Викториада

Глава 13

Где-то очень далеко .

Хотя, я сам не участвовал в бою (кого я обманываю - в бойне), ноги, когда я выходил из «восьмидесятки», были ватными, и колени подгибались при первом же шаге. Я рефлекторно опёрся о колесо БТРа и сразу вымазал руку в чем-то слизком. Понимание в чём я испачкался, вывернуло желудок наизнанку. Слава Богу, что обед я оставил на потом - после испытаний, иначе он весь был бы у меня на ботинках.

- Ничего - ничего, с первого раза всем непривычно. Ну, тут уж такой выбор: или мы их в труху или они нас на хавчик. - Я не заметил, как ко мне подошел Сергей Борисович и понимающе похлопал меня по согнутой от спазмов в животе спине. - Пойдем я тебе лекарство дам, заодно расскажешь об испытаниях.

- Мне б помыться. - Я с отвращением посмотрел на вымазанную руку и вытер рукавом кислую слизь с губ.

- Будет тебе: и помыться, и поесть, да и выпить тоже - заслужил. - Прапорщик махнул рукой и стал спускаться по длинному пандусу к входу в убежище.

Я, с сомнением посмотрев на свою испачканную руку, вытер ее об жухлую прошлогоднюю траву и со вздохом полез обратно в бронетранспортер за своими пеленгаторными станциями.

После туалета стало легче. Желудок уже не отзывался спазмами на каждый шаг, а холодная вода привела в чувство. Правда, несмотря на то, что я тщательно вымыл руки с мылом, осталось ощущение какой-то испачканности или даже скорее осквернения. Выйдя из санитарной комнаты, я нос к носу столкнулся с Катей.

- Ну, ты как? - Она с сожалением посмотрела на моё бледное мокрое лицо.

- Нормально.

- Вижу, как нормально. В гроб краше кладут.

Я усмехнулся. В гроб я пока не торопился, но еще парочка таких зрелищ, и желудок будет висеть изо рта вывернутым наизнанку.

- Пойдем, отец ждет с докладом. - Катя развернулась и даже не поинтересовавшись, иду ли я следом, пошла в сторону жилого сектора. Я поплелся за ней. Ноги нестерпимо болели, словно я только что пробежал марафонскую дистанцию. Во рту по-прежнему держался кислый привкус, а в ушах свистело от грохота выстрелов из крупного калибра. В общем, мне бы сейчас не доклады докладывать, а полежать где-нибудь на диванчике в уголке, и чтобы никто не трогал.

Комната лидера выживших за время моего отсутствия не изменилась. Сам хозяин восседал за восстановленным мною компьютером и с усердием, одним пальцем, набирал текст. Занятие для него было явно непривычным, но прапорщик, нацепив на нос очки, но все равно слеповато щурясь, упорно тыкал в клавиатуру своим большим мозолистым пальцем. Завидев меня за спиной входящей дочери, он с облегчением отодвинул клавиатуру и снял очки.

- Последнее зрение с этим компьютером оставишь. - Сокрушенно пробормотал он. - А заполнять журнал надо.

- А для кого это надо? - Я зашел в комнату и без приглашения сел на диван.

- Как для кого – для выживших. Это же история! Потом спросят: как, мол, и как? А вот так! - Он показал рукой на монитор. - Сам же прочитал и узнал о сигнале. А так, когда мы тебе ещё о нём рассказали бы.

- А сломается опять?

- Починишь. - Он строго посмотрел на меня. Наверное, одна мысль, что компьютер может снова поломаться была ему неприятна. - Да, я и распечатываю. У меня есть бумажная версия. Я же этот год, пока ты его не починил, от руки всё писал. Коряво, правда. Кать, надо бы перепечатать мои каракули, а то непотребно как-то для потомков.

На его последнюю фразу дочь только презрительно фыркнула. Было видно, что Катя считала, что отец, по её мнению, занимается ерундой.

Сергей Борисович тяжело вздохнул, понимая, что дочь в этом вопросе ему будет не помощник и все придется делать самому, с сожалением посмотрел на текст и, закрыв файл, поднялся из-за стола.

- Ладно, про стадо я уже все знаю - мне уже в подробностях доложили. Рассказывай про пеленг. Как станции сработали?

- Да нормально сработали. Одна чуть лучше, но она к БТРу привязана. Вторая чуток похуже, но зато ее носить везде можно. В ближайшее время можно попробовать на сигнале.- Сказал я и неожиданно для себя икнул. - Простите. Еще не отошел.

Прапорщик улыбнулся. - Ты же не обедал еще?

- Спасибо. Я не хочу… Почему-то…

- Не удивительно. Но надо подлечиться. Иначе будет так каждый раз выворачивать. Кать, будь человеком, видишь, как нашему гостю плохо, сбегай на кухню, распорядись, чтобы ему что-нибудь покушать сообразили.

Катя кивнула и скрылась за дверью.

- Ты так не переживай. Конечно, неприятно, но они уже не люди. Трупы ходячие. У них только и сохранилось: инстинкт - жрать то, что видят.

Меня не отпускала одна мысль, но я никак не мог ее сформировать, чтобы озвучить.

- А как они ходят, бегают, едят - если мертвы? Я биологию помню плохо со школы, но даже этого хватает, чтобы понять - Если человек мертв, то у него внутри все останавливается.

Сергей Борисович почесал затылок.

- Я, конечно, не совсем всё понимаю, но из того, что мне объяснила Мария Семёновна… - Он замолчал, продолжая почесывать свой стриженый затылок. - Тут, пожалуй, надо с самого начала.

Я не возражал и, в общем-то, не спешил.

- Когда все началось, нам, конечно, было не до исследований. Да и не было у нас вначале никого, кто мог бы нам объяснить. Поняли, что трындец наступил. Ну, а когда покойники вставать стали, вообще не до того стало.

Вошла Катя с подносом, на котором стояла парящая тарелка с супом, стакан с чаем и еще какая-то банка. Беседа прервалась стуком сервировки стола. Прапорщик достал початую бутылку коньяка и, налив половину бокала, сунул мне под нос.

Я отнекивался, говорил, что не смогу сейчас. Но в ответ получил только короткое: «Надо». Пришлось выпить, как лекарство. Закусить дали оказавшимися в банке консервированными ананасами.

- Так на чём это я? А, да… Ты ешь и слушай.

В животе от коньяка стало тепло и уютно, а от запаха вермишелевого супа на тушенке заурчало как у довольного кота.

- Вот, значит. А потом у нас Мария Семёновна появилась. Мы ее в больнице подобрали. Представляешь, она единственная там выжила и там одна жила. Зачистила от мертвяков там корпус сама… в одиночку.

Я вспомнил крупную фигуру докторши и ничуть не удивился.

- Она вообще тетка умная. Мы с ней медицину подняли на необозримую высоту. Так вот она мне и объяснила. Все дело в вирусе. Он попал к нам в организм и убил почти всех, а те, кто не умер, являются носителями. Все… ну кроме тебя. С тобой не понятно. У тебя его нет. Так вот, этот вирус и не дает организму умереть окончательно. Как она мне сказала, что он стимулирует биохимические процессы в клетках даже без снабжения их кислородом. - Он поднялся, обошел свой стол и, заглянув в какую-то бумажку на столе, важно произнес. - Анаэробно! Поэтому мертвякам не нужен кровоток, сердцебиение, дыхание. Клетки и так работают. Единственное - мозг. Кора при этом, почему-то не выживает. Только подкорка. Поэтому у зомби личность не сохраняется. Все, что они хотят - это жрать. Они хорошо видят, хорошо слышат, собираются кучами, и прутся этим стадом на любой звук. Если их ничего не беспокоит, то они как бы в спячке: вялые, медлительные, но стоит им увидеть хоть что-то живое - становятся очень шустрыми.

Я так сидел с открытым ртом с ложкой в руке.

- Ты ешь, давай - суп остынет.

- Поешь тут с вами, когда такие гадости рассказываете. - Я, громко сёрбая, принялся поглощать вкусный суп.

- Но есть и положительные моменты этого вируса.

- Какие, уже при этом, положительные? - Пробормотал я, отправляя очередную ложку в рот.

Прапорщик улыбнулся. - Есть. Мы, выжившие - не болеем. Что такое простуда вообще забыли. Раны заживают быстрее. Вирус, который мы носим, так стимулирует иммунитет, что нас не берут никакие инфекции. У нас даже один от ВиЧ излечился. Ну, он утверждал, что до этого болел. А теперь и следа нет. За двенадцать лет никто от рака не умер.

Я снова забыл о ложке, пытаясь осознать и разложить по полочкам полученную информацию. И тут мысль у меня оформилась.

- А почему тогда тот, кого укусили - становится зомби, если вирус и так у вас уже есть внутри?

- А вот тут я не совсем понимаю. Тебе с этим вопросом к Марье Семеновне надо. Она мне пыталась рассказать, но я таких слов… - он снова заглянул в свою бумажку. - Как гиперинфекция и превышение вирусной нагрузки - не понимаю. Когда врачи начинают разговаривать на своём тарабарском языке - их сам чёрт не разберёт. - Он демонстративно пожал плечами. - В общем, из того, что она мне объяснила - при укусе мы умираем не от вируса, а от какого-то отравления или скорее от интоксикации, а вирус нас снова оживляет. - Начальник посмотрел на часы. - Так давай вернемся к нашим баранам. Если, как ты говоришь, пеленгаторные станции работают, давай не будем откладывать поиск источника. Сигнал у нас через час с небольшим. Поэтому первичное направление сегодня установим, а уже точное место будем искать завтра. Как раз определимся с двумя другими точками пеленга, и у нас будет время до них добраться. Давай доедай и жду тебя через пятьдесят минут на холме бункера, там, где антенна установлена. - И видя, что я непонимающе хлопаю глазами, добавил. - Катя проводит.

Ровно через сорок пять минут мы стояли на высоком холме, который служил крышей огромного бункера. Я резонно посчитал, что на тяжелом бронетранспортере на эту горку забраться будет проблематично, поэтому взял мобильную «Моторолу». До сигнала было еще минут десять. Разложив карту прямо на земле и правильно расположив компас, я откровенно бездельничал. Вид с холма открывался шикарный. Всегда любил хорошие виды. Погиб во мне художник, наверное. На юге находился небольшой овраг, и местность значительно понижалась, открывая бескрайние зеленые холмы. С других сторон объект подпирал густой лес. Кроны высоченных деревьев поднимались выше нашего рукотворного холма и шумели ветром, приветливо помахивая ветками. Солнце, заходящее на западе, было ещё довольно высоко, но уже потеряло дневную яркость, постепенно превращаясь в рыжий круг, примеривалось нырнуть в листву. Бледно-голубое небо, с редкими перистыми облаками обещали на завтра хорошую погоду. Теплый поздний апрельский ветерок ласково обдувал на свободной от растительности горке. Катя сидела у основания высокой антенной конструкции, и, казалось, ее совершенно не интересовали открывающиеся вокруг виды. Красота! Густой лес до горизонта с юга, а на северо-западе в километрах двадцати в дымке над деревьями виднелись высотки города.

- Что жмуримся тут на солнышке? Сигнал пропустим! - Я не заметил, как по дорожке на наш насыпной холм поднимался Сергей Борисович в сопровождении Михалыча. Хотя, за периметр мы не собирались. Оба были вооружены огненстрелом. Правило - на поверхность без оружия нельзя - здесь выполнялось очень строго. Кстати, Катя тоже сидела, держа на коленях свой любимый блочный арбалет.

- Еще пять минут. - Уверено произнес я, чувствуя себя на фоне вооруженных людей голым.

- Включайся. Сигнал идет ровно минуту, а нам еще его засечь надо. Тут лучше перебдеть, чем недобдеть.

Я послушно нажал на «power». Частота была установлена заранее. Затрещал эфир из динамика. Я заволновался. А вдруг точка находится достаточно далеко и мощности моей станции не хватит?

Ожила мобильная радиостанция, торчащая в разгрузке Михалыча: - «Сигнал пошел».

Моя радиостанция, не считая треска эфира, молчала. Я медленно завертелся против часовой стрелки. Мой пеленгатор молчал, словно в рот воды набрал. От волнения и напряжения я весь покрылся потом. Уже прошел южный сектор, восточный… ничего. Север - Пусто. Когда до конца сигнала осталось секунд пятнадцать, я его поймал. Слабый… на северо-западе. Практически на пределе мощности приёмника моей станции.

- Поймал! Направление северо-запад, азимут триста двадцать - триста сорок. - Я, вымученно улыбнувшись, быстро отметил на карте сектор полученного пеленга. Получился конус в двадцать градусов, в который входила и западная и северо-западная часть города.

Прапорщик посмотрел на карту и хмыкнул.

- Это город?

- Нет, это где-то очень далеко. На пределе слышимости. Город я бы слышал чётко.

- Хе! - Традиционно хекнул Михалыч за спиной начальника.