Глава 16. Не проси

По, омываемому порывами дождя, горному серпантину бежал щенок. Хорс носился туда-сюда, скользя лапами и, то и дело падая. За этим действом хмуро наблюдали старейшина Ронан и Селена — мать волчонка, пытавшаяся до него докричаться:

— Заболеешь!

— Не-а, — отвечал он и ловко уворачивался от пасти деда, не оставлявшего попыток схватить его.

— Отец увидит, что ты забавляешься вместо уроков и накажет!

— А я и так всё знаю!

Щенок прыгал, ловя носом крупные капли, отряхивал шерсть и продолжал резвиться. В какой-то момент его лапы подкосились и он поехал на животе вниз, стремительно набирая скоростью. Волки, не медля ни секунды, бросились за ним. Десять долгих секунд они высматривали и вынюхивали Хорса, но, когда наконец увидели, не смогли скрыть изумления.

— Дядя Вендиго вернулся! — хрипло прокричал подросток.

Его нёс за шкирку черный оборотень в промежуточном воплощении, тяжело переставляя ноги. На плече у него лежало тело.

В то же время, у железнодорожных путей…

Малакода, скрекрестив руки на груди, снисходительно осматривал наш отряд. Он приблизился ко мне и заговорил, ухмыляясь:

— Тот самый Алекс, с которого всё началось. Дай хоть руку тебе пожму, храбрец.

Подавив в себе, задетую таким обращением и тоном, гордость, я воплотился и ответил на приветственный жест.

— Думаю, не просто так ты меня проведать решил. Да, и мне неплохо бы извиниться за доставленные неудобства, — он махнул в сторону "моих" волков. — Пройдемте в укрытие, там и побеседуем.

Шли недолго. Хотя мои опасения росли с каждой минутой, но оборотень, неожиданно, проявлял себя с самой гостеприимной стороны: просторная землянка, в которой мы оказались, была оборудована всем необходимым для жизни как зверя, так и человека, нам были предложены еда и питье, соломенные лежбища и медикаменты для раненых. Не смотря на то, что все могли бы с лихвой уместиться, наши бывшие противники заходить не стали. Как я не высматривал их в узкий проем под потолком, никого даже рядом не было.

— Они не придут, — смакуя каждое слово, сказал самопровозглашенный вожак. — Тренируются, — на мой недоверчивый взгляд он ответил с неприкрытой гордостью. — Я из этих инвалидов за несколько дней смог сделать вполне приличных бойцов. Кто-то, правда, ещё отходит от тюремных амулетов, — он показал в самый дальний угол помещения, где три фигуры, безмолвно извиваясь от боли, входили в свою естественную форму. — Да, и я, по понятным причинам, пока не могу биться. Но результат неплох, как думаешь?

— Неплох, — угрюмо отозвался я, смотря на то, как Клер залечивает раны Фреда. — Но зачем тебе это?

— Не самый интересный вопрос, что ты мог мне задать, Алекс. Не самый… Но, отвечу: когда начнется заварушка, а твое появление — лишь свидетельство её скорого приближения, нам нужно как-то отбиваться от всех, кто сорвётся с цепи. Волки, агенты, вояки — от кого угодно.

То, что Малакода просто пытается подготовить для себя личную охрану — было и так понятно, мой искрометный комментарий по этому поводу ничего не бы не поменял. А вот то, что лидер беглецов не собирается никак участвовать в грядущих событиях — уже интересно. Конечно, я и до этого встречал волков, негоревших таким желанием — тот же Оден и его стая, моя мама, возможно, Вендиго, хотя душа старшего брата — потёмки. Однако, от того, кого мне описывал Арес, я ожидал чего угодно, только не стремления отсидеться. А ещё я понял, что просить его о чём-то бессмысленно: в каждом его слове и жесте сквозило такое тщеславие, самоуверенность и чувство собственного величия, что у меня не было сомнений — по-хорошему он не даст мне даже заговорить о том, что могло его дискредитировать.

— А откуда ты знаешь, что к тебе не заявится целая армия людей? Вот, проиграем мы, начнут прочесывать и уничтожать всех волков. Или просто амулеты применят, установки те же, — забросил я первый крючок.

Мой мой собеседник помрачнел, но быстро скрыл эту эмоцию, беззаботно ответив:

— Ну, а что нам остаётся? Помирать, даже не попробовав оказать сопротивление?

— Тоже верно, — вздохнул я. — А чего так близко к людям? Побег много шума наделал. Я вообще удивлен, что вы всё ещё живы.

— Долго шли, меняли стоянки, — чувствовалось, что он начинает подбирать слова, но в этой фразе я лжи не заметил. — Возможно, и отсюда уйдем.

— Главное, чтобы не вышвырнули.

Сказал я это невпопад, будто и без какой-либо логики. Но, по сути своей, это был мой неуклюжий блеф — на краю сознания крутились разрозненные факты из биографии этого волка: должность помощника статс-секретаря, пришел в леса и пропал, пять лет пробыл в изоляторе, сменил имя… И этот крючок, кажется, нашел свою цель.

— Да, — протянул он, видимо, рассчитывая на то, что я ляпнул это просто так. — Алекс, а ты…

— Кстати, — перебил его я, чувствуя удачный момент. — Как к тебе лучше обращаться? Мала…

Закончить он не дал. С силой сжав мое предплечье, оборотень навис надо мной, свирепо сверкая глазами. А затем потянул на улицу.

Мы остановились у ели, низко наклонившей свои ветви. Отсюда открывался вид на беглых волков, которые, разбившись по парам, боролись между собой. С силой дёрнув мою руку, он заставил присесть под дерево вместе с ним.

— Что ты знаешь? — уже без бывшего добродушия спросил он сквозь зубы.

— Достаточно, Малакода. Но не всё, — он хотел что-то сказать, но я остановил его жестом. — И, в твоих интересах, чтобы я знал больше. Ты ведь всё ещё хочешь отсидеться по-тихому? А обратную ситуацию я могу устроить.

"Что я несу?" — пронеслось у меня в голове, но я быстро отринул сомнения, чтобы они не отразились на мимике и тоне. Технически, наверное, я бы мог сообщить, ищущим его, расположение этой землянки. Правда, эти же люди бы сразу схватили и меня, но об этой дилемме моему собеседнику было знать необязательно. Он молчал, смотря невидящим взглядом вдаль, а когда ответил, голос его потерял уверенность:

— Я знаю только то, что уже десять раз устарело. И, ты это мог прочитать у Армана. Как я понимаю, вы знакомы.

— Знакомы, — не стал скрывать я. — А что помощник статс-секретаря может сказать о положении вещей во власти?

Это был рискованный шаг с моей стороны: здесь рядом находились "его" оборотни и ничего не мешало бы им меня прикончить, захоти Малакода этого. Но он ответил:

— Не самые приятные вещи.

— Рассказывай, у меня время есть. Но, — я понизил голос и даже не заметил того, каким грубым он сделался. — Если что-то решишь утаить или наврать — будешь ждать гостей.

— Это шантаж?

— Ультиматум, — с этими словами я откинулся на ствол ели, приготовившись слушать.

Десять лет назад…

Волчонок, притаившись в густой траве, смотрел на то, как трое охотников, гогоча, фотографировались с телами его родителей. Мама ещё хрипела и сын чуть было не сорвался с места, чуть было не выдал себя, не побежал к ней. Прозвучал выстрел и слезы застелили его взор. Он опустился наземь, в последний раз вдыхая запах родного леса.

Спустя полгода…

Малакода дрался, не жалея себя. Это он поймал зайца! Больного, старого, но догнал и убил сам! Как смеет этот волк отнимать его добычу? Он в стае, ему хватает еды, почему он позарился на чужое? По морде потекла липкая струйка крови. Подросток испугался и разжал челюсти на тушке. Противник тут же выхватил её и унес с собой, оставив побежденному лишь кусочек уха.

Месяц спустя…

— Выгоните этого проходимца! — кричал альфа.

Волка-одиночку тут же обступили несколько воинов-гамм, оттесняя от логова, куда только что вошла его первая в жизни самка. Они рычали и делали выпады, давая шанс уйти без потерь. Малакода смотрел на неё, в её грустные глаза, подрагивающие ресницы и на спину — она отвернулась от него, прильнув к отцу, вожаку стаи. И он побежал.

Тремя месяцами после…

Оборотень случайно забрел на самую опушку нового для себя леса. Его тело шаталось, а взгляд плыл. Всё, что он ощущал в тот миг — непреодолимый голод. А впереди, всего-то за одной низкой оградой, паслись овцы. Будто в трансе он рванул туда и схватил ягненка, перемахнул с ним через забор и, не в силах больше тащить добычу, уселся прямо на открытой местности.

— А здесь у нас парнокопытные. Поголовье — пятьдесят штук, но мы будем расширяться, — услышал он отдаленный звук.

Прозвучал щелчки камер и ласковый женский голос:

— Какие хорошенькие!

— Да, наш город уже увеличил темпы роста в сельском хозяйстве и мы будем всячески помогать, чтобы так было и дальше, — раздался грубый низкий голос, явно не обращённый ни к одному из первых. — Покажите-ка телезрителям, чем вы их кормите.

— Конечно-конечно. Давайте чуть обойдем сарай.

Теперь Малакода мог их видеть: с десяток людей, несущих камеры, микрофоны и листы бумаги вились за спинами мужчины в костюме, девушки в коротком платье и дедка-фермера. Волк с интересом разглядывал их, припав к земле. Они были совсем не похожи на тех охотников — такие… цивилизованные.

— Для овечек очень важна хорошая экология, — продолжал рассказ старик. — Вот, посмотрите! Лес, полянки — красота!

Объективы, все как один, повернулись и оборотень, смотря во все глаза на них, остолбенел.

— А-а-а! Волк!

— Председатель, первая леди, пожалуйста, вернитесь в машину.

— У меня есть ружье, я мигом! Только не уезжайте, у меня ещё коровки, там, дальше, и утки!

— Ты куда пошла? Это хищник! — вновь зазвучал низкий голос, принадлежавший председателю правительства.

— А по-моему он милый, — отмахнулась от него женщина. — Да, мне он нравится.

Месяц спустя…

— Ты можешь говорить, можешь становиться человеком и полу-волком, можешь носить одежду, но не можешь сделать то, что я приказала?!

— Нет, — смотря в пол, отвечал Малакода.

— Неверный ответ.

Она натянула поводок и острые шипы впились в его шею. Лапы, пристёгнутые к клетке цепями, звякнули и он повалился на пол, когда каблук ударил его промеж глаз.

Три месяца спустя…

— Леонард, ты просто не понимаешь…

— Того, что какое-то отродье имеет твою жену, а ты на это смотришь? Нет, не понимаю.

— Да, я не об этом, — отмахнулся председатель. — Рассказал по-дружески, называется. Ты подумай с другой стороны.

— Нет, уж. В такой ситуации я не хочу ни с одной стороны быть. Боже мой, она и сейчас там стонет? Какая же мерзость.

— Слушай, ей нравится. Она сама захотела, я тоже был не против. Давай закроем тему.

— Напротив ты был, — вздохнул Себула. — Ну так, с какого ракурса ты предпочитаешь об этом думать?

— Экономического. Просто представь, сколько в них силы и как мы в пару лет займем ими все черные работы. Дешёвый труд — всегда в кассу!

— Ага, очень дёшево ты золотые ошейники покупаешь и шампуни для мягкости шерсти.

— А ты прав… — задумался председатель. — Нужно эти расходы записать в федеральный бюджет. Думаю, Марк мог бы быть каким-нибудь помощником.

— Кошмар, ты ещё и кличку ему дал, — запричитал Леонард Себула. — Ну-ну, и каким же помощником он будет? По делам супружеского ложе?

Год спустя…

Малакода, а теперь уже Марк, появлялся в здании правительства лишь несколько раз в месяц. Статс-секретарь, который прекрасно понимал, что не за академические знания к нему представили этого парня, всячески отмахивался от него и просил приходить только на общие собрания. Впрочем, "госпожа" была против даже этих часов без её контроля. Но её муж настоял, сказал: "Пусть хоть так образовывается, а то живёт с нами, а поговорить не о чем". Тогда то он, разбирая корреспонденцию, и нашел письмо на свое имя.

"Мой дорогой друг, я знаю, кто ты. Не спрашивай как и кто я такой — у нас будет время познакомиться. Просто знай, что действиями министров наш вид скоро будет под угрозой. То, о чем они говорят — лишь красивая обложка, а за ней — годы порабощения. Помоги мне, всем нам, а я постараюсь помочь тебе. С уважением и желанием плодотворного сотрудничества, А."

Сейчас…

— И когда началась адаптация я уже вел переписку с Арманом. Копировал документы, все, которые попадали мне в руки, без разбора и отсылал ему. А он разрабатывал, как мне тогда казалось, план моего высвобождения, — продолжил рассказ Малакода и каждое слово давалось ему с трудом. — Но прошел год, второй, а я все также жил на правах игрушки. Меня даже начали выводить в свет — на приёмы, некоторые выездные мероприятия и банкеты верхушки. Не афишируя, кто я, конечно.

Он замолчал на минуту, перевел на меня взгляд — сломленный, ожесточенный, разочарованный во всем и во всех. А когда вновь заговорил, в голосе его звучала сталь:

— Я не хотел быть там, Алекс. Не хотел ввязываться в подпольные стратегии Армана, не хотел адаптации, не хотел ни поста, ни побрякушек — ничего. Только лишь свободы. Но ещё больше года жил так. А потом…

Он отвлекся, будто специально, чтобы не рассказывать дальше, вскочил и подбежал к "своим волкам". Малакода начал кричать на них, пинать ногами, призывая не разлёживаться, а продолжать тренировку. И они послушались — снова разбились по парам и начали бои.

— А потом, — резко сказал он, усаживаясь рядом. — Я сбежал. На одном из званых ужинов затерялся в коридорах особняка, сиганул в окно и ещё неделю шарахался по пригороду. Нашел это место, вырыл землянку, выходил охотится, пока меня не поймали. Председатель хотел отправить на "строгую адаптацию", но его жена убедила в том, что это слишком, а из волков в городе такого "качественного любовника" она больше не найдет, — он закрыл лицо ладонью и глухо рассмеялся. — Да… Здесь все пять лет бомжи хозяйствовали, мы прогнали. А дальше ты знаешь.

Я не осмелился это никак комментировать. Малакода предстал передо мной в совсем ином свете и, наверное, единственным морально-правильным решением было прямо сейчас от него отстать и исчезнуть. Но я, все таки спросил:

— То есть ты никогда не имел прямого отношения к власти и "Новой политике"?

— Разве что показал наш вид с худшей стороны, — усмехнулся он. — Бесхребетной и жалкой. Чем и дал им уверенность провернуть всё это. Да… Не таким меня хотели бы видеть родители — Малакодой, а не Марком, — он вымученно вздохнул. — Ещё вопросы есть? Мне этих разгильдяев нужно курировать.

— Ты что-нибудь знаешь о магическом обеспечении в структурах? Как их обходить или гасить? Как я понял, когда ты, ну, оказался в городе, такого ещё не было.

— Было, но люди не знали, куда девать наработки. А потом Себула сам их совершенствовал на твоей знакомой и её выводках. Мне тоже доставалось, но, как ты понял, производителей они более менее берегли.

В этот момент ко мне пришло понимание. Не страшное, но отвратительное со всех сторон. Даже если я сейчас узнаю правду, я никогда не скажу об этом ни Виктории, ни, уж тем более Аресу.

— То есть, ты отец?

— Если донора можно так назвать, — пожал он плечами. — Но этот момент моей биографии давай оставим до лучших времён, — он улыбался открыто и добродушно, однако я чувствовал, что за этим таится искренняя многолетняя тоска. — Касаемо того, можно ли вырубить все амулеты — нет, это я точно знаю. К тому же они заряженными уже выдаются. А вот если не дать людям доступ к хранилищам и защититься самим от единоразовой атаки — уже можно что-то придумать. Это лишь мои идеи, но может они тебе пригодятся.

Он встал, отряхнулся и подал мне руку, недвусмысленно намекая на то, что разговор окончен. Я уже пошел в землянку, когда услышал из-за спины:

— Спасибо, Алекс, что называешь меня так, — произнес Малакода.

Я кивнул и мысленно добавил: …как нарекла мать, а не как госпожа. Хотя ты и считаешь, что не достоин своего настоящего имени".

Наверное, я рассчитывал на нечто большее от этой беседы. Но незримая нить сама собой связала в моем сознании разрозненные догадки и задумки. Пока мы возвращались в чащу к Деви, Аресу и Виктории, я уже для себя решил, как стоит действовать дальше. Мне нужно лишь немного времени — до новолуния.

В VIP-зоне клуба, в то же время…

Себула смотрел в глаза Арману и ждал, пока удивление, отразившееся в них, сменится паникой. Но этого не произошло. Как и когда министр сделал первый заход:

— У вас много связей, но что-то я до этого не видел вас в политических кругах.

— Это вполне объяснимо, — придав голосу строгость, ответил оборотень. — Я бизнесмен и благотворитель. Пока программа адаптации одобряла гуманность к разумным существам, я через организации передавал для них книги и детские игрушки. Я не политик, просто старик с хорошим пониманием того, что происходит и почему.

— И по какой же причине вы знаете об этом лучше меня, человека, эту систему создавшего? — напирал Леонард.

— Многие воспитанники интернатов, которым я помогал, выйдя на третьи и четвертые ступени, прониклись ко мне симпатией. Рассказывали о своем видении ситуации, делились переживаниями и планами, — последнее слово он выделил тоном, намекая на то, что информация приходит к нему сама. — Запретить им писать мне письма и приходить в гости я не мог, да, и чего-то противозаконного в этом не было. Так я изучил то, как они смотрят этот мир и как действуют в нем. И, оценивая нынешнюю ситуацию, прихожу к неутешительному выводу, что знаю это лучше вашего.

— Как по бумажке, Арман! Как по бумажке! — притворно восхитился Себула. — И что же, в свете этой ситуации, вы хотите мне предложить?

— Покуда разговор идёт так — ничего. Когда я буду советником — много и очень много.

Себула, осушив стакан, посмотрел на него мутным взглядом и криво улыбнулся. Он, может быть, и импульсивный дурак, но не настолько, чтобы поверить в эти слова. Из внутреннего кармана он достал россыпь рубинов и бросил в лицо оборотня. Тот инстинктивно дернулся, встал с места. Но, увидев, что луч из цепочки минералов не наносит ему вреда, незаметно поправил на руке теплеющий золотой перстень, перевернув его камнями к себе, и сел обратно.

— Что вы себе позволяете, Леонард? Я пожилой человек. Вы могли меня травмировать, — возмутился Арман, пытаясь унять непозволительно громкий стук сердца.

Министр, хлопая глазами, ещё несколько секунд пялился на собеседника. А потом расхохотался.

— Значит сработаемся. Да, сработаемся! Сегодня же советником назначу!

Он небрежно разлил виски по двум стаканам, протянул было оборотню, но, вспомнив начало разговора, остановил сам себя и выпил их по-очереди.

Из клуба Арман выходил в таком радостном настроении, что на миг ощутил себя щенком, поймавшим впервые мышь. Он завел автомобиль, прикидывая, сколько у него есть времени и, поняв, что ещё предостаточно, направился к Уодиму в отдел государственной магической охраны за новыми амулетами, так хорошо себя показавшими в деле. "А ведь казалось бы, все как на ладони: авантюрин растворяет магию других кристаллов, чароит и обсидиан — скрывают собственную силу, а золото это дело распространяет на всего носителя. Гениально, а так просто!" — смаковал он в мыслях эти слова, мчась по городу.

В чаще в то же время…

Волчье тело даёт не только силу зверя, но и его слабость. Виктория, последний раз воплощавшаяся перед родами не так давно, в полной мере смогла ощутить это. Процесс был естественным, а от того и мучительным. Когда сознание на котороткие минуты возвращалось к ней, она понимала, насколько быстрее и проще было под воздействием минералов Себулы. Не только лунный камень использовался, но и ещё много разных, названий которых она и не знала. Возможно, это также было частью экспериментов, но глубоко в душе, девушка была благодарна министру хотя бы за это. А когда она, измотанная и истощенная, обмякла на руках Ареса и почувствовала его прикосновения к каждой волчьей части своего тела, ей стало удивительно легко и спокойно, будто она вернулась домой после чудовищно долгого пути.

Алекс привел свою группу уже на закате. Деви, рассказав ему о состоянии Виктории, тут же предложила:

— Девочку нужно отвести к Одену. Ближайшие дни она скакать с вами по лесам не сможет и точно не захочет.

— А просто ходить?

— Пока нет, но, думаю, к завтрашнему дню будем делать попытки, — старейшина чуть помолчала и спросила с укором. — Что это ты задумал, сын Либера?

— Одну маленькую авантюру, которая значительно поможет нам в нашем деле.

— Но ей же плохо! Ты что не видишь?

— Вижу, — невозмутимо ответил Алекс. — Но не сегодня же, а через несколько дней. Потому для нашей общей мобильности пока она останется здесь, мы сделаем логово.

Старушка фыркнула, отвернулась и, найдя нужные слова, прошипела в сквозь зубы:

— То есть тебя больного и хромого моя стая обхаживала, вела в укрытие, защищала, не прося ничего взамен. А тут на твоих глазах эта несчастная волчица мучается, а ты думаешь, как бы её выгодней использовать? И чем ты тогда лучше Армана? Да, того же Себулы? Всё ради своих интересов.

Алекс оторопел, пристыженно опустил взгляд. Гадкое, тошнотворное чувство вины прокралось в его душу.

— Я тебя не виню. А лишь прошу следить за тем, чтобы твой огонь не сжёг тебя самого. Мы не животные, но и не люди. И ни одна из этих черт не должна уничтожать другую, — тихо проговорила Деви и браслеты на её руке звякнули, когда она погладила его по плечу.

Оборотень с силой сжал веки, будто это могло его защитить от липкого чувства стыда. А когда открыл глаза и увидел мягкую улыбку старейшины, он понял, что так и должно быть. Это — часть пути и он должен ее пройти наравне с остальными.

В центре города…

Не смотря на все теле и радио-оповещения, люди продолжали тянуться на улицы. Страх удерживал их дома лишь три дня, а потом эмоции от количество прочтенного в интернете перевесили. И уже не было ни одного горожанина, который бы не заимел четкую, "осознанную" и, чаще всего, радикальную позицию по вопросу оборотней и того, как лучше поступить с ними и правительством. По поводу последнего оба лагеря соглашались: нужно заставить работать или прогонять в кратчайшие сроки. И листовками, редкими акциями и единичными перфомансами уже не ограничивались — каждый второй форум, новостной сайт и пост в социальных сетях пестрели призывами "собираться сейчас, иначе будет поздно".

— Спецназ "Восток", это отряд "Сокол", вы у моста? Приём.

— Группа "Сокол", нет, контролируем митинг "Лапы" на площади с севера. Приём.

— Пошлите сюда человек десять. "Чистые" начинают беспорядки. Приём.

Силовик отдал приказ и, закрепив рацию на бронежилете, сцепил кисти рук, осматривая собравшихся на акцию протеста. "Чистый город", которые призывали к истреблению оборотней, действовали куда агрессивней, нежели чем "Лапа в руке" и их последователи. Но и от последних можно было ожидать чего угодно. Впрочем, коллеги уже вдоволь развлекались с кучкой нарушителей, бьющих витрины и кидающих в служителей закона мусор. Поговаривали, что они уже давно планировали свои шествия и вскоре можно будет созерцать на улицах города бутылки с зажигательной смесью, баррикады у здания правительства и столкновения стенка на стенку между националистами последнего поколения и пацифистами того же. Сам же силовик, проработавший полжизни в органах, мол рассуждать лишь статистически: дела разумных существ за семь лет касались его не чаще раза в неделю, а вот людей — каждый божий день десятилетиями.

В логове стаи Одена, ранее днем…

Вендиго уложил матерь перед старейшинами Найлом и Ронаном. Седая шерсть волчицы скомкалась под дождём и оголила многочисленные гематомы, раны и ожоги. Сам оборотень выглядел не лучше — там, где организм отверг мертвые ткани, теперь зияли черные и лиловые бугристые участки, ладонь загноилась, а через всю ключицу и грудь шел обугленный зигзагообразный шрам. Селена, увидев состояние пришедшего, тут же увела детей глубже в пещеру, смахивая слезы. Старые волки же лишь с грустью качали головой.

— Я знаю, что силой Луны ей можно помочь, — хрипел оборотень. — Отец говорил, что старейшинам это под силу.

— Сядь, Вендиго, пожалуйста, — попросил Ронан и сердце его щемило.

— Если нужно, то я отдам ей свою энергию, — продолжал он, пропустив просьбу мимо ушей. — Я пытался так делать, пока шел сюда.

— Славный воин, сын Либера и Миранды, Вендиго, — с напором проговорил Найл. — Ты теряешь контроль.

— Нет. Ни на секунду, — огрызнулся волк.

Меряя шагами пространство, он старался не смотреть в лицо матери, а когда взгляд сам собой опустился, он упал на колени и взял её руку. В голосе проступила ярость:

— Помогите ей! Надо мне подохнуть — пускай, хоть всю силу из меня выкачайте! Только помогите!

Его тело будто сломалось, стало более обычного угловатым, а форма его менялась сама собой — от волчьей до человеческой в секунду. И когда перед старейшинами сидел не черный зловещий волк, а мужчина, в глазах его были видны слёзы.

— Вендиго, пожалуйста, послушай, — тяжело, через силу сказал Ронан. — Миранда мертва. Уже несколько часов.

Загрузка...