Вершина мира. Книга вторая

Глава 6

Под боком завозился Зак. Я на секунду открыла глаза, но убедившись, что вокруг темно, а дверь плотно закрыта, положила руку ему на плечи заставляя улечься обратно.

– Ты чего? Спи, темно еще, – полусонно пробормотала я.

– Ань, ходит кто-то, – почему-то шепотом ответил он.

– Показалось тебе. Это дежурная сестра за стенкой копошится, ложись и спи, пока можно.

Зак, повинуясь больше моей руке, чем своему желанию, улегся обратно, но не прошло и нескольких минут, как он пятясь выполз из-под руки, шипя и тихонько ругаясь непонятно на что.

– Куда? – все так же не желая окончательно просыпаться, спросила я.

– Пописать схожу, – проинформировал он, шурша в темноте одеждой.

– Хорошо. Дверь плотно закрой – холоду напустишь, – привычно приказала я, прикрывая одеялом место мальчишки. Выстынет, пока ходить будет.

Зак наконец закончил возиться с одеждой и выскользнул, с тихим стуком прикрыв дверь. Ночь на редкость спокойная выдалась, лениво подумала я, переворачиваясь на живот. Но поспать мне не дали, за дверью послышался тихий разговор.

– Уходите, спит она, кому сказано! – долетел до меня рассерженный голос парня.

– Зак, успокойся! – не слишком грозно прикрикнула я на мальчишку, – Я уже проснулась.

Села на кровати привычно сунула ноги в ботинки, застегнула лежащий тут же ремень и только после прислушалась. Тишина стояла мертвая. Кроме недовольного бурчания, за дверью никаких звуков. Это было странно и насквозь непривычно. Обычно меня окружал целый сонм звуков, сливающийся в неумолчный рой работающего госпиталя. Потерев ладонями лицо, соизволила, наконец, проснуться и вспомнить, кто я и где нахожусь. Выругавшись сквозь зубы, направилась к двери, которую героически отстаивал Зак.

Возмутителями спокойствия и, как подозреваю, парламентерами, оказались Ника и Олег, которых я узнала с трудом. Ничего удивительного, как однажды справедливо заметил отец, дети имеют особенность вырастать. Ника превратилась в невысокую хорошо сложенную девушку с длинными волосами приятного медового оттенка и спокойной уверенностью в карих глазах. Ничего от всклоченного, коротко стриженого подростка, готового в любой момент вступить с миром в смертельную схватку.

Олег по комплекции и развороту плеч догнал своего отца, хотя ничего другого от него никто и не ждал. Интересно, добрал ли он хоть толику отцовского ума. Если верить умному учению – генетике – надежда на это примерно пятьдесят на пятьдесят, не стоит забывать о наследственной нехватке мозгов мужской половины семьи Романовых.

Зак смотрел на утренних гостей с неприкрытой угрозой, горящей в пламенном взоре, по первому кивку готовый вышвырнуть их, невзирая на половую принадлежность. Я положила руку ему на плечо, призывая к порядку. Не стоит швыряться парламентерами, даже не выслушав. Зак вопросительно оглянулся, я чуть пожала плечами, мол, оставь их в покое.

– Здравствуй, Аня, – ожила Ника, дождавшись пока мы с Заком выясним отношения.

– Здравствуйте, – я обошла своего защитника и оперлась плечом о его грудь.

– Ты как себя чувствуешь? – похоже Ника не знала, как со мной говорить, у нее все не получалось справиться с неловкостью, очевидно, совсем не так она представляла нашу встречу.

– Нормально.

– Ань, если мы тебе мешаем или еще что, так ты скажи и мы уйдем, – подал голос Олег, грудь Зака под моим плечом пришла в движение полностью одобряя это предложение.

– Отчего же, оставайтесь.

– Ань, нам надо поговорить, – решилась Ника на более активные действия.

– Хорошо, пошли кофе выпьем, – предложила я и двинулась в сторону кухни.

Зак, идущий следом, раздосадованно вздохнул, но высказываться вслух воздержался, а мне было все равно. Сегодня я чувствовала себя намного лучше, так что вполне можно связаться с диспетчером, взять новое назначение и убраться отсюда. Желательно еще до обеда, если подвернется попутный транспорт в этом районе.

Я сварила кофе, который, вот чудо, почти не потерял за прошедшие годы свойственного ему аромата. Мы в полном молчании заняли места за столом. Ника и Олег напротив меня, а Зак за спиной, опершись руками на спинку моего стула. Ну, точно – парламентеры противоборствующих сторон, собравшиеся прийти если не к удовлетворяющему соглашению, так хоть к вооруженному нейтралитету.

– К кофе ничего не предлагаю, – сочла нужным проинформировать я, – здесь жрать нечего.

– Ань, нам очень жаль, что отец так с тобой поступил и тогда и сейчас, – попыталась Ника найти со мной общие темы.

– Нам, это кому? – уточнила я, не спеша принимать ее сожаления. Наташке точно не жаль, ну если только чуть-чуть.

– Мне, Олегу, да и Саха с Васькой отца не одобрили.

– Вот даже как, – я удивленно подняла брови, Саха-то с женой тут при чем?

– Анька, прекрати! – не выдержав прикрикнул на меня Олег. – Не делай вид, что…

– Не смей орать, – угрожающе предупредил Зак, – тоже мне, родственник выискался! Если что-то не нравится – проваливай! Тебя сюда никто не звал!

– Шел бы ты отсюда, мальчик, – осклабился Олег, глядя поверх моей головы, – ты уж точно здесь лишний…

– Зак, стоять! – рявкнула я. – Все, успокоились! Если есть что сказать, говорите, нет – нечего было приходить.

– Ань, да что с тобой такое? – на глаза Ники навернулись самые натуральные слезы. – Смотришь, как чужая, разговаривать совсем не хочешь! Я понимаю, тебя обидели, но зачем же так? Мы с Олегом мириться пришли. Мне действительно жаль, что я не приняла твою сторону, ведь знала, все, что говорит отец про тебя – неправда. Но ты должна нас понять, мы были слишком маленькими и не очень обращали внимания на происходящее вокруг.

– Я все понимаю, и не обижаюсь, – спокойно пожала я плечами.

Нет, конечно, можно было бы заявить Нике, что она прибедняется, припомнив ей случай с Олегом, когда она своими насквозь непрофессиональными, но крайне эффективными действиями заставила его расстаться с затянувшимся посттравматическим синдромом. А так же можно напомнить, как она сговорившись с Наташкой, заставила меня и Влада практически признаться друг другу в том, что между нами – что-то большее, нежели дружеские отношения. И еще припомнить, как Ника оказалась единственной, кто заметил, что с Владом что-то не в порядке. Но к чему это, особенно сейчас, по прошествии стольких лет? Пусть все остается как есть, все равно ничего уже не изменишь. А впрочем, я действительно давно перестала обижаться на кого бы то ни было. Злюсь, разве что, иногда и ничего больше.

– Правда? – с некоторым недоверием переспросила Ника, шмыгнув носом.

– Правда, – подтвердила я, так же как и Зак начиная тяготиться обществом возникших на жизненном пути родственников.

– Ань, а ты вообще где была? Так внезапно пропала, никому ничего не сказав, даже папину свадьбу пропустила, – определенно у Ники с возрастом не прибавилось ни капли такта и человеколюбия, она с безжалостностью подростка принялась препарировать мое темное прошлое.

– Ника, я работала, и мне было просто некогда, такой ответ тебя устроит? Зак, налей мне еще кофе и принеси, пожалуйста, сигареты.

Сердитый защитник молча отлепился от моего стула и вышел из кухни. Ника и Олег проводили его удивленными взглядами. Очевидно, успели познакомиться с одной из сторон его характера. Я едва сдержала улыбку, похоже, они и не представляли, что мальчишка может быть тихим и покладистым.

– Кстати, о свадьбе… – кашлянув проговорил Олег, все еще глядя на дверь за которой исчез Зак.

– Так что там со свадьбой? – поторопила я замолчавшего Олега.

– Олег хочет сказать, что на свадьбе произошла катастрофа, – вздохнула Ника, – короче, Саха с папой немного поспорили и прервали всяческую связь друг с другом.

– А я тут причем? – удивилась я. Да и какое мне, собственно, дело до событий шестилетней давности.

– Ань, они поссорились, а точнее подрались из-за тебя, – тяжко вздохнув, пояснил Олег. – За день до свадьбы. Батя даже не остался на церемонию.

– Понимаешь, Саха и Васька прилетели сюда, и конечно же спросили про тебя, – уныло проговорила Ника, – ну, а папа заявил, что у него больше нет дочери и рассказал все так, как считал истинным, не стесняясь при этом в выражениях. Саха рассвирепел и, ничего не объясняя, заехал папе по лицу кулаком.

Представляю, какой вид был у жениха после встречи с пудовым кулачищем братца, ехидно подумала я, стараясь сохранить при этом бесстрастное лицо. Но все же как приятно осознавать, что хоть кто-то не поверил в отцовские бредни.

– После этого батя сказал дяде Диме, что тот просто конченый идиот и это уже не лечится, – подхватил Олег эстафету, – и они с маманей уехали. С тех пор и слышать не хотят о дяде Диме.

– Все это очень печально, – проговорила я, закуривая поданную Заком сигарету, – но…

– Это все что ты можешь сказать? – опешила Ника. – Все это очень печально?! И только?!

– А чего ты еще от меня хочешь? – начала злиться я. – Я не собираюсь разбираться в старинных семейных распрях, даже если они вспыхнули из-за меня! И если ты считаешь, что я почувствую себя виноватой – глубоко ошибаешься. И заниматься миротворческой деятельностью не буду, нет никакого желания, к тому же не вижу в этом насущной необходимости. Мне уже один раз объяснили, что никто не нуждается в моей помощи, и предлагать ее всем и каждому – только досаждать людям. Так что начинать заново не собираюсь, иначе опять возникнут какие-нибудь недоразумения, а мне прошлых за глаза. Увольте! Не хочу и не желаю. Ясно? – я яростно раздавила окурок в блюдце, которое использовала вместо пепельницы.

– Ника, я же тебе говорил, что из этого ничего не выйдет, – вздохнул Олег, с печалью глядя на девушку. – А с другой стороны, может Аня и права.

– Ах не «может быть права», – подал голос Зак, – Ах всегда права!

– А ты вообще молчи! Твоим мнением никто не интересовался! – оборвал его Олег.

– Еще одна подача в сторону Зака, и я не только не пущу вас на порог, я вам головы поотворачиваю, – откинувшись на спинку стула, со сладкой улыбкой проворковала я. От этой улыбки Олега заметно передернуло.

Паломничество родственников к восстановленной в правах и свободах святыне завершилось крахом, и они быстро отвалили в неизвестном направлении, пообещав, однако, что заглянут в ближайшее время. Я проводила их до входной двери и, чего уж скрывать, с облегчением перекрестилась.

…Комнату заливал неяркий, веселый свет, потревоживший сон молодого герцога. Где-то в глубине квартиры настойчиво завывал звонок. Под одеялом было тепло и вставать не хотелось. Хотелось лежать, нежась, и не думать. Ни о чем. Игнорируя вызов, сладко потянулся и перевернулся на спину. И тут же зашипел от резкой боли. Нежиться сразу расхотелось, да и хорошее настроение улетучилось. Вместо него подступило осознание потерянного времени длиной в полмесяца, забот и неотложных дел, о которых еще не знаешь, но их решения уже никто не отменял. Звон прекратился. Ничего, если кому очень надо – перезвонят.

Вполголоса матеря медсестру-садистку, сполз с кровати и, проковыляв к окну, рывком раздвинул шторы. Ошалевшее солнце ворвалось в комнату, удобно расположившись на полированной столешнице. Щурясь, разглядывал привычную панораму порта. Вздернутые носы межпланетных кораблей застывших в ожидании. И хочется, очень хочется верить, что где-то там и солнце теплее, и свежее вода, и краски ярче… Однако, жизненный опыт говорил обратное. Везде одно и то же. Звонок завыл с новой силой.

Натянув штаны на голое тело и накинув рубашку, поплелся отвечать. Звонил Ром, начальник службы безопасности. Он смотрел на герцога с обычным невозмутимым выражением на смуглом лице, так что и не поймешь сразу, просто так звонит или надобность какая неотложная.

Ром почти не изменился за прошедшие шесть лет, вот только виски сединой припорошило. Безопасник просил разрешения приехать. Какие-то неприятности. Влад возражать не стал, он и сам хотел поговорить об управляющем шахтами Ценсы.

В ожидании гостя отправился в ванну, смыл под душем остатки сна и, водя по подбородку лезвием бритвы, пытался предугадать, что за неприятности могли случиться за время его отсутствия, с которыми Ром, второй человек после герцога, справиться сам не мог. Это дело Влад быстро забросил – какой толк гадать, если сейчас приедут и все расскажут.

В холодильнике обнаружилась полупустая кастрюлька, содержимое которой густо заросло плесенью и не поддавалось определению, хвостик безнадежно высохшей колбасы, в морозилке уныло умирали две пельмешки, вывалившиеся когда-то из пакета. Завтрак пришлось заказывать на дом в ближайшем ресторане. Расправившись с достаточно съедобными ресторанными отбивными и овощным салатом, запив все это кофе собственного приготовления, удивленно посмотрел на часы. Рому давно пора появиться.

Сидеть просто так Влад не мог – душа настоятельно требовала свершений. Он пошел в кабинет намереваясь провести время с пользой. Светло-бежевые, безо всякого рисунка стены – ничего не должно отвлекать от работы – и минимум мебели. Стол, диван, два кресла и умело задрапированная дверь в спальню. А что еще нужно?

Включив компьютер, первым делом открыл почту. Ее за время вынужденного отсутствия накопилось изрядно. Разобравшись с самым неотложным, недовольно глянул на часы. Ожидание начинало раздражать. Поднялся и, отдернув легкую штору, выглянул в окно.

Дом по меркам города был невысокий, всего-то двенадцать этажей, так что двор из-под крыши, где и размещалась квартира, просматривался отлично. С высоты не видно мусора и обшарпанных стен дома. С высоты все выглядит красиво. Аккуратные дорожки, лавочки и, словно вспененные от густой листвы, верхушки деревьев, серый квадрат стоянки в углу двора, а дальше круглые башни порта и космические корабли блестевшие серебром на солнце.

Из-за угла вывернул тяжелый даже с виду, черный автомобиль, грузно переполз двор и остановился, развернувшись так, чтоб сразу выехать. Кукольная дверца распахнулась, выпуская начальника службы безопасности. Влад усмехнулся. Никакие возможные и невозможные карательные санкции не могли заставить Рома отступить от правила самому водить машину, пренебрегая услугами штатного шофера. На ленивые попытки герцога изменить порядок вещей, безопасник всякий раз хмуро бросал – свою жизнь предпочитаю охранять сам, не доверяя никому. С высоты двенадцатого этажа высокий и поджарый Ром казался крохотным, не больше ногтя на мизинце. Мужчина не торопясь обошел машину и, распахнув заднюю дверцу, практически за шиворот выволок парня, одетого в серую рабскую робу. Похоже, это и есть то неотложное дело, о котором толковал долгожданный гость. Захлопнув дверцу, безопасник грубо подтолкнул раба в сторону подъезда и тот, неловко переступая, двинулся вперед. Ноги ему что ли сковали? Влад почти приклеился носом к стеклу, стараясь рассмотреть подробности. Нет, слишком высоко! За биноклем что ли сбегать?

Влад досадливо поморщился. Теперь придется гневаться, грозно сверкая глазами, нудно разбираться в происшествии, а потом еще выдумывать достойное наказание провинившемуся. Этого герцог больше всего не любил в деле, которое взвалил на себя.

Не в силах одного человека как-то серьезно изменить ход истории. В границах одной планеты куда ни шло, но не больше. А бороться за отмену рабства, горлопаня с трибуны, какой бы высокой та ни была, Влад считал глупым. Уж слишком большие деньги крутятся на этом по всему галактиону. Сожрут или пристрелят в подъезде. Но изменить жизнь нескольких тысяч вполне по силам одному богатому аристократу. Например, устроив несколько реабилитационных лагерей. Потому что жить спокойно, памятуя о клеймах, не мог. Вот и нашел дело под себя.

Прошло уже шесть лет с того момента, когда он явился вступать в наследство. Некоторые тогдашние поступки, теперь казались смешными и наивными. Он-то думал, что подобно древним рыцарям, хватит лишь взмахнуть поблескивающим на солнце мечом, разрубить цепи, и все будет хорошо. Люди вмиг поменяются, станут послушно выполнять все выдуманные тобой предписания, направленные лишь на улучшение их собственной жизни… Реальность, как водится, оказалась несколько другой, так что пришлось растерять немалую толику гуманизма и несколько пересмотреть свои убеждения на некоторые виды внушения. Физического. Производственная необходимость, мать ее! А что еще делать? Раба в тюрьму не посадишь – нельзя отобрать свободу у того, кто ее не имеет.

Это только в двадцатом веке, в расцвет «Великого гуманизма», твердили о правах, свободах и остальной ерунде. С трибун. А дома, за закрытыми дверями вытворяли такое, что волосы дыбом становятся. Разленившемуся от технического прогресса человечеству оченно хотелось новых, ярких эмоций. А как известно, нет на этом свете более пьянящего чувства, чем полная и неограниченная власть. И безнаказанность. Чтобы смотрели, как на Бога, поскольку лишь хозяин знает, во что превратится следующее мгновение. Или продлится тревожное, зыбкое спокойствие, или все существо наполнится невыносимой болью и необузданным страхом, и ты, еще совсем недавно такой гордый, будешь на брюхе ползать, вымаливая прощение и пощады. Плюс то, что осталось от человека, можно заставить работать. И оно будет работать. За краюху хлеба.

Спрос, как известно, породил предложение. Закон экономики. И никуда не денешься. Тем более, человечество к тому времени уже перешагнуло пределы родной планеты, перебродившим тестом расползаясь по вселенной. И понадобилась рабочая сила, настолько дешевая насколько это могло быть возможно. То есть бесплатная. На которую не нужно тратить много средств, поскольку эта самая рабочая сила не пожалуется никому, а если посмеет сбежать, то мы ее поймаем и уж тогда… Даже выдумывать не надо, до нас уже все выдумали услужливые предки, м-мать их!

И политики, пекущиеся непрестанно о благе, рабство в конце концов узаконили, заткнув тем самым пасть гуманистам и борцам за права человека.

Права была бывшая хозяйка, ох, как права! Человечество лишь сменило декорации, а все остальное, как было дерьмом, так им и осталось. И крайне обидно, что и вы, ваша светлость, по некоторым последним наблюдениям, не слишком-то отличаетесь содержанием.

Ром со своим подопечным исчезли из поля зрения, зайдя в подъезд, и Влад уже собирался отойти от окна, когда багажник машины осторожно открылся, на землю выбралась девушка.

– Эт-то еще что за номер? – громко вопросил себя Влад, изумленно почесывая в затылке.

Девушка повертела головой, а потом уверенно направилась к подъезду. Жизнь становится все интересней, хмыкнул про себя герцог, и за неимением в своей маленькой квартире прислуги, сам потащился открывать…

Определенно, пора отсюда рвать когти, иначе родственники залюбят вусмерть, не забыв загрузить ненужными проблемами. А на меня и моих выше крыши. Три участка из-за выходки глупого генерала остаются неприкрытыми.

Набрав номер своего диспетчера, была неприятно удивлена, увидев равнодушную надпись «Диспетчер переведен», подмигивавшую и переливавшуюся всеми цветами радуги. Я на миг оторопела. Такая надпись означает, что инспектор, которого вел диспетчер… умер. Я сглотнула и потянулась за сигаретами. Черт! Вот черт! Ладно, Аня, успокойся! Я раскурила сигарету, судорожно затягиваясь. Не очень приятно узнавать, что ты умер, когда еще жив. Спокойно! Не паникуй! Может, кто-то кого-то не так понял? Скорее всего так. Да, именно так! Конечно, неприятно услышать, что тебя успели зачислить в покойники, но это дело поправимо. Я же жива, не так ли?

Я пощелкала клавишами, связываясь с главным диспетчером. Узрев меня девушка сперва растерялась, но быстро справилась со своими чувствами и осознав, что я это именно я, и никто другой, несказанно обрадовалась. Перевод диспетчера разъяснился быстро. Какой-то нехороший человек, не сказать больше, сообщил с Ценсы, что я самовольно оставила участок, хотя ребята и предпочитали другую формулировку – пропала безвести. Ну конечно, без вести! Какие могут быть вести от человека, две недели пребывавшего в бессознательном состоянии?! И теперь, по факту моего самовольства, проводится служебное расследование, а это означает – отстранение до окончания проверок. Как минимум месяц.

От ощущения собственного бессилия подо мной закачалась палуба. Так, Аня, спокойно! Тихо, тихо. Тихо, я кому сказала! Еще не все потеряно. Нужно звонить Шанталь и попытаться утрясти проблему на ее уровне. Добиться временного разрешения на работу. Я же никуда не денусь! Я под рукой буду! Я затушила сигарету, и тут же закурила следующую, набирая номер приемной доктора Шанталь.

В приемной столкнулась с почти непреодолимым препятствием, в лице секретарши. С ней пришлось повоевать не меньше десяти минут, пытаясь разузнать, куда подевалась начальница. Секретарша стояла насмерть, и единственное, чего я сумела добиться, это приказа позвонить позже. Доктора, как оказалось, нет на месте, и будет она только через пару дней, а мне предписывается сдать дела. Секретарь переключила на приемное, где я, под сочувственным взглядом диспетчера, передала свои участки в разработку. А значит, их разбросают другим инспекторам, у которых своих дел…

Однако, кто это мне так удружил? Что-то подсказывало, что мое отстранение прошло не без помощи некоего товарища обремененного генеральскими погонами. Неимоверным усилием заставила себя собраться и не ломиться в атаку, не выяснив все до конца. Ладно, нечего бежать впереди времени. «Никогда не делайте лишних движений, это поможет сохранить вам нервы, зубы и большую часть волос!» Этому мы уже научены!

Не знаю как месяц, а пару дней отдыха точно не помешают. А потом я найду способ связаться с Ивоной, она мне все объяснит, и если все так, как я думаю, отдельно взятый генерал попадет в ситуацию несовместимую с жизнью.

Ладно, устроим себе маленький отпуск. Два дня, это не вечность, можно и потерпеть. Успокаивая себя подобными мыслями, отправилась на кухню, где хозяйничал Зак.

Когда я вошла, мальчишка раскладывал по тарелкам нехитрый завтрак, приготовленный из имеющегося минимума продуктов. Увидав мою мрачную физиономию, Зак предпочел воздержаться от расспросов – чему я была несказанно благодарна – молча уткнувшись в свою тарелку с синтетическим омлетом, в котором от настоящего был разве что желтый цвет.

…Влад слышал, как в подъезде мягко стукнули двери лифта, а затем шаги двух пар ног. Одни уверенные, постукивающие каблуками по бетонному полу, а вторые – едва слышные шлепки. С неудовольствием посмотрев на свои босые ноги, пошевелил пальцами, досадуя, что бежать обуваться уже поздно, благоразумно ретировался к двери в комнату. Все-таки герцог! А герцогу не принято встречать гостей под порогом. Глупость конечно.

Дверь распахнулась, в прихожую головой вперед влетел раб. Видно, безопасник, не удержавшись, придал тому должное ускорение пинком под зад. Такое поведение для Рома несвойственно. Похоже, парень его здорово разозлил. Пролетев некоторое расстояние, раб остановился, упершись в стену скованными руками.

Хозяин мрачно рассматривал свое имущество, замершее у стены, не смея без разрешения поднять глаза. Иван?! Вот ведь черт! Раб был бос, одет в серую робу с короткими рукавами, штанами до середины икры и закован в легкие кандалы, соединяющие запястья и щиколотки цепочкой. На шее поблескивала серебристая полоска стального ошейника. Никто из невольников, обитающих в придуманных Владом лагерях, робы не носил, равно как и ошейников. Не сразу, конечно, это новичку еще нужно было заслужить. Новичком раб не был. Что ж ты такого сделал, чтоб потребовались подобные меры?! Да еще и Рома разозлил!

Зарычав про себя, Влад откинул лишние мысли, на ходу подстраиваясь под настроение начальника безопасности, неприязненно смерил раба взглядом и проговорил, брезгливо кивая на его босые ноги:

– Пусть ноги вытрет, еще грязь по квартире растащит!

Ром цепким взглядом оглядел прихожую и, увидав торчащий из-под шкафа уголок давешнего халата, подцепил вычищенным носком ботинка и швырнул в сторону раба. Тот, не поднимая головы, подхватил тряпицу и принялся под сердитыми взглядами хозяев неловко вытирать пыльные ступни, звякая цепочками кандалов.

Решив, что ноги вытерты достаточно чисто, Ром выхватил тряпку и зло рявкнул:

– На колени!

Досадливо поморщившись, милорд удалился в комнату. Что-то Ром уж слишком лютует. Несмотря на все переменившиеся взгляды, Влад считал, что лишний раз унижать человека нет никакого толку. Мелко как-то. Достав из шкафа носки и туфли, герцог принялся поспешно обуваться. По дому оно, конечно, приятнее босиком, но не в этом случае. Он едва успел завязать шнурки, как в комнату вошел безопасник.

– Что там у вас произошло? – поинтересовался Влад, усаживаясь за рабочий стол и кивком приглашая Рома сесть.

Мужчина тяжело опустился в кресло, и с кривой усмешкой сообщил:

– Бунт.

– Чего? – Влад чудом удержал челюсть на месте.

– Бунт, – ровным голосом повторил Ром. – Точнее не совсем бунт, хотя, не знаю… черт!

В том, как Ром злился, отвечая, было что-то странное. Бунты были вещью не то чтобы обыденной, но достаточно привычной. Особенно, когда закупалась новая партия рабов. Но Ром всякий раз болезненно реагировал на подобные вещи, считая, что где-то чего-то не учел, не справился со своими обязанностями.

– Интересно… – пробормотал Влад, даже не думая сердиться на Рома. Всего не предусмотришь, да и издержки производства. – Давненько у нас такого не случалось. Что не поделили?

– В том-то и дело – не знаю, понять не могу. Все нормально было, спокойно. А тут вызывают посреди ночи – ЧП у нас…

– Так, подожди, это ж три месяца прошло, – удивился Влад.

– Вот и я о том же! Вызывают меня, мол, один из рабов на охранника с заточкой кинулся. Подстерег, когда тот в обход по этажам пойдет, и выпрыгнул из своей комнаты, как черт из табакерки. Мой парень не сразу-то и среагировал. Драка завязалась. В итоге – охранник в госпитале с сильными порезами и сломанными ребрами, а этот с синяками у меня в кабинете. Вы уж не обессудьте – ребята ему немного наподдали.

– Это-то как раз и понятно, кому ж нравится под нож, – еще тяжелее вздохнул Влад. – Дальше что было?

– А что дальше? Я его поспрашивал немного, мол, что случилось, а он молчит. Упрямый черт! Я отправил его в подвал, от ребят подальше, он там уже дня три. Не возить же его мордой по стенам! Нет у меня таких прав, да и жалко, признаться – сколько сил на него было угрохано! В каком виде вы его тогда привезли, врагу не пожелаешь.

Да уж, действительно не пожелаешь. Пять сломанных ребер, ушибы внутренних органов, множественные ссадины и раны на ободранной хлыстом спине, открытый перелом правой руки и легкое сотрясение мозга – это лишь то, что Влад сумел запомнить из диагноза, поставленного парню при поступлении в госпиталь.

Влад поднялся и подошел к окну, оперся сжатыми кулаками о подоконник. Он прекрасно помнил тот день, чуть больше трех месяцев назад. Он как раз заключил большую сделку и позволил себе короткий отпуск. Он тогда еще был помолвлен с графинькой, бывшей хозяйкой Ивана, имени которой сейчас, вот хоть убей, не вспомнит. Не то чтобы безумно влюбился в распущенную девицу, нет, просто бабка настояла на помолвке, ссылаясь на то, что избегая девушек своего круга, наследник и надежа может заиметь неприятную славу. Не хватало только, чтобы какие-то репортеришки стали писать, что у герцога Куприна не та ориентация. А Владу было все равно. Он вел сложные переговоры, и ему было проще уступить бабке, тем более, жениться все равно когда-нибудь надо. Главное, чтоб жена попалась не надоедливая и, желательно, не лезущая в работу.

Он приехал к невесте в ее загородную усадьбу. Графини дома не оказалось, но горничная, робея перед раздраженным мужчиной, сообщила, что хозяйка отправилась на верховую прогулку, и если его светлость поторопится, вполне может нагнать суженную. Галантно поблагодарив девушку, чем ту изрядно перепугал, он пошел на конюшню, посмеиваясь про себя. После происшествия с Громом, Влад лошадей немного побаивался, но поездка верхом – неплохой отдых, а если еще и в компании очаровательной невесты… Надо же когда-то налаживать отношения.

Обогнув дом, оказался на хозяйственном дворе, аккуратно присыпанном желтоватым песочком. Длинное здание конюшни, выкрашенное в белый цвет, почти перегораживало двор. Обе створки высоченных ворот приветливо распахнуты. Влад представил, как входит после жаркого солнца в прохладный полумрак, наполненный запахами сена и лошадей, и тяжко вздохнул, осознав, насколько устал. В конюшне было все, полумрак, запах, прохлада, только вместо мирного похрапывания лошадей, услышал возню и приглушенный вскрик боли. Не раздумывая, поспешил на звук. Лошади, они и хорошие, и добрые, но бывают с весьма неприятным характером.

Милорд ввалился в стойло, ожидая увидеть раненого конюха и норовистого… Увиденное заставило замереть на месте. Лошади в стойле не было, зато от людей слишком тесно. При появлении герцога все замерли. Три мужчины и женщина. Двое мужчин, в которых Влад узнал телохранителей невесты, отступили назад и замерли, опустив руки, женщина повернулась к Владу и улыбнулась, приветствуя жениха. Но герцог не обратил внимание на обворожительную улыбку, его взгляд был прикован к третьему мужчине, скорчившемуся на полу. Вид обнаженного до пояса парня, перепачканного в крови и песке, с перетянутой ошейником шеей, беззащитно прижимающего к животу сломанную руку, вызвал приступ жгучей ярости. Усилием воли герцог совладал собой и, повернувшись к девушке, вполне спокойно поинтересовался:

– В чем дело?

– Ах, милорд, это просто ужасно, – горестно сообщила та, – я случайно обронила подаренное вами колечко, а этот подобрал и не хочет возвращать!

Она брезгливо поддала лаковым носком туфли прямо по поломанной руке несчастного, отчего тот слабо застонал и дернулся, отползая прочь, за что получил крепкий удар хлыстом от одного из телохранителей. Раб замер, плотнее вжимаясь в пол. «О какой женитьбе может идти речь если я ее сейчас придушу?» – с отстраненной холодностью подумал Влад. Нежная девушка из хорошей семьи, мать ее! Способная спокойно наблюдать, как в ее присутствии с усердием калечат человека! Мало того, принимающая живейшее участие.

– Я вот думаю, ваша светлость, может отрубить ему руку? – невинным тоном поинтересовалась она мнением Влада, совершенно не замечая, что смерть прошла в миллиметре от ее шейки.

– Сколько? – мрачно спросил он, желая только одного – поскорее выбраться отсюда и полюбовно разорвать помолвку.

– Одну, конечно! Если отрубить обе, как он будет работать?

– Я спрашиваю сколько вы просите за раба?

– За эту рухлядь? – она еще раз ткнула раба носком, – Ну… даже не знаю… Кредов десять, наверное. А что?

– Я даю вам двадцать, ваша милость, с условием, что вы пришлете документы по почте.

– Расписку желаете, ваша светлость? – она тут же сменила тон на деловой. Уж конечно, перед носом замаячила прибыль в целых двадцать кредов. Правда, в хорошем баре за это и кофе не выпьешь…

– Да, я желаю расписку, – процедил герцог, доставая из кармана пиджака бумажник.

Расписка была написана тут же и графиня получила причитающиеся ей деньги, а Влад полуживого раба, которого следовало как можно скорее отвезти в госпиталь реабилитационного лагеря.

Когда с формальностями было покончено, несостоявшаяся невеста пригласила Влада на кофе, от которого тот отказался, сославшись на занятость. Графиня, не очень-то расстроившись, отправилась на свою конную прогулку, совершенно забыв о потерянном колечке.

Влад подогнал машину к дверям конюшни, куда телохранители уже перетащили раба. Перехватив у них свою собственность, бережно уложил парня на заднее сиденье, игнорируя удивленные взгляды.

Салон машины потом пришлось долго вычищать от крови, светлый костюм выбросить, а на приведение в порядок парня, впоследствии получившего имя Иван, ушло не меньше месяца.

И теперь предстояло решать, что делать с проштрафившимся дураком, налетевшим на охранника с какой-то идиотской заточкой. И где только взял?

Влад почесал бровь. Ром не мешал, давая начальству свыкнуться с неприятной новостью. А с ней пришлось свыкаться. Нет, он ни в коем случае не оспаривал сам факт бунта, но Иван… Обычно бунтовали в первый, ну во второй месяц после покупки, а дальше проблема отпадала сама собой. Люди осваивались, свыкались с ровным течением жизни и переставали бояться, и уже сами остерегались нарушить сложившееся равновесие. Ивана купили около четырех месяцев назад, если не больше. Все сроки прошли.

– И что предлагаешь с ним делать? – поинтересовался герцог, возвращаясь за стол.

– Что скажете, то и сделаем, – пожал плечами Ром, – Но только одна просьба – не спускать на тормозах, мои ребята этого не поймут.

– Какие уж тут тормоза, – досадливо нахмурился Влад, – это ж по всем статьям уголовное дело! Ладно, веди.

Ром кивнул и молча вышел. Влад с тоской смотрел ему вслед, ну не любил бывший раб принимать подобные решения! Может, стоит окликнуть Рома и переложить на него неприятную заботу? Но герцог удержался, памятуя о грузде, коему должно полезать в кузов, даже если туда не особо хочется. Сам взвалил на себя эту ношу, вот сам и волоки!

В дверь тихонько постучали, прося разрешения войти. Изобразив на лице суровую доброжелательность разрешил. Первым в комнату вошел Иван, мелодично позвякивая цепочками, следом хмурый Ром. Раб без понуканий прошел на середину комнаты и остановился. Безопасник остался подпирать дверной косяк, в нарочито расслабленной позе, в любой момент готовый кинуться защищать начальство. Это было лишним, но для антуражу подошло.

Герцог пристально разглядывал раба, пытаясь заранее отгадать, что заставило того, забыв о последствиях, броситься на охранника, но так ничего и не высмотрел. Молодой человек, лет двадцати четырех, не больше. Рабы, как правило, не доживают до средних лет, еще реже до старости. Жилистый, немного угловатый, но заморышем парень уже не выглядел. Упрямый взгляд зеленых глаз из-под спутанной копны русых волос, обезображенное длинным, неровным шрамом лицо, с не успевшим еще пожелтеть синяком на скуле. Привет от ребят Рома.

– Красавец! – подвел Влад итог своим наблюдениям и, не глядя на Рома, попросил, – Сними с него кандалы.

Иван стоял спокойно опустив руки. Без особого интереса разглядывая обстановку и Влада за столом, будто тот не более чем привычный предмет мебели. За один такой взгляд хорошему хозяину стоило поставить непокорного на колени, и от души обогреть плеткой. Чтоб впредь не задирался. Никакого раскаяния или тени вины во взгляде. Мысленно пожав плечами, Влад пригласил вошедших садиться.

Раб хмыкнул про себя, со всеми удобствами устраиваясь в мягком кресле. Особого волнения он не испытывал и уж совершенно не опасался хлюпика за столом, своего нынешнего хозяина. За все время, что прошло с момента покупки не видел, чтоб кого-то наказывали. Вот Ром, тот другой, его раб откровенно побаивался, правда очень быстро понял, что без приказа хозяина безопасник и пальцем не пошевелит. Хотя это и понятно. Хозяин он и для Рома хозяин, даром, что свободный.

Больше всего бесило, что все остальные рабы, с которыми познакомился в том странном месте, где сейчас жил, если уж не боготворили господина, то относились к нему, как к самому великому благодетелю. Иван же и не думал пересматривать свою позицию, продолжая, как и прежде, ненавидеть хозяина, несмотря на снятый ошейник и спокойную жизнь. Все никак не мог забыть одной простой истины, крепко в него вбитой – хозяин ничего не делает просто так. А затишье, оно известно – всегда перед бурей.

Опасаться хозяйских благостей у Ивана были свои причины. Несколькими годами ранее он попал в лабораторию. В качестве подопытного кролика. Там, кстати, тоже жизнь была довольно спокойная – кормили хорошо, содержали в чистоте теплых комнат, со стеклом, вместо одной стены, только что ошейников не снимали. И каждый день кого-нибудь забирали. Иногда соседи возвращались, а иногда нет. Но бывало еще страшней – их возвращали в каком-то непонятном состоянии, и они в течение нескольких часов умирали, кто тихо, а кто с душераздирающими воплями.

Ивану повезло больше многих. Физическое состояние было настолько непригодно для опытов, что парня очень быстро перевели в другое помещение, не такое теплое и чистое, да и с кормежкой там обстояло несколько хуже, но была возможность остаться в живых и при своем теле. На работу гоняли – убирать огромные светлые помещения лабораторий. После опытов. Его до сих пор передергивало, стоило вспомнить, что довелось там увидеть. Не забывая ни на минуту о своем прежнем опыте, Иван ждал подвоха и теперь. И ненавидел люто, и бежать хотел, тем более, ошейник сняли, едва хозяин привез в лагерь.

– Может, объяснишь, что произошло? – вполне дружелюбно поинтересовался Влад. – За что охранника порезал?

– Он мне мешал, – пожал плечами раб.

– Вот как? – герцог с любопытством рассматривал парня. – И чем он тебе мешал?

– Просто мешал и все, – с еле заметной насмешкой разъяснил Иван.

– Значит, он просто мешал, а ты его за это просто порезал заточкой, и охранник сейчас просто лежит в больнице, так выходит?

– Ну, да, – почему-то смущаясь под пристальным взглядом хозяина, пожал плечами бунтарь.

Нет, так дело не пойдет, подумал Влад. Я буду его расспрашивать, он мне отвечать в этом же духе и мы не сдвинемся с мертвой точки, так и будем плясать на месте. На выручку пришел Ром, у которого, окончательно истощилось терпение.

– Ты мне тут дурака не валяй! – рявкнул он, отчего раб непроизвольно сжался. – Мой парень из-за тебя до сих пор в госпитале! Я не посмотрю, что здесь твой хозяин – башку откручу и всех делов, пусть потом увольняет, – и добавил несколько непечатных фраз, способных даже портового грузчика вогнать в замешательство.

– Подожди, Ром, подожди, – взмахом руки остановил его Влад, подыгрывая безопаснику, – что ж ты на парня-то насел. Может, Иван и не виноват вовсе. А, Иван? Может, над ним охранник твой молодой издевался всячески, плеткой воспитывал по поводу и без оного или унижал. Ну, так как – воспитывал? Унижал?

– Нет, – чуть слышно выдохнул раб, чувствуя, как все внутри начинает подрагивать от предательского страха.

– Так в чем же дело? – вызверился Влад, даже ладонью по столу шлепнул. – Чем тебе охранник помешал? За что его порезал?! В глаза смотреть!

Иван вздрогнул, посмотрел хозяину в глаза и тут его прорвало:

– Да какое вам всем дело, что у меня на уме?! Все равно уже все решили! Зачем издеваться-то? Допросы устраивать? Что ни скажу, вам же наплевать – все одно сделаете по-своему! Да вот только мне все равно – хуже чем было, уже не будет! И разговаривать я не хочу! Решили шкуру ободрать, так чего тянете? – Иван вскочил со своего кресла и сдернул с плеч свободную куртку. Ром подобрался, сторожа каждое движение раба, но герцог чуть качнул головой, приказывая оставаться на месте. – Ну, что смотрите, а? Чего ждете? Думаете, я боюсь вас? Я уже давно ничего не боюсь – все одно два раза убить даже у вас не получится!

– Ты закончил свое выступление или еще продолжение будет? – с легкой насмешкой поинтересовался Влад, поднимаясь и обходя стол, на случай нападения собираясь находиться в более выгодной позиции. Все казалось, что он уже видел и слышал что-то подобное, но никак не мог вспомнить где. Влад остановился в нескольких шагах от Ивана, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

Спокойное дружелюбие хозяина, раба озадачило. Он вдруг осознал, что загнал себя в угол, а этот темноволосый гигант надежно его там запер. С момента нападения на охранника раб находился в постоянном напряжении, прекрасно понимая, что совершил ужасный проступок и обязательно последует наказание. Жестокое. Три дня ожидания в полном неведении в полутемной конуре подвала, откуда не видно ни солнца, ни неба, даже рук, приносящих два раза в сутки хлеб и воду, еще больше расшатали едва успевшую окрепнуть нервную систему. У него остался только один выход, не самый простой, но это мало волновало мужчину. Если захватить хозяина, пес не посмеет… Только сделать надо все с первого раза. Второго уже не будет.

– Я вас всех ненавижу! Ясно вам?! – прорычал раб, выигрывая себе время и надеясь, если не напугать хозяина своей яростью, так хотя бы взбесить. Взбесившийся человек теряет контроль и его проще взять. – Что, вы думаете я не понимаю, что просто так ничего не бывает? Что хозяину нет никакой нужды носиться с рабами? Что вы там выдумали – на органы разбирать или опыты ставить? Я сбежать хотел, и сбегу! А тут этот охранник, вот я его и… – раб задохнулся от злости и страха и, опустив голову, кинулся на Влада.

Ожидавший чего-то в этом роде герцог, качнулся корпусом в сторону, схватил нападающего за руку, и достаточно аккуратно перебросил через бедро. Иван даже не успел толком понять, что произошло, как оказался распластанным лицом вниз на ковре, чувствуя между лопаток чужое колено, надежно удерживающее его на полу.

– Ну, успокоился? – буднично, будто ничего и не произошло, после недолгой паузы спросил Влад, раб слабо дернул головой, что означало кивок. – Вот и хорошо, – герцог потрепал парня по загривку, убрал колено с его спины и вернулся за стол, краем глаза ловя неодобрительный взгляд Рома. Иван продолжал лежать на полу, ткнувшись носом в пыльный ковер.

– Долго ты еще лежать будешь? Поднимайся, одевай куртку и садись на свое место.

Иван медленно встал, подхватил куртку, встряхнул ее и натянул на себя, от расстройства плохо попадая в рукава, поплелся к креслу.

– Нарушение режима, нападение на охранника, теперь на хозяина, – скучным голосом принялся перечислять Влад, – я надеюсь, ты понимаешь серьезность своих проступков?

– Понимаю, – послушно прошелестел Иван.

– Значит, ты должен понимать, что я вынужден принять жесткие меры…

– Какие? Убьете меня? – Иван успел справиться с приступом страха, и даже набрался наглости перебить хозяина. И действительно, какая разница? Все равно от него ничего не зависит.

– Зачем? – насмешливо поднял бровь хозяин. – Я просто продам тебя и все. Хотя нет, не продам, тогда у тебя будет шанс выжить, – Влад задумчиво оглядел раба, – раздевайся!

Иван удивленно вскинул глаза, он был уверен, что здесь, в хозяйской квартире, его не тронут. Ошибся.

– Чего сидишь? Раздевайся, говорю, у меня дел по горло, – поторопил Влад, притянул к себе бумаги и углубился в чтение, показывая, что раб интересует его сейчас меньше всего.

Шкуру спустит, вздохнув про себя, решил Иван и, неуклюже поднявшись скинул курку и штаны. Стоять голым было неприятно и Иван, краснея, неловко переступил ногами. И что дальше? Хозяин на секунду оторвался от чтения, окатил Ивана насмешливым взглядом.

– Теперь иди.

– Куда? – моргнул Иван поеживаясь.

– А куда хочешь, – пробормотал господин, переворачивая страницу, – я тебя отпускаю.

Раб не двинулся с места, продолжая переминаться с ноги на ногу.

– Ром, он мне надоел! – капризно заявил Влад. – Убери его отсюда!

Безопасник кивнул и, подхватив обалдевшего раба под локоть, вытолкал в коридор, выставил в холодный подъезд и с грохотом захлопнул дверь, нечаянно наподдав замешкавшемуся парню по спине. Так даже лучше, насмешливо подумал Ром, включая монитор подъездной видеокамеры.

Из комнаты притащился Влад и, отодвинув мужчину, заглянул в монитор.

– И что дальше? – почему-то шепотом спросил Ром. В психологии рабов лучшего специалиста, чем герцог не было.

Впрочем, это и понятно. Непонятно другое, как ему удавалось скрывать от людей свое прошлое. Об этом самом прошлом, Ром точно знал, известно лишь троим, включая самого герцога. Ну если, конечно, не считать людей со станции «Алкиона». Но те в расчет не принимались – за шесть лет никто из них не давал о себе знать, так что…

– А ничего дальше, – равнодушно пожал плечами Влад, – если он не конченный идиот, а этого за ним пока не наблюдалось, то спустится на пару ступеней, усядется и будет раздумывать, что же это было.

Раб с той стороны двери помотал башкой осматриваясь, спустился на несколько ступеней и уселся на холодный камень поджав под себя ноги.

– А когда додумается, осознает последствия – ни одежды, ни денег, ни жилья, ни жратвы, сам запросится обратно.

– А если не запросится? – засомневался Ром. – Свобода ведь.

– Запомни, друг мой Ром, все рабы мечтают о свободе, но когда тебя вышвыривают в никуда голым, босым и кормить никто не собирается, а впереди самая натуральная неизвестность, и никем другим, кроме раба ты быть не умеешь, то такая свобода вмиг теряет всю свою прелесть. Свобода она хороша, если за душой что-то есть, а когда голь перекатная, да не нужен никому, этакая свобода и не упала вовсе. А если к этому прибавить клеймо на голой заднице, то и вовсе неприятно получается, – авторитетно заявил Влад. – Вот увидишь, десять, максимум пятнадцать минут и он поскребется обратно.

– Оно, конечно, все убедительно, ваша светлость, – Ром был переполнен скепсисом, – но мне кажется не вернется он. Не было на моем опыте случая, чтобы беглые сами возвращались.

– Хочешь, поспорим? – усмехнувшись предложил Влад, – На десятку.

– Не серьезно это как-то, ваша светлость, – мотнул головой Ром. – Но с другой стороны, если все это под вашу ответственность, отчего бы не поспорить!

Влад фыркнул, вытащил из кармана висящей на вешалке куртки денежку, и небрежно швырнул ее на полочку у видеофона, Ром аккуратно положил рядышком точно такую же.

– И долго он будет так сидеть? – поинтересовался нетерпеливый Ром, в который раз поглядывая на часы. – Уже двадцать минут прошло!

– Пока задницу не отморозит, – хмыкнул герцог, разглядывая одинокую скорбную фигуру на лестнице. Ему тоже начало надоедать, к тому же Влад немного беспокоился за девушку, тайком приехавшую с Ромом. Давай, делай хоть что-нибудь, мысленно подгонял он раба.

Иван, словно услышав хозяйский приказ, медленно поднялся и пошлепал вниз, очень скоро скрывшись из виду за лестничным поворотом.

Ром бросил на Влада победный взгляд.

– Погоди радоваться, – осадил его герцог, – дадим ему еще минут семь. Этого как раз хватит добраться до первого этажа.

Не то чтобы не хотелось проигрывать. Десятки не жалко. Просто проигрыш сулит массу ненужных хлопот. Раба по любому придется возвращать. Хотя бы из чистого гуманизма. Сдохнет же на улице. Ром уже собрался наложить алчную лапу на спорную денежку, когда на лестнице снова появился Иван. Понуро опустив голову он остановился на площадке. Возвращаться оно всегда страшно, Влад это по себе помнил.

Ром уважительно склонил голову, признавая победу начальства.

– Сразу не открывай, – устало сказал герцог, смахивая выигранные деньги в карман.

В дверь тихонько поскреблись. Ром выключил монитор, а Влад скрылся в комнате. Как и было приказано, безопасник переждал пару минут, распахнул дверь и недовольно поинтересовался:

– Чего тебе?

– Господин, можно с хозяином поговорить? – попросили Рома.

– У тебя нет хозяина, тебя освободили, – спокойно ответил Ром, – проваливай.

– Ром, кто там? – раздраженно спросил Влад, появляясь на пороге комнаты. – Что ему надо?

– Хочет говорить с хозяином, милорд, – проинформировал Ром, – я сказал ему, чтобы проваливал, к чему вам непокорные рабы?

– Господин… я покоряюсь, господин, – тихо сказал Иван.

– Что? – скривился Влад. – Я не расслышал!

– Я покоряюсь, господин, – глядя себе под ноги, громче повторил Иван.

– Ладно, впусти его, – смилостивился Влад.

Замерзшего и смиренного Ивана впустили в квартиру, вернули робу, и разъяснили, что он лишается всех прав и будет сурово наказан, а после отправлен на конюшни. Иван встал на колени, Ром защелкнул на его шее ошейник.

Свободные вернулись в комнату, оставив Ивана горевать над своей глупостью.

Откинувшись на спинку кресла, милорд устало потер лицо. Ром устроился напротив, ожидая указаний. Влад мельком посмотрел на мужчину и, хмыкнув, достал из стола бутылку коньяка и два стакана.

– Вот, что хочешь со мной делай, но ты глупостями занимаешься, Твоя светлость, – подал голос Ром на время забывая о субординации и с усмешкой наблюдая, как герцог плебейски дует в стаканы, сдувая несуществующую пыль, а после щедро плескает янтарного напитка, – к чему весь этот балаган было устраивать? Наподдать хорошенько и всех делов!

– Может ни к чему, а может и к чему, – задумчиво проговорил Влад, закручивая крышку и пряча бутылку в стол. – Я тебе уже не раз говорил – избить и растоптать человека дело не хитрое, с этим каждый справится в определенных обстоятельствах, а вот заставить поверить именно тебе, когда вообще никому не веришь, это уже посложнее будет.

– Думаешь, поверил? – спросил Ром принимая бокал.

– Не знаю, но надеюсь, что да. Потому что если нет, нам еще долго с ним возиться. И ты, вот что, Ром, найди исполнителей поспокойней. Я не хочу, чтобы парня из мести слишком сильно избили.

– Понял, – кивнул Ром, – до крови, но не калечить.

– Вот именно, не калечить. Дай пару дней отлежаться и передавай Кони. Все кандалы надевать не нужно, вполне достаточно ножных, а то привел обвешанного цепями, аки привидение… В средствах воспитания я ее не стесняю, но предупреди, пусть повнимательней будет. Никаких мелких железок чтоб к нему в руки не попадало. Чего доброго из ложки отмычку смастерит. Да. И перед тем, как на ночь запирать, пусть хорошо обыскивают.

– Все понял, – кивнул Ром, – еще указания будут?

– Кажется все, – пожал плечами Влад, одним глотком допивая болтавшийся на дне коньяк…

Я глубоко затянулась наблюдая за Заком, с интересом изучающим книжные полки. На душе было пакостно. Нужно рассказать ему об отстранении. Толку тянуть.

– Я диспетчеру звонила, – безразлично сообщила я.

– Когда вылетаем? – оживился он.

– Ты знаешь… короче, тут такое дело, – я откашлялась и коротко вздохнув решилась, – меня отстранили.

– На сколько?

– Надолго. Пока на месяц.

– Вот черт, – Зак присел рядом и ободряюще взял за руку, – мне жаль.

– Да ладно, – отмахнулась я, – может и уладится еще. Я с Ивоной не говорила. Но, если придется здесь остаться… я понимаю, тебе будет сложнее, чем мне. Хочешь, я позвоню Низе, и она тебя заберет?

– Еще чего! – возмутился он. – Сбежать и бросить тебя наедине с пауками в банке?

– Потише, – усмехнулась я, – это все-таки мои родственники.

– Родственники? – не скрывая злой иронии переспросил парень. – Мне они напоминают кучу надоедливых пиявок!

– Зак, – я укоризненно глянула на мальчишку, и с чего это я хочу убедить его, что эта, как он правильно подметил, куча надоедливых пиявок хорошие люди?

– А что Зак? Что Зак? – возмутился он. – Ах, я не слепой и не глухой! Меня слабо волнует, что между вами произошло, но я совершенно точно знаю – от хорошей семьи не бегут сломя голову в никуда, не давая о себе знать! За время, что я тебя знаю, это первое появление их в твоей жизни. И весьма неудачное! Так что давай не будем!

– Давай не будем, – покладисто согласилась я, тем более возразить нечего, чертенок прав.

Наш увлекательный разговор прервал мелодичный перезвон дверного звонка. Я усмехнулась про себя – вот еще один признак произошедших изменений. Раньше ко мне вваливались без стука и предупреждения. Даже тот год, когда в моей каюте проживал мужчина.

– О, а вот и твоя хваленая семейка, – скорчил Зак унылую рожу, – гони ты их, а? Надоели.

– Ты, конечно, прав, но придется потерпеть. Через пару дней они успокоятся, и перестанут таскаться, – не очень уверенно проговорила я, поднимаясь.

– А Низе ты все-таки позвони, волнуется, наверное.

Я, вздохнув, распахнула дверь, ожидая увидеть папаню, явившегося продолжать выяснять отношения. К моему облегчению это оказалась всего лишь Наташка. От нее избавиться будет намного проще, не такая приставучая, как родственник.

– Привет, – улыбнулась она самой счастливой из своих улыбок, – ты как себя чувствуешь?

– Для очнувшейся менее суток назад, вполне нормально.

Я пропустила подругу в каюту, вяло гадая, что ей нужно. О здоровье вполне можно справиться по внутренней связи.

Мы прошли в кухню. Похоже, Наташка и сама не знала, зачем явилась. Что ж, не будем торопить события. Зак, увидав гостью, за ее спиной закатил глаза и пару раз ткнул в рот двумя пальцами, изображая приступ рвоты, давая понять, что мои родственники слишком докучливый народ. Я с мальчишкой была полностью согласна и только пожала плечами.

Пока варился кофе мы молчали, а я остро жалела жителей станции. Как им, беднягам, тяжело – погоды и той нет, и поговорить-то не о чем с незнакомым человеком. Я разлила кофе по чашкам и, усевшись напротив гостьи, закурила, приготовившись выслушать очередной поток сожалений о несправедливости отношения окружающего мира ко мне любимой.

Наташка долго рассматривала меня, я тоже держала паузу, уж чему-чему, а этому я научилась общаясь с инспекторами. Но тут другое дело, это моя бывшая подруга. Это кем же она мне приходится? Мачехой, что ли? Ну да, что-то в этом роде. Тьфу, черт, гадость какая! Извращение натуральное, на инцест смахивает.

– А ты изменилась, – наконец открыла она рот. Да уж, нервы не выдержали. Тренироваться надо.

– Не исключено, – равнодушно пожала я плечами, наблюдая, как за опущенной кухонной перегородкой Зак всеми силами изображает, что не подслушивает наш разговор. Он поковырялся на полках и извлек забытые кем-то краски и лист скрученной плотной бумаги. Мальчишка вопросительно оглянулся на меня, я чуть прикрыла глаза, разрешая воспользоваться трофеем.

– Так и не простила? – долетел до меня следующий вопрос.

– Давно уже.

– А если простила, то почему…

– Наташа, я работала. Понимаешь? Много и долго. Без отпусков и выходных. У меня времени не было разговоры разговаривать. И сейчас бы работала, если бы генерал не влез.

– Но, Аня, так же нельзя! – ее отеческий тон бесил, но я предпочла скрыть это.

– Так нельзя, – согласилась я, – а как можно? И зачем нужно?

– Ань, но ты посмотри, на кого ты стала похожа! Тебе же отдых нужен, и я считаю, что Дима поступил правильно, когда вывез тебя из того болота.

– Наташ, у вас своя жизнь, у меня своя. И моя мне очень нравится. Вы хотели меня видеть – увидели. Хотели узнать, что я на вас не обижаюсь – я не обижаюсь. Дальше что? Неужели нельзя было прилететь ко мне на пару дней, и получить все ответы на месте, не выдергивая меня без моего согласия? У меня три очень сложных участка и прикрыть их сейчас некем! Вы хоть понимаете, что наделали? – к горлу подкатил комок. Месяц без работы. Я глубоко затянулась. Может все еще утрясется. – Ладно, давай закроем эту тему.

Но Наташка на этот счет имела собственное мнение, в корне отличное от моего.

– Аня, ты пойми, мы за тебя очень переживали, особенно Дима, он места себе не находил…

– Вот только этого не надо! – скривилась я.

– Но, Аня, как ты не понимаешь! – Наташка сделала движение, вроде собираясь взять меня за руку, но удержалась. – Ему очень трудно пришлось! Он весь последний год искал тебя! Ты понимаешь, он даже был готов уйти со службы, чтоб иметь достаточно времени для погони за тобой? Неужели это тебя не трогает и ты можешь думать только о своей ненормальной работе?!

– Нет. Да.

– Ч-что – нет, да? – Наташка удивленно моргнула.

– Нет, меня это не трогает. Да, я могу думать только о своей ненормальной работе и еще немного о Заке. Все, что не касается этих двух вещей, меня не волнует. То есть, абсолютно. Так устраивает? И не надо делать из меня не по годам капризную девчонку. Мы это уже один раз проходили со всем вытекающим. Понимаешь, больше меня это не интересует.

Конечно, я лукавила. Немалое место в моих мыслях занимала Низа, с ее головоломными проектами, которые я должна была испытывать, и что производство с моим отстранением лишилось высококлассного полигона, но Наташке знать это необязательно.

– Я недавно в новостях видела Влада, – Наташка внимательно смотрела мне в лицо, очевидно ожидая, что что-то дрогнет. Не дождешься, ничего не дрогнет. Ничего и никогда! Больше никогда. – Он стал большим человеком.

– Я за него рада, – безразлично откликнулась я, с такой же настойчивостью глядя подруге в глаза.

– Ань, почему ты нам ничего не рассказала? – вымотанным голосом спросила Наташка, видно она не в первый раз задавала себе этот вопрос. – Мы бы…

– Что – вы бы? – губы, против воли, скривились в ироничной ухмылке. – И почему, скажи на милость, я должна была отчитываться перед людьми, из-за своей блажи одним махом перечеркнувшим несколько лет жизни? Моей жизни?!

Вы, кажется, оправдываетесь, а, доктор? Эта мысль меня ошарашила. Мне не перед кем и не в чем оправдываться. Оставим эту честь дорогим родственникам, а я хочу лишь одного – чтобы меня оставили в покое и вернуться на работу.

– Но ты могла бы объяснить… – не отставала Наташка.

– А вы все не думали, что мне надоело? Я одному придурку целый год разъясняла, что он человек. Еще не хватало доказывать, что человек я! Человек, а не какое-то мифическое чудовище, которое вы изволили нарисовать в своих воспаленных мозгах! Увольте!

Разговор получался какой-то идиотский. Немого с глухим. Причем, каждый из них свято верил, что прав, как тогда, так и сейчас, несмотря на то, что Наташка вроде бы просила прощения. Глупость какая-то! Я не хочу никого жалеть и прощать никого не желаю! Мне уже все равно, я это уже пережила и кошмары, совместно с призраками, более не тревожат. В первые полгода – может быть, но не теперь. Я не хочу останавливаться. Я хочу двигаться дальше. Со своими грехами или без. Это никого волновать не должно.

– А этот твой Зак, он вообще откуда? – Наташка неуклюже перевела разговор на другую тему. – Опять какая-нибудь бездомная собачонка?

Я некоторое время смотрела на подругу, не спеша отвечать. Зачем ей это? Ей же наплевать на Зака. Не интересует ее ничего, кроме ее ребенка и мужа, а чтобы просто поддержать разговор, выбранная тема не годится. Я уже собиралась послать ее подальше, но в последний миг передумала. Что толку лезть на рожон, коли выгоды в том нет?

– Зак не собачонка и уж тем более не бездомная, – покачала я головой, переводя взгляд на предмет нашего разговора.

Зак сдвинув в сторону стол и кресла, стоял на коленях перед расстеленным на полу листом бумаги, припертым по краям книгами, чтоб не сворачивался, и что-то увлеченно рисовал. Пальцы, щека и шея сзади измазаны краской. Пропал ковер, отрешенно подумала я, глядя как перекатываются мышцы под тонкой рубашкой. Точно, придется нанимать персонального снайпера.

Я уже собралась напомнить Заку о чистке ковра, но не стала. Ну, будет грязным ковер, и что? Жизнь-то на этом не кончается. А ковер можно вместе выстирать. Потом. Когда-нибудь. Не стоит это уязвленного самолюбия. Переходный возраст у нас. Гордость, некоторая сердитость и неконтролируемое выделение гормонов сделали из парня гремучую смесь. Душенька деликатности требует.

– Ах, чего? – вскинул мальчишка голову.

– Ничего, – улыбнулась я.

– Ах, я тут ковер… – Зак шмыгнув, почесал нос, отчего тот покрылся зелеными разводами, – но я все уберу… потом, ага?

– Ага, – кивнула я и он снова опустил голову.

– Как подменили, – мотнула головой Наташка, – а то смотрел волком и на всех кидался!

– Нечего было пугать, так и не кидался бы, – пожала я плечами, – он не любит, когда его пугают. И вообще, Зак хороший парень.

Наташка встретила мое заявление вскинутыми бровями.

– Влад тоже был «хорошим парнем», – с иронией бросила она, вновь напоминая о прошлом.

Эта фраза была встречена ледяным взглядом, и Наташка поспешила отойти от темы.

– А эта гадость у тебя откуда?

– Эта? – переспросила я, любовно почесав пальцем под подбородком дракона-татуировки, удобно устроившегося на моем плече. – Эту гадость зовут Радагаст, он мой хранитель и отличительный знак. Р, А, Д – Романова Анна Дмитриевна. В случае гибели по нему определят, кто я и откуда.

– Что за глупости ты говоришь! – ужаснулась подруга.

– Знаешь, спасатели ведь тоже люди и, случается, гибнут, – жестко проговорила я.

– Извини.

– Ничего.

Дальше разговаривать и вовсе было не о чем. Чего хотела Наташка так и не добилась и скоро ушла, я проводила ее, гадая кто из паломников, вознамерившихся посетить мощи, будет следующим и когда они поймут, что общих тем у нас кот наплакал, да и желание разговаривать, признаться, отсутствует. Низе нужно позвонить, Зак прав, но это позже. Ее сочувствия я сейчас не перенесу.