Владыка башни

Жена генерала позволила мне удалиться, когда над дымящимся городом занялся рассвет. Звуки битвы к тому времени стихли, но с сообщением о капитуляции города никто так и не прибыл, а нескончаемый поток раненых воларцев, выбиравшихся через проломы в стене, показывал, что до победы ещё далеко. Все раненые были вольными мечниками – рабов, разумеется, бросали истекать кровью там, где они упали.

Пока генерал предавался утехам со своей рабыней, я рассказывал его жене все, что знал об Аль-Сорне. Все без утайки, и это заняло у меня несколько часов, на протяжении которых Алльтор дымился перед нашими взорами. Ей было любопытно все, она буквально засыпала меня вопросами, хотя у меня сложилось впечатление, что её представления о талантах Убийцы Светоча весьма причудливы.

– И ты ни разу не видел, чтобы он воспользовался своим великим даром, о котором говорят люди? – спросила она, выслушав одну из множества историй о приключениях Аль-Сорны в империи.

– Он не более чем человек, хозяйка, – ответствовал я. – Тренированный и коварный, что правда, то правда. Его проницательность простаки принимают за магию, но я ничего такого никогда не замечал. Он не умеет читать мысли, не разговаривает с животными или душами умерших.

– Как ты думаешь, когда Аль-Сорна предстанет пред лицом моего возлюбленного супруга, проявит он это своё коварство? Скажем, какой-нибудь хитроумный план спасения города от разрушения?

Сардонические интонации в её голосе подтвердили мои подозрения о глубоком фатализме этой женщины. Создавалось впечатление, что в мире для неё нет ничего нового и что она уверена в предопределённости и неизбежности всего происходящего, пусть даже исход этот пока воплощён не до конца.

– Думаю, это так, хозяйка.

– Значит, он ещё и великий стратег, – тихонько засмеялась она. – Видала я стратегов. Один настолько уверовал в свою счастливую звезду, что спалил пятьдесят тысяч человек в болоте, полном земляного дёгтя. Скажи мне, если бы во главе королевской гвардии сегодня стоял Аль-Сорна, результат осады остался бы тем же?

Вопрос был щекотливый, и она прекрасно знала, что любой мой ответ на него смертельно для меня опасен.

– Мне сложно судить, хозяйка.

– О, я полагаю, совсем не сложно, особенно для такого специалиста в военной истории, как ты.

Её тон не допускал возражений, и я должен был дать ответ, зная, что, какими бы льстивыми похвалами её мужу я его ни сопроводил, моя неискренность тотчас же будет замечена и отвергнута.

– Владыка битв оказался слишком самонадеян, – осторожно сказал я. – Он не предвидел, что может случиться измена одного из союзников. Аль-Сорну так легко провести бы не удалось.

– А как насчёт числа осаждающих? Ты сам писал, что это один из решающих факторов.

– В Лехлунском оазисе Аль-Сорне удалось обратить в бегство элитные части имперской армии, хотя у него было лишь несколько сотен человек. Если бы под Алльтором имелся хоть малейший шанс на победу, он бы его использовал.

Женщина приподняла бровь. Меня прошиб пот, я осознал свою ошибку и с бьющимся сердцем поспешно добавил:

– Хозяйка.

– А я уж было подумала, ты забыл, кем являешься, – протянула она.

– Простите меня, хозяйка… – забормотал я, но женщина жестом приказала мне замолчать и вновь посмотрела на дым, висевший над городом.

– У тебя есть жена, милорд Вернье? – спросила она после паузы. – Семья, ждущая тебя в Альпире?

Здесь думать было не о чем, отвечать на подобные вопросы мне приходилось часто.

– Я был слишком занят работой, чтобы позволить себе отвлекаться на подобное, хозяйка.

– Отвлекаться? – Она с улыбкой посмотрела на меня. – По-твоему, любовь – это отвлечение?

– Я… не знаю, хозяйка.

– Лжёшь. Ты кого-то любил и потерял. Кем же она была, хотелось бы знать? Прилежная девочка, благоговевшая перед великим учёным? А стихов она тебе не писала часом? – Женщина скорчила издевательски-печальную физиономию.

Несмотря на мой всепоглощающий страх, я возненавидел её в этот миг так сильно, что готов был выкинуть за борт и хохотать, глядя, как она тонет. Однако я предпочёл более безопасный путь – я соврал:

– Она умерла, хозяйка. Во время войны.

– Понятно. – Она поморщилась и отвернулась. – Грустная история. А тебе пора отдохнуть. Утром мой возлюбленный супруг, без сомнения, заставит тебя описывать происходящую бойню.

– Благодарю вас, хозяйка. – Я поклонился и пошёл к трапу в мою каюту, стараясь не сорваться на бег. Врождённая жестокость её мужа ужасала меня, но теперь я понял, что на корабле есть ещё более опасный человек: его жена.

Проспал я где-то около двух часов. Мне вновь снились кровь и хаос, которые сопровождали сокрушительное поражение королевской гвардии. Лицо владыки битв, когда тот увидел, как предатели разворачиваются и атакуют его собственный фланг… Брат Каэнис, пытавшийся удержать бегущих людей…

Проснувшись, я заставил себя проглотить кашу-размазню, оставленную у моей двери, и несколько часов приводил в порядок свои записи, превращая их в приемлемый, то есть недостоверный, рассказ о воларском штурме. Я особо отметил тщательную подготовку к длительным боям внутри городских стен, прозорливо проведённую генералом.

Некоторое время спустя меня затребовали на палубу. Оказалось, что созван военный совет. Старшие офицеры толпились вокруг стола с картой, а сам генерал слушал отчёт командира подразделения.

– С помощью поджогов нам удалось кое-чего добиться, ваша честь, – докладывал человек с усталым, покрытым гарью лицом. – Однако они быстро сориентировались и начали создавать проёмы между улицами, чтобы пожары не перекидывались из одного квартала в другой. Ко всему прочему, город построен из камня, а камни плохо горят. Что же до личного состава… Огонь не знает своих и чужих, так что среди наших солдат обгоревших не меньше, чем у противника. Наш боевой дух… ослаб.

– Ну, если ваши подчинённые сели в лужу, – ответил генерал, – у нас есть достаточно «лекарей», которые пропишут им кнута. Это прекрасное лекарство для лентяев. – Он повернулся к командиру вольных мечников – чумазому, со свежей раной на шее. – Вот взять хотя бы вас! Сколько порок вы произвели ночью?

– Четыре, ваша честь, – хрипло ответил тот.

– Значит, сегодня устройте шесть! – Он оглядел офицеров в поисках следующей жертвы. – Теперь вы! – Его палец ткнул в человека, одетого в форму мастера баллист и патерелл. – Помните мою маленькую хитрость с пленными? Вы использовали её?

– Так точно, ваша честь, – подтвердил тот. – Пятьдесят отрубленных голов было переброшено через стены, как вы и приказывали.

– И что?

Мастер запнулся, его выручил командир дивизии:

– У врага тоже были пленные, ваша честь. В ответ они перебросили нам пятьдесят голов через баррикады.

– Ведьма постаралась, как пить дать, – пробормотал командир батальона варитаев.

Глаза генерала сверкнули, а его палец, словно копьё, впился в мужчину:

– Так, это ничтожество разжаловано в рядовые. Уберите его с моих глаз, и чтоб сегодня же шёл в атаку в первом ряду. – Он снова уставился на карту, пока «негодяя» оттаскивали прочь. – Всё это противоречит здравому смыслу и опыту, – проговорил наконец генерал. – Если стены города пали, победитель пожинает плоды своей победы, грабит и насилует. И так было всегда. – Он поднял на меня взгляд. – Я прав, мой учёный раб?

Это могло быть как ловушкой, так и откровенным невежеством: в обоих случаях у меня не было времени на сочинение красивой лжи.

– Простите меня, хозяин, но не совсем. У нынешних… затруднений существуют исторические параллели.

– Параллели, – тихо произнёс генерал и вдруг взорвался коротким лающим смехом, офицеры с готовностью вторили ему. Генерал как бы беспомощно развёл руками и приподнял брови. – Так просвети же нас, тёмных воларских дураков, о великий Вернье! Когда и где были эти параллели?

– В Кузнечном веке, хозяин, около восьми сотен лет назад. В войне, которая выковала Воларскую империю.

– Я сам знаю, когда был Кузнечный век. Понял, альпиранский паскудник? – Он смотрел на меня, едва подавляя ярость, и тут во мне созрела уверенность, что жизнью я обязан единственно его жене. – Можешь продолжать, – буркнул он, когда его гнев немного утих.

– Город Кетия, – сказал я. – От этого названия произошло наименование провинции Эскетия. Кетия дольше всех сопротивлялась империи, и прошёл почти год, прежде чем пали её стены. Но сражение на этом отнюдь не закончилось. Их король, знаменитый воин и, как повествуют легенды, сильный маг, воодушевил людей на подвиг стойкости, выходящий за пределы воображения. Каждый дом стал крепостью, каждая улица – полем битвы. Ужас и отчаяние охватили имперских солдат, им стало казаться, что этот город не будет взят никогда.

– Но он был взят, – прервал меня генерал. – Я своими глазами видел руины Кетии.

– Да, хозяин. Переломный момент наступил, когда Совет назначил нового командующего, Вартэка, известного в летописях как Остриё Копья. Своё прозвание он получил потому, что всегда сам вёл в атаку своё войско и первым встречал врага. Его бесстрашие вернуло солдатам утраченную отвагу. Потребовалось ещё несколько недель боев, но Кетия пала, все её мужчины были убиты, а женщины и дети угнаны в рабство.

Воцарилась мёртвая тишина. Генерал взирал на меня в немой ярости. Я же стоял тише воды, ниже травы, с совершенно бесстрастным лицом. Мои преданные читатели поймут, что в словах вашего покорного слуги нет смелости. Я вовсе не намеревался оскорбить генерала очевидным подтекстом своего рассказа. Я просто подчинился приказу, поведав хозяину об историческом факте – в том виде, в каком его описали летописцы.

– Мой благородный супруг. – На палубе очень вовремя появилась Форнелла, одетая в простое платье из белого шёлка и алую атласную шаль. Подойдя к генералу, она поставила перед ним кубок вина. – Выпейте, мой благоверный муж. Возможно, это отвлечёт вас от заплесневелых басен моего глупого, но весьма дорогостоящего раба.

Генерал медленно поднял кубок и отпил, не сводя с меня налитых кровью глаз, из чего я заключил, что наказание будет суровым.

– Сколько рабов мы захватили в этой провинции? – спросил он, повернувшись к командиру подразделения.

– Не так много, как в других, ваша честь. Около трёх тысяч.

– Возьмёшь пять сотен голов к завтрашнему утру, – объявил генерал мастеру катапульт. – Сначала – ослепить. Хорошенько помучьте их перед отсечением головы – так, чтобы те, на баррикадах, услышали. Заставьте их взывать к родственникам. Наши пленные, которых они обезглавят в ответ, невеликая потеря. Только трус попадает в плен. Если город продолжит сопротивление, на следующий день обезглавишь тысячу. – Генерал осушил кубок, швырнул его в воду и улыбнулся мне. – Видишь, раб? Я тоже знаю, как войти в историю.

Глава первая Рива

– Я этого не надену!

– А оно бы очень подошло к твоим волосам. – Велисс, улыбаясь, держала бледно-голубое платье, от которого возмущённо пятилась Рива. – Хотя бы примерь!

– Моя одежда где?

– Сожжена, надеюсь. Племяннице владыки фьефа не подобает расхаживать в лохмотьях.

– Тогда я буду ходить в этом.

На Риве была простая хлопковая сорочка, которую оставила служанка, приносившая завтрак. В эту комнату Риву ночью проводили стражники, пока другие переворачивали вверх дном весь дворец, обыскивая, по приказу Велисс, каждый уголок в поисках затаившихся злоумышленников. Риву не интересовала вся эта суета. Обессилев от горя и отчаяния, она шла, куда ей говорили, и даже не слышала обращённых к ней вопросов. «Убейте её», – сказал священник. «Убейте её…»

В комнате стояла широкая кровать, на которую Рива и свалилась, свернувшись клубочком и ненавидя себя за слёзы, текущие по лицу. «Убейте её…» Она заснула и спала, точно мёртвая, без сновидений. Проснувшись, обнаружила, что лежит голышом под простынями, а служанка ставит поднос с завтраком на туалетный столик. За дверью маячил гвардеец. Рива не могла понять, как это она впала в такое забытье, что позволила себя раздеть и даже не проснулась.

– Я бы не возражала. – Велисс посмотрела на Риву с нескрываемым восхищением. – Но, боюсь, твой дядя будет признателен, если ты проявишь чуть больше скромности. – Женщина положила платье на кровать, продолжая с улыбкой смотреть на Риву.

– Сама-то ты не больно благопристойна, – буркнула Рива, беря платье.

Велисс рассмеялась и направилась к двери.

– Когда будешь готова, гвардеец проводит тебя к нам.

Её дядя был в саду. Сидел за небольшим столиком посреди подстриженных кустов в компании бутылки вина, уже на три четверти пустой, хотя ещё не пробил десятый колокол. Рядом с бутылкой лежал меч, который она украла накануне ночью. Поодаль стояла госпожа Велисс и читала свиток.

– А вот и моя храбрая племянница! – радушно улыбнулся владыка фьефа и поднялся навстречу Риве. Она позволила ему себя обнять, поморщившись от перегара, когда он целовал её в щеку.

– Откуда вы знаете моё имя? – спросила она, когда он оставил её в покое.

– Но ведь тебя так назвали бабушка с дедушкой? В честь неё, да? – Он указал на пустое кресло и вернулся к столу. – Я очень рад тебя видеть.

– Бабушка с дедушкой? – переспросила Рива, оглядывая сад. «Как много тут гвардейцев».

– Ну да. – Дядя, похоже, выглядел озадаченным. – Они же тебя воспитывали, разве нет?

Рива моментально позабыла о бегстве. Подошла к креслу и села.

– Они давно умерли. Как и моя мать. А мой отец… – Она запнулась. Об отце он и сам все знал. – Почему вы не приказали меня убить?

– И какой же я после этого был бы дядя? – рассмеялся он и подлил себе ещё вина.

– Вы знали мою мать?

– Разумеется. Не так хорошо, как твой отец, конечно, но я помню её прекрасно. – Его покрасневшие глазки ощупывали её лицо. – Она была очень красивая. И очень весёлая. Неудивительно, что Хентес в нее влюбился. Увидев тебя, я решил, что это её призрак явился мне на помощь. Ты – её точная копия, вот только глаза… Глаза у тебя как у Хентеса.

«Влюбился в нее?» Священник камня на камне не оставил от иллюзий насчёт истинных отношений её родителей. «Твоя мать была дешёвой шлюхой, – просто сказал он ей. – Одной из многих, которые вились вокруг Истинного Меча ещё до того, как Отец осенил его своим Словом. У тебя есть шанс искупить её грех, придав смысл своему позорному существованию».

– Не будь она служанкой, он бы наверняка женился на ней, – продолжал её дядя. – Надо было видеть гнев твоего деда, когда он узнал о твоём скором появлении на свет. У Хентеса были, конечно, и другие женщины, как и другие бастарды, но никого он не захотел оставить при себе. Твоей матери вручили изрядную сумму денег и отослали обратно на ферму к её родителям, а самого Хентеса наш отец отправил на нильсаэльскую границу гоняться за бандой каких-то головорезов. Потом до нас дошли сведения, что твоя мать умерла при родах. Не удивлюсь, если именно горе сделало его столь безрассудным. Прежний Хентес ни за что не стал бы атаковать лучника, стоящего в тридцати футах.

– «Даже будучи грешником, человек, ставший впоследствии Истинным Мечом, никогда не бежал своего долга, – процитировала Рива. – Служа людям, он был ранен разбойничьей стрелой. Днями и ночами страдал он от боли, впал в забытье, и тогда Слово Отца пробудило его к новой жизни».

– Так ты знаешь одиннадцатую книгу?

– Слово в слово.

«Он вбивал её в меня до тех пор, пока я не запомнила текст лучше него самого».

– Тот человек, который явился сюда прошлой ночью? Ты ведь знакома с ним, верно?

Рива кивнула, у неё внезапно перехватило дыхание.

– Тогда ты должна назвать его имя, – произнесла госпожа Велисс, глядя на неё поверх свитка. – Его сообщник, тот, которого ты ранила, упорно не желает нам его сообщать.

– Вряд ли он его вообще знает. Сыновья редко пользуются именами, даже общаясь друг с другом.

– Сыновья… – выдохнул владыка фьефа и пригубил вино. – Ну конечно, кто же ещё? Вечно эти проклятые Сыновья.

– Не только Сыновья, – проговорила Велисс, разглядывая Риву с тем же наглым любопытством, которое уже продемонстрировала в спальне. – Вот и дочь объявилась.

– Племянница, – тускло произнёс он. – Она моя племянница, советник.

– Не стоит превратно истолковывать мои слова, милорд. В конце концов, я тоже обязана своим спасением этой интересной юной девушке. Я не хочу ничего иного, кроме как отблагодарить её.

– А этот раненый пленник, он не сказал больше ничего? – оборвал её владыка.

– Все его показания тут. – Она бросила пергамент на стол. – Обычный бред фанатика. Возвращение фьефа под длань Отца, свержение власти еретиков… Потребовалось приложить усилия, чтобы он стал более покладистым.

– Служанка, значит, – сказал лорд Мустор, пробежав глазами свиток. – Вот как они проникли внутрь.

– Похоже, она им сочувствовала и никак не ожидала, что наградой станет перерезанное горло. Впредь мне нужно будет тщательнее отбирать прислугу. Я приказала обыскать её комнату, но сомневаюсь, что там найдётся что-нибудь интересное. – Она повернулась к Риве, и выражение её лица стало жёстким. – Так как же его имя?

– Я никогда его не знала, – ответила девушка. – Священники никому не называют имён, полученных от Отца.

Велисс и владыка фьефа переглянулись, в её глазах светилось торжество.

– Это ещё ничего не значит, – предостерегающе произнёс он.

– Пока не значит. – Госпожа Велисс резко оттолкнулась от стола. – Хотя и приоткрывает новые возможности для допроса нашего заключённого. С вашего позволения, милорд. Госпожа. – Она поклонилась Риве и пошла прочь, но задержалась у её кресла и положила руку девушке на плечо. – Ах да. У меня есть для тебя подарок. В знак моей признательности, если можно так выразиться. С минуты на минуту он будет здесь. – Она подмигнула и решительно направилась по посыпанной гравием дорожке в сторону дворца.

– Она будет его пытать? – спросила Рива.

– Ну, не так вульгарно, – ответил дядя. – По крайней мере не больше, чем понадобится. Госпожа Велисс прекрасно разбирается в зельях, которые развязывают язык, а заодно – и разум, так что её допрос простой пыткой не назовёшь. Конечно, манеры моей советницы могут показаться несколько… грубоватыми, но она предана нашему фьефу и мне лично, можешь не сомневаться.

– Мне не нравится, как она на меня смотрит.

– Воспринимай это как комплимент. – Лорд Мустор захохотал и плеснул себе ещё в кубок. – Она довольно разборчива.

Рива решила, что не желает углубляться в эту тему, и потрогала рукоять меча.

– Вы спасли его, – произнесла она. – Сохранили. Благодарю вас за это.

– Меч твоего прадеда? – непонимающе нахмурился Мустор. – Да он всегда висел в зале для фехтования, сколько себя помню. Меня удивляет, что ты забралась сюда, чтобы его украсть.

– Прадеда? – хрипло переспросила она, отдёргивая руку. – Я думала…

«Я зашла так далеко, и все впустую».

– Думала, он принадлежал Хентесу? – понимающе подмигнул он. – Что это – клинок Истинного Меча? Да, знатная была бы реликвия, хотелось бы мне его иметь.

– Так он не у вас?

– Остался где-то в Высокой Твердыне, когда Хентес погиб. К тому времени, когда мне пришло в голову его найти, там уже было пусто. Надо было поинтересоваться у Аль-Сорны, чтобы попытал насчёт меча своих полковых крыс, но в то время моя позиция была не настолько сильна.

– Выходит, все напрасно, – прошептала Рива. – Я прошла столько миль, лгала, калечила, убивала, и все было напрасно. Я ищу то, что потеряно навсегда.

– Священник, да? Это он тебя послал?

– Он послал меня на смерть, теперь я это вижу. Аль-Сорна был прав. Мне предстояло стать ещё одной жертвой, чьё имя сплотило бы возрождённых Сынов Истинного Меча. Для этого меня и готовили. Готовили меня в мертвецы с тех самых пор, когда я пешком под стол ходила.

– Так ты совсем не помнишь своих бабушку с дедушкой?

– Почти нет. Только лица, которые я когда-то видела. Кажется, добрыми, но далёкими, словно сон. Тогда как лицо священника было очень реально, каждое его слово заключало в себе правду Отца. Вот только он оказался лжецом. Что же мне теперь делать, дядя? Что мне думать о любви Отца? – Слёзы вновь хлынули у неё из глаз, и ей пришлось вытирать их дурацким кружевным рукавом своего платья.

Лорд Мустор допил вино и махнул слуге, чтобы принёс ещё бутылку.

– Позволь, я раскрою тебе один секрет, моя дорогая племянница. – Владыка пододвинулся поближе, переходя на шёпот. – Наверное, я кажусь тебе безбожным грешником, но я никогда не сомневался, что Отец следит за мной. Я чувствую это, каждый день и каждый миг я ощущаю, насколько тяжело его… разочарование.

Рива не смогла сдержать смех, веселье и слёзы смешались на её лице.

– Однако есть ещё кое-что, – продолжал дядя. – Кто, если не сам Отец Мира, мог сделать мне столь великий дар? Подарить спасение и племянницу в ту ночь, когда убийцы явились, чтобы расправиться со мной? Если ты скажешь, что Отец тут ни при чём, я тебе не поверю. – Он оглянулся, заслышав звук открывающихся ворот. – А! Вот и подарок советницы.

Рива в ужасе вскочила. К ним приближались четверо гвардейцев, толкавших перед собой широкоплечего парнишку. Они остановились, и Рива подбежала к ним. Под глазом у Аркена лиловел здоровый синяк.

– Что вы с ним сделали?

– Простите, милорд, – сказал сержант, обращаясь к Мустору. – Как только мальчишка нас увидел, он сиганул в окно постоялого двора. И сколько мы его ни увещевали, не хотел нас слушать.

– Я же говорила, чтоб ты меня не ждал. – Рива дотронулась до его синяка и нахмурилась.

– Не хотелось одному тащиться в Пределы, – робко улыбнулся Аркен.

Владыка фьефа кашлянул.

– Знаешь, – сказала Рива, – похоже, мы всё-таки остановимся у моего дяди.

В услужение ей дали горничную, тихую, немногословную женщину, однако по её бегающим глазкам Рива поняла, что истинной её работой был шпионаж для госпожи Велисс. Также ей выдали множество платьев и поселили в покоях, расположенных под апартаментами лорда Мустора и его советницы. Риву беспокоило, почему при этом Аркена поселили в дальнем крыле.

– Он просто мой друг, – возмутилась Рива, отвечая владыке фьефа за завтраком на следующий день.

– Азраэльский друг, – уточнил он.

– Как и госпожа Велисс, – парировала Рива.

– Благодаря последнему обстоятельству я наловчился отвечать на насмешки борцов за независимость нашего фьефа. Если ты хочешь стать моей официально признанной племянницей, тебе потребуется… определённая сдержанность.

Рива решила промолчать по поводу того, что лекцию о сдержанности ей читает такой потаскун.

– Вы сказали, официально признанной?

– Да. Тебе этого не хотелось бы?

– Я… не знаю. – На самом деле Рива понятия не имела, что делать дальше. Священник оказался лжецом, меч – сказкой, а любовь Отца… – Я подумывала отправиться в Северные пределы, у меня там друзья.

– Аль-Сорну имеешь в виду? – кисло заметил лорд Мустор.

Похоже, Рива встретила наконец-то человека, который не был в восторге от её наставника. – Не уверен, что мне понравится, если моя племянница будет якшаться с подобным человеком. Этот тип вечно встревает в неприятности.

– Иначе говоря, я под арестом? Обречена торчать здесь и выполнять ваши приказы?

– Ты вольна идти, куда тебе заблагорассудится. Но тебе не хотелось бы побыть здесь немного со своим старым одиноким дядюшкой?

Пока Рива раздумывала, что бы на это ответить, пришла госпожа Велисс. Обычно они завтракали в большом обеденном зале, том самом, с портретами на стенах. У Велисс и Мустора имелась странная для Ривы привычка усаживаться на противоположных концах длинного стола, из-за чего все время приходилось повышать голос.

– Ну, что новенького, советница? – закричал лорд Мустор, когда Велисс уселась перед блюдом с беконом, яйцами и грибами.

– К сожалению, заключённый умудрился умереть в ходе допроса, – крикнула она в ответ, неторопливо разворачивая салфетку. – В зелье оказалось слишком много тимпан-травы. Мне удалось вытянуть из него лишь какую-то невнятицу о некоем могущественном союзнике, противостоящем Тьме, которая хранит власть еретиков. – Велисс покачала головой. – Эти фанатики становятся всё более безумными. – При этих словах она критически оглядела Риву. – А тебе нужно будет переодеться, дорогая. Во что-нибудь более соответствующее случаю. Сегодня День Отца, нам придётся посетить службу.

– Какую службу?

– Близится годовщина первого пророчества Алльтора, – пояснил ей дядя. – Через три недели, в течение которых каждый День Отца службу в соборе будет проводить сам Чтец.

– Извращённое богослужение, основанное на Десятикнижии? – фыркнула Рива скорее по привычке, нежели из принципа. – В книгах нет упоминания о ритуалах. Истинные возлюбленные Отца не нуждаются в церемониях продажной церкви.

– Это священник тебя научил? – поинтересовался лорд Мустор.

– И этому, и многому другому, – подтвердила Рива.

– Что же, возможно, в безумном бреде Сыновей и есть какое-то рациональное зерно, но, извращение это или нет, я бы очень хотел, чтобы ты там присутствовала. Полагаю, Чтецу тоже будет любопытно с тобой пообщаться.

Ей пришлось переменить четыре платья, прежде чем Велисс осталась довольна. Выбрано было чёрное платье с узким корсажем, кружевными рукавами и высоким воротником.

– Какое же оно кусачее, – бурчала Рива, пока они занимали свои места в процессии перед главными воротами. По обе стороны выстроился отряд гвардейцев, и они медленно тронулись, прошли через ворота и пересекли площадь.

– Власть имеет свою цену, моя дорогая, – сквозь сжатые зубы пояснила ей Велисс, продолжая улыбаться толпящимся на площади горожанам.

– Какая ещё власть?

– Любая. Власть правителя, власть убийцы или, как в твоём случае, власть разжигать похоть в старых козлах, с одним из которых тебе предстоит встретиться этим прелестным утром.

– Похоть? Не собираюсь я ни в ком похоть разжигать.

– Тогда, боюсь, вся твоя жизнь станет сплошной чередой разочарований. – Велисс посмотрела на неё и улыбнулась загадочной, но неожиданно искренней улыбкой.

Изнутри собор ещё больше, чем снаружи, поражал своими вздымающимися арками и высокими окнами. Между изящными пилонами играли разноцветные солнечные лучи, льющиеся через витражи. Воздух был напоен благовониями. Они поднялись на балкон с западной стороны, откуда открывалась прекрасная панорама собора. Под ними в центре находился подиум, окружённый десятью пюпитрами.

Прошло ещё немало времени, прежде чем началась служба. В первых рядах стояли разряженные в пух и прах дворяне и купцы, за ними – народ победнее, а самые неимущие жались вдоль стен. Риве ещё никогда не доводилось видеть такое множество разношёрстного народа в одном месте, она кожей чувствовала их липкие взгляды.

– Сюда что, весь город заявился? – шёпотом поинтересовалась она у дяди.

– Вряд ли. От силы десятая часть. В городе имеются и другие молельни. А в собор приходят либо самые набожные, либо самые богатые.

Ударил колокол, и все разом замолчали. Появился Чтец в белоснежных одеждах, за ним чинно вышагивали пятеро епископов с книгами в руках. Они подошли к пюпитрам, торжественно возложили на них свои фолианты и удалились, молитвенно сложив ладони и опустив глаза. Чтец поднялся на подиум. Благосклонно оглядел собравшихся, посмотрел на балкон и улыбнулся владыке фьефа и госпоже Велисс. Увидев Риву, старец побледнел, улыбка сползла с его губ, отчего они тут же обвисли и сделались похожи на двух влажных розовых слизней. «Что-то не очень это смахивает на похоть», – подумала Рива.

Впрочем, Чтец вскоре взял себя в руки, отвернулся и открыл первую книгу. Звучным и ясным голосом он начал:

– Есть два вида ненависти. Ненависть того, кто знает тебя, и ненависть того, кто страшится тебя. Покажи ненавистнику свою любовь, и он перестанут ненавидеть.

«Книга десятая, – узнала Рива. – Книга Мудрости».

– Ненависть, – повторил Чтец, поднимая глаза на паству. – Вот вы думаете: любовь Отца Мира безмерна, её наверняка хватит, чтобы изгнать из сердец людей всю ненависть. И вы ошибаетесь. Потому что не все люди способны открыть свои сердца для любви. Не все разрешают себе воспринять слова, содержащиеся в этих книгах, а много есть и таких, которые только делают вид, что слышат правду. Не всем хватает смелости свернуть с проторённого пути, отречься от греха в пользу новой жизни под пристальным взором Отца. В обмен он просит ничтожно мало, даёт же много. Он даёт нам свою любовь. Любовь, которая спасает наши души на веки вечные…

Чтец монотонно бубнил, воротник платья нещадно кололся, и Риве сделалось невообразимо скучно. Ей приходилось изо всех сил заставлять себя сидеть спокойно и не ёрзать. «И что я здесь забыла? – думала она. – Играю роль послушной племянницы любимого дядюшки, которого я знать не знаю? Да ещё расселась тут бок о бок с его блудницей».

Её охватило нестерпимое желание сбежать. Просто встать – и уйти. Ведь дядя сам ей сказал, что она вольна делать, что пожелает. А сейчас она желала убраться как можно дальше от этого бубнящего старика. «А ведь когда он меня увидел, он, пожалуй, испугался, – подумала она. – Это была никакая не похоть, а страх». Рива захотелось узнать, почему она его испугала.

Чтец проповедовал ещё около часа, хотя Риве казалось, что прошло никак не меньше столетия. Он делал многозначительные паузы, переходил от одной книги к другой и вновь принимался жевать свою бессвязную диатрибу, посвящённую любви Отца и природе греха. Одним из немногих удовольствий в детстве Ривы были те моменты, когда священник учил её Десятикнижию, зачитывая отрывки с такой страстной убеждённостью, что она с головой тонула в потоке слов. Впрочем, счастливые передышки были короткими, поскольку он сразу же проверял, что она усвоила из урока, а стоило ей ошибиться – и тут же возникала ореховая трость.

Сейчас же, в этой пещере из мрамора и стекла, не звучало даже отголоска той страстной веры: был лишь старик, долдонящий пустую, затвержённую догму. «Не может же все это быть ложью, – думала она, борясь с подступающим к горлу отчаянием. – Даже такие, как дядя Сентес, чувствуют любовь Отца. Где-то должна ведь скрываться истина».

Последние слова Чтеца Рива пропустила мимо ушей, так как предалась воспоминаниям о времени, проведённом с Алорнис. Ей ужасно захотелось ещё раз увидеть, как та рисует. Наконец Чтец замолчал и сошёл с подиума, а паства, склонив головы, поднялась на ноги. Епископы простояли всю службу, несмотря на то что некоторые по возрасту могли соперничать с Чтецом. Они забрали с пюпитров книги и в торжественном молчании последовали за своим главой. Вновь пробил колокол, люди начали покидать собор. Кое-кто из аристократов и купцов пытался приблизиться к балкону, чтобы перемолвиться словечком с владыкой фьефа, но гвардейцы оттесняли их прочь.

– Отлично, – сказал дядя, когда церковь покинул последний прихожанин. Затем он встал и подал руку Риве. – Посмотрим, что этот старый мерзавец скажет нам от своего собственного имени.

– Ваша племянница, милорд? – В безмятежном голосе Чтеца слышалась лишь умеренная доля любопытства с каплей удивления.

Они находились в его личных покоях, куда их проводил холодно-услужливый священник, не скрывавший своего презрения к Велисс и подозрительно косившийся на Риву. Та решила, что на обратном пути обязательно поквитается с ним.

– Именно, Святой Чтец, – ответил дядя. – Моя племянница. Которая вскоре официально будет признана таковой. Для нас было бы большой честью, если бы вы сочли возможным выступить в качестве свидетеля данного акта. А кроме того это развеяло бы ненужные толки глупцов. Все документы у нас уже готовы.

– Я там отметила нужные места, – сказала Велисс, кладя перед Чтецом развёрнутый пергамент и ставя на его край чернильницу, чтобы он не скручивался. – Окажите отеческую милость.

Чтец, не сводивший глаз с Ривы, едва покосился на документ. Страха в его лице поубавилось.

– Сколько тебе лет, дитя? – поинтересовался он.

Рива почему-то была совершенно убеждена, что ему точно известен день её рождения.

– Этим летом исполнится восемнадцать, Святой Чтец.

– Восемнадцать… – Старик покачал головой. – В моём возрасте время летит быстро. Кажется, не минуло и недели с тех пор, как твой отец пришел ко мне в поисках наставления. Он горячо желал жениться на твоей матери, и хотя мне теперь нелегко признаться в этом перед твоим дядей, я посоветовал ему поступить так, как он хочет, даже вопреки воле его батюшки. «Воссоединение любящих сердец – великая радость».

– «И великий грех – разделять тех, кого соединила любовь», – закончила Рива. «Книга вторая, Книга Благословений».

– Вижу, огонь Отцовской любви ярко горит в тебе, дитя. – Чтец улыбнулся и довольно засопел. Затем он взял перо, обмакнул его в чернильницу и поставил свою подпись на документе, официально признав Риву госпожой Ривой Мустор, племянницей Сентеса Мустора, владыки фьефа Кумбраэль. Велисс взяла пергамент и, подув на свежие чернила, осторожно передала Мустору.

– Очень не хочется взваливать на вас дополнительные хлопоты, Святой Чтец, – сказал владыка фьефа, – но мне нужно сообщить вам важные новости.

– Королевская гвардия вновь направляется к нашим границам, – безмятежно кивнул старик. – Новости действительно мрачные. Остаётся лишь уповать на милость Отца, который спасёт нас от нового разграбления.

– Гвардейцы будут с месяц бродить по лесам и холмам в поисках фанатиков, напавших на владыку Южной башни. Никого не найдя, они уберутся восвояси. Им просто нужно показать остальным азраэльцам, что нам это с рук не сойдёт. Король заверил меня в этом. – Опухшие глазки лорда вдруг совершенно прояснились, он пристально следил за реакцией Чтеца. – Но на самом деле новость, которую я хотел бы вам сообщить, гораздо серьёзнее. Видите ли, моя племянница не только подкована в Десятикнижии, она также прекрасно владеет мечом, её мастерство определённо превышает мастерство моего покойного брата.

– Неужели? – Чтец изумлённо взглянул на Риву. – Видимо, Отец щедро одарил её талантами.

– Более чем, – подтвердил дядя Сентес. – Ведь он направил её в мой дом в тот самый день, когда ко мне заявились убийцы. Если бы не она, меня бы здесь уже не было.

Удивление Чтеца выглядело абсолютно искренним, Рива это видела: обвислые щеки старика задрожали, он испуганно заморгал. Это было лицо человека, узнавшего неприятную новость.

– Благословен будь тот, кто по воле Отца сохранил вам жизнь, – выдохнул он. – Убийцы живы?

– Нет, к сожалению. Одного из них сразила моя племянница, другого – гвардейцы. – Он помолчал, продолжая пристально глядеть в лицо Чтеца. – Однако третьему удалось ускользнуть. И, как утверждает моя племянница, он является священником вашей церкви.

На этот раз Чтец был не просто удивлён, но искренне встревожен. «Он знает, – подумала Рива. – Знает, кто тот священник». Она почувствовала, как сжимаются её кулаки при виде скорбной физиономии старика.

– Увы, святое призвание не может уберечь нас от ложных идей, – произнёс Чтец. – Еретические речи вашего брата нашли отклик во многих сердцах, в том числе и в среде священства. Разумеется, я не премину воспользоваться всеми доступными церкви средствами, чтобы негодяй понёс заслуженное наказание. А если вы опишете нам его приметы…

Велисс достала новый свиток, поменьше, и положила на стол перед Чтецом.

– Да, этого вполне будет достаточно, госпожа, – сказал тот. – Я прикажу немедля сделать копии и разослать во все храмы. Заверяю вас, что церковь не будет покрывать преступника.

Рива шагнула вперёд, сжав кулаки. Дядя мягко, но решительно взял её под руку.

– Благодарю за участие, Святой Чтец, – произнёс лорд. – Что ж, наверное, мы уже достаточно смутили ваш покой.

– Смущайте мой покой хоть каждый день, милорд. – Чтец улыбнулся Риве. – Особенно если вы будете делать это в такой очаровательной компании.

Дядя поднялся и, не отпуская руку Ривы, направился к двери, но девушка не двинулась с места.

– «Ложь, – процитировала она Чтецу, – это грех, распознать который тяжелее всего, поскольку кривда часто рядится в ласку, а правда – в жестокость».

– Именно так, моя дорогая. Именно так. – Чтец не сводил взгляда с её лица, и в его глазах вспыхнул гнев, пусть даже всего на мгновенье.

– Рива! – окликнул дядя Сентес, стоя уже в дверном проёме.

Девушка поклонилась Чтецу и вышла вслед за лордом. В коридоре стоял тот самый противный священник и смотрел на неё с нескрываемым презрением.

– Прошу прощения, – сказала Рива, останавливаясь. Мужчина был высок, и ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Но не настолько высок, чтобы не дотянуться до него. – У тебя из носа капает.

Священник непонимающе потрогал свой нос – пальцы остались чистыми.

– Что за?..

Его голова дёрнулась назад, нос хрустнул. Удар был силён, но не смертелен. Священник попятился, упёрся спиной в стену и осел на пол. По лицу потекла кровь.

– Ой, я поторопилась! – сказала Рива, отходя. – Из носа закапало только сейчас.

– Некрасиво так себя вести, – выговорил ей дядя Сентес.

Они вернулись во дворец и теперь сидели в библиотеке, где его уже ждала очередная бутылка вина. Госпожа Велисс, казалось, едва сдерживала смех. Рива плюхнулась в кресло, расстегнула ненавистный воротничок и принялась яростно чесаться.

– Старик лжёт, – сказала она.

– Разумеется, – согласился лорд, откупоривая бутылку и принюхиваясь к содержимому. – М-м-м, долина Умблин, выдержка пять лет. Неплохо.

– И это всё? – поинтересовалась Рива. – Он врёт вам в глаза, а вы делаете вид, что так и надо? Владыка фьефа улыбнулся и налил себе вина.

– Мы их предупредили, – сказала Велисс, глядя на Риву. Женщина сидела у того самого стола, у которого задержалась Рива, когда разыскивала меч. Велисс продолжала читать какие-то книги, в том числе трактат о вине и деньгах, на столе лежала уже целая груда её заметок. – Великий лицемер занял оборонительную позицию.

– Хорошо бы, если бы там он и остался, – вставил дядя Сентес. – Это то, чего так и не удалось добиться твоему знаменитому деду.

– Но он знает, – настаивала Рива. – Я имею в виду, знает, где сейчас священник.

– Жаждешь мести, дорогая? – поинтересовалась Велисс. – Он плохо с тобой обращался, да?

«Грязная, забывшая Отца грешница…»

– Пойду переоденусь. – Рива встала с кресла и направилась к двери.

– Нам бы очень помогло, если бы мы больше о нём знали, – добавила Велисс, заставив Риву остановиться. – О твоём детстве, о месте, где ты выросла. Что это было: замок или пещера в горах?

– Дырявый сарай, – буркнула Рива, покинула библиотеку и пошла к себе.

Стянув платье так быстро, что оно кое-где разошлось по швам, Рива швырнула его в угол и переоделась в свой обычный наряд: штаны для верховой езды и свободную рубаху, которые ей всё-таки выдали, несмотря на протесты Велисс. «Я сама его найду, – решила Рива, натягивая сапоги. – Проникну ночью в собор и заставлю старого пердуна раскрыть свой секрет».

В комнату тихо, но настойчиво постучали. За дверью оказался дядя. Выражение его лица было добродушным, но не допускающим возражений.

– Сарай? – повторил он.

Рива вздохнула и уселась на кровать. Лорд Сентес закрыл дверь и по-родственному присел рядом с ней. Девушку несколько удивило, что он не захватил с собой вина. Некоторое время сидели молча. Рива пыталась найти понятые ему слова.

– Довольно большой, – сказала она. – Сарай, в смысле. Ни животных, ни плугов, только я, священник и куча соломы. Первое моё отчётливое воспоминание – как я лазила вверх-вниз по балкам. А если падала, он меня бил.

– Он тебя часто бил?

– Не сосчитать. С чем, с чем, а с палкой он управлялся отлично, шрамов не оставалось. Только один раз перестарался. – Рива приподняла волосы и показала рубец над правым ухом. В тот раз он избил её до потери сознания.

– А ты не знаешь, где находился этот сарай?

– Посреди полей. Там вокруг росла высокая трава. Люди к нам приходили редко, и то это были все какие-то суровые мужчины, странно смотревшие на меня. Он называл их братьями, они его – Истинным священником. Впрочем, был один, отличавшийся от них от всех. Тот заявлялся раз или два в год, и тогда священник велел мне сидеть тихо и не высовываться. Я не слышала, о чём они говорили, но точно помню, что священник называл его милордом.

– Ты не могла бы его описать?

– Широкоплечий, невысокий, лысый, но с чёрной бородой. По глазам дяди Рива поняла, что он узнал, о ком речь. Она ждала, что он назовёт ей имя, но вместо этого дядя Сентес спросил:

– Ладно, а что ещё ты помнишь?

– Когда я стала постарше, он начал брать меня с собой в деревню, куда наведывался за едой. Я тогда почти не видела других людей и не знала, как себя вести. Помню, в первый раз пришла в ужасное волнение, кричала и показывала на все пальцем. Чем заработала очередную порку. «Ты не должна привлекать к себе внимание, – сказал он. – Тебе следует проходить через жизни других незаметно». Позже он стал посылать меня туда одну ночью, чтобы украсть что-нибудь или подслушивать разговоры. Тренировал для моей святой миссии, как я понимаю. Со временем я хорошо узнала жителей деревни, их сплетни дали мне прекрасную возможность заглянуть в их жизнь. Жена пекаря завела шашни с лудильщиком, приходившим в селение каждые две недели. Колёсник потерял сына в бойне у брода через Зеленоводную. Деревенский священник любил заложить за воротник. Однажды ночью я оказалась перед открытым окном…

«Мне было известно о ней лишь то, что она была дочерью плотника. Она стояла над тазиком и водила мочалкой по груди. В свете лампы её кожа светилась, а волосы были будто из золота…»

– Рива? – окликнул дядя Сентес. Она мотнула головой, прогоняя воспоминания.

– Оказалось, священник всегда следил за мной. Я загляделась в это окно, и на следующий день он оставил мне этот шрам. – Она дотронулась рукой до виска.

– Как называлась деревня?

– Мукомелица.

Дядя медленно кивнул – похоже, все это подтвердило какие-то его догадки.

– Прости меня, Рива, – сказал он, обнимая её за плечи и притягивая к себе. – Владыка фьефа из меня никудышный, но думаю, что роль дяди у меня выйдет лучше. Я хочу найти этого священника, подарить его тебе и полюбоваться, как ты его выпотрошишь. Как тебе такая идея?

– Да, дядя, – прошептала Рива, отстраняясь от его объятий и смаргивая слёзы. – Прекрасная идея.

Следующий день прошёл в обычной дворцовой рутине. Она упражнялась на мечах с Аркеном в зале для фехтования, потом обедала вместе с Велисс и владыкой фьефа, затем целый час просидела в углу, пока кто-то из них, а то и оба сразу, встречались с просителями – купцами и лордами. Вечером они с Аркеном отправились на конную прогулку, для Ворчуна и Горбунка выделили место в дворцовых конюшнях. До самой темноты они катались в холмах за стенами города, даже немного поохотились. Аркен раздобыл где-то длинный лук и доказал, что натягивает он его лучше Ривы, хотя попадает в цель хуже, чем она из своего маленького лука, сделанного из горного ильма. В фельдриан приходили просители из простонародья, и она должна была скучать, сидя в зале. Когда вся эта тягомотина заканчивалась, Велисс интересовалась у Ривы, как бы та сама рассудила то или иное дело.

– Да не знаю я, – простонала девушка однажды в ответ на вопрос о земельном споре. Участок земли был подарен бывшему дворцовому охраннику ещё её дедом, и теперь два его взрослых сына дрались из-за наследства. – Разделить её пополам, и вся недолга.

– Но качество земли неодинаково, – заметила Велисс со своим, похоже, неистощимым запасом терпения – она отказывалась замечать, что Рива старательно демонстрирует скуку и усталость. – Надел напоминает лоскутное одеяло, где тучные пастбища соседствуют с каменистыми болотами. Разделить такую землю непросто.

– Ну, пусть тогда продадут, а деньги поделят.

– Не сомневаюсь, старший брат именно это и предлагает, но младший живёт на этой земле с женой и детьми, он не хочет покидать насиженное место.

– «Земля – это дар Отца, только тот, кто работает на земле, может владеть ею», – процитировала Рива. – Книга седьмая, Послания Алльтора жадным лендлордам.

– Предлагаешь отдать все младшему и этим обидеть старшего?

– А он что, важная шишка?

– Не особенно, но пользуется покровительством нескольких мелких дворян.

– Ну и пусть тогда лопнет от злобы. Мы закончили?

Вечером Рива отправилась к дяде, требуя новостей о священнике, что стало уже почти ежедневным ритуалом. Она нашла лорда в его покоях. Он застёгивал рубашку, а у окна стоял крупный мужчина в сером, рассматривавший на просвет небольшую бутылочку.

– Рива, познакомься с братом Гарином, – сказал владыка фьефа.

Мужчина повернулся и поклонился ей.

– А, та самая ваша племянница, о которой столько разговоров? Не сказал бы, что она похожа на Хентеса. Уж больно красива.

– Да. К счастью для неё, она пошла в мать.

– Вы целитель? – Рива не могла скрыть подозрений в отношении этого человека.

– Именно, госпожа. Бывший мастер-костоправ Пятого ордена, послан аспектом ухаживать за вашим дядюшкой…

– А заодно и за всеми Верующими-еретиками, которым я позволяю оставаться в городе, – прервал его лорд Мустор. – Не будем забывать о них.

Его резкий тон заставил брата Гарина приподнять брови. Он молча отдал пузырёк владыке фьефа.

– Принимать так же, как обычно?

– Думаю, следует немного увеличить дозу. Четыре раза в день…

– Да-да, размешав в чистой воде, я помню.

– На следующей неделе я зайду снова. – Брат Гарин закинул на плечо кожаную сумку, поклонился Риве и вышел.

– Он не обращается к вам, как положено по этикету.

– Потому что я приказал ему не делать этого. Глупо принимать знаки почтения от того, кто сует тебе палец в задницу.

– Что это? – Рива кивнула на пузырёк.

– Укрепляющее средство. – Лорд поставил склянку на стол. – Чтобы лучше спать. А ты, конечно, пришла узнать, нет ли новостей о священнике?

– Позвольте мне самой отправиться за ним. Через месяц он, связанный, будет здесь. Клянусь.

– Видишь ли, сейчас неподходящее время. Королевская гвардия стоит у наших границ, люди обеспокоены. И что бы там ни замышлял Чтец, раскрытие его планов только взбудоражит всех ещё сильнее.

– Но вы же знаете, кем был тот человек, которого священник называл милордом. Я же видела.

– Нет, я не знаю. Только догадываюсь. И не собираюсь рушить мир, которого мы добивались так долго, на основе непроверенных подозрений. Мы этого так не оставим, Рива, я тебе обещаю, но будем действовать постепенно и незаметно, чтобы старый поганец ничего не почувствовал, пока не станет поздно.

– Я смогу все проделать аккуратно и тихо. «Вы и понятия не имеете, насколько тихо».

– Не сомневаюсь в твоих способностях. Но нет. – Лорд Мустор покачал головой. – Ты нужна мне здесь. Люди должны привыкнуть к тому, что ты всегда рядом со мной.

– Зачем? – спросила Рива, подавляя разочарование. – Вы же меня официально признали. Зачем я им?

Мустор умолк, потом нахмурил брови, как будто только что осознал очевидную вещь.

– Ты действительно ничего не знаешь? И ничегошеньки не понимаешь?

– Да в чём дело-то?

– Рива, как ты могла уже заметить, в этом доме нет детей. И вряд ли они когда-нибудь появятся. У меня нет наследников – никого, кто мог бы занять трон владыки. А теперь у меня есть ты.

Рива почувствовала холодок, поползший у неё по спине.

– Чего-чего? – выдохнула она.

– За все эти годы сюда многие являлись вследствие… неосмотрительности твоего отца. Кое-кто искал признания, но ушёл ни с чем, другие хотели получить какие-то милостей или денег. Я с чистым сердцем отправлял их на все четыре стороны. Пока не пришла ты. Сколько тебе было лет, когда священник забрал тебя у бабушки с дедушкой, как ты думаешь?

– Мне было шесть, он сам мне сказал.

– Твой отец умер почти девять лет назад. Это значит, он забрал тебя за три года до того, как Хентес убил нашего отца и вверг фьеф в войну. Из всех отпрысков Хентеса священник выбрал именно тебя. Он увидел то, что вижу теперь и я.

– И что же вы во мне видите? – Она покачала головой в недоумении.

– Следующего Мустора, который сядет на трон владыки. – Он подошёл, взял её за руку и поцеловал в щеку. – Отец Мира снизошёл к моим молитвам и послал мне тебя.

– Девчонка не может стать владыкой фьефа, – сказал Аркен вечером.

К этому времени они уже покинули город, переехали через дамбу и направлялись на север, в сторону лесистых холмов.

– Ну, пусть будет владычица фьефа, – ответила Рива. Ледяная рука продолжала сжимать её сердце, и голос был тусклым: слова дяди не укладывались в голове и не оставляли места эмоциям.

– Звучит как-то неправильно, – заметил Аркен. – Тебе нужно придумать титул получше. Может, графиня?

– Графини бывают только в Нильсаэле. – Она натянула повод, останавливая Ворчуна. Долгое время молча сидела в седле. Холод сменился ужасом, от которого заколотилось сердце. – Не могу я здесь оставаться, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Мне вообще нельзя было тут задерживаться.

– Но твой дядя хорошо к тебе относится. Да и ко мне тоже.

– Ему нужен наследник, вот и всё.

– Нет, не все. Он тебя любит, уж ты мне поверь.

«Или не меня, а призрак своего брата, на которого он хотел бы равняться».

– Северные пределы, – сказала она, потирая лоб неверной рукой. – Нам надо туда. Ты же сам говорил, что не будешь против.

– Говорил. Когда не было идей получше.

– Можем отправляться хоть сейчас. Кони у нас есть, оружие и деньги – тоже…

– Рива…

– Я просто не могу!

«Я всего лишь грязная, забывшая Отца грешница! Как ты не понимаешь?»

Она пустила Ворчуна в галоп, направляясь в сторону рощи. Конь проехал уже полдороги, когда на вершине холма впереди показался всадник. Его лошадь двигалась рваной рысью загнанного животного, морда и бока были в пене. Человек, пригнувшийся к самой гриве, едва держался в седле. Отточенные инстинкты Ривы кричали ей одно: беда.

Всадник приближался. Ворчун нервно переступал ногами, чуя умирающего собрата, который бежал из последних сил. «Северные пределы, – думала Рива. – Аль-Сорна встретит тебя с радостью».

Пришпорив коня пятками, она двинулась навстречу всаднику. Тот был настолько вымотан, что едва заметил, как она схватила за повод его коня. Человек был одет в форму королевского гвардейца, на колете виднелись бурые пятна, а притороченные к седлу ножны пустовали.

– Где твоя сабля? – спросила Рива.

Он вздрогнул. Его лицо покрывала корка пота и крови. Человек в ужасе посмотрел на Риву, потом моргнул и огляделся.

– Это Алльтор? – прохрипел он.

– Да, Алльтор. Что с тобой случилось?

– Со мной? – Гвардеец оскалил зубы в усмешке, его глаза странно сверкнули. – Меня убили, девочка. Они всех нас убили. – Его смех превратился в гогот и тут же – в лающий кашель. Гвардеец пошатнулся и свалился на землю. Рива спешилась, сняла с седла Ворчуна бурдюк с водой и поднесла к губам раненого. Тот снова закашлялся, но сумел сделать несколько глотков. – Мне… надо видеть владыку фьефа, – прошептал он, напившись.

Рива оглянулась на город, окутанный смогом дымящих каминов, над котором высились два шпиля – там, где жил старый лжец.

– Я провожу тебя к нему, – сказала она. – Владыка – мой дядя.

Глава вторая Ваэлин

– Воларская имперская армия формируется из трёх основных частей, – говорил брат Харлик. Он подскакивал на спине пони, поэтому его голос ритмично прерывался. – Во-первых, рекруты из граждан, именуемые вольными мечниками; во-вторых, варитаи – масса солдат-рабов; и, в-третьих, куритаи – хорошо обученные элитные части тех же самых рабов, наводящие ужас своим бесстрашием. Эта структура сохраняется уже почти четыреста лет.

Пока они возвращались в Северную башню, старик по приказу Ваэлина рассказывал все, что ему было известно о Воларской империи. Рассказ длился уже несколько часов.

– Солдаты собраны в батальоны, из которых составлены дивизии, численность полной дивизии – восемь тысяч человек. Обычно дивизия включает как вольных мечников, так и варитаев, а также известное количество куритаев и мастеров. Армия состоит из трёх и более дивизий под командованием генерала…

Ваэлин настоял, чтобы они выехали ночью, едва он оправился от видения, застигшего его на берегу. Оно было сильным, но коротким, а холод – не столь леденящим. Однако оставило неприятный осадок, какое-то ощущение неизбежной беды. «Случилось нечто очень плохое».

Он быстро попрощался с Нортой и Селлой, чувствуя их тревогу и страдая от фальши собственных слов, когда заверял друзей в том, что всё будет хорошо.

– Скорее всего, ничего серьёзного нет, – сказал он им. – Просто я, наверное, с возрастом становлюсь все осторожнее.

– Горят! – вдруг напевно произнесла Лорен, заставив Ваэлина, уже шедшего к двери, вздрогнуть от неожиданности. – Домики горят! И человечки горят! Плохие дяденьки их сожгли! А дядя Ваэлин хочет их убить.

Он разбудил капитана Орвена, не слишком удивляясь тому, что из палатки выглянула голова женщины-эорхиль, пока капитан натягивал сапоги.

– Едем в боевом порядке, – приказал ему Аль-Сорна. – Разведчиков – на оба фланга. Всем выдать факелы. Отправьте отряд на берег моря, пусть заберут там человека из хижины. Он едет с нами. Начнёт артачиться – связать его и на коня.

– Офицеры генеральского чина – выходцы из небольшого, но очень богатого правящего сословия, – продолжал Харлик. – Это единственное сословие, которому дозволено носить одежды алого цвета. Однако для назначения на такую должность одного благородного происхождения недостаточно, предпочтение отдаётся тем, кто имеет боевой опыт…

– Но что им здесь нужно? – прервал его Ваэлин. – Чего они хотят?

Харлик задумался, очевидно, формулируя развёрнутый ответ, однако заметил выражение лица Ваэлина и сказал просто:

– Полагаю, они хотят всё.

Затем старик принялся было описывать работу воларского правящего Совета, но Ваэлин в сердцах махнул рукой:

– Пока достаточно.

Госпожа Дарена ехала в молчании и с тщательно скрываемой тревогой слушала лекцию Харлика.

– Наверное, моя реакция может показаться чрезмерной… – обратился к ней Ваэлин, но Дарена только покачала головой:

– Я совершенно доверяю вашей… интуиции, милорд.

– Очень сожалею, но мне придётся обратиться к вам с просьбой…

– Ночью, – ответила она. – Когда вернёмся в башню.

– А для вас это не слишком далеко?

– Расстояние, конечно, приличное, но прежде у меня получалось дотянуться – во время беспорядков, связанных с убийством аспектов. Отец тогда очень беспокоился, что Королевство может пасть.

– Благодарю вас, госпожа.

– Поблагодарите меня тогда, когда я доложу, что в стране царят мир и покой.

– Искренне на это надеюсь.

«Надейся, надейся, – звучал в его голове насмешливый голос. – Ты ведь прекрасно знаешь, какие новости она тебе принесёт».

Когда копыта их коней застучали по мощёным улицам Северной башни, уже наступил рассвет. При их приближении ворота, ведущие во внутренний двор, распахнулись. Ваэлин спрыгнул со спины Огонька и, морщась от усталости, позвал капитана Адаля.

– Милорд, – отрывисто поздоровался тот. По его тяжёлому взгляду было видно, что он всё ещё оскорблён угрозой Аль-Сорны разжаловать его.

– Созвать общий сбор, – приказал Ваэлин, поднимаясь по ступенькам башни. – Каждый гвардеец должен незамедлительно прибыть в Северную башню. Отправьте эмиссаров к сеорда и эорхиль. Передайте, что владыке башни требуются все воины, которых они смогут дать.

– Милорд?..

– Просто сделайте, как приказано, Адаль. Пожалуйста, – попросила госпожа Дарена, которая шла вслед за Ваэлином. – Мне потребуется несколько часов, – сказала она Аль-Сорне и удалилась в свои покои.

За неимением более подходящего места для отдыха Ваэлин рухнул в кресло лорда, кривясь от громогласных распоряжений Адаля. «Смогу ли я ещё раз это сделать?» – думал он, держа на коленях холщовый свёрток: он казался ему всё тяжелее.

– Ваэлин?

Перед ним стояла Алорнис, в домашних туфлях и в наброшенной на плечи шали – от каменного пола тянуло холодом. В её глазах плескалась тревога, девушка то и дело косилась в окно на суету во дворе. Ваэлин заметил, что её пальцы перепачканы уже высохшей краской. Протянул ей руку, но Алорнис, подойдя ближе, опустилась и обняла его колени.

– Что происходит? – тонким голосом спросила она.

– Моя мать, похоже, всегда была права, – улыбнулся Ваэлин, поправляя упавшие ей на глаза волосы. – Все время какая-нибудь война.

– Дворец разрушен, – сказала Дарена. Её лицо было бледным, глаза заплаканы. Однако говорила она спокойно и твёрдо. – На улицах трупы. В гавани стоят воларские корабли. В доках – сотни закованных в цепи людей.

Ваэлин созвал совет в своей комнате на верхнем этаже. Капитан Адаль стоял у окна, скрестив руки на груди. Брат Келан, приглашённый по настоянию Дарены, сидел рядом с ней. На лице целителя отражалось беспокойство. Кроме того, Ваэлин позвал брата Холлана из Четвёртого ордена. Этот рассматривал Дарену с неприкрытым страхом, вцепившись руками в принесённые с собой свитки. От предложения Ваэлина обставить все так, чтобы скрыть её способности от всех, кто ещё не был в курсе, Дарена лишь отмахнулась:

– После того что я видела, все это уже не имеет значения. К тому же, как я подозреваю, большинство и так догадывалось.

В углу примостился брат Харлик. Несмотря на новую должность архивариуса, он не делал никаких заметок о происходящем на совете, но Ваэлин знал, что тот запомнит каждое слово и позже опишет все в подробностях. Алорнис сидела рядом с братом и изо всех сил стискивала руки, пытаясь унять дрожь. «За Алюция беспокоится, – подумал Аль-Сорна. – И мастера Бенрила».

– А что же королевская гвардия? – спросил он Дарену.

– Я их не видела, милорд. Городская стража, разумеется, вступила в бой, но…

– Король? Принцесса Лирна?

– Я задержалась над дворцом настолько, насколько смогла, но разглядела только трупы и закопчённые развалины.

Ваэлин кивнул, и Дарена села, горестно опустив голову. Брат Келан бережно взял её за руку.

– Капитан, – Ваэлин повернулся к Адалю, – каковы наши силы?

– На данный момент явилось свыше двух тысяч, милорд. Остальные прибудут в течение семи дней. Гвардия Северной башни насчитывает три тысячи человек: они соберутся в полном составе, как только приедут отряды с окраин. Учитывая время в пути, на все про все потребуется около двух недель.

– Этого недостаточно, – подала голос Дарена. – Армия, которую я видела, превышает нашу в пять или шесть раз, даже с учётом сеорда и эорхиль, которые явятся на наш призыв.

– Объявите всеобщую мобилизацию, – приказал Ваэлин Адалю. – Мы соберём всех мужчин, способных держать в руках оружие, включая рыбаков и шахтёров.

– Будет исполнено, милорд, – медленно кивнул Адаль, на его скулах заиграли желваки.

– Что-то не так, капитан? – спросил Ваэлин.

– Народ недоволен, милорд.

– Недоволен?

– Люди не хотят воевать, – сказал Келан, увидев, что Адаль медлит с ответом. – Половина из них родилась здесь и никогда не бывала в Королевстве. Другая же половина как раз бывала там и желала бы никогда больше туда не возвращаться. Они интересуются – и не без оснований, надо заметить, – почему они должны воевать за метрополию, которая ничем им не помогла, когда мы тут сражались с Ордой. Тамошняя война – не наша война.

– Но она станет нашей, когда воларцы явятся сюда, – ответила Дарена прежде, чем Ваэлин дал волю своему гневу. – Я видела их души: в них нет ничего, кроме алчности и похоти. Они не удовольствуются Варинсхолдом, Кумбраэлем или Нильсаэлем. Они придут и заберут все, что у нас есть, а нас сделают рабами.

Ваэлин глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

– Полагаю, вам следует поговорить с народом, госпожа, – сказал он Дарене. – Как я вижу, ваше слово имеет здесь значительный вес.

– Хорошо, милорд, – кивнула она.

– В дальнейшем всякое недовольство необходимо пресекать в зародыше, – обернулся Аль-Сорна к Адалю. – Я правлю здесь от имени короля, а не с их соизволения. Они пойдут воевать туда, куда я их отправлю.

– Однако остаётся проблема недостаточной численности, – заметил толстенький брат Холлан. Он набросал на пергаменте несколько значков и положил его перед Ваэлином.

– Расскажите лучше своими словами, – сказал Ваэлин.

– Я подсчитал, что даже с учётом всеобщей мобилизации мы наберём всего около двадцати тысяч человек. С помощью эорхиль и сеорда число воинов можно удвоить, но не более того. У нас в гавани всего один военный корабль и флотилия купеческих судов, коих наберётся от силы шесть десятков, причём половина из них сейчас в море. Для того чтобы перевезти такое количество воинов, коней, оружия и припасов, потребуется по крайней мере четыре рейса.

– И то если не думать о штормах, – вставил капитан Адаль.

– Все это несущественно, – ответил Ваэлин. – Мы не собираемся плыть, мы отправимся по суше.

– Из Пределов в Королевство ведёт только одна сухопутная дорога. – Дарена медленно подняла голову.

Незадолго до совета, когда Ваэлин изучал карту, его взгляд упал на Великий Северный лес. Песнь крови отозвалась чистой, согласной нотой, всколыхнувшей в памяти видение слепой женщины на летней поляне.

– Я знаю.

За городскими стенами был разбит лагерь для прибывающих войск. Люди привычно расходились по своим отрядам. В своё время для поддержания должной дисциплины владыка башни Аль-Мирна распорядился, чтобы военные сборы проводились четыре раза в год. Рекруты – разношёрстная компания ремесленников, шахтёров и подёнщиков – открыто выражали недовольство тем, что их привычная жизнь была внезапно нарушена. Капитан Адаль быстро подавлял малейшие признаки мятежа, а Дарена обращалась с увещеваниями к каждой группе новобранцев. Это немного развеяло их сомнения в необходимости всеобщего сбора.

– Многие из вас спрашивают: «А что бы сделал сейчас лорд Аль-Мирна?» – говорила им Дарена. – Как его дочь, я вам скажу: он поступил бы точно так же. Мы должны сражаться!

Адаль приказал гвардейцам заняться тренировкой новобранцев, поставив сержантами и капитанами тех, кто отличился в боях с Ордой. Беспокоила нехватка оружия, доспехов и иной амуниции: все кузнецы, портные и сапожники Северной башни работали день и ночь. Ваэлин понимал, что каждый день, потраченный на подготовку, увеличивает их силы, однако его подгоняла необходимость выехать как можно быстрее. «Варинсхолд пал за один день. Куда они нанесут следующий удар?» Дарена вызвалась ежедневно следить за происходящим в Королевстве, но смертельная слабость, охватившая её после первого же «рейда», убедила Ваэлина, что ей следует пока поберечь силы.

– Сделаем это, когда мы доберёмся до леса.

– Вы уверены, что нам позволят пройти? – спросила Дарена, когда они вдвоём объезжали лагерь: Аль-Сорна стремился, чтобы его видело как можно больше людей. – Единственный человек из всего Королевства, которому они это разрешали, был мой отец. Но даже он мог заходить туда только в одиночку и без оружия.

Ваэлин кивнул и пришпорил коня. Его взгляд упал на двух мужчин, сражавшихся на деревянных мечах. Вокруг собралась толпа зрителей. Более рослый умело провёл комбинацию ударов и выбил палку из рук противника, сшибая его с ног. Затем помог рекруту подняться, широко улыбнулся и развёл руками. Это был хорошо сложенный юноша, его длинные волосы, связанные на затылке в хвост, достигали середины обнажённой мускулистой спины, которая блестела от пота.

– Четвёртый! Кто следующий?

Несмотря на мастерство, он был ещё совсем молод. На взгляд Ваэлина, ему едва ли исполнилось двадцать. Со свойственной молодости самоуверенностью он издевательски насмехался над окружившими его мужчинами, которые не желали с ним драться:

– Что, труса празднуете? Ну же, давайте! Три монеты тому, кто окажется лучше меня!

Парень снова засмеялся, но тут же умолк, заметив в толпе Аль-Сорну. Губы забияки тронула улыбка, глаза сощурились. Песнь крови открыла Ваэлину неприятную правду.

– А как насчёт вас, милорд? – окликнул его юнец, салютуя своей палкой. – Не окажете ли честь скромному корабельному плотнику, позволив чуток помахаться с вами?

– В другой раз, – процедил Ваэлин, отворачиваясь.

– Вот как, милорд! – В голосе юнца прозвучала злость. – Неужто вы хотите, чтобы все эти добрые люди заподозрили вас в трусости? Многие здесь интересуются, отчего вы не носите меча.

Кто-то из гвардейцев Северной башни попытался было приструнить выскочку, но Ваэлин жестом остановил его.

– Как ваше имя, любезный? – спросил он парня, входя в круг.

– Даверн, милорд, – с поклоном ответил тот.

– Корабел, значит, да? – переспросил Ваэлин, отдал Дарене свой плащ и поднял с земли деревянный меч. – Однако такое мастерство не получишь, если день-деньской размахивать только теслом.

– У каждого может быть увлечение, не связанное с работой, разве нет, милорд?

– Конечно. – Ваэлин встал в боевую позицию, глядя юнцу прямо в глаза. Даверн выдержал взгляд, но в глубине его зрачков Ваэлин обнаружил разъедающую ненависть.

Даверн моргнул, и палка Ваэлина после обманного выпада в голову обошла его защиту и, проскочив под блоком, ударила в центр груди. Парень шагнул назад, замахал руками, но так и не сумел сохранить равновесие – шлёпнулся на задницу, к огромному удовольствию толпы. Среди смеха и издевательских выкриков послышался звон монет: народ, оказывается, не преминул сделать ставки.

– Никогда не смотри в глаза врагу, – сказал Ваэлин Даверну, протягивая тому руку. – Это первый урок, который я усвоил от своего мастера.

Даверн, отказавшись от помощи, поднялся на ноги. Веселье сползло с его физиономии.

– Давайте ещё раз. Может быть, теперь и мне удастся чему-то вас научить.

– Сомневаюсь, – ответил Ваэлин и швырнул палку гвардейцу. – Назначить этого человека сержантом, пусть обучает своих товарищей.

– Предложение остаётся в силе, милорд! – крикнул ему вслед Даверн, но Ваэлин молча забрал свой плащ у Дарены, и они поехали прочь.

– Вам следует опасаться этого выскочки, милорд, – предупредила Дарена. – Мне кажется, он был бы рад причинить вам вред.

– И не без причины, – пробормотал Ваэлин.

У палатки на краю лагеря его ждала Алорнис: Аль-Сорна решил поселиться вместе с солдатами. Его сестра рисовала – на мольберте был натянут холст. Этот мольберт она соорудила сама с помощью инструментов, позаимствованных у плотника башни: хитроумная конструкция из трёх суставчатых «ножек» легко складывалась так, что её размеры не превышали ярда. К Алорнис с её сумкой рисовальных принадлежностей на плече и мольбертом под мышкой в лагере уже привыкли. Она свободно переходила с место на место, делая зарисовки всего, что привлекало её внимание. Теперь на холсте отображался общий вид лагеря. Каждая палатка и коновязь были выписаны с такой тщательностью, что это не переставало поражать Ваэлина.

– Как тебе это удаётся? – спросил он, заглядывая ей через плечо.

– Так же, как тебе удаётся то, что делаешь ты. – Она оглянулась на брата, сидящего на табурете, смочила в олифе тряпицу и принялась вытирать кисти. – Когда мы выступаем?

«Мы?» Ваэлин приподнял брови, но решил проигнорировать намёк. Они уже достаточно времени потеряли на споры по этому вопросу.

– Через неделю. Может, чуть больше.

– Через Северный лес и в Королевство? Надеюсь, у тебя уже есть какой-то план.

– Да. Я намерен разгромить воларцев, а затем вернуться домой.

– Домой? Значит, ты считаешь это место своим домом?

– А ты разве нет? – Он посмотрел на город в отдалении и на высоченную башню в тёмном обрамлении северного моря. – Именно так я и чувствую с тех пор, как мы сюда приехали.

– Мне здесь нравится, – кивнула Алорнис. – Сама не ожидала, что будет так интересно и красочно. Но все же это не мой дом. Мой дом – Варинсхолд. А если госпожа Дарена не ошибается, от него остались одни головёшки. – Алорнис отвернулась, зажмурив глаза, из которых потекли слёзы. Но, когда она заговорила вновь, повторяя слова, произнесённые уже не раз, взгляд её был твёрд: – Я не позволю тебе бросить меня здесь. Свяжи меня, запри в подземелье, если хочешь, я все равно выберусь и последую за тобой.

– Но зачем? – спросил он. – Что ты собираешься там найти, кроме опасностей, страданий и смерти? Идёт война, Алорнис. Твои глаза могут отыскать красоту во всем, что ты видишь, но в войне нет ничего красивого, и я бы хотел бы избавить тебя от неё.

– Алюций, – произнесла она. – Мастер Бенрил… Рива. Мне нужно знать.

«Рива…» Его мысли то и дело возвращались к девушке, песнь крови пульсировала на одной и той же ноте. Той самой, которая прозвучала в ночь, когда убийцы пришли за аспектом Элерой. Той, которая погнала его через Мартише за Чёрной Стрелой и в Высокую Твердыню в поисках Хентеса Мустора. Приказ песни был недвусмыслен: найти её. Ваэлин постоянно подавлял желание самому запеть и поискать Риву, опасаясь, что утонет в видении, причём на сей раз – навсегда.

– Мне тоже хотелось бы это знать, – ответил он. – Хорошо, утром отправляйся к брату Келану. Уверен, лишняя пара рук ему не помешает.

– Спасибо, брат! – Алорнис улыбнулась и поцеловала его в лоб.

Ежевечерне Аль-Сорна проводил совет капитанов, выслушивая их отчёты о подготовке новобранцев и наборе ополченцев. Прошло семь дней. В армии уже насчитывалось более двенадцати тысяч человек, но едва ли половину из них можно было считать солдатами.

– Будем тренироваться на марше, – сказал он Адалю, который пришел с просьбой о месячной отсрочке. – Каждый день, проведённый здесь, обходится во множество жизней там, в Королевстве. Брат Холлан доложил, что армия будет полностью обеспечена оружием и обмундированием через пять дней. Кажется, они обнаружили склад какого-то предприимчивого купчишки, набитый алебардами и кольчугами, которыми тот собирался спекулировать. Как только все будут вооружены и экипированы, мы выступим.

Едва он отпустил капитанов, как подошла Дарена с кипой пергаментов.

– Опять прошения? – поинтересовался он.

– И их все больше с каждым днём, – виновато улыбнулась она.

– Отберите те, которые требуют моей подписи, я с радостью доверюсь вашему суждению.

– Это как раз те, которые её требуют, милорд, – сказала она и положила кипу на стол с картой. Ваэлин застонал.

– Неужели ваш отец делал все это сам?

– Он лично читал каждую просьбу. Когда глаза начали ему отказывать, их ему читала я.

Ваэлин забарабанил по пергаментам пальцами.

– Если хотите, милорд… Я могу делать то же самое и для вас.

Он вздохнул и посмотрел ей в глаза.

– Да, госпожа, я не умею читать. Полагаю, вы это поняли ещё в нашу первую встречу.

– Я не порицаю вас, милорд. Я хочу только помочь.

– Мать пыталась меня научить, но я был таким шалопаем, что не мог усидеть на стуле дольше нескольких минут, да и то если передо мной стояла еда. – Ваэлин взял верхний лист, развернул и уставился на мешанину букв. – Она заставляла меня, но я так и не смог уловить смысл азбуки. То, что для неё было поэзией или интересной историей, мне представлялось бессмысленными каракулями, рассыпанными по странице. Матери с трудом удалось научить меня писать своё имя, но затем ей всё это надоело. А потом я оказался в ордене, где перо мне и вовсе было ни к чему.

– Я читала о людях с подобной проблемой, – заметила Дарена. – Все же мне представляется, что её можно преодолеть, приложив определённые усилия. Буду счастлива помочь вам в этом.

У Ваэлина был соблазн отказаться, сославшись на нехватку времени, однако искренность в голосе советницы заставила его повременить с ответом. «Я добился её уважения, – понял он. – Что же она во мне увидела? Призрак своего отца? Погибшего мужа-сеорда? Но ведь ничего похожего нет». Его взгляд упал на холщовый свёрток, стоявший в углу палатки. Несмотря на все горестные вести, холстина так и осталась неразвёрнутой. Всякий раз, когда его пальцы касались шнурка, Ваэлин опять ощущал внутреннее сопротивление. «Она ещё увидит, как я убиваю».

– Что ж, возможно, я смогу выкраивать часок по вечерам, – сказал он. – И вы будете меня учить, если захотите. Хоть какое-то развлечение после дневных марш-бросков.

Она с улыбкой кивнула и начала читать:

– Достопочтенная гильдия ткачей с прискорбием вынуждена оповестить владыку башни о непомерных ценах на шерсть, которую заломили овцеводы Западного берега, желая придержать свои запасы до лучших времён…

Ночной лагерь всегда один и тот же, на любой войне и в любой армии. Антураж, звуки и запахи никогда не меняются, будь то пустыня, лес или горы. Над палаточным городком разносилась музыка – в каждой армии есть свои любители помузицировать; слышался смех или сердитые возгласы – солдаты резались в кости. Тут и там сидели группки друзей – говорили о доме, вспоминали оставленных близких. В знакомой обстановке Ваэлин чувствовал себя спокойно и уверенно. «Они быстро становятся армией, – думал он, прохаживаясь по лагерю, вне света костров и никем не замеченный. – Но будут ли они биться как одно целое?»

Внезапно он замер. Оглянулся, всматриваясь в зубчатый силуэт деревьев на опушке. «Мечу обучен, а вот на ногу тяжеловат», – подумал Аль-Сорна. Песнь крови зазвучала новой тревогой.

– У тебя ко мне какое-то дело, мастер Даверн? – обратился он к тени.

Последовало молчание, затем – приглушенное проклятье, и из темноты показался Даверн-корабел, он сжимал рукоятку висящего на боку меча. Ваэлин заметил бисеринки пота на его верхней губе, однако, когда парень заговорил, его голос был спокоен:

– Вижу, вы по-прежнему не вооружены, милорд.

– Речь уже подготовил? – спросил Ваэлин, не обращая внимания на его слова.

– То есть? – Даверн был сбит с толку.

– Ты же собирался мне сказать, что твой отец был прекрасным человеком и что, убив его, я разбил сердце твоей матери. Как она, кстати?

Рот Даверна перекосился, парень издал хриплое рычание. Время словно остановилось. Ваэлин почувствовал, что он готов прекратить притворство.

– Мать до самой своей смерти ненавидела вас, – проговорил он наконец. – Она бросилась в море, когда мне было двенадцать.

На Аль-Сорну обрушились тяжёлые воспоминания. Ледяной дождь, льющий как из ведра, кровь, стекающая по песку, шёпот умирающего мужчины: «Моя жена…»

– Я не знал, – сказал Ваэлин. – Извини…

– Я сюда не за извинениями пришел! – Юноша решительно шагнул к нему.

– А за чем же тогда? Разве моя кровь смоет твоё горе? Или склеит разбитую жизнь? Неужели ты действительно думаешь, что своим поступком добьёшься чего-нибудь, кроме виселицы?

– Я пришел восстановить справедливость… – Даверн наступал, не отнимая руки от меча, но замер, как вкопанный, когда Ваэлин расхохотался.

– Справедливости? – переспросил тот, отсмеявшись. – Однажды я тоже пытался добиться справедливости у одного старого интригана. И он дал мне её, эту самую справедливость, вот только взамен мне пришлось отдать ему свою душу. Я сделал это ради тебя и твоей матери. Разве Эрлин не рассказывала?

– Мать говорила, что ты солгал, – ответил Даверн. В его голосе прозвучала неуверенность, но лицо по-прежнему было искажено злобой, а в тоне слышалась угроза. «Ненависть, копившаяся всю жизнь, не уходит после нескольких слов». – Она обманывала себя, хотела этим смягчить свой гнев, – продолжил Даверн. – Хотела отвратить меня от моей цели, но моё дело правое.

– Ну так убей меня сейчас же, и покончим с этим. – Ваэлин широко развёл руки. – Раз уж твоё дело правое.

– Где ваш меч? – требовательно вскричал Дарвен. – Берите клинок и сражайтесь.

– Мой меч не предназначен для таких, как ты.

– Проклятье! Идите сейчас же за мечо…

Из рощицы послышался тихий щелчок, словно хрустнул прутик.

Ваэлин бросился на Даверна, успевшего наполовину вытянуть меч из ножен, схватил его за пояс, и оба они повалились на землю. Что-то просвистело над их головами. Даверн задёргался, брыкаясь, и Ваэлин отпустил его. Со стороны рощи послышались новые щелчки.

– Катись вправо! – рявкнул Аль-Сорна, сам же метнулся влево. Около десятка стрел вонзились в землю там, где они только что лежали.

– Что там? – выкрикнул Даверн, пытаясь встать.

– Ложись! – грозно прошипел Ваэлин. – На нас напали.

Ещё один щелчок, и Даверн распластался на земле. На фоне темнеющего неба промелькнула стрела.

«Это не он, – понял Ваэлин, вглядываясь в тёмную пустоту между деревьями. – Песнь предупреждала не о нём».

– Ползи в лагерь, – приказал Даверну Ваэлин, стягивая с себя плащ. – Поднимай тревогу.

– Я… – Парень дико озирался, продолжая лежать. – Но кто это?

– Стрелки с длинными луками, насколько я могу судить, – ответил Ваэлин, подбрасывая плащ в воздух и глядя, как тот затрепыхался, пронзённый стрелами. – Беги скорей!

Сам он вскочил и побежал к полосе деревьев. Досчитав до трёх, рухнул навзничь. Над головой просвистел следующий залп. Снова рванулся, пронёсся, виляя из стороны в сторону, и в десяти футах заметил первого лучника: фигуру в капюшоне, встающую с натянутым луком из высокой травы. Ваэлин метнулся к нему, упал, откатился – стрелок промазал на какой-то дюйм. Аль-Сорна вновь вскочил и двинул лучника ребром ладони по шее. Слева показался ещё один, тот уже отбросил свой лук и достал длинный нож. Ваэлин схватил лук упавшего и с размаху ударил противника по голове. Тот отшатнулся, дико размахивая руками. Ваэлин пропустил один удар сердца и, пригнувшись, метнулся вбок. В воздухе мелькнула стрела и вонзилась в грудь нападавшего.

Перед Аль-Сорной возник ещё один лучник, прицелился. «Пятнадцать футов, – прикинул Ваэлин. – Ни туда, ни сюда». Позади лучника выросла тень. Блеснул металл, и лучник упал, сражённый ударом ножа. Даверн едва успел повернуться, когда на него надвинулась новая фигура в капюшоне, с воздетым над головой топором. Парень поднырнул под топор, целя ножом в плащника, но тот не был новичком в бою. Блокировав удар рукояткой топора, он локтём стукнул корабела в висок. Юноша упал.

«Не успеваю», – подумал Ваэлин, бросаясь на плащника, который уже занёс топор над Даверном.

Из темноты раздался звериный рык. Крупное тело пронеслось перед Ваэлином, и человек с топором упал. Послышался стук копыт, из леса выехал всадник с длинным посохом в руке: он замахнулся, и ещё один лучник повалился на землю. Опять рычание, вопли ужаса, удаляющийся топот, затем новый вскрик, на сей раз – милосердно короткий, и ещё пять, один за другим.

– Брат, – произнёс Норта, подъезжая ближе и осаживая коня. В его глазах светилась тревога, светлые волосы развевались на ветру. – У Лорен был сон.

Когда наутро Ваэлин явился в лагерь, Даверн как раз выходил из палатки целителей. На голове у него была повязка, в пол-лица лиловел синяк.

– Нос сломан, да? – поинтересовался Ваэлин, но парень лишь молча зыркнул на него. – А я должен благодарить тебя за вчерашнее. Или ты спас меня только затем, чтобы потом прикончить?

– Эдо дичего де медяит, – прогнусавил Даверн.

– Извини?

Парень покраснел, облизнул губы и произнёс, старательно выговаривая слова:

– Эдо ничего не меняет.

– А, понятно, – кивнул Ваэлин и прошёл мимо него в шатёр. – Спасибо, что предупредил. Кстати, тебе пора. Иди муштровать солдат, сержант.

Внутри он обнаружил Алорнис, она прикладывала припарки к лицу хорошо сложенного мужчины с густой чёрной шевелюрой. Синяку на его челюсти мог бы позавидовать и Даверн. Пострадавший сидел на табурете, рядом стояли капитан Адаль и какой-то гвардеец из Северной башни. Пленник повернулся к Ваэлину: звякнули цепи на его запястьях и лодыжках. С перекошенным ненавистью лицом он попытался прокричать Аль-Сорне что-то угрожающее, но помешала вытекающая изо рта слюна. Алорнис испуганно отшатнулась.

– Челюсть сломана, – пояснил брат Келан из другого конца палатки, где он перетирал в ступке травы. – Кто бы мог подумать, что у учителя такая крепкая рука?

– Я бы мог, – ответил Ваэлин, подошёл к Алорнис и взял её за руку. – Вы напугали мою сестру, – сказал он, обращаясь к раненому.

Тот зарычал, брызгая слюной в лицо Аль-Сорны.

– Тихо! – рявкнул Адаль, легонько двинув пленного по уху.

– Хватит вам! – прикрикнул на него брат Келан. – Я не потерплю насилия в моей палатке.

– Насилия, брат? – скривился Адаль, наклонившись к пленнику. – Думаю, я могу подождать, пока вы его не вылечите. Не хотелось бы, чтоб он сдох раньше времени.

– Привяжите его к столбу и покиньте нас, – приказал Ваэлин.

Адаль неохотно выполнил приказ и вышел вместе с гвардейцем. – Вы тоже, брат, – обратился Ваэлин к Келану.

– Предупреждаю вас: никаких пыток! – настаивал старик.

– Пойдёмте, брат, – произнесла Алорнис и потянула Келана к выходу. – Его светлость не опускается до подобных вещей.

Всё же она вопросительно посмотрела на Ваэлина: тот незаметно кивнул, она улыбнулась и вышла.

– Вы – единственный выживший, – сказал Аль-Сорна пленнику, присаживаясь на табурет напротив него. – Тот, кого я вырубил первым, тоже, скорее всего, выжил бы. Но боевая кошка моего друга не всегда послушно ему повинуется.

Человек продолжал злобно пялиться на него. «Страха почти нет, одна ненависть», – подсказала песнь крови.

– Три недели назад на корабле приплыли десять кумбраэльцев, – продолжил Ваэлин. – Охотники-промысловики, потому и с луками. Якобы прибыли в Пределы за медведями, чьи когти и мех ценятся столь высоко, поскольку этих зверей в Королевстве всё меньше. Убедительная история.

«Чуть страха, всё та же ненависть и немного мрачного веселья».

– Итак, – спросил Ваэлин, – бог или золото?

«Страх увеличился, появилась неуверенность». Пленник нахмурился, его эмоции смешались, чтобы в итоге вылиться в презрение.

– Значит, бог, – заключил Ваэлин. – Слуги Отца Мира явились на север в жажде прославиться, убив Тёмного Меча.

«Замешательство усилилось, страх возрос… И там ещё что-то, некое эхо… Нет, скорее – запах: слабый, но едкий, такой знакомый и такой мерзкий… он глубоко засел в его памяти, так глубоко, что сам хозяин почти не осознает его присутствия».

– Где он? – требовательно спросил Аль-Сорна, глядя прямо в глаза лучнику. – Где этот ведьмин ублюдок?

«Озадаченность и презрение, считает меня безумцем. А ещё… сомнение и подавленное воспоминание».

– Тот человек, который и не человек вовсе, – мягко продолжил Ваэлин. – Нечто, что рядится в тела других людей, словно в маски. От тебя им воняет.

«Ага, волна страха и понимание».

– Ты его знаешь. Ты его видел. Кто он сейчас? Такой же лучник, как и ты?

«Остался лишь страх».

– Солдат?

«По-прежнему только страх».

– Священник?

«Ужас взметнулся, словно в костёр плеснули маслом… Значит, священник. Нет-нет, не то. Однако какого-то священника он все-таки знает – и боится его».

– Твой священник отправил тебя сюда. А ты знаешь, что он отправил тебя и твоих братьев на смерть?

«Гнев, окрашенный смирением. Они всё знали». Вздохнув, Ваэлин поднялся на ноги.

– Я довольно поверхностно знаком с Десятикнижием, как ты понимаешь, однако у меня есть друг, который знает его от буквы до буквы. Посмотрим, получится ли у меня. – Он прикрыл глаза, вспоминая одну из многочисленных цитат Ривы. – «Да не потерпят любимые Тьмы. Ибо не может человек знать Отца и знать Тьму. Познав Тьму, он отрекается от своей души».

Он взглянул на пленника и почувствовал то, на что рассчитывал: стыд.

– Ты смотрел в его глаза и видел чужого, – продолжал он. – Кем он был раньше?

Пленный отвернулся, взгляд затуманились, все его чувства словно притупились. «Стыд и осознание». Узник зарычал, замотал головой, пытаясь выговорить слова искалеченным ртом. Слюна так и летела во все стороны, когда он вновь и вновь повторял одно и то же исковерканное слово, пока оно не сделалось понятным:

– Лорд.

– Посадите его на баркас, идущий на север, – приказал Ваэлин Адалю, выходя наружу. – Пусть его там отведут в лес и отпустят с луком и колчаном стрел.

– Зачем? – в замешательстве спросил Адаль.

– Он охотник. Глядишь, повстречается с медведем, – ответил Ваэлин, направляясь к своей палатке.

Там он обнаружил Норту со Снежинкой и Алорнис. Та почёсывала кошке живот, а зверюга мурлыкала от удовольствия, будто домашняя кошка.

– Какая же она красивая, – сказала Алорнис.

– Это точно, – кивнул Норта. – Жаль у нас нет подходящего кота, чтобы появились такие же красивые котята.

– Ну, где-то же есть, – возразила Алорнис. – У них наверняка есть дикие предки.

– Даже если и так, поди сыщи их во льдах, – проговорил Ваэлин, принимая от Норты чашку воды.

– Пленник что-нибудь сказал? – поинтересовался Норта.

– Куда больше, чем хотел, но меньше, чем хотелось бы мне. – Аль-Сорна покосился на мешок Норты, заметив прислонённый к нему меч.

– Подарок госпожи Дарены, – объяснил брат. – О котором я её попросил. Мужчине, который идёт на войну, нужно оружие.

– Война больше не твоя забота, учитель. Не помню, чтобы я посылал рекрутёров на мыс Нерин. Ты принадлежишь своей семье.

– Моя жена считает, что наша семья будет в безопасности, только если мы окажем помощь общему делу.

– Вы?

– Идём. – Норта хлопнул его по плечу. – Ты должен кое с кем познакомиться.

На краю лагеря их ждали четверо, одного из них Ваэлин узнал. Плетельщик стоял, опустив глаза, его пустое, но добродушное выражение лица сменилось глубокой досадой, а руки машинально подёргивались.

– Зачем ты его притащил? – спросил Ваэлин у Норты. – Не создан он для войны.

– Да никого я не тащил, он сам пришел и, сколько мы его ни увещевали, уходить не желает. Только надо ему дать немного льна или бечёвки, чтобы мог что-нибудь плести.

– Ладно, добудем.

– Это – Кара, – представил Норта худенькую кареглазую девушку лет шестнадцати, стоявшую рядом с Плетельщиком. При взгляде на неё Ваэлин вспомнил девчушку, выглядывавшую из-под отцовского плаща в разрушенном городе.

– Милорд, – тихо проговорила она, глядя в сторону. Несмотря на её застенчивость, песнь крови свидетельствовала о стойкости. «Не знаю, в чём её дар, но он наверняка силен», – понял Ваэлин.

– А это – Лоркан. – Норта как-то неуверенно кивнул на молодого мужчину. Парень был на несколько лет старше Кары, такой же худощавый, но с куда более открытым лицом.

– Это большая честь для меня, милорд. – Лоркан низко поклонился, сверкнув улыбкой. – Никогда не думал, что такая козявка, как я, сможет встать бок о бок с самим Ваэлином Аль-Сорной. Моя дорогая матушка разрыдалась бы от гордости, узнай…

– Ну-у, пошло-поехало! – прервал говоруна Норта. – Языком трепать он мастер, но человек полезный.

Последним и самым впечатляющим из четвёрки был крупный седобородый мужчина, похожий на медведя.

– Я – Маркен, милорд, – представился тот. Говорил он с нильсаэльским акцентом.

– Он вполне способен помочь, – сказал Норта, – если тебе нужны сведения.

Тела отнесли в палатку на окраине лагеря. Немногочисленные ценности, которые нашли у них, раздали солдатам, кому выпал скорбный жребий: похоронить мертвецов по кумбраэльскому обычаю. Маркен осмотрел один из трупов: коренастый мужчина, какими часто бывают лучники – на лице, разорванном когтями боевой кошки, застыла гримаса ужаса. Жуткое зрелище, похоже, не произвело на Маркена особого впечатления. Он спокойно опустился на колени, положил руку на лоб покойника, прикрыл глаза, потом отрицательно покачал головой.

– Сплошная каша. Он сошёл с ума задолго до того, как до него добралась Снежинка.

И пошёл дальше, по очереди касаясь каждого тела рукой и на мгновенье замирая. Наконец задержался около четвёртого, судя по морщинам – самого старшего из всего отряда.

– А вот этот подойдёт, – проговорил он. – Все затянуто красным, но он был в здравом уме… на свой манер, конечно. – Маркен поднял глаза на Ваэлина. – Может быть, милорд желает узнать что-то конкретное? Тогда мне было бы легче.

– Я хочу знать о священнике. И ещё – о лорде.

Маркен кивнул, приложил обе ладони к голове мертвеца и закрыл глаза. Некоторое время он оставался неподвижен, лишь неглубоко дышал, его бородатое лицо сохраняло безмятежность. Ваэлин задался вопросом, пребывает ли Маркен всё ещё в своём теле или, как Дарена, он уже где-то далеко, пусть даже при этом погружается в разум мёртвого человека, а не парит над землёй. Наконец Маркен со стоном открыл глаза, отодвинулся от трупа и осуждающе посмотрел на Ваэлина.

– Милорд мог бы и предупредить, какого сорта вещи я буду разыскивать.

– Прошу прощения, – ответил Ваэлин. – Это значит, вы их нашли?

– Волосы малость погуще на висках, – говорил Маркен Алорнис, пока та делала набросок. – А рот не так широк.

Алорнис добавила пару быстрых штрихов своим угольком, послюнила палец и растушевала несколько линий.

– Похоже?

– Да. – В густой бороде белозубо блеснула улыбка. – Госпожа очень талантлива.

– Это он? – спросил Ваэлин, когда сестра передала ему рисунок.

На нём был изображён широколицый, лысоватый, бородатый мужчина с узкими глазами. Ваэлину стало интересно, не подпал ли Алорнис под влияние мастера Бенрила, добавив в качестве художественной вольности жестокий изгиб губ.

– Настолько, насколько тот человек смог его запомнить, милорд, – ответил Маркен. – Это нынешняя маска той твари.

– Вы её почувствовали, когда увидели маску в памяти мертвеца?

– Я увидел её саму за маской. Мы видим больше, чем нам кажется, и оно навсегда остаётся тут. – Маркен постучал коротким пальцем по голове. – Особенно если видим нечто, что не в состоянии понять.

– А имя маски вы не узнали?

– Мой дар – видеть то, что попадалось человеку на глаза, милорд. – Бородатая физиономия скривилась в извиняющейся гримасе. – А то, что он слышит, – вне моего разумения.

Ваэлин добавил рисунок к другому, уже законченному. На нём был изображён молодой мужчина – довольно красивый, несмотря на то что сестра постаралась выразить всё своё отвращение к нему, нарисовав нос и подбородок чуть более резкими штрихами.

– Это священник?

– Наверняка не скажу, но именно перед ним должны были отвечать тот мертвец и его товарищи. Если не считать вида нападающей Снежинки, разговор с этим типом был самым ярким воспоминанием. Они находились где-то в доках, вроде собирались взойти на борт.

Ваэлин долго всматривался в оба портрета в надежде на то, что услышит песнь крови, но безуспешно.

– Я отведу мастера Маркена туда, где можно поесть, хорошо? – спросила Алорнис, прервав его размышления.

– Да-да, конечно. Спасибо вам, мастер. – Ваэлин улыбнулся бородачу.

– Мы пришли, чтобы помочь вам, милорд. – Маркен с кряхтеньем поднялся на ноги, потирая спину. – Эх, и чего бы этой войне не начаться на несколько лет раньше?

Он нашёл Норту на стрельбище, устроенном на берегу реки. Брат прихватил с собой собственный эорхильский лук, похожий на те, которыми они пользовались в ордене. Судя по всему, его мастерство с тех пор ещё возросло: стрелы замечательно быстро и точно втыкались в мишень. Другие лучники стояли поодаль, любуясь спектаклем.

– У тебя, смотрю, появились поклонники, – заметил Ваэлин.

– Ага, есть немножко. – Норта покосился на зрителей и послал последнюю стрелу в самое яблочко. – Маловато лучников в твоей небольшой армии.

– И те в основном охотники, да ещё несколько ветеранов королевской гвардии. Ты не хотел бы стать их капитаном? Можешь подобрать ещё кого-нибудь из рекрутов.

– Как прикажет милорд.

– Я не приказываю тебе, брат. На самом деле я предпочёл бы, чтобы ты отправился домой.

Норта помрачнел, поставил лук на землю и оперся на него.

– Видения-то были не только у Лорен, брат. Дочке просто приснилось, что ты сражаешься с лучниками, и это её скорее развеселило. А вот Селле… Селле привиделось, что все мы мертвы. Я, Лорен, Артис, новорождённые близнецы. Что всех нас схватили и замучили до смерти на её глазах, а весь мыс Нерин был в огне. Если бы ты слышал её крики, ты бы понял, почему она меня послала сюда и почему я пошёл, хотя никакого удовольствия от того, чем мы тут будем заниматься, не испытываю.

– А ты сможешь… – Ваэлин замялся. – Как думаешь, ты ещё способен убивать?

Норта приподнял бровь, и бородатый учитель исчез, а на его месте возник въедливый юнец с острым языком.

– А ты сам? У меня есть новенький меч, блестящий, как серебро. Твой же лежит, завёрнутый в дерюгу и скрытый от мира.

«Наверное, я боюсь: если разверну свёрток, потеряю гораздо больше, чем может разрушить вторгшаяся армия». Так и не сказав этого вслух, Ваэлин попытался сменить тему:

– Я хочу спросить о твоих товарищах. Я знаком с даром Плетельщика и видел, на что способен Маркен. А как насчёт двух остальных?

– Кара умеет вызывать дождь, хотя советую тебе хорошенько подумать, прежде чем просить её об этом. Сила… впечатляющая, но последствия непредсказуемы.

– А парень?

– Лоркана нельзя увидеть.

– Лично я его вполне вижу, – нахмурился Ваэлин.

– Это нелегко объяснить, – улыбнулся Норта. – Однако не сомневаюсь – прежде чем все закончится, у него будет множество оказий продемонстрировать тебе свой дар.

– И я не сомневаюсь. – Ваэлин крепко пожал тёплую и сильную руку брата. – Я рад, что ты со мной. Подбери себе команду, и как можно быстрее. Завтра мы отправляемся в поход.

Глава третья Лирна

Вода… Течёт… Медленное, размеренное эхо падающих капель. «Я в пещере?..»

Позже она всегда вспоминала об этом, как о первой связной мысли королевы Объединённого Королевства Лирны Аль-Ниэрен. Второй мыслью было осознание того, что она теперь королева. А третьим – молчаливый вопль отчаянья и боли, который продолжал жечь её разум, заставляя биться и кричать… «Пламя, текущее из ладоней воларки, Мальций, Орделла, маленькие Янус и Дирна, вонь моих собственных тлеющих волос и кожи…» Она попыталась закричать, но крик захлебнулся. Что-то мешало: что-то плотное и неподатливое заполняло ей рот. Лирна хотела было вытащить зажатый между зубами кляп, но обнаружила, что руки её не слушаются – их тоже что-то держало. Тогда до неё дошло, что надо открыть глаза.

Темноту пронизывал слабый луч, в котором двигались неясные тени. «Какие-то катакомбы, и в самом деле – почти пещера. Почему только всё раскачивается? И этот звон цепей, свисающих с потолка…»

Одна из скорчившихся теней согнулась пополам, судя по звукам её тошнило. Вновь наступила тишина, лишь время от времени раздавалось тихое поскуливание, звяканье цепей и натужный скрип дерева. «Никакая это не пещера. Это корабль».

– Ага, – тихо проскрипела тень слева от Лирны, – крикунья таки очнулась.

Она вгляделась в полумрак, силясь рассмотреть лицо, но увидела лишь массивные очертания бритой головы, которая поблёскивала в пробивающемся снаружи свете. Голова склонилась и проворчала:

– А сейчас ты не кажешься помешанной. Впрочем, скоро ты очень пожалеешь, что не сошла с ума.

Лирна попыталась заговорить, но вновь обнаружила, что ей мешает кляп, удерживаемый кожаными шнурками, завязанными на затылке. Опустив взгляд, она увидела тусклый металлический отблеск на своих запястьях. Дёрнулась – и почувствовала, как натянулись цепи кандалов, они уже натёрли ей кожу.

– Надсмотрщик вообще хотел швырнуть тебя за борт, чтобы не донимала, – продолжал голос, – но хозяин не позволил. Мой воларский оставляет желать лучшего, но, насколько я разобрал, речь шла о племенном разведении.

В тоне мужчины не было злобы, лишь спокойная констатация. Лирна сморщилась от вернувшейся боли и прикрыла глаза, по щекам потекли слёзы. Боль волнами накатывала на лицо и всю голову. «Моя кожа, волосы, жжёт…»

Она затряслась от рыданий, скорчившись на влажном дощатом настиле и захлёбываясь слюной. Лирна не знала, прошли часы или дни, прежде чем она впала в забытье, прежде чем с благодарностью провалилась в темноту, где её не беспокоили никакие сны.

Внезапно она проснулась от того, что кто-то потянул у неё изо рта кляп, да так, что вывернул шею и принудил подняться на колени. Перед ней стоял крупный мужчина в чёрном кожаном жилете. Наклонившись, он оценивающе смотрел на неё, потом удовлетворённо крякнул, протянул руки и развязал кожаные шнурки. Она закашлялась, давясь и задыхаясь, но тот быстро закрыл ей рот рукой и заставил посмотреть ему в глаза.

– Нет… кричать, – произнёс он на ломаном языке Королевства. – Ты. Больше не кричать. Или… – Он поднял другую руку, в которой было зажато что-то длинное, свёрнутое кольцами и с железной рукояткой. – Понимать меня?

Лирна торопливо закивала.

Верзила хмыкнул, отпустил её и отошёл, разбрызгивая сапогами воду, скопившуюся в трюме. Остановился, ткнул рукоятью кнута скрюченную фигуру, устало выругался и рявкнул что-то через плечо. Из темноты возникли двое мужчин помельче, подхватили тело и потащили к трапу, который был почти над головой Лирны – единственное пятно света в темноте трюма. Подняв глаза, она заметила в просветах между ступеньками женское лицо, уже поблёкшее, с обмякшими чертами, но Лирне показалась, что когда-то его обладательница должна была быть красивой.

Верзила – надсмотрщик, как верно догадалась Лирна, – обнаружил среди множества скорчившихся фигур ещё два трупа. Их также унесли наверх, по-видимому, чтобы выкинуть за борт. Лирна не могла сказать, сколько скованных людей находилось в трюме: дальние его уголки терялись во тьме. Рядом с собой она насчитала двадцать голов. «Двадцать человек на десяти ярдах. Среднее воларское работорговое судно насчитывает восемьдесят ярдов в длину. Значит, здесь примерно сто пятьдесят человек».

Где-то в темноте снова заскрежетал ключ, послышались испуганные всхлипывания. Надсмотрщик потащил за собой на палубу спотыкающуюся худенькую девушку, её тёмные волосы свешивались, закрывая лицо. Было слышно, как она плачет.

– Ишь, уже третий раз её волокут, – проговорила бритоголовая тень. – В таком месте плохо быть красавицей. Ну, зато нам с тобой лучше, верно?

Лирна хотела заговорить, но горло так пересохло, что она не смогла выдавить ни слова. Закашлялась, собирая во рту слюну, и попыталась вновь.

– Когда? – прохрипела она. – Как давно мы покинули Варинсхолд?

– Если не ошибаюсь, четыре дня назад, – ответил голос. – Наверняка проплыли не меньше двухсот миль по Бораэльскому океану.

– Как ваше имя?

– Имя? Да, когда-то у меня было имя, но здесь имена не требуются, госпожа. Вы ведь из благородных, верно? Таких платьев на улицах не встретишь, да и говорите вы по-другому.

«Улицы. Я бежала по улицам и кричала, ничего не соображая от боли, хотела лишь убраться подальше от дворца, там везде было пламя и смерть, а я бежала, бежала…»

– Нет, я – дочь к-купца, – сказала она дрожащим голосом. – Мой муж тоже купец. Но мы надеялись когда-нибудь возвыситься милостью короля.

– Сомневаюсь, что кому-нибудь теперь это удастся. Наше Королевство пало.

– Целое Королевство? За четыре дня?

– Королевство – это только король и ордена, а их больше нет. Когда нас вели в доки, я своими глазами видел, как пылал Дом Пятого ордена. Они все там погибли.

«Все погибли. Мальций, его дети… Давока».

Услышав шаги сверху на ступеньках, Лирна подняла взгляд. Помощник надзирателя привёл в трюм стройного молодого мужчину и посадил его на свободную цепь в нескольких футах от Лирны.

– Ещё один красавчик пользуется тут спросом, – пробормотал бритоголовый.

– Нужда – мать долготерпения, брат, – ответил юноша беззаботным тоном, покоробившим Лирну. Парень был действительно миловиден, с тонкими чертами лица. Чем-то он напоминал Алюция – до того, как тот побывал на войне и начал пить.

– Грязный развратник, – буркнул бритоголовый.

– Ханжа. – Молодой человек улыбнулся Лирне. – Вижу, наша крикливая дама пришла в себя.

– Ну какая я дама, – хрипло отозвалась она. – Простая купчиха.

– Жаль, жаль. А я-то надеялся на благородную компанию. Ладно, неважно. Фермин Аль-Орен, к вашим услугам, сударыня. – Парень наклонил голову.

Аль-Орен. Имя было незнакомым.

– У вас владения в Варинсхолде, милорд?

– Увы, нет. Дедуля пустил по ветру все фамильное состояние ещё до моего рождения, оставив без гроша мою бедную овдовевшую матушку. Так что мне пришлось завоёвывать себе место под солнцем исключительно ловкостью и обаянием.

Лирна кивнула. «Значит, вор». Повернулась к бритоголовому:

– Он назвал вас братом.

Тень промолчала, но тут же встрял Фермин:

– Мой друг больше не пользуется заступничеством Ушедших, сударыня. Повергнут в прах за дерзкое посягательство на…

Бритоголовый рванулся к нему. В свете, падавшем сквозь решётку над трапом, обрисовались его грубые, звериные черты и кривой нос.

– Заткнись, Фермин! – рявкнул он.

– Или что? – рассмеялся вор-аристократ. – Что ты мне сделаешь, Илтис? Это тебе не в кутузке из-за объедков драться.

– Так вы вместе сидели в тюрьме? – догадалась Лирна.

– Именно, сударыня, – кивнул Фермин и усмехнулся, когда Илтис вновь исчез в сумраке. – Наши с вами нынешние хозяева пришли туда на следующее утро после падения города, убили охранников, начавших по глупости сопротивляться… впрочем, та же участь постигла и большинство заключённых. В живых оставили только самых здоровых, – он подмигнул ей, – и красивых.

«Рабыня, – подумала Лирна и наклонилась, чтобы рассмотреть скобу, к которой была прикреплена цепь. – Я теперь королева-рабыня». Эта мысль заставила её нервно хихикнуть, причём она едва не сорвалась на крик. Кое-как сдержавшись, Лирна ощупала скобу. Она представляла собой подкову с железной пластиной, крепилась вся конструкция к дубовому брусу двумя болтами. Не было никакой надежды их расшатать, разве что только открыть ключом надсмотрщика.

– А как ваше уважаемое имя, сударыня? – спросил Фермин, когда она в изнеможении привалилась к одному из столбов, поддерживавшему трап.

«Королева Лирна Аль-Ниэрен, дочь короля Януса, сестра короля Мальция, повелительница Объединённого Королевства и хранительница Веры».

– К чему здесь имена? – прошептала она.

На следующий день надсмотрщик не обнаружил новых трупов. Видимо, это явилось сигналом для того, чтобы кормить пленников получше: вместо жидкой каши-размазни им дали овсянку с ягодами. «Отсеяли слабейших, – поняла Лирна. – А истощенные рабы им не нужны».

Она всё не сводила глаз с ключа на шее надсмотрщика, но тот никогда не приближался настолько, чтобы ключ можно было схватить. «Даже если бы мне это удалось, он собьёт меня с ног прежде, чем я успею открыть замок». Лирна покосилась на Илтиса. Тот выхлебал свою кашу, подчистил остатки толстыми пальцами и с аппетитом их облизал. «Четвёртый орден, – решила Лирна. – Один из псов-ревнителей Тендриса. Его-то так просто не свалишь».

Она опустила глаза, когда рядом остановился надсмотрщик. Он нагнулся и открыл замок.

– Встать! – рявкнул он, ткнув её рукояткой кнута.

Лирна поднялась на нетвёрдых ногах, которые тут же свело судорогой. Надсмотрщик подтолкнул её к свету, взял рукой за подбородок, повертел голову туда-сюда, рассматривая с прищуром, и скривился от отвращения.

– Слишком уж изуродована, – проворчал он на воларском. – Бабу с такой рожей даже матросня трахать не захочет.

Задрал ей юбку, грубо ощупал. Лирна стояла ни жива, ни мертва, с трудом подавляя тошноту.

– А впрочем… – протянул надсмотрщик, расшнуровывая е ё лиф, и принялся лапать за грудь.

«Только не кричать, – приказала себе Лирна, закрыв глаза и сжав зубы, в то время как его большой палец елозил по соску. – Я ни в коем случае не должна кричать».

– И не дура, – сказал воларец, вновь принимаясь разглядывать её лицо. – Кто ж ты такая, а? Содержанка какого-нибудь толстосума? Или богатенькая наследница?

Он внимательно следил за её реакцией, пытаясь понять, знает ли она язык. Лирна смотрела на него широко раскрытыми глазами, её страх был наигран лишь отчасти. Надсмотрщик хмыкнул и отступил.

– Сидеть, – махнул он ей кнутом.

Лирна села и привалилась к борту. Он вновь защёлкнул замок на её кандалах и потопал наверх по лестнице. Тогда она принялась приводить в порядок одежду. «Давока бы уже вспорола ему брюхо и, хохоча, любовалась бы, как вываливаются его кишки. Смолен мигом снёс бы ему голову с плеч. А брат Соллис… Но их здесь нет!»

Она глубоко вздохнула и стала аккуратно зашнуровывать лиф, стараясь унять дрожь в руках. «Нет у тебя здесь ни защитников, ни слуг. Придётся самой о себе позаботиться».

Хуже всего были ночи. Пленники вскрикивали во сне от ужаса, звали любимых, умоляли освободить их. Лирна тоже часто просыпалась – то ли от боли, то ли от воспоминаний. Этой ночью ей опять снилась воларка, только вместо огня из её рук потоком лилась вода, затопляя тронный зал…

Она села на корточки – поза, которая стала уже привычной, – пытаясь успокоить бьющееся сердце. Сон был очень ярким, наверняка благодаря тому, что она все время прокручивала в уме всё случившееся. Впервые ей пришло в голову, что хорошая память – это скорее проклятье, чем дар. Лирна помнила все: каждое слово брата Френтиса, едва заметные изменения на его лице, каждый всполох пламени.

«Его нельзя было заподозрить, – думала она. – Совершенно невозможно. Все выглядело абсолютно естественно: возвышенно-смиренный страдалец вернулся домой, пережив множество злоключений. Да и та, другая, казалась всего лишь робкой сбежавшей рабыней. Все изменилось в тот миг, когда умер Мальций. И её ярость, когда я убила Френтиса, была уже натуральной». Лирна припомнила лицо женщины, её печаль, гнев и кровоточащие глаза. «Значит, ничего подобного она не ожидала. Френтис не должен был умереть, этого не предусматривалось планом. А отсюда вопрос: зачем Френтис был ей нужен? Не был ли её гнев гневом женщины, потерявшей любимого?» В памяти всплыли слова Малессы. Она часто теперь вспоминала их, размышляя о тайне произошедшего: «Три твари… Его сестра… Лучше бы вам никогда не встречаться…» Может, это она и была? Может быть, Лирна как раз встретилась с третьей тварью, той самой, о которой говорила Малесса? Встретилась – и выжила?

Новый приступ боли пронзил голову, заставляя судорожно хватать воздух ртом. Похоже, «выжила» – не совсем точное слово. «Гора вопросов и ни одного ответа. Никаких зацепок. Но я их найду, сколько бы лет на это ни потребовалось… И сколько бы крови ни пришлось мне пролить».

Краем глаза она уловила движение слева. Фермин. Он протянул руку, двигая пальцем из стороны в сторону, и чему-то улыбался – чему-то, что находилось на палубе перед ним. Проследив за его взглядом, Лирна увидела маленькую чёрную крыску. Зверёк послушно водил головой, повторяя движение пальца, словно марионетка на невидимых ниточках.

Лирна подалась вперёд, чтобы лучше видеть, её цепи звякнули. Фермин поднял голову, теперь на его лице не было и тени улыбки. Пальцы спазматически дёрнулись, и крысёнок шмыгнул в щель между досками. Парень отвернулся, а Лирна не сводила с него глаз. В её голове трубным гласом звучали слова Малессы: «Когда тебя закуют в цепи, посмотри на заклинателя зверей».

– Итак, милорд, – спросила она Фермина на следующее утро, – какого рода вором вы были?

– Судя по тому, что меня сцапали, неудачливым, – сухо ответил тот, избегая встречаться с ней взглядом.

– Когда вас… выводили наверх, вы должны были заметить, сколько человек в команде, – не отступалась Лирна.

– А вам-то зачем это знать, сударыня? – Фермин посмотрел-таки ей в глаза.

Позади слабо звякнули цепи: очевидно Илтис, как она и рассчитывала, прислушивался к их беседе.

– Вам очень хочется быть рабом? – спросила Лирна. – Терпеть всё это день за днём? Какая участь, как вы думаете, ждёт вас в империи?

– Наверняка лучшая, чем быть кормом для рыб. Буду облизывать каждый хер, который они мне сунут под нос, и подставлять задницу хоть целым толпам. Стыд не входит в число моих пороков, а вот страх – да. Я хочу просто выжить, сударыня-без-имени. – Он отвернулся. – Затевайте что хотите, я – пас.

– Забудь о нем, – пренебрежительно фыркнул Илтис. – От такого ссыкла нам никакой пользы.

– Нам, брат? – обернулась к нему Лирна.

– Не играй со мной, женщина. Я видел, как ты обшаривала взглядом каждый уголок этого трюма. Чего интересного ты углядела?

Она приблизилась к Илтису настолько, насколько позволили цепи, и зашептала, но так, чтобы слышал Фермин:

– Я из купеческой семьи, как вы уже знаете. Мы вели морскую торговлю с воларцами. На судне подобных размеров будет человек сорок команды, от силы – пятьдесят.

– И что с того? – нахмурился Илтис.

– А то, что в этом трюме нас по крайней мере сто пятьдесят человек. Получается три к одному, если только освободиться от пут.

– Большинство слишком слабы, чтобы драться, а половина – и вовсе женщины.

– Если женщине есть, за что драться, она сразится и с сотней мужчин. А слабый мужчина превращается в силача, если в его душе пылают ненависть и страх.

Сосед Илтиса завозился и поднял голову. Илтис в упор взглянул на него:

– Только вякни кому, я тебе ночью голову откручу.

Человек кивнул и пододвинулся ближе. Он выглядел крепким, хотя и не таким, как Илтис. Квадратная челюсть и многочисленные шрамы на лице выдавали либо преступника, либо солдата.

– Снимите с меня эти цепи, – проговорил он, – и я голыми руками разорву глотки дюжине этих уродов.

«Значит, преступник», – решила Лирна.

Несколько мгновений Илтис молча вглядывался в полное решимости лицо громилы, затем повернулся к Лирне.

– Ты придумала, как добыть ключ у надсмотрщика?

«Нет».

– Да. Но придется набраться терпения. Подождать подходящего момента. А пока потихоньку поговорить с соседями, предупредить, чтобы держались начеку.

– Откуда нам известно, кому здесь можно доверять, а кому нет? – заметил Илтис. – Кто-нибудь может нас предать в надежде на освобождение или хотя бы на лучшую долю.

– У нас нет выбора, – твёрдо отрезала Лирна, оглянувшись на Фермина. Тот уже повернулся к ним спиной, но она видела, как сжимаются его кулаки. – Доверие – это всегда риск.

Весть о предстоящем бунте передавалась от пленника к пленнику. По цепочке задавались вопросы и пересказывались ответы. Люди боялись, но никто, кроме Фермина, не отказался – и никто не донёс надсмотрщику. «Свобода всё ещё живёт в их сердцах, – думала Лирна. – Они пока не превратились в рабов».

Лирна сумела задать пару вопросов тоненькой девушке, которую постоянно таскали наверх: сколько человек в команде? все ли они вооружены? В следующий раз, когда её повели к трапу, волосы больше не закрывали её лицо, а в глазах были не только слёзы, но и решимость. Вернувшись в трюм, она сообщила: в команде тридцать человек, кроме того – пятнадцать охранников, они посменно по пять человек сидят у входа в трюм.

Дождавшись, когда Илтис уснёт, Лирна снова попыталась завязать разговор с Фермином. Тот сидел вполоборота к ней. Прикрыв глаза и нахмурившись, парень словно бы прислушивался к далёкому звуку. Лирна тоже вслушалась и уловила едва заметный протяжный рёв.

– Киты поют, – произнесла она.

– Скоро закончат, – пояснил Фермин, приподняв бровь. Его губы тронула мрачная усмешка.

И действительно, песнь резко оборвалась, и по судну, вибрируя, прокатилось эхо сильного удара.

– Красные акулы, – сказал Фермин. – Вечно голодные красные акулы.

– Ты можешь чувствовать их голод?

Парень повернулся к ней, его лицо вновь сделалось непроницаемым.

– Брось, я знаю, кто ты, – продолжила Лирна. – Ты – заклинатель зверей.

– А я знаю, что никакая ты не купчиха. Надсмотрщик угадал? Ты содержанка, да? И ещё я знаю, что ты прекрасно поняла его слова.

– Шлюхам хотя бы платят. В отличие от рабов.

– Слушай, чего тебе от меня надо, а?

– Хочу, чтобы ты сделал то, что хорошо умеешь делать. Украл. Точнее, чтобы это сделал твой новый маленький приятель.

– Украл ключ у надсмотрщика?

– Верно.

– А потом мы освободимся и захватим корабль. Это и есть твой великий план?

– Если у тебя имеется другой, я с удовольствием его выслушаю.

– Конечно, имеется. Мой собственный. Видишь ли, в чём дело, меня зовёт к себе сам хозяин этой посудины. Довольно состоятельный тип, под Воларом у него обширное поместье, а целое крыло здания отдано под гарем из молодых мужчин, привезённых со всех уголков света. Я там буду первым его трофеем из Объединённого Королевства. Меня будут баловать и нежить, тогда как ты будешь ежегодно щениться, пока матка не отсохнет.

– И это все твои желания? Чтобы с тобой забавлялись, как с домашней собачонкой, пока ты не состаришься и не сможешь больше возбуждать хозяина?

– Не беспокойся обо мне. До того как это случится, я буду уже далеко. Целая империя раскинется передо мной со множеством сокровищ, которые можно украсть.

– Забудешь всё, что было прежде? Родной город, собственную мать? – спросила Лирна и заметила, что удар достиг цели: его рот болезненно искривился. – Где она сейчас? Ты знаешь, что с ней произошло после падения города?

Фермин раскачивался взад-вперёд, обхватив колени руками. Он вдруг сделался совсем юным.

– Нет, не знаю, – прошептал он.

– Ты говорил, что заботился о ней. Поэтому и стал воровать, да? Для неё? Хочешь сказать, теперь тебе всё равно, жива она или нет?

– Но как узнать, остался ли там кто-нибудь в живых? Остались ли там свободные?

– Я знаю как. И ты, думаю, тоже.

– Когда городская стража меня арестовала, мама подкупила начальника тюрьмы, чтобы он позволил меня подкормить. Нынешний король дозволяет кое-какие послабления для заключённых, если они, конечно, могут за них заплатить. Точнее, дозволял. – Фермин закрыл глаза, вновь стискивая колени. – Она мертва, я это чувствую.

– Ты чувствуешь это всем сердцем? Моё же сердце говорит мне, что в Королевстве ещё остались свободные люди, и они дерутся за свою свободу, пока ты здесь пал духом.

Он открыл глаза, в которых блеснули слёзы.

– Ты не шлюха, – хрипло проговорил он. – Ни одна шлюха не станет вести подобных речей.

– Помоги нам, а? Мы захватим корабль и вернёмся домой. Даю слово, я сделаю все возможное, чтобы ты отыскал её.

Он сжал зубы, с шумом выдохнул.

– Обычно я использовал ласок, крысы мало подходят для воровского дела. Но сперва мне придётся закрепить связь и только потом дать ей серьёзное задание.

– Сколько времени тебе понадобится?

– По меньшей мере три дня.

Три дня. Неприятная задержка, однако до Воларии путь неблизок, а три дня хорошего питания никому не помешают. Лирна кивнула.

– Благодарю тебя.

– Надеюсь, среди нас есть опытные моряки, – слабо улыбнулся Фермин. – Иначе мы так и будем бесцельно дрейфовать по океану.

Крысёнок уронил ягоду у ног Фермина, сел, подёргивая усами, и уставился на него блестящими глазками. Парень ласково улыбнулся и подмигнул зверьку. Крысёнок порскнул в сторону, словно его и не было. Через несколько мгновений вернулся с другой ягодой, присоединив её к растущей на полу кучке.

– Не нравится мне это, – прошипел Илтис. Его лицо пряталось в тени, однако Лирна знала, что его аж свело от подозрительности. – Обращение ко Тьме – отречение от Веры.

Лирна хотела было заметить, что ни в одном из древних катехизисов нет и намёка на Тьму, а законы о преследовании тех, кто владеет Тёмными искусствами, появились в Королевстве только после эпидемии Красной Руки. Но вряд ли Илтис был готов дискутировать на подобные темы.

– У нас нет выбора, – прошептала она ему. – Другим путём ключ не добыть.

– Она права, – согласно кивнул громила со шрамами. – Я бы продал душу хоть кумбраэльскому богу, лишь бы отсюда выбраться.

– Когда слабеет Вера, приходит ересь, – зашипел Илтис, гневно подавшись вперёд. – Я от неё никогда не отступлюсь!

– Если мы не добудем этот ключ, тебя ждут годы рабства, чтобы испытать свою драгоценную Веру, – съязвил разбойник, чем вызвал новый рык Илтиса.

– Ссорами делу не поможешь, – сказала Лирна. Илтис поджал губы и привалился к борту, уйдя в тень. – Вы помните, что надо делать? – спросила Лирна у громилы.

– Ага, – кивнул тот. – Добраться до румпеля и убить рулевого. Со мной пойдут трое самых крепких.

– Отлично. А вы, брат? – Лирна повернулась к Илтису.

– После того как снимем кандалы, будем ждать, пока охранники не спустятся для вечерней проверки. Душим их цепями и забираем оружие. Раздаём его пятерым мужикам посильнее и идём разбираться с оставшейся на палубе стражей. Каюта надсмотрщика на корме, рядом с каютой хозяина. Сперва кончаем первого, потом второго.

– А я веду остальных драться с командой, – сказала Лирна. – Постараемся оттеснить матросов на бакборт и задержать их там. Вы должны управиться как можно быстрее, чтобы помочь нам прикончить всех.

– Если половина из нас доживёт до рассвета, будем считать, нам крупно повезло, – проговорил громила.

«Я посчитаю нас счастливчиками, если в живых останется четверть», – подумала Лирна, а вслух сказала:

– Я знаю. Как думаешь, остальные это понимают?

– Ещё бы. – Он вздохнул и принуждённо улыбнулся. – Но лучше быть свободным мертвецом, чем живым рабом.

На следующую ночь Фермин объявил, что крыса готова. Зверёк находился полностью под его контролем. Он сидел на ладони хозяина и с пугающей неподвижностью глядел перед собой.

– Он умный, – пояснил парень. – Не настолько умён, как ласка, но на сегодняшнее дело мозгов ему хватит.

Голову Лирны вновь пронзила боль, заставив поморщиться. В последние два дня боль изменилась и теперь концентрировалась в определённых местах – там, где ожоги были наиболее сильными. Вдобавок в животе поселился клубок тошноты. На лонакском это называлось «арак’ин» – слабость перед боем.

– Ну что ж, приступаем, – сказала она.

Фермин осторожно опустил крысёнка на пол. Тот метнулся к трапу, поскакал по ступенькам и исчез из виду. Фермин привалился к стенке, закрыл глаза. Лирна размеренно дышала, стараясь усмирить напряжённый комок в животе. Она чувствовала, как сгущается тишина: все ждали. Лирна поглядывала в лицо Фермину, тот продолжал сидеть с опущенными веками. Время от времени он морщился или хмурился, и Лирна принималась гадать, что это может значить. «Интересно, неужели он смотрит глазами крысы?» – подумала она, увидев лёгкую улыбку на губах вора.

– Он его взял, – прошептал парень, и сердце Лирны подпрыгнуло. – Та-а-к, теперь давай вниз и обратно под дв… – Вдруг он раскрыл глаза, по его телу прокатилась судорога. Парень задёргался, согнулся пополам, его стошнило.

– Фермин! – окликнула Лирна. – Что с тобой? Что случилось?

По верхней палубе загрохотали сапоги, топот эхом разнёсся по трюму. Взгляды людей не отрывались от потолка. Шаги замерли, затем что-то маленькое плюхнулось в освещённый луной прямоугольник залитого водой пола в трюме. Нечто покрытое чёрной шерстью, с перебитым хребтом.

Фермина прекратило тошнить, он выпрямился и сосредоточенно уставился в стену.

Надсмотрщик вразвалочку спустился в трюм, постукивая кнутом по деревянным ступеням. Остановился в лунном свете и поддел мёртвого крысёнка носком сапога.

– Очень интересно, – пробормотал он на воларском.

Фермин застонал от боли. Он тяжело дышал, продолжая неподвижно смотреть в стену, его кожа блестела от пота.

– Магия, – сказал надсмотрщик на языке Королевства и осмотрел рабов. – Один здесь владеть магия. Кто? – Одно движение запястья, и кнут, подобно змее, скользнул по настилу. – Всех здесь обменять на одного с магия. – Он подошёл к громиле со шрамами на щеках и посмотрел ему в глаза. – Понимать меня?

Разбойник закивал. Казалось, он настолько испуган, что вот-вот выдаст все их секреты. Но вместо этого тот закрыл глаза и покачал головой. «Лучше быть свободным мертвецом, чем живым рабом».

Надсмотрщик пожал плечами, отступил, развернулся, и его кнут, двигаясь быстрее молнии, рассёк кожу на уже изуродованной щеке мужчины. Звук удара расколол тишину трюма.

– Кто? – опять спросил надсмотрщик, его взгляд перебегал от одного пленника к другому. Разбойник скулил от боли.

Фермин громко всхлипнул, обмяк, по его спине обильно струился пот. Наконец это привлекло внимание надсмотрщика, и тот направился к парню. Лирна приподнялась на несколько дюймов – сколько позволила звякнувшая цепь – и выкрикнула на воларском:

– Это я! Я владею магией!

Надсмотрщик прищурился, искривил губы в усмешке и подошёл ближе.

– Я мог бы и сам догадаться, – заметил он на воларском. – Такие редко встречаются, но всегда это – самые умные. – Он приподнял цепочку с ключом, висевшую у него на шее. – Послала своего маленького дружка за ключиком, да? Умно, умно. Почти сработало. Однако сейчас мне придётся убить с десяток ублюдков, чтобы преподать урок. Не тебя, разумеется, ты стоишь тысячи таких, как они, но выбирать будешь сама.

Он отступил в квадрат лунного света и захохотал, раскинув руки.

– Выбирай же, сука! Выбирай, кого хочешь увидеть мёрт…

Корабль резко накренился. Надсмотрщик пошатнулся. Обшивка борта позади него треснула, внутрь полились фонтанчики воды. Воларец полетел вперёд, рухнул на Илтиса и разбойника. Несколько секунд он с одуревшим видом хватал воздух ртом, в упор уставившись на брата. Илтис двинул квадратной головой, ломая надсмотрщику нос. Раздался хруст, потекла кровь. Надсмотрщик обмяк. Разбойник обхватил его ногами за талию, не давая возможности шевельнуться, а Илтис продолжал наносить удары головой, ломая кости. Кровь текла ручьями.

– Ключ! – напомнила Лирна.

Илтис повернулся к ней измазанным в крови лицом, сморгнул, ярость оставила его, глаза приобрели осмысленное выражение. Вместе с разбойником они перекатили тело воларца на спину и принялись обшаривать его в поисках ключа.

– Я не могу… – бессильно проговорил Фермин, и Лирна увидела кровь, текущую у него из носа и глаз. – Я не могу удержать её. Вам нужно… поторопиться.

– Есть! – воскликнул Илтис, пытаясь короткими пальцами вставить ключ в замок на своих кандалах.

Что-то вновь ударило в корпус судна. Доски обшивки разошлись сильнее, течь усилилась, вода в трюме стремительно прибывала. Илтис ругнулся, ключ мелькнул в воздухе и шлёпнулся у ног Лирны. Она нагнулась, шаря в воде и чувствуя, как паника лишает её способности соображать… Вот он! Пальцы коснулись гладкого металла. Схватила, поднесла к кандалам, стараясь унять дрожь в руках, развернула замок. «Аккуратно, не торопись…» Ключ скользнул в замочную скважину, повернулся, кандалы упали на пол.

Она встала, не обращая внимания на боль в затёкшем теле, и увидала лица, те немногие, что были на свету. Люди смотрели на неё с ужасом и отчаянной мольбой. «Трап совсем рядом, а корабль скоро потонет…» Она освободила Илтиса, затем разбойника.

– Смотрите за люком! – приказала она.

– Мы что, корабль захватывать не будем? – удивился преступник.

Лирна метнула взгляд на прохудившуюся обшивку и принялась снимать кандалы с женщины её возраста, заплакавшей от благодарности.

– Тут скоро и корабля-то не будет, – сказала она, помогая той подняться на ноги. Освободив мужчину, сидевшего рядом, сунула ключ ему в руки: Освобождай остальных, да поскорее.

Подошла к Фермину. Парень был почти в обмороке от изнеможения, даже кровь больше не текла.

– Очнись! – Она похлопала его по щекам. – Просыпайтесь, сударь!

Его взгляд стал осмысленным. Фермин протестующе застонал, когда Лирна попыталась поднять его на ноги.

– Что это было? – спросила она. – Что ты сделал?

– Они вечно голодные, – прошептал он.

Судно накренилось. Что-то вновь задело борт, пленники закричали. Вода, бурля, продолжала подниматься. По трапу начал спускаться охранник – очевидно, в поисках надсмотрщика. Увидев Илтиса и громилу, он вытаращил глаза, метнулся было обратно, чтобы предупредить своих, но цепь разбойника обмоталась вокруг его ног ещё до того, как он успел открыть рот. Охранник упал лицом вниз, и громила стащил его по трапу, а Илтис сунул головой в воду и держал до тех пор, пока тело не перестало дёргаться.

– Посмотри, может, у него ещё один ключ есть? – сказала Лирна.

Илтис обыскал труп и сокрушённо развёл руками. Она огляделась: освобождено было всего лишь человек двадцать, а вода всё прибывала.

– Нельзя её как-то удержать? – обречённо спросила она Фермина. – Пока всех не освободим?

– Я отдал всё, что имел… – улыбнулся тот, показывая испачканные кровью зубы.

Обшивка треснула, в пробоину хлынула вода, и в образовавшейся дыре появилась огромная треугольная голова. Невозможно широкая пасть раскрылась, открывая ряды острых, как клинки, зубов. Челюсти сомкнулись, разрезая тела двух пленников, словно коса – траву. Вода окрасилась красным. Башка мотнулась туда-сюда, увеличивая пробоину и раскачивая корабль, потом исчезла.

– Я убедил её, что корабль – это кит, – пояснил Лирне Фермин, вода доставала ему уже до плеч. Он посмотрел ей прямо в глаза. – Мою мать зовут Треллой. Не забудьте. Вы дали мне слово, королева.

Ручищи Илтиса сграбастали её и потянули к трапу. Вода накрыла Фермина с головой. Брат вытолкнул её на палубу. Там царила полная неразбериха: освободившиеся пленники бродили взад и вперёд, одни матросы неподвижно стояли, не в силах осознать случившееся, другие пытались спустить на воду шлюпки, не обращая внимания на крики высокого мужчины в чёрном халате.

– Нам нужна лодка, – сказала Лирна.

Илтис кивнул и двинулся к ближайшей шлюпке, прокладывая путь своими цепями. Ему на подмогу пришел разбойник. Остальные несостоявшиеся рабы, сбившись в тесную группу, последовали за ними. Кто-то из команды оказал сопротивление, другие сбежали, а большинство просто стояли и смотрели.

Лирна заметила, что один из охранников упал на колени, ощупывая кровоточащую рану на лбу, оставленную Илтисом. Она выдернула у него из ножен короткий меч и кинулась к высокому типу в чёрном, тот продолжал охрипшим голосом выкрикивать бесполезные приказы. Он стоял к ней спиной, так что защититься не мог. Лирна ударила его мечом. Мужчина завизжал от боли и рухнул на колени.

– Я хочу, чтобы ты знал, – крикнула она ему в ухо по-воларски, – с этого дня всё моё существование будет подчинено одной цели: стереть вашу поганую империю в порошок. Я передам от тебя привет твоему гарему, когда сожгу твоё поместье дотла, хозяин.

Оставила меч торчать в его спине и поспешила к шлюпке. Матросы теперь были озабочены исключительно собственным спасением, так что бывшие пленники спокойно перелезли через борт. Это оказалось несложно, так как корабль погрузился в воду почти по самые леера. Громила спрыгнул в шлюпку и помог спуститься той самой худенькой девушке, которая так пришлась по нраву команде. Лирна увидела, что ногти у неё обломаны и покрыты запёкшейся кровью.

Судно сильно качнулось, палубу захлестнуло волной. Илтис подтолкнул Лирну к лодке. Она схватилась за «утку», и разбойник вместе с остальными помог ей спуститься. Илтис перевалился через леер и, тяжело дыша, рухнул в шлюпку посреди других выживших. Лирна увидела, что их всего пятеро. Оборванные и измученные, они все глядели на неё.

«Да уж, невелико моё Королевство», – подумала Лирна, осматривая с носа до кормы лодку, которая качалась на океанских волнах. Оглянулась и увидела грот-мачту, уходящую под воду в водовороте обломков.

– У нас вёсла есть? – спросила она.

Глава четвертая Френтис

На северной дороге они устроили засаду кавалерийскому патрулю воларцев. Четверым вольным мечникам весьма некстати захотелось отлить, и они подошли слишком близко к зарослям, где прятались беглецы. Копьё Давоки пронзило одного, Френтис уложил мечом ещё двоих, а Крысятник с Дергачом свалили четвёртого, пока тот пытался забраться на лошадь. Потом оба бандиту чуть не поубивали друг друга из-за сапог солдата. Давока надела окровавленную безрукавку того, кто был сражён её копьём, а Френтис забрал перевязь и ножны – не польстившись на длинный клинок, которые предпочитала воларская кавалерия, – и вложил в них свой азраэльский. В седельных сумках нашлись бинты. Френтис перевязал рану на боку, она не переставала пульсировать жгучим огнём – ему то и дело приходилось вытирать со лба пот, а перед глазами появилась неприятная дымка.

Быстро светало. Они сели на коней и поскакали на запад. Арендиль ехал за спиной Давоки. Крысятник и Дергач оказались неумелыми наездниками, они тряслись на своих лошадях далеко позади. Френтис ожидал, что они вообще удерут, как только доберутся до побережья по ту сторону утёсов, но бандиты почему-то остались. Возможно, испугались его мести, хотя Френтис подозревал, что их нежданная верность объясняется куда проще – воларцы, казалось, были теперь повсюду. В течение часа они наткнулись ещё на два патруля. Враги были слишком далеко, чтобы представлять угрозу, но затем они заметили полный кавалерийский полк, стоявший на холме всего в полумиле впереди них.

– Гиблое дело, брат, – заметил Крысятник. – Эти падлы тут на каждом шагу.

Бандит был прав: дорога, ведущая в Дом ордена, оказалась перекрыта. Оставался один-единственный путь.

– Урлиш, – сказал Френтис, поворачивая коня в сторону леса, темнеющего на севере. – Через шесть миль мы будем у реки, по её берегу доберёмся до ордена.

– Не нравится мне этот лес, – проворчал Дергач. – Там медведи водятся.

– Уж лучше медведи, чем воларцы, – сказал Крысятник, ударив пятками в бока лошади. – Не дрейфь, сукин сын!

С холма послышались звуки, весьма напоминающие пение горнов, и Френтис пустил коня в галоп: их заметили. Вскоре маленький отряд уже скрылся за деревьями. В лесу пришлось ехать медленнее, а потом и вовсе спешиться, земля под ногами сделалась рыхлой и неровной. Френтис продолжал напряжённо вслушиваться, пытаясь разобрать, нет ли за ними погони, но вокруг звучала лишь песнь леса. «Решили небось, что овчинка выделки не стоит», – подумал он, снял седельную сумку и хлопнул коня по крупу, прогоняя его прочь.

– Дальше пешком, – бросил остальным.

– Слава Вере! – простонал Дергач, сползая с лошади и потирая зад.

– Мы направляемся в Дом синих плащей? – спросила Давока.

– Именно, – ответил Френтис. «В мой дом».

– Кажется, эти новые мерим-гер о многом осведомлены, – продолжила лоначка. – Скорее всего, они знают, где находится Дом твоего ордена.

– Это точно. – Френтис забросил сумку на плечо и зашагал на север.

– Они на него нападут, – не унималась Давока, пристраиваясь следом. – Если уже не напали.

– Значит, мы не должны терять времени. – Боль в боку вспыхнула с новой силой, Френтис зашипел, но не остановился.

К полудню добрались до реки и устроили небольшой привал. Крысятник и Дергач с проклятьями повалились на песок. Френтис стянул рубаху и принялся менять повязку. Давока подошла взглянуть, поморщилась и пробормотала что-то на лонакском.

– В чём дело? – спросил её Френтис.

– Твоя рана… – Она запнулась, подбирая слова. – Выглядит очень плохо.

– Загноилась, знаю, – ответил он, осторожно ощупывая разрез. Оттуда сочилась сукровица, края раны опухли и покраснели, под кожей появилась паутинка красных нитей.

– Я могу это вылечить, – сказал она, оглядываясь вокруг. – Только нужны кое-какие травы.

– Нет времени искать. – Френтис выкинул грязные бинты и достал из сумки новые.

– Давай помогу. – Давока взяла бинт, обмотала вокруг его талии и завязала. – Если не лечить, ты долго не протянешь.

«Надо же, убит принцессой, – подумал он. – Подходящий конец для такого, как я».

– Нам нужно идти, – сказал он, поднимаясь на ноги.

Следуя вдоль русла, они двинулись на восток. Держались в тени деревьев, в стороне от берега. Через какое-то время заметили дрейфующую по течению барку с непривязанным такелажем. Парус безвольно обвис, покрывая палубу, на которой не было видно ни единого человека.

– Что это значит? – удивился Арендиль.

– Что мы почти добрались, – ответил Френтис. – Барки редко заплывают так высоко против течения, разве что для того, чтобы доставить в орден провизию.

Пройдя ещё милю, они увидели столб чёрного дыма, поднимавшийся из-за деревьев. Френтис сорвался на бег. Давока что-то кричала ему вслед, но он упорно продолжал бежать, хотя рана горела огнём, а глаза заволокла пелена. Остановился он, только когда наткнулся на лежавший у дерева труп в синем плаще, с незнакомым, белым как мел лицом. «Совсем мальчишка, наверное, только-только прошёл посвящение». У правой руки брата лежал меч, покрытый засохшей кровью. На груди парнишки расплылось бурое пятно, вся земля вокруг была пропитана кровью.

– Что есть смерть? – прошептал Френтис. – Смерть – это врата в мир Вовне и единение с Ушедшими. Это начало и конец. Страшись её и желай её.

Он поднялся на нетвёрдых ногах, смахнул пот, заливавший глаза, и побрёл дальше. Вскоре он обнаружил в лесу ещё двенадцать тел, все – куритаи. Некоторые были ещё живы, Френтис их прикончил. Ещё через сотню ярдов он нашёл тело другого брата: высокого мужчину, из груди которого торчали две стрелы. Мастер Сментиль, безъязыкий мастер-садовник. Он всегда отпускал Френтиса, когда тот ещё мальчишкой пробирался в сад за яблоками. Какие же они были сладкие!

Тут ему на глаза попалось нечто очень странное: ещё один мёртвый куритай, но не на траве, а на обломанном суку футах в десяти над землей, под ним уже натекла лужа крови.

Френтис пошатнулся от приступа боли и жара. С усилием отвёл глаза от кровавого зрелища, затем прошёл ещё несколько шагов и упал на колени. «Нет!» Принудил себя ползти вперёд, натыкаясь на новые и новые трупы в синих плащах. «Мне нужно домой».

– Брат? – Голос был тихим, осторожным и знакомым.

Френтис, тяжело дыша, повалился на спину. В глаза ударил луч, пробивавшийся сквозь листву, затем чья-то массивная тень заслонила солнце.

– Если бы я был мнителен, – продолжил мастер Греалин, – я усмотрел бы в твоём возвращении в орден в такой день нечто подозрительное.

Тень исчезла, и Френтис почувствовал, как его подняли и понесли, при этом голова его бессильно болталась в такт шагам.

Он проснулся в темноте от прикосновения чьих-то пальцев к своей ране.

– Лежи спокойно, – произнёс голос Давоки. – А то все сваливается.

Френтис послушно расслабился. Он лежал на мягком ложе из папоротника, над головой был навес из какой-то ткани.

– Из плаща толстяка получилось отличное убежище, – продолжала Давока, вытирая руки и присаживаясь рядом на корточки. Френтис опустил взгляд на рану, и его чуть не вырвало: там копошились белые извивающиеся личинки.

– В лесу много мёртвого и полно всякой гнили. Белые черви едят только мёртвую плоть. Пройдёт день – и они очистят твою рану, – пояснила Давока, положила ладонь ему на лоб и удовлетворённо кивнула. – Жар спадает, это хорошо.

– Где… – Френтис поперхнулся и сглотнул слюну. – Где мы?

– Забрались поглубже в лес. Здесь такие старые деревья.

– А толстяк? Он был один?

– Один, – флегматично кивнула Давока. – Скажу ему, что ты очнулся.

За прошедшие годы мастер Греалин нисколько не уменьшился в объёме, только глаза запали. Он поместил свои телеса рядом с ложем Френтиса, толстые брыли свисали с пухлых щёк.

– Что с аспектом? – без предисловий спросил Френтис.

– Или убит, или взят в плен. Гроза налетела слишком быстро, брат, а полк гоняется за тенями в Кумбраэле, так что… – Он развёл руками.

– Кого из наших убили?

– Мастер Хаунлин и мастер Хутрил умерли на стенах, и враги дорого заплатили за их жизни. Я видел, как мастер Макрил натравливал своего пса на тех, кто ломился в ворота, но аспект приказал всем уходить. Я побежал к подземному ходу. Его построили несколько веков назад, именно на этот случай. Начинаясь в погребах, он идет до самого Урлиша. Мне, мастеру Сментилу и ещё нескольким братьям удалось выбраться из замка, но у выхода мы напоролись на патруль.

Френтиса поразил голос Греалина: такой отстранённый, спокойный и далёкий, словно мастер рассказывал одну из своих бесчисленных историй об ордене.

– Они убили даже мальчишек, – продолжал тот скорее с удивлением, нежели с гневом. – Наши маленькие братья сражались до последнего, как дикие коты. – Слабая ласковая улыбка тронула пухлые губы, и мастер замолчал.

– Означает ли это, что сейчас аспектом являетесь вы? – после паузы спросил Френтис.

– Ты же знаешь, что должность аспекта не переходит по старшинству. Сильно сомневаюсь, что я – идеальное воплощение устава нашего ордена, тебе так не кажется? Однако это означает одно: пока мы не воссоединимся с братьями, ушедшими на север, ты да я – это все, что осталось от ордена в данном фьефе.

– Вы были правы. – Френтис опять закашлялся. Греалин протянул ему флягу, и он сделал несколько глотков.

– Прав? – переспросил мастер. – В чём же?

– В том, что моё возвращение подозрительно. Это не совпадение.

– У меня такое чувство, брат, – в глазах Греалина сверкнул прежний огонёк, – что ты поведаешь мне интереснейшую историю.

– Послушай, что касается лоначки и других, – заговорил Греалин несколько часов спустя, когда на лес опустилась непроглядная тьма, лишь мерцал костерок снаружи их убежища. – Ты ведь не рассказал им о своём невольном участии в убийстве короля?

– Сказал только, что там был убийца, которого я прикончил. Мастер, я понимаю, моему преступлению нет прощения…

– Здесь нет твоей вины, брат. А ничего путного в бессмысленной честности я не усматриваю. Вот выиграем войну, тогда и будешь носиться со своим чувством вины.

– Да, мастер.

– Та женщина, с которой ты путешествовал… Ты уверен, что она умерла?

«Кровавая улыбка, любовь, наполнявшая её глаза, пока я не провернул лезвие…»

– Абсолютно.

Греалин задумался. Потом пробормотал, словно бы про себя:

– Украденный дар, говоришь…

– Мастер?

Старик поморгал, затем с улыбкой повернулся к Френтису:

– Отдыхай, брат. Чем скорее ты поправишься, тем скорее мы сможем начать нашу войну.

– Вы хотите сражаться?

– Таково предназначение нашего ордена, разве нет?

– Конечно, – кивнул Френтис. – И я рад, что мы с вами мыслим одинаково.

– Жаждешь мести, брат?

– Я изголодался по ней, мастер. – Френтис почувствовал, что улыбается.

По спокойному, размеренному биению своего сердца он понял, что это сон. Он стоял на берегу моря, не ощущая ни вины, ни ненависти, и просто наблюдал за прибоем. Низко над волнами летали чайки, морозный воздух пощипывал кожу, но это было даже приятно. У воды играл мальчик лет семи, рядом стояла стройная женщина, готовая в любой момент подхватить ребёнка, если тот подойдёт слишком близко к воде. Френтиса она не видела, ветер трепал её длинные тёмные волосы и простую шерстяную шаль, накинутую на плечи.

Пригнувшись, он направился к ней, бесшумно ступая по мягкому песку. Женщина не отрывала глаз от ребёнка, словно бы не чувствуя приближения Френтиса, но, как только он прыгнул, стремясь схватить её за шею, она обернулась, перехватила его руку и пинком повалила на песок.

– Однажды я это сделаю, – сказал он, сердито глядя на неё снизу вверх.

– Но не сегодня, любимый, – рассмеялась она, помогая ему подняться. Прижалась к нему, мягко поцеловала, а когда он её обнял, повернулась к мальчику. – Я же говорила тебе, что он будет прекрасен.

– Говорила. И оказалась права.

– Почему ты меня убил? – спросила она, дрожа на ветру и заставляя Френтиса обнимать её сильнее. Слёзы потекли по его лицу, душевное спокойствие исчезло, сменившись голодной яростью.

– Это из-за всех тех людей, которых мы с тобой убили. Из-за безумия, которое я видел в твоих зрачках. Из-за того, что ты отказалась от мира.

Он сжал руки, ломая ей ребра, и она начала задыхаться в его объятьях. Мальчика подхватила волна, он принялся со смехом плескаться в море и махать руками родителям. Женщина захохотала, кашляя кровью.

– У тебя было когда-нибудь имя? – спросил её Френтис. Она забилась в его руках, и он знал, что на её губах вновь расцвела кровавая улыбка.

– Оно и сейчас у меня есть, любимый…

Его разбудили крики. Френтис скатился с кучи папоротника, чувствуя, как протестующе застонали мышцы. Опасливо посмотрел на рану, но никаких личинок там уже не было, только повязка. Голова была лёгкой, он чувствовал сильную жажду, но лихорадка прошла, а кожа была сухой и холодной. Он натянул безрукавку, позаимствованную у мертвеца, и выглянул из-под полога.

– С братом Френтисом я знаком, – орал Крысятник мастеру Греалину, – а тебя, пузан, знать не знаю! Так что пошёл бы ты в жопу со своими приказами!

Френтис вытаращил глаза от удивления: вместо того чтобы двинуть в челюсть этому зарвавшемуся наглецу, мастер терпеливо кивнул и сжал руки.

– Это отнюдь не приказ, добрый человек, просто предложение…

– Шагай отсюда со своими проповедями, ты…

Френтис врезал ему по уху, и Крысятник покатился по земле.

– Не смей таким образом говорить с мастером, – сказал он и повернулся к Греалину. – Что случилось, мастер?

– Я подумал, что неплохо бы провести разведку, – ответил тот. – Пошукать по окрестностям и выяснить, правда ли мы тут одни.

– Ясно. Сейчас все сделаем. – Френтис коротко поклонился Давоке, она свежевала кролика у костра. – Госпожа посол, не желаете ли совершить небольшую прогулку?

Лоначка кивнула, сунула полуободранную тушку Арендилю и потянулась за своим копьём.

– Продолжай так, как я показала. Шкурку сохрани, – бросила она мальчишке.

– Мастеру Греалину оказывать глубочайшее почтение, – распорядился Френтис, глядя в глаза набычившемуся Крысятнику, который машинально поглаживал свою башку. – Все его приказы выполнять немедля. Если не желаете, можете проваливать куда глаза глядят, лес большой.

– Ты спал беспокойно, – заметила Давока, когда они направились на восток.

В дополнение к мечу Френтис прихватил орденский лук, который Арендиль не побоялся забрать у одного из павших братьев. Вот только стрел собрал всего три – на большее, видимо, его смелости не хватило.

– Лихорадка трепала, – ответил Френтис.

– Во сне ты разговаривал на языке, которого я не понимаю. Точь-в-точь как гавканье этих новых мерим-гер. Кстати, лихорадка твоя давно прошла.

«Воларский. Я говорил во сне на воларском».

– После войны мне пришлось немало попутешествовать, – объяснил он.

– Хорош вилять. – Давока остановилась и в упор посмотрела на него. – Ты знаешь этих людей. Празднование твоего возвращения обернулось смертью и огнём. А теперь ты во сне болтаешь на их языке. Ты в чём-то замешан.

– Я – брат Шестого ордена, преданный слуга Веры и Королевства.

– У моего народа есть такое слово – гарвиш. Знаешь, что оно означает?

Френтис покачал головой, глядя, как она сжимает своё копьё, готовая в любой момент пустить его в ход.

– Тот, кто убивает без цели. Не воин, не охотник. Убийца. Так вот, я смотрю на тебя и вижу гарвиша.

– У меня всегда были цели, – возразил он. «Просто не всегда – мои собственные».

– Что случилось с моей королевой? – требовательно спросила она, стискивая древко.

– Она была твоей подругой?

Губы лоначки искривились, словно от затаённой боли. «Она тоже чувствует вину», – догадался Френтис.

– Она сделалась мне сестрой, – ответила Давока.

– Тогда я скорблю о ней вместе с тобой. А что там произошло, я уже рассказывал. Убийца поджёг принцессу, и та убежала.

– Убийца, которого видел только ты.

«Любимый…»

– Убийца, которого я убил.

– Ну хорошо – убийца, которого видел лишь ты и ты убил.

– В чём ты меня подозреваешь? Что я – шпион? Зачем тогда мне было выводить тебя с пацаном из дворца и шастать теперь по лесу?

Давока немного расслабилась, перестав сжимать копьё.

– Все равно я уверена, что ты – гарвиш. Ладно, посмотрим ещё.

Они прошли на восток пять сотен шагов и повернули на север, описав широкую дугу. Деревья начали редеть.

– Ты хорошо знаешь этот лес? – спросила лоначка.

– Мы часто приходили сюда во время уроков, но никогда не забирались в самую чащу. Думаю, даже королевские лесничие никогда не заходили настолько глубоко. Рассказывают, что отсюда многие не возвращаются. Лес их затягивает, и они ходят кругами, пока не умрут с голоду.

– В горах, – сердито буркнула Давока, – всё на виду. А здесь – сплошные заросли.

Они разом остановились, услышав отдалённый, но отчётливый звук. Ошибиться было невозможно: кто-то вопил от боли. Они переглянулись.

– Мы рискуем раскрыть наше убежище, – сказала Давока.

– Война – это всегда риск. – Френтис наложил на тетиву стрелу и побежал.

Пока они бежали, крики сменились жалобным плачем, затем – кошмарной какофонией хриплых рыков, эхом отозвавшихся в памяти Френтиса. Он перешёл на шаг и присел за густыми кустами. Поднял руку, показывая, чтобы Давока остановилась, осторожно высунулся, принюхался. Резкий запах будил всё новые воспоминания. «Мы с подветренной стороны, – подумал он. – Это хорошо».

Лёг на землю и пополз вперёд. Давока ползла рядом, двигаясь ловко и скрытно. Наконец он увидел то, чего и ожидал. Пёс был огромен, выше трёх футов в холке, мускулистый, с широкой тупой мордой, уши маленькие и плотно прилегающие к черепу. Он что-то с рычанием пожирал, временами огрызаясь на трёх других собак, вертевшихся рядом. С его клыков текла кровь.

«Меченый!» – подумал Френтис, но тут же сообразил, это чушь. Пёс казался мельче, и шрамов на морде, из-за которых получил своё прозвище его старый знакомец, было не так много. Френтис часто думал о судьбе Меченого, но полагал, что, после того как Ваэлин пожертвовал собой под Линешем, собака либо сбежала, либо убита. В любом случае, где бы ни находился сейчас Меченый, этот пёс им не был. Просто какой-то другой воларский травильный пёс, наверняка вожак стаи, только что убивший кого-то.

– Прошу вас! – послышалось откуда-то сверху.

Френтис поднял голову. Из тёмной листвы дуба, росшего неподалеку, выглядывало бледное девичье лицо с широко распахнутыми круглыми глазами.

Вожак отвлёкся от еды, гавкнул, опустил морду и начал принюхиваться, раздувая ноздри. Из его пасти свисал розово-красный лоскут. Присмотревшись, Френтис разглядел человеческое ухо.

– Умоляю! – снова вскрикнула девушка.

Пёс хрипло залаял, стая сгрудилась вокруг него, и собаки потрусили к дубу, который стоял всего в пятнадцати шагах от того места, где прятались Френтис с Давокой. Дуб был стар и высок, с толстым корявым стволом. Не лучшая защита от воларских травильных псов. Однажды Френтис видел, как Меченый с разбегу прыгнул чуть ли не до половины высоты берёзы.

Приподнявшись, Френтис огляделся. «Воларцев не видно. Пока. Но вскоре они явятся взглянуть, кого загрызли их псы».

– Не давай им приблизиться, – сказал он Давоке и встал на ноги.

Дождавшись, когда первый пёс прыгнет на ствол, он выстрелил ему в спину. Зверь с тонким визгом свалился на землю. Остальные повернулись к новому врагу и зарычали. Вожак бросился прямо к нему, прочие начали заходить слева и справа, окружая их с Давокой со всех сторон. «Меченый был так же умён», – вспомнил Френтис.

Он тщательно прицелился, подождал, пока вожак не приблизится, и всадил стрелу точно ему в глаз. Зверь набрал такой разгон, что продолжал какое-то время бежать со стрелой в мозгу, затем лапы отказали, и он рухнул у ног Френтиса. Перепрыгнув через труп, Френтис отбросил лук, выхватил меч и ударил по носу пса, подбиравшегося сбоку. Собака попятилась, затрясла головой, продолжая рычать от ярости, и упала, пронзённая копьём Давоки.

Лоначка вытянула копьё и повернулась к последнему псу. Тот застыл на месте, словно в замешательстве, затем, глядя на подходящую Давоку, присел.

– Подожди! – крикнул Френтис, но было поздно: копьё пронзило псу горло.

– Странно, – заметила она, вытирая остриё о собачью шкуру. – Сначала кидается на тебя, как бешеная горная обезьяна, а потом шлёпается на пузо, будто щенок.

– Это… в их характере, – пояснил Френтис.

Девушка спрыгнула с ветки, со стуком ударилась о землю босыми ногами и кинулась к ним, в глазах всё ещё плескался ужас. Ей было лет четырнадцать. В элегантном, но испачканном грязью платье, волосы уложены в причёску, обычную для аристократии.

– О, благодарю, благодарю вас! – С этими словами она бросилась на шею Френтису. – Сами Ушедшие послали вас мне на выручку!

– Э-э-э… – ответил Френтис. Ни война, ни пребывание в яме, ни долгий путь, усеянный трупами, не подготовили его к подобным испытаниям. Он осторожно погладил девушку по плечу. – Тише, тише.

Она продолжала всхлипывать, уткнувшись ему в грудь, пока Давока мягко не оттащила её от него. Увидев лоначку, девушка отшатнулась и вновь прижалась к Френтису.

– Чужеземка! – прошипела она. – Тоже из этих!

– Нет, – возразил Френтис. – Она не из этих, она друг.

Не отпуская рукава Френтиса, девушка с сомнением всхлипнула.

– С вами есть ещё кто-нибудь? – спросил он.

– Только Гаффиль. Мы сбежали из повозки. Он ударил псаря, и мы убежали.

– Гаффиль?

– Слуга госпожи Аллин. Он должен быть где-то здесь. Гаффиль! – громко позвала она и тут же умолкла, когда Давока указала копьём на кусты, где виднелись останки человеческого тела.

– Ой! – пискнула девушка и лишилась чувств.

– Сам её потащишь, – заявила Давока.

Девушку звали Иллиан Аль-Джервин, она была третьей дочерью Карлина Аль-Джервина – в своё время её отца приблизил к себе король, который высоко оценил качество гранита с его каменоломен.

– Гранита? – недоуменно переспросила Давока.

– Камень такой, – пояснил Френтис. – Из него дома строят.

– Наш король очень любит строить! – восторженно воскликнула Иллиан. – А папенькины каменоломни дают самый лучший гранит.

– Каменоломни гранит не дают, – скривился Арендиль, помешивая варево в горшке над костром. – Гранит там просто добывают.

– Да что ты можешь знать об этом? – вскинулась Иллиан. – Ты, насколько я могу судить, простой ренфаэльский крестьянин.

– Значит, и тут ты судить не можешь, – спокойно ответствовал Арендиль. – Мой дед – барон Хьюлин Бендерс…

– Хватит! – прикрикнул на него Френтис. – Госпожа Иллиан, вы что-то говорили о повозке.

Девушка скорчила рожицу Арендилю и продолжала свой рассказ:

– Я была с визитом у госпожи Аллин: она часто приглашает меня к себе, когда мой папенька в отъезде. Сначала мы увидели дым над городом, а потом явились те люди. Ужасные воины с кнутами, собаками и… – Она запнулась и всхлипнула.

– И вас взяли в плен? – подсказал Френтис.

– Всех-всех, кроме самых старых слуг госпожи Аллин… А их у-у-убили прямо у нас на глазах. Потом нас заковали в цепи и посадили на повозки. Там уже сидели другие люди. В основном простолюдины, конечно, но попадались и благородные.

– Сколько всего было пленников? – продолжал расспрашивать Френтис, решив не обращать внимания на её спесь.

– Не знаю, сорок или пятьдесят. Нас повезли в город. Тех, кто принимался плакать или просто косо смотрел на охранников, били плетьми. В соседней повозке сидела одна женщина, которую захватили раньше, чем нас. Псарь начал её лапать, а она плюнула ему в глаза, и он перерезал ей горло. Рядом с ней был её муж. Он закричал, и они избили его до полусмерти.

– Но как же вам удалось сбежать, юная госпожа? – спросил Греалин.

– Гаффиль вытащил из сапога маленькую булавку, поковырял в замке и освободился.

– Такой парень нам точно пригодился бы, – пробормотал Крысятник.

– Он освободил всех, кто сидел в нашей повозке, сказал нам приготовиться и ждать. Когда мы подъехали к лесу, он ударил цепью одного из псарей, и мы побежали. Вначале нас было около дюжины, но вскоре рядом со мной остался только Гаффиль. А потом мы услышали лай. – Она вновь замолчала, с трудом сдерживая рыдания.

– А кто там был помимо псарей? – поинтересовался Френтис. – Солдаты были, например?

– Да, всадники с мечами и копьями. Шесть или семь.

– Ладно, ешьте, госпожа, – улыбнулся Френтис и указал на котелок. – Вы, должно быть, проголодались.

Он кивнул мастеру Греалину и Давоке, и они втроём отошли от костра, чтобы остальные не могли их слышать.

– Два вора и парочка детишек, – сказал Греалин. – Да ещё толстый старикан. Не слишком впечатляющая армия, брат.

– Армии собирают из рекрутов, – ответил Френтис. – А благодаря информации от её светлости я теперь знаю, где их набрать.

– Они уже в нескольких милях отсюда, – сказала Давока.

– Сомневаюсь. Ни один работорговец никогда не бросит своих собак.

Они оттащили трупы собак на добрых две мили к северу, после чего, петляя, вернулись обратно в лагерь. Обнаружить следы тех, кто отправился на поиски псов, оказалось несложно. Куда легче, чем научить Крысятника с Дергачом бесшумно передвигаться по лесу.

– Видишь? – злобно шептала Давока, поднимая с земли сухой сучок. – Это дерево – сухое. Наступишь – и оно громко треснет. – Она кинула сучком в Дергача. – Смотри, куда ставишь ногу.

День уже близился к вечеру, когда они обнаружили воларцев. Те разбили лагерь на поляне. Мастер Греалин остался с Иллиан и Арендилем, а Френтис повёл остальных вперёд.

– Ждите здесь, – прошептал он Крысятнику и Дергачу, а затем кивнул Давоке, чтобы она следовала за ним.

Они обошли лагерь справа, описав круг. Четыре повозки были составлены квадратом, внутри виднелись закованные в цепи люди. По периметру ходили шесть охранников, у костра сидели пять работорговцев, и один из них рыдал в голос, никого не стесняясь.

«Очень самонадеянные, – решил Френтис, глядя на часовых, лениво слонявшихся вдоль повозок. – Не стоило бы им отходить так далеко от костра».

Он подкрался к ближайшему, дождался, пока его товарищ не скроется за углом повозки, затем прыгнул ему на спину и перерезал горло охотничьим ножом. Охранник был в обыкновенной одежде. «Какой-нибудь наёмник из вольных мечников», – решил Френтис.

Он перехватил взгляд Давоки и указал глазами на следующего, который прислонился к колесу повозки, спиной к лесу, и водил по короткому мечу точильным камнем. Не дожидаясь, чем закончится дело, Френтис пошёл к костру, откуда доносились голоса рабовладельцев.

– Я ж их малыми щеночками взял, – всхлипывал один. – Вот этими руками выкормил!

– Не убивайся ты так, – утешал его другой. – Пойди лучше трахни пацана какого-нибудь из свежего улова, лично мне это всегда помогает.

– Найду того, кто моих кутяточек порешил, – продолжал ныть первый. – Вот тогда-то и потрахаюсь всласть. – Он вынул длинный кинжал. – Вот этим самым его и потрахаю.

С другой стороны лагеря послышался крик, за которым тут же последовал шум безобразной драки: Крысятнику и Дергачу не удалось сработать скрытно. Переложив нож в левую руку, Френтис выхватил меч и вышел из-за фургона.

– В качестве маленькой компенсации за твою потерю, – сказал он рабовладельцу с кинжалом, – я убью тебя последним.

– Не дёргайся! – прикрикнула на Дергача Давока, зашивая рану на руке.

Скулящий громила с силой сжал зубы, вздрагивая всякий раз, когда игла протыкала кожу.

– Поделом тебе, мудак косорукий, – издевался Крысятник, сам щеголявший синяком на скуле и глубокими порезами на костяшках пальцев, полученными в драке с одним из работорговцев, которого вор избил до полусмерти. Впрочем, бывшие пленники с успехом довершили начатое разбойниками.

Освобождённых пленников, среди которых были и мужчины, и женщины, оказалось тридцать пять человек. Все моложе сорока, включая несколько подростков. Кроме того, имелось немало разного оружия и другого добра, награбленного работорговцами. Кое-кто из пленников тут же затеял свару.

– Она принадлежала моей почтенной матушке! – вопила молодая женщина, прижимая к груди старинную вазу.

– Эта вещь, чтоб вы знали, из дома госпожи Аллин, – скривилась Иллиан. – Брат! – Она поймала за рукав проходившего мимо Френтиса. – Эта служанка хочет присвоить то, что принадлежит её хозяйке.

Френтис остановился и пристально взглянул на крикливую молодку. Та потупилась и протянула ему вазу. Он повертел её в руках. Ваза была действительно красива, с великолепной росписью: диковинная птица, летящая над джунглями. Сразу вспомнился южный Миртеск.

– Отличный горшок, – сказал он и запустил вазой в ствол ближайшего дерева. – Берём только оружие, одежду и провизию, – громко объявил он притихшим людям. – Если, конечно, вы хотите быть с нами. Королевство вступило в войну, и те, кто присоединится к нам, станут солдатами. А не хотите – хватайте всё, что сможете унести, и проваливайте восвояси. Хотя я не удивлюсь, если через несколько дней вы окажетесь снова в повозках работорговцев. Как бы там ни было, у нас свободное Королевство, поэтому выбор за вами.

Пройдя несколько шагов, он остановился при виде мужчины, который копался в груде оружия. Тот был худ, длинные волосы закрывали лицо, однако его движения и некая особенная хромота показались Френтису знакомыми. Мужчина замер, найдя что-то среди клинков, присел, чтобы достать эту вещь, его волосы открыли лицо…

– Джанрил! – Френтис кинулся к нему и протянул руку бывшему горнисту Бегущих Волков. – О Вера! Как же я рад видеть тебя, сержант!

Не обращая на него внимания, Джанрил Норин вытянул из груды оружия короткий меч – простой, но надёжный ренфаэльский клинок. Сел на корточки, сжимая рукоять, провёл пальцами по лезвию. Френтис заметил, что лицо Норина сплошь покрыто кровоподтёками. «Он перерезал ей горло… её муж начал кричать, и они избили его до полусмерти…»

– Джанрил, – пробормотал Френтис, присаживаясь рядом с менестрелем. – Мне…

– Мы спали, когда они пришли, – глухо произнёс Джанрил. – Охрану я не выставил: как-то не думал, что она нам может потребоваться в двух шагах от столицы. Меч… – он постучал костяшкой пальца по клинку, – лежал под кроватью, аккуратно замотанный в холстину. Едва я успел протянуть руку, они уже потащили нас наружу. Сержант Крельник вручил его мне в тот день, когда я покинул Бегущих Волков. Сказал, что негоже мужчине ходить без оружия, неважно, менестрель он или воин. Кажется, он подобрал его в Высокой Твердыне. Не знаю, за каким дьяволом Крельник его хранил. Меч как меч, ничего особенного.

Джанрил взглянул на Френтиса, и тот понял, что смотрит в глаза безумцу.

– Ты всех убил? – спросил менестрель.

Френтис кивнул.

– Но мне этого мало.

Френтис коснулся его руки, сжимавшей меч.

– Всё ещё впереди, – сказал он.

Глава пятая Рива

– Вся королевская гвардия? – переспросил лорд Сентес.

Кавалерист кивнул, стаканчик бренди в его руке задрожал. Ему подливали уже в третий раз, но, похоже, выпивка никак не могла его успокоить.

– Спаслись только полки, не расквартированные на побережье или на границах, милорд. Сорок тысяч или около того.

Рива заметила, как тяжело её дядя осел в кресле. В покоях лорда они находились вчетвером, включая кавалериста и леди Велисс.

– Но как такое могло случиться? – спросила та.

– Их было слишком много, госпожа. А рыцари… – Он покачал головой и умолк, затем залпом выпил остатки бренди. – Они вероломно напали на наш фланг, и, пока мы соображали, что происходит, были изрублены два полных полка. А к тому времени подоспели основные силы воларцев.

Дядя Сентес молча застыл в кресле, а госпожа Велисс, казалось, не знала, о чём ещё можно спросить кавалериста, и только потирала лоб дрожащей рукой.

– Погодите-ка, если я все правильно поняла, – прервала молчание Рива, – когда пришла весть о вторжении, королевская гвардия находилась в двух днях пути от Варинсхолда, так?

Кавалерист кивнул.

– Владыка битв приказал поворачивать. День спустя армия выстроилась для битвы с воларцами, и тут объявился лорд Дарнел со своими рыцарями.

– Вначале мы решили, что он пришел нам на помощь. Хотя одним только Ушедшим известно, как ему удалось узнать о месте схватки.

– Итак, вы утверждаете, – продолжила Велисс, – что владыка фьефа Дарнел – предатель. Неужели он повёл своих людей против королевского войска?

– Совершенно верно, госпожа. И ещё, что касается короля… Мне встретились беженцы из Варинсхолда, и они говорят, что король мёртв.

Воцарилась гнетущая тишина. К удивлению Ривы, никакого восторга она не испытала. «Король еретического доминиона убит, а всё, что я чувствую, – один ужас».

– Неужели никто не выжил? – продолжала допрос Велисс. – Что с владыкой битв?

– В последний раз я видел его, когда он в одиночестве поскакал на воларцев, – ответил кавалерист. – Что до выживших, лорд-маршал Каэнис сплотил в арьергарде Бегущих Волков и несколько других полков, но на них обрушился такой мощный удар, что… Мой лорд-маршал послал меня и ещё четверых гонцов доставить вам весть, милорд, но прорваться удалось мне одному.

– Благодарю вас, – тихо произнёс лорд Мустор. – А теперь оставьте нас, пожалуйста, нам нужно обсудить ваше донесение. Вы можете отдохнуть в казармах.

Кавалерист кивнул, собираясь уходить, но вдруг остановился и произнёс:

– Вот ещё что, милорд. Рассказы, которые я слышал по дороге, не оставляют сомнения насчёт целей наших врагов. Воларцы пришли не только затем, чтобы завоевать наши земли. Они явились за рабами и кровью. Договориться с ними не удастся.

Госпожа Велисс с вежливой улыбкой проводила гонца из комнаты.

– Тем не менее лорду Дарнелу это, похоже, удалось, – заметила она, прикрыв дверь.

– Дарнел – напыщенный болван, – безразлично отозвался владыка фьефа. – Правда, я и представить не мог, что тщеславие Дарнела заведёт его так далеко. Интересно, что ему пообещали?

– Я приказала капитану гвардейцев, который дежурит на воротах, отправить на север разведчиков, – сказала Рива. – Если на нас нападут, мы будем предупреждены.

– Сильно сомневаюсь, что слово «если» здесь уместно. – Её дядя повернулся к Велисс, которая стояла, прижав ладонь ко рту, глаза её невидяще смотрели вдаль. – А что бы порекомендовала в данной ситуации моя верная советница?

Пропустив сарказм мимо ушей, Велисс покосилась на Риву.

– Моей племяннице тоже стоит послушать ваши мудрые и искренние наставления, вы не согласны?

– В подвале осталось пять фунтов золота, – сказала Велисс, – в конюшнях стоят резвые кони, а в часе езды – наш южный порт.

Рива вскочила на ноги, готовая с кулаками броситься на советницу.

– Он сам пожелал услышать честный совет, – протестующе воскликнула Велисс, отшатываясь.

– Рива! – прикрикнула на девушку дядя Сентес. – Не трогай её!

– Чего ещё ждать от блудницы. – Рива сердито сверкнула глазами на Велисс, но подчинилась.

– В знак признательности за вашу верную службу фьефу, – сказал лорд Мустор госпоже Велисс, – дозволяю вам взять один фунт золота, самого быстрого коня и немедленно покинуть дворец. Никто вас ни в чём не обвинит.

– Вы же знаете, что я этого не сделаю. – На щеках Велисс выступил румянец гнева.

– Однако мне вы предложили поступить именно так.

– Я хочу, чтобы вы выжили. Разве вы не слышали, что сказал солдат? Если уж королевская гвардия потерпела поражение, что можем сделать мы?

Дядя Сентес поднялся с кресла, подошёл к высокому окну на дальней стороне покоев и уставился на сады и крыши домов, видневшиеся за дворцовой стеной.

– Вы знаете, что этот город ещё ни разу не был взят? Мой дед сопротивлялся отцу Януса целое лето. В результате осаждающие мучились от голода и других напастей больше, чем осаждённые, и им пришлось убраться восвояси, положив под Алльтором пол армии. Янус, бывший помудрее своего отца, никогда не пытался захватить город, понимая, что куда эффективнее просто разорять фьеф.

– Что помешает воларцам применить ту же тактику? – спросила Велисс.

– Ничто. Ничто им не помешает. – Лорд Мустор отошёл от окна и улыбнулся Риве. – А ты, моя удивительная племянница, не хочешь ли покинуть…

– Что вы намерены предпринять, дядя? – оборвала она его.

Он взглянул на Риву с каким-то новым, незнакомым ей выражением. Странная, довольная улыбка появилась на его красных от вина губах. «Гордость, – поняла Рива. – Он горд за меня».

– Когда я в первый раз наслаждался гостеприимством короля Януса при дворе, – сказал после паузы владыка фьефа, – и ещё до того, как мне открылись радости винопития и все такое прочее, я был заядлым игроком. Особенно любил карты. У азраэльцев есть довольно запутанная игра под названием пикет, где победа во многом зависит от твоей хитрости. Если ставка выглядит слишком большой, ваши противники решат, что вам выпала хорошая рука, если слишком маленькой – подумают, что вы блефуете. Я сыграл там, должно быть, не меньше тысячи раз и приобрёл, сказать честно, порядочное состояние. К сожалению, в итоге никто больше не соглашался садиться со мной за карточный стол, так что мне пришлось искать иных развлечений.

– Ну и какую же ставку вы собираетесь сделать теперь? – спросила Велисс.

– Название пикет происходит от особенной руки: владыка мечей и пять карт ратной масти. Если даже у другого игрока имеются более старшие карты, руку с пикетом ему не перебить. – Он подошёл к Велисс и обнял её.

Рива заметила, как побелели костяшки пальцев госпожи, вцепившейся в его мундир.

– Я собираюсь поставить все, что у меня есть, госпожа, – продолжил лорд Мустор, – ибо я подозреваю, что в основании нашей колоды лежит владыка мечей.

Командующий алльторской городской гвардией был высоким, молодцеватым мужчиной в сияющем нагруднике и со щегольскими седыми усиками. За его спиной навытяжку стояло каре из шестисот гвардейцев: все, как и их командир, в безукоризненно начищенных доспехах. Рядом выстроилась личная гвардия владыки фьефа: чуть больше четырёх сотен парней, каждый шести футов ростом, как того требовала традиция. «Всего тысяча воинов для защиты целого города, – думала Рива, глядя на дядю, забиравшегося на запятки кареты. – Явно недостаточно».

Хотя драться ей приходилось немало, ни одной настоящей баталии она ещё не видела, так что её мрачная оценка основывалась не на личном опыте, а на рассказе кавалериста, оставлявшем мало места для оптимизма.

Сбор был объявлен час назад. Воины столпились на плацу перед казармой. По городу уже поползли слухи. Появление у ворот раненого всадника было достаточно заметным событием, и многие из гвардейцев заподозрили надвигающуюся беду. Но на лицах мужчин было лишь суровое смирение опытных солдат. Сильный ветер гнал пыль, трепал флаги и плащи, и владыке фьефа пришлось кричать, чтобы его услышали.

– К нам пришла война, – возвестил он. – Нежданная и несправедливая, принесённая на нашу землю подлейшими злодеями из всех, которые когда-либо рождались на свет. Я не требую от вас верности и ни к чему не призываю. Одно скажу: либо вы, не дрогнув, сразитесь со злом, либо умрёте, если повезёт. Потому что если не повезёт – вы превратитесь в рабов. Других даров наши враги не припасли. Даю вам увольнительную на один день. Сходите домой, повидайте родных, взгляните в лица ваших жён и представьте, что их насилуют. Посмотрите на ваших детей и вообразите их мёртвыми. Пройдите по улицам города и нарисуйте в уме картину горящих, покинутых руин. Затем, если вы решите примкнуть ко мне и моей храброй племяннице, возвращайтесь утром сюда, и вместе мы сумеем защитить наш город.

Он спрыгнул вниз и вдруг остановился, поражённый возгласами из гвардейских рядов. Сначала редкие, они вскоре были подхвачены всеми солдатами до единого. Сжатые кулаки и мечи вздымались в воздух. Рива глядела в лица кричащих людей, видя их страх и льющийся пот. Впрочем, в них было что-то ещё. «Не отвага, нет. Отчаяние. Или надежда? Они отыскали надежду в словах старого пропойцы».

Командующий городской гвардией шагнул к владыке фьефа и отсалютовал ему.

– Вы что-то хотели, лорд Арентес? – обратился к нему Мустор.

– Я уже переговорил со своими людьми, милорд, – сухим тоном ответил офицер, держась по-прежнему прямо. – Нам не нужно целого дня для размышлений, а вот для подготовки обороны важен каждый час.

– Как пожелаете. Вам, без сомнения, многое потребуется. Госпожа Рива, – владыка указал на девушку, – будет находиться рядом с вами. Обо всём, что нужно, передавайте мне через неё.

Старый гвардеец метнул на Риву быстрый взгляд, слишком краткий, чтобы можно было что-то в нём прочесть. Но когда командующий заговорил, она уловила в его голосе напряжение:

– Как прикажете, милорд.

Дядя Сентес наклонился поцеловать её в щеку и прошептал:

– Хорошенько смотри за этим старым хреном.

– Я бы хотела, чтобы мне помогал Аркен, – сказала она.

– Я пришлю его к тебе. – С этими словами он забрался в карету и уехал.

Рива осталась один на один с лордом-командором.

– Я собирался осмотреть стены, госпожа, – произнёс тот. – Если желаете, можете присоединиться.

Стены были сложены из огромных, выше её роста, гранитных блоков, державшихся вместе под действием своего веса.

– Стоят уже четыре сотни лет, – сказал лорд-командор Арентес в ответ на вопрос Ривы. – Пусть кое-где внизу и появились трещины, ручаюсь, город под надёжной защитой.

Рива припомнила одну из историй о подвигах Аль-Сорны во время войны в пустыне. Подробности были туманны, а сам Ваэлин попросту отмахивался от её расспросов о тех днях. Но там упоминались какие-то стенобитные машины, посланные альпиранцами на город, захваченный Аль-Сорной.

– А разве у них нет особых приспособлений? – спросила она. – Машин, которые могут обрушить стены вроде этих?

Арентес снисходительно усмехнулся. Они как раз шли вдоль зубцов, за которыми солдаты складывали штабелями стрелы.

– Обрушить стены, подобные этим? Нет, уверяю вас. Какой-нибудь замок может пасть под ударами стенобитных машин, если осада длится достаточно долго. Но стены Алльтора устояли перед самыми мощными орудиями, которые смогли измыслить хитроумные азраэльцы. Нет, эту битву мы выиграем здесь. – Он хлопнул по одному из каменных зубцов. – Чтобы взять город, им придётся карабкаться на стены, а как только они заберутся… – Он презрительно фыркнул и прищурился. – Тогда-то они сразу поймут, что мы им не какие-нибудь азраэльцы.

– А я азраэлец, – произнёс Аркен. – Как и ещё пара сотен, для которых Алльтор стал домом.

– Тогда, паренёк, я искренне надеюсь, что драться они будут получше, чем королевские гвардейцы, сдавшие свой фьеф.

Аркен уже набрал в грудь воздуху, собираясь дать достойный отпор, но Рива жестом велела ему заткнуться.

– Говорят, воларская армия очень велика, – сказала она. – Тогда как у нас всего тысяча человек.

– Верно, – вздохнул Арентес. – Я попрошу, чтобы ваш дядя призвал на защиту города всех, кто способен держать оружие. И, пока время позволяет, собрать рекрутов по окрестностям.

– А как быть с их семьями? Их ведь тоже придётся везти в город?

– Нет смысла. Осады выигрываются не столько сражениями, сколько голодом. Чем меньше ртов будет внутри этих стен, тем лучше.

– То есть мы бросим жён и детей на рабство и смерть, пока их мужчины будут за нас сражаться?

– Это война, госпожа Рива. И кумбраэльцам прекрасно известна её цена.

– Вот только не вы будете её платить, – заметил Аркен. – Сами вы спрячетесь за этими вашими толстыми стенами.

– Госпожа, – вскинулся Арентес, – сомневаюсь, что его светлость дозволил вам держать при себе этого азраэльского крестьянина для того, чтобы он оскорблял вышестоящих.

«Надутый дурак», – решила Рива.

– Примите мои извинения за его поведение, милорд. – Она с улыбкой склонила голову. – Давайте продолжим обход.

До ночи госпожа Велисс собрала ещё три тысячи человек. Около половины новобранцев принесли с собой длинные луки и другое оружие. Гонцы были отправлены во все концы фьефа с приказом, чтобы все мужчины, способные держать оружие, в течение трёх недель прибыли в Алльтор. В воззвание по настоянию Ривы был добавлен пункт о том, что все желающие могут укрыться за городскими стенами. Велисс было воспротивилась, приведя те же аргументы, что и лорд Арентес, но дядя поддержал Риву.

– Если мы не можем предложить защиту нашим людям, зачем им тогда защищать нас? – сказал он, но Рива заметила в его словах какой-то расчёт и спросила себя, не пользуется ли дядя её влиянием для каких-то своих тайных целей.

Каждый день две партии лесорубов доставляли из окрестных лесов возы ясеня и ивы, из древесины которых изготовлялись стрелы. Кузнецы, выбиваясь из сил, ковали тысячи наконечников. Отовсюду в город свозилась еда, и вскоре все склады в купеческом квартале были под завязку забиты зерном. Пришлось организовать дополнительные хранилища во дворце владыки фьефа. На предложение лорда Мустора использовать с той же целью собор Чтец ответил лишь: «Дом Отца – не амбар».

Казалось, предстоящая осада мало повлияла на распорядок жизни Чтеца. Он ежедневно пересекал площадь во главе своих епископов, хотя немногие теперь падали на колени перед процессией: люди были по горло заняты делами, щедро раздаваемыми госпожой Велисс. Чтец всё так же проводил службы в почти пустом соборе. Впрочем, по слухам, его проповеди сделались куда более горячими и убедительными, чем прежде.

– О войне он даже не упоминает, – рассказывал Риве с Аркеном один из гвардейцев, которому они помогали тащить на стену вязанку стрел. – Похоже, сейчас его интересует только шестая книга.

«Книга Жертвоприношения».

– Он читает из неё какой-нибудь определённый отрывок? – поинтересовалась она.

– Ох, и что же там было-то в последний раз?.. – Гвардеец свалил стрелы на огромную кучу над главными воротами. – Что-то о том, как дети Алльтора отказались покинуть его, когда за ним пришла толпа.

– «Клинки постылых ярко блестели в лунном свете, – процитировала Рива. – Но кровь мученика была ещё ярче».

– Точно. Я и на службу идти-то не хотел, забот полон рот, да жена заставила. Впрочем, нынешнего Чтеца можно слушать хоть цельный день. В его устах книги звучат как песня.

К концу первой недели всевозрастающим потоком начали прибывать новобранцы. Сотня в день через полторы недели уже превратилась в четыреста с лишним. Многие приходили семьями. Старики несли длинные луки, мужчины помоложе – мечи и секиры, принадлежавшие ещё их предкам, хотя кое у кого имелись лишь серпы или другой крестьянский инвентарь, который можно было при желании использовать в качестве оружия. Иные явились вообще без ничего, и лорду Мустору пришлось опустошить даже фехтовальную комнату дворца.

– Этот, пожалуй, приберегу для себя, – сказал он, взвесив на руке меч своего деда, пока остальные клинки выносили из зала и раздавали людям. – Срублю пару-тройку воларских голов. – Он сделал несколько выпадов.

– Надеюсь, дядя, я нарублю их за нас обоих, – пообещала Рива.

– Даже и не думай, – решительно возразил он. – Во время осады ты будешь рядом со мной и госпожой Велисс.

– Не буду… – вскинулась Рива.

– Нет, будешь! – впервые за все время рявкнул на неё лорд Мустор, и Рива отшатнулась, увидев гнев на его лице. – Прости, – мягко сказал он, заметив испуг в её глазах.

– Я должна драться, – сказала она. – Я это умею. По правде, это всё, что я умею и могу дать вам и вашим людям.

– Нет. Ты способна дать много больше. Дать нам надежду. Надежду на то, что наш фьеф не сломят выпавшие ему испытания. А надежда никогда не должна умирать. Я знаю, что такое война, Рива. У неё не бывает любимчиков, она пожирает и сильных, и слабых, и искусных, и неумелых. – Он протянул ей руку, она коснулась её. – И старых, и молодых. Дай мне слово, что не покинешь меня и госпожу Велисс.

– Как пожелаете, дядя, – произнесла она, чувствуя, как мягко, но настойчиво он сжимает её ладонь. Лорд разжал руку и повернулся, чтобы уходить. – Владыка мечей, – бросила она вдогонку. – Вы действительно уверены, что он придёт?

– А ты разве нет? Ведь я знаю его хуже тебя.

– Пределы лежат за много миль отсюда, и кто знает, что встретится ему на пути к нам? Жители этого фьефа ненавидят и боятся его. Зачем же ему тогда приходить?

Он обнял её за плечи, и они вышли в сад. Миновали ряды мешков зерна, сваленных на месте редкостных растений, которые подчистую вырубили накануне.

– Когда пала Высокая Твердыня, я нашел там Аль-Сорну, он сидел над телом твоего отца и читал один из их катехизисов. Не знаю почему, но он казался искренне огорчённым. Он также приказал похоронить тела наших солдат в соответствии с заветами Отца. Сколько бы ненависти мы к нему ни питали, уверен, он не платит нам тем же. Он придёт, я в этом не сомневаюсь. Особенно если у нас будет то, что ему захочется спасти.

По вечерам Рива занималась фехтованием. Обычно она тренировалась с двумя-тремя гвардейцами. Они нападали на неё, а она, словно танцуя, отбивала все их удары и наносила свои. Как ни странно, мужчины не казались оскорблёнными, когда терпели поражение от сопливой девчонки. Напротив, талант Ривы воодушевлял их, а кое-кто усматривал в нём даже нечто божественное.

– Сам Отец направляет ваш меч, госпожа, – заявил Лаклин, старый сержант, после того как Рива принудила двух его солдат налететь друг на друга.

Это был кряжистый ветеран, он участвовал во множестве стычек с разбойниками и бунтовщиками и пережил бойню у Зеленоводной. Если не считать Чтеца, он был первым встреченным ею кумбраэльцем, кто знал Десятикнижие почти так же хорошо, как и она сама.

– «Истинно возлюбленным неведом страх войны и лихого меча, ибо Отец не допустит их поругания».

«Но и не потерпит, если они пойдут войной на постылых», – закончила Рива цитату, но решила, что вслух этого лучше не произносить.

Её взгляд задержался на краю плаца, где очередные новобранцы представлялись донельзя измотанной госпоже Велисс. Казалось, советницу можно было встретить одновременно в самых разных местах города. Повсюду за ней таскались два писца, нагруженные многочисленными свитками и приходными книгами, что давало ей возможность тут же подписывать от имени владыки фьефа прошения, заносить в соответствующие графы имена и количество потребного провианта. Каждый вечер все сведения аккуратно переносились в огромный, переплетённый кожей гроссбух. Не раз юная воительница заставала её в библиотеке спящей прямо за конторкой.

Рива заметила тень, набежавшую на лицо Велисс, когда та услышала имя лучника, который привёл с собой тридцать человек. «Брен Антеш, – вспомнила она. – Выполнил-таки своё обещание». Поклонившись сержанту и извинившись, она подошла к советнице, которая буравила взглядом Антеша.

– А нет у вас какого-нибудь другого имени? – осторожно спросила Велисс.

– Какого ещё другого имени, госпожа? – удивился Антеш, качая головой.

– Да так, пришло кое-что на ум, – ответила та.

– Капитан Антеш, не так ли? – вмешалась Рива. – Мой дядя будет рад узнать, что вы сдержали слово.

– А вы, должно быть, госпожа Рива? – Лучник коротко взглянул на неё и низко поклонился.

– Да. Если у госпожи Велисс больше нет к вам вопросов, я бы хотела показать вам ваш участок стены.

Взяв Риву за локоть, Велисс оттащила её в сторону и прошипела:

– Не доверяй этому человеку. Он вовсе не тот, за кого себя выдаёт.

– Но он откликнулся на призыв владыки фьефа, исполнив данную клятву, – нахмурилась Рива. – По-моему, такой поступок вызывает доверие к человеку.

– Не спускай с него глаз, дорогая. – Голос Велисс утратил свою обычную мягкость, она больно сжала запястье Ривы. – Ты не представляешь и половины того, что тут на самом деле происходит.

От её напряжённого взгляда и тона у Ривы засосало под ложечкой.

– Я знаю, что он пришел драться за этот фьеф, – сказала она, высвобождая руку. – Как и тысячи других. Им-то никто не предлагает мешков золота и резвых коней.

– Ты знаешь, почему я тогда так сказала.

– К сожалению, у нас нет времени проверять ваши подозрения. Итак, куда мы их поставим?

Велисс вздохнула и вытащила из связки сложенный и запечатанный лист.

– Твой дядя предвидел приход этого капитана и назначил его лордом-командором лучников. Так что участок себе он будет выбирать сам.

– Ишь ты, я – лорд Антеш… – протянул лучник, когда они с Ривой обходили стены. – Ну наконец-то моя жёнушка будет мной довольна. Придётся теперь купить то пастбище, о котором она мне все уши прожужжала.

– Ваша жена здесь? – спросила Рива.

– Нет, отправил с детишками в Нильсаэль. Переждут в Студенце, а если Алльтор падёт, то подадутся в Северные пределы, где, как мне кажется, их должны хорошо встретить.

– Да, я знаю, что владыка башни в долгу перед вами.

– Владыка башни примет их просто потому, что они нуждаются в убежище. Таков уж его нрав. А с долгами мы уже рассчитались, когда закончилась прошлая война.

– Мой дядя уверен, что он придёт нам на помощь.

– Тогда остаётся лишь пожалеть тех воларцев, которые попадутся ему под руку, – негромко засмеялся лучник, навалился грудью на парапет между зубцами и принялся разглядывать дамбу, ведущую к главным воротам. – Теперь понятно, почему этот город никому не удавалось взять. Сюда ведёт единственная узкая дорожка, а окружающая её вода круглый год достаточно глубока.

– Лорд-командор Арентес считает, что исход битвы решат стены.

– А вы, госпожа, как вижу, в этом сомневаетесь?

– Судя по всему, Варинсхолд пал за одну ночь. Самый большой город Королевства захвачен, король убит, войско разгромлено. Я мало что смыслю в войнах и управлении армиями, но, полагаю, чтобы совершить подобное, враги должны были готовиться месяцами, если не годами.

Антеш изумлённо глянул на неё, даже с каким-то облегчением.

– Рад, что владыка фьефа здраво подошёл к выбору наследника. Вы полагаете, госпожа, что у воларцев и насчёт нас имеются давно разработанные планы?

– Эта информация не разглашалась, но в тот день, когда вы пришли подавать свою петицию, на моего дядю было совершено покушение. Если бы убийцы осуществили задуманное, фьеф сейчас напоминал бы разворошённый муравейник, и организовывать его оборону было бы некому.

– Наверное, эти убийцы совсем криворукие, раз провалили такое важное задание.

– Это точно.

– Если госпожа права, значит, план воларцев расстроен, и им остаётся только осада.

– Вероятно. Как и то, что нам ещё доведётся увидеть их стратегию во всей красе. Скажите, что вы знаете о Сыновьях Истинного Меча?

Лучник с помрачневшим лицом отвернулся к реке.

– Фанатичные последователи вашего усопшего батюшки – так, по крайней мере, я слышал. В южных уездах у них сторонников не много. Люди там относятся к богословию скорее прагматично. Вы считаете, что здесь замешаны Сыновья?

– Я этого не думаю, я знаю. – Она помолчала, глядя, как тёмные глаза лучника обшаривают берега реки, прикидывая расстояние. – В чём подозревает вас госпожа Велисс?

– В чём угодно, только не в связи с Сыновьями, поверьте. – Он оглянулся и приподнял бровь, глядя на лук из горного ильма за её спиной. – Отец наш небесный! Где вы взяли эту вещь, госпожа?

– Купила у одного пьяного пастуха, – пожала она плечами, вертя лук в руках.

– Разрешите?.. – Антеш несмело протянул руку.

Рива передала ему лук, глядя исподлобья, как он изучает древко, с улыбкой гладит резьбу, легонько подёргивает тетиву.

– Я был уверен, что они все давным-давно утеряны.

– Вам знаком этот лук?

– Понаслышке. Впрочем, когда я был ещё мальчишкой, мне довелось подержать в руках одного из его братьев. Точнейшее оружие, из которого я когда-либо выпускал стрелу. – Качая головой, он вернул лук Риве. – Вы действительно не знаете, что держите в руках?

– Нет, не знаю. Пастух плёл что-то о старой войне, но, честно говоря, я не особо его слушала.

– Что ж, в его словах может быть доля истины. Все пять луков Аррена были потеряны на войне, в результате которой этот фьеф вошёл в состав Королевства. Вам, госпожа, досталась самая настоящая легенда Кумбраэля.

Рива вновь покосилась на лук. Нет, ей нравилась искусная резьба, и сам лук был действительно хорош, но легенда? Ей вдруг пришло в голову, что это какая-то банальная хохма лучников вроде тех, которыми ветераны потчуют зелёных новобранцев.

– Шутите? – хмыкнула она. Но Антеш выглядел совершенно серьёзным.

– Это чистая правда. – Отойдя от стены и наморщив лоб, он оглядел Риву с головы до пят. – Кровь Истинного Меча и лук Аррена, – тихо пробормотал он, моргнул, резко отвернулся и снял с плеча собственный лук. – Мне пора приступать к своим обязанностям, госпожа.

– Погодите! Я хочу узнать больше! – крикнула она ему в спину. – Кто такой этот Аррен?

Но Антеш только махнул ей рукой и пошёл дальше.

На следующий день вернулись двое усталых разведчиков. Во дворец владыки фьефа созвали капитанов, чтобы те выслушали донесения.

– Пограничные земли в огне, милорд, – сказал тот, что постарше. – Народ отовсюду бежит на юг. Все, с кем мы говорили, в один голос твердят о жестокой резне. Слухи ходят совершенно дикие, но, похоже, король действительно мёртв, Варинсхолд пал, а большая часть Азраэля захвачена.

– Известно ли что-нибудь о принцессе Лирне? – спросил лорд Мустор. – Я слышал, она уехала на мирные переговоры с лонаками.

– Ничего, милорд, – вздохнул солдат. – Судя по всему, она вернулась в тот самый день, когда флот воларцев вошёл в гавань Варинсхолда. Дворец сгорел, говорят, и все Аль-Ниэрены погребены под его обломками.

– Попадался ли вам кто-нибудь из королевской гвардии? – задала вопрос госпожа Велисс.

– Несколько дезертиров, госпожа. Потерянные люди с безумными глазами, лишившиеся доспехов и оружия, изо всех сил спешащие на юг. Вчера мы повстречали пёструю компанию, человек сто или около того, у которых вроде бы осталось ещё какое-то мужество, и предложили им идти в Алльтор.

– А воларцы? – спросил владыка фьефа. – Их вы не видели?

– Шесть дней назад мы заметили их передовой отряд примерно в десяти милях к югу от границы, милорд. По моим прикидкам, где-то около трёх тысяч всадников и вдвое больше лёгкой пехоты, они довольно резво продвигались на юг.

– У нас теперь около тринадцати тысяч, милорд, – сказал лорд Арентес. – На первое время будет численное преимущество.

– Однако опытных солдат среди них едва ли половина, – заметил Антеш. – А конных – всего несколько сотен. В открытом бою у нас нет шансов.

– А мы и не будем вступать в открытый бой, – твёрдо сказал лорд Мустор, видя, что командующий хочет возразить. – Благодарю вас, отважные воины. Отправляйтесь-ка на кухню и закусите там как следует. Передайте повару, что я приказал налить вам красного мальтенского.

– Всего лишь авангард, – произнесла госпожа Велисс, когда разведчики ушли. – Примерно пятая часть армии, да?

– Скорее уж десятая, – ответил Антеш. – Если хотя бы половина историй, якобы случившихся в Азраэле, правда, значит, для захвата целого фьефа они должны были собрать большие силы.

– А благодаря предательству Дарнела они могут больше не беспокоиться о своём северном фланге, – добавил лорд Мустор. – Конечно, они оставляют гарнизоны в захваченных городах и уже отправили какое-то количество солдат для зачистки территории, но обольщаться не стоит. Враг во много раз превышает нас числом. – Он повернулся к Антешу. – Хватит ли у вас стрел?

– Нам потребуется раза в четыре больше, чем уже заготовлено, милорд, – поморщился тот.

– Мастера-лучники работают день и ночь, – сказала госпожа Велисс. – Я подключила к работе каждого столяра и плотника, какие только нашлись в городе.

– Призовите всех, кого можно, – приказал владыка фьефа. – С этого дня те, кто не занят в подготовке к обороне, должны работать над изготовлением стрел, иначе не получат пайка. Лорд Арентес, отправьте половину ваших людей в лес, пусть привезут столько дерева, сколько успеют собрать в оставшееся время.

– Потребуется не только дерево, но и железо для наконечников, милорд, – напомнил Антеш.

– Этот город купается в железе, – отрезал Сентес Мустор. – Оконные переплёты, перила, флюгеры… Прочешите мой дворец, соберите кастрюли, сковороды и другую утварь, а затем пройдитесь частым гребнем по городу. – Он замолчал, переводя дыхание, кровь отхлынула вдруг от его лица.

– Дядя! – Рива бросилась к нему, но тот с улыбкой похлопал её по руке.

– Твой старый дядюшка устал, моя прекрасная племянница. – Не отпуская её руку, владыка поднялся, и Рива почувствовала, что его бьёт дрожь. – Да и в горле уже пересохло. – Лорд подмигнул капитанам, чем вызвал неискренние смешки. – Вы знаете, что делать, господа. Так что идите и работайте.

Рива и госпожа Велисс помогли ему подняться в его комнату.

– Если вас не затруднит, подайте мне голубенький пузырёк, госпожа, – обратился он к Велисс. Та принесла требуемое. Он поднёс склянку к губам, сделал глоток, слабо улыбнулся и отхлебнул ещё. Лицо исказила страдальческая гримаса, пустой пузырёк упал на ковёр.

– Я схожу за братом Гарином, – сказала Велисс и выбежала из комнаты.

– Что с вами? – Рива опустилась рядом с дядей на колени и сжала его дрожащую руку. – Что вас мучает?

Тяжело, с присвистом дыша, лорд Мустор откинулся на подушки и улыбнулся:

– Моя жизнь, Рива. Меня мучает моя жизнь.

Брат Гарин вышел с тревожным лицом и прикрыл за собой дверь. Рива с Велисс ждали его приговора в коридоре.

– Плохо дело, – сказал целитель. – Я дал ему красноцвета, чтобы облегчить боль.

– Но вы же говорили, что лечение поможет продлить его жизнь ещё на несколько лет, – воскликнула Велисс.

– Спокойных лет, а не военных тягот. Из-за усталости его состояние резко обострилось.

– Какое такое состояние? – спросила Рива.

Гарин метнул взгляд на советницу, та принуждённо кивнула.

– Ваш дядюшка в молодости много пил, – ответил брат. – Так много, что я вообще удивляюсь, как он сумел дожить до своего возраста.

– Но он же ещё не стар, ему и шестидесяти нет, – прошептала Рива.

– Вино не церемонится с человеческими органами, особенно с печенью, – пояснил брат Гарин.

– А если он перестанет пить? – спросила Велисс. – Вообще? Если ни капли вина в рот?

– Это его убьёт, – просто сказал лекарь. – Теперь его телу требуется вино, несмотря на весь вред, который оно причиняет.

– Сколько ему осталось? – спросила Рива.

– Если он не будет переутомляться, полгода от силы.

«Полгода… А я познакомилась с ним всего три месяца назад».

– Благодарю вас, брат, – сказала она, чувствуя, как по щеке ползёт слеза. – Можно мне с ним побыть?

– Хорошо. Я приду завтра утром.

– Он не хотел, чтобы ты знала. – Пальцы госпожи Велисс коснулись руки девушки, но Рива оттолкнула её и вытерла слёзы.

«Хорош реветь», – сказала она себе.

– Как надолго хватит зерна в амбарах? – холодно спросила она.

Велисс помедлила с ответом, потом сказала ясным, чуть дрожащим голосом:

– Учитывая возросшее население – примерно месяца на четыре. Если затянем пояса.

– Прикажите гвардейцам пройтись по округе и собрать всю еду, какая только найдётся в радиусе пятидесяти миль. Коровы, свиньи, куры… Пусть все тащат сюда. Несжатые посевы сжечь, источники воды – отравить: уничтожить все, что может пригодиться врагу.

– На фермах всё ещё живут люди…

– Они могут прийти сюда, как им обещал владыка фьефа. А не захотят, пускай пытают счастья с воларцами. – Она подошла к двери покоев. – Я желаю поговорить с дядей с глазу на глаз.

Лорд сидел за письменным столом с бокалом вина и водил пером по пергаменту. Рядом стоял прислонённый к стене меч его деда.

– Моё завещание, – произнёс он, когда она закрыла за собой дверь. – Думаю, пора.

– Ты, конечно, оставишь книги в наследство Велисс.

– Вообще-то к северу отсюда есть небольшое поместье, которое всегда ей нравилось. Красивая усадьба, ухоженные сады.

– Почему вы мне ничего не говорили?

Он со вздохом отложил перо и повернулся к ней.

– Боялся, что ты сбежишь. Тебя и винить было бы не в чём, поступи ты так.

– А теперь вы оставляете мне это проклятое наследство?

– Знаешь ли ты, – дядя поднял бокал и пригубил вино, – что, по мнению Велисс, я – самый удачливый владыка из всех, которые сидели в этом кресле? Никогда прежде наш фьеф не давал столько вина, не накапливал такие богатства и так долго не наслаждался миром и согласием. Но будут ли меня прославлять за это после смерти? Разумеется, нет. Я навсегда останусь в памяти народной как бабник и пропойца, у которого к тому же был чокнутый брат. Но ты, Рива, ты наверняка станешь спасительницей Кумбраэля. Великой воительницей, осенённой самим Отцом Мира, приютившей за стенами этого города всех страждущих, позволившей им укрыться от надвигающейся свирепой бури. Я думал, что пройдут годы, пока людские сердца не прикипят к тебе, но, спасибо воларцам, на это потребуются жалкие месяцы.

– Я считала, что воду мутит Велисс, а оказалось – ты. – Рива скривила губы в мрачной усмешке.

– Не надо ругать своего старого дядюшку, – тяжело вздохнул лорд. – Я не желаю, чтобы в бою меня преследовали мрачные мысли.

Рива обняла его за плечи и поцеловала в макушку.

– И вовсе я тебя не ругаю, старый ты пьяница.

Три дня спустя показались первые воларцы. Ровно в полдень на гребне холма появился конный отряд, который пропал из виду через несколько минут. Рива приказала разведчикам следовать за ним и отправила нарочных предупредить фуражиров и поторопить переселенцев. Разведчики вернулись на следующий день: авангард воларцев находился не далее чем в пятнадцати милях от Алльтора. Подождав, пока с наступлением ночи не иссякнет ручеёк последних беженцев, Рива приказала запереть ворота.

– Не нужно ли доложить обо всём владыке фьефа? – спросил Антеш. Они с Ривой стояли на вершине башни над главными воротами, глядя в сторону дамбы – дамба была скрыта в темноте, чреватой неминучей опасностью.

– Пусть поспит, – сказала она. – Утром забот у нас будет полон рот.

Враги пришли на рассвете, когда краешек солнца показался над восточным холмом. Сначала появилась кавалерия. Всадники ехали неторопливо, стройными рядами направляясь прямо к дамбе. За кавалерией шла пехота. Первые батальоны двигались в строгом порядке, маршируя с пугающей чёткостью; последующие держались куда более свободно и шага не печатали. Воларское войско приближалось со слаженностью и быстротой, которые свидетельствовали о годах жестокой муштры: кавалерия – с флангов, дисциплинированная пехота – в центре, а те, кто поплоше, – позади.

– В первых рядах идут солдаты-рабы, – прокомментировала Велисс. – Они зовутся варитаями. Следом – призывники, вольные мечники. Так в книгах написано, – добавила она в ответ на вопрошающий взгляд Ривы.

– У них в армии служат рабы?

– Волария построена на рабстве, – ответил ей дядя. – За новыми рабами они сюда и явились.

Владыка фьефа, одетый в плотный плащ, тяжело опирался на плечо Ривы. Дышал он с трудом, но его покрасневшие глаза ярко сияли.

– Осадных орудий при них не видно, – заметил Антеш. – Лестниц – тоже.

– Уверен, всё это появится в своё время, – сказал лорд Мустор. – Сейчас, похоже, они просто пытаются напугать нас до смерти.

Проследив за его взглядом, Рива заметила одинокого всадника, тот отделился от воларской армии и галопом подскакал к дамбе. Остановившись в ста шагах от ворот, герольд уставился на них. Ветер трепал его длинный плащ. Это был высокий мужчина, одетый в чёрную, украшенную эмалью кирасу. В руке он сжимал свиток. Вот его глаза нашли владыку фьефа. Небрежно поклонившись, всадник с презрительной усмешкой развернул пергамент.

– Владыка фьефа Сентес Мустор, – начал он на чистом, почти без акцента языке Королевства. – Настоящим вам предписывается передать свои земли, города и имущество Воларской империи. Добровольное выполнение приказа обеспечит вам и вашим людям справедливое и щедрое вознаграждение. В обмен на сотрудничество при передаче фьефа под власть Воларской империи вы получите…

– Лорд Антеш, – обратился к лучнику владыка. – Я не вижу у него парламентёрского флага, а вы?

– Да и я что-то никак не разгляжу. – Антеш оскалил зубы.

– Что же, тогда…

– …незамедлительный переезд в любые земли по вашему выбору, – продолжал тем временем воларец, не отрывая глаз от пергамента. – А сверх того одна сотня фунтов золо…

Он поперхнулся, когда стрела Антеша, пробив свиток, вонзилась ему в грудь. Всадник качнулся в седле и рухнул на землю прямо со своим пергаментом, приколотым к груди.

– Хорошо, – похвалил владыка фьефа, отворачиваясь. – Дайте мне знать, когда прибудут остальные.

Глава шестая Ваэлин

Сколько лет было женщине-эорхиль? Может, пятьдесят, а может, и все семьдесят. Морщинистое лицо, жёсткая линия губ, длинная седая коса. При этом она была поджарой и прямой, и весь её внешний вид, независимо от возраста, говорил о жизненной силе. Она сидела, скрестив ноги, у костра напротив Аль-Сорны, на её голых руках бугрились мускулы. Позади молча ждали воины её племени. Кое-кто из них спешился, но большинство оставалось в сёдлах. На призыв владыки башни откликнулось около десяти тысяч всадников. Имя женщины было необычным для эорхиль – оно состояло всего из одного слова и означало, согласно переводу Инша-ка-Форны, «Мудрая».

– Ты требуешь слишком многого, человек из башни, – предостерегла его переводчица. – Столько воинов не собиралось со времён войны со звериным народом. Но тогда они пришли на помощь потому, что хорошо знали старого владыку, тебя же мы ещё не знаем. Мудрая решит.

Они просидели у костра до вечера. Женщина пристально смотрела на него из-за завесы дыма. Песнь крови молчала – то ли у Мудрой не было дара, то ли он не сумел его распознать. Десятидневный поход привёл их сюда, на берег озера, которое эорхиль называли Серебряной Слезой: это был всего лишь небольшой спокойный водоём, сверкавший среди пространных равнин. Здесь его ожидали эорхиль.

– Аль-Мирна хотел спокойной жизни, – вдруг произнесла Мудрая на безупречном языке Королевства. Ваэлин вздрогнул. – Тот мужчина прошёл сотни битв и устал от войны. Наше доверие к нему покоилось на этой усталости. Лишь неутомимые вечно ищут войны, и ты, Ваэлин Аль-Сорна, именно таков.

– Возможно, – ответил он. – Однако мне довелось увидеть много битв. И мне больно начинать новую войну.

– Зачем же тогда ты это делаешь?

– А зачем вообще люди идут на войну? Чтобы сохранить хорошее и уничтожить плохое.

– Воларцы хотят уничтожить твою родину. Но их война далеко отсюда.

– Ваша лесная сестра видела сердца тех людей. Они не удовольствуются моей родиной. Я видел, что они сотворили с народом льдов. Воларцы заберут все, до чего смогут дотянуться. Заберут у сеорда, у лонаков и у вас.

– Если мы теперь отдадим тебе наших юных воинов, свет и надежду племени, сколько из них вернётся назад?

– Не знаю. Многие погибнут, не могу отрицать этого. Но я знаю одно: рано или поздно эорхиль придётся сразиться с воларцами – либо здесь, в сердце ваших равнин, либо там, в моей стране.

– Чтобы достичь Королевства, нам придётся ехать через лес. Думаешь, сеорда разрешат тебе?

– Я полагаю, они прислушаются к словам слепой женщины.

– Ты её видел? – Теперь уже вздрогнула его собеседница.

Прищурившись, она напряжённо посмотрела на Ваэлина.

– Не только видел, но и говорил с ней.

Губы женщины исказились, Аль-Сорна видел, что она борется со страхом. Наконец она поднялась, пробормотала: «Неправильное имя мы тебе дали», – и направилась к своему народу, бросив через плечо:

– Мы пойдём с тобой.

– Му-дра-я, – медленно, по слогам прочитал Ваэлин.

– Хорошо! – похвалила Дарена. – А это? – Она провела кончиком пальца по следующему слову.

– «С» и «о»… со-глас-на. Согласна?

– Отлично, милорд, – улыбнулась советница. – Через каких-нибудь две-три недели вам больше не понадобится моя помощь.

– Сильно в этом сомневаюсь, госпожа. – Ваэлин откинулся на сиденье и зевнул.

Вечерняя строевая подготовка далась нелегко. Многие новобранцы всё ещё путали «лево» и «право», их неуклюжесть усугублялась усталостью от дневного перехода. Но раз уж они собирались сразиться с сильным и дисциплинированным врагом, выбора «тренироваться или отдыхать» у них не было.

Войско покинуло берега озера четыре дня назад, продвигаясь всё дальше на юг, к лесу, до которого осталось около недели пути. Всадники эорхиль разведывали путь. Дарена волновалась по поводу предстоящей встречи с сеорда, и Ваэлину пришлось её успокаивать, хотя его голос звучал куда более уверенно, чем он чувствовал на самом деле. «Думаешь, достаточно сказать им, что ты встретил слепую женщину из далёкого прошлого, и они примут тебя с распростёртыми объятьями? Нет, ты действительно полагаешь, что все будет так просто?»

Однако песнь крови не менялась: путь в Королевство лежал через лес, и точка. Так что Ваэлин вёл вперёд свою армию, тренировал её по два часа утром и вечером, переносил ропот и сомнения капитанов, а перед сном вдобавок проводил целый час с госпожой Дареной, обучаясь грамоте.

Но чем больше он учился, тем больше ему это нравилось. Стихи, которым его пыталась когда-то научить мать, сделались вдруг понятными. Как и звенящая пустота катехизиса, воплощённого в чернильную вязь. Он по-новому оценил силу и красоту дара, которым владел брат Харлик: этот дар позволял держать в голове целую библиотеку.

Дарена сидела вместе с ним за походным столиком, дописывая официальный договор о союзе с племенем эорхиль, который включал пункт о не запрошенном праве племени на бессрочное владение северными равнинами. Подобный договор должен быть утверждён монархом Объединённого Королевства. На случай, если вдруг выяснится, что династия Аль-Ниэренов прервалась, Ваэлин приказал брату Харлику составить список возможных претендентов на престол. В нём оказалось всего четыре имени.

– Во время эпидемии «красной руки» король Янус потерял почти всю семью, – объяснил Харлик. – Выживших основательно проредили войны за объединение. Здесь, – он помахал листком, – последние оставшиеся в живых родственники. По крайней мере те, кто был жив несколько лет назад, когда я убрался из Королевства.

– На кого стоит сделать ставку? – спросил Ваэлин.

– Лорд Аль-Пернил, – сказал Харлик, перечитав список. – Знатный коневод. Если, конечно, он ещё не помер. Милорд, вам следует предусмотреть возможность того, что ни одного из рода Аль-Ниэренов не осталось на свете. В этом случае придётся прибегнуть к другим средствам.

– К каким?

– Королевство без монарха – не Королевство. Во времена смуты люди стремятся сплотиться вокруг сильного человека, способного повести их за собой. И неважно, какой он крови или звания.

– Ещё одно честное и бескорыстное намерение, брат? – Ваэлин пристально взглянул в глаза старика, пытаясь разгадать, не замышляет ли он вновь какую-нибудь пакость.

– Всего лишь наблюдения начитанного человека, милорд.

– Раз так, ограничьте свои наблюдения предметом, о котором я вас спрашиваю. – Аль-Сорна подошёл к разложенной карте и нашел на ней Алльтор. Песнь крови зазвучала с особенной силой, как и всегда, когда он вспоминал о Риве. С некоторых пор мелодия изменилась: к привычной страстности добавился зловещий контрапункт. «Они пришли за ней, – подумал Ваэлин. – Но она не станет отступать».

– Сколько людей живёт в Алльторе? – поинтересовался он у Харлика.

– Судя по королевской переписи десятилетней давности – что-то около сорока восьми тысяч душ, – без запинки ответил брат. – Впрочем, стоит ожидать, что в преддверии осады население города удвоится. – Он помолчал. – Так, значит, мы направляемся в Алльтор?

– И как можно скорее.

– Но расстояние…

– Не имеет значения, – оборвал его Ваэлин. – Мы пойдём в Алльтор, даже если все, что нам останется, это обследовать дымящиеся развалины. На сегодня все, брат.

Через четыре дня на горизонте появилась неровная полоса. По мере их приближения она уплотнялась, пока не превратилась в сплошную стену деревьев, простиравшуюся в обе стороны насколько хватало глаз. Приказав разбить лагерь в полумиле от леса, Ваэлин с поклоном обратился к Дарене:

– Позвольте мне сопровождать вас, госпожа.

К ним подъехал Норта, рядом с которым неслышно бежала Снежинка.

– Мы тоже лучше пойти с вами, – сказал он. – Вид боевой кошки может усмирить их гнев от нашего вторжения.

– Скорей уж раззадорит их, – заметила Дарена. – В любом случае мой народ на нас не нападёт, я уверена в этом.

Но Ваэлин заметил, как настороженно она смотрела на лес, видимо, не до конца убеждённая в своих словах.

– А если вы не вернётесь? – спросил Норта.

Аль-Сорна хотел было отшутиться, но, вспомнив о нервозности Дарены, ответил серьёзно:

– Если так, то ты, брат, станешь моим преемником. Отведёшь армию обратно в башню и начнёшь готовиться к осаде.

– Считаешь, эти люди послушаются простого учителя?

– Простого – вряд ли, а вот учителя с боевой кошкой… – усмехнулся Ваэлин и пришпорил Огонька.

Когда они подъехали к опушке, песнь крови зазвучала громче, но не предостерегая, а приветствуя. Едва кроны деревьев сомкнулись над ними, мелодия затихла на умиротворённой ноте. Прохладный воздух был насыщен лесными ароматами. Дарена осадила лошадь и спешилась. Закрыв глаза, подняла лицо к сплошному пологу ветвей, на её губах появилась слабая улыбка.

– Я скучала по тебе, – прошептала она.

Ваэлин тоже соскочил с Огонька и отпустил его пастись на поляне, поросшей высокой травой. Осмотревшись, он увидел между двумя ильмами мужчину, хмуро наблюдавшего за ними.

– Гера! – радостно закричала Дарена, кинулась к нему и повисла у него на шее.

Однако, когда она его отпустила, он выглядел не слишком обрадованным, его улыбка была несколько напряжённой. Длинные с проседью волосы, зачёсанные назад, открывали лицо с ястребиным носом – это лицо всколыхнуло в душе Ваэлина давние воспоминания.

– Гера Дракиль, – сказал он, тоже подходя к сеорда. – Друг владыки башни Аль-Мирны. Я…

– Мы знаем, кто ты такой, – с сильным акцентом произнёс Гера. – Бераль-Шак-Ур. А я-то надеялся, что к тому времени, когда твоя тень упадёт на наш лес, я уже отправлюсь на небесную охоту.

– Я пришел к вам с миром…

– Ты пришел к нам с войной. С марелим-силь всегда так. – Сеорда ласково потрепал Дарену по щеке. – Ладно, идёмте, камень ждёт.

Пройдя несколько миль, они очутились на небольшой поляне, где уже ждали старейшины племени сеорда: пятеро женщин и семеро мужчин, все – того же возраста, что и Дракиль. Последний присоединился к ним и сел в центре их ряда. Посреди поляны стояла каменная плита, напомнившая Ваэлину уже виденную когда-то в Мартише, только та вся заросла сорной травой и вьюнками. Гранитная плита, перед которой они стояли теперь, была чиста. Казалось, ни время, ни непогода не оставили на ней ни следа. За деревьями вокруг стояли другие сеорда. Их лица прятались в тени, но в их смутных силуэтах Аль-Сорна приметил луки и палицы. «Воины. Ждут приказа».

Ваэлин с Дареной сели против старейшин, глядевших весьма недружелюбно. Одна из женщин с вороньим пером в волосах что-то произнесла.

– «Мы не разрешали вам входить в лес, – перевела Дарена. – Тем не менее вы – здесь». И она спрашивает себя, почему бы им нас не убить.

– Я пришел просить вашей помощи, – ответил Ваэлин, и Дарена перевела его слова старейшинам. – Великий и опасный враг напал на мой народ. Вскоре они доберутся и до вашего леса, будут жечь и убивать…

Гера Дракиль поднял руку. Ваэлин замолк, и сеорда начали совещаться на своём языке.

– «Ваши люди не сумели отнять у нас лес, – вновь перевела Дарена. – Хотя и пытались. Мы не испугались вас, не испугаемся и новых пришельцев».

– Просто мы в своё время посчитали, что мудрее будет заключить с вами мир. Новый враг не обладает подобной мудростью. Спросите свою сестру, которая видела их сердца.

Старейшины уставились на Дарену. Та согласно кивнула и произнесла длинную фразу на языке сеорда, очевидно, повествующую о том, что поведал ей её дар о судьбе Варинсхолда и нраве воларцев.

– «Воистину вы столкнулись с жестоким врагом, – перевела она Ваэлину слова одного из старейшин, жилистого мужчины с лисьим хвостом вокруг шеи. – Но это ваша война, нас она не касается. Пусть марелим-силь ведут свои войны как хотят».

Аль-Сорна помолчал, размышляя, как их переубедить.

– Моё имя – Бераль-Шак-Ур. Так назвала меня Нерсус-Силь-Нин. Я говорю вам правду. Я действительно встречался со слепой женщиной и беседовал с ней. Она благословила меня. Может ли кто-нибудь из вас сказать о себе то же самое?

На лицах старейшин отразилась неуверенность, но ни удивления, ни страха они не испытали. И, к сожалению, их сердца не смягчились.

– «Если тебя благословила слепая, то она и сейчас откликнется на твой зов», – перевела Дарена слова Геры Дракиля, который указал куда-то за спину Ваэлина.

Аль-Сорна обернулся, несколько мгновений он смотрел на камень, затем поднялся на ноги.

– Вы не обязаны этого делать. – Дарена встала рядом с ним у камня, глядя на гладкую поверхность с идеально круглым углублением в центре. – Позвольте мне ещё поговорить с ними. Уверена, рано или поздно они поймут.

– Кто я такой, чтобы лишать их этого развлечения? – спросил Ваэлин. – Наверняка они давно тут его дожидаются.

– Вы не понимаете. Сеорда приходили сюда с незапамятных времён. Старые или больные, а иногда – безумные. Приходили, чтобы коснуться камня и спросить совета слепой. Большинство в таких случаях уходят ни с чем, но некоторые, очень и очень немногие… Их камень забирает, оставляя пустое тело.

– Но с вами же ничего подобного не случилось? Вы говорили, что тоже видели её.

– После смерти мужа… – Глаза Дарены, обращённые к камню, затуманились скорбью. – Моё горе было так велико, что мне сделалось безразлично, выживу я или нет. Я пришла сюда в поисках вразумления. Если бы слепая отвергла меня, я бы умерла с лёгким сердцем. Но она… Она показала мне то, для чего я должна жить. – Дарена протянула руку, так и не дотронувшись до камня. – Камень вернул мою душу в тело, поскольку так захотела слепая.

– Что же, – заключил Ваэлин, подходя ближе, – остаётся надеяться, что насчёт меня у неё такие же планы.

Гранит оказался прохладен – и только. Песнь крови не изменилась, но, когда он вновь поднял глаза, он не увидел ни Дарены, ни сеорда. Вокруг была ночь, а у костра сидела слепая женщина. Она смотрела в сторону, но Ваэлин узнал её.

– Нерсус-Силь-Нин, – окликнул он, подходя к огню.

Женщина оказалась старше, чем в прошлый раз. Кожу вокруг её розовато-молочных, словно мраморные шарики, глаз избороздили глубокие морщины, волосы стали совершено седыми.

– А ты возмужал, – произнесла она. – Твоя песнь сделалась громче.

– Вы сказали, что я должен научиться петь как следует.

– Я так сказала? Ох, давненько это было. С тех пор меня посетило великое множество видений. – Она протянула руку к вязанке хвороста, лежащей у её ног, вытащила несколько веток и бросила в костёр. – Ты всё ещё служишь своей Вере?

– Моя Вера оказалась ложью. Впрочем, полагаю, вы это знали.

– Является ли ложь ложью, если в неё искренне верят? С помощью Веры твой народ стремился разгадать тайны этого мира. Ваша Вера бестолкова, но истина, лежащая в её основе, все-таки просматривается.

«Тварь, жившая в Баркусе, и её безжалостный смех».

– Мир Вовне может завладеть душой.

– Далеко не всякой. Только той, которая владеет даром. Твоя сила, огонь, горящий в тебе или во мне, не угасает со смертью тела.

– Но душа провалится в пустоту. Что она найдёт там?

– Полагаю, совсем скоро я это узнаю, – улыбнулась слепая.

– Там, в пустоте, что-то существует. Нечто такое, что захватывает души и, искалечив их, делает своими слугами, а потом посылает назад, в тела других одарённых.

– Выходит, он окреп, – удивлённо приподняла она брови.

– Кто окреп? Кто там живёт?

– Мне это неведомо. – Она повернула к Аль-Сорне своё незрячее лицо, на котором читалось сожаление. – Я знаю лишь то, чего он хочет. Он изголодался.

– Изголодался?..

– По смерти. – Уверенность, прозвучавшая в её тоне, отметала все сомнения. – По смерти.

– Вы знаете, как его можно победить?

Закрыв глаза, она отрицательно покачала головой.

– Но я могу сказать, что его должно сразить, если тебе небезразлична судьба этого мира.

Аль-Сорна поднял лицо к ночному небу, которое виднелось в прорехах между ветвями, и увидел семь звёзд, образующих Меч. По тому, как высоко в небе стояло созвездие, Ваэлин заключил, что здесь уже стоит ранняя осень, но как далеко в прошлом он находился, оставалось загадкой.

– Это уже произошло? – спросил он. – Мой народ уже пришёл в эти земли?

– Нет, что ты, я умерла задолго до этого. Оно и к лучшему, судя по посещавшим меня видениям.

– А будущее? Каково будущее этой земли?

Слепая повернулась с костру и некоторое время молчала. Ваэлин уже решил, что ответа не будет, но она произнесла:

– Ты, Бераль-Шак-Ур, и есть самое далёкое будущее, в которое мне удалось заглянуть. После тебя будущего нет. По крайней мере, я ничего не вижу.

– И все же вы хотите, чтобы я сражался?

– Мой дар несовершенен, и многое остаётся сокрытым. Да и вообще, чего бы ты хотел? Сидеть с унылой физиономией и ждать конца?

– Твоё племя не пропускает нас через лес. Что мне им сказать?

– Не пропускает? – Она изумлённо наморщила лоб. – Передай им, что они должны это сделать. Это поможет.

– И всё?

– А мне-то откуда знать? – Она издала горький смешок. – Люди, живущие в этом лесу, хоть и говорят на одном со мной языке, и в их жилах течёт та же кровь, что и в моих, но это уже не мой народ. Те, кто сейчас приходят к камню, – лишь тени былого величия и красоты. Они сбиваются в кланы и заняты лишь бесконечными сраженьями с лонаками, а знания и мудрость променяли на легенды и сказки. Они забыли, кем были когда-то, они ослабели и измельчали.

– Если они не присоединятся теперь ко мне, то исчезнут даже эти тени прошлого величия, а вместе с ними и надежда, что однажды всё возродится.

– Разбитое не склеить. Таков порядок вещей. – Она повернулась к камню. – Эти ковчеги памяти времён создали не мы, они существовали задолго до нас. Мы лишь догадались, как ими пользоваться, хотя они по-прежнему непокорны и захватывают разум тех, кого сочтут недостойными. Когда-то народ, куда более великий, чем сеорда, творил чудеса и строил города, сплошь покрывавшие эту землю. А сейчас даже имени тех людей никто не помнит. – Она замолчала и вновь повернулась к огню, на её лице отразилась усталость. – Я надеялась, что наша с тобой последняя встреча будет радостной. Что ты поведаешь мне о жене и детишках, о долгих годах, прожитых в мире и покое.

– Мне жаль, что я расстроил тебя. – Ваэлин потянулся к её руке, зная, что ничего не почувствует, но всё равно накрыл её ладонь своей.

Она не ответила, и Аль-Сорна понял, что виденье рассеивается. Он вернулся к камню, протянул руку, чтобы коснуться его поверхности, но задержался.

– Прощай, Нерсус-Силь-Нин.

– Прощай, Бераль-Шак-Ур, – ответила слепая, не поворачивая головы. – Если выиграешь свою войну, возвращайся к камню – возможно, ты найдёшь того, кто захочет поговорить с тобой.

– Возможно…

Стоило прижать ладонь к камню, как вернулся солнечный свет, прогоняя ночную прохладу. Ваэлин набрал в грудь побольше воздуха и, стараясь, чтобы голос прозвучал властно, произнёс:

– Слепая женщина сказала своё слово…

Он умолк, увидев, что все двенадцать старейшин вскочили на ноги и уставились куда-то в сторону от него, а у Дарены глаза широко распахнуты. Песнь крови вдруг загремела в нём, он обернулся.

Рядом сидел зеленоглазый волк. Зверь так же внимательно смотрел на Аль-Сорну, как и прежде. Ваэлин не помнил, чтобы волк был таким большим: если бы тот поднялся на задние лапы, то сделался бы выше него. Волк облизнулся, поднял морду к небу и издал настолько громкий вой, что он заглушил все звуки мира, отзываясь болью в ушах.

Хищник опустил голову, и вой прекратился. На лес упала тишина, чтобы тут же исчезнуть – её разорвал ответный вой со всех сторон: волки Великого Северного леса отвечали зеленоглазому. Их клич все длился и длился, а волк поднялся, подошёл к Аль-Сорне и обнюхал его. Огромная голова находилась на уровне груди Ваэлина, а тот услышал песнь крови зверя: это была всё та же странная мелодия, что и в день смерти Дентоса, – настолько чуждая человеку, что казалась диссонансом. Но одна нота проступала совершенно определённо: «Доверие. Он мне доверяет».

Волк обнюхал его руку, лизнул, затем развернулся, прыгнул в заросли и серебристой тенью скрылся из виду. В тот же миг стих и вой.

Гера Дракиль и остальные окружили Аль-Сорну, из-за деревьев выступили невидимые прежде воины и присоединились к своим старейшинам. Среди воинов сеорда были и мужчины, и женщины: сжимая свои палицы, они двигались синхронно, как единое целое. Дракиль двумя руками поднял палицу, держа её над головой.

– Завтра на рассвете, – произнёс вождь, – я буду петь песнь войны. Я проведу вас через наш лес.

– Костров не жечь, деревьев не рубить, на зверье не охотиться. От провожатых не отдаляться и строй не покидать. Идти только туда, куда укажут сеорда.

Капитаны обменялись настороженными взглядами. Самым обеспокоенным выглядел Адаль.

– И каково же будет наказание за возможный проступок? – спросил последний.

– С моей стороны никакого, – ответил Ваэлин. – Сеорда заверили меня, что они проследят за соблюдением своих правил.

– Со своей стороны не могу не доложить вам о настроении людей, милорд, – продолжил Адаль. – Открытое неповиновение было быстро подавлено, как вы и приказывали, но на каждый роток не накинешь платок.

– Ну и что там у вас на этот раз? – устало спросил Ваэлин, убирая со лба влажные волосы.

Встреча с Нерсус-Силь-Нин растревожила его. её неведение заразило его томительной неуверенностью. Кроме того, он начал понимать, что власть не доставляет ему радости. «Вечно они чем-то недовольны», – раздражённо подумал он, а вслух произнёс:

– Сапоги им пятки натёрли? Или мечи слишком тяжелы?

– Они боятся леса, – ответил Норта. – И не могу сказать, что осуждаю их. Сам напуган до полусмерти, а мы ведь ещё не вступили в него.

– Понятно. Что же, те, кто так боится пройти между несколькими деревьями, могут проваливать на все четыре стороны. Разумеется, после того как сдадут оружие, обмундирование, вернут пайки и выплаченное жалованье. Пусть топают домой и ждут там воларского флота, а потом наслаждаются резней. Возможно, тогда они поймут цену своей трусости. – Шумно выдохнув сквозь сжатые зубы, он грохнул кулаком по столу с картой. – Впрочем, вы можете передать мне список самых языкастых, и я прикажу их немедленно выпороть.

– Лучше я сама поговорю с людьми, – предложила Дарена, пока капитаны переминались с ноги на ногу. – Постараюсь как-то развеять их страхи.

Ваэлин кивнул и жестом приказал брату Холлану подать ежедневный рапорт о состоянии припасов.

– Она вам что-то не то сказала, да? – спросила Дарена, когда капитаны вышли. Снаружи доносился привычный шум военного лагеря, изменявшийся по мере того, как армия готовилась к переходу через лес. – Из-за этого у вас испортилось настроение?

– Скорее, из-за того, чего она не сказала. У неё не нашлось для меня ответов, госпожа. Так что на нашем пути нас не будет сопровождать никакая высшая мудрость. Я видел обыкновенную уставшую старуху, которую посетило последнее в её жизни видение ненавистного ей будущего.

Дарена промолчала, не спуская взгляда с его лица. После возвращения из леса она постоянно так на него смотрела.

– Этот волк, – произнесла она наконец. – Он ведь вам знаком.

Ваэлин кивнул.

– Мне тоже. Это произошло в детстве, в ту самую ночь, когда меня нашел отец. Зверь первым разыскал меня и одарил, лизнув языком… – её глаза сделались пустыми, словно женщина впала в транс. Дарена встряхнула головой и поднялась. – Пойду произносить успокоительные речи.

Ни один из солдат не покинул войско. Слов Дарены вновь оказалось достаточно, чтобы обеспечить их преданность. «Они её любят», – подумал Ваэлин, глядя, как непринуждённо она ходит между солдатами, перешучивается с ними, похоже, зная каждого в лицо и по имени. Аль-Сорна понимал, что подобное ему недоступно: за ним шли либо из чувства долга, либо из страха. Оставалось надеяться, что любви к Дарене и страха перед ним самим окажется достаточно, когда войско сойдётся с воларцами.

Первыми вошли в лес гвардейцы Северной башни. Ведя коней в поводу, люди скрылись за деревьями, их сопровождали сеорда, молча наблюдавшие за каждым их шагом. Следом Ваэлин повёл первый пехотный полк. Он разделил свою армию на десять полков по тысяче человек, соответственно пронумеровав их и позволив полковникам самим выбрать себе знамёна. Первый полк состоял в основном из шахтёров, на их синем флаге красовались скрещенные кирки. Ими командовал, не без помощи сержантов гвардии, десятник Ультин из Разбойного Лога.

– Вона как повернулось-то, – бормотал тот, тараща глаза. – Я и в лес этот агромадный прусь, и полком командую под рукой ваш’лордства. А вот мой добрый папаша уверен, что все, на что я гожусь, это выносить зассанный горшок мастера.

– Как давно вы покинули Ренфаэль, капитан? – спросил его Ваэлин.

– Лучше просто Ультин, если не возражаете, ваш’лордство. Даже мои ребята не могут сдержаться и прыскают в кулак, когда вынуждены величать меня капитаном. Что, правду я говорю, наглые подземные собаки? – Он оглянулся на своих людей.

– Поцелуй меня в зад, Ультин! – выкрикнул один, шедший впереди, но перехватил тяжёлый взгляд Ваэлина, побледнел и опустил глаза. Видя пот, проступивший на лбу солдата, и страх на лицах его товарищей, с тревогой косившихся на окружавшую чащу, Ваэлин подавил окрик, готовый сорваться с губ.

– Из Ренфаэля я уехал уж годков пятнадцать тому, ваш’лордство, – ответил Ультин. – С тех пор и зову домом нашу вонючую дыру в земле. Хотя не скажу, что так уж истосковался по родине. Там была всего-навсего жалкая деревушка, в которой обитали грязные шахтёры, которым нищий лорд платил убогое жалованье. Так и я тянул лямку, пока не услышал о Пределах от заезжего лудильщика. Мол, там такой парень, как я, может загребать вчетверо больше – если, конечно, не забоится холода и дикарей. Ну, подкопил малость деньжонок, сел на корабль, и вот я тут. Никогда не думал, что придётся вернуться назад.

«Если там ещё осталось что-нибудь, к чему можно вернуться», – подумал Ваэлин.

Сеорда приставили сопровождающих к каждому полку. Первый полк вёл Дракиль, с ним те общались только скупыми жестами: идите туда или стойте здесь. Казалось, Гера ещё неохотнее терпел рядом с собой Аль-Сорну, чем прежде. Он избегал его взгляда и говорил лишь на родном языке, что принуждало Дарену переводить. «Это из-за волка, – догадался Ваэлин. – Им неприятно чувствовать себя чужаками в собственном лесу».

Вождь сеорда привёл их на прогалину около мелкого ручья, где можно было разбить лагерь на ночь. Выполняя приказ Ваэлина, костры никто не разжигал. Наскоро перекусив холодным вяленым мясом, люди поплотнее завернулись в свои плащи. Не слышно было песен, почти никто не разговаривал. Солдаты то и дело вздрагивали, слыша звуки ночного леса.

– А чего это? – шёпотом спросил Ультин, когда из мрака донёсся жалобный плач.

– Лесной кот, – пояснила Дарена. – Самку зовёт.

Гера Дракиль сидел на небольшом валуне посередине ручья. Ручей был неглубок, но плеск воды предупредил сеорда о приближении гостя. Разобрав, что это Аль-Сорна, вождь глянул на него исподлобья и молча снял тетиву с лука, плоского, с толстой, обмотанной кожей рукоятью. У стрел были странные, тускло поблёскивавшие наконечники, не похожие на железо.

– А броню они пробивают? – спросил Ваэлин.

Дракиль вынул одну из стрел и поднял её, поймав наконечником лунный луч. Ваэлин заметил, что он сделан из чего-то, напоминавшего скорее стекло, чем кремень.

– Привезён из горной страны, – сказал сеорда. – Отобран у лонаков. Режет всё что угодно.

– А это? – Ваэлин кивнул на палицу, лежавшую тут же.

Она была около ярда длиной, изогнутая, подобно топорищу, с насечками на рукояти, а грубое навершие напоминало искривлённый конец мотыги. Тонкий десятидюймовый шип, всего на дюйм короче навершия, торчал в сторону.

– Эта штука выдержит удар меча?

– Желаешь испытать? – Сеорда смерил его с головы до пят. – А меча-то у тебя и нет.

Вождь отложил лук, поднял дубинку и протянул Ваэлину. Палица оказалась в меру увесистой, рукоять – ухватистой, древесина была незнакомой, тёмной и настолько гладкой, что волокна почти не ощущались под пальцами. Аль-Сорна сделал несколько взмахов.

– Дерево особое, с чёрной сердцевиной, – объяснил Гера. – Режется легко, но закали его в огне, – и оно станет крепче железа. Нет, она не сломается, Бераль-Шак-Ур.

– Ты так и не спросил, что мне сказала слепая. – Ваэлин с поклоном вернул палицу хозяину.

– Она сказала, что мы должны присоединиться к тебе. Её видения хорошо знакомы сеорда.

– И всё же ты собирался отречься от её слов.

– У вашего народа, как и у моего, нет богов. Слепая жила много веков назад и провидела будущее. Большинство её видений исполнилось, некоторые – нет. Она направляет нас, но мы ей не поклоняемся.

– А чему же тогда вы поклоняетесь?

Впервые веселье проявилось на лице сеорда, он улыбнулся.

– Тому, где ты сейчас стоишь, Бераль-Шак-Ур! Вы именуете это место Великим лесом, мы же зовём его – Сеорда, ибо мы – это он, а он – это мы.

– Но, чтобы сразиться с врагом, вам придётся покинуть его.

– Мне уже приходилось это делать, когда я вместе с прежним владыкой башни отправился взглянуть на твою страну. Я видел там много вещей, и все они были отвратительны.

– То, что ты увидишь сейчас, будет ещё отвратительней.

– Знаю. – Сеорда положил палицу на место, лёг на камень и закрыл глаза. – Так оно и будет.

Глава седьмая Лирна

– Она опять здесь! Вы её видите? – закричала Мюрель, тыча пальцем в волны. Девушка кинулась на нос, и лодка опасно накренилась.

Лирна с отвращением посмотрела на море. Огромный плавник вынырнул на поверхность и тут же ушёл в глубину. «Они вечно голодны».

– Может, мы ей просто понравились? – предположил разбойник со шрамами на щеках. Мужика звали Харвин, по его рассказам, он когда-то был предводителем шайки из тридцати головорезов. А погорел только потому, что изменил одной прекрасной, благородной даме, по уши в него влюблённой. Слушая эту историю, Илтис лишь презрительно хмыкал.

– Скорее всего, дешёвка из какой-нибудь таверны, где ты забыл заплатить, – хохотнул брат.

Эти двое постоянно ссорились, едва не до драки. Лирна уже отказалась от попыток их усмирить – решила, если один из них прибьёт другого, то хоть еды останется побольше.

– Протаранив корабль, эта акула до смерти влюбилась в прекрасное лицо нашего почтенного брата, – продолжал издеваться Харвин. – И теперь просто не может покинуть любимого.

– Ах ты мразь непотребная! – взвился Илтис.

Ссора вновь покатилась по проторённой дорожке, Лирна отвернулась и стала глядеть на море, высматривая жуткий плавник. Они дрейфовали уже четыре дня, и красная акула стала их постоянной спутницей. Лирну удивляло, что та до сих пор не перевернула лодку и не сожрала их. Если чудовище с лёгкостью потопило корабль, что для неё жалкая лодчонка? Между тем её мысли постоянно возвращались к Фермину, его угасающей улыбке и окровавленным губам, которые шептали: «Я сделал всё, что мог…»

Сидевшая рядом с ней Мюрель вздрогнула, когда в волнах снова мелькнул плавник, и прижала кончики покрытых коростой пальцев ко рту. На сей раз чудовище подплыло ближе, плавно огибая их в своём движении по волнам. Мюрель зажмурилась и забормотала «Катехизис Веры». Лирна обняла девушку за плечи. Плавник казался просто огромным. Илтис и Харвин прекратили собачиться. Акула вильнула в сторону, не доплыв до лодки каких-то двадцати футов: из воды проступило краснополосое тело, мелькнул громадный чёрный глаз. Мюрель приоткрыла веки, ойкнула и вновь зажмурилась. Акула всплеснула хвостом и ушла в глубину.

– Вот и всё, она уплыла, – сказала Лирна всхлипывающей Мюрель. – Можешь сама посмотреть.

Девушка кивнула и внезапно тяжело осела на дно лодки, уткнув голову в колени Лирны: она совершенно обессилела от страха.

Лирна скептически оглядела своё крошечное плавучее королевство, населённое пятью голодными подданными, и ей в очередной раз подумалось, что куда милосерднее было бы оставить их в трюме. Им удалось выловить немного припасов из бочек, плававших на месте кораблекрушения, в основном солёную рыбу, от которой Лирну чуть не стошнило, когда она в первый раз попробовала сие яство. Однако вскоре голод внёс поправки в её вкусы. Больше всего пугало отсутствие пресной воды, но после того, как на лодку обрушился ливень, грозя её затопить, страх исчез. Зарядили ежедневные дожди. Им постоянно приходилось вычерпывать из лодки воду, зато и от жажды они не страдали. Вёслами служили две короткие доски – обломки злосчастного корабля. В первый день разбойник и Илтис усердно гребли на запад, как им казалось, но с наступлением вечера Бентен, молодой варинсхолдский рыбак и единственный среди них моряк, разобрал по звёздам, что они находятся на пятьдесят миль восточнее того места, откуда начали свой путь предыдущей ночью.

– Похоже, нас отнесло к югу от Варинсхолда, – сказал Бентен. – В этих широтах Бораэлин пересекают сильные западные течения. Так что гребите сколько влезет, но толку от этого не будет.

«Нас несёт на восток». Это означало, что они попадут прямиком в Воларию. Если, конечно, запасов еды хватит на весь путь, что маловероятно. Лирна прочла массу морских историй и знала, на что идут вконец оголодавшие люди. Особенно ей запомнился рассказ о «Морском призраке». Это был лучший военный корабль её отца, обошедшийся короне в кругленькую сумму. Говорили, что «Призрак» – самое красивое судно, вышедшее из доков Королевства. На втором десятилетии правления Януса корабль во время шторма исчез где-то у северного побережья, а через несколько месяцев дрейфующий «Призрак» обнаружили на юге ренфаэльские рыбаки. На борту остался один-единственный член команды – повредившийся в уме матрос, жадно глодавший человеческую бедренную кость, а на палубе сложена была аккуратная пирамидка из черепов. Король приказал тогда поджечь и затопить «Призрак», чтобы никто не мог больше плавать на этой проклятой посудине.

Голова Мюрель шевельнулась у неё на коленях, и Лирна сообразила, что девушка спит. Из её приоткрытого рта вырвался мучительный стон: наверное, ей вновь снился кошмар, пережитый на судне. Лирна хотела погладить её волосы, но сдержалась: в ответ на неожиданное прикосновение Мюрель начинала кричать. «Прости, – мысленно сказала ей Лирна, глядя на подрагивающие ресницы. – Судя по всему, мне не удастся разгромить их империю».

Лодка опять накренилась. Подняв взгляд, Лирна увидела Бентена: он стоял на корме, прикрыв ладонью глаза от солнца. Рыбак смотрел на восток.

– Снова акула? – спросила она.

Тот помедлил какое-то время, будто внезапно закоченел, затем повернулся к ней с мрачным видом:

– Нет. Парус.

Прочие вздрогнули и разом оглянулись, так что лодка угрожающе закачалась.

– Воларцы? – уточнил Илтис.

– Хуже, – ответил Бентен. – Мельденейцы.

Капитан мельденейского судна с презрительным любопытством смотрел на них сверху вниз, ухватившись за леер.

– Так-так, кажется, мне попались сухопутные крысы, угодившие в рабство. По крайней мере, очень на это похоже.

– Никакие мы не рабы! Освободили себя своими руками. – Илтис взмахнул цепью, которую постоянно держал поблизости на случай, как подозревала Лирна, если придётся-таки убивать Харвина.

– А где же ваш корабль? – поинтересовался капитан.

– Потоплен вместе с нашими похитителями.

– Как и всё сколько-нибудь ценное, что было на его борту. – Капитан оглядел лодку, задержав взгляд на Мюрель, а затем – на шрамах Лирны. – Зачем, например, понадобилась им такая красотка? – хохотнул он.

Лирна подавила гнев, прекрасно понимая, что, если он не подберёт их, впереди ждёт смерть.

– Я неплохо образованна, – ответила она, так как её настоящий титул мог вызвать лишь новый смех. – Умею говорить на нескольких языках. Хозяину требовалась гувернантка для его дочерей.

– Да ну? – протянул капитан, переходя на альпиранский. – Может, скажешь ещё, что читала «Песни золота и праха»?

– Разумеется.

«И даже почти знакома с их автором».

– Где находится сердце разума?

– В знаниях. Но лишь тогда, когда знания сочетаются с милосердием.

«Надеюсь, ты понимаешь, о чём это слово», – подумала она.

– Воларский знаешь? – спросил капитан на языке Королевства, сузив глаза.

– Да.

– Читаешь и говоришь?

– Само собой.

– Ну-ка, поднимите её на борт, остальные мне не нужны.

– Нет! – крикнула Лирна. – Возьмите всех! Если вам нужны мои умения, я буду работать на вас, но заберите нас всех.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться, моя поджаренная красавица, – со смехом возразил капитан. – Но могу продемонстрировать своё великодушие: захвачу ещё и девчонку.

Один из матросов, который стоял рядом с ними, вдруг закричал, показывая куда-то. Лирна оглянулась и увидела знакомую акулью голову, показавшуюся в волнах ярдах в пятидесяти от них. Чудище легло на бок и раззявило острозубую пасть. Капитан отдал короткий приказ, и мельденейцы бросились к снастям, сам же он изумлённо уставился на Лирну. Она поставила ногу на борт лодки.

– Всех нас, – повторила она. – Или я спрыгну.

Всех, кроме Лирны, отвели в трюм. Илтис и Харвин не желали отдавать свои цепи, но пришлось подчиниться, когда они увидели обнажённые сабли. Лирну капитан втолкнул в свою каюту – тесную каморку, заваленную рулонами карт и разнообразными сундуками. Капитан поднял один из сундуков, поставил его на низкий, привинченный к полу стол, с трудом отпёр замок и откинул крышку. Вытащив свиток со сломанной печатью, протянул Лирне:

– Читай!

Она развернула пергамент и пробежала глазами по строчкам. Смысл она поняла сразу, но решила не торопиться – у этого человека, похоже, был слишком острый глаз.

– «Командующему Двенадцатым корпусом Воларской императорской армии генералу Реклару Токреву от советника Арклева Энтриля, – медленно, как бы с трудом начала она. – Приветствую, любезный зять. Полагаю, мне следует поздравить вас, хотя полный отчёт о вашей великой победе ещё не достиг наших ушей. Прошу вас, передайте наилучшие пожелания моей почтенной сестре…»

– Хватит! – рявкнул капитан, забрал свиток и достал из сундука небольшую, переплетённую в кожу книжицу. – Теперь давай это.

Лирна перевернула несколько страниц и сделала вид, что озадачена, пряча невольную улыбку.

– Какая-то бессмыслица, – сказала она.

– Почему? – Глаза капитана превратились в щёлочки.

– Буквы вперемешку с цифрами. Наверное, это тайный шифр.

– А ты и в шифрах разбираешься?

– Мой отец был купцом. Ему приходилось пользоваться секретным письмом, чтобы конкуренты не пронюхали про его дела и…

– Разобрать сможешь? – оборвал он её.

– Постараюсь, но потребуется время, – пожала плечами Лирна.

– Вот что я тебе скажу, сухопутная крыска, – он подошёл так близко, что она почувствовала его дыхание на своей щеке, – такой роскоши, как время, у тебя нет.

– Но мне надо подобрать ключ.

– Ключ?

– У любой тайнописи есть ключ, который открывает её смысл. Зачастую им владеют очень немногие…

Он взял Лирну за локоть, потащил из каюты на палубу и дальше к трюму. Они прошли мимо её товарищей по несчастью, скорчившихся в тени паруса и окружённых матросами. Мюрель проводила её испуганным взглядом. Капитан, сжимая книгу, подвёл Лирну к закрытой дверце в кормовой отсек, рядом с которой стоял вооружённый часовой.

– Отопри! – приказал ему капитан.

Пахнуло тяжёлым смрадом, внутри тошнотворно воняло экскрементами, мочой и застарелым потом. Лирну замутило, но капитан с силой втолкнул её туда. В углу тёмной каюты сидел мужчина. Волосы пленника были длинными и грязными, обрывки форменной одежды запачканы его собственными нечистотами, а запястья и щиколотки скованы кандалами.

– Врежь ему, если только пошевелится, – рявкнул капитан матросу. Тот поднял дубинку и подошёл поближе. – Он быстр, как змея. Выхватил из сапога стилет и метнул в глаз моему матросу – единственному, кто говорил на его свинячьем языке. – Капитан ткнул пленника носком ботфорта, тот застонал, а хозяин корабля отступил в сторону и кивнул Лирне. – Если кто тут и знает треклятый ключ, то только он.

Присев, Лирна осторожно пододвинулась к узнику, затылком чувствуя близость охранника – из сапога у него торчала, поблёскивая в полумраке, рукоятка кинжала. Пленник покосился на Лирну. Насколько она могла судить, маска из запёкшейся крови скрывала молодое симпатичное лицо.

– Теперь они пытаются запугать меня всякими уродками, – пробормотал он.

– Как вы сюда попали? – спросила Лирна на его языке.

– А уродка, оказывается, разговаривает, – ответил он. – Передай этому псу, пусть лучше убьёт меня сейчас, ибо как только наш флот обнаружит его лохань…

– Если хотите выжить, заткнитесь и слушайте меня, – оборвала его Лирна, стараясь говорить как можно спокойнее. – Будьте уверены, ваша жизнь мне безразлична: я буду хохотать, когда они скормят вас акулам. Вот только если мне не удастся убедить пиратов в вашем согласии на сотрудничество, вслед за вами за борт бросят и меня. Итак, как вы здесь оказались?

Пленник склонил голову, просчитывая все «за» и «против». Его высокомерная усмешка определённо скрывала живой ум. «Напоминает Дарнела, только с мозгами, – подумала Лирна. – Неприятная перспектива».

– Меня предали, – произнёс он наконец. – Глупо обманули. Только дурак может поверить словам раба. Он пообещал мне клад, зарытый мельденейским пиратом, самым знаменитым из всех, когда-либо бороздивших моря. Остров все считали легендой, но у раба была карта, за которую он хотел выторговать себе свободу. Это место находился всего в нескольких днях пути от нашего курса, так что я не увидел большой беды.

– А когда вы высадились, то вместо сокровищ нашли пиратов.

Пленник устало кивнул.

– Это вы верно подметили, – сказала Лирна. – Только дурак поверит рабу.

Он дёрнулся было к ней, загремев цепями, но сдержался, когда охранник шагнул вперёд и ткнул его дубинкой под подбородок.

– Я им ничего не скажу, – заявил воларец, яростно зыркнув на Лирну поверх дубинки.

– Он говорит, что согласен передать ключ в обмен на высадку в любом альпиранском порту, – сказала она на языке Королевства.

Капитан кивнул охраннику, и тот отошёл, убрав дубинку.

– Ну что же. Я сегодня добрый, – сказал пират, оглаживая бороду. – Начну, пожалуй, с левой руки, буду отрубать по фаланге пальца за раз. Передай ему, что это единственная плата, которую он от меня получит.

– Вы и не должны им ничего говорить, – произнесла она на воларском. – Просто сделайте вид, что согласны. – Она склонилась поближе и показала книгу в кожаном переплёте. – Они требуют ключ к этому коду. Если мы сможем их убедить, что вы мне его дали, я скажу, что в состоянии расшифровать тайнопись. Однако для этого потребуется время, за которое, вполне вероятно, ваш флот успеет нас обнаружить.

– Ты так горишь желанием сделаться рабыней?

– Я ей уже побывала. По сравнению с нынешним моим жребием не так уж и плохо. Из-за моего лица воларцы меня не трогали, а пираты, боюсь, не столь щепетильны.

– Что им помешает убить меня после того, как мы разыграем нашу маленькую комедию?

– Я скажу, что вас необходимо оставить в живых, поскольку код очень сложен и мне наверняка потребуется ваша помощь.

– Почему я должен тебе доверять?

– Хотя бы потому, что я до сих пор не сказала им, кто попался в их лапы. Ведь вы – сын советника. – Лирна выразительно посмотрела на его рваную красную рубаху, золотая вышитая эмблема на которой в точности повторяла рисунок печати на пергаменте, данном ей капитаном. – Отличный трофей, такой можно привезти на Острова. Как думаете, карьера вашего отца выдержит подобный позор? А ваша собственная?

– Кто ты, уродка? – Пленник поднял голову, пристально глядя на Лирну.

– Обыкновенная беглая рабыня, которая хочет выжить.

Некоторое время он злобно и молча смотрел на неё, но наконец справился с гневом и сказал:

– Покажи книгу.

Лирна открыла томик, наклонилась поближе и провела пальцем по первой строчке.

– Я слышала, – продолжала она, – что надевать красное разрешено только тем воларцам, которые владеют не менее чем сотней тысяч рабов.

– Всё верно, – буркнул он, кивая, словно они обсуждали текст.

– Но вы слишком молоды, чтобы успеть накопить такое состояние. – Лирна приподняла брови, притворяясь, что пытается понять сказанное пленником.

– Это был подарок моего отца на совершеннолетие, – неохотно ответил воларец. – Треть его капитала. Кроме того, он разрешил мне самому выбрать рабынь для утех. – Парень бросил косой взгляд на ожоги Лирны. – Извини, если развею твои иллюзии, но для тебя у меня места нет.

Лирна кивнула, привстала с пола на корточки и захлопнула книгу.

– Благодарю вас, – ответила она.

– Я всего лишь выполняю взятое на себя обязательство, – сказал он ровным тоном.

– Нет-нет, я имела в виду то, что вы облегчили мою задачу.

Он нахмурился.

– О чём…

Лирна крутанулась, стремительно выхватила кинжал из сапога охранника и вонзила его в грудь воларца. «Меть в середину, – учила её Давока. – Всегда бей в середину груди, и попадёшь прямо в сердце».

Капитан швырнул Лирну на пол своей каюты, чуть не выбив из неё дух, и вынул кинжал:

– Ах ты, тварь подзаборная! – Пират поднял судорожно хватающую воздух Лирну, притиснул к стене и прижал к горлу кинжал. – И кто-то ещё говорит, что моим людям нельзя доверять!

– Мне… вы верить можете, – задыхаясь и кашляя, прохрипела она.

– Чему верить? Что ты вонзишь нож в спину мне или кому-нибудь из команды? Верю.

– Вы можете довериться мне в том, что касается перевода книги.

– Чем докажешь? Все, что я видел, – как вы с ним поболтали на его свинячьем языке, а потом ты его заколола.

– Вы же не случайно встретились с его кораблём. – Лирна твёрдо взглянула в глаза капитану.

– Что ты мелешь? – прошипел тот, навалившись на неё и царапая остриём кинжала кожу.

– Вы охотились за книгой. Владыки кораблей поручили вам захватить судно и добыть её.

Его лицо исказила гримаса, но он сдержался, чтобы не ляпнуть лишнего, и отошёл на шаг, не опуская кинжала.

– Слишком уж ты умна, моя поджаренная красотка.

– Двадцать восемь золотых слитков с гербовой печатью Дома Энтриль, – сказала она, – двенадцать бочек вина из Эскетии, короткий церемониальный меч с выгравированным панегириком, подаренный Правящим советом генералу Токреву в знак признательности за одержанную победу… – Переведя дыханье, она посмотрела на капитана, рука которого задрожала. – Ведь именно эти вещи вы обнаружили на его корабле?

– Откуда ты?..

– Все это перечислено в книге, на первой странице.

– Ты же видела её всего несколько мгновений!

– Вполне достаточно.

– Чтобы разобрать зашифрованный текст?

– Матрица замещения основана на нисходящем порядке чисел. Для знающего человека не так уж сложно. И сейчас я – единственный человек на вашем корабле, а вероятно, и во всей этой части мира, кто может прочитать, что там написано.

– Так читай! – Капитан вытащил книгу из-за пояса и протянул Лирне. Та осталась стоять без движения, успокаивая дыхание.

– Нет.

– Я уже говорил тебе, что ты не в той ситуации, чтобы…

– Чтобы заключать сделки? А вот я думаю, что ситуация самая подходящая, – усмехнулась она.

Мужчины получили угол в трюме, чистую одежду и еду. Тогда как Лирну, Мюрель и ещё одну женщину, Орину, поселили в каюте первого помощника.

– Ты действительно этого хочешь? – мягко сказала Мюрель.

– Да. – Лирна протянула руку за маленьким зеркальцем, которое девушка пыталась спрятать за спину.

Оправа была серебряной, со сложным орнаментом, где преобладал мотив человека, борющегося со львом, – гравировка, сделанная по обычаю альпиранских ювелиров с северного побережья. Лирна провела пальцем по узору и перевернула зеркальце.

Потом она часто спрашивала себя, почему в тот момент не закричала, не заплакала, не впала в истерику. В её душе завывала буря тоски и боли, но она молча сидела и смотрела на отражение незнакомого обгоревшего лица. Волос почти не осталось, кожа на черепе покрылась пятнами красно-розовой, едва зажившей плоти. Сильнее всего пламя повредило верхнюю часть её лица. Язвы протянулись вверх от переносицы, кожа от левой скулы к правой половине нижней челюсти была опалена, словно Лирна надела слишком большую маску, вполне пригодную, чтобы пугать детей в Обережную ночь.

«Я не могу быть королевой, – думала она, глядя в глаза уродливой незнакомки. – Какой художник захочет писать мой портрет? И что за профиль прикажу я выбить на монетах?» Эта мысль вызвала у неё непроизвольный смех, и Мюрель наверняка решила, что несчастная спятила.

– Благодарю. – Лирна вернула ей зеркальце.

– Что там у вас произошло? – спросила её Орина, тощая черноглазая брюнетка со шрамами на шее, оставшимися после издевательств на корабле. Держалась она смелее Мюрель, но ей хватало ума, чтобы страшиться нынешнего их положения.

– Я убила воларца, – ответила Лирна, не видевшая смысла скрывать правду.

– Для чего?

– Чтобы отвоевать нам место на этом судне.

– Куда же мы плывём?

– На Мельденейские острова. Оттуда мы сможем вернуться в Королевство.

– А что взамен?

– Небольшая услуга. – Лирна подняла с койки книгу, пролистнула несколько страниц. – Капитан пообещал, что не тронет вас, если я всё правильно переведу.

– Не обольщайся, – пробормотала Орина, нервно расхаживавшая по каюте, скрестив руки на груди. – Это ж пираты… Ох, не нравится мне, как они на нас смотрят. Впрочем, рабовладельцы ничуть не лучше. Вот уж не думала, что буду когда-нибудь скучать по этому жирному дурню, моему мужу.

– Зачем же ты вышла за него замуж, если он такой толстый и глупый? – поинтересовалась Мюрель, валясь на койку.

– Он был богат, – Орина насмешливо посмотрела на девушку.

Тем временем Лирна продолжала изучать текст. По большей части это была скучная военная переписка, касавшаяся всяких мелочей: запасов провианта, путей наступления и всего такое прочего. Она обнаружила, что у воларцев имелись обширные захватнические планы. Они намеревались прибрать к рукам все фьефы, исключая Ренфаэль, что заставило её вспомнить последние слова, сказанные ей Дарнелом: «Спаси меня, Вера. Но я должен был попытаться».

«Неужели этот закованный в броню болван наконец-то дал мне повод повесить его? – подумала Лирна, но решила, что мысль преждевременна. – Владыки кораблей послали за этой книгой своих лучших людей. Этому должна причина».

Писавший книгу был достаточно хитёр, чтобы не полагаться исключительно на шифр. Некоторые географические названия оказались нарочно изменены. В «Потустороннем» по приметам она сумела угадать Варинсхолд, а «Сорочье Гнездо» не могло быть ничем иным, кроме Алльтора, ведь город располагался на острове. Остальное выглядело куда менее понятным. «Чаячий Насест» едва упоминался, как и «Колокольня Ворона», хотя строчка о шахтах наводила на мысль о Северных пределах. «Даже жаль тех, кого они туда пошлют», – подумала Лирна. Подробнее всего было описано «Логово Змея»: хитросплетение морских каналов и многочисленных портов. Имелся даже детальный план нападения.

«Положительно необходимо, – прочитала она, – чтобы после успешного взятия Потустороннего и должного усмирения его жителей наивозможно большее число кораблей предприняли атаку на Логово Змея, каковую надлежит произвести до начала сезона зимних штормов. Командование ударной эскадрой поручается адмиралу Карлеву, первостепенная задача которого – не дать противнику возможности воспользоваться морскими портами…»

Лирна поднялась с койки и подошла к двери. Та оказалась не заперта, однако снаружи стоял часовой, который мигом положил ладонь на саблю. Пират был тот же, что прежде караулил воларца, и, судя по всему, он не стремился приближаться к Лирне.

– Мне нужно видеть капитана, – сказала она.

– Надеюсь, вы не нарушите нашего соглашения, – были её первые слова в каюте капитана. – Потому что, как я полагаю, мне следует немедленно поделиться с вами полученными сведениями.

Убеждать его не потребовалось. Напротив, похоже было, что её слова подтвердили его давние опасения. Выслушав Лирну, капитан приказал выбросить за борт лишний груз, включая золото, захваченное на воларском корабле, и поднять все паруса. Из-за здешних течений пришлось идти галсами, повернув сначала к югу, а затем – к востоку. Капитан выжимал все соки из своей команды.

– Что случилось? – поинтересовался Илтис, когда беглецы окружили спустившуюся в трюм Лирну.

– Воларцы со дня на день должны напасть на Мельденеи, – ответила она. – Капитан торопится предупредить владык.

– А что будет с нами, когда мы туда доберёмся? – спросил Харвин.

– Капитан дал мне слово, что нас отпустят. У меня есть причина ему доверять.

– Какая? – подал голос разбойник.

– Я нужна ему для того, чтобы убедить владык кораблей.

Через два дня погода испортилась, и капитан приказал убрать паруса. Море вздымало алчные валы, шквальный ветер грозил сорвать матросов с рей. От непрерывной качки всех бывших рабов, за исключением Лирны и Бентена, постоянно рвало.

– Ходили прежде под парусом, госпожа? – поинтересовался молодой рыбак, когда шторм немного стих.

Прочие не отходили от леера. Харвин в промежутках между приступами рвоты изрыгал самые красочные ругательства, которые когда-либо доводилось слышать Лирне.

– Свинотрахи шлюшьи! – ревел он, к огромному удовольствию команды.

– Какая я вам госпожа? – ответила она. – А весь опыт моего мореходства сводится к нескольким лодочным прогулкам по Соленке.

«Последняя – с моими бедными племянниками, накануне моего отъезда на север. Янус тогда заметил выдру, которая выбралась на берег с только пойманной форелью, и принялся прыгать, хлопая в ладоши от радости…»

– Госпожа?.. – с беспокойством окликнул её Бентен.

Лирна смахнула набежавшие слёзы.

– Достаточно и сударыни, – поправила она парня. – Ведь я – обыкновенная купеческая дочка.

– Нет. – Он медленно, но выразительно покачал головой. – Это не так!

Буря неистовствовала шесть дней. Затем паруса вновь были подняты в надежде поймать западный ветер. Выглянуло солнце, и Лирне пришлось повязать обожжённую голову шарфом – жаркие лучи причиняли ей боль. Это чуть было не привело к непоправимым последствиям. Как-то раз один из матросов подошёл к ней и с издевательским поклоном протянул шарф пошире, присовокупив:

– Для вашего прекрасного личика, сударыня.

Проходивший мимо Илтис захохотал и подошёл к мельденейцу, протянув ему руку в знак того, что оценил шутку. Тот оказался настолько глуп, что пожал её.

– И как он теперь будет работать с переломанными руками? – спросил потом капитан.

Драка была краткой, но жестокой. Искалеченный Илтисом матрос валялся на палубе, словно вытащенная на сушу рыбина, а Харвин с Бентеном успели ещё обменяться несколькими ударами с его товарищами. Кто-то выхватил саблю, но тут уж вмешался капитан.

– Один из наших – рыбак. Он сможет нести вахты за раненого, – предложила Лирна.

Гнев капитана был явно наигран, его безразличное обращение к пострадавшему говорило, что тот уже списан в расход.

– Тогда пусть заступает, да поскорее, – пробурчал он, отошёл прочь и принялся бранить рулевого за то, что тот слишком отклонился от курса.

Илтис нашёлся в трюме, где за ним ухаживала Мюрель. Тонкие девичьи пальцы прижимали окровавленный лоскут к его ссадинам. Не говоря ни слова, Лирна поцеловала брата в щетинистую макушку. На губах Илтиса промелькнула улыбка, но он тут же нашёлся – зарычал и отвернулся.

У Лирны вошло в привычку с наступлением ночи сидеть на палубе. Орина и Мюрель, прежде чем уснуть, часами болтали обо всякой чепухе. Она понимала, что они намеренно избегают серьёзных тем и рассказывают о давних влюблённостях и девчоночьих проделках, лишь бы не вспоминать о мучениях, которых Лирна избежала благодаря своим ожогам. Она не завидовала тому, что они могут отвлечься. Просто обнаружила, что нуждается в тишине, поэтому уходила на нос и обдумывала там всё произошедшее.

Сперва её мысли были парализованы ужасом от того, что случилось в тронном зале, однако, обдумав все, она сделала неутешительные выводы. «План, который готовился много лет, – заключила Лирна. – Иначе не создать идеального убийцу. Но кто бы мог подумать, что Аль-Тельнар умрёт как герой?»

На мгновенье ей стало стыдно от того, что она годами отвергала настойчивые ухаживания лорда. Наверное, он был не таким уж плохим человеком, раз не побоялся пламени Тьмы и бросился спасать принцессу, не пожалев собственной жизни. Тем не менее, был он героем или нет, Лирна сознавала, что мужа из него не вышло бы.

Позже она начала понимать, что постоянная сосредоточенность на одном событии мешает ей увидеть картину целиком. Пришла на ум фраза, вычитанная в «Премудростях Релтака»: «Остерегайся соблазна поспешных выводов. Не довольствуйся вожделенным ответом, если знаешь не все, что должно».

«Чтобы захватить город размером с Варинсхолд, им потребовалась многотысячная армия. А ведь была ещё Королевская гвардия… Которая выступила в поход всего за день до вторжения. Неудачное стечение обстоятельств, вызванное нападением на владыку башни Южного побережья…» Она постаралась припомнить всё, что ей было известно: двое убийц из числа кумбраэльских фанатиков. «Двое убийц».

Доказательств не было, можно говорить лишь о подозрении, но Лирна нутром чувствовала, что находится на верном пути. «Итак, брат Френтис и какая-то воларка. Наверняка они и в этом замешаны». Как ни странно, ей вдруг сделалось грустно от того, что Френтис погиб. «Сколько сведений можно было бы добыть, останься он в живых! А вот его спутница наверняка выжила и продолжает своё грязное дело, пока её соплеменники разоряют мои земли».

Лирна взглянула на свои руки. Ладони были сжаты в кулаки, как в тот момент, когда она заколола воларца. Вновь ощутила дрожь кинжала, которому передались конвульсии пронзённого сердца. «Воларка умеет убивать. Что ж, и я тоже».

Глава восьмая Френтис

Вольный мечник поднёс клинок к лунному лучу, восхищённым взглядом пробежал по острой кромке и улыбнулся, приметив язычки серого пламени, пойманные металлом. Отличный трофей!

– Это не твоё, – произнёс Френтис, перепрыгивая через парапет.

Куритай, возможно, и смог бы парировать удар, но мечник не обладал рефлексами, свойственными воинам-рабам. Охотничий нож перерезал ему горло, не дав даже вскрикнуть. Френтис прижимал противника к камням, пока тот не перестал дёргаться. Присев за зубчатой стеной, он осторожно заглянул вниз, во двор. Несколько воларцев расхаживали от одной знакомой двери к другой. Все они были из вольных мечников. «Куритаи слишком ценны, чтобы ставить их в караул», – подумал Френтис.

Глядя на Дом, он жадно выискивал детали, сохранившиеся в памяти с детства: рисунок кирпичных стен, изломы высокой крыши, каждый потайной уголок. В глаза бросилось полное отсутствие фигур в синих плащах. Всюду по-хозяйски расхаживали воларцы.

Френтис стянул плащ с мёртвого мечника, забрал орденский меч. Затем, как ни в чём не бывало, направился к ближайшему часовому и, когда подошёл так близко, что тот мог уже рассмотреть его лицо, метнул в него нож. Обход крепостной стены занял около часа. Он убивал всех встречных. Сопротивление оказал только сержант в надвратной башне: бронзовокожий ветеран, вероятно, южанин. Он успел махнуть мечом раз или два, призывая на помощь своих уже мёртвых товарищей, пока клинок не скользнул серебряной рыбкой мимо его короткого меча и, пробив кирасу, не распорол ему брюхо. Прикончив сержанта, Френтис нырнул в тень и чутко прислушался, не спешит ли кто-нибудь на крики. Все было тихо.

Тогда он выскользнул из укрытия и, сняв со стены факел, взмахнул им три раза между зубцами стены. Из-за полосы деревьев выступила сотня призрачных фигур, они опрометью бросились к воротам. Во главе отряда можно было различить высокий силуэт Давоки. Френтис спустился во двор и отодвинул тяжёлый дубовый засов на воротах. Не дожидаясь своих, он сбежал вниз по ступенькам, ведущим в подвал. Тяжёлую дверь, за которой прежде хранились орденские припасы, охраняли двое куритаев – видимо, воларцы держали там нечто ценное. Таиться теперь не имело смысла, и Френтис, сбросив с плеч плащ мертвеца, кинулся на врагов с мечом в одной руке и ножом в другой. Как и следовало ожидать, куритаи хладнокровно выхватили свои мечи и приготовились драться, встав в парную позицию, прекрасно знакомую Френтису по ямам: первый, пригнувшись, впереди, а второй в полный рост сзади.

Всё закончилось всего за шесть ударов, что было на удар меньше, чем его лучшая драка в ямах. Обманный выпад, направленный против первого, прыжок и косой удар по второму – тот принуждён был парировать его, пропуская при этом укол в грудь, – блокировка выпада первого, резкий замах назад, удар точно в шею, и бросок ножа в глаз второго, который пытался встать, опершись о стену.

Вытащив нож, Френтис снял с крючка на стене связку ключей и отпёр дверь. В подвале, как и раньше, было темно, лишь в глубине слабо светился факел. Крадучись, он пошёл вперёд, ловя каждый звук. До него доносилось чьё-то сиплое затруднённое дыхание.

Прикованные висели на цепях. Первый уже умер – тело, изуродованное пытками, безжизненно обвисло. «Мастер Джестин. Не ковать ему больше мечей». Сердце сдавила тоска, Френтис заставил себя идти дальше, но находил лишь истерзанные трупы. В основном это были незнакомые ему братья, однако среди тел обнаружился и мастер Джекрил. Френтис задумался о том, что сталось с орденскими псами.

Он не сразу понял, что один из узников ещё жив: худой мужчина средних лет, чья голова безвольно свисала на голую грудь, покрытую подсохшей кровью. Френтис едва не заорал, когда «труп» дёрнулся, гремя цепями, и дико уставился ему в лицо.

– Они умерли, – прошептал мастер Ренсиаль. – Конюшни сгорели. Все мои кони погибли.

– Мастер, это я, брат Френтис. – Он присел рядом, неотрывно глядя брату в глаза.

– А, мальчик, – закивал Ренсиаль. – Я знал, что мой мальчик меня дождётся.

– Мастер?

– Кто бы мог подумать, что Вовне такой мрак… – Ренсиаль огляделся, его безумный взор обшаривал окружающую темноту.

Френтис встал и начал пробовать ключи один за другим, пока не разомкнул кандалы. Подхватил раненого, помогая тому подняться.

– Это ещё не мир Вовне, мастер. Я действительно вернулся и сейчас выведу вас отсюда. Не знаете, куда они поместили аспекта?

– Он ушёл, – простонал Ренсиаль. – Ушёл в тень.

Френтис остановился, заметив впереди слабо светящийся прямоугольник. «Комната мастера Греалина». Стойки с оружием наверняка разграблены, но заглянуть имело смысл. Он подвёл спотыкающегося Ренсиаля к стене и усадил на пол.

– Я сейчас, мастер.

Выхватив меч, Френтис приблизился к двери и пинком распахнул её. У стола с лежащим на нём трупом стоял на коленях щуплый человечек. Ручейки крови стекали со стола на пол.

– Умоляю вас, – прошептал по-воларски мужчина, чьи руки были в свежей крови.

Не обратив на него внимания, Френтис подошёл к мертвецу. Это был крепкий мужчина, его волосатую грудь исполосовали порезы, а на голове, покрытой треугольными ожогами, ещё виднелись остатки пышной шевелюры. Широкое лицо мертвеца представляло собой сплошную маску из синяков. Френтис вспомнил, что обычно оно было довольно невыразительным, оживляясь только тогда, когда мастер шёл по следу. В такие моменты его глаза, теперь отсутствующие в глазницах, смотрели с особенной остротой, свойственной разве что волку.

– Значит, он не погиб, когда они захватили ворота, – пробормотал Френтис.

Он оглядел помещение, в котором жил мастер Греалин и где тот хранил свои подробнейшие записи об оружии, провианте и одежде, имевшихся в ордене. Теперь на месте бухгалтерских книг аккуратными рядами выстроились металлические орудия пыток, блестящие и очень острые.

– Я умоляю вас! – продолжал скулить человек, стоя в луже крови на каменном полу. – Я просто выполнял то, что мне было велено.

– Почему с ним так поступили? – спросил Френтис.

– Из-за него погибло много вольных мечников, в том числе и племянник командира.

– Ты раб?

– Раб, раб. Я просто выполнял…

– Да я понял уже.

Снаружи донёсся шум сражения: воларцы наконец обнаружили нападавших и подняли тревогу. Прежде чем выйти, Френтис спросил:

– Где остановился командир?

Оказалось, что тому приглянулись старые апартаменты мастера Хаунлина с окнами во двор, что было очень удобно.

Френтис оставил ставни открытыми, чтобы пленные могли слышать, как раб выполняет свою работу. Воларцы стояли на коленях во внутреннем дворе – из двухсот человек гарнизона в живых осталось всего двенадцать, да и те по большей части были ранены. Френтис оставил их доходить до нужной кондиции, а сам отправился на псарню. Вернувшись, он с удовлетворением увидел, что пленники выглядят смертельно испуганными.

– Ваш командир был не слишком разговорчив, – сообщил он и отметил, как они вздрогнули, услышав, что он говорит на воларском. – Человека, стоявшего во главе нашего ордена, звали аспект Арлин. Нам известно, что, когда ворота пали, он был ещё здесь. Первый, кто скажет мне, где аспект, останется жив.

Сверху донеслись звуки, памятные Френтису ещё по ямам. Оскопление всегда сопровождается пронзительным визгом, который ни с чем нельзя спутать. Один из пленников согнулся, его вырвало. Он попытался было заговорить, но его опередил сосед:

– Вы имеете в виду такого высокого мужчину?

– Именно.

Все пленники разом загомонили, но тут же притихли, когда окружавшие их воины шагнули вперёд. Френтис встал над тем, кто заговорил первым.

– Од-дин офицер из штабных забрал его и повёз в го-город. Сразу после взятия крепости.

– Это не крепость, а Дом. – Френтис рывком поднял пленного на ноги и потащил к воротам, где дожидался Джанрил Норин со своим ренфаэльским клинком на плече. – Заканчивайте тут побыстрее, – приказал Френтис менестрелю.

Вытолкав воларца за ворота, он достал нож и перерезал связывавшие того верёвки. Со двора послышались жуткие вопли.

– Возвращайся в город и расскажи своим, что здесь произошло.

Какое-то время воларец растерянно смотрел на него, потом развернулся и побежал вперёд, то и дело спотыкаясь и падая. Когда он исчез из виду, Френтис задумался, не стоило ли предупредить счастливчика, что город находится в другом направлении.

Пока они возвращались в лагерь, Давока молчала, избегая прямо смотреть на Френтиса. «Гарвиш», – читал он в её глазах.

– Я слышал о том, что лонаки делают с пленными, – произнёс он, когда молчание стало невыносимым.

– Кое-кто из лонакхим. Но не я, – отрезала Давока, провожая взглядом раба, в глазах которого застыло ожидание смерти. – А этот тебе для какой забавы потребовался?

– Не для забавы, а для работы, – ухмыльнулся Френтис и пришпорил коня.

– Ты не гарвиш, – сказала ему вслед Давока. – Ты хуже.

Мастер Греалин встретил их широкой улыбкой и приветственно раскинутыми руками. Увидев растерянного Ренсиаля, он заключил его в объятья.

– Мои лошади сгорели, – сообщил несчастный с трогательной искренностью.

– Ничего, мы дадим тебе других, – грустно улыбнулся толстяк, опуская руки.

– Две сотни воларцев убито, – доложил Френтис Греалину. – Захвачено большое количество мечей, доспехов, еды и несколько луков. Наши потери – четыре рекрута.

– Никогда не стоит недооценивать внезапность нападения, – нравоучительно заметил мастер.

Они сидели на берегу реки недалеко от лагеря, который стал домом уже для трёхсот человек. Последние несколько недель они только тем и занимались, что освобождали рабов и собирали беженцев. Некоторые, узнав, что от них требуют сражаться, предпочитали пробираться в глубь страны, но большинство осталось в лагере. Впрочем, в их отряде по-прежнему насчитывалась едва ли сотня человек, остальные были либо слишком юны, либо стары, больны или плохо обучены для того, чтобы выступить против воларцев. До последней ночи их победы не особенно впечатляли. Они ограничивались нападениями на караваны рабовладельцев да воларские обозы.

– Теперь-то они зашевелятся, – сказал мастер. – Мы доказали, что наш отряд – нечто большее, чем досадное недоразумение.

– На это и расчёт. Мастер, что до аспекта…

– Лучше не надо, – помотал головой Греалин.

– Я знаю тайные пути…

– Обшарить целый город в поисках человека, который, скорее всего, находится сейчас в трюме рабовладельческого корабля, плывущего в Воларию? Прости меня, брат, но нет. Эти люди нуждаются в вожде больше чем когда-либо.

Раб безучастно сидел там, где его они оставили, – у палатки Давоки, которую она делила с Иллиан. Та глазела на него с жадным любопытством. Она помешивала что-то в висящем над костром котелке, и поднимавшийся от варева запах убедил Френтиса, что стряпня не входила в число её талантов.

– Брат! – её лицо просветлело, когда она увидела Френтиса, который снимал со спины меч. – Ещё одна победа! Весь лагерь гудит. А правда, что вы лично убили десятерых воларских ублюдков?

– Честно говоря, не считал.

– Возьмите меня в следующий раз, – угрюмо пробурчал Арендиль, вороша палкой дрова в костре. – Я убью и побольше.

– Да ты и мышонка не убьёшь! – рассмеялась Иллиан.

– Я – оруженосец из Дома Бендерсов, – гордо возразил мальчик. – Нечестно бросать меня с девчонками, в то время как мои товарищи завоёвывают себе славу на поле брани.

– Лагерь нужно охранять, – непререкаемым тоном ответил Френтис, взял миску, зачерпнул похлёбки и присел рядом с рабом. – Ешь, – сказал он, протянув ему еду.

Тот взял миску и принялся послушно жевать, словно кукла, выполняющая приказы. Потом поднёс к губам и покорно выпил остатки вонючего варева.

– У тебя есть имя? – спросил Френтис, когда тот кончил.

– Да, хозяин. Номер Тридцать Четвёртый.

«Номерной раб». Обычно таких с самого детства обучают какому-либо особому мастерству. «Ему лет двадцать пять, а он уже убил больше людей, чем я. И все они умерли очень неприятной смертью».

– Я не хозяин, – сказал он Тридцать Четвёртому, – а ты – не раб. Я тебя освободил.

Тот не выразил никакой радости по этому поводу, скорее недоумение.

– Свобода, однажды потерянная, не может быть обретена вновь, – произнёс Тридцать Четвёртый со странной, неестественной интонацией. – Тот, кто рождён несвободным, остаётся порабощённым по слабости собственной крови. Тот же, кто порабощён уже при жизни, утратил свободу по слабости собственной воли.

– Шпаришь как по писаному, – заметил Френтис.

– Кодициль Правящего Совета, том шестой.

– Да забудь ты о своём грёбаном Совете и империи! Они за тридевять земель от нас. Ты находишься в Королевстве, здесь рабов нет.

– Так вы привели меня сюда не для того, чтобы отомстить? – опасливо спросил Тридцать Четвёртый.

– Ты выполнял чужие приказы с тех пор, когда ещё под стол пешком ходил. Я прав?

Тридцать Четвёртый кивнул и вытащил из-за ворота рубахи небольшой пузырёк, висевший на цепочке.

– Мне нужно… облегчить мою боль. Это помогает мне делать то, что я делаю.

Френтис посмотрел на бледно-жёлтую жидкость, и в душе шевельнулось воспоминание о ментальных путах.

– А если ты перестанешь это принимать?

– Тогда я… буду страдать.

– Отныне ты свободный человек. Хочешь – принимай своё снадобье, хочешь – нет, можешь оставаться с нами, можешь уйти. Короче, как сам пожелаешь.

– Вам что-нибудь нужно от меня?

– Ну, твоё искусство нам не требуется.

Подошла Давока, свалила у костра мешок зерна, которое они обнаружили в орденском Доме, и покосилась на бывшего раба. Лоначка приняла из рук Иллиан миску супа, отправила ложку в рот и тут же выплюнула.

– Чтоб больше не прикасалась к продуктам, – рявкнула она Иллиан, сняла с огня котелок, выплеснула содержимое в папоротник, потом принесла из палатки нож и швырнула его девушке. – Учись лучше охотиться, а похлёбкой займётся Арендиль.

Иллиан восторженно взирала на нож в своей руке. Сделала несколько взмахов, насмешливо поглядывая на мальчишку.

– Пошли, проверим силки, – продолжила Давока, берясь за копьё. Задержавшись рядом с Френтисом, она вновь посмотрела на Тридцать Четвёртого. – Найди для него другое место, – тихо произнесла она. – Не хочу, чтобы он болтался рядом с детьми.

И зашагала прочь. Иллиан, стремглав метнувшаяся за лоначкой, закричала:

– Я вовсе не ребёнок! Через полтора года мне уже можно будет замуж!

– А я, между прочим, наследник престола владыки Ренфаэля, – буркнул Арендиль, пиная котелок.

Френтис встал и жестом поманил Тридцать Четвёртого за собой:

– Пойдём, я тебе кое-что покажу.

Джанрил сидел перед пленным и точил меч. Толстомясый воларец был привязан к ильму, руки прикручены к стволу крепкой верёвкой. Лицо его покрывали ссадины и кровоподтёки, один глаз заплыл, губы рассечены.

– Обнаружил что-нибудь интересное? – спросил сержанта Френтис.

Тот молча кивнул, с прищуром посмотрев на Тридцать Четвёртого.

– Он может нам пригодиться, – пояснил Френтис.

Джанрил лишь пожал плечами и пнул ногой пленного. Воларец вскинулся, испуганно выкатил здоровый глаз, потом, придя в себя, нарочито вызывающе уставился на менестреля.

– Когда мы его взяли, у него на шее был этот медальон, – Джанрил показал серебряный диск с оттиснутым изображением цепи и кнута, висевший теперь у него на шее. – Мы решили, что нам попался особенный человек.

– Это печать цехового мастера, – сказал Тридцать Четвёртый. – Под его началом находились пятьдесят надсмотрщиков. Я помню этого человека, видел его во время смотра флота. Думаю, он напрямую подчиняется генералу Токреву.

– В самом деле? – Френтис отошёл в сторону, чтобы пленник смог увидеть Тридцать Четвёртого. – Интересно.

При виде раба тот вновь вытаращил свой единственный глаз.

– У нашего нового рекрута найдётся к тебе парочка вопросов, – сказал Френтис воларцу.

Они отошли, оставив их вдвоём. Тридцать Четвёртый присел рядом с цеховиком, слова градом сыпались из разбитых губ, хотя истязатель ещё не прикоснулся к нему и пальцем.

– Через три дня с севера возвращается большой караван, – вскоре доложил Тридцать Четвёртый Френтису. – Владыка тех земель предоставил список людей, из которых, по его мнению, получатся прекрасные рабы.

Когда Френтис перевёл слова бывшего раба Греалину, тот спросил:

– Таким образом, лорд Дарнел сотрудничает с воларцами?

Но Тридцать Четвёртый, выслушав перевод Френтиса, только пожал плечами: о Дарнеле он никогда не слышал.

«Они вынашивали свои планы много лет, как пить дать», – угрюмо подумал Френтис.

– А о нашем аспекте он ничего не знает? – спросил он у истязателя.

– Ничего, – отрицательно мотнул головой тот. – Всё, что его интересует, это рабы и нажива.

– Ещё какая-нибудь польза нам от него может быть?

– Ну, он наверняка владеет информацией о количестве отправленных в империю рабов и о доходах своего хозяина.

– В общем, вытряси из него, что сможешь. Особенно насчёт того генерала. Когда убедишься, что он выложил все, что знал, зови Норина.

– Я пообещал ему быструю смерть. Он умолял меня об этом, и мы договорились.

– Обещаниями, данными этому выродку, можно пренебречь, – заявил Джанрил, когда Френтис перевёл ему слова воларца. Наверное, это была самая длинная фраза, произнесённая им за последние дни.

– Ты останешься с нами? – поинтересовался Френтис у Тридцать Четвёртого.

Тот молча снял с шеи пузырёк, вытащил пробку, его руки задрожали. Затем он решительно выплеснул содержимое на землю.

– Хорошо, но с одним условием.

– Я позволю тебе самому выбрать, как умрёт этот работорговец.

– Нет-нет, – замотал головой Тридцать Четвёртый. – Я хочу получить имя.

– Давайте-ка повторим всё заново, – приказал Френтис Арендилю и Иллиан, лежащим рядом с ним в густой траве.

Мальчишка закатил глаза, а Иллиан затараторила с показным рвением:

– Мы, пошатываясь, словно раненые, бредём к дороге. Завидев караван, садимся на землю и ждём.

– А затем? – Френтис последний раз придирчиво оглядел подростков в рваной одежде, перепачканной кроличьей кровью.

На сей раз Арендиль успел ответить первым, за что получил гневный взгляд Иллиан.

– Как только начнётся заварушка, бежим к повозкам и освобождаем пленников. – Мальчик подбросил вверх выданную ему связку ключей.

Как выяснилось, с замками рабовладельцы особо не мудрили, так что захваченные ключи с большой долей вероятности могли подойти почти к любым оковам.

– Давока сразу же присоединится к вам. Чтоб от неё ни на шаг! – Френтис поймал суровый взгляд лоначки, лежавшей с нескольких ярдах от них. Та не одобряла, что он притащил на вылазку подростков.

– Я думал, дети лонаков учатся воевать чуть ли не с пелёнок, – сказал он ей, когда они обсуждали план.

– Они – не лонакхим, – отрезала воительница. – Изнежены и избалованы.

Френтис чувствовал, что истинная причина лежит глубже. Глядя на подростков, особенно на Иллиан, она явно видела нечто большее, чем просто слабых детей.

– Война скоро докатится до нашего леса, – возразил ей Френтис. – И пустякам, которыми мы тут занимаемся, придёт конец. Им нужно тренироваться.

С севера послышался короткий пронзительный свисток. Все четверо вжались в землю. Френтис повернулся к подросткам, которых собирался послать навстречу опасности.

– Пора!

Ребята сыграли свою роль вполне сносно. Разве что Иллиан спотыкалась чересчур усердно, а Арендиль, напротив, вёл себя как-то скованно. В нескольких сотнях шагов на гребне холма показался караван в сопровождении дружины вольных мечников. Заметив подростков, командир, ехавший впереди, поднял руку, приказывая всем прочим остановиться. Неторопливо и внимательно он оглядел окрестности, затем рявкнул что-то одному из сержантов, и четыре всадника поскакали вперёд, осадив коней в нескольких футах от «раненых беженцев», слишком красивых, чтобы их убивать просто так.

Френтис покрепче перехватил лук и встал, за ним поднялась небольшая группа лучников. Залп был неумелым, но выпущенных стрел хватило, чтобы поразить всех четверых. Давока вскочила на ноги и побежала к дороге, Френтис же и его двадцать лучников со всех ног бросились к каравану.

Воларский капитан оказался опытным воином. Мигом перестроил свой отряд в боевой порядок, и три десятка всадников с длинными мечами наголо во весь опор поскакали на нападавших.

Френтис остановился, достал ещё одну стрелу, повелительно поднял руку и стал ждать. Когда первый всадник поравнялся с белым камнем, который они накануне положили на обочину, Френтис опустил руку.

Они выскочили сразу с обеих сторон дороги. Свыше двадцати рычащих чудовищ, чей лай напоминал тигриное рычанье, набросились на всадников. Кони дико заржали, люди завопили, в то время как острые клыки рвали живую плоть, стаскивали всадников с седел. Мощные челюсти сжимались, раздирая добычу. Кто-то пытался сопротивляться, размахивая мечами, но безуспешно.

Дождавшись, пока стихнут последние крики, Френтис приблизился. Всего за несколько мгновений на остывшую землю пролилось так много крови, что казалось, над местом бойни стоит алый туман. Некоторые лучники, зажав руками рты, отвернулись, чтобы не видеть этого ужаса на дороге.

Одна из зверюг сидела над тем, что осталось от воларского капитана, и облизывала лапу. Завидев Френтиса, пёс радостно взвизгнул, шлёпнулся на пузо, подполз поближе и лизнул ему руку.

– Молодец, Кусай! – Френтис присел на корточки и нежно обнял старого приятеля. – А кто тут у нас хороший мальчик? Кто мой самый любимый щеночек?

У фургонов закипела яростная борьба. Охранники купца и всадники из арьергарда не собирались сдавать позиции так легко. Однако лесные партизаны под предводительством Давоки уверенно подавили их сопротивление, пусть и ценой потери пяти человек. Подойдя к каравану, Френтис увидел Давоку, которая держала в охапке Иллиан. Та беспорядочно размахивала руками, плевалась и брыкалась, пытаясь лягнуть труп надсмотрщика, который валялся на земле с ножом в груди. Поток ругательств из девичьего ротика заставил Френтиса подумать, что воспитание девушки было не таким строгим, как он себе воображал. Наконец она выдохлась и, всхлипывая, повисла на шее лоначки, баюкавшей её, словно малое дитя.

– Прости, – прошептала девушка, – но это тот самый, который… трогал меня. Не стоило ему этого делать.

Тем временем Арендиль снимал кандалы с пленников, сгрудившихся на обочине дороги. У мальчишки появилась небольшая царапина на лбу, а в остальном он был цел и невредим. Пленники, как обычно, оказались в основном молодыми мужчинами и женщинами, отобранными за красоту или силу. По иронии судьбы воларцы порабощали именно тех, кто с успехом мог пополнить Френтисово войско.

– Эрмунд! – окликнул вдруг Арендиль одного из пленников: широкоплечего мужчину с разбитым носом и свежими рубцами от кнута на спине. Тот недоуменно взглянул на подростка.

– Арендиль?! Ты мне не мерещишься? – спросил он, подходя ближе.

– Вовсе нет, добрый рыцарь. Но как вы сюда попали? И что с моей мамой и с дедушкой?..

Мужчина пошатнулся. Френтис с мальчиком подхватили его под руки и усадили у колеса повозки. Френтис протянул ему свою фляжку.

– Это Эрмунд Левен, – пояснил Арендиль. – Первый рыцарь при дворе моего деда.

– В наше поместье заявились псы Дарнела, – сказал тот, отхлебнув из фляжки. – Их было сотен пять, если не больше.

Слишком много. Я убедил твоего деда бежать вместе с твоей матерью. Сам же, с моими людьми… Нам удалось долго сдерживать нападавших, это была великая битва… – Глаза рыцаря закатились, голова поникла.

– Я найду для него коня, – сказал Френтис, похлопав Арендиля по плечу.

Как выяснилось, бойню пережило несколько лошадей. Френтис приказал собрать их и поручить заботам мастера Ренсиаля, которому это должно было пойти на пользу. До сих пор несчастный либо сидел в прострации, глядя перед собой, либо принимался перечислять имена своих лошадей любому, кто случайно оказывался рядом. Тогда как имя Френтиса он, похоже, так и не вспомнил, продолжая величать его «мальчиком».

Выбрав прекрасного вороного жеребца, который раздувал ноздри при виде пожиравших трупы собак, Френтис шёпотом успокоил его и повёл туда, где в беспамятстве лежал рыцарь. По пути он встретил Джанрила Норина, тот расхаживал, лениво помахивая мечом, перед шестью выжившими воларцами.

– Неужели ни один из вас петь не умеет, а? У нас по вечерам тоска смертная, я желаю развлечься. Ты! – остановившись, Джанрил ткнул остриём меча в щеку первого во ларца. – Пой!

Подойдя ближе, Френтис увидел, что из глаз мужчины, испуганно воззрившегося на грозного менестреля, текут слёзы.

– Я приказал тебе петь, сучёныш, – прошипел Джанрил, приставляя меч к уху воларца. – Я тоже когда-то пел, а моя жена танцевала…

– Сержант! – окликнул его Френтис.

– А, это вы, брат. – Джанрил неохотно обернулся.

– У нас нет времени. Вот этот, – Френтис показал на третьего в ряду, – судя по всему, капрал. Заберите его в лагерь и допросите, остальных – кончайте. Да поскорее.

Джанрил продолжал безучастно смотреть на него, затем медленно кивнул:

– Как скажете, брат.

– Мы и понятия не имели, почему Дарнел решил напасть именно в тот момент, – рассказывал Эрмунд.

Искажённое тревогой лицо рыцаря багровело в свете костра. Рядом с ним сидела Иллиан и гладила собаку, умостившую свою башку ей на колени. Поначалу девушка нервничала, когда к костру приблизился Кусай со всей стаей – и одна из молодых сук, чуть мельче, чем другие, начала к ней ластиться.

– Ты ей понравилась, – объяснил Френтис.

Кусай устроился слева от Френтиса, а один из молодых псов – справа. Собаки были длинноногими, узкомордыми и не такими крупными, как их предок, Меченый. Впрочем, беззаветная преданность и послушание, присущие травильным псам, им вполне передались, к тому же они лучше поддавались контролю. По словам Греалина, погибший мастер Джекрил называл их «гончими Веры».

– Я узнал о вторжении, попав в плен, – продолжал Эрмунд. – И чего только не насмотрелся по пути, доложу я вам. Дарнел торопился свести счёты со всеми, кто когда-либо перешёл ему дорогу.

– А как насчёт вассалов Дарнела? Они его поддержали? – спросил Греалин.

– Сидя в повозке, много не узнаешь, брат, – ответил Эрмунд. – Собственные рыцари наверняка остались ему верны, он же их под стать себе подбирал. Все как один – порочные тупицы, ведомые алчностью, а не честью. Но настроение народа мне хорошо известно, Дарнела никогда не любили. И вряд ли его сношения с захватчиками послужат ему на пользу.

– А мой дедушка? – переспросил Арендиль. – Вы так и не знаете, куда они отправились?

– Увы, мой мальчик. На его месте я бы поехал на север, к Скелльскому перевалу, и попытался добраться до форта ордена.

– Тамошний гарнизон уж не тот, что прежде, – заметил Греалин. – За последние годы аспект Арлин основательно сократил его численность. Так что вряд ли брат Соллис приведёт нам существенное подкрепление.

– Значит, будем сражаться сами, – произнесла Давока.

– Думаю, – покачал головой Френтис, – владыка башни Северных пределов обязательно придёт нам на помощь. И тогда мы вместе отвоюем наше Королевство.

Все согласно забормотали, но Давока нахмурилась.

– Северные земли далеко, – проговорила она. – А у владыки башни не может быть больше воинов, чем у воларцев.

– Это же лорд Ваэлин! – засмеялась Иллиан. – Даже если он придёт один, без всяких воинов, война закончится через день.

Давока состроила скептическую мину, но спорить не стала.

– Мы должны продолжать сопротивление, – сказал Френтис. – Поддерживать пламя борьбы в Королевстве, пока не явится Аль-Сорна.

– И убить как можно больше врагов, – откликнулся Джанрил, стоявший вне круга света, и пристально взглянул на Френтиса. – Не так ли, брат?

Кусай поднял голову, уловив тень угрозы в тоне менестреля, и издал низкое горловое рычание.

– Совершенно верно, сержант.

Из темноты вынырнул Тридцать Четвёртый, чем заставил Иллиан подскочить от неожиданности. У истязателя обнаружилась жутковатая способность появляться словно бы из ниоткуда. Он ещё не выбрал себе имени, но, поскольку большинство обитателей лагеря не говорили на его языке, а многие откровенно сторонились бывшего раба, особых проблем это не доставило.

– Капрал упорствовал, – доложил он, – но недолго. Повреждения минимальны.

– Что ты узнал? – спросил Френтис, жестом предложив ему сесть.

Тридцать Четвёртый уселся между ним и Давокой, вроде бы совершенно не заметив, что её передёрнуло от его близости.

– Они знают о вас и о вашем отряде. Вольные мечники уже прозвали вас Алым Братом. Они собираются вытеснить вас из этого леса. Генерал назначил за вашу голову десять тысяч четвертаков.

– Вполне ожидаемо. Что ещё?

– Они рассчитывали, что взятие города и разгром королевской армии будут легче. И сейчас ожидают прибытия подкрепления из Воларии. Костяк армии выдвинулся на юг. Владыка южной провинции отказался сдаться, и они осадили его город.

– Что творится на свете, а? Дарнел продался с потрохами, а вот Мустор остался непоколебим, – прокомментировал Греалин, когда Френтис перевёл слова раба. – Эта война все перевернула с ног на голову.

Френтис перехватил тревожный взгляд Давоки.

– О королеве никаких новостей? – спросил он Тридцать Четвёртого.

– Он уверен, что вся королевская семья погибла. Приказа разыскивать королеву им не поступало.

– Это всё?

– Ещё он скучает по жене, этой зимой родился их первенец.

– Вот сейчас расплачусь. – Френтис повернулся к Джанрилу. – Он закончил допрос.

Менестрель усмехнулся и скрылся во мраке. Френтис потрепал Кусая по мохнатому мускулистому загривку. «Знаешь, кутёнок, нас с тобой превратили в чудовищ, – думал он. – Но во что же я сам превращаю этих людей?»

Глава девятая Рива

Трупы покрывали дамбу, словно толстый чёрный ковёр. Неподвижные тела напоминали Риве мёртвых воробьёв, на которых ежегодно охотились жители деревни неподалёку от её сарая. Среди трупов валялись лестницы, ни одну из которых нападавшие не смогли подтащить к стенам ближе, чем на двадцать ярдов. На следующий день после прибытия авангарда воларской армии Рива насчитала четыре сотни павших под стрелами лучников лорда Антеша. После первой неудачи воларцы не отваживались на новый штурм, довольствуясь тем, что наращивали насыпь и патрулировали окрестности.

– Они чего-то ждут, – сказал ей дядя, сидя у камина в библиотеке. Его ноги были укутаны тёплым пледом, рядом на столике стоял синий пузырёк с настойкой красноцвета. – А куда им, собственно, торопиться? Мы же здесь как птички в силке.

Как и предупреждал брат Гарин, владыке становилось хуже с каждым днём. Его щеки запали, лицо осунулось, каждая косточка и жилка на руках проступала под истончившейся сероватой кожей. «Зато глаза по-прежнему яркие», – подумала Рива.

Она держала данное ему слово и оставалась рядом с ним, подавляя горячее желание сбежать из дворца на крепостную стену, особенно когда на второй день осады горны пропели тревогу. Ходила из угла в угол, словно дикая кошка в клетке, пока не узнала, что атака была легко отбита. Однако сегодня дядюшка малость смягчился и отпустил ненадолго свою племянницу: подтянулись основные силы воларцев, а увидеть все собственными глазами ему недоставало сил.

Взбежав на стену над привратницкой, она поприветствовала Антеша и Арентеса, те в ответ поклонились ей и госпоже Велисс, сопровождавшей её.

– Подсчитали, каково соотношение? – спросила их Велисс.

– Лучше не делать этого, госпожа, – возразил Антеш. – Подобные числа могут привести людей в ужас, пойдут ненужные разговоры, то да се…

Рива подошла к бойнице взглянуть на воларское войско. Палатки покрывали холмы, теряясь в утренней дымке, зрелище напоминало скорее город, нежели лагерь. На равнине маршировало около двух тысяч пехотинцев, ещё большее количество нескончаемым потоком спускалось с холма на запад. Однако главное внимание Ривы привлекли не солдаты, а высокие деревянные рамы, сооружаемые за растущей насыпью.

– Уж не стенобитные ли это орудия? – спросила она.

– Никаких орудий пока не видно, – ответил лорд Арентес. – А это, к вашему сведению, туры, осадные башни. Они их подкатят к стенам на огромных колёсах.

– Я отдал приказ заготовить зажигательные стрелы, – прибавил Антеш. – Ну и приличное количество горшков с маслом.

– Как же их много, этих башен, – пробормотал Аркен. Подражая Антешу, парнишка оделся в кожаный жилет и повсюду таскал за спиной длинный лук и колчан стрел.

– Значит, сударь мой, нам с вами будет во что целиться, – подмигнул ему Антеш.

Несмотря на напускную беспечность, тон лучника был напряжённым. «Он же не дурак», – подумал Рива, подозревая, что в действительности командир лучников тщательно подсчитал количество врагов.

– Когда можно ждать следующей атаки? – спросила она.

– Как только будут готовы башни, госпожа, – ответил Антеш. – Вряд ли воларцы захотят затягивать осаду, им ещё предстоит завоёвывать почти все Королевство. Так что не станут они держать здесь такое большое войско дольше, чем это необходимо. Рива вновь посмотрела на рамы, и ей показалось, что за то короткое время, пока она стояла на стене, башни ещё подросли. Сняла плащ, под которым была надета лёгкая кольчуга, найденная в полупустой теперь дворцовой оружейной. Повесила перевязь на грудь так, чтобы носить меч за спиной: его рукоять выступала из-под правого плеча, и это позволяло легко выхватить оружие, как научил её Аль-Сорна. Протянула руку Аркену. Тот передал ей лук из горного ильма и колчан стрел с железными наконечниками.

– Рива… – начала было Велисс, но девушка резко оборвала её:

– Возвращайтесь к моему дяде. Моё же место здесь.

– Ты же ему обещала. – Велисс ещё раз покосилась на воларский лагерь и перевела взгляд на Риву.

– Он поймёт.

Увидев, как Велисс зябко обхватила себя руками, Рива чуть не расплакалась. Подойдя ближе, она крепко сжала руку советницы.

– Позаботьтесь о нём. Я вернусь, как только мы отобьём атаку.

– Очередное твёрдое обещанье? – Велисс тяжело вздохнула. Когда женщина подняла лицо, Рива заметила слёзы у неё на щеках.

– Но на этот раз я его сдержу.

Велисс в ответ лишь крепко стиснула её ладонь, потом поднесла к губам, нежно поцеловала и, не оглядываясь, спустилась по ступеням.

Рива повернулась к Антешу и Арентесу.

– Господа, я хочу ещё раз осмотреть стены.

Они напали ночью, вероятно, рассчитывая, что темнота укроет их от стрел. Надежды эти не оправдались: Антеш заготовил связки вымазанных смолой прутьев, их подожгли и сбросили со стен. В свете взметнувшегося пламени стало видно башни, они медленно катились по насыпи к городу. Позади у каждой имелся длинный навес, под защитой которого шли люди, которые толкали сооружение вперёд, двигаясь в едином ритме. Когда первая башня подползла на расстояние в пятьдесят ярдов от ворот, Антеш отдал команду стрелять. У её подножия разбились десятки глиняных горшков, затем последовал залп зажигательных стрел, воспламенивших разлитое масло.

Тем не менее башни продвинулись ещё на несколько ярдов. Изогнувшись, Рива попыталась заглянуть под навес одного из деревянных монстров и увидела ряд синхронно шагающих ног. Она наложила стрелу, натянула тетиву и тщательно прицелилась. Выстрел пришёлся по сплошной массе шевелящихся под навесом ступней, и Рива с радостью увидела, как один из людей упал, обхватив ногу. Чья-то стрела тут же пригвоздила его к земле. Другие лучники последовали примеру Ривы, и вскоре за горящей башней потянулся след из раненых. Не доехав до стены целых двадцать ярдов, тура остановилась. Оттуда доносились вопли заживо горящих людей. Башня дрожала, словно огромное кровоточащее животное: солдаты пытались спастись, прыгая вниз, но большинство, не успев пробежать и нескольких ярдов, падали под ударами стрел. Вот монстр дёрнулся и умер: пожранный огнём деревянный каркас начал рассыпаться, верхушка башни рухнула под радостные крики защитников города.

– После будем праздновать! – гаркнул Антеш, показывая на следующую туру, которая пыталась объехать свою погибшую товарку. – Приготовить зажигательную смесь!

Вторую башню постигла участь первой: она загорелась и обрушилась, не успев доехать до стены, а находившиеся в ней солдаты были тут же расстреляны из луков. Несколько человек сиганули в реку, надеясь спастись в воде от железного дождя. Третью башню врагам удалось подтянуть ближе всего, до стены оставалось каких-то десять ярдов, затем она загорелась, а стрелы довершили начатое.

– Лестницы! – раздалось откуда-то слева.

Рива взглянула вниз и увидела несколько сотен солдат, бегущих мимо башен, с лестницами в руках. Добежав до конца дамбы, они разделились на две группы. Сотни были сражены стрелами, но остальные упорно продолжали приближаться к стенам. Достигнув цели, они подняли лестницы и полезли вверх, не обращая внимания на убитых товарищей. «Варитаи, – вспомнила Рива слова Велисс. – Солдаты-рабы, лишённые собственной воли».

Слабый свист заставил Риву пригнуться – над самой её головой пролетела стрела. Соседу повезло меньше, другая стрела вонзилась ему в щеку, он покачнулся и рухнул со стены. Рива рискнула выглянуть. В конце дамбы стояла плотная группа бойцов, вооружённых мощными луками. Они с нечеловеческой скоростью и точностью стреляли по осаждённым. Подобно солдатам на лестницах, эти не выказывали ни малейшего страха.

Собрав несколько дюжин лучников, лорд Антеш приказал им приготовиться, скрывшись за стеной, чтобы потом встать и разом выпустить стрелы по воларцам. И вот рой железных жал понёсся на врагов. После нескольких таких залпов воларские лучники уже лежали на земле. Варитаи, штурмовавшие стены, тоже были рассеяны. Никто из них так и не смог взобраться выше, чем до половины лестницы. Их расстреляли, затем оттолкнули лестницы от стены, и те рухнули на кучу трупов.

Оставшиеся четыре башни то и дело увязали в нагромождениях трупов, попытались обогнуть горящие останки первых двух, но вынуждены были остановиться.

– Цельтесь тщательнее, братцы! – прокричал лорд Антеш лучникам. – Нечего зазря бить зажигательными!

Спустя короткое время все четыре монстра уже горели, а оставшиеся в живых солдаты бежали прочь. Защитники громко улюлюкали им вслед. Мужчины в восторге потрясали луками и, радостно крича, хлопали Риву по плечу.

– И ничего особенного, правда? – спросил её Аркен.

Лицо парнишки было перепачкано копотью, за спиной болтался опустевший колчан. Подойдя к зубцам стены, Рива посмотрела вниз, на тела, покрывавшие узкую дамбу вокруг города. Там были не только мёртвые, но и раненые. Они пытались ползти к своим, их стоны заглушала суматошная радость защитников. «Рабы. Выброшены на ветер, как медяки в запальчивом споре». Она перевела взгляд на бесчисленные костры воларского лагеря. Где-то там находился тот, кто руководил этим бессмысленным спектаклем. Сейчас он наверняка тоже смотрел на остатки произошедшей бойни и строил планы на завтра. Рука покалывала в том месте, где Велисс коснулась её губами. Рива только сейчас заметила это странное покалывание.

– Я иду во дворец, – сказала она Аркену. – Позови меня, когда начнётся следующий штурм.

Она застала дядю Сентеса в дурном расположении духа, хотя в голову ей закралось подозрение, что это скорее связано с кривоносым священником, который в данный момент стоял перед владыкой, чем с её нарушенным обещанием.

– И что это должно означать? – сварливо произнёс лорд Мустор, потрясая листом пергамента перед носом священника. Велисс успокаивающе положила ему руку на плечо.

– Слова Святого Чтеца вполне однозначны, милорд, – ответил священник, бросив опасливый взгляд на подошедшую Риву. – Отец Мира одарил его способностью проникать в самую суть вещей, что и позволило Чтецу уразуметь причину нынешнего бедственного положения. Наши неисчислимые грехи навлекли на нас Отеческий гнев, и нечестивые бестии под стенами города есть кара Его.

– «Отец Мира всевидящ, всезнающ и всепрощающ, – процитировала на память Рива. – Единственное Его наказание есть отречение от Его любви».

Не глядя на Риву, священник продолжал, обращаясь к владыке фьефа:

– Милорд, нам всем надлежит покаяться перед Отцом в наших грехах и заслужить тем самым его прощение. – Он пристально посмотрел на Велисс. – Во всех наших грехах. Этот город построен в честь величайшего пророка Отца, однако мы впустили безбожников в его стены…

– Этот ваш Чтец, – оборвал священника лорд Мустор, с его нижней губы свесилась ниточка слюны, – он засел в своём соборе и строчит всякую чушь, не снисходя к мольбам о помощи от людей, которые защищают сейчас город от рабства и смерти!

Он поперхнулся, сморщившись от приступа боли. Рива погладила его по спине и мягко вынула пергамент из дрожащей руки.

– «Всех еретиков, находящихся в этом городе, надлежит предать Отеческому суду, – прочитала она, медленно подходя к священнику. – Святой Чтец самолично взвесит их признания в любви к Отцу. Любой, кто не сможет или не пожелает отречься от своих еретических воззрений, будет выслан за стены к своим безбожным собратьям».

Она смерила священника взглядом. Тот отвёл глаза и надменно вздёрнул свой перебитый нос.

– И это, по-вашему, должно нас спасти? – спросила она.

– Слова Чтеца предназначены были только для владыки фьефа…

Он дёрнулся, как от удара, когда Рива разорвала пергамент надвое и швырнула на пол.

– Пошёл вон, пёс, – сказала она. – И если ты ещё раз заявишься надоедать моему дяде болтовнёй этого старого дурака, ты на своей шкуре узнаешь, что сделают безбожники, стоящие у наших стен, с такими святыми ослами, как вы двое.

Священник хотел было что-то ответить, но прикусил язык, развернулся и пошёл к выходу.

– И передай своему Чтецу, – крикнула она ему в спину, – что, когда всё закончится, ему многое можно будет простить, если он назовёт имя того отродья, которое меня воспитывало.

– Это было ужасно, да? – спросила Велисс.

Они сидели в библиотеке вдвоём, пока её дядя отдыхал в своей спальне. Визит священника потребовал от него долгих речей и слишком утомил владыку: ему пришлось принять настойку красноцвета. Велисс дежурила у его постели, пока он не заснул.

Рива сняла кольчугу, удивившись тому, как провоняла потом её одежда всего за несколько часов. Она лежала на кушетке у камина, а Велисс сидела напротив, глядя так пристально, словно пыталась рассмотреть скрытую рану.

– Мы отбили атаку, – ответила девушка. – Штурм дорого им обошёлся, но завтра они вернутся.

– Я видела много крови, – сказала Велисс. – Да и самой приходилось её проливать, но войны я ещё не видела.

Рива вспомнила о раненых варитаях, ползавших внизу, в то время как тысячи людей на стенах радовались их смерти.

– Да, это было ужасно.

– Тебе не следует драться, Рива. Ты нужна этим людям, и незачем рисковать…

– Я должна. И я буду. – Она твёрдо взглянула в расстроенное лицо советницы, внезапно осознав, что улыбка Велисс ей нравится гораздо больше. – Извините, я наговорила вам кучу всякого… Всяких грубостей.

– Ничего, мне случалось слышать вещи и похуже. Сука, блудница, лгунья… Шпионка. При том что все это правда. Так что не беспокойся о моих чувствах, детка.

– Зачем же тогда вы остались? Сейчас могли бы быть далеко отсюда, да ещё и при деньгах.

– Я просто не могу сейчас его покинуть.

Рива села, потирая ноющую руку. Натягивать лук из горного ильма было трудно, но в горячке боя она не замечала боли.

– Как давно вы уже вместе?

– Мы встретились в Варинсхолде много лет назад, твой дядя гостил при королевском дворе. Он был аккуратным и щедрым клиентом, поэтому, когда ему пришло время занять кресло владыки, я по нему скучала. Два года спустя обстоятельства… вынудили меня покинуть Варинсхолд, и я подумала, что встречу здесь тёплый приём – или хотя бы раздобуду малость денег и уеду за границу. Он оказался гораздо щедрее, чем я надеялась, к тому же охотно принимал мои советы.

– Могу ли и я рассчитывать на них, когда придёт моё время?

– Думаю, ты и сама понимаешь: я сделаю все, о чём бы ты ни попросила, дорогая, – мягко проговорила Велисс, глядя ей в глаза.

Рива отвернулась, сосредоточенно растирая мышцы.

– Твой дядя и я… – продолжила советница. – Мы… уже давно не вместе. Выпивка повлияла не только на его печень, а мои, как бы это выразиться, личные интересы всегда лежали вне профессиональной деятельности. Интересы, которые твой дядя мне позволяет удовлетворять, с должной осмотрительностью, разумеется. В общем, измены не будет, если проблема в этом.

«Грязная, забывшая Отца грешница…»

– Книга Разума повествует, что Отец создал мужчин и женщин, чтобы они любили друг друга, и их любовь – это отражение Отцовской любви к человечеству. Книга Законов гласит, что брак – это союз мужчины и женщины. Книга Страшного Суда определяет любое осквернение этого союза как грех против Отцовской любви.

– Все это просто слова, дорогая, – возразила Велисс. – Куча старых слов. Я же насквозь тебя вижу, Рива. Я вижу, куда смотрят твои глазёнки, как бы ты ни пыталась это скрывать.

Рива потёрла тыльную сторону ладони, пытаясь унять внезапно вернувшееся покалывание.

– Он пытался выбить это из меня, – прошептала она, прикрыв глаза. – Но оно въелось слишком глубоко, словно грязь, которую нельзя смыть.

– Грязь? – Велисс села рядом, положив руку ей на бедро, и покалывание тут же превратилось в жжение. – Никакая это не грязь. Это – прекраснейший дар.

Она почувствовала лёгкое и тёплое дыхание женщины на своей шее, её губы словно обжигали кожу.

Дверь с грохотом распахнулась. Рива вскочила, вывернувшись из объятий Велисс. В комнату ворвался Аркен с воплем:

– Они идут!

На сей раз воларцы использовали щиты. Сбили вместе широкие доски и, подняв их над головой за столбики на углах так, чтобы под ними могли укрыться десять варитаев, побежали к стенам своим неестественно размеренным шагом. Всходило солнце, приподнимая завесу ночи над боевым порядком воларской армии. Рива оценила численность первой волны в три тысячи человек. Антеш приказал своим стрелять по флангам – вместо того чтобы бесполезно расходовать стрелы на щиты. Его лучники разили с беспощадной точностью: по меньшей мере пятая часть атакующих была выведена из строя. Солдаты валились на дамбу как подкошенные и скатывались в реку.

Добравшись до стены, они ударили сразу в трёх местах. Под прикрытием щитов, по которым тут же загрохотали камни, подняли осадные лестницы. Рива вертелась ужом, выпуская стрелу за стрелой то в солдата, имевшего неосторожность высунуться из-под щита, то в ползущего вверх по лестнице врага. Она стреляла в нападавших, подождав, пока те не поднимутся на добрых двадцать футов над землёй, и те летели вниз, иногда точно на головы своих товарищей. После того как число сражённых ею врагов перевалило за шесть, ей надоело считать.

Прибежал какой-то человек с западной стены.

– Милорд! – обратился он к Антешу. – Взгляните на реку!

Антеш бросился к бойнице, за ним – Рива с Аркеном. К западной стене приближались косяки огромных плотов, плывшие по тёмным волнам Железноводной. Каждый нёс на себе воларцев, которые под защитой щитов толкали плоты к берегу с помощью длинных шестов. По беспорядочным рывкам Рива заключила, что это плывут свободные солдаты, а не варитаи. «Скоро они станут свободными трупами», – мелькнула мрачная мысль.

– Рассредоточьте людей, – приказал Антеш сержанту дворцовой гвардии, командовавшему этим участком. – Разбейте на группы по десять человек и распределите плоты между ними. Пусть метят в гребцов.

Когда плоты приблизились на достаточное расстояние, была отдана команда стрелять. На подплывающих вольных мечников обрушился дождь стрел, не давая им возможности ни на миг опустить щиты.

– Получай, ублюдок! – завопил Аркен, когда его стрела сразила гребца на головном плоту.

Рива удачно сняла того, который встал ему на смену.

Плоты приблизились, и лучники усилили напор, метя в бреши между щитами. Головной плот поплыл прочь, подхваченный течением, щедро разбрасывая вокруг себя тела, которые тут же поглощала быстрая река. Та же участь постигла ещё два плота, однако прочие сумели добраться до берега, хотя в рядах солдат зияли значительные прорехи.

Выбравшись на сушу, вольные мечники кинулись к заранее назначенным участкам стены, теряя все новых товарищей. Однако их было слишком много, и вскоре лестницы уже выросли у стен. Среди мечников оказались и лучники, они в свою очередь стреляли в защитников, особенно там, где стояли лестницы. Рива увидела, как убили двоих, пока они пытались оттолкнуть одну из лестниц шестом.

– Гони на стены пикинёров, – приказал Антеш сержанту дворцовой гвардии, когда масса воларцев принялась карабкаться вверх.

Выпустив последнюю стрелу, Рива пригнулась, даже не проверив, попала ли она в цель, и подбежала к сержанту, распределявшему своих бойцов. Аркен держался рядом с ней. Риве так и не удалось сносно обучить его бою на мечах, и мальчик вооружился секирой, найденной в арсенале.

Антеш продержал на стене лучников, собравших обильную жатву среди воларцев, так долго, как только мог. Но потерял слишком многих и скомандовал отход. Подойдя к Риве, он положил свой лук на внутренний парапет и сказал, вытягивая меч из ножен:

– Пришла пора и нам поплясать, госпожа.

Девушка пристроила свой ильмовый лук рядом.

– Я все хотела расспросить вас о нем. – Она постучала пальцем по резному древку.

– Ничего, завтра поговорим, – ответил Антеш с лёгкой усмешкой.

Первый воларец, добравшийся до бойницы, оказался дюжим детиной со смуглой свирепой физиономией под низким железным шлемом. Вопя что-то от ярости и ужаса, он перевалился через парапет. Рива рванулась вперёд, поднырнула под размашистый удар воларца, прокатилась низом, вскочила на ноги и вонзила меч под подбородок врага. Надавила, разрезая ему язык и нёбо, проткнула мозг. Резко выдернула клинок, развернулась и рубанула по морде следующего воларца, выросшего над стеной. Тот заорал и рухнул на остальных, увлекая их вниз в своём смертельном падении.

Воларцы лезли уже со всех сторон, копейщики с исступлёнными криками кололи и протыкали их, стена превратилась в клубок дерущихся людей. Внимание Ривы привлёк один из нападавших. Ловко сразив пикинёра, он врубился в свалку, держа в каждой руке по короткому мечу. Трое защитников один за другим пали под его ударами. Доспехи этого воина отличались от доспехов прочих воларцев: они были не столь тяжелы и оставляли открытыми руки, за исключением лишь наручей на запястьях. Шлема на бритой голове не было. Ни малейшего признака эмоций не отражалось на его лице, когда он дрался, отступал на шаг, избегая ударов, или наносил их сам – он бился со скоростью, недоступной простой смертному.

Не слушая предупреждающего крика Ривы, Аркен с воплем бросился на мечника с секирой. Опытный противник лишь поднял над головой скрещённые мечи, парировал выпад, а затем пнул мальчишку в живот. Тот выронил оружие и рухнул на спину. Рива кинулась на воларца, уже готового нанести смертельный удар, и легко задела его по щеке, заставляя отступить. Не выказывая удивления и игнорируя кровь на лице, воин мгновенно развернулся и напал на девушку. Первый меч целил ей в голову, второй – в живот. Рива крутанулась, одним отвесным движением отбивая оба клинка, потом внезапно упала на колено и круговым ударом рассекла ногу воларца выше щиколотки. На его икрах оказались толстые поножи, так что порез вряд ли был опасен. И действительно, словно не заметив раны, воларец с размаху опустил меч ей на голову. Но остриё чиркнуло по граниту – девушки там уже не было. Извернувшись, Рива вскочила на ноги и рубанула врага по шее.

Оба меча со звоном упали на камни. Воин рухнул на колени, дёрнулся, повалился лицом вниз и затих.

Переведя дыхание, Рива поискала взглядом Аркена. Паренёк стоял среди защитников крепости и смотрел на девушку, держась за грудь. Воларцев на стене больше не было. Рива подошла к парапету и посмотрела вниз. Враги бежали: кто прятался за щитами, пытаясь добраться до дамбы, другие просто неслись куда глаза глядят, не разбирая дороги, и падали, сражённые стрелами.

– Похоже, у нас передышка… – начала Рива, оборачиваясь назад, и замолчала.

Все мужчины, опустив головы, стояли на коленях. Рива огляделась, ожидая увидеть своего дядю на стене, но владыки здесь не было. Все, включая Антеша и Аркена, опустились на колени перед ней, Ривой.

– Вот только этого не надо, а? – жалобно проговорила она.

Весь остаток утра Рива помогала перетаскивать раненых во временный госпиталь, организованный братом Гарином на постоялом дворе неподалёку от ворот. Сам брат вместе с двумя целителями из Пятого ордена – пожилой женщиной и мужчиной средних лет – неустанно зашивал раны и накладывал лубки на переломы, зачастую спасая людей от неминучей, по мнению Ривы, смерти.

– Взгляните! Возможно, это вас заинтересует, юная госпожа, – подозвал её Гарин.

Взяв какой-то инструмент, он подошёл к лучнику – тому самому, которому прошлой ночью стрела угодила в щеку. Древко уже удалили, но наконечник крепко засел в лицевых костях. Парню дали внушительную дозу красноцвета, но он все равно постанывал от боли, не сводя испуганных глаз с инструмента в руке Гарина.

– Он называется ланцетом Мустора, в честь вашего покойного батюшки.

Лучник отпрянул, когда брат Гарин склонился над ним, близоруко изучая промытую, но до сих пор кровоточащую рану. Рива взяла раненого за руку и ободряюще улыбнулась.

– В честь моего батюшки?

– Именно. Всё дело в той знаменитой стреле. Она оставила рану, точь-в-точь такую, как у этого бедолаги. Наконечник застрял глубоко, и любая попытка извлечь его грозила смертью пациента. Целителю пришлось изобрести новый ланцет. – Брат поднял железяку, показывая Риве. – Видите, какая у него форма? Тонкий кончик можно подвести под остриё наконечника, а потом – р-раз! – Он провёл большим пальцем по ланцету, и тот разошёлся надвое. – Я развожу его, захватываю наконечник и быстро удаляю.

– А это не больно?

– Не больно? О Вера! – Гарин наклонился над лучником и начал осторожно вводить ланцет в рану. – Нет-нет, о боли тут речи нет. Я бы назвал это изощрённым мучением. Держите его покрепче, ладно?

Аркен нашёлся в общем зале постоялого двора, где пожилая целительница накладывала повязку ему на грудь.

– Ребра поломаны, – грустно усмехнулся мальчишка. – Хорошо хоть, всего два – и то хлеб.

– Это было глупо, – бросила Рива. – В следующий раз выбирай противника по силам.

– Там таких не было. Не суди по себе.

– Готово, – сказала врачевательница, затягивая повязку. – Я бы дала тебе флакон красноцвета, но запас у нас невелик, только для тяжелораненых.

– Во дворце найдётся настойка, – сказала Рива. – Я вам пришлю.

– Она нужна вашему дядюшке, юная госпожа.

«Столько выпить он просто не успеет», – подумала Рива и поморщилась от жестокости этой мысли.

– Он… Он не хотел бы, чтобы его подданные страдали, – ответила она и пожала руку Аркену. – Давай, отдохни как следует.

Лорда Антеша Рива застала в привратницкой. Они с Арентесом спорили о том, как расставить солдат.

– Теперь они поняли, что нападение на два участка ничего не даёт, – с нарочитым терпением внушал Антеш. – Завтра они атакуют несколько точек разом. Отец свидетель, силы для этого у них найдутся.

– Мы должны держаться, – фыркнул Арентес. – Придержать отборные отряды для контратаки на случай прорыва.

– Если они прорвутся, город для нас потерян, милорд.

Они умолкли, увидев входящую Риву. На лице Антеша появилось то же странное выражение, какое было у коленопреклонённых воинов на стене. Арентес повёл себя более сдержанно: возможно, он не верил чудным россказням.

– Что случилось, милорды?

– Владыка лучников стремится узурпировать контроль над всеми частями, госпожа, – ответил Арентес. – Между тем командование дворцовой и городской стражей поручено мне. К тому же многие из моих лучших людей отправлены на усиление занятых в обороне… непрофессионалов.

– Хотите сказать, что атаки, которые мы отразили, были пустяковыми? – издевательски произнёс Антеш, теряя терпение. – Госпожа, этот город либо устоит, либо падёт перед силой, собравшейся под его стенами. Если на нас нападут разом со всех сторон…

– Довольно, господа! – подняла руку Рива. – Вы оба в чём-то правы.

Она подошла к карте, разложенной на столе, разделявшем спорщиков. «И почему этот город такой большой?»

– Я хочу предложить вам кое-что. – Она указала на казармы, расположенные неподалёку от центра. – Держать здесь столько людей, на мой взгляд, бессмысленно. Если воларцам удастся захватить часть стены, вашим солдатам потребуется слишком много времени, чтобы добраться до прорыва и помочь вытеснить их. Однако, если разделить наши войска на четыре части, по одной на каждый городской квартал, воины смогут быстро добежать туда, где опасность наиболее велика. Мне представляется, что дворцовую стражу нужно разместить прямо здесь, у ворот, а городскую гвардию разделить на три отряда и расположить по усмотрению лорда Арентеса.

Антеш некоторое время молча изучал карту, затем вопросительно взглянул на оппонента. Тот важно огладил свою остроконечную бородку и кивнул.

– Что ж… Возможно, подобная стратегия имеет смысл. Госпожа, милорд. – Он взял со стола свой шлем и коротко поклонился. – Пожалуй, я займусь этим немедля.

– Кажись, вы пришлись ему по душе, – сказал Антеш, когда Арентес ушел. – Стоит вам появиться поблизости, глаза у него так и вспыхивают.

– Попридержите-ка язык, лорд Антеш, – сказала Рива, но прозвучало это не очень уверенно. – Каковы наши сегодняшние потери?

– Двадцать ранено, тридцать пять убито. Совсем неплохо с учётом того, сколько трупов валяется по ту сторону стены.

– Для рабовладельцев люди – мусор. Интересно, откуда в рабах такая преданность?

– Преданность и страх зачастую суть одно и то же, особенно во время войны, – сказав это, Антеш замялся. – Могу я осведомиться о здоровье владыки фьефа?

– Он умирает, – честно ответила Рива. – Хорошо, если по милости Отца ему удастся протянуть ещё месяц.

– Ясно. В самом конце он… оказался лучше многих. Прошу прощения, госпожа.

– Конец ещё не наступил. – Рива сняла свой ильмовый лук. – И кстати, вы обещали мне рассказать историю моего оружия.

– Аррен был искуснейшим мастером-лучником, который когда-либо рождался в Кумбраэле, а возможно – и во всём мире, – начал Антеш.

Они прохаживались по восточному участку стены. Риве то и дело приходилось вежливо кивать в ответ на благоговейные приветствия или делать вид, что не замечает восторженных взглядов и почтительных шепотков.

– Его дар был велик, а луки – столь совершенны, что многие утверждали, что на них – печать самой Тьмы. Я же думаю, что Аррен был просто умелым мастером, который достиг совершенства в этом древнем мастерстве. С раннего детства он начал делать луки, которые были не только мощными, но и красивыми. – Антеш поднял свой лук, показал отполированное от долгого использования древко. – Длинный лук и сам по себе мощное оружие – и, что особенно замечательно, простое, – однако Аррен привнёс в их форму изящество, стремясь украсить древко так, чтобы не повредить силе. Разумеется, его луки стоили очень дорого. Хотя, когда владыка Кумбраэля заказал у Аррена лук, тот оказался достаточно разумен, чтобы не требовать платы. – Антеш поднял глаза на лук Ривы.

– То есть он изготовил этот лук для моего прадеда?

– Да, но не один, а целых пять. Причём каждый был украшен наособицу, следуя пристрастиям лорда в литературе, музыке и всём таком прочем. Ваш, похоже, охотничий. Владыка распорядился, чтобы эти луки стали фамильным достоянием семьи Мустор, передаваемым от отца к сыну. Увы, в течение нескольких лет после того, как Янус решил присоединить наш фьеф к своему Королевству, они были утеряны. Сам Аррен погиб во время нападения на его деревню, хотя ходят слухи, что Янус распорядился взять мастера живьём – а те, кто не сумел выполнить этот приказ, были впоследствии казнены. Но что можно знать наверняка? – Антеш замолчал и привалился спиной к стене, глядя на Риву с тем же тревожным выражением, с каким раньше объявил ей имя мастера. – И вот, госпожа, вы здесь: потерянная дочь Дома Мусторов, успешно постигающая искусство войны, так же как мастер Аррен когда-то постиг искусство создания луков. И в руках у вас по какой-то удивительной случайности величайшее сокровище вашего рода. Военная жизнь, которая так часто зависит от удачи, не раз заставляла меня усомниться во всеведении Отца. Однако ваш случай, госпожа, привёл меня в замешательство.

Встав рядом, Рива посмотрела на дальний берег реки. К воларскому лагерю приближался караван: громоздкие повозки, запряжённые волами, охраняли всадники в чёрном. Через некоторое время караван остановился, один из конников спешился и подошёл к последней повозке. На мгновенье он исчез из виду, а затем показался вновь, таща за собой молодого мужчину со связанными руками. Похоже, тот о чём-то умолял всадника, который принудил его опуститься на колени. Сталь блеснула в руке человека в чёрном, и тело парня повалилось ничком, из обрубка шеи выплеснулась красная струя. Наклонившись, убийца снял с трупа кандалы, вновь забрался на лошадь, и караван продолжил свой путь, оставив мертвеца лежать на берегу реки.

– Я тоже недавно усомнилась во всеведении Отца, – призналась Рива. – Мне пришлось столкнуться с мерзостью, жестокостью и ложью… Но видела я и красоту, доброту и дружбу. Если этот город падёт, ни я, ни кто-либо другой из нас никогда больше не увидит ничего хорошего. И мне почему-то кажется, что Отец сейчас смотрит на нас. Не могу объяснить, просто так чувствую.

Рива, не отрываясь, следила за караваном, пока тот не приблизился к лагерю. Оказалось, что расположение воларцев не полностью окружено постами.

– Они не выставили караул на восточном берегу, – сказала она Антешу. – У нас же найдутся лодки, правда?

Антеш наотрез запретил Риве самой отправляться на вылазку: угрожал отказаться от титула лорда и уйти на стену простым лучником. Он снарядил тридцать отборных молодцов и дюжину лодок. Вскоре после полуночи они отчалили от северного берега. Этой ночью воларцы не беспокоили защитников города, так что всё было тихо. Лодки вернулись, подойдя на вёслах к восточной стене: они были переполнены освобождёнными пленниками, в то время как позади них горел лагерь воларцев. Ночной прилив был на стороне лазутчиков, однако враги обрушили вслед им целый шквал стрел. Тем не менее большинству удалось доплыть целыми и невредимыми, лишь последняя лодка затонула под железным дождём. Освободили больше сорока человек, из них около половины – королевские гвардейцы, остальные – кумбраэльцы, в основном совсем молодые. По бледным заплаканным лицам девушек было видно, что обращались с ними жестоко.

Риве преподнесли своего рода «подарок» – кряжистого, затянутого в чёрную кожу мужика, чьи мускулистые ручищи явно больше привыкли держать кнут, нежели носить кандалы.

Когда его вытащили на берег, он так и шарахнулся, увидев Риву. Вытаращил глаза и прошептал дрожащими губами:

– Эльвера!

– Что прикажете с ним сделать, госпожа? – спросил её тот, кто руководил вылазкой: ветеран с жёсткими глазами, знавший Антеша ещё по войне в пустыне.

– Отведите в надвратную башню, – сказала Рива. – Подождите до утра, а когда воларцы проснутся, перережьте ему горло.