Часть 3 Голоса из зазеркалья

Диалог

Она стоит у зеркала и плачет. Я сижу в кресле и улыбаюсь.

Я всегда говорил ей не оборачиваться назад, не смотреть в прошлое, но она только этим и занимается. Она — это хорошенькая девушка 20-ти лет с голубыми глазами и длинными русыми волосами. Мужчины сходят от неё с ума. Я даже иногда ревную.

— Я выхожу замуж, — произнесла она, глядя на своё отражение в зеркале.

Я знаю.

— Он — богатый человек.

— Я знаю, — снова повторил я. — Только ты никогда не будешь счастлива с ним.

— Только я никогда не буду… — вторила она мне. — Но это не играет роли. Я ведь не могу выйти замуж за того, кого я любила, люблю и буду всегда любить. Это ведь всего лишь мечта…

Я знаю её, как самого себя.

— Ты всегда была странной девочкой! Ты думаешь, что человек любит только раз? Если он не любит тебя, ты выйдешь замуж за другого шутки ради? А что, если появится кто-то третий?

Она молчала.

Я всегда был рядом с ней. Она подрастала на моих глазах, я восхищался её красотой. Помогал ей учиться ходить, рассказывал на ночь сказки. Она, увы, этого не помнит!

— Всё уже решено. Я выхожу замуж! Да! Это лучший способ забыть мою настоящую любовь…

— Ну и глупая ты девочка! Ты же пожалеешь об этом, — с грустью произнёс я. — Не делай этого. Я в своей жизни наделал много ошибок, поверь. Мне бы хотелось, чтобы твоя судьба оказалась посчастливей моей.

Я всегда был тем единственным, с кем она делилась своими печалями и радостями. Я давал ей мудрые советы, но она никогда не следовала им. Она не ценит мою помощь.

— Нет, — вдруг решительно сказала она. — Ещё не совсем всё решено. Ведь я могу умереть. Уж лучше я умру! Что теперь значит для меня Жизнь? Весь мир вокруг? Кто у меня есть? Что мне осталось? Никого, ничего, я — одна… Я никому не нужна…

— Ты, как обычно, забываешь обо мне! — недовольно пробурчал я. — Я же — здесь! Я — с тобой! Ты не понимаешь, что значит мир вокруг, что значит Жизнь! Ты можешь смотреть ночью на прекрасное звёздное небо, слушать песни соловья, чувствовать сердцебиение природы, её запах. Ты можешь ощущать все предметы вокруг тебя, в конце-то концов!

— Если выбирать, так, по мне, всё-таки лучше — смерть! — воскликнула она.

— Глупышка! Ты так ещё ничего и не поняла в этой жизни! Смотри, она преподаст тебе урок!

Она обернулась ко мне.

— Я сейчас же покончу собой!

Она достала из ящика много разных таблеток и бросила их в стакан с водой. Я смотрел на неё и улыбался. Когда-то я тоже был максималистом.

— Ты никогда не сделаешь этого, дорогая, пока я рядом!

— Я сделаю это, и они все горько пожалеют… — сказала она решительно и протянула руку к стакану.

Но стакан выскользнул у неё из рук, упал и разбился. Я рассмеялся.

— Тогда я выброшусь из окна! — решительно вскрикнула она.

Она попыталась открыть окно, но тщетно — замок заклинило.

— Ах так? Тогда…

Ну и дурочка же она у меня! Я всегда говорил ей об этом. Но она никогда не прислушивается к моим словам! Она не стала бы слушать меня, наверное, даже если бы она могла…

Я бы показал ей настоящую жизнь и её ценности, если бы мог…

Я бы рассказал ей всю правду и открыл истину, если бы…

Если бы я не был… призраком.

Но облегчило бы это знание её жизнь или сделало её бесцельной? — интересно мне знать…

1997

Художник

«Qui pignitflorem non pignitflores odorem»

Он влюбился в неё с первого взгляда. Она была очень красивой, возможно, самой красивой из всех, кого он когда-либо рисовал. Они познакомились случайно: он, как обычно, сидел напротив маленького ресторанчика в центре города, ожидая, когда кто-нибудь закажет у него свой портрет.

И вот появилась она. Он нарисовал её, портрет ей понравился, она поблагодарила Художника и ушла. Почему он тогда так и не посмел её остановить? Она показалась ему слишком красивой? А, может быть, её вообще не существовало в земной реальности, и он придумал её сам?

Дома Художник пытался нарисовать девушку по памяти, но тщетно: то не получалось выражение глаз, то она улыбалась ему с какой-то жестокой усмешкой, то розы в её руках казались слишком неестественными.

Так проходил день за днём, а девушка не выходила у него из головы: она снилась ему, манила за собой, смелась и исчезала. Иногда Художнику даже казалось, что она наблюдает за ним из зеркала…

* * *

Через полгода Художник всё же нарисовал её портрет таким, каким он его видел. Портрет получился великолепным, казалось, что с него на вас смотрит живая девушка, и что она вот-вот сделает шаг вам навстречу и попросит поставить её розы в вазу.

Художник повесил портрет на самом видном месте в своей комнате — на стене напротив зеркала. Это была лучшая работа в его жизни. И все, кто приходил к нему в гости, не могли не похвалить его за мастерство.

* * *

Но однажды в гости к Художнику зашёл его Учитель, который, в отличие от Художника, был давно знаменит. Заметив на стене портрет Незнакомки, он не мог не признаться себе самому, что работа прекрасна, а ученик превзошёл его в мастерстве. Но Учитель не привык хвалить кого-либо, поэтому, усмехнувшись, он едко произнёс:

— У этих роз нет запаха…

* * *

После ухода важного гостя Художник снял портрет со стены, чтобы немедленно уничтожить его.

— Они все льстили мне… Я никогда не смогу создать ничего стоящего… Никогда…

Он вытащил портрет из рамы и с остервенением порвал его на мелкие кусочки. И в это же мгновение раздался оглушительный звон битого стекла — зеркало, висевшее в комнате, рассыпалось на тысячу осколков, собрать которые воедино не представлялось возможным даже самому великому Магу.

24 июня 1994

Кофе

Я сидела в офисе и писала одно важное письмо, когда в очередной раз зазвонил телефон. Взволнованный женский голос попросил Владислава Петровича.

— Простите, а кто его спрашивает? — как обычно поинтересовалась я.

— Это его жена…

Я попыталась не выдать своего удивления и сохранить хотя бы внешнее спокойствие. Во-первых, она всегда звонила ему на мобильный, никогда — по городскому. Во-вторых, сегодня всю первую половину дня он находился на переговорах в банке. Разве она не знает? Но времени на размышления у меня не было.

— Здравствуйте, Марина! Владислав Петрович с утра — в банке на переговорах, не уверенна, что он появится в офисе. Что-то случилось?

— Да… — всё так же взволнованно произнесла она.

— Я звонила ему на мобильный, но тот отключен. Я оставила сообщение на автоответчике. У нас сработала сигнализация в квартире. Мне сказали, что я должна приехать, но мне страшно…

Я не знала, как отреагировать, поэтому озвучила первое, что пришло в голову:

— Переговоры закончатся не раньше обеда… Но он прослушает ваше сообщение и приедет. Я, конечно, тоже могу ему позвонить, но если телефон отключен…

— Вика, может быть, вы смогли бы подъехать ко мне? Мне страшно одной… Пожалуйста!

Они жили недалеко от офиса.

— Хорошо, — согласилась я. — Приеду, где-то через полчаса.

— Я буду ждать у подъезда. Спасибо! — Марина облегчённо вздохнула.

Я позвонила ему, но, конечно же, включился автоответчик. «Мне звонила твоя жена, Влад. Попросила приехать. Я поехала к вам домой. Пока!»

* * *

Она ждала меня у подъезда.

— Здравствуйте, Вика… Мне так неловко… Я встретила нашего соседа, и он помог мне разобраться с этой проклятой сигнализацией. В общем, всё хорошо, она просто случайно сработала почему-то… Простите, что оторвала вас от дел…

— Нет-нет, ничего. Я рада, что всё обошлось! Честно говоря, я не очень-то разбираюсь в сигнализациях…

Я уже собиралась повернуться и уехать, как она остановила меня.

— Вика, мне так неудобно перед вами. Может быть, вы зайдёте? Попьём кофе… Я вас чем-нибудь вкусненьким угощу, — попытавшись улыбнуться, предложила она.

— Ну что вы! Мне совсем не трудно было приехать, — соврала я, выжимая улыбку.

— Нет-нет, пойдёмте, пойдёмте! Раз уж вы здесь…

Я не очень-то горела желанием заходить в их дом, хотя никогда раньше там не бывала. Ещё больше меня смущала перспектива предстоящего разговора. Пару лет назад, когда мы с Мариной познакомились, я пыталась говорить с ней на общие темы, но, как выяснилось, и на них-то говорить нам особо было не о чем, к тому же я боялась сказать что-то «не в кассу», поэтому мы пили кофе и молчали. Но она уже буквально втащила меня в подъезд.

Мы зашли в квартиру. Марина пригласила меня на кухню. Я без особого любопытства осматривалась по сторонам, пока она готовила кофе. Она была почти вдвое старше меня. На фотографии в рамке на рабочем столе Влада она выглядела гораздо моложе и симпатичней. Правда, и я не тешила себя мыслью о том, что лет через двадцать не изменюсь в худшую сторону.

— Как у вас дела? — вдруг спросила она.

«Интересно, кого она имеет в виду, произнося местоимение „вас“» — мелькнуло у меня в голове.

— На работе всё по-прежнему, — попыталась нейтрально отреагировать я.

— Владислав Петрович сказал мне, что намечается командировка в Германию.

— Да, но немцы пока ещё не прислали приглашение.

Мы сидели за столом и пили кофе. Периодически она бросала взгляд на часы.

— А когда у него должны закончиться переговоры?

— Я не знаю, но, наверное, скоро…

Мне казалось, Марина нервничала. Возможно, она хотела высказать мне всё, что про меня думала, но понимала бесперспективность этого занятия.

Через какое-то время, поговорив про их дачу, я почувствовала внезапную резкую боль в желудке и в очередной раз вспомнила о совете врачей забыть про этот замечательный напиток. Видимо, боль отразилась на моём лице, и Марина тут же спросила:

— Вика, вам плохо?

— Нет-нет, — прошептала я, уже теряя сознание и медленно опускаясь на пол.

* * *

— Пойдёмте в комнату? — послышался откуда-то из-за спины её ледяной голос.

Мы прошли в гостиную. Она встала у окна и произнесла, не глядя мне в глаза:

— Вика, зачем он был вам нужен?

— Кто? — я попыталась сделать вид, что ничего не понимаю.

— Мой муж… Теперь вам уже нечего бояться и… нечего терять… — как-то опустошённо произнесла она.

— Я не знаю, что вам ответить…

Я знала, что ей ответить. Я его любила. Не за что-то. И именно поэтому мне было всё равно, кем быть рядом с ним. Любил ли он меня? Не знаю. Я никогда не просила его развестись с женой. Я просто пыталась о ней не думать. Мне было стыдно. Я переживала и никогда не желала ей зла. Мне было её жаль, и я жалела его, понимая, что он привык к ней и привык ко мне, то есть привык к нам обеим. Но поверила бы она мне, если бы я сказала ей правду?

— Бог всё видит, Вика. Он должен был наказать вас. Он видел, как я страдала.

— Все страдали… — констатировала я.

— Я вас ненавидела! Но Бог должен простить меня! Простить за то, что я сделала… — она вдруг стала всхлипывать, как маленький ребёнок.

— А что вы сделали? — удивилась я, и предчувствие чего-то страшного внезапно закралось в моё сердце.

Она заплакала.

«Господи, где же Влад?!» — я хотела, чтоб он поскорее приехал и забрал меня отсюда.

— Я знала, что он никогда не расстанется с вами! Как бы я ни просила его, как бы ни угрожала ему. Но я не хотела его отпускать!

— Успокойтесь, пожалуйста, — я не знала, что ей говорить.

— Я не могла так больше жить! Он должен был потерять нас обеих!!!

Внезапно мы услышали, как кто-то бежит по лестнице, хлопнула входная дверь, и раздался крик запыхавшегося Влада:

— Вика, Вика!!! Ты здесь?

Марина прекратила рыдать и застыла в молчании, повернувшись лицом к окну. Я побежала в коридор:

— Влад, как хорошо, что ты приехал!

Он как будто не слышал меня. Я увидела, как он быстрыми шагами направляется к кухне.

— Мы — здесь! — снова крикнула я, но он даже не обернулся.

Я последовала за ним. Он стоял у приоткрытой двери на кухню спиной ко мне. Я подошла и обняла его.

— Наконец-то ты приехал, — прошептала я. — Может быть, ты сможешь успокоить её…

— Марина!!! Как ты могла… — произнёс он, не поворачиваясь ко мне.

Его жена подошла к нам и прошептала, всхлипывая:

— Бог должен меня простить…

Я стояла между ними и тщетно пыталась понять, что же произошло. Влад развернулся, хлопнув перед моим носом дверью на кухню, и, не обращая на нас никакого внимания, стал ходить взад-вперёд по коридору, судорожно набирая на ходу какой-то номер на телефоне.

— Влад, что случилось?! — ничего не понимая, воскликнула я.

— Это «скорая»? — спросил он, наконец, дозвонившись.

— Какая ещё «скорая»?! Что с тобой? — закричала я ему на ухо.

— Он не слышит нас… — печально произнесла Марина.

— Пожалуйста, срочно приезжайте… Две женщины… Кажется, отравление…

— Я всё рассчитала, Влад, — похлопав мужа по плечу, произнесла Марина. — Уже слишком поздно…

май 2002

Встреча

В глубине тёмного парка почти ослепший старик, сидящий на скамейке, заметил красивую девушку лет двадцати в белых одеждах. Она шла в сторону моста, смотря себе под ноги. Старику показалось, что он уже видел её когда-то. Девушка приблизилась к нему, и он окликнул её:

— Что ты здесь делаешь так поздно?

— Я ищу мужчину.

— В этом парке?

— Я уже давно ищу его повсюду и никак не могу найти…

— Ты очень красивая, но почему ты такая грустная? Он тебя обидел?

— Да.

— Какой нехороший человек! Я бы ни за что не обидел такую красавицу, как ты…

— Вы уверенны?

— Конечно. Но я уже ужасно стар. А вот когда я был молодым, у меня было много девушек. Послушай, если хочешь, я могу составить тебе компанию — прогуляться с тобой вон до того моста. Когда-то я назначал на нём свидания девушкам. А пока мы до него дойдём, ты поделишься со мной своим горем, и тебе станет легче. Вот увидишь! Помоги мне подняться, пожалуйста. Дай мне руку!

Девушка спрятала руки за спиной и отрицательно покачала головой.

— Ты боишься меня?

Девушка неуверенно пожала плечами.

— Что плохого может сделать тебе такой дряхлый старик, как я? Ну хорошо, я поднимусь сам. Пойдём.

Они медленно брели к мосту.

— Мне кажется, я встречал тебя в своей жизни…

— Возможно…

— Но я так стар, что уже и не вспомню, ни когда это было, ни где это было… Расскажи мне свою историю, возможно, я смогу тебе как-то помочь… Что тебе сделал тот человек?

— Ничего особенного. Постоянно говорил мне неправду. Всегда что-то обещал, что-то очень важное, хотя я и не просила его об этом, и я верила ему и ждала… Каждый раз он придумывал причину, по которой очередное обещание не выполнялось… Он смеялся… Я любила его… У меня не было никого из близких, кроме него… А он просто играл… Он причинил мне столько боли, что мне расхотелось жить… Свет померк у меня перед глазами…

— Этот негодник не стоит твоей смерти! Такие люди, как он, заслуживают наказания.

— Вам так кажется?

— Безусловно. Ты ещё юная, найдёшь себе другого! Знаешь, я всё думаю: где я мог тебя видеть? Я уже почти совсем ослеп… Давай постоим чуть-чуть здесь. Как-то мне нехорошо…

Они остановились посередине моста.

— Почему ты всё время смотришь себе под ноги? — с грустью произнёс старик. — Жизнь так прекрасна! Подними голову! Посмотри на этот мир широко открытыми глазами! Ну… посмотри на меня! Я хочу увидеть, какого цвета твои глаза!

— Это невозможно… — печально ответила девушка.

— Почему? — поинтересовался старик и почувствовал внезапную резкую боль в груди.

— У меня их нет… Как, впрочем, и меня самой…

Старик схватился рукой за сердце — он задыхался и, корчась от боли, медленно опускался вниз.

— Я искала того мужчину… — ледяным голосом произнесла девушка и, когда старик издал свой последний вздох, добавила: — Наконец-то я его нашла…

10 июля 2000

Желание

Было ужасно душно, судя по термометру, за окном -34 °C. Я с трудом переносила жару, хорошо, что в машине — кондиционер. Мы приехали на речку утром, чтобы искупаться.

— Жизнь течёт так же быстро, как эта река, — печально сказал он, обнимая меня. — Что бы ты хотела ещё успеть в ней?

Я лежала на спине, зажмурив глаза, а он нежно гладил меня сорванной травинкой.

— Оказаться с тобой в Париже…

Нас обоих многое связывало с городом «влюблённых», но мы никогда не были в Париже вдвоём, только каждый сам по себе и в разное время.

— Обязательно… Только не сегодня…

— Завтра? — засмеялась я.

— Может быть… Знаешь, куда мы идём сегодня вечером? — спросил он и, не дожидаясь и без того понятного ответа, продолжил: — Сейчас мы покупаемся, потом пообедаем, потом поедем гулять в Кусково, потом в театр на «Жизель», а потом…

Я поняла: такая «бурная» программа вызвана понедельничной ссорой. Он хотел загладить свою вину. Я уже давно говорила ему про Кусково, а на «Жизель» он водил французов и теперь, чтобы мне не было обидно, купил билеты именно на «Жизель».

Я вздохнула и поинтересовалась:

— Так что же потом?

— А что ты хочешь потом?

Я вдруг почувствовала каким-то шестым чувством, что именно сегодня сбудется одно моё странное желание — ещё никогда за «совместную» жизнь мы не оставались вместе до утра…

Мы гуляли в усадьбе Кусково. Обойдя дворец и прослушав благотворительный концерт, мы посетили выставку в Оранжерее и пошли по направлению к Гроту. По дороге мы остановились у итальянского домика.

— Зайдите, не пожалеете! — позвала нас радушная хозяйка-билетёрша. — Домик очень маленький, но уютный, я загадаю вам загадку графа Шереметева, и если вы её отгадаете…

На небольшом металлическом дереве нам предстояло найти три гусеницы, которые спрятались в листиках. Две я увидела сразу, а вот с третьей оказалось сложнее. В конце концов, я отыскала и её.

— Теперь загадайте желание! Уверяю, каким бы оно ни было, оно обязательно сбудется! — улыбаясь, предложила женщина.

— Хочу, чтобы мы завтра оказались в Париже, — произнесла я серьёзным голосом и… засмеялась.

В театре мы сидели в шестом ряду на тринадцатом и четырнадцатом местах. Такое странное совпадение несчастливых чисел 6 и 13 меня мало волновало, — сегодняшний день казался одним из самых счастливых дней нашей жизни — с утра до вечера (или до следующего утра?) мы были вместе.

Мы ехали по городу по направлению к старому-старому дому, где он когда-то жил. Было уже очень поздно, и я поняла, что Париж — Парижем, а моё давнее «странное» желание сбудется.

В квартире нас встречала нестерпимая духота, но он сказал, что окна лучше не открывать. Для «конспирации». А то вдруг соседи испугаются, что кто-то залез в квартиру через окно и вызовут милицию?

— Мне безумно хочется спать… — произнесла я, зевая.

— Малыш устал, — констатировал он, нежно расстегивая молнию на моём платье. — Давай только сначала выпьем чаю? Не зря же я купил к нему что-то очень и очень вкусное? Здесь, правда, нет электрического чайника, придётся немного подождать…

Я устало кивнула, закрывая глаза. Он пошёл на кухню. Я повесила платье на спинку стула и в полудрёме побрела за ним. Он встал у плиты и задумался:

— Здесь газовая плита, а у меня дома — электрическая, и я даже не помню, где тут спички…

— У меня тоже электрическая, — пробормотала я, засыпая прямо на ходу.

— Где же спички, где же, где же… — размышлял он вслух, напевая.

Я обняла его, повиснув на шее в бессилии, и прошептала:

— К чёрту чай! Спа-а-ать……………..

* * *

Я очнулась, посмотрела на часы, лежавшие на тумбочке у кровати, и ужаснулась — не может быть, чтобы я так долго спала! Я молниеносно переместилась на кухню. Он стоял у окна.

— Слушай, прости! Почему ты не разбудил меня? Тебе же надо было рано утром ехать на дачу? — воскликнула я.

Он как-то странно на меня посмотрел и спросил:

— Как ты спала? Что тебе снилось?

Я вдруг вспомнила, что мне снился какой-то кошмарный сон.

— Я задыхалась, летела в пустоте по какому-то чёрному туннелю…

— И в ушах раздавался грохот и скрежет… — тихо и печально добавил он.

— Да, кажется. Откуда ты знаешь? Я плакала во сне?

— А как ты себя сейчас чувствуешь? — спросил он, по-прежнему стоя у окна.

— Моё желание сбылось! И мне так легко, спокойно, так хорошо… Я — самая счастливая женщина на свете! — я улыбнулась, подошла к нему и прижалась щекой к его щеке.

— Прости меня… — прошептал он мне на ухо.

— За что? — я не понимала, о чём он говорит.

— Я никогда не говорил, что люблю тебя. Так вот: я тебя люблю…

«Видимо, что-то действительно произошло, раз он сказал мне это…» — промелькнуло у меня в голове.

— Никто не поверит, кроме тебя… — как-то обречённо произнёс он. — Хотя теперь это уже и неважно…

— Что произошло? Что с тобой? — я провела рукой по его щеке.

— Я всегда боялся, что ты… А вчера… — он снова замолчал, ему было тяжело говорить.

— Я люблю тебя, — сказала я, стараясь успокоить его, и напряжённо соображала, к чему он клонит. — Давай я поставлю чайник…

Он попытался остановить меня жестом, но я уже подошла к плите. Я поднесла руку к включателю ближайшей конфорки и замерла: та была включённой, но огня НЕ БЫЛО…

— О, нет! — вскрикнула я от внезапно пронзившей меня мысли. — Нет! НЕТ! Только не сейчас, когда всё так хорошо! Нет! Пожалуйста, скажи мне, что это неправда!!!

Я сжалась, отказываясь в это поверить, и жалобно смотрела на него, стоящего у окна, пытаясь найти в нём опровержение моей ужасной мысли.

— Да, малыш, да… — он кивал головой, убитый горем. — Пожалуйста, прости меня, ты же знаешь, что я — не специально…

Я мгновенно оказалась у двери в спальню.

— Не надо, пожалуйста, не заходи туда… Это ужасно…

Я медленно опустилась на пол и заплакала. Он обнял меня и, пытаясь хоть как-то утешить, произнёс:

— Всё уже позади… Всё прошло… Всё будет хорошо… Сейчас ты успокоишься, и мы отправимся с тобой в Париж, ведь мы никогда ещё там не были вместе…

июль 2002

Фотоплёнка

Александр достал из шкафа свой любимый фотоаппарат и отправился на место крушения самолёта. Он не был известным фотографом, но в его портфолио вошли кадры крупнейших катастроф последних лет. Разные кадры. И обычные, и не очень. Последние он складывал в отдельный альбом и показывал другу.

* * *

Мы летели в Рим на Собрание Акционеров. Он должен был поехать один, но в последний момент итальянцы почему-то выслали приглашение и мне. В Риме я никогда ещё не бывала, хотя в Италии мы отдыхали часто, и этот город мне давно хотелось посмотреть. Тем не менее, я садилась в самолёт со смешанными чувствами, будто мы ехали на собственные похороны, — на Собрании Акционеров его снимут с должности, такая вот маленькая трагедия, виновниками которой стали чьи-то личные амбиции в политических играх. Но, несмотря на это, я была рада, что в такой тяжёлый для него момент буду рядом.

* * *

Отсняв всё, что представлялось ему интересным, Александр обратил внимание на туманную дымку, появившуюся у старой сосны. Он подошёл ближе и сделал очередной снимок. Проявится ли? Ещё пара шагов — и фотограф заметил в траве под деревом фотоплёнку, вероятно, выпавшую из фотоаппарата, и, скорее всего, имевшую непосредственное отношение к одному из погибших в авиакатастрофе. Александр бережно поднял её с земли и забрал неожиданный «трофей» домой.

* * *

Рим — вечный город. Город, который заставляет тебя забыть о том, в каком времени ты находишься, о своих текущих проблемах, и посмотреть в глаза Вечности. Мы ехали на неделю. На понедельник и вторник планировались официальные мероприятия, а в остальные дни мы были предоставлены сами себе.

На календаре — август. Ужасно жарко — около сорока. Хорошо, что я взяла с собой то лёгкое белое платье, в котором танцевала в прошлое лето на свадьбе нашей дочери.

* * *

Наконец-то, фотографии были готовы, и Александр принялся неторопливо рассматривать их. Почти на всех снимках фигурировала женщина в белом. Она была ослепительно красивой и выглядела самой счастливой женщиной на свете. Почему-то ему пришло в голову слово «свадьба».

«Странно, вроде, платье не свадебное…» — размышлял Александр. Он всегда пытался читать по фотографиям истории неизвестных ему лиц.

* * *

Наш отель находился почти в центре — у замка Ангела. Все выходные мы бродили по городу. Я упивалась Римом, и только предчувствие чего-то необратимого, необъяснимо откуда вкравшееся в мою душу ещё перед самым отъездом, печалило меня. Именно поэтому мне не хотелось фотографироваться вместе с ним вдвоём — кто-то когда-то сказал, что совместные фотографии — к разлуке, и я в это верила.

Последние месяцы, а вернее, почти весь последний год наши разговоры сводились к судьбе компании. Я знаю, да и все знали, что он сделал всё возможное. Он очень переживал и, постоянно размышляя вслух, заново проигрывал цепочку событий, пытаясь представить, что было бы, если бы он поступил в тот или иной момент как-то иначе, но финал всегда вырисовывался один и тот же — компания была обречена. Наверное, есть нечто Свыше, что определяет наш Путь и события на Пути. И даже, если ты очень стараешься чего-то избежать, определённые Свыше ситуации избежать невозможно. Я всячески пыталась объяснить ему, что жизнь продолжится в любом случае, просто один из её этапов должен закончиться, но он как будто не слышал меня.

* * *

На следующих снимках — много людей в деловых костюмах. Один из них — ожиревший лысый мужчина, с маленькими глазками и большим красным носом, и, судя по всему, пьющий, — почему-то вызвал у фотографа ассоциацию с поросёнком.

«Она заключала здесь контракт по работе?.. Скорее всего, очень важный… Наверное, многомиллионный… Поэтому-то она и счастлива…» — подумал Александр.

* * *

Через двадцать минут Маурицио должен был забрать нас из отеля.

Представитель российского акционера, господин Хрючкин, прилетевший в Рим накануне, завтракал в старом спортивном костюме за дальним столиком у окна. Алёша подошёл к нему поздороваться и вернулся мрачнее тучи:

— Собрание Акционеров — под угрозой срыва.

— Почему? — удивлённо спросила я.

— Хрючкин меня не узнал. Он, видимо, всю ночь пил.

Хрючкин не пил уже лет пять. Правда, до этого он являлся важной персоной в райкоме и пил, видимо, много. Недавно же у него начались проблемы с новым начальством — Хрючкин пребывал уже в предпенсионном возрасте, и его могли вот-вот снять с должности.

Мы вернулись в номер, переоделись в деловые костюмы и спустились в холл. Маурицио ещё не появился, но к нам тут же подбежал взволнованный молодой человек с ресепшн:

Ваш третий из делегации сейчас спускался по лестнице из ресторана и упал, пролетев семь ступенек, разбил цветочную вазу и проломил головой стену Я вызвал ему «скорую», думаю, он пьян, но он не понимает ни по-английски, ни по-итальянски. Сейчас он в номере. Вы не поможете мне с ним поговорить?

Я тяжело вздохнула. Хрючкин обязан не только присутствовать на Собрании Акционеров, но и зачитывать несколько пунктов протокола, голосовать и расписываться под результатами голосования. Без его подписи и личного присутствия Собрание Акционеров могло быть опротестовано.

Приехала «скорая». Алёша попросил их подождать внизу и поднялся в номер к Хрючкину. В этот момент появился Маурицио. Через несколько минут Алёша вернулся и сообщил, что Хрючкин заперся в ванной, откуда выкрикнул, что с ним всё в порядке, и он скоро спустится.

Мы сидели как на иголках. Открылась дверь лифта, и из него вывалился Хрючкин, правда, уже в дорогом костюме, но с болтающимся галстуком и не застёгнутыми брюками. Он остановился у стены, глупо улыбаясь и практически падая. Алёша подхватил его и потащил к выходу, где на ресепшн Хрючкин подписал какую-то бумагу об отказе от медицинской помощи. Мы впихнули Хрючкина в машину. Он плохо шевелил языком и почти ничего не соображал.

Через час, подъехав к офису в пригородах Рима, мы вытащили Хрючкина из машины. Он всё так же глупо улыбался и качался на ветру. Алёша предусмотрительно не выпускал Хрючкина из рук. Мы с трудом провели его через охрану, которая требовала наши паспорта — Хрючкин так и не смог отыскать в своём портфеле паспорт. Потом мы усадили его в кабинете, и, когда все собрались, объявили Собрание Акционеров открытым.

Хрючкин вызвался заранее расписаться на всех бумагах, которые обычно подписываются после заседания, и всё было хорошо, пока он молчал. Но вот мы дошли до пункта, с которого должен солировать он. Хрючкин открыл рот и с самоупоением заговорил… полностью противоположное тексту протокола. Я оцепенела и посмотрела на Алёшу, который, видимо, в этот момент уже расслабился, отчитав свой годовой отчёт, и не слышал бред Хрючкина.

Я пнула Алёшу под столом ногой и шёпотом объяснила ситуацию. Итальянцы занервничали. Алёша подсунул Хрючкину свою копию протокола, ткнув ручкой в нужную строку. Хрючкин нацепил очки и принялся читать. Я облегчённо вздохнула.

После закрытия Собрания Акционеров Хрючкин попросился в отель, но от ужина в ресторане, к нашему сожалению, не отказался. Мы договорились встретиться в холле в восемь вечера.

У нас оставалась пара часов свободного времени, и мы с мужем встретились с нашим старым знакомым итальянцем Марко, который уже много лет жил в России, но в тот момент находился в Риме. Помню, мы дошли до фонтана Треви, как Алёше кто-то позвонил, и он отошёл в сторону. Марко решил заполнить возникшую паузу:

— Где будете отдыхать в этом году? Хотите, приезжайте ко мне на виллу. Она вся — в вашем распоряжении.

Я вдруг задумалась: обычно мы обсуждали вопрос отдыха чуть ли не за полгода, а сейчас…

— Спасибо, — произнесла я. — Знаешь, мы даже ещё не думали о том, что будем делать после возвращения домой. Как будто… не хочу произносить этого вслух, но… есть такое понятие «закрытого будущего». И у меня нехорошее чувство — не вижу ничего дальше… Начинаю думать про «завтра», и передо мной — пустота.

— Брось, у вас ещё всё впереди! — заверил меня Марко. — Вернётесь, и сразу же начнётся новая жизнь! Слушай… я вдруг подумал: а что, если мы уговорим Алексея поменять обратные билеты на самолёт — улетите на неделю позже, отдохнёте у меня?!

Это была отличная идея. Алёша закончил свой телефонный разговор и подошёл к нам. Марко предложил ему поменять билеты, я присоединилась. Алёша сослался на какие-то важные дела дома и вежливо отказался. Потом он предложил сфотографировать нас с Марко у фонтана Треви.

Марко обнял меня, я улыбалась, но мысль о «закрытом будущем» не оставляла меня в покое.

* * *

Разглядывая фотографии, Александр внезапно обратил внимание на некую странную тень, которая проявилась на всех снимках рядом с женщиной в белом. Чужая тень, не её собственная. И именно — на всех снимках. Просто сначала он её не заметил, потому что особенно чётко тень видна на фотографии, где женщина в белом стояла рядом с высоким черноволосым мужчиной у фонтана Треви. Этот мужчина был запечатлён всего лишь на одной фотографии.

«Итальянец, абсолютно точно. И, наверно, она его очень любила… Здесь у неё какая-то грустная улыбка..» — подумал Александр.

* * *

В восемь вечерами спустились на ресепшн и ждали Хрючкина. К счастью, тот вскоре появился. Правда, совсем не трезвый. Маурицио забрал нас из отеля и привёз в один маленький, но уютный ресторанчик.

Мы попросили не заказывать спиртного, но самый вредный итальянец всё время подставлял Хрючкину очередную бутылку. Хрючкин расплывался в добродушной улыбке и вёл какую-то тихую беседу с самим собой.

Мы разговаривали с итальянцами о погоде, природе и на другие общие темы. Периодически нашу мирную беседу прерывали восклицания Хрючкина, отчаянно размахивающего руками и выкрикивающего одну и ту же фразу: «Мне — 2 %, а ему — 6 %!!!».

В какой-то момент Хрючкин обратился ко всем присутствующим с тостом:

— Я предлагаю выпить за Льва Вальдемаровича Выгодуева!

Все подняли бокалы. Хрючкин продолжил:

— Лев Вальдемарович Выгодуев, бывший президент этой обречённой, вашей чёртовой компании, внёс в неё огромный вклад.

Далее Хрючкин говорил так долго и пространно, что все уже поставили бокалы на стол, устав держать их в руках. Периодически он впадал в раздумья и даже вдруг посередине оды Выгодуеву вдруг вставил:

— Я чувствую себя отлично только, когда моя жена за рулём…

Итальянцы понимающе кивали.

Вклад Выгодуева в судьбу компании нельзя было недооценить — все знали, что благодаря ему и началась её гибель. Хрючкин знал это даже лучше других, он и сам пострадал от Выгодуева, возможно, поэтому он и завершил свою оду отчаянным заявлением, правда, уже повернувшись лично к Алёше:

— Ну и скотина же, этот Выгодуев!!! — и залпом осушил свой бокал.

Наконец-то, «ужин» был объявлен «закрытым», и мы вернулись в отель.

Хрючкин улетал утром. Он тогда даже не осознавал, как ему повезло. Я иногда думаю: почему его спасли? Может, потому что дома его ждала молодая жена и годовалая дочь?

А у нас оставалось ещё несколько дней в Риме.

* * *

Александр посмотрел на очередную фотографию и замер — вместо привычной тени он увидел уже отчётливо проявленный огромный крест. Фотография сделана на Piazza Navona. Александр был в Риме не так давно, и каждый вечер, возвращаясь в отель, ужинал на этой площади. На фотографии женщина в белом стояла рядом с какой-то цыганкой. Обе счастливо улыбались. Хотя… нет, та, вторая, была даже не цыганкой, а обычной женщиной в цыганском наряде.

«Она пошла погадать? И ей, наверное, рассказали о её счастливом будущем… Какое бесстыдное враньё все эти гаданья!» — подумал фотограф.

* * *

Это был наш последний вечер в Риме.

— Ну и как мы проведём с тобой последние часы? спросил Алёша, нежно целуя меня в щеку.

«Последние часы» — пронеслось эхом у меня в голове, и я невольно вздрогнула.

Ночной Рим очень красив и похож на сказку. Мы отправились ужинать на Piazza Navona. На этой площади даже в полночь — шумно и весело. Художники продают картины и рисуют портреты, уличные музыканты поют под гитару, мальчики предлагают прохожим купить красивые розы для своих спутниц.

На одной из улочек, отходящих от площади, стояло три столика, за которыми расположились «гадалки и хироманты-астрологи».

— Смотри! — я кивнула головой в их сторону. — Видишь, у того столика написано «по-английски, по-итальянски и по-русски»?

— Хочешь, чтобы нам погадали? — спросил он вполне серьёзно.

— Да нет…

— Пойдём-пойдём! Пусть расскажут про наше светлое будущее…

У того столика сидела женщина в цыганском «облачении». Ей было около сорока пяти — пятидесяти. Мне показалось, что она — русская, и я уже собиралась обратиться к ней по-русски, как Алёша заговорил на английском. Женщина приветливо улыбнулась и спросила:

— По руке или по картам?

Я протянула ей ладонь. Гадалка немного помолчала, а потом принялась говорить о моём характере и здоровье, после чего достаточно точно перечислила события прошлого, начиная с раннего детства и до того дня. Всё, что она произнесла, совпадало с действительностью. Когда гадалка закончила свою речь и вернула мне мою руку, Алёша, отъявленный скептик, внезапно попросил её погадать и ему. То, что она поведала про него, тоже являлось правдой.

Алёша достал деньги и обратился ко мне уже по-русски:

Ну, в общем, всё — достаточно правдиво…

— Как! Вы говорите по-русски?!! — удивлённо воскликнула гадалка. — Что же вы мне сразу не сказали? Я ведь английский не так хорошо знаю, а по-русски я бы «развернулась»!

Она жила в Риме уже семнадцать лет, эмигрантка из России. Я попросила Алёшу нас сфотографировать. У меня в жизни ещё не было ни одной фотографии с «цыганкой».

На прощание она погрустнела:

— Когда вы уезжаете?

— Это — последняя ночь… — ответила я.

— Вы так и не поменяли билеты на самолёт… — сокрушённо произнесла она.

Мы переглянулись, вспомнив предложение Марко задержаться на неделю на его вилле.

— Лучше приедем ещё раз, — не выясняя, как это «считала» гадалка, пообещал Алёша.

— Ну, с Богом… — сказала та и покрестила нас вслед.

Мы вернулись в отель и принялись собирать вещи. Внезапно мне в голову пришла одна странная мысль, и я спросила:

— Тебя ничего не удивляет в том, что нам говорила «цыганка»?

— Нет, а что?

— Она рассказала нам про то, что уже БЫЛО.

— И…?

Она ничего не сказала нам о том, что БУДЕТ

* * *

Александр внимательно изучал последнюю фотографию. Она, как констатировали бы обычные фотографы, не получилась. Половина кадра засвечена. Половина справа. Левая часть фотографии проявлена, а правая — сплошное пятно света. Так бывает, когда заканчивается плёнка.

Женщина в белом платье стояла у табло, ровно по центру кадра, поэтому Александр мог видеть только одну её половину, вторая — принадлежала Свету. На табло над её головой — надпись — номер рейса, авиакомпания, время вылета. Пункт назначения и всё, что правее, уходило в Свет.

Фотограф набрал знакомый номер друга, чтобы поделиться результатами своей «находки».

* * *

Да, показательная фотография… Согласна…

Мы вылетали вовремя. Я попросила Алёшу сфотографировать меня у табло, когда на нём появился наш рейс. Он нажал на кнопку, но тут же сработала автоматическая перемотка кадров — плёнка закончилась.

— Пусть с ней закончится и наша прошлая жизнь, — произнесла я с улыбкой.

Нас уже покормили, и Алёша задремал. Я тоже закрыла глаза и засыпала, склонившись головой к его плечу. Перед моим внутренним взором прошла вся моя жизнь, как в кино.

Я подумала тогда: была ли я счастлива в ней?

Да. Даже в самые тяжелые времена я никогда не опускала рук и пыталась найти что-то Светлое, и стремилась к этому Свету, и всегда шла к Нему навстречу.

И эти найденные и проявленные вами фотографии — ещё одно тому подтверждение.

Жаль только, что вы совсем не слышите меня, молодой человек…

август 2002

Развоплощённая

Я — итальянка. Мой муж — русский, но он хорошо говорит по-итальянски. Он долго не решался перебраться ко мне в Италию, хотел, чтобы мы жили в России, но я была категорически против. И он уступил мне.

Мы сыграли свадьбу в Риме. Родители подарили нам небольшой дом у моря, где мы и обосновались.

Однажды поздним вечером, засидевшись на кухне, я впервые услышала Её голос:

— Кьяра!

Я оглянулась — никого не было.

— Кьяра, ты слышишь меня?

Я вскочила с кресла и, не выключая свет, побежала в спальню, где мирно посапывал муж. Нырнув в кровать, я, видимо, так сильно обняла его, что он проснулся.

— Что-то случилось?

— Нет…

* * *

На следующее утро после завтрака муж уезжал в Рим — периодически он отправлялся в разные города, чтобы покопаться в архивах, — его интересовала история. Я провожала его у дверей, как он внезапно спросил, не я ли забыла выключить свет на кухне прошлой ночью? Я кивнула, но решила не рассказывать ему о своём «глюке».

Переделав всё возможное по дому, я уселась в кресло и включила телевизор. Но не прошло и пяти минут, как экран погас. «Видимо, что-то с электричеством…» — подумала я и в тот же момент отчётливо услышала вчерашний Голос:

— Кьяра!

Я вскочила, как ошпаренная. «Нет, этого не может быть!»

— Кьяра, пожалуйста, не бойся меня!

— Кто здесь? — прошептала я, оглядываясь по сторонам.

— Я не желаю тебе зла, просто… у меня осталось очень мало времени!

— Где ты?

Я пыталась определить, откуда исходит звук, но не могла.

— Неважно, где. Здесь я, рядом. Важно, что ты СЛЫШИШЬ! Какое счастье!!!

Я побежала к двери, чтобы выйти из дома.

— Кьяра, не уходи, пожалуйста! Там мы не сможем поговорить! Пожалуйста!

Но я уже захлопнула дверь и пошла к морю. Кто жил в этом доме до нас? Что за чертовщина такая? Я мучительно посматривала на часы, чтобы вернуться, когда муж уже наверняка будет дома.

* * *

Вечером я осмелилась ему всё рассказать. Муж, как ни странно, не рассмеялся надо мной, а почему-то произнёс:

— Отчего бы тебе и не поговорить с призраком?

— Ты веришь в призраков?

— Скорее да, чем нет… В моей жизни была одна история, но я расскажу тебе когда-нибудь позже…

* * *

На следующий день муж снова оставил меня одну в этом странном «говорящем» доме. Но ничего сверхъестественного не произошло, и я успокоилась.

Ночью, когда муж уже спал, а я ещё читала книжку, совсем где-то рядом и столь же внезапно раздался всё тот же «вчерашний» Голос:

— Кьяра… Помоги мне, пожалуйста… и я перестану являться тебе…

— Кто ты? — спросила я шёпотом, боясь разбудить мужа.

— Выйди на кухню, давай поговорим, и я всё тебе объясню.

Меня терзали сомнения.

— Послушай, девочка, я ведь тоже могу разозлиться, и тогда…

Внезапно в комнате погас свет.

— Хорошо, — согласилась я. — Пойдём. Только свет включи…

Свет включился. Я встала с кровати и послушно отправилась на кухню.

— Спасибо, Кьяра…

Я присела на кресло.

— Ты очень красивая…

— Что тебе нужно от меня? Кто ты?

— Я… женщина, как и ты, просто ты меня не видишь…

— Если бы ты была женщиной, я бы тебя видела…

— А если мужчиной, то нет? — Голос засмеялся. — Ты считаешь меня мёртвой, но, если бы это было действительно так, ты бы меня не слышала, Кьяра… Люди никогда не умирают…

— Хорошо, давай договоримся: ты — призрак женщины… Согласна?

— Ладно, как скажешь…

— И…?

— Прошло столько лет, что я уже плохо помню то, что тогда случилось. Знаешь, чем больше проходит времени, — тем дальше от земли, и память постепенно стирается… Мне нужна твоя помощь…

— Ты жила в этом доме?

— Нет, этот дом не имеет ко мне никакого отношения. Я и раньше звала тебя, но ты не слышала… Впрочем, я многих звала… Думаю, это из-за места, на котором дом расположен, оно предрасполагает к «общению». Здесь лучше слышно… Ты уже не боишься меня?

Я отрицательно покачала головой.

Голос засмеялся.

— Как я рада, что ты СЛЫШИШЬ!

— Послушай, скажи, что я должна сделать, чтобы ты исчезла? И как тебя зовут?

— Вероника… Так они звали меня. Но, возможно, это не настоящее моё имя…

— Как это?

— Я не помню…

— Так что мне для тебя сделать?

— Что сделать?.. Что ты должна сделать… Господи, что стало с моей памятью? Я почти уже всё забыла…

— Хорошо, но почему ты сказала, что у тебя осталось мало времени? Это-то ты помнишь?

— Я вот-вот должна вернуться на землю, воплотиться в тело ребёнка, но тогда я мгновенно забуду всё, что было до этого, и уже не смогу вспомнить… А-а-а! ВСПОМНИЛА!!! Мне нужно, чтобы ты рассказала о том, что случилось, моему сыну!

— А что именно рассказать, ты помнишь?

Вероника замолчала, видимо, вспоминая. Одновременно я увидела, как лёгкий ветерок прошёлся по шторам, всколыхнув их волнами.

— Эй, ты здесь?

— Да, прости… Мне трудно сосредоточиться…

— Давай я попробую задавать тебе вопросы, чтобы легче было вспоминать?

— Да-да! Задавай, пожалуйста…

— Ты из Италии?

— Нет, я откуда-то с севера… А, возможно, я приехала сюда из Франции… Мне кажется…

— Ты помнишь, как ты умерла?

— Кьяра, это было очень больно и очень быстро…

— Ты повесилась?

— Нет… Я видела призраков повешенных — у них синяя шея. Они часто заматывают её шейным платком или шарфом, чтобы не так бросалось в глаза. Если бы ты могла меня видеть, то у меня шея — белая, и платка нет…

— Какое счастье, что я тебя не вижу! — облегчённо вздохнула я.

Вероника замолчала. Я поняла, что обидела её.

— Ну не обижайся… Давай продолжим… Тебя закололи ножом?

— Нет… Послушай, Кьяра, все эти версии с нанесением ран телу можно сразу отбросить, у меня тело не имеет каких-либо увечий. Оно такое же, как было, когда я ещё не умерла.

— Значит, ты умерла сама, от какой-то болезни?

— Нет, Кьяра. Нет… Я же говорю тебе, это было очень больно и быстро. Мгновенно.

— Может, ты — утопленница? Здесь вот, как раз, рядом — море.

— Нет… Я не тонула. И моря там не было.

— А что там было?

— Какой-то дом, я зашла в него. Подъезд. Я бежала по лестнице…

— Но ты ведь не выбросилась из окна, иначе на твоём теле остались бы следы, так?

— Так… Ты права…

— А что было до того, как ты зашла в тот подъезд?

— Не помню… Помню ещё до этого… Парк… Туман… Я иду зачем-то к домику. Там какой-то старик. Но я не к нему иду…

— А к кому?

— Там человек должен был быть… Я его знала. Он тоже туда приходил. А потом старик говорит: его нашли в парке, ночью, его застрелили. Или он сам…

— Ты знала того убитого человека?

— Да… Он был из нашей группы…

— Из какой группы?

— Не помню… Нас было пятеро…

— Кто-то из вас остался в живых?

— Нет. Точно нет. Я была последней…

— А когда это всё происходило, ты помнишь?

— Нет…

— Хорошо, тогда правили короли?

— Нет… Но я застала последнего из них…

— Ты умерла во время войны?

— Нет… Но в воздухе витал её запах… Я будто знала, что она будет… Почти никто не знал, а мы знали…

— А чем ты занималась? Ты работала? Кем?

— Да, я работала… Мы все пятеро, будто вместе…

В Италии?

— И здесь тоже, да…

— Так кем ты работала? Поварихой? Ткачихой?

— Нет… — Вероника засмеялась. — Это было что-то очень странное, необычное…

— Хорошо, если ты — с севера, а не из Италии, и говоришь сейчас со мной по-итальянски, а приехала откуда-то из Франции, значит, ты знала как минимум два языка — французский и итальянский, так?

— Да, так. Хотя я могу сейчас говорить на любом языке мира. Впрочем, как и все призраки. Но я знала итальянский и французский. И ещё — свой язык тоже…

— Свой — это какой?

— Не помню…

— А твой сын, он остался… где?

— Дома… Я не могла к нему вернуться… Никто из нас не мог…

— Из тех пятерых?

— Да… Мне сказали так… Но нас всё равно…

— Убили?

— Их — да… Меня — нет…

— М-да… Но ты ведь не сама по себе умерла?

— Я не хотела умирать, как они… Потом я приходила к сыну, после, но он не слышал… Мне нужно было найти того, кто слышит… Я долго искала, но тщетно. Потом я нашла тебя…

— Мало на свете яснослышащих, что ли? Искала бы где-нибудь в той стране, где остался твой сын…

— Кьяра, я точно помню, что мне нужна была именно ты. Но я… забыла, почему…

В этот момент раздались шаги на лестнице, и появился мой муж.

— Кьяра! Ты смотрела на часы? Что ты здесь делаешь?

Я развела руками, давая понять призраку, что на сегодня наш разговор закончен. Муж взял меня за руку, погасил свет на кухне, и мы удалились.

Днём, когда муж снова уехал в очередной архив (я пыталась расспрашивать его, что он там ищет, но муж мой — человек достаточно закрытый, он сказал только, что пишет какую-то книгу, и ему нужны материалы из архивов для работы над ней), я села в то самое кресло на кухне и спросила:

— Вероника, ты здесь?

— Да, Кьяра, привет… Спасибо, что ты помогаешь мне… Днём ты будешь слышать меня не так громко, как ночью… У меня почти не осталось времени… Я это чувствую…

— А ты знаешь, в кого тебе воплощаться?

— Нет пока… Это узнаёшь в самый последний момент…

— Слушай, а ты так и не вспомнила, почему общаешься именно со мной, а не с кем-то другим?

— Нет… Всё, что я помню по этому поводу, я тебе уже сказала. На самом деле, я давно тебя нашла. Но я так долго пыталась «докричаться», чтобы ты меня услышала, что забыла, почему именно ты… Прости… Но я обязательно вспомню, обещаю…

— Хорошо, давай вернёмся к нашим баранам… Ты что-нибудь ещё вспомнила за ночь?

— Я помню того мужчину, которого нашли застреленным. Мы виделись с ним там, в парке, незадолго до этого. Я говорила ему, что мне нужно поехать в город, на встречу с одним из нашей группы, а он сказал, что это опасно, чтобы я не делала этого.

— А в какой город ты должна была поехать?

— Кажется, в Рим… Ещё помню… Он мне что-то положил в руку, перед тем, как мы попрощались…

— Что положил? Письмо?

— Нет, что-то очень маленькое…

— Ты должна была это передать кому-то?

— Нет… Это для меня… На всякий случай…

— На какой такой «всякий случай»?

— На крайний случай, если…

— Если?

— Если там, в Риме, я пойму, что игра закончена…

— Какая игра?

— Это он так сказал… Кажется, у него дома никого уже не осталось… Там, в нашей стране…

— Бог с ним, с мужчиной… А ты ехала в Рим к женщине или к мужчине?

— К женщине…

— А как её звали?

— Не помню… В любом случае, это было не её настоящее имя. Её просто так звали…

— Хорошо, давай вернёмся к тому, что он тебе передал на крайний случай…

— Давай… Это что-то очень маленькое, что легко можно потерять.

— Что ты с этим сделала?

— Положила в сумку.

— А что ещё было в сумке?

— Не помню…

— И вот ты поехала в Рим, так?

— Да… Там шёл дождь… Туман…

— Так ты встретилась с этой женщиной?

— Нет…

— А почему?

— Не помню… Она не пришла…

— А кто пришёл?

— Никто…

Мы обе замолчали. Я подумала, что для того, чтобы разобраться во всей этой истории, понадобится целая вечность. И я сама уже успею превратиться в призрака.

— Я ВСПОМНИЛА!!! Газета! Я купила газету у мальчика на улице. И там было написано про неё. Что её убили.

— А что именно там было написано, ты помнишь?

— Нет…

— Послушай… Постарайся вспомнить, какой это был месяц, хорошо? А я постараюсь найти ту газету, чтобы хоть как-то что-то прояснить. Найти газету — наименьшая проблема из всех. Муж мой как раз копается в архивах. Он книгу пишет. Я попрошу его.

— Не помню месяц. Помню, что сообщение было на последней полосе, слева. Маленькая заметка. Без фотографий.

— Ладно. Скажи, что было после того, как ты прочитала эту заметку.

— Я обернулась. Увидела какого-то человека. Я часто его видела раньше. Потом я пошла быстро-быстро. Он — за мной. И тогда я зашла в тот подъезд…

— Он за тобой следил?

— Да, он должен был убить меня.

— Но ведь он тебя не убил?

— Нет…

— Так ты помнишь, что случилось в подъезде?

— … Лестница… Темно… Окна большие… Я бегу вверх, он — за мной. Тогда я лезу в сумку и достаю то, что мне передал мой знакомый.

— И…???

— … я проглатываю эту капсулу, Кьяра…

— Отлично! Ну, наконец-то! Ты отравилась! — радостно воскликнула я.

Вероника замолчала. Ветерок пробежался по шторам.

— Слушай, ну прости. Я не хотела тебя обидеть…

— Это было очень больно и очень быстро…

— Прости, давай вспоминать дальше…

— Потом я вернулась домой, к сыну. Я пыталась ему рассказать, но он не слышал меня…

В этот момент открылась входная дверь, и на пороге появился мой муж.

— Кьяра, привет! Ты уже соскучилась?

«Соскучишься тут, как же…» — подумала я.

* * *

Ночью, когда муж заснул, я привычно отправилась на кухню. Мне хотелось во что бы то ни стало распутать эту странную историю.

— Спасибо, Кьяра, — услышала я знакомый голос.

— Послушай, ты всё время говоришь про сына. А ты была замужем?

— Да… Только его расстреляли. Ещё до меня. Я тогда не знала, когда была жива. Я узнала после…

— А что-то ещё ты про мужа помнишь?

— Нет… Хотя… Мы встречались с ним однажды, уже призраками. Он сказал мне, где искать сына…

— Ладно, а где тебя саму похоронили?

— Тело похоронили, а не меня саму… — обиженно произнесла Вероника.

— Слушай, давай уже договоримся: ты не будешь обижаться на мои слова. Я ведь не призрак, чтобы знать всё, как там у вас устроено?

— Хорошо… Только… ты ведь тоже была призраком раньше, но потом воплотилась и всё забыла… Меня похоронили тогда где-то в Италии. Я не помню. Могила давно заросла. Я не приходила туда. Никаких опознавательных знаков там нет… Но знаешь, все призраки делятся на две категории: одни обожают места своих захоронений, а другие тянутся к близким. Я не любила то место и быстро забыла его.

— Какое счастье! Одной задачей меньше — не надо искать твою могилу… Таким образом, исходя из того, что мы с тобой тут навспоминали, получается, что ты жила накануне войны, работала на странной работе в группе из пяти человек, знала два иностранных языка, приехала в Италию из Франции, и не могла вернуться домой, в свою страну, где остался твой сын и где расстреляли твоего мужа. Но вас всех пятерых из группы убили в Италии. Верно?

— … Четверых убили, а я отравилась… Да, верно…

— А что стало с твоим сыном? Ведь ты же приходила к нему потом?

— Я хотела, чтобы он знал правду о нас… И что я не бросала его… Я его очень любила… Он был тогда совсем маленьким…

— А сколько ему было лет?

— Кажется, пять… Потом его отдали в детский дом, а детский дом эвакуировали…

— Значит, в твоей стране, где находился твой дом, война точно была.

— Да, была.

— И что с твоим сыном стало после?

— Не помню…

— И ты хочешь, чтобы я теперь нашла твоего сына и сообщила ему, что его родителей убили, пересказав то, что ты вспомнила, так?

— Да… Я его очень люблю… Я хотела вернуться, но если бы я это сделала, его бы тоже убили, как и нас, понимаешь?

— Не очень понимаю… Ещё больше я не понимаю, как мне его найти…

На лестнице раздались шаги. Заспанный муж молча спустился к нам на кухню, сел в кресло напротив и спокойно спросил:

— Кьяра… Что происходит? Почему ты здесь? С кем ты разговариваешь вслух?

Я закусила губы.

— Скажи ему, может быть, он поверит? — предложила Вероника.

— Хорошо… Я скажу тебе… Я разговариваю с призраком… Помнишь, как ты сам сказал мне, чтобы я с ним поговорила… И обещал рассказать мне свою историю…

Муж кивнул головой в знак согласия и спросил:

— И кто это — твой здешний призрак? Ты видишь его?

— Нет, не вижу, только слышу Голос. Это женщина. Её убили…

— Кьяра! Меня не успели убить… Не говори неправду! — воскликнула Вероника.

— Вернее, её собирались убить, но она проглотила яд, — откорректировала я.

— И что ей нужно от тебя? — задумчиво поинтересовался муж.

— Она хочет, чтобы я разыскала её сына… Как видишь, я сказала тебе правду про своего призрака. Теперь ты должен рассказать мне про своего…

Он тяжело вздохнул.

— А я ищу родителей… Ты не спросишь там, у неё, как и где мне их найти?

— Ты слышала, что он сказал? — обратилась я к Веронике.

— Конечно… Спроси, он видел их хоть раз в тонком теле, ну, ты поняла, о чём я…?

— Ты видел их призраков? — переспросила я.

Муж кивнул.

— Когда был совсем маленьким. Мне было лет пять. Сначала ко мне приходил отец. Он всё время молчал. Я думал, что он — живой. Пытался обнять его, но он всегда сразу же исчезал. Я спрашивал его о маме, но он ничего не говорил мне. Однажды, когда я видел его в последний раз, он сказал, что мама меня очень любит, но она никогда не вернётся из Италии, чтобы я остался живым. А потом я видел маму. Спустя год. Она что-то говорила мне, но я не слышал. Это было очень тяжело. После нас перевезли в другой город, подальше от войны. С тех пор я никогда не видел ни отца, ни мать. Я помнил, что мама жила в Италии, поэтому выучил итальянский язык. И сейчас я пытаюсь найти в архивах старые газеты того времени, думаю, рано или поздно, я обязательно найду хоть что-то, чтобы отыскать её след.

Я вжалась в кресло, на мгновение потеряв дар речи.

Шторы заполыхали волнами.

— Вероника… — произнесла я… — Ты ЭТО слышала?

Мне показалось, что она плачет.

— Кьяра, я вспомнила, почему хотела поговорить именно с тобой…

* * *

Они общались до утра. Я с удовольствием выступала в качестве посредника между ними. А потом она исчезла. Навсегда. Впрочем…

…через девять месяцев у нас родилась дочка. Мы назвали её Вероникой. И мне кажется, я знаю, чья душа воплотилась в её теле…

февраль 1994

Зазеркалье

За окном плакал дождь. Ветер играл осенними листьями. В деревне никого не осталось: местные старички со старушками уже давно отправились в Зазеркалье, а их дети разбрелись по свету.

Я вернулась сюда спустя много лет. Сад зарос непроходимым бурьяном. Дом покосился, краска облезла, крыльцо прогнило.

Сбив маленький заржавевший замок, я с трудом открыла осевшую скрипучую дверь и зашла внутрь. Меня встречали мрачные коридоры с паутинной шалью по углам. Пройдя на кухню, я отыскала свечи и зажгла их. Крыша местами протекала, и равномерный шум капель напоминал мне тиканье часов, висевших на стене, — часов, которые уже давно остановились.

Я вошла в комнату. На столе — ваза с засохшими полевыми цветами. На подоконнике — чистый лист бумаги и карандаш — письмо в Никуда. На стене — огромное старинное зеркало. Я подошла к нему и тяжело вздохнула. Это зеркало — причина моего возвращения.

В окно заглядывала любопытная круглая Луна. Я вдруг поймала себя на мысли, что, возможно, в районе нескольких километров больше нет ни одного живого человека, кроме меня.

Я расставила свечи и вздрогнула: по коридору, освещенному свечами, навстречу мне медленно двигались чьи-то тени.

Почему мне так страшно? Ведь я сама этого хотела — я вернулась сюда, чтобы уйти отсюда… Видимо, моё земное «Я» совсем не спешило за черту. Оно схватило вазу и бросило её в зеркало. Паутина трещин расползлась по его поверхности, но зеркало не рассыпалось на кусочки. Тени продолжали медленно приближаться.

Мне послышался скрип половиц. В зеркале появилась фигура Человека в Чёрном. Он стоял за моей спиной. Обернувшись, я никого не увидела, но Человек по-прежнему отражался в зеркале.

— Зачем ты пришла сюда? — спросил он абсолютно спокойным голосом.

— Я решила уйти… — твёрдо ответила я, уже не чувствуя страха. — Я знаю, что здесь находится Точка Перехода.

— Ты не сможешь вернуться обратно.

— Я знаю об этом…

— Хорошо, — произнёс Человек в Чёрном. — Если ты смогла почувствовать это место сама, без чьей-либо помощи, значит, ты сможешь и перейти к нам без чьей-либо помощи, ведь Дверь в Зазеркалье всегда открыта.

Я не смогу объяснить словами, что происходило далее. Возможно, я сконцентрировалась на коридоре и, не прекращая смотреть в зеркало, позволила сознанию «утечь» в него? Это похоже на перетекание вязкой жидкости из одного сосуда в другой. Всё, что я помню, — внезапное чувство лёгкости и осознание того, что я существую только там, где раньше находилось лишь моё отражение, и что в комнате больше нет меня.

Жалею ли я? Наверное, нет.

Теперь я могу смотреть из Зазеркалья на всех, кто остался в реальном мире.

Я даже научилась выходить из зеркал в любой точке земного шара. Погулять. Но…

… недавно я зашла в гости к одному Человеку в Белом. И мне очень захотелось его обнять…

По-земному…

Руками…

19 апреля 1994

Загрузка...