Високосный год

Глава 8. Искушение

В назначенный Сэттэром час Андрей направился в сторону одной из крупнейших бань Константинополя – в знаменитую терму Ахилла. Баня находилась неподалеку от скалистого обрыва, безмолвно утопающего в объятиях Мраморного моря. В этот вечер солнце нельзя было проводить глазами за горизонт, так как тучи, шедшие с самого обеда, окутали все небо чёрной пеленой, и было понятно, что в море рождается шторм. Казалось, будто тьма свалилась на город и можно коснуться рукой этой черноты. А над морем то и дело вспыхивали пронзающие мглу яркие молнии, оставляющие тревожные следы в предштормовом небе. И Андрей, идущий в баню с целью отдохнуть и расслабиться, тоже чувствовал непонятную тревогу. Как будто что-то внутри останавливало его, но разумных причин для этого он не находил и поэтому всячески подавлял в себе это бессмысленное волнение логическими доводами: «Немудрено при виде такого грозового пейзажа испытывать некоторый дискомфорт, а тем более, после всех этих видений из-за жары. В конце концов, я иду туда, чтобы в спокойной обстановке, вдали от посторонних ушей и глаз, выпив вина и омыв своё тело, выслушать мнение удивительного собеседника о том, чем я интересуюсь всей душой! А может, мне удастся открыть для себя что-то совершенно новое! Ведь, как известно, в споре рождается истина, а мы непременно будем спорить!»

Как часто тебя, мой дорогой читатель, посещает внезапное неясное предчувствие? Меняешь ли ты планы в связи с этим? Или кажущаяся неразумность этого чувства не является для тебя причиной менять свои решения? Возможно, дочитав эту главу, ты станешь более внимательно относиться к голосу своей души, который ещё называют интуицией. Конечно, я не утверждаю, что мои рассуждения являются истиной в последней инстанции. Но я утверждаю, что это одна из реально существующих истин. А верить этому или нет – твой свободный выбор, мой дорогой друг. Однако мы отвлеклись.

Погасив в себе беспокойство, Андрей вошёл в здание бани Ахилла. Мужчина, служащий при бане, учтиво сообщил, что его уже ожидают в самой дальней из терм. Андрей никогда там не бывал, но слышал, что дальний зал один из самых скромных и небольших по размеру. Надо сказать, что и Андрей с Леной жили без излишеств, не особо приветствуя роскошь. Поэтому выбор Сэттэром самого небогатого зала (несмотря на пышность всех остальных банных помещений) нисколько его не смутил, а даже наоборот, немного успокоил. Однако, войдя в зал, Андрей обомлел. Неожиданное великолепие убранства поразило его: стены были украшены римскими фресками, повествующими о подвигах древних героев из старинных языческих мифов. Потолок представлял собой невероятный по объёму купол, покрытый разноцветной мозаикой. В помещении имелось три выхода: один, очевидно, в парную, через другой Андрей вошёл, а третий, в форме арки, был занавешен чёрной плотной тканью, через которую совершенно не проступал свет. На стене крест-накрест висели рыцарские мечи и ярко горящие факелы. Помещение не имело окон и, несмотря на свет от факелов, внутри преобладал спокойный полумрак. В центре стоял невысокий стол без стульев, с разложенными вокруг подушками для сидения или лежания. Стол был щедро заставлен изысканными яствами. Там было всё и даже больше, что могло порадовать самого искушённого гурмана своего времени. Горячие хлебные лепешки, свежеприготовленная жареная кефаль, вяленый красный люциан, вкуснейший твёрдый сыр из овечьего молока – кефалотири. Салаты, щедро заправленные оливковым маслом, источали запах аппетитных специй – латука и чеснока. Груши, дыни, финики, изюм, инжир, грецкие орехи, фисташки, миндаль, фундук и даже дикие ягоды неизвестного происхождения. И, конечно же, вино! Два больших закупоренных кувшина, покрытых толстым слоем пыли, создавали впечатление очень древнего продукта. В центре стола горели толстые свечи, помещённые в массивный золотой канделябр. Какое-то время Андрей стоял, не решаясь войти, как вдруг он услышал знакомый голос, доносящийся из-за занавешенного выхода:

– Что же вы стоите, Андрей? Не стесняйтесь, проходите. Я сейчас же составлю вам компанию! – бодро сообщил Сэттэр, и Андрей, поблагодарив за приглашение, подошёл к столу. Теперь его внимание было приковано к диковинной скульптуре. Это была высокая, не менее двух метров, античная колонна, которую обвил огромных размеров змей. Глаза змея были выполнены из каких-то драгоценных камней, в которых играли отблески висящих на стене факелов.

– Рекомендую, – голос прозвучал неожиданно близко. Внезапно возникший Сэттэр оказался сидящим на не менее внезапно возникшем стуле с высокой спинкой. На нём была длинная белая рубаха для купания, а на поясе зачем-то висел кинжал.

– Древнейшая скульптура неизвестного мастера. Досталась мне в наследство. По одной из легенд, глаза этого змия не что иное, как застывшие в камне слёзы Евы, первой женщины, ступившей на Землю. И, как вы понимаете, аналогов такому камню быть не может, – с улыбкой сообщил он и пригласил Андрея к столу.

Андрей устроился на подушках:

– Я и не подозревал, что здесь может быть такое удивительное и богатое место, – сказал Андрей, всё ещё ошеломлённый увиденным.

– Да, порой наружность крайне обманчива. Как и любое мнение, основанное на слухах, домыслах и в особенности новостях, – глядя прямо в глаза, неожиданно серьёзно сообщил Сэттэр.

– Скажите, мсье, а как вам удалось установить здесь эту скульптуру? Откуда на стенах взялись эти языческие фрески, ведь всё, что связано с упоминанием о язычестве тщательно стирается и прячется. А тут в общественной бане такое чудо! И вообще, я подозреваю, что это один из самых лучших банных залов в Константинополе, но, хоть убейте, никогда об этом не слышал! У меня даже складывается ощущение, что никто здесь и не бывал вовсе! Как это возможно? – продолжал удивляться Андрей.

– Всё возможно, если ты это допускаешь! – Сэттэр продолжал серьёзно смотреть на богослова, как будто изучал его. – И более не тревожьтесь, раз уж всё-таки пришли сюда.

– А почему вы решили, что я тревожусь? – неуверенно спросил Андрей, всё больше проникаясь мыслью, что этот господин какой-то чародей, умеющий читать мысли.

– Помилуйте, голубчик, зачем нам, за этим прекрасным столом толковать о непонятных тревогах? Не лучше ли, испив по кубку вина, удовлетворить все ваши любопытства, чтобы вы больше не листали скучных трактатов, написанных всякими пройдохами? Право, какая же это наивная глупость – буквально воспринимать на веру всё, что мог написать человек, – и Сэттэр улыбнулся.

В тот же миг черная ткань, завешивающая третий проход из зала, распахнулась, и Андрей с удивлением заметил, как из темноты вылетела какая-то диковинная птица и села на плечо Сэттэру: «Что за чертовщина? Я никогда не встречал таких птиц в Константинополе. Хотя… в какой-то книге я видел нечто подобное. Кажется, её называют…»

– Эта птица зовётся совой, – прервал его мысли Сэттэр, – такие здесь не обитают, и я с радостью показываю ей мир. Она предпочитает ночное время и во тьме видит лучше, нежели при дневном свете. Согласитесь, это гораздо полезнее.

Сова уставилась своими огромными бездонными глазищами на Андрея, то и дело поворачивая голову практически вокруг себя.

– Невероятно! – воскликнул Андрей.

– Позвольте, что же тут невероятного? Все невероятности – это вероятности, которые человек ещё не познал. Я думаю, что сова очень бы удивилась, узнав, что вы считаете её невероятной. Сова при этом издала какой-то странный звук и втянула свою голову ещё глубже.

– Или вообразите, если бы, например, кто-то сказал Богу, что Его не существует! Вот потеха! Но даже после такой оказии Бог не перестанет существовать в принципе. Однако Он исчезнет для того, кто Его не признаёт. Как писал забытый философ:

– закончил Сэттэр.

– Как удивительно просто вы объясняете сложные вещи, – ещё раз подивился Андрей.

– А сложностей вообще не существует. Существует лишь отношение человека к ситуациям, не более того, – вновь удивил своими рассуждениями Сэттэр.

– Но что же мы сидим без дела? Не пора ли наполнить бокалы? – и с этими словами он повернулся к сове, которая тут же взлетела и скрылась там же, откуда вылетела. Андрей недоумённо посмотрел на собеседника, который в свою очередь собрался открыть кувшин с вином. Но каким образом! Достав свой кинжал, он резким движением снёс кувшину горлышко:

– Если решил что-то делать, то делай это, не церемонясь и не сожалея, – горлышко звонко ударилось об пол, и в это же время распахнулась чёрная ткань, завешивающая выход, за которым только что скрылась сова.

Андрей похолодел. На пороге возникла она! Абсолютно голая, не считая коротенького белого фартука, который в принципе ничего, кроме живота, и не прикрывал, та самая рыжая бестия с распущенными волосами и изумрудно-зелёными глазами. На её стройных ногах красовались кожаные сандалии, многочисленные ремешки которых страстно обхватили её голени до самых коленей. В руках она держала два больших кубка.

– Лилит. Моя очаровательная помощница в путешествиях. Рекомендую.

Богослов сидел, не шевелясь.

– Да что с вами, Андрей? По меньшей мере, это бестактно, сидеть при даме, будто в рот воды набравши. Вы никогда не видели прекрасных женских тел и не стеснённых навязанными традициями женщин?

Тем временем Лилит поставила кубки на стол и, слегка наклонившись, как ни в чём не бывало, принялась наполнять их вином. При этом её и без того идеально округлые бёдра стали еще круглее.

– Либо я схожу с ума, либо вы меня разыгрываете, – Андрей всё ещё находился в оцепенении и старался совершенно не смотреть на голое тело.

– Лилит, – представилась рыжая и протянула свою руку богослову, – вы так себя ведёте, будто привидение повстречали, – и она звонко расхохоталась.

– Мне кажется, я лучше пойду, – Андрей попытался встать, но что за проклятие, он совершенно не мог пошевелиться!

– Что это со мной? – он испуганно посмотрел на Сэттэра.

– Я думаю, вы околдованы красотой моей спутницы. Ну, что ж, это вполне объяснимо: в душе ты всегда гордился вниманием женщин к своей персоне. А Лилит знает все мужские секреты. Так получи это внимание в полной мере. И прошу тебя, не пытайся сопротивляться. Просто бери то, о чём втайне мечтал, – неожиданно перейдя на «ты», серьёзно сообщил Сэттэр.

– Да что здесь происходит? Что за колдовство, что за чертовщина? – он попробовал поднять руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но руки тоже были обездвижены. Тогда он начал читать молитву, однако слова с трудом складывались в предложения, речь становилась заторможенной, будто во сне. В итоге Андрей попытался просто позвать кого-нибудь на помощь, но и этого сделать не смог. Поняв, что беспомощен, он спросил:

– Что, что вы хотите от меня?

– Позвольте, разве это я ищу ответы на мучающие меня вопросы? Это ты пришёл ко мне в поисках истины. И я могу тебе её дать. Но за ответную услугу.

Андрей с ужасом стал догадываться, кто перед ним сидит: «Не может быть…»

– Почему же не может? И сова существует, вне зависимости от того видел ты её или нет. А тебе представилась уникальная возможность лично соприкоснуться с чудом. Чудом, разумеется, я называю сову. Что же касается меня, то я тот, кто знает секрет любого чуда!

– Но я не хочу с тобой сделок! Можешь прикончить меня, если хочешь, но я не предам Господа!

– Какие вы всё-таки, человеки, глупые, – огорчённо вздохнул Сэттэр. – Ты ведь даже не знаешь, что мне нужно взамен.

– Тебе нужна моя душа! – с ужасом произнёс Андрей.

– Что за предрассудки? Неужто я ими питаюсь? А может, мучаю на вечном огне? И какой мне прок в горящих грешниках? Каков мой интерес в бессмысленных страданиях этих несчастных, ответь, богослов? – Сэттэр пристально уставился на Андрея.

– Этого я не знаю…

– Гораздо лучше творить жизнь на Земле! Вот где рождается истинный азарт! Создавать события, управлять процессами! И я могу тебе дать все эти знания! И вот тебе первое зерно. И заметь – бесплатно. Дальше сам примешь решение, нужно тебе это или нет, – он отхлебнул из кубка и продолжил. – Ответь мне богослов, творил ли Иисус свои чудеса сам?

– Он всё делал с Божией помощью, – обречённо ответил Андрей.

– Как же, как же, с ней… Тогда ответь мне вот на какой вопрос. Как получилось, и это доподлинно зафиксировано в Евангелии, что, когда Христос, уже, будучи известным пророком, вернулся со своими учениками в Назарет, то не смог совершить там чуда. Ни одного! Хотя не так далеко, в Иерусалиме, были многочисленные свидетели чудесных исцелений с его помощью. Назарет, как ты знаешь, город, где он вырос и где для всех он был сыном простого плотника. Правда, и в отцовстве Иосифа у многих были серьезные сомнения, – Сэттэр надменно хмыкнул.

– И там никто не поверил в его чудеса. И неудивительно: ведь эти земляки почти тридцать лет знали Иисуса как человека обыкновенного, видели, как он рос, взрослел, да и чёрт его знает, чем ещё занимался. Скажу тебе больше, Андрей: о его жизни они были осведомлены гораздо лучше любых последователей, историков и прочих летописцев. Так почему же на людей с этой малой родины не подействовала его чудесная божественная сила?

Андрей, понимая, что деваться ему больше некуда, решил довести беседу до конца:

– В Назарете Господь «не совершил многих чудес по неверию их», так как Он всегда совершал чудеса в награду за веру, а не для удовлетворения праздного любопытства или чтобы доказать свою сверхъестественную силу. В конце концов, Иисус есть Путь к Царствию Божьему. И всякий уверовавший в это получает Его благословение, а, значит, впускает Благодать Божию в свою душу и через это становится способным к излечению любой своей хвори – хоть телесной, хоть душевной.

– Любишь ты книжным языком изъясняться, богослов… Ну, да ладно. А что в итоге значат твои слова? Что человек сам способен на самоизлечение! Да еще и любой хвори! Это ли не чудо? – вопросительно воскликнул Сэттэр.

– Ты воистину искуситель… Мне страшно признаться, но в словах твоих есть логика, – казалось, Андрей сам не поверил в то, что сказал.

– Браво! – радостно хлопнув в ладоши, возгласил Сэттэр и добавил:

– Вот таким нехитрым способом мы и выяснили, в чём же человек схож с Творцом. Ответ на один из твоих вопросов, между прочим. Теперь ты понимаешь, что человек сам творит свои чудеса? Своей же верой в это самое чудо. «По вере вашей дано вам будет!». По воде ведь тоже не все смогли пройти, но лишь те, кто истинно поверил в эту возможность…

Андрей чувствовал, как где-то в глубине его души зарождается какое-то волнительное озарение, какое-то удивительное открытие, но в данной обстановке это было похоже на смутные ощущения. Тогда он спросил:

– И что ты теперь будешь со мной делать?

– Всё зависит от тебя. Человеку дана свобода выбора. Всегда и во всём. Ты можешь вернуться к своей обычной жизни, трудиться богословом при соборе, до конца своих дней листая книги в библиотеке и слушая скучные исповеди врущих тебе грешников. А можешь остаться и познать все тайны Мироздания и уж тогда построить вокруг себя свой мир, полный наслаждений и радостей. Выбирай, Человек!

Андрей, имея в душе твёрдое убеждение, что любая сделка с дьяволом (а это вне всяких сомнений именно он!) приведет к потере самого главного, что может быть у каждого верующего человека, – к потере вечной души, ответил сразу:

– Нет. Я хочу уйти. И если ты, сатана, держишь своё слово, то непременно отпустишь меня сию же минуту!

Сэттэр надменно хмыкнул:

– Признаться, я удивлён. Такая жажда истины и такой узкий взгляд. Что ж, ступай, богослов.

Но Андрей по-прежнему не мог пошевелиться.

– Ах, да. Лилит, дай нашему гостю испить оживляющего вина, чтобы он спокойно отправился восвояси.

Лилит взяла со стола кубок с вином, подошла к сидящему на подушках Андрею, села на колени прямо перед ним и поднесла кубок к его губам. При этом села она так близко, что её обнаженная грудь уперлась в грудь Андрея.

– Не волнуйся, богослов, здесь тебя никто не отравит. Смело пей. Это персиковое вино из того самого сада, где Адам впервые увидел Еву. И оно вернет тебе твою подвижность, временно утерянную из-за чар Лилит.

Андрей сделал несколько глотков и неожиданно почувствовал сильнейшее вожделение. Он всеми силами попытался его подавить, как вдруг Лилит, отбросив кубок в сторону, страстно впилась губами в его губы. И разум Андрея померк…

Да, мой читатель, буду с тобой откровенен, я знал многих женщин. Среди них были и безумные, готовые на всё ведьмы, и непорочные ангелы (впрочем, в последних я мог и ошибиться), и те, чьих лиц я уже и не вспомню. Но Андрею выпало жесточайшее испытание, ибо сейчас вся его плоть содрогалась от поцелуя Лилит – древнейшей дьяволицы-соблазнительницы, после объятий которой не выживал ни один мужчина, и поэтому никому из живых доподлинно неизвестно, что испытывает человек, когда сама Лилит касается его уст.

Но внезапно откуда-то на стол залетел камень, с грохотом разбил один кувшин с вином и свалился на пол. Лилит прервала свой поцелуй и, не вставая, повернула голову назад на 180 градусов, туда, где сидел Сэттэр. Андрей резко открыл глаза и услышал где-то вдалеке пронзительный женский крик. «Лена!», – мелькнуло у него в голове.

– Однако! Каков кульбит! – воскликнул Сэттэр и стал пристально всматриваться, слегка прищурив один глаз, в пустой дверной проём, будто там происходило что-то видимое только ему. Затем он обернулся к своей помощнице:

– Ступай, Лилит. Всё произошло и без нашего прямого вмешательства.

– Да, господин, – ответила Лилит и, не поворачивая обратно головы, растворилась в воздухе.

– Что ж, Андрей, как ты сам любишь повторять, воистину неисповедимы пути Господни!

– Что, что случилось? Отпусти меня, мне нужно к Лене, – заплетающимся языком, словно он был очень пьян, проговорил Андрей.

– Твоя слабая Лена сделала свой выбор. И он не в твою пользу.

– Что… что ты такое говоришь? – с трудом выговорил Андрей, пытаясь перестать качать своей «пьяной» головой.

– Посмотри в мои глаза! – неожиданно громким голосом произнёс Сэттэр. Богослов кое-как поднял голову, и Сэттэр, поймав его взгляд, щелкнул пальцами.

В ту же секунду каким-то невероятным образом Андрей очутился в их с Леной спальне. За окном бушевала стихия. Страшный шторм в море грозился поглотить весь город. Она сидела в полной темноте на краю кровати и тихонько всхлипывала. Его маленькая, юная Лена казалась сейчас особенно беззащитной и какой-то совсем хрупкой. Он попытался заговорить с ней, но осознал, что она не видит и не слышит его. Но были ясно слышны её слова:

– Господи, почему эти злые женщины на базаре постоянно твердят мне, что такому красавцу, как Андрей, нужна более опытная спутница? Что рано или поздно он найдёт себе другую. Что я не самостоятельная и ничего не могу сама, и что жизнь таких не любит! Да, я многого боюсь в этом мире, но ведь я замужем! Мой любимый муж заботится обо мне. А эта глупая Дора, которая вечно говорит, что каждая вторая ходит в храм только, чтобы построить ему глазки. И что он всё это знает и всегда рад такому вниманию. Всё это неправда. Они все не знают его! – и она расплакалась, закрыв лицо руками.

Андрею показалось, что у него сжимается сердце. Этот маленький кареглазый комочек счастья, сидя на краю кровати, плакал сейчас по вине каких-то завистливых базарных дур. Жизни их сложились несчастливо, и от зависти они пытались как можно больнее ужалить и уязвить более хрупкую соседку. Но Лена, чистый ангел, ещё не понимала этих простых вещей. «Глупая моя, нежная девочка, прошу тебя – не плачь», – но она по-прежнему его не слышала.

– Вот где он сейчас? Я ведь даже не знакома с тем, с кем он сегодня пошёл встречаться в бани. А ещё этот ночной кошмар. Нет! Вздор! Он любит меня и никогда не давал мне поводов для ревности. Но почему же мне так страшно в эту грозу? Почему так тоскливо на душе? Что это за неприятное предчувствие? Милый мой, успокой меня! – вдруг она встала, вытерла слёзы и пошла к выходу.

Андрей направился следом за ней. На улице шёл сильнейший проливной дождь. Ветер то и дело останавливал её, грозя снести с размытой, скользкой дороги. Из-за чёрного неба ничего толком не было видно. Она уже насквозь промокла и продрогла, но продолжала идти вперед. И тут Андрей с ужасом осознал, куда она движется: «Нет, любимая, постой, не ходи туда! Прошу тебя – вернись домой! Остановись!» Казалось, он кричал ей изо всех сил, но голоса не было вовсе. Она же, падая на скользкой дороге, снова вставала и шла дальше. Промокшая до нитки, вся в грязи, Лена подошла к бане. Но было так темно, что входа она не нашла и стала обходить здание в его поисках. С другой стороны бань, недалеко от обрыва, она заметила свет, льющийся из небольшого окошка. Это был единственный источник света, и Лена подошла к нему. Привстав на носочки и схватившись руками за оконный проём, она вгляделась в окно, а дождь тем временем лил, не прекращаясь, вынуждая постоянно вытирать глаза от воды. Она увидела его через отодвинутую чёрную ткань, частично занавешивающую вход. Он сидел на подушках за богато накрытым столом и почему-то был совершенно один. Но вдруг появилась эта. Абсолютно голая, наглая, рыжая, с кубком в руке. Она подошла и села перед ним на колени, прижимаясь к нему своей бесстыжей большой грудью. И стала поить его вином. А он… а он даже не попытался отодвинуться. И тогда она, эта рыжая, обвив его голову своими руками, стала безумно его целовать… Его, её единственную любовь. Его, того, кто стал её первым мужчиной. Его, того, с кем она венчалась в храме. Его, кто поклялся ей в вечной любви на земле и на небе…