Вишневый самурай

ГЛАВА 12

Прав был управляющий: канал имени Столыпина протекал в ужасном захолустье. Такой пейзаж не станут показывать иностранцам, а постараются припрятать, дабы не пугать цивилизацию нецивилизованным видом. В любом городе любой страны есть парадный фронтон и есть обратная сторона декораций, которую прячут от зрителей.

Цветущий, замусоренный канал с масляными разводами на поверхности воды… Трех‑четырехэтажные домики из серого выщербленного кирпича нависали по обе стороны. Узкие разбитые причалы… Картина запустения и уныния царила в вечернем сумраке, навевая тоску. В одном из этих домов проживал Филипп Шар – портье отеля «Бородинский Крест».

Филипп Шар… Странная фамилия, хотя чему удивляться? Знавал я в бытность свою начальником службы безопасности порта одного человека с фамилией Круг‑лик! Надо сказать, имел он нормальные формы и мало походил на колобка. Круглик был одним из молодых охранников, но судьба развела нас в разные стороны, так и не дав толком сдружиться…

Сто шестьдесят первый дом я отыскал с трудом. На этом отрезке канала таблички с указателями улиц и нумерацией домов отсутствовали. Пришлось несколько раз тормозить таксиста и спрашивать путь у прохожих – в основном заядлых собачников, которые вдоль набережной выгуливали своих четвероногих друзей, оставлявших после себя характерные метки. Цивилизация до этих мест докатилась лишь эхом.

Водитель вырулил наконец к сто шестьдесят первому дому и выдвинул трап. Я рассчитался и спустился на причал, укутанный вечерним сумраком. Стоило поторопиться, иначе домой можно было припоздниться. Кубинец не одобрял, когда посреди ночи бухала входная дверь, потом кто‑то рылся в холодильнике в поисках замороженного ужина и шумно открывал пивные бутылки.

Перед нужным мне домом был разбит маленький сквер – диаметральная противоположность того, через который я спешил в «Московский триумф»: три поломанные скамейки, где для сидения годились разве что спинки, пустые пакеты из‑под чипсов, банки из‑под пива, окурки сигарет… Мусор валялся на дорожках, нисколько не смущая жителей домов, которые проходили мимо с отсутствующим видом.

Я направился к первой приглянувшейся парадной с навесным козырьком, поросшим сорной травой, из которой торчал прут арматуры. Оттуда вышла худая женщина с цвета вороньего крыла волосами, с пристальным неприятным взглядом, в красном халате и в тапках (правый – с дыркой, являвшей миру большой палец ноги). Она вынесла пакет с мусором и вместо того, чтобы отнести его на помойку, оставила между входными дверями парадной.

Я посмотрел на табличку, висевшую над парадной, и обнаружил, что сорок первая квартира располагается именно здесь на третьем этаже. Вошел в черную парадную – пролежень на солнечном лике города – и зацокал по ступенькам наверх. Запутаться в лестничных площадках несложно, в особенности если ни на одной квартире нет номера.

На третьем этаже имелось две двери. Сначала я позвонил в правую. Открыла старушка – сморщенная, высушенная, с костлявыми руками‑метелками. Минут пять она пыталась понять, что мне нужно, после чего заявила:

– Ждежь, шудар, таких нетуть! – И захлопнула перед моим носом дверь.

– Ты такая милая, лучше выпью пива я… – пробормотал себе под нос, нажимая кнопку звонка соседней квартиры…

Дверь открыли не сразу. Я терпеливо ждал. Подумал было, что в квартире никого, но ошибся: из черноты прихожей выглянула хмурая личность, от которой явственно тянуло алкоголем.

– Здесь дух хмельной, здесь суслом пахнет! – заявил я, заглядывая внутрь.

Обладатель дырявой майки и всклокоченных грязных волос попытался меня остановить, но он слишком плохо держался на ногах.

– Что вам, собственно говоря, надо?

– Видеть желаю Филиппа Шара! Проживает здесь такой? – прикидываясь простецом, рубахой‑парнем объявил я.

– Ну, я – Шар. Чего надо‑то? – недружелюбно проскрипел обладатель дырявой майки.

И как таких на работу в элитный отель принимают? Или у них там особый подбор персонала: устраивают только алкоголики со стажем и дурным запахом изо рта?.. Хотя, может, человек просто в запой сорвался! Может, у него причина есть…

– Ну, если вы – Шар, то хотелось бы поговорить относительно гибели Иоланды Городишек. Кто тот таинственный ухажер, с которым она встречалась в вашей гостинице?.. Кстати, Иван Сергеевич (так звали управляющего «Бородинским Крестом») просил передать вам глубокий привет.

Шар побледнел и забормотал что‑то нечленораздельное. Кажется, протрезвел в мгновение ока!

– Вы… это… неудобно здесь. Давайте поговорим… где‑нибудь… там… – перешел на пониженные тона Филипп, словно боясь, что его могут услышать. Кто‑то явно находился в квартире. Собутыльник, что ли? – Подождите меня внизу. Я спущусь через восемь минут.

Не дожидаясь моей реакции, он затворил дверь. Никто не жаждет пригласить меня в гости сегодня. Такая вот непопулярная я фигура!..

Спустился во двор. Хотел было присесть на какую‑нибудь скамейку, но решил, что помещать свое седалище в такую грязь – не уважать себя. Достал из кармана пиджака сигару, которую не докурил дома, сунул в зубы и прикурил от зажигалки. Попыхивая дымом, принялся прогуливаться по скверику, ожидая явления Филиппа.

Из парадной появилась давешняя женщина, что оставила между входными дверями пакет с мусором. Я подумал, что она собралась отнести его на помойку, но дама с решительным видом направилась куда‑то из дворика – в голубых джинсах, в белом пиджаке с розой и в мятом белом берете на голове. Видно, по магазинам… Я потерял к ней интерес.

Успел выкурить половину сигары, пока появился Филипп Шар – гладко выбритый, с мокрыми волосами, в свежих джинсах и в белой футболке, которую перечеркивала надпись: «Я родился белым». Он направился ко мне – решительный и благоухающий дорогим дезодорантом. Разительная перемена! Волшебство просто какое‑то.

– Что вы хотите от меня услышать? – налетел он с ходу.

– Может, сходим в бар? Выпьем по кружечке пива, скушаем по рыбке и поговорим по душам? – дружелюбно предложил я.

Но поддержки мое дружелюбие не получило.

– Я не пью пиво! – отрезал Шар.

– Что ж, – задумчиво произнес я, – будем разговаривать в этом гадюшнике?

– А чем вас не устраивает мой двор? – с наездом спросил Шар.

– Грязно! – честно сказал я.

– Ничего. Зато родные стены душу греют… – Ваше право… – равнодушно качнул я плечами, – Иван Сергеевич упомянул, что вы несколько раз работали в ночь, когда номер снимала Иоланда Городишек, – ну, модель, которую убили в вашем отеле.

– Да, – подтвердил Филипп Шар.

Чувствовалось, что разговаривать ему неохота. Только упоминание управляющего заставляло его отвечать на вопросы. Кажется, господин Шар принял меня за большого товарища их управляющего. Мне это на руку.

– Я хотел бы знать: в эти дни к Городишек приходил всегда один и тот же тип или разные?

– Один и тот же. Попадание в десятку!

– Вы видели его? Смогли бы описать? – с замершим сердцем поинтересовался я.

– Конечно. Такой высокий… – наморщив лоб, стал усиленно вспоминать Шар. – В летах… Может, под полтинник… Молодо, однако, выглядит… Светловолосый… Большие, чуть навыкате глаза… Усы густые – как в старину… Больше ничего такого приметного.

– Случайно не запомнили его имя? – Я усилил нажим: вдруг повезет?

К причалу подошел катер, украшенный шашечками таксомотора. Неспешно выполз трап. Я не придал этим фактам значения, но в душе заворочалось что‑то нехорошее.

– Настоящего я не знаю – он никогда не представлялся. На чай вот давал сторублевку… А эта Городишек…

Тетенька в белом берете втащила во двор бегемоты‑сумки. Моя догадка была верной: в магазин ходила. Она направилась к парадной.

– …называла этого мужика…

Договорить Филипп Шар не успел. Раздался сухой механический треск, и его грудь покрылась рваными пятнами, из которых зафонтанировала кровь… Попала и на меня.

Я уклонился от падающего тела с застывшим выражением ужаса в глазах, понимая, что теперь моя очередь. Автоматное пение не утихло, продолжив панихиду по мне. Я рванул к единственному пригодному укрытию. Пули щелкали за спиной. Упав за детскую песочницу, вжался в землю. Краем глаза видел, как заспешившая домой тетка в белом берете споткнулась о ступеньки и завалилась на крыльцо парадной с разваленной очередью головой. Ее глаза залила кровь.

Выдернув из плечевой кобуры пистолет, я стал выжидать. Когда‑нибудь у стрелка кончится рожок, и, пока он будет перезаряжаться, у меня появится шанс.

Автомат смолк. Я вырос из‑за раскрошенной в щепу песочницы и, в момент сориентировавшись, открыл огонь на поражение.

Стрелок, убивший Филиппа Шара, находился на причале. Он прибыл к дому своей жертвы на таксомоторе. Такси уже отчалило от причала и удалялось. Убийца бежал к скверу, на ходу перезаряжая автомат.

Сфокусировал взгляд на его фигуре и нажал на курок. Стрелок споткнулся, полетел через голову и застыл.

Я вынырнул из укрытия и поспешил к нему. Он умирал. Глаза заволокли слезы. Я наклонился над ним и прорычал, сдерживая злость:

– Кто заказал Шара?

– Пшел ты! – прохрипел стрелок, закашлял и умер.

Как они сумели вычислить меня? Что не успел сказать Филипп? Вдруг прозвище, которым наградила своего ухажера Городишек, скрывало что‑то важное?.. Где же я успел наследить?

Распрямился, и тут меня осенило: в квартире Шара кто‑то был! Вполне возможно, именно он и вызвал киллера!

Я бросился к парадной. Перескочил через тело женщины и устремился вверх. Дверь квартиры Шара была распахнута. Вошел внутрь, осмотрелся, заскользил по коридору, заглянул в каждую комнату – пусто! Нигде никого…

А ведь неплохо жил портье! Шикарно… Лишь батарея пустых бутылок выдавала прошедший запой.

Задержался возле телефонного аппарата – старого, красного, с расколотым корпусом. Просканировал стены, возле телефона все осмотрел – ничего интересного… В последний момент обратил внимание на телефонный номер, записанный простым карандашом на обоях. На карандаш нажимали слабо – чтобы не был заметен…

А неизвестный из квартиры Шара исчез! Наверное, ушел через чердак…

Я достал записную книжку, переписал номер и поспешил покинуть гнилое местечко.