселения, приказывая, чтобы вам повсюду оказывали гостеприимство. Я отравила на поиски медведей, но все равно опоздала.

– Это не твоя вина, – ошеломленно возразил Каспар.

Неужели Урсула хочет сказать, что старуха-знахарка помогала им по ее приказанию?

Он обхватил Урсулу за талию, наслаждаясь прикосновением теплого тела. Урсула так и замерла в его объятиях, но он слишком устал и ничего не заметил.

Один из спутников девушки вернулся с сообщением, что отыскал деревню, куда бежали преследовавшие Каспара дикари.

– Едем, господин, тебе надо поесть и отдохнуть. И я должна позаботиться, чтобы эта деревня тихо и мирно вернулась в мое королевство и признала мою власть, – произнесла Урсула, одергивая красную тунику, расшитую теми же странными рунами, что были изображены у нее на руке.

Маленький отряд двинулся вперед по плетеной гати. Под тяжестью огромных медведей прутья пружинили и прогибались. Тропа уводила все глубже в болото, то и дело пересекаясь с другими дорожками, что образовывали сложный лабиринт меж зарослей плакучих ив и орешника.

За деревьями, на возвышавшемся над топью пригорке, жалась друг к другу кучка жалких лачуг. Как и в селении, где Каспар оставил Изольду, центральное место занимало резное изображение медведя. Учитывая, сколько тут водилось этих могучих зверей, Каспар ничуть не удивлялся, что примитивные местные племена поклоняются им. Однако прием, оказанный отряду Урсулы, юношу слегка обескуражил.

Деревня потонула в громе истерических криков. Женщины в панике простирались ниц перед дверями лачуг, а шестеро мужчин поспешно вытащили из загона громко блеющую козу, оттащили ее к алтарю и, не теряя ни секунды, перерезали ей горло.

Урсула застонала от досады:

– Они смертельно боятся медведей и пытаются задобрить их всеми этими жертвоприношениями, порой даже человеческими. Глупцы! Если бы они не делали этого, медведи в деревни и носа бы не показывали. А от постоянных подачек они разохотились на человечинку и домашний скот. Привыкли, что в деревнях всегда угостят чем-нибудь вкусненьким.

У юноши голова шла кругом, он почти не вникал в слова спутницы. Урсула велела эскорту унять беспорядки, и очень скоро молодые люди уже сидели перед весело потрескивающим огнем. Хотя Каспар был голоден, но есть не мог и лишь вяло отщипывал кусочки пищи.

Урсула внимательно поглядела на него.

– Пожалуй, новая роль подходит тебе больше.

– Правда?

Бывшая рабыня бойко обгладывала козлиную кость. Огонь сильно чадил, все кругом изрядно отсырело, да и сухие дрова, похоже, раздобыть здесь было нелегко.

Юноша пожал плечами, но не стал развивать свою мысль. И все же, как уверенно бывшая рабыня отдавала приказания своим солдатам: спокойно, решительно, но не резко. По всему видно, они готовы пойти за ней в огонь и воду. Но почему они выбрали Урсулу в предводительницы? Каспар просто понять не мог. Да и вообще, как она оказалась здесь? Зачем?

– Ешь, господин, – настойчиво сказала она.

– Я не господин тебе.

– Ты всегда останешься моим господином, – вкрадчиво произнесла девушка. – Как ты думаешь, почему я пришла сюда?

Каспар недоуменно поглядел на нее и заставил себя откусить кусок недопеченного хлеба.

– Не знаю. Я думал, что после того, как мы расстались, ты отправишься к Рейне. Но ты, судя по всему, решила вернуться на родину.

Урсула рассмеялась. Каспар улыбнулся ей и сам подивился тому, насколько легче стало у него на душе. Они так и улыбались, глядя друг на друга. Огромные карие глаза девушки радостно засверкали.

– Что тебя так смешит? – поинтересовался он.

– Да ты же и смешишь. Я понятия не имела, где моя родина. Я всего лишь следовала за тобой. Я волновалась за тебя.

– За меня? – изумился юноша.

– Ну да, господин. Я в долгу пред тобой.

– Ерунда! – торопливо выпалил Каспар, побаиваясь подобной ответственности.

– Я последовала за тобой – и пересекла линию рун. Они тянулись по земле в обе стороны, на много миль.

– Линия рун, – тупо повторил Каспар, внезапно вспомнив эту черту.

– Вот этих самых рун. – Урсула постучала себя по предплечью, изгибаясь, чтобы получше разглядеть таинственные значки на гладкой упругой коже. – Все, что осталось от меня, настоящей меня. Понимаешь, сначала я их не заметила. Почувствовала. Оказывается, я стояла прямо на них – и поглядела вниз. Все тело вдруг стало так странно покалывать, и я ощутила… Знаешь, звучит глупо, но я внезапно ощутила себя медведем. А потом вспомнила! Вспомнила, как уже стояла на том самом месте. Вспомнила лес и этот вулкан. Я держалась за чью-то руку, и все кругом чего-то боялись, ужасно боялись. Мы обернулись поглядеть назад, на родные края. Чудно, но все эти годы я помнила только руку.

Каспара пробрала дрожь. Ну до чего же ему это знакомо! Все детство его тоже преследовало ощущение, будто он забыл что-то важное и вот-вот вспомнит. Но воспоминания упорно ускользали. В два года он лишился матери и вновь обрел ее лишь в четырнадцать, а до того невыносимо страдал от одиночества, чувствуя себя заброшенным и никому не нужным.

Он тихонько сжал руку Урсулы, прекрасно понимая ее боль.

Девушка ответила ему удивительно сильным, яростным пожатием.

– Я всегда была никем. У меня даже имени своего не было. Лишь эти вот руны. И тут вдруг я их нахожу! И все вспоминаю! Поэтому-то я и сошла с твоего следа. Прости. – Она пристыженно опустила голову. – Вид этих черных гор и этого вулкана так взволновал меня, что я не могла думать ни о чем другом и бросила тебя в беде. Понимаешь, мне казалось, я тебе не нужна, ведь у тебя была Май.

Каспар молча сглотнул. Горло так сжалось, что он не мог вымолвить ни слова.

– Прости. Я все понимаю. – Не выпуская руки юноши, Урсула продолжала рассказ: – Я отправилась домой. Город стоит высоко в горах, на голых утесах, что поднимаются над густыми чащобами. Но я откуда-то знала все тропы в лесу. И когда я вошла в лес, все кругом притихло. Я чувствовала, что вокруг кишат медведи, слышала, как они ровно дышат, прислушиваясь к моему дыханию. Чувствовала их радость. Они медленно вышли ко мне. Меня всю жизнь любят медведи, но эти оказались особенными. Огромные медведи, мощные, красивые. Богоподобные медведи. Они приветствовали меня, как будто я вернулась домой. И когда я, наконец, дошла до цитадели, что стоит среди гор, рядом со мной шла добрая дюжина медведей.

На лице Урсулы застыл неземной восторг. Каспар не сдержал усмешки.

– Ты хотела бы вновь увидеть лица горожан? – закончил он за нее. Она кивнула.

– Но я сразу поняла – что-то не так. В этом прекрасном городе люди носили лишь звериные шкуры, пользовались самым примитивным оружием. Сверкающие черные камни строений растрескались, обвалились. Улицы, некогда такие красивые, превратились в горы руин. Лишь цитадель высилась, как и прежде.

Несколько минут она печально глядела в огонь, а потом продолжила:

– Эти дикари разговаривали на необычном, каком-то ворчащем, языке, но я сразу узнала его. При виде меня все они дрожали и бросались ниц у порогов своих жилищ, страшась, что я привела медведей, дабы отомстить. Не успела я понять, в чем дело, как они уже схватили двоих юношей и перерезали ИМ глотки, дабы умилостивить меня.

– Какой ужас!

Урсула кивнула. Однако, похоже, она была потрясена не так сильно, как была бы на ее месте любая кабалланка. Должно быть, томясь в рабстве, бедняжка повидала столько зверств, что теперь считала их неотъемлемой частью жизни.

– Ну вот, – продолжала она, – говоря в двух словах, они сделали меня своей предводительницей и все это, – она широко развела руками, словно обхватывая всю землю от горизонта до горизонта, – все это – мое королевство. На всем этом континенте лишь Императрица Оранская повелевает большей территорией.

Брови у Каспара поползли вверх. Слова Урсулы крепко его впечатлили.

– Внезапно я оказалась во главе королевства, которое надо приводить в порядок. Я все-таки послала людей и медведей искать тебя, но они сбились со следа в пустыне, где лежит только прах и пепел. Прости.

В ответ на ее сочувствие юноша лишь коротко кивнул. Но Урсула все продолжала извиняться.

– Думала, тебе ничего не грозит, а я неожиданно вернулась на родину. Разве ты не поступил бы на моем месте точно так же?

– Разумеется, – согласился он. – Так что там случилось?

– В смысле где?

– С самого начала. Как ты оказалась посреди океана?

– Судя по всему, выдалось несколько плохих лет подряд. Вулкан, что мирно спал много веков подряд, вдруг начал рокотать и испускать дым. Потом ветер переменился и принес с востока моровое поветрие, что убивало медведей и губило урожай. Медведи перестали представлять опасность для людей, а значит, и правящая династия, обладающая природным даром повелевать медведями, стала совсем не так необходима для выживания всего народа.

– Это и была твоя семья? – догадался молодой воин.

– Похоже на то. А потом с юга явилось жестокое и воинственное племя. Началась война. Правители – моя семья – оказались отнюдь не такими великими вождями, как твои родичи, и не могли отразить нападение без верных медведей. Погибло очень много народу. Разумеется, разразился мятеж. К власти пришли заговорщики, считающие, будто только они способны справиться с южными варварами. Мою семью бросили в темницу…

Урсула снова замолчала, глядя в землю, и сердито пнула мелкий камешек. Вздохнув, она перевела взгляд на огонь, словно вспоминая.

– Я тогда была совсем еще крошкой. Мать, желая спасти меня, убедила одну из женщин, что приносили нам пищу, вынести меня под платком. Тюремщица отдала меня няньке, а та повела через горы к морю и усадила на плот, надеясь, что течение отнесет меня на север, в соседнюю страну. Глупая женщина наслушалась всяких сказок про младенцев, которых отпускали по водам в ларце. В сказках эти младенцы всегда находили счастье – вот она и решила, что со мной будет так же.

Лицо девушки потемнело.

– Продолжай, продолжай, – попросил Каспар. Она невесело рассмеялась.

– Те самые ветра, что напустили на медведей мор и привели толпы варваров, обратили вспять могучее течение океана. Они так и продолжали дуть на запад, пока не перенесли меня через Тетис. Сама не знаю, как я выжила в этом долгом плавании. Мой плот выбросило на берег в Ориаксии. Один из сборщиков устриц взял меня к себе в семью, и я полюбила его, как родного отца. Но он предал мою любовь. Именно он продал меня в рабство Мамлюку.

– А твоя семья? – осторожно поинтересовался Каспар.

– Их всех казнили, чтобы задобрить варваров, – безжизненно ответила Урсула.

– Прости. Мне так жаль. Бывшая рабыня пожала плечами.

– Со временем ветер переменился. Медведи перестали болеть и вновь расплодились. Но уже некому было отгонять их от городов. Варвары, научившие мой народ приносить в жертву людей и животных, бежали восвояси. Само собой, жертвоприношения отнюдь не отпугнули медведей, и они принялись разорять всю страну, словно мстя за убийство моих родных. Гордая цивилизация, что простояла много тысячелетий, рухнула.

Каспар кивнул. Нетрудно вообразить, какой хаос воцарился в этих краях.

Урсула провела рукой по волосам и печально вздохнула.

– В страхе перед медведями люди бежали к озерам, в болота и пустыни. Но жертв приносить не перестали, а потому медведи потянулись за ними – точь-в-точь как бездомные псы за повозкой с отбросами.

Она сокрушенно покачала головой. Захваченный рассказом о трагедии девушки, Каспар даже забыл на время о собственных несчастьях.

Девушка оглянулась на жителей села – те сидели на почтительном расстоянии от огня, ожидая ее приказаний.

– Теперь мой народ рассеян по всем этим землям. И я должна заставить их прекратить жертвоприношения.

– А как ты управляешь медведями? – спросил молодой торра-альтанец.

– Сама не знаю. Да и никто не знает. Я спрашивала, но все говорят лишь, что мой отец, и отец моего отца, и мать отца моего отца от природы обладали теми же знаками, что и я. Судя по всему, моя семья наделена была неким даром. В каждом поколении непременно рождался ребенок с такими символами – он и наследовал этот дар. Идем, тебе надо отдохнуть и выспаться. У тебя очень усталый вид.

Урсула отвела юношу в хижину и молча остановилась, не сводя с собеседника глаз, словно ждала от него каких-то слов – или поступков. Стоя у порога, Каспар неуютно переминался с ноги на ногу.

Наконец девушка нарушила неловкое молчание.

– Мне так жаль Май.

Не поднимая взгляда, он кивнул.

– Мне тоже.

Спалось ему плохо. Юноша ворочался и метался на жестком ложе, прислушиваясь к рыку и урчанию медведей за стеной. Снова и снова во снах ему являлась мертвая Май и ее дочь, безжизненно лежащая на каменном алтаре. Старуха-знахарка стояла над ней, сжимая крохотное трепещущее сердечко. Невыносимый кошмар сменился иным сном, в котором какая-то женщина – Каспар мог разглядеть лишь ее силуэт – склонялась над спящим, тянулась к его груди, где покоился Некронд.

Юноша проснулся в поту, судорожно сжимая серебряный ларчик. Стояла глухая ночь. В хижине еще витал запах благовоний Урсулы. Но теперь Каспар твердо знал: этот сон – предупреждение и игнорировать его нельзя. Юноша натянул сапоги, закутался в медвежью шкуру и выскользнул во тьму.

Деревню окружало кольцо мерцающих огоньков – то тускло светились факелы дозорных. За ними вырисовывались огромные силуэты медведей, что бродили вокруг лагеря, точно гигантские сторожевые псы. В этих краях оставаться опасно – Некронду не место здесь, где бушует гражданская война. Урсула пытается собрать свой народ воедино, Яйцо ей куда как пригодилось бы.

Ясно одно: необходимо уходить, причем срочно. Существовала на то и вторая причина, не менее важная. При одной мысли о том, что могло случиться с Изольдой, у Каспара аж ладони вспотели, стало трудно дышать. Как он мог бросить малышку? Должно быть, горе затуманило ему рассудок! Юношу до сих пор трясло от ночного кошмара, в голове билась одна мысль. Вернуться к малютке! Нельзя терять ни минуты!

С трудом сдерживая себя, он принял самый небрежный вид и зашагал по деревне, глядя на звезды. Не спится человеку, ну что тут такого? Обменявшись приветственным кивком с одним из часовых, он побрел к загону в дальнем конце деревне. Надо надеяться, там найдется лошадь.

Над пепелищем витал ветер, поднимая тучи пепла, швыряя его в лицо всаднику. Саднящими от напряжения глазами Каспар наконец различил на горизонте синие силуэты гор. Юноша благодарно потрепал по холке косматую коротконогую лошадку. Надо же, такая неказистая доходяга, а несет его по ухабистой равнине и шаг не сбавляет.

В загоне для скота нашлось только четыре пони, судя по оставленным плохо пригнанной сбруей болячкам на шеях – тягловых. Каспар выбрал самую тощую, кинул в ее ясли горсть монет и украдкой выбрался из деревни. Только бы Урсула не держала на него зла за внезапный уход!

В глубине сердца он не хотел расставаться с Урсулой, но знал: нельзя рисковать. Нельзя оставаться рядом с той, что обладает такой властью и влиянием. А вдруг всю дорогу он чувствовал слежку именно Урсулы или ее прислужников? Вдруг она с самого начала охотится за Некрондом? И хотя Каспар не хотел этому верить, но всю ночь подхлестывал и подхлестывал пони. К утру дым деревни, где оставалась Изольда, уже вполне отчетливо вырисовывался над равниной.

Натянув лук, молодой воин огляделся, выискивая стадо диких ослов. Через час один из них, приношение племени, был уже убит и выпотрошен. Немного подумав, юноша вырезал у него мочевой пузырь, длинную жилку и обломок нижнего ребра. Ребро расщепил ножом и долго обтачивал, пока не получил примитивную иглу, которую и спрятал в карман. Остальное завернул в кусок шкуры, чтобы очистить на досуге.

Закинув осла на круп приземистой лошадки, он скоро достиг внешнего частокола вокруг деревни. Сердце так и подпрыгнуло в груди. У ворот поджидал Трог! Увидев хозяина, пес бросился вперед. Каспар присел на колени ему навстречу – и тотчас же полетел на спину, с такой силой впечатались ему в грудь мощные лапы обезумевшего от радости терьера.

– Трог! Уф! Перестань! – Мокрый язык неистово вылизывал лицо юноши. – Да фу же, Трог! Ну, как ты себя ведешь?

Каспар крепко обнял пса. Но тот уже отпихнул его и кинулся к дичи. Каспар хлопнул нахала по носу.

– А ну, отстань! Не про твою честь! Пес со свойственной ему несносной своевольностью продолжал тормошить окорок. Но Каспару было уже не до того.

– Ну, пойдем же! Где Изольда?

Крепко сжимая в руке уздечку, он быстро зашагал в деревню. Трог трусил за ним по пятам. Детишки на улице указывали на Каспара пальцами, взрослые изумленно глядели ему вслед. Не обращая ни на кого внимания, Каспар твердыми шагами подошел к хижине, где оставил Изольду. Отшвырнул занавеску у входа, недоверчиво оглядел кольцо народа, что собралось перед дочуркой Май. Схватил малышку и крепко прижал ее к груди.

– Я ее забираю, – с ледяным спокойствием в голосе заявил Каспар. – И с ней козу.

Его неожиданное появление и непреклонная решимость так напугали дикарей, что они даже слова не сказали, когда он показал им убитого осла, забрал козу и немедленно покинул деревню. Никто не побежал – должно быть, подобный выкуп их вполне устраивал. А может, они все еще подчинялись приказу Урсулы: ни в чем ему не препятствовать. Понимая, что должен как можно скорее выбраться из владений бывшей рабыни, юноша ударил пятками бока пони, на скаку осматривая Изольду.

Она оказалась пухленькой и чистенькой, аккуратно завернутой в теплые шкурки. На шее по-прежнему висела руна волка. Кормилица даже смастерила крохотный чепчик, чтобы прикрыть головку малышки, где начали пробиваться золотисто-рыжие кудряшки. Каспар поцеловал Изольду в лобик.

Когда деревня скрылась из виду, он устроил привал и принялся очищать мочевой пузырь и кусок жилы, что заранее вырезал у убитого осла. Покончив с этим делом, попробовал подоить козу. С непривычки в два счета разболелись пальцы, особенно большой. Коза, как ни странно, проявляла ко всей этой возне завидное равнодушие, хотя и умудрилась пару раз отдавить юноше ноги, задумчиво куснуть за плечо и дернуть за волосы. Скоро у него было уже вдоволь молока. Используя жилу как толстую нитку, новоявленный «нянька» кое-как зашил пузырь, превратив его в грубое подобие соски, а потом наполнил молоком и полюбовался произведением своих рук. Чуть-чуть молока просачивалось в дырки от иглы, но во всем остальном соска работала просто великолепно и Изольда жадно к ней присосалась.

Каспар привязал малышку себе на грудь, как это делала Май. Две маленькие ручонки цепко впились в одежду, малышка улыбнулась и лукаво заворковала. Юноша прижал ее к себе, и она заворковала еще веселее.

С легкой душой он двинулся в путь. Мерная поступь пони очень скоро укачала обоих, и, подремывая в седле, Каспар почувствовал, что теперь, когда на руках у него лежит ребенок Май, боль утраты стала чуть меньше.

– Прости, Изольда, я думал, что поступаю правильно, оставив тебя на попечение женщин, – виновато пробормотал он.

Трог беспрестанно задирал козу. В конце концов, выведенный из себя, Каспар ухватил пса за шкирку и втянул в седло. Но даже и там терьер барахтался, скулил и хищно поглядывал на козу.

– Трог, а ну, перестань! – рявкнул торра-альтанец.

До него постепенно начало доходить, что на самом-то деле больше всего его раздражает постоянный плач малышки. Хотя юноша кормил ее, менял пеленки и пытался развеселить, легонько подбрасывая перед собой, девочка не умолкала. Когда ему начало казаться, что все, больше он не вынесет, малютка внезапно уснула. Теперь можно было ненадолго расслабиться и спокойно подумать, хотя коза постоянно шарахалась от Трога и натягивала поводок, а коротконогая лошадка сердито брыкалась. Но вот как раз за пони-то он и не волновался – такая крепкая ширококостная животинка могла легко снести и большую тяжесть.

– Ну вот, Изольда, – произнес Каспар вслух, радуясь, что ему снова есть с кем поговорить. – Что делать-то будем?

Вообще-то ему нередко приходилось беседовать с Трогом, но человек, пусть даже неразумный младенец, который все равно спит и ничегошеньки не понимает, это же совсем другое дело. Однако когда Изольда проснулась, он начал подозревать, что она понимает большую часть его слов. Эти глаза, огромные детские глаза следили за ним так пристально и так живо, что становилось даже как-то не по себе. Их цвет заметно изменился, приобрел занятное сходство с Брид – у той тоже были такие же большущие, ярко-зеленые глазищи.

Вот у Май глаза были карими. Вообще-то Каспар надеялся, что Изольда будет похожа на мать, надеялся, что какая-то частица души Май вдруг выглянет на него из глаз ее ребенка. Но нет. Изольда вышла совсем особенной, ни на кого не похожей. Она лежала у него на руках – такая тепленькая, уютная, он всю дорогу баюкал ее и любовался маленьким личиком. Теперь Каспар не намечал никакого маршрута, а предоставил волю лошадке и постепенно заметил, что они направляются на запад, обратно к побережью. Через два дня они взобрались на гряду голых холмов и пересекли линию вырезанных на земле непонятных символов. Здесь кончались владения Урсулы. Каспар облегченно вздохнул, хотя сердце его и сжалось на миг от печали.

– Я думал, что поступаю правильно, но на самом деле не должен был бросать тебя одну ни на минуту, – сообщил он малышке.

Головка ее постукивалась о его грудь, щечка прижималась к рубашке.

– Но места, где бы оставить ЕГО, я так и не нашел, – продолжал юноша, высказывая вслух свои мысли, что снова и снова обращались к Некронду и тяжкой участи стража Яйца.

Еще несколько дней спустя Каспар вдруг придержал коня и сощурился. Море! Невольно, сам того не желая, он вернулся к побережью и глядел теперь на великий Тетис.

– Ох, Изольда, коли уж я не могу найти надежного места, чтобы оставить Некронд, единственное, что остается, – отвезти его домой. Там он был в большей безопасности, чем где-либо еще. По крайней мере мама хотя бы подскажет мне, что делать дальше. Мама…

Он посмотрел на ребенка, всем сердцем вдруг понимая: надо отвезти Изольду к его матери. Только она способна достойно позаботиться о девочке. Надо вернуться домой!

Сидя на вершине утеса и заботливо прикрывая Изольду от ветра, торра-альтанец тоскливо глядел на запад. Огромные волны гулко бились о скалы внизу. И ветер, что поднимал эти волны, всегда дул лишь с запада. Но должен, должен найтись какой-то способ!

– О, Великая Мать, как мне добраться домой? – спросил юноша у ветра, оглядывая побережье.

Урсула, помнится, рассказывала, как нянька пустила ее по воле волн, надеясь, что девочку прибьет к какой-нибудь рыбацкой деревушке на севере. Где есть деревня, там найдется и лодка. А лодка – надежда на возвращение.

Неделю спустя, обогнув несколько совсем крошечных селений, молодой воин наконец набрел на деревню вполне приличных размеров. Сделав глубокий вдох, он решительно поскакал туда. Стук копыт пони по твердой, наезженной земле заглушали пронзительные крики серебристых чаек, что ссорились над отходами, выброшенными с рыбачьих лодок после недавнего улова.

Жители деревушки оказались пониже и похлипче народа Урсулы, зато не в пример цивилизованней и ухоженней лесных дикарей. Они улыбались, кивали и вообще производили впечатление людей дружелюбных, чему Каспар от души порадовался. Вот только любопытством они отличались невероятным. Юноше было практически нечего предложить им в уплату за гостеприимство, но ему и так распростерли объятия и надавали уйму всякой еды, даже рыбную похлебку для малышки.

Радушие этого народа просто поражало, но рыбаки и друг с другом держались точно так же: открыто и дружелюбно. Вскоре Каспар уже настолько освоился, что посвятил их в свои планы. Ему нужна лодка. Он указал на крохотное парусное суденышко и вытащил из кармана несколько золотых монет. Рыбаки вежливо пожали плечами, но никакого интереса к его словам не проявили.

– Мне нужна лодка, – старательно выговорил торра-альтанец на их языке. – Нужно переплыть Тетис.

Для вящего эффекта он несколько раз показал на запад, на себя и снова на запад.

Рыбаки яростно затрясли головами. Несколько человек поднялись с места и принялись разыгрывать целую пантомиму: усердно раздували щеки и поднимали руки, изображая ветер и морское течение, что не позволяет странствовать в том направлении. Один из них на минуту выбежал и вернулся с большим обломком доски. Каспар с интересом увидел, что там вырезано название: «Королева морей Ории». Судя по названию, доска эта осталась от какого-то ориаксийского судна, что потерпело крушение посреди океана.

Похоже, умы рыбаков необыкновенно будоражила эта находка, приплывшая по безбрежным водам из неведомой земли, куда им никогда не суждено попасть. Лишь крохотное послание иного мира добралось к ним по воле прилива и вечно дующих на восток ветров.

Помимо обломка доски к их берегу прибило и несколько бочонков – предмет особой радости рыбаков. По виду бочек Каспар мгновенно понял, что там хранится пиво или вино. Должно быть, их во время шторма просто смыло за борт волной.

Старейшина деревни любовно похлопал по бочонку, вытащил длинную тонкую затычку, нацедил в деревянный кубок темно-золотистой жидкости и с поклоном протянул Каспару. Юноша осторожно глотнул. Крепкий свежий напиток обдирал горло. Но все равно, здорово.

– Ориаксийский мед, – вынес вердикт юноша. – Любимый напиток борона Бульбака. Ценится по всему королевству.

Само собой, рыбаки не поняли ни слова, но ему было так приятно произнести это вслух. Точно весточка с родины.

Гостеприимные селяне принесли еще еды, а детишки сбежались поиграть с маленькой. Трог деловито сновал взад и вперед по берегу, обнюхивая каждый камень, нет ли под ним морских змей. Пока что поиски, к глубокому удовлетворению Каспара, успехом не увенчались.

– Пробудем здесь еще три дня, – сказал юноша Изольде. – Пока луна не станет полной.

Малышка следила за ним с пристальным интересом. Он опустил ее на песок, но Изольда все пробовала запихивать его в рот, а когда Каспар снова взял ее на руки, сердито расплакалась.

– Ну-ну, сейчас мы найдем, чем тебе поиграть, – пообещал он, скидывая медвежью шкуру, чтобы уберечь крошку от песка. – Хочешь свою руну?

Юноша снял с шеи малышки шнурок и, глядя, как Изольда забавляется с руной, ощутил вдруг непонятное умиротворение. Пусть он все не мог придумать способ вернуться домой, общество ребенка приносило ему огромное облегчение. Изольда то вертела руну в ручках, то принималась ее сосать.

Каспар все пытался придумать, как обхитрить силу ветра. Сперва Изольда играла руной, но скоро снова отвлеклась и раскапризничалась. Каспар испробовал все приемы, выработанные им с Май для увеселения малышки, но ни один не сработал. Она немножко попила и снова захныкала. Пришлось пускать в ход игрушки. Как ни любила Изольда руну, но все же явно нуждалась в разнообразии. Юноша привязал к шнурку несколько лоскутиков и ложку, но Изольда их гордо проигнорировала.

– А вот, по-моему, просто здорово, – обиделся Каспар за свое творение.

Малышка вяло покачала шнурок в ручке и выронила. Не успел Каспар подобрать его, как Трог, не теряя времени, выхватил игрушку у него из-под рук и весело помчался прочь, прыгая и мотая головой. Ложка при этом молотила его по лбу, от чего он расходился еще больше.

Толку бежать вдогонку не было ни малейшего. Каспар знал: Трог не отдаст добычу, пока не разорвет на клочки. Не тратя сил понапрасну, юноша снова начал перебирать пожитки, прикидывая, чем бы развлечь Изольду. Отвергнув по очереди ножи, стрелы и пустые флаконы, как слишком опасные предметы, а также лук, как слишком ценный, он полез во внутренние карманы и нашел там две вещи: мешочек рун, снятый с тела Май, и лунный камень из Иномирья.

При взгляде на лунный камень юноше сделалось не по себе. Ему не нравилось ничего, что напоминало об Иномирье. Уж не этот ли камушек принес ему злую удачу? Однако глаза малышки так и вспыхнули. Что есть силы суча ножками, она потянулась к сверкающему камню. Каспар еще не видел, чтобы она что-нибудь сжимала обеими ручками с такой жадностью. Заполучив камень, крошка торжествующе засмеялась и немедленно потянула добычу в рот. На счастье, лунный камень был довольно велик, размером с куриное яйцо.

Каспар обрадовался – приятно, когда малютка такая веселая.

– Знаешь, – вздохнул он, – я и не представлял, сколько сил требуется матерям на возню с детьми. Я-то думал, полеживай себе день-деньской и горя не знай.

Изольда позвякивала мешочком с рунами и обсасывала лунный камень. Каспар сидел рядом, глядя на запад. Как же теперь быть? Сам того не замечая, он вытащил серебряный ларчик и принялся поглаживать холодный металл. Но поймав себя на этом, торопливо спрятал ларчик обратно. Опять тянет к проклятому Некронду!

Шрам на голове вновь зачесался. Каспар настороженно огляделся по сторонам.

Трог вдруг зарычал, и малышка запищала от страха, напрягшись всем телом. Ручки у нее затряслись. Юноша подхватил ее, выронив мешочек с рунами и лунный камень на землю.

– Ну что ты, что ты. Просто Трог зарычал немножко. Просто Трог, только и всего, – заворковал он, впрочем, не слишком тревожась.

Он уже слышал, как она так пищала, когда напугалась его громкого чиха. Молодой воин крепче прижал девочку к себе, но она замолчала, лишь когда он снова отдал ей лунный камень.

Слегка опьянев от меда, он растянулся на теплом песке, убаюканный довольным воркованием малышки и лениво размышляя, всегда ли гул моря и ветра так усыпляет. Но долго пролежать ему не удалось.

– Трог, фу! Брось! Трог, это Изольдино! – сердито прикрикнул он, когда терьер вырвал из рук малышки лунный камень и, счастливый донельзя, огромными прыжками понесся прочь.

Скача по мелководью, пес подбрасывал камень пастью и снова ловил его, от души наслаждаясь забавой. Но вдруг замер на месте, поджал хвост и кинулся обратно на пляж.