Обычным жарким летним утром в стенах собора Святой Софии Андрей проводил обязательную воскресную литургию. Раннее солнце только поднималось, но уже всем своим могучим видом предвещало страшную жару, которую к обеду непременно обрушит на головы жителей древнего города. Как всегда, в эти часы в храме было полно народу. Люди крестились, повторяли слова святого писания, кланялись. Солнечные лучи, проходящие сквозь разноцветную мозаику на окнах, создавали удивительные переливы на стенах внутри собора, вызывая у молящихся благостные чувства.
И вот веселый свет играючи подсветил лицо незнакомой девушки. В принципе Андрею и так большинство из присутствующих были незнакомы, но эта особа явно привлекала к себе внимание. Несмотря на покрытую голову, были видны огненно-рыжие волосы, что уже было редкостью. Но не это, ох, не это, всё больше привлекало внимание богослова. Взгляд. Изумрудно-зелёный взгляд. Она смотрела на него так, будто знает все его мысли, все его слабости, и что ещё хуже – все его желания. При этом рыжая всё время улыбалась, но в улыбке её и в глазах не прослеживались чистые помыслы, присущие приходящим сюда людям. Там была только страсть и похоть, да ещё в таком количестве, что Андрей почувствовал это всем своим телом и никак не мог понять, каким образом это вообще возможно? А тем временем девушка смело подмигнула ему и, опустив голову вниз, спрятала свои бесстыжие глаза, нарочито выставив красивую женскую грудь, плотно обтянутую туникой. Пошатнувшись от лёгкого головокружения, он взял себя в руки и продолжил службу.
Спустя ещё минуту вновь посмотрел туда, где стояла рыжая, но на её месте обнаружил тучного бородатого мужчину с горбатым греческим носом. Он усердно крестился, не открывая глаз. Андрей подумал, что пора бы и отдохнуть, пока ещё чего не померещилось. Кстати, давно он не был в бане, после которой, как ни странно, жара переносится гораздо легче. Жаль лишь, что нельзя пойти туда вместе с Леной: согласно новым устоям православия запрещено женщинам и мужчинам находиться там вместе. «Но какая же это глупость: запрещать омываться совместно со своей венчанной женой! Впрочем, даже свободолюбивые язычники, построившие эти бани, придерживались того же мнения. Ладно, нужно сходить, пока их совсем не закрыли», – подытожил он в своей голове.
В обед, когда жара достигла своего предела, а людей в соборе почти не осталось, Андрей отправился в храмовую библиотеку. Библиотека существовала большим отдельным зданием и была очень богата. Здесь хранились почти все знания, собранные человеком: и труды древних философов, и учения других религий, и языческие толкования, и даже подробная инструкция по кругосветному путешествию, которого, правда, ещё никто не совершил. Образованные и любознательные люди с удовольствием проводили здесь своё время. Андрей же приходил сюда, чтобы заняться своим любимым делом – поиском истины. В его голове никак не укладывалось библейское утверждение, что Бог, создавший человека по своему образу и подобию и суть являющийся любовью, может так жутко наказывать согрешивших вечными адскими муками.
«Ну как? Как своих детей можно бросать в нескончаемое адское пламя? Разве это божественная любовь? А если говорить об образе и подобии: жизнь большинства людей божественной и чудесной не назовёшь. Значит, речь только о внешнем сходстве? Но ведь на Земле живут и женщины, и мужчины, а Бог один, следовательно, он не может быть и женщиной, и мужчиной одновременно. Значит, дело всё-таки не во внешности, а в чём-то другом… Но в чём?», – с этими мыслями он сел за стол и стал внимательно читать какой-то старинный трактат. Но трактат оказался скучен и бесполезен. И тогда усталость и неимоверная жара сделали своё дело, и Андрей стал засыпать, склоняя голову к столу. Но лишь сон коснулся его своими крепкими объятиями, он неожиданно почувствовал, что в зале библиотеки стало прохладно и жара куда-то отступила.
– Добрый день, вечер, ночь, – прозвучал бодрый мужской голос, и Андрей резко оторвал голову от книги.
– Вы какое время суток предпочитаете? – весело поинтересовался незнакомец.
– Простите, вы на службу или по какому-то другому вопросу? – разглядывая нежданного посетителя и немного растерявшись, спросил Андрей и с удивлением заметил, что все люди из библиотеки куда-то испарились…
– Так я и говорю, день, вечер или ночь? Когда соизволите посетить баню? Право, с такой нагрузкой, как у вас, недолго и лично встретиться с тем, кому вы так усердно служите, – и он весело подмигнул.
Андрей окончательно пришёл в себя, однако ситуация от этого не прояснилась.
– Моё имя Сэттэ́р. А вы, я полагаю, знаменитый богослов Андрей? – и незнакомец протянул правую руку для рукопожатия. На руке его виднелись два перстня с чёрными камнями неизвестного происхождения. И на каждом камне была высечена половина одного креста. Если соединить половинки, они, очевидно, создавали единое целое. Но, учитывая, что один из перстней располагался на мизинце, а другой на указательном пальце, сделать это было невозможно.
– Да, вы не ошиблись, – Андрей пожал ему руку.
– Предвосхищая ваш вопрос, скажу: перстни мне достались от папы, – гость на мгновение грустно замолчал, а потом продолжил, – Римского, – и сразу громко расхохотался, отчего чёрная шёлковая тога, надетая на него, стала переливаться волнами в такт его смеху. Снизу у колен, на рукавах и по краю капюшона тога была обшита изысканным узором из золотой нити и потому смотрелась ещё богаче. Завершал этот ансамбль римской моды прекрасно выполненный пояс в виде толстого каната того же золотого цвета. А на поясе, в ножнах, висел блестящий кинжал с двумя буквами на рукоятке – AC.
– Шутка. Но с Папой я тоже знаком, – он снова улыбнулся, глядя на Андрея своими удивительно «живыми» глазами, зрачки которых всё время были узкими. Он не имел какой-либо выдающейся растительности на лице, кроме, пожалуй, густых бровей, которые ещё больше подчеркивали блеск его глаз. При этом его частый смех никак не говорил о несерьезности. Скорее наоборот, указывал на силу, скрытую в его расслабленности. На вид ему было около пятидесяти лет. Сэттэр, как он сам себя назвал, не внушал опасения, но Андрей отчётливо ощущал непонятное волнение.
– А как вы узнали про баню? Неужели я думал об этом вслух во время службы? – Андрею стало неловко за свою невнимательность.
– Что вы, Андрей? Это же очевидные вещи. С утра до вечера в такой жаре попробуй-ка потрудись без последствий для здоровья. А баня имеет свойство расслабляющее, укрепляющее, омолаживающее. А коли ещё допустить к процедуре молодую жрицу любви, да чтобы она своими внимательными руками натерла тело смесью из люпина, сухой кожуры цитрусовых и измельчённых листьев розмарина, м-м-м… Хотя вы стройны и вам больше подойдёт мякоть дыни и тыквы с мукой бобовых. А после, вдоволь накупавшись, разлить по кубкам нектар богов и разыграть партию в шахматы или в кости, совершенно позабыв обо всех мирских заботах и хворях.
На мгновение Андрею показалось, будто он уже лежит в бане намазанный любой из предложенных гостем смесей.
А тот тем временем продолжал:
– Но что же сделали эти новые правила со знаменитыми константинопольскими местами отдыха и омовения? Куда подевались все эти клубы, лупанарии, где можно было без стеснений и сантиментов удовлетворить естественную человеческую жажду плотских утех? Или на худой конец с жаром обсудить ошибочные действия политиков и власть имущих! А ведь ещё каких-то пятьсот лет назад здесь стояли грандиозные Зевсовы бани, построенные, конечно, проклятыми язычниками, но, в конце концов, не это главное. Главное, как они работали! Уверяю вас, Андрей, вам с роду не приходилось посещать таких мест. А что мы видим сейчас? Жалкое подобие бывшего когда-то величия, – Сэттэр немного наклонился и стал говорить тише, как будто собрался раскрыть Андрею какой-то секрет:
– Величия не Империи, но человека! – и он многозначительно поднял указательный палец.
Андрей предложил гостю присесть и, быстро обдумав услышанное, уже спокойно спросил:
– То есть, вы, мсье, считаете, что язычники были более свободными и счастливыми людьми? А вы не боитесь, что я сейчас же сообщу об этом в Патриархат и вас отдадут под суд за такое богохульство? Если вы не заметили, мы находимся не на базаре, но в одном из помещений дома Божьего! И подобные помыслы, не говоря уже об их оглашении, как минимум преступны!
– Вы абсолютно правы, Андрей, – неожиданно быстро согласился собеседник и произнёс удивительные строки:
– Наш век окутан тайным смыслом,
и разум бродит по окраинам,
мы слепо служим своим мыслям,
а быть должны у них хозяином.
Человек служит своим мыслям, а должен быть их хозяином. Вот и я, будучи человеком, позволил своим мыслям взять верх надо мной. Но поэтому я и приехал из самого Рима именно к вам, потому что знаю, что и вы не во всём согласны с Библией и ищете свою истину. Кстати, этот трактат совершенно бесполезен для ваших целей, – и Сэттэр, указав на книгу, лежащую перед богословом, снова повеселел.
– Что ж, давайте обсудим наши мнения на этот счёт, – хоть Андрей и пытался угрожать гостю, в душе ему было очень интересно вести подобные беседы, тем более с человеком свободных взглядов, с человеком «со стороны», ведь здесь, с людьми при соборе, за подобные разговоры можно было серьезно поплатиться.
Тогда Сэттэр продолжил:
– Возвращаясь к вопросу о свободе человека в контексте закрытия общественных бань и прочих мест отдыха, построенных ещё язычниками. Выходит, они, язычники, жили свободнее и были вольны поступать согласно своим внутренним убеждениям. А что мы видим сейчас при наступлении христианства? Сплошные запретительные меры: никаких тебе жриц любви, стыд от наготы губителен для души. Хотя какое к черту чувство стыда за свою же плоть, данную Богом, между прочим, согласно самой святейшей книге? И каждый верующий величается рабом Божьим! Уж не рабская ли это вера, Андрей? – и гость вопросительно посмотрел на собеседника.
– Ну, по поводу всех этих клубов отдыха и прочих лупанариев знают все: там просто устраивались оргии и творился непостижимый разврат. Так что, этот аргумент неубедителен.
– Вы забываете, юноша, что у них был выбор: посещать эти действа или нет! Насильно туда не тащили. А какой выбор у нас сейчас: не пойти или совсем не пойти?
– Тогда бы это непременно привело к возникновению нового Содома. А участь его, как вам известно, весьма печальна. Что же касается, так называемой вами «рабской» веры отвечу, что у христианина всегда есть право выбора: жить согласно заповедям Божьим или жить согласно своей совести, – сказал Андрей.
– Так позвольте спросить, какой же это к чёрту христианин, который живет по своей лишь совести, а не по христианским заповедям? Совесть она, знаете ли, вещь товарная: где-то можно купить, где-то можно продать, где-то недовесить, а где-то и вовсе усыпить, – уверенно сообщил гость.
– Создатель любит своих созданий и каждого раскаявшегося непременно простит, ибо любовь его безусловна, – продолжал убеждать гостя Андрей.
– Расскажите это «жившему по совести», но внезапно для всех и в первую очередь для себя, отправившемуся на тот свет, так и не успев покаяться при жизни. Его ждёт чудная перспектива в виде вечных адских мук и прочих аттракционов божественной «щедрости»! И все эти «блага» он получает согласно канонам религии, – сказал Сэттэр и добавил:
– Впрочем, ваша мысль про безусловную любовь мне в крайней степени симпатична. Вы свою прекрасную жену Елену любите такой же любовью?
Услышав имя своей жены от незнакомца, Андрей снова насторожился: «Откуда ему известно. Наверное, всё-таки стоит закончить этот разговор».
В ту же секунду гость посмотрел в окно библиотеки, сощурил глаза, как будто считал в уме, что-то прикинул и, неожиданно встав, пожал Андрею руку:
– Однако ответ на этот вопрос вы мне дадите завтра, потому как сейчас сюда войдёт ваша молодая жена и подарит вам венок из только что собранных ею полевых цветов, а её ранимая душа не приспособлена к разговорам, подобным нашему. Завтра на закате жду вас в банях у ипподрома, – сказав это, Сэттэр откланялся и вышел из зала.
Ещё через мгновение Андрей услышал лёгкие, быстрые шаги. Это была Лена, которая, смеясь, надела на его голову венок из только что собранных ею полевых цветов.