Ветер перемен

Глава 9. Наверху

Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины.

(Ф. Ницше)

Как добирался до «Ладожской» почти не помню. Этот эпизод как-то выпал из моей головы, остались лишь отрывки воспоминаний. Бегу по шпалам… падаю, поднимаюсь, снова бегу… «Лиговский проспект»… ко мне сбегаются люди… сажают в дрезину… везут… остальное словно в тумане, сквозь который ничего нельзя рассмотреть. Уже тогда я был в полузабытьи, ничего не соображал и не видел вокруг.

В себя же пришел только тогда, когда дрезина проехала «Новочеркасскую». Помимо меня в машине было еще два человека, каждому с виду примерно лет двадцать. Раньше я их видел и не раз, но имен не знал. Один из них, оторвавшись от рычага, подсел ближе ко мне и обеспокоенно спросил:

– С тобой все в порядке?

Я долго молчал, пытаясь понять, действительно ли хорошо себя чувствую. Вроде нормально. Только все тело будто было сделано из ваты, я чувствовал безумную усталость, но вместе с тем казалось, что силы с каждой секундой потихоньку возвращались ко мне. В итоге я, все еще слабый, сумел поднять руку и сложить большой и указательный пальцы в колечко, мол, все в шоколаде. Говорить сейчас не хотелось, как, впрочем, не хотелось ничего другого.

Парень покачал головой и снова встал за рычаг. Наверное, по мне было видно, что я пока «никакой».

И вот я на «Ладожской». Наконец-то дома. Меня не было здесь меньше дня, а, кажется, словно целую вечность. Мне до сих пор почему–то не верилось, что я дошел, как будто сделал что–то невозможное. Это действительно не укладывалось в рамки моего понимания. Я проделал, по сути, огромный путь – от «Выборгской» до «Ладожской». Прошел через четыре станции, на которых живут «красные». В одиночку. Хотя нет, мне же помогли Маша с Пашей. Без них мне бы ни за что не удалось бежать. Но, тем не менее… я здесь, красная ветка далеко позади.

Да, не обошлось без эксцессов. Я подвигал рукой – она почти не болела. Немного странно, но разве это плохо?

Парень, который спрашивал про мое самочувствие, снова наклонился ко мне:

– Идти сможешь?

Я попытался встать, но это нехитрое движение, которое человек совершает без особого труда, у меня не получилось. Тело по–прежнему не слушалось – все равно, что управлять тряпичной куклой, если нити, за которые дергает кукловод, обрезаны.

– Ясно, – резюмировал парень. Он взял мою правую руку и положил себе на плечо. Затем аккуратно, но в то же время резко выпрямился, подняв меня с сиденья дрезины. Дальше ему просто пришлось волочить меня на себе, так как даже ногами передвигать у меня слабо получалось.

– Как зовут–то тебя хоть? – спросил я шепотом.

– Виталя.

– Меня – Олег. Будем знакомы.

– Очень приятно. Куда, кстати, идем?

Не успел я ответить, как до моего слуха донесся встревоженный голос:

– Олег? Боже, это ты?

Я повернул голову (мне это стоило немалых усилий) и увидел, что к нам с Виталей бежит дядя Вова. Как же приятно видеть знакомое лицо! Поравнявшись со мной, он обхватил ладонями мою голову и стал скороговоркой задавать вопросы:

– Олег? Неужели? Но как?.. Как тебе удалось? Где?.. Мне говорили, что ты у «красных». Это правда?

Я думал, что если дядя Вова не прекратит, моя голова лопнет. Но вскоре он, кажется, понял, что я не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы и сказал:

– Виталик, отнеси его в мою палатку. Мальчику нужен отдых.

Эти слова были последним, что я услышал прежде, чем провалиться в беспамятство.

– Олег, проснись! Олег! Кончай дрыхнуть.

Я нехотя открыл глаза и увидел сидящего рядом со мной дядю Вову.

– Ну, здравствуй! – дружелюбно сказал он.

– И вам не хворать! – откликнулся я, потирая ладонями лицо.

– Вижу, тебе уже лучше. Виталик сказал мне, что ты вообще не мог толком и двух слов связать.

Невольно вспомнились минувшие события. Да, я тогда действительно еле ворочал языком. Сейчас, прислушавшись к своим ощущениям, стало понятно, что мне значительно лучше. От прежней усталости почти не осталось следа.

– Дядь Вов!

– Да?

– Мне нужно тебе кое–что сказать.

– Говори! – улыбнулся дядя Вова, но от меня не ускользнуло, что он стал чем–то встревожен.

Я на несколько секунд замолчал, обдумывая, с чего бы начать и как более доступно донести свою мысль.

– В общем, «красные» на самом деле не такие, какими мы их считаем.

– Что ты имеешь в виду?

– Подожди, я еще не договорил. Анимус поработил «красных», напугав их своими сверхспособностями. Они, боясь гнева правителя, готовы выполнять все его приказы. Понимаешь?

– Смутно, – признался дядя Вова. Я, пока не вдаваясь в подробности и не пытаясь ничего объяснить, продолжил:

– В действительности же Анимус просто мошенник и шарлатан. Он держит «красных» в страхе и только так удерживается у власти. Таким образом он заставляет их проявлять агрессию.

–Так… давай соберем все воедино. То есть ты хочешь сказать, что Анимус заставляет «красных» исполнять его волю, поселив в их головах уверенность, что он обладает какой–то необычной силой? А на самом деле он никакой не супермен и просто «разводит» свой народ. Так?

– Да, все верно.

– Только с чего ты это решил?

И я рассказал дяде Вове все, что произошло на «Выборгской».

- Я считаю, что Анимус просто хороший актер. Он специально подговорил своих приближенных, чтобы они изображали, что корчатся в мучениях от его ментальной силы и сделал это на глазах у людей. Те увидели, как он поступает с тем, кому доверял больше всего и в их сердцах поселился страх. На деле же выходит, что ни на кого из простых людей Анимус своей «силой» не воздействует, - я очень надеялся, что смог более-менее понятно и доступно донести до дяди Вовы то, что уже давно крутилось у меня в голове.

– Твои доводы не лишены смысла, Олег. Все вроде сходится. И значит, Маша жива? Это хорошо. А если все, что ты рассказал – правда, то… – дядя Вова задумался.

– … то нужно нанести удар по Анимусу, – закончил я мысль.

– И как ты предлагаешь это сделать?

– Просто. Можно сделать вид, что мы сдаемся, как бы отдать «красным» патроны и, когда в поле зрения появиться Анимус, убить его.

– На первый взгляд план нетрудный. Но, если придуматься, он не так идеален. Во–первых, не факт, что Анимус выйдет к нам. Во–вторых, где гарантия, что у нас не отнимут оружие? Продолжать?

– Не надо, – я мгновенно сник. Почему такие варианты развития событий не приходили мне в голову? – Но нужно еще посоветоваться с Антоном.

– Думается мне, он скажет то же самое, что и я. Тем более, сейчас его нет на станции.

– А где он? – удивился я.

– Ну, он отправился на фиолетовую линию. Хочет переговорить с их главой и попытается убедить их помочь нам в войне. Надежда небольшая, но…

– Но теперь нам не нужно воевать! Можно обойтись без крови. Просто хорошенько обдумать детали моего плана и действовать.

– Меня терзают сомнения, Олег, – скривился дядя Вова. – А что, если ты ошибаешься?

– Я не ошибаюсь, – быстро сказал я, но тут же усомнился в своих словах. Видимо, это отразилось на моем лице, так как дядя Вова многозначительно покачал головой.

– Вот именно, Олег, вот именно. Как бы то ни было, я думаю, нам все равно не помешает лишнее оружие. Если ты не хочешь, я не буду настаивать, чтобы ты выходил на поверхность. Тем более, ты не в лучшей форме…

– Я пойду, – на сей раз, колебаться не пришлось. Я обещал, а обещания нужно выполнять.

– Ты уверен? Я обработал и перевязал тебе руку, но не могу гарантировать, что болей не будет. К тому же ты все еще слаб.

– Все в порядке! – я посмотрел на руку – она действительно была перевязана плотным слоем бинтов. Сжал–разжал пальцы, покрутил кистью. То место, куда попала пуля, немного саднило, но боли никакой не было. Непонятно было как за такое короткое время рана смогла почти полностью зажить, но как я уже говорил, медицина – не моя стихия. Возможно, так и должно быть.

– Смотри, я за тебя решать не буду. Ты сам себе хозяин. Значит, точно пойдешь?

– Да, – уверенно сказал я.

– Тогда нужно спешить. Времени остается все меньше. До данного нам срока осталось чуть меньше трех дней.

– Много.

– Это только так кажется. На самом деле это ничтожно мало. Вскоре ты это поймешь. Тогда пойдем, нам нужно на «Пробку». Иди к дрезине, а я скоро подойду с костюмом. Ах да, и зайди к Лене, возьмем его с собой.

– А его–то зачем? – я удивленно вскинул брови.

– Как это зачем? Он проведет инструктаж. Ты же не собираешься отправляться на поверхность, не зная, с чем тебе там придется столкнуться?

На сборы ушло не больше десяти минут. Мы с Леней уже стояли около дрезины. Я по второму разу объяснял ему, с какой целью разбудил его в такую рань – часы показывали семь часов утра. Спросонья Леня слабо соображал, к тому же очень злился, что ему не дали поспать.

К тому моменту, когда он, наконец, взял в толк, что мне от него надо, подошел дядя Вова. За спиной у него был автомат, мой, родимый, я его среди тысячи узнаю; под мышкой находился аккуратно сложенный костюм химзащиты, а во второй руке – бутылка водки. Хотя как можно знать наверняка, что на самом деле там находится.

– Это еще зачем? – кивнул я на бутылку.

– Ну а как же? Проводим тебя, выпьем за твое удачное возвращение. А, Лень, ты как?

– Я не большой любитель этого дела, но за такое грех не выпить, – честно признался Леня.

– Отлично, тогда по местам и поехали.

Я заметил, что в последнее время уж очень часто разъезжаю на дрезинах. В наше время это можно сказать роскошь, как, например, автомобиль для простых людей в начале двадцатого века. Обычно мне приходилось садиться на дрезину максимум раз в неделю, когда на дежурство ездил. А за прошедшие три с половиной дня я сделал никак не меньше пяти рейсов туда и обратно. Хорошо живу, однако.

Задумавшись, я не сразу услышал, что Леня уже начал читать мне лекцию под названием «курс молодого ресичера».

– Олег, не отвлекайся. Все, что я буду говорить, очень важно, понимаешь? Очень важно!

– Да–да, конечно, прости.

– Итак… Когда в первый раз окажешься на поверхности, главное не пугаться. Мир изменился, сильно изменился. Он уже не похож на тот, прежний, каким ты его знал. Совершенно иной: унылый, пугающий и опасный. Хотя помнишь ли ты, каким мир был раньше. Наверное, уже и позабыл…

Мне пришлось согласиться с ним. Я действительно почти не помнил, как выглядит наш мир, даже тот район, в котором прожил всю свою жизнь. Неужели очень скоро, по прошествии двух десятков лет, я снова увижу его. Пускай он будет не такой, это не важно – что было, уже не исправить – но сам факт скорой встречи с верхним Петербургом… Это так волнительно и несказанно будоражит воображение.

– Поехали дальше. Ты, конечно же, помнишь, я тебе рассказывал, что на поверхности живет по меньшей мере с десяток различных видов мутантов. Все эти адские порождения – результат воздействия радиации на животных и людей. И все они без исключения опасны. Поэтому старайся не попадаться им на глаза. Но иногда контактов с мутантами не удается избежать. Тогда, при условии, что твоя жизнь реально находиться под угрозой, нужно пускать в ход оружие. Как с ним обращаться, ты знаешь.

Ну уж этого Леня мог бы не говорить, он прекрасно знает о моих навыках стрельбы. Однако я промолчал, чтобы не перебивать его.

– Старайся держаться около стен – таким образом тебя, если и смогут атаковать, то только с трех, а не с четырех сторон. Опасайся птеродонтов. Стрелять по ним бессмысленно – пустишь на ветер большое количество патронов. Они очень быстрые и хитрые твари. Лучше всего, если птеродонт заметит тебя, забраться в окно какого-нибудь дома и там переждать. Внутрь не полезет – габариты не позволят, а когда поймет, что до жертвы не добраться, улетает восвояси.

– А как скоро он это понимает? – спросил я.

– Довольно–таки быстро. Хотя иногда мне приходилось сидеть в доме примерно три часа. Упорная скотина попалась, – Леня выдержал паузу, очевидно вспоминая тот эпизод из жизни. – Ах да, чуть не забыл, в самом конце дома номер девять по проспекту Большевиков, на стене, на уровне первого этажа, висит… я не знаю точно, что это, но очень смахивает на кокон. Ты к нему лучше не подходи, у меня насчет него нехорошие предчувствия. Сам я никогда ближе чем на десять метров не приближался – он одним своим видом отпугивает. А уж что он на самом деле из себя представляет, не знаю и знать не хочу. И тебе не советую играть в детектива. Любопытство редко когда до добра доводит. И еще, если найдешь оружие, не бери его много, а то не дотащишь, и двигаться будет тяжело.

Дядя Вова внимательно нас слушал и согласно кивал на все замечания Лени. Видать, соглашался со всем сказанным, сам ведь тоже выходил на поверхность, пускай и давно. Я по сравнению с ними никто.

– На проспекте очень много машин стоит, думаю, догадываешься почему, – продолжал Леня. – Так ты их не бери, бесполезно это. Мало того, что бензин весь в них выдохся, проехать будет негде, да и водить ты еще не умеешь.

– Почему же, мне отчим давал порулить. Там ничего сложного нет.

– Олег, ну что ты ей–богу как маленький! Когда это было–то? К тому же, как ты мог водить, ноги–то, наверное, едва до педалей доставали.

Да уж, вот так сморозил! Я мгновенно зарделся, и мне оставалось только надеяться, что темень туннеля скроет от глаз Лени и дяди Вовы окрас моего лица.

– О, вот тоже полезный совет: на поверхности, если будешь нервничать – а ты будешь, я уверен – разговаривай сам с собой. Это успокаивает, по себе знаю. Только не теряй при этом бдительности и успех гарантирован. Пожалуй, и все, что тебе нужно знать. Там уж, я думаю, сориентируешься по ситуации. Парень ты у нас смышленый…

– И жутко везучий, – с ухмылкой добавил дядя Вова.

– Ну да, и это тоже, – согласился Леня. – Вот я почему–то нисколько не сомневаюсь, что ты вернешься. С оружием или без, но обязательно вернешься. Даже несмотря на то, что путь совсем не близкий и полный опасности.

Вот сейчас мне стало непонятно, чего добивался Леня: хотел меня утешить или запугать? Если первое, то как-то неправильно он это делал. Если второе, то он своего почти добился. Только зачем ему это нужно?

А вот и «Проспект Большевиков». Доехали. Последний раз я тут был… даже не помню когда. Зато станция нисколечко не изменилась. Все как прежде. Более того, она даже совсем не утратила свой облик, оставалась такой же, как и до Катастрофы.

Жители «Пробки» удивились нашему приезду. На все расспросы, в чем дело, дядя Вова отвечал кратко и сухо: все объясним потом. Вскоре люди поняли, что ответа им не добиться и отстали, только лишь самые любопытные остались наблюдали за нашими действиями.

– Олег, надевай костюм, – дядя Вова протянул мне химзу, а затем подошел к молоденькой девушке и шепнул ей на ухо, хотя я услышал каждое слово: – Любезная, будь добра, принеси нам три стакана.

Девушка тут же упорхнула и через минуту вернулась и отдала «заказ» дяде Вове. Тот поблагодарил ее и дал мне и Лене по стакану. Свой же он, пока открывал бутылку, зажал между коленями.

Стаканы были гранеными, миллилитров на триста примерно. Дядя Вова налил каждому из нас примерно четверть.

– А может Олегу не стоит? – спросил Леня.

– Это почему же? – удивился дядя Вова.

– Ну, вы странный вопрос задаете! Он никогда спиртного не пил. А тут сразу водка. Ему может здорово в голову дать. Нежелательно это перед выходом на поверхность.

Слова Лени показались мне здравыми. Может, и вправду не стоит?

– Брось. Олег, выпьешь хотя бы для храбрости. Говорят, Петр Первый повелел давать каждому посетителю Кунсткамеры по стакану водки и малосольный огурец. Как раз для того, чтобы они не боялись и не противились выставленных там уродцев. А там, наверху, тебе с более страшными тварями придется столкнуться, а они ко всему прочему еще и живые. Кто знает, как ты отреагируешь. Так что выпей, думаю, хуже не будет. Ну, за удачную ходку!

Мы чокнулись стаканами и залпом осушили их.

Глотку как будто огнем обожгло, на глазах выступили слезы, но я изо всех сил старался не показать, что сейчас испытываю. А очень скоро по всему телу разлилось живительное тепло, и хотя до этого мне было совсем не холодно, все равно стало очень приятно. И на душе как–то сразу легче стало. Раньше от одной только мысли, что очень скоро я выйду на поверхность, меня бросало в дрожь. Теперь же ничего подобного за собой не замечал. Воистину водка придает храбрости.

– Как ощущения, Олег? – полюбопытствовал дядя Вова.

– Смешанные, – ответил я, поморщась – в горле до сих пор неприятно жгло. – Но теперь поверхность мне уже не страшна.

– Ишь как! А выпил–то всего ничего… Ну да это и хорошо. Голова как, не кружится?

– Да нет, вроде.

– Отлично! Вот видишь, Леня, а ты боялся. Олег, готов?

– Всегда готов!

Мы все встали, дядя Вова помог надеть мне рюкзак, после чего обратился к Лене:

– Ты иди пока, скажи людям, чтобы не подходили к нам ближе, чем на пятьдесят метров. Они хоть и знают, но осторожность не помешает. Давай.

Леня трусцой побежал к палаткам, а дядя Вова, подойдя к двери, находившейся совсем рядом от гермоворот, достал из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Провернул три раза, опустил ручку вниз и вошел внутрь. Я же стоял на месте, ожидая, что вот–вот что–то должно произойти.

Но ничего не случалось. Я начал беспокоиться – вдруг какие-то неполадки и гермоворота нельзя будет открыть. А что тогда? Тогда отправимся на «Улицу Дыбенко». Но тут я вспомнил, что оттуда никто из ресичеров никогда на поверхность не выходил. А все потому, что наземный вестибюль станции облюбовали мутанты. Леня говорил, что они живут там до сих пор и уходить похоже не собираются.

– Готовность номер один, Олег! Надевай шлем – я открываю ворота. Советую не медлить и пройти как можно быстрее. Лишняя радиация не должна попасть на станцию. Все понял?

– Да, – мой голос из-за того, что я надел шлем, сделался приглушенным и оттого очень неестественным.

– Все будет хорошо! – сказал дядя Вова. Наверное, почувствовал, что я сейчас испытываю.

Все же несмотря ни на что, мне было немного не по себе. Вот за этими гермоворотами начинается уже другой мир. Стоит только подняться по эскалатору – и все, ты уже там. Но что ждет меня в этом мире. Никто не знает. И успех операции будет зависеть только от меня одного. – Главное – ничего не бойся и верь в свои силы. Итак, даю обратный, отсчет. Три…

Черт, неужели это свершиться. Неужели совсем скоро я буду наверху. Даже не вериться.

– Два…

Я уже почти не слышал дядю Вову. Весь мир как будто ушел, а я остался наедине с самим собой.

Узнаю ли я город? Вспомню ли, каким он был до Катастрофы? Что, если он в реальности будет отличаться от того, каким я представлял его себе, слушая рассказы Лени? Впрочем, что об этом думать, скоро сам все увижу.

– Один… Открываю!

Пневматический звук открывающегося гермозатвора словно вывел меня из транса. Мощная, примерно в метр толщиной стена стала медленно подниматься.

Сквозь костюм я почувствовал, что через образовавшуюся и с каждой секундой все увеличивающуюся щель, на меня подул поток воздуха. Мне стало интересно: как он пахнет? Несмотря на это, я все же надеялся, что никогда не узнаю этого. В конце концов, ничего страшного, вполне смогу обойтись и без этого.

Вскоре гермозатвор поднялся настолько, что я бы уже смог, пригнувшись, перейти на другую его сторону. Бросив прощальный взгляд на станцию, в надежде, что меня услышит дядя Вова, я как можно громче сказал:

– До свидания! Ждите меня, и я вернусь.

– До скорого, Олег! – донесся из открытой двери голос дяди Вовы. Видно, пока открыт гермозатвор, он не выйдет оттуда.

Я глубоко вздохнул и сделал первый шаг навстречу неизвестности.

Вот и все – обратно пути нет.

Шагнув в пространство, отделенное от мира метро гермоворотами, я еще долго стоял на месте, не решаясь продолжить путь, будто ноги намертво приклеились к полу. Что творилось сейчас в моей голове… даже мне не удалось бы этого передать в полной мере. Дикая смесь всех чувств, которые может испытывать человек. Страсть, страх, смелость, злость, печаль. Все это накатило на меня единым потоком. Подобного я в своей жизни еще ни разу не испытывал.

Однако на рассуждениях далеко не уедешь. Время дорого, с каждой секундой его становиться все меньше и нужно было несмотря ни на что двигаться вперед к намеченной цели.

Выбрав из четырех эскалаторов самый правый, я начал восхождение по нему. Ох, и непростое это дело, честно скажу. Помню в детстве, если эскалатор не был загружен людьми, я очень часто взбирался по нему пешком, чтобы побыстрее оказаться наверху. После этого, правда, очень болели ноги, но сколько радости мне доставляло осознание того, что я раньше и быстрее всех остальных добрался до вестибюля. Теперь же, когда былая подвижность частично утеряна, взбираться по эскалатору было для меня сродни восхождению на Эверест. Да и плюс ко всему костюм химзащиты немного сковывал мои движения. Но если бы это являлось самым сложным в моем походе…

Увы, мне предстояла еще очень долгая дорога. До моего дома от «Проспекта Большевиков» не меньше трех километров. Что ждет меня на этом пути? Лучше об этом не думать.

Что ж, половина эскалатора уже пройдена и это не может не радовать. Только сейчас я заметил, какие они пыльные и грязные. Совсем неудивительно. Столько времени станция кроме ресичеров не видела ни одного человека. Естественно тут будет царить полнейший хаос.

Но раз уже здесь такая обстановка, то, что же твориться на самой поверхности? Сколько вопросов… и ответ на каждый последующий, по идее, должен быть страшнее предыдущего. Скоро мне все это предстоит узнать. Одно дело представлять себе верхний мир, основываясь на чьих–либо рассказах, а другое – видеть все собственными глазами.

Знаю только лишь то, что ничего хорошего я там точно не увижу.

… Ну вот, многочисленные ступеньки эскалатора остались позади. Я оказался в наземном вестибюле, если его можно так назвать, так как он заглублен до отметки 3,3 метра. Таким образом, чтобы уже точно оказаться на поверхности, надо преодолеть небольшую лестницу. Но что мне она, когда я только что справился с целым эскалатором, одним из самых длинных во всем метро? Так, сущие пустяки.

Но прежде чем покинуть вестибюль, я внимательно осмотрел его, стараясь вспомнить, каким он выглядел когда-то. Да, уже все не то. Этот зал был всего лишь очень плохой копией самого себя. Внешние очертания остались, но все стало совсем иным. Конструкция наверху (в детстве я называл ее куполом), которая раньше в светлое время суток пропускала в вестибюль лучи солнечного света, вся рухнула вниз. В потолке просто зияло большое круглое отверстие. Стекла, огораживающие окошки касс, тоже были выбиты. Ударной волной или здесь пошалили мутанты – не знаю. Да и разве это сейчас важно?

Я повернул голову и непроизвольно вздрогнул. Передо мной сидел, уперевшись спиной в стену, самый настоящий... скелет. Его нижняя челюсть свисала вниз, а пустые глазницы смотрели в сторону выхода из метро.

Кожи на нем почти не было, только кое–где виднелись небольшие кусочки. Зато одежда была в очень даже хорошем состоянии, если не принимать во внимание тот факт, что на ней лежал толстый слой пыли.

Я вспомнил наставления Лени и, желая успокоиться и привести себя в норму, тихо сказал:

– Привет, друг! Как жизнь?

Я тут же почувствовал себя идиотом и если бы за мной сейчас кто–то наблюдал, непременно бы провалился сквозь землю от стыда. Благо, никто этого не видел. Единственным свидетелем этой сцены был лишь этот скелет, который пока не проронил ни звука. Хотя если бы он что–либо сказал, меня бы тут же кондрашка хватила или что посерьезнее.

Леня оказался прав – мне действительно полегчало. Уже не было такого напряжения, которое я испытал при первом взгляде на скелет. Интересно, почему Леня его не убрал? Зачем оставил здесь пылиться?

Ответ пришел внезапно сам собой и не один, а целых два. Первый и самый, на мой взгляд, очевидный – Лене просто было не до этого. Ну, сидит себе этот скелет и пускай. Никому ведь он не мешает.

Второй, наименее вероятный, но тоже вполне возможный. Леня специально оставил его здесь, чтобы как я сейчас, говорить с ним. Так он мог успокаивать себя перед тем, как выходить за пределы станции. Возможно? Возможно.

– Ну, бывай, друг! Мне нужно идти, у меня очень важное задание, так что я вынужден тебя оставить здесь. Авось, еще свидимся. Ты только не поминай меня лихом, хорошо?

Я внимательно посмотрел на скелет. Как я и ожидал, ничего не произошло. Скелет и на сей раз промолчал. А молчание, как известно, знак согласия. Значит, отпускает. Ха, еще бы он меня не отпустил.

Я быстро взбежал по лестнице наверх, остановился на секунду. Какой-то невидимый человечек внутри меня, словно предостерегая, сказал: «Не ходи туда – там смерть». Ничего нового он для меня не открыл. Из этого никто не делал секрета, все и так знают, что поверхность теперь не для живых. Однако я должен принести оружие, попросту обязан, иначе как мне смотреть тогда в глаза Антону, дяде Вове, Лене… кем они будут меня считать? Уж лучше умереть, чем потерять их доверие ко мне и каждодневно сгорать от стыда. Я выбрал свою участь, на мою долю выпал нелегкий жребий, но я пойду до конца. Не отступлюсь. Я не трус, пусть все это знают. Тем более что все это я делаю не только для себя, но и для всех жителей моей ветки. Мне нельзя их подвести.

Черт возьми! Вот я и на поверхности. В это трудно поверить, но этот так. Я стою на земле. Хотя, если быть точным, то на асфальте, но сейчас не это главное. Мои ноги впервые за двадцать лет встали на поверхность верхнего мира.

Я был так этому рад, что сначала даже не заметил, каким он стал. А когда обратил на это внимание, то понял, что не был готов увидеть такое.

Опять–таки, на первый взгляд ничего не изменилось. Однако отличия налицо. Здания, абсолютно все, без окон, кое–где порушенные, некоторые из них покрылись чем–то черным, как будто копотью. Ларьки и магазинчики выглядели не в пример лучше. Некоторые так и вообще посносило. Вот, например, газетный ларек, стоявший когда-то прямо у выхода из метро… сейчас его не было на месте – он, отброшенный неведомой силой, лежал теперь на дороге. А сколько на улице было трупов!.. Почти все они превратились в таких же, как и тот бедняга в эскалаторном зале «Проспекта Большевиков», скелетов. Их было много, очень много. Нельзя было сделать и шагу, чтобы не ступить на чьи–то кости. Это я, конечно, утрирую, но елы-палы, до чего же их много!

На рынок, в который мы частенько захаживали с мамой и отчимом, если оказывались поблизости, даже смотреть не хотелось. Сейчас он представлял собой огромную кучу нагроможденных друг на друга товарных прилавков. Как будто малыш–великан забавлялся с игрушками, но вскоре забросил это занятие, оставив после себя полнейший беспорядок.

Я взглянул на Ледовый дворец – третье по посещаемости после дома и школы здание. Он почти не изменился – только опять–таки отсутствовали стекла. Хотя без них он был уже не такой красивый как прежде. Это и естественно – в здании, облицованном почти одними только стеклами, основная красота заключается именно в них. Теперь же, вкупе со всем мной увиденным… в общем, довольно печальное зрелище.

– Да… как же все изменилось! Неужели это мог сделать человек?

Задав самому себе такой вопрос, я тут же поспешил укорить себя за глупость. Ну конечно человек, кто же еще! Не животные же, не растения. Только лишь человек мог совершить катастрофу такого масштаба. Цивилизация как видно до добра людей не довела. Иногда мне кажется, что лучше бы человек и не выходил за рамки развития каменного века. Так было бы намного лучше и для него самого, и для природы. Жили бы мы себе, не тужили, и даже в самые дальние уголки мозга никогда бы не закрадывалась мысль, что станем причиной гибели планеты. Но что сделано, то сделано, прошлого не воротишь.

Внезапно я оступился и стал заваливаться назад. Несмотря на все мои старания, удержать вертикальное положение тела не удалось. Я упал в груду металлолома, непонятно откуда здесь взявшуюся. Лязг и грохот, как мне показалось, получился настолько громким, что его могли слышать все, кто находился в радиусе километра и имел слух.

Я встал и отряхнулся. Слава Богу, костюм не пострадал. Автомат я привел в боевое положение. Не исключено, что на грохот могут сбежаться мутанты и тогда мне придется отбиваться.

Мое внимание вдруг привлекла тень, промелькнувшая на крыше Ледового дворца. Я мгновенно вспомнил свой недавний сон и ужаснулся: неужели это все правда? Но сколько больше не всматривался в здание, ничего не видел. Решив, что тень мне всего лишь показалась, я успокоился.

А зря…

Совершенно неожиданно, буквально в трех метрах от меня, раздался грузный и очень громкий звук. Как будто гигантский мешок весом в тонну свалился на землю с огромной высоты. Я обернулся и обомлел. Ноги мои чуть не подкосились, непроизвольно затряслись руки, а сердце в бешеном темпе выбивало в моей груди чечетку.

Насчет тонны я нисколько не ошибся, но, к сожалению, передо мной упал не мешок. Это был игуанодон – огромная, точь-в-точь такая же, как в моем сне, рептилия. Ее красные глаза внимательно, изучающе, смотрели на меня. И мы долго играли в гляделки, так как мне ничего не оставалось, как наблюдать за игуанодоном и ждать, когда он предпримет какое-нибудь действие.

Если лаконично выразить мое положение, то можно сказать, что я влип. Притом очень, очень серьезно. Что мне было делать? Бежать? Бесполезно, игуанодон догонит меня в два счета. Стрелять в него, думаю, тоже не имеет смысла. Но тогда какой у меня был выход? Отдаться воле случая и уповать на удачу. Что-то мне подсказывает, фортуна от меня сегодня отвернулась и сейчас я доживаю последние минуты, нет, даже секунды своей жизни.

Рептилии, похоже, уже надоело тупо смотреть на меня и она, запрокинув голову, издала оглушающий крик, похожий на клокочущий рык. Я напрягся, приготовившись отреагировать на последующее действие чудовища. Все–таки, несмотря на мое «аховое» положение, я не собираюсь задешево продавать свою жизнь.

– Ну, давай. Давай! Нападай, я не боюсь тебя, тварюга! – сказав так, я немного воспрял духом, действительно поверил, что не испытываю страха перед рептилией.

Игуанодон, закончив испускать из своей глотки малоприятные, но, надо признаться, мелодичные звуки, пригнулся к земле. Я расценил это как готовность к прыжку и уже выбрал направление, в котором уйду от удара. Чудище наконец–то прыгнуло, наверное, уже думая, что сможет полакомиться мной, да не тут–то было. Я сиганул вправо, перевернулся через себя и ловко встал на ноги, а игуанодон, оставшийся с носом, пролетел несколько метров вперед и не без труда смог затормозить своими лапами. Скорее всего, они очень скользкие, это надо взять на заметку.

Я решил, что если уж умирать, то красиво и прежде чем игуанодон меня все же убьет, преподнесу ему несколько сюрпризов.

Вскинув автомат и прицелившись, я дал короткую очередь по мутанту, который уже развернулся в мою сторону. К сожалению, пули не достигли предполагаемой цели. Игуанодон, словно прочитав мои намерения, наклонил голову, так что свинец вошел не в его глазные яблоки, а в лоб. И как было видно, ровным счетом никакого эффекта на рептилию это не возымело. Пули просто застряли в черепе и все.

Эта тварюга, однако, не так проста. Хотя чего я ожидал? Видать недаром мне про нее сон приснился – чтобы показать, с чем придется иметь дело, что игуанодон непобедим, что человеку его не одолеть.

И пускай. Попытаться-то стоит.

– Иди сюда, тупая курица! Сейчас я тебе накостыляю! – выкрикнул я, все больше смелея.

Не знаю, поняла меня рептилия или нет, но метнулась ко мне она очень резво. Совсем не ожидая этого, я даже не смог ничего предпринять. Игуанодон боком остановился около меня и взмахнул хвостом. Мощнейший удар пришелся мне прямо в живот, и я отправился в свободный полет и мог бы находиться в воздухе очень долго, если бы на моем пути не встретилась преграда в виде фонарного столба. Голова и спина взорвались адской болью. Я упал на землю лицом вниз и еще долго не мог подняться. Глаза застлала темная пелена, будто в одночасье зрение покинуло меня.

Как же мне было сейчас хреново. Я ничего не хотел, кроме, разве что облегчения моих страданий. Абсолютно любым способом, пускай даже игуанодон меня убьет.

Кстати, почему он медлит? Чего ждет? Вот он я лежу, готовенький. Подходи да жри. Я даже сделать ничего не могу, да и не хочу.

Темная пелена начала потихоньку рассеиваться, зрение возвращалось. И первым, что я увидел, подняв голову, был игуанодон. А я-то думал, что он ушел. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться. Увы и ах, никуда тварюга не делась. Она медленно подходила ко мне, очевидно в предвкушении скорого лакомства. Ей, безусловно, доставляло удовольствие отсрочивать момент своей трапезы.

Я опустил голову на землю, морально приготовившись к смерти. Сопротивляться уже не имело смысла.

Но вдруг глаз зацепился за какую-то небольшую овальную вещицу, лежащую рядом со мной. Я протянул руку, взял ее и поднес поближе к глазам. Это была граната. Но откуда она здесь? Ответ пришел сам собой – она просто выпала у меня из рюкзака. Уголки моих губ непроизвольно поползли вверх.

– Подойди–ка сюда! – тихо, почти про себя сказал я, обращаясь к игуанодону. – Накормлю тебя десертом.

Я встал на колени и, дождавшись, когда рептилия подойдет ко мне на достаточно близкое расстояние, выдернул чеку. Игуанодон раззявил пасть, высунув наружу длинный остроконечный язык. Зубы в несколько рядов производили неприятное впечатление, но я старался не смотреть на них.

– Ну же, открой ротик пошире и подойди поближе. У меня для тебя есть вкусняшка.

Рептилия послушалась. Она очень широко раскрыла пасть и снова издала свой коронный рык, обдав меня при этом, нисколько не сомневаюсь, своим смрадным дыханием. Благо, шлем уберег меня от необходимости вдыхать эту смесь малоприятных запахов.

– Аривидерчи, дорогая!

С этими словами я бросил игуанодону в глотку гранату. Он, клацнув зубами, проглотил мой «подарочек». В следующую секунду его туловище вздулось и рептилия, к моему великому счастью, рухнула на землю. Ее глаза остались открытыми, но они были мертвыми. Игуанодон не шевелился, только лишь гребень покачивался на ветру.

План сработал, ура! Радость лилась через край, ведь мне в очередной раз удалось вырваться из цепких объятий смерти. И это было прекрасно.

Что ж, пожалуй, надо убираться отсюда, а то не ровен час прибежит сюда еще одна такая тварь и не факт, что она будет такой же нерасторопной…

Я вышел на проспект Большевиков – одну из самых длинных и широких улиц в Санкт–Петербурге. Собственно, отсюда и начинался мой нелегкий путь к дому.

Первое, на что я обратил внимание, стал большой рекламный щит. Плакат на нем был крайне прост: на радужном фоне (хотя краски уже в значительной степени поблекли) были написаны всего четыре слова:

2013 ГОД – ГОД ПЕРЕМЕН

Я горько усмехнулся. Знали бы те люди, которую придумали эту рекламу, как же они окажутся правы. Перемены действительно произошли и притом кардинальные. Конечно же, реклама намекала на то, что мир изменится в лучшую сторону, жизнь станет безоблачной и беззаботной. Но все оказалось совсем не так. Такая вот невеселая ирония.

Две тысячи тридцать третий тоже в своем роде год перемен. Ведь жил себе народ оранжевой ветки, не тужил, можно сказать, но тут пришли «красные» и на правах сильнейшего стали диктовать свои условия. Таким образом, произошли изменения в нашем обществе. Пока они не заметны, ведь обо всем знают лишь несколько человек, но рано или поздно все вскроется. Только надеюсь, когда придет время узнать сокрытое всем остальным жителям оранжевой линии, все уже будет кончено…

Решив более не тратить время попусту, так как и без того произошла задержка из-за стычки с игуанодоном, я двинул дальше по направлению к моему дому. О том, что меня ждет впереди, старался не думать. Как говорится, чему быть, того не миновать. Дальнейшая моя судьба зависит только от меня самого, и никто мне не сможет помочь. А уж я приложу все усилия, чтобы выполнить свое предназначение и спасти линию от порабощения «красными».