Ветряные мельницы

Глава 9

Так что Костя покатил в Старинку. Станций метро там не было, трамваи и троллейбусы туда не ходили. Удалось вычислить несколько автобусов с маршрутами под трехзначными номерами и дикими названиями конечных остановок. Что-то вроде № 217 «КИЧ – Лавсан». Какой кич? Какой лавсан?

Марек сталкивался с такой проблемой даже учась в университете. Вроде бы и город знакомый, и почти шесть лет там провел, а всё равно – если больше 500 тысяч населения – попадется вот такой вот «КИЧ – Лавсан», и диву даешься, куда и откуда он идет? И людей обычно в них битком набито, и все едут с умным видом, как будто КИЧ для них что-то такое обыденное, как для нормального человека Дом культуры или там улица Советская.

Уставшая кондукторша прислонилась к поручням и пересчитывала деньги, а водитель пересчитывал колесами автобуса бесчисленные колдобины и выбоины окраинной дорогой. Свободных мест было полно, и Костя уселся на двойное сиденье, вольготно развалившись и вытянув ноги.

Вдруг, спохватившись, он нашел глазами кондукторшу и спросил:

– Подскажете, когда до Старинки доедем?

– А вам какая остановка нужна?

– Да я только район знаю, с остановками пока не разобрался… А что там есть?

Тётенка удивленно и немного осуждающе воззрилась на парня и, призадумавшись, проговорила:

– Ну, там их три – «Дом культуры Литейщиков», «улица Абраменки» и «Магазин» …

На сей раз уже Костя уставился на нее недоуменно:

– Что за «Магазин»?

– Ну просто – магазин и всё. Рядом с остановкой стоит.

Костя почесал затылок – назовут же люди, елки-палки. Есть же, наверное, такая специальная должность в столичной бюрократии, которая отвечает за присвоение остановкам названий?

– И что, кроме этого магазина вообще ничего нет?

– Да что вы прицепились?! Есть! Тюрьма там стоит! По-вашему, что ли, лучше бы остановка называлась «Тюрьма»?

– Действительно… – задумался Костя.

Когда просишь кого-то подсказать тебе нужную остановку в автобусе, или каком другом общественном транспорте, ты волей-неволей обрекаешь себя на незримую связь с этим человеком. Каждый раз когда твой взгляд будет на него натыкаться, он будет делать таинственные знаки руками и гримасничать, намекая на то, что вам выходить еще рано, или прошепчет громко на весь салон, мол вам на следующей. Дибильнейшее чувство.

Поэтому Костя встал возле самой двери, чтобы не смотреть на кондукторшу, и, выглядывая наружу, читал названия остановок, потому как система оповещения в автобусе была сломана. И всё равно, он был обречен на дерганье за рукав и напоминание:

– Молодой человек, Старинка за мостом начинается…

– Да-да, спасибо…

И тут Костю осенило! Тюрьма, мать ее! Тюрьма, вот что им нужно! Гребаный штурм Бастилии! Он чуть не выпрыгнул из автобуса на ходу, но решил, что всё необходимое найдется в любом столичном районе, и поэтому дождался, пока мост через железнодорожные пути не останется позади, и двери не раскроются.

Оглянувшись, парень увидел Дом культуры Литейщиков, небольшую аккуратную площадь с фонтаном, который был закрыт пластиковой крышкой на зимний период, и несколько кафешек и магазинчиков, выстроившихся по периметру площади.

Разыскав заведение с бесплатным вай-фаем, Костя заказал черт знает какую чашку кофе за сегодня и принялся ползать по просторам интернет-паутины.

Оказалось, что эта тюрьма в своем роде уникальна. Тут сидели все наименее опасные противники режима Нестеровича и почти все бизнесмены, уличенные в коррупции и связях с преступностью. Например, кандидат в президенты на позапрошлых выборах, некто Поклюев, которому ОМОН сначала проломил голову дубинкой на площади, а потом против него возбудили уголовное дело за подстрекательство к массовым беспорядкам… Или Веремейский, медиамагнат и бывший владелец нефтеперерабатывающего завода, который посмел обратиться в Европу за арбитражем… Нестерович мог быть крут, если дело касалось «стабильности» или «финансовой независимости» Альбы.

Условия содержания там были вполне приемлемыми, потому как все, кто РЕАЛЬНО мог как-то навредить Нестеровичу гнили под гнетом сырой земли глухих провинциальных кладбищ уже как минимум лет десять. Современных оппозиционеров типа Говоруна великий вождь то ли не воспринимал всерьез, то ли потерял хватку с возрастом…

Но это всё лирика. Суть состояла в том, что тюрьма, у которой имелось эпичное народное название «Шанхай», неизвестно откуда взявшееся, была отличной кандидаткой на роль Альбской Бастилии, со штурма которой, как известно, началась Великая Французская Революция…

Костя сомневался, что будет именно штурм. Скорее всего – солидный митинг, какие-то провокации и куча журналистов… Да в общем-то и фиг бы с ними, нехай бы митинговали. Проблема была в том, что все эти оппозиционеры, коррупционеры и прочие «мученики кровавого режима» находились в одном-единственном блоке. В двух других блоках «Шанхая» внутренний распорядок был куда как строже, и подходил под классификацию «особого режима», поскольку сидели там свои долгие годы рецидивисты и лица, совершившие особо тяжкие преступления…

Забегаловка, в которой Костя восседал на скрипучем пластиковом стуле и пил дерьмовый растворимый кофе, называлась «Бар «Прогресс»». Хотя, напоминал этот бар скорее регресс и деградацию.

Грязные стеклопакетные окна, круглые столики и с металлическими ножками, потрескавшийся кафель на полу, потрепанная жизнью барменша за стойкой и отсутствие всякого намека на интерьер – все это нагнетало первобытную тоску и желание принять душ после посещения этого места.

В углу скромно пили пиво из пластиковой бутылки две опухшие девушки, около барной стойки висел мужчинка неопределенного возраста, и делал прозрачные намеки барменше.

Костя пытался понять, как ему поступить с имеющейся информацией, перебирая в голове замысловатые варианты, когда в бар плавно переместился еще один персонаж.

Его грязная красная куртка выглядела весьма элегантно, будучи отчасти заправленной в брюки, а отчасти свободно свисающей. В умудренных алкоголем глазах читалось внутреннее умиротворение и желание бороться за правду.

Барменша поняла заказ этого вип-клиента скорее благодаря своей опытности и женской интуиции, потому как дикция и внятность его речи напоминали о детях ясельной группы детского сада. С логопедическим уклоном.

Истребовав пирожок с капустой и пластиковый стаканчик, обладатель красной куртки устремился к свободному месту, как на беду – по соседству с Костиным столиком. Пошарив за пазухой, он медленно извлек на свет Божий початый флакон дешевой водки и сосредоточенно принялся наполнять прозрачной жидкостью стаканчик, намереваясь приятно провести время в компании капустного пирожка и вожделенного напитка.

– У нас нельзя со своим! – вдруг завопила барменша. – Немедленно спрячьте!

Любитель водки вяло отмахнулся и опрокинул внутрь себя стаканчик, пролив немного на подбородок и за шиворот. Поперхнувшись, он вдруг принялся махать руками и задел Костю, вызвав в душе парня волну дремучей злости…

– А вот эта!.. Эти! Они п-пьют тож-же!.. – выпивший откусил кусок пирожка с капустой и с набитым ртом продолжил: – Им м-можно а мне-е-е низзя?

– Да они купили здесь свое пиво!

– Ой, – отмахнулся борец за справедливость. – Я видел, что они принесли с со-обой!

Тут уже возмутились опухшие барышни, и стали орать на краснокурточника, и барменша стала орать на него, а он требовал чек на пиво у барышень и тоже орал, размахивая руками и роняя изо рта капустные крошки на пол. А барменша и девушки кинулись этот чек искать, предъявлять какие-то акцизы и что-то еще…

– Этот не с вами? – вдруг обратилась к Косте одна из дам.

– Не-а, – Марек встал, брезгливо отодвинул пьющего товарища в сторону и вышел на улицу.

Из «Прогресса» слышались звуки нарастающего скандала. Костя недоумевал. С какого перепугу они вообще начали ему что-то доказывать? Хотелось войти, вытянуть оттуда охламона в красной куртке и побить ему фары, потому как ярость благородная вскипала как волна. Парень даже взялся за дверную ручку, но потом отпустил ее: он увидел решение!

На лавочке неподалеку мирно сидел патруль, и кормил голубей семечками. Ребята были молодые и, вроде, адекватные. Костя быстрыми шагами подошел к ним и сказал:

– Здравствуйте. Там в «Прогрессе» какой-то кипишь назревает…

– О-хо-хо, – сказал краснощекий сержант. – Это такой худой в красной куртке?

– Ага.

– Вот блин. Задолбал он уже… Часа два тут шатается… Пошли, Леха.

Леха поправил дубинку и стражи порядка отправились выполнять свой долг. Вскоре из бара послышались возмущенные вопли, а потом под белы рученьки вывели краснокурточника. Он вышагивал, почему-то высоко поднимая колени и делая гордое лицо.

Вдруг дебошир вырвался и побежал прямо в сторону Марека. Парень выставил ногу и уронил беглеца на выложенную плиточкой дорожку, выкрутил ему руку и удерживал, пока не подоспели патрульные.

– Он там успел стол сломать, и витрину разбить, вот гад! И на людей кидался! – сказал сержант. – Спасибо, кстати.

А потом Косте позвонили на тот телефон и сделали заказ на партию стремянок высотой от десяти до пятнадцати метров. И почему-то казалось, что на этот раз это были действительно стремянки, но спокойнее от этого не становилось.

Где Костя мог найти людей, способных помешать большой проблеме около тюрьмы и испортить настроение либералам на митинге?

Ответ явился в виде патруля, который возвращались от УАЗа, забравшего в опорку дебошира. Парни в форме открыто смеялись и балагурили, форменная шапка у сержанта сбилась на затылок. Голуби, докушавшие семечки, шикарным веером разлетелись в разные стороны, создавая стражам порядка некий сверхъестественный ореол.

Костя почесал затылок, а потом вдруг решился.

– Извините, товарищ сержант… Тут такое дело, я просто не знаю к кому обратиться, а вы вроде нормальный…

– Слушаю вас?

И Марек рассказал о готовящейся провокации возле тюрьмы, и возможно, где-то еще. И попросил отнестись серьезно, по крайней мере проинформировать тюрьму. Сержант действительно воспринял все адекватно. Может быть, из-за типа в красной куртке, а может быть было во взгляде и голосе парня что-то такое, что заставило патрульного поверить в его честность.

– Я сделаю всё, что могу. Вот вам мой номер телефона, – сержант чиркнул цифры на листе блокнота. – Звоните, если будет что сообщить. Времена сейчас непростые, сами понимаете…

– В том-то и дело, что понимаю, – печально кивнул Костя.

Одну силу Костя нашел. Хотя, как и везде в нашем культурном пространстве сотрудничество с правоохранительными органами обществом не поощряется, и даже наоборот – порицается и вызывает на вашу голову кучу нелестных эпитетов. Но елки зеленые! В органах в целом и в патруле в частности работали точно такие же мужики, как и в любой другой конторе, и процент идиотов и негодяев среди них был и есть точно такой же, как и в любой другой структуре!

К сожалению, по словам Эдгара Алана По этот процент составляет 80 %, но это уже другой вопрос…

И, в любом случае, ребята в форме были заинтересованы в сохранении «стабильности». По крайней мере потому, что зарплаты у них были выше, чем в среднем по стране примерно в полтора раза… Так что вариант, когда обычные патрульные могут встать на пути провокаторов у тюрьмы в общем-то был не таким уж фантастичным. Тем более, кто-то где-то в какой-то важной бумажке смог бы поставить себе жирную галочку, мол, не допустили и пресекли.

Оставался вопрос с митингом в сквере Энтузиастов. Тут Косте вдруг снова помогла Вселенная. Или Бог. Или счастливое совпадение.

Жестяной навес автобусной остановки был сплошь исписан граффити, и среди матерного месива и названий популярных музыкальных исполнителей ярко выделялась схематичная красная мишень и надпись черными заглавными буквами: ТАБОР.

Имелся в виду не цыганский табор, а гора Табор, которая была когда-то в одной не такой уж далекой стране центром нешуточной народной войны против иностранного господства и навязчивого присутствия чуждой религии.

Костя подошел поближе и даже разулыбался. Это было то, что нужно! Чувствуя себя злодеем, Марек достал телефон и нашел среди контактов некоего Трофима. Прошло года три с их последнего разговора, он мог изменить номер, или не узнать Марыгина…

– Один за всех!

– И все за одного! Марек, чтоб тебя, тысячу лет не слышал! – на удивление радостно и бодро выпалил Трофим.

– Я сугубо по делу, сударь.

– Что, все так официально?

– Да-да, дело очень серьезное, большой важности и секретности.

– Ой, сударь, вечно вы объявляетесь в самый ответственный момент! Где встретимся?

Трофим был коллегой Марека по работе в лесничестве. Этот подвижный мужик лет тридцати с хвостиком произвел на Костю самое благоприятное впечатление, хотя и был чистой воды фашистом.

Тут стоит сделать оговорку – не стоит путать настоящий фашизм с его двоюродным братцем – нацизмом. Об их разнице стоит быть в курсе любому человеку широкого кругозора и открытого для информации ума… Если бы Трофим был нацистом, Костя бы попытался его переубедить, а потом, скорее всего, они бы подрались. И, скорее всего, Трофим бы победил.

Потому что он был лидером одной из фанатских «фирм» столичного футбольного клуба «Ратник» … И фирма эта, состоящая из семи десятков отпетых футбольных хулиганов, целиком и полностью входила в общественное объединение «ТАБОР», основной идеей которого было единение Урсы, Альбы и Хоморы в одном мощном государстве с Урсой во главе. Девиз мушкетеров стал их приветствием, а слово «сударь» – кодовым. Его употребляли, когда разговор был не телефонным и касался политики или футбола.

Мареку пришлось вместе с Трофимом стоять плечом к плечу против анархистов, а потом – против Альбских нацистов из другого футбольного клуба, «Зубр», не желающих слушать ни о каком «единении». В обоих случаях Костя просто пил пиво и ни о какой политике не размышлял, поскольку ненавидел политиков всех мастей, радикалов и революционеров разного пошиба всем скопом, люто и яростно.

Но после этих стычек, Марек прослыл среди таборитов парнем надежным, хоть и «без Царя в голове». Этим витиеватым эпитетом награждались все, кто не разделяет идеологию Табора и не мечтает о великой державе «от океана до океана».

Встретились они недалеко от сквера Энтузиастов. Трофим пришел не один – с ним заявились еще человек пять, одинаково стриженные под полубокс полузнакомых Косте спортивных ребят из «фирмы».

– Один за всех! Что за дела, Марек? Я тут ребят срываю, летим через весь город…

– И все за одного… Сразу – к делу. Западники замутят тут вот, прямо там, где мы стоим митинг. Тысячи две-три активистов, остальное – фиг его знает. Насколько я знаю, «зубрята» будут у них в группе поддержки… – тут парень лукавил, ни черта подобного он не знал.

Просто Алесь Говорун был явно антиурским, а фанаты «Зубра» всегда вписывались за все антиурские темы, потому как имели точно такое же отношение к Народному Фронту Альбы, какое фанаты «Ратника» имели к Табору. Так что ожидать их тут было по меньшей мере логично.

– Та-аак, – понимающе протянул Трофим. – Предлагаешь на них прыгнуть?

– Я ничего не предлагаю. Я довожу до твоего сведения какую-то информацию, ну а сам ты уже решаешь, как тебе быть.

– Времена нынче тревожные… Если мы этим курвам дадим слабину, будет как в Хоморе, тут к гадалке не ходи. Информация верная? Ручаешься, сударь?

Марек пожал плечами:

– Я бы сказал – на девяносто пять процентов. Если ничего экстренного не произойдет, и Говорун не отменит митинг… Не знаю, что еще тебе сказать.

– Ну что, судари мои, наваляем курвам завтра вечерком? – обратился Трофим к остальным таборитам.

Судари дружно одобрили такое предложение.

А Костя подумал, что теперь его можно посадить на дофига лет за организацию массовых беспорядков…