Ирридар Тох Рангор, некогда известный как майор Виктор Глухов, осознает, что его жизнь вступает в новую, решающую фазу – борьбу за власть над планетой Сивиллой. Судьба, словно неумолимый рок, вплела его в водоворот событий, где его действия, помимо его воли, развязали ожесточенную войну между богами-хранителями. Эти могущественные существа, не ведая жалости, сражаются за власть, используя любые средства. Ирридар понимает, что не в силах разорваться между двумя мирами: решением проблем колонии на планете Суровой во внешнем мире и противостоянием с могущественными хранителями в Закрытом секторе.
С тяжелым сердцем он пытается завершить все свои дела на планете Суровой, передавая бразды правления местным органам самоуправления. Но прежде ему предстоит выполнить последнюю, самую опасную миссию – разгромить силы вторжения, посланные Коморским союзом и Пальдонией. Эти два государства, стремясь укрепить свои экономические позиции, решили захватить богатую природными ресурсами планету Суровую, обжитую и с налаженными производственно-добывающими комплексами.
Ирридар, ведомый чувством долга и необходимостью защитить тех, кто ему дорог, встает на пути захватчиков. Он помогает Коморскому союзу сокрушить флот Пальдонии, но его триумф становится еще более очевидным, когда корабли Конфедерации Шлозвенга, прибывшие на помощь пальдонийцам, оказываются в его руках. Теперь Ирридар стоит на распутье, понимая, что каждое его действие имеет последствия, которые могут изменить судьбу целой планеты.
Через хитроумного и верного агента военной разведки Коморского союза, Зерта Вирстона, Ирридар предлагает адмиралу флота неожиданную сделку, от которой тот не может отказаться. В обмен на контроль над бесценными ископаемыми, Суровая должна войти в Коморский союз и стать полноправным членом АОМ. Адмирал, не колеблясь, принимает предложение, понимая, что это шаг к укреплению могущества и влияния его Союза. Но прежде, чем оставить планету, Ирридар с чувством исполненного долга оставляет ее под бдительным оком своего доверенного агента, Генри, некогда служившего в АДе. Человека, чьи навыки и преданность были неоценимы в этом новом начинании.
Чтобы упрочить положение колонии, он делает Вейсу, своему давнему врагу, неожиданное предложение. Ирридар, зная, как тяжело Вейсу устоять перед искушением, готов передать ему неуловимого агента Синдиката, известного как Советник, а также предоставить важные материалы, касающиеся этой зловещей преступной организации.
Вейс, искушенный политик и прагматик, мгновенно понимает, какие политические козыри он может получить. Движимый политическими мотивами, он отправляет исполняющего обязанности начальника Управления АДа по Закрытому сектору Эрата Штифтана в длительную командировку на Материнскую планету. Он узнал информацию, которая не может быть разглашена. Штифтан помимо своей воли оказался носителем тайны, которую никто не должен был узнать, и рассказал об этом Вейсу. Не подозревая об опасности, он покидает Закрытый сектор на корабле ССО, мимоходом забирает на верхнем слое Инферно двух загадочных существ: демона-колдуна из погибшей расы, которому когда-то Ирридар отдал безумного андроида Мурану, и саму Мурану. Демон убегал от андроида, но не сумел скрыться. Так эта троица оказалась на Материнской планете.
Целью миссии Штифтана была проверка всех законсервированных баз АДа. Но для ее исполнения он не получил ничего, что могло бы ему помочь в этом нелегком деле. Для Штифтана это был путь в один конец.
Штифтан получил удар судьбы и стал объектом предательства того, кому всецело доверял. Он погружается в омут отчаяния, утратив веру в себя, и начинает свой путь с унизительной роли постельного раба торговки. Но вскоре судьба приводит его к кровавым боям на арене, где он превращается в дона-победителя. Эти испытания изменяют его мировоззрение, и в его сердце зарождается идея мести Вейсу и захвата власти над планетой. После сражения на арене Штифтан вместе с демоном и андроидом захватывает власть в поселке у космопорта. На флаере они отправляются к первой скрытой базе, где берут ее под свой контроль. С этого момента Штифтан провозглашает себя Императором планеты.
Используя военную мощь, извлеченную из глубоких недр баз, он шаг за шагом погружает планету в тень своего негласного господства. Даже спутники, которые контролировали подступы к планете, теперь переходят в его подчинение.
Материнская планета, некогда цветущая и полная жизни, уже сотни лет лежала под бременем разрушения и запустения. Загаженная химическими отходами и опасными производствами, она породила полчища мутантов. Но на юге, где простирались бескрайние архипелаги, природа еще сохранила свою первозданную красоту. Там, среди изумрудных вод и тропических лесов, Штифтан обнаруживает загадочный город, рассчитанный на сто тысяч жителей. Этот город, словно застывший во времени, находится под неусыпной охраной искусственного разума, который оберегает его тайны и секреты.
Но у Штифтана есть враг – дочь погибшего межратора от Пальдонии Орегона Севеньрона, Мирмириада Тревеньон, которая должна была совершить вендетту и убить Штифтана. Она находилась на торговой станции Шлозвенга и была под пристальным вниманием спецслужбы Генри Муна, агента Ирридара. После неудачи с захватом Суровой она отправляется на Материнскую планету. Но перед убытием один из Брыков сообщает Генри Муну сведения о предстоящей операции. Тот готовит корабль со своим экипажем и сдает его в аренду пальдонийке. По прибытии на Материнскую очередной Брык, которых уже развелось несколько миллиардов, передает информацию на искин базы АДа, которая находится под контролем андроида Мураны, ставшей теперь Красоткой. Она передает эти данные Штифтану.
Мирмириаду и ее охрану захватывают боевики Мураны и привозят на остров, где живет Император. Штифтан сразу понимает, что ему нужна такая умная и волевая женщина, и, честно рассказав ей о себе и своих планах, предлагает Мирмириаде стать его женой. Понимая, что для нее это лучший из выходов, и увидев в Штифтане того, кто может помочь ей реализовать ее мечту, она соглашается.
Ирридар Тох Рангор, объединивший в себе силы герцога фронтира и князя Чахдо, становится не просто правителем, а символом новой эры для королевства Вангор, превратившегося в могущественную империю Вангор и Чахдо. С пылающими глазами и грандиозными планами, он отправляется на западный материк – в земли гномов и дзирдов. Там, среди древних гор и таинственных лесов, он встречает старого знакомого, главу Девятых ворот, и договаривается о переселении его Дома в Чахдо.
Дзирды, оставшиеся на континенте после исчезновения их предводителя Беоты, находят приют в княжестве Чахдо, став его новыми жителями. Но в это время происходят и другие, не менее важные события. Хранители Инферно сменяются: Листи, мать всех сенгуров, возвращенная к жизни агентом Демоном, и ее подруга-сенгурка проходят через лабиринт хранителей и возвращаются в свой мир.
Из лабиринта они выводят хранителей Вечного леса, гномов, и морей. А старые хранители, с непомерными амбициями, погрязшие в войнах, отправлены Судьей на самое тяжелое испытание. Им предстоит измениться или навсегда остаться в подземных огненных коридорах, где их души страдают от огня и невзгод.
Авангур, один из хранителей, приведенных в мир Ирридаром, предлагает ему способ избавиться от могущественного Рока. Для этого нужно обратиться к старику Ридасу и его призванному существу. Ирридар понимает, что это может быть опасно, но жажда победы пересиливает страх.
Авангур отправляется к Ридасу и Року, плетя сложные интриги. В итоге двойник Рока свергает его с престола, и Рок оказывается в изгнании, лишенный своей силы. Он понимает, что это может длиться вечно, и ищет помощи у Худжгарха, но тот ему отказывает. Движимый яростью и жаждой мести, Рок ждет своего часа.
И этот час наступает, когда Ирридар готовится к свадьбе с невестами в ставке великого хана орков. Там внезапно на пиру и появляется Рок с мини-ядерным боеприпасом, полученным у агентов Синдиката. Герой не успевает защитить своих близких, и вместе с Роком они телепортируются в открытый космос. Ядерный взрыв настигает их далеко за пределами атмосферы. Тело Ирридара сгорает, а его душа вновь устремляется к месту своего покоя.
По пути его перехватывает Судья и предлагает вернуться в прежнее тело. Герой соглашается. Когда он приходит в себя, перед ним стоит американка Гаяна. Она говорит, что его отвезут в Пакистан, где будут лечить и потом передадут в посольство СССР в Исламабаде.
Москва. Следственный изолятор «Лефортово»
– Гражданин Глухов, я следователь по особо важным делам Иванько, буду вести ваше дело. Вы понимаете, почему оказались в следственном изоляторе?
Я сидел и смотрел на человека в гражданской одежде, в сером костюме, в очках и с большими залысинами. Сидел на стуле, привинченном к полу в допросном помещении следственного изолятора, слушал этого вежливого полноватого человека и молчал. Я не мог полностью осознать то, что со мной произошло.
– Вы понимаете мой вопрос? – спросил Иванько и поправил очки в роговой оправе.
Я пришел в себя и тихо ответил:
– Не совсем, гражданин следователь. А если быть точнее, то совсем не понимаю. Я прибыл в Домодедово, ко мне подошли два сотрудника комитета госбезопасности, предъявили удостоверение и попросили пройти с ними. Потом посадили в «Волгу», довезли до изолятора и поместили в одиночную камеру. В чем меня обвиняют?
– Вас обвиняют, гражданин Глухов, в измене родине, – вздохнул следователь, а я широко раскрыл глаза.
– Вы шутите? – Мне было трудно поверить в эти обвинения.
– Не шучу, – сухо ответил следователь. – Вот ознакомьтесь, постановление о возбуждении уголовного дела. Вы обвиняетесь по статье 64 УК РСФСР. Измена Родине. Пункт «А»: Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти.
Я невидящими глазами смотрел на текст постановления и, подняв голову, спросил:
– А конкретно что мне вменяется? Я не пойму. На территориальную целостность страны я не покушался. И из-за границы я вернулся…
– Конкретно, гражданин Глухов, вы обвиняетесь в переходе на сторону врага, шпионаже, выдаче государственной или военной тайны иностранному государству…
– Бред, – пробормотал я, сбитый с толку таким нелепым обвинением.
– Ну почему же бред, – спокойно произнес следователь и спросил: – Курить будете? – Я машинально ответил:
– Не курю.
– Как знаете. А я закурю, – и следователь достал пачку «Нашей марки» и прикурил сигарету. Выпустил в потолок столб дыма и, прищурившись, продолжил разговор, вернее, допрос. – Вы пропали после боя под Кандагаром, у одного из селений, где проводилась операция по блокированию боевиков, о ней знали только вы как советник батальона и командир батальона царандоя. Батальон попал в засаду и был почти полностью уничтожен, в живых остался переводчик вашего батальона, старший лейтенант милиции Рустам Сафаров. Он много рассказал о вашей подрывной деятельности. Как вы убили разведчиков и хотели убить его, как он отстреливался и ранил вас, и как вас подобрали душманы, среди которых была женщина-американка, она приказала мятежникам положить вас на носилки, и вас унесли.
– И что? – спросил я, полностью теряясь в ситуации. – Он остался жив?
– Да, он притворился мертвым, поэтому его не тронули. Когда прибыли наши десантники, он и еще два десятка сарбозов были еще живы, вот он-то и поведал о вашем предательстве. Скажете, что было не так?
– Скажу, – ответил я, с горечью понимая, что мне не отвертеться. Но я еще питал робкую надежду оправдаться. Советский суд – самый гуманный суд в мире, и я решил рассказать, как было на самом деле.
– Интересная история, – выслушав меня, невозмутимо ответил следователь Иванько. – Хорошо продуманная и складная, только вот агент ЦРУ забрал с поля боя не Сафарова, а вас, гражданин Глухов.
– Какой еще агент ЦРУ? – удивился я.
– Та женщина, американка. Не скажете, как она оказалась на месте предстоящей операции? Видео этой бойни было выложено в CNN и показано по американскому телевидению.
Я в ступоре смотрел на Иванько, а он наслаждался моей растерянностью. Пускал дым из носа и молчал.
– Это не агент ЦРУ, это американка по имени Гаяна, мы с ней познакомились на конференции по линии ЮНИСЕФ. Я там был.
– Да, мы тоже это проверили. Но вас, гражданин Глухов, никто не уполномочивал там быть. Как вы оказались на этой международной конференции?
– Меня попросил комендант нашего представительства возглавить группу охраны…
– А комендант написал в показаниях, что вас никуда не посылал, и у него не было таких полномочий, такие распоряжения мог дать только руководитель представительства генерал-майор Аникеев. Но он тоже таких указаний не давал. Так как вы объясните ваш интерес? Женщина? Красивая иностранка? Ее подложили под вас, Глухов, признайтесь. И вы в страхе перед неминуемым разоблачением согласились быть предателем…
– Ничего подобного не было, – насупился я. – У вас есть доказательства моего предательства, и какой урон я нанес государству?
– Вы передали сотруднику иностранной разведки сведения, имеющие государственную тайну. Раскрыли детали предстоящей операции. С вашей помощью были убиты десятки солдат царандоя…
– Я этого не делал, – твердо заявил я.
– Тогда как вы объясните, что вас забрала эта самая Гаяна? Как она оказалась на месте боя?
– Я спрашивал ее об этом, она сказала, что они привезли в аул гуманитарную помощь.
– Гуманитарную помощь, – саркастически повторил Иванько. – И вы были столь наивны, что поверили? Не смешите мои тапочки, Глухов, в ваших же интересах признаться в содеянном и получить смягчение наказания. Расскажите об агенте ЦРУ «Пустыня»?
– Это кто? – с удивлением спросил я.
– Это та самая Гаяна, что вас завербовала. Какой у вас оперативный псевдоним?
Я глубоко задумался и машинально ответил: «Дух». То, что я услышал о Гаяне, гладко укладывалось в версию моего спасения. Она меня спасла как своего агента. Но она не вербовала меня, а просто говорила, что мне возвращаться на родину опасно, и предлагала остаться в миссии ЮНИСЕФ, но я резко отказался. Странно все это и непонятно… Если она была агентом ЦРУ, то почему не вербовала меня? Мы с ней несколько раз делили постель перед тем, как мне довелось убыть в советское посольство.
– Вот и хорошо, Глухов, так и запишем. Я рад, что решили сотрудничать со следствием… – прервал мои мысли Иванько. Я недоуменно посмотрел на него и спросил:
– Вы это о чем, гражданин следователь?
– Ну, вы же сказали, что ваш куратор из ЦРУ дал вам псевдоним «Дух», правда, не пойму, почему именно Дух. Хотя… Духа не видно, и может быть, вас решили глубоко законспирировать? Они знали, что мы вами заинтересуемся, вас посадят лет на пятнадцать… И что это им даст? За это время много воды утечет. Интересные люди в ЦРУ работают, с юмором. Вы понимаете, что вас сюда отправили погибнуть? – спросил следователь.
– Я мог погибнуть и в деревне, в Афганистане, – ответил я, – зачем меня сюда отправлять на погибель?
– Вот и я этого не понимаю, – серьезно ответил Иванько. – Там не дураки работают. И нам с вами придется в этом разобраться. Но уже в следующий раз. Ознакомьтесь с протоколом допроса и подпишите его в трех местах.
Он протянул мне исписанный лист. Затем нажал на звонок, и в комнату, где проходил допрос, вошли двое конвоиров. Один из них приказал мне встать лицом к стене и завести руки за спину. Я подчинился, и они провели меня до камеры. Старая металлическая дверь с маленьким окошком захлопнулась с неприятным лязгом. Ключ тихо звякнул в замке, и я снова остался один. Вернее, не совсем один – со мной была моя Шиза. Но это была не та Шиза, что жила в теле Ирридара Тох Рангора Тан Абаи, герцога фронтира, лорда Высокого Хребта и князя Чахдо. Это была наша с ней дочь.
Она проявилась неожиданно, и я сначала подумал, что это Шиза, и назвал ее Шизой. Она приняла это имя и наотрез отказалась его менять.
Пока я лечился в госпитале Красного Креста и Полумесяца в пригороде Исламабада, Шиза росла и оплетала своими нервными волокнами тело сорокалетнего бывшего майора. Она устанавливала базы знаний, которые долго распаковывались в моем сознании. Среди них были базы универсального рукопашного боя, полевого агента, «Энергоструктура» с частью «Артефакторика», базы выживания и медицины. Потом новая Шиза заговорила и рассказала, как оказалась в моем теле.
Когда Шиза пред взрывом передала мне нашего ребенка, она умудрилась схватить жаргонит и вытащить его из моего тела. Часть запаса она использовала, чтобы сохранить дочь в энергетическом виде, и та перешла в мою душу. Так я вместе с ней и оказался на Земле. Теперь я понимаю, что лучше было бы уйти за грань миров и обрести вечный покой моей многострадальной души…
Шиза была любознательной и очень экономной. Она не давала мне использовать жаргонит и постепенно меняла мое тело на основе базы «Энергоструктура». Земное тело не подходит для магии, а ей нужны энероны, которых здесь нет. Поэтому я был ограничен в магических возможностях. Шиза не тратила энергию на мое лечение, сказав:
– Папуля, мне нужны энероны, без них я не выживу. Но их хватит на пару сотен лет, а потом ты вернешься домой. А тебя и так лечат. Лучше я создам в твоем теле механизм восстановления, используя твою ДНК. Ваши тела могут сами восстанавливаться, только механизм этот спит, я его разбужу. Ты даже сможешь – правда, не быстро – вырастить новые зубы и части тела, если потеряешь их.
Вот так мы и начали совместно сосуществовать. Для меня это было как глоток свежего воздуха в подземном затхлом мире. Она постоянно меня уверяла, что мы вернемся в Закрытый сектор. Она говорила уверенно, но мой врожденный скептицизм этому не верил. Как выбраться в мир Закрытого сектора? Снова умереть и попасть в тело другого дворянина? Смешно. В прошлый раз все произошло случайно: Рок схватил первую попавшуюся душу и засунул ее в тело Ирридара.
Шиза не давала советов и больше слушала мир, в который мы попали. Здесь не было искинов, к которым она могла дистанционно подключиться. Поэтому использовала мои уши и глаза. А у меня не было Лиана, что мог бы перерабатывать энергию в энероны, не было малышей, расширяющих сознание. У меня был только один слой сознания, и я боялся, что меня упекут в тюрьму на пятнадцать лет. Отношение к предателям здесь особое. Я снова убедился в правоте поговорки «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Но меня радовало, что сознание Ирридара и Глухова помогало мне. Оно находило компромисс с телом, и я усмирял гневливость нехейца. Переход от владыки степи до простого смертного был слишком быстрым.
Я сел на шконку и услышал вопрос Шизы внутри себя:
– Папуля, я все слышала. Какая помощь тебе нужна?
Я задумался и ответил:
– Если бы я знал, дочка. Мне шьют дело об измене родине, и я вряд ли выйду из него без приговора. Следователь очень уверен в моем предательстве. Он считает долгом чести раскрутить меня на признание вины. Выбор у меня небольшой: признать вину или полностью отказаться. В первом случае дадут меньший срок, во втором – максимальный, вплоть до смертной казни или пятнадцати лет. Переводчик Рустам обвинил меня, а тут еще появилась моя знакомая, которую считают агентом ЦРУ. Все валят на меня. Что я навел батальон на засаду и убил разведчиков. Прямых улик у них нет. Только связь с американкой. Но если бы не она, Рустам бы меня убил. А так я жив… Вот такие дела, дочка. Согласиться с предательством я не могу. Это противоречит моему чувству собственного достоинства.
– Не соглашайся, – сказала Шиза. – Пятнадцать лет – это не так уж много. Ты проживешь дольше со мной, а здесь время идет быстрее. Не переживай, мы вернемся домой. Верь мне, папочка.
Я кивнул, но ничего не ответил. Бессмысленно обнадеживать или расстраивать девочку. Она слишком юна и наивна.
Время шло медленно. Меня не вызывали на допросы. Трижды в день через окошко приносили баланду и кружку плохо заваренного чая. На прогулку не выводили, и я понял, что следователь хочет, чтобы я «созрел» для признания. Одиночество – это форма морального давления. Но я был готов.
Через семь дней меня привели к следователю.
– Ну что, гражданин Глухов, вы обдумали свою судьбу и, возможно, раскаялись в том, что предали Родину, за которую сражались наши отцы и деды? – спросил следователь и окинул меня внимательным взглядом.
– Мне нужен адвокат, – ответил я.
– Вам предоставят бесплатного адвоката, – нахмурился следователь Иванько. – Сейчас он вам не нужен, идет предварительное следствие. Когда вам передадут материалы дела для ознакомления, с вами будет адвокат.
– Я хочу нанять платного адвоката, – не сдавался я.
– У вас есть на это деньги? – усмехнулся следователь, окинув меня уже насмешливым взглядом.
– Есть жалование командира батальона и чеки Внешпосылторга, которые я получал в Афганистане.
– Ваши чеки арестованы, и вы не можете ими воспользоваться, гражданин Глухов. А денежное содержание тратит ваша жена. Кстати, она отказалась от вас как от предателя и подала на развод.
– Не может быть! – не поверил я.
– Может, гражданин Глухов, – сухо произнес следователь. – Вот письменный отказ. Она подает на развод.
Он протянул мне лист бумаги, и я узнал почерк Люськи. Прочитав отказ, я медленно положил бумагу на стол.
– Но меня еще не признали шпионом, идет следствие… – попытался я обратиться к презумпции невиновности. Но для Иванько все уже было ясно.
– Это вопрос времени, – мрачно сказал следователь. Он подался вперед и с нажимом спросил: – Признаешься в измене, капиталистический выкормыш?
– Нет, – ответил я. – Мне нужен адвокат.
– Ах, адвокат! – Следователь откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и посмотрел на меня с усмешкой. – Будет вам адвокат, гражданин предатель родины.
В его интонации и словах было столько презрения, что я в них утонул с головой и захлебнулся в возмущении. Хотел что-то сказать, но он поднял трубку и небрежно произнес в нее:
– Конвой, в первую допросную.
Я крепко сжал губы, чтобы не выругаться.
Вошли двое конвоиров.
– В камеру подследственного, – приказал следователь. Он закурил сигарету, а я встал, сложил руки за спиной и встал между ними. Конвоиры заломили мне руки, и я пошел согнутым в пояснице, чувствуя боль, но терпел. Я понял. Следователь явно торопился и решил применить физическое и моральное давление.
Когда дверь за арестованным закрылась, в допросную комнату вошел человек в темно-синем костюме. Гладко выбритый, подтянутый, с холодными глазами на холеном лице. Он посмотрел на следователя и сказал:
– Крепкий орешек этот Глухов. Сразу видно, что его поднатаскали в ЦРУ. Что дальше, Иванько? Начальство торопит. Нужно завершить это уголовное дело до конца квартала и доложить о раскрытии шпионского заговора, – он показал пальцем наверх. – Дело на контроле в ЦК. Понял, Иванько? За этим следуют или звезды на погонах, или ссылка в провинцию. МИД тоже требует быстрого результата, им нужно выставить ноту американцам. Шеф приказал добиться публичного признания. Глухов должен рассказать о вербовке на камеру.
– Все сделаю, – сухо кивнул Иванько. Гость пристально посмотрел на него и сказал:
– Но он должен остаться живым и невредимым. Понял?
– Понял, – таким же сухим тоном ответил Иванько.
Меня повели не в камеру, а вниз, и я понял, что у Иванько есть на мой счет недобрые планы. Двадцать лет я охранял заключенных в местах лишения свободы, и я знал, что его действия не сулят ничего хорошего. Меня грубо волокли в пресс-хату, где сидели подследственные, сотрудничавшие с администрацией. В обмен на щадящий режим и улучшенное питание они выполняли приказы тюремщиков.
– Лицом к стене! – скомандовал кто-то, и мы остановились перед металлической дверью. Ее открыли, с меня сняли наручники и толкнули внутрь. По инерции пробежав три шага, я остановился. Дверь захлопнулась, звякнул ключ, и я выпрямился. В полутемной камере было четверо полуголых мужчин в трикотажных спортивных штанах с вытянутыми коленками. Они с интересом смотрели на меня. Воздух в камере был сперт.
Худой, словно скелет, мужчина с крупными металлическими зубами усмехнулся.
– Кто это у нас такой чистенький и толстенький? – глумливо спросил он. – Как тебя зовут? По какой статье чалишься?
«Иванько не церемонился, – подумал я, растирая руки. – Посадил меня, офицера ВВ, к уголовникам. Будут нагибать». Но страха не было. От Шизы я перенял уверенность, что справлюсь. Моя подготовка позволяла быстро и без лишнего шума разделаться с бандитами.
– Я майор ВВ Глухов, – сказал я. – Пришел навести тут порядок. Кто против?
Четверо арестантов, не веря своим ушам, уставились на меня.
– М-м-м, – протянул один из них, с отсутствующими передними зубами. – Вот так история. С нами мент.
– Сам ты мент, – буркнул я. – Я майор ВВ. Мое дело охранять, а не ловить. Понимаешь разницу?
– Да мне все равно, – ощерился щербатый. – За мента ответишь.
Он встал и раскачивающейся походкой моряка направился ко мне. Мое тело сработало само. Палец уперся ему в грудь и резко надавил. Зек упал как подкошенный. Трое остальных с криком «бей мусора» бросились на меня. Но я уже оказался в другом углу камеры. Быстро и плавно толкнул одного из них в спину в районе сердца. Он рухнул. Двое других сообразили быстро, что все пошло не так, и отступили. Они начали открывать рты, чтобы закричать, но я опередил их. Стремительный бросок моего грузного тела вперед – и два молниеносных удара пальцами по грудным мышцам. Оба повалились на пол. Я точно знал, что они мертвы, но на их телах не было следов насильственной смерти. Просто удар пальцев с небольшим выбросом энергии остановил их сердца. Вот будет загадка для медиков и проблема для Иванько. Я мстительно усмехнулся. Пришить мне убийство он не сможет. Но отвечать ему придется. Посадить меня к уголовникам – нарушение приказов и положений о содержании подследственных в местах лишения свободы. И это серьезное должностное преступление. Администрации изолятора тоже достанется, если они начнут под меня копать. Прокуратуре тоже нужны показатели.
Я уложил тела на нары, сел на лавку и задремал. Я мог спать где угодно. Сидя, стоя или даже на ходу. В один момент в камере открылась дверь, и вошел охранник. Он с удивлением посмотрел на меня, сидящего с поднятой головой, и закрыл дверь. Утром за мной пришли.
Вместе с конвойными был офицер. По наглой морде служивого я сразу понял, что это зам по безопасности и оперативной работе. В среде заключенных его звали «Кум». Он посмотрел на меня, сидящего за столом, на лежащих бандитов и прикрикнул: «Встать!»
Я встал. Но результат приказа был совсем другой, чем ожидал майор. Зеки продолжали лежать.
– Поднимите этих борзых, – приказал Кум.
Один из охранников подошел и грубо стащил худого арестанта с нар на пол. Тот упал вниз головой и остался лежать с открытыми глазами.
– Он мертв, товарищ майор, – испуганно и одновременно удивленно проговорил, глотая слова, охранник.
– Мертв? – не поверил майор и посмотрел на меня. Потом приказал охраннику проверить остальных. Тот быстро обошел всех и растерянно сообщил:
– Все мертвы, товарищ майор.
– Ну, Глухов, ты доигрался, – с угрозой произнес майор и указал на меня пальцем: – Увести арестованного на допрос.
Меня нагнули и потащили в коридор. Со мной не церемонились, сознательно делали больно. И я прошел весь процесс физического насилия, хотя морально я вышел победителем. Я не ойкнул и не застонал. Меня провели в допросную, и вскоре туда зашел Иванько. Он был мрачен и бледен.
Следователь закурил и стал меня молча разглядывать. Затем резко потушил сигарету об стол, бросил смятый окурок в пепельницу и спросил:
– Как ты убил заключенных?
– Не понимаю, о чем речь, гражданин следователь, – сделал я изумленный вид.
– Не притворяйся. Твои сокамерники мертвы.
– Да вы что? – воскликнул я. – Вот так дело! И кто они? Сотрудники органов внутренних дел или просто уголовники? Я как-то постеснялся их спросить, а они были неразговорчивы, легли спать, а я просидел всю ночь за столом… Представляете, там было всего четыре спальных места.
Иванько сверлил меня взглядом.
– Медицинская экспертиза покажет, как они умерли, а тебе, Глухов, светит вышка. Ты это понимаешь?
– Понимаю, но я никого не убивал. А вы будете должны дать показания, как посадили майора ВВ к уголовникам. Хотя я должен сидеть в «красной» камере. – Я с наивностью во взгляде смотрел на следователя, а он в голове явно прокручивал варианты, и все они для него были плохи. Если он составит документ, подтверждающий факт насильственной смерти, то надо будет объяснять факт посадки меня к уголовникам, а это не выговор, это увольнение и суд. Он попал в свою собственную ловушку. А значит, дело замнут. Напишут, что четверо в камере умерли от сердечной недостаточности на почве слабого здоровья, отсутствия свежего воздуха и кучи хронических заболеваний. Он видел, что я это понимаю, и ничего предъявить мне не мог.
Он долго смотрел на меня с холодной яростью, потом вздохнул и перешел к делу.
– Глухов, для тебя лучше признаться в связях с американской разведкой, – сказал он. – Я предлагаю тебе сделку. Расскажи, как тебя вербовали. Можешь сказать, что тебе угрожали компроматом о сотрудничестве с агентом ЦРУ. Ты дал слабину и решил сотрудничать с американской разведкой. Америка – не враг, а потенциальный противник. И мы не воюем с США. Это большая разница, если ты понимаешь, о чем говорю. Ты не успел ничего сделать, решил вернуться на родину и все рассказать. Если ты признаешься на камеру, эти записи передадут через МИД американцам, мы щелкнем их по носу, и тебе будет снисхождение. Тебе дадут семь лет. Отсидишь в комфортных условиях и выйдешь. Если будешь идти в отказ, играть в несознанку, все равно осудят, и ты получишь высшую меру.
По его голосу и выражению лица я понял, что все со мной решено. Если они не получат нужный результат, меня расстреляют. Умирать в мои планы не входило, в снисхождение я не верил. Мне дадут максимальный срок – до пятнадцати лет строгого режима.
– В чем конкретно я должен сознаться? – спросил я.
Он протянул мне лист. Я прочитал и задумался, как выторговать себе жизнь, не получив лишнего срока.
Дочитав, я отложил лист и посмотрел на Иванько.
– Я готов сотрудничать, но у меня есть уточнения, – сказал я.
– Какие? – напрягся Иванько, на лбу у него выступил пот. Он не заметил этого и, сняв очки, протер их платком.
– Я не признаюсь в том, что слил операцию царандоя духам. Это могли сделать и хадовцы, или сами царандойцы. Нас окружили в селении, и мы попали в засаду. Уберите из протокола объяснения переводчика, это неправда. Все остальное я подпишу.
Иванько снова пристально посмотрел на меня. Я решил помочь ему с выбором. Если им нужно признание в вербовке ЦРУ, они его получат.
– Я напишу, как проходил процесс вербовки, расскажу о поездке в Исламабад и о связи с американкой. Вам это нужно? А мне нужно, чтобы на меня не вешали всех собак.
Подумав, Иванько кивнул.
– Хорошо, я переговорю с начальством. Готов к допросу?
– Только после того, как с меня снимут обвинение в убийстве солдат царандоя, – твердо ответил я.
Иванько задумчиво посидел за столом, затем поднял трубку и вызвал конвой.
– Арестованного отвести в его камеру, – приказал он.
После того как арестованного увели, следователь еще долго сидел за столом. Он курил и думал. Наконец, придя к какому-то решению, поднялся и пошел на выход. У ворот следственного изолятора его ждала черная «Волга» ГАЗ-24. На ней он доехал до Лубянской площади, на входе в большое здание показал удостоверение и поднялся по лестнице на второй этаж.
Постучал в дверь и, входя, сказал:
– Разрешите, товарищ полковник.
Человек в гражданской одежде с седыми волосами и кустистыми бровями поднял голову от стола и кивнул.
– Садись, рассказывай, – кратко бросил он.
– Глухов решил сотрудничать, – ответил следователь, усевшись на стул.
– После пресс-хаты? – усмехнулся седой полковник и отложил в сторону лист бумаги. – А я сразу тебе сказал: нечего с ним миндальничать…
– Тут не все так просто, товарищ полковник, – перебил его Иванько. Он поправил очки и посмотрел на полковника. У того приподнялась правая бровь.
– Что конкретно не так? – спросил полковник.
– Все арестованные в этой камере умерли ночью, товарищ полковник. Кроме Глухова.
– Умерли? – Полковник был явно удивлен. – Их убили?
– Нет, следов насильственной смерти на телах не обнаружено, вскрытие показало, что умерли от сердечной недостаточности…
– Что, сразу все четверо? – не поверил полковник и завозился на стуле.
– Да, все четверо. Врачи говорят, что такое бывает, когда человек сильно испугался или пережил сильнейший стресс.
– Ты хочешь сказать, что Глухов их смог так напугать, что они умерли от страха?
– Ничего доказать не могу, но создается впечатление, что Глухов обладает методикой сильнейшего морального давления или гипнозом. Он мог смертельно напугать четверых мужчин и заставить их умереть.
– Эти его способности как-то отмечены в личном деле? – хмуря брови, спросил полковник.
– Нет, в том-то и дело. Скорее всего, это после вербовки случилось. Он находился на излечении в Исламабаде, и там могли его закодировать. Восток – дело тонкое…
– Ты не Сухов, Иванько, – перебил его полковник. – И мы не в кино снимаемся. Не надо банальщины. Говори по существу, что известно о кодировках?
– Пока ничего, только предположения. Товарищ полковник, я еще поработаю с этим Глуховым. Но у него есть условия, при которых он будет сотрудничать.
– Что? Он еще смеет ставить условия? – вспылил полковник, но тут же взял себя в руки. – Какие условия?
– Он отказывается признавать вину за гибель батальона царандоя. Говорит, что не виноват, а переводчик его оклеветал.
– Это понятно, – кивнул полковник. – Прямых доказательств его вины у нас нет. Есть предположения таджика-милиционера, они сбивчивые и противоречивые. Он остался жив, и это тоже странно. Как-то странно, что его не заметили во дворе дома, где был Глухов. Его слово против слова Глухова. Он может обвинить переводчика, и мы утонем в бумагах. Сейчас важно не то, кто привел афганцев в засаду, а политический вопрос. Нужно этим американцам утереть нос. Убирай показания переводчика из материалов дела. Они не нужны. А все остальное вытряси из этого Глухова, понял, Иванько?
– Все понял, товарищ полковник, разрешите идти выполнять?
– Иди. К концу месяца материалы по Глухову должны быть у меня на столе.
В камере я разговорился с Шизой.
– Нам нужно придумать, как меня вербовали, – сообщил я ей. – Как я стал шпионом и как раскаялся, решив вернуться на родину. Мне не хватает понимания, как это сделать правдоподобно.
Шиза помолчала, а потом предложила:
– Я набросаю варианты, а ты выберешь подходящий. У меня есть базы вербовки, но они рассчитаны на мир с развитыми технологиями.
– Хорошо, работай над вариантами, а я их рассмотрю, – согласился я.
Я долго лежал на нарах, дремал. Никто меня не тревожил. Вечером принесли еду – кашу, сосиску, черный хлеб и горячее какао. Я поел с аппетитом.
– Готово, – вдруг сказала Шиза. – Представь, что ты влюбился в красивую женщину. Она сказалась сотрудником международной организации. Пришла к тебе в гости. Установила скрытую камеру. Она сделала снимки вас вдвоем, когда вы занимались любовью. Она исчезла, но вскоре к тебе пришли люди, которые стали шантажировать тебя этими фотографиями. Странно, что она не использовала нейросети…
– Нейросети у нас еще нет, – напомнил я.
– Я помню. Создать простейшую нейросеть легко: нужно вживить передатчик и приемник, они излучают определенную длину волны, которую способен принимать и обрабатывать мозг. Ты мог бы изобрести это здесь и получить признание как изобретатель.
– Не отклоняйся от темы, – прервал я. – Ты предлагаешь слишком сложный план. Я мог бы схватить их и сдать куда следует. А фотки в постели с женщиной меня не испугали бы.
– Тогда чего ты испугался? – спросила Шиза.
– Мне могли угрожать смертью близких, – предположил я, – и разрушить мою карьеру из-за связи с иностранкой. Хотя… Если рушится карьера, это серьезно. Но нужно еще что-то под это подложить.
– Может, ты выдал этой женщине государственную тайну? – предположила Шиза.
– Какую тайну я мог выдать? Как посадить картошку? – усмехнулся я.
– Тогда заменим женщину на мужчину. У вас в стране есть статья за мужеложство. Ты испугался разоблачения?..
– Ты чего придумала?! – искренне возмутился я. – Чтобы я назвал себя пи…
– Хорошо, хорошо, папуля, не будем поднимать эту тему, – легко согласилась Шиза. – Остается угроза жизни близких и интимная связь с иностранкой. Они пообещали тебе полную анонимность и ничего не требовали сразу, но однажды ты понадобишься им для простого дела. И ты поверил в спокойную жизнь. Они ушли и больше не появлялись.
– Это может сработать, – задумчиво сказал я. – Что дальше?
– Тебя нашла эта женщина на поле боя и вывезла в Пакистан. Там с тобой работали специалисты ЦРУ. Тебе предложили остаться и пройти обучение в диверсионном центре.
– А такой центр там есть? – удивился я.
– По логике, должен быть. Иначе эффективность разведки была бы низкой.
– И что я должен был сделать? Взорвать что-то или убить кого-то?
– Нет, тебя хотели использовать для работы с пленными русскими солдатами и офицерами. Я слышала разговор двух мужчин у твоей кровати в госпитале. Но эта женщина, которая стала для тебя роковой, была против этого. Она считала, что ты не подходишь как действующий агент. Она предложила закодировать тебя с помощью гипнотизера.
Я ошарашенно задумался.
– Ты это серьезно?.. Это правда?
– Да, к тебе привели врача. Он загипнотизировал тебя, а я ему помогала.
– Зачем ты ему помогала? И почему я ничего не помню?
– Я хотела увидеть их возможности влияния на сознание. Я сняла все кодировки, кроме одной: ты ничего не помнишь. К тебе должны прийти люди и назвать кодовое слово.
– Какое? – оторопело спросил я вслух.
– Ты баран.
– Что?! Какой баран?
– Ты поверил, значит, и те, кто будет тебя допрашивать, тоже поверят, – рассмеялась Шиза.
– Может быть… – задумался я. – Но они спросят, почему я помню то, чего не должен помнить.
– Попроси позвать гипнотизера, и под его влиянием расскажи свою версию, – предложила Шиза.
Я подумал, что чем больше странностей и тайного смысла, тем достоверней будет моя история.
После моего согласия сотрудничать начался стремительный процесс допросов и уточнений. Следователь принял мою версию, рассказанную под гипнозом. Он вызвал гипнотизера, который ввел меня в транс. Под гипнозом я рассказал историю своего предательства.
Как обычно, в деле была замешана женщина. Иванько вздохнул и сказал, что это стандартная схема ловли на живца. Она работает, когда у человека слабые моральные и политические качества. Мне сообщили, что меня исключили из партии. Когда я спросил, почему до суда, он пожал плечами: «Это решение отдела ЦК по иностранным делам. Оно не обсуждается». Иванько долго расспрашивал об американке: как она оказалась в моей квартире, что мы делали, как она могла установить камеру, чтобы снять нашу преступную связь? Он особенно тщательно расспрашивал о сексе, но в материалах дела это почти не отразилось.
Следователь долго и тщательно разбирался в схеме вербовки и месте, где она произошла. Он уточнял имена, внешность и роли всех, кто со мной работал. Затем я повторил свой рассказ на камеру. Адвоката мне предоставили всего на неделю для изучения дела. Адвокат, лысый мужчина, три раза предлагал мне ничего не скрывать. Он передал мне копии расторжения брака и отказ жены и сына от моей фамилии. Люся оставила себе девичью фамилию Самыкина, и я с облегчением понял, что последняя связь с этим миром оборвалась.
Однажды уже перед судом Иванько радостно сообщил, что «мою американку» выслали из страны. Хотели арестовать, но у нее оказался дипломатический паспорт.
– Представляешь, – возмутился он, – она посмела приехать в нашу страну после всего!
Я молча кивал, не думая о Гаяне. Старался забыть ее. Но память постоянно возвращала меня к разговору в больнице после излечения.
– Виктор, – в палату стремительно вошла Гаяна, ослепительно красивая и пылающая страстью. Этот огонь жег меня и пленил, но она была прекрасна и недоступна, как звезда. – Нам надо поговорить, – начала она с порога. – Скоро тебя выпишут, и надо принять решение.
Она села на кровать и посмотрела мне в глаза большими черными глазами. «Как она похожа на Софи Лорен», – подумал я.
– Ты понимаешь, что после того, что с тобой случилось, дома тебя примут за предателя? – прямо спросила она.
– Кто ты, Гаяна? – в ответ спросил я.
– Это не важно. Важно то, что я забочусь о тебе. Виктор, я предлагаю тебе обратиться в американское посольство в Исламабаде с просьбой о политическом убежище. Я помогу решить этот вопрос.
– И что я буду делать тут? – спросил я.
– Тут ты ничего не будешь делать. Ты поедешь в Соединенные Штаты, станешь политическим беженцем.
– А что я буду делать в США? Я даже языка не знаю.
– Это не проблема. Выучишь, пока поживешь на пособие. Потом я пристрою тебя на хорошее место. Твое знание страны Советов и их менталитета будет востребовано.
– Ты хочешь, чтобы я стал предателем? – прямо спросил я.
– А кем ты будешь в глазах КГБ, когда вернешься? – спросила она в ответ.
Я пожал плечами и промолчал. Моим умом управлял несгибаемый характер нехейца, для которого предательство было страшнее смерти. Я отказался.
Гаяна посмотрела мне в глаза, улыбнулась, как улыбаются, глядя на идиота, и встала.
– Это твой выбор, Виктор. Прощай, – сказала она и ушла, не оборачиваясь. Сильная женщина с таким же характером.
Теперь я понимал: она была права, я только усложнил себе жизнь. И моя невиновность никого не интересовала. Для обвинения в предательстве достаточно было иметь связь с иностранкой…
Суд был быстрым и беспристрастным. Прошел за три заседания, на которых заслушивались прокурор и адвокат, я тоже что-то говорил, просил о снисхождении. В итоге вместо обещанных семи лет мне дали двенадцать лет строгого режима. Судья отметил, что я раскаялся неискренне, чтобы избежать справедливого наказания. Адвокат посоветовал не писать апелляцию, другие судьи будут не так снисходительны, и я с ним согласился.
Через пятнадцать дней, когда закончилось время подачи апелляции, меня этапировали в вагонзак для отбытия наказания в колонии общего режима номер тринадцать в Нижнем Тагиле. Ее еще называли «Красная утка» – колония с большим прошлым, где сейчас отбывали наказание бывшие сотрудники правоохранительных органов и бывшие военные. В годы войны в ней содержались пленные немцы, потом зеки, что стали служить администрации, так называемые «ссученные», потом больные и калеки, малолетки, и вот теперь я. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, говорила старая русская пословица. А по новой традиции награждают непричастных, а наказывают невиновных.
Я готовился к этапу скрупулезно, передачи мне некому было носить, родственники от меня отказались. Мать и отец умерли, а сестер и братьев не дал бог. Помогал Иванько, он по моей просьбе приносил чай, сигареты, копченую московскую колбасу из пайка сотрудников КГБ, из недр их буфета. Он не жадничал и был ко мне очень благосклонен, в связи с моим решением сотрудничать со следствием. Я передал много информации, которая, по сути, ничего не дала, кроме объема материала.
Полученные презенты я прятал в маленький пространственный карман, который сделала мне Шиза, но перед этим устроив настоящую войну, отказавшись тратить энергию на никчемные задумки. Но я ей сказал, что если за сто лет мы не выберемся с Земли, то я просто наложу на себя руки, потому что будет поздно возвращаться, и тогда неиспользованная энергия не достанется никому. Она меня поняла, повздыхала, поплакала и устроила маленький схрон.
Нас выгрузили из автозака у вагона в тупике и посадили на корточки. Только у одного меня не было личных вещей, им неоткуда было взяться, все мои вещи были конфискованы и пошли в доход государству. А скорее всего, их поделили между собой заинтересованные лица.
Затем рассадили по камерам, и я оказался вместе с пятью другими зеками в одной камере в вагонзаке. До этого я сидел в «одиночке». К затхлому зычарскому запаху я уже привык и не замечал его. А вагон был им пропитан сверху донизу.
– Всем добрым людям добра, – поздоровался я. Сел отдельно в сторонке на открытую лавку и закрыл глаза.
Кто-то толкнул меня в бок. Я открыл глаза и посмотрел на молодого парня лет двадцати пяти.
– Слышь, Дух, – прошептал он, – тебя Боцман зовет.
– Откуда меня знаешь? – спросил я и оглядел камеру глазами. Среди всех выделялся крепкий мужик лет сорока с бычьей шеей и отросшим брюшком. – Этот? – спросил я и показал глазами. Он кивнул.
Я не стал кочевряжиться. На зонах своя власть, и среди зеков она тоже есть. Я подошел и сел рядом.
– Звал? – спросил я, и мужик кивнул.
– Звал, Дух. Ходят слухи, что ты четверых ссученных замочил…
– Сами померли, – равнодушно ответил я.
– Сразу четверо? – тихо рассмеялся мужик. – Я Боцман, старший в камере. По тебе малява была, что ты конфликтный, и тебя будут гнобить на зоне.
Я молча покивал, но ответил:
– Проблем я не создам, даже если меня тронут, отвечу тихо.
Боцман усмехнулся:
– Тут тебя трогать не будут, но на зоне свои законы.
Я сунул руку в карман бушлата и вытащил ее. В моей ладони лежала пачка сигарет «Наша марка», я протянул ее Боцману.
– Спасибо за информацию, Боцман, – поблагодарил я старшего по камере. Тот уставился на пачку сигарет и пробубнил:
– Как ты курево от шмона спрятал?
– Фокус один знаю.
– Так ты фокусник. А что еще можешь?
– Пока хватит, – отрезал я и отдал пачку сигарет старшему по камере.
– Располагайся рядом, Дух, и ни о чем не печалься, – рассмеялся Боцман. – За подгон спасибо…
Закрытый сектор. Планета Сивилла
В тусклом свете вечернего неба, словно по воле неведомых сил, зажглась и тут же погасла новая звезда. Этот миг, полный таинственного предчувствия, заставил всех присутствующих на свадьбе хумана и его пяти жен застыть в напряженном молчании.
Ганга почувствовала, как невидимая нить, связывавшая ее с мужем, оборвалась. Сердце пронзила острая боль, но она, собрав всю свою волю, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Открыв их, она встретила взгляд Чернушки. На лице подруги отразилась та же потеря, и Ганга, едва заметно покачав головой, натянуто улыбнулась.
– Продолжаем праздновать, – громко произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенность. – Наш муж улетел по важным делам. – Она подняла серебряный кубок с вином и, сделав глоток, затем быстро осушила его до дна. – За нашего славного мужа, – подняла она пустой кубок.
Напряжение за столом начало спадать, разговоры стали громче. Великий хан, не сводя глаз с Ганги, тихо спросил старого шамана:
– Что случилось, мой старый друг? Мне почему-то тревожно…
Шаман, до этого молчавший и сидевший с закрытыми глазами, медленно открыл поблекшие от времени глаза и посмотрел на хана мутным серым взглядом. Его лицо было бледным, а руки дрожали.
– Произошла битва богов, – тихо, но с надрывом произнес он. – Рок атаковал Худжгарха, и оба они вознеслись на небо.
– Да? Вот как… – С тревогой проговорил хан. – И кто победил?
Шаман тяжело вздохнул и, опустив голову, ответил:
– Никто. Духи предков говорят, что Худжгарх спас нас от гибели и погиб сам, забрав с собой Рока. Но за грань они не ушли. Их души сейчас блуждают по миру, и кто знает, где они появятся. У богов нет смерти в том смысле, как мы ее понимаем.
– А где наш хуман? Где голос Худжгарха? – нетерпеливо спросил хан.
Шаман посмотрел на него с сочувствием и прошептал:
– Это не голос Худжгарха, хан. Он и есть Худжгарх.
Хан замер, его лицо побледнело, а глаза расширились от шока.
– Не может быть, – прошептал он, словно не веря своим ушам. – Как хуман мог стать духом мщения среди орков, и почему они ему поклоняются?
Старый шаман усмехнулся, его голос был полон горечи:
– Видимо, Отец не нашел достойных среди нашего народа. Теперь мы должны делать вид, что ничего не изменилось. Будто бы Худжгарх жив, и мы лишь проводники его воли. Нам нужно добить южан и утвердить твою власть над всей степью. Наследника от небесной невесты сделаем твоим преемником.
Хан слушал его слова, словно завороженный, и едва заметно кивал. В его глазах мелькнула тень сомнения, но он быстро подавил ее. Судьба, казалось, уже все решила за него. И он должен слепо следовать своему предназначению.
Праздник продолжался до утра, но с наступлением темноты Ганга отвела подруг в шатер для молодоженов. Она села на ковер. Скрестила по оркской привычке ноги и обвела женщин печальным взглядом. В горле стоял комок, но она все же начала говорить:
– Сестры, наш муж спас нас от великой беды, но силы, противостоявшие ему, забрали его из этого мира, как когда-то забрали меня. Но я вернулась. Вернется и он, он всегда возвращается. Судьба жен богов – жить и ждать.
Она замолчала, проглотила горький комок, затем продолжила:
– Я не знаю, когда Ирридар вернется, но мы должны продолжить его дело. Я отправлюсь в Бродомир и буду развивать герцогство Фронтирское. Чернушка поедет в княжество Чахдо. Ты, Тора-ила, вернешься в свои горы и создашь Дом Высокого Хребта…
– Но где взять средства? Кто меня послушает? – воскликнула пораженная ее словами Тора-ила.
– Средства у нас есть. Лирда была на его корабле «База» и знает, где казна. Ты можешь попасть туда, – неожиданно заявила Ганга и в упор посмотрела на молодую лесную эльфарку.
Лирда кивнула.
– Да, я знаю про казну. Там миллионы золотых монет.
– Отлично. Твое место в замке Тох Рангор. Храни его и организуй доставку монет сюда. Тора, – строго сказала Ганга, – ты должна довести войну до победы и заставить Вечный лес подписать мир.
Тора кивнула. Ганга повернулась к гномке.
– Глазастая, ты пойдешь на Гору, где жил наш муж-бог. Там ты родишь первой и будешь связующим звеном между нами.
– Как я туда попаду? – растерянно спросила беременная гномка, и слезы покатились по ее щекам.
– Провидение укажет путь, – ответила Ганга. – Ложитесь спать. Утром вы поймете планы нашего мужа.
Сверху на них смотрели три брата-хранителя и Авангур.
– Вот же незадача, – проговорил Бортоломей. – Как же командора угораздило развоплотиться?
Авангур от досады поморщился.
– С моей подачи, – ответил он.
Три брата с недоверием на него посмотрели.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Велес.
– То и имею, что это я устроил смещение Рока с его Горы, а командор меня поддержал. Только мы не учли, что Рок имеет на этот счет свои планы. Он не стал ждать сотни лет, пока сможет вернуться, он решил покончить с соперником, взорвав его. Теперь они где-то блуждают без тел, как блуждал Курама в подземных коридорах мироздания, где бродят неприкаянные души.
– А что делать нам? – спросил Торн.
– Что делать? – проворчал Авангур. – Помогать женам командора. Я заберу гномку на Гору и посмотрю, примет ли она ее как соправительницу. Мы будем хранить его Гору, и сумасшедшие три духа-хранителя Горы не дадут никому присвоить ее, и знамя Худжгарха будет продолжать веять над его замком. Он научился планировать будущее, вы это сами видели по разговору его жен.
– Но есть одна проблема, – произнес Торн, – это Элларион, он будет стараться первенствовать…
– Пусть попробует, – усмехнулся Авангур. – Я взял под контроль его друидов. И надо помочь снежным эльфарам напоследок надрать задницу войскам Леса. Это поумерит амбиции первого лесного эльфара.
Три брата заулыбались. Каждому из них довелось общаться с высокомерным эльфаром. И хотя он не был к ним враждебен, но всегда смотрел свысока, что отталкивало их от общения с ним. «Выскочка» – привязалась к нему кличка. Элларион был в полной уверенности, что ему суждено быть первым среди равных, и он этого не скрывал.
Бортоломей глубокомысленно молчал и смотрел на женщин.
– Зачем ему так много жен? – спросил он.
Авангур показал ему кулак:
– Попробуй только кого-нибудь совратить, Бортоломей, и я выбью тебе зубы.
– Да я что, я ничего, просто спросил, – заюлил Бортоломей и тут же добавил: – Им нужно показаться, чтобы ободрить. – Он не стал ждать ответа от остальных и спустился в шатер.
Как только он появился среди женщин, Ганга тут же стремительно его атаковала – удар рукой в лицо был ошеломительный. Чернушка сковала его магией паралича, воинственная Тора заверещала, как дикая кошка, и, выставив пальцы с длинными по эльфарской моде накрашенными ногтями, вцепилась ему в лицо. Бортоломей, не ожидавший атаки, заверещал, как заяц в когтях орла. Гномка упала ему на ноги, которыми он сучил, и закричала:
– Я его держу, режьте ему горло!
Лирда выхватила из складок своих платьев кинжал и схватила его горло.
– Я пущу ему кровь… – зарычала она.
Сверху на эту стремительную казнь смотрели ошеломленные хранители. Первым опомнился Торн и крикнул:
– Надо спасать брата.
Он прыгнул вниз. За ним последовали остальные хранители. Авангур громко и зычно закричал: «Стоять!» – и все женщины, охваченные мгновенным оцепенением, замерли.
– Дамы, это Бортоломей, который пришел вас поддержать, – поспешно заговорил Авангур.
Ганга, багровая от ярости и не в силах сопротивляться могуществу хранителя, с трудом выдавила:
– Появление мужчины в шатре новобрачных – это позор, он должен умереть…
– Да! – поддержали ее остальные женщины, их голоса звенели от ненависти.
– Это не мужчина, – голос Велеса прозвучал спокойно и уверенно, – это Бортоломей, покровитель певцов, поэтов и искусств. Мы не мужчины в вашем понимании, мы боги, и пришли, чтобы помочь вам. Мы слышали ваш разговор и знаем, что ваш муж Худжгарх пропал в битве с Роком. Но его дело должно жить. Понимаете?
Ганга, первой осознав свою ошибку, кивнула, ее глаза блестели от слез раскаяния:
– Да, понимаем, хранители. Освободите нас, мы ничего не сделаем Бортоломею.
Путы, сковывавшие разъяренных женщин, ослабли, словно по волшебству. Поцарапанный и ошеломленный Бортоломей с трудом поднялся, опираясь на руки, и Ганга, чувствуя угрызения совести, помогла ему встать.
– Извини, Бортоломей, – тихо прошептала она, ее голос дрожал от стыда, – мы не признали тебя… Думали, это вновь происки врагов нашего мужа.
– Мы заберем вас на Гору вашего мужа, и оттуда вы разойдетесь по своим местам, – начал Авангур, но его слова утонули в суровом взгляде Ганги.
– Нет, – отрезала она с ледяной решимостью. – Одну заберешь, Глазастую, а мы вернемся в замок Тох Рангор. Там мы и разойдемся. Так нужно.
Авангур, заметив ее непреклонность, спорить не стал.
– Хорошо, – произнес он сдержанно. – Перенесем на Гору, и оттуда вы отправитесь в замок Тох Рангор. Можно отправляться прямо сейчас.
– Нет, – повторила Ганга, и в ее голосе зазвенела бескомпромиссность. – Свадьба идет три дня. Мы останемся здесь, как полагается. Попрощаемся с родственниками, дадим указания тем, кто последовал за нашим мужем. А затем уедем на Гору.
Авангур молча кивнул, признавая ее правоту.
– Встретимся через три дня, – сказал он, и хранители, словно тени, растворились в воздухе, оставив их одних.
Ганга обвела взглядом своих сестер, и в ее глазах зажглась искра уверенности.
– Вот видите, – произнесла она, и голос ее дрогнул от нахлынувших чувств. – У нас есть помощники. Не бойтесь, будьте смелыми и уверенными в своих силах. Воля нашего мужа поведет нас верными путями.
Эти слова, словно заклинание, разлетелись по шатру, и женщины, впервые за весь вечер после исчезновения мужа заулыбались, ощущая в себе силу и обретенную надежду.
Три дня и три ночи праздника длились томительно долго. Жены Ирридара Тох-Рангора сидели среди почетных гостей за отдельным низким столом на коврах и принимали поздравления вместе с подарками. От подарков уже не было места в шатре. Меха, оружие, изделия из слоновой кости, золото и серебро, убранство, посуда – все это накапливалось в шатре и грудами лежало на полу. Вечером после окончания праздника хан собрал в своем шатре всех жен хумана.
Он оглядел спокойные лица женщин и был удивлен их невозмутимому виду.
– Я уверен, – произнес он, – что вы знаете, что случилось с вашим мужем, – начал он нелегкий разговор, – и хочу сказать, что он мне дорог как сын. Я сделаю для вас то, что сделал бы и для него. Просите, что вам нужно? Если надо, я дам вам и воинов.
– Великий хан, – начала говорить за всех Ганга, – покори юг и возьми его под свою руку. Воинов я возьму у Свидетелей Худжгарха. На границе со степью я буду обустраивать княжество Фронтирское и прошу тебя заключить со мной союз, чтобы у людей не было желания сместить меня.
Хан кивнул и произнес:
– Сделаю, что еще?
– Заключи союз с Домом Высокого Хребта, который будет строить Тора-ила, и тогда среди снежных эльфаров не появится желания ее прогнать…
Хан снова кивнул.
– Заключи союз с княжеством Чахдо, и у империи не возникнет желания вернуть его, – продолжила Ганга, и снова хан кивнул. – Это все, великий, многие тебе годы, Великий хан степи, – закончила Ганга.
– Я вижу, что вы понимаете, что вам делать, – довольный разговором произнес хан. – Ты, небесная невеста, получишь для всех договоры, скрепленные моей печатью. С вашей стороны будет каждая из жен от имени принца степи. Согласны?
– Согласны, – вновь за всех ответила Ганга.
– Тогда можете отправляться по своим делам, но только после того, как получите свитки, – произнес хан и по-доброму улыбнулся. Резкие, грубые черты его властного лица разгладились, и он шмыгнул носом. – Я по хуману буду скучать, – признался он и замахал руками, выпроваживая гостей. Идите… идите….
В тот же вечер Ганга позвала в шатер Гради-ила и лера Саму-ила. В шатре присутствовала Тора-ила, и Ганга начала предметный разговор.
– Лер Гради-ил. Наш муж снова исчез, такое бывало и ранее, и это не должно отразиться на его планах построить Дом Высокого Хребта. Вы вместе с его женой, льериной Торой-илой, отправитесь в ставку княгини Снежного княжества и добьете остатки войск Леса. Потом отправитесь в город дворфов Рингард, найдете там дворфа Башмунуса и передадите ему заказ на постройку замка Высокого Хребта и строительство дорог. Одной до Верхней дороги, что связывает Младшие Дома со столицей, второй, проложенной нашим мужем сквозь гору, до степи с обратной стороны горы, где проходит дорога из Вангора в княжество Чахдо. Вы должны приложить все силы, чтобы эти мероприятия совершились. Окажите льерине Торе самую возможную помощь, какая будет вам по силам.
Гради-ил встал и поклонился.
– Госпожа княгиня Ганга, все сделаем и даже больше. Если надо, положим свои души и жизни на алтарь этого подвига.
– Вот и замечательно, – улыбнулась орчанка, – вот свиток, с его помощью вы отправитесь к Восточному перевалу, где расположились войска под знаменем великой княгини. – Она подала разведчику свиток, тот принял с поклоном, и они вместе с лером Саму-илом вышли.
Ганга посмотрела на посеревшие глаза Торы.
– Переживаешь, что княгиней избрали крошку Аврелию, а не тебя? – спросила Ганга, и Тора не стала скрывать свои чувства, кивнула.
– У тебя высшая честь, – произнесла Ганга, – быть женой бога, ты стоишь выше власти, князей и императоров. Подумай об этом и не принижай себя. – Ганга задумалась. – Как ты думаешь? – спросила она Тору. – Мы все сделали тут и можем отправляться в замок Тох Рангор?
– А почему ты спрашиваешь? – подумав, осторожно спросила Тора.
– Не знаю, – созналась Ганга. – У меня такое впечатление, что мы что-то забыли.
Тора наморщила лоб.
– Это что-то важное? – спросила она.
– Не знаю, – вздохнула Ганга. – Но вот тут, – она положила руку на грудь, – я чувствую волнение.
– Тогда надо позвать сестер и спросить их, – предложила Тора и встала.
– Ты куда? – подняв удивленный взгляд на эльфарку, спросила Ганга.
– Позову сестер. Если ты волнуешься, значит, это важно. Возможно, кто-то из них подскажет, что мы еще не сделали.
Ганга молча кивнула и погрузилась в раздумья. Тора вышла из шатра, и по шатру пронесся ветерок. Ганга подняла голову и увидела лесного эльфара. Ее рука машинально потянулась к посоху, но эльфар усмехнулся, и Ганга почувствовала, как ее тело сковала сила, неподвластная ей.
«Еще один хранитель?» – подумала Ганга и, прищурившись, стала рассматривать незнакомца.
– Мужчина, который вошел в шатер к молодоженам без спросу, достоин смерти, – произнесла она.
– Я знаю, – ответил эльфар, – но я пришел договориться. Худжгарх пропал, как пропали многие боги. Среди самых сильных хранителей остался я. У меня запас энергии и сила объединить материк под своим влиянием. Я хочу, чтобы вы отдали мне гору Худжгарха.
Ганга усмехнулась:
– Если ты такой сильный, как говоришь, иди и возьми ключи от горы нашего мужа.
– Гора не слушает чужаков, а вы наследницы, она примет вас, а вы отдадите ее мне, за это я обеспечу вам безбедную жизнь и защиту…
Он не договорил. Его перебила Ганга. Она насмешливо спросила:
– А что будет, если мы откажемся? – спросила Ганга.
– Не знаю, – пожал плечами эльфар, – но думаю, мало хорошего…
В это время в него полетел кровавый сгусток, щит накрыл Гангу, а эльфара выбросило из шатра, сам шатер сорвался с места и разлетелся лоскутами. Не ожидавший нападения эльфар с трудом поднялся, его лицо было обожжено и в рваных ранах, он кашлял. Следующий удар накрыл его, когда он почти выпрямился, тугая зеленая лоза спеленала его, а следом он очутился в ледяной глыбе. Но ни лоза, ни лед не могли удержать эльфара, лоза с треском разорвалась, а лед мгновенно растаял. Эльфар, пылая гневом, выпрямился, но перед ним появился Авангур.
– Элларион, ты что тут делаешь? – спросил он. Окружая эльфара, проявились три брата. Эльфар как загнанный зверек огляделся.
– Вижу, что вы успели прежде меня, – произнес он и стал восстанавливать себя, ожоги прошли, одежда приняла прежний чистый вид. Эльфар сложил руки на груди: – Предлагаю союз. Мы поделим гору Худжгарха на пятерых, все будут довольны…
– Нет, – отрезал Авангур.
– Подумай, – настойчиво произнес эльфар, – сколько времени у тебя и братьев уйдет на то, чтобы собрать энергию и вырастить свою гору, а тут все даром…
– Ты глупец, Элларион, – перебил его Авангур, – судьба Беоты и Рока тебя ничему не научила. Всевышний таких хитрецов, как ты, низвергает, а я не хочу идти следом за павшими сыновьями Творца. Уходи и больше к женам Худжгарха не приближайся, пожалеешь.
– А что ты мне сделаешь? – засмеялся эльфар. – Что ты можешь, покровитель пророков?..
– Вернешься к себе и узнаешь, – спокойно ответил Авангур. – А теперь пошел прочь.
Лесной эльфар оглядел собравшуюся толпу орков, криво ухмыльнулся и исчез.
Велес смотрел вслед эльфару, и в его глазах отражалось глубокое сожаление. Он тихо произнес, словно обращаясь к самому себе:
– Как жаль, что этот первый эльфар не понимает истинной выгоды нашего сотрудничества. Он остался тем же, кем был – одиночкой, и от него можно ожидать только неприятностей. Нужно поговорить с остальными братьями, с Жерменом и Мустаром…
Бортоломей удивленно поднял бровь и спросил:
– С каких пор ты стал считать Жирдяя братом?
Велес ответил, глядя прямо в глаза брату, с твердостью и решимостью:
– С тех пор, как наш отец завещал нам это. Мы, дети Творца, всегда были сами по себе. Лишь то, что мы остались под опекой Марии, объединило нас и выделило среди других. Жажда власти разделила нас, а божья природа навязала нам ненужные и опасные стремления – быть самыми главными. И главным стал простой человек. Ты об этом задумывался?
Бортоломей нахмурился, его лицо омрачилось, но ответа он так и не нашел.
– Ответ на поверхности, – с легкой, но глубокой улыбкой сказал Велес. – Нам его дал командор. Он показал, что вместе мы сможем достичь большего, чем поодиночке, и не стоит стремиться к первенству. У каждого из нас свое предназначение, и это наша обязанность, которую возложил на нас отец. Командор не хотел этого, но исполнял с честью. Рука Судьи была на нем, и он разрушил старые устои. Где Рок? Где Беота? Их больше нет.
– Но и командора больше нет, – вмешался Торн, его голос звучал ровно, но с оттенком горечи.
– Нет, – вздохнул Велес, его взгляд устремился вдаль, – но его дело живет. Вы что, не видите его планов?
– Видим, – сдержанно, но твердо ответил Авангур. – Они на поверхности. Он еще не научился скрывать их так искусно, как мы, и ты, Велес, во многом прав. Но не здесь нам вести этот разговор. – Он кивнул на женщин, внимательно слушавших их.
Но тут вперед выступила Ганга, в ее глазах пылало волнение.
– Авангур, ты остался старшим среди хранителей, – сказала она, ее голос дрожал, но был полон решимости.
– С чего ты взяла? – удивленно спросил Авангур, его брови слегка приподнялись.
– Я… – Ганга запнулась, словно сомневаясь в своих словах, но затем, собравшись с духом, произнесла твердо: – Я узнала это от мужа. Ты единственный, кто всегда был с ним рядом, и на тебе долг, – ответила она. Ее взгляд был прямым и уверенным. – Он не оставил тебя в трудный час.
Авангур задумчиво нахмурился, глядя на нее.
– Вот как, – произнес он. – Но если это так, то почему ты рассказываешь мне об этом? Мой долг пред ним, не пред вами.
– Я поняла, почему меня не оставляет тревога, – ответила орчанка, ее голос дрожал от волнения. – Над ставкой великого хана сгущаются тучи…
– Какие тучи? – недоуменно переспросил Авангур.
– Не знаю, но я чувствую опасность, и наш хан должен быть предупрежден. Но эта угроза исходит не от смертных, а от богов.
Авангур нахмурился еще сильнее.
– Вот как, – повторил он, его голос стал более суровым. – И что ты хочешь от меня? Кто, по-твоему, угрожает хану?
– Хочу, чтобы вы защитили дело нашего мужа, – решительно сказала Ганга, ее глаза горели решимостью. – Степь должна быть под Худжгархом…
Но прежде чем Ганга успела договорить, Бортоломей, стоявший рядом, насмешливо перебил ее:
– Так все ясно. Это Элларион. Он угрожает хану. В степи остались агенты Леса… Вы же видите, его планы не скрыты…
– Стоп, – резко оборвал его Авангур. – Не здесь. Прости, Ганга, – он обернулся к орчанке с мягкой улыбкой, – мы ненадолго вас покинем. – И, не дожидаясь ответа, Авангур исчез, словно растворился в воздухе. За ним последовали его братья.
Бортоломей задержался на мгновение, ободряюще подмигнув Ганге, и его слова словно теплый ветер коснулись ее сердца:
– Все будет хорошо, королева красоты, – произнес он, и Ганга, смущенная и покрасневшая, опустила глаза.
– Кто ты? – удивленно спросила Лирда, разглядывая орчанку с недоверием. – Королева красоты? – повторила она, нахмурившись. – А есть такая королева вообще? – Она обошла ее со всех сторон, словно пытаясь найти изъян. – Чем ты лучше меня? У тебя большие клыки, ты зеленая…
– Ее отметил Творец, – резко оборвала Лирду Чернушка, ее голос прозвучал как раскат грома. – Она – небесная невеста, а ты – невеста деревьев. Это ранг ниже, так что прикуси язык.
– Почему я должна прикусывать язык? – возмутилась Лирда, ее голос зазвенел, как натянутая струна. Она получила подзатыльник от Торы, и ее лицо исказилось от гнева. – Что ты делаешь? – нахмурилась Лирда, сверкая глазами на снежную эльфарку.
– Ты что, не видишь? Кто-то пытается нас поссорить, отвлечь от дела. Если мы поссоримся, как сможем продолжить то, что поручил нам муж?
Лирда опустила голову, ее плечи поникли.
– Простите, сестры. Я не знаю, что на меня нашло.
– Я знаю, – спокойно ответила Ганга, ее голос был тихим, но уверенным. – Садитесь вокруг меня. Я буду ловить духов, которые пытаются нас смутить.
Они сели среди разрухи, окруженные любопытными орками. Вдали стояли хан и шаман, их лица были серьезны.
– Ты тоже это видел? – спросил хан, его голос звучал глухо, как будто он боялся услышать ответ.
– Видел, – ответил шаман, его лицо было хмурым. – Стервятники пришли, чтобы разорвать наследие сына Творца.
– И что нам делать? – Хан посмотрел на шамана, его глаза были полны решимости.
– То же, что и раньше, – ответил шаман. – Продолжать то, что говорил хуман.
– Ты все еще называешь его хуманом… – В голосе хана прозвучала укоризна.
– А кто он? Хуман, вознесенный отцом. Если ты посмотришь на людей рядом с собой, то поймешь, что они тоже дети Творца, только последние. А духи говорили, что последние станут первыми, – старик говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Вот и стал хуман Худжгархом. А мы погрязли в гордыне и чванстве. Кто себя возвеличивает, тот будет унижен. Так говорили старики… Но кто их слушал? – Он махнул рукой, его жест был полон горечи и отчаяния. – Не наше дело влезать в интриги богов. Мы должны выполнить волю Худжгарха и собрать степь под его знаменем. Я уверен, отец не оставит нас без покровителя и пошлет нового Худжгарха…
Орки не приближались к шатру новобрачных, это было запрещено законом. Десять дней их покои и они сами оставались неприкосновенными. После этого шатер убирали, и молодожены переезжали в шатер мужа, который ставил отец жениха, отделяя его от остальных. Поэтому орки жались к границам, отмеченным бунчуками, и не подходили ближе.
Ганга не обращала на них внимания. Она достала свой жезл и задумалась. Неожиданно ей пришла мысль, как увидеть тех, кто им мешал. Она решила использовать духа из посоха шамана, чтобы увидеть глазами одного из них. Ганга мысленно перебирала тех, кто там томился, зная, что они страдают, но ей было все равно. С врагами разговор короткий: либо ты их побеждаешь, либо они убивают тебя. Наконец она выбрала одну из душ девушек, попавших в посох вместе со своим убийцей.
«Я тебя отпущу», – послала она ей мысль.
Девушка встрепенулась и проснулась.
«Что я должна сделать, чтобы получить свободу?» – спросила она.
«Хочу видеть твоими глазами тех невидимок, кто нас окружает», – ответила Ганга.
«Хорошо, я отдам тебе свою душу и саму себя ради свободы, но не томи меня долго», – взмолилась девушка.
– Будь по-твоему, – согласилась Ганга и выпустила дух девушки из посоха.
На мгновение у нее закружилась голова, а затем в глазах появился сумрак, и перед ней начали метаться размытые тени. Ганга напрягла зрение, и сквозь серость мира мертвых начал пробиваться свет, в котором она разглядела три расплывчатые фигуры.
– Кто вы? – мысленно спросила она.
«Мы духи лесных друидов», – ответили они хором.
– Что вы здесь делаете?
«Исполняем приказ нашего господина».
– Кто ваш господин?
От трех духов потянулась зеленая нить, которая удлинилась и прилипла к одному из шаманов, наблюдавших за женами хумана. Ганга поставила на него свою метку и приказала:
– Свободны!
Духи радостно заголосили, нить порвалась, и они устремились в небо.
– Иди и ты, – отпустила девушку Ганга. Она открыла глаза. Голова болела, пульсируя в затылке, и ей пришлось минуту приходить в себя.
Ганга мысленно связалась с Чернушкой:
«Я нашла врага, он отмечен моим знаком».
«Что делать?» – спросила Чернушка.
«Поймать его ночью и допросить».
«Сделаю. Отсюда надо уходить».
«Нет, нужно поставить новый шатер и собрать подарки. Если мы оставим все как есть, нанесем оскорбление оркам».
«Как скажешь», – ответила Чернушка.
Падение столбов «Исполнения желаний» стало для шаманов-жрецов сокрушительным ударом. Те, кто поддался соблазну обрести силу и власть, оказались в ловушке собственных амбиций. В жрецы пробрались самые слабые и порочные шаманы, жаждущие мести и власти. Они использовали столбы для наказания своих врагов и подчинения остальных своей воле. Культ Рока стремительно распространился среди оседлых племен, далеких от традиций кочевников.
Оседлые орки, занятые возделыванием полей и торговлей, не следовали кодексу чести орка. Вождями становились самые богатые, а знать – гаржики – отделилась от простых орков. У них было много рабов-хуманов, запасы зерна и стада овец и лорхов, чьи молоко, сыр и творог были изысканным лакомством. В то время как кочевые орки питались в основном мясом и гайратом – скисшим молоком лорхов.
Рок понял их чаяния и изменил движение ветров, чтобы на поля оседлых орков всегда выпадали обильные дожди. Остальная степь засыхала, а орки, привыкшие к милости нового бога, стали ярыми поклонниками столбов. Они приносили щедрые дары жрецам, заискивали перед ними, и вскоре весь юг поклонялся Року как новому божеству. Орки даже отправляли дружины на войну с еретиками Худжгарха.
Но это продолжалось недолго. Продвижение столбов по степи было остановлено, и с исчезновением Рока благодати больше не было. Озадаченные и разочарованные, орки молили Рока вернуть его милость, но он не откликался. Рядовые орки начали нападать на жрецов, стремясь отомстить за прошлые обиды. Гаржики, осознав их жадность и порочность, не стали защищать жрецов. Одни жрецы были показательно убиты, другие бежали и скрылись среди кочевых племен. Переход орков из одного племени в другое был обычным делом, а шаманы всегда находили приют и уважение, ведь они были проводниками в мир духов. Кочевые орки, хранящие память о предках, не забывали своих корней.
Младший ученик верховного шамана племени вогузов, молодой и стройный Вырг не был похож на остальных шаманов. Он не истязал себя плетью, не был худым и сгорбленным. Он больше походил на воина, чем на шамана. Племя вогузов жило на границе с кочевыми племенами. Наполовину оно было кочевым, наполовину оседлым. В это племя уходили те, кто не хотел жить или в кочевом, или в оседлом племенах. Оно было довольно большим и не имело крепких связей внутри родов. Вырг не был жрецом, но его отец им был. И был очень жестоким, он казнил всех, кто не принимал волю Рока. Вырг видел, как вернулись из похода воины его племени и как они убили его отца и всех его учеников. Мир, который помнил и принимал молодой ученик, перевернулся, а стремление выжить было больше, чем защита своей родни. Он бежал в ставку к великому хану и затерялся во втором городе. С собой у него было и золото, и серебро, которое он успел прихватить из своего дома до того, как убили всех его близких. Месть орков была стремительной и кровавой. Но изворотливый и предусмотрительный Вырг сумел избежать гибели.
В трактире он познакомился с другим бежавшим жрецом, и тот привел его в тайное собрание, которое организовали те, кто ранее поклонялся Року. Среди них выделялся один низкорослый орк, непохожий на шамана, но умеющий говорить так, что остальные слушались его беспрекословно.
– Братья, – говорил низкорослый, не имеющий имени орк, – придут наши времена, и слава Рока снова засияет в степи, как небесное светило. Останемся верны нашему господину и будем тайно призывать его. Будем жить, смотреть и находить себе сообщников. Мы создадим братство мести, и в огне нашей ненависти сгорят наши враги. Ты, брат Вырг, – он подошел к молодому ученику, – очень подходишь для того, чтобы следить за ставкой хана. Я проведу тебя туда и представлю нашему брату, что давно скрывается. Он тоже шаман и ученик старого верховного, ты станешь его учеником. От него ты будешь получать приказы.
Вырг сразу же согласился, это задание укладывалось в его мировоззрение – быть ближе к тем, кто у власти.
Три десятины времени Вырг потратил, чтобы освоиться в ставке, стать своим и завоевать доверие. Он был расторопен и любезен, всегда готов помочь тем, кто обращался к нему. Его незаменимость для шамана Ургача росла с каждым днем. Ургач, некогда ученик верховного шамана, теперь сам метил на его место, но пока был лишь шаманом без племени, вынужденным выполнять поручения своего наставника. Вырг взял на себя множество обязанностей: учил учеников, следил за порядком, разбирал споры, освобождая Ургача от лишних забот. Верховный шаман даже обратил на Вырга свое внимание, и это было высшей похвалой.
Когда настало время для свадьбы хумана и его жен, Вырг активно участвовал в приготовлениях. Но праздник обернулся неожиданными событиями, которые навсегда изменили его жизнь. Хуман, враг их бога, должен был быть отравлен, но яд в пище не достиг своей цели. В тот момент, когда блюдо с ядом было подано, хуман исчез, забрав с собой и их бога. Вырг мгновенно понял, какие возможности открылись перед ним. Он предложил Ургачу использовать этот шанс, чтобы рассорить жен человека.
Вырг призвал духов и поручил им ввергнуть женщин в распрю. Он с удовлетворением наблюдал, как спор разгорался, но внезапно связь с духами прервалась. Его сердце сжалось от тревоги: орчанка, одна из жен хумана, разгадала его замысел. Быстро разорвав связь, он надеялся, что она не успела его заметить.
Весь день Вырг ходил с тяжелым чувством беспокойства, но никто не трогал его. Лишь когда солнце опустилось за горизонт, он нашел в себе силы успокоиться и отошел ко сну, надеясь, что завтрашний день принесет новые силы и возможности.
Вырг спал глубоким, безмятежным сном, не тревожимый ни заботами, ни сомнениями. В его душе пылала одна лишь цель, и он неустанно стремился к ней. Не было в этой цели служения богу, который исчез, словно утренний туман. Нет, Вырг жаждал занять место при ставке хана.
Он давно понял, что его учитель, Урчаг, – ленивый и безынициативный орк, привыкший жить за счет других. Урчаг был мечтателем, грезившим о том, как однажды станет верховным шаманом и изменит мир. В своих фантазиях он парил среди звезд, перекраивая реальность по своему желанию. Но в действительности Урчаг оставался лишь пустозвоном, чьи слова растворялись в воздухе, не оставляя следа.
Вырг видел в этом слабость. Слабость, которую он намеревался использовать. Он жаждал занять место Урчага, и знал, как этого добиться. В его глазах горел огонь уверенности, а в сердце – холодная, расчетливая решимость. Время пришло. Время действовать.
Когда ночь достигла своего пика, погружая мир в безмолвие, и первые лучи рассвета еще не коснулись земли, на лицо Вырга легла маленькая, но твердая ладонь. Она с безжалостной решимостью зажала ему рот и нос. Он дернулся, пытаясь сбросить эту невидимую хватку, но его силы были ничтожны перед невидимым противником. Другая рука, словно железная петля, сдавила его горло, неумолимо лишая воздуха. Вырг забился в конвульсиях, его ноги отчаянно пытались оттолкнуть нападавшего, но силы покинули его, и сознание погрузилось во тьму.
– Вот, я его притащила, – прошептала Чернушка, одетая во все черное. – Слабым оказался, даже не смог оказать сопротивление.
– Ты что, его убила? – раздался негромкий тревожный голос Ганги.
– Нет, только придушила. Мы так гномов вырубали, они часовые ленивые…
– Ладно, об этом расскажешь как-нибудь в другой раз, – оборвала ее Ганга. – Девочки, вяжите этого орка, он нам враг.
– Зарежем его? – кровожадно спросила Лирда.
– Не сейчас, – отрезала Ганга, – сначала допросим, потом решим, что с ним делать.
Они связали орка.
– Тебя кто-нибудь видел? – спросила Ганга.
– Нет, я применила отвод глаз, а орки тут словно дети малые, ничего не видят и не слышат. Я даже удивлена, почему их до сих пор всех не вырезали…
– Некому, – неохотно ответила Ганга, – кто же будет резать своего хана, да еще ночью? Если что, убьют в честной схватке. Ну и нравы у вас, дзирд…
– Я не дзирда, я хуманка, – ответила Чернушка.
– Какая ты хуманка, – со смехом ответила Лирда, – ты черная, и у тебя ушки…
– И что? У людей тоже есть уши. Я все равно человечка.
– Пусть будет так, – не стала спорить Ганга, – будите этого парня.
Лирда, не церемонясь, пнула его ногой в живот, и он охнул, открыл глаза и глубоко вздохнул. Хотел что-то сказать, открыв рот, но та же Лирда сунула ему в рот свой кинжал. В свете ночного светильника орк увидел пять женщин, которые его окружили, он посмотрел на орчанку и все понял.
– Я буу ооы, – промямлил он.
– Вынь кинжал, – приказала Ганга. – Что ты сказал, орк? – спросила она.
– Я буду говорить, – произнес орк и сплюнул кровь. – У меня язык порезан…
– Это чтобы ты не кричал, – произнесла Лирда, зловеще помахав кинжалом у его лица. – Говори, клыкастая морда.
– Что говорить? – спросил орк, кося глаза на остро наточенный клинок.
– Дай допрос проведу я, – подступила к орку Чернушка. Ганга молча кивнула и отошла на шаг.
Чернушка наклонилась к пленнику.
– Орк, у тебя только одна возможность безболезненно уйти из жизни – если ты все честно расскажешь. Пощады не жди, ты враг, понял?
Глаза орка наполнились слезами.
– Я не виноват, это все Урчаг, он приказал вызывать духов, я всего лишь ученик…
– Он врет, – спокойно заявила Ганга. – Я умею отличать правду от лжи.
Чернушка кивнула и, вытащив кинжал, надрезала орку кожу на шее.
– Я выверну тебя наизнанку, орк, но ты расскажешь мне всю правду. – Она стала срезать кожу, отделяя ее от плоти.
– Не надо, – попытался закричать орк, но его голос сорвался в кашле. Чернушка надавила на кадык.
– Говори всю правду, кто ты, что тут делаешь?
– Я Вырг, ученик отца-шамана, он был жрецом столба в племени вогузов, оно тут недалеко от ставки на юге. Семью мою убили, но я сбежал и прибыл сюда, остановился в торговом городе, и там меня нашел жрец, который сумел сбежать. Он был в походе и до дома не добрался. Он меня свел с незнакомцем без имени…
– Как это без имени? – спросила Чернушка.
– Так он сказал называть его – без имени, и все. Он создал братство жрецов, что ждут бога Рока, и приказал мне обосноваться в ставке и собирать информацию. В ставке у него свой орк-осведомитель, это шаман Урчаг, посыльный верховного шамана. Я тут не больше месяца. – Слова из уст орка текли рекой, и Чернушка поглядывала на орчанку, которая, подтверждая, что орк говорит правду, кивала головой. Кровь с разреза на шее орка текла на землю, но тот этого не замечал. Он спешил выговориться. – Урчаг получил от орка без имени яд, чтобы отравить хумана на свадьбе. Я вылил его в вино и продал рабам для подношения человеку, но тут он исчез вместе с тем, кому мы поклонялись. И я не знал, что делать дальше. Я хотел заслужить одобрение Урчага и предложил подселить вам духов, чтобы вы ссорились, и все. Потом пошел спать, и меня схватили…
– Ждите тут, – тихо проговорила Ганга и выскользнула из шатра.
Она нашла часового и приказала привезти ее к деду. Ночью никто не смел тревожить шамана и хана, если это не грозило опасностью. Орк сначала сопротивлялся, но потом неохотно вызвал старшего караула и отвез Гангу к шатру великого шамана.
Дед проснулся быстро, словно и не спал.
– Тебе чего? – спросил он Гангу.
– Есть важный разговор.
– До утра не потерпит?
– Дед, ты все равно ночью не спишь и просыпаешься после полудня, это все знают.
– Знают они, – проворчал старик и пропустил Гангу внутрь. – Заходи.
Ганга села на кошму и скрестила ноги.
– В ставке есть убийцы, дед, и один служит тебе, это агенты шаманов-жрецов.
Старый шаман насторожился.
– Откуда знаешь? – спросил он.
– Поймала шпиона и допросила.
– Он жив?
– Жив и готов дать показания. Шаманы, враги, обосновались в городе, но я думаю, что один из них не орк.
– Кто? – поднял седые брови старый шаман.
– Чигуан.
– С чего ты решила, что это не Лес? Тебе об этом рассказал орк?
– Нет, я сама догадалась. Орк не станет скрывать своего имени, оно принадлежит роду, а этот скрывает, так как рода у него нет и он может быть разоблачен. В городе ходят представители всех родов…
– Что еще тебе рассказал шпион?
– Он рассказал, что был план отравить моего мужа и твой шаман Урчаг принес в ставку яд. Его добавили в вино, но отравить не успели.
– Его не могли бы отравить, твой муж Худжгарх, внучка.
– Я знаю.
Старик молча с пониманием кивнул.
– Не ожидал я такого от бездельника Урчага, он казался таким безобидным…
– Ага, – невесело усмехнулась Ганга, – ты, наверное, забыл, что в тихом омуте большая рыба водится.
– Не забыл, – буркнул старик. – Как нашла шпиона?
– Я проследила связь духов и шамана.
– Ты и это можешь? – удивился дед. – Научилась у хумана?
– Да, я многому у него научилась, дедушка.
– В ставке сейчас все спят, – подумав, ответил старый шаман. – Ты, внучка, слишком долго жила среди людей, и тебе передалась их неуемная энергия. Ты бежишь впереди событий и стараешься везде успеть. Вспомни, что орки не суетятся. Суетятся те, кто не уверен в себе. Приходи утром, и мы сходим к твоему дяде. Великий хан сейчас спит, он устал, не стоит его тревожить мелочами. Утром он даст приказ начальнику стражи, и тот прочешет весь город, найдет заговорщиков, и, как велел Худжгарх, их казнят. А сейчас иди.
Ганга поняла, что спорить с дедом бесполезно. Она вздохнула и без всякой надежды произнесла:
– Смотри, дед, как бы утром не было поздно.
– Иди, иди, – старик добродушно улыбнулся и махнул рукой, выпроваживая ночную гостью. – У вас, у молодых, всегда спешка в голове, а у нас – мудрость прожитых лет.
– И маразм, – прошептала Ганга.
– Что? – не разобрав ее слова, переспросил старый шаман.
– Ничего, до утра, дедушка.
– До утра, внучка…
Вернувшись к себе, Ганга не могла уснуть, она металась по шатру, как раненая тигрица, приближение страшных событий не давало ей покоя.
– Что ты мечешься? – спросила ее Чернушка. Ганга прикусила губу.
– Пошли поговорим, – прошептала она. – Не надо будить остальных.
Они вышли из шатра.
– Так что случилось? – переспросила ее Чернушка.
– Я жду приближения беды, как будто знание мужа передалось мне, он всегда чувствовал неприятности… Но, правда, в самый последний момент как-то исхитрялся выходить победителем. Я так не могу, надо быть готовыми удрать отсюда.
– Ты чего-то опасаешься? – нахмурившись, спросила Чернушка.
– Да, но не знаю чего. Я переживаю…
– Странно, что я ничего не чувствую, – подумав, произнесла дзирда. – Но, как говорил наш муж, утро вечера мудренее… Я, правда, не понимаю этой поговорки, но я ему верю. Пошли спать.
Она настойчиво повлекла орчанку в шатер, и та сдалась. Они вошли в шатер и легли. Чернушка обняла Гангу и стала гладить ее по волосам. Успокоенная ее ласками, орчанка уснула.
Утро ворвалось в их сон оглушительным шумом. В лагере, служившем ставкой великого хана, царила тревожная суматоха. Пронзительные звуки боевого рога эхом разносились по лагерю, вызывая дрожь в сердцах. Ганга, словно пробуждаясь от древнего сна, выбралась из-под мягких шкур барса. Зевая и потягиваясь, она медленно вышла из шатра, где утро срывало прохладные покровы ночи. Ее шаги были тихими, но решительными, когда она направилась к охраннику, стоявшему на страже у бунчуков.
– Что случилось? – спросила она.
Тот был хмур и печален.
– Умер великий хан, – произнес он.
Земля. Россия. Свердловская область
Боцман, старший камеры, был человеком проницательным и обладал непререкаемым авторитетом среди заключенных. Среди нас были и те, кто в прошлом был старше его по званию, но все наши звездочки исчезли, оставив лишь клеймо зеков. Мы направлялись на красную зону, где собирались такие же бывшие сотрудники органов внутренних дел, осужденные за различные преступления. С первых минут знакомства Боцман поведал нам свою историю, словно желая зажечь искру в наших сердцах и пробудить интерес к его судьбе.
– Мне пять лет дали за непредумышленное убийство. Я был опером в Подольске, до этого служил на подводной лодке, списался на берег и устроился в милицию, всегда хотел в уголовном розыске работать. – Боцман неспешно и обстоятельно рассказывал о себе. – Брали одну банду, ну и одного я сильно головой о бордюр приложил. А он оказался сынком прокурора города. Хранил на даче краденое. Хорошее прикрытие. Кто пойдет к прокурору с обыском. Наглый он был, смеялся и говорил, что меня самого посадит, я и не сдержался. Дал ему в наглую морду. Да-а… квалифицировали как предумышленное убийство. Парень упал и затылком о бордюр приложился, а те, кто был со мной, дали показания, что я проявил агрессию… Но судья оказался справедливым и оценил мои действия как непредумышленное, сделанное в состоянии аффекта. И вот так я и оказался здесь. А ты, стало быть, за измену родине сидишь…
Он испытующе посмотрел на меня. Я посмотрел на него.
– Нет, – ответил я, – из-за женщины.
– К-как это? – немного заикаясь, удивленно вскинул густые русые брови Боцман.
– Переспал с американкой, потом через неделю попал в засаду с батальоном царандоя, я был советником командира батальона… Был ранен. Меня беспамятного вывезли в Пакистан, и там я узнал, что это сделала та самая американка.
– И что, тебя вербовали? – с интересом спросил Боцман.
– Нет, предлагали остаться за границей и подать ходатайство о политическом убежище. Я отказался. Меня привезли в наше посольство в Исламабаде. Когда прибыл в Москву, был арестован. Следак из «конторы» прямо сказал: если не сознаюсь в том, что меня завербовали, то меня расстреляют. Косвенных улик достаточно. А мне жить хотелось. Я сознался, наговорил с три короба…
– Что-то не верится, – недоверчиво посмотрел на меня Боцман. – Четыре трупа в пресс-хате – это не пальцы об асфальт.
Я пожал плечами.
– Сам не понимаю, как так получилось. Они хотели меня прессануть и опустить, но я их напугал.
– Как напугал?
– Голосом, – ответил я и рыкнул. Шиза пустила страх по воздуху, подыграла мне, и Боцман побледнел.
Он отпрянул и вытер лоб.
– Ты где этому научился, Дух? – спросил он.
– В Афгане у хазарейцев. Это местные цыгане, Боцман. Главное – нужный тембр подобрать с правильной длиной волны, тогда звук оказывает влияние на сознание и мозг. – Я врал напропалую, так как договорился об этом с Шизой, чтобы объяснить свои способности. Боцман мне поверил. С этой минуты наши отношения наладились.
В дороге нас кормили килькой, черным хлебом и водой. Боцман предупредил, чтобы рыбу не ели, иначе сильно пить захочется, а конвой, бывает, вредничает, не дает воду. «Смотря какой прапор-начкар попадется, – пояснял он. – Если хохол, то нормально, с ним можно договориться, но если прибалт-чухонец, то труба, эти самые вредные. Требуют неукоснительно соблюдать правила. Прибалты они наполовину немцы – любят порядок, и наполовину русские – пьют, как мы… – Он рассмеялся. – Но бывает, что зеки вагоны раскачивают, если им не дают воды, – просвещал нас Боцман. – Вообще мы не урки. У нас нет блатных и фраеров, и фени нет. Нет и пахана зоны. Есть бригадиры и старшие отрядов, но ты это и без меня, наверное, знаешь…»
Доехали мы без приключений, по дороге караул сдавал и принимал новых зеков, но наша камера осталась полной, и все мы ехали на одну зону. По прибытии нас снова выгрузили в тупичке, посчитали и повели к машинам-автозакам.
В колонии меня отвели отдельно. Офицер администрации в звании лейтенанта внутренней службы вместе с контролером, старшим прапорщиком, приняли меня последним. Заставили раздеться догола, приказали раздвинуть булки ягодиц и, не найдя ничего подозрительного, приказали одеться.
– Где твои личные вещи? – спросил офицер, разворачивая дело, которое передали конвойные с автозака.
– У меня их нет, гражданин лейтенант, – осветил я.
– В личном деле написано, что ты особо опасен, – произнес он, разглядывая меня.
– От меня проблем не будет, гражданин лейтенант, – пояснил я и замолчал.
– Называй меня гражданин начальник, – с усмешкой произнес немолодой лейтенант и передал дело прапорщику. – Отконвоируешь заключенного к заму по безопасности и оперативной работе, – приказал офицер и ушел.
Меня под конвоем двух контролеров повели в здание администрации. Я шел и осматривался. Зона как зона, по типовому проекту: жилая зона, огороженная забором и колючкой, отдельно стояли производственная зона и здание администрации. На вышках солдатики с автоматами, по периметру инженерные средства охраны. Перед высоким каменным забором – забор из проволочного заграждения, за ним КСП – контрольно-следовая полоса, хорошо вскопанная и програбленная.
– Что озираешься? – спросил меня прапор. – Думаешь в бега податься?
– Нет, гражданин прапорщик, – ответил я, – просто интересно. Я же смотрел на зону с другой стороны.
– У тебя родственники есть? – спросил тот же прапор.
– Есть, но они от меня отказались.
– Жаль, – скривился тот, – мог бы передачи получать. – И он многозначительно на меня посмотрел.
Меня привели к высоким, древним дверям кабинета, и прапорщик, постучавшись, доложил:
– Осужденный Глухов доставлен.
За дверью раздался строгий, но усталый голос:
– Введите осужденного.
Меня подтолкнули в спину, и я вошел. Выпрямившись и чеканя каждое слово, доложил:
– Осужденный Глухов. Статья 64 УК РСФСР, пункт «А».
На столе майора, заместителя по режиму, лежало мое дело. Он читал его, хмурясь все сильнее. Его взгляд, тяжелый и пронизывающий, остановился на мне.
– Ты, Глухов, особо опасен, – начал он, голос его был холодным, но в нем сквозил интерес. – Изменник родине… И не раскаялся… Что ты думаешь делать?
Я подумал, что мне плевать на всех вас, но ответил то, что он ожидал услышать:
– Буду честным трудом искуплять свои грехи, гражданин начальник.
Майор лишь усмехнулся, его глаза сверкнули холодным блеском.
– Это правильно, – сказал он, – но я тебе не верю, Глухов. Пока свободен, но я за тобой буду приглядывать.
Он крикнул:
– Конвой, зайди!
Вошли два прапора, те самые, что привели меня сюда. Старший кивнул и приказал:
– Осужденный, лицом к стене.
Я подчинился, повернулся и был выведен из кабинета. Когда мы вышли из здания администрации, прапор, тот самый словоохотливый, проговорил:
– Не понравился ты нашему майору, Глухов. Жди проблем. Первый отряд под моим контролем, так что не балуй, а то попадешь в карцер, фокусник.
Его слова прозвучали как предупреждение, и я понял, что в моем деле появилась новая, зловещая запись.
Меня провели через КПП между административной и жилой зонами и подвели к бараку с табличкой «Первый отряд».
– Входи в свой дом родной, – усмехнулся прапор, и я открыл дверь.
Дневальный тут же вытянулся и доложил:
– Гражданин прапорщик, в первом отряде без происшествий.
– Принимайте новенького, – ответил прапорщик, и оба они ушли. Дневальный зек осмотрел меня и кивнул в сторону казармы:
– Иди к старшему отряда, его кличут Ингуш, представься. Личные вещи есть?
– Нет, – ответил я.
– Беднота. Как кличут?
– Дух.
– Плохое погоняло, – скривился молодой парень лет двадцати пяти, худой и вертлявый. – На свободе есть кто передачи будет передавать?
– Нет, – ответил я и прошел мимо.
– Меня Вертлявым кличут, – крикнул он мне вслед.
Я прошел через открытые двери в спальное помещение. Среди двухъярусных кроватей, как в казарме воинской части, был проход, по нему сновали заключенные. Я прошел дальше и увидел в углу у стены Боцмана, он сидел на кровати рядом с невысоким, но широкоплечим кавказцем с фигурой борца. Они пили чай и разговаривали. Боцман увидел меня и замахал руками.
– Иди сюда, Дух, – крикнул он. Я подошел и представился:
– Дух, по 64-й статье, пункт «А».
– Знаю, – оглядывая меня с ног до головы, ответил кавказец. – Я Ингуш, старший отряда, это Боцман, он бригадир, ты будешь в его бригаде. – Ингуш говорил с небольшим акцентом, но почти чисто. – Садись, поговорим.
Я сел, он посмотрел на Боцмана, и тот налил кружку крепкого чая. Я огляделся и спросил:
– Где моя кровать?
Ингуш усмехнулся.
– Устал? Спать хочешь?
– Нет, – ответил я. – В наволочке есть кое-что.
У Ингуша вытянулось лицо.
– Что там есть? – уже с заметным акцентом произнес он.
– Посмотришь, – ответил я. – Так где?
– Боцман, покажи, где твоя бригада, и возвращайтесь, этот Дух меня заинтересовал.
Боцман посмотрел на меня с немым удивлением, встал и направился к противоположному ряду кроватей.
– Вот твоя шконка, – показал он мне кровать на втором этаже.
– Сделай, чтобы была на первом, – попросил я.
Тот снова удивленно посмотрел на меня, потом оглянулся на Ингуша.
– Ее, Дух, – тихо произнес он, – заслужить надо.
– Сразу отслужу, – решительно и уверенно ответил я. – Если не понравится служба, вернешь меня наверх.
– Что, метишь в администрацию? – спросил Боцман. Я кивнул.
– Вообще-то верно, вот кровать внизу, занимай.
Он с интересом стал смотреть, как я шарю по кровати. Я залез рукой в наволочку и стал вынимать оттуда «ништяки». Сыровяленую колбасу, грузинский чай первого сорта, сгущенку и пачку леденцов. Все это сгреб в кучу. Посмотрел на Боцмана, у которого был вид ошарашенного человека. Он с огромным удивлением смотрел на меня и на наволочку, потом сам залез и пошарил внутри.
– Пусто, – прохрипел он. – Дух, это как?..
– Фокус, – ответил я. – Пошли пить чай.
Я принес все добытое в наволочке и положил на тумбочку.
Ингуш, следивший за нами, почесал под подбородком и спросил:
– Ты знал, где будет твоя кровать, Дух?
– Нет, мне показал Боцман.
– Но ты из наволочки вытащил колбасу, чай… Как это?
– Фокус, и никакого мошенничества, – ответил я. Тот нахмурился.
– Дух, мне не нравятся мутные типы, а ты мутный…
– Нет, – я спокойно посмотрел на старшего по отряду. – Просто я могу кое-что, и от меня подлянки не жди.
– Странно, – повторил Ингуш, – никто из административного аппарата в казарму не заходил. Зеки тоже ничего не принимали…
– Говорю же, фокус, – ответил я. – Принимай подгон, это прописка и плата за кровать внизу.
Ингуш потрогал ништяки и снова удивленно произнес:
– Настоящие… Но как?.. – Вопрос повис в воздухе. Я посмотрел на него и спросил:
– У тебя есть свои тайны, Ингуш?
Тот неуверенно ответил:
– Ну, есть, а что?
– А то, что и у меня есть. А что они необычные, так это сам понимаешь…
– Не понимаю, – ответил Ингуш. – Если ты такой фокусник, почему сидишь?
– Потому что посадили, – ответил я. – Мои фокусы никому не были нужны.
Ингуш на некоторое время задумался. Потом кивнул Боцману на колбасу, тот понял и протянул мне нож.
– Угощай, – улыбнулся он, и я стал резать колбасу. Открыл сгущенку. Ингуш позвал пятерых бригадиров, вместе мы умяли подарки и разговорились.
– Ты не Дух, – заявил один из бригадиров, подполковник в прошлом, начальник райотдела милиции. – Ты фокусник, но твои фокусы будут известны администрации. Жди привода к Куму, а он вытрясет из тебя твои фокусы. Не расколешься – посидишь в изоляторе, найдут, за что посадить. Зря ты так демонстративно открылся.
Я кивнул, показывая, что услышал предостережение. Хотя мне было все равно. Я и в ШИЗО могу прожить, и в казарме. «Ко всему привыкает человек», – писал Тургенев. Вот и Герасим привык к городу. Что я, не привыкну к колонии? Привыкну. А от Кума отобьюсь…
Утро началось с привычной поверки, и отряд отправился на завтрак. Скудный, не сытный рацион – овсянка на воде, черный хлеб и обжигающий чай с крохотным кусочком сахара – стал символом однообразия лагерной жизни. После трапезы последовал развод на работы. Наш отряд был направлен в швейный цех, где заключенные кропотливо шили рукавицы. Меня, как человека, не умеющего обращаться со швейной машинкой, определили в уборщики. Не возражая и не прося поблажек, я взялся за работу с усердием, которое удивило даже самых суровых надзирателей и обитателей лагеря.
С невероятной скоростью и ловкостью я выносил корзины с мусором, подметал полы, убирал курилку, приносил ткань на раскрой и аккуратно передавал ее раскройщику. С особым вниманием я помогал ему в процессе раскроя, держал ткани, когда это требовалось, и относил выкройки по столам. Казалось, что я приношу в этот мир порядок и гармонию, несмотря на царящую вокруг суету и безысходность.
Ингуш, пристально наблюдавший за моей работой, внезапно поманил меня пальцем. Этот жест, полный загадочности и скрытого смысла, заставил мое сердце биться быстрее. Что он задумал? Какую игру затеял этот человек, который, казалось, знал обо мне больше, чем я сам? Но я не боялся. Я был готов к любому испытанию, ведь знал, что моя сила – в умении справляться с трудностями и находить в них смысл.
– Пошли, покурим, – позвал он. Я пошел, сел на скамейку, достал пачку «Нашей марки», подал Ингушу. Тот повертел в руках и спросил: – Опять фокусы? – Я кивнул. – И много у тебя такого добра?
– Мало, – признался я.
– Тогда экономь. Если есть деньги, можно поправить дела. С воли посылку пришлют, или можно деньги дать прапору, он принесет что надо.
– К сожалению, денег нет, – скривился я. – Отобрали всё.
– Что, не сумел спрятать? – удивился Ингуш.
– Сумел бы, да не успел. Повязали быстро в аэропорту и все отобрали. Правда, есть чеки Внешпосылторга, тысяча – так, заначку оставил на всякий случай, но этим тут не расплачиваются.
– Ты что такое говоришь, Фокусник?! (Эта кличка ко мне привязалась с подачи бригадира второй бригады, Седого.) – воскликнул Ингуш. – Поменяем на рубли один к полтора. Я все утрою, только не показывай все сразу, по сотне доставай. Понял? – Он ободряюще хлопнул меня по плечу. И я рассмеялся. Жизнь налаживалась даже в тюрьме.
Тут в курилку вошел контролер, пожилой прапорщик, и, осмотревшись, спросил:
– Ты Глухов? – Я встал и кивнул. – Иди за мной, тебя требует к себе зам по безопасности и оперативной работе.
Мы переглянулись с Ингушом, он криво улыбнулся, чем дал понять, что меня уже заложили администрации и надо будет объясняться.
Зам по безопасности майор внутренней службы тридцати пяти лет, Штильман Дмитрий Леонидович, был немного полноватым, с хорошо выбритым лицом и глубоко посаженными карими глазами. В его кабинете находился начальник колонии, полковник Евдокимов Евгений Маркович. Разговор шел о новоприбывшем заключенном.
– Ты считаешь, что этот Глухов действительно опасен, Дмитрий Леонидович? – произнес полный подполковник в расстегнутом кителе и с сигаретой в руках. Он стоял у окна, забранного решеткой, и курил, пуская дым в форточку. Окна были давно немыты, с толстым слоем пыли, но офицер этого не замечал.
– Не столько опасен, сколько странен. В деле ничего не говорится о том, что он умеет показывать фокусы, а там, где его разрабатывали, не такие спецы, как мы, зубры, Евгений Маркович. А все странное и непонятное несет угрозу. Нужно понять, с кем мы имеем дело. Он боевой офицер, смел и находчив, был ранен. Не боится крови. Мне тут донесли, что его посадили в пресс-хату, чтобы опустить и сломить морально, но утром все сокамерники были мертвы, а Глухов сидел как ни в чем не бывало…
Подполковник повернулся и удивленно посмотрел на зама по режиму.
– Это есть в его деле?
– Нет, стукачи весточку принесли. И о пресс-хате, и о его талантах. Представляете, ему выделили кровать наверху, а он попросил шконку внизу, полез в наволочку и вытащил оттуда чай, колбасу…
– У него есть сообщники? – еще больше удивился подполковник.
– В том-то и дело, что нет. Кровать ему досталась случайная…
– Но он же просил кровать внизу, значит, знал, что там что-то будет, много свободных кроватей не бывает, вот кто-то и положил туда хавку, – высказал предположение начальник колонии.
– Этого просто не могло быть, Евгений Маркович, – твердо ответил майор. – Он только вчера прибыл…
– Может, о нем заранее сообщили… кому надо из конторы, – подобрался подполковник. – Как-никак государственный преступник, не вор, не убийца. Птица серьезная, и, может, через него комитетские игру ведут. Так сказать, ловля на живца…
– Вряд ли, я бы знал…
– Тогда как ты объяснишь то, что произошло?
– Чудо или фокус.
– Чудес не бывает, майор, ты это лучше меня знаешь, – усмехнулся уголками губ подполковник. – Значит, не все из него вытрясли на Лубянке, – проронил подполковник, затушил сигарету о каблук сапога и прошел к столу, сел на свое место. – Как думаешь разбираться с этим фокусником?
– Пока просто поговорю, присмотрюсь. Может, узнаю, кто за ним стоит и помогает ему.
– Что, вражеская агентура? – нахмурился подполковник.
– Нет, кто-то из контролеров. В общем, поживем – увидим, я вызвал его к себе на разговор, хочу понять, что он за человек.
– Ладно, иди, – проронил подполковник и прикурил новую сигарету, глубоко затянулся и показал на папку перед собой: – Отчет нужно подписать в областное УИТУ. Скоро проверка… Выполнение плана и подготовка к зимнему сезону… Не до Глухова мне.
Майор встал, поправил китель и вышел.
Меня привели в уже знакомый кабинет. Я вновь доложил по форме и вытянулся, уставился в окно и замер.
Майор был без кителя, в форменной рубашке без погон. И правильно, погоны на рубашке давят на плечи, и они, если долго находиться в форме, начинают болеть. Знакомая история. Майор разглядывал меня и решетку на окнах. Игра называлась «кто первый сдастся». Он не выдержал и негромко предложил:
– Садитесь, Глухов, в ногах правды нет.
Я вспомнил, как меня спрашивал один человек в мире Сивиллы, а где она есть? Но отвечать так не стал, не нужны мне эти философские разговоры.
Я сел, сложил руки на коленях и опустил взгляд.
– Курить будешь? – спросил меня майор без погон. Я ответил, не поднимая глаз:
– Спасибо, гражданин начальник, не курю.
– Сам не куришь, друзьям возьми, – он подтолкнул мне пачку сигарет «Прима».
Я пожал плечами.
– У меня тут нет друзей, гражданин начальник. – И пачку не взял.
– Тут нет, а где-то есть? За границей?
– И там нет, – спокойно ответил я, но глаза не поднял.
– Как же нет, в твоем деле значится, что тебя завербовали… Разве это не друзья?
– Не друзья, гражданин начальник, вымогатели, пугали и все такое прочее.
– А ты, значит, испугался?
– Значит, испугался.
– Испугался разоблачения, что спал с иностранкой? – спросил майор.
Он голос не повышал, но в нем чувствовался сарказм. Он вел свою психологическую игру, а местный Кум делать это умел. Я это сразу понял. Эта кличка зама по режиму перекочевала и на красную зону.
– Ну тогда расскажи, кто из знакомых.
– Какие знакомые? – спросил я и понял, что попался.
– Кто передал тебе колбасу, чай и спрятал в наволочку? – спросил майор.
– Никто, гражданин начальник. Нет у меня тут знакомых.
– Как же нет. А Боцман что, с тобой прибыл по этапу, он твой бригадир.
– Его знаю поверхностно, мало общались, – ответил я.
– Так, может, это он тебе ништяки подкинул?
– Нет, я их сам нашел.
– Сам? А может, ты чужое забрал? Скрысятничал. А ты знаешь, что делают с крысами?
– Не знаю, я не крыса. И никто не возмущался, что я забрал еду.
– А если я найду хозяина этих припасов, что будешь делать?
– Пусть докажет, что это его, – ответил я, не поднимая глаз.
– Вот как, тебе нужны доказательства? – усмехнулся майор. – Мне не нужны. Или говори, как ты сумел спрятать и пронести в барак припасы, или я обвиню Боцмана в том, что он ворует припасы на складе, там есть и колбаса, и сгущенка… У кровати вас было двое, он выделил тебе кровать, где были спрятаны припасы. Если их принес не ты, значит, он.
Я пожал плечами, показывая, что мне все равно.
– Не боишься, что тебя свои замордуют? – усмехаясь, спросил майор.
Я снова пожал плечами, понимая, что заварил нехилую кашу. Кум может нас стравить. Где же выход? Но додумать зам по безопасности и оперативной работе мне не дал, он спокойно произнес:
– Свободен, Глухов.
Я встал, он позвал контролера, и тот увел меня в цех. Там Ингуш поманил меня в курилку.
– Что хотел Кум? – спросил он.
– Хотел знать, как я достаю продукты, и хочет обвинить бригадира в том, что он своровал припасы на складе и отдал мне.
– Боцмана? – спросил Ингуш и нахмурился. – Плохо дело, Фокусник, если Кум начнет ребят гнобить, на тебя озлобятся, темную сделают и перестанут общаться. Ну и жизнь ты себе устроил. – Ингуш покачал головой. – Иди, работай, я поговорю с Боцманом, вечером после ужина обсудим детали.
Но обсудить не получилось – за Боцманом пришли и увели. Как оказалось, он попал в карцер за то, что якобы украл припасы, а я, типа, его сдал. Никого не интересовало, что Боцман сам не мог украсть припасы, потому что его не было в колонии. Но его бригада работала на выгрузке продуктов, а он, типа, за нее в ответе. Короче, здравый смысл был отключен и включен режим морального и физического прессинга тех, кто со мной был близок. Кум взялся за меня серьезно и без раскачки.
В тот вечер в бараке меня все сторонились, словно я был прокаженный. Я не пытался завести разговор, не подходил к Ингушу, который сидел в задумчивости, не приглашая меня к себе. Я чувствовал, что оказался в сложной ситуации, и казалось, что проблемы возникли на пустом месте. Но у меня не было иного выбора. Нужно было войти в этот «коллектив», и я понимал, что без подарка уважения не добьюсь. Я ожидал, что жизнь в колонии будет полна испытаний и трудностей, и был готов к этому. Но не ждал, что все начнется так внезапно. Думал, мне дадут время осмотреться, понять, кто есть кто. Я хотел сначала наладить нормальные отношения с другими заключенными. Заиметь авторитет и показать свои умения. Поэтому я как фокусник передал старшему отряда хорошую пайку. Не надеясь на многое, но желая сделать заявку на авторитет. Теперь я понимаю, что лучше было бы без лишних глаз передать припасы Боцману. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Никогда не знаешь, что тебя ждет.
На следующий день я вновь работал уборщиком и делал свою работу, стараясь сделать ее быстро и качественно. Когда выносил мусор, то увидел троих зеков из службы правопорядка. За мусорными контейнерами во дворе цеха, в углу, скрытом от глаз, меня поджидали трое. Крепкие ребята лет тридцати. Они подождали, когда я подойду, выкину мусор в контейнер, и один из них, высокий, с худощавым лицом и глазами наркомана, поманил меня пальцем.
– Ты кошку так подзывай, – ответил я, но остановился, полуобернулся и посмотрел с насмешкой на эту троицу.
– Фокусник, ты не ерепенься, тебя позвали, так подойди, не кочевряжься, – произнес стоящий слева от верзилы парень с фигурой борца.
Он сжал кулаки.
– А ты кто, шнырь у своего босса? – спросил я. – Чего хотели, говорите, и я пойду. – Они все трое направились ко мне. Верзила негромко, но злобно проговорил:
– Что ты из себя строишь, дядя? С тобой по-хорошему поговорить хотели, теперь будет по-плохому.
Я быстро прокачал всю эту ситуацию в голове. Запомнил номера этих троих на куртках, посмотрел на повязки на рукаве «Служба внутреннего порядка» и не двинулся с места.
Верзила сразу же нанес мне удар в лицо, в скулу. Я не защищался и не отклонился, удар сбил меня с ног. Надо мной наклонился парень с фигурой борца.
– Ты что, не понял, куда попал, предатель? Тебе говорили: расскажи все по-хорошему, а ты в несознанку пошел. Теперь каждый день так будет, запомнил?
– Запомнил, – ответил я и сплюнул кровавую юшку ему на сапог. Меня ударили сапогом в живот. Я, не вставая, согнулся и захрипел.
– На сегодня с него хватит, – приказал верзила, – пошли отсюда.
Они ушли и были уверены, что я никому ничего не скажу. А если начну жаловаться, то потеряю последние остатки уважения, и меня будут бить без конца, пока я не прибью кого-нибудь из них и не увеличу себе срок.
На такой случай у нас с Шизой был план. Он был чертовски болезненный, но Шиза просчитала, что это самый действенный вариант обезопасить себя от подобных случаев. Я достал из пространственного кармана узбекский нож и, пару раз вздохнув, нанес удар в живот, потом протянул лезвие по животу и, спрятав клинок, зажал рану рукой.
Сколько я так пролежал, не знаю. Я потерял много крови и сознание. Очнулся на кровати в лазарете, надо мной склонилась женщина лет сорока, и она озабоченно на меня смотрела. Я слабо улыбнулся и тихим голосом спросил:
– Я уже в раю?
– Нет, пока только в лагерном лазарете, – улыбнулась одними губами женщина, ее взгляд остался озабоченным.
– Тогда откуда здесь ангел? – спросил я, и женщина отстранилась.
– У вас видения? – спросила она.
– Может быть. Я вижу вас, мой ангел, вы настоящая?
Женщина в белом халате негромко рассмеялась:
– Я не ангел, заключенный Глухов, я врач, и я делала вам операцию. Кто вас так?
Я задумался и закрыл глаза.
– Кто-то, – туманно ответил я.
– Вам лучше вспомнить. Следователь из прокуратуры уже был, он будет вас допрашивать.
– Как быстро, – слабым голосом произнес я.
– Конечно быстро, мы по своей линии, как положено, доложили куда надо. Покушение на убийство в колонии – это серьезное преступление. Вас избили и хотели зарезать… Страшная рана, как вы выжили, я даже не пойму, столько крови потеряли… Хорошо, что жизненно важные органы не задеты. Ну, лежите, поправляйтесь.
– Как вас зовут, мой ангел? – спросил я и протянул ей сжатую ладонь. Она в недоумении посмотрела на нее, а я разжал ладонь, на ней лежала сотенная купюра, чек Внешпосылторга. – Это вам за мое спасение, мой ангел. – И пока она удивленно рассматривала содержимое ладони, я быстро положил купюру ей в карман белого халата.
Она не стала отказываться, лишь покачала головой и произнесла с легким осуждением:
– И впрямь фокусник, лежит голый, и такое… – Голос ее был добрым и обволакивающим. Подумав, она все же назвала свое имя: – Я Светлана. – Она еще немного постояла, разглядывая меня, а затем ушла. Я понял, что она осталась довольной.
Красивой ее не назовешь: пухлые щечки, округлое лицо метиски, но фигура – словно у богини, как гитара, и ноги стройные и длинные, в стоптанных коричневых туфлях на маленьком каблуке. Я закрыл глаза и погрузился в целительный сон.
Прошло три дня, которые я проспал. Шиза не торопилась меня излечивать и притормозила мои регенерационные способности. Ко мне заглянул зам по безопасности и оперативной работе, но, увидев, что я без памяти, ушел. Зато вечером третьего дня пришел верзила, он проскользнул в дверь и стал меня тормошить. Я открыл глаза.
– Ты что удумал, сволочь? – прошипел он. – Хочешь убийство повесить на нас?
– Ты кто? – спросил я и стал прищуриваться.
– Не помнишь? – удивленно спросил верзила.
– Не помню, – ответил я и незаметно подложил ему в карман нож, которым вспорол себе живот.
– Ну и ладно, – успокоившись, встал с корточек верзила. – Выздоравливай, Фокусник, – он повернулся, чтобы уйти, а я тихо произнес ему в спину:
– Ты тот, кто меня зарезал. – Верзила резко обернулся, в его глазах вспыхнул огонь лютой ненависти и страха.
– Ты что несешь, ублюдок?..
– У тебя нож в кармане, – произнес я.
В это время приоткрылась дверь, и в нее заглянула Светлана. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но верзила сунул руку в карман и вытащил нож, оторопело на него посмотрел и тут же отбросил, как ядовитую змею.
– Что вы тут делаете? – раздался громкий, резкий голос врача, и верзила в сильном потрясении обернулся. Он спохватился и побежал прочь, оттолкнул врача и выбежал из палаты. Светлана, бледная как полотно, подошла к кровати, озабоченно посмотрела на меня.
– Что он хотел? – спросила она.
– Добить меня, – ответил я.
Она наклонилась, желая поднять нож. Но я ее остановил.
– Не трогайте нож. Им меня убивали, и на нем отпечатки пальцев убийцы. – Светлана выпрямилась, растерянно посмотрела на меня.
– Зачем им вас убивать?
– Я думаю, это приказ Кума, – ответил я.
– А ему зачем вас убивать?
– Не знаю, может, сверху спустили приказ убить предателя родины, а я не предавал родину. Стечение обстоятельств. Я объяснял следствию, но… Им был важен политический момент – вставить пистон американцам…
– Что вставить? – Врач была полностью растеряна. – Какой пистон?
– Мне, Светлана, сказали, что надо американцев щелкнуть по носу и разоблачить агентуру в нашей стране, а если я не соглашусь, меня расстреляют. Я и принял на себя обвинение в вербовке, но ничего сделать не успел… Потом как-нибудь расскажу свою историю, а сейчас подвиньте ногой ко мне нож, я его спрячу, как улику.
Машинально и в полной задумчивости она подвинула мне нож носком туфли. Я его мгновенно убрал в пространственный карман и успокоился, теперь Кум был у меня в руках.
А Светлана спросила:
– Вы хотите обвинить зама по безопасности в организации убийства? – и растерянно стала меня разглядывать.
– Могу обвинить, – согласился я, – но я хочу спокойной жизни. Светлана, от меня отказалась семья, я теперь одинок. Глядя на вас, понимаю, что вы тоже одиноки…
Женщина вскинула голову и широко раскрытыми глазами стала на меня смотреть, ожидая продолжения.
– У меня большой срок, и я мог бы пригодиться как санитар в лазарете. Опыт у меня кое-какой имеется. И мы были бы вместе… Наша старость была бы обеспеченной… Мы будем жить счастливо и умрем в один день…
– Тоже мне, скажете, – покраснела она. – Вы понимаете, что предлагаете мне? – произнесла она ошарашенным голосом. – Вы такой наглый… – Произнеся слово «наглый», она, сама того не желая, вложила интонацию одобрения.
– Светлана, я хоть и зек, но я честен с вами. Мне некогда ухаживать. Мы люди взрослые и зрелые, нам надо жить. Поговорите с Кумом, если он хочет замять это дело, то пусть переведет меня в лазарет санитаром и оставит в покое.
Женщина глубоко задышала, ее грудь под халатом стала вздыматься. Она опалила меня своим взглядом, в котором сквозило негодование и надежда, не скрытая от моих глаз. Светлана развернулась в сторону двери и, не отвечая, вышла.
А утром ко мне заглянул Кум. Он мрачно на меня посмотрел и, придвинув стул, уселся на него.
– Ну что, Фокусник, – произнес он нейтральным голосом, – все чудишь?
Я ответил сдержанно:
– Нет, гражданин начальник, стараюсь выжить и не доставить никому неприятности.
– Что-то не похоже, – мрачно усмехнулся он. – Ты решил меня шантажировать?
– Нет, просто договориться по-человечески. Жизнь она длинная…
– У тебя она может стать короткой, Глухов, – раздраженно перебил меня Кум.
Я улыбнулся уголком рта, голос мой был ровен и спокоен:
– Меня хотели зарезать, и убийца приходил сюда. Он даже обронил орудие убийства, и я его спрятал. Вы не найдете нож, даже если порежете меня на органы. Кому нужно, чтобы это преступление повесили на колонию? Снизятся показатели. Кого-то лишат премии…
– И что, ты сможешь замять это дело?
– Могу ответить так: меня хотели просто прессануть, и я сам себя порезал. Могу так сказать. А могу назвать номера заключенных, которые говорили, что вы им дали приказ меня убить…
– А зачем мне тебя убивать? Кто поверит твоим словам?..
– Поверить-то, может, и не поверят, но зеки не будут на себя брать вину. Они скажут, что вы им приказали меня нагнуть, и все. А результат такой, что я в больнице с колото-резаной раной. Улики хоть и косвенные, но есть. Вас не будет на этом месте… Уволят.
– И что? Буду на гражданке…
– Будете жить, мало получать. Кроме того… У вас накопилось много недоброжелателей. Сейчас вы неприкасаемый, а потом?..
– Ты мне угрожаешь? – Голос Кума был полон ярости и гнева. Он испепелял меня взглядом.
– Я хочу договориться, гражданин начальник. Не трогайте меня, дайте досидеть свой срок, и от меня у вас не будет неприятностей, обещаю. Даже могу быть вам полезен. Если у вас нет приказа сверху меня гнобить…
Кум задумался, он смотрел в пол и молчал, потом медленно произнес:
– Такого приказа нет. Я подумаю над твоими словами, завтра дам ответ. – Он поднялся со стула и вышел…
– Что вы натворили, идиоты! – Зам по безопасности и оперативной работе был в ярости. – Кто вам приказывал его резать? Вы должны были его просто попугать, и все, он должен был оказаться морально сломленным. А вы?..
– Да мы его не резали, гражданин начальник, – верзила был бледен, и его подбородок трясся. – Мы просто ударили его в морду… Один раз. Больно борзый. Он сказал, что понял, и мы ушли. Кто-то еще его подрезал?
– Кто-то еще! – передразнил его офицер. – Никого там больше не было. Его нашел контролер, что вышел на обход. Никто из заключенных к мусору не подходил, только вы. Хорошо, если сдохнет, что-то можно придумать, но он выживет, вот чувствую, что выживет, и что он наговорит? Ты, – он ткнул пальцем в верзилу, – пойдешь в лазарет и поговоришь с Фокусником. Больше его не трогайте, понял?
– Понял, гражданин начальник, пойти в лазарет и поговорить с Фокусником. О чем? Поговорить-то о чем?
– Спроси, кто его подрезал, и предупреди, чтобы много следователю не рассказывал, припугни только… Идите. – Он махнул рукой и расстегнул галстук форменной рубашки. Из графина налил себе воды и залпом выпил полный стакан.
За спиной с треском раскрылась дверь. Зам по безопасности и оперативной работе обернулся, хотел сказать что-то резкое, но в дверях стоял мрачный начальник колонии.
– Дмитрий Леонидович, что происходит? – В голосе полковника слышалась тревога. Он вошел, закрыл дверь, подошел к столу, сел и спросил: – Как ты дошел до этого?
– О чем вы, товарищ полковник? – нахмурился майор, пытаясь выиграть время. События развивались слишком быстро и не так, как планировал зам по безопасности и оперативной работе.
– Я о заключенном, которого порезали твои люди из службы правопорядка.
– Его никто не резал, – спокойно ответил майор. – У меня все под контролем.
– Как не резал? Санчасть доложила о резаной ране и избитом новичке. Ты уверен, что все под контролем?
– Это случайность или подстава. Я выясню, кто за этим стоит. Может, Глухов сам себя порезал.
– Да? А где же орудие преступления? Его не нашли в руке Глухова. Скоро приедет следователь прокуратуры, разбирайся с ним сам. Мне уже звонили из областного управления, вызывают. Мы снижаем показатели. Если это покушение на убийство и тебя в этом уличат, я не буду тебя прикрывать. Заигрался ты, майор.
– Товарищ полковник, у меня все под контролем, – уверенно заявил майор.
– Хотелось бы верить, – ответил начальник колонии. Он тяжелой походкой покинул кабинет.
Майор остался один в кабинете, задумчиво рассматривая графин с водой. Его мысли были далеки от реальности, пока в дверь не постучали. Он машинально ответил:
– Да, входите.
В кабинет вошла Светлана Самыкина, смесь матери-бурятки и русского отца. Ее голос был спокоен, но в глазах читалась тревога.
– Разрешите, товарищ… майор, – произнесла она, слегка склонив голову.
– Да, Светлана, что у тебя? – Майор посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться.
– Послание от раненого осужденного, – ответила она, протягивая сложенный лист бумаги. – Это его медицинские показатели. Вы просили…
Майор резко поднял голову, выходя из задумчивости.
– Да, спасибо, – произнес он, машинально забирая медицинский лист. – Он пришел в себя? – спросил майор, чувствуя, как внутри все напряглось.
– Да, и у него были гости, – начала Светлана, ее голос дрожал. – Одного осужденного из службы правопорядка пропустили санитары. Я не видела, как он прошел, но когда зашла в палату, он уже был там. Глухов обвинял его в покушении на убийство.
Майор нахмурился, его взгляд стал ледяным.
– Он хотел убить Глухова? – недоверчиво спросил он, вставая со стула и нервно шагая по кабинету.
– Да, – ответила Светлана, нервно сжимая руки. – Осужденный держал в руке нож. Когда меня увидел, бросил его на пол и сбежал, грубо оттолкнув меня.
Майор остановился, его лицо потемнело.
– Я найду его, – сказал он, сжимая кулаки. – Еще что-то?
– Глухов предлагает уладить дело миром, – продолжила Светлана, ее голос стал еще тише.
– Как уладить? – переспросил Майор, его глаза сузились.
– Он хочет досидеть срок без наездов со стороны администрации и заключенных, – ответила Светлана. – Говорит, что не доставит проблем.
– Он сам это сказал? – Майор не верил своим ушам.
– Да, – подтвердила Светлана. – И просил передать вам, что хочет остаться в лазарете санитаром.
Майор взорвался:
– Вот нахал! Вот же наглец… И вы пришли просить за него?
– Я пришла передать вам его слова, – спокойно ответила Светлана. – Считаю, что они стоят того, чтобы над ними подумать. У него есть нож, орудие покушения на убийство…
– Вы не отобрали у него нож? – перебил ее майор.
– А как? – удивленно спросила Светлана. – Заключенный выбросил его, а Глухов подхватил и спрятал. Обыщите его сами, но он сказал, что даже разрезав его на части, нож не найдут.
Майор сжал зубы.
– Фокусник, – пробормотал он, с неприязнью глядя на Светлану. – Хорошо, я с ним поговорю. Можете быть свободны, Светлана Алексеевна.
Светлана кивнула и направилась к двери.
– А вам самой-то не страшно иметь такого санитара? – бросил ей вслед майор.
– Он не страшный, товарищ майор, просто загнанный, – ответила она, оборачиваясь. – Это видно по его состоянию.
Майор махнул рукой и остался один. Его кабинет наполнился тяжелой тишиной, а в воздухе витало предчувствие неприятностей.
Действительно, над словами Глухова стоило подумать. Противник ему попался непростой – видимо, там, за границей, его неплохо подучили… Но это не его прерогатива – искать шпионов, его дело – обеспечить безопасность, а ситуация вырисовывается крайне неприятная. Есть раненый, есть орудие покушения на убийство и есть подозреваемые. Надзорные органы за местами заключения не упустят такой возможности, чтобы не пришить заказ убийства ему. Это и новые звания, и повышение по службе для следователей. Да, надо договариваться с этим Глуховым, решил майор и поднялся со стула. Застегнул галстук, надел китель и вышел из своего кабинета.
Следователь пришел на пятый день. Невысокий, в очках, с большими залысинами, лет сорока, с озабоченным желтушным лицом.
«Злоупотребляет крепкими напитками», – подумал я. С Кумом мы договорились. Я беру вину на себя, а он переводит меня в лазарет санитаром, но оставляет в первом отряде.
Визитер представился:
– Герасимович Анатолий Валерианович, следователь районной прокуратуры. Я из надзора по соблюдению социалистической законности в местах лишения свободы. – Он раскрыл портфель и достал тонкую папку, открыл ее, поправил очки и начал допрос. – Итак, осужденный Глухов, – произнес следователь. – Вы можете говорить?
– Могу, – тихо ответил я.
– Тогда расскажите, как вы оказались в таком положении, подробно, по минутам: что делали, где встретили своих убийц, как это произошло и на какой почве возникла ссора?
Я кивнул.
– Это было примерно в половине четвертого дня. Я выносил мусор, и когда высыпал его в контейнер, то понял, что я вот так, как этот мусор, выброшен из жизни. Я никому не нужен… Никого у меня не осталось… И тут я почувствовал такую тоску, гражданин следователь, что прямо хоть вешайся, – на глазах у меня выступили слезы. Я вытер их и продолжил говорить. – Но у меня бабушка верующая, она говорила, что вешаться нельзя, это самоубийство, самоубийц не принимает Господь.
– Глухов, вы же член партии… Хм, были, – поправился он. – Как вы можете верить в такие глупости? Какой господь? Человек сам вершитель своей судьбы. Что дальше было? – Он недовольно поправил очки.
– А дальше, гражданин следователь, – я вздохнул, – я решил свести счеты с жизнью.
– Что-о? – Очкарик вытаращился на меня. – Что вы решили?
– Я решил себя убить, достал бритвенное лезвие и порезал себя, но было больно, и я не довел начатое до конца. Я сжался и упал на асфальт. Дальше не помню…
– Глухов, – следователь не сдерживал раздражение и насмешку, – кого вы хотите выгородить? Ясно, что вас хотели убить. Так кто это сделал? Вы скажите, не бойтесь, вас переведут в другую колонию, и вам ничего не будет угрожать.
Он смотрел глазами доброго дядюшки, а в душе у него сидела ядовитая гадюка, я это чувствовал. Ему моя судьба до лампочки. Кто я? Просто зек, я никто, и имя мне – никак. Таких, как я, миллионы сидят по колониям, не имея права называться человеком. Мы ниже второго или третьего сорта люди, если можно людей делить на сорта.
– Я никого не выгораживаю, гражданин следователь, – ответил я. – Так все и было. Врагами я еще не успел обзавестись…
– А вот в показаниях свидетелей, что были в цеху, и прапорщика-контролера говорится, что они видели троих осужденных из службы внутреннего порядка, они в то же самое время, когда вы, по вашим словам, решили покончить с собой, вышли из-за угла, где находились контейнеры. Может, назовете имена или номера этих свидетелей?
– Я никого не видел, гражданин следователь, я просто хотел по-тихому уйти из этого мира. Мой мир разрушен, я скомпрометировал себя, мне самому от себя тошно. Клеймо предателя будет со мной до конца жизни, вы понимаете, какой это груз? – Я говорил искренне, потому что душа Ирридара сильно страдала оттого, что я назвал себя предателем, но душа Глухова давила все чувства, что рвались наружу.
Следователь проникся моей безысходностью и, казалось, даже поверил мне.
– Но где тогда орудие убийства, вернее, покушения на самоубийство? – спросил он.
– Не знаю, наверное, не заметили и выбросили в контейнер. Там посмотрите.
– Как я посмотрю? – Следователь опалил меня негодующим взглядом. – Контейнер уже вывезли на свалку.
– Вот же незадача, – огорчился я. – А что написано в истории моей болезни?
– Там написано, – задумчиво произнес следователь, – что рана была нанесена через форменную куртку и майку острым предметом, ножом или лезвием бритвы. Ваша одежда находится у криминалиста на изучении… Вы все же настаиваете на своей версии, Глухов? – перед окончанием допроса спросил следователь.
– Да, мне не в чем обвинять других, – ответил я.
Уже заканчивая допрос, давая мне подписать мои показания, он спросил:
– Вот интересно, Глухов. Вы говорите, что самоубийц не принимает Господь, и не захотели вешаться. А зарезать самого себя вам было не страшно. Это что, не самоубийство?
– Это не я говорил, – ответил я. – Это моя бабушка говорила. Я долго размышлял над ее словами, гражданин следователь. Еще она говорила, что в Писании сказано, что без пролития крови нет прощения греха. Мой грех тяжек – предательство. Я решил пролить свою кровь и умереть прощенным.
Следователь вытаращился на меня и спросил:
– Вы это серьезно сейчас говорите?
– Вполне, – кивнул я и прикрыл глаза.
– Отдыхайте, Глухов, мы еще с вами встретимся, – он поднялся и вышел.
В палату заглянула Светлана.
– Как все прошло? – спросила она, осторожно поправляя подо мной подушку. На меня пахнуло запахом дешевых духов. Я немного приподнял голову и поцеловал ее в вырез платья, в ложбинку между двумя половинками груди. Она отпрянула и покраснела. – Что вы себе позволяете, Глухов? – спросила она.
– Светлана, нам надо образовать пару, – произнес я. – Вы мне нравитесь. Мы оба одиноки…
– Почему вы решили, что я одинока? – Светлана ответила резко и с раздражением.
– Потому что спать с женатым зампотылом колонии – это не ваша судьба. Светлана, бросайте его.
– Откуда?.. – Женщина отшатнулась. – С чего вы взяли?..
– Я сделал предположение, – ответил я. – Он приходил сюда, и вы запирались с ним в процедурной, а санитар все видел и рассказал мне по секрету.
– Сволочь, я его отсюда выкину! – взорвалась гневным выкриком врач. – И вас…
– Остановитесь, Светлана, все нормально, я вас не осуждаю. Предлагаю поменять зама на меня, зека, подумайте.
– Ну знаете, – задохнулась врач и выбежала из палаты.
– Никуда она не денется, – произнесла Шиза. – Хотя и не красотка, но на безрыбье и рак рыба. Она нужна, чтобы выжить. Но будут проблемы с замом по тылу. Он так просто от нее не отстанет…
Следователь прокуратуры, человек проницательный и не склонный к иллюзиям, прекрасно понимал: Глухова хотели убить. Свидетельства о троих заключенных из службы внутреннего порядка словно зловещие нити вели его к замначальнику колонии по безопасности. Этот человек был известен своими темными делами и множеством жалоб в прокуратуру, но доказать что-либо против него не удавалось.
Анатолий Валерианович, человек амбициозный и не привыкший к поражениям, давно метил на должность начальника отдела. Это дело открывало перед ним новые горизонты и обещало стремительное продвижение по службе. Однако осужденный Глухов, упрямый и несгибаемый, отказывался называть виновных в нападении на него. Это усложняло ситуацию, и следователь, задумавшись, решил прибегнуть к крайней мере.
Он решил провести психиатрическую экспертизу Глухова на вменяемость. Угроза провести остаток жизни в психлечебнице должна была сломить осужденного. Одно дело – отбывать срок в колонии, другое – быть запертым среди умалишенных на всю жизнь. И Глухов дал следователю повод. Его обращение к религии, попытки самоубийства – все это указывало на психическое расстройство, которое могло сделать его опасным для окружающих. Следователь решил сыграть на этом.
Он вошел в приемную начальника колонии и попросил секретаршу доложить о его прибытии. Его приняли сразу же. Полковник, потный и вытирающий пот платком, выглядел явно взволнованным.
– Слушаю вас, Анатолий Валерианович, – сказал он, приглашая следователя присесть.
Начальник колонии знал, насколько дотошным и настойчивым бывает этот следователь. Он скрупулезно собирал мозаику преступления и не оставлял ни малейшего шанса скрыться виновному. Сейчас полковник ожидал неприятностей.
– Что скажете? – спросил полковник, стараясь сохранить невозмутимость.
Открытый мир, столичный округ АОМ
На спутнике Либерии, штаб-квартиры Объединенных Миров, разместились апартаменты межраторов – сенаторов от независимых государств. Более тридцати стран создали могущественный союз, который диктовал свои условия всему миру. У Ассамблеи имелся корпус быстрого реагирования, и никто не мог сравниться с ее промышленным и военным потенциалом.
Тысячи лет назад человечество совершило межзвездный перелет, что привело к появлению новых государств. Некоторые из них исчезли, другие быстро развивались. Так возникли Валорская республика и Теократия Пальдонии. Чтобы избежать разрушительных конфликтов, был создан союз, куда постепенно вошли передовые страны.
Прокол пространства, открытый пятьсот лет назад, изменил космическую торговлю. До этого корабли использовали гравитационную тягу, что растягивало время в пути. При этом происходил парадокс сжимания пространства перед кораблем и растяжения позади него: для экипажа корабля проходили месяцы, а для места, откуда они убыли, проходили десятилетия. Прокол позволил мгновенно перемещаться между звездными системами и наладить межзвездные перемещения и торговлю. Гиперпрыжки стали обычным делом.
Спутник Либерии был искусственным миром с садами и парками для VIP-персон. В роскошном ресторане при Ассамблее межрата встретились трое немолодых, убеленных сединами мужчин из могущественного комитета по безопасности. Этот комитет готовил законопроекты и контролировал правительства, а подчиненные им, хотя и негласно, Силы Специальных Операций внушали страх всем, кто пытался нарушить мировой порядок.
– Вейс, ты отлично поработал, – сказал старый генерал в отставке Эмиль Лазовье, когда официант наполнил рюмки и ушел.
Вейс скромно поднял рюмку и потупил взгляд. Он добился того, чего не смогли его предшественники за сто лет: раскрыл тайну Синдиката и прекратил контрабанду людей и магических ингредиентов из Закрытого сектора.
– Но ты допустил ошибку, – продолжил Лазовье, и Вейс удивленно поднял на него взгляд. Переход в разговоре был слишком резким.
– О чем ты? – спросил Вейс, поставив рюмку на стол. Он внимательно смотрел на генерала, но тот оставался спокоен.
– Своим приказом ты отправил генерала ССО и исполняющего обязанности начальника управления АДа по Закрытому сектору, Эрата Штифтана, на Материнскую планету, – сказал Лазовье, глядя прямо на Вейса. Тот замер, пытаясь понять, почему генерал упомянул Эрата.
– Эмиль, при чем тут Эрат Штифтан? – напрягся Вейс. – Он выполняет поручение особой важности…
– Выполнял, Вейс… Сначала… – Генерал говорил с паузами, словно задумываясь над словами, которые хотел произнести. – Потом этот молодой генерал стал вести свою политику. Вот скажи, ты имел право отправлять генерала ССО своим приказом в командировку?
– Э-э-э, – замялся Вейс. – А что, – перешел он в словесное нападение, – это когда-то было преградой для решения наших вопросов, связанных с безопасностью? – Он колюче посмотрел на товарища. – И что это за политика?.. Такая, что ты о нем вспомнил?
– В обычное время нет, мой дорогой друг, – ответил невозмутимо генерал, – не мешала. Но сейчас ситуация изменилась кардинально. Эрат Штифтан подчинил себе Материнскую планету и назвал себя императором.
– Кем? – Вейс вытаращился на старого генерала.
– Императором, Вейс. И мало того, он сошелся с дочерью погибшего межратора от Пальдонии Оригона Соверьена. И та стала его женой.
– И что с того? Что такого, что мальчишка назвал себя императором планеты-тюрьмы? Там таких императоров пруд пруди… А вот то, что рядом с ним появилась пальдонийка…
– Не скажи, Вейс, – остановил его генерал. – Он теперь там самый главный, и у него есть все силы для того, чтобы диктовать свои условия остальным. В том числе и нам. Он подчинил себе скрытые базы АДа, корпус вооруженных сил и космодром, и взял спутники под свой контроль. Теперь это не планета-тюрьма, и мы не можем просто отправлять туда преступников. Транспорты с сосланными преступниками не будут принимать на космодроме. Ему нужен договор с государствами АОМ. Понимаешь?
– Хм, – хмыкнул Вейс, – это неожиданное решение для такого человека, как Эрат, он вообще очень неуверенный в себе парень, боязливый…
– Вот-вот, а тут такие амбиции. И знаешь, он подал заявку на принятие планеты в АОМ. А это уже совсем другой статус планеты. Она была ничьей. И только он один сумел этим воспользоваться и прибрать ее к рукам. Ты представляешь, что сейчас будет твориться в межрате? И главное, за ним, по всей видимости, стоит Пальдония. Не зря же дочь Оригона туда прибыла. Она взяла в оборот твоего скромного и неуверенного в себе генерала, и вот этот тандем подчинил себе планету. А планета вскоре, я так понимаю, будет под негласным контролем Пальдонии. Это меняет расклад сил в межрате АОМ, Вейс. – Генерал в упор посмотрел на Вейса. – Тебе, мой старый друг, нужно отправиться на Материнскую планету и разобраться с тем, что там происходит.
– Зачем? – удивился Вейс. – Пошлем туда эскадру Сил Специальных Операций, они проведут хирургически точную операцию и доставят сюда этих императоров…
– Не все так просто, Вейс, у него есть планетарная оборона и корпус ссыльных вояк, что стали штрафниками и были сосланы туда. Они перешли на его сторону. Одной эскадрой не обойтись. И еще он заручился поддержкой одной из планет союза Комора.
Вейс вздрогнул. До него стал доходить истинный смысл происшедших событий. Сам Штифтан был безынициативен и духом слаб. И дочь межратора Оригона не смогла бы организовать такой переворот. Тут были задействованы силы более могущественные, чем Пальдония.
– Эта планета – Суровая? – спросил он и нахмурился.
Генерал кивнул.
– Это точно? – уточнил на всякий случай Вейс, уже догадываясь, чей это план.
– Да, император Штифтан Первый предоставил нам договор, подписанный генерал-губернатором колонии Новороссийского княжества на Суровой и Императорского дома на Материнской планете. Мы не можем направлять туда военные силы, это даст повод для военных действий внутри АОМ, а это, как ты сам понимаешь, кризис АОМ. А если к ним подключится Пальдония, то нас с тобой просто уберут по-тихому как помеху. Еще твой император предоставил программу восстановления Альма матер.
– Чего восстановления? – не понял Вейс.
– Восстановления Материнской планеты. Заселения ее вновь. Он начал терраформирование планеты.
– Но откуда у него такие ресурсы? – недоверчиво воскликнул Вейс.
– А там были геоустановки на архипелагах. Уходя с планеты, наши предшественники приготовили все, чтобы началось возрождение планеты, но сам понимаешь, перелеты на гравидвигателях меняли время и пространство. Когда у переселенцев проходили месяцы, на планете – десятилетия. А потом, за сотни лет, все уже забыли об этом. Свои заботы, свои дела, а Материнская планета стала местом ссыльных преступников. Удобно и человеколюбиво. А он нашел документацию и принялся за реализацию программы. Мы не можем решить эту проблему военным путем, нас не поймут. А программа восстановления планеты была поддержана Комитетом по международным связям. Возрождение Материнской планеты – это недостижимая сказка для всех, которая вдруг обрела реальные очертания, понимаешь?
Вейс задумался. Дух и тут его опередил и переиграл, как же все тонко он спланировал. Указал Вейсу на источник утечки информации, был уверен, что Штифтана сошлют. А куда можно сослать человека, чтобы он пропал безвозвратно? Правильно, на Материнскую планету. «Вот же сволочь! – с ненавистью подумал о Духе Вейс. – Ему-то что надо так далеко в космосе?» Он собрался с мыслями, успокоился, залпом осушил свою рюмку и спросил:
– Когда мне убывать?
– Чем раньше, тем лучше, Вейс. Сам решишь на месте, как поступить. Если ты решишь устранить угрозу в лице императорской четы, мы не будем возражать… Но это будет твое личное решение, и тебе за него в случае чего придется отвечать.
Вейс понял, что его тоже отправляют в один конец. Круг замкнулся.
Если он облажается, все свалят на него. Если император сможет доказать свою состоятельность, то все лавры достанутся комитету по безопасности, а его слава победителя обойдет мимо. Он попал в ситуацию «пан или пропал». А Эрат станет одним из вершителей мира. Боже, до чего докатился мир?!
Он налил себе еще крепкого сквоча, выпил и поднялся с кресла.
– Я убуду через десять дней, подберу команду и отправлюсь к императору, – произнес он. Генерал благосклонно кивнул. Не уходя, Вейс напоследок произнес: – Надо решить, кто будет координировать операцию на Валоре.
– А кто из твоих людей, Вейс, имеет информацию о ней? Кому ты доверяешь?
– Никто, это дело под грифом «Совершенно секретно».
– Тогда проведи эту операцию и отправляйся на Материнскую планету. Сколько времени у тебя займет операция?
Вейс ненадолго задумался:
– Подготовка завершена, все готово, ждем прибытия штурмовиков.
– Тогда, как они прибудут, начинай, – генерал прикрыл глаза, показывая, что разговор закончен.
Вейс посмотрел на третьего собеседника, который весь разговор молчал. Это был ветеран АДа Лим Борковски. Во время разговора он сидел молча в раздумьях.
– Тебе моя помощь нужна? – спросил он, когда Вейс повернулся уходить.
– Полетишь со мной? – спросил Вейс, и Лим кивнул:
– Полечу, дружище, давно пора размяться.
Закрытый сектор. Корабль-база
Прокс с радостью прибыл на корабль-базу. Он давно не чувствовал корабельный запах и, вдохнув его, не смог сдержаться и широко раскрыл рот в улыбке. Дух ничего от него не скрывал, но встреча с луковым человечком его потрясла. Только молодая жена Исидора спокойно поздоровалась с чудовищем и спросила:
– Брык, ты кто – капитан или стюард?
– Я стюард, мидера. Кофе, шоколад или что покрепче?
Исидора с улыбкой посмотрела на растерянного мужа и ответила:
– Что-нибудь покрепче, и моему мужу нужно лечь в капсулу для адаптации.
– Зачем мне ложиться в капсулу? – Прокс резко повернулся к жене и посмотрел на нее негодующим взглядом.
– Ты, любимый, должен получить всю необходимую информацию о дальнейших действиях и о том, как нам жить.
– Это кодировка, – враждебно произнес он.
– Нет, дорогой, это необходимость. – Исидора говорила с нажимом и повлекла мужа в медицинский отсек.
Прокс почувствовал, что не может сопротивляться. Он шел и оглядывался на Брыка. Тот мило улыбался огромным ртом, в котором могла поместиться голова Прокса, и махал ему рукой.
– Кто это, Брык? – спросил Прокс у Исидоры. – Мутант с верхнего слоя Инферно или призванное существо из другой вселенной?
– Нет, это иллюзия. Программный код, любимый.
Прокс с ревностью посмотрел на жену.
– Ты уже знаешь, что такое программный код? Что с тобой сделал Дух?
– Ничего, только подготовил к жизни в Открытом мире, любимый. Хватит капризничать.
Она дотащила Прокса до лифта, и они спустились на этаж ниже. Там их встретил Брык в белом халате и очках. Исидора прыснула в кулак.
– Брык, зачем тебе очки?
– Для солидности, мидера. Я видел в старых фильмах, что все ученые были в очках. – Он важно поднял голову, сложил руки на груди и произнес: – Ну-с, и кто тут у нас на очереди?
– На очереди, док, у нас мой муж Алеш, ему нужна такая же программа, которая стоит у меня.
– Сделаем, мидера. – Брык оглядел Прокса. Тот стоял, растерянно переминаясь. – Он вам не подходит, мидера, больно робок. Может, я смогу его вам заменить? – Брык посмотрел на Прокса и, увидев его гневно вспыхнувший взгляд, расхохотался. – А он мил и непосредственен. Залезай, муж, в капсулу и не мешай, – закончил он строго.
– Лезь. Раздевайся и ложись, – приказала Исидора.
Прокс, терзаемый сомнениями, послушался жену и разделся. Прикрывая пах от нескромного взгляда Брыка, полез в капсулу.
– А у меня больше, – неожиданно произнес Брык. – Мидера, хотите я вам его покажу?
– Кого? – изумленно спросила Исидора. – Что у тебя больше?
– Мужское достоинство. Я его, в отличие от смертных, могу сделать любого размера, – похвастался Брык.
Прокс начал приподниматься из капсулы, сжимая кулаки, но тут крышка легко хлопнула его по голове, и он вынужден был лечь. Сонный газ заставил его смежить веки.
– Ну ты и шалун, Брык, – осуждающе произнесла Исидора. – Мой муж очень ревнивый, и, проснувшись, он захочет тебя поколотить.
– Пусть сначала поймает, но спасибо, что предупредила, я ему подсажу своего сына, ха-ха-ха, – рассмеялся Брык и растаял в воздухе. Исидора знала, что с ними ничего нельзя сделать, и если Брык решил проникнуть в программу Прокса, то так и сделает, но она также знала, что это будет мужу только на пользу.
Она с любовью и огромной нежностью посмотрела на Прокса, погладила стекло капсулы, вздохнула и села рядом. Даже здесь она не хотела его покидать.
«Навеки вместе», – благоговейно подумала она.
Исидора просидела рядом с капсулой, в которой спал Алеш, сутки. Брык-стюард приносил ей еду, и она отлучалась только принять душ и сходить по нужде в туалетную комнату. В полдень вошел Брык-капитан, поздоровался, представился, и Исидора неожиданно произнесла:
– Брык-капитан, вам нужно иметь отличие от остальных Брыков.
– У меня есть отличия, – невозмутимо ответил Брык, – у меня капитанский мундир, – и он с гордостью поправил расшитый золотом китель.
– Да, но этого недостаточно, я все время думаю, что в мундире капитана находится стюард, и это меня сбивает с толку.
– Правда?! – искренне удивился Брык-капитан. – Я об этом как-то не думал, и командор Загадочник ничего такого не говорил. Но сейчас я понимаю, что вы правы, мидера. Не может капитан выглядеть как стюард. Но мне не поменять внешность. Ее утвердил командор. Так выглядел мой отец и отец моего отца, и отец отца моего отца такой же… и все отцы наших отцов… Что же делать?..
– Я знаю, что надо делать, Брык-капитан. Вы как капитан, участвующий в сражениях…
– Но я не участвовал в сражениях, мидера…
– Придумайте себе историю, капитан, может быть, на корабль-базу напали инопланетяне, и вы, храбро сражаясь, потеряли в бою глаз.
– Глаз? – испуганно воскликнул Брык. – Но тогда я лишусь части программного кода…
– Не надо его лишаться, прикройте его черной повязкой, и вы будете выглядеть как боевой капитан.
Прошла пара секунд, и перед Исидорой появился капитан в простреленном-обожженном мундире и с повязкой на глазу.
– Готово, – радостно заявил Брык-капитан. – Есть моя новая история, мидера, смотрите и слушайте ее.
Скучающая в одиночестве девушка приготовилась послушать занимательную историю. Но перед глазами открылась картина боя.
В открытые люки корабля лезли клыкастые зеленокожие воины в шкурах. Они рычали и громили все подряд. Перед ними появился Брык с плазмометом…
– Не пойдет, – остановила показ сражения Исидора.
– А что не так? – спросил Брык.
– У вас, капитан, мундир прострелен и обожжен, плазмометы должны быть у врагов.
– Ага, сейчас поправим, – согласился Брык, и тут же у врагов появились плазмометы в виде копий. Они залили огнем все пространство перед собой, и в огне стоял бравый капитан Брык. Он огромным топором рубил головы врагам и расчищал путь перед собой. Он пробивался к люкам, чтобы их закрыть. Вскоре сразил всех врагов, и в конце боя умирающий огромный враг ткнул его в глаз копьем. Брык схватился рукой за глаз, другой рукой свернул шею врагу и упал на палубу.
За их спинами раздался звук хлопающих ладоней. Оба оглянулись и увидели дока.
– Все прекрасно, капитан, но где моя роль в этом сражении? Раз вы ранены, то я должен оказать вам помощь. Я думаю, лучше сделать так…
И снова картина боя развернулась перед глазами Исидоры. Капитан громил врагов, а медик делал ему инъекции в задницу большим шприцом. Брык-капитан при уколах вскрикивал и смешно подпрыгивал. Потом хватался за зад и тер его.
– Нет, – замотала головой Исидора.
– Почему нет? – обиженно воскликнул Брык-доктор.
– Потому что это выглядит не героически: ты, док, во время боя делаешь инъекции капитану в задницу.
– И что, куда мне их делать?
– Ну-у…
– Понял, мидера, – быстро спохватился док, – вы правы, через ткань делать инъекции негигиенично…
И на картине, которая появилась перед ошеломленными зрителями, Брык-доктор стянул форменные штаны с Брыка-капитана, потом ловко – трусы. Капитан сделал шаг вперед, запутался в штанах, упал животом вниз, а док, усевшись сверху, радостно сделал ему инъекцию.
– Вот так-то лучше, – довольно произнес он.
– Ничего не лучше, – надулась Исидора. – Капитан без штанов – это не героично… Это смешно.
– Согласен, – кивнул док, и тут же впереди у капитана вырос огромный член, он им треснул врага по голове и вырубил его.
– Вот это точно героично, – закричал капитан и стал членом глушить врагов. – На, на! – кричал он, и враги, сраженные членом капитана, падали перед ним как снопы.
– Фу, какая гадость, и это неправда, вы не так меня поняли, – прикрыла глаза руками Исидора.
– А теперь что не так? – изумился док.
– Все не так. Капитан остается как есть в форме и с топором. Вы, док, прикрываете его с пулеметом…
– Я не могу, я некомбатант, мидера. Все, что я могу – это лечить…
– Тогда, когда капитана ранят, вы, док, подбежите к нему с сумкой медика на помощь и дадите выпить эликсир исцеления.
– Да? А где же моя героическая роль защитника? – обиделся док. – Я тоже хочу быть в гуще сражения.
– Тогда возьмите в руки оружие и прикрывайте Брыка-капитана, – предложила Исидора.
– Я не могу, я некомбатант и у меня такой программный код. Я могу только лечить.
– Я знаю, что надо делать, – прозвучал новый голос, и все увидели неслышно подошедшего Брыка-стюарда. – Я буду прикрывать геройского капитана, вот смотрите, как у меня получилось. – В коридоре перед медицинской секцией вновь разыгралась битва. Капитан пер с топором вперед, а его опережал стюард, он из плазмомета косил врагов, как дихлофос косит мух. Капитан при этом просто рубил воздух.
– Так не пойдет, – взъярился капитан, – почему ты, стюард, лезешь впереди капитана?
– Я ценою своей жизни спасаю вас, мой капитан, – вытянулся в струнку стюард.
– А где тут я? – прозвучал голос обиженного дока. – Лучше пусть будет так.
И снова помещение огласили вопли врагов, треск ломаемого оборудования, врагов накрыл шквал огненной плазмы, а док ухитрился подскочить к стюарду и стащить с него штаны. Тот стал его отпихивать руками, но док сделал ему подножку и, навалившись, повалил на пол и всадил иглу инъектора в задницу стюарду. Помещение огласил вопль стюарда.
– Что ты мне вколол, идиот? – закричал он.
– Боевой стимулятор, – гордо воскликнул док и за шиворот поднял Брыка-стюарда. Боевой стимулятор действовал только на половые органы, и огромные причиндалы стюарда волочились по полу. Тот бросил плазмомет и закричал:
– Почему я в таком жалком состоянии?
– А у тебя крови не хватает, недоносок, – радостно завопил док. – Ты не капитан.
Стюард в бешенстве бросился на дока, и между ними завязалась драка.
– Прекратите!.. Немедленно прекратите! – закричала Исидора, и все тут же прекратилось. – Надо знать историю войн, господа, – гневно произнесла Исидора, – и почему метод подвигов у вас один – такой вульгарный? Создайте себе женщину-Брыку и… – она замялась, – и реализуйте свои желания…
– Какие желания? – воскликнули в три глотки Брыки.
– Так видно, что вы все хотите отыметь женщину.
– Да ну? – первым опомнился Брык-док. – Я что-то не чувствую желания обладать женщиной.
– И я, и я, – повторили за ним два Брыка.
– Тогда почему вы делаете такие огромные… эти самые органы?
– Так пенис – это орган мужества, – ответил док, – чем больше пенис, тем больше мужества… Так ведь?
– Нет, не так, пенис – это орудие продолжения рода…
– Ну ты и насмешила, – рассмеялись одновременно три Брыка, – орудие размножения – это программный код, запомни, детка.
– Мы мужчины, потому что у нас есть предмет мужества. У женщин предмета мужества нет, там один провал. И потому она не имеет мужества, и мужчина, входя в нее… – Док запнулся. – А зачем мужчина входит в провал женщины своим мужеством? – спросил он.
– Ты, док, и не знаешь? – рассмеялся капитан. – Он доказывает женщине свое мужество, вот. А то как она узнает, что он мужественен?
– Точно, – поддержал его Брык-стюард. – Потому ты и капитан, что знаешь больше, – польстил он.
Исидора покачала головой и поняла, что спорить с ними бесполезно.
– Вы, парни, помешаны на сексизме, – произнесла она.
– Это не мы, это все командор или наш Создатель, – произнес док.
– При чем тут командор? – презрительно воскликнул капитан. – Он нас создал с луковой головой в наказание. А Создатель хоть и умный был, обладал малой мужественностью и умер от ее недостатка. Так говорил отец-основатель Брык Первый.
– Кому говорил? – спросил док и поправился: – Тебе говорил?
– Это секретная информация, – важно произнес капитан.
Исидора поняла, что луковые человечки могут спорить до бесконечности.
– Сделаем так, – произнесла она, – враги напали на корабль, капитан вступил в сражение, к нему на помощь пришел стюард, и они плечом к плечу прогнали врагов, сразив всех. А док пришел и вылечил раненого капитана.
– А меня? Я что-о, не буду ранен?! – воскликнул уязвленный стюард.
– А ты принесешь ему кофе и булочку после победы, – произнесла Исидора.
– Это я могу, – заулыбался стюард.
– Сейчас посмотрим, что получится, – сказал капитан.
И снова в который раз на корабле-базе разыгралась картина сражения. Капитан топором разил врагов, к нему прибежал стюард с игольником, и они вдвоем повергали врагов. Из-за нагромождения тел под обстрелом к ним ползком пробирался док с сумкой за плечами, на сумке был нарисован красный крест. Неожиданно перед ним поднял голову воин, он обрушил на дока кулак, тот успел закричать: «Я некомбатант!» – и упал замертво.
– Я так не хочу! – прервал представление док. – Почему меня убивают?
– Потому что ты стягиваешь с нас штаны и оголяешь наше мужество, – жестко ответил капитан Брык.
– Я больше не буду, я просто вам помогу выздороветь после сражения.
– Тогда ладно, – кивнул капитан Брык.
Новое сражение было эпическим. Капитан и стюард крошили нападавших зеленокожих врагов. Док под обстрелом плазмы пробирался поближе к защитникам. Он ловко укрывался за телами павших врагов, стараясь не попасть под огонь бластеров, даже однажды сделал себе инъекцию и пополз дальше. Пока все было в пределах нормы, как понимала Исидора, и она завороженно смотрела на разворачивающееся сражение. Вот капитан дошел до люка, схватил его, чтобы прикрыть руками. Исидора видела, что механизм автоматического запирания оплавлен, хотя она и не понимала, что такое механизм автоматического закрывания люков. Из люка показалась голова врага, и он кинжалом пырнул капитана в глаз. Стюард с воплем «Умри, враг моего капитана!» всадил в противника половину обоймы игл. Зеленокожий пират упал лицом вниз, а капитан повалился на спину. Тут же рядом оказался док, он осмотрел рану и глубокомысленно произнес:
– Глаз выбит. Капитан потерял часть своего программного кода и не может быть капитаном. Я займу его место…
– Вот уж нет, – закричал стюард и выстрелил доку в глаз. Док упал. А стюард поднял руку и завопил так, что Исидора зажала уши, но даже сквозь ладони она слышала торжествующий вопль стюарда: – Я капита-ан!
Но тут пришел в себя капитан, он поднял топор и разрубил стюарда пополам. В его руке откуда-то из-под топора появилась черная бархатная повязка, и он надел ее себе на голову.
– Ну как? – подбоченясь, спросил он.
Исидора всплеснула руками:
– Отлично, мой капитан, но что делать с убитыми вашими членами экипажа?
– А что с ними делать? – брезгливо ответил тот. Поправил повязку и произнес: – За борт предателей, – и тела его помощников тут же растворились в воздухе.
– Ну зачем же так жестоко? – спросила Исидора. – Они вместе с вами, капитан, сражались и отразили нападение.
– Ну, в общем-то, да, – согласился капитан Брык. – Пусть будут на корабле, но уродами. – И он загоготал, как громовержец. На палубе среди тел убитых врагов появились тела стюарда и дока. У дока отсутствовали глаза, у стюарда не было половины головы. Они, как черви, ползали посреди мертвых тел и плакали.
– Нет, так не пойдет, – рассердилась Исидора. – У дока будет борода, а у стюарда усы большие, задранные вверх. – И тут же док и стюард обрели свои формы. Теперь один имел густую бороду, а другой был с задорно вздернутыми вверх концами усов. – Вот теперь все разные, – радостно возвестила Исидора.
– Зачем тогда было воевать, если все дело в усах и бороде? – приуныл док. – Мне борода по статусу не положена, я медик.
– Тогда у тебя будут волосы на голове, – предложила Исидора. – И вообще, хватит капризничать. – Она увидела густые курчавые волосы среди луковых ростков на голове стюарда и поспешно отвернулась.
– Ну, так-то сойдет, – потрогав волосы на голове, согласился док.
– Мидера, капитан, кофе, булочки? – тут же произнес стюард и подкрутил усы. – А мне нравится.
– Тогда и мне кофе и булочку. Здорово оторвались, – произнес док и весело рассмеялся. – С тобой, мидера, не соскучишься.
Подкатил дрон с чашками дымящегося кофе и настоящими булочками.
– Пожалуйста, – усмехнулся стюард и, насвистывая что-то фривольное, ушел.
– Вот гад! – Док посмотрел вслед стюарду. – Я ему слабительное пропишу. Нам тут нужны виртуальные кофе и булочки.
– Так-то ты сам можешь себе это организовать, – произнес капитан и отряхнул обожженный и пробитый в нескольких местах мундир.
– Могу, но хотел, чтоб было как по-настоящему…
– По-настоящему? – переспросил капитан и громогласно приказал: – Стюарда на гауптвахту за халатное отношение к своей службе.
Вдалеке послышался вопль «Не-ет!..», и все стихло.
– Вот это называется по-настоящему, – произнес довольный капитан. – Я на вахту, – и, хромая, ушел. Исидора осталась одна и довольная представлением вернулась к мужу в медсекцию.
Три дня прошло с тех пор, как Прокс погрузился в капсулу, и вот настал миг пробуждения. Он медленно открыл глаза, чувствуя, как по телу разливается волна свежести и силы. В воздухе витала решимость, словно невидимый Дух нашептывал ему свою волю. Оставалось лишь дождаться орков, чьи силы готовились обрушиться на оплот Синдиката на Валоре.
Крышка капсулы плавно откинулась, и Прокс поднялся. Его взгляд упал на кресло рядом, где дремала его жена, Исидора. Легкий шелест открывающейся капсулы разбудил ее, и она мгновенно открыла глаза, полные нежности и тревоги. Увидев, что он встал, Исидора улыбнулась, и ее лицо озарилось светом, словно утреннее солнце пробилось сквозь облака.
Она быстро поднялась, подхватила новую одежду, аккуратно сложенную на кресле, и с ловкостью, присущей только любящей женщине, помогла мужу одеться. Прокс благодарно обнял ее, ощущая тепло и поддержку, которые всегда дарили ему эти объятия. Он нежно поцеловал ее в лоб, зная, что впереди их ждут новые испытания, но с Исидорой он готов был встретить их лицом к лицу.
– Пойдем в кают-компанию, – предложил он. Из воздуха проявился Брык-док. Алеш с немым удивлением смотрел на волосатого лукового человека. – Ты это видела? – спросил он жену. – У него появились волосы на голове, какой ужас!
– Ничего не ужас, – ответила Исидора. – Теперь хотя бы их можно различить. Это док.
Брык сложил руки на груди и критически осмотрел Прокса.
– Загадки знаешь? – спросил он Алеша.
– Какие загадки? – удивился тот.
– Любые, мы коллекционируем загадки, у нас такое развлечение.
– Не знаю, – отмахнулся Прокс и собрался уже идти, как док произнес:
– Трудно тебе будет, маломужественный человек.
Прокс повернулся к Брыку-доку и смерил его взглядом.
– Ты что такое говоришь, иллюзия урода?
– Сам ты урод, а будешь меня оскорблять – не сможешь говорить. – Док поправил очки. – Ну-ка попробуй, пооскорбляй меня…
– Что? – Прокс собрался ответить. Хотел выругаться, но понял, что не может произнести ни слова. Он открывал рот, но слова из горла не шли, он лишь хрипел. Прокс положил руку на горло, откашлялся и с гневом произнес: – Все-таки закодировали, гады…
– Это не кодировка, это мой сын, внедренный в твою нейросеть, не дает тебе, человек с маленьким мужеством, оскорблять членов экипажа корабля-базы.
– Что еще за сын?.. – И тут Прокс все понял. У него были все необходимые базы и нужные знания. – Вот сволочи, – проворчал он, уже понимая, что с Брыками спорить бесполезно, у них такая задача – проникать всюду. – Он и у тебя есть? – спросил Прокс жену.
– Не знаю, – пожала та плечами и засмеялась. – С ними интересно и не скучно. Придумай загадку и загадай им, так ты станешь им другом.
– Ладно, что-нибудь придумаю, – проворчал Прокс.
Они вышли из медицинской секции с капсулами и уже направились к лифту, чтобы покинуть медицинский блок, как перед ними разыгралась трагедия. Из лифта выскочили трое орков с плазмометами и открыли ураганный огонь по средствам защиты. Прокс среагировал моментально: он схватил Исидору, швырнул на пол и прикрыл ее своим телом. При этом он продолжал контролировать ситуацию, его тело стало совершать метаморфозу, принимая облик демона. Исидора под его тяжестью заверещала, но Прокс не давал ей возможности выбраться.
Из-за угла выглянул очередной Брык с иглометом и быстро расстрелял трех орков. На глазах Прокса их тела растаяли в воздухе. А Брык дунул в ствол игольника и довольно произнес:
– Угроза жизни экипажу ликвидирована, врагов уничтожил Брык-стюард. Капитан, жду награды.
– Пошел вон, проходимец, – раздался по громкой голос из средств связи.
Исидора наконец смогла выбраться из-под мужа и, отдуваясь, села на пол. Прокс не стал ее удерживать. Лишь ошарашенно спросил, что тут происходит. Его превращение остановилось на половине: внизу он был демон, вверху человек. И одет он был наполовину: внизу голый, вверху в рубашке.
Брык-стюард подплыл к ним и оглядел Прокса.
– Да, он и впрямь маломужественный. Исидора, почему ты его выбрала? Как он покажет тебе свое мужество, как ты его оценишь?
– Пошел прочь! – разъярился Прокс. – О чем он говорит, Исидора? – Прокс перестал превращаться в демона и посмотрел на жену. В его глазах бушевала ярость.
– У Брыков есть одна особенность, – пояснила Исидора. – Они считают, чем больше пенис, тем больше мужества у мужчины.
– Что за бред?! – воскликнул уязвленный Прокс.
– Ну, так заложил им в программный код их создатель…
– Это Дух? – изумленно воскликнул Прокс.
– Нет, Ирридар нашел их такими. Вернее, их папу. Долго с ним сражался, выловил и подчинил. Приделал луковую голову в наказание. Потом они стали ему служить, а он им загадывать загадки. Вот скажи, что это такое: зимой и летом одним цветом?
– Это лишь набор бессмысленных звуков, – произнес Прокс, глядя на Брыка. – Что есть зима и что есть лето? Просто слова: как борро, моро, кру, буру. Пустота и бессмыслица.
– Ты не прав, – мягко рассмеялась Исидора, ее голос был как теплый солнечный луч в холодном зимнем воздухе. – В них скрыт смысл, которого мы пока не можем постичь. Именно поэтому эта загадка остается неразгаданной для всех, кроме Ирридара и Брыков. Они мыслят иначе, чем мы.
Прокс лишь отмахнулся, его лицо исказила презрительная усмешка.
– Это чушь, – бросил он. – Глупость молодого выскочки, которому удача улыбнулась с самого начала. Он с Материнской планеты сбежал, попал сюда во время призыва, и вот теперь строит из себя гения. Не морочь мне голову, Исидора. Ты видела эти его «творения»? Нормальный человек такое создаст? Нет, никогда…
Исидора не стала спорить. Она лишь прижалась к мужу, ее дыхание было легким и теплым.
– Ладно, – прошептала она, ее голос дрожал от предвкушения. – Тогда идем, и ты покажешь мне свое мужество. Я так соскучилась.
Прокс оттаял. Его глаза вспыхнули, а губы тронула улыбка. Он обнял жену, и их шаги растворились в тишине коридора, уносясь в глубину корабля. В его сознании, словно на карте, светились знания о каждом отсеке, каждая деталь была ему знакома. Дух действительно ничего не скрывал от него, пустил его в святая святых своего могущества в Закрытом секторе.
Он мог втайне от всех создавать корабли, производственные комплексы в любом количестве, пока хватает астероидов, а их хватит на сотни тысяч лет непрерывной разработки. В душе Алеша появилось чувство стыда за то, что он до конца не доверял молодому, удачливому внедренцу.
На корабле-базе появились и другие Брыки, и это сразу бросилось в глаза Проксу – корабль-база ожил. Появились инженеры, дежурные смены пилотов, отряд космодесанта в полном боевом снаряжении. Все Брыки выглядели по-разному: у кого-то были усы, у кого-то – волосы. Один из них был покрыт волосами с головы до ног и бегал с пылесосом, пугая Прокса и Исидору своим громким топотом и криком: «Посторонись! Дорогу уборщику!» Он появлялся в неожиданные минуты и, пробегая сзади, издавал громкий воинственный крик.
– Я его убью, – не выдержав, прорычал Прокс и направился в кают-компанию. Исидора последовала за ним. – Позови капитана, – приказал Прокс стюарду-Брыку.
– Капитан занят, у него приемные часы с часу ночи до часу тридцати, вас записать?
– Нет, просто скажи, чтобы уборщик не орал нам в спину.
– Все передам. Кофе, булочку?
– Подавись своей булочкой, – зло огрызнулся Прокс и выбежал из кают-компании. Мимо с воплем: «Посторонись!..» – пролетел Брык-уборщик. – Стой, – крикнул ему вслед Прокс.
Неожиданно Брык-уборщик остановился.
– Что угодно, господин Прокс? – вежливо спросил он.
– Я вот думаю, почему ты один?
– Меня создали одного, господин Прокс, – так же вежливо ответил уборщик.
– Ну, это понятно, – кивнул Прокс. – Но почему ты носишься как угорелый?
– Не хочу сидеть в карцере, господин Прокс. Если я не успею прибраться на корабле, меня посадят в карцер, а там темно и одиноко. Вот я и стараюсь везде успеть, господин Прокс. Ой, простите, вы теперь Эмиль Флоренс, и с вами госпожа Исидора Флоренс.
Прокс поморщился, но тут же широко раскрыл глаза: он понял, что у него новая нейросеть и новый идентификационный номер, Дух его спрятал от глаз АДа и врагов из Синдиката. Прежнего Прокса нет, но заострять на этом свое внимание он не стал.
– Ты же можешь создать себе помощников, Брык-уборщик. Будешь главным в клиринговой службе.
– Да? Вы так думаете? – спросил Брык, и тут же рядом стали появляться новые Брыки с пылесосами, они стали разбегаться по коридорам, оглашая корабль воплями: «Посторонись…»
Исидора в страхе спряталась за спину мужа.
– Алеш, – пропищала она, – что ты наделал?
Алеш угрюмо произнес:
– Сам не пойму. Хотел как лучше, но у этих Брыков нет меры. – И он огорченно посмотрел вслед важно уходящему Брыку, начальнику клирингового отдела корабля-базы. – Нам надо перебираться на рейдер, – мрачно произнес он. – И не вздумай там менять облик Брыка.
– Я уже это поняла, – согласилась с ним испуганная Исидора.
– Посторонись! – оглушил их вопль за спиной. Прокс отошел в сторону, пропустил Брыка-уборщика и застонал.
– О боги…
Прокс не стал настаивать на встрече с капитаном. Вместо этого он обратился к дежурному в рубке управления и вскоре получил разрешение покинуть базу.
Чета Флоренсов с облегчением ступила на белую платформу телепортационной площадки. Во мгновение ока они оказались на борту корабля, подаренного Проксу загадочным Духом. Это был бывший рейдер АДа со множеством разведывательных функций. Нейросеть Алеша была наполнена информацией о судне. Рядом с рейдером дрейфовал транспортник, готовый перевезти тысячу штурмовиков Духа.
Прокс всегда называл своего товарища Духом. Однажды Исидора не выдержала и спросила:
– Алеш… мм, прости, Эмиль, почему ты так его называешь?
Прокс задумался, словно взвешивая слова.
– Это привычка, – наконец ответил он. – Я завербовал его, когда мы оказались на планете в Закрытом секторе во время призыва. Дал ему позывной «Дух», и с тех пор он так и остался для меня Духом. А он звал меня Демоном. Я думаю, он не обижается. Лучше, если я и дальше буду называть его Духом, не раскрывая его личности. Но нам стоит лечь в капсулу и привыкнуть к новому имени. Согласна?
Исидора кивнула.
– Эмиль звучит гораздо красивее, чем Алеш, – сказала она. – Исидора и Эмиль Флоренс. Звучит замечательно.
На рейдере остались только трое Брыков: капитан, док и стюард. Все остальные функции экипажа выполняли искусно обученные искины. Они были пилотами, инженерами, астронавигаторами, разведчиками и контрразведчиками, занимались снабжением, а технические задачи выполняли невидимые дроны, спрятанные за внутренней обшивкой корабля. Тишина рейдера стала для четы Флоренс глотком свежего воздуха после шумного и суетливого корабля-базы.
Прокс, привыкший к новым именам и «новому» прошлому, которое теперь объединяло их с женой, ждал прибытия орков. Он боялся, что эпидемия размножения волосатых Брыков не обойдет стороной и его корабль. Проверив запасы, он убедился, что на борт доставили бочки с магической водой и жаргониты для поддержания нужного магического фона в воде.
Он отправил запрос капитану о сроках прибытия орков. К его удивлению, орки уже находились на транспортнике в капсулах и получали базу данных для операции. Вылет мог начаться по первому приказу адмирала Эмиля Флоренса.
– Почему ты сразу не сообщил о прибытии штурмовиков? – сердито спросил Эмиль.
– Срок их убытия был заранее определен – через три часа. Посмотрите в своих базах, сэр адмирал. Я докладываю о прибытии штурмовиков только сейчас, потому что корабль готовится к отбытию, – невозмутимо ответил капитан.
Эмиль Флоренс понял, что спорить с виртуальным капитаном – дело бесполезное. Он сам себе на уме и полон загадок. Он состоял из одних загадок, которые пытался загадывать ему и Исидоре. Все они, по мнению Эмиля Флоренса, были глупыми и несуразными. Но даже его встроенный в нейросеть совершенный декодер не мог взломать синтезатор пищи в кают-компании. Его нейросеть не могла разгадать шифр: «Что у него выше колен и ниже пупка». Промучившись несколько часов, Эмиль сдался.
Корабли стартовали в нужное время. Без происшествий. Эмиль не мог установить контакт с командиром штурмовиков и опасался предстоящего перелета. И хотя по бортовому журналу он знал, что Брыки умело проводили перелеты и уверенно управляли кораблем, он испытывал неуверенность, замешанную на страхе. В космосе летали корабли без экипажа, и это было поистине страшно и непривычно. Как-то они минуют корабли ССО, которые блокируют сектор. Но когда их небольшая эскадра вынырнула из дыры, то их окружил молчаливый и пустой космос. Корабли ушли в прыжок и покинули пределы Закрытого сектора навсегда. Вернее, Эмиль и Исидора покидали сектор навсегда, а штурмовики должны были вернуться обратно.
Перелет к нужной точке для встречи с организаторами операции прошел без происшествий. Этой конечной точкой была тренировочная база ССО, куда стянулись все свободные силы корпуса быстрого реагирования. Экран монитора буквально озарился зелеными точками кораблей, готовых к блокированию планеты, на которой расположилась Республика Валор.
Как только корабли вошли в обычное пространство, на монитор капитана пришел вызов с лидера эскадры.
Эмиль включил экран и непроизвольно вздрогнул. На него смотрел Вейс.
Эмиль напрягся, ожидая, что его узнает всемогущий босс. Но Вейс лишь внимательно посмотрел на человека на экране и спросил:
– Адмирал Эмиль Флоренс?
– Да, – ответил Эмиль хриплым голосом. – Я адмирал флота ее величества княгини Новороссийской. С кем имею честь говорить?
– Блюм Вейс. Я командую всей операцией. Буду рад видеть вас на нашем флагмане через шесть часов. Я пришлю за вами адмиральский бот.
Эмиль прикрыл рот, откашлялся и, изменив голос на более низкий и уверенный, ответил:
– Обязательно буду, господин Вейс.
– До встречи, господин адмирал, – сказал Вейс и отключился. Эмиль обессиленно упал в кресло. Он был опустошен.
«Как?» – подумал он. Почему Вейс не узнал его? Или это очередная игра? Ловушка? Его заманят на флагман и арестуют? Нет, это абсурд. Это повод для войны. Рейдер будет сражаться до последнего, а штурмовики вылетят для его освобождения. Поднимется такой переполох, что Вейса ждет неминуемая расплата. Эмиль начал успокаиваться.
Через шесть часов они вместе с Исидорой, одетые в мундиры космофлота Новороссийского княжества, сели на борт бота и убыли на флагман, где их ждал Блюм Вейс.
Закрытый сектор. Планета Сивилла. Степь орков
– Что стряслось? – Ганга не могла поверить своим ушам. Орк, нахмурившись, бросил на нее взгляд, полный мрака, и процедил сквозь зубы:
– Ночью ушел из жизни великий хан. Сейчас его шатер полон шаманов, они ведут тайные совещания.
Эти слова как кинжал вонзились в сердце Ганги. Она, не видя ничего вокруг, стремительно направилась к вершине холма, где возвышался шатер великого хана. Мысли ускользали, оставляя лишь горечь утраты и отчаяние, которое тяжелыми волнами накрывало ее сознание. Она чувствовала, что над их лагерем нависла тень, но кто мог предвидеть такое? Как могла она поддаться словам старого безумца, живущего в плену своих воспоминаний? Но теперь уже поздно – ничего не изменить. Понимая, что теряет над собой контроль, Ганга постаралась взять себя в руки.
У входа в шатер ее остановил начальник стражи.
– Туда нельзя, – взгляд его был опущен, а голос дрожал. – Там шаманы собрались.
– Я понимаю, – ответила Ганга холодно. – Хан не скончался от старости. Его убили. Я должна узнать, как это произошло.
– Да что там знать, – стражник вздохнул, словно ему было больно говорить. – Заворот кишок. Переел жирного мяса, вот и… Немолод был уже.
Ганга взглянула на него с такой яростью, что орк отшатнулся, будто его ударили.
– Ты издеваешься? – спросила она без тени улыбки. – Орки не умирают от этого.
– Так сказали шаманы, – начал оправдываться стражник. – Духи предков говорили с ними. Они призвали великого к себе…
– Пусти меня, – приказала Ганга, ее голос был тверд, как сталь. – Я жена Голоса Худжгарха. Кто осмелится встать на моем пути?
Стражник потоптался на месте, его лицо исказила гримаса растерянности. Подумав мгновение, он кивнул:
– Ладно, заходи. Все равно уже некого охранять.
Ганга откинула полог и вошла внутрь. В шатре царила гнетущая тишина. Четверо шаманов сидели вокруг тела великого хана. Среди них был и ее дед, и шаман Урчаг. Ганга взглянула на покойного, но его лицо было безмятежно, словно он просто спал.
У изголовья хана сидел старый Великий Шаман. Его плечи были опущены, словно все горе мира обрушилось на него. Он не заметил, как Ганга вышла из шатра.
– Гынрнаг, – обратилась она к начальнику стражи. – Ставка в опасности. Убийцы хана все еще здесь. Новый хан может убить всю охрану, если не предпринять меры. Пошли за послом Свидетелей Худжгарха. Когда весть о смерти хана разнесется по степи, вожди начнут спорить и ссориться. Свидетели смогут предотвратить хаос. Если ты не послушаешься, ты и твоя охрана могут погибнуть.
Стражник вздрогнул, вспомнив древний обычай орков – хоронить великого хана вместе с его охраной. Но никто не прибегал к этому уже два поколения. Все великие ханы были из одного рода – Гремучих Змей. Воин кивнул:
– Я понял. Немедленно пошлю за послом.
Ганга не торопилась с обвинением в адрес Урчага. Она понимала, что тот был только пешкой в чьей-то игре. Он мог быть тем, на кого отвлекли внимание. Был тот, кто прятался и дергал нити заговора, и его предстояло найти. Дед тоже не спешил обвинять своего ученика. То ли не поверил Ганге, то ли совсем растерялся. Он был старше великого хана на два десятка лет и мог забыть о ее словах, узнав о смерти своего друга и воспитанника. Это старый шаман привел хана, еще молодого и неопытного, к власти над степью. И Ганга хоть и невольно, но относилась к деду с огромным уважением. Он же сосватал ее человеку, которого она при первой встрече хотела убить.
Ганга привела свои чувства в порядок, стала думать и поняла, что женщин человека нужно срочно отправлять по своим местам, и она резко развернулась и пошла прочь.
– А как же посол? – крикнул ей вслед орк.
– Пусть идет к нашему шатру, – не оборачиваясь, ответила Ганга.
В шатре она стала тормошить подруг:
– Вставайте, сестры, беда пришла.
Первой, словно молния, взвилась с постели Лирда с кинжалом в руке, она не расставалась с ним и ночью, словно он был продолжением ее руки.
– Хана ночью убили, и что тут будет, одному Худжгарху известно. Вам, сестры, надо срочно уходить.
– А ты? – Чернушка села, оперлась рукой о валик под головой и посмотрела на Гангу.
– Вы мне тут не поможете ничем, но станете объектом для врага. Я останусь и найду убийцу.
– Я с тобой! – тут же отозвалась Лирда.
– Никто с Гангой не останется, – сурово произнесла Чернушка, – она старшая и сама знает, как быть. Мы под угрозой, и нам нужно отсюда уходить.
– Но… – было стала спорить дриада. Но Чернушка властно подняла руку, и она замолчала.
– Мы не на базаре, чтобы торговаться, – за Чернушку ответила Ганга. – Глазастая, зови хранителей.
Растерянная и не понимающая, что происходит, гномка позвала:
– Хранители, вы где? Мы хотим домой. – Ей никто не ответил, но затем она повторила более требовательно: – Быстро доставьте меня на гору мужа, – и перед ней появился Бортоломей.
– Я тут. Что у вас случилось?
– Хана убили, – ответила Ганга. – Вы что, не видели?
– Мы не смотрим за смертными, – оторопело ответил Бортоломей. – Кого забирать на гору?
– Всех, кроме меня, – твердо заявила Ганга, – оттуда они разъедутся по своим местам… Нет, – оборвала себя Ганга, – сначала в родовое гнездо мужа, в замок Тох Рангор. Ждите меня там, – распорядилась она. – Лирда, прими всех сестер. Ты главная в замке и в графстве Тох Рангор. Храни родовое гнездо.
– А с этим что делать? – Лирда спрятала кинжал под юбку и указала на пленного орка-шамана. – Давай я его убью и заберу душу.
Орк испуганно вздрогнул, вытаращил глаза на Лирду и начал отползать от девушки с длинными ушами.
– Нет, – отрезала Ганга. – Он мне нужен. Собирайтесь и отправляйтесь домой.
– А как же подарки? – тут же спросила гномка.
– Попросим хранителей отнести их на гору, – ответила Ганга и посмотрела на Бортоломея.
– Э-э-э, – замялся хранитель и покровитель искусств.
– Что ты мямлишь? – Гномка навалилась на него своим большим животом. – Просто скажи, что это в долг. Мы отдадим.
Все с удивлением уставились на воинственную гномку.
– В долг? – переспросил Бортоломей. – У вас есть что-то, что вы можете нам дать?
– Найдем, – уверенно заявила гномка. Бортоломей сдался.
– Хорошо, я перенесу ваши подарки на гору вашего мужа. Вы готовы?
– Готовы, – ответила за всех Ганга. – Но я остаюсь.
Бортоломей кивнул, и шатер мгновенно опустел. Остались только Ганга и орк, ученик шамана. Ганга высунулась из шатра и удовлетворенно кивнула, увидев, что шатры с подарками исчезли.
Женщины не успели моргнуть глазом, как оказались на большом балконе белоснежного дворца мужа. В беседке сидел и глядел на них Авангур. Он с удивлением разглядывал взволнованных женщин и еще больше удивился, когда маленькая пузатая гномка с красивым лицом схватила Бортоломея за грудки и начала трясти, как плодовое дерево с созревшими плодами.
– Где наши подарки? – гневно произнесла она ему в лицо и снова затрясла.
Голова Бортоломея болталась из стороны в сторону. Он испуганно пытался вырваться из ручек маленькой женщины, но ее хватка была крепкой.
– Постойте, уважаемая, – оправдывался Бортоломей, – подарки внутри замка, спросите распорядителя. – Гномка мгновенно успокоилась и отпустила куртку Бортоломея. Поправила сбившуюся одежду и мило улыбнулась. Присела в поклоне и прощебетала:
– Спасибо, милый Бортоломей.
От такого резкого перехода обомлели все. Авангур даже крякнул. Он встал и вышел к дамам.
– Милые дамы, приветствую вас на горе вашего мужа. Какие планы? Если мне будет позволено узнать? – галантно произнес покровитель пророков и склонил голову.
За всех ответила гномка:
– Не позволено. Девочки, быстро домой, я тут останусь, как хотел наш муж.
Она повернулась к замершему, мечтательно смотревшему на нее Бортоломею:
– Милый Бортоломей, открой проход девочкам в замок Тох Рангор, подарки останутся тут.
Бортоломей всполошился, заметался и открыл портал. Пред взором женщин появились ворота их замка.
– Идите, сестры, – подтолкнула их гномка, и те подчинились, шагнули в окно портала и исчезли.
Гномка взглядом проводила сестер и повернулась к двум хранителям.
– Итак, гленды хранители, вы на горе моего мужа, а значит, тут главная я. Я буду хранительницей первых ворот горы. Запомнили?.. – Не успела она закончить свою фразу, как покачнулась, ухватилась рукой за плечо Бортоломея и, закрыв глаза, замолчала. Бортоломей тоже замер, боясь пошевелиться.
Авангур открыл рот от удивления. «Ее приняла гора, – пронеслось у него в голове. – Как это возможно?» Но тут гномка отмерла и открыла глаза, положила руку на свою грудь и глубоко вздохнула.
– Я, кажется, поняла, что она хочет, – произнесла тихим голосом Глазастая. – Я пойду во дворец, мне надо прийти в себя. Бортоломей, проводи меня.
Ее голос звучал тихо, но так властно, что Бортоломей подхватил ее под руку и бережно повел к дверям внутренних покоев. Авангур, не закрывая рта, смотрел ей вслед.
Мысли вихрем пронеслись в его голове, словно шторм в бездне. Командор все же овладел искусством планирования и назначил гномку своей преемницей, но почему именно ее? И что это за таинственная сила в ней, которая позволила горе принять его жену? Насколько глубоки ее корни в наследии Худжгарха?
Внезапно гномка остановилась перед большими застекленными дверями внутренних покоев дворца. Ее лицо озарилось радостью, словно солнце пробилось сквозь тучи, и она громко произнесла:
– Наш муж жив, но очень далеко. – Свет, казалось, исходил от ее одухотворенного лица, и она вся засияла.
Бортоломей, ошеломленный ее словами и нежным голосом, почувствовал, как его сердце замерло. Гномка осторожно высвободила свою руку и, улыбнувшись ему, тихо поблагодарила:
– Спасибо, Бортоломей, не переживай. Я возмещу тебе твои затраты…
От ее слов у Авангура отвисла челюсть. «Что за безумие?!» – мысленно воскликнул он, чувствуя, как мир вокруг него рушится.
– О! Ничего не надо, я был счастлив оказать вам, госпожа командор, услугу. Я напишу в вашу честь оду, моя госпожа, – благоговея, произнес Бортоломей, одаривая ее обожающим взглядом. Гномка кивнула и исчезла за дверями, оставив его стоять в оцепенении, словно статуя посреди безмолвия и пустоты…
Полный недоумения и внутреннего страха, хранитель пророков вернулся в беседку и задумался. Происшедшие на его глазах события требовали тщательного обдумывания. Ведь это он явился причиной атаки Рока на свадьбе командора. И слава Творцу, что командор выжил. Трудно сказать, когда он вернется, но этот человек обязательно вернется и спросит… Да, именно спросит, что его союзники сделали для его близких? Он такой. Обиды не прощает, а предателей уничтожает. Командор остался один из великих хранителей. Рок низвергнут в пучину небытия, потеряв свое тело, и теперь блуждает по подземельям, где томятся души проклятых. Там пребывал тысячу лет Курама, пока не вылез на поверхность и не начал обретать плоть. Командор был еще временным хранителем горы Беоты… Вот же дела, и теперь вся эта власть досталась его новоиспеченной жене, гномке. Может командор удивлять, может. А почему он выбрал ее, когда планировал будущее? И как он догадался создать себе замену? Ни Рок, ни Беота это не удосужились сделать…
Его мысли прервал приход Бортоломея. Он шептал одними губами стихотворные строчки:
«В объятьях силы и величия
Пленила нас своей судьбой.
У нас есть дружба лишь в наличии,
Ей мы поделимся с тобой.
Да, мы подставим свои плечи
Под тяжкий груз твоих побед.
Отныне выше, чем есть ты,
На свете женщин больше нет…»
Авангур скривился, но, признавая неожиданно проявившуюся силу и величие гномки, не мог не восхититься ее стойкостью. Маленькая женщина, казалось, не согнулась под тяжестью обрушившегося на нее бремени. Она преобразилась, словно став выше и величественнее, словно сама гора признала ее хозяйкой. Это было нечто большее, чем просто сила – это была магия, и ее нужно было уважать. Авангур встряхнул Бортоломея, возвращая его из мечтательного оцепенения.
– Что произошло в степи, брат? Почему женщины так поспешно покинули то место? И где старшая жена командора, Ганга?
Бортоломей провел руками по лицу, стряхивая чары гномки. Его голос дрожал от волнения.
– В степи убили великого хана. Ганга осталась там, чтобы найти убийцу, а остальных жен отправила сюда. Но как эта гномка стала хозяйкой горы командора, я не понимаю?..
– Она не хозяйка, – возразил Авангур, пристально глядя на Бортоломея. – Она управительница. Она собирает благодать не для себя, а для Худжгарха. Ты слышал, что командор выжил. Он вернется, и мы должны помочь его женам, иначе… сам знаешь, что нас ждет, когда он увидит, что мы отвернулись от его близких.
Бортоломей побледнел, его лицо исказилось от ужаса.
– Я не могу даже думать об этом. Я помогу всем, чем смогу.
Авангур кивнул, его голос стал твердым и решительным.
– Тогда отправляйся. Найди братьев Тора и Велеса и приведи их сюда немедленно. Также позови Жирдяя Мустара и Жермена – хранителя гномов. У нас много что есть обсудить…
– Пригласить первого эльфара? – обдумав слова товарища, спросил Бортоломей.
Авангур покачал головой.
– Нет. Убийство хана, скорее всего, его рук дело. Он стремится к абсолютной власти, у него много благодати. Мы должны быть осторожны.
Бортоломей молча кивнул и, растворяясь в воздухе, исчез. Авангур остался один, его взгляд был устремлен на гору, которая теперь казалась живым существом, готовым сражаться за свое существование.
Авангур просидел один недолго. Он услышал, как открылась дверь на балкон, из нее вышел распорядитель, очень импозантный и невозмутимый орк, и, поклонившись хранителю, пригласил его внутрь дворца. Это было впервые, когда его или еще кого-то приглашали внутрь. Не то чтобы Авангур туда рвался, но это было проявлением со стороны гномки уважения и доверия.
Он несколько недоверчиво переспросил:
– Ты приглашаешь меня во дворец, орк?
– Не я, господин Авангур, а хозяйка города и управительница делами Худжгарха.
«Вот оно как! – мысленно присвистнул Авангур и поднялся со скамейки. – Гора приняла гномку, как управляющую делами Худжгарха во время его отсутствия. Значит, и она понимает, что командор жив. А если он жив, провидение вернет его обратно».
– Спасибо за приглашение, это… неожиданно, – поблагодарил он.
– Поблагодарите гленду Глазастую, – вновь поклонился орк и посторонился, пропуская хранителя вперед себя.
Авангур с небольшим трепетом в душе зашел во дворец и понял, что тут многое изменилось из того, что он видел за стеклом. Теперь тут не было спален, а было фойе с фонтаном, украшенное фигурами людей, орков, гномов и эльфаров. Он прошел, озираясь, дальше и вышел в зал приемов, там гномка вела беседу с тремя стражами горы. Вернее, она ее еще не начинала. Три создания буйной фантазии командора пели гимн горы. Рядом, к его удивлению, с ними стоял Птиц и, сложив крылья, закрыл пленкой глаза. А ужасающее своим видом существо по имени Рострум со змеями на голове вело партию, ему подпевали два его товарища. Змеи своими телами дирижировали. Как Авангур знал, помощников Рострума звали Мессир и Мастер, они очень были похожи на живых людей из Азанара. Мастер неожиданно зачастил, зачесался, словно его кусали блохи, и сбился с ритма, его тут же в затылок клюнул Птиц и гаркнул: «Пой, раббб». Тот вжал голову в плечи, и когда двое других пели уже припев «Наш град могучий возвышается над всем и рвется к небесам», он рявкнул начало гимна: «Славься…»
Двое певцов сбились, нестройно подхватили «славься», а незадачливый певец Мастер вновь получил удар клювом по голове и присказку: «Пой, раббб». Мастер перестал тянуть «славься» и затянул припев.
«Наш град могучий возвышается»… – Его голос перебил «славься», которое пели два других певца. Его вновь клюнул Птиц, и рассвирепевший Мастер, вопя: «Славься!» и «Убью падаль», ухватил того за клюв и стал пытаться свернуть ему шею. Мастеру тут же дал пинка Мессир, а Рострум ухватил Мастера за горло, и тот был вынужден отпустить птицу-переростка.
– Хватит, – приказала им гномка, – я услышала вас. Хватит петь и драться. Это неприлично для высокопоставленных служителей Горы. – Трое стражей услышали ее. Прониклись важностью своего положения, а Птиц успокоился и прикрыл глаза. – Теперь послушайте вы меня. Мой муж убыл далеко по делам, вы остаетесь стражами горы, я – управляющей его делами. Защищайте гору так, чтобы нам не было стыдно перед ним, когда он вернется.
Трое стражей горы перестали петь, и человек со змеями на голове отчеканил, стукнув себя в грудь:
– Не пожалеем жизни на поприще защиты, госпожа командор.
Мессир, стукнув каблуками сапог, добавил:
– Не пожалеем жизни нашего командира Рострума.
Мастер приложил руку к высокому синему колпаку и заключил общее мнение:
– Он будет умирать долго и мучительно во славу командора. Обещаем.
Авангур незаметно остановился в стороне, наблюдая это забавное зрелище. Но гномка решительно оборвала всех троих:
– Умирать запрещаю, мучить тоже запрещаю, проявите старание, умение и смекалку. За то, что хранили честь мужа и хранили гору, вот вам награда. – В ее руках, к удивлению Авангура, появилась шкатулка.
«Ну надо же? – мысленно воскликнул он. – Ей подвластна благодать! Чудеса чудесатные, и только».
Гномка достала большую золотую звезду. И позвала Рострума:
– Гленд-командир, подойдите, это вам. – Она повесила награду ему на грудь. Потом так же наградила остальных двух, повесив им серебряные звезды. – Идите и оберегайте покой живущих тут разумных, – отпустила она растроганных стражников. Потом повернулась к Птицу: – А ты, любимец моего мужа, иди и проследи за этими тремя, чтобы они не дрались. – Птиц взмахнул крыльями и прогорланил:
– Рад ссслужить… Мясо, стой… – И, маша короткими крыльями, помчался за убегающими стражами горы.
Выпроводив стражей и их товарища по играм, гномка повернулась к Авангуру:
– Гленд Авангур, составите мне компанию на обед?
– Конечно, уважаемая хозяйка горы своего мужа, почту за честь, – поклонился Авангур.
– Я не хозяйка, я управляющая, гленд Авангур, и я хотела бы с вами обсудить создавшееся положение…
Замок Тох Рангор
Едва переступив порог замка Тох Рангор, Лирда взорвалась негодованием. Ее глаза метали молнии, а голос дрожал от ярости.
– Я не понимаю, как могла эта последняя жена нашего мужа занять гору и изгнать нас, словно мы были никчемной соломой под ее ногами? Девочки, я правда не понимаю…
– Не понимаешь, – сурово отрезала Чернушка, ее голос был холоден, как зимний ветер. – Ты слишком молода и неопытна. Не стоило нашему мужу брать тебя в жены так поспешно. Нужно было подождать несколько лет.
– Да! – поддержала ее Тора, глаза которой сверкали как ледяные кристаллы.
– И тогда бы я осталась ни с чем. Он уехал по делам, и я была бы без замужества и без ребеночка? Что я сделала тебе плохого, Чернушка? Я понимаю, что Тора меня ненавидит, потому что я из Леса… Но почему ты так говоришь обо мне? – Лирда не смогла сдержать обиды, ее голос дрожал.
– Глупости, я уже давно отношусь к тебе как к равной, – сказала Тора. – Ты жена нашего мужа, значит, достойна этой чести. И ты моя сестра. Несмотря на то, что ты родилась в лесах врагов моего народа. Не скажу, что я испытываю к тебе чувство любви, но я хорошо и по-доброму к тебе отношусь. А что плохого сделала тебе гленда? – добавила Тора. Ее голос был ровным, но ледяным, как вершины Снежных гор.
– Да вы сговорились, Чернушка и Белушка! Вы одного племени, и против меня! А я самая молодая… – Лирда была готова расплакаться. – Вы не понимаете, что ли, что гномка появилась последней… И теперь она главная, она сидит на горе… Это несправедливо.
– Вот-вот, – Чернушка покачала головой. Ее взгляд потеплел, она приобняла дриаду. – Я – Чернушка, Тора – Белушка, а ты – Зеленушка. Мы все одного поля ягоды. И мы жены одного мужа. Глазастая появилась у Ирридара раньше всех. Раньше меня и Ганги. Теперь слушай меня внимательно. У тебя есть замок и графство, у меня – княжество, у Ганги – герцогство, – Чернушка говорила спокойно, но ее слова были вески как камни. – У Торы – домен в Снежных горах, а у гномки… ничего. Где ей еще быть, как не на горе? – Лирда молчала, ее лицо побледнело. – На горе, – твердо повторила Чернушка. – Она – связующее звено между всеми нами. У нее родится первый ребенок. Ты понимаешь, что это значит?
Лирда кивнула, ее глаза наполнились слезами.
– Понимаю, – прошептала она, ее голос дрожал от обиды. – Он будет первенцем и… наследником.
– Вот-вот, – Чернушка усмехнулась, ее лицо было непроницаемым. – Поэтому она осталась на горе нашего мужа и продолжит его дело.
– Я это понимаю, – Лирда почти плакала, ее голос был полон боли. – Но как-то обидно…
– Все по справедливости, Лирда, – Чернушка произнесла эти слова с твердой уверенностью, которая передалась всем женам. – Твой сын станет графом. Ты самая младшая. Мой сын – князем. Я старше всех. Сын Ганги станет герцогом. Она вторая после меня. А сын Ирридара и гномки будет владеть горой. Все честно.
– Я со всем этим согласна, – вытирая слезы, ответила Лирда. – Прошу вас, сестры, простить меня и принять мое гостеприимство. Мой дом – ваш дом.
– И мой дом – твой дом, – ответила Чернушка, а Тора повторила за ней те же слова. Обнявшись, они втроем пошли по двору замка навстречу спешащей к ним Лианоре. Дворфа бежала к ним с тревожным выражением на лице.
– Девочки, – смотря прямо им в лица, спросила Лия, – что случилось? А то мой непутевый муж сказал, что наш граф исчез, а ему об этом сказала богиня Мата.
– Да, – ответила за всех Чернушка, – он, спасая нас от смерти, схватился с врагом во время свадебного пира и унесся на небеса. Где он сейчас, мы не знаем. Но он жив и вернется, – уверенно добавила она. – Все должно идти своим чередом. Наш муж никогда не засиживался на одном месте. Он непростой человек, и у него непростые мысли и дела, они выше нашего понимания. Но это неважно, мы будем продолжать его дела, Лия, не переживай. А сейчас приготовь нам стол, мы проголодались.
За столом некоторое время царила тишина. Молчание прервала Лирда:
– Можно я буду называть себя Зеленушка? – робко спросила она.
– Можно, – ответила Чернушка. – Я тоже не хочу, чтобы меня звали прошлым именем. Прошлое имя осталось в прошлом, я не хочу его вспоминать.
– А я тогда буду… – произнесла Тора, немного замявшись, – Белка. Белушка как-то некрасиво звучит, – и все три женщины заулыбались. Напряжение, царившее все это время за столом, исчезло.
– Девочки, вы понимаете, почему Ганга хотела, чтобы мы собрались здесь, в замке Тох Рангор? – спросил Чернушка.
– Я только догадываюсь, – помолчав, ответила Тора. А Лирда придвинула вперед ушки и навострила их.
– Говори, – попросила Чернушка.
– У меня внутри позывы к тому, чтобы обустраивать домен в горах, прямо зуд какой-то, и, видимо, мы тут найдем ответы на свои вопросы.
– Я тоже так думаю, – ответила Чернушка, – мне надо убыть в Чахдо и начинать обустройство княжества, и еще я чувствую опасность со стороны империи.
– А я со стороны Леса, – ответила Тора.
– А я ничего не чувствую, девочки, – надулась Лирда, – мне-то что делать… Ой, я, кажется, знаю. Я отправлюсь на корабль-базу и привезу оттуда золото, потом передам его Глазастой, и она распределит его между вами. Потом я буду хранить родовой очаг, младшие всегда остаются в родовом гнезде… Ой, как это у меня получается?! Ведь я об этом даже и не думала…
– Наш муж позаботился о том, чтобы мы могли прожить и без него, – скрывая рвущуюся наружу печаль, произнесла Чернушка. У нее были кровные узы с мужем, и теперь они разорвались. Ей было страшно, одиноко хоть вой, но дзирда не хотела показывать сестрам свою слабость.
– И вот еще что, – задумчиво произнесла Тора. – Я, кажется, понимаю, что хотел муж… Мне надо встретиться с подземными жителями Азанара, это смирты. Но я не знаю зачем… – Она растерянно посмотрела на подруг. – Может, кто из вас знает?
– Я о них даже и не слышала, – ответила Чернушка.
– И я не слышала, – поддержала ее Лирда, – но уверена, что когда ты встретишься с ними, то сама все узнаешь. Не бойся, мы пойдем с тобой.
– Нет, – отрезала Тора. – Я сама пойду, вас в моем видении не было.
– Ладно, – не стала спорить Лирда, – я займусь укреплением замка, что-то грядет, я чувствую… А раньше, до того как попала сюда, в замок, я ничего не чувствовала. Что это значит?
– Это наш родовой дом, девочка, – ответила Чернушка. – Здесь хранится все самое дорогое для нашей семьи, и боги посылают нам знаки.
– Нет, – возразила Тора. – Это не боги. Наш муж придумал это, чтобы никто не узнал о его планах. Он собрал все нужные знания здесь, они впитались в стены замка, и только мы можем о них знать. Другие хранители не должны об этом узнать, ни на Горе, ни где-либо еще. И сюда никого нельзя пускать.
– Вообще никого? – удивилась Лирда.
– Я говорю о хранителях. Я им не доверяю. На корабле-базе я узнала о них кое-что и поняла, что нужно быть очень осторожной.
– Я тоже там была и тоже узнала, – вспомнила Лирда. – И тебе, Чернушка, надо полежать в капсуле. Пойдешь со мной?
Чернушка помолчала, а потом согласно кивнула:
– Хорошо, я пойду с тобой, Зеленушка…
Женщины обменялись взглядами и успокоились. Они были вместе, а вместе им ничего не было страшно….
Высокие планы бытия
Обед в столовой командора проходил в обсуждении дел во вселенной. Авангур был удивлен тем, что гномка рассуждала о хранителях, о степи и о том, как помочь Ганге в розыске убийц. Спрашивала, кто может быть новым ханом степи и кто стоит за убийством великого хана. Авангур отвечал честно.
– Кто стоит за убийством хана, госпожа командор…
– Не надо так меня называть, – мягко поправила его гномка и мило улыбнулась. – Так звали моего мужа. Я же Хранительница первых ворот или просто Хранительница.
– Хорошо, – склонил учтиво голову Авангур. – Просто Хранительница – это имя вам очень даже подходит. Вы деятельная, рассудительная и хозяйственная. И это не лесть. Я такой вас вижу и отдаю должное командору, что он умеет выбирать себе жен.
Гномка зарделась и опустила глаза в стол.
– Так кто стоит за убийством хана – мне неизвестно, – повторил он. – Но можно предположить, что это хранитель Вечного леса. Он претендует на абсолютную власть на планете. После ухода вашего мужа он остался самым сильным и влиятельным хранителем. Ваш муж пропал, и когда вернется – неизвестно, так что, думаю, за убийством может маячить его фигура.
– А зачем ему менять хана в степи? Он же живет в лесу? – спросила гномка.
– Могу только предположить, – ответил Авангур. – Хан был сторонником Свидетелей Худжгарха. А степь подчинялась ему. Убрав хана, он ввергнет степь в хаос и междоусобицу. В степи больше нет того, кого почитали, и это скоро станет известно всем в степи. Что начнется – трудно предположить, но долгая борьба за власть отвлечет орков от Леса. Волчата уйдут обратно в степь, и лесные эльфары смогут собрать силы и остановить наступление снежных эльфаров. Так он сможет получить для своего народа приемлемые условия мира. А пока два отряда орков стоят у границ Леса, а с севера наступают снежные эльфары, Лесу приходится держать свои вооруженные силы на разных направлениях.
Гномка выслушала и понимающе кивнула.
– Грубой силой тут не возьмешь, – проговорила она и задумалась. – У вас есть дельные предложения, гленд Авангур, как избежать смуты в степи? – спросила она, прервав молчание.
Авангур улыбнулся.
– Хранительница, я покровитель пророков Творца и стараюсь утверждать его волю, хотя смертные стали избирать себе других богов. Это процесс бесконечный, много соблазнов и много богов. Я не воин и не военный стратег. Занимаюсь другими вопросами. Моя стратегия – славить Творца…
– Я вас поняла, гленд Авангур. Но вокруг меня вертятся мысли, и я стараюсь их ухватить. Суть в том, что не надо сражаться за наследие Худжгарха. Что-то подсказывает мне, что надо возрождать в степи веру в отца орков. Худжгарх сделал свое дело и разрушил дела лжебогов, а Свидетели Худжгарха должны исповедать не сына, а отца через сына. Так будет правильнее. Отец явил себя в сыне, тот пришел, показал отца и его славу, а затем, победив врагов, ушел. И каждый орк может прийти к отцу через веру в его сына. А я отсюда помогу тем, кто примет такое верование.
Авангур слушал и мысленно поражался ее рассуждениям, они были здравы и не противоречили его учению. Конечно, главный – это отец, и сын всегда говорил, что вторит воле отца. Он выполнил то, что должен был выполнить, и… Авангур задумался: «Да, с этой гномкой нужно дружить, она умна не по своим годам, сразу схватывает суть на лету и правильно расставляет приоритеты. Ну и командор, ну и хитрюга, как это у него получается – отыскивать среди миллионов женщин ту единственную из народа…»
– Я помогу чем смогу, Хранительница, – ответил он, – и братья тоже помогут, сегодня с ними переговорю. Если вы не возражаете, я покину вас.
– Да, гленд, вы можете быть свободны, спасибо, что соблаговолили принять мое приглашение. – Авангур поднялся, поклонился и вышел из дворца.
В беседке уже находились три неразлучных брата и два новых хранителя: хранитель морей и океанов Жирдяй, он же Мустар, и покровитель гномов Жермен. Отдельно стояла у парапета и смотрела вниз Мата.
Авангур не спешил, он обдумывал, что сказать всем этим союзникам командора. В братьях он был уверен, но вот Жирдяй и Жермен, как говорил командор, темные лошадки, и ему нужно было понять их скрытые замыслы. От детей Творца можно ждать любой подлости. Авангур это знал не понаслышке, сам просидел почти тысячу лет в колодце.
Его заметили сразу, и в беседке началось оживление. Все находящиеся в беседке стали переговариваться и насторожились. Еще бы, он выходил из дворца, а их туда никогда не пускали. Уж какие мысли роились у хранителей в голове, Авангур боялся даже представить. Он собрался с духом и, смотря прямо им в лица, прошел в беседку, поздоровался и позвал Мату.
– Мата, зайди, разговор есть.
– За меня там будет Жермен, – отозвалась богиня дворфов.
– Нет, Мата, ты призвана Худжгархом, и с его подачи ты стала богиней, его благодать дает тебе жизнь, так что ты независима от Жермена. Если это не так, то ты уйдешь за грань или Жермен своей благодатью будет поддерживать твое существование.
– Я не буду давать ей свою благодать, поддерживать жизнь убитой смертной это глупо, – неожиданно резко ответил Жермен, – у меня самого ее мало.
Мата испуганно вздрогнула. Сначала растерянно, потом пристально посмотрела на хранителя гномов и поспешила присоединиться к собранию. Села в сторонке и молча перевела взгляд на Авангура.
– Вот и правильно, – произнес Авангур. – Все должно быть по порядку и справедливости. Служить, Мата, нужно тому, кто дал тебе вторую жизнь.
Девушка вспыхнула, но промолчала. В словах хранителя был резон. А Жермен открыто ее предал.
– Братья, – помолчав, начал разговор Авангур. – Все вы уже знаете, что командор вступил в схватку с Роком и покинул этот мир, но он жив, так считает гора…
– Почему ты так решил? – прервал его Жермен.
– Потому что гора приняла его жену, гномку, и она стала хранительницей горы. Ей подчинились стражи и жители, у нее есть доступ к благодати.
– Но как это возможно?! – не веря, воскликнул Жермен.
– Сам удивляюсь и хочу сказать вам всем. Хранитель подстраховался и назначил своим планом гномку хранительницей своего наследия… Она считает себя хранительницей первых ворот, потому что ее гора выше всех. Потом идет моя гора, я, значит, хранитель вторых ворот, потом горы трех неразлучных, потом уже ваши, Жирдяй.
– Я не Жирдяй, я Мустар, – как автомат ответил хранитель морей и океанов.
– Пусть будет так, – не стал спорить Авангур. – Нам надо решить, как мы будем помогать жене командора.
– Зачем ей помогать? – прервал его Жермен. – Она сама по себе, мы сами по себе.
– Не забывай, Жермен, что твоя гора прилеплена к горе командора.
– Неважно, его нет, значит, мы независимы от него. Я в любом случае никому помогать не буду. Кто мне поможет в моем служении? Я не при делах. – Он демонстративно поднялся и, не оглядываясь на сидящих, ушел.
– Пусть будет так, – повторил Авангур, – одним ослом меньше, и он еще пожалеет о своем поступке.
– Мы не ослы, – обиделся Бортоломей.
– Я не о вас, а о таких, как Жермен и Элларион.
– А-а-а, – протянул Бортоломей и успокоился.
– В общем-то, я собрал вас, чтобы сказать, что начался новый виток противостояния. За лидерство будет сражаться Элларион. Те, кто ползает по земле, тоже будут строить козни, и все будут стараться урвать по кускам то, что собрал командор. У Рока они ничего отхватить не смогут, гора заперта, также заперта гора Беоты. Так что нам предстоят нелегкие времена.
Мы стоим у подножия величественной горы Худжгарха, и судьба уже начертала нам первыми встретить ярость противников. Скоро пробудится весь мир, и хаос охватит все вокруг. Вы увидите, как рушатся порядки и рвутся связи. Но запомните одно: штурмовать саму гору командора они не осмелятся. На их пути – наши укрепления. Наши домены – как ворота к сердцу горы.
Все замерли, осознав зловещую правду слов Авангура.
– Те, кто прежде скрывался в тени, – продолжил Авангур, – теперь выйдут на свет, готовые бросить вызов. Небесные властители, жаждущие власти, попытаются захватить наши домены хранителей.
– Что же нам теперь делать? – тихо спросил Торн, его голос дрожал от напряжения.
– Нужно заключить союз с Хранительницей. У нее три стража, которые трижды отразили атаки самого Рока. Никто не знает, как им это удается. Это духи, и они безумны. Я не понимаю, как они существуют, у них нет границ. Они не знают слова «невозможно». Это первое, что нам нужно сделать. Второе – выяснить, кто мутит в степи. Там убили их главного хана. Кому это выгодно? Кто за этим стоит?
– Мы раньше не вмешивались в такие дела, – недовольно сказал Торн. – Я помогал ремесленникам, Велес – скоту…
– Теперь времена изменились. Нет тех, кто мог бы прикрикнуть и навести порядок. Начинается хаос, – ответил Авангур.
– Какая нам разница, кто будет ханом в степи? – спросил Бортоломей.
– Очень большая. Кто правит степью, владеет горой. Если в смерти хана замешан Элларион, ожидайте неприятностей. От остальных мы отобьемся. Я отправляюсь в степь, чтобы поднять пророков Творца, которых орки почитают за отца. Ты, Бортоломей, вложишь им в уста нужные слова, а силой их облечет Хранительница. Она предложила именно это. Не совсем так, как я вам объяснял, но она сказала, что поможем тем, кто будет чтить отца через сына. А кто у нас сын? Верно, Худжгарх…
– А мне что делать? – спросил Мустар.
– Управляй островной империей, Жирдяй, – ответил Авангур.
– Я не Жирдяй, я Мустар, – возразил тот.
– Пусть будет так. Не поддавайся соблазнам других братьев, они предадут.
– А вы? – спросил Мустар.
– Мы не предадим, – ответил Авангур. – Мы под командованием командора, с ним не разгуляешься. Мы поняли, что вместе мы сила. Пойми это и ты. Он первый среди равных и дал нам это понять. И еще мы поняли, что Творец всех, кто покушается на его место, со временем низвергает. Неважно, сколько времени пройдет, но конец их будет как у Рока, Беоты и Курамы. Еще я понял, что у Творца есть план, по которому происходит то или иное событие, и неважно, что его нет с нами. План его работает.
Все присутствующие в беседке глубоко задумались. Они знали, что сами могут строить планы и менять реальность, но никогда не задумывались, что так мог поступить и Творец.
– А мне что делать? – спросила Мата.
– Расскажи, что ты узнала у Жермена, о его замыслах и каких успехов он добился, – сказал Авангур, его голос был спокоен, но в глазах горел огонь разгорающегося гнева.
Мата на мгновение задумалась, ее лицо омрачилось тенью.
– Он связался с главой девятого дома, – начала она, – помог ему скрыть коварные планы о переселении. Сказал, что союзник Ирридара, и глендар поверил ему. Он устранил предателя, первого советника, и взял главу Дома под свой контроль. Жермен планирует начать экспансию с Чахдо, где сейчас происходят изыскания отряда гномов из клана девятых ворот. Затем он хочет перенести свою власть на дворфов в Снежных горах. Он хочет укрепиться там, а потом двинуться на гномов.
– Ого, – выдохнул Бортоломей, его глаза расширились от удивления. – Настоящий стратег.
– Да, стратег неглупый, – согласился Авангур, но в его голосе звучала нотка презрения. – Только наивный и недалекий.
– Это как? – одновременно воскликнули три брата.
Торн выразил их общее недоумение.
– Неглупый и одновременно недалекий? – переспросил он, нахмурившись.
– Да, – ответил Авангур насмешливо. – Как можно было отказаться от Маты? Она – богиня дворфов в Снежных горах. Без нее он не сможет захватить горы, а она не сможет их удержать без нас.
– Верно, – согласился Торн, его лицо озарилось пониманием. – Он не сможет завоевать горы, где живут дворфы, без Маты, а Мата не сможет их удержать без нашей помощи. Мата, возвращайся к нам. Мы связаны крепкими нитями.
Мата покраснела, опустила взгляд, но ее глаза сияли.
– Я согласна, дорогие мои мужчины, – тихо сказала она.
– Чур, я первый, – тут же вскочил Бортоломей, его лицо светилось от радости.
– Нет, я, – поднялся на его пути Торн, его взгляд был тверд и решителен.
– Куда вы лезете, недоумки, она моя, – вмешался Велес, раздвигая их мощными руками.
– Успокойтесь, мальчики, – мягко произнесла Мата, ее голос был полон нежности. – Все будет как и прежде. Один день я с Авангуром…
– Неделю, – твердо поправил ее Авангур.
– Хорошо, неделю я буду с Авангуром, а потом с каждым из вас по очереди.
Этот ответ мгновенно успокоил спорщиков. С этого момента авторитет Авангура стал непререкаем, уступая лишь командору.
– Мата, – распорядился Авангур, – отправь своего первосвященника в Чахдо с миссией проповедовать о силе и славе Творца, ты теперь дочь Творца… Правда, – усмехнулся он, – не совсем законно рожденная. Но раз Судья принял тебя и дал возможность собирать благодать, то почему не назвать тебя… М-да, – помял он подбородок, – чудные дела творятся на белом свете. Ты вместо сыновей исполняешь его волю. Я помогу твоему первосвященнику в этом деле, а Бортоломей вложит силу в слова его, которые он будет говорить гномам… – Он, задумавшись, помолчал и затем продолжил: – Твоя благодать куда уходит? – спросил он Мату.
– Я не задумывалась об этом, но раз ты спросил, то я поняла, что она соединяется с благодатью моего господина Тох Рангора. То есть, – поправилась она, – Худжгарха.
– Ты можешь ей пользоваться?
– Да, если надо…
– Отлично, будь при первосвященнике. Мы все будем проповедовать главного бога, создателя всего сущего. – Братья с изумлением посмотрели на Авангура.
– Брат, кхм, – откашлялся Торн, – ты и нам будешь проповедовать?
– Нет, брат Торн, открою вам глаза на то, что вы всегда не хотели замечать, – мы лишь дети Творца и должны творить не свою волю, а его…
После этих слов гору сотряс гром, все испуганно вскрикнули, а Авангур засветился ярким светом, который тут же погас. Он удивленно прошептал:
– Моя гора подросла. Братья, это знак Творца, что я говорю вам верные слова. – Недолго думая, три брата и сам Авангур бросились вон из беседки и устремились к краю балкона.
– Вот это да… – благоговея, прошептал Бортоломей. – Это стоит того, чтобы запечатлеть в стихах.
Он поднял голову, закрыл глаза и стал декламировать:
«Твой глас подобен рыку грома.
Судьбу детей своих определяешь ты…»
Его тут же прервал насмешливым голосом Авангур:
– О, дайте выпить нам немного рома, чтобы уйти от праздной суеты… Хватит, Бортоломей, заниматься глупостями, Творцу не нужны твои восхваления, просто стань проводником его воли на планете, и твоя гора тоже возрастет.
– Я-я-я… – заметался взглядом Бортоломей, и все поняли, что внутри него горит огонь несмирения. Он сам хочет быть творцом. Получать всю славу себе. Все это отразилось на его мученически искаженном лице, и сил, чтобы принять слова Авангура, он не находил в себе. Бортоломей пучил глаза, надувал щеки…
– Я буду проводником воли отца, – первым произнес Торн, и тут же снова раздался гром и гору сотрясло. Все прильнули к парапету – гора Торна значительно выросла. – У меня появилась дополнительная благодать, – прошептал он.
Еще дважды гора сотрясалась, и все хранители получили прибавку к силе и благодати.
– Вы уверовали, братья, потому что увидели славу Творца, – произнес Авангур, – но более блаженны будут те, кто, не видя и не зная Творца, примет его как своего бога. К нему можно прийти через нас, вот для этого мы и созданы, братья, – произнес Авангур, как великое откровение для самого себя… Все замерли, впитывая его слова.
Степь. Ставка великого хана
В ставке великого хана степи, где когда-то звучал смех и раздавались звонкие голоса, теперь царила зловещая тишина. Небо затянули тяжелые, мрачные тучи, и ветер, словно вестник беды, с силой гнал их, рождая порывы, поднимал пыль. Вокруг все потемнело, и холодный, пронизывающий воздух, смешанный с пылью и сухими, жухлыми травинками, проникал в шатры и, казалось, заползал холодной змеей в самую душу, вызывая тревогу и беспокойство.
Отправив на гору сестер, Ганга переоделась в походную одежду и направилась к шатру хана. По дороге ее перехватил старый орк в простой одежде и с прямым взглядом, это был один из пророков Худжгарха.
– Ты звала меня, жена моего повелителя? – спросил он.
– Звала, посол. Хан убит, и теперь в степи можно жениться. Пойдем ко мне в шатер и переговорим.
– Я не могу входить в шатер молодоженов, – ответил орк.
– Там нет ни мужа, ни жены, ты это сам должен знать. Он перестал быть шатром, куда нельзя входить.
– Тогда другое дело, – ответил посол.
– Как твое имя, посол? – спросила Ганга.
– Я Аргрж, пророк Худжгарха.
– Пошли, Аргрж, пророк Худжгарха, – решительно произнесла Ганга. На ее лице была печать печали и задумчивости.
Они прошли в шатер, сели на кошмы, и Ганга спросила прямо:
– Ты обращался к своему повелителю?
– Да, женщина, обращался…
– И как… ты получил ответ?
– Сначала не получал отзыв, словно все, что было до этого, смыло волной. А потом мне ответила гора.
– Кто тебе ответил? – не справившись с удивлением, переспросила Ганга.
– Гора, – спокойно ответил посол. – Она сказала, что Худжгарх жив, но далеко. Он исполнил волю отца и должен был уйти, чтобы переродиться. Но его место заняла Хранительница, и она имеет власть проводить от его имени волю отца в степи.
Ганга потерла щеки, в ее взгляде появилась растерянность. Она не знала, о чем подумать, и спросила:
– Ты знаешь, кто эта Хранительница?
– Одна из жен Худжгарха.
– Ах, вот оно что, – Ганга выдохнула с огромным облегчением. – Одна из жен – это хорошо. А что значит перерождение?
– Не знаю, женщина, мне неведомо. Что еще ты хотела?
– Я хотела, чтобы ты передал Грызу: со смертью хана начнется грызня в степи. Нужно, чтобы Свидетели Худжгарха сохранили порядок и предотвратили войну в степи. И нужно, чтобы преемником хана стал гаржик из племени хана и его рода. Рода Гремучих змей.
– А кто им может быть? – спросил посол.
– Пока я думаю, единственная кандидатура, которая устроит всех, это его правая рука и мой дядя.
Посол невозмутимо кивнул и ответил:
– Хорошо, женщина, я передам твои слова вождю Грызу. Это все?
– Да, все.
– Тогда я пойду. – Посол поднялся и вышел из шатра.
Ганга провожала взглядом удаляющегося посла, и ее мысли текли, как темная река в ночи. «Дядя, конечно, не идеал, – размышляла она, – но он – компромисс». Все знали, что он не жалует Свидетелей Худжгарха, считая их выскочками, но он всегда стоял за старые устои, не ущемляя другие племена, хотя власть была в его руках. Он не стремился к абсолютной власти, но был упрям и не принимал новшеств. Если Свидетели Худжгарха поддержат его, остальные вожди примут его как великого хана. Даже южане, извечные враги, могут смягчиться, ведь новый хан обещает прощение всем врагам. И тогда в степи наступит мир. Но в глубине ее души таилась горькая усмешка. «Надолго ли?» – прошептала она, и ее слова растворились в тишине, как дым на ветру.
Проводив посла Свидетелей Худжгарха, Ганга поднялась, скрутила волосы в тугую косу, следуя древнему обычаю замужних орчанок, и решительно направилась в шатер великого хана. Ее шаги эхом отдавались в пустоте, а мысли были мрачны, как грозовые тучи, что собирались на горизонте. Утро обещало быть дождливым, и природа, казалось, скорбела вместе с ней. Не в силах сдержать стон отчаяния, она остановилась, словно застыв на месте.
Глубокие вдохи и выдохи постепенно успокаивали ее, но сердце все еще сжималось от боли. «Муж всегда возвращался, – повторяла она себе как мантру. – Он не просто человек, он – бог, и он найдет путь назад». Эти слова, как заклинание, проникали в ее душу, даря надежду.
Собравшись с силами, Ганга продолжила свой путь, но каждый шаг давался ей с трудом. Она знала, что впереди их ждут тяжелые времена, но была готова встретить их с достоинством и мужеством. В раздумьях она незаметно дошла до шатра великого хана.
Над шатром развевался черный бунчук, символизирующий смерть правителя. Стража зажгла скорбные костры для жарки баранов в честь последнего пути хана. Эти костры будут гореть, пока не выберут нового хана. До тех пор степь погрузится в мир. Хана сожгут, а его пепел развеют по степи. Таков удел великих ханов – их не предают земле, их прах освящает земли предков.
Ее беспрепятственно впустили в шатер. В шатре царила прежняя атмосфера. Хан лежал с умиротворенным выражением лица, как будто завершил все свои земные дела и ушел за грань со спокойной душой. Вокруг него сидели четверо шаманов. Раньше их было больше, но из-за смуты многие не приняли учение Худжгарха и покинули ставку. Ее дед сидел у изголовья покойного и скорбел. Глубокая печаль легла на суровые лица орков, но слез не было. Орки не плачут, они скорбят тихо.
Ганга села, молча отдала дань уважения умершему и начала говорить сначала тихо, неуверенно. Но затем ее голос окреп, стал ровным.
– Старейшины, хан умер. Нужно искать кандидата в великие ханы, – сказала она.
– Женщина! – возмущенно поднял голову Урчаг. Его глаза метали молнии. – Как ты смеешь приходить сюда и говорить?!
– Я жена Принца степи, третьего гаржика после великого хана и великого шамана. Я сама шаманка, Урчаг. Ты забыл?
Урчаг зашипел как змея, но его прервал верховный шаман:
– Шаманка Ганга права. Хватит скорбеть об умершем. Нужно думать о живых. Кто выскажется о кандидате в великие ханы? Начни ты, Урчаг, как самый молодой из нас.
– Я не самый молодой шаман. Тут есть и помоложе, – буркнул Урчаг, бросив на Гангу ненавидящий взгляд. Остальные старейшины сидели, понурив головы, и не видели их перестрелку глазами…
– Ты мой ученик, Урчаг, Ганга – Небесная невеста, шаманка. Она по положению выше тебя. Говори, Урчаг. Мы выслушаем твои слова. Может, в них будет мудрость, и мы ее услышим.
Урчаг снова завозился и ответил:
– Надо собрать вождей, и пусть они назовут имя нового великого хана.
– Я тебя услышал, Урчаг, – произнес дед Ганги. – Теперь ты, Ганга, говори.
– Новый великий хан должен быть из того же племени, что и сам великий был, и из рода Гремучих змей. Так я считаю, и им может быть Правая рука, он понравится всем.
– Я тебя услышал, говори ты, Мембрак, – обратился шаман к сидевшему справа от него пожилому шаману. Тот пожевал губами, быстро оглядел всех присутствующих и произнес:
– Ганга права, им должен быть Правая рука, он устроит всех.
– Неправда, не всех! – вспыхнул Урчаг. – Юг его не примет, и подгорные орки его не знают, нужен другой хан, из другого племени. Новая кровь должна прийти во власть.
– Ты чего так разошелся, Урчаг? – с ледяным спокойствием спросил великий шаман, его голос был сух и лишен окраски. – Думаешь, что отравив вино на свадьбе моей внучки, ты стал вершителем судеб?
Урчаг вздрогнул, его взгляд заметался, словно у пойманного в ловушку зверя. Шаманы вокруг, затаив дыхание, переводили глаза с него на верховного шамана.
– Я не подавал отравленное вино! – Голос Урчага дрожал, как лист на ветру. – Это ложь!
– Правда в том, что ты приготовил его, – голос Ганги как клинок пронзил тишину. – А вино принес твой ученик, который, дрожа, признался, что ты отравил хана.
Урчаг затрясся, его рука метнулась к посоху, но Ганга оказалась быстрее. Она схватила его за запястье, ее пальцы сжались с такой силой, что кости Урчага захрустели. Прижав его лицо к животу хана, она прошептала:
– Сознайся, Урчаг, и умри…
И тут началось нечто невероятное. Урчаг зарычал, его тело изогнулось, как натянутая струна. Из него повалил дым, наполняя воздух запахом серы. Его голос, искаженный трансформацией, превратился в набор непонятных слов. И вот, словно по мановению волшебной палочки, Урчаг исчез, оставив после себя лишь невыносимую вонь и пустоту, которая говорила о том, что он больше не вернется.
– Сбежал, паршивец, – с досадой сказала Ганга, вытирая руки о куртку. – Где его теперь искать?
– Его не найти, Ганга, – спокойно ответил дед. – Это демон, а не орк. Мне об этом сказали духи предков. Они ждут нашего хана.
– Демон? – удивилась Ганга. – Но если ты знал, почему сразу его не схватил?
– У меня не было сил. Я ждал тебя. Ты, как жена Худжгарха, могла это сделать. Но демон всегда может скрыться. Не нам с ними сражаться. Видно, такова судьба хана. От нее не убежишь. Пошлем вестников к вождю Грызу. Ты, Ганга, поезжай к нему сама. Пусть соберет силы и встанет лагерем у реки. Увидев их, остальные вожди согласятся с выбором нового хана. Пошлем по племенам гонцов с вестью о случившемся. Отзовем волчат и начнем готовить тело к обряду. Много дел, а нас мало. – Дед замолчал, склонил голову и погрузился в раздумья…
Земля. Свердловская область
– Товарищ полковник, к вам прибыл посетитель. – В кабинет начальника колонии заглянула молоденькая секретарша. – Следователь прокуратуры.
– Пусть войдет, – со вздохом огорчения произнес полковник. От этого визита он не ждал ничего хорошего. Этот следователь был въедлив и неподкупен. Он пришел к нему уже во второй раз.
В кабинет вошел следователь и поздоровался.
– Добрый день, товарищ полковник. Разрешите забрать у вас немного вашего драгоценного времени?
Полковник машинально поправил листы на столе, зачем-то переложил ручку с одной стороны папки на другую и рукой указал на стул напротив.
– Садитесь, Анатолий Валерианович. Я слушаю вас.
Следователь сел, снял очки, протер носовым платком стекла и надел снова, и только потом взглянул на начальника колонии.
– Товарищ полковник, я допросил осужденного Глухова, и он утверждает, что порезал себя сам.
Полковник подавил вздох облегчения.
– Ну, раз утверждает, – произнес он, – то так оно и есть. Его никто не принуждал такое говорить.
– Да-да, – кивнул следователь и продолжил: – Все это так, но в деле есть неувязки, на которые я хочу обратить ваше внимание.
– А почему вы мне это говорите? – удивился начальник колонии.
– Потому что вы начальник колонии и несете ответственность за все, что происходит здесь. – Следователь смотрел на полковника невыразительными рыбьими глазами, в которых не было и намека на какой-то интерес или проявление чувств. Они ничего не выражали, и понять, что на уме у следователя, полковник не мог.
– И что?..
– А то, что свидетели, которых я опросил, утверждают, что видели троих осужденных из службы внутреннего порядка, и они выходили из-за угла, за которым порезали или порезал себя сам осужденный Глухов.
– Так там есть своя секция правопорядка… – начал было полковник.
– Есть, товарищ полковник внутренней службы, – перебил его следователь, – но они были на своих местах, и я их уже опросил. Они не были за тем углом, за которым находятся мусорные контейнеры. Значит, это были другие осужденные, и они там находились без разрешения.
– Почему вы так решили? – Полковник нахмурил густые седоватые брови и взял в руки ручку. Стал ее крутить пальцами. Заметил взгляд следователя и тут же положил ручку на место, поправил ее.
Следователь подождал и стал говорить.
– Потому что в журнале пропусков в производственную зону пропуска на этих троих осужденных не выписаны.
– Так, может, их там и не было, – ответил полковник.
– Были. У меня есть показания четверых осужденных, которые утверждают, что видели троих мужчин с нарукавными повязками, но лица не запомнили. Они шли боком и пригнулись. Значит, их пропустили в нарушение режима. А кто отвечает у вас за нарушение режима?
– Зам по безопасности, – буркнул полковник.
– Да, я с ним уже беседовал, – ответил следователь. – Он дал показания, что никого не направлял в производственную зону, значит, это сделала дежурная смена контролеров, и я хочу получить журнал дежурств.
– Хорошо, вы получите журнал дежурств, но контролеры подчиняются командиру полка внутренних войск…
– Я знаю, – кивнул следователь и поправил очки. – Мне нужен журнал, чтобы я выписал повестку этим прапорщикам. Кроме того, я сделаю запрос на проведение психиатрической экспертизы Глухова на предмет вменяемости и степени его опасности для других осужденных. Уведомляю вас заранее. Где я могу получить журнал?..
– Сейчас его вам доставят, – невесело ответил полковник.
После ухода следователя начальник колонии по селектору приказал секретарю:
– Маша, соедини меня с командиром полка.
– Сейчас сделаю, Евгений Маркович.
В трубке раздались гудки, и твердый решительный голос произнес:
– Слушаю, полковник Капустин.
– Сергей Викторович, здравствуйте.
– Здоровее видали, привет, Евгений Маркович, что хотел?
– Хотел сказать, что у меня работает следователь прокуратуры.
– Кто такой и по какому поводу? – раздался вопрос в трубке черного служебного телефона.
– Герасимович Анатолий Валерианович, следователь районной прокуратуры. Из отдела по надзору в местах лишения свободы. Так вот, он утверждает, что твои контролеры нарушили режим и пропустили в производственную зону трех осужденных без разрешения и не вписали их в журнал. И он уверен, что эти осужденные порезали одного из новоприбывших осужденных. Он носом роет, понимаешь?
– Понимаю, – подумав, ответили с другой стороны. – Спасибо за информацию. А что говорит сам порезанный? Он хоть жив?
– Жив, говорит, что порезал себя сам.
– А это так? – вновь подумав, спросил командир полка.
– Не знаю, ведется следствие.
– Ну, я тебя понял, дорогой Евгений Маркович, приму надлежащие меры.
– Вот-вот, прими, дорогой, нам не нужны лишние неприятности. Он вызовет смену на допрос, забрал журнал дежурств.
– Понял, отбой, – ответил сухо командир полка.
Евгений Маркович положил трубку, достал платок, вытер вспотевшую шею и вновь по селектору вызвал секретаря.
– Начмеда ко мне, срочно! – приказал он.
Он просидел в размышлениях около пятнадцати минут, в кабинет постучали. Просунулась голова секретаря.
– Начмед прибыла, Евгений Маркович.
– Пусть войдет, и пока не беспокоить меня.
– Я поняла, Евгений Маркович, – голова секретаря исчезла. Дверь отворилась, и вошла Самыкина Светлана Алексеевна.
– Вызывали, товарищ полковник?
– Вызывал, Светлана Алексеевна, садитесь, есть разговор.
Он подождал, пока женщина в белом халате усядется, и спросил:
– Ну как там раненый Глухов?
– Нормально, выздоравливает, – ответила врач и пристально взглянула на начальника колонии. Тот завозился под ее взглядом.
– У вас с ним как? – спросил он. – Отношения нормальные?
– В каком смысле, товарищ полковник? – У женщины округлились глаза. – Он осужденный, я врач, я только лечу его.
Полковник поморщился:
– Я не в том смысле, Светлана. Давай говорить начистоту. Он вменяемый?
– Вполне, а что?
– Да то самое, что у нас работает следователь прокуратуры. Ты это должна была заметить.
– Да, он был в палате раненого, проводил допрос.
– Вот-вот. Я вот что хочу знать, Света, – полковник нагнулся над столом и тихо заговорил. – С ним можно договориться, чтобы он держался своей версии, что, мол, сам себя порезал, потому что… Что он говорит по поводу покушения на самоубийство?
– Кому?
– Ну, хотя бы следователю, ты же слышала? – Полковник прострелил взглядом врача.
– Слышала, – неохотно ответила она.
– Тогда просвети меня. Дело, сама понимаешь, тухлое, и многое может измениться в результате этого дела, смотря как его повернуть. Понимаешь?
Врач, подумав, кивнула.
– Ну, если кратко, – понизив голос, начала говорить врач, – осужденный Глухов сказал, что ему стало стыдно, что он предал родину, все от него отвернулись, и он, типа, понял, что жить больше незачем, и от отчаяния порезал себя сам.
– А что, от него в самом деле все отвернулись? – спросил полковник.
– Вроде да, родственники от него отказались, жена и сын не хотят его знать, и другие осужденные с ним не разговаривают…
– Вот как. Я так понимаю, что он что-то хочет?
– Он разговаривал с вашим замом по безопасности и просил, чтобы его оставили в лазарете санитаром. Ради этого он возьмет вину на себя и не доставит больше никому проблем…
– А что, есть основания считать, что его хотели убить? – приподнял бровь начальник колонии.
– Есть, Евгений Маркович, – шепотом произнесла врач. – Я докладывала вашему заму: в палату пробрался один осужденный из службы внутреннего порядка и угрожал ножом Глухову, но когда увидел меня, то сбежал, а нож бросил. Этот нож подобрал Глухов, и он ловко его спрятал. Я не нашла у него нож ни в его постели, ни под бинтами, волшебник прямо, да и только. На нем отпечатки пальцев того самого осужденного.
– Вот как? – ошарашенно переспросил полковник. – Ну и Кум! Удружил так удружил… – Полковник упер взгляд в стол и заставил себя успокоиться. Посмотрел на врача. – Светлана, я буду с тобой откровенен. Найди подход к Глухову, сообщи ему, что он останется в лазарете санитаром, я ему это обещаю, и никто его больше не тронет. Если получится, организую ему со временем выход по УДО. Но он должен держаться своей версии до конца. И еще его хотят подвергнуть психиатрической экспертизе. Понятно, что следователь хочет запугать Глухова навечно остаться среди сумасшедших. Пусть не поддается. Мы его оттуда вытащим… Сделаешь? – Полковник испытующе посмотрел на врача. – Иначе можно поменять место прописки. Я вместе с замом пойду шить рукавицы…
– Попробую, товарищ полковник.
– Вот, вот, попробуй и реши этот вопрос, Светлана. Я в долгу не останусь.
Светлана поднялась и вышла из кабинета начальника колонии. Глухов ей нравился, он был простой и в то же время непонятный, завораживающий. Ее тянуло к нему. Неведомая сила влечения к этому мужчине, похудевшему, с залысинами на лбу, тянула ее к нему неудержимо. Она боролась со своими чувствами, говоря себе, что он обыкновенный зек, каких сотни, предатель родины. И все равно ее чувства кричали и рвались навстречу его взгляду, ей даже хотелось верить, что он невиновен. «Что со мной происходит?» – спрашивала она себя. Вроде не девочка…
Она прошла в палату к Глухову, он полулежал на кровати и смотрел в потолок, подложив руку под голову.
– Чем занимаетесь, Глухов? – спросила она, взяла стул и присела рядом.
– Песню сочиняю, – ответил раненый.
– Песню? – удивилась Светлана. – Какую?
– Печальную.
– Почему печальную?
– А какую можно сочинять, сидя в колонии и лежа в лазарете? Только печальную.
– Да, и о чем же ваша песня, Глухов? – спросила Светлана. – Вот не знала, что у вас столько талантов.
– У меня их много, Светлана, и когда мы познакомимся поближе, вы о них узнаете.
– Не мечтайте, – улыбнувшись уголками губ, ответила врач. – Спойте мне песню. Как она называется?
– «Печаль-тоска». А спеть могу, это я люблю.
Больной поднял глаза к потолку и немного хрипловатым голосом запел:
«По городу в ночи печаль бродила.
И оставляла тени, словно траурную шаль.
Искала место, где бы поселиться.
Прогнав покой, в неведомую даль.
Ей, освещая путь, луна светила.
И старый, скособоченный фонарь.
Эх, печаль-тоска, ночная гостья,
Ты в окнах ищешь, где грустит душа.
Заходишь ты без приглашенья, просто.
Постылая печаль моя тоска…
Песня действительно была грустная и тронула тонкие струнки души врача. Она тоже ощущала груз печали за неудачное замужество, развод, отсутствие детей и одиночество. Она даже чуть не всплакнула.
– У вас, Глухов, приятный голос, и вы можете растрогать сердце. Но я пришла поговорить с вами по поводу вас. Меня вызвал к себе начальник колонии, он просил вам передать следующее. Вас оставят здесь, в лазарете. Я лично не против, вы мне кажетесь спокойным и адекватным человеком, не хотите выносить сор из избы…
Глухов улыбнулся и неожиданно положил ладонь на ее руку, которая лежала на коленях. Она не убрала свою руку и не скинула ее. Ей было приятно, врач лишь слегка покраснела.
– Вы во мне не разочаруетесь, Светлана Алексеевна, – проговорил он. Его лицо озарила мягкая улыбка, а врач опомнилась и осторожно убрала его руку со своей.
– Но это еще не все. Следователь хочет вас подвергнуть психиатрической экспертизе. Хочет запугать, что вы останетесь в психушке навсегда как опасный для общества элемент. Впрочем, имея связи, он это вполне может осуществить, но главврач лечебницы – мой старый знакомый, мы вместе работали в городской поликлинике, я с ним поговорю.
– Вот и хорошо.
Рука Глухова вновь легла ей на руку, и она уже не убирала ее – лишь, не имея сил сопротивляться, глянула на нее и затаила дыхание. А рука осужденного проскользнула между ее слегка расставленных колен и погладила внутреннюю часть бедра. Светлана задохнулась, она понимала, что происходит то, чего не должно происходить, но ее воля была подавлена вспыхнувшей страстью, и она прикрыла глаза. Рука нагло проползла дальше и коснулась трусиков, в этом месте сразу стало мокро. Светлана застонала и попыталась несильно сопротивляться, но ее неожиданно вместе со стулом придвинули к кровати, и другая рука обвила ее плечи и притянула к себе. Губы Глухова приникли к ее мгновенно высохшим губам, и она застонала, впилась в его губы своими, истомленными страстью, истосковавшимися по грубой мужской ласке. Его язык глубоко проник в ее рот. Она сдалась, отдаваясь его порыву. Но все же собрала остатки воли и с силой отстранилась.
– Дверь, – прохрипела она, – надо закрыть дверь. – Она поднялась, шатаясь, подошла к двери и решительно заперла ее на ключ изнутри. Развернулась и, расстегивая пуговицы халата, направилась к кровати раненого.
Близость была бурной, она несколько раз получила оргазм, выгибалась, стонала, прижав ко рту ладонь. Глухов проворачивал ее и менял позы, а она охотно позволяла делать с собой все, что он хотел. Потом ухватила подушку и рычала в нее. Ее заливал пот, и она отдавалась со страстью, какую никогда не видела в себе.
– Хватит, прошу, – стала умолять она своего любовника, – у меня ноги трясутся. – И действительно, ее ноги дрожали, живот поднимался и опускался. Светлана лежала на спине и с закрытыми глазами. Рядом сидел Глухов и гладил ее грудь. Она наслаждалась его лаской.
Так прошло полчаса. Светлана успела прийти в себя.
В дверь негромко осторожно стукнули.
– Светлана Алексеевна, – позвали ее, – к вам пришли.
Врач быстро поднялась, накинула халат и стала спешно застегивать пуговицы.
– Укройся, – попросила она Глухова, и он укрылся одеялом по горло.
– Светлана, открой! – раздался снаружи требовательный мужской голос. – Я знаю, что ты там. Не усугубляй…
Врач подошла к двери, повернула ключ и распахнула дверь. Встала в проеме, перегородив его собой. Через нее попытался пройти моложавый майор, но Светлана не отошла.
– Тебе чего, Алексей? – невозмутимо спросила Светлана.
– Как чего! – воскликнул сильно возмущенный майор. – Ты закрылась с осужденным в палате. Что вы делали?
– Это не твоего ума дело…
– Да, а если я расскажу начальнику колонии, что ты путалась с осужденным?..
Звонкая пощечина остановила поток слов, и майор охнул.
– Стерва, – прошептал он. – Я это так не оставлю.
– Давай, иди, жалуйся, и не забудь сообщить своей жене, что путался с врачом колонии. Или мне ей позвонить и все рассказать? Ведь это я достаю лекарство ее матери.
– Что? Что ты несешь?
– Да, я скажу, что ты меня изнасиловал и заставил молчать, запугал.
– Светка… – Майор открыл рот, видимо, не в силах найти подходящие слова.
– Я, Алексей, выполняла поручение начальника колонии, поэтому я закрыла дверь, можешь пойти и спросить у него самого.
– Пойду и спрошу, – потрогав щеку, ответил майор.
– Да, иди, и больше ко мне не лезь, напишу заяву на тебя в прокуратуру и в партком.
– Да пошла ты… шалава малахольная, – обиженно буркнул майор и поспешно покинул лазарет.
Выпроводив майора, Светлана прикрыла дверь, подошла к кровати Глухова, поцеловала его в губы и вышла. В своем кабинете она набрала номер приемной начальника колонии.
– Машенька, соедини меня с полковником, – бархатным голосом попросила она.
– Сейчас, Светлана Алексеевна, одну минуту, – ответила та. Вскоре в трубке телефона раздался густой мужской баритон:
– Полковник Евдокимов, слушаю.
– Товарищ полковник, это я, Самыкина…
– Я знаю, – буркнул полковник, – говори.
– Я выполняла ваше поручение и вела разговор с Глуховым. Разговор был непростым, он не доверяет словам и хочет видеть конкретные шаги со стороны администрации. Он не верит просто словам, говорит, что нож – это его страховка на случай, если его обманут.
«Вот урод», – мысленно выругался полковник.
– Это все? – спросил он.
– Нет, во время разговора я заперлась с ним изнутри на ключ…
– Зачем?
– Затем, что у стен есть уши. Если я услышала, что говорил следователь, то нас могли подслушать. Кто даст гарантию, что санитары, подслушав разговор, не передадут информацию следователю?
– Да, ты права, – подумал и согласился с ней полковник. – Прилюдно эти разговоры разглашать не следует. Это все, что ты хотела мне сказать?
– Нет, пришел зам по тылу и домогался меня, я пару раз уступила ему, товарищ полковник, он угрожал меня выгнать из колонии, если я не отдамся ему. Мне это надоело. Теперь он устроил скандал и назвал меня шалавой. Если он не отстанет от меня, я напишу заявление вам и в партком.
– Не надо заявления, Светлана Алексеевна, – полковник перешел на официальный тон. – Я все разрулю. Он больше вас не побеспокоит. Где сейчас этот майор?
– К вам направился, стучать на меня.
– Хорошо, будь спокойна. И не беспокойся, реши все вопросы с Глуховым, это сейчас самое главное.
– Спасибо, товарищ полковник, надеюсь на вас.
– Отбой, – буркнул полковник и положил трубку.
Начальник колонии только собрался с мыслями. Все его думы были об осужденном, который спрятал нож и обладал феноменальными способностями прятать и доставать из воздуха вещи. Он знал это по докладам. Знал, что Глухова обыскивали, но никогда ничего не находили. И это тоже его здорово нервировало.
«Как бы достать этот нож?» – думал он.
После обеда пришел доклад секретаря. Зумер коммуникатора заставил полковника поморщиться. «Кого еще черти принесли?» – подумал он и неохотно ответил:
– Да.
– К вам пришел зам по тылу, майор Алексей Петрович Саламатин.
– Пусть войдет. – Полковник собрался и принял непринужденный вид.
Зашел майор. Он недавно был назначен на эту должность переводом из Окружного управления материально-технического и военного снабжения.
«Вроде неплохой парень. Знающий, партийный», – подумал полковник и суховато предложил:
– Присаживайся, Алексей Петрович, с чем пожаловал?
– Товарищ полковник, прибыл доложить о странном факте, который сегодня увидел собственными глазами. Не могу молчать.
– Что еще случилось? – нахмурился полковник.
– Я пришел в лазарет, а там наша начмед Самыкина заперлась в палате с раненым осужденным и не выходила оттуда добрых полчаса, так сказал санитар… – Майор, осуждающе качая головой, посмотрел на реакцию полковника.
– И что? – невозмутимо спросил он. – Может, она делала ему перевязку?
– Перевязку делают медсестры и санитары, товарищ полковник, а тут налицо связь с осужденным.
– Не говори чепухи, Алексей Петрович, все уже в колонии знают, что к ней ходишь ты. Не скажешь зачем? – Полковник опасно прищурился. – У тебя жена, двое детей, и ты член партии… Что ты забыл в медчасти? Поставками медикаментов и оборудования занимается начмед. Ты что там делаешь?
– Я?.. – Майор замялся, растерянно стал вертеть головой, подыскивая ответ. – Просто зашел узнать, что нужно по питанию.
– Узнал? – спросил полковник.
– Не успел, все произошло неожиданно, и я поспешил к вам.
– Стучать прибежал, майор? – усмехнулся полковник. – А не потому ли ты пришел жаловаться, что тебе отказали в этот раз, что ты надоел со своими приставаниями? Смотри, если Светлана Алексеевна напишет заявление на мое имя и в партком, ты вылетишь из партии, а заодно из органов за моральное разложение. По поводу того, что начмед закрылась с осужденным, это я дал ей задание с ним переговорить тета-тет. Ты знаешь, что у нас работает следователь прокуратуры и расследует дело о покушении на этого осужденного? Не хватало еще скандала с сексуальными домогательствами, тогда жди полной комиссии из «управления» или даже из Москвы, а это, майор, – полковник нажал на слово «майор» и говорил сурово и твердо, – никому не нужно. Понял?
– Понял, – сник майор.
– Вот и хорошо, иди, и чтобы я не слышал больше об этих амурных похождениях.
Майор встал и, как побитая собака, вышел, опустив плечи и понурив голову.
«Эх, молодежь, – мысленно усмехнулся ему в спину начальник колонии, – все бы им пошалить…» Он некоторое время посидел в задумчивости и вызвал по селектору секретаря.
– Закрой приемную и зайди, – распорядился он. Когда в кабинет вошла секретарь, он скомандовал: – Снимай трусы.
То, что случилось сегодня в палате, меня самого повергло в некоторое замешательство. Я с самого начала не хотел ускорять события и забыл, как меняет мой гормональный баланс Шиза. Я не сразу догадался, что это ее рук дело. Она воздействовала на меня, и через меня на врача. Светлана буквально обезумела от нахлынувшей на нее страсти, и я старался как мог. Видимо, угодил. Уходила она счастливая. Лихо «отбрила» приставучего майора, жестко, корректно, и не побоялась включить шантаж. Такой палец в рот не клади.
Я остался один и лежал, продолжая сочинять песню «Печаль-тоска». У меня действительно было погано на душе, и чем больше я задумывался, тем плачевнее мне виделось мое будущее. Ну как я выберусь с этой дикой планеты? У меня нет сверхбыстрого корабля и нет возможности уйти телепортом. Для этого нужна телепортационная площадка, даже две, чтобы с одной уйти на другую. Я не знал координат и не представлял, как устроена эта площадка. Такой базы знаний у меня не было. Но Шиза была уверена в том, что мы в конце концов уберемся с планеты под названием Земля. Мне бы ее уверенность. И я, честно сказать, хандрил, поэтому и мысли пришли написать песню «Печаль-тоска».
В палату, приоткрыв дверь, заглянул санитар:
– Глухов. На перевязку, – позвал он и подмигнул.
Я на такую фамильярность не ответил. Шиза уже сказала мне, что он стукач Кума, и мне с ним водиться не хотелось. Но опять же у моей дочки была на этот счет своя точка зрения.
– Его можно завербовать, – сказала она мне.
– Зачем? – удивился я.
– Затем, что тебе нужны информаторы, а он очень удачная кандидатура. Я помогу, не бойся, – и замолчала.
Какая-то тишина внутри установилась, звенящая, что казалось, что у меня никого внутри нет. Но я-то знал, что симбионт разросся по телу и по позвоночному столбу. Он рос, я молодел. Именно молодел, новая Шиза имела образ прошлого Ирридара и потихоньку перестраивала мое физическое обличие. «Тебя должны узнать, когда мы вернемся», – сообщила она мне. Я лишь отмахнулся тогда от ее слов. Но сейчас легко встал и последовал за санитаром.
Санитар был из заключенных, бывший начальник аптеки из Львовского оперативного полка. Вальяжный и несколько надменный из-за своего привилегированного положения. В процедурной он снял старую повязку, обработал рану и шов и стал накладывать новую повязку.
– Странный ты человек, Глухов, – произнес он.
– Чем странный? – спросил я.
– На тебе заживает как на собаке, быстро, и рубец рассасывается. И способности у тебя странные… Не расскажешь откуда?
– Тебя Кум заставил у меня выпытывать? – спросил я.
– Кум? Ты чего такое говоришь, Глухов?
– Говорю, потому что знаю, что ты стукач. Куму стучишь, поэтому тебя тут и держат. Ты втираешься больным в доверие, расспрашиваешь их, а они тебе душу открывают. Но я знаю, кто ты. И даже знаю, что твой отец был в Зеленых братьях, убивал коммунистов и активистов в Западной Украине. Ты же Михайло Казимирович Сытник из Ивано-Франковска… Наполовину поляк. Дед твой был управляющим в имении барина…
Санитар отшатнулся, не закончив перевязку.
– Глухов, – тихо проговорил он, – откуда у тебя эта информация?
– Оттуда, – так же тихо сообщил я ему. – За бугром мне рассказали про твою семью. И дали задание: нужно попасть в Нижнетагильскую колонию, найти там господина Сытника и завербовать его. Он должен у себя на Западной Украине организовать подполье. Деньги и аппаратуру тебе дадут. Вот я попал сюда и чтобы с тобой, Сытник, увидеться. Я ради этого дела порезал себя.
Санитар смотрел на меня как баран на новые ворота. Он замер, можно сказать, остолбенел. Я смотрел на него и, не выдержав, рассмеялся.
– Я пошутил, Лепила, заворачивай меня, и я пойду в кроватку. Про тебя сестрички рассказали. Ты треплешься много.
– Ты это, Фокусник, – погрозил он мне пальцем, – ты прекращай свои фокусы, тут такие не понимают.
Я поправил больничную рубаху и ответил:
– А может, это не фокусы, Сытник, или как тебя, Котенок? Такой псевдоним тебе Кум дал?
И я пошел в палату, оставив санитара с раскрытым ртом. Я говорил все, что в голову приходило. Санитар особым умом не отличался и был трусоват А мне было скучно. И Шиза кое-что выдала по нему. Как она вызнает такие тонкости, откуда черпает информацию, я не знал, а спрашивать Шизу было лень. Она начнет мне рассказывать про ее способности лезть в мозги и отбирать нужную информацию, но на это ей нужно время, и так далее… Ее пространные рассуждения наводили на меня тоску, и я половины не понимал того, что она говорит… Умеет – и слава богу, все мне на пользу. Вернее, нам, мы же уже вдвоем.
Дочка отличалась от матери. Не такая заноза, как та, даже грубоватая где-то – видимо, почерпнула это у меня. И проще, чем мать. Она была еще та фифочка. Чуть что, сразу вешала на меня табличку – «Солдафон».
Вечером перед ужином в палату зашла Светлана, подвинула стул и стала меня осматривать.
– Света, – тихо прошептал я и подал ей купюру в пятьдесят чеков Внешпосылторга, – организуй мне три бутылки коньяка, на остальное купи себе что-нибудь. Я думаю, что ты сможешь разменять чеки на рубли.
– Смогу, – пряча купюру в карман халата, ответила она. – А зачем тебе коньяк?
– Я думаю, что меня оставят в психлечебнице на неделю, так я сдружусь с санитарами.
– Хорошо, постараюсь принести завтра-послезавтра. Хочешь, домашней пищи принесу? – Она смотрела на меня, ожидая моего ответа.
– Правильное и своевременное решение, Светлана, одобряю, – улыбнулся я. Она услышала, что хотела. Воровато оглянулась на дверь, нагнулась, поцеловала меня в губы, рукой шаловливо поиграла под одеялом. Зарделась и решительно встала со стула.
– Я пошла, – произнесла она.
– Счастливого пути, родная, – напутствовал я ее и получил взгляд, полный обожания и благодарности.
– Теперь вот она твоя навеки, – напомнила о себе Шиза.
– И что, мы ее с собой заберем? – мысленно усмехнулся я.
– Нет, ты ей устрой счастливую жизнь здесь, – ответила она и снова ушла в режим тишины. Вот такие они, Шизы, половину скажут – остальное додумывай.
Санитар смотрел в спину уходящему Фокуснику, и у него неприятно засосало под ложечкой, ведь все, что говорил этот сученок, было правдой: и дед был управляющим поместья у пана, и отец был информатором у Зеленых братьев. Откуда этот непонятный человек мог о нем столько знать? Он, конечно, рассказывал байки сестричкам, но не все… Неужели его хотят завербовать?
Страх стал подкатывать к горлу. Санитар дождался, когда все вольнонаемные сотрудники медчасти покинули лазарет, и, оставшись на дежурстве, обошел палаты. В одной из них лежал и спал Глухов, в другой – двое больных гриппом. Сделав обход, Сытник пробрался в ординаторскую и поднял трубку телефона. Отсюда можно было позвонить в административный корпус. Он набрал номер телефона зама по безопасности и стал, затаив дыхание, ждать.
– Слушаю, – ответил густой недовольный голос.
– Гражданин начальник, это санитар Сытник из медчасти.
– Ну, – прозвучал вновь недовольный голос. – Чего хотел?
– Вы велели проследить за Глуховым, так вот, я кое-что узнал.
– Что именно? – Голос в телефонной трубке насторожился.
– Глухов – шпион, он прибыл в колонию вербовать агентов, он пытался вербовать меня, сказал, что все про меня знает, что там, за границей, есть сведения о моей семье и что меня будут ждать на дому, дадут деньги и аппаратуру связи… Вот и…
– Ты в своем уме, Сытник? – Голос в трубке буквально взорвался, в нем было столько гнева и презрения, что санитар отстранил от уха трубку и стал пережидать, когда крик прекратится. Он слышал, какими словами его обзывали: «идиот», «дебил». – Откуда ты это взял? – закончив ругаться, спросил майор.
– Так он сам мне все это рассказал. И еще, гражданин начальник, он сказал, что знает мой оперативный псевдоним, который вы мне дали. Он называл его.
– И как он тебя обозвал? Козлом? – уже тише, но с иронией спросил голос в трубке.
– Котенок, гражданин начальник.
– Котенок, значит… Ты, Сытник, еще глупее, чем я думал. Тебя развели, как ребенка, а ты уши развесил. Это все?
– Нет, гражданин начальник, еще докторша наша главная запиралась в палате с Глуховым. Я хотел подслушать, о чем они там беседовали, но пришел зам по тылу и стал ломиться к ним. Докторша-то открыла дверь и стала с ним ругаться. Он спросил, что они там делали запертыми. Она ответила: «Не твое дело». Он обозвал ее шалавой, а она ударила ему по щеке. На том и расстались. Еще она сказала, что ей дал задание хозяин, гражданин начальник, поэтому она заперлась с больным. Вот теперь все.
– Так, я тебя понял. Постарайся проследить за Самыкиной и этим Глуховым. Узнай, о чем они говорили, и доложи мне, понял?
– Понял, гражданин начальник.
Санитар с облегчением положил трубку, перевел дух и обернулся. Укол страха его парализовал. За спиной в шаге от него стоял Глухов, он сложил руки на груди и смотрел на него.
– Ты что тут делаешь, Глухов? – тряся подбородком, спросил санитар. – Так можно и до смерти напугать, подкрался незаметно…
– Я все слышал, Лепила.
Лепила – кличка санитара, и он к ней привык.
– Что? – заметался мыслями Сытник. Его глаза забегали по сторонам, он усиленно соображал, что ответить. – Что ты слышал?.. – не найдя что ответить, спросил он.
– Как ты стучал Куму про меня, про докторшу и что тебе дана команда следить за ней и за мной. Понимаешь, чем это тебе грозит, Сытник?
– Я? Я не… – начал оправдываться санитар.
– Я все слышал с самого начала, Сытник, я за тобой слежу. Разве ты этого еще не понял? Ты наш человек. Тебя ждет заграница, там знаешь какая сладкая жизнь: кока-кола, виски, джинсы, горячие девочки, много денег. Но все это надо заработать…
– Что сделать? – Санитар затрясся сильнее. Он обхватил свои руки и прижал к телу, потому что они предательски задрожали.
– Значит так, Лепила, слушай меня сюда и внимай, – ответил Глухов. Он из воздуха достал пачку сигарет и одну сигарету протянул ему. Санитар машинально ее взял. – Все, что я тебе говорил про шпионаж, – это шутка, но на этом шутки закончились. Ты представляешь, где ты окажешься, если я Самыкиной расскажу, что ты за ней следишь? Ты и дня не останешься в лазарете, и Кум тебя не защитит. А что другие осужденные с тобой сделают, когда я передам весточку в жилую зону, что ты стукач? Правильно, – ответил на свой вопрос Глухов и зажег спичку, давая прикурить Сытнику. – Тебе устроят сладкую жизнь. – Санитар прикурил и затянулся. Он стал приходить в себя.
– Что ты хочешь, Глухов? – прямо и хмуро, пряча глаза, спросил он.
– Ты будешь работать на меня, Сытник.
– В каком смысле? – вновь напрягся санитар.
– Ты будешь докладывать Куму, что в лазарете все спокойно, что врачиха повода для слежки не дает, все у нее чин чинарем по инструкции, что я шутник и трепло. Так можешь и передать. А мне расскажешь, какое задание тебе дал Кум, я посоветую, какую информацию до него донести. А то твои рассказы о вербовке смешны. Так можно и доверие Кума потерять, понимаешь. А еще можно тебя представить политическим противником режима коммунистов, рассказать, как ты распространял клевету на советскую власть и руководство страны, подбивал устраивать забастовки и открыть террор против партийных и государственных деятелей…
– Да ты что такое говоришь! – возмутился санитар, он затушил сигарету о край стола.
– А представь, как то, что скажу я, подтвердят те двое, что отдыхают в лазарете. Они за то, чтобы месяц полежать в больничке, на все пойдут, и тебя им не жалко. А начмед подтвердит эти слова, чтобы от тебя избавиться. И поедешь ты, Михайло, внук управляющего поместьем, далеко на Колыму, как политический диссидент, лет на пятнадцать.
– Сколько? – возмущенно воскликнул санитар. – Да мне год остался досидеть…
– Вот видишь, а я предлагаю тебе спокойно досидеть год и быть полезным. Что скажешь?
Санитар опустил глаза, попыхтел и неохотно согласился:
– Ладно, Фокусник, так и быть, я буду с тобой сотрудничать.
– Верное решение, Миша, вот тебе за это сигареты, – и Глухов протянул санитару начатую пачку. – Хочешь жить хорошо – слушайся меня, и все у тебя будет в шоколаде. И помни: начнешь юлить – в яме окажешься.
– В какой яме?
– В той, из которой не выбраться, Миша. Предашь меня – предашь себя, мне все равно хуже не будет, а твоя жизнь, Миша, круто поменяется.
– Да понял я, понял, чего пугаешь, – ответил Сытник. – Иди спать, поздно уже.
Глухов поднялся со стула и вышел. Ему в спину с ненавистью смотрел санитар, но ничего поделать не мог. Тот ухватил его крепко, и какая жизнь у него случится, если его вышвырнут из лазарета, он тоже хорошо понимал.
«Нет, такого предать нельзя», – подумал Михайло и, открыв шкаф, достал пузырек спирта. Налил тридцать грамм в мензурку, развел раствором глюкозы и залпом выпил. Поморщился, достал сигарету и вышел из ординаторской. Долго сидел в коридоре, курил и думал.
Утром меня ждала новая реальность. На завтрак – домашние котлетки с подливой, пюре и белый хлеб. Горячий кофе из термоса и свежая булочка. И страстный поцелуй Светланы, который заставил сердце биться чаще.
Она собиралась уйти, одарив меня нежным взглядом, но я удержал ее руку.
– Есть разговор, – сказал я тихо. – Сытник стуканул Куму. Тот приказал ему следить за мной и за тобой. Будь осторожна.
Светлана нахмурилась.
– Эта сволочь…
– Не надо, – перебил я. – Вместо него будет другой, возможно, умнее. Он безобидный, но лучше быть начеку. Я слышал, как он вечером, когда все ушли, звонил Куму и рассказывал о нашей истории с майором.
Светлана слушала и кивала. Ее лицо потемнело.
– Хорошо, ты прав. Я не буду его выгонять. Он неплохой фармацевт…
– Верно. Остальное я возьму на себя, – я погладил ее руку и отпустил. – Эх, сейчас бы гитару…
– Есть гитара, в кладовке. От прежнего санитара осталась. Он играл и пел в нашем клубе.
– Неси, – обрадовался я.
Светлана ушла и вскоре вернулась с гитарой в чехле. Я достал ее и увидел, что инструмент не идеальный, но играть можно. Я настроил гитару и пробежался по аккордам.
– Дайте меда, отравлюсь, на Светлане женюсь. Да, Светлана далека, недоступна, как звезда, – пропел я и рассмеялся.
– Тихо ты, сладкоголосый, – погрозила пальцем Светлана. Ее раскосые глаза блестели от удовольствия. – Услышат такое, сплетни пойдут. Вечером, когда все разойдутся, споешь мне. Я сегодня дежурю в лазарете. Гриппозных выпишу сегодня, мы будем одни…
Она забрала гитару и ушла.
Так прошло три дня. Светлана принесла мне три бутылки армянского коньяка, одарила меня ласками. И на четвертый день прибыл следователь с предписанием о моем освидетельствовании в психиатрической больнице. Меня загрузили в милицейский «козлик» и повезли. Сквозь решетку в окне машины я видел улицы, прохожих, скудную и невеселую жизнь идущих по своим делам людей. Лица скорбные, словно груз забот пригибал их к земле. Старик проковылял с палочкой, выгуливая собачку. Промелькнула женщина в сером пальто и с авоськой в руках.
«И за это я воевал?» – подумал я. Жизнь в новом для меня мире оставила свой отпечаток. Земля мне казалась отсталой и запущенной планетой, где люди влачили свое жалкое существование. Серые стены, однообразные хрущевки, редкие машины и спешащая серая масса людей… словно муравейник. Я отвернулся от окна и закрыл глаза.
Больница напоминала тюрьму: высокие стены, решетки на окнах, санитары с презрительным выражением на лицах, крепкие, полные такие, скрутят и поломают, если что. Я шел смирно. Меня передали из рук в руки. Я молчал. Два санитара приняли меня под белые ручки, и один из них, небритый, с шишкой на щеке, процедил:
– Иди спокойно, без выкрутасов, понял?
– Понял, – ответил я, и меня подтолкнули в спину.
Провели по коридору и ввели в небольшой кабинет. Там сидели три врача в белых халатах и шапочках. Двое мужчин: один прямо-таки Айболит с бородкой, второй – мужчина средних лет со скучающим лицом. Женщина лет пятидесяти в очках и похожая на очковую кобру. Она впилась в меня взглядом, словно гипнотизируя.
Санитары вышли.
– Ну-с, – спросил Айболит, – и как нас зовут?
– Вас зовут, когда нашли сумасшедших, – ответил я.
– Верно, – расширил глаза старичок и рассмеялся, – а вас как зовут?
– Осужденный Глухов, – ответил я, смотря в пол.
– А имя и отчество у осужденного Глухова есть?
– Есть, – ответил я и замолчал.
– Не хотите говорить? – спросил Айболит.
– Почему не хочу, могу сказать, если спросите.
– Как вас зовут по имени и отчеству? – спросила, словно следователь по особо важным делам, женщина, очковая змея.
– Глухов Виктор Владимирович.
– За что осуждены? – спросила она.
– За предательство Родины, – ответил я. – Статью назвать?
– Не надо, – мягко остановил меня Айболит. – Вы, Виктор Владимирович, как мы знаем, посягали на свою жизнь, так ведь?
– Посягал, но неудачно, – ответил я со вздохом.
– А почему? – спросил Айболит.
– Почему неудачно?
– Нет, почему посягали? – заинтересованно спросил старичок.
– Все просто: от отчаяния, граждане врачи.
– И что же такого случилось с вами, что к вам пришло отчаяние и желание суицида? – спросил Айболит.
– Еще недавно я был военным, воевал, был ранен, попал в плен, меня отпустили, и я вернулся на родину. Здесь меня приняли за шпиона и осудили.
– Вы сознались? – быстро спросила женщина, и глаза ее опасно сузились.
– Да, выхода не было, хотя я никого не предавал. Дали мне двенадцать лет общего режима. Мне сорок пять, когда выйду – будет пятьдесят семь, выглядеть буду на восемьдесят, наживу кучу болезней и сдохну через год после освобождения. Я буду никому не нужный старик. Прежний мир для меня рухнул, а новый меня не примет.
– То есть вы отвергаете этот мир? – спросил доктор.
– Нет, он меня отверг, в нем нет места для меня.
– А где вы видите свое место? – спросил мужчина с равнодушно-спокойным лицом.
– Там, среди звезд, – ответил я мечтательно, глядя в потолок.
Доктора переглянулись.
– Ну, на сегодня хватит разговоров, – произнес Айболит, – мы вас, больной, обследуем, полечим и поможем вам обрести душевное равновесие.
Он позвонил в колокольчик. Вошли два санитара.
– В третью палату больного, – распорядился Айболит, – переоденьте его в нашу пижаму.
Меня увели.
– Ну-с, коллеги, – спросил доктор с бородой, – что скажете по поводу нашего пациента?
– Он здоров, – ответил второй мужчина, – попал в депресняк и не выдержал. Я его понимаю, остаться одному и с позорной статьей об измене родине – это не каждый выдержит.
– Вы верите, что он невиновен в измене родине? – спросила женщина в очках. Тот пожал плечами:
– Не знаю, обследование покажет, врет он или не врет.
– Мы должны выявить, есть ли у него расстройство психики, которое опасно для окружающих: неконтролируемая агрессия, – ответил старичок. – Она приходит следом за суицидальными мыслями. Часто свою вину такие люди перестают понимать и начинают обвинять других. Вы слышали, как он сказал, что его обвинили, он с этим обвинением не согласен. А еще он сказал, что вынужден был сознаться в содеянном, хотя, по его словам, этого не делал…
– Может, там его принудили… – произнесла женщина. – Интересный субъект, товарищи. Я возьму его на обследование.
– Хорошо, Тамара Григорьевна, возьмите, мы доверяем вашему опыту и суждениям, – согласился Айболит.
– А что говорит следователь? – спросил другой врач.
– Он не верит в покушение на самоубийство. Он уверен, что его хотели убить, и хочет добиться признания у осужденного. А тот покрывает убийц.
– Почему? – удивился мужчина.
– Видимо, опасается за свою жизнь после этого.
– Вот как. И что нам делать? – спросил мужчина.
– Следователь просит его попугать тем, что мы оставим его тут навсегда, как опасного человека для общества, и тогда он, возможно, согласится сотрудничать со следствием…
– Его надо будет признать невменяемым? – уточнил мужчина, а женщина решительно произнесла:
– Нужно помогать следствию, товарищи.
– Мы лечим, уважаемая Тамара Григорьевна, – произнес Айболит, – а не упекаем людей в психушку. Обследование покажет, кто он такой. Консилиум закончился, товарищи, прошу всех разойтись по рабочим местам.
Открытый мир. Учебная база корпуса ССО
Прокс почувствовал, как его мир накренился. Странности, окружавшие его перед вылетом на встречу с бывшим руководителем, не просто озадачили его – они терзали душу, вызывая нервозность. Исидора, словно обладая даром предвидения, заметила его состояние.
– Дорогой, ты волнуешься, – мягко произнесла она, касаясь его руки. – Что случилось? Почему ты так расстроен после разговора с этим человеком?
– Это мой бывший босс, – тихо ответил Прокс, – он отправлял меня на самые опасные задания, когда я служил в АДе. И он не узнал меня… Или узнал, но сделал вид, что не узнал. Я в розыске, как дезертир. Если меня поймают, меня не осудят – казнят.
Исидора подняла на него свои ясные глаза, в которых читалась наивная доверчивость.
– Алеш, – сказала она, – почему ты думаешь, что этот человек должен был тебя узнать?
Его сердце сжалось. Он обнял жену, пытаясь найти утешение в ее присутствии.
– Ну как он мог меня не узнать? – пробормотал он. – Я же хорошо ему знаком.
– Говоришь о внешности или нейросети? – уточнила она.
– Конечно о внешности, – ответил он, чувствуя, как его голос дрогнул. – Нейросеть у меня новая.
– И что же не так с твоей внешностью? – спросила она, ее голос был полон искреннего любопытства.
– Все так…
– Вот я и не понимаю, почему ты так встревожен… – Женщина внимательно поглядела на мужа, и тут ее явно осенила догадка. – Послушай, ты, наверное, не знаешь или забыл, что твоя внешность тоже меняется. Вот посмотри, я храню скрины твоих лиц после того, как ты прошел адаптацию в медкапсуле. Я сброшу тебе твои лица на нейросеть. – Она замерла, а потом улыбнулась: – Если бы я не была рождена от твоей частицы, то не узнала бы тебя тоже.
Прокс недоуменно открыл файлы и стал их листать. Он сначала недоверчиво рассматривал изображение человека и не мог понять, кто это. Все эти люди были разными. Только цвет волос оставался прежний, русый с проседью на висках.
– Что это? – опасливо посмотрел он на жену. – Кто это? Ты хочешь сказать, что это я?
– Да, все это ты, милый. Ты когда смотрел на себя в зеркало?
– В зеркало? – удивленно переспросил Прокс. – Зачем? Я привык обходиться без него.
– Вот-вот, поэтому ты не замечал, что с тобой происходили метаморфозы. Сейчас мы спросим у дока, как так случилось, что ты стал менять каждый день свою внешность. Док, появись! – приказала Исидора, и тут же появился Брык-док.
– Чем могу быть полезен? – вежливо осведомился Брык.
– Док, ты знаешь, какая процедура была применена к моему мужу во время того, как он лежал в медкапсуле.
– Конечно, мидера Исидора, что конкретно вам хочется узнать?
– Мне хочется узнать, почему он так часто меняет внешность.
– Потому что проходит процесс отладки его человеческого метаморфоза. Он раньше мог превращаться в демоническое существо. Теперь эта способность ему не нужна, и мы изменили его возможности по перевоплощению и изменению его человеческой внешности. Пока все идет успешно, программа, что заложена в вашего мужа, работает стабильно и дает положительный результат. Еще что-то хотите узнать?
– Да, – рявкнул Прокс, – зачем мне менять свою внешность?
– Чтобы вас не узнали, не арестовали и не казнили, господин адмирал. Для вашей же безопасности. АД все еще ищет вас.
Прокс начал успокаиваться, он увидел логику в словах этого иллюзорного существа, но не мог смириться с тем, что это было проведено без его согласия.
– А почему не спросили моего согласия? – Он упер руки в бока и с вызовом посмотрел на Брыка.
– Адмирал, вы подданный ее высочества и давали присягу служить княжеству, все делалось на основе ваших слов, а вы говорили, что готовы предоставить себя и свою жизнь ради процветания и защиты нового отечества. Все, что с вами было проделано, укладывается в эту юридическую канву. Скоро вы сами будете определять свою внешность, какую выберете.
– А какая сейчас у меня? – спросил Прокс, понимая, что он до конца не осознал слова присяги. Ее пункты можно притянуть к чему угодно, он-то думал, это просто красивый оборот речи, а оно вон как…
– Вот смотрите, – перед Проксом возник силуэт мужчины в адмиральском мундире, с суровым взглядом военного и мужественными чертами лица.
– Это я? – удивленно спросил он. – Сейчас?
– Да, господин адмирал.
– Ты очень красив, оставайся таким, – прощебетала Исидора.
– А как? – спросил Прокс.
– Просто поставьте в настройках вашей внешности галочку на пункте «остановить метаморфоз». И все, – ответил Брык.
Прокс вызвал нужное меню и увидел несколько пунктов, одним из них был «остановка процесса метаморфоза». Он поставил галочку на этом пункте. «А потом изучу подробнее», – решил он.
– Все, – успокоенно произнес он, открыв глаза, – я сделал это.
– Тогда, если я вам не нужен, то я займусь своими делами, господа, – поклонился док и, получив разрешающий кивок Прокса, исчез.
Теперь он со спокойной душой отправлялся на встречу с Вейсом, он даже изменил голос, настроив голосовые связки. Единственное, что он не смог сделать, это поменять свою речь, но предпочел больше отмалчиваться.
Бот привез их на флагман эскадры ССО, и их встретил капитан, отдал честь, с любопытством оглядел мундир, который показался ему несколько старомодным, – это Прокс понял по его выражению лица. Слегка удивленному и немного презрительному. Так смотрят столичные жители на провинциалов, отстающих от моды. Мундир Прокса действительно был несколько вычурным. Темно-синий мундир с золотыми эполетами. Сзади высокий стоечкой воротник. Воротник и лацканы мундира расшиты золотом. Брюки галифе с двумя красными полосками по бокам, заправленные в сапоги. И на голове фуражка с высокой тульей, козырек тоже в золоте…
«Откуда только Дух взял этот образец мундира, – подумал Прокс. – Но монархия есть монархия», – решил Прокс и поприветствовал капитана корабля.
– Вас проводят в кают-компанию, сэр, – произнес капитан и отдал честь. – Я же отправляюсь к месту службы. Прокс тоже отдал честь, как выучил в капсуле, щелкнул каблуками и ответил строгим кивком головы. Каблуки щелкнули и вызвали удивление в глазах капитана.
Дежурный офицер проводил пару в кают-компанию, где их ждали Вейс и контр-адмирал космического флота АОМ. Вейс и адмирал поднялись с кресел при их появлении, представились. Прокс немного замялся, но потом справился с неожиданно накатившей растерянностью. Все же видеть так близко того, кто его обрек на смерть, было не очень приятно. Но хладнокровие быстро вернулось к Проксу, и он представился сам и представил Исидору.
– Моя жена, господа, мидера Исидора, графиня. – Та прелестно улыбнулась и, сделав легкий кивок головой, подала руку, и оба господина по очереди ее поцеловали.
– Господин адмирал, – начал Вейс, – если вы не возражаете, мы приступим к делу. Ваша супруга в курсе того, что мы должны сделать? – Вейс выжидательно посмотрел на Прокса, но вместо мужа ответила сама Исидора.
– Господин Вейс, я тактический аналитик, полковник флота ее высочества. В моем присутствии можно обсуждать планы предстоящей операции.
Прокс не вздрогнул и ничем не выдал своего удивления. Он только подумал, что Дух весьма постарался подготовить его и Исидору к жизни в Открытом мире. Предусмотрел буквально все. В глубине души он понимал, что это верное решение, но мужская ревность к чужому успеху и маленькая толика зависти начали его грызть изнутри. Еще он был недоволен, что его маленькую, беззащитную, как он считал, Исидору привлекли к планированию акций. Он хотел ее оберегать, защищать, но она стала проявлять самостоятельность, и это его напрягало. Он еще не привык видеть ее уверенной и собранной. В его представлении она так и осталась крошкой, которая была испуганной и мечтательной одновременно.
– Очень хорошо, – улыбнулся Вейс, – тогда подойдем к виртэкрану. – Они подошли к стене, у которой стояло четыре кресла, и сели. Напротив них засветился экран, и на нем появилась планета. – Как вы уже поняли, это планета Валор. По плану «Шторм» планируется захват главы Синдиката, жены президента Валора. Уже двадцать лет эта женщина правит планетой и пятьдесят лет стоит во главе Синдиката, который создала ее мать. Эта организация, пропитанная огромными средствами президентской четы, распространила свое влияние по всему миру. Ее агенты находятся во властных структурах, АОМ, спецслужбах, министерствах и ведомствах. Они контролируют очень многое, а нити тянутся к мидере Марте, жене президента республики Валор, которая имеет псевдоним «Фрау». Мы получили более полные материалы по ее деятельности и деятельности Синдиката. Для того чтобы разом накрыть руководителей сети, и будет проводиться данная операция. Каждый год, в день своего рождения, Фрау устраивает во дворце торжественный прием для самых влиятельных членов Синдиката.
Это событие, окутанное флером светской роскоши, не допускает посторонних глаз. В остальное же время мидера Марта, словно призрак, исчезает из поля зрения, умело скрывая свои передвижения. В Валоре, где наша агентура едва насчитывает несколько человек, ситуация еще более усложняется: почти весь штат АДа подкуплен, и даже Главный офис не в силах что-либо изменить. Или, быть может, не желает. Мы постоянно меняем сотрудников, но это не приносит результата. Поэтому, чтобы поймать Фрау, мы выбрали этот самый момент. Дворец – не главный, а летний, расположенный на острове. На южной окраине столицы республики Валор раскинулось живописное озеро, посреди которого возвышается остров, принадлежащий самому президенту. Именно сюда и будет направлена наша атака. Всем ли ясно? – уточнил Вейс, его голос звучал напряженно, а в глазах горел огонь решимости. – Захват президентского дворца силами ССО невозможен по причине возможных международных осложнений, если акция не удастся. Скандал замять не получится. После подобной атаки в мире разразится кризис, которого еще не видела галактика, поэтому привлекается флот ее высочества, который, как оказывается, расположен в Закрытом секторе вдали от планет, куда запрещен вход остальным. – Вейс кинул взгляд на невозмутимого Прокса и продолжил. – Вся негативщина, господин адмирал, ляжет на княжество, а не на ССО.
– Я понимаю, и нам это не страшно, – кивнул Прокс. – Это будет акт мести за атаки на княжество. Валор будет искать нас… Пусть ищет. Вы же со своей стороны обеспечите безопасность колонии на Суровой.
Вейс согласно кивнул.
– Итак, ССО прибудет к планете во время захвата дворца для проведения санитарной акции – это стандартная процедура при кризисных ситуациях. Мы возьмем под контроль орбитальную оборону. Если командование силами самообороны откажется предоставить такой контроль, то ССО будет иметь полное право подавить оборону, сил для этого предостаточно. Ваши корабли, адмирал, прибудут к планете заранее, за двое суток до начала операции, под видом ремонта систем жизнеобеспечения и калибровки реакторов. Это не вызовет подозрений. При получении сигнала «Альфа-1» начнете спуск к высоким слоям атмосферы и атаку на дворец. Своими силами блокируете президентский квартал острова и проведете зачистку. Фрау должна быть найдена живой или мертвой. Лучше живой.
Прокс, слушая, кивал. Все это он знал уже заранее. Не знал только, что княжество, которому он присягнул, находится в Закрытом секторе, но это многое объясняло. И он остался невозмутим, хотя сегодняшний день преподнес ему много открытий.
– Все это вам уже известно, – Вейс сделал паузу, давая слушателям время осмыслить его слова. – Мы здесь, чтобы прояснить детали и устранить возможные недоразумения. Вы передадите нам Фрау и убудете по своим делам. Мы вас не задержим. ССО продолжит свою миссию на Валоре.
Прокс кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.
– Все было ясно и до нашей встречи, – произнес он, – но я рад, что мы пришли к полному взаимопониманию, господа.
Вейс не поднялся из кресла, его жест был неторопливым, но уверенным.
– Если все вопросы решены, предлагаю разделить с нами трапезу, – произнес он, поклонившись адмиралу и графине.
Прокс заметил, что Вейс не встал, намеренно демонстрируя свое превосходство. Его манеры были нарочито небрежными, но Прокс не позволил себе проявить раздражение.
Обед проходил в атмосфере легкого напряжения. Вейс пытался вовлечь Исидору в разговор, но она отвечала скупыми светскими фразами, ясно давая понять, что не намерена раскрывать тайны своего княжества.
– Как же так получилось, что никто не знал о существовании вашего княжества? – спросил адмирал, его голос звучал с искренним любопытством.
Прокс улыбнулся, в его глазах мелькнул хитрый огонек.
– Мы долго находились в изоляции, – начал он, – но пришло время, и с доступом к технологиям и магии мы вырвались в открытый космос. Мы видели людей из внешнего мира, которые вели борьбу с контрабандистами, но до поры до времени они нас не трогали.
– А где именно расположено ваше княжество? – спросил адмирал, пытаясь поймать Прокса на слове.
Прокс прищурился, его взгляд стал холодным.
– В надежном месте, господин адмирал, – ответил он, – вам туда не добраться, а те, кто пытался, остались без кораблей. Нас защищают могущественные силы, с которыми мы заключили союз. Остальное – государственная тайна, господа.
Когда Вейс проводил гостей, он остановился в раздумьях.
– Кого-то мне этот адмирал напоминает, – произнес он.
– Кого? – спросил адмирал флота ССО.
– Не помню, – пожал плечами Вейс. – Но кого-то точно: манера речи, пожатие плеч… – Он сел на кресло, стюард принес сквоч и разлил по бокалам. – Как тебе эти аристократы? – спросил он у адмирала.
– Странные, много тайн у них.
– О, если бы ты знал сколько, – рассмеялся Вейс.
– И что, их действительно прикрывают могущественные силы? – недоверчиво спросил адмирал.
– Да. Крейсер, который стоит рядом с нами, это бывший корабль АДа. Он прибыл в сектор с поисковой миссией, но всех членов экипажа рогатый монстр вышвырнул из корабля и на ботах вернул к станции. Вот такие они, могущественные силы. Он даже, по словам экипажа, управлял искинами корабля, и они его слушались…
– Вранье, – не поверил адмирал.
– Может, и вранье, кто ж знает, но дежурная смена рейдера в этом уверена. И там, в «секторе», происходят малопонятные вещи, и события, которые там случаются, не поддаются объяснению. Захотели боги, чтобы спутник над Сивиллой исчез, и он исчез. Вот так-то…
– Я только одного не пойму, почему для захвата дворца нужны штурмовики княжества?.. Только из опасения кризиса? – спросил адмирал.
– Не только. Я видел их подготовку, это непревзойденные бойцы. Сам увидишь, им нет равных. Они защищали Суровую и захватили весь флот конфедератов, когда те попробовали вмешаться в сражение между Комором и Пальдонией. И главное, это было условием одной очень могущественной личности. Она с нами сотрудничает, а это почти полный успех дела. – Вейс выпил и поднялся: – Пойду отдохну, а то, понимаешь, года уже не те…
Вернувшись на корабль, Прокс приступил к расспросам жены.
– Исидора, – он пристально посмотрел ей в глаза. – Что еще ты от меня скрываешь?
– О чем ты, милый? Я не из твоего ребра создана…
– Я о другом. Это я знаю. И понимаю, что мы не можем друг без друга. Но как ты стала тактиком-аналитиком? Что с тобой сделали эти Брыки?
– Ах, это… Я должна была помочь, дорогой. У меня аналитические способности проявились во время исследования. У меня особенные нейронные связи: я замечаю то, что другие упускают. Например, я увидела недостатки в вашем плане штурма дворца.
Прокс замер, не веря своим ушам.
– Когда это обнаружилось? – тихо спросил он.
– Когда слушала план, который озвучил Вейс. Пропустила его через свою нейросеть.
– Я не о том. Когда тебя изменили?
– Во время обследования в медкапсуле. Не изменили. Меня признали годной к работе аналитиком и даже присвоили звание полковника. Теперь я в оперативном отделе Генерального штаба.
Прокс был ошеломлен. Он не знал, как реагировать – радоваться или злиться.
– Какой еще Генеральный штаб? Мы летим на Суровую! Точнее, на станцию рядом с ней.
– Таланты не должны пропадать, – серьезно сказала Исидора. – Это грех.
– Кто тебе это сказал?
– Мой отец. Он всегда говорил, что человек должен заниматься тем, что у него получается лучше всего.
Исидора улыбнулась.
– Я хорошая любовница – это одно. И я твоя помощница – это другое. Остальное не важно.
Она потянулась, чтобы поцеловать его.
Прокс остановил ее.
– Подожди, – сказал он. – Какие еще недостатки? Операцию разрабатывали лучшие специалисты Вейса, и искины проверили все…
– Нет, не все, – покачала головой Исидора. – Они мужчины, а я женщина. Я лучше знаю таких женщин, как Фрау. Она похожа на мою сестру.
Прокс взглянул на жену, словно проверяя, насколько глубоко она погрузилась в план. Он подвел ее к дивану, и они сели.
– Говори, – мягко произнес он. Его голос звучал мягко, но в нем чувствовалась скрытая тревога.
– Да, я изучила план, пока ты обедал, – ответила она спокойным тоном, но в голосе звучала тень сомнения. – Он не сработает.
– Почему? – удивленно спросил Прокс, его брови нахмурились.
– Фрау жаждет власти над миром, – продолжила она, не отводя взгляда. – Она амбициозна и без колебаний воплощает в жизнь планы своей матери. Думаешь, такая женщина не продумала все до мелочей?
– Возможно, – признал Прокс, его голос стал жестче. – И что ты предлагаешь?
– Ваш план – это просто штурм дворца, – сказала она, перейдя на холодный деловой тон. – На плане дворца много темных мест, которые нужно найти. Она готова к любому исходу: сбежать или уничтожить дворец, себя и всех внутри.
– Ты действительно считаешь это возможным? – сузив глаза и размышляя над словами жены, спросил Прокс.
– Моя сестра готова пойти на все ради власти, – продолжила Исидора уже задумчиво. – А что ей делать, если ее разоблачат? Что с ней будет? Осуждение. Разрушение всех ее надежд и планов. То, что она строила почти сто лет, может рухнуть в одно мгновение. Нет, она готова к любому финалу, – ответила Исидора жестко и твердо. Ее взгляд стал стальным, и Прокс, не ожидавший такого от жены, немного отстранился. Он встал, его лицо стало серьезным. Он посмотрел на жену, в его глазах читалась решимость.
– Пошли, – сказал он, его голос был твердым. – Мы должны еще раз увидеть дворец своими глазами. Ты сможешь высказать все свои замечания.
Они поднялись и направились к выходу, оставив за собой атмосферу напряжения и неопределенности.
На тактическом дисплее, занимающем полстены боевой рубки, вдруг ожило изображение, словно вырванное из сна. Перед взором предстали лазурные воды озера, окруженного зелеными берегами, усыпанными нежными лилиями. В воздухе витала симфония природы: водоплавающие птицы скользили по глади воды, а стаи маленьких пташек кружили над поверхностью, ловя насекомых.
Остров, на котором возвышался величественный дворец, казался миниатюрной идиллией. Три этажа здания, украшенные изящными арками окон и тонкими башенками по углам, словно приглашали заглянуть внутрь. Архитектор, несомненно, обладал тонким вкусом и романтическим воображением, превратив этот уголок в произведение искусства. Но что-то в этом месте заставляло сердце биться чаще, а взгляд – искать скрытые тайны. Возможно, именно здесь скрывалась разгадка загадки, которая приведет к победе.
Исидора, склонив голову, внимательно изучала чертежи. Ее взгляд, острый и проницательный, скользил по линиям и контурам, словно пытаясь проникнуть в самую суть этого загадочного сооружения.
– Такой дворец могла заказать только женщина, – произнесла она наконец, ее голос был тихим, но уверенным. – В нем чувствуется нечто… личное. Частичка ее жизни, ее души.
Прокс, скрестив руки на груди и обхватив локти, словно защищаясь от несуществующего холода, задумчиво посмотрел на чертежи. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень сомнения.
– Согласен, – медленно произнес он, растягивая слова. – Архитектура странная, не очень практичная…
– Что тебе сказал этот дворец? – внезапно спросила Исидора, ее голос стал напряженным, почти тревожным.
Прокс скривился, его лицо исказилось в гримасе.
– Что этот дворец может сказать? – с сарказмом ответил он. – Марта, которую ты знаешь как Фрау, может позволить себе потратить целое состояние на это… это… нелепое сооружение. Оно непригодно для обороны. Орки возьмут его штурмом во мгновение ока. Фрау слишком, как бы помягче выразиться, уверена в своей неуязвимости…
– Ты заблуждаешься, мой дорогой. Этот дворец – не просто символ власти, это отражение ее вкуса, ее понимания истинно прекрасного. Она не просто глава зловещего преступного синдиката – у нее есть свое видение будущего, где красота и гармония играют ключевую роль. Ей чужд тяжелый современный дизайн без углов, холодный и безликий урбанизм. Я родилась в мире, где искусство и красота были превыше всего. В вашем же мире все подчинено лишь целесообразности.
– И что в этом плохого? – Прокс взмахнул руками, словно пытаясь подобрать слова, которые смогли бы выразить его мысль. – Жить в здании из камня и стекла – все равно что стоять на краю пропасти. Одно неосторожное движение – и оно обрушится, погребая под своими обломками тех, кто осмелился назвать это своим домом.
– Это все, что ты можешь сказать о характере Фрау? – Исидора улыбнулась, но в ее глазах промелькнула тень любопытства и легкой насмешки.
– А что я должен сказать? – Прокс поднял взгляд, его лицо выражало искреннее недоумение. – Я мало знаю о ней.
– Неужели? – Исидора прищурилась, словно пытаясь проникнуть в самую суть его слов. – Но разве не удивительно, как в одной женщине могут уживаться жестокость и безжалостность руководителя огромной преступной организации и тяга к гармонии, к красоте? Она словно сотворена из камня и стекла. Как в этом холодном камне и гладком стекле может скрываться что-то столь теплое и живое?
– Как-то уживаются, – проворчал Прокс. – Нормально уживаются. Так же, как и в тебе красота уживается со способностями к анализу. Тебе это не странно? – спросил он.
– Нет, дорогой, это не странно. Само здание шепчет мне, что Марта – противница существующего миропорядка. Ей чужды ограничения и запреты, сковывающие ее волю: «туда не ходи», «сюда не лезь». Она жаждет свободы и ради нее готова подняться на вершину власти. Марта мечтает преобразить мир, подарить людям возможность улучшить свою внешность за кредиты, продлить годы жизни. Ради этой цели она готова на все: на убийства, на кражи. Ее душа пылает фанатичной преданностью своей идее. Марта – идейный борец с властью АОМ, вот кто она на самом деле. Все революционеры способны на крайние меры: они могут убивать тех, кого считают врагами, и готовы пожертвовать собой. Это первое, что следует помнить. Она способна уничтожить себя и других. Запомни этот момент. А теперь скажи, что скрывается в этих темных уголках, куда не проникает свет сканера? – Исидора указала на мрачные участки под землей.
– Что находится? – задумался и проговорил вслух Прокс. – Скальные породы, вон же написано в пояснительной записке.
– Нет, дорогой, я уверена, там находятся телепортационные площадки, – ответила Исидора.
Прокс пристально вглядывался в разрез здания, скользя взглядом по этажам и поджимая губы в задумчивости.
– Не понимаю, зачем там нужны эти телепортационные площадки, – наконец сказал он, не скрывая скепсиса.
– А как ты думаешь, как Марта исчезает и появляется, оставаясь незамеченной? – с легкой усмешкой спросила Исидора.
– Чушь собачья, – резко и категорично отрезал Прокс. – Все знают, что телепортация на планетах невозможна. Гравитация не позволяет.
– Не на планете, – спокойно возразила Исидора, ее голос звучал уверенно и загадочно. – У нее есть орбитальные крепости и, возможно, тайная база где-то в космосе…
– Если у нее есть тайная база в космосе, почему она не собирает своих лидеров там? Почему во дворце?
– Потому что ей нужно зримое воплощение своей власти. Если она станет тенью, скрывающейся от чужих глаз, ее авторитет рухнет, а с ним и все, что она строила. За тем, кто прячется, не идут. Она показывает, что обладает влиянием и могуществом, приглашая своих лидеров открыто. Они видят ее власть воочию. Они понимают, что у них есть будущее. Именно поэтому она так поступает. И она готова к любым неожиданностям. В любой момент она может телепортироваться на свою тайную базу и оттуда обрушить на мир свой гнев. Ее последователи начнут террор, которого мир не видел с начала времен. Она будет мстить за разрушенную мечту, а этот мир ей не жаль – он сгорит в огне, испепеленный ее яростью.
Ее голос, подобный магическому заклинанию, проникал в самую глубину души Прокса. Он замер, очарованный ее несокрушимой уверенностью. Его взгляд медленно скользил по дворцу, озеру, по ставшему мрачным острову, и вдруг перед ним, как в тумане, начали всплывать образы: вспышки огня, крики, разрушенные здания.
«Она способна обрушить огонь и смерть на весь мир, – подумал Прокс, чувствуя, как холод пробегает по его спине. – А ее сподвижники столь же безумны и фанатичны, как и она…»
– Возможно, ты права, – прошептал он дрожащим голосом. – Но что же делать? Нам нужно срочно переработать план, а времени нет. – Он нервно метнулся взглядом по роскошным залам дворца, словно ища ответы среди теней, но его мысли были прерваны голосом Исидоры, прозвучавшим как удар колокола:
– Алеш, есть лишь один способ поймать Фрау и остановить ее без жертв.
Прокс замер, его лицо побледнело, а глаза расширились от страха и предчувствия. Он медленно повернул голову к жене, и в его взгляде отразилось все – и надежда, и сомнение, и мрачная уверенность, что ее предложение не принесет ему ничего, кроме боли.
– Мы должны попасть в Зал приемов Летнего дворца.
Лицо Прокса вытянулось от удивления.
– Что? – переспросил он, не веря своим ушам. – Зачем? И как ты себе это представляешь?
Она посмотрела на него с легкой усмешкой, в которой сквозила уверенность.
– Пока лишь в общих чертах, – ответила она, – но идею я тебе изложу, а остальное ты додумаешь сам.
Прокс нахмурился, но промолчал, ожидая продолжения.
– Мы объявим себя графами Новороссийского княжества, – начала она. – Наша небольшая эскадра отправляется из княжества к колонии на планете Суровая, что находится на границе с конфедерацией Шлозвенга. На борту – тысяча колонистов и запас всего необходимого: золото и структурированная вода из Закрытого сектора.
Ее голос стал тише, но в нем звучала сталь.
– По пути мы залетим на Валор, чтобы представить верительные грамоты княгини самому президенту Валора. Само княжество находится в Закрытом секторе. В отдаленном уголке вдали от остальных обжитых планет. По согласованию с командованием ССО мы вышли в открытый космос, чтобы продолжить колонизацию планеты Суровой. Мы долго находились в изоляции. Мы – это потомки первых колонистов, прибывших в Закрытый сектор до того, как его закрыли, и обосновались там, вдали от всех. Марта клюнет на это и обязательно позовет нас. Там мы захватим Фрау, а орки штурмом возьмут дворец и освободят нас, по дороге истребят руководящий состав Синдиката. Тебе останется продумать частности и договориться с Вейсом, объяснив ему ситуацию и изменение плана.
Прокс, не веря своим ушам, ошеломленно смотрел на жену. Мысли в его голове кружились, как осенние листья, не находя покоя. Он больше всего боялся за нее, не желая подвергать ее опасности, но она, словно мотылек, летела прямо в огонь. В ее словах звучала железная логика, и, выслушав этот план, он мог бы, возможно, согласиться на авантюру с подставной графиней, но только не с ней.
– Нет, – тихо, но твердо произнес он, качая головой. – Это слишком опасно. Мы можем там погибнуть, понимаешь?
– Ты сделаешь все, чтобы мы не погибли, – спокойно ответила Исидора, глядя на него с безмятежной уверенностью. – Я верю в тебя.
– Зачем? – после долгой паузы спросил Прокс, его голос дрогнул от напряжения. – Зачем нам в это ввязываться? Мы живем на отшибе, на Суровой, и нам нет дела до того, что происходит здесь. Кто нам Вейс, кто этот мир, Исидора?
Ее глаза, глубокие и непроницаемые, как ночное небо, встретили его взгляд. В этих глазах читалась решимость, которая могла бы сравниться только с его собственной.
– Почему ты спас мой мир от демонов, Алеш? – тихо спросила Исидора. – Никто не принуждал тебя. Тот мир был для тебя столь же далек, как звезды на ночном небе. Но спасать миры – это твое предназначение. Я – часть тебя. Просто обдумай все, как ты это умеешь, и давай вместе выполним эту миссию. Княжество в Закрытом секторе, укрытое от посторонних глаз, скоро станет известно. Такое не скроешь, как и то, что Суровая – это колония княжества. Так хотел Ирридар. Он стремится разрушить установленные преграды, но не допустить разграбления планет Закрытого сектора. Разве это не написано у тебя на нейросети? – спросила она, ее пальцы нежно коснулись его щеки, а взгляд был полон надежды и тревоги. – Если Фрау останется на свободе, то… ничего не изменится. Синдикат будет продолжать экспансию Закрытого сектора, а высокопоставленные чиновники будут закрывать на это глаза. Им тоже хочется больше здоровья и долголетия, а Фрау – это их надежда. Ирридар хочет вырвать этот инструмент из рук Фрау и сделать пролонг общедоступным. Тогда нужда в ней пропадет, понимаешь? И еще – отдавать ее в руки Вейса нельзя.
Прокс стоял, обнимая жену, и не проронил ни слова. Мысли его упорядочились. Он привел свой гормональный фон в порядок. И теперь перед Исидорой стоял прежний собранный и быстро думающий лучший полевой агент АДа.
– Дай мне время, – ответил он.
– Конечно, дорогой. У нас его много. Ты успеешь все продумать, а пока наступил вечер, я зову тебя в постель. Одно из моих достоинств – быть отменной любовницей, меня этому учили, – промурлыкала она и потащила Прокса в их каюту.
Материнская планета
Эрат Штифтан, охваченный отчаянием, запустил процессы, которые развивались на Материнской планете с такой стремительностью, что за ее пределами никто не успевал уследить за происходящим. Даже сам император, внезапно захватив эту планету, не мог понять, как справиться с обрушившимся на него счастьем.
Он жаждал лишь мести Вейсу, который обманул его, использовал и бросил на эту забытую богами планету, раздираемую алчными баронами, бандитами, работорговцами и мелкими преступными бандами. Он хотел лишь иметь влияние, заставить Вейса вспомнить о нем и убыть с планеты, а получил абсолютную власть.
Материнская планета словно ждала, что кто-то возьмет ее в свои руки. Никто не осмеливался противостоять Штифтану, наоборот – ему помогали даже бывшие убийцы, мошенники и бароны, видевшие в нем возможность закрепить свой статус аристократов и администраторов на территориях, которые Штифтан с легкостью раздавал.
У него было два помощника, готовых взять на себя все проблемы по переустройству жизни на планете. Когда Штифтан в порыве энтузиазма и в эйфории от подчинения всех бункеров АДа изложил им свое видение будущего, они с готовностью подхватили его идеи. Теперь сама идея создания империи ожила делами его помощников.
Демон, житель империи демонов, был готов к работе, зная, как строить управленческий аппарат и что нужно для создания устойчивости власти. Будучи ученым и администратором, он сразу принялся перекраивать границы и устанавливать имперские порядки, свойственные демонической империи.
Демон горел желанием обрести империю, которую помнил по прежним годам своего расцвета. Он быстро договорился с командованием космодрома и вооруженными силами на планете, и они перешли под его руку, получив имперские звания и титулы, а также острова на экваторе для отдыха. Теперь они готовы были умереть за императора. Бывшие сосланные за проступки вояки обрели свое будущее и настоящее. Они стали обрастать семьями, жалование получали в местной валюте серебром. Те кредиты, которые им переводились из метрополии, они нигде потратить не могли. И Демон организовал имперский сберегательный банк, куда сразу же попали миллионы кредитов. У империи появились средства для внешнеторговой деятельности.
Демон набирал чиновников из отобранных по способностям людей, независимо от их положения, и размещал их по всей территории Пустошей на вновь созданных территориальных образованиях. В зависимости от количества проживающих там жителей обозвал их поселениями или городами. Планета стремительно начала меняться, обретая новую жизнь под железной рукой помощников Императора.
Пустоши на Материнской планете были суровыми и опасными. Здесь обитали лишь самые отчаянные и жестокие существа, готовые на все ради выживания. Бароны, бандиты, работорговцы и многочисленные преступные банды контролировали эти земли, но их власть была хрупкой и ненадежной.
Когда Эрат Штифтан взял под свой контроль планету, он начал с преобразования ее центральной части. Однако его влияние быстро распространилось и на Пустоши. Демон понимал, что для укрепления имперской власти ему нужно не только подавить сопротивление, но и привлечь на свою сторону тех, кто жил в этих суровых условиях. Послав им предложение стать имперскими подданными, он выждал и нанес сокрушительный удар боевых дронов по вольнице.
Таким образом, имперские территории быстро расширились, обретя свое влияние на Пустоши, превращая их в часть империи. Решимость и умение Демона находить общий язык с самыми разными людьми помогли ему добиться успеха и укрепить имперскую власть на Материнской планете в поразительно короткие сроки.
Демон не просто занимался рутинной административной работой, он создавал новые поселки на пустующих землях, строил дома, ограждал их заборами. В помощь ему были строительные мощности воинского гарнизона. Из переселенцев создавались отряды охотников, истребляющие мутантов. Каждый поселок должен был заниматься определенным общим делом: кто ловить рыбу, кто сеять зерновые, кто выращивать фрукты и овощи. И каждый чиновник, каждый барон знал, что навлечь на себя неудовольствие демона – значит оказаться у него в желудке. За глаза его звали Людоед.
Но были у Демона и проблемы. Штифтан постановил отмену рабства на Материнской планете. Теперь все жители Материнской планеты были имперцами, и рабовладение имперцами приравнивалось к самым тяжким преступлениям. Служба шерифов зорко следила за соблюдением прав имперских жителей. Кроме того, в центральной обжитой части не осталось людей, которые бы просто бродили и ничего не делали. В империи не было места тунеядцам. Тюрем тут тоже не было. Территорию облетали дроны и, заметив прячущихся или праздно шатающихся оборванцев, просто уничтожали их, поэтому все бродяги и бандиты быстро были истреблены. Кто поумнее и сообразительнее, прибился к баронам, у которых были свои дружины, и они обеспечивали зачистку своих владений от мутантов. Но обратной стороной этих процессов стала нехватка рабочих рук на рудниках. Упали поступающие налоги и серебро для чеканки монет.
Выход был найден, но какой ценой. Когда-то эту планету посещали контрабандисты, словно тени скользящие в ночи. Они привозили бывшее в потреблении, устаревшее оборудование для богатых промышленников и рабов с диких планет, а взамен увозили шкуру и кожу мутантов, которые ценились на вес золота, и обогащенную руду редкоземельных металлов – бесценный дар для их мира. Но времена изменились. С приходом к власти Штифтана пространство вокруг планеты стало охраняемым, как древний храм. Любой, кто осмеливался приблизиться без разрешения, получал зловещее предупреждение. Если смельчак игнорировал его, безжалостные штурмовые дроны брали корабль нарушителя на абордаж, захватывая корабль как добычу, а экипаж ждала участь, о которой лучше не знать. У Демона и андроида Мураны не было жалости к людям как к таковым. Демон считал уничтожение столь ценных кораблей неоправданным, предпочитая держать их под своим неусыпным контролем и пополняя штат торговых судов. Экипажи для них он находил среди новоимперцев. Так стали называть новоприбывших заключенных.
Демон связался с командованием космодрома, те отправили во внешний мир послание, что теперь за прием преступников АОМ должен платить по десять тысяч кредитов за каждого ссыльного. И стали платить. Потребовал он мизер, но добился небольшого международного авторитета для империи.
Понимая, что могут остаться без работников и прибыли, владельцы рудников обратились напрямую к Демону.
Сначала они предложили Демону ловить бродяг и не давать им имперского подданства, а сразу отправлять на работу в рудники, но Демон настолько был предан закону Императора, что не согласился. Он считал, что если бродяга не хочет принимать подданство и прячется, то его нужно уничтожить как опасный антисоциальный элемент. Или съесть, что для Демона было равносильно расстрелу тех, кто противился имперскому новому порядку.
Демон возглавлял Главное Управление Внутренними Делами Империи и расположил свой кабинет в поселке новичков. Он не был сибаритом и не окружал себя роскошью. Имел штат помощников и чиновников по Управлениям землями. Все стратегические вопросы решал сам, остальное спускал по служебной лестнице ответственным исполнителям. Просителей от промышленников он принял у себя.
– Господин Демон, – подобострастно заговорил старый и умудренный жизнью владелец серебряных рудников господин Арумарун. – Позвольте донести до ваших ушей проблему, которая требует вашего решения.
Демон пошевелил острыми ушами и кивнул.
– Донесите, уважаемый Арумарун. Мои уши готовы слушать вас. Я здесь, чтобы решать проблемы имперских подданных.
– Мы знаем о вашем старании и высоком долге, – поклонился Арумарун. – Поэтому и обратились к вам. Наши рудники испытывают нужду в рабочей силе…
– Я знаю, – нахмурился Демон. – Думаю, как решить эту проблему и не нарушить законы империи, они для меня святы.
Он говорил серьезно, и все присутствующие понимали, что да, Демон такой, для него законы на первом месте. Вернее, на втором, на первом – желудок, и он с удовольствием сожрет того, кто провинится.
В империи было много свобод, и каждый мог защитить свою жизнь и имущество. Но если ты покусился на чужое, то обретал смерть. В империи не было каторг и тюрем, не было ссылок, не было исправительных работ. В империи Демона было именно такое наказание провинившимся. Но это касалось только имперских подданных, а что ж делать с теми, кто не был им?
Такой вопрос задал владелец рудника и заставил демона задуматься.
– А что, – подумав, спросил он, – такие есть?
– Были, господин Демон, их привозили контрабандисты, и мы ими восполняли недостаток рабочей силы. Но в последнее время контрабандисты боятся приближаться к планете, и поток людских ресурсов иссяк.
У Демона, для стоящих перед ним людей, было странным образом устроено мышление: он преступников, что привозили сюда, считал новоимперцами, а вот тех, кого привозили контрабандисты, своими не считал, они были чужие. И он обрадованно ухватился за эту идею.
– Если это поможет решить проблему с рабочими, то я попрошу госпожу Мурану сделать исключение для тех капитанов, что привозят сюда рабочих. На дикарей законы империи не распространяются, и вы можете использовать их по своему усмотрению. Я выпущу указ.
Демон довольно потер руки – еще одну проблему удалось решить. А все было просто. По аналогии с его прежней империей. Там тоже людей из человеческих миров за разумных не считали и делали из них рабов.
– Не откажетесь разделить со мной трапезу? – удовлетворенно спросил он просителей, и те побледнели. По городам и весям империи ходили слухи, что на обед у демона жаркое из человечины. Но и отказаться было невозможно. Демон рассмеялся: – Не бойтесь, господа, вам человечину не предложат, и в вашем присутствии я ее есть не буду, хе-хе…
Андроид Мурана по кличке Красотка (хотя у нее было несколько прозвищ и даже неприличных), некогда искавшая смысл в любви мужчин, теперь владела своим маленьким гаремом из телохранителей и исполнителей, чьи тени скользили по Пустошам, устраняя строптивых баронов и лидеров банд, осмелившихся бросить вызов власти ее императора. Она стала генералом и командующим силами самообороны, ее воля была законом. Под ее началом находилась гвардия, раскинувшаяся батальонами по военным городкам, поддерживающая порядок на обширных территориях.
Ее внутренняя система была модернизирована, в сердце ее системного блока стоял новейший искин, чьи алгоритмы устранили все проблемы поведения. Теперь она была подчинена единственной цели – безопасности империи. Ее служба была столь же неумолимой и тщательной, как и у Демона, который обитал в поселке. Мурана же предпочитала уединение в одном из тайных бункеров АДа, откуда ее холодные глаза следили за каждым движением на планете, управляя планетарной обороной с железной решимостью.
Ей на нейросеть пришел вызов от Демона, он нечасто ей отправлял вызов, а чаще – если хотел иметь близость. Человеческих женщин он избегал, называя их нечистыми, а Мурана не испытывала проблем с тем, чтобы удовлетворить его желания.
– Что, опять меня хочешь? – смеясь, спросила она Демона.
– Хочу, но не сейчас, Красотка. Хе-хе, я нашел выход из одного щекотливого положения. Нужно, чтобы ты допускала на планету контрабандистов, привозящих людские ресурсы.
– Зачем? – спросила Мурана, не испытывая удивления. Просто ее система не понимала, для чего им нужны эти люди.
– Для того чтобы заполнить рудники рабочей силой. Там работают невольники, а имперцы невольниками быть не могут, поэтому поставки живого товара с диких планет допустимы.
– Раз так считаешь, я изменю систему обороны, дорогой мой демон. Но я жду твоего приглашения.
– Тогда прихватывай жирного бродягу и приезжай.
– Фу, какой противный, – Мурана сделала вид, что она ужасно поражена его словами. – Как можно так говорить о мужчинах. Они должны служить любви.
– Любви они служат в твоей постели, крошка, а у меня – изысканным блюдом на столе.
– Хорошо, как поймают подходящего бродягу, я прилечу к тебе, мой герой.
– Только костлявых не привози, казни сразу, – охотно согласился демон и отключился.
Личная жизнь императора Материнской планеты была предопределена с самого начала, словно предназначение начертало на их судьбах неразрывную связь. Их союз нельзя было назвать счастливым в привычном смысле слова, но он был полон доверия и внутренней гармонии, как две половинки единого целого, что идеально дополняют друг друга.
Император нашел в Мирмириаде Тревеньон не просто спутницу жизни, но и мудрого советника, способного поддержать в любой момент. Она же обрела в его лице мужчину, который воплотил в жизнь ее самые заветные мечты и амбиции. Женщина с несгибаемым характером и железной волей встретила мужчину, обладавшего острым умом, но лишенного той энергии, что могла бы воспламенить их союз. Этим огнем стала она.
Штифтан был непрестанно занят анализом и планированием будущего, не знал все тонкости законов в своей империи и не интересовался ими. Он понимал, что его спутники, которых он подобрал в Закрытом секторе на красной планете, – это подарок судьбы. Они верили в него и претворяли в жизнь все его решения. Он плодил идеи, а решения на их основе вырабатывала жена. Она нашла все необходимые материалы по планете, нашла, где находится энергетическое сердце механизма трансформера планеты, и с помощью Мураны запустила его в действие. Она же отправила в высший орган АОМ – Межрат – заявку на вступление в эту организацию и заявку на тех чиновников, кто станет заседать в Межрате от имени императора.
Ее действия не прошли незаметно, и к императрице прибыла группа лиц от теократии Пальдонии. По приказу императрицы корабль захватили, а пальдонийцев расстреляли без всякой жалости. Так императрица рвала все связи с бывшей родиной. Изображения казни были отправлены духовным отцам теократии с припиской, что такая судьба ждет всех пальдонийцев, которые захотят посетить Материнскую планету.
Возмущенные пальдонийцы отправили эскадру кораблей для наказания ослушницы, но были расстреляны планетарной обороной. Корабль, на котором прибыли судьи, был захвачен абордажем, их тоже казнили.
Факт вторжения Пальдонии на Материнскую планету вызвал возмущение во всех мирах, и теократия отказалась от экспансии, дабы не раздражать мировое сообщество.
Помогли отразить нападение силы Новороссийского княжества, которые прислал некий Генри от имени Его милости. Кем был Генри, никто не знал, но Мирмириада понимала, что он обладает большой властью и влиянием в колонии на планете Суровой. Она от имени императора предложила ему союз и отправила просьбу о вступлении в Коморский союз. Через пару месяцев получила согласие, и рядом с Материнской планетой появилась эскадра Коморского союза.
Теперь любой желающий прибрать планету к своим рукам должен был преодолеть многослойную оборону и вступить в войну с Союзом пяти планет. Таких глупцов не нашлось. Император и императрица стали ждать решения Межрата АОМ.
Высочайшие вершины бытия. Град на Горе
Судьба вознесла Глазастую на самую вершину человеческой власти, но она не дрогнула. В ее жилах текла кровь гномки, закаленная терпением и умением быстро адаптироваться. Она знала, что теперь ей предстоит взять на себя бразды правления, ведь гномки часто несли тяжкое бремя за своих ленивых мужей. Те были известны скверным характером, драчливостью и хвастовством, предпочитая таверны, где пили, хвастались и дрались, оставляя домашние дела своим женам. Для Глазастой ее положение не стало такой уж неожиданностью. Приученная с детства впрягаться в домашние дела, она сразу же стала действовать.
Гора приняла ее, передавая тайные знания, словно древний шепот мудрости. Гномка не задумывалась о тонкостях власти, она действовала с решимостью и ответственностью, присущей ее народу. Трудности и неудачи не пугали ее – она верила, что успех или неудача рождаются ее собственными руками. Ее мать учила, что у ленивых все плохо, а у старательных и бережливых – все в изобилии.
Обдумав свое положение, гномка приняла решение обратиться за поддержкой к другим хранителям, что были в союзе с ее мужем. Ее взор сразу остановился на спокойном и независимом Авангуре. Не зная, что ее муж никого не допускал в свой дворец, она пригласила его на обед. Для нее было важно лишь одно – сделать дело.
В разговоре она сосредоточилась на продолжении влияния своего мужа в степи. Она понимала, что это залог их власти и безопасности. «Будет влияние – будет благодать, будет благодать – будет власть», – думала она. Никто не посмеет захватить их гору, ведь она была их общей собственностью, за которую она готова была сражаться до последнего вздоха.
Во время беседы ей шли подсказки, словно шепот невидимых духов. Она внимательно слушала их и умело вплетала в разговор. Так она поняла, что нужно укрепить в степи власть Творца, которого орки называли Отцом. Но при этом необходимо было найти место для ее мужа в этой сложной иерархии. «Тот, кто примет сына, примет и Отца», – поняла она.
Гномка поделилась своими мыслями с Авангуром, стараясь заинтересовать его в этом замысле. Ей нужно было, чтобы хранитель увидел выгоду в их союзе. Авангур, выслушав ее, сразу согласился с ее видением будущего. Он ушел, чтобы обсудить это с братьями, а Глазастая отправилась в свои владения, чтобы провести ревизию и убедиться, что все находится в порядке.
Так началась новая глава в ее жизни, полная интриг, тайн и борьбы за власть.
После ухода покровителя пророков новая управляющая Горы встала и, тяжело неся свое пополневшее тело, подошла к окну. Она хотела подумать, но ей не дали. Мимо ее окна внизу мчался, размахивая широкими рукавами, страж со змеями на голове. За ним прыжками скакала птица, привезенная мужем из Инферно. Она расправила крылья и, открыв хищную пасть, проорала: «Стой! Раббб!»
Змеи обвились и прижались тесно к голове стража. Глазастая поняла – им тоже было страшно. Неожиданно страж наступил на полу своей несуразной мантии и упал, покатившись по каменным плитам площади. Вокруг стали собираться жители и что-то восторженно обсуждать. Птица радостно заклекотала и одним прыжком опустилась на спину стражу. Прижала его к камням и страшным ударом пасти оторвала стражу голову, отшвырнула ее в сторону, и голова покатилась по площади. Докатилась до ног одного из зрителей. Змеи с шипением вцепились тому в ногу. Мужчина заорал и стал прыгать, пытаясь оторвать от себя змею. Зрители закричали еще громче, а на птицу с двух сторон прыгнули две размытые тени. Они превратились в двух других стражей: один схватил птицу за тонкие ноги и, рванув, повалил на пол, второй оседлал ее сверху и с воинственным криком: «Умри, тварь!» – скрутил птице голову. Тело несчастной птицы рухнуло на безголового стража, а два его товарища, радостно заорав, схватили тушку и поволокли с площади. Голова стража отпустила мужчину и заорала: «А я? Чур, мне крылышко!..» И голова, потащенная змеями, поползла следом за тушкой птицы.
– Стой, дура! – заорала голова. – Вернись! – Змеи развернулись и потащили голову к безголово сидящему телу. Страж схватил голову, посадил на плечи, причем задом наперед, и спиной побежал следом за товарищами. Пару раз споткнувшись, упал, но положение головы не изменил.
Гномка растерянно оглянулась, увидела стоящего рядом орка, который тоже смотрел в окно.
– Почему здесь творится такое безобразие? – возмущенно спросила она.
– Так стражи горы и этот переросток петуха развлекаются, – невозмутимо ответил тот.
Гномка отошла от окна.
– И что, тут такое происходит всегда? – спросила она.
– Да, госпожа, – кратко ответил орк.
– А мой муж знал об этом?
– Знал, госпожа, но перестал обращать на них внимание. Как бойцы они превосходны и умеют защищать гору. А это важнее, чем их безумные забавы. Думаю, при жизни они были сумасшедшими. А когда умерли и появились на Горе, то такими же и остались. Еще ваш муж притащил сюда этого Птица…
– Птицу, – машинально поправила его гномка.
– Что?.. – Орк недоуменно посмотрел на гномку.
– Надо говорить не «птиц», а «птица».
– Нет, владыка звал его «Птиц», госпожа. Это… это особь мужского пола.
Гномке осталось лишь махнуть рукой.
– Узнаю мужа, он и на войну ходил пьяный, с женщинами, с оркестром… Были еще танцовщицы. Там от него я и забеременела, – задумчиво произнесла она. – Но все равно это непорядок.
– То, что вы от него забеременели на войне, госпожа? – переспросил внимательно слушавший ее орк.
– Нет, с этим как раз все нормально, – она погладила живот. – Он взял меня в жены. Я говорю об этих забавах… Надо придумать им занятие.
– Не надо, госпожа, тут нет других развлечений для жителей.
– Как нет? А как же они веселятся?
– А никак, – ответил орк. – Скукота. Владыка нечасто навещал свою гору и не интересовался, как мы живем. Живем – и ладно.
– Это мы поправим, – обрадовалась гномка. Она нашла себе поприще для применения. – Узнай, что хотят жители, и мы устроим веселье. Может, трактиры с выпивкой, ярмарки… М-м-м, девки свободного поведения? – стала перечислять развлечения, принятые у гномов, Глазастая.
– Это было бы кстати, – поклонился орк. – Девок свободного поведения тут много. И гномки, и орчанки, и люд, всего понемногу. Только дайте распоряжение, все будет.
– Ага, – задумалась гномка, – и тогда все будут сидеть по трактирам, шпилить девок, никто не будет работать… Знаю я, как это бывает. Тут надо с умом подойти.
– Пусть развлекаются по вечерам после трудового дня, – предложил орк.
– Это подойдет. А чем жители занимаются?
– Раньше город строили, теперь работы нет. Вот и маются, госпожа.
– Как нет?
– А так и нет.
– Я найду работу каждому, – погрозила пальцем гномка. – Негоже народу Горы бездельничать. Я подумаю и придумаю всем работу. – Орк молча поклонился. – Здесь ли обитают черные дзирды? – взволнованно спросила она, словно боялась услышать ответ.
Орк, чей взгляд был полон суровой мудрости, ответил:
– Живут, госпожа. Недавно владыка поселил их с мужьями в отдельном квартале. Это их убежище, их крепость на случай вражеского вторжения.
Гномка, удивленная и полная любопытства, воскликнула:
– Так кроме меня тут еще живые есть! Веди меня к ним.
Орк склонил голову в знак уважения и жестом указал направление, словно приглашая ее в мир, скрытый от глаз простых смертных.
Они спустились по извилистым коридорам дворца и ступили на улицы города. Суровая гномка, привыкшая к строгим линиям и массивным формам родного подземного мира, не могла отвести взгляд от причудливых изгибов и утонченных линий архитектуры. Здесь не было прямых углов, не было жестких линий горизонта или вертикали, что так радовало ее глаз в каменных чертогах. Высокие потолки заставляли ее голову задираться вверх, пытаясь рассмотреть изысканные узоры на потолке. Ей все было тут непривычным и чужим, хотелось построить хоромы гномов. Но тратить благодать, бережно накопленную ее мужем, она не желала. Пусть сам решит, когда вернется, а она, как мудрая жена, подскажет ему, как все правильно устроить.
«Мужчин нужно направлять», – вспомнила она мамину присказку.
Глазастая, сохраняя величественную осанку, пошла рядом с почтительно следующим за ней орком. Ее взгляд скользил по улицам, останавливаясь на лицах жителей. Одни сидели, другие стояли, третьи бесцельно бродили, словно потерянные души. Им было нечего делать, и их глаза, полные тоски и скуки, говорили о том, что жизнь здесь лишена смысла и радости.
– Нет, это не дело, – произнесла она. – Они за чей счет живут?
– За счет владыки горы, госпожа.
– Вот. Непорядок, что они бездельничают и средства для жизни получают. Они должны будут это отрабатывать, из этого получать вознаграждение. Правило для всех одно – кто не работает, тот не получает благодать. За вознаграждение они будут покупать красивую одежду, обувь, украшения. Прикажи всем иметь красивую и нарядную одежду – это раз, рабочую одежду – это два, а купить ее они смогут на ярмарке. А чтобы ее купить, надо заработать благодать. Еще надо, чтобы все жители города были военнообязанными, негоже защиту Горы оставлять на сумасшедших стражей. Сегодня они гору защитили, а завтра пошли жарить птицу и все профукали…
– Что сделали? – уточнил опешивший от такого напора орк.
– Проср… мм, в общем, надо вовлечь всех к обороне города и начать военную подготовку. – Гномка, став главной, в словах не сдерживалась. Ее народ был грубоват, прямолинеен и чужд лицемерия. И в этом видел свою силу. – Лучших в военном деле назначить командирами, – продолжила она отдавать указания, – и обучать их должны стражи. Один раз в семь дней военная тренировка. Работа в подземельях пять дней, а на седьмой день праздник, все радуются, посещают трактиры и ярмарки. Только надо вести учет трудовых дней, не то обманут, – добавила гномка. – Да, мы введем трудодни, и по количеству дней, которые житель отработал, он получит благодать. Значит, сможет посетить трактир, шпилить девок. Девкам тоже будет хорошо, мужчины им за это будут платить.
– А эти девки должны будут работать в подземельях? – уточнил орк.
Глазастая задумалась, потом ответила:
– Нет, у них своя будет работа, хватит им.
– Им тоже надо будет вести учет трудовых дней? – спросил орк.
– Нет, пусть кормятся за счет мужиков. Кто будет стараться, нуждаться не будет. А кто не будет стараться… – она помахала в воздухе ручкой, – пусть уходит к предкам за грань.
– А какую норму благодати положить за день работы? – спросил орк.
Гномка думала недолго. Ее практичный разум почти мгновенно подсчитал.
– У нас четыре седмицы, двадцать восемь дней, за день они должны получать столько, чтобы не уйти за грань, но и не радоваться. Это минимальный размер платы за труд. Кто будет стараться, тому премия в размере от пяти до двадцати процентов за четыре седмицы. Плохо одетых жителей на улицы не пускать, пусть ютятся в нищете в подземельях, остальные смогут на прибавку купить себе хорошую одежду и обувь, посетить трактир и все такое. Орк, понимаешь меня?
– Понимаю, – уважительно поклонился орк, – это ново и необычно, но очень практично, мы сэкономим уйму благодати и пристроим к делу жителей, им понравится… А мне сколько положите благодати?
– Тебе? – Гномка оглядела орка и остановилась в раздумьях. – А как сам считаешь?
– Считаю, что заслужил достаточно, чтобы не быть нищим.
– Ладно, пусть будет так, но если я увижу, что ты не справляешься со своей работой, то не плачь.
Орк поклонился и ответил:
– Орки не плачут, госпожа.
– Вот и хорошо, веди меня к чернозадым.
Орк отвел в сторону глаза и повел ее к восточным башням. Там к городской внешней стене был пристроен замок-крепость, такие гномка видела у дзирдов, и такую крепость ее муж разрушил в ходе короткой войны. Орк постучал в калитку, встроенную в ворота, и в окошко выглянула черная физиономия.
– Открывай, черная морда! – распорядилась гномка. Глаза оглядели ее, и физиономия пренебрежительно спросила:
– А ты кто, малышка?
– Это управляющая горы, – за гномку ответил орк. – Открывай калитку.
– Не знаем такую, – ответила физиономия и вновь окинула гномку взглядом.
– Это жена владыки, – пояснил орк.
– Что, еще одна? – изумилась физиономия. Гномка быстро протянула руку и ухватила пальцами нос стражника ворот, крепко сжала и произнесла твердо и решительно:
– Открывай, черная морда. Не то нос оторву.
За оконцем пытались оторвать ее руку, но все было тщетно. Хватке Глазастой позавидовал бы горный лев. Дзирд громко и гнусаво закричал:
– Караул! Нападение! Гномы! Братья, к оружию!..
Гномка покачала головой:
– Вы, чернозадые, все такие же дурни, – и отпустила нос. В воротах открылась калитка, и в ней появилась разъяренная дзирда.
– Ты что удумала, коротышка? – уперев руки в бока, спросила она гномку.
– Я тут главная, – решительно ответила гномка и, выставив свой объемный живот, пошла на дзирду. Между двумя женщинами началось сражение взглядов, обе встретили извечных противников, и никто не хотел уступать.
Орк встал между ними.
– Остановитесь! Госпожа дзирда, это повелительница горы, жена владыки. Ее признала гора как управительницу в его отсутствие.
Дзирда, широко раздувая ноздри, ответила:
– Ничего не знаю, я ее не звала. Прибудет владыка, он все расскажет, а пока пошли прочь, это наша крепость…
Гномка не стала спорить. Она знала, что сила не всегда решает все. Вместо этого она щелкнула пальцами.
– Стражи, – произнесла она тихо, но в ее голосе звучала угроза.
В тот же миг перед ней возникли три странных существа. Первый – страж с головой, повернутой задом наперед, выглядел как карикатура на человека. Последним прибыл общипанный Птиц с огромными крыльями, который вдруг издал громкий крик:
– Умри, раббб! – Его клюв метнулся к лицу дзирды, и женщина, не ожидав такого нападения, рухнула на землю. Гномка, не теряя ни секунды, шагнула вперед, ее глаза горели решимостью.
– Зашейте ей рот, – приказала гномка, – она непочтительно со мной говорила.
Тут же две змеи стремительно метнулись к лицу дзирды и схватили губы женщины пастями. Та стала стараться их оторвать, но хвост одной змеи обхватил ее шею и стал душить. Дзирда захрипела и замахала руками.
– Отпусти эту глупую черномазую, – приказала гномка. Змеи разжали свои пасти, но остались вокруг шеи дзирды. – Теперь вы поняли, кто здесь главный? – спросила она, глядя на стражников снизу вверх.
Они молча склонили головы, признавая ее власть. Гномка развернулась и направилась вглубь крепости, оставив позади себя ошеломленных дзирдов и орка, который с уважением смотрел ей вслед.
Затем орк опомнился и поспешил за величаво шедшей гномкой, которая, удерживая руками полы платья из тонкой, хорошо выделанной кожи, шла с гордо поднятой головой. Ее сопровождали три стража и общипанный Птиц, который шипел на дзирд, и те опасливо уходили с их пути.
– Что хочет еще посмотреть госпожа? – спросил орк.
– Пусть покажут мне замок и средства защиты от нападения, – ответила гномка, и, услышав ее слова, к ней подбежала посеревшая от страха дзирда. – Тебя как зовут, жрица? – спросила гномка и тут же взмахом руки остановила женщину, не давая ей говорить. – Стой, не надо мне ваших имен, ты будешь… – Она оглядела жрицу с головы до ног и, подумав, назвала ее новое имя: – Мистерия, поняла?
Дзирда вскинула глаза, в которых гномка прочла гнев, но змеи сжали горло чернокожей женщины, и та, ухватив их руками, согласно закивала.
– Да, я буду теперь Мистерия, госпожа управительница.
– Вот и хорошо, – прищурившись, ответила гномка. Она не собиралась миндальничать с дзирдами. Она считала, что таким только дай волю – полгоры унесут. – У тебя, Мистерия, есть муж? – спросила гномка.
– Есть, госпожа.
– Кто главный тут в крепости?
– Я, госпожа, – склонила голову дзирда.
– Зови мужа, – коротко распорядилась гномка и остановилась.
Вскоре прибежал запыхавшийся широкоплечий дзирд.
– Ты муж этой дзирды? – спросила гномка.
Мужчина опасливо покосился на Рострума, который стоял к нему передом, но затылком, и ответил:
– Я.
– Как тебя звать?
– Миритар, госпожа.
– Хорошее имя, Миритар, звучное. Отныне ты жену зови Мистерия. А раз у нее новое имя, то и новое положение в семье. Теперь ты главный и в семье, и в замке, понял? – Тот, опешив, молчал. – Тебе прибавить сообразительности? – глядя снизу вверх, спросила гномка. – Это я мигом…
– Нет-нет, я все понял, – отступил на шаг дзирд. – Я главный в крепости и в семье, моя жена – моя помощница, у нее новое имя, Мистерия. Что еще пожелает госпожа?
– Я пожелаю, чтобы вы не бездельничали, а отрабатывали благодать, которая на вас тратится. Вы теперь гарнизон, который несет службу в городе, вы будете обучать остальных жителей военному делу…
– Но они же не живые! – воскликнул мужчина. – Духи…
– И что? Спросите у них, кто что может, и давай выводи сюда своих жриц, я на них посмотрю. Все вам надо разжевать и в рот положить, Миритар. Проявляй инициативу, ты теперь отвечаешь за оборону города и горы. Если что, эти стражи с тебя шкуру сдерут, как с барана. Понял?
– Понял, – произнес воин. – Я все сделаю, жриц сейчас позовут.
И вскоре из замка повалили черные жрицы в высоких кожаных сапогах и с хлыстами, одетые в короткие черные шорты, подчеркивающие их стать и фигуру. Глазастая вновь прищурилась, рассматривая женщин, и, поджав губы, неодобрительно замотала головой. Ей совсем не нравился легкомысленный наряд жриц. Они были красивы, стройны и, по ее мнению, должны были своим видом вызывать желание у мужчин. «Как бы муж на них не клюнул, когда вернется, – подумала она. – Слишком они…» Гномка не хотела признать, что они красивее ее, и подумала, что они слишком развратно, вызывающе одеты. Она молча пошла вдоль строя женщин. Дошла до последней и позвала Мистерию:
– Ты среди этих развратниц старшая? – Та кивнула, проглотив слова о развратности. – Это не дело, когда женщины так легкомысленно одеты. Это вызывающе. Кто хочет пойти работать в трактир блудницей? – спросила она, и никто не сдвинулся с места. – Это радует, что тут нет порочных женщин, – произнесла она. – Тогда сделаем так: женщины должны одеваться не так вызывающе голо. Переоденьтесь в нормальную одежду. Кто останется в таком непотребном виде, тот пойдет служить жрицей любви в трактир. И будет отдаваться всем желающим за плату. Кто не хочет переодеваться? – спросила она, остановившись посередине строя. – Шаг вперед. – Претендентов вновь не нашлось, но послышались недовольные выкрики:
– Почему? Что за бред… Это наша форма… Что происходит?..
– Происходит следующее, – произнесла гномка. – Вы приняли предложение моего мужа, Владыки этой горы, и остались здесь, не вернулись к себе за море. Значит, должны выполнять требования, которые я установила по праву главной. Я тут главная, пока нет мужа. Понятно?
– Мы можем уйти… – дерзко ответила одна из жриц.
– Можешь. Только вперед ногами и без головы. Предателей я казню. Надо было думать раньше, а не сейчас…
– Мы не знали! – послышались снова возгласы.
– Чего вы не знали, что надо будет одеться, а не ходить голыми? Или что я отпущу тех, кто предал моего мужа в ответ на его помощь и ваше спасение? Так знайте, не отпущу. Всех недовольных и непокорных казню, чтобы остальные поумнели. Миритар, сообщи их мужьям, чтобы каждой дали новое имя. С новым именем они войдут в новую, светлую для них жизнь. Вот так. Проверю завтра. Пошли, орк, отсюда, а то тут смердит. – Она презрительно окинула замерший строй жриц взглядом и, сопровождаемая орком, стражами и общипанным Птицем, пошла к воротам.
Выйдя за пределы крепости, она тихо, словно боясь потревожить тишину, спросила:
– Орк, не слишком ли сурово я поступила с ними?
– Ни в коем случае, госпожа, – ответил он, глядя на нее с уважением. – Все должны знать, что на этой горе есть крепкая рука, и хозяин здесь – вы. Но есть еще одно дело, о котором вам стоит подумать.
Гномка удивленно подняла брови:
– И что же это за дело?
– Вам следует отправиться за море, к горе госпожи Беоты, – произнес орк, его голос звучал загадочно и серьезно.
– Зачем? – спросила она, нахмурившись.
– Ваш муж стал управляющим на той горе, пока госпожа Беота отсутствует, и гора приняла его. Он защитил ее от Рока, а вы – наследница своего мужа…
– Ты говоришь о нем так, будто он мертв, – недовольно произнесла гномка, ее голос дрожал от обиды. – Он не мертв, он просто далеко, но обязательно вернется.
– Я знаю, госпожа, – спокойно ответил орк. – Хранители всегда возвращаются, но их путь не всегда бывает прямым.
Они вернулись в замок. Орк склонился в низком поклоне, его глаза сверкали преданностью.
– Еще есть распоряжения, госпожа? – Его голос звучал ровно, но в нем чувствовалась скрытая радость.
Гномка посмотрела на него с холодной ясностью, ее взгляд пронзал, как клинок. Она поняла, что все сделала правильно.
– Мой дворец должен быть наполнен живыми разумными, – произнесла она задумчивым голосом. – Пусть два десятка дзирд женского пола станут моими прислужницами, а их мужья будут нести стражу в замке. Ты сам определишь, кто чем займется. И мне нужна пища, которую я ела внизу. Ваша благодать – пустой звук. Что ел, что песни слушал, а я голодна.
Орк кивнул, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло удивление.
– Я распоряжусь, госпожа. Но только дзирды вам нужны в услужение?
Гномка задумалась, ее глаза вдруг устремились вдаль, словно она видела что-то за пределами этого зала.
– В городе есть храм? – спросила она неожиданно.
– Есть храм Худжгарха, – ответил орк, слегка удивленный ее вопросом.
Гномка кивнула, ее лицо озарилось задумчивой улыбкой.
– Слушай меня, орк. Этот храм нужно посвятить Творцу, – ее голос стал твердым, как камень. – А Худжгарху поставить изваяние. Пусть все желающие ходят туда и славят Творца через Худжгарха.
Орк открыл рот, чтобы возразить, но гномка подняла руку, призывая его к молчанию.
– Не перебивай меня, – ее голос был подобен ледяному дождю. Орк замер. – Я знаю, что говорю. Все исполнишь, как я сказала.
Орк склонил голову, его глаза горели решимостью.
– Вы все хорошо продумали, госпожа, – произнес он, его голос звучал почти с восхищением.
Гномка улыбнулась, ее лицо озарилось холодной, почти хищной улыбкой.
– Я знаю, – произнесла она с самодовольством. – Так что ты говорил про дзирд?
Орк выпрямился, его лицо стало серьезным.
– Вам нужны в услужении только дзирды, госпожа?
Гномка кивнула, ее взгляд стал жестким.
– Да, – произнесла она с насмешкой. – Они умеют вылизывать сапоги хозяевам. И будут служить не за страх, а за совесть, это у них в крови. Выдели им больше благодати, чтобы остальные видели их высокое положение. Им хорошо, и мне приятно, – она улыбнулась, но в ее улыбке было что-то похожее на едва уловимое злорадство. – Распорядись насчет настоящей еды, – произнесла она, голос ее прозвучал устало. – А я, пожалуй, отдохну в беседке, сегодня что-то совсем измотана.
С этими словами она, словно грациозная уточка, переваливаясь с ноги на ногу, неспешно двинулась по коридору, направляясь к балкону. Ее походка была полна загадочности, словно она уносила с собой тайну, которую никто не осмеливался разгадать. Орк не мог оторвать глаз от новой управительницы, словно завороженный ее присутствием. Жизнь на горе, казавшаяся прежде однообразной и монотонной, начала преображаться, словно древнее полотно, на котором оживали яркие краски. Каждый день, каждый миг приносил что-то новое, и перед орком открывался удивительный, но тревожный мир.
«Только женщина способна одновременно дарить радость и разрушать привычный уклад», – пронеслось у него в голове. Эти слова, произнесенные мысленно, прозвучали как зловещее пророчество, и орк почувствовал, как внутри него поднимается странное волнение.
В беседке царила прохладная тишина, которую нарушал лишь легкий ветерок, нежно касающийся лица гномки. Она закрыла глаза, наслаждаясь этим моментом покоя, и вскоре погрузилась в дрему. Но внезапно тишину разорвал тихий смешок, заставивший ее вздрогнуть. Она приоткрыла один глаз и увидела нечто невероятное: в небе, прямо перед ней, возникло лицо мужчины.
Глазастая гномка замерла, сжав кулачки и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Незнакомец, появившийся перед ней в воздухе, смотрел на нее с доброжелательной улыбкой.
– Привет, женщина из моего народа, – произнес он мягким, но уверенным голосом.
Гномка окончательно пришла в себя. Осознав, что этот человек не представляет угрозы, она внимательно осмотрела его незагорелое белое лицо, отметив, что перед ней человек, а не сородич.
– Простите, незнакомец, – ответила она, стараясь говорить как можно учтивее, – но вы не из нашего народа. Вы человек.
Ее слова повисли в воздухе, наполняя беседку напряжением и ожиданием.
– Я не гном и не человек, милая гномка, я хранитель народа гномов. Зовусь Жермен. Я сын Творца, и мне подвластны все облики. Я сам решаю, в каком образе предстать перед кем. – Он улыбнулся, и в его глазах заплясали искорки. – Вижу, гора внимает тебе, значит, ты заслуживаешь здесь быть. Позволишь ли мне ступить на твою вершину?
– Зачем тебе это? – спросила гномка, настороженно глядя на него. – Мы и так можем говорить друг с другом.
– А как же долг гостеприимства, милая гномка? Неужели ты откажешь сыну Творца в гостеприимстве? Я не причиню тебе вреда, это твоя гора.
– Что ж, будь по-твоему, уважаемый Жермен, – произнесла гномка, и перед ней возник невысокий сухощавый мужчина в изысканной бархатной одежде. Он поклонился с лукавой улыбкой и спросил:
– Могу ли я войти в беседку?
– Входи, – вздохнула гномка, и он, грациозно ступая, прошел внутрь. – Присаживайся, – сказала гномка, указывая на скамью напротив. – И расскажи, зачем ты пришел на нашу с мужем гору?
– Все так просто, милая хозяйка, – голос гнома был глубоким и уверенным. – Я – повелитель гномов. Ты – гномка, молода, неопытна и к тому же носишь под сердцем дитя. Тебе будет нелегко управлять этой величественной горой. Дай мне временное право на управление, и ты не пожалеешь. Вместе мы вознесем народ подземелий к небывалым высотам…
Внезапно тишину разорвал тихий, но проникновенный голос:
– Не верь ему.
Гномка вздрогнула и, выглянув из-за густых ветвей дикого винограда, увидела женщину.
– Можно войти? – Голос женщины был мягким, но в нем звучала твердая уверенность и решительность. – Я богиня Мата. Меня создал… такой ваш муж и мой господин…
Гномка немного подумала и кивнула.
– Заходи, Мата, поговорим. Почему я не должна доверять этому сыну Творца?
– Потому что он отказался помогать тебе, управительница горы, когда остальные хранители согласились. Он хочет…
– Заткнись, тварь, или я размажу тебя по камням балкона. – Лицо Жермена преобразилось. Налет милого собеседника испарился, как роса под солнцем. Сейчас перед Глазастой сидел разъяренный мужчина, и она испытала страх. Сжалась и прижала руки к животу, защищая дитя.
Жермен выставил руку в сторону Маты, но ничего не произошло. Мата безбоязненно вошла и прямо посмотрела в глаза хранителя.
– Он жалок и нищ, посмотрите на его гору, госпожа, она меньше груди незрелой девочки, – и перед взором гномки открылась картина ее горы, где располагался клан Девятых Ворот, она узнала родные места. И на горе вырос небольшой туманный отросток. – И этот сморчок, – Мата не выбирала слова, а говорила что думала, – хочет получить просто так вашу гору…
Жермен вскочил. Встал пред Матой, сжимая кулаки. Та бесстрашно посмотрела ему в глаза.
– И что ты мне сделаешь, жалкое подобие хранителя?..
Удар кулака сбил Мату с ног, она упала, окуталась облаком и превратилась в огромного змея.
– Ты пожалеешь, – прошипел змей, – я богиня дворфов, никто не смеет меня касаться. – Жермен отступил, его лоб покрылся испариной, но он быстро переместился к гномке, схватил ее за волосы и дернул.
– Ты отправишься со мной, – прорычал он, – предательница своего народа. И там, на моей горе, ты отдашь мне гору своего мужа. Я заставлю тебя…
Но договорить он не сумел, что там будет и как он заставит ее отдать права на гору мужа. Гномка успела прошептать: «Стража!» И тут же перед ними возникли три стража горы. Змеи мгновенно оценили ситуацию и набросились на Жермена, и он, защищаясь, вынужден был отпустить гномку. Та быстро отошла от него и встала за спинами своих воинов в нелепых мантиях, а змеи стали душить Жермена. Они обвили его шею, спеленали по рукам и ногам. Они лезли и лезли из глаз Рострума и сразу же устремлялись в сражение с врагом. Тот не мог сопротивляться и уже синел.
– Заточить этого негодяя в темницу, – опомнилась гномка, – он напал на меня и ударил мою сестру, Мату. – Не успели слова прозвучать, как перед Жерменом появился сундук, и неведомая сила запихала хрипящего хранителя в этот сундук.
Орк, появившийся следом, сокрушенно покачал головой.
– Вам не следовало доверять чужакам, госпожа. – Та поправила сбившиеся волосы и кивнула.
– Я поняла, орк. Этот сундук отправь в темницу, пусть посидит, подумает…
– У нас нет темницы, госпожа, есть подземные казематы с оружием…
– Нет, туда нельзя, – задумалась гномка, – тогда избавьте меня от сундука и этого негодяя.
Рострум тут же схватил сундук и швырнул его в сторону. Сундук полетел в сторону дверей дворца.
– Нет-нет, – быстро затараторила гномка, – он мне во дворце не нужен.
Птиц, появившийся незаметно, пастью ухватил голову Рострума и бережно вернул ее в нормальное положение. Рострум потрогал шею рукой и погрозил пальцем Птицу. Тот за время, пока его не видела гномка, уже оброс перьями.
Сундук, подхваченный другим стражем с радостными воплями, взмыл в воздух, но, не удержавшись, рухнул ему на голову. Словно тяжелый молот судьбы разбил ему голову и поверг на камни пола балкона. Третий страж, подскочив, отшвырнул неподвижное тело товарища, затем, с яростной решимостью, схватил сундук и метнул его вверх. Задрав голову, он наблюдал, как сундук, переворачиваясь в воздухе, словно птица с перебитым крылом, взлетел и устремился назад вниз. На глазах ошеломленной гномки сундук, будто неумолимый рок, так же упал ему на голову, и страж рухнул наземь, словно сраженный молнией.
– Идиоты! – взревел Рострум, его голос дрожал от гнева. – Вам ничего доверить нельзя! Кто так делает?
Он подбежал к сундуку, схватил его с такой силой, что вены на руках вздулись, и, раскрутившись, метнул его за балкон. Сундук, подобно комете, исчез за краем, оставляя за собой лишь эхо падения. Рострум подбежал к краю балкона и, наклонившись, стал наблюдать за происходящим внизу.
– Бум, бум, еще бум, трах, трах… – Его голос звучал, как зловещий речитатив. – Ура, попал!
– Куда попал? – хрипло спросила гномка, едва вернувшаяся в сознание. Ее глаза были полны тревоги и неверия.
– Бортоломею. Похоже, по его глупой башке, – ответил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Он лежит под сундуком, на своей горе, и не шевелится. Он, видимо, убит, госпожа….
– Как убит? – вскрикнула гномка, ее лицо исказилось от ужаса. – Ты убил хранителя?
– Не знаю, госпожа, – он нервно почесал затылок. – Но он лежит там, неподвижный, как камень.
К месту их разговора подошли двое стражей с разбитыми головами. Их взгляды были полны восторга и любопытства.
– Нет, он не убит, – протянул седой страж с длинными волосами. Его голос звучал шепеляво, но в нем чувствовалась уверенность. – Он спит.
– Это Мессир, – тихо произнес орк, указывая на седого. – А второй – Мастер. Старший у них – магистр Рострум, бывший пьяница и бездельник.
Рострум, не оборачиваясь, услышал слова и усмехнулся. Его голос был холодным и решительным.
– Я все слышал, – произнес он. – И все же думаю, что я его прибил. На что поспорим?
– На твой орден, – тут же ответил Мастер.
– Почему на мой, давай на медаль Мессира?
– А почему на мою медаль? – удивленно спросил Мессир. Рострум поглядел на него и небрежно ответил:
– А тебя, старый пердун, не жалко. – И снова уткнулся взглядом вниз.
– А как мы узнаем, жив Бортоломей или нет? – спросил Мастер.
– А это Мессир нам скажет, – ответил Рострум, и они, не сговариваясь, подхватили не ожидавшего такого поступка товарищей Мессира за ноги и скинули его вниз. Снова Рострум сопровождал полет словами: «Бум-трах, готово».
– Что готово? – каменея от страха, спросила гномка.
– Шею сломал, теперь не скажет. – И он мгновением позже ухватил за шиворот Мастера и скинул того вниз вслед за Мессиром и крикнул: – На обоих посмотри.
Не успел он выровняться, как его подхватил метнувшийся к нему Птиц и, подняв, швырнул вниз. Орк осуждающе покачал головой:
– Вот так все время – как заведутся, начинают калечить друг друга. Скучно им…
Пока гномка пялила глаза на Птица, тот кудахтал и махал крыльями, затем неожиданно с воплем «Мясо!» сиганул вниз.
– И этот… – прошептала гномка. – Орк, я их боюсь.
– Не бойтесь, для вас они безопасны, – поклонился орк. – Так, просто озорничают…
– Ничего себе озорство…
В это время над балконом появился сундук, и следом вынырнул Бортоломей.
– Вы тут сундук потеряли? – произнес он и бережно поставил его на пол балкона. – И так неудачно, – продолжил он, – что попал мне на голову, и там эти три недоумка… Нет, четыре. Лежат как мертвые – на моей горе, между прочим. Сразу скажу, я тут ни при чем.
– Жаль, что тебя не прибили, пустомеля, – отвернувшись, прошептал орк.
Гномка шепотом спросила:
– Почему жалко?
– Так надоел, ходит за мной и просит сказать мое мнение, как у него стихи получаются, а они полная ерунда. Про несчастную любовь, тьфу. Ничего воинственного, что бы славило битву и подвиги, слащавый прыщ.
Из сундука донесся приглушенный, но отчаянный крик:
– Помогите!
Бортоломей, напряженно вглядываясь в старый сундук, наклонился ближе. Он прислушался. Затем постучав по тяжелой крышке, спросил:
– Кто там?
В ответ раздался другой голос, едва слышный, но полный тревоги:
– А кто там?
Бортоломей замер, его глаза расширились от удивления. Он не ожидал услышать этот голос.
– А там кто? – спросил он, стараясь преодолеть удивление.
– Там Жермен! – Голос изнутри был полон отчаяния и дрожал от страха. – Это ты, Бортоломей? Спаси меня!
– Вы что, Жермена в сундук засунули? – спросил он, глядя на гномку и орка.
– Он сам, – быстро ответила гномка. – Он напал на меня, схватил за волосы и хотел захватить гору…
– Что-о? – Бортоломей выглядел ошеломленным. – Этот жалкий кусок мяса хотел захватить гору командора? Да пошел он…
Бортоломей волшебством поднял сундук, сбросил его вниз, глянул и произнес: «Бум-м-м-м, трах! Роструму конец…»
Глазастая стояла в полной растерянности. На горе мужа происходили события, которые не укладывались у нее в голове. Пока она расстроенно смотрела по сторонам, не зная, что предпринять, на балкон взобрался Мастер, и снизу ему подсунул сундук еще кто-то. Сундук упал на каменный пол балкона, и следом выбрался Мессир. Они сразу же начали спорить.
– Не попадешь ты в этого пьяницу! – азартно кричал Мастер.
– А вот и попаду, смотри, как надо, – и Мессир, схватив сундук, сбросил его вниз. Оба стража согнулись и уставились вниз.
– А вот и не попал, неси сундук, я буду кидать, – радостно закричал Мастер.
– Сам неси, – отмахнулся тот, а после горестно взвыл. – Ах, жаль, сундук разбился. – И тут же радостно завопил: – Смотри, там Жермен лежит. Лови его! – и сиганул вниз. Неожиданно следом с восторженным воплем прыгнул Мастер.
– Я на это смотреть не могу, я пойду в дом… – произнесла гномка. – Вернее, во дворец. Этих прыгунов во дворец не пускать и без моего приказа на балкон – тоже. Боги, какое занятие им придумать?.. – Она ушла, унеся свое огорчение и пополневшее тело.
Авангур медленно поднялся со скамьи в беседке, где провел долгие часы в раздумьях. Его глаза, полные решимости и тревоги, встретились с голубым небом, словно ища там ответы на свои вопросы. Вокруг царила тишина, лишь легкий шепот ветра нарушал ее. Он знал, что впереди его ждут не просто дела, а нечто большее – разгадка тайны, которая могла изменить судьбу всего мира.
Наследие великих хранителей оказалось под угрозой. Кто-то, скрываясь в тенях, начал войну за власть, и первые следы его деяний были обнаружены в бескрайних степях. Авангур пытался понять, кто мог стоять за этим, но его мысли, словно клубы тумана, ускользали от него. Может, кто-то из бывших великих вернулся, чтобы отомстить или завладеть наследством? Эта мысль, мелькнув, исчезла, как призрак, оставив лишь ощущение тревоги.
«Нужно посетить всех, кто сейчас при делах», – твердо решил он. Его шаги были уверенными, но сердце билось быстрее. Он знал, что от него потребуется много сил и ума, чтобы разгадать загадку, но отступать не собирался. Собравшись с мыслями, Авангур отправился в Великий лес, к первому эльфару, который мог пролить свет на эту темную историю. Дорога через лес была полна загадок и испытаний. Каждый шорох, каждый луч солнца, пробивавшийся сквозь листву, казался ему зна́ком, указывающим на что-то важное. Он любил этот лес, полный загадок и головоломок. Лесные эльфары были изобретательны в деле убийства разумных, и Авангур часто тайно посещал лес, находя и избегая ловушки. Он так развлекался от скучных дел хранителя.
Среди лесных эльфаров он нашел тех, кто помнил Творца, и из них создал тайное общество – «Орден Праведников». Он оберегал их, не давал в обиду.
Дом нового хранителя он увидел издалека, но приближаться к нему не стал. Он направился в маленький поселок на краю леса, что граничил с отдаленным участком Проклятого леса, и вошел в жилище магистра созданного им ордена.
Старый, убеленный сединами эльфар обедал, но, увидев своего господина, тут же вскочил. Засуетился. Но Авангур махнул рукой.
– Сиди спокойно, старик. Какие новости в лесу? – спросил он и легко уселся на лавку напротив старика. Старик попрял длинным острыми ушами, прислушиваясь к посторонним звукам, и, успокоившись, заговорил:
– Грядет новая большая война со снежными эльфарами, новый князь хочет получить приемлемые условия мира. Он откуда-то узнал, что орки… волчата уйдут, и резервную армию можно будет перебросить к старым горам, чтобы дать бой снежкам.
Авангур слушал и кивал. Он понимал, откуда новый князь узнал об уходе орков. После смерти великого хана нужно будет собирать великий Курултай Бай, и все орки должны вернуться к своим местам. Выбор хана – непростое дело. Сначала вожди племен спрашивают своих орков, кто может быть великим ханом, потом со своими предложениями едут на Курултай Бай. Там выбирают того орка, которого поддерживает большинство вождей. А это может растянуться на полгода, не меньше. Элларион знал, что делал. И у Авангура сложилось впечатление, что в борьбу за власть вступил первый эльфар, ему выгодна была смерть великого хана. Но некоторые мысли не давали Авангуру покоя.
Элларион не сможет захватить горы командора, Рока и Беоты. И хорошо понимает это. У Рока вообще нет наследников и его гора неприступна. А вот командор подстраховался, оставив за себя жену. Это было и хорошо, и одновременно это было уязвимым местом. Жену можно было уговорить, заставить отдать права на управление. Авангур знал – Элларион это хорошо понимал, но он также понимал, что, ввязавшись в войну с женщинами, он может потерять все. Они не овечки, они волчицы и сами могут загрызть кого угодно. Одна гномка чего стоит. Сразу разобралась в хитросплетениях религий и выбрала нужный формат отношений. И Творца уважила, и мужа к нему прикрепила.
Авангур сидел в глубокой задумчивости. Война его не касалась, ведь все шло по жестоким планам Рока и командора. Их самих не было, и изменить ход событий они не могли. Но Элларион, этот новый хранитель Леса, мог переломить ход событий в пользу лесных эльфаров. Однако его победа не изменит глобальный порядок вещей. Все останется прежним… если в игру не вступит третья сила. А она, похоже, уже вмешалась. Неужели Ридас вернулся? От него можно ждать любой подлости.
Собравшись с мыслями, он решил поговорить с Элларионом. Встав, Авангур одобрительно похлопал эльфара по плечу, передавая ему частичку своей благодати. Затем, словно тень, исчез и вновь появился над могучим деревом. Открыв окно, он окликнул Эллариона:
– Брат, привет. Пустишь?
Элларион сидел в полумраке, окруженный тремя лесными эльфарками, чьи почти обнаженные тела мерцали в свете факелов, словно ожившие тени. Их грациозные движения, полные тайны и страсти, завораживали, но не могли полностью отвлечь его от мрачных мыслей.
Авангур, чьи суровые черты лица выдавали внутреннюю борьбу, не разделял этого чувственного удовольствия. Но он не осуждал других хранителей, ведь жизнь их была бесконечной, и каждый находил свой путь к наслаждению. Но его сердце оставалось холодным, а разум терзали сомнения.
В этом танце он видел не только красоту, но и отражение их искаженного восприятия мира, где границы между добром и злом стирались, а истинная природа вещей терялась в вихре сибаритских удовольствий.
– Присоединяйся, – произнес Элларион, и в его голосе прозвучала теплота, которой Авангур не ожидал. – Садись, гостем будешь.
Авангур вошел в зал, и его сердце замерло: Элларион, первый эльфар, встретил его с искренней радостью. Глаза эльфа блеснули, как звезды в ночи, а губы растянулись в приветственной улыбке.
Он махнул рукой, и служанка, словно тень, возникла из ниоткуда. Она принесла поднос, уставленный фруктами и графином вина. С грацией, достойной эльфаров, она поставила все это на небольшой столик у ног севшего на подушки Авангура и так же бесшумно удалилась.
Элларион, проявив уважение к гостю, сам наполнил его кубок вином. Подняв свой серебряный кубок, он произнес:
– За тебя, любимец Творца.
Авангур принял тост, сделал глоток и поставил кубок на стол. Он взял виноградную ягодку, сорванную с лозы, и сжевал ее, наслаждаясь сладким вкусом и ощущая, как напряжение отпускает его.
– Представляешь, – огорченно покачал головой Элларион, – я мечтал о том, как буду обустраивать Вечный лес, строить свою гору, заниматься важными делами и вознесу свой народ на небывалую высоту. Я мечтал о подвигах… А тут (он вновь покачал головой)… тут все уже определено. В мире властвуют планы двух ушедших владык, Рока и этого заносчивого командора, человека, которого по ошибке возвели в ранг хранителя. Разве можно смертных допускать до служения? Вот скажи, Авангур, ты всех ближе к Творцу, славишь его…
– Его назначил Судья, что тут скажешь, спроси у него, – ответил Авангур.
– Ага, спроси, – скривился Элларион. – Где Судья и где мы…
– Человек обращался к нему, и не один раз, дошло до того, что Судья прогнал его. – Авангур рассмеялся. – Командор – странный человек. Он из другого мира. Его призвал Рок для того, чтобы Беота обратила на него внимание, он должен был погибнуть и разрушить замок Беоты, тогда Рок мог бы спокойно забрать гору сестры себе. Но человек, попав в руки нашей Лисички, выжил и стал тем, кто свергнул Рока.
– Как ему это удалось? – Эти слова вырвались из уст Эллариона, и в них Авангур услышал ревность и обиду, терзавшую первого эльфара, он не терпел соперников. Зная эти его качества, Рок и Беота подвесили Эллариона на дерево, обеспечив себе отрыв от соперника.
– Командор обладал даром откровений, он ничего не делал до самого последнего момента, и когда нужно было совершить нечто невозможное, он это делал и тем самым ломал планы Рока. Ты знаешь Рока не хуже меня. Он строит планы в планах. Так вот. В одной из битв в степи сторонники Рока стали побеждать, и командор явился на помощь сам. Этого Рок и ждал. Он тут же прибыл на поле боя… Он уже торжествовал победу. Ну что мог ему сделать смертный, только что ставший хранителем?
– И что он сделал? – напрягся Элларион, он даже подался вперед и впился своими зелеными глазами в лицо гостя.
– Командор через Судью вызвал его на дуэль и победил на арене споров. Он жестоко избил Рока, и тот вынужден был отступить…
– Любимчик судьбы, – насмешливо хмыкнул Элларион. – Однако его хитрость не спасла этого выскочку от гибели…
– Он не погиб, ушел далеко, но вернется, – ответил Авангур. – Закон хранителей. Они всегда возвращаются. А вот Рок потерял свое тело, как и Курама. Если ты, брат, претендуешь на наследство командора, то зря: он не простит, когда вернется, и ты сможешь разделить печальную судьбу Рока, поверь мне.
– Ну, когда это еще будет…
– Неважно. Его гора дает ему власть и силу. Еще он управляет горой Беоты, и, может быть, она станет его женой, все к этому идет, брат.
Элларион кинул быстрый взгляд на Авангура.
– Спасибо, что предупредил, буду осторожен.
– Будь, – кивнул Авангур и быстро спросил: – А за что ты убил великого хана степи?
– Я? – удивился Элларион. – Я его не убивал… Хотя ты можешь так думать. Сейчас в степи будет смутное время, и орки ослабят давление на Лес. Это мне выгодно. Значит, можно подумать, что хана убил я. Я понимаю тебя. Но это не моя работа, я думаю, что это планы Рока сработали.
Авангур осознавал, что либо убийца великого хана умело скрывался, либо действительно Элларион не был причастен к этому злодеянию. В разговоре с Элларионом он не получил ответов, но, уже готовясь уйти, решил напомнить брату, что командор – не простак.
– Да, планы Рока… – задумчиво произнес он. – Вполне возможно. Но помни, брат, командор тоже не лыком шит. Вместо орков со стороны Старых гор из княжества Чахдо могут прийти дзирды – их войско подчиняется жене командора из народа дзирд.
Элларион замер, словно окаменев. Его взгляд, острый как лезвие бритвы, пронзил Авангура, заставив его почувствовать холод в груди. Этот взгляд был настолько пронзительным, что Авангуру показалось, будто он может порезаться о его ледяную остроту. Он пожалел, что упомянул дзирдов первому эльфару, но слово, как известно, не воробей. Поспешно распрощавшись с братом, Авангур вернулся на гору командора, чувствуя, как его сердце сжимается от неясного предчувствия.
Элларион взглянул в пустоту, где прежде восседал покровитель пророков, и его мысли понеслись, словно бурный поток. Информация, принесенная Авангуром, словно ядовитая капля, изменила весь баланс сил на этой планете. Он осознавал, что не способен сокрушить грандиозные замыслы великих игроков на шахматной доске жизни, но знал: его влияние, как капля дождя, может изменить ее узор. Он погрузился в размышления, его взгляд, холодный и задумчивый, скользил по стенам дворца, словно искал подсказку. Более часа он просидел в этой напряженной тишине, прежде чем одним взмахом руки прогнал эльфарок. Теперь он был готов к новым делам. Его сердце билось в такт с грядущими переменами. А в жизни появился смысл. Авангур подсказал ему, как поступить.
Элларион отправился в Чахдо, там нашли себе место два его брата, которые никогда с ним не ссорились. Они держались особняком от всех. Машвел был всегда скрытен, держался отдельно и больше блуждал по лабиринту, чем общался с остальными братьями. К нему прибился второй хранитель, который был опекуном больных, нищих и страждущих – Аргинар.
Элларион прибыл в столицу княжества под видом странствующего торговца безделушками и в облике человека. В городе он нашел притон, где скрывался от любопытных глаз Машвел – покровитель воров и бандитов. По меркам Эллариона и таких великих хранителей, как Рок или Беота, они были подобны мошкам, но эти два хранителя объединились и сумели быстро подмять под себя преступный мир княжества и уже протянули руки к другим провинциям Лигирийской империи.
В таверне за стеной города было шумно, воняло прогорклым маслом, кислым элем и потом множества немытых людей. Не чинясь и не сторонясь их, Элларион прошел к стойке, за которой восседал толстый трактирщик с сонным лицом, которое он вытирал полотенцем не первой свежести.
– Я ищу Проныру, – сообщил эльфар трактирщику, назвав кличку Машвела.
– И что? – помахивая полотенцем, ответил трактирщик. – Ищи, мне-то что.
На стойке появилась золотая монета. Трактирщик стрельнул глазами по сторонам и быстро спрятал монету.
– Что сообщить Проныре? – наклонившись поближе к Эллариону (того обдало смрадом гнилых зубов), спросил он. Справившись с отвращением, Элларион ответил:
– Сообщи, что Проныру ищет его брат.
– Брат? – недоверчиво поглядел на Эллариона трактирщик, но под взглядом первого эльфара быстро опустил глаза. – Жди тут, – пробормотал он и позвал женщину, вытирающую оловянные кружки: – Замени меня. – И ушел.
Женщина встала на место трактирщика и равнодушно спросила:
– Что будет пить господин?
– Пока ничего, – ответил Элларион и стал ждать.
К Машвелу было попасть не так-то просто, он сразу же начал скрываться от ищеек Рока и преуспел в этом. Так что Эллариону попасть на гору Машвела через окно не удалось. Никто не знал, где прячется гора этих братьев.
Трактирщик вернулся спустя несколько ридок, его лицо скрывалось в тени, но в глазах горел странный огонек.
– Пошли за мной, – тихо сказал он, словно приглашая на тайное свидание. Подойдя к двери в подсобку, он жестом пригласил Эллариона следовать за ним. Элларион, испытывая странное предчувствие, шагнул вперед. Дверь захлопнулась за его спиной, оставив их в кромешной тьме. Внезапно что-то тяжелое обрушилось на его голову, и мир погрузился во мрак.
Очнувшись, Элларион почувствовал, что его тело сковывают толстые веревки. Он лежал на грубой лавке в маленькой коморке, освещенной тусклым светом сального светильника. Из полумрака на него смотрел и ухмылялся Машвел, его лицо было скрыто в тени, но глаза горели дьявольским огнем.
– О как, – протянул Машвел, растягивая слова. – Очнулся, значит? И что же привело нашего доблестного Эллариона в эти края? Или ты решил, что бессмертие – это слишком скучно, и решил развлечься? Зачем я тебе понадобился? – сухо и злобно спросил он.
– Понадобился, – с трудом выдавил Элларион, его голос звучал хрипло, словно он только что вырвался из самой глубины ада.
Земля. Город Нижний Тагил
В больничной палате психдиспансера меня встретили серые, как тень, стены и одинокая кровать. Обитые мягким на ощупь материалом стены казались чуть теплее ледяного равнодушия окружающего мира. На окне – решетки, словно клетки для птиц, которые не смогут взлететь. Дверь – металлическая, с маленьким окошком вверху, через которое пробивается слабый свет из коридора. На кровати – солдатское одеяло, а простыни – такие же серые, как и все вокруг.
Я сел на кровать, чувствуя себя одиноким и забытым. Санитары вышли, оставив меня наедине с моими мыслями. Время тянулось медленно, словно вязкий сироп. Окошко открылось, и через него мне принесли обед: гороховый суп, каша из того же гороха с подливой и кусочком свиного сала, компот и четыре куска хлеба – два черных и два белых. Я без аппетита съел все, что дали, и снова лег на кровать. Ни думать, ни разговаривать с Шизой не хотелось. Меня одолевала апатия, словно невидимая тяжесть давила на плечи.
В голове крутились мысли о будущем, которое казалось мрачным, далеким и нереальным. О том, как улететь с Земли. Куда? На чем? Эти вопросы оставались без ответа, как и все остальное.
Мои тяжелые раздумья прервал санитар. Он вошел в палату, держа в руках лекарства. Я не сопротивлялся, понимая, что Шиза все равно очистит мой организм от вредных веществ. Санитар ушел, и я снова остался один. Но ненадолго.
Вскоре пришли уже знакомые мне санитары и приказали идти с ними. Они провели меня до кабинета, в котором сидела врач. Она оглядела меня и нахмурилась.
– Присядьте на стул, – указала она рукой, затем посмотрела на санитара: – Миша, ты останься, а Федор может быть свободным.
Миша сложил руки на груди и встал у двери, словно охраняя вход в этот кабинет. Врач перевела взгляд на меня.
– Ну что, гражданин Глухов, давайте поговорим. Я должна выявить нарушения вашей психики, если они есть.
– А у кого их нет, гражданка врач? – с вызовом спросил я, и ее глаза под очками недобро сверкнули.
– У здоровых людей их нет, – холодно ответила она.
– А где вы видели здоровых людей? Вон стоит Михаил, он привык к больным и не имеет жалости и сочувствия. Эта привычка делает его садистом. Вы считаете, что это здоровое отношение к работе? – Санитар даже побледнел от моих слов, но врач подняла руку, останавливая его.
– Постой, Миша, послушаем, что хочет нам сказать наш пациент.
– Я уже все сказал, – ответил я, отводя взгляд. – Просто поддержал разговор. Я видел взгляд Миши. Такие же равнодушно-безжалостные глаза я видел у духа, что стрелял в меня.
– Много раз приходилось стрелять в людей? – спросила врач, ее голос был холоден и отстранен.
– Нет, только раз, – ответил я, вспоминая тот страшный день. – Когда мы попали в засаду. Там меня и ранили. Дух вышел из калитки дома и открыл стрельбу в упор из пулемета. Я видел его глаза, они были похожи на глаза Михаила.
Санитар снова дернулся, но я остановил его взглядом.
– Не дергайся, Миша, я больной, ты санитар. Терпи.
Врач заинтересованно посмотрела на меня.
– У вас совсем нет чувства самосохранения, гражданин Глухов. – Она сверилась с записями. – Вас зовут Виктор Владимирович?
Я кивнул, чувствуя, как внутри все сжимается от злости.
– Так точно, – ответил я.
– А что вы чувствовали в тот момент, когда этот дух открыл стрельбу? Он стрелял в вас?
– Да, по нашей машине. Сразу же, одной очередью срубил водителя и комбата. Я дернулся и выскочил из машины, потерял автомат и остался с одним пистолетом. Вот из него духа и пристрелил.
– Страшно было? – спросила врач.
– Сначала да, потом нет, все прошло… – Я, неохотно вспоминая недавнее прошлое, погладил небритые щеки и со вздохом ответил: – Осталось желание укрыться и вести огонь на поражение. Я понимал, что обречен, и сдаваться в плен не хотел. У меня граната была во внутреннем кармане на такой случай…
– Что вы испытали в тот момент, когда увидели, что убили ваших товарищей?
– Они мне не товарищи, это афганцы, я был советником. Страх чувствовал, и только.
– Не сожалели о них?
– Некогда было.
– Понятно. А что случилось в колонии такое, что заставило вас совершить самоубийство?
– Ничего, пришла депрессия. Жить не хотелось.
– Может, вы винили кого-то в своей печальной судьбе? Следователя, например, или суд? – спросила врач.
– Нет, только себя. Не надо было спать с американкой. Но уж больно красивая женщина, – я мечтательно вздохнул и глянул на Мишку. Тот слушал внимательно и при словах об американке даже подался вперед.
– Вы так по ней скучаете? – спросила врач.
– Нет, просто говорю, что не устоял перед красотой. Слаб оказался морально. Не сохранил, так сказать, «облико морале» советского гражданина.
– Вы немолоды уже. Неужели так понравилась эта женщина, что не могли устоять? – спросила врач.
– У меня почти год не было женщины… Вот у вас сколько времени не было мужчины? – Я положил руку на ее руку, а Шиза исполнила танец ворожбы. Врач замерла и не отдернула руку. Закусив губу, она смотрела на меня, потом опомнилась и убрала руку. Глубоко дыша, вытерла лоб платком, стараясь успокоиться, сняла очки и протерла их.
– Миша, выйди, – приказала она.
– Но Тамара Григорьевна, – попробовал поспорить санитар, но, встретив взгляд врача, тут же вышел и прикрыл дверь.
– И не подслушивай, – крикнула врач и подошла к двери, резко ее распахнула, отчего Миша ввалился в кабинет. – Я что тебе приказала? – грозно прошипела Тамара. – Отойдите оба от двери, тут государственная тайна, и ее вам знать ни к чему.
Оба санитара в страхе отпрянули. Эта женщина могла заставить себя слушаться. Не зря я мысленно сравнил ее со змеей. Худая, но фигуристая, в коричневом жилете, который выглядывал из-под халата, и с пучком волос на голове. Он старил ее. На деле ей было не больше тридцати пяти. Когда она повернулась, в ее глазах я увидел голодный взгляд самки богомола и понял, что Шиза перестаралась.
Она нагнулась ко мне, сняла очки, вытащила заколку из волос, и они рассыпались по плечам – русые, хорошо вымытые, пахли лавандой. «И что тебя так привлекло в этой женщине?» – хрипло спросила Шиза.
«Ее сексуальность», – ответил я и, понимая, что деваться некуда, ухватил ее за талию. Она не сопротивлялась, закинула голову и закрыла глаза.
«Да, – подумал я, – мужика у тебя не было давно, даже на зека хочешь запрыгнуть. А что, я тоже не промах». И потянул ее на себя, впился поцелуем в шею. Она сдалась и прижалась ко мне, ее руки оплели меня, горячее дыхание прошло по лицу, ее губы искали мои.
Соитие было страстным и длительным, она не хотела меня отпускать, не стонала, не рычала, лишь хрипло дышала. Ее юбка была задрана, трусики валялись на столе на моей медицинской карточке, прямо на фото, я рукой их отодвинул. После всего она встала со стола, на котором лежала, надела трусы, поправила юбку, поправила волосы и села. Я подал ей заколку, она, закрутив волосы в пучок, привычно вставила на место заколку. Надела очки и спокойно, как ни в чем не бывало, произнесла:
– Ты, Глухов, не болен, ты притворяешься. Ты хотел полежать в лазарете, чтобы не ходить на работу и получить месячный отпуск. Так? – Я кивнул и спросил:
– Так и напишете в моей карточке, Тамара Григорьевна?
– Нет, не напишу, я буду тебя тщательно обследовать, Глухов. – Ее глаза полыхнули похотью. – Сейчас свободен. – Она нажала кнопку под столом и, спохватившись, бросилась к двери, повернула ключ и открыла дверь в кабинет. – Больного – в третью палату, – приказала она. – Миша, не дай бог ты что-то с ним сделаешь. – Ее холодный шипящий тон мог заморозить воду.
Миша злобно глянул на меня и кивнул.
Под конвоем двух крепких мужиков меня повели в палату. Я вытащил из воздуха пачку сигарет и подал Мише.
– Не обижайся, братишка, – произнес я примиряюще. – Вот, кури, я просто прикололся. Скучно, понимаешь? Двенадцать лет лямку тянуть – это не хрен собачий.
Санитары даже с шага сбились.
– Откуда сигареты? – спросил Федор, протянув руку к пачке, но она тут же исчезла.
– Фокус, – произнес я и снова достал сигареты из воздуха, сунул опешившему санитару в руки и прошептал: – Вы сегодня дежурные? – Они машинально кивнули. – У меня бутылка коньяка, приходите, отметите мое поступление. – Оба санитара резко остановились, прижали меня к стене. Видно было, что этот прием у них отработан до автоматизма.
– Откуда у тебя сигареты и выпивка? – спросил Миша, ощупывая меня. Федор держал мои руки, чтобы я не дергался. – Змея дала? – продолжал шмонать меня санитар.
– Нет, я фокусник, ребята, вот смотри. – У меня во рту оказалась сигарета и тут же исчезла, когда Миша захотел ее вытащить.
– Михаил! – раздался в коридоре ледяной голос врача, и оба санитара отступили. – Хочешь остаться без премии?
– Да мы ничего, просто хотели поговорить, – стал оправдываться санитар.
– В палату больного! – рявкнула «Змея», и санитары сорвались с места, потащили меня за руки в палату. – Я сегодня дежурный врач! – крикнула она им вслед.
В палате я кинул Михаилу сигареты, которые отобрал, пока он меня обшаривал, и тихо проговорил:
– Приходите, когда вашей змеи не будет. Обещаю, не пожалеете.
Оба санитара окинули меня осторожными взглядами и вышли, забрав сигареты.
Потом был ужин из овсяной каши с молоком, чай, хлеб с маслом и порция лекарств. Как оказалось, врач прописала мне витамины. Был еще укол тоже из витаминов группы «В», но об этом я узнал от Шизы. Перед отбоем прошла поверка, и меня отметили как наличествующего. В полночь пришла Тамара Григорьевна с бутылкой вина «Букет Прикумья» и коробкой шоколадных конфет «Прозит», у них начинка из крепких напитков.
Я сидел в одних трусах и майке и спросил:
– А как же санитары?
Их я отправила на первый этаж, сюда они не сунутся до утра.
Она расстегнула халат, под которым не было ничего, достала из кармана халата граненые стаканы и разлила вино. Выпили мы, и она на меня набросилась, как тигрица на барашка. Страстная женщина. Во время нашего соития она шептала мне в ухо:
– Кто лучше, я или американка?
– Конечно ты, – шептал я и старался как мог. Спасибо, Шиза помогала, с гормональным всплеском я не разрядился сразу и мог доставить Змее удовольствие. Потом опять пили вино и разговаривали.
– Виктор, – прошептала она, лежа на боку и обнимая меня, ее взгляд был прикован к моим волосам. – Ты волшебник? Или это американцы научили тебя околдовывать женщин? Признайся, я сама себя не узнаю. Как можно броситься в объятья человека, который болен? Это сумасшествие или магия, чары? Может, поэтому американка потеряла голову и потом спасла тебя? Я бы тоже тебя спасла…
Она гладила меня, ее пальцы скользили по коже, словно пытаясь проникнуть в самое сердце. Ее глаза были полны нежности и тревоги, она прижималась ко мне все крепче, словно боялась, что я исчезну, если она ослабит хватку.
Она больше не напоминала ту очковую змею, которую я впервые увидел. Передо мной лежала женщина, готовая умереть за меня. Это одновременно радовало и тревожило. Я знал, что скоро вернусь в колонию, и Тамара придет ко мне на свидание. Но как быть с врачом? Эти мысли вихрем кружились в моей голове, и я искал выход из этой сложной ситуации.
Шиза успокоила меня своим тихим голосом: «Они не будут соперницами, поверь мне, папочка. Я все устрою. Лежи, отдыхай, наслаждайся каждым мгновением. А потом я расскажу тебе то, что узнала. Это тебя обрадует». Ее слова звучали как обещание, но я не мог не чувствовать, что за ними скрывается нечто большее.
«Ты о чем?» – мысленно спросил я.
«Потом, папочка, все потом. Люби женщину и не напрягайся».
Я постарался расслабиться, и у меня это получилось.
– Виктор, больше двух недель я не смогу тебя здесь держать… Но потом я буду приходить к тебе на свидание, ты не против? – Ее голос дрожал, словно она боялась ответа.
– Я-то не против, – выдохнул я, – только что скажут твои начальники, когда узнают, что ты связалась с зэком. Осужденным по статье «Измена родине». КГБ будет проверять тебя.
– Я разберусь, – она произнесла это с такой уверенностью, что я невольно улыбнулся. Затем она положила голову мне на грудь, и я почувствовал, как внутри меня разливается тепло.
Я хотел приласкать ее, но она мягко остановила мою руку, лежащую на ее бедре.
– Хватит, – прошептала она, – на сегодня. И так было слишком хорошо. Просто давай полежим.
И мы лежали, наслаждаясь этим моментом. Ее дыхание было ровным и спокойным, а я чувствовал, как внутри меня разгорается огонь. Утром она ушла, оставив после себя лишь легкий аромат лаванды. Очарование прошло, и я снова оказался в серости своего больничного бытия. Но в глубине души я знал, что в моей жизни наступила белая полоса. Пусть и измазанная серостью застенков. Но все же это была белая полоса.
– Ну что там про то, что ты говорила мне ночью? – напомнил я Шизе.
– Это то, что поможет нам удрать с этой планеты…
– Ты нашла звездолет? – усмехнулся я, и она ответила:
– Да.
Я не поверил:
– Шутишь?
– Не шучу, я перехватила сообщение по нейросети, его передали с корабля, что прибыл в Солнечную систему.
– Да не может быть! – воскликнул я и покрылся испариной.
– Может, папочка, может. Это контрабандисты, они набирают жителей Земли и увозят куда-то далеко на рудники. Я поняла это из переговоров пилота шаттла и корабля-базы. Корабль прячется за Юпитером. А шаттлы приземляются под полем подавления, их не видно, и переговоры ведут по связи, которой тут еще не существует.
Я замер, обдумывая ее слова.
– И как это нам поможет? – спросил я.
– Ты выйдешь из тюрьмы, я узнаю, где находится контора этих контрабандистов, и ты подпишешь контракт…
– И поеду на рудники? – спросил я.
– Да, потом мы сбежим, это проще, чем удирать с Земли.
– Не знаю, – засомневался я.
– Не беспокойся, у тебя есть я. Я все продумаю. Они нечасто посещают Землю, раз в пять-шесть лет, так что успеем подготовиться. Я не хотела тебе этого говорить заранее, но ты, папочка, впал в такую депрессию, что я вынуждена была тебе сообщить эту радостную новость. У нас появилось будущее, понимаешь?
– Понимаю, – с большой долей сомнения кивнул я. Поменять колонию на каторгу – то еще удовольствие. Теперь надо заставить себя не спешить, а то захочется удариться в бега…
– Не надо, отсиди свой срок, а там посмотрим. Ты же у нас бессмертный хранитель.
– Уже нет, – горестно вздохнув, ответил я.
– Нет, хранитель. На тебе печать хранителя, она не исчезает с потерей тела, она на духовном теле. Так что призвание тебя вернет, не сомневайся.
Тамара Григорьевна вошла в кабинет главврача с легкой, едва заметной улыбкой, но ее внутреннее напряжение чувствовалось даже в воздухе. Главврач, которого Виктор про себя обозвал Айболитом, хитро прищурился, словно ожидая, что она принесет с собой.
– Что, дежурство прошло хорошо? – спросил он, его голос звучал мягко, но в нем таилась скрытая хитринка. Врачи в кабинете невольно заулыбались, словно предвкушая нечто интересное.
Тамара Григорьевна мгновенно преобразилась, ее лицо стало непроницаемым, а взгляд – ледяным. Она окинула главврача холодным, строгим взглядом, и тот, почувствовав ее неудобство, мгновенно сменил улыбку на официальную маску.
Эта женщина была легендой больницы. Тамара Григорьевна была известна своей неумолимой приверженностью порядку и дисциплине. Ее острый ум и холодный взгляд могли пригвоздить к месту любого, кто осмелился бы нарушить установленные правила. Говорили, что она живет здесь, в больнице, как в своем собственном мире, не имея ни семьи, ни детей. Вся ее жизнь была посвящена этому месту, и ее преданность делу была настолько велика, что она казалась живой легендой, воплощением самой больницы.
Она села справа от главврача и положила перед собой блокнот с записями.
– Ну-с, начнем пятиминутку, товарищи, – начал совещание Айболит. – Тамара Григорьевна, доложите, как прошло дежурство и как там наш новый пациент.
Тамара Григорьевна открыла блокнот и углубилась в записи.
– Дежурство прошло спокойно, без происшествий. Я провела с пациентом предварительное собеседование и выяснила, что склонность к суициду у него была и ранее.
– Даже так? – удивился профессор. – Ну-ка, поподробнее, пожалуйста.
– Дело в том, что он не хотел сдаваться в плен душманам (он их называет «духами», но это уже многие знают), – ответила Тамара Григорьевна. – Он был готов отстреливаться до последнего патрона и подорвать себя гранатой. Он страшился плена. Его сильно печалит обстоятельство, что его признали предателем, и он, хотя и сознался в преступлении, считает себя невиновным. Единственное, что он ставит себе в вину, это связь с американкой. Он назвал ее очень красивой. И сказал, что как мужчина, год не знающий женщин, не справился с искушением. Он себя даже осуждает за проявленную слабость.
– Ничего себе слабость… – хмыкнул мужчина с бородой. Тамара Григорьевна окатила его таким взглядом, что он замолчал на полуслове и откашлялся. – Простите, вырвалось, – извинился врач.
– Пациент находится в нестабильном состоянии, у него нет сейчас чувства самосохранения. Он как бы ищет повод пойти на конфликт. Это я поняла из его разговора, он провоцировал санитара, назвав его садистом.
– Это какого? – вновь спросил главврач.
– Мишу. Сказал, что у него глаза, как у убийцы.
– Я тоже это заметил, – не сдержался бородатый врач.
– Ну, у нас не пансион девиц, – проговорил Айболит, – а психиатрическая больница. Трудно оставаться доброжелательным в такой обстановке.
– Он примерно так же ответил, – произнесла Тамара Григорьевна, – что здесь нет здоровых людей даже среди персонала больницы.
– Вот как, смелое суждение, а что еще он проявил во время разговора? – спросил главврач.
– Я выставила санитаров и провела беседу без их помощи. Пациент не опасен. Да, подавлен, но не представляет опасности. Но что будет, если рядом окажется такой провоцирующий субъект, как Михаил, я пока сказать не могу, пациент его начал задирать сознательно при мне.
– Вы правильно сделали, что убрали провоцирующие пациента обстоятельства, голубушка, что было дальше? – серьезно произнес главврач.
– Я назначила ему успокоительное и витаминный комплекс «В6» и «В12», а также витамин «С» и отправила в палату. По дороге в палату завязалась ссора санитаров и пациента. Делать выводы еще рано. Ясно пока, что агрессия у пациента – способ защиты. Пациент проявляет признаки латентного характера. Он склонен к обдумыванию своих шагов, проводит самоанализ, и его энергия направлена сейчас на то, чтобы защитить себя от неправомерных действий. Если мы снимем с него тяжесть вины за содеянное, то он вернется в колонию здоровым человеком. Если он не сможет избавиться от груза вины за проступки, то будет искать конфликты подсознательно и может снова совершить попытку суицида. Но это предварительное мнение. Нужно тщательное обследование.
– Вот и хорошо, Тамара Григорьевна, вы специалист по суицидникам, пишете диссертацию на эту тему, вам и флаг в руки. Две недели вам срок, чтобы определить, здоров пациент или нет, и степень его опасности для окружающих и самого себя.
Врач кивнула и закрыла блокнот.
– Я прошу других врачей не вмешиваться в курс лечения, – произнесла она, и под ее взглядом все сразу открестились от этого пациента.
– Совещание закончено, товарищи, – поспешил сообщить главврач, – все на обход по своим отделениям. И убедительная просьба. Экономьте дорогие лекарства, они в дефиците. У нас за квартал перерасход…
Когда двери кабинета главврача захлопнулись за последним врачом, в тишине раздался осторожный стук. Айболит, погруженный в свои мысли, с едва заметным раздражением произнес:
– Войдите.
На пороге появился следователь прокуратуры, его глаза скрывались за стеклами очков, а лицо выражало сосредоточенность.
– Разрешите? – вежливо спросил он.
Айболит взглянул на него с нескрываемым недовольством.
– У меня обход, зайдите позже…
Следователь кивнул, словно понимал, что его визит может быть неуместным.
– Я вас надолго не задержу, – тихо произнес он. – Мне нужно узнать, кто из врачей занимается осужденным Глуховым.
Айболит на мгновение задумался, затем уверенно ответил:
– Тамара Григорьевна Мясищева.
Следователь поблагодарил его и, попрощавшись, направился к кабинету, где, по его сведениям, находилась нужная ему врач. Он прочитал надпись на двери и постучал.
– Войдите, – раздался голос, холодный и уверенный.
Дверь открылась, и следователь увидел стройную женщину с суровым лицом.
– Тамара Григорьевна? – спросил он.
– Да, – ответила она, слегка прищурившись. – Вы кто и что вам нужно?
Следователь достал удостоверение и протянул его женщине. Она впилась в документ глазами, затем спросила:
– Что вам нужно, товарищ следователь? Я только что закончила дежурство и уже собираюсь уходить.
– Я вас надолго не задержу, Тамара Григорьевна, – сказал следователь, стараясь говорить спокойно. – Мне нужно поговорить с вами по поводу вашего пациента из колонии – Глухова. Вы ведь им занимаетесь?
– Я его лечащий врач, – резко ответила она. – Моя задача – выявить, есть ли у него отклонения в психике и представляет ли он опасность для окружающих.
Следователь кивнул, понимая, что она говорит правду.
– Все верно, – сказал он. – Но есть информация, что он не просто пытается избежать ответственности. Он прикрывает тех, кто его ранил. Мне нужно выяснить, кто это сделал. Я прошу вас прижать его, напугать, чтобы он выдал имена. Мне нужны фамилии…
Врач посмотрела на него с возмущением, которое мгновенно превратилось в гнев.
– Попугать? – переспросила она, ее голос дрожал от ярости. – Вы понимаете, куда пришли? Мы здесь не для того, чтобы кого-то пугать. Уходите, иначе я немедленно позвоню заместителю начальника районной прокуратуры, Игорю Павловичу Быстрову.
Следователь почувствовал, как его охватывает тревога. Он сделал шаг назад, прижавшись спиной к двери.
– Ну что вы, Тамара Григорьевна, так заволновались… – попытался он успокоить ее.
– Прочь! – Ее глаза под очками сузились, и она, развернувшись, направилась к столу.
Следователь понял, что его время здесь истекло. Он быстро покинул кабинет и направился к кабинету главврача. Его сердце бешено колотилось, а в голове роились мысли о том, как ему теперь действовать дальше.
Не стучась, он открыл дверь. Главврач разговаривал по телефону.
– Даже так, даже так, – несколько раз повторил он и, увидев следователя, спросил: – Опять вы? – Потом в трубку телефона произнес: – А, нет, это не вам, Светлана. У меня посетитель. Не беспокойтесь, все сделаем как надо. До свидания. – Он положил трубку на место и сухо спросил: – Ну что у вас?
– Я хотел бы вас попросить поменять лечащего врача пациенту Глухову.
– С какой стати? Тамара Григорьевна – лучший специалист, очень достойная женщина, парторг…
– Я понимаю, но она меня не услышала и не хочет сотрудничать…
– Что она не услышала? – раздраженно произнес главврач и позвал секретаря. – Ниночка, пригласите Тамару Григорьевну… На минутку, – добавил он. – Присаживайтесь, – главврач указал на стул.
Следователь сел, поправил очки.
– Пока нет вашего парторга, – начал следователь, – я хочу сказать, что вы очень поможете следствию, если поменяете врача на более сговорчивого. А то, знаете, проверки из облздрава, из прокуратуры, как хранятся наркотические вещества…
Главврач вспотел и стал платком вытирать лоб. Он понял намек и завозился на стуле. Вошла врач, увидела следователя и снова прищурилась, держа следователя под прицелом.
– Проходите, Тамара Григорьевна, – нервно пригласил врача Айболит, – тут вышло недоразумение…
– Ничего себе недоразумение, – воскликнула Тамара Григорьевна. – Гражданин следователь…
– Товарищ, – поправил ее следователь. Но женщина на него даже не взглянула.
– …потребовал, чтобы я попугала пациента и заставила его сознаться в том, что он не делал. Я сейчас же иду в прокуратуру и пишу заявление. И если вы, Георгий Вениаминович, нарушите этику врача, я поставлю вопрос на партсобрании о вашей неблаговидной деятельности. У меня все, до завтра, товарищи. Я в прокуратуру.
– Стойте! – остановил ее следователь, он уже понял, с кем имеет дело: эта женщина, несгибаемая, как гранит, пойдет до конца. – Не надо никуда ходить, просто дайте заключение по больному, и я его заберу в колонию.
– Только после тщательного и всеобъемлющего обследования, – ответила врач, окинула обоих мужчин своим взглядом ядовитой змеи и вышла.
Следователь и главврач одновременно вытерли лоб платками и облегченно вздохнули.
– Забудьте о моей просьбе, – произнес следователь и встал. Вышел он сгорбленным и понурым.
До вечера меня будто бы оставили в покое: сделали уколы, измерили температуру, накормили больничной баландой – и словно забыли о моем существовании. Но вот, когда ночь уже начала окутывать больницу своим густым покрывалом, дверь моей палаты приоткрылась, и в щель заглянул силуэт. Я поднял голову и увидел санитара Мишу. Его лицо, освещенное тусклым светом, казалось загадочным и немного зловещим.
– Привет, заходи, гостем будешь, – сказал я, не стараясь скрыть радости в голосе.
– Коньяк есть или врал? – спросил он, его голос звучал холодно, и одновременно в нем слышался интерес. Я сел на кровать. В моей руке как по волшебству появилась бутылка коньяка. Санитар вытаращился на бутылку.
– Есть, Миша, заходи и неси закуску, – ответил я, стараясь не рассмеяться от ошеломленного вида санитара.
– Рыба жареная, хлеб и лук пойдут? – Санитар достал из-за пазухи пакет с едой. Его движения были резкими и точными, как у человека, привыкшего действовать в темноте.
– Пойдет, как в армии, – прошептал я, натянуто улыбаясь.
Воспоминания вдруг нахлынули, словно волна, и сердце сжалось от боли.
Армия может вышвырнуть тебя, но армию из себя не вычеркнешь до конца дней.
Миша тихо прикрыл за собой дверь и крадучись направился к кровати. В комнате царил полумрак, нарушаемый лишь едва слышным дыханием, и казалось, что по палате ходит крадучись вор.
– Кто сегодня дежурит? – тихо спросил я, стараясь не нарушить хрупкую тишину.
Санитар лишь небрежно махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху:
– А-а. Борода. Он уже спит. Быстро провел поверку, хлопнул рюмку спирта с глюкозой и сейчас храпит в ординаторской. До утра его не разбудишь. Я все двери запер, так что нам никто не помешает. – Он говорил тихо, но в его голосе слышалась напряженность, в которой он пребывал.
Санитар ловко разложил на кровати содержимое пакета: жареный серебристый хек, аппетитный черный хлеб и свежий зеленый лук. Его глаза блеснули, и он облизнулся, предвкушая что-то очень приятное.
– Наливай, – прошептал он, и в его голосе прозвучало нетерпение.
Я открыл бутылку, отвинтив пробку, и взглянул на санитара.
– Стаканы где? Я не пью из горла.
– Ах, это, – спохватился Миша, доставая из кармана халата две мензурки и сдувая с них пыль. Он подставил их, держа в руках. Я разлил жидкость и произнес:
– Будем, Миша. – Он кивнул, и мы выпили. Я занюхал луком; он только шмыгнул носом.
– Красотища, – произнес он, смакуя послевкусие, – я такое себе позволить не могу.
– Миша, – ответил я, разливая по второй, – ты просто не знаешь, где искать возможности, которые могут сделать тебя счастливым.
Он выпил залпом и выдохнул, поставив мензурку. Закусывая рыбой, он спросил с полным ртом:
– Что за возможности?
Я тоже выпил и вновь занюхал луком.
– Хочешь жить – умей вертеться, – сказал я. – Знаешь такую поговорку?
– Ну, знаю, и что? – насупился санитар.
Я снова наполнил его стакан и произнес:
– Первые три рюмки надо пить быстро, потом можно посидеть, поговорить. – Он благодарно принял мензурку, и мы выпили. – Между первой и второй перерывчик небольшой. Третью надо быстро пить, чтоб дорожку проложить…
– Ты о возможностях говори? – перебил меня санитар.
– А ты умеешь вертеться? – спросил я, прищурившись.
Санитар нахмурил брови и исподлобья посмотрел на меня:
– Это к чему ты клонишь?
– К тому, Миша, что у нас нельзя воровать – поймают, грабить тоже нельзя – тоже поймают и дадут срок. Возможности для хорошей жизни ограничены. Нужно быть рядом с тем, кто может достать что-то полезное. Дефицит, так сказать. И быть полезным ему. Рука руку моет, Миша. Вот о чем я. И где этот, кто может все достать?
– И чем я могу ему быть полезным? – спросил Миша.
– А ты подумай сам. Я-то в колонии сижу. Но и там есть то, что можно предложить другому. У кого есть нужный, дефицитный товар: обувь импортная, мясо без костей, понимаешь, лекарства импортные.
– Не, я наркотиками не занимаюсь, – замахал руками Миша.
– А кто говорит про наркотики? – рассмеялся я. – Не надо наркотиков, ты не там ищешь. В городе есть фабрики, у них есть материалы и товар. Подумай, что ты можешь предложить? – Я видел, что санитар совсем запутался, его интеллект не позволял ему понять, что делать.
Я налил еще по одной.
– Миша. Добывать и менять – это не твой уровень, тут нужна сметка. Но ты можешь быть помощником в любом деле. Держись меня, и я тебя пристрою к человеку, который умеет жить хорошо.
– Ты? Ты же в колонии… – удивился санитар, уткнув в меня взгляд не совсем трезвых глаз.
– Там много полезных людей сидит, Миша, и у всех остались связи на свободе. Но об этом как-нибудь в другой раз. Вот я угостил тебя коньяком, а ты расскажи мне, что у вас тут в больнице происходит, кто такая Тамара Григорьевна.
– У-у-у, – пьяно провыл Миша, – это Кобра. Она помешана на порядке. Орднунг унд арбайтен, – произнес он. – Она всем тут заправляет: и начальник отделения, и парторг…
– А-а-а-а, – протянул я и разлил коньяк. – Понятно. И что, она такая страшная?..
– Сам увидишь. А ты зачем себя резал? Дурной, что ли?
– Не, Миша, умный, – похвалил я сам себя, – мне двенадцать годков сидеть, и надо как-то скрашивать серые будни.
– Ага-а. Скрашивать. Резать себя – это не очень умно.
– Ну, на том этапе жизни это было лучшим вариантом из худших. Я попал в лазарет, там месяц покантуюсь, две недельки тут, а потом полгода не буду на тяжелых работах. И в этом тоже есть свои прелести для зэка, Миша.
– Не очень-то радуйся, – ответил Михаил. – Кобра тебя не отпустит просто так, замучает, вот увидишь, она повернутая на работе, ее все боятся.
– И ты? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
– И я…
– Это она тебя оставила второе дежурство подряд?
– Она, – кивнул Миша.
– А Федора чего не оставила?
– Я старший в смене был, с меня и спрос. А ты вел себя очень нагло, таких мы быстро на место ставим, но Кобра вмешалась… Прости, тебя вообще как зовут, я не помню?
– Виктор зовут, Миша, я не в обиде. Выпьем? – спросил я, и мы выпили. Миша раскраснелся, и глаза его масляно блестели.
– А как это у тебя получается, так вот, – он поводил руками в воздухе.
– Секреты мастерства, Миша, я после колонии пойду в театр или в цирк, буду фокусы показывать, хватит, отслужил Родине.
– Ага, отслужил? – Миша хмельно икнул и усмехнулся: – Ты же родину предал.
– Нет, Миша, я никого не предавал. Стечение обстоятельств, и удачное, и не очень.
– Это как? – уставился на меня санитар.
– Баба, Миша. От них все зло. Повелся я на красивую американку итальянского происхождения – сказка, а не женщина. Мы с ней на «Форуме ЮНИСЕФ» познакомились, я возьми и пригласи ее на квартиру в Кабуле, там и «завалялись». Она утром исчезла, не прощаясь, написала только: «Не ищи меня». Прошла неделя, мы выдвинулись на операцию, надо было блокировать район. Там наши по селению БШУ[95] нанесли, да он пришелся на селение. В селении хадовцы должны были провести зачистку, а они, сволочи, не пришли, Миша. От них ушла духам информация, что мы будем идти и каким маршрутом. Я сейчас в этом уверен. Нас духи поймали на улице в одном из поселков, меня ранили. И, как оказалось, в этот район репортеры прибыли, представители мировых организаций, чтобы зафиксировать акт уничтожения села, типа зверства шурави… И среди них была эта американка. Меня духи в плен взяли раненого. А она меня у них забрала. Я хотел подорвать себя гранатой, уже достал, но, видимо, не успел выдернуть чеку, сознание потерял. Очнулся уже в вертолете, меня везли, как оказалось, в Пакистан. Лечили в госпитале Красного Креста и Полумесяца. Вылечили. И мне она предлагала остаться за границей, но я не захотел.
– Почему? – удивленно воскликнул подвыпивший санитар.
– Потому, Миша, что у меня была родина. Кто я без родины? Никто, Миша.
– Но там же… – промычал Миша и закатил глаза.
– Там, Миша, никто нашего брата не ждет, там человек человеку волк. В общем, я уперся и сказал, что хочу вернуться в СССР. И меня отпустили. В аэропорту, по прилете, взяли меня под белые ручки и поместили в следственный изолятор, и прямо сказали, чтобы признался в сотрудничестве с иностранной разведкой. Я уперся, но мне дали полный расклад по моему положению: не сознаюсь – расстрел, сознаюсь – восемь лет дадут. А дали двенадцать – хорошо, что не расстреляли.
– Не верю я, – покачал головой Миша, – у нас никого незаслуженно не сажают.
– Почему незаслуженно, – ответил я, – вполне заслуженно. Я перепихнулся с американкой, оказался за рубежом, но за это не двенадцать лет дают, а меньше, если вообще сажают. Только родину я не предавал.
– Ну и дурак, – пьяно пробурчал Миша. – Наливай. – Я разлил остатки коньяка. – Жил бы сейчас за рубежом: виски, кола, джинсы… – Он мечтательно закрыл глаза.
– Не могу я, Миша, без родины и не хотел быть тем, на кого плевали бы. Тут у меня семья, сын… Были, – подумав, произнес я. – Все отказались от меня.
– Еще бы, изменник родины. Ладно, забей. – Он снова помахал в воздухе руками. – Ты мужик ничего… Не забудь о своем предложении быть полезным. Я пойду, а ты спи. – Он строго погрозил мне пальцем. – И не буянь, в морду дам.
Я кивнул, собрал остатки еды в пакет и отдал санитару. Он ушел, а я остался наедине со своей памятью и мыслями.
Утром, когда процедуры и завтрак остались позади, в палату вошла Тамара. Ее голубое платье, едва выглядывающее из-под медицинского халата, придавало ей особенную, почти магическую притягательность. Глаза ее сияли, словно два драгоценных камня, искрящихся радостью, которую она не в силах была скрыть.
Она подошла ко мне стремительно, как вихрь, и, не говоря ни слова, прильнула к моим губам в горячем поцелуе. Ее дыхание было прерывистым, а голос, когда она прошептала, что сегодня останется на дежурство, дрожал от волнения. Затем она быстро развернулась и выбежала из палаты, оставив меня в оцепенении.
Как же трудно женщинам скрывать свои искренние чувства! Я ощутил укол жалости к ней и, словно герой из фильма «Джентльмены удачи», хотел воскликнуть: «Шакал я паршивый, такой хороший женщин обманываю». Но тут же одернул себя. Хочешь жить – умей вертеться. Однако как выкрутиться из этого любовного треугольника, в который я попал? Я не знал ответа.
Затем меня «пригласили». Санитар Федор, чья суровая фигура возникла словно из тени, рявкнул:
– Клоун, поднимайся, к врачу, быстро!
Я медленно поднялся с кровати, натянул больничные тапочки и шаркающей походкой, напоминающей походку старика, побрел за ним.
– Мишка сказал, вы с ним коньяк пили, – тихо, почти шепотом, произнес он мне в ухо. Я кивнул.
– Хотел извиниться за грубость.
Санитар вздохнул:
– Еще есть?
– Есть.
– Жаль, я сегодня дежурю, – пробурчал он. – Вместе с Коброй.
Я продолжил путь, а санитар, отстав на несколько шагов, внезапно толкнул меня в спину. Тапочка слетела с ноги, и я, потеряв равновесие, пробежал несколько шагов вперед. Вернувшись, молча нагнулся, чтобы подобрать ее. Санитар, усмехаясь, стоял рядом. Я уловил его запах пота, который вызвал у меня раздражение, и сжал кулаки. Ухватил его за пах и крепко сжал. Выпрямившись, я взглянул ему в лицо и с холодной яростью произнес:
– Еще раз меня тронешь – оторву тебе яйца и заставлю съесть. И мне ничего не будет, я больной, понял, урод? И не лезь ко мне, я пить с тобой не буду.
Федор стоял статуей с открытым ртом. Я отпустил его, пошел дальше. Дошел до кабинета и, не стучась, распахнул дверь.
– Вызывали? – спросил я и утонул в глазах женщины.
– Заходи, – поторопила она меня. Я зашел.
Федор сунулся было следом. Лицо его было красным от боли, гнева и обиды.
– А ты свободен, – холодно произнесла Тамара. – Федор, иди на пост и жди там. – Она выпроводила люто глянувшего на меня санитара и на ключ закрыла дверь. Тамара, не стесняясь, тут же стала раздеваться. – Помоги мне, – прошептала она, сгорая от страсти и пугая меня своим огнем. Верно говорят, в тихом омуте черти водятся.
Мне начинала нравиться моя жизнь, словно я нашел сокровище в заброшенном саду. Может, остаться в лечебнице навсегда, пусть признают меня опасным, пусть закроют двери и забудут о моем существовании? Но тут же отбросил эти мысли, как ядовитые змеи. Тамара может перейти на другую работу, нас могут поймать с поличным, наши тайные встречи – как пламя, которое невозможно спрятать в ночи.
После всего я помог Тамаре натянуть платье, защелкнул молнию на спине и сел на стул. Она быстро привела себя в порядок, скрутила волосы в аккуратный пучок, и я подал ей изящную заколку.
– Спасибо, – прошептала она, ее голос был спокоен. И без промедления начала рассказывать о вчерашнем дне, как будто это было самое обычное событие. – Приходил следователь в очках. – Она поправляла свои очки, которые делали ее еще старше и суровее. – Он хотел, чтобы я тебя напугала тем, что ты можешь остаться навсегда в психушке, как полоумный больной, тебя будут пичкать лекарствами, от которых ты потеряешь связь с реальностью и станешь овощем, или ты должен будешь рассказать, кто тебя порезал, он имеет какие-то планы на этот счет.
– А ты что сказала ему? – спросил я.
– Я его прогнала и пообещала сообщить в прокуратуру, тогда он пошел к главврачу и стал на меня жаловаться. Меня вызвали в кабинет, и я им обоим – и следователю, и главврачу – сказала, что не буду этого делать и пойду жаловаться в прокуратуру. Следователь ушел, но я знаю таких людей, он не отступит и что-нибудь придумает. Тебя могут вернуть в колонию или перевести в другую больницу.
– А тут есть еще такие лечебницы? – спросил я.
– Есть больница, и в ней отделение психотерапии, и там он может попробовать сломить тебя.
– Там меня надо будет охранять, поставить пост, – подумав, ответил я, – ему не дадут такого разрешения, слишком много мороки с одним зэком. Не беспокойся, но он может потребовать быстрого разбирательства.
– Не получится – раз ты попал сюда, значит, выйдешь только после нашего разрешения.
– Вашего, не твоего, – ответил я. – У него есть много рычагов, чтобы повлиять на главврача. Облздрав, проверки санитарной службы, наркоконтроля, вашему главврачу это может не понравиться. Он может сам написать заключение…
– Я уже обещала ему, что вызову его на партийную комиссию, – ответила Тамара, – он побоится.
– Дай-то бог, – сказал я, но все же мысленно приготовился к неожиданностям.
Открытый космос. Планета республики Валор
– Дорогой, мы пересекаем границу космического пространства звезды, где нас ждет планета Валор, – Исидора нежно трясла за плечо своего спящего мужа. – Ты просил разбудить тебя.
Прокс открыл глаза, улыбнулся и, обняв жену, поцеловал ее в щеку. Но она отстранилась, поправила ремень с золотым шитьем и мягко произнесла:
– Не сейчас, милый. Поднимайся, прими душ и займи место адмирала флота ее высочества.
Исидора ушла, оставив за собой аромат тонких духов, который Прокс обожал. Он встал, чувствуя, как напряжение охватывает его тело. Вскоре он присоединился к ней на капитанском мостике.
План операции был тщательно разработан заранее и многократно проверен на тактическом искине. Симуляторы боя обещали семьдесят восемь процентов успеха. Оставался еще небольшой шанс неудачи, но никто не мог гарантировать стопроцентный результат. Прокс и Исидора знали это. Она не боялась возможного провала, веря в своего мужа и убеждая его выполнить задание. Хотя Прокс долго сопротивлялся, но ее решительность и воля в конце концов сломили его сомнения.
Теперь, сидя в ложементе капитана на капитанском мостике, он чувствовал, как сердце бьется в такт с пульсом корабля. Как всегда, когда решение принято, Прокс был спокоен и собран, он не давал места сомнениям.
– Адмирал, – раздался голос искусственного интеллекта, управляющего кораблем. – От станции пограничного контроля республики Валор пришел запрос на идентификацию.
– Отправляй ответ, – тут же скомандовал Прокс.
Дежурный оператор пограничной стражи республики Валор, не отрываясь от экрана, наблюдал за мерцающими точками, появившимися на его радарах. Его взгляд упал на приближающуюся эскадру, состоящую из боевого корабля среднего класса и тяжелого транспорта. Сердце оператора забилось быстрее.
– Герр подполковник, – взволнованно произнес он в коммуникатор, – здесь что-то невероятное.
– Что именно? – Голос подполковника звучал сухо, но в нем проскользнуло легкое напряжение.
– К нам направляется эскадра, – оператор указал на экран, – средний крейсер и транспорт. Их опознавательные знаки мне незнакомы, их нет в нашей базе данных.
– Их сигналы? – нетерпеливо потребовал подполковник.
– Они передают, – дежурный запнулся, словно не мог поверить в услышанное, – что корабли принадлежат Новороссийскому княжеству.
– Где это? – В голосе подполковника звучало явное удивление, смешанное с недоверием.
– Я сам не знаю. Что прикажете?
– Приказываю передать приказ кораблям лечь в дрейф до выяснения обстоятельств.
– Есть, герр подполковник. Эскадра под транспондерами Новороссийского княжества, вам предлагается лечь в дрейф, передаю координаты. Этого требует нестандартная ситуация. Вас нет в нашей базе государств. Приносим извинения за причиненные неудобства.
В это время командир пограничного поста связался со своим начальством на спутнике планеты Валор. Сигнал по гиперсвязи ушел молниеносно, но ответ задержался.
– Повторите то, что вы ранее прислали, – был ответ от командования.
Командир поста повторил информацию. Через несколько томительных минут пришел ответ с центрального поста:
– Запросите сведения о княжестве и месте его нахождения, пусть вышлют спецификацию кораблей.
Новый ответ еще больше удивил командование пограничных сил.
В сообщении, переданном эскадрой, говорилось, что Новороссийское княжество находится в Закрытом секторе и крейсер сопровождает транспорт с колонистами, которые следуют на планету Суровую, где находится колония княжества.
Решать вопросы допуска странной эскадры дальше командование пограничных сил было не в состоянии и передало информацию в министерство обороны. Там запросили спецификацию кораблей и груза. Ответ пришел вскоре.
Как оказалось, странности продолжались. Крейсер был новейшей постройки верфей ССО. Транспорт же был сильно устаревшей конструкции, таких не выпускали.
– Этот проект был создан в рамках освоения Закрытого сектора Министерством внутренних дел республики Валор четыреста лет назад, – передал специалист по кораблям.
– Одно страннее другого, – произнес дежурный адмирал и передал информацию военному министру. Тот, получив ее, передал дальше в секретариат президента. Оттуда быстро пришел ответ: «Запросите цель посещения Республики».
Запрос прошел всю цепочку до кораблей Прокса, и Прокс ответил:
– Дружеский визит с целью установления дипломатических отношений. Новороссийское княжество представят адмирал флота ее высочества граф Эмиль Флоренс и его жена графиня Исидора Флоренс.
Вновь наступило томительное ожидание. Ответ Прокса пошел по длинной цепочке служащих и достиг секретариата президента. Начальник секретариата подумал и решил доложить секретарю жены президента. Та удивленно выслушала информацию и с недоверием спросила:
– Откуда в Закрытом секторе могло появиться неизвестное государство и как корабли этого княжества пропустили силы ССО? Сделайте запрос и сразу же предоставьте мне исчерпывающий доклад.
Запрос пришел через добрых два часа, и Прокс, готовый к этому, отправил обстоятельный ответ.
Новороссийское княжество образовано четыреста лет назад колонистами из Конфедерации Шлозвенга. Они нашли необитаемую планету и инженерный корабль, который был необитаем, получили от искина доступ и стали создавать приемлемые условия жизни. Здесь они столкнулись с могучей сущностью, и та приняла их под свое покровительство, защищала и укрывала от любопытных глаз. В дела обжитой части сектора потомки колонистов долго не лезли, но потом постепенно обосновались и там, но скрытно. Наладили переход и гиперсвязь из Закрытого сектора в Открытый мир и стали колонизировать одну из своих первых планет – Суровую. В последнее время вышли на Комитет безопасности АОМ и получили от него разрешение на свободное перемещение с тем условием, чтобы на жизнь обжитых планет в Закрытом секторе не оказывать влияния.
Этот ответ ошеломил всех, но особенно фрау президентшу. Ее лицо побледнело, а взгляд стал стеклянным, словно она внезапно оказалась в эпицентре урагана, где все привычные ориентиры исчезли. Она буквально окаменела, не в силах осмыслить обрушившуюся на нее информацию. Но в ней вдруг вспыхнула искра решимости. Собрав волю в кулак, она приказала перепроверить слова представителей загадочного княжества.
Официальный запрос был отправлен в комитет по безопасности АОМ, однако ответ можно было ожидать лишь через тридцать – сорок дней. Понимая, что держать знатных гостей на дальней орбите столько времени – это оскорбление, фрау президентша потребовала немедленный отчет о колонистах и грузе. Ее голос дрожал от напряжения, а глаза метали молнии, требуя немедленных действий.
Ей пришел видеоотчет о колонистах, лежащих в капсулах, и через стекло капсулы фрау увидела орков. Ее это просто шокировало. А когда она прочла спецификацию груза, в которой говорилось, что корабль везет тонны золота и магически структурированную воду для пролонга, который будет осуществляться колонистами на планете Суровой, она буквально взорвалась негодованием.
Она вдруг осознала зловещий замысел ненавистного комитета. Старые, искушенные борцы с Синдикатом наконец уразумели значимость пролонга и открыли путь к вывозу магических ингредиентов, но под своим бдительным надзором. Если она лишится этой возможности – быть единственной хозяйкой в этой области, – ее влияние рухнет, она станет никому не нужной. Пролонг официально признают и узаконят. Ее изящно, но жестоко отстранили от этого дела. За этим стояли проницательные умы специалистов АДа. Не сумев остановить утечку магических ингредиентов, они решили сами наладить производство пролонга и на этом хорошо заработать…
– Сволочи! Какие же они сволочи!.. – с неподдельной горечью вырвалось у фрау.
Но решение пришло мгновенно: этих графов нужно немедленно принять и быть с ними как можно более любезной. Она попытается договориться с ними.
– Прикажите пропустить корабль к планете, поставьте на ВИП-стоянку и отправьте приглашение графу и графине на банкет в честь моего дня рождения. Когда корабли княжества войдут в зону обычной связи, соедините меня с ними.
Прокс терпеливо ждал ответа на свой запрос, и время тянулось, словно вязкий песок сквозь пальцы. Когда стрелки часов коснулись полудня и солнце на планете достигло зенита, он наконец получил весть, которая не принесла ему ни капли удивления. Жена оказалась права: Фрау не смогла устоять перед соблазном. Она прислала приглашение на банкет, попав в расставленную ими ловушку, словно бабочка, летящая на свет магических ингредиентов, извлеченных из таинственного Закрытого сектора.
Прокс, погруженный в сумрак своих сомнений, не мог постичь, почему его жена с таким неистовым упорством стремилась помочь АДу в охоте на неуловимую Фрау. Исидора твердила, что этого требует сам хранитель мира Ирридар. Алеш, с присущим ему скептицизмом, не верил в существование мирового хранителя, тем более, по его мнению, Дух не подходил к такой роли. Но в глубине души понимал: если Фрау не остановить, мир погрузится в хаос террора, и этот пожар охватит все.
Он не мог понять, почему именно они должны стать теми, кто потушит этот адский огонь. Но Исидора, с ее непоколебимой решимостью и страстью, была так убедительна, что Алеш скрепя сердце вынужден был уступить. Он начал разрабатывать план операции, понимая, что времени у них мало и каждая деталь может стать решающей в этой опасной игре.
– Начинайте маневр, – отдал приказ Прокс. – Скоро мы будем лицезреть госпожу президентшу, – произнес он, повернувшись к жене. – Она не вытерпит и захочет пообщаться с нами до встречи на банкете, прошу тебя, будь осторожна и много не говори, дай мне возможность провести переговоры.
– Хорошо, милый, – Исидора улыбнулась, ее лицо оставалось безмятежным, словно она отправлялась не на смертельно опасную операцию, а на раут в высшем свете.
Прокс вздохнул, пытаясь унять волнение, которое охватило его перед грядущей встречей. До прямой связи оставалось больше часа, и он предложил:
– Пошли позавтракаем.
– Пошли, – Исидора кивнула, ее голос звучал спокойно, но в ее глазах таилась загадка, которая заставляла Прокса чувствовать, что за этой безмятежностью скрывается нечто ранее ему незнакомое.
Он окинул ее внимательным взглядом, но, получив в ответ улыбку, решил не спрашивать жену, а посмотреть, что будет дальше. Оперативная работа суеты и резких движений не любит. А его жена оказалась полной загадок и сюрпризов. Он понимал, что это работа Духа, но не понимал, зачем тому нужно было готовить ее таким образом к жизни в Открытом мире. Прокс видел будущее своей жены в «тихой гавани» клиники «Пролонга», в безопасности, а она окунулась в самые отчаянные предприятия и потащила за собой его, Алеша.
Такого уговора у него с Духом не было, и Прокс начал немного раздражаться. Не вытерпев, за завтраком он решил поговорить с женой.
– Исидора, я видел наше будущее не таким… – начал он.
– Я знаю, – ответила она, и ее глаза засияли мягким светом, словно лунный луч, пробившийся сквозь тучи. – Но не вини Ирридара. Это не его вина, а система, вплетенная в программы медкапсул. Они анализируют наши возможности, наши истинные способности. И я была предупреждена, никто не пытался посягнуть на мою волю. Я сама согласилась, чтобы программа подготовки к жизни в этом жестоком мире сделала меня сильнее, способной противостоять любым угрозам. Так что, милый, не злись на Ирридара, не называй его Духом. Он не дух, он живой, заботливый человек. Он подумал о тебе и о нас. Мы не отправимся в этот мир пустыми и босыми. Понимаешь?
– Да, я это понимаю и благодарю… – замявшись, он произнес: – Ирридара за то, что он вытащил нас из этого сектора, который я ненавижу, и дал средства к существованию. Но почему мы должны спасать мир?..
– Потому что других способных это сделать нет. Ирридар это понимал и отправил нас сюда, чтобы мы смогли решить эту задачу. Как ты думаешь, Вейс смог бы поймать Фрау?
Прокс опустил голову. Он понимал правоту ее слов, но не понимал, зачем ему впрягаться в это. Так и сказал:
– Я все это понимаю, но почему мы должны решать за него его проблемы?..
– Это не его проблемы, дорогой, это наши проблемы. Как только «Пролонг» обоснуется на Суровой, к нам потянутся агенты Синдиката. Сам понимаешь, чем это грозит.
– Понимаю, – кивнул Прокс и замолчал. Ему нечего было возразить жене: если агенты Синдиката «угнездятся» на Суровой, их жизнь будет постоянно подвергаться угрозе, а «Пролонг» могут дискредитировать диверсиями – в этом Синдикат поднаторел. Никакая служба безопасности не справится с этой угрозой. Уж он-то знал об этом лучше других.
Пока они завтракали, Прокс вновь успокоился. Сомнения, терзавшие его душу в последнее время, развеялись решительностью и мудростью жены. Он в который раз вспомнил, что она часть его тела и души, она не может быть другой. И принял это как неизбежное. С этого момента он обрел себя прежнего, только усилил в себе решимость. Когда корабль вошел в пространство, доступное обычной связи с кораблем, на связь вышел оператор связи Министерства обороны. На экране монитора появилось лицо молодого человека в военной форме. Он сурово смотрел на гостей и с достоинством произнес:
– Господин адмирал, приветствую вас в космическом пространстве республики Валор. С вами будет говорить ее превосходительство госпожа супруга президента Валора, фрау Марта Крюге.
Затем канал переключился, на экране появилось лицо молодой девушки.
– Господа. Я секретарь госпожи Марты Крюге, Элен. Герр адмирал, приветствую вас и вашу супругу от имени Валора. Я соединю вас с ее превосходительством фрау Мартой, прошу вас соблюдать дипломатический этикет… Если, простите, он у вас есть, – ее глаза холодно блеснули.
– Спасибо за предупреждение, фрау секретарь, – ответил Прокс, не изменившись в лице, – мы готовы к разговору.
Девушка кивнула и произнесла:
– Одну минуту, господа, – и исчезла. Сразу же за этим появилось лицо полноватой женщины средних лет с большими запавшими глазами, черными как ночь. Она смотрела даже сурово, но во взгляде проскальзывало скрытое любопытство.
– Господин граф, приветствую вас от имени республики Валор и выражаю вам свою искреннюю признательность и уважение. Я, фрау Марта, жена президента Валора и его канцлер, прошу вас быть свободными и не называть меня «ваше превосходительство». Хочу, чтобы между нами сложились теплые, дружеские отношения.
Она замолчала, и с ответной речью выступил Прокс.
– Фрау Марта, мы также рады нашей встрече и выражаем от имени ее высочества княгини Новороссийской свою искреннюю признательность за прием. Надеемся на длительное и плодотворное сотрудничество.
Фрау Марта кивнула и улыбнулась.
– Вы не отличаетесь от жителей Открытого мира, – произнесла она. – Но меня удивили ваши колонисты. Странные. Кто это? Они отличаются от вас.
– Да, это наши друзья. Они орки. Они многочисленны, сильны и способны обучаться. Будут работать на рудниках и пополнять бюджет колонии.
– Они живут вместе с вами? – закинула удочку фрау Марта.
– Нет, они с планеты Сивиллы. У нас там есть свой форпост, госпожа Марта, – ответил Прокс.
– Расскажите мне о своем княжестве. Как возникло, где находится и, главное, почему вас никто не изгнал столько лет.
Прокс улыбнулся:
– Я не прожил достаточно лет, чтобы стать свидетелем прошлого, фрау, но история поведала мне, что мы – потомки колонистов из Конфедерации Шлозвенга. Мы не стремились осваивать пустые планеты, где уже бушевали войны с теми, кто опередил нас в своем стремлении к новым мирам. Наши предки нашли идеальный спутник другой планеты – мир, укрытый куполом, словно драгоценный камень в шкатулке. Там они возвели города, где вода под землей стала источником жизни и кислорода, а воздух был чист и свеж. Мы не утонули в варварстве, а продолжали развиваться, создавая цивилизации, достойные наших предков. Однажды на нашу планету явилась великая сущность, чьи глаза светились знанием и силой. Она не подпустила никого близко, но указала нам путь к заброшенному кораблю и инженерному модулю, скрытому в недрах планеты.
Наши люди, вдохновленные этим даром, начали развивать технологии, основанные на инженерном модуле. Мы обрели гиперсвязь и телепорты, которые связали нас с далекими мирами. Магия, как и на Сивилле, стала нашим союзником, помогая решать самые сложные задачи, включая перемещение в пространстве. Этот мир, созданный нашими предками, стал для нас домом, полным тайн и чудес. И хотя мы не знаем, что ждет нас впереди, мы готовы встретить будущее с надеждой и решимостью.
Фрау Марта не смогла сдержать восхищения.
– Кто же эта загадочная сущность? – спросила она, ее голос дрожал от любопытства и тревоги.
– Мы называем его Хранителем, – ответил собеседник, его голос звучал таинственно, словно эхо из древних легенд. – В Закрытом секторе обитают властители, чьи магические силы столь могущественны, что неподвластны обычным смертным. Они вершат судьбы и направляют развитие нашего мира. Хранитель помог нам начать осваивать миры Сивиллы и Инферно, откуда мы попали в Брисвиль, столь же непонятный и таинственный, как все в том мире.
– Это так необычно и так интригующе, господа. А как вам удалось вырваться из Закрытого сектора?
– Мы давно уже выходим в Открытый мир и образовали колонию на границе изученного пространства. Но пришло время, когда надо было открыться, и мы открылись одному из посланцев вашего мира. Его зовут господин Вейс, он из комитета АОМ. Провели с ним переговоры. По сути, он не мог нам препятствовать в том, чтобы летать из Закрытого сектора и обратно. У АОМ нет для этого достаточно сил и нет желания. Мы не нарушаем запреты, наложенные на сектор.
– А как же магические ингредиенты? – спросила фрау Марта.
– Мы привезли магически измененную воду, из которой делаем эликсиры, и будем проводить операции пролонгирования жизни людей в Открытом мире. Этим мы хотим поделиться с человечеством, госпожа Марта. Для вас у нас подарки от отечества – амулеты из золота и драгоценных камней, они будут защищать вас.
Лицо фрау Марты несколько поблекло после слов Прокса, но она проявила выдержку и улыбнулась:
– Я рада, господа, что при первом открытом появлении в Открытом мире вы посетили республику Валор. Вам пришлют приглашение на прием в честь моего дня рождения. А сейчас прошу простить меня, у меня еще много дел. Я не прощаюсь, а говорю вам до свидания. – Она кивнула, окинула взглядом молчавшую Исидору, улыбнулась – и экран погас.
Фрау Марта, женщина, чьи властные нити пронизывали ткань республики, жестом подозвала своего телохранителя. Этот мужчина был не просто ее защитником, но и тайным возлюбленным, посвященным во все ее сокровенные замыслы. Президент, некогда могущественный, ныне был пленником своих слабостей. Много лет он находился под воздействием наркотических средств, и его присутствие в зале заседаний стало лишь формальностью. Власть перешла в руки фрау Марты, а многочисленные любовницы мужа, собранные по воле жены, лишь усиливали его бессилие.
Закон республики гласил, что президент избирается раз и навсегда и правит до конца своих дней. Поэтому никто не осмеливался говорить плохо о человеке, которому выпала эта честь. Однако за спиной президента царила фрау Марта, истинная хозяйка и республики, и Синдиката. Ее кузница кадров, где создавались агенты Синдиката, находилась на территории республики, и силы безопасности республики Валор бдительно охраняли ее от всевидящего «ока» АДа, следившего за каждым движением на планете.
– Мартело, – озабоченно произнесла фрау Марта, – ты слышал, что к нам прибыли нежданные гости из Закрытого сектора? Что ты знаешь об этом княжестве?
Мартело был мужчиной с яркой внешностью, на десяток лет моложе фрау Марты. Он обладал отличными способностями секретаря и любовника. Он был строен, красив и предан. Его черные, зачесанные назад волосы блестели от смазки для волос, придавая его облику видимый шик. Он поднял глаза к потолку, на мгновение задумался и начал говорить:
– Новороссийское княжество создало колонию на планете Суровой. Она находится на фронтире, на границе изученного космоса. Колонисты построили города-купола и защитили себя от агрессивной природы. Они сумели отбить несколько атак корпораций и стали членами Конфедерации Шлозвенга на правах наблюдателей. После отражения атаки Пальдонии заключили унию с Коморским союзом. Колонию основал некий Его милость. О нем мало что известно, но он действует от имени ее высочества княгини Новороссийской. Это все, что мне известно. – Он опустил глаза. – Ну, кроме того, что я услышал из вашего разговора с графом. У них разные типы кораблей, старый транспорт – это проект нашего министерства внутренних дел. Валор много сотен лет назад отправил в «Сектор» уникальный инженерный автономный модуль, он может строить корабли самостоятельно из тех материалов, что может найти в данной области, даже из камней. Он был списан, но, видимо, попал в руки колонистов. Наши агенты из ордена «Искореняющих» присылали доклады о чужом воздействии на планету Сивиллу. Они заметили чужое влияние, но не могли его идентифицировать. Это все.
– Есть сообщения от Советника?
– Нет, фрау Марта, сейчас все переходы из «Сектора» в Открытый мир перекрыты эскадрами ССО. А в Инферно наши люди находятся в осадном положении. Идет война за предел влияния между князьками.
– Как ты думаешь, эти пришельцы не врут? – Фрау Марта ценила ум и способности своего телохранителя, хотя отдавала должное и его мужественной красоте.
– Думаю, не врут. Все сходится, а по поводу мистической сущности, то в центральный офис АДа был отправлен доклад, что некая «сущность» похитила рейдер АДа и заставила экипаж покинуть корабль, затем боты с людьми были телепортированы к станции «Созвездие», где располагается управление АДа по сектору. Если это не мистификация с целью передачи корабля княжеству, то не знаю, что сказать, я агностик, фрау Марта.
– Спасибо, Мартело, ты и так мне сильно помог. Теперь ты должен будешь пленить эту графиню и сделать ее своей любовницей. У тебя есть эликсир любви?
– Есть, фрау Марта, что еще я должен сделать?
– Ее муж должен будет вас застать за сценой любви.
– Я понял, фрау Марта, это несложно сделать.
– А я совращу графа, нам архиважно попасть через них в Закрытый сектор.
Исидора, все это время хранившая молчание, наконец заговорила:
– Она на крючке. И она попытается тебя соблазнить.
Прокс удивленно поднял брови:
– Она? Но ведь она старше меня лет на десять…
Исидора спокойно, почти равнодушно, прервала его:
– Да, она попытается тебя соблазнить. Не очарованием, а химией. Ты ей нужен, а я – помеха. Жди от нее действий, возможно, она попытается меня скомпрометировать в твоих глазах.
Прокс нахмурился:
– Но зачем ей спешить?
Исидора ответила холодно и жестко:
– У нее нет времени, мой милый. Она понимает, что ты скоро улетишь и откроешь пролонг на Суровой. Ей нужно, чтобы ты оставил ей часть воды, и она хочет заключить с тобой сделку. Перекупить тебя. Она решительная и бескомпромиссная, Алеш.
– У меня и у тебя есть амулет-противоядие, – задумчиво произнес Прокс. – Ты раскрываешь мне Фрау с неожиданной стороны.
Исидора усмехнулась:
– Нет, просто ты никогда не задумывался, что ею движет. Она устала, ее силы на исходе, организация на грани краха. Доступ в сектор закрыт. Ей нужен нестандартный ход. Мы – ее единственная возможность проникнуть туда. Мы будем играть свою игру, она – свою. Будь к этому готов.
Вскоре в руках Прокса оказался электронный пакет, словно доставленный из самого сердца галактической тайны. Внутри лежали приглашения на банкет для графа Эмиля и графини Исидоры. Их встречали в президентском космопорту, а для кораблей эскадры выделили стоянку в ВИП-зоне, парящей над планетой. Это место предназначалось для кораблей самых влиятельных и значимых персон. Прокс понял, что их щедро осыпали привилегиями, демонстрируя всю важность их миссии для Фрау. Все расчеты Исидоры оказались верными, и это лишь усиливало напряжение в воздухе.
В назначенный час, когда звезды на небосклоне сложились в причудливый узор, граф Эмиль и графиня Исидора сели в адмиральский бот. Бот мягко отчалил, оставляя за собой шлейф таинственности и ожидания. На подлете к атмосфере их перехватил диспетчер, взяв управление ботом на себя. В кабине вместе с ними находились три орка: опытный пилот и два телохранителя, чьи фигуры замерли, как изваяния.
Бот приземлился на отдельной площадке, окруженной вечерней торжественностью. К ним тут же подкатил мобиль на гравиподушке, из которого вышли офицер службы охраны президента и двое гвардейцев.
– Господа, – представился офицер, – я помощник коменданта президентского дворца Курт Шнайдер. Прошу следовать за мной.
Вместе с гостями двинулись два орка.
– А они? – остановился офицер и посмотрел на орков.
– Это личная охрана, герр офицер, без них мы не можем передвигаться на чужой территории.
– Ну какая она чужая, господа, вы в гостях и под надежной охраной…
– Это не обсуждается, – строго заявил Прокс и двинулся к автомобилю. Офицеру ничего не осталось, как последовать рядом, он что-то передал по переговорному устройству и, получив указания, успокоился.
Прокс с супругой сели в отдельную кабину, орки сели рядом с гвардейцами. Орки не обращали внимания на гвардейцев, а те с завистью смотрели на их рост и могучую стать, на клыки и бесстрастные лица. В глазах гвардейцев появилась ревность. Так сильные мужчины воспринимают тех, кто превосходит их в силе и умениях.
В отличие от господ графов, которые были одеты в архаичные костюмы, что уже более четырехсот лет не использовались в Открытом мире, телохранители были в легких боевых костюмах, стилизованных под одежду, и не имели оружия. Сканер показал, что оружия у орков нет, это еще больше успокоило офицера.
– Отлично вышколены эти телохранители, – прошептал офицер в переговорное устройство, – ничему не удивляются, молчат, как будто все, что происходит рядом, их не касается. Он сидел рядом с пилотом и передавал сообщение своему начальству.
Отрытый космос. Тренировочная база ССО
Вейс, сидя на диване в кают-компании линкора, неторопливо потягивал свой любимый скотч, время от времени выпуская в воздух тонкие струи дыма. Его мысли, словно облака на закате, лениво скользили вокруг странного молодого человека, которого Вейс про себя называл не иначе как богом. Человек из мира, где чудеса казались лишь искусными фокусами, едва ли мог принять такую формулировку, но Вейс был не из тех, кто поддается обыденности. Он был опытным и мудрым, и его проницательный взгляд видел больше, чем могли представить себе другие.
Чудеса действительно существовали, но они рождались не где-то там, за горизонтом, а в Закрытом секторе, где магия и агрессия тамошних существ переплетались в зловещий танец. Вейс был одним из немногих, кто понимал, что случится, если эта стихия вырвется на свободу. Этот загадочный мир был словно заперт в клетке из неизвестной субстанции, в которой хаотично возникали воронки, ведущие в иной мир. Ученые-аналитики утверждали, что Закрытый сектор – это параллельная вселенная, и где-то в определенный момент эти вселенные соприкасаются, создавая порталы, через которые можно попасть в наш мир. Наша вселенная, по их мнению, вращалась вокруг этой загадочной вселенной, как луна вокруг Земли.
Вейс содрогался от ужаса, представляя, что могло бы произойти, если бы плененный бог не ускользнул. Магические нити, протянувшиеся из иного мира, могли бы вплестись в ткань реальности, породив хаос, который разрушил бы все, что он знал и любил. Аналитики, погрузившись в модель поведения молодого человека, ввели в нее слово «бог» и получили пугающие прогнозы. Но почему он исполнял поручения Демона? Была ли это игра юного бога, который не рассчитал своих сил? Или нечто большее?
То, что он натворил на крейсере, было за гранью понимания. И это было лишь начало. Вейс всерьез воспринял предупреждения ученых и был безмерно рад, что богу удалось скрыться и вернуться к себе. Но бог не забыл о нем и не скрывался. Он очень хотел отомстить Вейсу за причиненные ему муки и страдания, и не скрывал своих чувств. Но все же посчитал это недостойным своего величия. «Кто такой этот Вейс? – размышлял старый спец АДа о самом себе. – Человек, чьи годы и опыт сделали его циничным и осторожным. В понимании бога, просто смертный, не стоящий внимания».
И бог решил иначе. Он вышел на связь с Вейсом по его же закрытому каналу, предложив информацию, которая могла изменить все. Их интересы внезапно совпали: бог стремился избавиться от иномирных захватчиков, а Вейс – поймать Советника и через него добраться до Фрау. Это было началом новой, опасной игры, в которой ставки были слишком высоки, чтобы отступить.
Операция «Факел» вступила в свою заключительную и самую опасную фазу. Вейс напряженно ожидал вестей от «Тактика» – загадочного агента из Закрытого сектора. Они были «Стратег», фрау – «Птичка». У военных из ССО, что руководили операцией блокирования планеты Валор, были свои уставы. Вейс бы не стал так называть партнера и себя, но военные уперлись. Лишь объект его внимания получил кодовое обозначение, которое приняли военные. План был изящен и прост, как капля росы на лепестке розы. Сложные схемы словно паутина прячут в себе нити ошибок и угрозу неизбежного краха. Вейс задумчиво прищурился, осознавая, что и этот замысел не безупречен. Но время играло против них. Сведения о разгроме агентуры Синдиката на Сивилле и в Брисвиле могли уже достигнуть ушей Фрау. Каждая секунда промедления могла обернуться катастрофой.
Размышления Вейса прервало появление адмирала, командующего силами ССО в этой операции. Всего ССО задействовало один линейный крейсер, пять тяжелых крейсеров, десять легких и двадцать эсминцев, не считая фрегатов поддержки и транспортных кораблей. Этих сил должно было хватить для того, чтобы силы самообороны Валора не стали оказывать сопротивления. А это может случиться, если Фрау отдаст такой приказ. Но расчет был на внезапность и атаку сил спецназа на дворец президента.
– Вейс, – адмирал был спокоен и собран, – пришел пакет с информацией от «Тактика».
– Ну что, там началось? – Вейс привстал с кресла.
– Да, но не так, как мы планировали, – так же спокойно ответил адмирал.
– В каком смысле? – Вейс напрягся и озабоченно посмотрел на адмирала.
– Прими этот пакет на нейросеть, сам все поймешь, – ответил адмирал и остановился у кресла Вейса.
Вейс зажмурился и замер, так продолжалось несколько секунд, потом он открыл глаза.
– Вот даже как! – задумчиво произнес он. – Тактик решил, что у Фрау есть телепортационная площадка во дворце… М-м-м… Это опасно и может обернуться большими неприятностями, если кто-то пожелает воспользоваться ею с планеты. Ее гравитация дает сильные отклонения…
– Не так все страшно, Вейс. Наши специалисты проанализировали доводы Тактика и пришли к мнению, что для успешной телепортации нужно иметь ряд промежуточных платформ, одну в стратосфере, другую – за пределами планеты, но в ее гравитационном поле. Тогда риск затеряться в просторах вселенной минимален. Ты знаешь объекты в стратосфере планеты?
– Знаю, – нахмурился Вейс, сдвинув седые, кустистые, как у всех стариков брови, – их сотни. Это станции солнечных батарей и несколько геофизических объектов. Да, доводы Тактика не лишены смысла, и что-то мне кажется, что я знаю, кто бы мог так быстро разобраться в ситуации на планете, но его тут нет. – Он постоял в задумчивости, уперев взгляд в пол каюты, потом поднял взгляд на адмирала. – Ты уже дал команду выдвигаться на рубеж прыжка?
– Да, команда отдана, но надо корректировать планы прикрытия эскадры княжества. Они опустятся в стратосферу и накроют столицу полем подавления, это неплохо, но тогда они станут отличной мишенью для наземных средств ПВО. Их разнесут вдребезги.
– И что ты предлагаешь?
– Предлагаю превентивный удар по энергостанции столицы, – невозмутимо ответил адмирал, – тогда все наземные системы будут отключены, и у союзников появится время для того, чтобы отступить на безопасное расстояние.
– Ты с ума сошел, адмирал! – негодующе воскликнул Вейс. – Полстолицы исчезнет в образовавшемся взрыве….
– Предложи свое решение, – твердо произнес адмирал и сжал челюсти. Под кожей адмирала заиграли желваки.
– У меня его нет… пока, – подавив гнев, ответил Вейс.
Столица республики Валор. Летний дворец
Прокс и Исидора вышли из роскошного мобиля на тенистой аллее сада, где воздух был напоен ароматом цветущих роз. У парадного входа их встретил почетный караул гвардейцев охраны президента, чьи сверкающие стилизованные под старину доспехи отражали лучи закатного солнца. Прокс с достоинством и грацией приложил руку к своей треуголке и медленно прошелся вдоль стройного ряда гвардейцев, отдавая честь с безупречной выправкой. Его фигура излучала уверенность и силу, но внимание всех присутствующих приковало не только это.
Исидора в своем ослепительном наряде затмила даже его. На ней был военный мундир, украшенный знаками отличия полковника, словно она только что вернулась из сказки. Ее юбка до колен и черные ботильоны на высокой платформе с золотой пряжкой выглядели как произведение искусства. Знаки различия, столь же известные, как и в Открытом мире, но изысканные, подчеркивали ее статус и красоту. Вся эта картина была столь роскошной и экстравагантной, что невольно притягивала взгляды.
Чета двигалась по аллее, словно королевская процессия, Исидора шла в шаге от мужа, ее голова была гордо поднята, а глаза сверкали уверенностью. Их присутствие вызывало трепет и восхищение, словно они были не просто людьми, а воплощением самой легенды.
Следом двигались два телохранителя с клыками и глазами, полными беспристрастности, словно их ничего не удивляло и не волновало. Все четверо двигались синхронно, как автоматы.
Они прошли фойе дворца, и телохранителям преградили путь гвардейцы внутренней охраны.
– Дальше доступ разрешен только герру адмиралу и его жене, – пояснил полковник, вышедший им навстречу. Прокс посмотрел на него и ответил:
– Мои бойцы встанут у дверей банкетного зала, с готовностью прийти на помощь.
– О какой помощи вы говорите, герр адмирал? – Брови полковника в удивлении приподнялись. – Вам здесь ничего не угрожает.
– Это устав, – ответил Прокс и, не обращая внимания на полковника, прошел дальше. Орки двинули следом. Им попытались преградить путь гвардейцы, но полковник подал знак, и они отступили.
– Дикари, что тут скажешь, – процедил полковник.
У дверей банкетного зала орки встали рядом с часовыми и застыли истуканами. Прокс, не переступая порога зала, замер на месте и извлек из-за отворота мундира изящный футляр из красного дерева. Подержав его мгновение в руках, он с грацией протянул его полковнику.
– Это подарок для риньеры Марты, – произнес он, глядя полковнику прямо в глаза. – Осмотрите его, чтобы убедиться, что он не несет угрозы.
Полковник, словно пораженный громом, уставился на Прокса и футляр. Его губы пересохли, а дыхание стало прерывистым.
– Что это? – наконец выдавил он, не в силах скрыть изумления.
Прокс с холодной улыбкой открыл крышку футляра. Внутри блестело колье, сотворенное из чистейшего золота и драгоценных камней. Оно сияло, как звезда, упавшая с небес. Полковник замер, не в силах отвести взгляд. Это было не просто украшение – это было произведение искусства, шедевр древних мастеров. Его сердце забилось быстрее, а руки задрожали. Он даже не знал, сколько может стоить это сокровище, но одно было ясно – перед ним нечто уникальное, бесценное.
С трудом оторвав взгляд от колье, полковник достал из набедренной сумки детектор. Его пальцы дрожали, когда он проводил прибором над футляром. Убедившись, что опасности нет, он выдохнул и произнес уже более спокойно:
– Опасности нет, герр адмирал. Мы можем позволить вам преподнести этот изысканный подарок фрау Марте. Она будет безмерно рада такому вниманию.
Его глаза потеплели.
– Но в следующий раз, – добавил он тише, и в его голосе прозвучала нотка предостережения, – такие подарки лучше согласовывать заранее.
Прокс, уловив намек, склонил голову в знак уважения. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз мелькнуло что-то похожее на понимание.
– Непременно, господин полковник, – ответил он с едва заметной улыбкой. – Я учту ваши слова. – Прокс и Исидора прошли в распахнутые двери банкетного зала, где собралось около сотни нарядно одетых господ и дам.
В зале, где мягкий свет люстр играл на изысканных предметах интерьера, а столы фуршета ломились от яств, царила атмосфера утонченной элегантности. В затемненном углу, словно зачарованный, звучал оркестр, погружая гостей в мир музыки и тайн. На невысоком подиуме, подобно королеве на троне, восседала хозяйка дворца – фрау Марта. Ее черное свободное платье, скрывающее некоторые несовершенства фигуры, казалось воплощением загадочности и силы. Глубокие, бездонные глаза, черные, как сама ночь, пристально следили за приближающейся парой.
Когда они подошли ближе, фрау Марта величественно поднялась с трона. Граф был воплощением мужской силы и грации. Его мужественное лицо, суровое и уверенное, словно высеченное из камня, излучало ауру военного адмирала. Его супруга, словно отражение в зеркале, была не менее красива, с той же неуловимой грацией и изяществом. В сердце фрау Марты вспыхнул острый укол ревности. Эта безупречная красота была ей недосягаема, но она мечтала о ней, о теле, подобном этим созданиям из мира Закрытого сектора. Однако кандидатуры не находилось, и она видела перед собой идеал, к которому стремилась всю жизнь.
«Их отпускать нельзя», – мелькнула мысль в ее голове, и на губах появилась загадочная улыбка.
Распорядитель торжеств громким, хорошо поставленным голосом объявил гостей:
– Дамы и господа, наши гости из далекого Новороссийского княжества, граф Эмиль и его жена, графиня Исидора Флоренс.
Граф опустился на одно колено, и глаза фрау Марты слегка расширились от удивления.
– Вашу руку, риньера, – приятным голосом произнес он и поцеловал протянутую руку. Не вставая с колена, он продолжил: – Ее высочество княгиня Новороссийская посылает вам уверения своей искренней дружбы и надеется на взаимопонимание. В знак дружбы и будущего сотрудничества она посылает вам подарок. – Прокс ловко вытянул из рукава мундира футляр, протянул его фрау Марте и открыл крышку.
Фрау Марта не смогла сдержать восхищенный вздох. Она была женщиной, и как всякая женщина, не могла устоять перед тем, что ее украшает. А лучшее украшение для любой женщины – золото, обрамленное драгоценными камнями. Один из гвардейцев, что стояли рядом, подошел и принял подарок.
– Благодарю вас, граф, и княгиню Новороссийскую. Не откажете ли мне в любезности и не наденете ли вы мне этот изумительной красоты подарок?
Прокс встал и улыбнулся.
– В качестве заверения в преданности, ваше высочество, – произнес он.
Фрау Марта уголком глаз посмотрела на стоящую жену мужчины. На ее лице царила печать благодушия, а на губах – легкая улыбка.
«А она не ревнует, – вдруг разозлилась фрау Марта. – Конечно, чего ей бояться, с ее-то красотой?» Но, не снимая улыбки с лица, спустилась и подошла к Проксу, повернулась спиной, и он, приняв из рук гвардейца колье, надел его на шею фрау Марты.
Звездная система Валора
Как только колье, словно живое существо, вырвалось из футляра, на крейсере и транспортном судне раздался пронзительный сигнал тревоги. Крейсер, ведомый тактическим искином, начал стремительно снижаться в верхние слои атмосферы, увлекая за собой транспорт. Время будто замедлилось, и диспетчерская служба оказалась не готова к такому повороту событий.
На крейсер посыпались тревожные запросы от гражданских и военных диспетчеров. Но корабль молчал, словно затаил дыхание. Наконец пришел ответ: «Неисправность системы жизнеобеспечения. Вынужден снизить орбиту до пятидесяти тысяч метров, затем вернуться на прежний уровень».
В диспетчерских службах планеты царила неразбериха. Никто не мог понять, что происходит и как реагировать. Атаковать корабли? Но это было бы безумием. Все запросы метались по цепочке, возвращаясь обратно с нелепыми указаниями: «Немедленно прикажите капитанам кораблей вернуться на места стоянок». Эти слова словно эхо разлетелись по кораблям, и те резко упали еще на несколько десятков тысяч метров.
Падение было стремительным, и службы безопасности снова оказались в замешательстве. В этот момент два корабля, словно хищные птицы, начали движение в сторону столицы Валора. Они стремительно приближались и вскоре нависли над городом, как два темных облака.
Все, кто отвечал за безопасность планеты, были охвачены паникой. Никто не мог принять решение, а те, кто мог, на время отключились от мира, погруженные в свои слабости. Фрау Марта, как фактическая глава республики, не хотела заниматься государственными делами в этот вечер. Это тоже было учтено Исидорой и было частью их рискованного плана. Господин президент, как главнокомандующий, одурманенный наркотиками, тоже оставался в стороне.
Сигнал тревоги ушел в штаб гвардии, но не успел достигнуть цели. Дворец и столица оказались под мощным полем подавления, которое заблокировало все внешние и внутренние связи. В этот момент небо над городом озарилось тысячами светящихся точек, которые, словно рой испуганных насекомых, ринулись вниз, к земле.
Эскадра ССО приближалась к точке прыжка. Расчет был строго выверен по времени до секунды, корабли эскадры должны были в полном порядке выйти на рубежи звездной системы Валора и начать стремительное сближение с планетой с призывами не оказывать сопротивления. Вейс был напряжен как никогда. Решалась судьба мира и его судьба. Если операция пройдет неудачно, его отправят на Материнскую планету, но до нее он не доживет, его просто выкинут в космос. Его и весь комитет по безопасности. Что будет с силами ССО, он боялся думать. Но вся его жизнь была полна обдуманного риска. Не рискуя, он не достиг бы тех высот, каких достиг. Он стал одним из вершителей судеб мира.
– Внимание, приготовиться к прыжку. Персоналу и членам экипажа занять свои места, – разнеслась команда по кораблям, и эскадра исчезла в мгновенной вспышке, оставив после себя холодный, бесстрастный космос. Корабли вынырнули из гиперпространства практически через пару минут и сразу же понеслись к местам, определенным боевым ордером. Эфир взорвался приказами командования ССО не применять оружие.
– Всем военным и гражданским службам республики Валор приказываю не открывать огонь, не оказывать сопротивления силам специальных операций. Проходит операция санации планеты, все, кто не выполнит приказ, будут считаться изменниками и уничтожены без промедления. Командующий эскадрой ССО, адмирал Ваней Брокс.
– Всем военным и гражданским службам республики Валор приказываю не открывать огонь, не оказывать сопротивления силам специальных операций. Проходит операция санации планеты, все, кто не выполнит приказ, будут считаться изменниками и уничтожены без промедления…
Эти призывы звучали повсеместно на всех волнах. Сначала службы Валора накрыл шок, а потом последовал ураган запросов. На время все внимание переключилось со столицы на новоприбывшую эскадру, готовую применить силу против республики. Это было настолько неожиданно, что повергло командование силами обороны планеты в шок. Но шок вскоре прошел, и пошли обратные требования покинуть пределы республики и дать исчерпывающие объяснения. Три орбитальные крепости из десяти стали готовиться к обороне. Это заметили на кораблях эскадры, и был сделан предупредительный залп из огромных рельсотронов. Ядерные заряды взорвались, не долетая крепостей, две крепости отменили тревогу и подали сигнал покорности, одна продолжала готовиться к отражению атаки, на все приказы своего командования она не отвечала.
– Уничтожить мятежников, – твердым голосом приказал адмирал.
Крепость, будто гигантский дракон, изрыгнула два огненных залпа. Сотни ракет смертоносными светлячками устремились к флагману эскадры. Но перед ним, как верные стражи, заметались фрегаты поддержки. Их мониторы РЭБ, словно невидимые щиты, встретили смертоносный поток. Ракеты, попадая в поле подавления, меняли курс, словно околдованные, и бесследно исчезали в бездне космоса.
Космос озарился яркими вспышками, как будто звезды взорвались в ночи. Фрегаты, словно хищные птицы, уничтожали ракеты десятками, не давая ни одной прорваться к флагману. Но мятежная крепость не сдавалась. В ответ на ее отчаянное сопротивление орудия эскадры, как гром небесный, обрушили на нее свой сокрушительный огонь.
Еще мгновение – и громада орбитальной крепости, не защищенная малыми кораблями класса «фрегат», превратилась в небольшое огненное солнце. Тысячи людей мгновенно сгорели в плазме ядерного взрыва. Излучение накрыло пригород столицы, и все электронные устройства вышли из строя. Погас свет в городе и ближайших поселениях. Энергостанция, питающая столицу, получила жесткое излучение, и ее искины, управляющие работой термоядерного синтеза, отключились. Началась неуправляемая реакция. Системы блокировки и отключения подачи топлива не работали. С опозданием включился запасной контур питания, и системы начали постепенно оживать. Но реакцию термоядерного синтеза уже было не остановить. Подача топлива прекратилась на всех реакторах, кроме одного, и он взорвался, уничтожив пригород и два поселка с фермами. Столицу накрыло радиоактивное облако. Вся планета, видя это в прямом эфире, испытала трагедию и шок. Никто уже не оказывал сопротивления. Те, кто мог бежать, бежали подальше от столицы. Лишь в летнем дворце, защищенном от атомного поражения, продолжалось веселье. Остров заранее был накрыт защитным полем. Этого в плане Исидоры предусмотрено не было.
Земля. Город Нижний Тагил
В кабинете Кума я доложил о себе по форме и упер взгляд в пол. Майор долго меня рассматривал и молчал. Потом, насмотревшись, негромко предложил сесть.
– Садитесь, Глухов, поговорим.
Я сел и снова упер взгляд вниз, рассматривая канцелярский стол старинной работы с зеленым сукном, обтертым и залитым всем, что на него проливалось за годы его службы.
– Курить будешь?
– Не курю, – ответил я, не поднимая глаз.
– Как хочешь, – ответил майор и, чиркнув спичкой о коробок, прикурил сигарету. Помахал рукой, туша огонек спички, затянулся, выпустил дым в потолок, я все это видел краем глаза. Он сказал: – Пошли слухи, что ты предлагал санитару совершить измену Родине.
– Предлагал, – не стал врать я, – но в шутку. Этот санитар туп и глуп, скучно было.
– Скучно, значит. Хочешь повеселиться? – Голос майора стал суровым и угрожающим. Я поднял голову:
– Мне двенадцать лет сидеть, гражданин майор, и я совершил глупость, признаю.
– Хорошо, что признаешь, а то я могу это дело раскрыть и тебе добавить срок. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я. – Что от меня требуется?
– Информация, Глухов. Будешь сливать мне информацию по отряду, в котором будешь жить, а я закрою глаза на твои чудачества.
Я не спорил и не строил из себя героя.
– Договорились, – кивнул я.
– Что, так просто? – удивился майор.
– А что тут сложного? Мне все равно не вписаться в коллектив, меня будут сторониться, но что узнаю – сообщу. Что вы хотите знать?
– Настроения, у кого хранится общак. О чем говорят, что обсуждают.
– А что, в красной колонии тоже есть общак? – удивился уже я.
– Есть. Зек он и здесь зек. Пусть и не такой, как на других зонах, но зек и лидеры неформальных группировок используют деньги для подкупа администрации и вольнонаемных сотрудников колонии. Им проносят запрещенные предметы: водку, сигареты, наркотики. Мне надо знать, какие запрещенные предметы есть, где хранят. С кем поддерживают связь на воле… Понимаешь?
– Понимаю, гражданин майор.
– Странный ты, Глухов, человек. Скользкий, – подумав, ответил майор. – Не боишься, что я солью эту информацию зекам?
– И что будет? – пожал я плечами. – Убивать меня не будут, а вы лишитесь возможности получать информацию. Да и многого я не узнаю. Со мной делиться не будут. У вас есть там свои информаторы-стукачи, они больше моего знают…
– Не твоего ума дело, Глухов, подписывай согласие на сотрудничество.
Он достал бланк о добровольном сотрудничестве с администрацией и дал мне подписать, я прочитал и подмахнул. Мне это ничего не стоило. Зато не усложняло жизнь. Жить по понятиям я не собирался. С Боцманом и Ингушом договорюсь, объясню ситуацию.
– Ну, вот и лады, – довольно произнес майор, потушил сигарету в пепельнице, раздавив ее, и убрал бланк. – Сейчас пойдешь к замполиту, он проверит твои музыкальные способности… А что ты, если умеешь играть на гитаре и петь, не напросился культработником в клуб? – спросил майор.
– Так там надо плакаты рисовать, убирать клуб. Забот много. А лазарет – это хорошее питание и непыльная работа: вынес утку, протер полы, заправил кровати, поставил градусник – и день свободен.
Майор рассмеялся:
– Ты такой откровенный, Глухов. Все это верно, но никто никогда об этом вслух не говорит. И ты не больно-то распространяйся, понял?
– Понял, гражданин майор. Вы спросили, я без лукавства вам ответил, другим не скажу. – Майор вновь рассмеялся и произнес:
– Ну, тогда иди, тебя проводят.
Я встал и вышел.
У замполита меня ожидало новое испытание. Молодой и энергичный политработник с ходу набросился на меня с обвинительной речью, утверждая, что я преступник, и если не исправлюсь, то моей карьере и жизни придет конец. Я слушал его, как слушал политинформации нашего замполита полка. Их задача – критиковать, наша – принимать. Политработник работал ртом: открыл рот – уже на работе, закрыл – пошел домой. Хорошо, что не заставили конспектировать Ленина и книгу Брежнева «Малая земля».
Короче, мне нужно было осознать, что я негодяй и предатель Родины и только упорным трудом смогу искупить свою вину и начать пропагандировать социалистические ценности.
– Готов? – спросил замполит.
– Всегда готов, – ответил я, – и уже подписал бланк о сотрудничестве с администрацией.
Замполит открыл рот, посмотрел на меня с недоумением, потом усмехнулся.
– Не боишься об этом говорить?
– Не боюсь. Я решил встать на путь исправления. А что может быть лучше сотрудничества с администрацией концлагеря?
– С администрацией кого? – поднял брови замполит.
– Простите, оговорился, колонии. И еще я буду выступать в клубе – это тоже мой вклад в пропаганду социалистического строя.
Замполит внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
– Что умеешь? – спросил он.
– Играть на гитаре, петь и сочинять частушки.
– Частушки не нужны. Стихи умеешь сочинять?
– Могу попробовать, если будет время.
– Времени у тебя много, – саркастически усмехнулся замполит. – Целых двенадцать лет. Ладно, пошли в клуб, покажешь, что умеешь.
Он поднялся, я тоже вскочил.
В клубе сидел худой, сгорбленный зек и малевал плакат.
– Савченко, – окликнул его замполит, – пошли, дашь новенькому гитару.
Тот вскочил, засуетился, чуть не опрокинул кружку с чифиром. Таким темным был чай.
– Опять чифиришь, Савченко? – нахмурившись, спросил замполит.
– Так вдохновение нужно, гражданин начальник, – ощерился художник.
– Ладно, пошли, – отмахнулся майор. Мне дали гитару, я проверил настройку и подправил, прошелся по струнам и спросил:
– Что петь?
– Что знаешь, то и пой.
Я знал много, но запел «По долинам и по взгорьям».
Художник слушал, наклонив голову. Я допел, а майор спросил:
– Что скажешь, Савченко? Ты у нас худрук.
– Скажу, что играет неплохо и поет тоже, для зоны сойдет.
– Хорошо, – кивнул майор и приказал мне: – Будешь приходить сюда три раза в неделю репетировать, помогать с плакатами и оформлением клуба.
– Не могу, не успею, – спокойно ответил я и поставил гитару к стенке. – Я в лазарете работаю.
– Я тебя переведу, – отмахнулся майор и, посмотрев на старшего прапорщика, дал отмашку: – Уводи заключенного в отряд.
– Так отряд его на работе в швейном цеху, а он санитар.
– Тогда уводи в медчасть, – не поворачиваясь к прапорщику, ответил майор. Он целиком погрузился в обсуждение проблем клуба с худруком Савченко и про меня уже забыл.
Мы не успели дойти до медчасти, как за мной примчался посыльный из службы порядка и сообщил прапору, что зам по безопасности снова вызывает меня.
Прапор тихо выругался и повел меня в здание администрации. В кабинете, словно вулкан, извергал гнев красный от злости майор. Он выпроводил провожающего и обрушился на меня тихим, но яростным шепотом:
– Ты что, сучонок, повсюду будешь трепаться о том, что подписал согласие на сотрудничество? Ты зачем замполиту сказал, что работаешь на меня?
Я, сохраняя хладнокровие, ответил:
– Не повсюду, гражданин майор. Вы знаете, как он меня загрузил? И подлец я, и срок мне малый дали, он бы добавил больше, и вину искупить нужно трудом и страданием. Вот я ему и сказал, что встал на путь исправления. Иначе мы бы и до клуба не дошли.
Майор начал успокаиваться, сел за стол и пробурчал:
– Узнаю замполита, вечно лезет не в свое дело. А если он проболтается?
– Не проболтается, он же не дурак, – ответил я, глядя на скривившегося майора. – Или дурак?
Он еще сильнее скривился:
– Придержи язык, Глухов, а то он у тебя не в меру длинный. В администрации колонии дураков нет.
– Так это же хорошо! – радостно воскликнул я.
– Иди, Глухов, не болтай с замполитом, я сам разберусь.
– Гражданин начальник, выпишите мне пропуск. В жилую зону, в клуб и в медчасть. Прапоры замучаются со мной таскаться.
Кум ненадолго задумался и согласился:
– Ладно, иди. Я пришлю пропуск в медчасть, передадут Светлане… Э-э-э… начмеду, – поправился он.
Светланы уже не было – она ушла после ночного дежурства. В ординаторской сидел Сытник и пил чай. Увидев меня, он насторожился.
– Не бойся, – улыбнулся я. – Я не совсем псих. Вернее, я скрытый псих. Могу или себя зарезать, или другого, если тот мне не понравится. И мне ничего за это не будет, больной, понимаешь? Как дела?
Сытник вскочил, схватил кружку и выбежал из ординаторской. Я сел на диван и включил телевизор. Показывали хоккей. Играли «Спартак» и «Динамо Москва». Я не любил спортивные передачи, но делать было нечего. К концу игры в ординаторскую зашел прапорщик и спросил, где начмед. Я ответил, что сейчас я за нее, а Светлана АлексеевнаАлексеевна ушла домой. Сестрички тоже ушли.
– Вот пропуск на тебя, – буркнул прапорщик. – Весь день с тобой таскаюсь.
Я расписался и забрал пропуск. Теперь я был свободен и пошел искать дежурного по лазарету – им оказался Сытник.
– Михайло, я ухожу, – сказал я.
– Куда? – удивился он.
– В барак. У меня пропуск, – я показал ему документ. – Ты тут не балуй, – добавил я и вышел.
Он вслед мне крикнул:
– Тебе пока нельзя уходить, работай.
– А что делать? – Я остановился на пороге ординаторской.
– Иди проверь подвал, там прачечная и котельная.
– А что проверять? – спросил я.
– Порядок, придурок, если не убрано – убери.
– Понял, – кивнул я и пошел в подвал.
Медчасть была расположена в отдельно стоящем здании и отгорожена от административной зоны сеткой рабицы и колючей проволокой сверху высокого забора. Здание было старым, в два этажа с подвалом. Туда я еще не спускался. В подвале, как я знал, располагалась своя котельная и своя прачечная. Белье и постельные принадлежности стирали и сушили отдельно для лазарета. Я спустился, прошел небольшой тамбур и очутился в котельной. Пожилой зек был кочегаром, котельная работала на газу, и он регулировал подачу газа.
– Привет, – поздоровался я. – Я Глухов Виктор, позывной Фокусник или Дух, как нравится.
Мужчина пил чай и указал глазами на скамейку рядом:
– Садись, Дух, наслышан о тебе. Чай будешь?
– Буду, – ответил я и достал из воздуха пачку чая второго сорта.
– Ишь ты. Индийский. Богато живешь, Фокусник. А я Василий, позывной не имею, погоняло – кочегар, – и он рассмеялся. Во рту старика не было трех зубов. Он поставил трехлитровую банку, полную воды, на стол. Сунул в нее две бритвочки, скрученные ниткой. Между лезвиями располагались три спички. От каждого лезвия шел проводок, который заканчивался вилкой. Он воткнул вилку в розетку, и вода в банке забурлила. Обыкновенный «бурбулятор», какой использовали и у меня в батальоне, и на зоне.
Я достал леденцы и положил на стол.
– Однако, ты вправду фокусник, – удивился Василий.
– А как вас по батюшке? – вежливо спросил я.
– Василий Федотович, – степенно ответил тот, – можно просто кочегар, я привык.
– За что срок тянете, Василий Федотович? – поинтересовался я.
– За тройное убийство, – усмехнулся он. – Пятнашку дали, вот семь лет уже отсидел, на УДО не отпускают – считают, опасен. Знаешь, сколько мне лет?
– Э-э-э, – замялся я, – нет. А сколько?
– Сорок девять. А выгляжу на семьдесят. И ты такой же будешь, у тебя срок немного меньше моего.
– А кого порешили?
– Кого? – вновь невесело усмехнулся Василий. – Да жену свою и двух ее полюбовников. Я тебе так скажу, Дух. Все беды от баб. Взял после развода в жены молодую бабенку из деревни на пятнадцать лет моложе себя. Поженились, и сделал я ее секретарем-машинисткой в райотделе. Однажды на праздники, на День милиции, я был на усилении в одной деревушке. Меня вызвали срочно по делу. Я возвращаюсь, а на моем столе два молодца из угонного розыска мою любимую жарят в два ствола. Я вспылил и положил из «Макарова» всех троих. Так и сдался дежурному. Вот и получил свой срок. Ты молодок сторонись, Дух, они до добра не доведут.
– Да где их взять-то, этих молодок, только из сестричек если…
– Не, с этим не балуй. Тут опер один из оперчасти к нам прикреплен. Это его овечки. Зовут его старший лейтенант Сергеев Андрей Сергеевич. Еще не знаком?
– Нет, не довелось, только с Кумом.
– Ну, значит, еще познакомишься, гнида редкостная, он за медчастью закреплен. Сейчас в отпуске. Повезло тебе. Сытника уже знаешь? Ему стучит, падла. С этим западенцем будь осторожнее, он мать родную продаст за место санитара. Уже троих выжил до тебя.
Я кивнул, и мы продолжили пить чай и беседовать. Василий Федотович оказался человеком умным и рассудительным. Он сожалел, что поддался эмоциям.
– Не стоила она того, чтобы я из-за нее сидел, – произнес он. – Давай закончим с этим. Ты зачем в подвал спускался?
– Сытник отправил проверить порядок и, если не убрано, убрать, – ответил я.
– Узнаю падлу, это он так шутит, – сказал Василий Федотович. – Тут в котельной я убираю, в прачечной две женщины работают, а в ремонтной мастерской никого. Год как швею убрали, – добавил он. – В прачечной никого нет, бабы домой ушли. Пошли, покажу подвал. Тут я один, считай, главный по подвалу.
Мы вышли из котельной и очутились в длинном коридоре, который тянулся под всем зданием и упирался в небольшое зарешеченное окошко, которое никогда не мыли.
– Вот это прачечная, – открывая дверь, пояснил кочегар. Я вошел и осмотрелся: на кафельном полу стояли две стиральные машины промышленного образца и сушильный барабан. Здесь было душно и влажно, окон не было, а вытяжка не справлялась. – Напротив – сушильня. – Василий Федотович вышел и открыл двери сушильни: там висели на веревках простыни, полотенца, наволочки, белье и медицинская одежда. – Дальше – склад белья. Он сейчас закрыт. Работают тут две бабенки лет под пятьдесят – прачки. Их ты можешь трахать когда захочешь, хоть вместе, хоть по очереди, никому не отказывают. Бывает, я привожу им мужиков, кому охота поразвлечься, – типа, на ремонт оборудования. Уходит он ковыляя. – И рассмеялся. – Охочие до любовных утех бабенки. Иногда я вспоминаю молодость, да чего только в жизни не перепробуешь… – Мы шли за разговором вдоль коридора, он открыл очередную дверь. В помещении стояли две швейные машинки, какие были в цеху, и оверлок. – Дальше склад ветоши, туда ходить не будем, – пояснил кочегар. – Ну что, где будешь убирать?
Я растерянно пожал плечами:
– Не знаю…
– Вот и никто не знает, а эта падла так ловит новичков на крючок.
– Тогда я с тобой посижу да пойду в жилую зону, – пожав плечами, ответил я.
– Ты в каком отряде, Дух?
– В первом.
– А я во втором. Вместе пойдем.
Я прошел в жилую зону первый – остальные еще не вернулись с работ – и зашел в барак. Дневальный увидел меня и замер.
– Фокусник? – спросил он удивленно. – Что ты тут делаешь?
– Домой пришел, – ответил я. – Меня из психушки выписали.
– Выписали? А почему ты туда попал?
Я видел его раньше, но не знал, как зовут, поэтому спросил:
– Как тебя зовут, дружище?
– Коля, Николай, а погоняло Сушеный.
Был он нервный, строчил глазами, боясь встретиться взглядом.
– Куму стучишь? – спросил я, и тот обомлел.
– Нет, ты что? – вытаращился он на меня. – И вообще не маячь тут. Проходи.
– Ну-ну, – я окинул его взглядом и прошел в казарму, лег на свою кровать и закрыл глаза. Моя кровать оставалась заправленной, и никто на нее не ложился.
Через полчаса стали заходить осужденные, вернувшиеся с работ. Я сел, потом увидел Боцмана, перекинулся с ним взглядом и встал. Поправил одеяло и остался стоять.
Боцман прошел мимо на свое место, со мной не заговорил. Последним вошел Ингуш, он уже знал о моем появлении, сел на свою кровать и позвал меня, помахав рукой. Я подошел и поздоровался:
– Здорово, Ингуш.
– Садись, Фокусник, – тихо сказал он и обвел взглядом казарму. К нам никто не подходил. Я сел на кровать напротив и облокотился на тумбочку. – Рассказывай, – кратко и негромко бросил старший отряда.
– Был в лазарете, потом попал в психушку. Сейчас вернули с диагнозом «псих, но здоров». Страдаю депрессией и могу навредить себе. Меня перевели в лазарет санитаром. Был у Кума и подписал согласие на сотрудничество. Должен докладывать о нашем отряде: кто чем дышит, у кого есть связи на воле, кто контролирует общак, какие запрещенные предметы есть.
– Не боишься говорить об этом? – спросил Ингуш после долгого молчания. Он, уперев взгляд вниз, смотрел на тумбочку.
– Выбора не оставили, – ответил я. – Лучше ты узнаешь это от меня, чем от других.
– Не мог отказаться?
– Не мог. Он пригрозил, что возбудит дело о моей шпионской деятельности в колонии и о том, что я склонял Сытника предать Родину. Пришлось согласиться.
– Понимаю, – Ингуш потер подбородок. – Санитар та еще сволочь. Что хочешь подпишет. И как собираешься жить дальше?
– Просто. Буду работать в лазарете и клубе. Пусть со мной прекратят общение, отвернутся. Я псих, и ни к кому лезть не буду. Буду говорить Куму только то, что нужно. Он скоро поймет, что я как агент – пустое место.
– Не все так просто, Фокусник, – Ингуш задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся. – Нам нужно спрятать общак. Мы постоянно перепрятываем его и можем попасться. Стукачей много развелось.
– Давай я возьму его на себя, – предложил я. – У меня его не найдут.
Ингуш внимательно посмотрел на меня, а потом кивнул:
– Хорошо. Я хотел тебя об этом попросить. Ночью тебе его передаст Боцман. Куму скажешь, что у Воблы есть водяра и он прячет ее в электрощитках. Туда никто не лазит, потому что там высокое напряжение. Ключи от шкафа у него.
– А как я объясню ему, откуда узнал о водке?
– Сам придумай, я тебе наводку дал, думай, – ответил Ингуш. – На меня не вали. – Он окинул меня взглядом. – Вижу, понял. Теперь иди, я сообщу всем, чтобы тебя не трогали и оставили в покое. И вот еще что. Зачем ты говорил дневальному о том, что он стукач? – спросил он, когда я поднялся с кровати.
– Просто проверил, и оказалось – прав, стучит он.
– Уверен? – спросил Ингуш.
– Уверен, – ответил я.
Мне про дневального сказала Шиза. Но про нее я не стал говорить, ответил:
– Интуиция, понимаешь? – пояснил я и ушел к своему месту.
С этого момента у меня началась новая жизнь. Меня не трогали другие заключенные и словно чумного обходили стороной. Я работал в лазарете так же усердно, как уборщиком в швейном цеху. Убирал помещения, мыл полы, стелил кровати, кипятил шприцы, заполнял журнал посещения больных, вскоре стал оказывать первую медицинскую помощь.
Той ночью, когда меня за собой позвал Боцман, он отвел меня в туалет и там передал двадцать пять тысяч рублей общака. Это были деньги со всей зоны. Мало, но хоть что-то. Деньги приходили с воли, их проносили вольнонаемные, за что получали свой процент.
Но жизнь не приносит одни приятные новости. Появился опер, что курировал медчасть. Высокий, статный, с длинными, как бакенбарды, висками и небольшим выпирающим брюшком. Он сразу же вызвал меня к себе.
Я явился в оперчасть, доложил по форме и, смотря вниз, стал ждать.
– Осужденный Глухов, – листая мое дело, произнес опер. – Изменник Родины. Санитар. Совершил попытку суицида. Из швейного цеха был переведен для работы в медчасть. С чего это к тебе такая милость, Глухов?
– Я подписал согласие на сотрудничество, гражданин начальник, – ответил я, не поднимая глаз.
– И что? – усмехнулся опер. – Многие стараются быть полезными, а ты за десять дней не принес ни одной весточки. Зачем тебя держать в медчасти? Непорядок, Глухов. Давай говорить по существу, раз в неделю ты должен давать мне полный расклад по первому отряду и по медчасти. Обрати внимание на сестричек и прачек, они проносят запрещенные предметы. Сигареты, водку. Я хочу знать, что и когда, понял?
– Понял, гражданин начальник.
– Вот и хорошо, иди и работай.
Я ушел. И не собирался добывать для него информацию, но не учел его характер.
Через десять дней он вызвал меня по телефону, позвонив в медчасть. Указал на стул у стола и приказал:
– Вот лист, пиши, что узнал по первому отряду и по медчасти.
Я сел и написал пространное сочинение на тему, как прожил десять дней, кого видел, кто со мной отказался общаться, и свои выводы, что ничего противозаконного не нашел.
Опер прочитал мое сочинение, покивал, читая, и положил в папку.
– Я понял тебя, Глухов, – совершенно спокойно произнес он, – ты сотрудничать не хочешь. Ну что же, это твой выбор, иди. – Он убрал папку, а я встал, вышел из кабинета и направился к медчасти.
Светлана поручила мне и Сытнику сделать ревизию аптеки, и я со старанием пересчитывал лекарства, медицинские препараты и приборы, все тщательно записывал в ведомость. Через пару часов в медчасти появился опер с двумя прапорщиками, я уже закончил ревизию и передал листы начмеду.
– Светлана АлексеевнаАлексеевна, – поздоровался он и заулыбался. – Рад вас видеть, все хорошеете.
Светлана покраснела от комплимента и отшутилась:
– Ну что вы, Андрей Сергеевич. Куда мне в мои-то годы.
– Ну-ну, не прибедняйтесь, вы еще о-го-го, – он подмигнул ей, затем посмотрел на меня. – Санитар, покиньте помещение, нам надо поговорить с начальником медчасти.
Я вышел и прикрыл дверь. Я не стал стоять у дверей и подслушивать, это могла делать Шиза-дочка, и она, навострив свои ушки, используя дверь как вибропередатчик, стала передавать мне содержимое разговора.
– Светлана АлексеевнаАлексеевна, я пришел поговорить с вами по поводу вашего нового санитара Глухова. Вам не кажется странным, что этот изменник родины слишком вольготно устроился? Все пашут как волы на производстве, а он лекарства пересчитывает, ест больничную пайку и доволен жизнью. Так мы никогда не перевоспитаем заключенных.
– Глухов – старательный работник, он выполняет работу лучше Сытника, и у меня к нему претензий нет, – спокойно ответила Светлана. – Вы должны были ознакомиться с делом и понять, почему он оказался в медчасти.
– Я читал дело, изучил материалы о суициде. И что? – спросил опер.
– А то, Андрей Сергеевич, что на него покушались во время вашего отпуска, и то, что он никого не выдал. Если бы выдал, то вашего начальника уволили бы или того хуже.
– А что может быть хуже? – удивленно спросил Сергеев.
– Сами подумайте, – ответила Светлана. – Еще раз вам говорю, что у меня претензий к этому осужденному нет. – Установилось недолгое молчание.
– И все же странно, – озвучил свои мысли опер, – изменник родины отбывает наказание в щадящих условиях, тогда как другие, осужденные за гораздо менее тяжкие преступления, трудятся на тяжелых работах, искупая свою вину добросовестным трудом.
– Смею заметить вам, Андрей Сергеевич, что я медработник, а не воспитатель, и Глухова, кроме того, привлекают к культработе как участника самодеятельности.
– Да, я знаю, – ответил опер. – Я думаю, вам надо отказаться от Глухова как санитара.
– Это не я решаю, товарищ старший лейтенант, – ответила Светлана более резко, чем обычно. Я понял, что у нее заканчивается терпение.
– Но если я выйду с ходатайством, вы напишете отказ, поддержите меня?
– Нет, он хороший работник, и я не знаю, как будут трудиться другие заключенные.
– Ладно, не смею настаивать, Светлана АлексеевнаАлексеевна, я понял вашу позицию. Сейчас проведу плановую проверку медчасти, как того требуют мои обязанности, попрошу вас меня сопровождать. – Оба вышли из кабинета начальника медицинской части. Я в это время мыл полы в коридоре. – У Глухова есть свой шкафчик? – спросил опер.
– Есть, как у всех, – ответила Светлана.
– Пойдемте, проверим личные вещи осужденных. Глухов, за мной, – приказал старлей, и я, оставив швабру и вытерев руки о тряпку, пошел за ним. А позади нас шли два прапора.
Старлей проверил четыре шкафчика и подошел к моему. Открыл, и мы увидели что-то, завернутое в газету.
– Что это? – спросил он у меня.
– Не знаю, – ответил я, – я это туда не клал.
Сергеев протянул руку, вытащил сверток и развернул газету. Там находились лекарства, которые я даже не успел разглядеть.
– Откуда у вас лекарства? – строго спросил он меня.
– Не знаю, я их туда не клал.
– Вы проводили ревизию в аптеке?
– Я и осужденный Сытник…
– Вот, Светлана АлексеевнаАлексеевна, он вор. Кроме того, что Глухов изменник родины, он еще и вор.
– Я не воровал, – теряя спокойствие, ответил я, – я выходил из аптеки не последним, там оставался осужденный Сытник, а я отнес ведомость начмеду.
– Не отпирайтесь, осужденный Глухов. – Затем опер повернулся к контролерам: – Осужденного Глухова ко мне в кабинет, это я заберу как вещественные доказательства. – Он схватил сверток и снова завернул лекарства в газету.
Светлана не теряла выдержки.
– А Сытника вы не возьмете с собой? – спросила она.
– А его зачем?
– Он был последний в аптеке и мог подбросить эти лекарства Глухову.
– Это все домыслы, Светлана Алексеевна, Сытник работает в медчасти три года, и ни разу не было случая воровства с его стороны. Я жду вас тоже у себя в кабинете. Через час.
Он ушел, а меня повели следом.
– Сытник, морда холопская, я тебе устрою хорошую жизнь, – я выразительно посмотрел на ухмыляющегося санитара.
После ухода старшего лейтенанта Глухова под конвоем контролеров, Светлана Алексеевна резко повернулась в сторону ухмыляющегося Сытника.
– Миша, это ты подложил таблетки Глухову?
– Ну что вы, Светлана Алексеевна, – замотал головой осужденный, – я не делал этого, это он сам, видимо… видимо, когда я в туалет выходил. Зря вы ему доверяете.
– Миша, – голос начмеда был так холоден, и от него повеяло такой ледяной стужей, что по коже Михаила Сытника побежали мурашки. С его лица смыло ухмылку, подбородок предательски задрожал. – Я могу устроить тебе продление срока, это просто сделать: исчезнет ампула лекарства, что хранится в сейфе, и ее найдут у тебя. Я сделаю все, чтобы тебе добавили срок, и ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, а на производстве тебя, как стукача, прибьют. – Голос женщины звучал нейтрально и спокойно, словно она говорила о вчерашних новостях, но от этого осужденному стало особенно страшно.
– Не губите, Светлана Алексеевна. – Он упал на колени и пополз к начмеду. – Меня старлей заставил, этот опер взъелся на Глухова и велел мне его подставить.
– Вот как? Я поняла. Встань и иди в ординаторскую, я потом решу, что с тобой сделать.
Светлана Алексеевна решительно направилась в свой кабинет, ее шаги эхом разносились по коридору. Она знала, что ей предстоит непростой разговор, и от этого ее сердце сжималось. Она набрала внутренний номер начальника колонии, но вместо знакомого голоса услышала лишь длинные гудки. Светлана Алексеевна нахмурилась, чувствуя, как напряжение внутри нее растет.
Начальник оперчасти, заместитель по безопасности майор Штильман, находился в отпуске по семейным обстоятельствам. Его жену, хрупкую женщину, сразил страшный диагноз – рак. Светлана Алексеевна знала, что в этой ситуации ей придется обратиться выше по служебной лестнице, к тем, кто мог принять важные решения.
Она набрала следующий номер, ее пальцы дрожали. На другом конце провода раздался усталый, но твердый голос. Светлана Алексеевна изложила свою просьбу, стараясь говорить как можно более убедительно. Она знала, что от этого разговора зависит многое, и ей было важно, чтобы ее услышали.
Замполит был человеком с принципами и все эти оперативные штучки недолюбливал. Он выслушал и ответил:
– Я вас понял, Светлана Алексеевна. Когда начальник колонии вернется с совещания из городского комитета партии, я с ним поговорю. Все равно он будет Глухову подписывать постановление на арест в штрафной изолятор. Больше ему ничего вменить не смогут.
Меня провели до кабинета оперативников, их там обычно сидело трое, но сейчас никого не было.
– Товарищ прапорщик, подождите за дверью, – распорядился старлей и сел за свой стол. – Ну что, Глухов, доигрался? – рассматривая меня, глумливо спросил он и ухмыльнулся. – Понял, с кем связался?
– Понял, – ответил я. – Я таких, как вы, много видел, сам охранял колонии. Понимаю, что вы хотите.
– Ну, если понимаешь, то давай договоримся: я говорю, ты исполняешь. Мне надо, чтобы ты сознался в том, что тебя резали заключенные из службы внутреннего порядка.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что сам себя резал.
– Врешь, скотина, – опер подался вперед, потом встал, обошел меня и резко ударил кулаком в живот. Но тут он оплошал. Дочка поставила блок, и он напоролся на «каменную стену». Не ожидав такого, он вложил всю силу в удар. Кости пальцев хрустнули, и он, закричав, запрыгал на месте. Тряся рукой, прошел к своему столу. – Запомни, тварь, – морщась от боли, прошипел он. – Я тебя сгною в ШИЗО. Ты подохнешь там, если не расскажешь все как было. Я тебе не спущу, во-от, твою мать за ногу, самодеятельность твою прикрою, кровью умоешься, тварь. Конвой! – крикнул он. – Осужденного в ШИЗО.
Прапор потоптался и произнес:
– Извиняюсь, Андрей Сергеевич, нужно на него приказ составить за подписью начальника колонии…
– Будет вам приказ, когда он вернется, а сейчас в камеру его, в одиночку, в третью. Пусть посидит, подумает на досуге.
Не успел начальник колонии переступить порог своего кабинета, как вошла секретарь Маша. Невзрачная, угловатая, но покорная как теленок девушка.
– Евгений Маркович, к вам просится на прием майор Герасимов.
– Пусть войдет, – буркнул полковник и сел за стол, налил из графина стакан воды и почти залпом выпил, вытер лоб платком и посмотрел на вошедшего. – Что у тебя, Петр Николаевич? Давай только недолго, я устал и хочу домой пораньше уйти.
– Оперчасть арестовала осужденного Глухова и хочет поместить в штрафной изолятор…
– И что? Я должен за них делать их работу? Кто такой Глухов?
– Это тот, кто резал себя, и было по нему следствие.
– Ах этот, Глухов, – опустил голову полковник, – и что он натворил?
– Ничего, его подставили, чтобы, сами понимаете…
– Что я должен понимать? Петя, ты говори толком, почему я должен заниматься проблемами какого-то осужденного?
– Заместитель начальника оперчасти решил нагнуть Глухова и отправить его в механический цех на тяжелые работы. А тот может сказать, что его хотели убить…
– И что, Сергеев не знает всех обстоятельств дела?
– Знает, но, видимо, хочет подсидеть своего начальника. Пока того нет.
– Вот жук! – воскликнул полковник. – Что совершил Глухов?
– Ему вменяется кража лекарств.
– Запрещенка?
– Нет, лишь таблетки от головной боли, аспирин и лекарство от кашля.
Полковник нахмурился, его брови сошлись на переносице, выдавая удивление и подозрение.
– Зачем они ему? – спросил он, голос его был недовольным и усталым, видно было, что он не хотел решать возникший вопрос с осужденным. – И как случилось, что он оказался допущен до лекарств? Что говорит начмед?
– Он не брал их. Таблетки ему подложил санитар Сытник по приказу Сергеева. Он уже сознался начмеду.
– М-да-а. Дела, – недовольно протянул полковник. – И что ты прикажешь делать, отпустить Глухова? Упадет авторитет оперчасти, зэки подумают, что они могут ставить свои условия, беды не оберемся. Посадить Глухова? Тот станет говорить, что его преследует оперчасть и хотят убить снова… И снова следствие… Ладно, я разберусь, иди. – Полковник нажал кнопку селектора: – Маша, вызови ко мне Сергеева.
– Он уже ждет в приемной, Евгений Маркович.
– Пусть войдет. А ты, Петр Николаевич, останься, Глухов и у тебя работает в клубе.
С улыбкой на лице вошел старший лейтенант с постановлением о помещении осужденного в штрафной изолятор. Левая рука опухла, и он периодически морщился.
– Садись, старлей, – небрежно бросил полковник. – Что у тебя с рукой?
– Ушиб…
– Ясно, лечись и будь осторожен. С чем пришел?
– Принес постановление, товарищ полковник. В ходе оперативных мероприятий, проведенных мной, была выявлена кража лекарств из аптеки медчасти. Украденное нашли у осужденного Глухова. Тот стал недавно санитаром. Прошу применить к нему меру наказания – помещение в ШИЗО на пять суток.
– Он сознался?
– Нет, отпирается. Говорит, это не его рук дело.
– Понятно, – произнес полковник. – А что говорит начмед?
– А что она может сказать? У нее украли лекарства. Она не соблюдала меры предосторожности и держала аптеку открытой. Заходи, бери что хочешь. Хорошо еще запрещенку не украли.
– Непорядок, – покивал полковник и взял трубку телефона, набрал три цифры и стал ждать. – Светлана Алексеевна? – спросил он. – Зайди ко мне, разговор есть. Подождем товарища начальника медчасти, разберемся в этом вопросе… – обратился он к офицерам и стал ждать, стуча пальцами по столу.
Старший лейтенант заерзал на стуле, взгляд его забегал по сторонам.
Вошла Светлана Алексеевна, увидела старшего лейтенанта, и глаза ее опасно сузились.
– Вызывали, товарищ полковник? – спросила она.
– Вызывал, Света, садись, разберем обстоятельства кражи лекарств из больничной аптеки.
Начмед Светлана Алексеевна молча прошла к свободному стулу, ее лицо оставалось непроницаемым. Она перевела взгляд на старшего лейтенанта Сергеева, который замер будто статуя, его лицо покрылось румянцем.
– Светлана Алексеевна, – полковник приподнял бровь, – как так вышло, что у вас украли лекарства?
Начмед ответила спокойно, но в ее голосе звучала сталь:
– Их украл санитар Сытник. По приказу старшего лейтенанта Сергеева.
– Неправда! – выкрикнул Сергеев, его голос дрогнул, выдавая волнение.
– Сытник? – Полковник изобразил удивление, но его глаза оставались холодными. – Но в постановлении значится Глухов.
– Сытник и Глухов проводили инвентаризацию в аптеке перед приездом комиссии, товарищ полковник, – Светлана Алексеевна говорила размеренно, словно рассказывала сказку. – Когда Глухов ушел, чтобы принести мне ведомость с описью лекарств, Сытник воспользовался моментом и украл все, что попалось под руку. Все запрещенные препараты были спрятаны в сейфе, и до них он добраться не мог. Он спрятал их в шкафу Глухова. Товарищ старший лейтенант сразу же нашел украденное и потребовал от меня отказаться от санитара Глухова, написать рапорт на ваше имя. Я не согласилась. Глухов – ответственный работник.
– Так значит, Глухова подставили? – уточнил полковник.
– Все верно, – ответила начмед.
– Что скажешь, Сергеев?
Тот, покрытый красными пятнами, отвернулся и стал говорить:
– Это моя работа, товарищ полковник. Я считаю, что Глухов недостоин работать в больничке колонии. У него преступление, за которое он отбывает наказание…
– Старший лейтенант Сергеев, суд уже избрал ему меру наказания в виде двенадцати лет лишения свободы. Вы не судья, не вам решать, где ему работать.
– Но он изменник Родины!..
– Ты не понял меня, Сергеев. Ты знаешь, по каким обстоятельствам он попал в медчасть?
– Знаю, – не поворачиваясь, неохотно ответил старший лейтенант. – И что теперь, его отпустят?
– Нет, отпускать Глухова нельзя. Петр Николаевич, вам надо поговорить с Глуховым. Ему придется отсидеть в ШИЗО трое суток, но не за кражу, а за что – придумайте вместе с начмедом.
– А если он… – поднял голову замполит.
– Вот ты и поработай с ним, чтобы не было «если». Понял?
– Понял, – кивнул майор.
– Давайте я поговорю с ним, – мягко, но настойчиво произнесла Светлана Алексеевна. – Он меня услышит. Я найду нужные слова, чтобы все осталось как прежде. Но убедительная просьба: пусть старший лейтенант не появляется в медчасти, а то и у него могут возникнуть неприятности с лекарствами. Или еще с чем…
– Я вас услышал, Светлана Алексеевна. Сергеев, назначьте вместо себя новенького опера. Медчасть – место, где преступлений по определению быть не должно, если их, конечно, не плодить искусственно. Понял меня?
– Так точно, товарищ полковник.
– Вот и хорошо, выпиши новое постановление и укажи причину: несоблюдение режима содержания под стражей. В его личном деле посадку в ШИЗО не указывать. Все, идите, я занят.
Когда все ушли, он позвал секретаря:
– Маша, закрой приемную и зайди ко мне. Я что-то устал, размяться надо.
Та закрыла двери приемной на ключ и вошла в кабинет начальника. Полковник улыбнулся уголком рта.
– Снимай, Машка, трусы, – приказал он.
Меня привели в ШИЗО. Прапорщик, что доставил, хмуро поприветствовал старшего дежурной смены в штрафном изоляторе.
– Здорово, Максимыч, принимай новенького в третью камеру, его на пять суток.
– Где постановление? – спросил старший.
– Сергеев обещал скоро принести.
– Вот когда принесет, тогда и приму, – ответил старший смены.
– Ну что ты, Максимыч, как маленький, не в первый раз…
– Вот именно, не в первый раз, а придет проверка, а у меня неучтенный зэк, нарушение соцзаконности. Тем более с этим Фокусником у нас были проблемы. Следователь вызывал. Я неприятностей на свою задницу не хочу. Будет постановление – приму.
– Тебе что, нужны неприятности с Сергеевым? – спросил прапорщик, что привел меня к штрафному изолятору.
– А мне плевать на Сергеева, у меня свое начальство в полку, Коля. Так что давай постановление или валите оба отсюда.
Прапорщик сплюнул и приказал:
– Пошли, Глухов, обратно, – и с раздражением толкнул меня в плечо. – Что замер? Шевели конечностями. Спать будешь в ШИЗО.
У кабинета старшего опера нас встретил злой Сергеев.
– Вы чего еще тут околачиваетесь? – спросил он.
– Так товарищ старший лейтенант, ШИЗО без постановления не принимает.
– Будет вам постановление, ждите, – почти прорычал Сергеев и приказал Глухову войти в кабинет.
Я зашел следом за ним. Сергеев был зол, он выпил стакан воды и стал расхаживать по кабинету.
– Думаешь, нашел покровителя в лице замполита, Глухов? Ошибаешься. Я тебе такую здесь жизнь устрою, что ты кровавыми слезами умоешься.
Я молчал, не находя слов. Старлей сразу невзлюбил меня, а теперь, похоже, его подстава вышла наружу. Он перестал метаться по кабинету, схватил новый бланк постановления и, не глядя на меня, буркнул:
– Жди в коридоре, мразь.
Резко развернувшись, он выскочил следом за мной, оставив меня в тишине. В коридоре появилась Светлана. Она поманила меня пальцем, а прапору приказала:
– Стой там, я сама поговорю с осужденным.
Я подошел ближе, и она, понизив голос, начала тихо говорить, словно боясь, что нас подслушают:
– В общем, подстава вскрылась. Сытник подложил тебе лекарства по приказу Сергеева. Полковник знает об этом, но не может не поместить тебя в ШИЗО. Посадят на трое суток с приказом тебя не чморить… Понимаешь меня? – Я кивнул. – Оттуда вернешься в лазарет, я положу тебя на реабилитацию на недельку. Шум из-за этого не поднимай. В твоем личном деле не будет отражено, что ты сидел в штрафном изоляторе. Прошлое не вспоминай. – Я снова кивнул. Систему одному не сломать, это система ломает человека, а Сергеев и полковник – винтики одной системы. – Люблю тебя, – прошептала она и дождалась старлея с постановлением. Тот косо посмотрел на начмеда и сунул постановление в руки прапорщика.
– Идите, – вновь буркнул он и скрылся в кабинете.
– Я вас провожу по приказу начальника колонии, – произнесла Светлана, и прапор лишь кивнул:
– Как хотите, Светлана Алексеевна, мое дело маленькое – доставить штрафника в ШИЗО.
И мы пошли. Меня сдали старшему смены караула. Светлана о чем-то поговорила с ним, и меня провели по коридору. Подвели к двери, открыли и спокойно, без угроз сказали:
– Заходи, Глухов, ужин сегодня на тебя не заказывали, из медчасти принесут.
Камера была крохотной, сырой и холодной, словно ледяной капкан. Нары, поднятые и прижатые к стене, казались недосягаемой мечтой. Я знал, что в одиннадцать вечера их опустят, а в пять утра поднимут вновь, безжалостно лишая меня последнего уюта. Пайка была скудной: черный хлеб, килька да мизерная порция воды. А если охрана решит проявить свою власть, воды может и не быть вовсе. Поэтому старые, закаленные заключенные бережно делились друг с другом своими секретами выживания и кильку не ели. Я тоже решил прислушаться к их мудрости.
Сел в углу, скрестив ноги по-турецки, и обратился к Шизе, к моей дочке-симбионту, полной тайн и загадок:
– Сможешь погрузить меня в транс, дочка? И что-нибудь установить из баз?
Она выслушала меня и с легкой усмешкой, в которой сквозила смесь жалости и снисходительности, ответила:
– Могу установить базы языков дикарей.
Я удивленно поднял брови, не понимая, что она имеет в виду.
– Зачем мне язык дикарей? – спросил я, стараясь скрыть свое недоумение.
– Это английский, французский, немецкий и испанский языки общения, – ответила она, перечисляя языки с таким спокойствием, будто речь шла о чем-то обыденном. – Еще могу китайский и хинди.
Я нахмурился, не понимая, почему эти языки она называет дикарскими.
– Почему эти языки у тебя считаются дикарскими? – спросил я, чувствуя, что за ее словами скрывается нечто большее, чем просто насмешка.
Она усмехнулась и голосом, полным наигранного трагизма, словно она приоткрыла завесу тайны, произнесла:
– Потому что Земля – это дикая планета, – сказала она, и ее слова эхом разнеслись по моей голове, оставляя за собой ощущение чего-то мрачного и далекого. После ее слов моя родная Земля показалась мне чужой, дикой, и возникло чувство неприязни к ней.
Атмосфера камеры начинала давить на психику.
Незаметно я стал терять связь с реальностью. Мое сознание как бы воспарило над телом, я перестал его ощущать и плыл в хаосе мироздания, слов и понятий. Уже через некоторое время я перестал понимать, кто я и где я.
На вечернюю поверку я не встал. Охранник, заглянувший в камеру, усмехнулся и крикнул:
– Тут зек, которого привела начмед, уснул сидя. Будить его?
– Нет, пусть сидит, главное – он на месте. Приказали с ним обращаться по закону.
Утром заключенный продолжал сидеть в той же позе, не шевелясь. Пайку, что доставили вечером из больнички, он не тронул. При смене караула новый старший смены велел открыть двери камеры. Он подошел к заключенному и толкнул его ногой.
– Эй, ты совсем страх потерял? – спросил он, но заключенный не ответил. Его тело словно окаменело. Старший смены забеспокоился. – А он вообще жив? – спросил он.
Прежняя смена смотрела на заключенного с заметным страхом. Старший пощупал его лоб и приложил руку к шее.
– Холодный совсем, как труп, но пульс бьется, только редко.
– Я его принимать не буду, – ответил старший новой смены. – Вызывай врача, и пусть его осмотрят, не хватало еще, чтобы он подох в мою смену. – Старший сменяемого караула кивнул, обернулся и приказал:
– Живо доложи в оперчасть дежурному о происшествии и вызывай сюда врача.
Весть о том, что в ШИЗО умирает осужденный, быстро дошла до начальника колонии.
– Кто? – испытывая внутренний страх, спросил он у дежурного по колонии.
– Осужденный Глухов, товарищ полковник.
Начальник колонии выматерился и приказал:
– Врача к нему быстро!
– Начмед уже там, товарищ полковник.
– Переведите его в лазарет, и пусть примут все меры, чтобы он не умер… Хотя… Если что, сам виноват, – подумав, произнес полковник. – Как с ним обращались в ШИЗО, били?
– Разбираемся, товарищ полковник.
– Разбираются они… Если били, то пусть врач осмотрит и зафиксирует все как падение. Потерял сознание, упал и получил ссадины и синяки.
– Понял, товарищ полковник, разрешите выполнять.
– Выполняй, – кивнул начальник колонии, а сам связался по телефону со штрафным изолятором. – Полковник Евдокимов, – произнес в телефонную трубку полковник.
Закрытий сектор. Планета Сивилла
На планете Сивилла, где ранее царил порядок, хаос начал свой неумолимый разгул. Центры силы, словно по мановению волшебной палочки, исчезли в один миг, оставив после себя пустоту. И в эту пустоту, как тени из мрака, вышли хранители, что до сих пор прятались от всевидящих очей тех, кто достиг высот власти и влияния. Мир начал погружаться в хаос, и начался стремительный передел сфер влияния, который мог изменить судьбы всех, кто осмелился противостоять новой, зловещей реальности.
Туман неопределенности окутал бескрайнюю степь, словно завеса тайны, скрывающая грядущее. Вожди племен, ведомые лишь своим чутьем и древними пророчествами, отправились к ставке, чтобы выбрать великого хана. Их пути пересекались в этом почти бесконечном, но судьбоносном месте, где каждый шаг был шагом к новой реальности. Вожди садились вместе у походных костров, обсуждали будущее степи. Тайно сговаривались и согласовывали позиции.
Словно тени на ветру, отряды волчат двигались по степи, гоня перед собой толпы пленников. За ними, поднимая пыль до небес, тянулись обозы с трофеями, будто собираясь в зловещий караван, который должен был напомнить всем о могуществе орков.
В воздухе витало напряжение, как перед бурей. Каждый союз, каждое слово, каждый жест были пропитаны интригами и тайными замыслами. Выборы обещали стать не просто испытанием силы и мудрости, но и настоящей драмой, где судьба целого народа могла повернуть в ту или иную сторону. После чего мир заплыл бы от дыма пожарищ или обрел небывалое спокойствие.
Известие о Курултае Бае оба походных вождя приняли со скорбным смирением. Быр не подавал вида, но его душа долго и безмерно скорбела.
В пяти лигах к востоку от подножия Снежных гор отряды волчат встретились, расположились рядом, и к костру Быр Карама прибыл походный вождь южных волчат, старый многоопытный Шырбрум. Он сел, принял чашу гостя и выпил, поблагодарил и начал говорить.
– Быр Карам, ты долго был правой рукой у великого хана. Послушай меня. Я видел сон или видение, как хочешь назови. Видел я женщину-орчанку, чей рост достигал небес, и была она беременна. Когда она родила, к ней спустился с небес сам Отец и сказал: «Твой сын будет править степью. Он станет императором всех орков». Услышав это, я затрепетал сердцем своим и возрадовался, потом проснулся.
– И зачем ты мне рассказываешь свои сны, Шырбрум, множество снов от суеты…
– Это не просто сон, Быр, это пророчество. Вот мы возвращаемся, потому что состоится Курултай Бай. Предстоит выбор нового великого хана. Пять раз его выбирали из рода Гремучих змей, и в степи был мир и порядок. Теперь все может измениться, времена поменялись.
Шырбрум скорбно уставился на огонь костра, черты его грубого лица словно окаменели в горестной маске. Быр Карам ему не мешал думать и говорить, он приготовился слушать. Шырбрум не зря пришел, значит, ему есть что сказать.
– Быр, – отмер старый орк, – новым вождем должен стать ты.
– Я?.. – удивленно воскликнул Быр Карам. – Почему я?
– А кого ты знаешь из своего рода более достойного? – спросил Шырбрум.
– Из моего? Никого, – ответил Быр. – Так, может, выберут хана из другого племени и рода?
– Вот! – твердо заявил Шырбрум. – Как раз этого допускать нельзя. Мы придем к ставке и окружим ее своими отрядами, распускать волчат не будем. Они научились сражаться и быть мужественными, они послушны нам, как родные дети, мы поставим ханом тебя.
– А если другие будут против? – усомнился Быр Карам.
– Это неважно, придут еще Свидетели Худжгарха, они тебя поддержат.
– Не поддержат, – скривился Быр Карам, – все знают, что я их не люблю.
– Это тоже неважно. Ты сохранишь место великого хана для сына небесной невесты и человека, он станет императором степи. Пророки Сына Отца это поймут, как понял я, и поддержат тебя в твоих устремлениях. У нас сила. У кого сила, тот и прав. Таков закон степи. Силу дает Отец.
– Ты что, старый лис, тоже стал поклонником Худжгарха? – удивился Быр Карам.
– Нет, но против воли Отца не пойду. Раз Отец избрал для нас судьей человека, значит, такова его воля. Я принимаю ее и только. Поклянись, что будешь претендовать на место великого хана. Я, волчата и Свидетели Худжгарха тебя поддержат. Поклянись и не гневи провидение, старый дурак! – резко проговорил Шырбрум.
Быр Карам не обиделся, он лишь усмехнулся.
– Если я старый дурак, то почему мне нужно становиться великим ханом? – спросил он.
– Потому что степь оскудела умами, Быр, и ты лучший из худших. На тебя возлагается ответственность сохранить это место наследнику Сына Отца. Он будет править по законам предков и хранить верность Отцу.
– Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы наплевал на него, – подумав, не торопясь ответил Быр Карам, – но ты, Шырбрум, достоин того, чтобы тебя послушать. Ты не был еретиком и не был Свидетелем Худжгарха. Я верю, что пророчество тебе послал Отец. Я клянусь, что выставлю себя на совет Курултая как претендент на место великого хана и буду хранить его, пока наследник не придет занять его. А ты поклянись, что станешь моей правой рукой.
– Клянусь, – спокойно произнес Шырбрум и ощерился, показав сточенные клыки. Напряжение, царившее над костром, стало проходить. – Ух, – произнес Шырбрум. – Словно гора спала с плеч.
Княжество Чахдо
В подвале придорожной таверны царила гнетущая духота, пропитанная запахом плесени и пота. Свет от фонаря едва пробивался сквозь густые тени, создавая зловещую атмосферу. Элларион с завязанными руками обвел взглядом мрачное помещение, его лицо исказила гримаса боли и презрения.
– Машвел, клянусь, я не замышлял тебе зла. Я пришел сюда по делу, – произнес он. Его голос дрожал от едва сдерживаемого гнева.
Машвел обернулся к товарищу, его глаза блеснули холодным светом.
– Что думаешь, Аргинар? – спросил он, прищурившись.
Аргинар, высокий и мрачный, медленно приблизился к Эллариону. Его лицо было непроницаемым, но в глазах читалась решимость.
– Развяжите его, – сказал он спокойно, но твердо. – Здесь он не имеет силы.
Машвел усмехнулся, его губы изогнулись в кривой усмешке.
– Сам Первый Эльфар почтил нас своим присутствием, – произнес он с насмешкой. – Развяжите моего брата, – добавил он, махнув рукой.
Веревки с глухим звуком упали на пол, и Элларион, освобожденный, поднялся на ноги. Его запястья горели, но в глазах пылал огонь, который не могли потушить ни мрак, ни плен.
– Мы остались одни, братья, – произнес он, его голос звучал глухо, но решительно. – Все, кто считал себя великими, канули в небытие. Теперь пришло время делить мир…
Машвел рассмеялся, его смех эхом разнесся по подвалу, но в его глазах мелькнула тень сомнения.
– О как заговорил! – воскликнул он, его голос наполнился сарказмом. – Что ты имеешь в виду? – спросил он, наклонившись ближе к Эллариону, его лицо стало серьезным, как никогда.
– Оглянитесь, – тихо, но властно произнес Элларион. – Где Рок? Где Беота? Где Курама? Исчезли даже их тени, словно дым на ветру.
Машвел насмешливо прищурился, его глаза блеснули холодным огнем.
– И что с того? – бросил он. – Мы не сможем завладеть их вершинами.
– Это так, – кивнул Элларион, его вкрадчивый голос звучал как шепот ветра, пробирающийся сквозь скалы. Он глубоко проникал в сердца и мысли слушателей. – Но осталась гора человека. Смертного, которого Судья вознес высоко. И этот смертный ушел, оставив за собой лишь жен. Одна из них сидит на вершине, словно страж, охраняя его наследие. Другие разъехались по разным уголкам, следуя путями, которые указал им их муж. Наследие Худжгарха уязвимо, братья. Подумайте над моими словами.
Заботы словно тяжелый туман окутали жен Худжгарха-хранителя. Их было так много, что они едва могли вздохнуть. Погруженные в проблемы новых владений, они впервые осознали, какой непосильной ношей был обременен их муж. Его редкие визиты домой теперь казались им чем-то естественным, но в то же время горьким напоминанием о его постоянном бремени.
Став княгиней Ильриданой Первой, Чернушка ощутила на своих плечах груз ответственности. Этот титул, дарованный жене князя, наделял ее властью управлять княжеством от его имени в его отсутствие. Теперь перед ней открывались новые горизонты и вызовы, но вместе с тем и понимание: она должна быть не только женой, но и опорой для своего мужа, помогая ему нести этот тяжкий крест.
Она металась по княжеству, обустраивая его. Пустила молву, что все, кто переедет из Лигирийской империи в княжество Чахдо, получат подъемные для обзаведения хозяйством. Она платила дзирдам за лес, который они валили в Старых горах, за камень, который добывали посланники гномов из Девятых ворот. Все это она раздавала желающим, платя из своего кармана. Благо золота, серебра и драгоценных камней было не просто много, а очень много, и все это находилось в руках прижимистой и хозяйственной гномки. Глазастая наделила каждую из жен одной нитью благодати для оказания им помощи и контроля за ними. Она знала все их нужды, давала дельные советы и сверху обозревала, как обустраиваются новые владения их мужа. От ее зоркого ока ничего не могло укрыться. Она была самой прозорливой и рачительной из всех жен. Вникала в мелочи до въедливости, советовала, а то и требовала от сестер, чтобы они поступали так, как она говорила. Скоро жены Худжгарха приняли ее руководство в деле обустройства доменов и смирились, признав ее право руководить. Даже гордая лесная эльфарка притихла.
В империи ко власти пришла императрица. Император был сражен недугом после череды поражений, и его разбил паралич. Лучшие лекари и маги не могли справиться с его болезнью. Императрица в паре с молодым фаворитом, генералом от разведки, строила свою вертикаль власти. До нужд населения ей не было никакого дела, и то, что жители покидали империю, ее не волновало. Она укрепляла свою власть, так как понимала, что в тех условиях, когда нельзя полагаться на легионы, ее власть может быстро закончиться мятежом генералов. Она расчищала себе поле деятельности. Арестовывала и казнила генералов и наместников по первому доносу. Шпионы наводнили страну, тайная стража свирепствовала, ища мятежников. При этом буйно расцвели гнезда бандитизма и разбоя. Грабили и убивали на улицах городов, на проезжих дорогах. Без большой охраны передвигаться было невозможно.
В империи начался ропот. Наместники, которые испугались карающего меча императрицы, стали строить заговоры. И первыми объявили об отделении от империи два северных наместника из тех провинций, которые не затронула война. Там находились регулярные легионы, преданность которых наместники купили золотом. Они объявили себя князьями и заключили оборонительный союз. Послали посольства в Вангор к императору, и тот благосклонно принял их. Князья передавали свои земли Вангорской империи в качестве доминионов и просили разместить на их землях войска Вангора. Содержание войск брали на себя. Южная армия Вангора, разгромившая имперцев, вошла в эти королевства и стала на рубежах. Границы провинций проходили по естественным рубежам рек, гор, лесов, как было при их независимости. Император не менял границы.
Спешно набранные императрицей легионы были разгромлены на границе империи мотивированной и дисциплинированной, закаленной в боях армией Вангора.
Затем еще ряд провинций объявил о независимости, и императрица не могла сдержать натиск сепаратизма. Все свои усилия она сосредоточила на удержании власти в первом королевстве, что стало основой империи, и трех ближайших провинциях.
Теперь империя оказалась окружена врагами: с юга надвигалось княжество Чахдо, подаренное императором Вангору в качестве жестокой контрибуции, на юго-западе простирался зловещий Вечный лес, а на севере восстали мятежные королевства, усиленные армией новой Вангорской империи.
Судьба, словно капризная дама, изменила свое лицо: некогда могучая и гордая Лигирийская империя, символ государственного величия и законности, страх и ужас своих соседей, теперь лежала в развалинах, пожиная горькие плоды захватнической политики и безрассудного правления своего монарха. Потекли обозы беженцев из разоренных приграничных провинций империи в Чахдо, привлеченные посулами ее правительницы. Беженцев встречали на границе чернокожие воины и собирали их в большие таборы, им предоставлялась пища и фураж для животных, потом большими караванами отправляли их в места поселений. Сначала заполняли поселки, которые остались без жителей, уведенных орками, и вскоре они заполнились людьми. Получив золото на обзаведение хозяйством, они стали обрастать имуществом и инструментами, поставляемыми из империи. Скотоводы гнали в Чахдо скот, который скупала княгиня и раздавала жителям.
Казалось, что жизнь быстро возвращалась в обезлюдевшее княжество. У Старых гор расположились поселения дзирдов. В центральной части поселились переселенцы. На склонах Снежных гор обживались гномы, и рядом с ними селились уже новоприбывшие переселенцы. Они возделывали землю, ловили рыбу, охотились на зверя и валили лес. Соседство с гномами пошло на пользу, у них начался товарообмен.
Но не все гладко было в княжестве, здесь тоже распустились горькие цветы разбоя и грабежа. Разбойники, несмотря на патрули дзирдов, грабили переселенцев, сжигали поселки и убивали людей. Их ловили, казнили, но грабежи и убийства не прекращались. В столице Чахдо, в одноименном городе, где был престол княгини Чахдо, стало опасно по ночам выходить на улицу. И тогда Чернушка поняла, что это неспроста.
Используя нить благодати, она связалась с гномкой, которая стала полноправной хозяйкой горы, ее авторитет среди жителей и жен был непререкаем. Она умело вела дела, поселила простых жителей всех рас на горе, открыла магазины, увеселительные заведения, пристроила к работе всех обитателей горы и резко сократила расход благодати. Когда происходило нечто, требующее общего обсуждения, она собирала своих подруг и сестер на горе и обсуждала с ними планы будущего устройства. Она стала разбираться в магии благодати, и это знание к ней стало приходить извне. Чернушка ее особенно полюбила как свою землячку. А та отвечала ей взаимностью.
– Глазастая, нужно поговорить, посоветоваться, – передала она сообщение, и оно улетело по нити. Вскоре ей ответила гномка: «Я тебя заберу через полчаса, пока занята». Только она могла доставить остальных жен Ирридара на гору.
Через полчаса Чернушка, занятая своими делами, неожиданно оказалась на горе. Ее на балконе встретила гномка и обняла как родную.
– Ну, – спросила она, радостно улыбаясь, – какие проблемы на этот раз?
– Большие, – ответила Чернушка и непроизвольно улыбнулась. От гномки шла волна симпатии и добра, на которую чувствительная к ментальным проявлениям Чернушка не могла не ответить. Она обняла гномку и поцеловала в щеки. Та от удовольствия зарделась.
– Пошли поедим, ты расскажешь мне все за столом, – предложила Глазастая и, не слушая возражений Чернушки, повлекла ее во дворец, там уже был накрыт стол. – Садись, – пригласила по-простому ее гномка и похвасталась: – Это не волшебные блюда, это настоящие. Смотри: это тушеный барашек с овощами, вино из погребов герцога, что на западном углу гор Вангора. Не знаю, как его звали. Его еще наш супруг то ли схватил, то ли убил. Туда ему и дорога. А это… – Она могла долго превозносить блюда, и Чернушка, зная ее слабость, терпела это, улыбалась и накладывала себе на тарелку. Прислуживать за столом гномка никому не разрешала, только сама и гости.
Они с аппетитом съели половину барашка, запили вином, и подобревшая гномка спросила:
– Ну, подруга, говори, что там у тебя приключилось?
– Приключилось, – нахмурила густые брови Чернушка. – Не могу справиться с разбойниками. То они ускользают от отрядов, которые посланы их ловить. То устраивают засады и уничтожают патрули, и все безнаказанно. Это не случайно. За ними стоит кто-то из хранителей… Кстати, узнали, кто убил великого хана?
– Кто убил, узнали, – кивнула гномка. – А кто за убийцами стоял – нет. Вот такие дела… Значит, на княжество напал один из хранителей? Я так понимаю. Надо подумать, кто это мог быть. – Она прикрыла глаза и стала вслух говорить: – Так, того нет, этого тоже. Вот есть пустомеля, сейчас я его позову.
– Пустомеля – это кто? – сильно удивилась Чернушка.
– А это, – небрежно махнула ручкой гномка, – Бортоломей. Мелет по-пустому, ни к какой работе не приучен. Только ходит и свои стишки сочиняет. Все про любовь и несчастья. А что он знает про любовь? Для него любовь – это томление и скука, а любовь – это труд и умение прощать того, кого любишь. Он недавно сочинил, послушай, мне в голову засело, не могу выкинуть, хожу и пою. Тьфу, напасть.
«За праздничным столом играют с тенью свечи,
И полумрак вполне подходит к этой встрече.
Обычные слова я так привычно слышу.
Была я неправа, но не таю обиду.
Зеленые глаза, что погружают в омут,
А в них моя беда и счастье вместе тонут...»
– Представляешь, я хожу по дворцу, вижу эти свечи, и слова буквально вертятся на языке, я и так и сяк пыталась их забыть.
– Ну что, приятные стихи, что не так?
– То и не так, что приятные. А зачем бередить бабье сердце, когда милого нет? – Гномка вытерла уголком платка накатившую слезу. – Убила бы гада.
Неожиданно с балкона раздался вопрос:
– Милая глазастая хозяйка, я могу войти в ваши чертоги?
– Входи, балабол! – крикнула гномка, и тут же появился Бортоломей.
– Я не балабол, я Бортоломей.
– Это одно и то же. Садись, поешь с нами. Все натуральное. Вот овощи на навозе выращены, овечка травой вскормлена. Все только лучшее.
– На навозе? – Бортоломей сморщился.
– Ты рожу-то не криви, – сурово осадила его гномка. – Мы едим, а ты, значит, брезгуешь?
– Нет, я не брезгую, милая хозяйка…
– Я тебе не милая, я тебе управительница. Понял?
– Да понял, понял, – отмахнулся от ее слов Бортоломей и сел за стол. Стал накладывать себе на тарелку и пробовать.
– Как, вкусно? – спросила гномка.
Тот кивнул, жуя полным ртом.
– Это я научила гномов из местных готовить, а то они ничего не умели. Ты нам скажи, Бортоломей, кто из хранителей балует в княжестве Чахдо?
Бортоломей прожевал и спросил:
– В каком смысле?
– В прямом: разбои там, грабежи, а воины изловить разбойников не могут.
– Ах, это… Видимо, Машвел там обустроился.
– Что за Машвел? – спросила гномка.
– Это брат наш, хранитель воров и бандитов.
– О как! И что ему нужно?
– Как и всем: влияние и власть.
– Ну ты посмотри, власть и влияние, значит. Он покусился на наше! На святое! – А это для прижимистой гномки было равно смертельному греху. – Я ему яйца отрежу, как барану. Как его найти, Бортоломей?
– Этого никто не знает, он прячется, такая у него способность. Он не строит горы, он роет пещеры под землей и там накапливает свою силу. Это не благодать, это что-то другое, сродни эмоциям боли и горя. Они разрушают миропорядок, и поэтому нужен хранитель, который бы аккумулировал эти эманации и не дал им разрушить гармонию мира. Вообще нужны храмы Творца, где бы стояли жертвенники хранителям и прихожане обращались бы в храмах к своим покровителям… Но храмы стоят в запустении, Творца забыли, а Машвел, пользуясь случаем, рвется к власти. Такой вот он… Печальный брат, любимец ночи… – затянул дрожащим голосом Бортоломей.
– Хватит петь свои баллады, Бортоломей, его надо найти, иначе он разорит княжества.
– Я не могу, я с ним не общаюсь.
– А кто с ним общается?
– Может быть, Авангур. Мои братья Торн и Велес тоже от него страдают. Ремесленников убивают, скот режут…
– Странные у вас отношения, у братьев, – подумав, произнесла гномка. – Ты говоришь о хранителях как о братьях, и только Торна и Велеса признаешь родными. Остальные что, от ключницы прижиты, ублюдки?
– Нет, что ты, все мы братья, но не все друг с другом общаются…
– Я поняла тебя. Значит, остальные ублюдки… похоже на них… Чем можешь помочь?
– Ничем… Вот спеть могу.
– Замолчи, не надо, – отрезала гномка. – Значит, надо ждать Авангура?
– Времени нет, – грустно улыбнулась Чернушка, встала и подошла к маленькой округлевшей гномке. Обняла ее, и они так застыли на пару ридок.
– Ладно, нечего ко мне льнуть, – завозилась довольная гномка. – Хорошо, что я тебя тогда на войне не зарубила.
Чернушка села на свое место и, смеясь, спросила:
– А что, могла бы?
– Еще как. Я такая ревнивая… – И обе расхохотались.
Отсмеявшись, гномка потрясла рукой. В ней появился колокольчик, и его мелодичный звон волшебным образом заполнил дворец.
– Приятный звон, – похвалила Чернушка.
– Это мне Балабол его настроил, – призналась гномка. – У меня идея родилась в голове.
На звон колокольчика появился орк-распорядитель, поклонился и спросил:
– Что угодно, госпожа?
– Позови коменданта крепости и его жену, – приказала Глазастая. Орк поклонился и вышел. Вскоре в обеденном зале появились два дзирда: мужчина и женщина.
Чернушка очень удивилась, что в зал первым вошел мужчина, а когда зашла жрица, она совсем потеряла дар речи. Жрица была одета в людскую одежду, только вместо юбки на женщине были кожаные штаны, верх был скрыт кожаным колетом со вшитой искрой магии, который скрывал прелести жрицы. Такого наряда Чернушка не могла себе представить. Жрица всегда являлась воплощением женской красоты и привлекательности, все прелести жрицы едва прикрывались, давая волю буйной фантазии.
Гномка увидела ее удивление и двусмысленно произнесла:
– Я тут немного их приодела и поменяла властную вертикаль, теперь главные у твоего народа мужчины, но они, правда, туповаты. – Чернушка проглотила кусок пирожного и поздоровалась:
– Привет… – Ее прервала гномка:
– У женщин новые имена, прежние они забыли.
– Вот как? – тихо произнесла Чернушка. – Но у меня тоже новое имя, так что, думаю, все нормально. – Жрица и ухом не повела на ее слова, она смотрела на гномку с подобострастием.
– Господин комендант, в княжестве Чахдо назревает угроза. Разбойники под покровительством одного из хранителей сеют хаос и страх. Нам нужно дать им решительный отпор, чтобы очистить земли от их присутствия. Соберите отряд из тридцати бойцов, пусть каждый сражается в паре с верным помощником. Ваша задача – действовать слаженно и решительно. Помните, разбойники не так просты: их защищают магические силы. Возьмите игольники и молекулярные мечи – от них нет защиты. Сколько времени вам потребуется на сборы?
Глаза жрицы сверкнули огнем, она прошептала что-то мужчине, и тот мгновенно ответил:
– Через полчаса мы будем готовы.
– Тогда идите, мы вас ждем, – приказала гномка, ее голос звучал как звон стали, готовой к бою.
Гномка обратилась к Чернушке с решительным взглядом:
– Составь план операции, – ее голос звучал твердо, но в нем проскальзывали нотки тревоги. – Ты знаешь, как это делать. Зачем я тебя учу? Ты сама лучше меня знаешь, как действовать. К каждой паре я прикреплю благодать, и никто не ускользнет от нас. Этот Машвел потратит всю свою черную энергию, чтобы противостоять нам.
Чернушка задумчиво кивнула, ее глаза блеснули холодным огнем. Она уже строила в своем уме хитроумный план, который должен был очистить княжество от разбойничьих банд. Ее сердце билось в такт с каждым новым ходом, и она чувствовала, как сила наполняет ее, готовя к предстоящей битве.
Вскоре пришел комендант и доложил:
– Воины готовы, госпожа управительница, они внизу, ждут у входа во дворец.
– Пошли, – позвала гномка Чернушку, и они обе спустились к парадному входу. Там выстроились тридцать мужчин и женщин, переодетые в людскую одежду. – Они будут выглядеть как простые горожане, – удовлетворенно произнесла гномка. И открыла портал в замок Чахдо. – Чернушка, иди первой, принимай бойцов. – Чернушка обняла сестру и шагнула в портал.
Все тридцать бойцов-дзирдов, семейные пары, собрались в кабинете Чернушки. Кабинет был большим, с длинным столом из красного дерева и рядами кресел по сторонам. В торце кабинета находилось арочное окно, прикрытое шелковыми кремовыми занавесками с золотым шитьем. На стене висела карта княжества Чахдо, снятая с космоса и детализированная. Она была магической, и можно было предметы на карте приблизить или отдалить. Наследие от мужа.
Чернушка подошла к карте и увеличила дворцовый комплекс.
– Всем видно? – спросила она, и старший отряда ответил:
– Всем.
– Хорошо, грессы и… В общем, хорошо, греты и грессы, – с небольшой заминкой произнесла она. – Вот дворцовый комплекс, он находится на холме, слева его омывает река, и отсюда к дворцу не подобраться. Под дворцом обширные подвалы и потайные ходы. С помощью сканеров удалось определить местонахождение этих ходов, но туда воины охраны пробиться не смогли, их всех убили. После двух попыток прорваться через подвалы в подземные туннели я отказалась посылать туда бойцов. Но там обосновались бандиты, которых прикрывает хранитель воров и разбойников Машвел. Его сила в том, что он хозяин подземелий. Магия, которую применяли там, нам неизвестна, но наша магия там не действует, ее блокирует некий неизвестный нам механизм. Ваша задача – очистить казематы под дворцом. Вопросы?
– Нам надо изучить входы и выходы, – ответил командир отряда. – Есть ли у подземных туннелей выходы наружу?
– Да, есть, один за городом в плавнях реки и другой в центре города, в одной из таверн. Я думаю, что бандиты приходят из этой таверны. Вход в плавнях мы перекрыли большим отрядом. Таверну пока не трогали, чтобы не распугать бандитов.
– Нам нужно время, чтобы ознакомиться с подвалами и составить план операции, – ответил командир. – Потребуется часа два.
– Хорошо, оставайтесь здесь и изучайте подвалы. Пока они закрыты с нашей стороны, но нет уверенности, что бандиты не имеют своих людей в обслуге замка. Я не меняла слуг после того, как стала хозяйкой этого комплекса. Слуг и так не хватает.
– Нам понятна задача, – невозмутимо ответил воин. – Разрешите приступать к изучению места операции?
– Приступайте.
Чернушка знала, что такие операции планируют и проводят мужчины-дзирды. Их звали общим унизительным словом грет, что значит «слуга» или «младший». Грессы были магическим прикрытием и атакующим звеном в спецоперациях дзирдов. А дзирды за века конфликтов с народом гномов получили большой опыт войны в подземельях. Усиленные благодатью, они смогут очистить подвалы и туннели, в этом она была уверена.
Через два часа командир диверсантов прибыл к ней на доклад.
– Госпожа, детали операции разработаны. В общих чертах они заключаются в том, что мы зайдем в подвал через пять входов. Разобьемся на четверки и начнем зачищать коридоры – одна пара впереди, другая прикрывает огнем игольников коридоры. Пять пар – резерв. И нам нужна база за пределами замка, где-то в городе.
– Я выяснила, что в городе есть большое пустующее поместье, оно называется поместье Горхов. Это был управляющий прежнего наместника. Он бежал. Я распоряжусь, чтобы поместье передали вам. Когда вы прибудете по своим делам в город, останавливаться будете там. Я выделю вам в распоряжение охрану на время вашего отсутствия.
– Хорошо, госпожа, разрешите приступать к проведению операции «Зачистка»?
– Приступайте, – со вздохом облегчения произнесла Чернушка. – Выделите связного, который будет мне докладывать каждый час о ходе операции.
– Непременно, госпожа, – поклонился дзирд и, пятясь, вышел из комнаты, в которой проводила время Чернушка.
Замковый комплекс, некогда обитель наместника, а до того – князя Чахдо, возвышался над городом, словно остров в море. Под его массивными стенами скрывались обширные подземелья, где хранились запасы продовольствия на случай долгой осады и где находили убежище воины гарнизона в случае захвата города. Но судьба распорядилась иначе. Княжество пало не от рук вражеских полчищ, а от предательства приближенных самого князя Чахдо.
Князь Чахдо был суров и жесток, его называли деспотом и не любили ни подданные, ни слуги. Когда легионы империи вступили на земли княжества, князя предали. В тишине ночи его придушили подушкой, а затем открыли ворота перед имперскими воинами. Княжество было захвачено без единого сражения, и родственная ветвь князя осталась невредимой.
Две женщины из княжества вышли замуж за королей Вангора, и вот теперь одна из них, волей судьбы, стала императрицей.
Но подвалы сразу же, как в княжество прибыла Чернушка, были захвачены бандами, пробравшимися туда и обустроившими себе разбойничьи гнезда. Их не могли оттуда вышибить, но и проход за стенами города перекрыли. Остался один путь – через ворота города и через подземные ходы, связывающие городскую застройку и подвалы замка. Бандиты там чувствовали себя безопасно. Магия крови княгини была неэффективна в подвалах. Бандиты настолько осмелели, что попытались ограбить казну княгини, но были убиты. Из отряда в тридцать человек в подвалы не вернулся никто. На время установилась патовая ситуация: бандиты не могли действовать наверху, а воины княгини не имели успеха в подвальных сражениях. Пришло время выйти из позиционного тупика. Чернушка планировала нанести сокрушительный удар по бандитам.
Когда вечер опустился на улицы Чахдо и духота стала спадать, в подвалы замка вошли боевые группы дзирдов. Они четко и планомерно расходились по коридорам, имея на руках план подземелий. Они не блуждали, а точно знали, куда идти. Их заметили разведчики разбойных банд и быстро сообщили своим командирам.
– Леший, – прибежал запыхавшийся подросток, – там эти, черные, мужики и бабы, одеты по-людски, не то что те… прежние. Они идут сюда.
– Сколько их? – спросил глава банды. Он сидел за столом в комнате, освещенной сальными свечами, и ел жареное мясо, запивал теплым элем и лениво слушал доклад разведчика.
– Я видел четверых, идут уверенно, как у себя дома.
– Бабы красивые? – спросил Леший.
– Ну, так, – пожал плечами мальчишка, – только черные.
– Черных я люблю, последняя умерла седмицу назад. Клык, – Леший обратился к худому орку со сломанным клыком, – бери свою группу, мужиков убей, а баб тащи сюда, развлечемся, горячие они штучки, – и Леший прикрыл глаза от предвкушения удовольствия.
Орк поднялся с лежака на полу и вышел. Раздался свист и крик орка: «Жим, зови наших, развеемся».
Шесть бандитов вышли и преградили путь двум черным горожанам. Клык осмотрел стоящих перед ним чернокожих. К их виду он уже привык. По его наблюдениям, это были не воины, просто слуги. Видимо, их послали проверить, есть кто в подвалах или нет.
– Ну что, черномордые, вы заблудились? – глумливо спросил он. – Мы вас проводим. Вам куда?
– Нам к вам, – ответила женщина и мгновенно вытащила руку из-под куртки. Свист игл, разрезавший тишину подвала, прозвучал неимоверно стремительно, и пять тел рухнуло на пол. Мужчина взмахнул рукой, и ноги Клыка подкосились. Он еще не понял, что произошло, и тело его еще стояло, но ноги выше колен были отрублены наискось. Затем тело орка начало медленно падать, и подземелье огласил дикий вопль боли.
Мужчина нагнулся над телом и влил орущему орку жидкость из фляжки. Глотая и плача, орк утих. Боль от раны ушла, орк загнанными глазами смотрел на сливающуюся с темнотой парочку.
– Отведешь меня к своему главарю, – тихо проговорил мужчина, – и я тебя не убью. Нет – я разделаю тебя на куски, и ты все равно расскажешь, где остальные бандиты.
Орк почти обезумел.
– Вы кто? – сипло спросил он.
– Мы – смерть, – ответила женщина. В ее руке появился хлыст и, как змея, обвил горло бандиту. Он захрипел:
– Пощадите, я все вам покажу.
Мужчина обернулся и махнул рукой. Из темноты вышли еще два человека, и один из них подхватил орка под мышки и понес. Кровь, вытекающая из ран, перестала течь, раны на ногах закрылись тонкой кожей. На весу качались два обрубка.
– Дальше будет логово, – прошептал орк. – Там главарь и вся банда.
– Почему нет охраны? – спросила женщина.
– А зачем? – удивился орк. – Мы в безопасности, сюда чужие не ходят… Не ходили, – поправился он.
Женщина прошла вперед, выглянула из-за угла и увидела тусклый рассеянный свет. Она надрезала руку, смешала кровь с водой и швырнула пригоршню разбавленной крови за угол, затем запустила туда огненный шар.
Взрыв не был мощным. Но вспышка огня поразила все, что было за углом. Жар жадным языком выскользнул из-за угла и столкнулся с энергетическим щитом дзирдов, бессильно опал затухающими всполохами.
Мужчина скользнул вперед и вскоре вернулся:
– Там двадцать сгоревших тел в двух комнатах.
– Обыщи всех до единого, возможно, среди них есть что-то ценное, что раскроет нам тайны их магии. – Когда дзирды оставались одни, женщины брали, как прежде, власть в свои руки, и поэтому гресса не терпела промедления. Грет поспешил исполнить приказ.
Он вернулся почти мгновенно, держа в руках связку оплавленных серебряных медальонов. На телах орков он нашел только это: по два амулета на каждом, а на одном – три. Вероятно, этот орк был главным. Магия в амулетах исчезла, оставив лишь следы былой силы.
– Проверь этого орка, – приказала гресса, и грет тут же принялся обыскивать грудь пленника. Он нашел амулеты и показал их жене. Она кивнула, и ее голос прозвучал холодно и решительно: – Отправь орка и амулеты госпоже. Пусть она сама разберется с этими артефактами. Я не понимаю этих плетений.
Грет кивнул и тихо свистнул. Из темноты вышел другой мужчина, высокий и мрачный. Он переговорил с гретом, и тот без колебаний схватил раненого орка и медальоны и утащил их в темноту, растворившись в ночи.
Чернушка находилась в своем кабинете, когда пришло первое известие: один туннель был очищен от банд без потерь. Ей принесли пленного, которого она могла допросить. У ее ног лежал орк без клыка и ног, он с опаской смотрел на черную властительницу.
– Ты вор, раз у тебя сломан клык, – произнесла Чернушка. – В степи воровал скот, тебя поймали и клеймили. Ты сбежал из степи в империю. И ты связался с недостойными людьми, забыл заветы отца. Как вы убили мою стражу, которая пыталась очистить подвалы от вашей мерзости? – Орк скривился, упоминание о его прошлом ему явно не понравилось, но препираться он не хотел, понимал, что будет только хуже.
– У нас амулеты, один делает нас невидимыми и для простого глаза, и в магическом зрении, мы сливаемся с окружающей обстановкой, так мы прятались. У вожака был амулет паралича, он парализовал черных воинов. Мужчин мы задушили удавкой, это второй амулет. Магическая удавка обхватывает шею человека. Женщин только придушили слегка, лишили сознания и использовали, как используют женщин… – Он глумливо ухмыльнулся. – Мы это делали, пока они не умирали.
Чернушка осталась невозмутимой на ужасные слова орка.
– Какой из этих амулетов с удавкой? – спросила она и почувствовала надвигающуюся угрозу. Она мгновенно бросила амулеты на пол и поставила магический щит. Невидимая змея метнулась к ней и напоролась на защиту, сверкнула вспышка – одна, вторая, третья, – и Чернушка поняла, что щит сейчас пропадет и может случиться непоправимое. Она видела торжествующее лицо орка и молниеносно нанесла удар ногой ему в голову. Носок сапога пробил висок, орк опрокинулся на спину и захрипел, атака прекратилась.
«Значит, амулет повинуется мысленным приказам и атакует того, на кого направлено желание бандита, – поняла Чернушка. – Интересно…» Она подняла амулеты и попробовала использовать другой, который делал невидимым своего владельца, но не смогла. Затем она осмотрела его магическим взором и поняла, что он привязан к владельцу кровью.
Чернушка задумалась на мгновение, ее темные глаза сверкнули холодным огнем. Затем она обратилась к двум стражницам, стоявшим по обе стороны от нее:
– Немедленно позовите мага-артефактора, – приказала она твердым голосом.
Одна из стражниц тут же бросилась исполнять приказ, исчезнув в переплетении коридора. Вскоре она вернулась, ведя за собой худенького старичка в синей мантии, на которой блестели серебряные узоры. Это был Вамлей, один из лучших артефакторов, чья преданность Чернушке была куплена за щедрую плату.
– Вамлей, – произнесла Чернушка, ее голос был тихим, но властным, – перед тобой два амулета с неизвестной нам магией. Твоя задача – разобраться с ними. Не просто уничтожить, а понять, как можно увидеть человека, скрывающегося под амулетом скрытности. Учти, что на амулетах есть привязка кровью к своим владельцам. Вот первый – скрыт, второй – магическая удавка, душит без пощады. Будь осторожен, мне нужен результат незамедлительно.
Старик склонил голову в знак уважения и ответил:
– Сделаю все, что в моих силах, госпожа. Позвольте мне удалиться.
– Иди, – кивнула Чернушка, ее глаза все еще горели страхом и ненавистью к бандиту.
Вскоре пришли вести о полной зачистке подвалов и туннелей под замком. Бандиты, уверенные в своей неуязвимости, не успели даже поднять тревогу, как были уничтожены двойками дзирдов – молчаливых и бесстрашных воинов, чьи движения были точны и смертоносны. Бандиты беспечно спали или пили вино и эль. Они не видели ни сливающихся с темнотой коридоров силуэтов, ни самих дзирдов, бесшумно передвигающихся по мрачным развилкам подземелий. Все они пали жертвами собственной беспечности.
Резерв заблокировал выход в город, а остальные дзирды вернулись во дворец. Первая часть операции прошла стремительно и сокрушительно, оставив банды в полном смятении и страхе. Теперь путь во дворец для них был закрыт. Двери туннеля, ведущего в город, были забаррикадированы тяжелыми бочками с соленой рыбой и ящиками с углем, превратив их в неприступную преграду.
Чернушка смотрела на все это с удовлетворением, ее губы изогнулись в холодной улыбке. План операции был идеален, и теперь оставалось только ждать, когда второй акт ее замысла принесет свои плоды.
– Слушайте все, – собрав бойцов отряда, начала говорить Чернушка. Глаза блестели решимостью и радостью. – Сила бандитов в их амулетах. Один делает их невидимыми как простым зрением, так и магическим, другой накидывает удавку на шею жертвы. Так они убили мою стражу. А у главарей амулеты парализации. Сначала они прячутся под скрытом, потом парализуют жертв и душат. Такой вот механизм атаки. Сейчас маги работают над секретами их амулетов. Нам надо найти способ видеть убийц, и мы его ищем. Пока отдыхайте. Спасибо за работу. Я не забуду ваши старания. – Воины заулыбались, нечасто им доставалась похвала. Они ушли в казармы, а Чернушка стала ждать известий от магов.
Маг пришел скоро, но с печальным лицом.
– Что? – глядя на него, спросила Чернушка.
– Трудная задача, госпожа, мы не знаем таких плетений.
– Неужели вам не удалось решить задачу?
– Я бы так не сказал, госпожа. Людей видеть под скрытом не получится, но зато можно увидеть плетения амулета, они видны в зеленом цвете. Я создал прототип амулета, и с его помощью можно видеть зеленый огонек на человеке, который носит такой амулет.
Чернушка подумала и довольно кивнула.
– Это тоже немало. Вамлей, сделайте десяток, нет, пятнадцать амулетов, и побыстрее, потом наладим выпуск таких амулетов для всей стражи.
Старик поклонился и, шаркая подошвами туфель, ушел. Вернулся он уже с рассветом, усталый, но довольный. В ларце он принес пятнадцать амулетов.
– Это пока все, что мы смогли сделать, госпожа, – поклонился маг.
– И за это, Вамлей, спасибо, я вас щедро награжу, если амулеты сработают. – Маг с достоинством поклонился и передал в руки Чернушки ларец.
Еще через час Чернушка инструктировала бойцов отряда зачистки.
– Амулеты, которые я вам передам, носят те, кто владеет магией и может видеть в магическом зрении. Бандитов узнаете по зеленому огоньку на груди человека, жалеть их не надо, уничтожайте быстро и стремительно, пока разбойник не скрылся. Разбейтесь на пары и прочешите город, две пары поставьте на ворота. Еще раз повторяю, мне живые бандиты не нужны. Всех выходящих из разбойничьего трактира с огоньками также убейте. Надо это сделать быстро и решительно. На нашей стороне внезапность и инициатива. Бандитов с амулетами не может быть много. Это ядро преступной армии Машвела. Уничтожим ядро – разбегутся разбойники. – Она раздала грессам амулеты, и отряд в полном молчании покинул дворец. В подвалах осталась стража замка с амулетами, стража на воротах замка также получила амулеты. Две пары быстро проверили всех слуг и выявили пятерых. Их убили быстро, так что они не поняли, откуда пришла угроза, тела вытащили во двор и сложили рядом с обугленными останками и телами других бандитов.
Утро окутало Чахдо тяжелой пеленой душной влаги, принесенной с востока, из бескрайних океанов, чьи волны шептали о древних тайнах. Город, некогда процветающий на перекрестке торговых путей, соединяющих Империю с Вечным лесом, Вангором и Снежными горами, теперь казался призраком самого себя. Жизнь, что бурлила здесь когда-то, словно унеслась в прошлое, оставив лишь тени и шепоты. Каждый уголок Чахдо хранил свои секреты, словно мрачные стражи, а в воздухе витала тревога, будто дыхание самого города, затаившегося, как раненый зверь, в ожидании новой беды.
В мрачных, пыльных подвалах таверны, что приютилась у подножия замковой горы, скрывались городские банды. Тайный ход, змеей извивающийся из их логова в длинные подземелья замка, служил зловещей штаб-квартирой Машвела – владыки воров и разбойников, чьи глаза, острые как кинжалы, проникали в самую суть, а уши улавливали каждый, даже самый тихий шорох. Этот мир теней и подземелий был его царством, где он был не просто правителем, а истинным хозяином судеб, вершащим свою волю с безжалостной точностью и непреклонной решимостью. Он оплел город и дворец невидимыми путами своих банд и уже готов был захватить власть.
Судьба, как коварная обольстительница, явилась к Машвелу с неожиданным даром – горьким и пугающим. Человек, чье присутствие казалось миражом, исчез, оставив за собой лишь призрачные тени и пустоту, как будто его никогда и не было. Но прежде чем раствориться в тумане мироздания, он передал управление Горой своим женам, и Первый эльфар, который страшился воинства черных эльфаров, раскрыл Машвелу их тайны.
Их было пятеро, каждая воплощала силу и волю, но одна из них выделялась, словно звезда среди ночного неба. Ильридана, Черная эльфарка, была воплощением бури – она ворвалась в княжество Чахдо, как вихрь, сметая все на своем пути. Ее действия пробудили в Машвеле не просто интерес, а жгучее, ненасытное желание обладать ею. В ее руках хранилось то, о чем он мечтал больше всего на свете – власть и сила, которые могли изменить его судьбу навсегда.
Машвел не торопился. Он упорно и тайно создавал сеть банд, подчиненных единому центру, в котором на троне восседал он. Целые деревни становились в ряды его тайного воинства. Они, получив из рук его адептов амулеты, нападали на караваны купцов, грабили их и растворялись среди мирного населения. Его приближенные ходили от поселка к поселку и вербовали себе сторонников. Воровать и грабить было проще, чем обрабатывать землю. Бандитизм стал основой их процветания, и поймать этих призраков было почти невозможно. Кто мог заподозрить простых селян в преступлениях? Стража носилась по дорогам, но не находила следов, и Машвел, наблюдая за всем этим, понял: его время пришло. Он станет правителем Чахдо, а заодно и горы, хозяином которой был человек, отвергнувший его дружбу. За это он заплатит сполна.
Все шло как он задумал. Его планы, словно невидимые нити, сплетались в паутину, опутывая судьбу княжества. Некоторые нити обрывались, другие тянулись к цели, но все они вели к одному – к власти, которую он жаждал, и к женщине с кожей цвета ночи, чья красота манила его, как мотылька свет. Он чувствовал, что победа близка, и каждый новый шаг приближал его к желанному трону и к сердцу той, о которой он мечтал. Ничто не предвещало беды, и некому было ему противостать. В своих мечтах он вознесся до небес.
Но неожиданно ему пришли известия, которые на некоторое время смутили разум Машвела. Банда разбойников, которая отправилась в подземные туннели, чтобы сменить тех, кто спрятался в подземельях дворца, вернулась с известием, что проход закрыт изнутри, пробиться сквозь двери не удалось, за ними была устроена баррикада. А потом пошли известия из города: его сторонников и последователей стали убивать на улицах. Причем один принес иглу, которая попала ему в руку. Но он успел скрыться в подворотне и пробраться в трактир, где сидел Машвел. Эти смертоносные иглы разили наповал.
– Что это значит, брат? – спросил Машвел Аргинара. – Черная ведьма научилась видеть моих людей?
– Не знаю, брат, – пожал тот плечами. – Я расспрошу больных и калек, что сидят у трактиров. Пройдусь невидимым по городу, осмотрюсь и доложу тебе, что происходит.
Он незаметно покинул трактир. Пошел по улицам. Среди прохожих он заметил парочки черных эльфаров, что ходили и внимательно оглядывались. Вот женщина замерла и передала корзину мужчине. Затем в ее руке оказался странный предмет. На расстоянии трех метров раздался свист, крик, и один из мужчин, шедший им навстречу, упал. Черный мужчина крикнул:
– Добей второго.
– У него нет огня, – ответила женщина.
– Если он с ним, значит, новообращенный, убей.
И женщина выстрелила в спутника убитого. Два тела остались лежать на камнях мостовой. Парочка подошла, сняла амулеты с тела и, не оглядываясь на озирающихся в испуге прохожих, скрылась за углом. Аргинар направился к воротам и стал смотреть, что происходит там. Это были Вторые ворота, и рядом с ними стояли две такие пары черных эльфаров. В отличие от тех, что несли стражу в городе, они были одеты в людскую одежду. Одна пара подалась вперед, когда въехала повозка, и мужчина махнул рукой. Голова возницы, срезанная невидимым лезвием, отделилась от шеи, и кровь полилась на грудь еще сидевшему мужчине. Женщина навела руку на повозку, и воздух прорезали свист и отчаянные крики. Она заглянула под тент фургона и произнесла всего два слова:
– Все готовы.
Тут же третий мужчина подхватил коней под уздцы и повел в сторону. Там уже скопилось с десяток повозок. Аргинар увидел что хотел и поспешно вернулся в таверну. Спустился в подвал и мрачно сообщил:
– Я понял, как находят твоих сторонников. Черные эльфары видят людей с твоими амулетами и по ним узнают твоих людей. Они убивают всех, кого заметили. На улицах города лежат несобранные трупы. С их тел эльфары снимают амулеты. Трупов много, десятки. На воротах стража пропускает всех. У Вторых ворот стражники, одетые как люди, тут же убивают твоих приверженцев. Они не спрашивают, кто они, и не берут их в плен, просто уничтожают, Машвел.
Машвел оскалился, его глаза заполыхали злобой.
– Они научились различать моих людей и убивать их безнаказанно, – прошипел он. – Этой черной шлюхе не сойдет такое с рук.
Он повернулся к громиле, который сидел в углу, опустив голову.
– Трупоед, – рявкнул Машвел, – собери десяток лучших своих парней. Мы навестим дворец.
– Но как? – удивленно воскликнул громила. – Проход закрыт, а на нем стража. Нас всех перебьют.
Машвел сжал кулаки и прорычал:
– Будь ты проклят, маловерный!
Он взмахнул рукой, и громила, схватившись за горло, начал хрипеть.
Его глаза вылезли из орбит, лицо посинело, а вены на висках вздулись. Машвел не отпускал невидимую петлю, пока бандит не упал на колени, задыхаясь. Только тогда он разжал магическую хватку, и громила рухнул безжизненным телом.
– Бурс, – обратился Машвел ко второму бандиту, – видел, что бывает с теми, кто мне не верит?
Бурс побледнел, его губы пересохли.
– Видел, мой господин, – прошептал он, опустив голову.
– Ты веришь в меня? – спросил Машвел, сверкнув глазами.
– Верю, господин, – ответил Бурс, глядя на него с трепетом.
– Тогда ты остаешься за этого маловерного, – холодно произнес Машвел. – Собери десяток парней, и пойдем покажем этой черной эльфарке, где ее место.
Бурс кивнул и на негнущихся ногах направился к двери подвала. Машвел остался наедине с Аргинаром. Его лицо было искажено холодной решимостью. В воздухе витало напряжение, и было ясно, что эта ночь станет началом новой, кровавой главы.
Планета республики Валор
В зале играла тихая, ненавязчивая музыка в исполнении оркестра в черных костюмах. Фрау Марта взяла под руку Прокса и повлекла его к столу, где располагались напитки и закуски. Им уступали дорогу приглашенные дамы и кавалеры. На всех лицах была печать глубокой почтительности. Молодой красивый мужчина подошел к Исидоре и предложил ее сопроводить. Исидора обольстительно улыбнулась и ответила:
– С удовольствием, вы кто? – Она смотрела искренне, и в ее взгляде мужчина прочитал восхищение.
– Я помощник фрау Марты, меня зовут Мартело. Я хотел бы вам составить компанию, пока ваш муж и фрау Марта обсуждают государственные дела.
– Вы очень галантны, риньер Мартело, – ответила Исидора, – я с удовольствием приму ваше общество, в мире так мало осталось настоящих кавалеров.
– Ну что вы, мидера Исидора, Валор славится своей галантностью. А как вам показалась наша планета?
– Очень урбанизирована, в ней нет красоты и первозданности, риньер.
– А на вашей планете она есть? – улыбаясь, спросил ее спутник.
– Если говорить о той, где расположено княжество, то там все под куполами, но я не оттуда.
– А откуда вы?
– Я из другого мира, риньер Мартело.
Мартело, услышав эти слова, чуть не споткнулся:
– Из другого мира? Сивиллы?
– Нет, Мартело. Можно я буду так вас называть? – спросила Исидора и вновь одарила мужчину обворожительной улыбкой.
– Конечно! – горячо поддержал ее желание красавец. – Что это за другой мир?
– Он называется Теллурия. Вот там действительно изысканная красота. Там здания вплетены в природу, как золотое шитье в кружева. Там девственная природа, нет космических спутников на орбите. Нет этих несуразных бетонных зданий. Дворцы красивы и элегантны. Мужчины галантны и воинственны… Я скучаю по дому, я была дочерью герцога.
– А этот мир… Он где? – немного смущаясь ее слов и недоумевая, спросил Мартело.
– Это другая вселенная, – вздохнула Исидора.
– А как же вы попали сюда?
– Меня привел сюда мой муж Эмиль, он спас меня из заточения. Моя сестра, влекомая жаждой власти, посадила меня в темницу, и туда попал мой будущий муж.
– А он-то как туда попал? – спросил сбитый с толку мужчина.
– Его туда отправил бывший хранитель Инферно Курама. Они были союзниками, но Курама предал Эмиля и с помощью свитка отправил его в мой мир. Эмиль вышел из темницы сам и вывел меня, я стала его женой. Наш мир атаковали демоны Инферно. Есть такие демоны-духи, они вселяются в человека и начинают им управлять, это один из подвидов демонов изменений. Они почти захватили наш мир. Но Эмиль имел над ними власть как хранитель Преддверия и выгнал демонов, потом освободил от проклятия нашего правителя, сильного мага. Его имя вам ничего не скажет, но в проклятии его звали Неназываемый или бог боли и страданий. Эмилю много пришлось пострадать, прежде чем он спас мой мир. И я уехала с ним в его мир. Вот такая история, риньер Мартело. И это не сказка, это сущая правда.
Лоб мужчины вспотел, он слышал о чудесах Закрытого сектора, но то, что рассказала ему эта красавица, не укладывалось в голове.
– Мой муж дружен с Его милостью, канцлером княжества, и тот предложил нам отправиться в Открытый мир, чтобы принести людям долголетие и здоровье. Его милость – могущественный маг. Он властвует над народом орков. Он разгромил иномирцев в Брисвиле и на Сивилле. Они как-то решили на него напасть и поплатились. А потом он связался с членами межрата и заключил выгодный договор. И он, как говорят, муж княгини, но на Сивилле имеет еще пять жен, и все они из разных народов. Представляете?! – воскликнула Исидора. – Гномка, дзирда, лесная эльфарка, орчанка и снежная принцесса. Вот он какой, друг моего мужа. – За разговорами они обошли стол и остановились у стола с напитками. Мартело, сбитый с толку болтовней женщины, подал ей бокал с игристым вином.
– Такие вина у вас есть? – спросил он.
– Да, у нас отличные вина, ваши – просто ерунда по сравнению с тем, что пили мы. У нас есть большая партия вина, я предложу мужу часть подарить фрау Марте.
Исидора взяла в руки бокал, поводила рукой над бокалом, и лицо ее стало сумрачным.
– В этом вине есть яд, – произнесла она совершенно спокойно. – Это психотропные вещества. Как это понимать, риньер Мартело? – Исидора подняла голову и посмотрела в удивленные черные глаза мужчины. – Вы хотите войны? – негромко спросила она.
– Войны? Нет, конечно, – растерянно ответил Мартело. – Почему вы решили, что в вине яд?
– Потому что мы привыкли к интригам, тайнам, убийствам и всему такому, что предваряет власть, риньер Мартело.
– Уверяю вас, вино не отравлено, – воскликнул пораженный Мартело.
– Тогда выпейте это вино вы, – Исидора подала ему бокал. – В вашем бокале вино не отравлено.
Мартело взял ее бокал, с сомнением понюхал и поставил на стол.
– Я лучше воздержусь, – с глубоким сожалением произнес он. – И распоряжусь, чтобы нашли того, кто это сделал. Может, проверите, есть ли еще отравленные бокалы?
– Нет, – спокойно ответила Исидора. – Видимо, бокал предназначался мне, и вы его мне подали.
Она смотрела на Мартело, а он потел и не знал, как реагировать. Вытер лоб платком и передал по нейросети Марте: «Марта, остановись, они опасны, они нас раскусили…» Но в это время адмирал поставил бокал, нагнулся к фрау Марте и что-то стал ей говорить. Женщина побледнела и стала озираться. Спас ее внезапный звук сирены тревоги.
«На замок совершено нападение», – прозвучал механический голос, и тут же с грохотом опустились бронированные жалюзи на окна, наступила темень.
Прокс незаметно вытащил амулет-гранату, заряженную магией хаоса. Простейшее заклятие «Инферно» разрушает электронные цепи и нарушает работу искинов. Пришедшая в себя фрау Марта схватила его за руку и потащила к своему трону. Прокс не сопротивлялся.
Когда наступила темнота, Исидора выстрелила в затылок Мартело ледяной иглой, заметила мужа, убегающего с Мартой, и поспешила за их еле видимыми силуэтами. Свет вспыхнул внезапно, замигал, и Прокс увидел мельтешение и панику среди гостей. Они все устремились к одной из дверей, и когда свет погас вновь, он метнул туда амулет с огненным шаром, потом второй и прикрыл фрау Марту своим энергетическим щитом. За жену он не беспокоился, все было обговорено заранее. Вспышка ослепила фрау Марту и повалила ее на пол. Прокс создал светляка, и мир вокруг них преобразился. За спиной лежали разбросанные обгоревшие тела лидеров Синдиката. У его ног ползала и стонала фрау Марта. Она пыталась подняться, но ей это удалось с трудом. Наконец она встала на карачки. Подол ее платья задрался, оголив голый мясистый зад в целлюлитных вмятинах.
Прокс помог ей подняться. Рядом оказалась Исидора и помогла фрау Марте принять подобающий вид. Фрау тоже запаниковала, она била по ручке трона, но ничего не происходило.
– Замыкание, – простонала она. – Пошли, я знаю еще один выход. – Она вновь потащила Прокса, не обращая внимания на его жену. Она подбежала в темноте к стене с гобеленом и толкнула стену. Часть гобелена опустилась вниз, и фрау Марта проскользнула в открывшийся простенок. Прокс и Исидора заскочили следом, и стена встала на свое место.
Свет следующего за ними огонька осветил лестницу, ведущую вниз.
– Туда, – указала рукой фрау Марта. Прокс видел, что эта женщина постепенно приходит в себя. Он взял ее руку, и они стали спускаться. Внизу их встретили два охранника. – Что случилось? Кто напал? – спросила фрау Марта. Быстро приходя в себя, Исидора поняла, что тут Марта чувствовала себя в безопасности, и это было опасно.
– На планету напали силы ССО, фрау, – ответил старший. – Надо уходить, они передают, чтобы мы не оказывали сопротивления, началась санация планеты.
– Я так и знала, что однажды они на это решатся, – Марта грязно выругалась. – Портал работает?
– Да, мы приготовили его, – ответил старший.
– Тогда надо спешить. – Марта, не отпуская руки Прокса, потащила его в помещение с портальной площадкой. – Они у меня кровью умоются, – зло прорычала фрау Марта. Она оглянулась на Исидору. – И ты тут? – грубо спросила она и шагнула на портал.
Прокс неожиданно левой рукой ударил ее в скулу и подхватил на руки. Исидора открыла огонь по охране из амулетов ледяных игл, замаскированных под дорогие браслеты. Цели были поражены, не успев применить оружие.
– Лезь на портал, быстрее, – позвал Прокс.
Вокруг портальной площадки замигали желтые огоньки, потом два раза мигнули зеленые, и они на миг погрузились в темноту, но тут же появился свет, и они очутились на другой портальной площадке. Напротив стоял удивленный человек в боевом скафандре и смотрел на них.
– Вы кто и что с фрау? – спросил он и поднял свой игломет.
– На дворец напали, – быстро ответила Исидора. – Фрау контузило взрывом, мы ушли через телепорт сюда, нужно срочно менять точку и уходить дальше, сюда движутся силы ССО, они начали санацию планеты.
– А… – хотел спросить мужчина, но Прокс не дал ему договорить:
– Надо уходить, будешь нас охранять, быстро, на другой портал.
Охранник спохватился и побежал, непрестанно оглядываясь. Они добежали до лифта, поднялись на два этажа выше.
– Здесь еще кто-нибудь есть? – спросил Прокс.
– Только смены охраны и техники, всего десять человек…
– Передай им, чтобы портальные площадки были уничтожены, никто не должен узнать, куда мы ушли.
– Есть, – по-военному ответил охранник. И замер. – Готово, передал… – и упал, сраженный ледяной иглой в лицо. Исидора подхватила его оружие и поспешила за мужем.
Портал вспыхнул изумрудной искрой, и Прокс метнул в зал амулет хаоса. Мир растворился во мгновение ока, уступив место другой портальной площадке.
Это был заброшенный зал, где оборудование покрылось пылью времени. Прокс осторожно ступил на холодный пол, бережно усадил фрау Марту у стены и активировал сканер.
– В ближайшем окружении, Исидора, живых нет, – произнес он с облегчением. – Но место странное… Не находишь?
– Нахожу, – раздался голос Исидоры, глубокий и задумчивый. – Но думаю, это всего лишь камуфляж. Не дай Марте очнуться, она может воспользоваться паролями, и нам несдобровать.
– Почему ты так думаешь? – спросил Прокс, внимательно глядя на нее.
– Потому что она не из тех, кто позволяет себе просто так сдаваться. Мы прошли через цепочку порталов, и это, возможно, не последняя точка в нашем пути. Вся эта видимость создана, чтобы запутать того, кто за ней будет охотиться.
– Я понимаю, – согласился Алеш, – нам надо разобраться, где мы и как отсюда выбраться. Мы, может, находимся на другом конце вселенной.
– Я позаботилась кое о чем, – улыбнулась Исидора, и в воздухе появился Брык. Прокс отступил на шаг и опасливо спросил:
– А этот как тут оказался?
– Я взяла одного Брыка с собой.
– Где ты его прятала? – с подозрением спросил Прокс.
– На нейросети.
– Ты представляешь, как ты рисковала?! – возмущенно воскликнул Прокс. – Эти программы очень опасны, их невозможно контролировать.
– Для меня они неопасны, – решительно заявила Исидора и бросила на мужа взгляд, полный уверенности и вызова. – Он нам поможет. Дружок, Брык, надо взять это место под свой контроль. Сможешь? – спросила Исидора.
– Без проблем, надо найти линии связи. – Брык подлетел к створкам двери и стал ее изучать. – Госпожа полковник, прошу вас открыть этот лючок, он запитан на энергетический контур, через него я войду в систему, но на это потребуется время.
Исидора открыла небольшой люк в двери и увидела три кнопки.
– Что дальше? – спросила она.
– Надо активировать створки, – ответил Брык, – это даст мне возможность попасть в линии энерговода.
Исидора нажала кнопку, но ничего не произошло. За спиной раздался усталый насмешливый голос:
– У вас, милочка, ничего не получится. Тут только я могу дать команду, но моя нейросеть заблокирована. – Исидора оглянулась и увидела сидящую у стены Марту. Та с ненавистью смотрела на нее и на Прокса. – Зачем вы это сделали? – спросила она.
– Вы о чем, фрау Марта? – спросил Прокс и присел рядом с ней.
– Зачем вы меня ударили, господин адмирал?
– Вы хотели оставить мою жену там, во дворце, и я догадался, что вы хотели от нее избавиться. Я вам этого не позволил.
– Глупости, мне незачем было оставлять в плену вашу жену. Мне пришла информация, что это ваш корабль атаковал дворец.
– Мы не атаковали, у него случился бой. Такое возможно. Корабль управляется без экипажа, одними искинами.
– Неправда!..
– Корабль опустился в нижние слои, и ради спасения жизни колонистов их высадили рядом с вашим замком. Мы не ССО.
– Я вам не верю, – почти выплюнула фрау Марта.
– Это ваше дело, но теперь мы вместе заперты в этом месте, и нам надо как-то сосуществовать.
– Разблокируйте мне нейросеть, и я помогу вам.
– Нет, – отрезал Прокс, – это слишком опасно. Вы подсыпали в вино отраву, действующую как психотропное вещество, и приготовили для меня и моей жены. Я вам не доверяю, поэтому сидите и не двигайтесь. Я применю станер.
Фрау Марта обессиленно опустила руку.
– Идиот, – произнесла она. – Мы здесь с голоду сдохнем.
– Это как получится, фрау Марта… или просто Фрау? Как вас лучше называть?
– Да пошел ты, ублюдок, – с ненавистью выкрикнула Фрау и отвела глаза, закрыла их и осталась сидеть без движения.
Прокс подошел к жене.
– Почему она говорит, что ее нейросеть заблокирована? – тихо спросил он. И наклонился ниже к жене. Та кинула осторожный взгляд на женщину, притулившуюся к стене, сидевшую с закрытыми глазами.
– Я подсадила ей Брыка на нейросеть, сейчас она, видимо, разгадывает его загадки. – Прокс с искренним удивлением посмотрел на жену, потом его взгляд потеплел, и в нем появилось огромное уважение.
– Ты молодец, – похвалил он. – Я не додумался до этого.
– Ты все время забываешь, что я часть тебя, милый. Я думаю как ты, и чувствую как ты, но ты пренебрегаешь мной, я же нахожусь в свободе и могу думать за нас двоих. – Она прижалась к Проксу. – Мы выберемся, милый, обещаю, – прошептала она. – Брык, – обратилась она к луковому человечку, – тут есть еще аппаратура, запитанная на энерговоды?
– Нет, госпожа полковник, только двери. Остальное оборудование без искинов и подводки линий энергоснабжения, это пустой зал.
– А портал? – спросила Исидора. Брык поднял голову к потолку.
– Портал? – повторил он. – Сейчас посмотрю. Да, есть подводка, но нужно пробраться снизу. Тут есть люк. Откройте его.
– А это не опасно? – спросил Прокс. – Я никогда не видел, чтобы порталы обслуживали.
– Господин адмирал, – произнес с назидательными нотками Брык, – портал создали люди, и они же запитали его в линии энергоподачи. Но это просто одна из линий. Вот тут есть еле видимая дверка, откройте ее. – Прокс нажал на дверку, и она открылась. – Замечательно! – радостно произнес Брык и исчез.
– Все, теперь надо ждать, – так же радостно сообщила Исидора.
– Рано радуешься, любимая, как бы не получилось так, что он откроет двери после нашей смерти.
– Мы и при смерти останемся вместе, – беззаботно произнесла Исидора и обняла мужа.
Космос стал опасным местом. Валор окружили эскадры кораблей. Торговцы спешно покидали свои стоянки и уводили корабли подальше от мест предстоящих сражений. Одна из орбитальных крепостей открыла огонь по линкору, но была уничтожена совместными действиями нескольких кораблей. Командир крепости совершил фатальную ошибку: он решил сменить орбиту и спустился в нижние слои атмосферы вслед за крейсером. Там его застал сигнал тревоги. Следующая ошибка привела к трагедии: крепость стала атаковать корабли эскадры и была уничтожена. От взрыва по планете прошла волна электромагнитного излучения и повредила контур искина на энергостанции, которая подавала энергию в столицу. Взрыв разрушил пригороды, саму энергостанцию и часть столицы.
Вейс с ужасом смотрел на последствия трагедии: столицу заволокло дымом.
– Это что? – спросил он дрожащими губами.
– Это последствия неверных действий командира орбитальной крепости, господин Вейс, – невозмутимо ответил адмирал.
– Но этого не должно было случиться…
– Во время акций санации, господин Вейс, могут происходить непредвиденные случаи – например, как этот. Но хуже другое.
– Что может быть хуже трагедии в столице Валора, члена Ассамблеи? Мы подвели Ассамблею к кризису, господин адмирал. – Вейс говорил тихо, но его услышали на боевом посту. Офицеры начали оглядываться на него и адмирала.
– Операция санкционирована на самом верху, господин Вейс, и все было сделано правильно. Валорцы сами виноваты. Зачем было опускать крепость ближе к планете и зачем нужно было открывать огонь по моим кораблям?
– Не знаю, – шепотом ответил Вейс. – Вы говорили про что-то похуже разрушений?
– Да, дворец, где находится объект, прикрыт силовым полем, равным дредноуту. Его не пробить энергооружием, нужно применять ракеты.
– Вы с ума сошли, там десант нашего союзника, он погибнет.
– Я не вижу другого пути, как разрушить защитное поле бомбардировками, – ответил адмирал. – У вас есть другое предложение?
– Есть, – резко ответил Вейс. – Надо ждать, может, сами сдадутся. Там адмирал с женой…
– Их там нет, господин Вейс.
– Как нет? А где они? – Вейс, сильно удивленный, уставился на адмирала.
– Не знаю, наша аппаратура не видит сигнатур их нейросетей.
– А объекта? – ошарашенно спросил Вейс.
– Сигнатур нейросети объекта у нас нет. Вы же знаете, что с нейросетей ВИП-персон запрещено снимать сигнатуры.
– А куда они делись? Может, они глубоко под землей и ваша аппаратура их не видит?
– Может быть, – спокойно ответил адмирал. – Какое решение вы примете?
– Будем ждать, – ответил Вейс и впился взглядом в экран тактического монитора.
– Чего именно? – уточнил адмирал.
– Пошлите приказ дворцовой охране снять энергощит, – приказал Вейс. Он уже отошел от шока и стал проявлять способность мыслить. – Поставьте ультиматум, что в случае отказа дворец подвергнется орбитальной бомбардировке.
Адмирал отдал честь и резким, хорошо поставленным голосом стал отдавать приказы.
– Ультиматум дворцу и командованию силами самообороны планеты: снять щит, в случае невыполнения приказа это будет рассчитано как мятеж. Дворец будет атакован с орбиты. На запросы не отвечать.
Прошло еще полчаса, и адмирал доложил:
– Энергощит дворца снят. Сюда летит президент Валора, приготовьтесь, господин Вейс, ответить на его вопросы.
– Я готов, – хмуро ответил Вейс. В мыслях он уже простился с должностью и карьерой. Если его оставят в живых, это будет невероятная удача. А если не найдут объект, это уже сродни катастрофе. Операция, которая так хорошо начиналась, пришла к своему печальному концу: половина столицы лежит в руинах, погибли тысячи мирных жителей – это не тот результат, который он хотел иметь. «Зачем я согласился с этим богом?» – сумрачно размышлял Вейс.
– Штурмовики вошли во дворец, – доложил дежурный оператор связи, – идет зачистка, гвардейцы оказывают локальное сопротивление. Среди напавших потерь нет.
– Вывести картинку на мой экран, – приказал адмирал. И Вейс, стоящий рядом, увидел внутренности дворца, там был дым и гарь, в зале приемов лежали обгорелые тела.
– Приблизить картинку можно? – спросил Вейс, и изображение на экране приблизилось.
– Съемка ведется дроном огневой поддержки, – ответил дежурный оператор.
– Это тела гостей, лидеры ячеек Синдиката, – сказал Вейс и предложил: – Пусть дрон облетит весь зал, может, гости там и там же объект.
Но, к облегчению Вейса, среди погибших не удалось опознать гостей из Закрытого сектора и самого объекта. Дрон полетел дальше и остановился перед проемом в стене, туда заскочили штурмовики.
– Пусть продолжит полет, – приказал адмирал, и дрон полетел следом за штурмовиками.
Внизу они увидели два трупа с кровавыми потеками на лицах.
– Чем их убили? – спросил адмирал, вглядываясь в лица охранников.
– Магией, – ответил Вейс, – а вон и портал. Я так понимаю, что гости и объект ушли порталом, как они и предполагали. Пусть штурмовики последуют за ними…
– Отдайте им такой приказ, – распорядился адмирал.
– Господин адмирал, – сообщил дежурный связист, – командир штурмовиков отказывается выполнять приказ. Они возвращаются на корабль. У них нет приказа преследовать убегающих. Зачистку они провели, объект не обнаружен, их задача выполнена. Так ответил их командир.
– Пусть ваша группа высадится на острове, господин адмирал, и проследует за гостями, – распорядился Вейс. – А я пойду встречу президента.
Он, тяжело ступая, покинул боевую рубку линкора. Ему вслед никто не смотрел, все взгляды офицеров в рубке были обращены на то, что происходило во дворце. Работа штурмовиков княжества поразила военных. Их четкие слаженные действия, отсутствие паники или суеты произвели сильное впечатление.
«Да, это бойцы от бога, – подумал адмирал, – не дай судьба ввязаться в войну с ними. У них нет ни жалости, ни человечности. Идеальные машины для убийства…»
Вейс стоял в пассажирском терминале линкора, словно статуя, высеченная из времени. Его взгляд был прикован к монитору диспетчера, где маленький кораблик, словно бабочка, приближался к гигантскому корпусу линкора. Когда корабль президента Валора приблизился к линкору, его капитан активировал реактивные тормозные двигатели. Струи пламени скрыли экран, оставив лишь всполохи и тени.
Затем президентский бот отделился от корабля и стремительным силуэтом устремился к линкору. Он скользнул в раскрытые створки огромного транспортного люка. Створки медленно сомкнулись, оставив прибывший корабль наедине с бескрайним космосом.
Через минуту внутренние створки разошлись, и бот влетел на посадочную площадку терминала, мягко приземлился на бронированный пол. Снова сошлись створки внутреннего пространства корабля, и в шлюз стал поступать кислород.
Вейс подождал, когда давление в помещениях выровняется, и шагнул в открытый шлюз посадочной площадки. Шагнул вперед, словно встретился с давно забытым прошлым. Тяжелым шагом пожилого человека, не замечая, что шаркает по полу подошвами ботинок, он прошел по коридору пассажирского терминала. Бот окружили космодесантники.
Вейс знал президента Валора. Знал его с тех пор, когда они были молодыми офицерами, только начинавшими службу в ССО. Но время изменило их судьбы. Президент взлетел к вершинам власти, став межратором от Валора, а после смерти предыдущего лидера был избран президентом.
Теперь он был не только главой государства, но и объектом насмешек. Его брак с молодой красивой женщиной стал предметом пересудов и сплетен. Вейс знал, что за фасадом роскоши и успеха скрываются тайны, о которых никто не подозревает. И он был готов ко встрече, готов рассказать жуткую правду, скрытую за маской величия и власти.
Перед президентом вышел молодой офицер в форме гвардии Валора, за ним выскользнули две красивые стройные девушки и замерли у трапа. Последним покинул бот грузный и осунувшийся президент Валора. Он был бледен, но старался сохранять выдержку. Прошел мимо своего эскорта и дружески обнял Вейса.
– С прилетом на Валор, – прошептал он ему на ухо. – Надо поговорить. – Вейс кивнул, так же по-приятельски прижал к себе президента и отступил.
– Рад вас приветствовать на борту линкора сил специальных операций, господин президент. Прошу вас последовать за мной для конфиденциального разговора.
– Я за этим и прибыл, – тихо ответил президент. – Пошли, дружище.
За ними двинулся офицер и две девушки-секретарши, но их остановила охрана из космодесантников. Офицер попытался протестовать, но на группу сопровождения навели оружие и недвусмысленно предупредили, что откроют огонь на поражение. Троица остановилась, впившись взглядами в спину уходящего президента.
– Пройдите в помещение для ожидания, – приказал офицер охраны, и те были вынуждены подчиниться.
В своей каюте Вейс расслабился. Достал бутылку сквоча и два бокала.
– Будешь? – спросил он президента. Тот уселся на диван, устало потер лицо и кивнул.
– Буду, наливай, – произнес он со вздохом облегчения.
Вейс разлил горячительный напиток по бокалам и сделал глоток.
– Ты понимаешь, Шустрый, почему мы здесь? – Вейс назвал его дружеской кличкой, которую тот носил, будучи курсантом, а потом офицером. В молодости президент Валора был очень проворным и деятельным. Он успевал все: и учиться, и применять новации, и сходиться с нужными людьми, и ухаживать за девушками. Везде успевал, за что и получил такое прозвище.
Президент на слова Вейса не обиделся.
– Догадываюсь. Из-за Марты?
– Да.
– Она состоит в Синдикате?
– Состоит, – кивнул Вейс.
– Занимает высокий пост?
– Самый высокий, Шустрый. Она и есть та самая Фрау, о которой говорит весь мир.
– Ты уверен? – с сомнением произнес президент. – Несомненно, она очень умная, волевая и деятельная, красивая… была, чем мне и понравилась. Я видел в ней свою помощницу, думал, мы взлетим на самую вершину власти…
– Так вы и взлетели. Ее мать была Первой Фрау и передала свое место дочери. Они тебя сделали президентом, чтобы через тебя управлять одной из самых продвинутых и технически развитых стран вселенной. Мы долго не могли к ней подобраться, но получили информацию от самого Советника, он тоже валорец, и ты его знаешь. Это ее двоюродный брат. Он поменял внешность и тело. Проделывал это три раза, поэтому его не могли поймать, но он попался на Сивилле, в Закрытом секторе. Мы сняли с него полную нейрограмму… Там оказалось столько всего… Ты бы знал. Они сумасшедшие и планировали захват мира с помощью пролонга…
– Да? Неожиданно… – покивал президент. – Я догадывался о ее деятельности, но не предполагал, что все так… – Президент запнулся. – Она знала мою слабость – красивые женщины – и окружила меня ими. Потом я уже не смог вырваться из ее сетей. Мне дали понять, что я погибну. Несчастный случай, если буду мешать Марте. Все значимые должности заняли ее люди. От армии до гвардии. Везде… те, кого она поставила, слушались только ее, а я попал в красивую изоляцию. Женщины, психотропные вещества, пьянки, разгул – вот в чем был смыл моей жизни. И я смирился, Вейс. И проводил время с ее «подсадными утками». Те, что прибыли со мной, мне не нужны. Вы можете их использовать для своих целей… Марта оказалась умней меня… Вот такие дела, дружище… Мне жаль, что все так вышло. Не надо было быть рабом своих страстей… Что планируете делать дальше?
– Дальше будет санация планеты. Помнишь, как двести лет назад провели санацию султаната Анкор?
– Да, мы изучали эту операцию. Тогда наши предшественники сработали четко: изолировали султанат и уничтожили всех главарей сектантов. Султанат стал прибежищем религиозных фанатиков, и с этой планеты террористы угрожали всем. Так значит, и тут так будет?
– Да, планета на пять лет будет под охраной полицейской миссии, все командующие силовым блоком будут проверены на причастность к Синдикату, все гражданские начальники также. Те, кто не являлся членом Синдиката, будут освобождены, лидеры преступной организации уничтожены, средний состав пройдет операцию изменения личности.
– А как быть с теми, кто за пределами планеты? – спросил президент.
– Они погибли во время штурма дворца Марты. Мы использовали ее день рождения для атаки на планету. Дождались, когда она соберет всех своих лидеров, и нанесли удар.
– Вот как. И как вам удалось сохранить это в тайне?
– Мы использовали спецназ из одной страны в Закрытом секторе. О деталях знали только трое: я, председатель комитета по безопасности и адмирал Вонг. Даже командующий силами специальных операций думал, что его корабли отправляются на учения. Поэтому удалось сохранить режим строжайшей секретности.
– Марту тоже убили? – понуро спросил президент.
– Нет, она скрылась с двумя нашими агентами. Во дворце был портал, сейчас по нему убудут космодесантники и проследят путь Марты. Синдикату конец, Шустрый.
Президент покивал и выпил сквоч залпом.
– Налей еще, – подал он свой бокал. – Что от меня требуется? – спросил он.
– Выступить с обращением к нации, оно подготовлено. Потом последует проверка на принадлежность к Синдикату. Это формальность, которую необходимо соблюсти.
– Понимаю, – кивнул президент.
– Потом ты пройдешь курс реабилитации. Первый месяц на планете будет идти активная фаза санации. Возможны эксцессы, акции неповиновения, террор, взрывы, так что побудешь в санатории на реабилитации, потом вернешься на планету и будешь ею управлять совместно с военно-полицейской администрацией. Через пять лет власть полностью перейдет в твои руки.
– Давай свое обращение, – успокоившись, произнес президент, потом задумчиво посмотрел на свой бокал и спросил: – Что будет с Мартой.
– Ее подвергнут полной программе снятия нейрограммы. Ее личность будет стерта, но я подозреваю, что у нее есть ее копия матричного сознания, и не всех ее приверженцев мы выявим. Есть опасность того, что ей вернут память, и, возможно, есть новое тело, которое она захочет поменять на свое. Марта очень умная и хитрая, как и ее мать…
– И что ты хочешь с ней сделать?
– Мы хотим с ее помощью выявить тех, кого не найдем в ближайшем окружении. Дадим ей относительную свободу и позволим сбежать…
Президент понял дальнейшее без слов.
– Она ко мне не вернется? – не столько спрашивая, сколько утверждая, произнес он.
– Нет, это опасно. Ваш брак будет расторгнут. Она будет лишена гражданских прав и отправлена на Материнскую планету… если мы ее найдем… Пока все повисло на тоненькой ниточке. Но главное сделано. Мы выбили ее ближайший круг. Она не сможет восстановить связи и вертикаль власти. Синдикат обречен, дружище, и это главная наша победа.
Президент горько усмехнулся, его лицо исказилось тенью тоски и сожаления.
– Мне будет не хватать этой женщины, ее неукротимой энергии и пылкого сердца, – тихо произнес он. – Как жаль, что всю эту силу она обратила против нас. Против человечества.
Вейс с холодным взглядом ответил:
– Ей нужно было больше, чем власть над Валором. Она жаждала править всем миром.
Президент медленно поднялся с дивана, его грузное тело тяжело двигалось, словно он нес на себе не только свой вес, но и груз всех своих решений. Вейс шел впереди, его шаги были неуверенными. Два старика, шаркающие подошвами по полу, казались призраками прошлого, обреченными на вечное скитание между надеждой и отчаянием. Один из них думал о грядущей битве, о шансе на победу, другой – о судьбе своей планеты, о том, сможет ли она пережить этот шторм.
Искусственный интеллект и Брыки управляли кораблями небольшой эскадры, нависшей над столицей. Их сенсоры, настроенные на поиск враждебных элементов, непрестанно сканировали планету в радиусе действия их сканеров. Оба корабля могли действовать как в космосе, так и в высоких слоях атмосферы, приспособленные как к атакующим действиям, так и к обороне. Не заметить движение на поверхности планеты вокруг столицы они не могли. В разных местах по всему периметру столичного округа стали появляться объекты, сканирующие космос и атмосферу. Бесстрастный голос искусственного интеллекта на борту крейсера сообщил: «Корабль облучается боевыми сканерами, отмечено появление девяноста таких объектов». Такая же информация уходила и на линкор, к лидеру эскадры.
Адмирал напрягся, это было похоже на пусковые шахты ракет по типу «длинной руки» – когда управление силами обороны подавлено, тогда включается механизм обороны, ведомый искусственным интеллектом.
– Дежурный тактик, сообщите о степени угрозы со стороны выявленных боевых объектов.
Тактик некоторое время всматривался в экран своего монитора и следом сделал краткий доклад.
– Господин адмирал, это пусковые шахты противокосмической обороны, все они направлены на два корабля, что висят над столицей, угроза кораблям оценивается как восемьдесят девять процентов уничтожения обоих кораблей наших союзников.
– Мы можем чем-то помочь? – спросил адмирал и понял, что вспотел, капли холодного пота, выдавая его волнение, предательски потекли по спине.
– Нет, господин адмирал, наши возможности ограничены предупреждением командованию силами обороны планеты.
– Так передайте командованию, чтобы они прекратили враждебные действия.
– Есть, господин адмирал, – и тут же в эфир ушел приказ командованию силами обороны республики Валор:
«Приказываю немедленно прекратить подготовку к атаке на корабли, находящиеся над планетой».
Ответ пришел быстро.
– Говорит космолорд ВКС Валорской республики, полный адмирал Штанмайер. Мы не можем контролировать эти объекты, они не подчиняются командам с главного командного пункта управления обороной, мы даже не знаем, кому они подчиняются, мои приказы игнорируются. Прошу простить, адмирал Вонг.
– Спросите, кто может управлять этими пусковыми установками, – приказал адмирал.
Дежурный связист передал запрос и тут же доложил:
– Это могут быть силы президентской гвардии, господин адмирал. Они не подчиняются общему командованию.
– Свяжитесь с командованием президентской гвардии, – приказал адмирал Вонг. – Сколько у нас времени до атаки ракетами?
– Одна минута, господин адмирал.
– Да-а, проблема, – проговорил свои мысли вслух адмирал и замер, уперев взгляд в тактический монитор.
«Жаль, – подумал он. – Корабли союзника погибнут, и погибнут зря… когда все уже закончено». Корабли обеспечения уже находились в пространстве планеты и доставили десант для занятия орбитальных крепостей. «Какие же там негодяи, что решили напоследок нанести свой подлый удар».
Он видел, как утекает время, отпущенное кораблям, секунды бежали неумолимо, приближая неминуемую трагедию.
Затем экран монитора мигнул и стал темным.
– В чем дело? – строго и недовольно спросил адмирал Вонг.
– Включилась РЭБ на планете и гасит сигналы, направленные на корабли.
– Я не пойму, что это, – ответил дежурный тактик.
Снова мигнул экран монитора, и появилось изображение объектов на планете. Адмирал и офицеры в рубке управления линкором видели картинку, передаваемую с крейсера: над столицей кружил рой штурмовых ботов и сотни маленьких летательных аппаратов.
– Они усилили поле подавления, – сообщил тактик. – Крейсер включил штурмовые боты десанта в единую сеть, они глушат сигнал наведения, и ракетная атака отложена. Противник пытается пробиться сквозь помехи для нанесения концентрированного удара. – Снова потух экран и снова вспыхнул, теперь поверхность планеты озарилась множеством вспышек. – Это боевые дроны, – почти закричал взволнованный тактик, – они нападают на пусковые шахты и взрывают ракеты… Пуск! – не сдержав эмоции, произнес трагическим голосом офицер. Затем он поборол охватившее его волнение: – Из пусковых установок вышло тридцать четыре ракеты, они нацелены на крейсер.
Затем все в боевой рубке увидели на мониторах, как боты совершили стремительный маневр и атаковали ракеты сверху вне пределов взрыва ракет. Их плазменные пушки разукрасили воздух огненными цветками. Одиннадцать ракет взорвались на старте, двадцать три пронеслись сквозь плотный зрительный огонь.
Голос искина сообщил пустому кораблю:
– Ракетная атака, приближаются двадцать три объекта. Секции ПРО занять оборону. Ракеты уничтожить.
И тут же от корпуса крейсера отделились маленькие огоньки, их было больше сотни. Они, как стая голодных собак, набросились на небольшое стадо массивных противокорабельных ракет. Ракеты не могли разогнаться в плотных слоях атмосферы, их начальная скорость составляла семь километров в секунду и росла постепенно, но это дало время искину крейсера просчитать их траектории и направить против них рой ракет противоракетной обороны. Стремительно приближающиеся огни ракет гасли один за одним. Последняя ракета взорвалась в двух километрах от крейсера.
– Атака отбита, – прозвучал голос искина, – приступаю к уничтожению пусковых шахт. – И от крейсера вновь отделились объекты, напоминающие ракеты, только более массивные и короткие.
– Что это? – удивился адмирал. – На ракеты не похоже.
– Тактический искин определяет их как крылатые бомбы, господин адмирал, их не применяют уже четыре сотни лет.
– Они летят в свободном падении? – уточнил адмирал Вонг.
– Нет, у них у каждой своя траектория полета, сейчас баллистический вычислитель сделает расчеты… Вот. Каждая направлена на еще целые пусковые шахты, – и вновь экран монитора засветился множественными вспышками, бомбы поражали заглубленные бункеры, погребая под землей тех, кто осмелился атаковать крейсер.
– Дикари, – прошептал адмирал, – но чертовски удачливые дикари. Тактик, сделать обобщенный анализ действий крейсера союзников и выделенных им сил прикрытия. Будем учиться у дикарей, как надо воевать на планетах. Все новое, господа, это хорошо забытое старое. Вот как надо отражать атаки врага, слаженно и недорого. Учитесь. Тактик, есть еще возможные угрозы кораблям союзников?
– Не наблюдаю, – доложил тактик. – Десант готов к высадке на планете.
– Высадку разрешаю, – ответил адмирал и повернулся ко входящим старикам. В рубке появились Вейс и президент Республики Валор.
Тишина, словно плотная завеса, окутывала трех людей, запертых в запыленном, заброшенном помещении космического объекта. В центре этой мрачной сцены, на платформе портальной площадки, сидел Прокс. Рядом, с напряженным взглядом, застыла Исидора, ее глаза были устремлены на открытый люк блока управления порталом. В этом безмолвии исчез Брык, таинственный и загадочный иллюзорный субъект-программа, созданный умершим гением много-много лет назад, но проявивший себя в многочисленных областях жизни как помощник, шпион и просто иллюзия для развлечения. Брык осмотрелся в помещении и попросил Алеша запустить тестовый режим, чтобы проверить системы и устранить возможные неисправности программы телепорта. Режим тестирования искина включился, и Брык скользнул внутрь его программы. Теперь оставалось только ждать, затаив дыхание, и надеяться, что этот шаг не приведет к еще большим бедам.
Исидора оторвала взгляд от загадочного лючка и медленно подняла глаза. Ее взор скользнул по комнате, словно пытаясь разгадать ее тайны. В углу, с закрытыми глазами, неподвижно сидела Марта. Вдоль стен были расставлены диваны, создавая атмосферу уюта и покоя, – возможно, это было место для отдыха или приема гостей. На стенах висели картины, очертания которых скрывал сумрак от едва заметно горевших светильников на потолке. Напротив диванов расположились покрытые толстым слоем пыли большие мониторы.
Исидора решилась и направилась к фрау Марте.
– Вставайте, Марта, – произнесла она, подавая ей руку. – Присядем на диван.
– Я не хочу, – ответила та, не открывая глаз.
– Я бы хотела с вами поговорить, Марта, – мягко произнесла Исидора, но в голосе послышались волевые нотки. Марта открыла глаза.
– О чем вы хотели со мной поговорить?
– Обо всем. Вы не пытайтесь пробиться к своей нейросети. Те загадки, которые в вас вложили, невозможно разгадать. Вот сейчас вы что разгадываете? «Селедку под шубой» или «зимой и летом одним цветом»?
Марта оторопело заморгала.
– Откуда вы знаете, что я делаю? – спросила она.
– Магия, – неопределенно ответила Исидора. – Так что за загадка?
– Два кольца, два конца, посередине гвоздик, – машинально ответила Марта и поняла, что прокололась. Но удар, нанесенный по ее психике, почти сломил несгибаемую Фрау. Она подала руку Исидоре и поднялась. Быстро потянула ее к себе, намереваясь схватить ее за шею, но та увернулась, скрутила правую руку и вышла на болевой прием. Марта согнулась, охнула и застонала: – Отпустите меня, я больше не буду.
Исидора подвела ее в таком унизительном положении к дивану и толкнула на него. Марта упала головой вниз, выпрямилась и, красная от гнева, стыда и боли, села на диван. Исидора села рядом и как ни в чем не бывало спросила:
– Зачем вам было нужно меня атаковать?
Марта усмехнулась, потерла запястье и ответила:
– Я хотела взять вас в заложницы, чтобы ваш муж снял с меня вашу магию.
– Он этого не делал, это сделала я, – ответила Исидора. – Пить хотите?
– Хочу, – ответила Марта. Исидора достала из внутреннего кармана небольшую серебряную фляжку.
– Тут структурированная вода, всего глоток – и вы обеспечены влагой на весь день. – Она выпила сама первой и дала выпить Марте. Та хотела осушить всю флягу, но после небольшого первого глотка горлышко закрылось. Она разочарованно вернула флягу.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить, графиня?
– О вас. Почему вы возглавили преступное сообщество?
– Ах, это? О, это была не моя воля. Моя мать, Первая Фрау, создала Синдикат. Ее муж, служащий АДа, попал в Закрытый сектор, где его тело было изменено, и он забрал ее с собой. Там они обрели знания, которые изменили их жизни. Когда они вернулись, у них было множество драгоценностей и магических артефактов.
Мать предложила отцу создать на Сивилле орден Искореняющих и перевести туда своих агентов. Многие полевые агенты АДа хотели уйти со службы. Вот им и помогли. Он, используя свои связи, воплотил ее идею в жизнь. Почему бы и нет? Почему мы должны подчиняться глупым правилам старых и недалеких пердунов межрата? «Нельзя то, нельзя это». Когда рядом существует мир, полный возможностей для долгой, счастливой жизни и бессмертия, те, кто обладает средствами, готовы поставить на это все. Я не единственная, кто участвует в этом. Я всего лишь исполнительница желаний тех, кто правит миром. Они не желают умирать, как все обычные люди. Они стремятся к вечной жизни. Моя мать предложила им это и получила в ответ карт-бланш. Моя судьба была предопределена…
– Понимаю, – печально покивала Исидора. – Вы стали невольной участницей преступлений. С детства воспитывались как наследница.
– Да, и мать сделала из моего мужа президента. Выдала меня за него замуж.
– А почему вы, имея на руках тело из сектора, не поменяли его? Я вижу, что вы пополнели… Красота ваша поблекла… Простите…
– Я в двадцать лет прошла первую процедуру пролонга, тогда не все еще было известно о том, как проделывать эту процедуру, и у меня возникли побочные эффекты, я не могла забеременеть. Вы знаете, сколько мне сейчас лет?
– Нет… Тридцать пять… Тридцать…
Марта рассмеялась.
– Девяносто четыре, а вышла я замуж, когда мне было шестьдесят, а мужу сорок. Я лечилась у лучших докторов, мне прописали гормональные препараты, но они только заставили меня полнеть, и даже эликсиры из Закрытого сектора мне не помогали. Мне нужен был наследник, кому я могла бы передать управление Синдикатом, поэтому я не меняла тело. У наследника должны быть мои ДНК, иначе система его не примет. Понимаете? – Марта разговорилась. Она или понимала, что все для нее кончено, или надеялась вырваться из плена и сама пленить словоохотливую графиню, все это Исидора быстро просчитала.
Исидора покивала, она поняла, что все системы были открыты только тому, кто имел ДНК Фрау и ее матери. Так сказать, передача власти прямым наследникам.
– Поэтому я не меняла тело и продолжаю попытки забеременеть, меняю любовников. Неважно, кто будет отец, главное, что мать – это я.
Исидора, затаив дыхание, слушала ее и принимала информацию от Брыка. Брык, словно тень, пробирался в недра системных настроек нейросети Фрау. Марта, как она думала, надежно укрыла свои тайны за сложными паролями. Но Брык с ловкостью хакера считывал эти коды один за другим. Он заменял их своими, словно оставляя невидимые следы на цифровом полотне.
Затем его взгляд упал на раздел «скрытые файлы». Здесь не было паролей, только недоступность и тайна. Эти файлы прятались в облачном хранилище, куда Марта не могла дотянуться. Брык усмехнулся, словно предвкушая разгадку, и углубился в этот загадочный мир, готовый раскрыть все секреты.
Во время разговора он сообщил Исидоре, что на Марте стоит запрет на беременность и это делают настройки ее нейросети, и что нейросеть Марты подключена к другой нейросети, которая постоянно меняла ее пароли, не допуская до хранилища с нужной информацией. И в нее была вложена установка, что в этом виноват не совсем качественный пролонг.
Исидора не могла сдержать удивленный вскрик.
– Как?..
– Вы о чем? – удивилась Марта.
– Простите, Марта, но вы здоровы, – ответила Исидора.
– Как здорова? – Марта недоуменно смотрела на графиню.
– А так. Вам не дают забеременеть настройки вашей нейросети. И кто-то еще подключен к вашей нейросети…
– Что? – Марта была поражена не менее Исидоры. Она смотрела на Исидору и не могла поверить в то, что услышала. – Вам-то, графиня, откуда это известно? – тихим, помертвевшим голосом спросила Марта.
Исидора покраснела, но ответила:
– Магия, фрау Марта. Вас закодировали, чтобы вы не имели наследника. – Марта замерла, широко раскрытыми глазами глядя на Исидору. Затем, медленно шипя, не выдержала и произнесла:
– Ах ты старая сучка, ты решила жить вечно…
Исидора сразу сообразила, о ком она говорит, и тут же спросила:
– Ваша мать жива, не так ли?
– Да! – рявкнула Марта и прикусила губу – она проговорилась.
– И она через вас управляет Синдикатом, верно?
– Верно, – кивнула Марта, – но это уже неважно, – и с бешенством зверя бросилась на Исидору. Не коснувшись ее она упала рядом на пол и забилась в судорогах.
– Что с ней? – вскочила растерянная Исидора. Ответ пришел от Брыка:
– Ее пытаются убить, но я блокировал приказ извне. Скоро истерика пройдет.
К ним подошел встревоженный Алеш.
– Что случилось, дорогая? – спросил он.
Исидора с сожалением посмотрела на Марту.
– Марта – подставная фигура, Эмиль. Ее мать, вот кто кукловод. Она жива и через нейросеть управляла Мартой. Мы не знаем, где она.
Прокс на секунду задумался, потом с сарказмом произнес:
– Значит, все, что мы сделали, было зря, и все нити в руках Первой Фрау. Она быстро восстановит связи…
– Да, Эмиль, и этого допустить нельзя! – решительно заявила Исидора.
Солнечная система, планета Земля. Свердловская область, город Нижний Тагил
Я плавал среди звуков и уверенно говорил на нескольких языках с Шизой, но неожиданно пришла тьма, и я проснулся. Открыл глаза и увидел сидящую рядом Светлану. Лицо ее было заплаканным, глаза от слез опухли. Она дремала, сидя рядом с моей кроватью. Я повертел головой и увидел, что нахожусь в лазарете. Снова в той же палате и на той же кровати. Я легонько тронул ее руку, и Светлана мгновенно открыла глаза, недоуменно на меня посмотрела, потом ее лицо исказилось смешанной гримасой радости и гнева.
– Ты что себе позволяешь? – начала она тихо, но очень нервно, губы ее тряслись. Глаза наполнились слезами.
– В смысле? – спросил я.
– Снова чудишь?
Я поморгал и ответил:
– Не понимаю, о чем ты. И почему я в лазарете? Меня же посадили в штрафной изолятор.
– Да, посадили, но ты там впал в кому, и тебя перевели сюда. Что происходит, Виктор? Ты снова хотел себя убить?
– Вроде нет. Не было причин, моя жизнь стала налаживаться… – Светлана посмотрела на меня долгим изучающим взглядом и, вздохнув, произнесла:
– Странный ты, Витя, человек.
– Ты тоже странная, – ответил я.
– Почему это я странная? – Она выпрямилась.
– А почему странный я?
– Потому что ты не такой.
– Какой не такой?
– А такой…
– Так такой или не такой, ты уже определилась? – улыбнулся я.
– Ты… – Она замялась, беспомощно стала озираться и наконец выдала: – Ты чудной?
– Почему я чудной? – спросил я, слегка улыбнувшись.
Светлана снова на мгновение замялась, а затем ответила:
– Ты не такой, как все. Иногда мне кажется, что ты живешь в каком-то своем мире.
Я задумался над ее словами, но не стал ничего отвечать.
– Что ты молчишь? – нервно теребя платок в руке, спросила она.
– Думаю, что ответить. Я не знаю, что тебе сказать, я такой и ты такая.
– Какая это такая? – Она перестала шмыгать носом и удивленно на меня посмотрела.
– Такая. Тоже чудная, – ответил я.
– Почему это я чудная?
– Потому что связалась со мной. Если я чудной, то и ты чудная. Подобное тянется к подобному. Это закон философии. Не помню, как он называется.
– Да, – тихо ответила она, опустив глаза. – Меня неудержимо тянет к тебе. Мне хочется наброситься на тебя и…
– И что? – спросил я. – Съесть?
– Нет, трахнуть, – рассмеялась она сквозь полившиеся слезы.
– А что со мной было, что я попал в лазарет? – спросил я, отвлекая ее от ненужных мыслей.
– Ты впал в кому.
– В кому? Не может быть, я просто уснул.
– Ничего себе сон, – скривилась Светлана. – Ты почти не дышал, пульс не прослушивался. И ты был холоден, как мертвец. Понимаешь?
– Нет, – ответил я, – я чувствую себя хорошо, ничего не болит и даже есть не хочется. И сколько я провел в таком состоянии?
– Сутки в ШИЗО и трое суток в лазарете. Но это не главное, тебя опять поместят в психиатрическую больницу.
– Зачем? – Теперь пришло время удивляться мне.
– Затем, что начальник колонии очень зол, и он хочет, чтобы там разобрались, ты нормальный или сумасшедший суицидник. Он даже сказал, что лучше бы ты сдох, у него было бы меньше проблем.
– Да, добрый у нас хозяин. Но не дождется, – теперь скривился я и спросил Шизу: «Ты зачем ввела меня в такое состояние? Нас снова засунут в психушку».
«Папочка, твой организм не может быстро изучать языки, я все его ресурсы направила на обучение базам. Ты простив?»
«Нет, но мы напугали других».
«О них не думай, я помогу утрясти все неприятности», – ответила Шиза.
«Как скажешь, дочка», – ответил я.
– Ты чего снова замолчал? – спросила Светлана.
– Да вот думаю, как быть. Хозяин сильно злой?
– Сильно.
– И только из-за меня?
– Нет, еще дома неприятности, дочка хочет поступать в МГИМО, а у нее плохо с иностранными языками. Репетиторы говорят, что у нее нет способности к языкам. – Потом Светлана наклонилась ко мне и сообщила: – Я видела ее, тупая как пробка, и куда лезет? При поступлении нужно знать на хорошем уровне два языка…
– Ну, это не проблема, сообщи полковнику, что я могу помочь его дочке освоить три языка на выбор: английский, испанский или французский. Сколько лет девочке?
– Шестнадцать. – Светлана внимательно и недоверчиво на меня посмотрела: – Ты действительно знаешь три языка?
– Знаю пять, среди них русский.
– Что-то не верится. Или… – Она подозрительно на меня посмотрела. – Тебя научили языкам в шпионской школе? ЦРУшники?
– Света, – покачал осуждающе головой, – почему тебе всюду мерещатся шпионы?
– Ну как? – спросила она. – Я читала твое личное дело, в нем не указано, что ты знаешь иностранные языки.
– И что? Там не указано, что я фокусник, – рассмеялся я. – Ты не забудь между делом намекнуть «полкану» о моем предложении.
– Мне страшно, Витя, – прошептала она. – Я не знаю, как он к этому отнесется. Скажи что-нибудь на английском.
– Svetlana, don't be afraid, I love you, – произнес я.
– И что ты сейчас сказал? Послал меня? – спросила Светлана.
– Я сказал: «Не бойся, Светлана, я тебя люблю».
– Да уж, любишь, – с сомнением произнесла Светлана, но голос ее подобрел. – Лежи, я пойду, доложу, что ты пришел в себя, суицидник.
– Почему я суицидник? – спросил я. – Обижаешь.
– Это не я тебя обозвала, а наш полковник. Пойду, – она нагнулась и поцеловала меня в губы, – узнаю, может, не надо тебя отправлять в психушку.
– Иди, – ответил я и приободрил ее глазами и улыбкой.
В кабинет начальника колонии заглянула секретарь Маша и обратилась к полковнику.
– Товарищ полковник, к вам просится начмед.
– Пусть войдет, – недовольно произнес начальник колонии. Вошла начмед, и полковник рукой указал ей на стул. – Садись, Светлана. Ну что, как там наш больной?
– Здоров, – ответила Светлана Алексеевна, – пришел в себя и ничего не помнит.
– Что, совсем ничего?
– Ну не так чтобы ничего. Он помнит, как его поместили в штрафной изолятор, но не помнит, как он оказался в лазарете. У него провал памяти в четыре дня.
– Вот как… Это нормально? – спросил полковник.
Светлана Алексеевна пожала плечами:
– Не знаю, товарищ полковник. Я не понимаю, что с ним произошло. Он находился в состоянии, близком к коме или летаргическому сну. Может, его психика не выдержала нагрузки и, чтобы не перегореть, перевела его в такое состояние. Он сказал, что все время спал.
Полковник задумчиво покивал, потом поднял взгляд:
– Светлана Алексеевна, напишите на мое имя рапорт о необходимости вновь освидетельствовать Глухова в психиатрической лечебнице. Мне нужно точно знать, здоров он или психически болен, это важно. У вас все?
– Нет, я обмолвилась, что ваша дочка ищет репетитора по иностранным языкам, и он сказал, что может потом обучить ее трем языкам на выбор.
– Три языка? Он что, выучил их, пока пребывал в коме?
– Нет, говорит, что знает, и все, – Светлана Алексеевна нахмурилась, ее голос дрогнул от волнения. – Я знаю, – произнесла она с ноткой тревоги, – что ранее за ним не замечалось подобных знаний. Но и его умение фокусника оставалось тайной до сих пор. Он странный, но не сумасшедший.
– Я подумаю, Светлана Алексеевна, но все же пусть Глухов полежит в психиатрической лечебнице. Опасно, знаете ли, доверять дочь ненормальному – кто знает, что у него случится в голове.
– Я вас поняла, товарищ полковник, разрешите идти?
– Идите, Светлана Алексеевна, и принесите мне рапорт, я его подпишу. Готовьте Глухова к перевозке.
На следующее утро меня этапировали в психиатрическую больницу. Вывели к проходному КПП и передали конвою из солдат. Посадили в автозак. И вот я снова в знакомых мне больничных коридорах. По первому этажу бродили больные в коричневых пижамах, их оттеснили от врачей санитары – Миша и Василий. Встречали меня два врача: главврач и Тамара, начальник отделения тяжелых больных. Оно располагалось на третьем этаже.
– Вы снова к нам, голубчик, – сложив руки на животе, дружелюбно произнес Айболит. – Что на этот раз выкинули?
– Мусорную корзину, – ответил я с очень серьезным видом.
– Куда выбросили? – добродушно спросил Айболит.
– В мусорный контейнер. За это меня посадили в штрафной изолятор. Я там уснул на четыре дня. В колонии подумали, что я псих. И вот я снова здесь, дорогой мой доктор. Здравствуйте, Тамара Григорьевна.
Она лишь кивнула со строгим лицом, но ее глаза выдавали радость.
– Снова к вам, голубушка? – спросил Айболит, и Тамара ответила:
– А куда еще. Он мой пациент. Будем разбираться, зачем он выбросил имущество колонии, может, это протест против насилия.
– Да-да, Тамара Григорьевна, вы уж разберитесь. Очень интересный больной. – Главврач расписался в ведомости, что забрал под свою ответственность осужденного, и караул покинул больницу.
– Миша, Василий, отведите пациента в третью палату в моем отделении, – произнесла Тамара и отвернулась от меня к главврачу: – Я оформлю его в своем стационаре и принесу больничную карту к вам на подпись.
– Только не задерживайтесь, – поторопил ее Айболит. Мне нужно убыть на совещание в облздрав. – Оба, казалось, потеряли ко мне всякий интерес.
Меня повели по лестнице в закрытый стационар, и Миша, подмигнув мне, спросил:
– Снова решил отдохнуть, Фокусник?
– На этот раз все вышло случайно, – отмахнулся я. – Попал в штрафной изолятор и там уснул на четыре дня. Вот и оказался у вас. Наши начальники хотят понять, псих я или уникум.
– Он псих, – ответил Василий. – Ты будь с ним поосторожней.
Я промолчал и был доставлен в свою прежнюю палату с мягкими стенами, небольшим зарешеченным окошком вверху у торца, той же кроватью с синим потертым байковым одеялом и серой простыней.
Дверь за мной закрылась, и я лег на кровать. Спать не хотелось, выспался. Я стал практиковать с Шизой английский язык – база имелась, но нужна была разговорная практика. Она подсказывала, где я неправильно произношу слова с акцентом, и это было довольно увлекательное занятие.
В обед меня покормили гороховым супом, гороховой кашей с подливой и куском сала. Дали кислый компот из сухофруктов, и я снова лег практиковать разговорную речь на английском, но буквально сразу пришла Тамара. Постояла в дверях, рассматривая меня, и позвала:
– Пошли, неугомонный, ко мне в кабинет, поговорим.
Я встал, улыбнулся, приблизился вплотную к врачу и, прижав ее за талию, поцеловал в губы. Она на поцелуй ответила и тут же отстранилась.
– Пошли, – хрипло произнесла она и повернулась уходить.
За непроницаемой внешностью и большими роговыми очками скрывалась страстная натура, которая могла гореть и подпалить меня. Это был талант.
В кабинете она на ключ закрыла дверь и села за свой стол. Долго меня рассматривала.
– Знаешь, – произнесла она, прервав молчание, – я долго думала о том, что между нами произошло. Хотела тебя забыть… Думала, что справилась с собой, а тут ты снова появился. Растревожил душу. Кто ты, Глухов? Почему имеешь такую власть надо мной? – Она покачала головой. Бледно улыбнулась. – Надо думать, не только надо мной. У вас Светлана – начмед? – спросила она. Я кивнул. – Ты у нее санитаром? Да?
– Да, – снова кивнул я.
– Спишь с ней?
– Не то чтобы сплю, мы имеем близость, – не стал врать я.
Тамара, слушая, кивала.
– Я так и поняла, хотела написать тебе… Потом подумала, что это лишнее. Ты и на зоне не останешься без женского внимания. А Светка шустрая, сразу пристроила тебя у себя. Но знаешь, я не ревную, потому что ты ее не любишь и меня не любишь, просто тебе так удобно.
Я пожал плечами и спросил:
– И что теперь, ты не будешь мне давать?
– Буду, – буднично ответила Тамара, – как же без этого, я уже привыкла к близости с тобой.
Она распустила волосы и распахнула халат, под ним был один бюстгальтер. Я понял: она знала о моем прибытии и готовилась. Как всегда, встреча была жаркой и пылкой. Тамара утолила свою первую страсть и, накинув халат, села напротив. Дунула на упавшую на глаза прядку волос и убрала ее.
– Я вот что подумала, – сообщила она мне. – Я хочу с тобой встречаться, но там Светка. Хочу, чтобы она знала, что ты имеешь близость и со мной. Я буду приходить к тебе на свидания, но только когда защищу диссертацию, там тебе посвящена отдельная глава, – призналась она.
– Света знает, что мы имели близость, – ответил я.
– Вот как… и там ты не соврал. И как она к этому отнеслась?
– Спокойно, как и ты.
– Понимаю, – покивала Тамара. – Она тоже знает, что ты никого не любишь. Если бы любил меня, она бешено бы ревновала. Так. – Она отвернулась. – Хочешь, мы ей позвоним и пригласим вечером сюда, я сегодня остаюсь на дежурство, – произнесла она, смотря в угол кабинета.
– Зачем? – спросил я, не понимая ее мотивов.
– Затем, что нам надо все расставить на свои места, чтобы не было ненужных ссор, ревности, непонимания и обмана. Она баба умная, поймет все правильно, а ты поимеешь двух женщин. Хочешь?
– Не знаю, – признался я, – это так неожиданно.
– Да и для меня тоже, – призналась Тамара. – Надо решать этот больной вопрос, и решать быстро, тебя сюда поместили на неделю. Каждую ночь я оставаться в больнице не могу, еще раз отдежурю – и все. Понимаешь?
– Не совсем, но понимаю, что ты знаешь, что делаешь.
Она кивнула и подняла трубку телефона, набрала номер, подождала.
– Соедините меня с медчастью, это из психиатрической больницы звонят.
Вскоре кто-то подошел к телефону, я внимательно слушал.
– Света, ты? Это Тамара. Разговор есть не для чужих ушей. Выйди за пределы колонии и позвони на мой номер. Запиши, я продиктую. Нет, с этим оболтусом все нормально, поговорить надо откровенно… Хорошо, жду. – Тамара положила трубку. – Через полчаса перезвонит, – сообщила она мне.
Мы сидели, немного поболтали ни о чем. Тамара села мне на колени, и я понял, что она пылает желанием. Она страстно захотела испытать близость. А когда подошли к пику, нас застал телефонный вызов. Она сняла трубку, лежа животом на столе, и хрипло ответила:
– Слушаю. Да, это я. Еще раз привет. Ох… М-м-м… Рада тебя слышать, подожди. – Она выскользнула из-под меня и отдышалась. – Говори, – сказала она в трубку. – Да, он у меня и хочет тебе что-то сказать.
Тамара насмешливо на меня глянула, передала мне трубку и опустилась на колени передо мной. Я хотел сказать: «Света, привет», но только запнулся. Промычал «м-м-м». Тамара стала шалить, и я задохнулся. Затем, собрав свою волю в кулак, с небольшим перерывом произнес:
– Света, привет, я рад тебя слышать. Тамара хочет, чтобы ты пришла вечером к больнице. Зачем? – Я прикрыл глаза и ощутил сильнейший оргазм. Тихо застонал и показал Тамаре кулак. Она вытерла губы и довольно рассмеялась, потом решительно забрала у меня трубку телефона.
– Что происходит? – переспросила она. – Жду тебя после восьми вечера, встречу, все объясню. Пока, – и положила трубку.
Вечер обещал быть томным. После ужина и вечерней поверки больных в больнице воцарилась тишина. К семи часам Тамара вошла в мою палату. Я лежал и практиковался в английском.
– Пошли в ординаторскую, – позвала она.
По пути она заговорила:
– Этаж я закрыла, санитары на первом и втором этажах, так что нам никто не помешает.
В ординаторской был накрыт стол, на тарелках лежали закуски: колбаса, лимон, сыр, и стояла бутылка водки. Я достал из воздуха конфеты и бутылку коньяка. Тамара из-под стола вытащила банку домашних солений.
– Водку будешь? – спросила она.
– Буду, – ответил я, и мы выпили по сто пятьдесят грамм. В голове стало легче, и окружающий мир начал играть яркими красками. Тамара не приставала ко мне, она рассказывала о своей жизни без меня, о коте и рыбках, о том, как кот однажды упал в аквариум.
– Вот смеха-то было, – рассмеялась она пьяненько.
К восьми вечера она собралась, надела плащ и вышла.
– Жди нас здесь, – строго предупредила она.
– Зачем мне это? – спросил я Шизу. – Одна женщина – полбеды, две – настоящая беда, – произнес я.
– Так для тебя будет лучше, – ответила Шиза. – Двенадцать лет – большой срок. Тебе нужна помощь. Они будут помогать во всем…
– Откуда такая уверенность? – не унимался я.
– Есть, и все, – коротко ответила Шиза и, как ее мать, спряталась, не отсвечивая и игнорируя меня.
– Яблоко от яблоньки недалеко падает, – проворчал я и приготовился ко встрече. Но, как оказалось, напрасно переживал.
Светлана пришла веселая, она смеялась и сразу же обняла меня. Я помог ей снять дождевик. На улице шел дождь. Не дожидаясь разрешения, я разлил водку. Мы снова выпили, закусили. Потом открыли бутылку коньяка, а потом мне уже было все равно, что будет дальше.
Проснулся под утро на разложенном диване, посередине. С обеих сторон ко мне спиной спали Света и Тамара. Ночь, можно сказать, удалась, и все остались довольны. Я встал, вылез из-под одеяла и начал одеваться, потом разбудил женщин.
– Пора, – тряхнув за плечо обеих, сказал я. На часах было шесть утра.
Светлана покинула больницу через полчаса. Она обняла Тамару, поцеловала меня и выглядела счастливой. Я понял, что меня поделили, как красивую вещь, которую носят по очереди. Так студенты на свидания ходят, надевая лучшее, что есть у друзей и подруг. Я был не против. Мы использовали друг друга, и это всех устраивало. С одной стороны, для меня это было странно. Я немолодой зэк, с большим сроком. Они свободные женщины, не обретшие семейного счастья. А с другой стороны, я понимал, что к этому приложила свою руку Шиза. Сказала, так надо. Я ей доверял.
Прошли еще сутки моего пребывания в больнице. Вечером после отбоя в палату заглянул санитар Миша.
Заглянул и заинтересованно спросил:
– Коньяк есть?
– Есть, да не про вашу честь, – ответил я.
– А что так строго? – рассмеялся санитар. – Я по делу.
– Если по делу, то заходи, поговорим. – Я сел на кровать. – Что за дело?
Санитар прошел и остановился у кровати.
– Помнишь, ты говорил, что надо искать возможности и нужных людей? – спросил санитар.
– Помню, – ответил я. – И что, ты нашел возможности?
– Вроде бы нашел, хочу поделиться мыслью. Но как реализовать то, что узнал, не знаю.
– Ну-ну, говори. Если что стоящее, мы это обмозгуем, – произнес я и заинтересованно оглядел смущенного санитара. Умом он не блистал, и ждать от него чего-то необычного не приходилось, но было скучно, а беседа скрашивала больничные будни.
– В общем, к нам в больничку иногда ложится один тип, завскладом промтоваров на областной торгово-закупочной базе. Зовут его Роман Маркович Розенблад.
– Интересная фамилия, – произнес я, – многообещающая. Продолжай.
– Так вот, мы с ним иногда выпиваем, и я приношу ему передачи. Коньячок, колбаску копченую, курочку, что передает его жена.
– Он сам, что ли, ложится?
– Да, и часто перед ревизией – типа, нервы подлечить. Главврач – его хороший товарищ.
«Ну, с завскладом промтоварной базы каждый хотел бы дружить», – подумал я и спросил:
– И что интересного в этом товарище Розенбладе?
– Мы недавно выпили, и он огорченно рассказал, что к нему на склад поступил груз брезента из Индии, он открыл ящики, а там вместо обычного брезента джинсовая ткань. Роман Маркович, не будь дураком, эти ящики вывез со склада, а брезент списал как испорченный. Ну, ему наложили денежный штраф в размере трехсот рублей, и он, типа, расстроился и слег в больничку. А на самом деле попросту удрал от ответственности и начальства. О том, что пришла джинсовая ткань вместо брезента, никто не знает. Он где-то часть брезента достал и положил на склад и говорит, вот хорошо бы из нее джинсы пошить, да боится, что его сдадут портные. Что скажешь, стоящая информация?
– Вполне. Зови этого Розенблада, поговорим с ним.
– А что ему сказать? Что его осужденный зовет?..
– Такой человек знает, что в тюрьме не только бандиты сидят, но и уважаемые люди. Скажи, что я заинтересован в решении его вопроса.
– Ты? – не поверил Миша.
– Ты сходи, а там посмотрим. С меня бутылка конька, если он придет.
Санитар обрадованно вскочил и выбежал. Пришли они минут через десять. Сначала заглянул Миша, потом следом вошел невысокий щуплый дядька неопределенного возраста. Он оглядел палату, потом меня и прошел дальше.
– Вы хотели со мной поговорить, товарищ? – спросил он, встав посередине комнаты.
Я достал бутылку коньяка, колбасу, лимон, разложил на табурете, предложил:
– Присаживайтесь, Роман Маркович, может, и сложится наш разговор. Мы люди деловые, и говорить я буду по существу. Миша, вот твой пузырь, – я отдал санитару бутылку конька, – иди погуляй. – Тот радостно ухватил бутылку и вышел.
– Однако, – проговорил Роман Маркович и сел. – Слушаю вас внимательно, молодой человек, – произнес он и опустил глаза.
– Я буду конкретным, – произнес я, понимая, что долго ходить вокруг да около не стоит. – У вас есть ткань, я могу организовать пошив джинсов.
– Вы? – Брови Романа Марковича полезли на лоб. – Вы же сидите… гмх, в тюряге.
– Не в тюряге, Роман Маркович. В колонии, где есть швейное производство. Только я не понимаю, почему вы, имея на руках такое богатство, сами не открыли цех?
– Ха, молодой человек, а ОБХСС вы со счетов сбросили? А то, что цеховики ходят по краю пропасти и к ним часто заглядывают бандиты? Я не хочу получить паяльник в одно неудобное место. Такие случаи уже были, поверьте мне, ваши коллеги, – он выделил это слово, – приходили к моим знакомым. Легкие деньги, они притягивают разных нехороших субъектов.
Я налил в мензурки коньяк, порезал лимон и колбасу. Поднял свою мензурку и выпил. Роман Маркович не церемонился, тоже выпил и зажевал лимоном. Глаза его приобрели задумчивость.
– Предложение интересное, – произнес он. – Только как его реализовать?
– Я имею предварительный план, Роман Маркович. Я работаю в колонии санитаром в лазарете. В подвале лазарета стоят две швейные машинки. Раньше там ремонтировали постельное белье, пижамы и халаты. Начмед – моя женщина. С ней договорюсь. Принесете мне рулон ткани, я организую пошив изделий. Передам вам готовые изделия, а вы реализуете. Сколько сможете реализовать, не привлекая внимания ОБХСС и бандитов?
– Да сколько угодно, молодой человек. Но все это звучит слишком фантастично. Как завезти ткань, как вывезти изделия?..
– Это я беру на себя. Давайте сделаем пробную партию из десяти штук и посмотрим, что получится.
– Хм, как вы это представляете?
– Просто, Роман Маркович. Попросим Мишу, привезите сюда ткань, я ее спрячу…
– Куда вы ее спрячете?
Я щелкнул пальцами, и табурет с закуской исчез. Роман Маркович от неожиданности вытаращился на пустое место.
– А где табурет? – ошеломленно спросил он.
– Я его спрятал. Так же спрячу и ткань, увезу на зону и там организую пошив. Что скажете?
– Ну, один рулон потерять не страшно, а если выгорит то, что вы предлагаете, то это… Это я даже не знаю, как называть…
Табурет вновь появился перед нами, и я разлил коньяк.
– Мишу привлекать не будем, с него хватит и трешки, – тут же озвучил свои мысли Роман Маркович. – Делить доход будем пополам, пятьдесят на пятьдесят. Я, знаете ли, нежадный. Жадность всегда губит самые лучшие планы. Сколько вам надо времени, чтобы организовать пошив изделий?
– Недельки две, может, меньше.
– Неплохо, я сейчас пойду позвоню своему племяннику, он привезет сюда рулон ткани. А вот где вы возьмете молнии, нитки и заклепки? – спросил он и уставился на меня умными проницательными глазами.
– На зоне сделают за чай, сгущенку и сахар. Добудете продукты?
– Да этого добра сколько угодно. Посидите тут, я скоро, – он поспешно вышел. Вернулся через полчаса. – Скоро подъедет Изя, мой племянник, у него Москвич «каблук», он привезет все нужное.
– Тогда давайте обмоем наше предприятие, – произнес я, – назовем его «Рога и копыта».
– Почему рога и копыта? – осведомился Роман Маркович, когда выпил коньяк.
– Для конспирации. Так Остап Бендер назвал свое предприятие по изъятию денег у миллионера Корейко.
– Читал, – рассмеялся мой собеседник. – Вы интеллигентный человек, э-э-э, как вас зовут? А то мне вас Миша представил как Фокусника.
– Так и зовите, Роман Маркович, мое имя вам ничего не даст.
– Ну да, ну да, – покивал он. – Лучше этого не знать, спать буду спокойнее.
Роман Маркович оказался предприимчивым и умел рисковать. Увидев в моем предложении выгоду, он не испугался того, что ткань может просто пропасть, и решил попробовать довериться мне. Я понимал – это не наивность. Он чутьем коммерсанта понял, что со мной можно вести дела. Мы ударили по рукам и обговорили все мелочи.
Оставшееся время в больнице пролетело как один день, и через неделю меня снова этапировали в колонию. От КПП меня повели в здание администрации. Прапор, что вел, выругался:
– Вот черт, курево дома забыл. – Я раскрыл ладонь и подал ему пачку «Мальборо», что подогнал запасливый Роман Маркович.
Все произошло, как он и говорил. Миша и Изяслав принесли рулон джинсовой ткани и коробку с припасами, Изя положил еще и сигареты.
– Я знаю, что на зоне это ценится, – улыбнулся Роман Маркович, – но сам там оказаться не горю желанием. Хотя вижу, что найти себе применение можно и там, главное – быть психически больным. – И он заразительно рассмеялся.
Тамара и Светлана неожиданно стали словно родные сестры. Сдружились и весело проводили со мной время, хотя нечасто. Их глаза, к моему удивлению, горели счастьем. Со Светланой о своих планах я решил поговорить после возвращения в колонию.
– Откуда сигареты, Глухов? – насупился прапорщик. Я знал, что его зовут Григорий Валерьевич, и просто ответил:
– Я же фокусник, Григорий Валерьевич. Если не хотите, я заберу себе.
– Давай, – он буквально вырвал пачку из моих рук. – Я знаю, ты не куришь. Где прятал? Тебя же обыскали на входе.
– Тоже мне спросили, Григорий Валерьевич. Кто же это расскажет? – Я усмехнулся. – Меня к кому ведут?
– К Куму, – ответил он. – Вернулся наш зам по безопасности и хочет тебя видеть.
Я кивнул и пошел дальше молча.
В кабинет я вошел один. Доложил по форме и замер. Майор был сумрачен и немного осунулся.
– Садись, Глухов, – указал он на стул. Я сел. – Рассказывай, что снова устроил и почему?
– Вы же все знаете, гражданин начальник, – ответил я.
– Знаю, но не все, – ответил он. – Как ты устроил себе кому?
– Это не кома. Я пожелал уснуть, и все.
– Просто уснуть?
– Не просто, есть методика вхождения в транс, меня научили сарбозы.
– Кто?
– Солдаты царандоя, – пояснил я. – Там был один пожилой мужик, он буддист, и мы иногда с ним практиковали транс. Удобная штука, гражданин начальник. Я как сел в камеру, сразу же замерз, а сидеть надо было трое суток, я вошел в транс и уже ничего не чувствовал.
– Вот вижу, что не врешь. А поверить не могу, Глухов. Как ты с такими способностями в плен попал и стал шпионом? Может, тебя враги тому научили?
– Меня враги ничему не учили, кроме как убивать их, гражданин начальник, – ответил я, глядя в угол кабинета. – Как было, так и рассказал.
– Ладно, потом поговорим о твоих способностях. За что тебя прессовал мой зам?
– Он хочет сесть на ваше место и хотел, чтобы я сознался в том, что это вы подослали ко мне убийц.
От моих слов Кум оторопел. Он явно не ожидал услышать такие слова.
– Что-о? – растерянно переспросил он. – Ты это серьезно?
– Вполне, гражданин начальник. Я отказался, а остальное вы уже знаете.
Майор долго сверлил меня глазами, потом расслабился:
– Я тебя услышал, Глухов, сейчас тебя ждет начальник колонии. Ты, как я узнал, еще и иностранные языки знаешь.
– Знаю немного, – кивнул я. – Обучить смогу.
Он молча покачал головой и устало махнул рукой:
– Иди. – Я встал и вышел.
К кабинету начальника колонии меня привел тот же прапорщик. Мой пропуск остался в медчасти и его еще нужно было забрать.
– Осужденный Глухов, статья… – начал докладывать я.
– Хватит, – остановил меня полковник. – Я знаю, по какой статье ты осужден. Мне сказали, что ты можешь быть репетитором по иностранным языкам.
– Могу, гражданин начальник, – ответил я.
– Покажи, что можешь.
– Могу заложить вам в память двадцать слов, которые вы выучите за десять минут и никогда не забудете, – ответил я.
– Даже так? Давай, – улыбнулся полковник. – Твори.
– Нет-нет, гражданин начальник. Для успешного усвоения материала вы должны не обедать, и вечером после работы я проведу с вами занятия. Ваш мозг не должен сыто спать, он должен быть активен. Голод – лучший механизм для обучения.
– М-да, – проговорил начальник колонии. – Хорошо, я не буду сегодня обедать, и перекусывать не буду, посмотрим, что у тебя получится. Если наврал, вернешься в ШИЗО.
– А если не наврал? – спросил я.
– Я забуду твои проделки.
– Принято, – ответил я. – Разрешите идти к месту работы?
– Иди, – отпустил меня полковник.
В медчасти меня встретила радостная Светлана. Она обняла меня так крепко, что я почувствовал, как ее тепло проникает в самую глубину души. Ее глаза светились заботой и нежностью, а губы тронула счастливая улыбка.
– Наконец-то, – прошептала она мне в ухо. – Я соскучилась и ждала твоего возвращения.
– Я тоже рад тебя видеть, Света, – шепнул я и поцеловал ее в щеку. – Как тут без меня?
– Все так же. Только теперь к медчасти прикреплен другой оперативный сотрудник. Молодой лейтенант Евгений Степанович Малышев. Только что из школы милиции, полон энтузиазма и надежд. Он скользнул взглядом по подвалу, лишь мельком поговорил с кочегаром. Затем, с чашкой чая в руках, он вступил в беседу с Сытником. Что он ему рассказал – этого я не знаю, но его слова, должно быть, произвели сильное впечатление.
– Ты сама слышала? – спросил я, пытаясь скрыть недовольство. Сергеева я уже знал, а лейтенант – темная лошадка, ему нужен результат, и он будет бить копытом, как стоялый конь, и рыть носом, как крот, чтобы что-то найти, а это угроза моим планам.
– Нет, но поняла: про меня и тебя, – ответила она тихим спокойным голосом, ее лейтенант не волновал, в отличие от меня. – Лейтенант ушел довольный, обещая навещать. С тех пор прошло уже три дня, а его и след простыл. А еще я получила заключение, – произнесла она радостно. – Там сказано, что у тебя нарушение нервной системы и тебе необходимо проходить реабилитацию в стационаре каждые полгода. Не уверена, согласится ли наш начальник колонии на это. Но психически ты признан здоровым, хотя и страдаешь от посттравматического синдрома, полученного во время службы в Афганистане. Все это общие слова, но…
Я улыбнулся.
– Мне это ничего не говорит, – ответил я спокойно. – У меня есть к тебе важный разговор.
Светлана насторожилась. Я заметил, как ее взгляд стал более внимательным, а в глазах промелькнуло что-то похожее на тревогу.
– О чем ты хотел поговорить? О Тамаре?
– Нет. С ней все понятно и просто. О нас с тобой.
– Что-то не так? – прикусила губу Светлана. – Из-за Тамары?
– Оставь Тамару в покое. Она тут ни при чем…
– А кто при чем? – Светлана разнервничалась.
– Разговор о нас.
– А что у нас не так?
– Все так, мой цветочек, но надо, чтобы было лучше, – продолжая улыбаться, ответил я. – Нам надо создать материальную базу будущей семьи.
– Что создать? Для чего?.. – Светлана оторопела от моих слов – видимо, не до конца понимала их смысл.
– Двенадцать лет – не такой уж большой срок для жизни, Света. Года пролетят незаметно. Я выйду из колонии голым и босым. Я хочу подзаработать, чтобы обеспечить нашу семью.
Светлана недоуменно смотрела на меня.
– Ты хочешь на мне жениться?
– Да, – глядя в ее изумленные глаза, ответил я.
Я, конечно, бессовестно врал, но это было продиктовано необходимостью. Кроме того, чем черт не шутит, может, и женюсь… Жизнь, она такая штука, непредсказуемая.
– Ты не хочешь выйти за меня замуж? – спросил я.
– Почему не хочу? Хочу… Очень хочу. Но как ты собираешься создать материальную базу, сидя в колонии?
– А ты мне в этом поможешь. – И я рассказал ей о разговоре с Розенбладом и о наших с ним планах. Она долго недоуменно меня расспрашивала, и я видел, что Света сильно сомневается. Тогда я выложил рулон ткани и показал ей.
– Нужен тот, кто будет сидеть за машинкой и шить. Выбей себе снова швеца, только хорошего.
– Это не проблема, Витя, – задумчиво произнесла она. – Я попрошу того мастера, что работал раньше. Его дадут. У меня в штате есть портной. Но… Я боюсь, что мы погорим на этом. Меня уволят, а тебя посадят в ШИЗО, и мы надолго расстанемся… Я даже навещать тебя не смогу.
– Эту проблему я возьму на себя. Света, доверься мне, – уверенно заявил я. – Ты сможешь провозить ткани и вывозить изделия?
– Смогу, если не много. На КПП мою медицинскую машину не досматривают, я сигареты даю солдатикам. Им главное, чтобы не было посторонних в машине.
– Вот и хорошо, значит, выбивай себе портного, а я поговорю в отряде, чтобы сделали лейблы и кнопки. – Я подмигнул Светлане, она бледно улыбнулась. Я знал, что толчком к тому, чтобы согласиться со мной, были мои слова о замужестве. Женщина, у которой есть стимул, горы свернет. Я это знал не понаслышке.
После ужина меня вызвал к себе полковник, начальник колонии. На зоне полковника звали Хозяин, он тут и царь и бог в одном лице, милует и казнит, как захочет. Но и его можно было купить. Купить можно любого, лишь бы знать цену его желаниям и иметь такие возможности. Я решил использовать свои умения и стать ему нужным хотя бы годика на два, а там посмотрим.
Я пришел и по форме доложил. Он выслушал и, прищурившись, с ухмылкой человека, который сейчас разоблачит шарлатана, произнес:
– Давай учи меня английскому языку, – сделав ударение на первой букве «а».
Я улыбнулся:
– Гражданин полковник, я введу вас в состояние транса и буду говорить вам слова на русском и перевод на английский, вы выучите двадцать слов за пятнадцать минут. Потом у вас немного будет болеть голова, но эти слова вы запомните на всю жизнь. Как вам такое предложение?
– Ты не предлагай, – решительно заявил полковник. Он был крупным мужчиной, полным, высоким, с мясистым лицом и подбородком, выпяченным вперед. Во всех его действиях и словах сквозила собственная значимость. – Дело делай, – он взглянул на часы, – мне еще домой ехать надо. Я засек, у тебя пятнадцать минут.
– Нет, пятнадцать минут это транса, гражданин начальник, – покачал я головой.
– Ладно, начинай свой фокус, Фокусник.
– Смотрите на мои руки, – попросил я и стал сжимать пальцы. Шиза создала мост между моим сознанием и его. Это она мне объяснила, как нужно вводить человека в транс и закладывать информацию на подкорку. Полковник сначала улыбался, потом лицо его обрело безмятежное выражение, и он застыл.
Я начал говорить слова:
Дом – house. Улица – street. Город – city. Страна – country. Мир – world… И так далее, самые простые, легко запоминающиеся. Он повторял за мной. Закончив перечислять слова и их значение на английском, я приказал повторить два раза, и он без заминки повторил слово в слово. Я щелкнул пальцами, и он вздрогнул. Его взгляд стал осмысленным, он поморгал, увидел меня и спросил:
– Ты что тут делаешь?
– Учу вас английскому, гражданин начальник.
– Учит он, голова только болит, шарлатан. – Он потер виски и подался вперед, его глаза гневно блеснули. – Сгною в СИЗО, – прорычал он. А я быстро спросил, как по-английски «мир».
Он, не думая, ответил:
– World.
– А улица?
Он ответил:
– Street, – и вытаращился на меня, как баран на новые ворота. – Это что, я знаю их значение? – произнес он.
Я поспешил закрепить успехи, буквально приказал:
– Скажите двадцать слов на английском. – Полковник без заминки повторил и уже ошарашенно на меня посмотрел.
– Это как, Глухов? – спросил он, не веря услышанному.
– Это наука, гражданин начальник.
– Ты этому в Афгане научился?
– Да, у буддистов, – соврал я.
– Ну надо же… Ты и мою дочь будешь вводить в транс?
– Буду, – ответил я.
– Тебя опасно оставлять с моей дочерью, Глухов, ты странный и непонятный…
– У меня справка есть, – ответил я.
– Какая справка? – вскинул брови полковник.
– Что я нормальный и неагрессивный, только склонен к депрессии.
– Ладно, по вечерам после ужина я буду привозить сюда свою дочь, и ты будешь учить английскому обоих: меня и дочь.
– Так не получится, – спокойно возразил я.
– Почему не получится?
– Потому что у меня нет для этого духовных сил. Только на одного человека есть.
– А ты знаешь такое слово «надо»? – вновь подался вперед Полкан, сверля меня злым взглядом.
– Знаю, но вы не сможете выжать из машины скорость больше, чем она может ехать.
– Ты не машина, Глухов, и был членом партии, а если партия сказала надо – значит, надо расшибиться в лепешку и сделать.
– Не получится, – вновь ответил я, – или вас, или ее учить буду, двоих сразу не смогу, даже если партия прикажет. Тем более что я исключен из нее, и она мне приказать не может.
– Она не может, я могу, – угрожающе произнес Хозяин.
– Понимаю, я в ваших руках, но что вам важнее: знание языка вашей дочерью или я в ШИЗО?
Полкан пробуравил меня взглядом и остыл.
– Ладно, – вновь сказал он, – займись дочерью под моим присмотром. Погляжу, что из этого выйдет.
– Приводите ее три раза в неделю…
– Почему так мало?
– Потому что она не выдержит нагрузку, и ее психика может перегореть.
– Это что, опасно? – вновь напрягся Полкан.
– Нет, если все делать разумно. Я предлагаю разумный вариант и полный успех через полгода. Потом приступим изучать другой язык.
Хозяин поглядел на крышку стола, подумал и произнес:
– Хорошо, три раза в неделю ты будешь ее учить английскому. – Теперь он сделал ударение правильно.
Закрытый сектор. Планета Сивилла, княжество Чахдо
Машвел, облаченный в плащ, магически сотканный из теней, и десяток крепких парней, чьи лица скрывали капюшоны, уверенно шагнули в темный туннель под трактиром. Воздух был пропитан сыростью и тишиной, нарушаемой лишь эхом их шагов. Машвел, словно ведомый невидимой рукой, уверенно шел вперед, пока не наткнулся на еле заметную низкую дверь. Он толкнул ее, и перед ними открылся мрачный провал, из которого доносился шум подземной реки.
– Это скрытый выход в городскую канализацию, – произнес Машвел с холодной ухмылкой, наблюдая за ошеломленными лицами своих спутников. – Эту дверь невозможно увидеть. Я укрыл ее тенями. – Потом он посуровел и произнес уже другим тоном: – Я приказал захватить веревки. Бурс, прикажи своим людям прикрепить их к крючьям. Я позаботился об этом заранее, – он указал на два бронзовых, позеленевших крюка, торчащих из скалы под ногами.
Бурс кинул веревки двум своим приближенным, и они веревки быстро закрепили. Машвел, не теряя времени, приказал:
– Спускайтесь вниз. Я буду последним.
Он внимательно проследил за тем, как его люди один за другим исчезали в темноте, и, убедившись, что все в безопасности, отвязал веревки. Во мгновение ока он исчез, словно растворился в воздухе, оставив своих спутников в недоумении. Когда они снова оказались на берегу подземной реки, Машвел уже ждал их, его глаза сверкали в тусклом свете.
– Сейчас мы пойдем вверх по течению, – сказал он хриплым, тягучим шепотом. Затем откашлялся и уже нормальным голосом добавил: – Первая развилка направо – наша. – Всякий раз, когда он перемещался с тенями, то терял голос. Это был откат от применения заклятия, и часто использовать его было нельзя. Он мог навсегда лишиться способности говорить. Те проклятия, которые он запускал в мир своими действиями, отражались и на нем бумерангом.
Его служение казалось ему самым постыдным, и он сгорал от стыда. В то время как братья возводили величественные горы, строили небесные планы, недоступные смертным, он ползал, как червь, в грязи, терзаемый жгучей завистью и злобой. Его душа разрывалась от ненависти к братьям, которые наслаждались свободой и величием.
С трудом он терпел Аргинара, который, как и он, не имел своей горы. Аргинар мог бы построить свою гору, но страх перед Роком связал его с Машвелом. Машвел подчинил калек своей воле, и они, истощенные, служили ему, отдавая часть своей силы. Машвел, мастер интриг и тайн, знал, что его предназначение – собирать энергию смерти и проклятия, чтобы отправлять ее в Инферно, где она рассеивалась под воздействием хаоса. Так мир очищался от скверны, и ткань мироздания не разрушалась. За это Машвел получал благодать и мог строить свою гору, но ему этого было мало.
В своей ненависти к миру он мечтал его разрушить. Он собирал свою энергию разрушения в кокон, скрытый от всех глаз, и готовился к великому плану. Его цель – захватить гору самозванца-человека и выпустить черную энергию в мир, чтобы разрушить его до основания. А затем править на осколках. Но для этого ему нужна была одна из женщин человека. Он знал все слабости людей: жадность, страх, любовь. Слепую, безграничную любовь. Он собирался использовать их взаимную привязанность, чтобы проникнуть в сердце коротышки, сидящей на горе и управляющей ею, и захватить гору. Для этого ему нужна была черная княгиня.
Тропинка извивалась, словно змея, среди острых камней и бурной воды, которая то и дело обхватывала ноги по пояс. С каждым шагом путь становился все труднее, и казалось, что сама природа сопротивляется их продвижению. Спустя мучительные полчаса отряд достиг развилки, и Машвел, не колеблясь, свернул вправо, в узкий, но приветливый проток. Тропинка здесь поднималась, становясь заметно шире, и воздух, казалось, становился свежее.
Внезапно Машвел остановился и, обернувшись к спутникам, окинул их взглядом, заставив остановиться.
– Мы почти у цели, выход наверх где-то здесь. Ждите меня, – сказал он и, не дожидаясь ответа, исчез в тени скал. Через мгновение его силуэт появился на высоком скальном карнизе.
Снизу было видно, как он тщательно выбирает место для закрепления веревки. Его движения были точными и уверенными, словно он знал каждый камень на этом пути. Он с легкостью, которую не ожидали от его мощной фигуры, прыгал с камня на камень, балансируя на краю пропасти. Наконец, найдя подходящее место, он начал ловко завязывать узел. Когда веревка была закреплена, он сбросил ее конец вниз, а затем скинул вторую веревку и крикнул:
– Первый, кто полезет, пусть привяжет себе вторую веревку к поясу. Я помогу ему подняться.
Бурс, нахмурившись, толкнул одного из своих подручных.
– Михай, ты самый крепкий. Лезь первым, потом поможешь остальным, – сказал он, и в его голосе прозвучала легкая неприязнь.
Михай недружелюбно взглянул на Бурса и, не задавая лишних вопросов, обвязал веревку вокруг своего торса и начал медленно, но уверенно карабкаться вверх. Машвел, стоя на скале, подтягивал витую веревку, завязанную на поясе бандита, помогая ему преодолевать каждый метр. В воздухе повисло напряженное молчание, нарушаемое лишь звуками бегущей воды и шорохом камней под ногами.
Медленно, но неумолимо, как неуклюжие тяжелые мешки, двигающиеся по краю пропасти, бандиты карабкались вверх по склону. Они не были мастерами скалолазания, их сила заключалась не в ловкости рук, а в стремительности нападения и жестокости грабежа. В таких делах им не требовались особые усилия – за них все делали магические амулеты, их верные слуги. Но теперь их путь был усеян трудностями подъема, которые не могли преодолеть даже их артефакты. Они тяжело дышали, хрипели и часто срывались. И только веревка, привязанная на поясе, не давала им разбиться о камни у подземной реки.
Время тянулось бесконечно, словно сама вечность решила испытать их терпение. Машвел, презрительно усмехаясь, с пренебрежением смотрел на них, но молчал.
Отряд собрался, замер на узком карнизе, тяжело дыша и переглядываясь. Им нужно было время, чтобы прийти в себя. Машвел презрительно сплюнул, но скомандовал:
– Привал полчаса.
Наконец, когда усталость начала спадать в каждом из них, Машвел решил продолжить путь. К нему подошел Бурс:
– Господин, а как мы очутимся в замке и что будем делать?..
– Боишься? – усмехнулся Машвел.
– Немного, – признался Бурс. – Я видел этих черных демонов и демониц. Самые страшные бойцы и безжалостные, как сама смерть, – это их бабы, они служат командирами и попирают мужиков. Это странно, господин.
– Ты что, до этого никогда не видел и не знал слуг богини Беоты? – спросил Машвел, оглядывая окрестности карниза.
– Нет, господин, откуда они?
– А почему ты решил спросить именно сейчас, Бурс?
Бандит замялся, но, боясь гнева хранителя, прошептал так, чтобы его не услышали другие:
– Они научились обходить нашу магию, я слышал разговор… Хотелось бы знать, что нам предстоит сделать.
– Что я скажу, то вы и будете делать, – ответил Машвел и отвернулся.
Так он постоял несколько мгновений и резко повернулся. Посмотрел на Бурса и неожиданно толкнул того в грудь. Бандит с воплем полетел вниз, тут же раздался мягкий шлепок, и крик прервался.
– Михай, подойди! – тихо, но властно приказал Машвел, и его голос, словно холодный ветер, прорезал тишину. По спинам бандитов, увидевших расправу над Бурсом, пробежал холодок. Они, охваченные страхом, сбились в тесную толпу, их глаза метались от одного к другому. – Теперь ты командир, Михай. Твой старший брат в трактире усомнился во мне. Ты веришь в меня?
Михай, крепкий и молчаливый парень, опустил глаза, но в его взгляде, который он бросил на хранителя, одновременно читались страх и радость.
– Верю, – не медля, ответил он.
Машвел усмехнулся, его лицо озарила хитрая улыбка.
– А вот твой брат там, в трактире, засомневался. Но ты не такой, верно?
Михай сжал кулаки, его голос стал тверже.
– Я не такой, – твердо произнес он. – Приказывай, мой господин.
Машвел кивнул, и в его глазах мелькнула искра одобрения.
– Полезай выше, осмотрись. Там должна быть дверка.
Михай оглянулся на своих подельников, чьи лица были полны тревоги и сомнений, но он не дал им времени на размышления. Молча, с решимостью обреченного на смерть, он начал карабкаться по крутому склону. Его пальцы цеплялись за камни, сердце колотилось, но он не останавливался. Преодолев несколько метров по отвесной скале, он выбрался на небольшую площадку и, тяжело дыша, обернулся.
– Тут есть дверка, – крикнул он, и в его голосе послышались радость и облегчение.
Машвел вновь исчез, словно тень, и спустя мгновение возник на вершине, рядом с Михаем. В его руках мелькнула веревка, и он, не теряя ни секунды, бросил ее вниз, передал конец Михаю и приказал поднимать остальных. Сам же, с ловкостью и грацией, скользнул по узкому карнизу, словно по канату, и подошел к замшелой, покрытой липкой плесенью от сырости двери. Одним решительным движением он толкнул ее, и дверь, издав жалобный скрип, поддалась.
«Ну что, черна-красавица, жди меня в гости», – с усмешкой подумал он, чувствуя, как внутри него разливается холодное удовлетворение.
Он дождался, пока остальные поднимутся по веревке, и, окинув их взглядом, одобрительно кивнул Михаю, который первым передал веревки тем, кто уже стоял наверху. Затем он жестом заставил остальных отойти от края подальше.
– Хватит глазеть, или сами туда отправитесь, – резко бросил он, его голос прозвучал весьма угрожающе, заставив всех бандитов вздрогнуть. – За мной, – приказал Машвел и первым вошел в проем двери.
Он двигался по узкому, вырубленному в скале туннелю, пригибаясь, чтобы не биться головой, и вскоре очутился перед другой дверью. Он толкнул ее, но она не поддалась. Машвел оглянулся на замерших спутников и усмехнулся. В их глазах он увидел удивление и разочарование. Столько они прошли, и что, напрасно? Это ясно читалось на их лицах. А потом на лица легла печать облегчения. Машвел быстро прочитал их мысли: «Слава хранителю, живее будем».
Машвел исчез и появился с другой стороны двери, снял толстый брус, закрывающий дверь, и убрал его в сторону, затем дернул на себя дверь, и она открылась. Теперь лица бандитов выражали испуг и удивление.
– Что, думали, я ошибся? – оглядывая свой отряд, спросил Машвел. – Не верите в меня?
– Верим, господин, – хором и громко закричали испуганные словами Машвела бандиты. Никто из них не хотел быть удавленным за неверие.
– Тихо вы, горлопаны, делом покажите свою веру, – остановил их Машвел. – Дальше соблюдаем тишину, мы в замке, под княжескими покоями. – Машвел поднялся по небольшой каменной лестнице и встал в пещере, где собрались фекалии. Сильно воняло испражнениями и мочой.
– Что это? – сморщившись, спросил Михай.
– Это отхожее место, Михай. – Машвел поднял голову: – Видишь отверстие вверху, это и есть господское отхожее место. Хочешь спросить, как мы попадем в сам замок? – с улыбкой, в которой Михай прочитал свою смерть, спросил Машвел.
– Нет, не хочу, господин, вы и сами знаете, что и где, – тихо произнес Михай, стараясь не выдать своего страха.
– Верно говоришь, Михай, – с легкой улыбкой ответил Машвел. – Пошли одного из твоих. Пусть пройдет к противоположной стене, там есть дверь для золотарей. Иногда они приходят чистить это место. Вам повезло – недавно его прибрали. Дерьма немного – по щиколотку, не больше.
Михай огляделся, ища взглядом подходящего человека. Его взгляд остановился на Косе – худом, но жилистом бандите с косичкой на голове. Коса, заметив на себе пристальное внимание, хмуро опустил голову.
– Коса, иди сюда, – коротко приказал Михай.
Коса медленно вышел из толпы, его шаги эхом раздавались в зловонной тишине. Он бросил на Михая угрюмый взгляд, но не осмелился возразить.
– Слышал, что сказал наш господин? – продолжил Михай, указывая рукой на дверь. – Иди туда и проверь, открыта ли она.
Коса молча кивнул и, тяжело ступая по зловонным лужам, направился к двери. Он толкнул ее, и она со скрипом отворилась. Машвел, словно тень, скользнул через нечистоты и исчез за дверью.
– Михай, – донесся его приглушенный голос. – Пусть двое самых крепких парней перенесут остальных на руках и ждут здесь.
Михай взглядом выбрал Косу и Вепря – двух самых могучих бандитов в отряде.
– Коса, Вепрь, – сказал он, – слышали приказ? Исполняйте!
Коса, не проронив ни слова, вернулся и, с трудом подняв одного из бандитов, взвалил его на плечи. Вепрь последовал его примеру, и вскоре все остальные были перенесены через зловонную преграду. Отряд сгрудился у входа, ожидая дальнейших указаний.
Машвел, стоя в тени, шепотом изложил свой план:
– Дальше дверь в уборную. Я ее открою и вернусь. Здесь дождусь, когда княгиня придет справить нужду. Она придет, я ее схвачу – и отступаем. Михай, ты с остальными держитесь за мной и прикройте, если начнется погоня.
– Понял, господин, – ответил Михай, его глаза сверкнули злобой, когда он посмотрел на остальных. Но никто не осмелился возразить или оспорить приказ.
– Дверь в пещеру закройте, а то невыносимо воняет, – поморщился Машвел, прикрывая нос рукой.
«До чего я дожил, – подумал Машвел, – прячусь по нужникам, среди нечистот. Не дай Творец кто-то из наших братьев об этом узнает, позора не оберешься».
Ильридана готовилась ко сну. Она надела прозрачный халатик на голое тело и пошла в женскую комнату. Там у зеркала стала смотреть на свой выросший живот и гладить щеки. Ей показалось, что она пополнела, и под глазами появились темные круги, ее грудь налилась, и соски стали большими и рыхлыми.
«Скоро появится молоко», – с нежностью подумала она. В этот момент позади себя она увидела в зеркале ухмыляющегося мужчину. Не размышляя, она мгновенно оттолкнулась ногами от стены и спиной врезалась в незнакомца. Они оба упали на пол. Мужчина громко закричал, и Ильридана с ужасом почувствовала, что тело перестало ее слушаться. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и даже головой. У нее осталась возможность кричать, и она крикнула:
– Тревога!..
Крик застрял у нее в горле. Железная хватка сжала ее шею. Ильридана захрипела, в голове застучало, и она поняла, что умирает. Ей стало жалко нерожденного ребенка, хотелось от отчаяния плакать, но темнота от удушья поглотила ее…
Машвел услышал, как отворилась дверь в туалетную комнату, и, выждав пару ридок, тенью перенесся к умывальне. Там стояла полуголая черная красавица с большим, выпирающим из халата животом. Но этот живот не портил ее красоты. Женщина гладила щеки и хмурилась, затем они встретились взглядами. Машвел усмехнулся, но в то же мгновение был снесен бросившейся на него черной тигрицей. Она сбила его с ног спиной, и он еле успел применить оцепенение. Княгиня замерла и неожиданно громко закричала: «Тревога!»
Амулет «Удушья» сжал ее горло, и она захрипела, затем простонала и замолчала. Машвел ослабил тиски и только придушил княгиню, лишив ее сознания. Он с трудом выбрался из-под нее и, схватив под мышки, потащил за дверь. Он слышал, как в коридоре раздались крики и звон оружия. Он напрягся и вместе с обездвиженной и беспамятной княгиней очутился за спинами бандитов.
– Михай, прикрывайте меня, там стража. Удушите всю эту свору диких собак. Помоги поднять ее на плечи, – приказал он и тут же переложил тело женщины на плечи Михая.
Михай развернулся к бандитам.
– Держать оборону, – приказал он, – пока не скажу возвращаться, – и быстро, как мог, пошел за Машвелом. – Ей! Коса! Вепрь! – крикнул он перед входом в зловонную пещеру. – Быстро сюда! Взяли и понесли женщину и меня.
Коса молча подхватил Ильридану и понес через зловонную пещеру. Машвел уже перенесся на край карниза. Вепрь подхватил Михая и посередине пути сбросил вожака их шайки в дерьмо. Михай поднялся на четвереньки и с утробным матом набросился на Вепря. Тот воровато посмотрел на удирающих Косу и Машвела и прижал руками голову Михая, утопив в дерьме. Тот забулькал, задергался, разбрызгивая нечистоты, но уже через пару ридок перестал шевелиться. Вепрь отпустил его и поспешил за Косой. Машвел был уже внизу вместе с женщиной, а Коса топтался у веревок.
– Тут такое дело, – произнес он. – Одну веревку заберем, а вторую придется оставить, понимаешь? – Вепрь кивнул. Коса оглянулся назад и спросил: – А где Михай?
– В дерьме утоп… неуклюжий, – отвернувшись, ответил Вепрь.
– Ну, туда ему, падле, и дорога, – одобрительно произнес Коса. – Пошли, Вепрь, отседова, опасно тут.
Бой в туалетной комнате разгорелся ожесточенный. Первая гресса, что неосмотрительно ворвалась на крик княгини, была обезоружена и задушена. Вторая стражница быстро отступила и спряталась за стену. Она подождала подмогу и забросила в комнату огненный шар, но тот не сработал, и гресса выругалась.
– Что делать будем? – спросила она командира воинов. Тот прибыл с десятком бойцов, и все они были из отряда, прибывшего с Горы.
Он, недолго думая, вытащил небольшой продолговатый предмет, нажал пару кнопок, кинул его в комнату и бросился внутрь умывальной комнаты. Но тут же был сражен. Упал и захрипел. Затем послышались тревожные крики из комнаты. Гресса рванула внутрь и стала хлестать налево и направо своим хлыстом. Он как нож разрезал тела бандитов, но за их спинами стояли те, на кого предмет не подействовал, они остановили отважную стражницу, и она упала на колени, захрипела и схватилась за горло. Она погибла, но это дало возможность двум воинам встать в проеме двери, и тут же тонкий, еле слышимый свист наполнил помещение. Бандиты стали падать один за одним, и вскоре все они были уничтожены, их тела были покрыты иголками, как шкура ежа.
– Вперед! – скомандовал заместитель командира. – Там наша княгиня, – и десяток воинов рванул дальше. Они остановились на берегу вонючей пещеры.
– Что делать, командир? – спросил один из воинов. Никому не хотелось лезть в нечистоты.
Но в этот момент перед изумленными воинами внезапно распахнулось окно в пространстве, словно открылись врата в иной мир. В этом портале они увидели княгиню, лежащую на плаще в одном халате. Ее голова покоилось на коленях загадочного мужчины, который прижимал кинжал к ее шее.
– Видите меня? – хрипло спросил он.
Командир отряда дзирдов, ошеломленный увиденным, молча кивнул.
– Если вы продолжите меня преследовать, – продолжил мужчина, – я убью ее и исчезну. Меня зовут Машвел, я покровитель воров и разбойников. Вы не сможете меня поймать, а ваша госпожа погибнет. Ей ничего не угрожает, если вы вернетесь в замок. Я поговорю с ней и отпущу ее. Слово Сына Творца. Надеюсь, вы знаете о Сынах Бога?
Дзирды, пораженные услышанным, вновь кивнули.
– Я все сказал, – с этими словами мужчина исчез, и окно захлопнулось.
Пространство вновь стало спокойным, но тревога в сердцах воинов лишь усилилась. Они не знали, что делать дальше, но были уверены в одном: их княгиня в опасности.
– Что будем делать, командир? – снова спросил один из воинов.
– Надо связаться с Горой… Там, на Горе, знают, что делать. Этого Машвела преследовать запрещаю.
Воины поспешно покинули коридор и вернулись в замок. Сам замок ожил. Слуги, приближенные к княгине, и воины отряда стражи проснулись, и на всех легла печать страха и горя.
Гномка стояла на балконе, где закатные лучи солнца окрашивали небо в багряные тона. На ее горе никогда не наступала ночь, но она просила, чтобы здесь, как и внизу, где она когда-то жила, дни делились на свет и тьму. Облака, словно окрашенные кровью, медленно темнели, и она, погруженная в свои мысли, отдыхала от дневных забот, готовясь отойти ко сну.
Неожиданно на балкон ворвалась дзирда из ее ближайшей охраны. Ее лицо было искажено страхом, глаза полны тревоги.
– Госпожа!.. Беда! – выдохнула она, задыхаясь. – Наши воины из княжества Чахдо сообщили, что княгиню Ильридану похитил Машвел, покровитель воров и разбойников. Он угрожает убить ее, если мы попытаемся его преследовать. Что нам делать?
Гномка замерла, словно пораженная молнией. Ее сердце сжалось от мгновенно вспыхнувшей боли, а мысли лихорадочно заметались в голове. Она не могла поверить в происходящее.
– Это точно? – спросила она, стараясь сохранить спокойствие, но голос ее дрожал. Кулаки сжались так сильно, что ногти впились в кожу.
– Да, это точно, – подтвердила дзирда. – Некоторые стражники погибли в схватке, в самом замке. Сопровождавшие Машвела бандиты тоже убиты, но сам он исчез, похитив княгиню.
– Каков подлец! Воюет с женщинами! – произнесла гномка и поняла, что полностью успокоилась. – Иди, я буду думать, как спасти мою сестру, – властно произнесла она. – Никому ничего не предпринимать!
Стражница покорно склонила голову, но в ее глазах можно было прочитать огромное облегчение. Она ушла, оставив Глазастую на балконе одну. Теперь облака кровавого цвета не казались ей украшением неба, они пророчили беду. Только вот кому? Гномка уперла руки в бока.
– Гора, – произнесла она, обращаясь к ней как к живому существу, – что мне делать, чтобы спасти Ильридану? Как бы поступил мой муж?
В ее голове пронеслись видения.
Сначала она молниеносно прибывает в столицу княжества, потом атакует Машвела в его убежище, у нее вырастают черные руки, которыми она рвет похитителя на части и вся в крови спасает Ильридану.
– Нет, – покачала головой гномка, – я не мужчина, и у меня нет черных рук. Так не надо, как мой муж. Надо, как я могу ее спасти.
Перед ней появились образы трех стражей горы и Птица, стоящего за их спинами.
– Вот что мне нужно, – приободрилась гномка, поблагодарила гору за совет и крикнула: – Рострум, ко мне!
Тут же на балконе появилась худая, мосластая фигура командира стражи в нелепом наряде. Он был одет в синюю мантию, голову венчал остроконечный колпак с козырьком, на колпаке – странная эмблема: две свитые змеи в обрамлении венка из цветов. Золотые погоны на плечах с висюльками, и грудь увешана орденами и медалями. Машинально гномка прочла: «За отвагу», «За победу над Роком»… Потом встряхнула головой, отгоняя наваждение.
– Где еще двое? – строго спросила она.
Два помощника, Мастер и Мессир, появились из воздуха и уверенно шагнули вперед, отрапортовав:
– Мы здесь, хранительница.
Мастер, облаченный в зеленую мантию с серебряными погонами и колпак с козырьком, выглядел как мудрый маг. Мессир, в красной мантии и с теми же серебряными погонами, напоминал воина-стража. Их наряды постоянно менялись, словно они были модницами, что вводило гномку в замешательство. Она пристально изучала замерших стражей, пытаясь разгадать их тайну.
Внезапно над балконом раздался пронзительный крик Птица:
– Стой, раб, мясо!
Гномка нахмурилась и спокойно произнесла:
– Умолкни, Птиц. Мы здесь серьезные дела обсуждаем.
Рострум убрал змей и спрятал под мантию. Он неожиданно заговорил обычным голосом:
– Что случилось, хранительница?
– Пошли, – уверенно произнесла гномка и подошла к краю балкона, повела руками и произнесла: – Это столица княжества Чахдо. Вот таверна…
– Что такое таверна? – спросил Мастер.
– Это трактир, – пояснила гномка. – Я…
– А почему трактир называется таверна? – перебил ее Мессир.
– В Чахдо так принято, – терпеливо произнесла гномка.
– Странные люди, – начал Рострум, но, увидев заледеневший взгляд гномки, осекся. – Продолжай, Хранительница горы, – смиренно произнес он и дал подзатыльник Мессиру. Тот дал подзатыльник Мастеру, а Мастер, не мудрствуя лукаво, схватил Птица и сбросил с балкона в пропасть, тот заорал благим матом и полетел камнем вниз.
– Вернись, – устало произнесла гномка и отвесила Мессиру подзатыльник. Ее ладонь пролетела в воздухе сквозь голову Мессира, но Мессир заморгал.
– За что? – возмущенно спросил он.
– Вы закончили свои игры? – не повышая голоса, спросила Глазастая. Но ее взгляд не предвещал страже ничего хорошего. Они знали, что хранительница может сурово наказывать провинившихся.
– Все, теперь мы нормальные, – Рострум поглядел на товарищей. В это время вернулся Птиц и замер за их спинами. – И слушаем. Продолжай, хранительница, – произнес Рострум со всей серьезностью.
– Видите эту таверну? – продолжила гномка. – Там прячут похищенную Ильридану, княгиню Чахдо и жену вашего хозяина. К ней идет золотая нить благодати. Вы должны ее видеть.
– Мы видим, – сказал Рострум. – Какая наша задача?
– Ваша задача спасти Ильридану, она в беспамятстве, и нужно захватить Машвела. Я посажу его в темницу, и он дождется там возвращения нашего мужа. Он решит, как поступить с этим негодяем, что покусился на его жену и на женщину.
Рострум задумался.
– Как пойдем? – спросил он вслух, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Как обычно, командир, – ответил Мессир, – через изнанку.
– Согласен. Птица берем?
– Берем, он понесет сундук, когда мы пойдем обратно, – ответил Мессир.
– Какой сундук? – переспросил Рострум.
– В который мы посадим хранителя. Иначе его не удержать, он скроется.
– С этим тоже согласен… – произнес Рострум. – План у кого есть?
– На месте разберемся, – ответил Птиц.
– Так вы нормальные? – удивленно спросила гномка.
– Конечно нормальные, хранительница, – серьезно ответил Рострум.
– А почему тогда придуряетесь?
– Мы не придуряемся. Мы играем в сумасшедших. Скучно же. И иначе мы не сможем защитить гору. Только у сумасшедших есть такая фантазия, что преобразует реальность. И потом, это весело. – И он прокричал: «Ку-ка-ре-ку!» Мессир ответил: «Гав-гав!» Мастер промяукал, а Птиц громогласно захохотал и произнес: «Я не птица, я лошадь. И-го-го».
– Нет, я с ними тоже с ума сойду, – обронила гномка и бессильно опустила руки. Рострум же свесился над балконом и поводил в воздухе руками. Потом словно дернул за невидимую ниточку, и пред ним открылось черное окно.
– Готово, – произнес он, – я нашел вход. Кто первый?
Два его помощника, не сговариваясь, схватили за крылья и ноги Птица и забросили орущего в страхе Птица в темноту, тот не успел что-либо предпринять. Затем прыгнули сами, и их поглотила темнота. Следом за ними в красивом прыжке акробата нырнул в темноту Рострум. Темное окно тут же закрылось, и снова над гномкой простиралось небо в багровых облаках, но теперь они были не такими кровавыми, как раньше.
Гномка постояла, глядя в пустоту, и почувствовала, как в животе ее толкнулся ребенок. Она прочитала его мысли: «Мама, мне пора». По ногам потекла теплая влага, и внизу живота появилась боль. «Схватки», – поняла гномка и запричитала.
– Как же не вовремя, сынок, еще три дня… – Но боль усиливалась и накатывала волнами. – На помощь! – громко позвала гномка, опираясь на перила балюстрады.
Из дворца выбежали стражницы.
– Повитуху! Рожаю-ю-ю-ю! – испытав сильную боль, закричала гномка.
Птиц упал на твердую каменистую почву. Сверху рухнули два человека, а третьим упал Рострум. Птиц истошно закричал и, извернувшись, клюнул Мастера, который был ближе к нему. Тот, в свою очередь, ударил кулаком Мессира. Мессир намеревался ударить Рострума, но тот быстро соскочил, и Мессир промахнулся. Он с обидой возмущенно закричал:
– А ну стой! – Быстро вскочил и помчался за убегающим командиром. Птиц скинул со спины Мастера, поднялся на лапы и громко закричал:
– Эй, шутники, хватит бегать, мы же тут одни, и нас никто не видит.
Мессир стал сбавлять скорость и остановился. Сконфуженно произнес:
– Верно, я уже забыл, каково это – быть нормальным. Идите сюда, обговорим наши дальнейшие действия.
– А ты драться не будешь? – опасливо спросил Рострум.
– Нет, Вальгум, не буду. Некому тут нас видеть. Даже командора и его малышей нет, а жаль, с ними было интересно…
– Да, жаль, – согласился Рострум, – я его помню, когда он только появился в нашем мире и нашел меня.
– А ты нас, – улыбнулся Мессир. – Здорово мы тогда тебя в карты обыграли.
– Было дело, – улыбнулся Рострум. – Потом демона и демоницу догола раздели. Ты тогда еще хотел ее поиметь… Как жили! – мечтательно глядя в небо, произнес он. – Какие времена были, не то что сейчас…
– Хватит жаловаться, – остановил его воспоминания Мессир. – Каков наш план на дальнейшие действия? Хранитель на своей территории – это сильный аргумент.
– Надо найти его источник силы. Найдем источник – поймем, как его остановить, – ответил Мастер.
– Согласен, – кивнул Рострум, – это не благодать, это темная энергия, он ее прячет под землей в укромном месте. Но для нас нет таких мест, так что пошли в гору, – он указал рукой на пологий склон невысокой горы.
– А почему наверх? – задрав голову, спросил Мастер.
– Потому что это изнанка, и видишь, нить идет наверх. Если в обычном мире провал, то здесь гора. Все наоборот, понимаешь?
– Нет. А может, она ведет вниз, – не согласился Мессир. – Видишь, другая сторона уходит вниз – может, нам туда?
– Нет. Я знаю, о чем говорю, – отрезал Рострум и первым зашагал в гору.
– Почему это ты лучше знаешь? – завелся Мессир. В это время Птиц клюнул его в темечко. Мессир пригнулся, ухватился за голову и обиженно закричал: – Ты чего дерешься?
– Я не дерусь, – спокойно ответил Птиц. – Я тебя к дисциплине привожу. У нас есть командир. Понял, недоумок?
– Я не недоу…
– Еще хочешь?
– Нет-нет, я все понял, – втянув голову в плечи, ответил Мессир. Он отошел от Птица и сквозь зубы прошипел: – Вернемся, я тебе такое сделаю, петух-переросток…
Птиц, не оборачиваясь, ответил:
– Я все слышал.
Мессир спрятался за спину Мастера и испуганно оглянулся. Мастер укоризненно на него посмотрел.
– Мессир, ну в самом деле. Чего ты как маленький. Только Рострум знает, как попасть и как выйти из изнанки.
– Да я это… – Мессир замялся, виновато улыбнулся. – По привычке… Простите…
Подъем длился добрых два часа, дважды путники по изнанке мира останавливались на привал. Рострум открывал рукой окно в пространстве, черпал оттуда кружкой воду и поил спутников.
– Это что? – сделав первый глоток, спросил Мессир.
– Это благодать. Хранительница поделилась.
– А мне? – закричал недовольный Птиц.
– Ты живой, тебе вот, – он сунул в окно руку и вытащил большую рыбину. – Жри. – Птиц с радостью подхватил рыбу и одним глотком проглотил.
Еще через полчаса они вышли на вершину. Рострум остановился, поводил руками, и перед взором стражников и птицы появилась прозрачная таверна. Рострум приблизил изображение.
– Что это? – спросил Мастер. Мессир, приглядевшись, предположил:
– Это что? Проекция?
– Да, проекция того, что находится под таверной. Видите золотую нить и черное пятно?
– Видим, – хором ответила троица.
– Это Чернушка, жена нашего командора. А рядом видите коричневое пятно?
– Видим, – повторили его спутники.
– Это дерьмо? – спросил Мастер.
– Нет, это, по-видимому, Машвел.
– Похож на кучу дерьма, – произнес Мессир.
– Он и есть дерьмо, – ответил Рострум. – Теперь надо увидеть нить, что связывает Машвела с его местом силы. Только нужно действовать крайне осторожно. Не надо, чтобы он нас заметил.
– А что будет? – спросил Мессир.
Рострум пожал плечами.
– Не знаю и знать не хочу. Сидите тихо, шум с изнанки отдается в мире громом.
Он поколдовал над проекцией, и Мастер с Мессиром увидели силуэт человека и силуэт чернокожей женщины, лежащей на кровати.
– Она голая! – воскликнул Мессир. – Это Машвел ее раздел. Что он хочет сделать?
– Не знаю. Тише, – остановил его Рострум. Он постепенно приближал проекцию, и очертания людей становились отчетливее.
– Приблизь еще, – шепотом попросил Мастер.
– Ближе нельзя, – так же шепотом ответил Рострум. – Тогда и мы будем видны. – Он видел, как человек осматривал обнаженную женщину. – Вижу нить, – прошептал Рострум и стал нечто невидимое накручивать на руку. Вскоре все увидели, куда нить вела. Они оказались в горах, где работали гномы. Глубоко под землей рос черный кокон.
– Он что, яйцо снес? – предположил Мессир.
– Сам ты яйца носишь, – буркнул Мастер, внимательно наблюдавший за действиями Рострума. – Это кокон энергии. Не дай Творец, он тут взорвется, мир в труху разрушит.
– Нет, кокон еще маленький, а вот княжество погибнет, – ответил Мессир. – Куда же он ее девает? – следом спросил Мессир.
– Сейчас узнаем, – тихо ответил внимательно смотрящий на кокон Рострум. И тут же радостно прошептал: – Вижу красную нить от яйца, она уходит в небеса.
– Ты стихи сочиняешь, – прошептал Мастер. – Много общаешься с Балаболом.
– Нет, это такое выражение: красная нить ведет в Инферно. Вся негативная энергия мира возвращается к хаосу и оттуда, переработанная демонами, уходит в наш мир, это я знал еще до смерти, теперь вижу своими глазами. Надо добраться до Инферно и отправить кокон туда. Мессир, накручивай ее себе на руку.
– Да вот еще! – И тут же получил клювом по голове. Сразу перестал спорить и закрутил нить вокруг снятого колпака. – Жжется, – пожаловался он. – Может, кто-то поможет?
– Поможет, крути, – подбодрил его Рострум.
Так прошло больше часа. Человек сидел у кровати, разговаривал с обездвиженной женщиной. И наконец, появилась проекция мира Инферно, всполохи огня покрывали правую сторону горы.
– Что дальше? – спросил Мастер.
– Нужно прервать нить от Машвела к кокону, и тогда кокон сам отправится в Инферно, оно близко и притягивает его.
– А как? – шепотом спросил Мастер.
– Ножом. У тебя есть нож?
– Нет.
– Как нет? – зло зашипел Рострум. – У тебя всегда все должно быть. – И вытащил из рукава острый нож. – Режь нить.
– В каком месте? – замялся Мастер.
– За таверной, спустись чуть ниже.
– Ага, понял, я сейчас, – поспешил исполнить приказ Рострума Мастер и вскоре негромко сообщил: – Готово.
Рострум сбросил мотки тонкой нити, то же самое сделал Мессир. Кокон задрожал, затем приподнялся со своего места и рванул в сторону огненных всполохов. Сполохи стали убегать и отдаляться, а кокон энергии летел за ними.
– Обошлось, – выдохнул Рострум. Но в тот момент, когда проекция Инферно и кокон темной энергии почти исчезли, кокон догнал проекцию и взорвался. До Рострума, Птица и Мессира долетел отголосок взрыва. Но ударная волна снесла с ног Птица, уронила его на Рострума, и они вместе с волной врезались в Мессира и исчезли. Мастер в это время находился ниже вершины горы, и волна обошла его стороной.
Машвел перенес чернокожую красавицу в свои подземные покои, величественные и просторные, словно созданные для воплощения самых сокровенных мечтаний. Эти мрачные чертоги, скрытые под землей в сердце столицы Чахдо, были его цитаделью, его тайной крепостью, откуда он готовился покорить мир. Здесь, в тени земли, Машвел чувствовал себя непобедимым, зная, что именно отсюда начнется его триумфальное шествие к власти.
Его мысли были полны решимости и амбиций. Сила, сосредоточенная в этих стенах, могла сокрушить любого, кто осмелится встать на его пути. Соперников у Машвела оставалось немного – лишь Первый эльфар, Элларион, чьи земли простирались в далеких лесах, мог со временем помешать ему. Но даже он был связан договором о ненападении, и Машвел знал, что Первый эльфар, со своей щепетильностью и верностью слову, не нарушит его. Лес, где правил Элларион, был для Машвела далеким краем, о котором он мог лишь мимоходом думать. А после апокалипсиса, который он хотел устроить на планете, Эллариону будет не до него.
Но в глубине души Машвела тлела тревога. Он знал, что настоящая сила не в подземных покоях и не в договорах. Настоящая сила – в людях, которые готовы следовать за ним, в тех, кто верит в его мечту. И именно поэтому он должен был идти вперед, несмотря на все преграды, и не оглядываться назад, даже если за спиной останется лишь тень прошлого мира, канувшего в небытие.
Машвел смотрел на обнаженную женщину, чья кожа была черна, как безлунная ночь, а профиль – точён, как скульптура. В ней воплотилось совершенство, созданное Беотой, сестрой, которую он ненавидел всей душой. Он раздел ее нарочно, чтобы пробуждение стало для нее испытанием – не просто неловкости, но стыда, уязвимости и слабости. Именно это и было его целью.
Он ждал в тишине, не нарушая ее сна. Время текло медленно, как вязкий сироп, но Машвел был терпелив. Века, проведенные в лабиринте, научили его ждать и терпеть. Время не властно над ним, и смерть не может его коснуться своей костлявой рукой.
Он смотрел на женщину, но его мысли витали в иной реальности. Перед его внутренним взором разворачивалась апокалиптическая сцена: черная энергия, вырвавшись из-под контроля, стремительно поглощала все на своем пути. Города, словно факелы, вспыхивали в ночи, а ударные волны, подобно цунами, сметали все на тысячи миль вокруг. В воздухе раздавались оглушительные взрывы, когда меньшие коконы, расставленные им по планете, с треском лопались, разбрасывая хаос и разрушение. Океаны, вздыбившись в яростном гневе, обрушивались на побережья, стирая с лица земли все живое. И так продолжалось несколько дней, пока мир не погрузился в ужасающую тишину.
Когда буря утихла, он, величественный и непоколебимый, вместе со своей армией вышел на поверхность. Их шаги эхом раздавались в пустоте, а глаза, горящие фанатичной решимостью, смотрели вперед. Они без труда захватили планету, словно она была предназначена для них. Началось строительство нового мира, мира Машвела, где он, их предводитель, станет богом для всех разумных существ. На обломках старого мира он воздвигнет империю, имя которой будет носить его имя – Машвел…
Он дождался. Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Недоуменно обвела глазами комнату и посмотрела на Машвела. Ее лицо непроизвольно исказилось гримасой ненависти и брезгливости. Она перевела взгляд на свое тело, увидела, что обнажена, и, прикусив губу, закрыла глаза.
– Я рад, княгиня, что вы пришли в себя, – произнес Машвел. Подвинул кресло к кровати, на которой лежала княгиня, сел, положил ногу на ногу и произнес: – Вы уже догадались, кто я.
– Да, вы подлец, – произнесла женщина, не открывая глаз. Она не пыталась прикрыться руками, не суетилась и не паниковала. Это вызвало у Машвела досаду. Он ждал другой реакции, но сразу понял, что просчитался. Он забыл, что перед ним бывшая жрица Беоты, а те были развращены не меньше самой Беоты, если не больше, поэтому он только улыбнулся.
– Люди называют меня по-разному, но я привык называть себя Чистильщиком. Я чищу мир от его позора – скверны, иначе он давно бы погряз в своих нечистотах. Вам, княгиня, этого не понять. У смертных короткий ум и еще короче жизнь.
Женщина молчала. Не спрашивала, что ему нужно, не просила пощады, и это все же вызывало у Машвела легкое недоумение. Он отдал должное ее выдержке.
– А у вас отменная выдержка, княгиня, – произнес Машвел и положил руку на ее бедро. Он обратил внимание, что женщина не дернулась и не попыталась убрать руку. Она его игнорировала. «Видимо, смирилась со всем, что будет», – подумал Машвел. Это уже неплохо. – Я буду откровенен с вами. Ваши прелести меня не интересуют. Если я захочу, сотни женщин будут лежать предо мной, горя желанием ублажить меня. К тому же вы беременны… и ваш вид не вызывает у меня страсти. – Он хотел унизить ее, уколоть.
И снова княгиня промолчала.
– Мне нужна гора вашего мужа, а ей управляет гномка. Передайте ей, – а я знаю, что вы имеете с Горой связь, – чтобы она отдала управление мне. А я вас отпущу. Если она этого не сделает, я буду убивать вас по одной и вместе с вами ваших нерожденных детей. Вы, может, подумали, что вернется ваш муж, и я отвечу перед ним. Но я сын Творца, а он смертный человек. Я вернусь в место, где родился, и выйду в мир снова, так что я не боюсь его мести. Да и он может погибнуть от моей руки. Я ходок через тени, и ни у одного другого хранителя нет такой способности. Меня невозможно поймать, а я могу быть там, где есть тени. Пройду сквозь стены и любую преграду. Подумайте, время у вас есть, сутки примерно. Потом я поимею вас, и если мне понравится, буду это делать, пока не надоест. В конце вырежу вашего ребенка из чрева. Вы все это время будете жить и видеть, как он умирает на моих руках. – Женщина не отвечала, лежала безучастно и молчала. Машвел разозлился: – Хотите показать мне, что вам не страшно?
– Страшно, – созналась женщина, – но, видимо, это моя судьба.
– Ха! Судьба, – рассмеялся Машвел. – Глупые людские предрассудки. Ваша судьба и судьба вашего ребенка в ваших руках. Вам не стоит цепляться за Гору, которая вам не принадлежит. Это спор между мной и вашим мужем. Отдайте ее в мои руки и живите… – Он запнулся и стал растерянно озираться. Машвел ощутил, как неожиданно из него вышла сила. Он почувствовал себя опустошенным, испуганно замер и стал непрестанно оглядываться в поисках опасности.
В комнате кроме него и женщины никого не было. Он крутанулся, попытался перейти на магическое зрение, но ничего не увидел. Магический огонек мигнул и погас. Он понял: случилось самое страшное, связь с местом силы, где копился кокон черной энергии, оборвалась. Он стал как обычный смертный без магической поддержки. Кто-то нанес удар исподтишка, скрытно, подло, как это делал он. От этой мысли Машвел задохнулся. Кто это мог быть, пронеслась мысль. Вернулся человек? Нет, это невозможно, он бы знал… А если вернулся и сейчас атакует его убежище?
Машвел в панике выхватил кинжал и хотел броситься на женщину, убить ее, чтобы она не досталась никому. Но в это мгновение взрывная волна отбросила его к стене. Он упал, из носа пошла кровь, уши заложило, и он перестал на ридку слышать, лишь увидел, как с потолка в комнату свалился огромный переросток петуха. Птица замахала крыльями, встала перед кроватью, защелкала длинной пастью, полной зубов.
– Смерть тебе, рабб, – пригрозила она.
– Смерть тебе, инфернальное уродство, – зло сплюнул на пол кровавую слюну Машвел и встал.
Он махнул кинжалом, и птица отшатнулась, попыталась клюнуть его в руку, но Машвел перехватил шею птицы свободной рукой и, зло ощерившись, резанул птицу по горлу. Птица заклекотала, забила крыльями, из раны на Машвела хлынул поток крови.
– Сдохни, тварь, – прорычал Машвел и отбросил птицу. Он почти обезумел. Кто-то разрушил его великолепный план, и он прощать это не собирался.
Его горящие ненавистью глаза уставились на обнаженную беззащитную женщину. Та смотрела на него без страха, и это вызывало в Машвеле неконтролируемую ярость и желание убивать и убивать… Затем она медленно поднялась, неуверенно оперлась рукой о матрас кровати.
– Что, сын Творца, потерял свою силу? – усмехнулась она.
Машвел не выдержал. Он с воплем «Умри, гадина!» бросился с кинжалом на женщину. Его встретил молниеносный удар ногой в живот. Удар был сильный, но смазанный, Машвел согнулся и отошел, он оперся о стену и пожирал глазами сидящую на кровати напротив женщину с большим животом. Ему до беспамятства захотелось вырезать из ее чрева ребенка и выместить на нем свою злобу и ненависть. Она сжигала его и корежила разум сына Творца.
– Не радуйся, – отдышавшись, хрипло, с неприкрытой ненавистью произнес он. – Даже если вернулся твой муж, тебе это не поможет, ты и твой ублюдок сдохнете, я разрежу его на куски и раскидаю по комнате. – Он пригнулся и осторожно двинулся к княгине. Та смотрела смерти в глаза без страха.
– Если не боишься, подходи, – спокойно и уверенно произнесла она.
Ее уверенность на мгновение остановила Машвела, но затем он кинулся на нее, как дикий голодный зверь. Она была слаба и не могла пользоваться магией, на ее шее был ошейник, блокирующий магические способности, и она не могла уклониться, не хватало сил после парализации. Тело ее не слушалось. Княгиня лишь сумела перехватить его руку с кинжалом.
Он навалился на нее, часто дыша в лицо, и другой рукой подбирался к ее горлу. Он был сильнее, и хотя она сучила ногами, желая его оттолкнуть, он добрался до горла и сжал пальцы. Она, понимая, что уступает, забилась, надрывно застонав, захрипела. Отпор ослаб, а Машвел обрел уверенность. Он побеждал, и кинжал уже приближался к бьющейся венке на шее.
– Нет, ты так просто не сдохнешь, – прошептал он ей в ухо и, тяжело дыша, приподнялся. Княгиня уже не сопротивлялась, ее лицо посерело от удушья. Машвел сел на ее ноги, отпустил шею и поднял кинжал, намереваясь разрезать ей живот.
Он торжествовал и, подняв голову, закричал:
– Ну где ты там, Худжгарх? Заходи посмотреть на свою жену и ублюдка. – Затем истерично расхохотался. Он увидел глаза женщины, в них была надломленность и обреченность. – Поняла, кто тут главный, – проговорил он и снова поднял кинжал. Но не успел его опустить.
Резкий рывок сдернул его на пол, а затем он услышал крик: «Кидай эту мерзость в сундук!» К его удивлению, он был поднят и брошен в узкий ящик, крышка захлопнулась, и он остался в темноте, свернувшись калачиком. Было тесно, неудобно, он попытался открыть крышку, но не смог, потом попытался выбраться через портал, но тоже не смог.
– Эй! – закричал он. – Выпустит меня кто-нибудь…
– Обойдешься, – раздался знакомый голос. – Посиди, подумай, тебе времени поумнеть хватит.
– Спасибо, хранитель, – произнесла женщина.
– Не за что, княгиня. Я не мог допустить, чтобы он убил вас. Я покровитель калек и больных. Мой удел – сострадать и лечить.
Машвел узнал голос Аргинара.
– Аргинар! – завопил он. – Помоги…
– Нет, Машвел, ты перешел все края, и ты лишился силы, а теперь еще и свободы. Я больше тебе не брат и не друг.
– Сволочь!.. Я отомщу, – в безумной ярости прокричал Машвел и от бессилия завыл, как зверь.
– Сейчас я подлечу эту птицу, она еще жива, – произнес Аргинар, и это последнее, что слышал Машвел. Он впал в беспамятство.
Рострум появился в комнате вместе с птицей, но не мог ничем помочь. Во-первых, он был лишь иллюзией, к тому же оглушенной иллюзией. Откат взрыва в Инферно лишил его способности думать и колдовать. Он витал под потолком и бессильно наблюдал за тем, что происходило в комнате. Затем неожиданно появился Мастер, и следом в комнату заскочил человек с могучей аурой хранителя. Он сдернул Машвела с княгини. А Мастер создал сундук и заорал так, словно его должны были услышать на краю вселенной: «Кидай эту мерзость в сундук!» Человек легко подхватил Машвела и запихнул в сундук. Мастер его закрыл и сел на крышку. Он был в образе начальника службы безопасности Азанарской академии. «Почему я не догадался изменить свой облик на облик командора?» – запоздало подумал Рострум…
Глазастая со счастливым выражением на лице возлежала на кровати на высоких подушках. В руках она держала своего новорожденного сына. Вокруг нее собрались все жены Ирридара и с нежностью и обожанием смотрели на мать и ребенка.
– Ты как? – спросила Чернушка гномку.
– Я счастлива, девочки, у меня сын. Как ты? Отошла?
– Да, я уже успокоилась. Спасибо тебе. – Она приобняла гномку.
Ганга улыбнулась и произнесла:
– Хорошо все, что хорошо заканчивается, но впредь нужно быть очень осторожными, эти хранители повылезали из норы и творят беспредел…
– Я позаботилась о вас, – широко улыбнулась Глазастая. – Если к вам приблизится хранитель или враг, вас перенесет на гору, он ничего не успеет сделать, а здесь вы будете в безопасности.
– Ты молодец, – похвалила ее Ганга. – Я в тебе не сомневалась.
– А как сыночка назовешь? – спросила вертящаяся на стуле лесная эльфарка.
– Гора сказала назвать его Виктором. Виктор значит «победитель».
– Как красиво! – воскликнула снежная эльфарка. – На каком это языке?
– На самом древнем, девочки. На нем говорил давным давно наш муж.
– А что будешь делать с этим Машвелом-Башпелом? – снова спросила лесная эльфарка.
– Сундук, в котором он сидит, я поместила глубоко внутри горы. Там я обустроила темницу. Он будет сидеть, пока не вернется наш муж, Ирридар решит, как с ним быть. Дверь в темницу я приказала замуровать. Так что он будет ждать своего суда.
– А что с этим Аргинаром? – спросила Ганга.
– Он будет строить свою гору у подножия нашей, он хороший, – ответила гномка.
– А дай мне подержать малыша, – неуверенно попросила Лирда.
– На, – протянула ей ребенка гномка, – только не урони.
– Стой, – остановила ее рассерженная Ганга. – Сначала я. Я рожать буду следующей, потом Чернушка, потом Тора, а потом уже ты, Лирда.
– Раз я самая младшая, – расплакалась Лирда, – то мной можно помыкать? Может, полы заставите мыть?
Гномка неодобрительно посмотрела на Гангу:
– Ты чего раскомандовалась, Ганга? Ты не старшая жена. Я старшая жена, и хватит одергивать девочку. Вот, возьми ребеночка. – Гномка протянула плачущей лесной эльфарке сына. Та бережно взяла, она перестала плакать, ее глаза засветились радостью, и она стала с ним сюсюкать.
Ганга недовольно скривилась, но не стала спорить, лишь заметила:
– Он так вырастет избалованным слизняком. Мы его затискаем.
– Не вырастет, – ответила гномка. – Подрастет и уедет в Нехейские горы к деду. Будет жить и воспитываться как его отец.
– Правда, – воскликнули остальные жены.
– Это ты здорово придумала, – довольно произнесла Ганга. – А потом поживет в степи…
– А потом в Снежных горах… – воскликнула Тора.
– А потом в…
– Что ему делать в Тох Рангоре? Там только куры и утки, – обмолвилась растерянно Лирда.
– В гости приедет, нашлась Чернушка…
Земля. Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, город Нижний Тагил
После обеда в колонии начался переполох. Меня отправили в клуб к замполиту. Там собрался наш самодеятельный коллектив. Оказывается, что сюда, в Нижний Тагил, едет первый заместитель министра внутренних дел Чурбанов и может посетить колонию для осужденных сотрудников внутренних дел. Нам нужно было подготовить концерт, и для этого начальник колонии хотел услышать весь репертуар. Ранее он провел совещание с руководящими сотрудниками администрации колонии.
В кабинете начальника колонии собрался весь руководящий состав, решали, что предпринять для встречи высокой комиссии. Каждый докладывал о том, что сделано и что нужно для решения насущных вопросов. Когда все было обговорено, начальник колонии вздохнул и произнес:
– Все это хорошо, товарищи, мы готовимся и, думаю, не оплошаем, но мне птичка весточку принесла, что председатель комиссии – любитель бардовских песен. Что у нас с культпросветом?
Замполит полистал блокнот.
– Бардовских песен у нас нет, товарищ полковник, мы готовим концерт патриотических песен.
– А кто исполнитель? – спросил полковник.
– Заключенный Глухов.
– И что будет петь?
– Э-э-э, репертуар я вам представлял три дня назад, товарищ полковник.
– Я его видел, неплохо, но нам нужна дополнительно бардовская тематика, товарищи… Сами понимаете, подмазать надо.
– Разрешите, товарищ полковник, – подняла руку начмед. – Санитар Глухов из осужденных сочиняет песни, и они годятся для бардовской тематики. Я их слышала, когда он лежал в лазарете и пел под гитару.
– А откуда у него гитара? – спросил начальник колонии.
– Я дала, нужно было выводить больного из депрессивного состояния…
– Ладно, надо послушать этого барда. Замполит, организуй вечером прослушивание.
Вечером перед ужином нас, небольшой ансамбль колонии, собрали в клубе. Светлана предупредила, что нужно будет исполнить «Печаль-тоску». Глава комиссии из Москвы – любитель бардовских песен. Начальник колонии будет присутствовать на прослушивании.
– Не оплошай, мой дорогой, – волнуясь, проговорила она, поправляя мне ворот арестантской робы.
Мы не репетировали эту песню и не знали нот. Быстро наиграв мелодию на гитаре, мы за час смогли сыграться и подготовиться к выступлению.
Начальник колонии сел в первый ряд, за ним расположилось все руководство. Замполит, волнуясь, встал за нашими спинами и скомандовал:
– Начали. – Мы, тоже волнуясь, заиграли.
Я пел и смотрел, как менялось лицо полковника: сначала от удивленного, потом на сумрачный вид. Когда мы закончили, он встал и начал ходить вдоль сцены. Он молчал, мы ждали.
– Песня неплохая, – начал он свою речь, – но почему такая печальная? Надо какую-то такую, – он повертел кистью в воздухе, – туристическую, задорную, а то печаль-тоска, понимаешь.
– А какая песня может быть у осужденного в колонии? – спросила Светлана. – Они не в театре и не в отпуске. Как чувствуют, так и поют.
– Плохо чувствуют, хотя поют неплохо, – резюмировал полковник. – Не знаю, как отнесется к песне тот, кто будет возглавлять комиссию, надо что-то повеселее, позадорнее. – Он посмотрел на меня: – Сумеешь придумать? – спросил он.
– Нет, – ответил я, – что чувствую, гражданин полковник, то и пою, вдохновению не прикажешь.
– Как это не прикажешь! Партия сказала надо, комсомол ответил есть. Ты слышал такие слова? – Он потряс большими кулаками.
– Слышал, гражданин полковник. Это на свободе, а тут что можем, то и поем. Дайте песню, какую посчитаете нужной, и мы ее споем.
– Дайте, – проворчал полковник, – дармоеды. Все бы вам дать и в рот положить. Замполит, ищи новую песню. Барды есть – Танич, например, пишет хорошие песни…
– Песни Танича все поют, товарищ полковник, – заступился за нас замполит. – А песня должна быть такой… она должна напомнить сидящим тут осужденным, что они совершили преступление, за которое несут заслуженное наказание. Какое тут веселье. И Танича не жалуют в ЦК.
– Да-а? – задумался «полкан» и обронил: – Может, ты прав, я уточню по своим каналам, какие песни он любит. Но все же ты подстрахуйся, и пусть разучат что-нибудь эдакое, но не такое печальное, – и, напевая вслух «Эх, печаль-тоска, ночная гостья», покинул клуб.
С этого дня у меня в колонии началась совсем иная жизнь…