Визит к императору

ГЛАВА 22

Дамы остолбенели. Первой взяла себя в руки тетушка. Как самая старшая из присутствующих дам, она не считала возможным ронять свое достоинство, демонстрируя перед младшими родственницами растерянность.

– Что это значит? – строго произнесла она, неизвестно к кому обращаясь. – Это чья-то добрая помощь или очередная провокация нашего недруга?

– Это… это помощь, без сомнения, помощь, – заикаясь, пролепетала хозяйка дома, в очередной раз потерявшая было дар речи и обретавшая его вновь с немалым трудом. – Я не успела вам рассказать, что в моем доме в настоящее время проживают два весьма известных и даже, можно сказать, замечательных человека. Правда, они из восемнадцатого столетия, и поэтому нравы их несколько диковатые…

– Это кого вы, княжна, дикарями обзывать изволите, позвольте спросить? Язычок-то попридержите, – под сводами комнаты вновь раскатился неизвестно кому принадлежавший бас. – Я хоть и не чужд галантных манер, но бабьим глупостям потачку давать не приучен.

– Извините, граф. – Княжна неожиданно сделалась покладистой и уступчивой. – Я не желала вас обидеть, просто заговариваюсь от расстройства. С тех пор как Маргарита пропала, я вся на нервах…

– Ну нервы – оно, конечно, дело извинительное, – пробормотал голос, уже без всяких зловещих ноток, – для дам нервы – первое дело. Одначе кувшинчик мы вам доставили, и красавица наша – в нем. А уж как ее на свет белый вызволить – думайте, это задачка для вас. Может, зелье какое сварите или наговор измыслите?

Княжна прижала руки к груди.

– Граф, я вам так благодарна… Может быть, вы покажетесь обществу?

– Благодарствую, но прошу милых дам простить мою неучтивость. Добывая сей кувшин, мы с братом зело притомились. Отдохнем маленько в невидимости. Но ежели что для дела потребно будет – призывайте нас смело. Мы к вашим услугам, милые дамы. Отдых тогда побоку – и за шпаги!

– Благодарю вас, мой дорогой граф, – поклонилась княжна, но у всех присутствующих возникло чувство, что ее слов невидимка не услышал, покинув помещение. Вот только что был здесь – и уже след простыл, хотя никто его так и не увидел.

– Кто это был? – строго осведомилась тетушка.

– Граф Брюс, ма тант, – ответила княжна. – Герой петровских времен.

– Мне казалось, его дух обитает в Москве.

– Не так давно он в Петербурге объявился.

– Что ж, как бы то ни было, спасибо ему за помощь. Стало быть, наша задача упростилась – теперь нам не нужно добывать кувшин. Остается всего лишь разрушить заклятие.

– Всего лишь! – воскликнула полупрозрачная дама, трагически заломив руки. – Предметы, подобные этому кувшину, являют собой настоящую крепость!

– Соберитесь с силами, девочки, мы должны взять эту крепость штурмом, – призвала всех Валька. – Я не так сильна в чародействе и магии, как вы. Мы в свое время чарам не обучались… Но всем, чем смогу…

И тут комнату огласил страшный крик. Кричала хозяйка дома. Дамы вздрогнули.

– Лили! Опять ты! Сколько можно! Ты совершенно неспособна держать себя в руках. Я страшно разочарована, – разгорячилась тетушка.

– Я поняла. Я все поняла! – нервно заговорила княжна, даже не потрудившаяся принести родственницам извинения. – Я знаю, кто приложил к этому вопиющему безобразию руку!

– Если под «вопиющим безобразием» ты подразумеваешь нечто иное, чем свое собственное поведение, то излагай, пожалуйста, свои мысли четче! – попросила полупрозрачная дама.

– Не могу! Я в полном смятении. Но это – Одиссей! Клянусь, это он помог фон Гану. Только его изощренный ум способен на такие пакости!

– Ты говоришь об Одиссее Итакском? Подобные обвинения надо как-то мотивировать! – заявила тетушка. – Обоснуй свою позицию. Факты, милочка, факты!

Но княжна не желала отвлекаться на такие мелочи, как факты, находясь во власти эмоций.

– Да какие там обоснования, тетушка! Кувшин принадлежит Одиссею! Я видела эту вещь в доме старого пройдохи, могу поклясться! Стало быть, он и передал его фон Гану для магической изоляции Маргариты. Логично?

– Нет, не логично! – вмешалась валькирия. – А если логика и есть, то типично бабская. Я бы предпочла, как говорят дознаватели, побольше прямых улик, а не сплетен. Может, фон Ган кувшинчик у Одиссея просто свистнул, а старик тут вовсе и ни при чем.

Дамы заговорили одновременно.

– Я не понимаю, что значит – свистнул? – призналась прозрачная.

– А я как раз хорошо понимаю, – ответила наследница дела Левки Французика. – И не верю, что этот фраер дешевый фон Ган пошел на рывок без ведома старикашки Оди. Как бы фон Ган воспользовался краденой вещичкой, если бы ему никто не раскрыл тайны ее магии? А? Раскрыть их мог только владелец! Логично? Короче говоря, придется колоть старину Одиссея. И без налета все-таки не обойтись. Хотя можно устроить в его доме и погром, чтобы прочистить старому хрычу мозги!

– То-то они с Михаилом так подружились. А я еще думала, что же их связывает? Такие разные люди, – рассуждала княжна, никого не слушая. – Придется позвать Одиссея в мой дом и, как говорится, прижать к стенке. Пусть выложит правду!

– Ну, если он и вправду замешан в это дело, то, наверное, Шерлоку Холмсу легче было бы пригласить к себе в гости профессора Мориарти, чем вам Одиссея, – заметила Валька. – Хотя… может, и вправду очная ставка не повредит. Ладно, сделаем так – Одиссея доставим сюда под конвоем и тут на месте разберемся, к чему он причастен. По-любому, девчата, если горшок Одиссеев, то он и освобождающее заклятие знает. Если ни в чем не виноват – скрывать ему будет нечего. А если уж виноват… Я ему не завидую!

– Простите, а о каком конвое идет речь? – робко поинтересовалась прозрачная дама.

– Ой, если нужен конвой, то конвой таки будет! – пообещала рыжая. – Призовем Левку, Степу… Отконвоируем в лучшем виде, не рыпнется!

– Не затрудняйтесь, мадемуазель, – пресекла ее планы Валька. – Запускать в этот дом ваших Левок и Степок – дело лишнее! Я уж на что не робкого десятка, а общаться со всякими отморозками не люблю. А нашим барышням оно и вовсе не в кайф будет! Побеспокоим братьев Брюсов. Они в такой просьбе нам не откажут. К тому же не стоит привлекать лишних людей к решению наших проблем; как человек военный утверждаю ответственно – секретность лишней не бывает. Особенно в вопросах, связанных с магией и духами всякими. Решим все в узком кругу.

Одиссей Лаэртович предвкушал приятный вечер и уже устроился в своем любимом кресле у телевизора.

– Пенелопочка, свари мне кофейку покрепче, – попросил он, подкладывая подушечку под поясницу. – День у меня сегодня выдался нелегкий… В моем возрасте надо бы уже себя поберечь.

За дверью процокали быстрые женские каблучки, и Одиссей, ожидавший увидеть на пороге кабинета собственную супругу с подносом, даже не успел поразмыслить, с чего это Пенелопа сменила удобные домашние тапочки на туфли с высокими каблуками и бегает в них этаким аллюром, как обнаружил в дверях постороннюю рыжую девицу.

– Мадемуазель, чему обязан? – Одиссей со старомодной учтивостью приподнялся с кресла (все-таки в комнату вошла дама), одновременно нащупывая на столике очки. У него возникло ощущение, что когда-то давно он видел явившуюся в его дом незнакомку… Да что там говорить – явно видел, без всякого сомнения. Но вот кто она такая и при каких обстоятельствах состоялась их прошлая встреча, вспомнить никак не мог. Тем более, пока он был без очков, лицо молодой дамы виделось ему каким-то расплывчатым. Однако волосы, эти роскошные пышные волосы редкого оттенка красной меди Одиссей хорошо запомнил. Увидев один раз, забыть такую красоту было трудно. Тициан, подлинный Тициан!

Где же он мог видеть эту красотку? В Итаке? В Трое? В дальней римской провинции Лютеция, жалкой галльской дыре, превратившейся через несколько веков в роскошный город Париж? Или в Венеции времен правления третьего дожа?

Очки наконец нашлись, и Одиссей только-только собрался водрузить их на нос, чтобы как следует разглядеть незнакомку, как рыжая девица произнесла загадочную фразу:

– Ладно, старина, прости, если что…

Что такое «если что», было совершенно непонятно, и Одиссей попытался это выяснить. Но девица сказала кому-то невидимому:

– Яша, Рома, поднимаем! Взяли, мальчики? Вира!

Одиссей Лаэртович почувствовал, как его подхватили под локти чьи-то сильные руки, подняли в воздух и повлекли к окну.

– Что это значит? Я протестую! Это возмутительно! – взвизгнул он, но его никто не слушал.

Тем более что существа, носившие имена Яши и Ромы, были, судя по всему, бестелесны, и способны ли они вообще что-либо услышать, с уверенностью сказать было нельзя.

Ну а девица сосредоточилась на том, чтобы открыть старые тугие шпингалеты и распахнуть оконную раму. Не сразу, но рама все-таки сдалась под ее напором.

– Выносите, мальчики! – скомандовала рыжая и сама первая нырнула в окно, причем Одиссей заметил два больших крыла, затрепетавших у нее за спиной. Он мог бы поклясться, что никаких крыльев у девицы только что не было, иначе они бы выглядывали из-за плечей гостьи даже в тот момент, когда Одиссей видел ее анфас.

– А девочка-то крылатая, – хмыкнул он и тут же вспомнил, где они встречались.

1099 год, первый Крестовый поход рыцарей-крестоносцев на Святую землю… Юный воин, снявший на глазах у Одиссея шлем с головы и оказавшийся рыжеволосой девицей… Она взмыла ввысь на невесть откуда взявшихся крыльях, которых в бою у нее не было (они бы сильно мешали в момент жестокой сечи). И многие христиане при виде такой картины попадали на колени, крича: «Ангел! Ангел!»

Потом судьба дарила Одиссею еще несколько встреч с рыжей красавицей, хотя не каждый из этих подарочков приходился ему по вкусу. Красотка валькирия, она вращалась в иных кругах, чем он, ветеран Троянской войны, но век шел за веком, история перемешивала социальные слои, меняла границы стран, сводила в военных сражениях лицом к лицу тех, кто при других обстоятельствах никогда и не узнал бы о существовании друг друга…

У валькирии и бывшего царя Итаки оказывалось все больше и больше общих знакомых. Они не дружили, но понаслышке знали друг друга неплохо. И теперь можно было легко догадаться о цели визита летающей девы в дом старого антиквара. Валькирия Хлёкк была близка семейству Горынских, а именно молодая Горынская встала костью в горле Михаила фон Гана, набивавшегося Одиссею в приятели.

Черт дернул старого хитреца помочь этому недорослю, воображавшему себя чародеем! Кроме ненависти, у него не было никаких стимулов к совершенствованию мастерства, никаких интересов… Он ненавидел наследницу рода Горынских, и все! Почему Одиссей вдруг решил ему помогать? Парень совершенно нестоящий. Столько сил растратить на одну только ненависть – какая расточительность! Только в том случае, если тебе совершенно нечем заняться, можно посвятить свою жизнь ненависти.

Какую страшную ошибку совершил Одиссей на этот раз! Надо было догадаться, что девочка пребывает под чьей-то мощной защитой, и если с Маргаритой Горынской что-нибудь случится, то каждому, кто причастен к ее бедам, придется нелегко. Как можно было забыть об осторожности до такой степени?

И теперь его влекут куда-то, как безвольную куклу. Может быть, на расправу… В этой жизни за все приходится платить.

– Ну вот, началось, – вздохнул Одиссей, не делая никаких попыток оказать сопротивление. В конце концов, его сила всегда была в умении покорно принимать все испытания, посланные судьбой. И именно такая позиция помогла ему продержаться много веков, спускаясь в царство Аида лишь ненадолго, так сказать, погостить, а вовсе не на постоянное место жительства.

Во время полета Одиссей зажмурился и открыл глаза, только ощутив, что его перестали волочь по воздуху навстречу порывам свежего балтийского ветра. Он оказался в каком-то доме, в каком-то кресле (на секунду Одиссею показалось, что он в своем собственном кресле, но, увы, подлокотники на ощупь были чужими – резное дерево вместо привычной мягкой кожи). Осмелев, он огляделся и в ужасе вновь крепко сжал веки – его окружили женщины, их было не меньше дюжины, и к тому же все с какими-то жуткими, злобными, да что там, совершенно зверскими гримасами на лицах. Рассерженные бабы, сбившиеся в стаю, – это было хуже всего! Эти гарпии могли разорвать его в клочья. И, похоже, были к этому близки.

Долго пребывать в зажмуренном состоянии пленнику не позволили.

– А ну открывай глаза, мерзавец! – И Одиссея затрясли женские руки, причем в таком количестве, что он даже не смог определить, сколько именно гарпий перешло к активным действиям; казалось, что на него напала взбесившаяся сороконожка. – Тебе знаком этот предмет? Вот этот, этот! Говори!

И Одиссею под нос сунули древний восточный кувшин. Этот предмет он мог бы узнать сразу, причем из тысячи подобных. Но вот вопрос – выгодно ли сознаваться в этом вот так, дуриком?

– Да-да, вещица любопытная. Арабская работа, датируется где-то шестым-седьмым веком нашей эры, – не спеша заговорил Одиссей, стараясь протянуть время. – Откровенно говоря, для стран Востока не такая уж и древность… Но ценность этого кувшина, как я понимаю, не столько антикварного, сколько магического свойства.

Запнувшись на полуслове, Одиссей Лаэртович вздрогнул – не так давно он говорил почти те же самые слова… Дежавю! И тут же к нему пришла спасительная мысль – теперь он понял, как выкрутиться из неприятной ситуации и какой путь решения проблемы предложить злобным гарпиям. Но, однако, какая мощная сила стоит за спиной бедной овечки Маргариты Горынской! Да, Одиссей явно поторопился примкнуть к противоположному лагерю…

Надо было своевременно задать себе вопрос, что за безумие вторглось в его жизнь, заставляя принимать столь нелепые решения. Неужели он так постарел, что полностью утратил чутье? Или юный негодяй фон Ган воспользовался недозволенными магическими приемами, склоняя старого пройдоху на свою сторону? Ну это ему даром не пройдет!

Валькирия смотрела на Одиссея с презрением.

– И я еще заступалась за этого старого сморчка! – бросила она. – Да, теперь и мне очевидно, кто помог фон Гану законопатить Ритку в эту вазочку.

– Милые дамы, – пролепетал Одиссей, – не стоит горячиться, чтобы в запале не наделать поступков, о которых позже вы будете жалеть. К таким вопросам следует подходить философически. Философия – наука несложная и учит тому, что все происходящее вокруг – сущие пустяки и вас они совершенно не касаются. Главное – научиться игнорировать внешние проблемы.

– Плохо только, что в обыденной жизни это никому не удается, – перебила его Валька. – Ладно, к делу! Или ты, трухлявый пень древнегреческий, немедленно откроешь нам заклинание, разрушающее чары твоего облезлого горшка, или… я не знаю, что сделаю. И не советую проверять! Я страшна в гневе!

– Мадемуазель, как вы жестоки! – ввернул Одиссей, намереваясь вернуться к отвлеченной дискуссии, но валькирия не пожелала его слушать.

– Ну жестока, и что? Ты ведь и не рассчитывал на мое сочувствие, правда? – буркнула Валька и тут же щегольнула изысканной формулировкой, которая в ее устах звучала удивительно: – Мы, представители нордического бестиария, славимся своим бессердечием.

– А уж мы-то и подавно! – раскатился по комнате жуткий мужской бас. Вероятно, он принадлежал кому-то из тех невидимых господ, которые влекли плененного Одиссея по ночному питерскому небу… Спорить ему сразу расхотелось – для полноценного спора своих оппонентов надо как минимум видеть.

Для таких случаев у Одиссея имелся один прием, проверенный и почти безотказный, – прикинуться бедным, убогим и слабоумным. Если его посчитают недостойным противником, может быть, все еще и обойдется. Этот прием, почему-то непопулярный в широких кругах, иногда давал потрясающий эффект.

– Да, я уступил волшебный кувшинчик одному шустрому юноше, – залепетал Одиссей. – Мне приходится приторговывать антиквариатом. Надо же как-то зарабатывать на жизнь. Приятнее было бы сказать, что я – поэт, терпящий муки ради высокого искусства, и мы все являемся зрителями пьесы, которую я выдумал сам, без какой-либо помощи со стороны Шекспира. Но нет, я вульгарный и ничтожный торговец, и художественное творчество в списке моих жизненных приоритетов числится под жалким триста вторым номером. Где-то после зеленого чая и перед приемом витамина А для улучшения зрения…

Дамы в гостиной переглянулись.

– Не морочьте нам голову, старина, – заявила валькирия. – Вы оказались причастны к магическому покушению на особу, находящуюся под моим покровительством. За это придется ответить.

– Да что там говорить, – загалдели прочие дамы, – Маргарита – наша родственница, наследница нашего клана. Вы оскорбили весь наш род!

– Такие обиды смывают кровью! – Голос валькирии снова перекрыл общий шум. – Так что сознавайся, каким заклятием можно вернуть Маргарите свободу, пока еще жив!

Одиссей мог бы поклясться, что в руке валькирии блеснул меч, которого только что не было. Он слышал, что летающие девы-воительницы способны на подобные фокусы, но не жаждал испытать боевые качества магического оружия на себе.

– Мадемуазель, кто вам сказал, что кровь относится к числу сильнодействующих моющих средств и ею можно что-либо смыть? А по поводу заклятий, возвращающих свободу… Подобные магические операции – дело весьма трудоемкое, долгое и к тому стопроцентной гарантии не дает…

– Убью! – закричала Валькирия, взмахнув мечом.

Бежать Одиссею было некуда, пришлось надеяться на собственное красноречие.

– Спокойно, красавица, спокойно! Я могу предложить вам другой путь, чтобы все исправить. Гораздо более эффективный, поверьте! Вы можете сделать так, что все само собой исправится! То есть все просто-напросто вернется к исходной точке! Простите, я несколько сумбурно объясняю… Но, должен заметить, милые дамы, это очень удачно, что вас тут оказалось не меньше двенадцати. Простенький обряд, участвовать в котором должны ровно двенадцать женщин, знакомых с основами магии, и мы повернем время вспять. Как вы смотрите на то, чтобы вернуться в тот день и час, когда Маргарита оказалась рабой кувшина, и просто не допустить этого?