Глава 3

Ворвавшись в холл, быстро огляделась, оценивая обстановку. Спокойно, Аня. Спокойно! Камушек действительно имел место быть, но пробил только наружную стену и остановился почти у самых дверей холла. Так, все живы, только краска с лица у многих сошла. Перепугались, голубчики, зло подумала я, расталкивая застывших людей и пробираясь к выходу. Там оставались два охранника, и, помоги мне Бог, если они еще живы!

– Всем одеться, живо! – заорала я через плечо, чувствуя, как ледяной ветер проникает сквозь пробитую стену. – Уходим, к ядреной бабушке! Начальникам смен сосчитать своих людей по головам и отчитаться об их наличии. И не дай вам Боги посчитать кого-то два раза!

Мой рев пробудил шахтеров к жизни, они зашевелились, натягивая куртки. Я выбралась к входным дверям. Разорение царившее в холле заставило болезненно поморщиться. Казавшаяся такой надежной железная дверь покореженной жестянкой валялась на полу, уже наполовину присыпанная зеленой ледяной пылью. Что ж, зато проблем с выходом, у нас не возникнет – помимо двери отсутствовала и добрая половина внешней стены. Из угла послышался приглушенный стон, и я бросилась на звук.

Стонущего я обнаружила придавленным столом. Второй же подозрительно тихо скорчился в уголочке примерно в метре от первого. Тихий, просто в глубоком обмороке, ничего серьезного, а вот у того, что в сознании, травма головы, сломано пару ребер, но позвоночник выдержал, а это уже полдела – идти сможет. Должен смочь, помогать, конечно, будем, но выносить на руках невозможно. Ко мне подошли начальники смен с отчетами.

– Аня, шестая из забоя еще не вышла, – сообщил Лера, помогая товарищу оттащить пострадавших ближе к выходу, – они ушли дальше всех, и связи с ними нет.

– Кто еще не вышел?

– Только шестая осталась, – и добавил как-то печально, – они последние.

– Последними у тебя похороны будут, – рыкнула я на Леру, слегка пихнув его локтем, – а они крайние и выносить мы их будем, если придется, вперед головой. Ты меня понял? Всех до одного, живыми, осознал?

– Ах, – позвал меня Солох, – там еще три гражданских лица – инспектора.

– Инспектор там один, – поправил его кто-то, – он с детями в шахту полез, показать им что-то хотел.

– Разберемся. Так, теперь слушайте меня очень и очень внимательно. Город уже эвакуирован, значит, вы идете прямо в укрытие. Оно находится в километре от города, а отсюда, соответственно плюс семьсот метров, расстояние плевое, но сейчас покажется длиною в жизнь. Не пугаться, не паниковать, по сторонам не смотреть, только в спину вперед идущего. От тросов не отходить, потеряетесь в два счета, если рвется основной трос, прямо под ним в снегу должен быть страховочный. Не останавливаться и не оборачиваться, что бы ни случилось. Каждый следит за рядом идущим и только за ним, головой за партнера отвечаете. Я иду сзади, если что, подберу. Все, ребята, построились и вперед, времени совсем не остается. На все про все у вас около двадцати минут, должны уложиться.

– А как же шестая? – спросил кто-то из толпы.

– Я отвечаю за шестую, ясно? Папа, – я обернулась к стоящему за спиной генералу, – тебе придется провести этих людей через шторм. Не кричи и не возражай, у меня здесь еще есть дело. Если в городе все прошло гладко, вас встретят по дороге вездеходы, но надеяться на это, сам понимаешь…

– Я тебя здесь не оставлю, – все-таки пророкотал папаня.

На надстройку над шахтами налетел еще один яростный порыв ветра, послабее предыдущего, но это ничего не значило, стихия только набирала силу. Медленно, словно нехотя, осела и повалилась башня связи, находящаяся совсем рядом, от этого вздрогнула под ногами земля, будто по ней прокатилась взрывная волна. Я просто покачала головой и взглянула на отца так, что все возражения застряли у него в горле и он, круто развернувшись, накинул капюшон и вышел в метель, за ним шагнули другие.

До боли напрягая глаза наблюдала, как фигурки, казавшиеся призрачными тенями, выстроились в нужном порядке и, ухватившись за трос, побрели прочь. Не прошло и минуты, как налетевший шквал закрыл от меня удаляющихся людей зеленой пеленой местного снега. Я судорожно вздохнула, у меня еще есть дела. Двадцать шесть шахтеров, плюс три проверяющих, все еще блуждающих по тоннелям шахты и не ведающих о том аду, что творится на поверхности.

Я повернулась и пошла к лифтам, ведущим вглубь планеты. Взвыли сирены, заставив меня подпрыгнуть, я бросила взгляд на индикаторы, расположенные возле каждого лифта. Один из них светился лиловым. Твою бога в душу мааать! Под ногами раздался невнятный гул, дрожью разливаясь по всему телу, будя страх, вперемежку со злостью. Пол вздыбился и живым существом ускользнул из-под ног. Я упала, проехала на спине, больно ударившись плечом об отброшенный кем-то стул. Это-то и спасло излишне самоуверенного спасателя от ожогов – из жерла шахты, как раз той, где сработал индикатор, полыхнуло изумрудно-желтым пламенем. Жаркие языки лизнули стены, с воем пронеслись над моим бренным телом. Я, матерясь, плотнее вжалась в пол. Захныкала противопожарная система и разъяренный, голодный зверь убрался под землю. Завоняло чем-то пакостным и тошнотворным. Тихонько пискнул газоанализатор, предупреждая о наличии отравляющих веществ в воздухе.

Встав на четвереньки, я поползла к лифтам. Пол был теплым, а в некоторых местах даже горячим – внизу бушует пожар. Кое-где толстые листы прорвались, и к верху поднимались клубы вонючего оранжевого дыма, тут же подхватываемого жестоким сквозняком, взвивающим дым в причудливом танце. В голове еще стоял гул от взрыва, но мозги понемногу прочищались. Добравшись до дверей, и радуясь, что полыхнула не та шахта, в которой остались люди, прислушалась. Сквозь нудное завывание далекой сирены, слышался тихое треньканье, оповещающее, что лифт едет вверх. Я скинула с себя рюкзак и отстегнула клапан.

Прошло несколько мучительных секунд прежде чем, совсем недавно сверкающие, а теперь заплывшие разноцветными разводами, двери разъехались, выпуская почерневших от копоти перепуганных людей. На руках вынесли человек восемь, еще трое шли, пошатываясь и опираясь на плечи товарищей, последней из кабины лифта вытащили маленькую девочку. Я быстро оглядела поднявшихся на поверхность, успев при этом сосчитать их по головам и примерно определить повреждения, с которыми предстоит работать.

Разная степень отравления газом, контузии, несколько закрытых переломов и ушибы, что ж, не так плохо, как могло оказаться. Стоп! Их же должно быть двадцать девять!

– Все поднялись из шахты? – встревожено спросила я.

– Да, все двадцать восемь человек, – ответил мне начальник смены, облокотившийся на стену и смотрящий на меня несчастными глазами.

– Но вас же должно быть двадцать девять, – попыталась протестовать я, но он только покачал головой и зажав рот рукой отвернулся от меня.

Многие мужчины, никого не стесняясь, преломились пополам – их выворачивало тут же на месте. Из рюкзака были извлечены все десять имеющихся у меня баллончиков с кислородом, до того маленьких, что спокойно умещались на моей ладони, но позволяющих находиться в задымленном помещении в течение двух часов без риска задохнуться. На каждом баллончике стояла эмблема – ангел передает стоящему перед ним на коленях человеку свои крылья. «Крылья ангела». Расправив на баллончиках прозрачные маски и установив на них нужное количество подаваемого кислорода, я нацепила их на пострадавших, находящихся без сознания.

Зло рыкая заставила перетащить беспомощных людей поближе к выходу. Холодно, зато есть шанс выбраться, если противопожарная система не совладает со стихией, бушующей в шахте. Капельниц катастрофически не хватало – весь госпиталь не потащишь у себя за плечами! Что ж, ими обойдутся самые тяжелые. Разобравшись с этим, занялась переломами и вывихами. Пришлось вправлять и фиксировать, не обращая внимания на громкие стоны. Я металась меж людьми, оказывая помощь и все время поглядывая на часы – до начала настоящей бури оставалось не более пяти минут.

Все попытки уговорить шахтеров уйти из опасной зоны, потерпели крах. Мои объяснения, что останусь с ранеными и покину их только вперед ногами, натыкались на хмурые и упрямые взгляды. Шахтеры не приучены бросать товарищей. Я не смогу их отсюда выпроводить, даже начни расстреливать. Остается только надеяться, что у Ратара хватит мозгов выслать за нами вездеход, когда увидит, что я не возвращаюсь. Время тянулось медленно, снег пополам с ветром врывался в покореженные двери, Ледяной Шторм набирал силу. Из-за бури связаться с укрытием не получалось. Слишком много помех. Чувство полной оторванности от мира наполняло бессильной яростью.

Мальчишка лет семнадцати, бывший до этого без сознания, открыл глаза и обвел всех мутным взглядом, сосредоточился на мне и тихонько прошептал в кислородную маску:

– Ах, мы выберемся? Меня мама дома ждет…

– Конечно, выберемся, – твердо заявила я, ни на миг себе не поверив, – что за глупые вопросы?

Он ухмыльнулся, и голова безвольно откинулась назад. Я подсунула ему под шею скрученную в валик куртку, поданную одним из шахтеров.

Яростный шквал налетел на разрушенные ворота надстройки, словно лист бумаги отбросив в сторону створку двери, еще держащуюся на полозе. Створка с оглушительным хлопком ударилась о стену, со скрежетом прочертила полосу по камню, высекая яркие снопы искр. Ветер сыпанул в лицо ледяной пылью, напугав видавших виды мужчин.

Нужно уводить людей отсюда, если я, конечно не хочу их заморозить. Тяжело поднявшись на ноги я вернулась в холл. Дыма в помещении почти не было, а газоанализатор показал, что количество отравы в воздухе значительно снизилось. Ничего, мы еще повоюем. Вернувшись к людям, принялась отдавать приказы – раненых нужно было перетащить в дальнее помещение административного корпуса, вырубленное прямо в скале и по моим подсчетам самое защищенное от возможных разрушений. Если кусок скалы, висящей над шахтами все-таки удумает рухнуть, у нас будет шанс. Хоть и призрачный, но шанс. Угрюмые шахтеры, позволяющие командовать собой только начальнику бригады, с непробиваемым спокойствием исполняли приказы маленькой девчонки, не задумываясь и не обсуждая. Занимаясь временным обустройством я не забывала периодически вызывать базу. Молчание.

Я закончила осмотр маленькой девочки, дочери инспектора, малышка получила серьезное отравление ядовитым газом, выделяющимся при горении карма. Сам инспектор заработал черепно-мозговую травму, здорово приложившись головой во время взрыва. Я б ему эту буйну головушку-то еще и отвернула бы. Подавив тяжелый вздох, оглядела своих подопечных, застывших в напряженных позах, прикидывая, сможем ли мы переждать шторм здесь и что может для этого понадобиться. Тепло, нужно будет много тепла. Интересно, есть ли здесь запасные генераторы? По идее должны быть… Но об этом пока думать рано. Нужно пробовать выбраться. Приказав всем оставаться на месте, направилась в холл к разрушенной стене, надеясь, что на воздухе у меня будет больше шансов связаться с базой.

– Радагаст вызывает базу! Ратар, ответь! Радагаст вызывает базу! – орала я в маленький микрофон своей рации, сжимая ее в окоченевших пальцах.

Ну, еще разок. «Радагаст вызывает!». Я уже отчаялась услышать ответ, когда рация в моих руках закашлялась статическими разрядами эфира и до меня донесся ясный, встревоженный и злой голос Зака.

– Радагаст, база слушает! – рявкнул он мне прямо в ухо.

– Зак, не ори, – попросила я, пытаясь чтоб голос мой звучал как можно более беззаботно, – как там у вас?

– Аня, ты где? – заволновался Зак.

– Я же тебе сказала – на шахтах, скоро приду, – «Если только буду жива, когда шторм закончится», – добавила я про себя. – Позови Ратара.

– Его нет, там какие-то проблемы в городе.

– Они что, еще не эвакуировали город?! – взвыла я.

– Не совсем.

– Позови Миху, – эта просьба оказалась лишней, спасатель сам вырвал у Зака микрофон и рявкнул:

– Ах, все шахтеры дошли, почему задерживаешься?

– Миха, нужен транспорт у меня тут с десяток пострадавших, был небольшой взрыв.

– Выезжаю, жди!

Миха отключился, я спрятала рацию и отправилась вглубь уже успевшей изрядно промерзнуть надстройки, где меня ждали люди. Так, смерть, как видно, откладывается и это неплохо. Но почему, черт, Ратар до сих пор копается с городом? Ладно, оставим эти вопросы на потом. Сейчас надо добыть из жилых помещений надстройки все одеяла, которые здесь есть, укутать в них особо тяжелых и подготовить их к эвакуации.

Нервы у шахтеров железные, но и они начинают сдавать под угрозой неминуемой смерти, когда за стенами особенно яростно воет ледяной ветер, охватывая жестокими лапами жалкую горстку людей, затерянных посреди взбесившейся стихии. Предотвращая ненужную панику, заставила работать всех, кто мог передвигаться. Не хватает мне еще толпы обезумевших мужиков! Физическая нагрузка и мое спокойствие на время отогнали панику, только бы Миха не застрял и не затерялся в пурге.

Не прошло и десяти минут, как мы сделали все, что было необходимо, и оставалось только ждать, а это самое тяжелое. Придумать для людей еще какое-нибудь занятие у меня не выходило, и паника снова начала разгораться, особенно среди молодых парней. Те, кто постарше, воспринимали происходящее с философским безразличием и даже юмором. Прошло с десяток тяжелых, невероятно долгих минут. Холодно. Боже, как же здесь холодно! Кто-то из молодых начал тихо всхлипывать, я поднялась, подошла к нему, с силой сжав пальцами плечи парня, основательно встряхнула и тихо сказала:

– Заткнись и вытри сопли, ты мужик или кто?

Испуганные карие глаза встретились с моими, и следующий всхлип застрял в горле, он коротко кивнул.

– Вот, так, молодец, – похвалила я, – сейчас придет машина и мы выберемся. Ты меня понял? Никто здесь умирать не собирается. Договорились?

Я отошла от парня и уставилась в коридор, выводить людей в холл я не решалась, боясь, что они могут замерзнуть. Поискала по карманам сигареты, закурила. Кто-то подошел сзади, похлопал по плечу, хриплый голос пробормотал: «Спасибо». Я молча кивнула, мол, не из таких переделок выходили. Вот если бы еще и самой в это поверить! Чтобы отвлечь себя от этих опасных мыслей, я начала придумывать, что сделаю с хозяином этого веселого вертепа, попадись он на моем пути. Я дошла всего лишь до четвертования, досадуя, что человека можно убить всего один раз, когда снежную мглу прорезал подслеповатый свет фар, бледными пятнами разливающийся по стылому мареву. Миха въехал прямо в холл.

– Аня, быстрее, – заорал он, вываливаясь из кабины и еще не видя меня, но уверенный, что я его слышу, – кусок льда отошел и вот-вот рухнет, ветер уже достаточно окреп.

Все завертелось в бешеном темпе. Миха, я и еще несколько шахтеров, твердо державшихся на ногах, выносили людей, укутанных в одеяла, и складывали на полу вездехода, где их принимала доктор Кара. Паники в основном не было, только небольшая суетливость, всегда присущая моментам, когда времени нет, а нужно все делать быстро. В суматохе я заметила Зака. Мальчишка пробирался в комнату, где еще оставались раненые, ожидающие своей очереди. Я схватила проказника за шкирку и толкнула к вездеходу.

– Живо в машину! – рявкнула я, усилием воли подавляя желание наподдать ему хорошенько за то, что ослушался моего приказа не покидать укрытие.

Зак скроил недовольную рожу, но покорился и вернулся в вездеход. Убью! Но только после того, как окажемся в безопасности!

Плотно закрыв заднюю дверь вездехода, я еще раз пробежала по всем помещениям, убеждаясь, что никого не забыли и только после этого позволила себе забраться в теплую кабину, где меня ожидали Миха и Зак, уже проявляющие признаки нетерпения. Мальчишка чуть сдвинулся, освобождая место. Не успела я толком устроиться на мягком сиденье, как моторы надсадно взвыли и вездеход рванул с места. Миха коротко отрапортовал, что эвакуация города завершена – выезжая из укрытия он столкнулся с Ратаром, который привел последних поселенцев.

– Все прошло не так гладко, как мы рассчитывали, – с сожалением констатировал он, – несколько домов рухнуло и погребло под собой жителей. Нам еще повезло, что дома были временными, и извлечение пострадавших из-под обломков не заняло много времени. На момент выезда в лазарете из пятисот мест была занята большая половина. Тяжелых случаев набралось чуть меньше десятка.

– Хорошо, – пробормотала я, прикусив губу, и глядя, как Миха ловко ведет машину, сквозь снежную пелену, – разборки устроим позже, когда я во всем толком разберусь.

Видя, как помрачнело лицо спасателя, я подумала, что отношусь к своим подопечным слишком строго. Все-таки в городке обреталось около двух тысяч жителей, и десяток тяжелых случаев в нашем положении не такая уж плохая статистика. Когда мое волнение немного улеглось, я вспомнила про Зака и, повернувшись к нему, просто сообщила:

– Я тебя все-таки высеку, честное слово!

– А что я такого сделал? – забормотал он, косясь на меня.

– Здесь, голубь мой, вопрос стоит не так, – ласково проговорила я, обжигая его ледяным взглядом, – и накажу я тебя не за то, что ты сделал, а за то, чего ты не сделал. Я где сказала быть?

– С Игорем, но он ушел в операционную, – обиженным тоном протянул Зак, – а мне что оставалось делать? За ним идти?

– Нет, но ты должен был оставаться в укрытии, я, по-моему, достаточно ясно дала это понять!

Зак на это ничего не ответил, сосредоточившись на разглядывании своих рук в тусклом свете приборной доски.

Благодаря лихой манере Михи водить машину, до укрытия добрались в рекордные сроки.

Прямо за внешними воротами укрытия нас встретил Ратар со своей командой, они быстро распределили пострадавших и передали их бригадам врачей. Едва мы оказались в укрытии, Зак растворился в толпе, предпочитая не мозолить глаза. Я на ходу выслушала доклад Ратара о проведенной эвакуации и, отпустив начальника спасателей, занялась дочерью инспектора шахт, потом меня позвали к следующему пациенту.

У меня в распоряжении было всего шесть бригад врачей по три человека, и все были загружены под завязку. В операционную я лезть не стала, считая, что там и без меня справятся. Катастрофически не хватало санитаров и их место заняли женщины из города – чтобы подносить лотки надышавшимся ядовитым газом шахтерам, которых выворачивало наизнанку, особого умения не требуется. Я только успела закончить с очередной травмой, как Любаша схватила меня за локоть и потащила в сторону занавески, за которой лежала инспекторская дочка, сообщая, что та пришла в себя.

Я задернула занавески, окружающие кровать девочки, отгораживая ее от остальных пациентов, и присела на стул.

– Где я? – прошептала девочка, оглядываясь вокруг.

– Ты в укрытии, – объяснила я, – там наверху небольшая метель, поэтому все спустились сюда. Как ты себя чувствуешь? – ласково спросила я.

– Голова болит и тошнит очень, – хрипло пробормотала она.

– Это пройдет, – улыбнулась я, поправляя капельницу и проглядывая показания приборов.

– Где папа?

– Он здесь, рядом, – поспешила ответить я, – он немножко поранился, но им занимаются самые лучшие врачи, так что завтра, я думаю…

– А где Марик? – еще больше встревожилась она. – Его сегодня папа с собой не взял…

– Марик, это твой брат?

– Да, он вчера поссорился с папой, и папа его запер в чулане, пока мы из шахты не вернемся. Марика спасли?

– Конечно, спасли, – убедительно солгала я, совершенно не представляя, где может находиться брат девочки, – ты закрывай глазки, отдохни немного, а я пока схожу за Мариком, ладно?

– А когда я проснусь, Марик будет здесь? – доверчиво глядя на меня, поинтересовалась девочка.

– Конечно, – кивнула я.

Оказавшись по другую сторону занавесок, я разыскала Ратара. Вместе мы выяснили, что дом, занимаемый инспектором, находился на четвертом, дальнем участке, и его эвакуацией должен был заниматься Патрик, младший из бригады спасателей. Ратар вызвал Патрика по рации. Спасатель появился спустя несколько секунд, вынырнув из соседнего помещения, где располагались баки с питьевой водой. Увидав на лице непосредственного начальника хмурое выражение, Патрик занервничал, поминутно ероша светлые волосы.

– Патрик, ты всех вывел со своего участка? – тоном обвиняющего судьи спросил Ратар.

– Должно быть всех, – сдавленным голосом проговорил Патрик, с возрастающей тревогой глядя на Ратара, – но теперь уже не уверен.

– Пат, не волнуйся, – тихо заговорила я, послав Ратару негодующий взгляд, мне нужны правдивые сведения, – все в порядке и никто не сомневается в твоем профессионализме, но подумай спокойно, ты осматривал дом инспектора, который прилетел на шахты?

– Нет, – мотнул головой Пат, – я это хорошо помню. Этот дом стоит на самой окраине, и он был заперт снаружи – на нем висел замок. Я уже собирался сорвать его, когда соседний дом завалился, а там еще оставались люди, и я пошел за ними, решив, что осмотрю позже, когда закончу с населенными домами. А потом рухнула гостиница, и мне стало не до пустого дома, а что?

– Ничего, – криво улыбнулась я, думая о мальчишке, трясущемся от страха и, по воле отца, замерзающем в темном чулане. Если он еще жив. – Просто поступила новая информация. Ратар, готовь скутер.

– Ты собираешься выйти наружу? – у Ратара округлились глаза.

– Да, – просто ответила я, бегом направляясь в комнату для медицинского персонала, куда я видела, завернул Зак.

Увидев меня, мальчишка подал сумку. Он не задал вопроса, а я не ответила. Только челюсти парнишки плотно сжались, пытаясь не выдать волнения, что он испытывал, осознавая, какую авантюру я задумала. Повернувшись к нему спиной, сбросила верхнюю одежду. Зак подал сотканный из тонкой шерсти костюм, наверх был натянут нижний комбинезон, глухой, из специальной хладоустойчивой ткани, аналогов которой еще не существовало. Да и ее самой не существовало пока. Это опытные экземпляры. Экипировку завершил комбинезон из такой же ткани, оснащенный еще и терморегулятором. Зак подал мой пояс.

Я порылась в своей сумке, где есть много такого, о чем еще ни один спасатель не слышал, разработанного мной и моей подругой Низой, но еще не пущенного в массовое производство и проходящего испытания в полевых условиях, и извлекла прибор, еще не имеющий названия. Приспособление для пробивания небольших снежных завалов, по виду напоминающее лазерный пистолет из фантастических фильмов прошлого. Зак помог пристегнуть его к поясу, подал такой же, как у меня костюм, тщательно упакованный в небольшой баул, и проводил до двери комнаты. Я еще раз напомнила, где он должен находиться и, не прощаясь и не оглядываясь, пошла в сторону ангаров.

– Но, Аня, это же самоубийство! – волновался Ратар, все же проверяя заправку и экипировку машины. – Снаружи температура уже упала до пятидесяти, на ветру и все семьдесят будет, а с начала шторма еще не прошло и получаса!

– Ратар, – прервала я его восклицания, приторачивая к седлу баул и натягивая перчатки, – там погибает мальчишка, он один и ему очень страшно, ты сможешь после этого спать?

– Не знаю, – честно признался Ратар, – но этот Марик уже, скорее всего, мертв и не стоит подвергать себя…

– Заткнись! – рыкнула я, перекидывая ногу через седло скутера. – И запомни, раз и навсегда запомни – в нашей работе всегда есть «а может», и если ты в это не веришь, убирайся вон – тебе здесь не место, ты понял?! А теперь иди и открывай ворота!

Пристыжено молчащий Ратар открыл высокую створку ворот, я натянула защитную маску, очки и повернула ключ на старт. Мотор взревел и обдал нас сизоватым облаком выхлопа. Крутанув ручку газа, сорвала машину с места и вылетела в завывающий ветер.

В лицо несся тугой напор ледяного воздуха, его холод я чувствовала даже через маску. Приходилось поминутно очищать стекла очков, на которые сразу же налипали тяжелые хлопья снега.

В творящейся вокруг адской кутерьме замешанной на снеге, холоде и ураганном ветре, едва угадывались очертания строений, попадавшихся на пути, ставших теперь похожими на высокие холмы. Мощные фары скутера едва пробивали кромешную темноту, свет их терялся, словно натыкаясь на снежную стену всего в тридцати сантиметрах от источника. Сверившись с картой, я уверенно свернула налево, проехала немного, свернула направо – если верить навигатору, я – примерно в двухстах метрах от нужного дома.

Скутер взметнул столб снежной пыли и замер, светом фар выхватив снежную гору с продавленной вершиной. Я чертыхнулась, похоже, под тяжестью снега провалилась крыша. Карабкаться наверх смысла нет, потеряю слишком много времени. Я сползла со скутера и, отстегнув пробойник от пояса, нажала кнопку зарядки. Вот и первая недоработка. Для того, чтоб включить пришлось стянуть перчатку, кнопка настолько маленькая, что в перчатках на нее нажать просто невозможно.

Пистолет завибрировал в руке, показывая, что готов к применению. Теперь остается навести его на цель и нажать нужную кнопку. Что будет дальше, я знала только теоретически – у меня еще не было времени испытать его в действии. Из излучателя должен появиться красноватый луч и растопить снежную преграду. Луч, как ему и было положено, появился… и практически никакого урона не нанес, разрушив лишь верхний слой снега. Я нажала еще раз, но пробойник даже не подумал изобразить ничего, кроме слабого свечения. Я прорычала ругательства, помянув изобретателей тихим недобрым словом, повесила бесполезный прибор на ручку руля, и закинув баул за плечи, вооружилась обычной лопатой, принялась пробиваться к дому старинным способом – прокапывая себе лаз.

Чтобы докопаться до двери ушло минут двадцать. Разгребать пласты снега походной лопаткой развлечение еще то, а при порывах ветра в полсотни метров в секунду так и вовсе полный экстаз. Я работала, подгоняя себя, задыхаясь от усилий и совершенно не чувствуя холода. До двери я так и не добралась, впрочем, мне вполне сгодилось окно, которое я выбила все той же лопаткой. Ввалившись в дом, зажгла фонарик, укрепленный на плече. Несмотря на ветер и отключенное отопление в доме все еще было достаточно сносно, снег, заваливший жилище, не давал окончательно выветриться теплу. Я стянула маску, обтерла мокрой перчаткой горящее лицо и крутанулась на месте оценивая обстановку. Смотреть, в общем-то было не на что, с потолка свешивалась балка от провалившейся крыши, полностью развалившей чердак, но особого урона первому этажу стихия не нанесла. Пока. Оглядевшись, я поняла, что расположение в доме такое же, как и в моем. Чуланов в доме два – один на чердаке, второй возле кухни. Отгоняя мысль, что мальчишку могли запереть наверху, перепрыгнула через поваленный шкаф, пробралась в кухню и со вздохом облегчения увидела закрытую на висячий замок задвижку. Чтобы сорвать замок много усилий не потребовалось, пара ударов лопатой и замок вместе с задвижкой, слабо звякнув, упал под ноги.

– Есть кто живой? – крикнула я.

Ответом мне была тишина, я пробралась внутрь захламленного чулана, сняв фонарик с держателя высоко подняла над головой, пытаясь осветить все углы сразу. Сердце громко бухало, отдаваясь в ушах неприятным мотивом: «Не успела!». Еще одна балка пробила потолок и теперь преграждала путь.

Я подобралась к преграде и приподнялась на цыпочки, заглядывая за нее. Неосторожно опершись о деревяшку рукой, услышала слабый стон, сперва показавшийся галлюцинацией, настолько хотелось услышать что-то подобное. Поднеся фонарь поближе, и низко наклонившись над балкой, разглядела парнишку, лет четырнадцати, бледного, до синевы, дрожащего, с широко распахнутыми от боли глазами – обе ноги, чуть ниже колен, придавлены тяжелой потолочной балкой.

– Привет, ты Марик? – поинтересовалась я, снимая с плеч баул с костюмом.

Он ответил что-то беззвучное, я смогла об этом догадаться только по легкому облачку пара, вырвавшемуся из приоткрытых губ.

– Меня Аней кличут, но все зовут меня Ах, не возражаешь, я к тебе переберусь? Но нужно будет немного потерпеть, мне придется опираться на балку.

Я постаралась сделать это как можно безболезненнее, но стоило чуть дотронуться до бревна, как мальчишка закричал. Это хорошо, пусть кричит, значит живой. Добраться до Марика оказалось делом непростым, нужно было расчистить строительный мусор, валявшийся вокруг. Сделав это, я мельком ощупала его, убеждаясь, что нет травм серьезней придавленных ног.

– Марик, – позвала я его, вполне удовлетворенная осмотром, – мы сейчас с тобой провернем небольшую авантюру, хорошо? Я приподниму тебя немного и просуну под тебя вот этот костюм, потом мы проденем твои руки в рукава и тебе станет немного теплее, потом я освобожу твои ноги и мы поедем туда, где тепло, договорились?

Сил отвечать у него не было, и он только молча прикрыл глаза. Я расстелила на полу костюм, чуть повернула слабо пискнувшего парня на бок, и просунула под него ткань.

– Вот так, молодец, настоящий мужчина, – похвалила я мальчишку, – а теперь будет немного больно.

Я рывком приподняла Марика на несколько сантиметров, ногой просовывая под него костюм. Марик выгнулся на моих руках и закричал так, что у меня едва не заложило уши. Осторожно расправив под ним комбинезон, я принялась заталкивать его ледяные руки в рукава. Чтобы проделать это мне самой пришлось снять перчатки, руки мгновенно замерзли. Если мальчишка выживет, это будет большой удачей, он уже около полутора часов вынужден лежать на ледяном полу в промерзающем помещении в ожидании помощи. На его лбу выступили крупные капли холодного пота, лицо побелело еще больше, но он как мог, старался помочь.

Справившись с первым этапом своего плана, плотно запахнула его комбинезон и набрала нужную программу обогрева на датчике, вшитом в ткань на груди. Натянув перчатки на озябшие пальцы, я позволила себе несколько секунд отдыха, прежде чем взяться за освобождение ног. Отогревшийся в костюме мальчишка, закрыл глаза, намереваясь уснуть.

– Эй, эй, эй! Ну-ка не спать, – я пошлепала его по холодным щекам, и Марик нехотя открыл глаза, – нельзя спать, ты же не заснул, когда был здесь один.

– Мне было очень страшно, но я почти заснул, – тихо, даже с некоторым упреком пробормотал он, – но пришла ты и меня разбудила, я ведь все равно умру, зачем было меня будить?

– Это кто это сказал тебе, что ты умрешь? – нарочито громко поинтересовалась я.

– Ангел.

– Ты видел ангела и он сказал тебе, что ты умрешь? – переспросила я, дождавшись кивка, усмехнулась и жестоко проговорила, – хреновый у тебя, однако, был ангел и теперь, когда его уволили, твоим ангелом буду я! А я приказываю – не смей спать! Лучше расскажи, что ты хочешь сейчас съесть.

Я осматривала балку, примериваясь, как ее половчее поднять. Отстегнув с пояса надувную подушку-домкрат, покрутила регулятор мощности и чуть не взвыла – регулятор не работал, он был самым гадским образом разбит. Очевидно во время взрыва на шахте, я рухнула на него и теперь домкрат использованию не подлежит. Деревяшка слишком узкая и легкая для выставленной на приборе мощности. Нет, балку-то подушка поднимет, это не вопрос, но подъемная сила, заклиненная на домкрате рассчитана на широкие железобетонные плиты или что-то в этом роде и страшно подумать, что она может натворить в таком хлипком строении. Если и не разнесет все окончательно, то крышу на голову точно обвалит.

Работа предстоит ювелирная. Нужно и мальчишку достать, и дом на себя не обрушить. Ладно, к черту! Плакать поздно. Значит будем извлекать мальчишку по Архимедовски – с помощью рычага, точки опоры и такой-то матери! Можно, конечно, использовать веревку, но поднимать придется на руках, и нельзя забывать, что правая рука года три назад была повреждена и может отказать в самый неподходящий момент, так что… Я расправила кнут и присмотрелась к покореженному перекрытию потолка, примериваясь, за что бы зацепиться. Только бы метража хватило.

Краем уха вслушиваясь в бормотание мальчишки по поводу шоколадного торта и горячего чая, я ударила кнутовищем по тыльной стороне запястья, правую руку оплел жесткий браслет от запястья до локтя, надежно удерживавший кнут, даже если разожмутся пальцы. Я прикинула, сколько нужно места для минимального замаха, чтоб карабин не зацепился, за что попало.

Выбрав нужную позицию, легонько размахнулась, перекидывая полоску выделанной и сплетенной кожи через крепежную балку потолка, каким-то чудом оставшуюся на месте, повисла на ней, проверяя силу крепления. Надеясь, что она выдержит и не сорвется в самый ответственный момент, я обернула два раза свободно болтающийся конец кнута вокруг балки придавившей ноги Марика и щелкнула карабином, надежно закрепляя петлю, затем, освободившись от браслета, присела рядом с мальчишкой.

– Теперь послушай меня парень, – твердо проговорила я, пытаясь передать ему свою уверенность в успехе задуманного мною маневра, – я помогу тебе сесть, потом приподниму балку. Как только ты почувствуешь, что ноги свободны, подтянешься на руках, и я аккуратно опущу балку. Делать все надо очень быстро – она очень тяжелая и долго удерживать ее я не смогу. Ты мне поможешь?

– А у меня получится? – с сомнением спросил он.

– Конечно, получится, ты же сильный, взрослый мужчина, и еще тебя ждет твоя сестренка, как она будет без тебя, если не получится?

Марик кивнул, проникаясь моей уверенностью, я помогла ему сесть. Морщась и дрожа от холода и боли, парнишка отвел руки далеко назад упершись ладонями в припорошенный снегом пол. Я удовлетворенно кивнула и, поднявшись, снова укрепила кнутовище на руку.

– На счет три, – скомандовала я, – и… раз, два, три!

Я обернула и без того надежно пристегнутый к руке кнут вокруг запястья, уперлась ногами в пол, чувствуя, что мне отчаянно не хватает силы и веса. Распаляя себя гневом на неподатливый кусок дерева, качнулась назад, отвоевав несколько миллиметров. Рыча под нос матерные слова, усилием воли заставила согнуться колени, повисая на кнуте всем весом и жалея обо всех не съеденных мною за жизнь сладостях, лишний пяток килограмм мне бы сейчас ох, как не помешал!

Крепко уперлась пятками в неровный пол. Эх… И еще один маленький шажок назад. Эх, да пошла бы ты… И она пошла! Повинуясь моей злости и настойчивости, скрипя обломанным краем по стене, огромная потолочная балка начала нехотя подниматься, а я продолжала сражаться с ней, как солдат в осажденном городе, за каждый миллиметр, отвоевывая по микрону Марику пространство для маневра.

Горячий пот тек по спине, прогоняя холод, едкими струями заливал глаза. Из всех звуков остался лишь оглушающий там-там крови, бухающей в голове. Догадавшись, что подняла балку достаточно, чтобы мальчишка сумел высвободиться, а он сидит, зачаровано глядя на мой неравный бой. Я подстегнула его решимость диким рыком, вырвавшимся, казалось, откуда-то из нижних отделов легких:

– Пошел, мать твою в перехлест через обе ноги! Двигайся! Убью, сучий потрох!

Марик вздрогнул и с тихим всхлипом подтянулся на отведенных назад руках. Увидав, что его ноги свободны и находятся в нескольких сантиметрах от балки, позволила себе расслабиться и проехалась на кнуте, увлекаемая падающим на пол бревном. Повисела несколько секунд, давая себе отдохнуть, и даже всхлипнула от радости, что все удалось. Каждая мышца подрагивала и горела после неимоверного напряжения. Рокочущий в ушах шум немного успокоился, и я смогла поднять левую руку, вытерла шершавой перчаткой пот, струящийся по лицу. Ну, отдохнули и будя!

Скрутив кнут и вернув его на законное место на поясе, я занялась Мариком. Ноги его были переломаны, а я так торопилась на помощь, что не взяла с собой рюкзака, да и не нужен он мне. С болью, раздирающей мальчишку я справилась при помощи портативной аптечки, а шинами для переломанных голеней послужили найденные среди строительного мусора палки. Надежно укрепив шины обмотав их веревкой, которую, немного сожалея, пришлось разрезать пополам, расстегнула штанины костюма Марика и упаковала его, как рождественский подарок. Теперь предстояло вытащить мальчишку из этого дома, беспомощно содрогающегося под яростными порывами все набирающего силу ветра.

Я подхватила парня под мышки, взвалила на плечи и, низко пригибаясь под его тяжестью, побрела прочь. Марик пытался держаться мужественно во время этой пытки, но все равно заскулил, не сумев сдержаться. Впрочем, я была ему за это вдвойне благодарна – спасибо, что не орет благим матом на ухо; спасибо, что скулит, подтверждая, что жив.

На то чтобы выбраться с тяжелой ношей на плечах, потребовалась раза в два больше времени, чем забраться сюда одной, несмотря на то, что расчищенный в снегу коридор еще не успел обвалиться. Молитесь, Анна Дмитриевна, как за себя, чтоб мотор скутера завелся! На выходе из тоннеля я приостановилась, натягивая на лицо маску, не хватало еще хапнуть ледяного воздуха и заполучить простуду. У меня пока нет времени болеть. Достаточно пришедший в себя Марик, растянул губы в слабой улыбке и последовал моему примеру.

Покинув относительную безопасность дома, мы снова оказались во власти обжигающего холодом ветра и колкого снега, оглядевшись, я обнаружила, что скутера нет. Сердце на миг провалилось куда-то под землю, но тут же главенство взял холодный рассудок – спасательский скутер специально утяжеленная машина, чтобы его могло унести ветром за просто так. Значит, машину всего на всего припорошило снежком.

Нежно опустив Марика в снег, извлекла из кармана ключи, нажала на кнопку брелка, пробуждая умную электронику, показавшую в маленьком окошке точное место нахождения скутера. Вон тот неприметный холмик в паре метров от меня и есть мой железный друг.

Откопав машину, подтащила к ней Марика и, устроив его впереди себя, для надежности пристегнув ремнями, повернула ключ в замке зажигания. Под кожухом раздалось тихое шипение, но мотор и не думал заводиться. Я с ужасом подумала, что будет с нами, если скутер откажется работать, в чем упрекать его, однако, не посмеет никто – на такой холод ни один хозяин даже раба своего не выгонит, не то что собаку!

Я судорожно вздохнула и повторила маневр, мотор немного помолчал, словно раздумывая, и издал ровное довольное урчание, напоминая объевшегося кота. Я подняла лицо навстречу метели, задохнувшись под напором ветра, потом медленно подняла вверх правую руку, согнув ее в локте ударом кулака левой. Этим незамысловатым и понятным многим поколениям прошлых и будущих моих соплеменников жестом, выражая свое отношение к стихии, на меня обрушившейся и жалевшей меня сломить. А вот черта с два! Слышишь?!

Целью всей жизни стало пробиться сквозь буран к высоким воротом убежища, надменно возвышающимся над поверхностью планеты. Ничего не было видно, кроме валивших ледяных хлопьев. Вести машину пришлось не только вслепую, но и выключив мощный фонарь, луч которого только слепил вовсе не разгоняя тьму. Я неотрывно смотрела на монитор карты в нужном месте поворачивая руль.

Последние метры показались самыми тяжелыми, будто не машина, а я волокла нас на своей спине. Мало того, что надо самой не слететь под особо сильными порывами ветра, так еще и поддерживать отяжелевшее тело Марика, который, не выдержав напряжения, позволил себе роскошь потерять сознание.

До ломоты стискивая зубы, я вела машину на полной скорости прямо в широко распахнутые двери укрытия. Встретили. Остановили. Стащили, с усилием разжимая пальцы, стискивающие руль, осторожно подняли Марика и унесли вглубь спасительной теплоты просторного яркоосвещенного помещения. Ворота с лязгом закрылись и лишь теперь, оказавшись в безопасности, я почувствовала смертельную усталость, а нагретый воздух, прикасаясь к замерзшим щекам, казался почти раскаленным. Я сидела на полу, опираясь спиной на еще не остывший скутер. Никто из людей, работавших со мной последний месяц не подходил ко мне, зная, нельзя трогать, пока сама не отойду. Этот негласный запрет нарушил отец, подошедший и резко поднявший меня на ноги.

– Все, ты улетаешь со мной! – прорычал он мне в лицо, сверля меня взглядом наполовину свирепым, наполовину испуганным.

– А не пошел бы ты…

И, немного помолчав, добавила несколько витиеватых и красочных слов, сообщая отцу, куда нужно идти, и где надеюсь увидеть его в ближайшие несколько лет моей жизни.

– Аня, так жить нельзя, – с укором пробормотал он.

Но я уже не обращала на него внимания, резким движением вырвавшись из его рук, разглядывая стоящих рядом людей. В пейзаже явно кого-то не доставало. Я огляделась еще раз, вертя головой и рискуя свернуть себе шею, надеясь увидеть его в каком-нибудь углу, и уже зная, что его здесь нет.

Сердце, успевшее возвратиться на свое законное место, сжалось до вполне ощутимой боли, а затем рухнуло так глубоко, что отыскать его невозможно. Внизу живота свернулся тугой клубок ужаса, а из горла, помимо воли, вырвался истеричный крик:

– Где Зак???

– Аня, успокойся, – мягко проговорил Ратар, отнеся мой крик на счет пережитого, – он где-то здесь и мы его сейчас отыщем.

– Да, – подхватил его слова Патрик, – я видел его каких-то пятнадцать минут назад.

– Где ты его видел? – потребовала я ответа, пытаясь убедить себя, что все по-прежнему хорошо, а я, как любая истеричная женщина, нагоняю зазря на себя страху.

– Да здесь он слонялся, в ангаре, все на часы поглядывал, нервничал, что ты не возвращаешься, а потом, видно, ушел куда-то…

– Калитка… она была закрыта? – севшим до хрипоты голосом выкрикнула я.

– Я отходил на несколько минут, а когда вернулся… – ужас понимания промелькнул в его глазах, Патрик замолчал, а мне продолжения и не требовалось.

Круто развернувшись и не обращая ни на кого внимания, направилась к калитке в воротах. Зак, маленький, глупый, смелый Зак. Я совершенно забыла о времени, а ты все помнил и пошел меня искать. Боже, сделай так, чтобы он не далеко ушел! Боже, я никогда у тебя ничего не просила. Я всегда справлялась сама. Но, черт тебя дери, помоги мне!

Ветер заметно ослаб и не так яростно пытался свалить с ног, но в этом ничего хорошего нет! Это означает, что прошел только первый, и далеко не самый страшный, этап шторма, и теперь коварная стихия, словно отдыхала перед следующим еще более яростным напором. Вот когда узнаем почем фунт лиха! Такие минуты затишья могут длиться от пяти минут до получаса, сколько у меня времени, я боялась даже подумать. Ну, Аня, или жить, или погибать, но только вместе. Замерзать не страшно, уснешь и все.

По бедра утопая в снегу, добралась до растянутого троса, хорошо видя глубокие следы оставленные Заком, их еще не успел занести снег. Но здесь пространство огороженное, а дальше открытое, так что полагаться на подобную удачу дело зряшное. Я сняла с пояса прибор для поиска по тепловому излучению. Отыскав в снегу трос, пошла вдоль него, скользя перчаткой по обледенелому проводнику. Еще пара шагов и следы теряются. Я сделала эти пару шагов, оглянувшись назад и поняв, что отдалилась от базы уже метров на тридцать. Споткнулась, повиснув на ослабевшем тросе, попыталась подняться, цепляясь за него, в панике обнаружила в руках оборванный конец.

– Зак! – заорала я, срывая маску, стараясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни на нетронутом зеленом поле.

– Зак, отзовись!

Молчание. Чувствуя, как глаза обожгли злые слезы я прошла еще чуть вперед, обшаривая взглядом спокойную долину на которую падал равнодушный снег. Да где же этот гадкий мальчишка?! Я убью его! Я притащу его в укрытие и нарежу из его спины коллекцию ремней! Боже, помоги мне найти его! Я отправлю его к Низе! Я пристегну его наручниками к батарее и забуду куда положила ключи! Я упеку его в приют! Боже, помоги! Хоть живого, хоть мертвого, мне уже все равно, лишь бы найти. Еще пару шагов. Отведенное время убегает со скоростью межпланетного корабля.

– Зак! – голос, натыкаясь на падающие снежинки, комкается и не улетает так далеко, как хотелось бы.

На последний призыв отозвался противным писком прибор, зажатый в руке. Я посмотрела на окошечко определителя, показывающего, сколько осталось до объекта излучающего тепло, совсем рядом. Два шага левее. Теперь прямо. Как же далеко он успел отойти! Полшага вправо и прибор взвизгнув, замолчал, мигая бледно желтым пятном, отдаленно напоминающим человеческое тело. Цвет нормального человека – красный! Сунув прибор за пояс, принялась руками разрывать снег, обшаривая все на метр вокруг. Я углубилась сантиметров на двадцать не меньше, прежде чем обнаружила сжатую в кулак ладонь.

На то, чтобы выкопать мальчишку, ушло не больше двух минут, руки работали как заведенные, хотя несколько минут назад казалось, что и пальцем пошевелить не смогу. Очистив от снега лицо Зака, прижалась губами к его ледяной щеке. Веки парня дрогнули, но не открылись. Его надо согреть, во что бы то ни стало!

Я сорвала с рук перчатки и принялась расстегивать верхний комбинезон, не видя никакого другого способа отогреть Зака. Мгновенно замерзшие, почти до обморожения, пальцы отказывались повиноваться, но я продолжала рать ремни и застежки. Освободившись от одежды, принялась заталкивать в нее Зака, как ребенок заталкивает большую куклу, в слишком маленькое платье. Из глаз непрерывным потоком текли слезы, повисая ледышками на ресницах. Кое-как упаковав парня, включила терморегулятор на полную мощность и принялась колотить мальчишку по щекам, заставляя его вынырнуть из одуряющего смертельного сна.

– Проснись же ты, – с отчаянием кричала я, – ты же большой и сильный, я тебя не дотащу! Зак, мне нужна твоя помощь, ты меня слышишь?! Нам нужно убираться отсюда, температура падает!

Когда щеки Зака приняли пунцовый оттенок, веки его дрогнули и на меня уставились почти осмысленные голубые глаза.

– Аня…

– Зак, поднимайся, нам нужно идти.

– Не могу, – глупо улыбнулся он, – ноги совсем замерзли.

– Вставай, черт бы тебя побрал! – заорала я, потянув его на себя.

Пинками и угрозами я заставила его подняться, и потащила к убежищу. Ветер снова начал крепчать, а снег, казалось, пошел еще сильнее, чем раньше, отгораживая нас плотной стеной от всего остального мира и от живительного тепла. Я плелась под усиливающимися порывами ветра, взвалив на себя Зака, принуждая его передвигать ногами. Нижний комбинезон, несмотря на всю устойчивость к холоду, не спасал от порывов ветра, который беззастенчиво забирался под одежду, грозя обморозить все, до чего мог дотянуться. Скулы свело в закоченевшую маску, а пальцев я уже давно не чувствовала ни на руках, ни на ногах, равно, как и самих конечностей, но все же усилием воли заставляла себя двигаться вперед.

Сильный шквал ветра кулаком ударил в спину и свалил с ослабевших ног. Стоя на коленях по грудь в снегу я заставила себя подняться и продолжить наш нелегкий путь. Шаг и еще. Уже совсем рядом. Шаг. Следующий порыв ветра нагнал нас и оказался сильнее предыдущего. Я упала лицом в снег, придавленная телом Зака. Замерзнет. На последнем рывке выползла из-под него, и сама легла сверху, обняв голову мальчишки согнутыми в локтях руками, стараясь сохранить для него нагретый дыханием воздух. Я умру, это ясно. Но нас уже ищут, так пусть хоть его найдут живым.

«Похоже, мое время истекло, – отрешенно подумала я, не открывая глаз и ничего толком не испытывая, – Никто не придет. Зака жалко, не донесла мальчишку». Но мне уже было все равно, глупо было скандинавам выдумывать ад холодным. Хотя, в этом есть свой смысл – сначала оно всегда больно. Но замерзать не страшно – уснешь и все…


Темно и холодно. Пальцы закоченели, и согреть нечем, огня не добыть. Дышать трудно. Туман. Я иду, куда – не знаю. Но идти надо. Падаю, острые камни больно ранят уставшие ноги. Поднимаюсь и снова иду. Мне надо идти. Где-то там должен быть свет. А где свет, там и тепло, там жизнь. В голове бьется одна единственная мысль: «Вперед, только вперед!» Шаг и еще. Надо! Мокрые камни скользят под ногами, где-то внизу журчит вода. Шаг и еще. Где раз, там и два. Шаг. Нога не находит опоры, твердь предательски ускользает. Я падаю. Все вниз и вниз. В груди бьется немой крик, я открываю рот, но звук застревает в горле, комкается и ломается, как весенний лед под теплыми пальцами. Все!…

Загрузка...