Дэйр Чин — помощник мэра Лабиринт-Сити, самого большого города на Марсе, находился в своем кабинете на втором этаже ратуши. Вообще-то Чин не был нервным человеком, но сегодня он нервничал. И все это проклятая табличка, широко известная марсианская табличка, найденная десять лет назад где-то в районе северного полярного ледника. Парень, который ее нашел погиб при аварии на буровой и никто не знал места находки. На зеркальной поверхности таблицы были нанесены рядами неразборчивые символы. Было доказано, что этот предмет оставили существа за миллиард лет до того, как человек появился на земле.
В эту минуту с этим артефактом, ниже этажом, работал Морланд. Чин только получил факс, в котором говорилось, что этот ученый подозревается в кражах экспонатов из музеев, где он проводил свои исследования.
Таблица была одной из достопримечательностей, которые привлекали туристов на Марс. Нужно принимать срочные меры. Еще и эта проблема, а у него и так дел выше крыши. Ведь на нем весь город. Город, который остро нуждается в воде. Город, жители которого нуждаются в кислороде, нуждаются в тепле. Город, в котором остро стоит проблема утилизации сточных вод.
А эти аборигены. Почти каждые выходные напиваются и режут друг друга. Туристов ежедневно обманывают, грабят или смертельно оскорбляют. А сливки общества — ученые и бюрократы, предположительно имеющие лучшее образование, — обладают нравственностью диких кошек и проводят свободное время, играя в игры по обмену супругами, компаньонами и детьми.
Словом в голове такая каша, что впору или что-нибудь разбить, или заплакать, или повеситься, или сделать все это сразу.
Высокая блондинка, смотревшая на него через стол, ничуть не облегчала ему настроение. У нее было худощавое, крепкое телосложение и сеть тонких морщинок вокруг глаз, — издержки профессии шофера-дальнобойщика, в рейсах ей приходилось постоянно щурится, вглядываясь вдаль. На ней был стандартный коричневый скафандр «поликанвас», шлем небрежно висел на поясе.
— Ты не можешь оттолкнуть меня сегодня, Дэйр. В любую ночь, только не сегодня. Завтра мне в рейс. Или мне списать тебя со счетов перед отъездом? — говорила она громко, почти крича.
Лидия Зеромски была его любовницей уже давно. Он встал и двинулся к ней, его руки раскрылись в мольбе:
— Лидия, между нами ничего не изменилось. Но не пытайся давить на меня прямо сейчас. У меня куча работы. Плюс парень внизу, за которым мне нужно следить. Он вытащил из ящика наш самый почитаемый кусок металлолома…
— И ты боишься, что он уронит его и оставит на нем вмятину? Ну да, конечно.
Чин раздраженно вздохнул. Марсианская табличка была тверже алмаза, тверже любого материала, который люди умели делать, и это было всем хорошо известно:
— Ступай. Мы с тобой увидимся до твоего отъезда.
— Забудь об этом. — Она натянула шлем на голову, движение было настолько отработанным, что походило на надевание солнцезащитных очков. Задержалась в дверях, бросила на него последний обжигающий взгляд, но ничего не сказала. Повернувшись и быстро зашагав прочь, она запечатала свой лицевой щиток. Чин слышал ее мягкие шаги, как она идет по коридору, а затем спускается по лестнице на первый этаж. Он уставился через стеклянную дверь в этот тускло освещенный зеленый коридор, пытаясь собраться с мыслями.
Узкое лицо Чина было красивым, у него были прямые черные волосы, черные глаза и широкий твердый рот. Он был высоким мужчиной, стройным, сохранившим стройность (как и Лидия) за двадцать лет жизни при силе тяжести в 2,5 раза меньше земной. Это было типичное телосложение для марсиан.
Сквозь стеклянную наружную стену он заметил свет на продуваемой всеми ветрами улице — желтый свет ручного фонаря патрульного пробивался сквозь зеленое стекло. Свет возобновил свое медленное движение. Чин взглянул на часы: 20.08. — Старый Наттинг был точен, как цезиевые часы.
Чин вернулся к своему столу, сел, откинулся на спинку стула, глядя сквозь стеклянный потолок на десятки тысяч немигающих звезд.
Лидии Зеромски нужно было побыть одной, подумать как жить дальше. Она закрыла шлем и вышла прямо наружу, в морозную ночь. Лабиринт-Сити раскинулся вокруг нее, выполненный почти сплошь из стекла. Если не считать светящейся громады межпланетного отеля «Марс» слева от нее, примостившегося на краю обрыва, единственным источником света были тусклые лампы на напорных трубах и ночные огни темных зданий — сотни маленьких светящихся сфер за зелеными стеклами. Она остановилась и обернулась. Был ясно виден человек внутри центрального купола ратуши, освещенный, как пациент в операционной, склонившийся над табличкой, углубившийся в работу. Высоко над куполом сияние огней ратуши отражалось от сводчатого песчаного холма, нависающего над городом. Она поискала взглядом Дэйра в его кабинете, свет там горел, но не было заметно никакого движения. Она повернулась и пошла, пока не подошла к краю обрыва. Остановилась, вглядываясь в темноту.
Нижний город рассыпался, как горстка кристаллов, по склону утеса. Среди его крутых лестниц, теснящихся домов и рубинового сияния ночных винных заведений двигался единственный покачивающийся желтый фонарь — старый Наттинг совершал свой обход.
Мысли Лидии были так заняты, что она почти не видела знакомую панораму, огромные скалы Noctis Labyrinthus — Лабиринта Ночи. Полосатые пласты красного и желтого песчаника в полутьме превращались в полосы черного и серого, иногда с тонким слоем ярко-белого цвета. Белое было льдом, вечной мерзлотой, законсервированной водой, которая наполняла Лабиринт тонкими сублимированными облаками в самое теплое время. Водой, которая делала Марс обитаемым, от которой зависела вся его жизнь и торговля. Шпили и впечатляющие каменные арки вырисовывались на фоне неба, усыпанного твердыми голубыми звездами, — сотни шпилей, выстроившись неровными рядами, маршировали к горизонту, который должен был быть совсем близко, но терялся в мягкой дымке, похожей на китайскую картину тушью, в дымке висящей микроскопической пыли.
Лидия стояла тихо, почти не шевелясь, пока успокаивающийся ветер шевелил мелкий песок вокруг нее. Она заметила еще одну фигуру, стоящую и наблюдающую за небом, силуэт которой вырисовывался на фоне зарева двигателя межпланетного корабля.
Лидия знала этого человека, даже в скафандре высокая грациозная фигура Халида Саида была легко узнаваема. Он смотрел на далекий горизонт, где мерцали два ярких огонька. Один из них, выделяясь на фоне неподвижных звезд, медленно двигался к востоку: это была «Станция Марс», раскачивающаяся достаточно высоко над планетой, чтобы поймать свет солнца. Другой тоже был странником, но он двигался слишком медленно, чтобы его движение можно было заметить за одну ночь: это была планета Юпитер. Лидии показалось, что она знает, что Халид смотрит не на Юпитер, а на что-то далекое за пределами этой планеты, далекое, темное и невидимое, но с каждым днем приближающееся к Марсу.
Ее внимание привлекло какое-то движение. Главный шлюз на входе в отель открылся, и на мгновение на фоне вестибюля показалась группа туристов, беззвучно смеющихся. Они немного побродили, пьяно покачиваясь, а потом нашли улицу, которая вела в нижний город. Она отвернулась, но успела заметить, что менеджер отеля последовал за ними. Это был Вольфганг Протт, человек, которого Лидия ненавидела, елейный очаровашка, у которого хватало здравого смысла держаться подальше от местных женщин, но которого редко видели без туристки под руку. Его романы длились примерно столько же, сколько средняя турпоездка. Лабиринт-Сити — маленький городок, люди, жившие здесь, слишком хорошо знают друг друга. Они относятся к Протту с юмором, но Лидии было трудно с этим примириться.
Что же делать с Лидией? Этот вопрос мучил Дэйра Чина сейчас также как и все три года что они были близки. Она была моложе его, страстная, требовательная женщина, слишком требовательная для него. Он был не уверен, что ее желания совпадают с его возможностями…
Нет, сегодня нужно выбросить все личное из головы. Нужно решить, что делать с полученной информацией.
Он вытащил желтые листы факса из-под стопки других бумаг, куда спрятал их, когда услышал неожиданные шаги Лидии на лестнице. Еще раз внимательно все прочитал. Нет, для кардинальных действий информации было явно не достаточно. И Чин решил просто напугать Морланда, дать ему понять, что он находится под наблюдением. Чин вышел из кабинета и спустился по лестнице на первый этаж. Морланд стоял посреди комнаты, склонившись в круге яркого белого света.
Доктор философии Дьюдни Морланд прибыл на Марс неделю назад, получив разрешение от Комиссии по культуре Совета Миров. Ему приходилось работать по ночам, потому что его оптические приборы были чувствительны даже к таким незначительным вибрациям как шаги.
Морланд сердито обернулся:
— Ты! Посмотри, что ты наделал, Чин! Двадцатиминутная запись испорчена. Сначала эта топающая корова, теперь ты. Что нужно сделать, чтобы в ваши провинциальные головы дошло — мне нужна абсолютная тишина.
Морланд был растрепанного вида парнем, с бледным лицом, клочковатой бородой и липкими светлыми волосами, которые выглядели не стрижеными уже несколько месяцев, секущиеся концы их вились над воротником его дорогого твидового пиджака, который давно уже стал бесформенным. Чин знал, что в его оттопыренных карманах лежат трубка и пакетик измельченного табака — атрибуты привычки, которую люди, живущие на Марсе, считают чрезвычайно странной.
На полу рядом со стулом Морланда Чин заметил открытый портфель, в нем лежали несколько факсов и остатки ужина.
— Не мог бы ты отойти в сторону, доктор?
— Что ты сказал?
— Пожалуйста, отойди в сторону.
— Слушай, ты хочешь, чтобы я получил приказ, запрещающий тебе находиться здесь, пока я работаю? Это можно быстро устроить. Здание филиала Исполнительного Совета Миров находится всего в нескольких шагах от отеля.
Чин наклонился вперед, его лицо потемнело:
— Шевелись, толстяк, — проревел он, — пока я не разбил твою глупую рожу!
Это было убедительное проявление убийственной ярости. Морланд отшатнулся.
— Это… это… Я сообщу об этом завтра в комиссию, — задыхаясь, пробормотал он быстро пятясь от витрины. — Ты еще пожалеешь об этом, Чин…
Чин проигнорировал его и шагнул вперед, чтобы рассмотреть табличку. Она лежала на подушке из красного бархата, сверкая в сходящихся лучах света. Серебристый осколок был отколот от какого-то более крупного куска ударом невообразимой силы, но ничто из того, что случилось с ним за миллиард лет, не оставило на нем даже царапины толщиной в волос. Идеальная поверхность, в которой Чин теперь видел себя, как в зеркале, убеждала его, что это не копия металла или пластика, и когда он подышал на нее и увидел, что его мутное дыхание заслоняет его отражение, он понял, даже не прикасаясь к ней, что это не голограмма. Это была настоящая вещь.
Морланд по-прежнему изъяснялся со всей яростью на которую был способен:
— Ты, конечно, должен понимать — что даже конденсат твоего зловонного дыхания на этой поверхности делает все, что я сделал сегодня вечером, совершенно бесполезным. Мне придется ждать еще несколько часов…
— Заткнись.
— Я конечно же, не заткнусь, но…
— Я наводил о тебе справки, Морланд, в Музее Человека Аризонского университета, в Нью-Бейрутском Музее Уцелевших Древностей. — Он поднес желтые факсграммы к лицу Морланда.
Морланд впервые с тех пор, как Чин вошел в зал, замолчал и с опаской посмотрел на факсы, но не попросил дать их прочитать:
— Ладно, Чин. Я презираю твое примитивное поведение, но теперь, по крайней мере, понимаю в чем дело, — сказал он спокойно. — Я хотел бы напомнить тебе, что наказания за клевету прописаны достаточно конкретно в Едином Кодексе законов о защите прав человека и основных свобод.
— Я не собираюсь никому ничего рассказывать о тебе, Морланд, — холодно сказал Чин. — Но ты же на Марсе. — Он кивнул на ближайшую стеклянную стену. — За этой стеной кислорода такой мизер, что и не стоит упоминать. Температура сегодня минус пятьдесят градусов по Цельсию. Наши подающие воздух трубы требуют постоянного технического обслуживания, и время от времени случаются аварии. Если бы это случилось в нашем районе, тебе понадобился бы скафандр — он ведь у тебя с собой, не так ли?
Чин уже заметил, что это не так:
— Нет? Многие посетители совершают эту ошибку — иногда последнюю в их жизни. И даже если у тебя есть скафандр, ты не всегда можешь быть уверен, что он не дал течь. Может быть, ты захочешь внимательно осмотреть свой, когда подойдешь к нему? Надеюсь, ты меня слышишь. У меня нет никакого интереса клеветать на тебя. Я только хочу предупредить.
Чин повернулся к Морланду спиной и вышел из зала. Вернулся в свой кабинет и включил комлинк для связи со штабом патруля. Он не собирался рисковать, собирался уговорить местных патрульных обеспечить достойную защиту таблички, пока Морланд находится на Марсе. Он набрал две цифры трехзначного номера, когда услышал внизу какой-то шум. Чин, бросив набирать, быстро пошел по коридору к лестнице. Медленно, как можно тише, он спускался по ступенькам, надеясь застать Морланда врасплох. Спустившись по лестнице, он на цыпочках прошел по коридору, но на входе в холл резко остановился, удивленный тем, что увидел. Он открыл рот, чтобы заговорить, но это ему не удалось — Дэйр Чин уже раньше произнес свои последние слова в своей жизни.
Прошел час. Суматоха в городе, вызванная преступлением, поутихла. Прошел еще один. Юпитер все еще светил ярко, но станция Марс уже скрылась за восточным горизонтом, следом за ней Фобос выполз из-за края защищающего город песчаного холма. С вершины утеса над городом в небо взлетел белый столб огня.
Сон женщины был тем же самым сном, который так часто одолевал ее прежде, но она никогда еще не испытывала такой ужас. Черные крылья бились, бились прямо над ее головой. Они вращались, эти лопасти пыточного колеса неслись на нее, угрожали засосать ее. И голоса:
«Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас…»
«Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась».
«Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет».
«Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию».
Колесо вращалось, голоса переходили в вой:
«Линда, Линда…»
Из темноты, из центра вращения глаза смотрели, руки тянулись, рты звали:
«Линда, Линда…».
Она билась и отбивалась, но была погружена в какую-то вязкую невидимую жидкость, какую-то эфирную жижу, которая делала ее самые сильные усилия слабыми, а самые быстрые движения медленными:
«Линда, Линда…».
Она почувствовала что проигрывает борьбу, идет ко дну и закричала.
Ее разбудил звук собственного крика.
Она обнаружила, что лежит обнаженная на кровати, в жаркой темноте. Какой-то голый мужик навалился поперек нее, схватив за руки. Она брыкалась, извивалась и снова кричала.
— Линда, проснись. Пожалуйста, проснись. Это всего лишь сон. Это всего лишь сон. — Его слова вонзались в нее и наконец проникли в сознание. Она обмякла и замолчала. — Узнала его.
И через мгновение она вспомнила, где находится, — на комическом корабле и поскольку она ощущает свой вес, то корабль все еще идет с ускорением.
— С тобой все в порядке?
— Да, — хрипло прошептала она.
Он отпустил ее запястья, приподнялся и присел рядом на кровать:
— Линда, скажи…
— Не называй меня Линдой. — Ее голос был пустым, лишенным силы и эмоций. — Линда умерла.
В его ответном молчании чувствовалось, что он с этим не согласен. — Для него Линда жива.
Женщина вглядывалась в лицо мужчины, видя его лучше, чем он ее. Для него, в темноте, она была непосредственной реконструкцией памяти, знакомой формой, теплым запахом, сладким ощущением рук. Но для нее слабого красного огонька комлинка на стене каюты было достаточно, чтобы видеть его гладкую мускулистую кожу, отсвечивающую слабым румяным сиянием. Она увидела, как его глаза блеснули в ночи. Его запах был похож на пряный хлеб, густой, успокаивающий — и возбуждающий. Она согрелась и вспомнила все окончательно.
Они были в двух днях пути от Земли на быстроходном корабле, направлявшемся на Марс. Сначала они изображали просто друзей, но познакомившись с кораблем и командой, и видя, что никто не обращает на них внимания, больше не чувствовали неловкости из-за того, что оставались одни в каюте. Правда ей потребовалось больше времени, чем ему, чтобы ослабить ее врожденную застенчивость. О всех важных делах, которые им предстояли, можно было забыть до того дня (почти через две недели), когда корабль достигнет своей цели.
Она думала, что сможет полюбить его. Он уже признался, что любит ее. Ей нравилась его любовь: чуткая, понимающая все ее недостатки (в конце концов, он знал ее с детства), одновременно умная и отзывчивая. В тоже время его любовь, его жажда любви была и настойчивой, и физической. Казалось, что их занятия любовью будут такими же легкими и естественными, как если бы они никогда не расставались, как если бы они всегда жили вместе.
Сегодня, после ужина в кают-компании, когда корабельные часы приглушили свет в коридоре, они исчезли в ее узкой каюте.
Через несколько минут после того, как они закрыли за собой дверь каюты, вся их одежда упала на пол, и они растянулись рядом на узкой койке, не обращая внимания на тесноту. Что-то, чего она не могла определить, было неправильным. — Она замешкалась. Он, почувствовав это, тоже не стал торопиться. Она чувствовала, чего это ему стоило. Это усилие, чтобы сдержать горячую кровь, она чувствовала так же сильно, как если бы она была Блейком. Его любовь была выше физической жажды, но плотское влечение было очень сильно в нем. И она тоже хотела его, ее тело хотело его, и только его.
Когда она снова попыталась приблизиться к нему, ее пронзила внезапная боль, явно не физическая, но непреодолимая:
— Я… Я не могу. Мне очень жаль.
— Не можешь? Если это не… Я имею в виду, просто скажи мне…
— Что-то не так.
— С тобой все в порядке? Может вызвать врача?
— Нет. Нет, оставайся здесь. Останься со мной. Мне уже лучше.
Он остался с ней, обвив ее руками, ногами и всем своим телом, прижавшись к ней. Она, отвернувшись от него, отдыхала в его объятьях, плакала тихими слезами и наконец заснула. Он не спал, оберегая ее сон, а затем тоже заснул, ослабив объятия.
А потом начался этот кошмар…
И теперь, проснувшись, она была вновь полна страха и желания, но страх все же перевесил. Она села рядом:
— Я думаю, что ты должен уйти. Я не могу быть собой, когда ты здесь находишься.
На мгновение Блейк замер, не двигаясь. Затем он встал с койки:
— Как скажешь, Эллен.
Он наклонился, чтобы поднять свою рубашку и брюки с пола.
У нее кружилась голова:
— Постой. Ты неправильно меня понял. Я не это имела в виду.
— Что ты имела в виду? Объяснись.
— Что-то… Во мне… — Слова слетали с губ не связанные между собой. Спарта заставляла себя сказать то, в чем не хотела признаваться даже самой себе. — Я имела в виду, что… Что, боюсь, я больше не человек. Вот что я думаю.
Он сел на кровать, протянул руку, коснулся ее плеча. Она заплакала, прижалась к его груди, позволила его рукам обнять себя за плечи. Спарта оплакивала все, что потеряла в жизни — потерю родителей, потерю самой себя, потерю друзей, потерю любви.
Она долго плакала, прежде чем заснула во второй раз. Блейк осторожно положил ее обратно на кровать, укрыл простыней. Он сидел рядом с ней в темноте, держа ее за руку.
После этого они больше не спали вместе. И почти не разговаривали, когда встречались. Спарта много читала. Чем занимается Блейк она не спрашивала. — Было трудно видеть его обиженный и отстраненный вид.
Через три ночи сон повторился. Было ощущение, что это не сон, а живое и яркое воспоминание. И оценивала происходящие события она с точки зрения своего теперешнего опыта:
Раздался стук в дверь спальни — ее спальня находилась в доме серой женщины, низком кирпичном доме, красиво обставленном, с большим двором и старыми деревьями, но при всем своем пригородном очаровании дом находился внутри хорошо охраняемого комплекса в Мэриленде — и стук удивил ее, потому что серая женщина и серый мужчина никогда не стучали, они просто входили, когда хотели, не заботясь о том, одета ли она или нет, и чем занята, подчеркивая отсутствие у нее права на уединение. Она знала, что такое промывание мозгов, и знала, что это было частью того, что они делали или пытались сделать с ней, с тех пор как забрали ее у родителей.
Но сейчас раздавался стук в дверь:
— Линда. — Это был голос ее отца, и она почувствовала его тепло через дверь.
— Папа! — Она вскочила, открыла дверь и увидела его, стоящего в узком холле, маленького, усталого, в коричневом твидовом костюме, помятом, как будто он не снимал его несколько дней. В его черных волосах было больше седины, чем она помнила.
— Линда, слава богу, ты в порядке, — прошептал он.
Она бросилась в его объятия:
— О, Папочка. — К своему удивлению, она расплакалась.
Он крепко обнял ее на мгновение, затем прошептал:
— Дорогая, нам немедленно нужно отсюда уходить.
— Сейчас я принесу…
— Нет. Бросай все. Идем.
Его прикосновение и запах выдали ей его страх. Она молча кивнула и он повел ее за руку через темный дом. У парадной двери, у двери в кухню, возле стеклянных дверей на задний двор стояли мужчины с пистолетами наготове. Отец подал им знак и они все вместе вышли в стеклянные двери наружу, охрана окружила ее с отцом, бросая нервные взгляды по сторонам.
Низкий черный вертолет присел на лужайке, его двойные роторы тихо раскачивались в свистящих дугах, его двойные турбины шептали приглушенными выхлопами. С ее сверхъестественным зрением Линда могла видеть в ночи, могла видеть белое лицо своей матери, ожидающей в открытой боковой двери вертолета.
Они пробежали уже половину расстояния до вертолета, когда начался кромешный ад.
Чья-то рука оттащила мать Линды в сторону, и на ее месте в двери вертолета показался человек с оружием в руках. Над головой завизжали огненные полосы трассирующих пуль. Огонь велся с трех точек — с вертолета, с крыши дома и с дерева. Оказавшись под перекрестным огнем, захваченные врасплох, охранники падали.
Отец дернул ее за руку и они покатились в траву, но Линда тут же вскочила на ноги.
(В то время она не знала о всех способностях своего мозга, но Спарта, которая наблюдала этот яркий сон, понимала что происходит. Соответствующий отдел мозга Линды включился, моментально оценил обстановку и сделал выводы. Ее правый глаз сфокусировался на человеке в вертолете. Она увидела как он тщательно прицеливается и по траектории стрельбы его автомата поняла, что он старается не попасть в нее. Все это происходило глубоко в подсознании Линды, но именно этим она руководствовалась в своих действиях.)
Она молниеносно пересекла последние несколько метров лужайки под свистящими лопастями винта и бросилась на стрелка, отбила его оружие в сторону ударом, ломающим запястье. Стрелок в нерешительности промедлил — он не должен был ее убивать, и вывалился из вертолета мертвым — ему в голову угодила пуля одного из раненых охранников.
Линда кинулась к человеку, который удерживал ее мать, узнала в нем серую женщину, свою похитительницу, и одним ударом отправила ее в глубокий нокаут.
— Линда, сзади. — Крикнула мать.
Линда развернулась и нырнула в кабину вертолета. Увиденное там ей представилось просмотром картины в замедленном темпе. Человек, двигавшийся ей навстречу, поднимал кольт 38-го калибра с глушителем со скоростью один миллиметр в столетие. Второй, по-видимому, штатный пилот лежал безжизненно на полу.
Через мгновение этот кольт оказался у нее и обрушился на голову противника. Время пошло в нормальном темпе, — мужик рухнул.
Линда, двигаясь с грацией и уверенностью акробата, прыгнула в кресло пилота и взялась за рычаги управления. Она толкнула дроссели вперед, повернула регулятор тангажа, и бронированная машина вздрогнула и поднялась на полметра от земли. Развернув вертолет на четверть оборота в направлении стрелков на крыше дома, нажала на спусковые крючки крупнокалиберных пулеметов Гатлинга.
Пронзительный вой. Голубое пламя (сотня выстрелов за полсекунды) пожирало крышу дома.
В ослепительно белых лучах прожекторов вертолета она увидела тело отца, лежащее лицом вниз в траве.
В траве лежали и другие неподвижные тела — тела охранников. Она опустила нос машины вниз, и тяжелый корабль ревя двинулся вперед, пока отец не оказался между полозьями вертолета.
Линда громко обратилась к вертолету:
— Снарк, это Л. Н. 30851005, ты меня признаешь?
После недолгой паузы вертолет ответил: «Я поступаю под твое командование».
— Снарк, держать эту позицию и открывать только ответный огонь.
Очередь угодила в нос вертолета, задев бронированное стекло кабины. «Снарк» дернулся, заработал пулемет правого борта, — дерево, с которого велся огонь, превратилось в щепки.
— Приказ принят, — сообщил вертолет, в этих словах машины Линде почудилось удовлетворение.
— Всем прекратить огонь, — услышала она в темноте мужской голос и узнала его: голос серого человека, Лэрда.
— Мама, помоги мне. — Вместе с матерью, сильной и стройной женщиной с такими же черными волосами, как у ее мужа, они вытолкнули из вертолета, не пришедших в сознание, седую женщину и пилота, напавшего на Линду.
— Оставайся внутри, — сказала Линда матери и выпрыгнула из вертолета, легко приземлившись на обе ноги.
Черные волосы отца блестели от крови, вытекавшей из раны на голове, но он был в сознании:
— У меня сломана нога.
— Ничего, я тебя вытащу.
Вертолет внезапно слегка развернулся и она увидела силуэты, бегущих по краю лужайки. Но из темноты не вылетело ни одной пули, и «Снарк», точно следуя приказу, не выстрелил. Присев на корточки, она схватила отца за плечи, и он делал все что мог, чтобы ей помочь, отталкиваясь здоровой правой ногой от грязной лужайки. При этом он потерял башмак. В течение пятнадцати секунд она оставалась незащищенной, пока тащила его к двери.
Вдвоем с матерью они с трудом затащили его в вертолет. Когда Линда приготовилась прыгнуть следом, она почувствовала удар в бедро. Боли не было, но как будто кто-то ударил ее и толкнул на землю, а когда она снова попыталась вскочить, ничего не получилось.
Пулеметы «Снарка» молчали, ведь звука выстрела не было.
Лежала на спине, глядя в переплетение лопастей, она видела белые лица матери и отца всего лишь в метре над собой.
— Линда! — Мать уже начала перелезать через край проема двери.
— Снарк, — крикнула Линда. — Немедленное уклонение. Принять все необходимые меры для защиты пассажиров.
Снарк услышал ее. Его прожекторы погасли, турбины мгновенно набрали полные обороты, и он взмыл в небо, раскачиваясь из стороны в сторону.
Крик Лэрда:
— Огонь! Огонь! Остановите их!
Трассирующие пули рвали вертолет, отскакивали от его обшивки и со свистом уносились прочь от винтов.
Своим сверхъестественным зрением Линда увидела, как ее мать отступила от открытой двери, как бронированная дверь захлопнулась. — «Снарк» предпринял шаги, чтобы защитить свой человеческий груз.
Через несколько секунд вертолет исчез в туманном ночном небе, а она лежала на спине беспомощная, вдыхая запах влажной теплой травы, сгоревшего топлива и крови, а из темноты выбегали фигуры, останавливаясь над ней.
— Убить ее, сэр?
— Не говори глупостей.
— Мы должны смотреть фактам в лицо, Билл, мы не можем делать вид, что ничего не происходит…
— Не учи меня делать дела. Пусть ее залатают и сделают это как следует. Возможны расспросы.
— Билл…
— Это еще не конец. Все можно исправить.
— Уильям…
Серый человек вздрогнул, и Линда увидела лицо, вторгшееся в сужающийся круг ее сознания, лицо серой женщины; она стояла рядом с Лэрдом, ее длинные седые волосы были спутаны, в руке она держала пистолет с глушителем. Вот кто стрелял в нее, поняла Линда, после того, как Лэрд приказал всем не стрелять. И все потому что у Линды не хватило времени, не хватило воли убить ее первой.
— Но почему ты стреляла в нее, ведь ты должна была убить ее отца и мать? — Рявкнул Лэрд.
— Я не собиралась убивать ее, Уильям. Я намеревалась оставить ее здесь.
Появился, шатаясь, перепачканный, пришедший в себя пилот вертолета, его лицо исказилось от ярости (еще бы, так получить кольтом по голове):
— Ты оставила ей лазейку! Она…
— Заткнись, — сказал пилоту Лэрд, свирепо глядя на женщину:
— Надь был близок к успеху, но он еще не закончил. Как ты могла быть такой беспечной?
— Мы не можем просто стереть ее, Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас.
— Достаточно! Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась. Посмотри на нее… Это катастрофа.
— Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет.
— Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию.
— Уильям…
— Достаточно. Разговор окончен. — Он посмотрел на Линду сверху вниз таким жестоким взглядом, которого она не видела раньше, на его суровом лице. — Посмотри, ведь это просто кусок бездуховного мяса. Мы упрячем ее куда-нибудь, где ее не найдут. А затем начнем все сначала.
На этот раз, когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Она лежала одна в темной каюте, ее сердце бешено колотилось, она изо всех сил пыталась вспомнить, что ей только что снилось.
Стройный белый корабль, украшенный голубой диагональной лентой с Золотой Звездой Комитета Комического Контроля, стремительно приближался к Марсу. Корабль падал хвостом вперед к Марсу. Его термоядерный факел был потушен и торможение осуществлялось химическими двигателями с постоянным замедлением в один G.
Защищенный от космического излучения на всех длинах волн, корпус корабля не имел окон, открывающихся во вселенную. Молодая женщина стояла перед огромным видеоэкраном в кают-компании, наблюдая как за кормой черный Фобос (луна длиной всего в двадцать семь километров) скользил по бледно-оранжевому диску Марса, видимый на фоне планеты, находящейся всего в шести тысячах километров отсюда.
Фобос — бугристая, грязная картофелина толщиной девятнадцать километров, покрытая параллельными царапинами.
Женщина, наблюдавшая за Фобосом называла себя Спартой (это было тайным именем, тайным для всех, кроме нее самой), для большинства людей она была известна как Эллен Трой — инспектор Трой из Комитета Комического Контроля. Но настоящим ее именем было — Линда Надь, большинство людей знавших ее настоящее имя хотели убить ее.
Для всех Эллен Трой казалась молодой, красивой, умной, загадочно одаренной, удивительно удачливой. И она действительно была могущественной сверх обычного понимания. Но себя она ощущала хрупкой девочкой с искалеченной психикой, без родных и близких, чья человеческая природа была исковеркана.
И вот теперь ее снова вырвали из привычного, нормального русла жизни — если ее жизнь вообще можно считать нормальной — и бросили разбираться в ситуации, что потребует от нее полной бдительности, полной сосредоточенности и максимальной отдачи, после двух недель удушливого заточения на этом катере.
Учитывая нынешнее расположение планет, переход Земля-Марс за две недели мог сделать только катер, принадлежащий к самому быстрому классу кораблей Солнечной системы.
Размышления Спарты прервал молодой человек, вошедший в кают-компанию:
— Фобос и Деймос, — весело сказал он. — Страх и Ужас. Замечательные имена для спутников.
Молодого человека звали Блейк Редфилд, он был единственным из тех, кто знал ее как Линду Надь и не пытался убить ее за это. Иногда Спарте казалось, что она любит Блейка, но иногда она боялась своей любви к нему. Любовь — тема, над которой она избегала размышлять в последнее время.
— Видишь базу «Фобос». Такое впечатление, что ее построили вчера, — сказал Блейк. — Трудно поверить, что она пустует уже полвека.
Яркие точки алюминиевых куполов блестели на краю Стикни — самого большого вулкана Фобоса (восемь километров в поперечнике). Восемьдесят лет назад на Фобосе высадилась первая человеческая экспедиция на Марс, и в течение нескольких десятилетий луна служила базой для исследования и последующего заселения марсианской поверхности.
На видеоэкране Фобос уже закатывался за Марс, а из-за него выныривала «Станция Марс», — именно из-за нее база «Фобос» была заброшена и больше не имела практического применения. Станция представляла собой большую банку с воздухом, которая вращалась достаточно быстро, чтобы обеспечить достаточную искусственную гравитацию на ее внутренней поверхности.
Немного помолчав Спарта повернулась к Блейку:
— Что касается наших дел… Я тут подумала… Я хочу, чтобы ты оставался на «Станции Марс», пока я не закончу расследование.
— Прости. Я не буду этого делать.
— Они знают, кто мы. Мы не знаем, кто они. Они действуют очень жестко. Я лучше чем ты подготовлена для такой работы. — Произнесла она с металлом в голосе.
— А я считаю, — быстро сказал он — что моя подготовка не хуже твоей, хотя твоя, надо признать, слегка необычна.
— Блейк…
— И я докажу тебе это.
— Докажешь?
— Прямо сейчас, в спортзале. В рукопашной схватке.
— И что это докажет?
— Мы с тобой будем находиться в равных условиях, на любого из нас могут напасть неожиданно и если я докажу, что могу победить тебя врукопашную, или, по крайней мере, буду не хуже, то какая логика в том, чтобы сбрасывать меня со счетов.
Она колебалась лишь мгновение:
— Встретимся в спортзале.
Они вошли в крошечный круглый спортзал корабля с противоположных сторон.
Спарта была стройной, мускулистой, ее песочно-светлые волосы были коротко подстрижены, короткая челка над густыми бровями оставляла открытыми ее темно-синие глаза.
Блейк был на несколько сантиметров выше, с более широкими плечами и более мощными мускулами. Темно-каштановые волосы были такими же прямыми и волнистыми, как и у нее. И взгляд его зеленых глаз был так же тверд. Его китайско-ирландское лицо могло бы показаться пугающе красивым, но от совершенства его спасали слишком широкий рот и россыпь веснушек на прямом носу.
Они поклонились друг другу, затем слегка согнули колени, подняли руки как клинки и начали осторожно сближаться, идя прямо навстречу друг другу. Когда до врага осталось около двух метров, на мгновение застыли. Блейку нужно было доказывать свою сноровку и он начал первым. — Быстрый прыжок и резкий, размашистый удар ногой, который однако не попал Спарте в челюсть, хотя и был для нее неожиданным. Не успел он приземлиться, как был атакован сбоку и, едва успев среагировать, нанес ей сильный удар кулаком в живот, но она увернулась и рубанула его по шее, попав только по воздуху…
Битва началась. Минуты шли — вторая, пятая…
Оба обливались по́том и были близки к изнеможению. Вот уже десять минут они набрасывались друг на друга со всей силой и хитростью, на какую были способны. Спарта пропустила всего лишь один серьезный удар. У нее получилось немногим лучше. Красноватое пятно на ее скуле, от твердого ребра его ладони, потемнело и превратилось в синяк. Синяки на ребрах Блейка и на внешней стороне левого бедра были невидимы, но он будет хромать, когда остынет.
Ни один из них не произнес ни слова, но никто, видя красный блеск в глазах Спарты или напряженные челюсти Блейка, не мог принять поединок за дружеское упражнение.
Поединок стал еще менее дружеским когда Блейк вытащил нож. — Колюще-режущее и метательное боевое оружие, стандартная экипировка Северно-Континентального Альянса.
— Не слишком ли далеко ты заходишь? — Прохрипела Спарта.
— Сдаешься?
— Не заставляй меня делать тебе больно, — предупредила она.
— Болтовня. До сих пор мы были равны. — Он двинулся к ней, крепко сжимая в правой ладони рукоятку ножа, сделал ложный выпад, отдернул руку, прежде чем его успели схватить за запястье, сделал еще один выпад. Уходя от захвата, сделал вид, что отступает, а сам резко подался вперед и она промахнулась. Кончик лезвия разорвал хлопок ее формы на уровне талии — он еле успел скорректировать положение ножа, ведь убивать не входило в его задачу.
Увидев удар, летящий ему в голову, увернулся, но вместо головы ее голая пятка ударила по запястью — нож вылетел из его онемевших пальцев правой руки.
Они оказались лежащими на полу, он обхватил ее сзади за шею, проводя удушающий прием здоровой левой рукой. Победа! Но тут он почувствовал, что острие его собственного ножа уперлось ему в почку. Оказывается, когда они падали, она сумела поймать нож.
Какое-то мгновение они лежали так, застывшие, два дерущихся хищника.
— Ты мог бы сломать мне шею, — прошептала она.
— Да, перед тем как умереть. — Он медленно ослабил хватку и откатился от нее.
Спарта села, молча протянув ему нож рукояткой вперед:
— Ладно, ничья.
Взяв нож, он резко выдохнул.
— Но никто, из тех с кем мы можем столкнуться, не может быть так хорош, как ты.
Он подал ей руку, и они помогли друг другу встать.
— Я доказал, что могу постоять за себя. И ты должна позволить мне принять участие в расследовании. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы сидеть в туристическом отеле Лабиринт-Сити.
— Ты гражданский консультант, а не офицер Комитета Комического Контроля.
— Тогда я буду работать над делом в одиночку.
— Я могу арестовать тебя за вмешательство.
— Ты забываешь о том, какой идиоткой будешь выглядеть, ведь это ты меня сюда притащила. Только подумай, сколько времени ты потратишь, пытаясь найти меня после того, как я исчезну.
Спарта промолчала. Он понятия не имел, как легко ей будет найти его, как бы ловко он ни маскировался, какие бы шаги ни предпринимал, чтобы замести следы. Она могла следовать за его прикосновениями и запахами, за его тепловыми следами, куда бы он ни попытался убежать. Но то, как он с ней сражался произвело на нее впечатление, ведь она сражалась так упорно, как только было возможно без применения своих сверхчеловеческих возможностей. Если бы она задействовала способность своего мозга мгновенно просчитывать траекторию любого движения, она могла бы вдавить лицо Блейка в мат через десять секунд после начала их поединка. Она добровольно осталась человеком и сделала все, что могла. То что Блейк оказался так хорош, ее слегка расстроило, она боялась за него, не хотела, чтобы он принимал участие в этом опасном деле:
— Хорошо, можешь работать самостоятельно, только обещай поддерживать связь.
Она не стала говорить ему, что он оказался прав, что он, вероятно, такой же грозный боец, как и возможные враги. А если они вооружены, что вполне вероятно… что ж, он тоже вооружен.
Выражение его лица было каким-то странным:
— Я это уже обещал.
— Да. Я хорошо знаю тебя, Блейк, — сказала она.
Он наклонился к ней, его губы приоткрылись, в глазах появилась мягкость, почти страстное желание. Но затем по его лицу пробежала тень. Его лицо затвердело:
— Хотел бы я сказать то же самое.
Все еще обливаясь по́том, они поднимались в тесном лифте на командную палубу.
— Все будет бесполезно, если тебя увидят со мной на «Станции Марс». — Сказала Спарта.
— Отдай должное моим мозгам. Перестань обо мне беспокоиться.
Она искоса взглянула на него:
— Просто я не хочу, чтобы что-то пошло не так. И до встречи с тобой я ни о ком, кроме себя, не беспокоилась.
— Ты беспокоилась о том, чтобы найти своих родителей и тех остальных.
— Да. Тех кто пытался убить меня и кто, вероятно, убил родителей.
— Поэтому, именно поэтому я здесь, Линда. В этом-то все и дело. — Это была ошибка, он не должен называть ее так, сработала привычка восьми лет их совместного взросления. — Прости, Эллен, случайно вырвалось.
— Нет, все гораздо проще. Мы здесь, чтобы раскрыть два убийства. Мы здесь, чтобы вернуть марсианскую табличку. Это все, что нам нужно знать.
— Я думаю, твой ясноглазый, с пушистой гривой, голубоглазый космический капитан знает как мне остаться незамеченным. Давай поговорим с ним.
Она не успела ответить — дверь лифта резко открылась.
Ее звали Уолш, и ей было около тридцати лет, этому опытному пилоту катера:
— Через сливные трубы. Мы помещаем тебя в специальный мешок и спускаем в резервуар станции, примерно через полчаса кто-то, кому я сообщу, выуживает тебя оттуда.
Блейк побледнел:
— Вы хотите спустить меня в бак с жидким водородом?
— С дейтериевой жижей, говоря техническим языком. Все предусмотрено, эти мешки чудо как хороши, правда лично мне никогда не приходилось ими пользоваться. Но есть альтернативный вариант. Если ты хочешь, чтобы тебя не видели ни на станции, ни на Марсе, я могу высадить тебя на Фобосе и забрать на обратном пути. Фобос сейчас очень удачно для этого расположен.
— Есть ли какой-нибудь более традиционный метод? — Тихо спросила Спарта.
Уолш покачала коротко остриженной головой:
— Шпионы, порт кишит ими и если под традиционными методами, инспектор, тобой подразумеваются мешки для белья и тому подобное, то все это находится под их наблюдением. Я знаю, что это звучит пугающе, мистер Редфилд, но это работает. Правда я не могу гарантировать, что местные зануды уже не в курсе этого маршрута. Но, гарантировать, что ты там не умрешь, я могу. Когда будешь залезать в мешок, убедись, что твой мочевой пузырь пуст. Это может занять некоторое время.
— Спасибо за утешение. Я буду иметь это в виду.
«Станции Марс» доминировала в марсианском небе, этот здоровенный цилиндр вращался вокруг своей оси, направленной прямо вниз. Более новая и удобная, чем Л-5 (первое из гигантских космических поселений, вращающихся вокруг Земли), но более старая и простая, чем венерианский Порт-Геспер (на данный момент — жемчужина короны колоний Земли), «Станции Марс» была прагматичным сооружением, построенным из металла и стекла, добытых из захваченного астероида, ее дизайн во многом был обязан советским инженерам, которые руководили строительством.
На видеоэкранах катера были видны корабли плавающие «на якоре» в ближнем космосе, ибо стыковочных отсеков на всех не хватало. Но у Комитета Комического Контроля имелся свой персональный шлюз с индивидуальной системой перемещения своих пассажиров и грузов. В этот раз наблюдатели увидели в стыковочной трубе катера только одного сходящего пассажира, хрупкую блондинку в голубом мундире. — Инспектора Эллен Трой.
Блейк провел два часа, свернувшись калачиком в жарком, черном пластиковом контейнере с кислородной маской на лице. Когда он начал ощущать первые уколы беспокойства (помнят ли они, что я здесь?), почувствовался удар — механическая телеуправляемая рука обхватила контейнер и медленно потянула через дейтериевую жижу, в которую он был погружен и через открывшийся запорный клапан поместила его в резервуар, своеобразный шлюз. Там последовала откачка жижи и очистка поверхности контейнера. Затем крышка шлюза отошла в сторону, его пластиковый кокон распахнулся и Блейк обнаружил, что парит внутри насосной станции (условия микрогравитации), окруженный огромными сферическими резервуарами с дейтерием и литием, драгоценным топливом, которое питало термоядерные корабли Комитета Комического Контроля.
— Мистер Редфилд, я инспектор Щаранская — представилась невысокая черноволосая женщина в униформе космического флота, глядя на него с нескрываемым отвращением.
Блейк кивнул, стараясь быть вежливым, и с любопытством оглядел окружающие его стальные стены. — Похожее на пещеру помещение было увешано толстыми гирляндами труб и кабелей. Облака белого пара катились по воздуху, конденсируясь на резервуарах и трубах, по которым тек жидкий водород. Красные и желтые предупредительные огни заставляли облака светиться и превращали мокрую стальную комнату в преддверие ада.
Он снова глянул на инспектора — явно чем-то недовольна:
— Очень рад познакомиться, инспектор.
— Это тебе, — она протянула ему сверток вонючей одежды. — Пожалуйста, одевайся.
Он был рад подчиниться, так как на нем вообще ничего не было надето и ему пришло в голову, что неодобрение Щаранской связано с его наготой. Несмотря на весь свой прогресс за прошедшие столетия, советские люди по-прежнему оставались в большинстве своем пуританами.
Когда он, наконец, закончил натягивать черные штаны, толстую черную фуфайку и черные ботинки (нелегкая задача в невесомости), он повернулся к ней и попытался пошутить:
— В таком наряде меня не будет видно в безлунную ночь.
— На Марсе нет безлунных ночей, — услышал он в ответ
— Я шучу, — сказал он.
— А я нет, — сказала она, энергично качая головой и протягивая ему спортивную сумку. — Вот, здесь другая одежда.
Он молча взял и стал ждать, что последует дальше. Она сверилась со своей записной книжкой, затем протянула крошечный кусочек пластика:
— Это удостоверение личности и послужной список. Ты канадец Майкл Майкрофт.
— Без сомнения, все зовут меня Майк, — весело сказал он.
— Совершенно верно, — кивнула она, продолжая сверяться со своими записями. — Сантехник шестого разряда. Уволен из Центрального Административного Бюро Общественных Работ «Станции Марс».
— Почему?
Она подняла глаза:
— Что почему?
— Почему меня уволили?
После небольшой паузы последовал ответ: «нарушение субординации». Он ухмыльнулся:
— Держу пари, ты это только что придумала.
Она слегка покраснела и наклонила голову еще ближе к блокноту, всматриваясь так, словно страдала близорукостью:
— Ты хочешь вернуться на Землю, но у тебя денег хватает только чтобы добраться до Марса. На станции тебя никто на работу не возьмет, если не найдешь работу на Марсе, угодишь в приют.
Она подняла глаза, и он заподозрил, что она была бы вовсе не против, чтобы он угодил в приют:
— Билет до Лабиринт-Сити забронирован и оплачен.
— Я ничего не смыслю в сантехнике. Это как-то связано с трубами?
Щаранская протянула ему еще одну карточку:
— Здесь все нужное для сантехника. Наушник в кармане рубашки. Учись быстро, данные после активации сохраняются только один час и карточка становится популярной музыкальной библиотекой, — последние хиты. Вопросы?
— Э-э, нет смысла спрашивать… просто выведи меня отсюда.
Одетый в засаленный комбинезон, Блейк последовав указаниям Щаранской, беспрепятственно выбрался из сектора Q. До отправления шаттла оставалось еще шестнадцать часов. Щаранская дала ему указание двигаться прямиком в шаттл-порт на другом конце станции, но он подумал, что было бы неплохо как можно ближе познакомиться с марсианской станцией, не привлекая к себе внимания.
Он не стал задерживаться в зоне стыковки на звездной стороне, где сантехнику шестого разряда было не место, и направился в жилой сектор. Из трех медленных эскалаторов он выбрал тот, на входе которого была надпись 270°. Ухватился за движущийся поручень и так как силы тяжести практически не было, то ноги его почувствовали под собой ступени только после нескольких десятков метров спуска.
Путь проходил мимо круглых стеклянных окон, устроенных по принципу линзы Френеля, которые улавливали и перенаправляли лучи далекого солнца. Мимо террас, где пассажиры прибывшие из мест с малой гравитацией (Луна, астероиды, длительные космические рейсы), проходили адаптацию к более высокому уровню гравитации. Блейку это было не нужно, так как большая часть времени полета катера с околоземной орбиты проходила при ускорении.
«Станции Марс» была простой по конструкции, но впечатляющей по своим размерам — целый город, свернувшийся внутри цилиндра, диаметр которого составлял один километр. Дома и другие сооружения поднимались по бокам и свисали с противоположной стороны цилиндра высоко над головой. Солнечный свет проникал на станцию из угловых отражателей на обоих концах цилиндра, и некоторые посетители сравнивали этот эффект с жизнью на планете с двумя маленькими, но быстро вращающимися солнцами.
Марсианской станции не хватало размаха поселения Л-5, здесь не было таких же огромных,как на Л-5 ферм и сталелитейной промышленности, не было такого же разнообразия архитектурных форм. Не было и роскоши венерианского Порт-Геспера, с его огромной садовой зоной. Но она была домом для пятидесяти тысяч людей. То есть численность населения была в полтора раза больше, чем на Марсе.
Блейк изучал вид станции, осуществляя привязку к реальности схем водопроводов и канализационных сетей, о которых он узнал из карточки, полученной от Щаранской. Если возникнет такая необходимость, он, как Майк Майкрофт, не ударит в грязь лицом.
Но чтобы вжиться в образ Майка, необходимо знать как протекает повседневная жизнь на станции, ознакомиться с жилищем Майкрофта. И экскурсия началась. Первой остановкой была Невская площадь, здесь эскалатор заканчивался и отсюда было недалеко до жилого дома — последнего места жительства его персонажа. Как и многие другие крупные здания станции, двухэтажный отель был обшит гофрированным железом с нанесенными тонкими полосками черной краски. Издали это производило удивительный эффект плетеного бамбука.
Блейк прошел мимо открытой двери, заглянув внутрь, там за конторкой дремала и похрапывала пожилая консьержка в черном одеянии, быстрыми, тихими шагами прошел к узкой лестнице, поднялся на второй этаж, подошел к своей двери и приложил к ней ухо. Там было тихо. Ему не потребовалось много времени, чтобы отжать язычок замка, правда при этом сломалась пластиковая карточка. Большой беды в этом не было, поскольку все нужное он запомнил, а альбом «последних хитов» его не интересовал.
Комната размером со шкаф, с двухъярусной кроватью, настенным видеоэкраном, железным столом и двумя железными стульями. Ничего деревянного, — это роскошь, откуда на захваченном астероиде деревья? На стенных крючках ничего не висело. Очевидно, что местное отделение Комитета Комического Контроля выполнило порученную работу — позаботилось, чтобы в настоящее время комната была пуста.
Стоя у открытого единственного окна, Блейк видел внизу переполненную площадь. Эскалатор был полон спускающихся и поднимающихся людей.
Он высунулся из окна и посмотрел налево, в сторону звездного конца цилиндра станции. Огромные стеклянные окна (линзы Френеля) перенастраивались, — уменьшали количество пропускаемого света. Синие уличные фонари, окружающие площадь, начали светиться, наступали сумерки.
Время станции было устроено так, чтобы соответствовать времени на главном меридиане Марса. Поскольку нормальные марсианские сутки длились двадцать четыре часа тридцать девять минут с небольшими секундами, то есть практически равнялись земным, люди легко приспосабливались к этому времени.
На Невской площади, напротив его окна, находился ресторан. Искусственные лиственные деревья его патио были увешаны праздничными разноцветными лампочками, которыми на нескольких языках было написано название ресторана: «Невский Сад». До Блейка донесся аромат жареных сосисок, и он понял, что он не ел с тех пор, как более пяти часов назад проглотил упакованную высокоуглеводную закуску на катере. Несомненно, Майк Майкрофт был частым посетителем этого привлекательного места.
Затем Блейк заметил еще кое-что. Двое мужчин и женщина остановились в толпе, образовавшейся перед «Невским Садом», и все трое уставились на него. Один из мужчин указал на Блейка пальцем, и его крик легко донесся сквозь шум толпы:
— Это он!
Эта троица, расталкивая людей, начала пробираться сквозь толпу к отелю, бросаясь бежать, когда перед ними открывалось свободное пространство.
Блейк отпрянул от окна. — Что все-таки происходит? Его приняли за кого-то другого? Или это провал. Одно было ясно — нужно уносить ноги. Но как? Отсюда только два выхода: главная лестница, по которой поднялся, и пожарная в конце коридора. Но их трое и они наверняка разделятся, чтобы прикрыть оба его пути отступления. Оставалось одно. Он выглянул наружу — из троицы никого не видно. Но прыгать рискованно, внизу твердая поверхность, легко можно переломать ноги.
Глянул вверх. — Можно попробовать.
Он поднял оконную раму до упора, встал, придерживаясь рукой за нее, на подоконник, спиной наружу. Дотянулся другой рукой до водоотводящего желоба пологой крыши, ухватился хорошенько и вот он уже двумя руками держится. Подпрыгнул, одновременно подтягиваясь и закидывая ногу на крышу. Железо впилось ему в ладони, но в горячке он боли не почувствовал. Ура! Получилось, он на крыше.
Взобравшись и окинув взором обстановку, он понял, что оказался в мышеловке. Второй пожарной лестницы у отеля не было, а до ближайшей крыши было, на взгляд, никак не меньше двух с половиной метров, правда она была где-то на метр ниже. А единственная (у них здесь стандарт такой что ли) пожарная лестница того дома спускалась во двор, и как раз напротив двери заднего входа отеля. Вот что значит не везет, так не везет.
Время убегало с катастрофической быстротой. Надо было решаться. Разогнался, прыгнул. Отделался вывихом левого плеча и синяком на лбу. А в тот момент, когда он спустился по лестнице, из задних дверей отеля вывалились два мужика, его преследователи. Несколько секунд противники молча смотрели друг на друга. Затем мужчины бросились на Блейка, он оказался загнанным в угол в маленьком саду, окруженном стенами из гофрированного железа. Мужчины — молодые, худощавые, крепкие, удивительно стройные, размахивали кулаками. У них было больше энтузиазма, чем умения. — «слава богу это не провал», мелькнула мысль
— Грязный штрейкбрехер, — прошипел один из них, прежде чем Блейк остановил его пыл точным ударом в пах. Так, один валяется, корчась от боли и удивления. Но второй оказался немного проворнее, осторожнее и более умелым. Блейк почувствовал, что с одной действующей рукой справиться ему будет трудно и, сделав отвлекающий финт, освободивший ему дорогу, кинулся за угол отеля в направлении переполненной площади.
Когда он пробегал мимо пожарной лестницы, сверху на него что-то обрушилось. Это третий член шайки — женщина своими ногами в сапогах угодила ему прямо в его раненое плечо. Он начал подниматься и тут женщина вновь нанесла удар сапогом по ребрам. Для тощей девчонки она была слишком сильной! Краем глаза он заметил тень двух подбегающих мужчин и попытался отскочить в сторону, но было уже поздно: сзади его ударили чем-то тупым и тяжелым.
На секунду — а может, на минуту, а может, и больше — все вокруг почернело от кружащихся фиолетовых пятен. Когда Блейк очнулся, женщина уходила, глядя на него с нескрываемой злобой, ее бледное лицо раскраснелось, каштановые волосы растрепались, но она явно не собиралась продолжать драку. За ней ковыляли двое мужчин, одинаково злые, но странно подавленные. Тот, которого пнул Блейк, пытался скрыть свою хромоту. Проходя мимо, он сплюнул на землю перед Блейком, но ничего не сказал.
— С тобой все в порядке? — У человека, помогавшего ему сесть, было большое квадратное лицо, высеченное ровными ударами, — грубая заготовка скульптора, с глубокими морщинами вокруг рта и носа. Он был одет в свободный синий комбинезон, который последний раз проходил стирку где-то год назад.
— Что…? Ой! — Жгучая боль пронзила бок Блейка, когда он повернулся, чтобы посмотреть на угрюмую троицу. Те, громко споря между собой, исчезали в толпе.
— Тебя не покалечили?
— Да, нет. Похоже одни ушибы, — ответил Блейк, осторожно ощупывая ребра. — Спасибо за помощь. — Он медленно поднялся на ноги.
— Евгений Ростов, — представился мужчина, протягивая мозолистую, темную от въевшейся смазки, руку. — Я просто убедил их, что они совершают большую ошибку.
— Майкл Майкрофт, — протянул Блейк свою правую руку, внезапно осознав, что она очень плохо сочетается с профессией Майка. Не то чтобы рука была мягкой — Блейк много занимался спортом, но она не была рукой водопроводчика. — Кто они такие? За кого они меня приняли?
— Они, как и я с Марса. Им был нужен человек, который поселился в этом номере отеля в начале прошедшей недели. Но я живу в этом отеле и пояснил им, что номер пустует уже два дня и ты не тот, кто жил в нем раньше.
— Интересно, чем он их так расстроил?
Евгений выразительно пожал плечами:
— Кто знает, дело темное. Пойдем. Возможно врач тебе не нужен, но подкрепиться не помешает.
Через несколько минут Блейк и его спаситель сидели за одним из столиков на открытом воздухе в Невском саду, ожидая особую фирменную колбасу. Официант поставил на цинковую столешницу пару кружек с пенящимся черным пивом.
Евгений поднял кружку:
— Ну будем.
— Будем, — Блейк поднял свою. Он осторожно потягивал непрозрачное варево и находил его незнакомый вкус вполне приемлемым. Площадь постепенно пустела, люди расходились по домам, несколько бедолаг тащились в ночную смену, возможно среди них и водопроводчик шестого разряда.
Население станции, насколько он успел оценить, было одето беднее, чем в венерианском Порт-Геспере и даже чем на Луне. Расовый состав был типичным для космоса, в основном евроамериканцы, японцы и китайцы, реже арабы. Большинство людей были молодыми и среднего возраста, детей и стариков было мало. Но Блейк знал, что не следует делать обобщений из своего краткого опыта.
— Видно, что ты новичок на марсианской станции, — сказал Евгений.
— Проезжаю мимо. Завтра на шаттле отправляюсь в Лабиринт-Сити, — сказал Блейк, подумав, что, возможно, ему следовало бы последовать совету инспектора Щаранской и сразу же отправиться в шаттлпорт.
Густые брови Евгения приподнялись над глубоко посаженными черными глазами:
— Не турист, я думаю.
— Нет, ищу работу.
— И какого рода работа?
— А что ты можешь предложить? — Пожал плечами Блейк. Ему не хотелось говорить на эту тему. Нужно было как-то пригасить излишнее любопытство Евгения. Но и выглядеть слишком таинственным, это тоже привлекать к себе излишнее внимание. Все-таки Щаранская была права.
Принесли обед. Блейк, глотая слюни, нарезал хрустящую коричневую колбаску, а Евгений проткнул свою вилкой и поднес ко рту целиком. После нескольких минут энергичной работы челюстями, разговор возобновился.
— Очень вкусно, молодец повар, — Блейк вытер последнюю каплю жира с подбородка, размышляя о том, что, возможно, жизнь водопроводчика на марсианской станции не так уж плоха.
— Свинья, которая пошла на эту колбасу, выросла здесь, на марсианской станции. Свиньи эффективны. Перерабатывают пищевые отходы в первоклассный продукт.
— Но ведь искусственные белки рентабельнее.
Евгений пожал плечами:
— Ты не очень-то похож на вегетарианца.
Из ресторана вышла женщина и села за столик в тени. — Эллен, стройная и уверенная в себе и уткнулась в смартфон. На ней была синяя форма. У Блейка екнуло сердце и он смотрел на нее на секунду дольше, чем следовало бы, ведь Евгений наблюдал за ним.
К этому времени солнце уже исчезло со стеклянного неба, и смуглое лицо большого человека освещалось только разноцветным сиянием от гирлянд декоративных лампочек. Евгений перевел свой взгляд от Спарты (в полицейской форме) на Блейка:
— Если что, мы своих не выдаем.
— Ты о ней? Я не убегаю от копов, если ты это имеешь в виду, просто красивая женщина.
— Ты найдешь работу на Марсе без проблем. Там сейчас разворачиваются великие дела, преобразовывается вся планета. Через два столетия, а может быть, и раньше, люди будут выходить на улицу без скафандров, дышать чистым воздухом. Вода потечет по поверхности. Рядом с каналами будут зеленые поля, как в книгах фантастов 20-го века.
— Ты сказал, что живешь там?
— В основном. Но приходится много мотаться по Свету. Дело в том, что рабочие нашей Гильдии трубопроводчиков нанимаются и капиталистической корпорацией Нобл Инкорпорейтед, и социалистическим правительством Марса, и Лазурным Драконом. Так что приходится решать вопросы, следить, чтобы все происходило по уставу Совета Миров.
— Ты задержишься на станции еще на некоторое время? — С надеждой спросил Блейк.
— Завтра возвращаюсь на Марс на том же челноке, что и ты. — Евгений поднял свою кружку, несколькими энергичными глотками осушил ее до дна и со стуком поставил ее на стол. — Познакомлю тебя с Лабиринт-Сити, найдем тебе работу… Пей свое пиво, полезно, восстанавливай силы.
— Как здорово, что я встретил тебя. — Блейк, не слишком любивший выпить, сделал глоток и попытался изобразить энтузиазм. Срочно нужно находить какой-то изящный способ отделаться от этого настойчивого дружелюбия, иначе работать со Спартой ему будет затруднительно.
Евгений, медленно повернул свою огромную голову, бросил взгляд на женщин, проходивших мимо, мохнатая бровь его похотливо изогнулась:
— Пойдем, товарищ, прошвырнемся, может быть встретим баб, которые нам понравятся. Тогда тебе будет не нужен номер в отеле.
Прозвучал звонок. Пилот вставил пинцет в держатель, поправил узел оранжевого шерстяного галстука и отправился через каюту к шлюзу на корме. Проверил показания на панели:
— Все в норме, мистер Ноубл, открываю.
— Ну, наконец-то. Опять наводил красоту?
— Внешний вид прежде всего, сэр — визитная карточка фирмы, сэр.
Пилот крутанул штурвал, открыл люк и поплыл обратно в нос космоплана. Ноубл закрыл дверь шлюза и последовал за пилотом. Пока пилот пристегивался к левому сиденью, Ноубл забрался в правое. Ноубл был коренастым мужчиной, волосы песочного цвета, стрижка ежиком. Его красивое лицо было изрезано морщинами, которые он приобрел за два десятилетия бурения и строительства на Марсе.
— Встреча прошла хорошо, сэр? — Пилот, не спрашивая разрешения, уже проводил предстартовую проверку.
— Да, лазерные буры и запчасти для грузовиков будут загружены сегодня и доставлены к нам завтрашним грузовым шаттлом. Текстиль и органика должны будут пройти таможенный контроль. Это займет дня три или около того.
— Не придется ждать очереди?
— Нет. Руперт уверяет, что «Дорадусу» обеспечат зеленую улицу. — Ноубл поправил шелковый галстук под ремнем безопасности. — Кстати, здесь следователь Комитета Комического Контроля. Прибыла скоростным катером, я увидел ее на звездной стороне. Отгадай с трех раз. Раскрыла дело «Стар Куин», спасла Форстера и Мерка с Венеры, предотвратила катастрофу на Луне.
Лицо пилота приобрело странное выражение. Оно выражало и удовольствие, и досаду:
— Эллен Трой?
— Правильно с первого раза.
Пилот кивнул и закончил предстартовую проверку:
— Если вы готовы к старту, сэр, я сообщу диспетчеру.
Шины шаттла ударились о взлетно-посадочную полосу выполненную из расплавленного песка. Спарта выглянула в небольшое овальное окно. Дюны, тянулись к подножию далеких утесов, на востоке их вершины были освещены солнцем. Приближался вечер, и сумеречное небо было особого ярко-оранжевого оттенка, в котором уже мерцали бледные звезды. Шаттл замедлил свой стремительный бег и наконец плавно остановился. Тягач зацепил шаттл и медленно потащил его к видневшейся вдалеке группе низких зданий. Свежий ветерок гнал по рулежной дорожке клочья розового песка. Если не считать голубых огней взлетно-посадочной полосы и далекого зеленого мерцания пассажирского терминала, на пыльном пространстве вокруг не было и намека на жизнь. Затем Спарта заметила движущиеся по песку фигуры людей в коричневых скафандрах, сгорбившихся от ветра и мороза.
Внутри терминала было тепло.
Здание было странно очаровательным: это был длинный бочкообразный свод из зеленого стекла, невероятно изогнутый, его внутренняя поверхность была покрыта замысловатыми узорами, его обтекаемая внешняя поверхность была отполирована ветром. Богатое железом зеленое стекло было излюбленным строительным материалом на Марсе, а низкая гравитация позволяла виртуозно творить архитектурные шедевры. В отличие от кирпича и цемента, которые нуждаются в воде для своего производства, стекло требует только песка и энергии. Даже небольшая толщина стекла защищала от вездесущего ультрафиолетового излучения. Так возник целый марсианский стиль, удивительно легкий и утонченный для пограничной культуры.
Спарта задержалась в терминале ровно настолько, чтобы посмотреть как Блейк и его большой, шумный, новый друг Ростов проходят в зал ожидания. На «Станции Марс» они поднялись на борт шаттла, являя все признаки опьянения: русский распевал красочную солдатскую застольную песню а Блейк изображал руками и голосом балалайку — трам-драм-драм. Совсем не характерно для Блейка. — Он не был пьющим человеком.
Вскоре после того, как она заметила их в Невском саду, служба доступа к данным идентифицировала Ростова и предоставила ей его резюме. Евгений Ростов был высокого уровня оперативником в Межпланетной Социалистической Рабочей Партии, в настоящее время бизнес-менеджер «Гильдии Трубопроводчиков», Марс 776. Спарта недоумевала, как Блейку удалось установить такую интересную связь за столь короткое время.
Если только Ростов, а не Блейк не установил эту связь…
Учитывая, что легенда Блейка сделала его практически нищим, зал ожидания шаттлпорта был единственным доступным местом для него. Спарта усмехнулась — в конце концов он сам захотел оперативной работы. Для себя она забронировала номер в межпланетном отеле «Марс».
Среди двух дюжин пассажиров шаттла было несколько бизнесменов и инженеров, но большинство составляли модно одетые, c модными стрижками туристы, которые могли позволить себе большое турне по планетам.
Спарта направилась за своей сумкой мимо стойки обмена валюты к багажной карусели.
Робот-троллейбус у входа в главный коридор, веселый розовый огонек вращается на мачте над его пустыми сиденьями, его голос вещает:
Лучший транспорт до отеля «Марс Межпланетный»! Первоклассное жилье на Марсе! Посетите Феникс-Лоунж! Лучший вид на захватывающие природные чудеса и ночные развлечения.
Посетите «Комнату Офира»! Рай для гурманов. Плавайте в самом большом бассейне на Марсе! Принимаются карточки всех крупных банков.
Троллейбус повторял свою болтовню на русском, японском и арабском языках, неуклюжие туристы занимали в нем места.
Спарта не стала в него садиться, он покатился на резиновых шинах вниз по слегка наклонному коридору, она, закинув сумку на плечо пошла следом. Шла долго. Подземный коридор вышел на поверхность и в этом месте стены его были выполнены из стеклянной изогнутой плиты. И открывающийся сквозь прозрачное стекло вид, был изумителен, наверняка троллейбус в этом месте притормаживал. Над головой взлетно-посадочная полоса шаттлпорта заканчивалась обрывом и был виден Фобос, двигающийся на фоне звезд. Ниже по склону горы, на вершине которой она стояла, замерзший поток мягко светящегося зеленого стекла устремился к сгущающимся теням каньона: сам Лабиринт-Сити. Во главе стеклянного каскада располагались главные здания — городская ратуша, здание местного Совета миров, огромный отель «Марс Межпланетный», — защищенные от ветра высоким, арочного вида холмом из песчаника. На террасах, так же прячась, располагались магазины и дома. Ниже располагались гидропонные и животноводческие фермы. В самом низу, сияя ярче, чем город над ним, находился завод по переработке сточных вод.
Спарта сопоставила вид перед ее глазами с картами, которые она хранила в своей памяти.
С этой обзорной площадки было видно начало Noctis Labyrinthus (Лабиринта Ночи) и начало «Долин Маринера» — самого большого каньона из всех известных в обитаемой Вселенной. — Разлома в четыре раза глубже, чем Большой каньон Северной Америки, и длиннее, чем вся Северная Америка в ширину. Одно из самых впечатляющих мест Марса. — Фантастические скалы и высокогорные долины. За свою недолгую историю Лабиринт-Сити развивался одновременно и как научная и административная база, и как туристическая достопримечательность. Еще одним достоинством его месторасположения было то, что он находился всего в восьми градусах к югу от экватора. Это давало ощутимую экономию топлива при эксплуатации шаттлов.
Муниципальные туннели, один поворот, другой и вот грандиозный вестибюль отеля «Марс Межпланетный». Спарта отдала портье свою тщательно упакованную спортивную сумку, тот передал сумку посыльной и опять наклонился к дисплею. Не прошло и тридцати секунд как появился мужчина:
— Инспектор Трой?
Спарта кивнула, она почувствовала тяжелый запах радемаса в его дыхании, этого обычно вызывающего привыкание стимулятора. Светлые волосы мужчины были очень коротко подстрижены, а кожа имела странный жжено-оранжевый цвет, от пристрастия к солярию. Водянистые голубые глаза, желтые зубы.
— Позвольте представиться. — Вольфганг Протт, управляющий эти отелем.
Протт был высоким мужчиной, одетым в блестящий костюм из какой-то шелковистой ткани, но не шелковой, которая стоила бы целое состояние, но все же достаточно дорогой.
— Я здесь для того, чтобы лично и самым сердечным образом приветствовать вас, — продолжал Протт, — нашего высокочтимого гостя. Я приглашаю вас составить мне компанию, посетить нашу прекрасную гостиную Феникса, насладиться напитками за счет заведения и послушать очаровательную Кэти за клавишами.
— Спасибо, но нет, мистер Протт. Я свяжусь с вами позже, чтобы договориться о встрече.
Его, казалось, ничуть не смутил ее отказ:
— Я понимаю, вы устали от поездки, у вас много важных дел, которые нужно решить, — приводил он за нее вежливые оправдания, которые она не потрудилась произнести, — и сейчас не самое подходящее время, правильно, давайте встретимся позже. А сейчас весь наш квалифицированный и дружелюбный персонал в вашем распоряжении. Сожалею, но мои собственные неотложные дела призывают меня, — с этими словами он удалился, натянуто улыбнувшись, выкрикнув напоследок: «было приятно познакомиться!» — и исчез в гулких глубинах гостиничного вестибюля.
Спарта снова повернулась к портье. Клерк, который, несомненно, сообщил о ее прибытии своему боссу, ответил ей серьезным взглядом.
Ее гостиничный номер был скромно освещен и прохладен, отделан полированным стеклом и плитами из живописного песчаника. Стекло, лава, окаменевшая пыль: щедрость Марса…
Мигал красным сигал вызова связи.
— Это Эллен Трой, для меня есть сообщение?
— Минутку… — голос принадлежал человеку, а не роботу. — Передать смысл сообщения или дать прослушать запись.
— Давай смысл.
— Звонил Халид Саид из проекта терраформирования Марса. Приглашает вас завтра, в полдень в «Комнату Офира» на ленч. Номер его комлинка…
— Спасибо, — сказала она и отключилась. Номер комлинка Саида ей был известен.
Интересно. Сначала Вольфганг Протт, а теперь Халид Саид. Никто из них не не должен был знать, кто такая Эллен Трой. Откуда утечка?
Зал ожидания космопорта был похож на улей, отсеки, как ячейки сот громоздились друг на друга. Впрочем в разговорах его «улеем» и называли. В отсеке имелась жесткая кровать, полка для одежды и видеоплеер, который можно было смотреть, лежа на спине.
Попрощавшись с Евгением Блейк два часа бродил по шаттлпорту, собирал информацию, пропитывался местными реалиями. Порт оказался более масштабным хозяйством, чем он ожидал. Здесь были сортировочные станции и автобазы больших грузовиков. Отсюда начиналось шоссе Фарсида, по которому в другие районы Марса доставались товары, привезенные с других планет, транзитом через «Станцию Марс», грузовыми шаттлами. Здесь были склады, магазины, склады горючего, общежития для рабочих, исследователей и половины населения Лабиринт-Сити. Живущие в общежитиях называли стеклянные дома на склоне утеса «выставкой».
Если у проходивших через улей бродяг не было ничего, что могло бы их развлечь, кроме фильмов на видеоплеере, то у местных жителей была тусовка, о которой посторонним не говорилось. Но Евгений сказал Блейку, где его искать. — Бар «Сосна». И он, надев скафандр, отправился в дорогу. Пробираясь по песку между полузанесенными песком ангарами и складами, согнувшись, почти падая вперед, преодолевая ветер (ни как не меньше двадцати узлов), он едва не пропустил вход в длинный узкий сарай, прилегающий к задней части ангара.
Блейк протиснулся в шлюз, дождался зеленого сигнала и открыл внутренние двери:
Уникальная, особенная вонь — смесь радемаса, табачного дыма, косметики, прокисшего пива, пропахших потом скафандров и хлорки.
Грохот синтезатора, выдававшего мелодию похожую на мучительный визг шаттла, распадающегося в верхних слоях атмосферы, которая переходила в звуки первых мгновений после Большого Взрыва.
Голубые огни взлетно-посадочной полосы освещали это помещение, им помогала пляска цветных полос и пятен на, развешанных по стенам, плоских экранах. Здесь было бы намного темнее, если бы стены не были обшиты полосами полированной нержавеющей стали.
С потолка свисали стрелянные гильзы ракет и пустые бутылки всевозможных форм.
Повесив на вешалку скафандр и получив свое пиво, Блейк с трудом нашел уголок, где никто не толкал его локтями. Евгений обещал встретиться с ним здесь и потолковать насчет работы, скорей бы он пришел, а то вон там стоят те трое, что напали на него Невской площади и объясняться с ними по новой нет никакого желания.
Сидящие рядом с ним у барной стойки записные «аналитики» во хмелю обсуждали проблемы и районного масштаба, и всемирного почти. То и дело слышались мудреные аббревиатуры ГТ, ПРКТ, ПТМ, что на нормальном языке означало соответственно «Гильдия Трубопроводчиков», «Профсоюз Работников Космического Транспорта» и «Проект Терраформирования Марса». Звучали выражения: «подписать или умереть с голоду», «банкротство ГТ», «Ноубл… акула капитализма… собирается разорить ПТМ», «это самая глупая теория…»
Сопоставив эти пивные дебаты с разговорами, которые он слышал во время своего двухчасового блуждания по шаттлпорту, Блейк пришел к следующим выводам:
Местная гильдия трубопроводчиков оказалась в осадном положении. Огромный профсоюз работников космического транспорта, один из первых рабочих консорциумов, распространивший свое влияние за пределы Земли, пытается поглотить ее.
Многие предприниматели, управляющие частным бизнесом на Марсе приветствуют такие перемены. «Гильдия Трубопроводчиков» слишком неуступчива и с коррумпированным ПРКТ дело иметь будет гораздо проще.
Ноубл, будучи членом правления «Проекта Терраформирования Марса», затеял какую-то свою темную игру.
Ему надоело слушать эти глобальные с постоянными повторами, разглагольствования и он прошел дальше вдоль стойки. Здесь пьяный разговор шел похоже о каких-то хищениях: «…пару месяцев назад полтонны медной проволоки… А три недели назад — несколько разведывательных зондов …», «мой начальник сказал, чтобы я держал рот на замке…».
Тут разговаривавшие стали с подозрением поглядывать на его и он пожалел, что здесь оказался. Но тут как раз вовремя раздалось:
— Майк! Майк Майкрофт! Товарищ! — баритон Евгения оказался сильнее всего того безобразия, что творилось в пабе.
Ничего себе, вот это авторитет — перед Евгением и его спутницей, которую он, обняв за плечи, нежно прижал к себе, образовался свободный проход в этой толпе потных тел.
— Смотри, кого я привел, — прорычал Евгений, подмигнув так, что это сделало бы честь Долговязому Джону Сильверу.
— Лидия, вот мой добрый друг, о котором я тебе столько рассказывал. Майк, это Лидия Зеромски, о которой ты слышал столько хорошего. Нам повезло, она должна быть уже в рейсе, но к счастью задержалась.
Большие карие глаза, четкие брови, высокие скулы и широкий рот, длинные светлые волосы, собранные в практичный узел на затылке. — Вообще-то Евгений как-то упоминал Лидию Зеромски, когда составлял список незамужних женщин, за которыми ему следовало бы приударить, но Блейк прекрасно знал, кто она такая (из досье Спарты). Мужчина, в которого Лидия якобы была влюблена, был одной из жертв, убитых две недели назад.
— Приятно познакомиться, — он улыбнулся Лидии своей самой очаровательной улыбкой.
— Взаимно. — Она выглядела излишне серьезной, неприветливой.
— Майк, самые лучшие новости, — произнес Евгений, поворачиваясь от стойки с двумя запотевшими бутылками пива в руках. Одну он протянул Лидии. — Ммм, — махнул рукой Блейку, имея в виду «погоди», и вылил полбутылки себе в глотку и протянул бутылку Андрею.
— А-ах… Новости! У тебя есть работа, мой друг! Ты механик восьмого разряда, отвечаешь за участок нефтепровода. Несмотря на то, что ты не член нашей гильдии, я смог это организовать.
— Евгений, не то чтобы я тебе не благодарен, но я же сантехник шестого разряда. Механик восьмого разряда — это швабра, мальчик на побегушках.
— Радуйся, товарищ, что тебе не придется поступать учеником, согласно строгому толкованию устава. Кроме того, поскольку я дергаю за ниточки, никакого письменного экзамена для тебя не будет. Приступаешь послезавтра. Явишься в восемь утра на автобазу «Noble Water Works». Кроха отправляется на Фарсид ровно в восемь тридцать.
Блейк несколько секунд смотрел на широко улыбающегося русского, прежде чем обрел дар речи:
— Кроха это что?
— Перевозчик личного состава. Включая тебя, вас будет десять человек. В пути будешь четыре дня. Еда — стандартный космический пакет. А работа у тебя будет хорошая, сэкономишь уйму денег, их там негде тратить. — Евгений рассмеялся смехом похожим на лай. — Бери еще бутылку, угощаю.
Блейк посмотрел на Лидию, которая, казалось, находилась в мыслях очень далеко от этого бара и решил вернуть ее на землю:
— А ты сколько будешь в пути?
— Три дня, — она даже не повернула голову в его сторону.
— Одна?
— Обычно мы передвигаемся конвоем, но в этот раз поеду одна.
— Неужели ты никогда не берешь никого с собой в кабину.
— Никогда. — Она повернулась к нему. — Почти никогда. За очень, очень редким исключением.
— Инспектор Трой, лейтенант. — Спарта изящно отсалютовала человеку, сидевшему за стальным столом в крошечном кабинете.
Поланьи, начальник местного отделения Комитета Космического Контроля, — слега располневший парень с бледной кожей, держится официально, подчеркивая свою значимость. Было видно, что он недавно на этой должности. По возрасту он всего лет на пять старше ее:
— Садись, инспектор Трой.
Сидеть ей не хотелось, но она должна была позволить ему играть свою роль и села на стальной стул напротив его стола.
Он глянул на дисплей ноутбука:
— Думаю, у нас есть все, о чем был запрос. Наши люди вплотную занимались этим все время.
— Но, ты ведь знаешь, чего я хочу на самом деле, не так-ли?
— Что? Прошу прощения, не понял.
— Хочу, чтобы ты сказал, что в моем присутствии здесь нет необходимости и я могу отправляться домой.
Он слабо улыбнулся:
— Нет. Необходимость есть, тем более с такой репутацией, с таким перечнем раскрытых дел. «Стар Куин»…
— Лейтенант, извини, но у меня начинает чесаться голова, когда читают мое резюме вслух. Думаю, это крапивница.
Казалось, он немного расслабился:
— Я хочу сказать, что, возможно, здесь тебя постигнет неудача. Смотри. — Он повернул к ней ноутбук. — Мы опросили пару сотен человек, всех, кто мог находиться поблизости во время ограбления и убийства. Нам даже удалось учесть большую часть туристов. — Поланьи и его люди проделали большую работу, и он хотел, чтобы она знала об этом. — Есть трое местных, у которых была возможность, на них падает подозрение в первую очередь. Мотив…
— Давай разберемся в способах, возможностях, конкретных уликах, а вопрос о мотиве оставим на потом.
Лейтенант, соглашаясь, кивнул.
— Как распределены сферы ответственности между твоим подразделением и местными патрульными силами, лейтенант?
— Мы занимаемся только наиболее сложными делами.
— Например?
— Черный рынок отнимает у нас много времени. Контрабанда наркотиков — это проблема. Иногда находим контрабандные предметы, представляющие художественную, историческую или культурную ценность. Кроме того, есть вопросы труда. Это так называемое социалистическое правительство плохо ладит с профсоюзами. Саботаж и финансовые махинации тоже наша сфера. Патрульные разбираются с пьяными драками и драками между рабочими и государством, или корпорациями.
Государство и корпорация, очевидно, были эквивалентными понятиями для лейтенанта Поланьи.
Спарта взглянула на дисплей ноутбука, затем подтолкнула его обратно к лейтенанту:
— Я изучу это позже. А теперь давай глянем на место преступления.
Она резко встала. Поланьи был застигнут врасплох, но быстро вскочил.
— Звучит как хорошая идея, — сказал он искренне, как будто сам собирался предложить то же самое.
Они шли по оживленным залам административного здания Совета Миров, где сосредоточились все административные службы Марса, решающие те проблемы, которые не могли быть решены с марсианской станции. Они миновали зал суда и библиотеку. Светящиеся вывески указывали на следственный изолятор, поликлинику, кафетерий. Сквозь стеклянные стены Спарта видела людей, которые двигались, разговаривали, общались со своими компьютерами.
Она вспомнила игрушку, с которой когда-то играла, — лабиринт, сделанный из листов прозрачного пластика; цель состояла в том, чтобы прокатить стальной шарик от подшипника вниз через все палубы, в каждой палубе было одно отверстие, диаметр которого был равен диаметру шарика. Она задумалась, легко ли ей будет найти дорогу вниз по этому стеклянному, вертикальному лабиринту ночью?
Пройдя по оживленной, гулкой соединительной трубе, вошли в Ратушу. В ней находились только офисы, за одним исключением — выставка.
Она остановилась внутри купола из прозрачного зеленого стекла. Люди обходили ее с обеих сторон, стуча каблуками по стеклянному полу, некоторые в скафандрах, другие без, но с сумками скафандров, перекинутыми через плечо.
Заинтригованная Спарта огляделась. Здесь практически все было выполнено из стекла. Купол был примерно тринадцати метров в высоту и шести в ширину, арки с четырех сторон помещения вели в сводчатые коридоры, тоже из стекла, через один из которых они только что прошли. Над головой, сквозь прозрачную крышу она увидела песчаный свод, защищающий сверху город.
— Стекло такое прозрачное, — удивилась Спарта. — Я думала, что ваши печально известные песчаные бури, должны исцарапать его до непрозрачности.
— Марсианский песок не похож на земной, его зерна в тысячу раз меньше и они скорее полируют стекло, а не царапают. — Объяснил Поланьи.
— Но разве не песок вырезал в скале эту арку?
— Возможно. Хотя думаю основную работу сделало стомилионократное замерзание воды, ну и песок конечно, но подумайте, как давно это было. А всем нашим зданиям всего около десяти или двадцати лет, в конечном счете действие песка, естественно, скажется.
— Только не на том, что находилось, за этим стеклом. — Указала взглядом Спарта.
В центре помещения стояла витрина, в которой выставлялась на обозрение знаменитая «марсианская табличка». Сейчас там ничего не было, кроме красной бархатной подушки и картонки с надписью от руки: «выставка временно закрыта».
Временно, да? Кто-то был настроен оптимистично.
— Подожди здесь, лейтенант. Я только на минутку.
Она быстро пошла по освещенному дневным светом коридору, в котором произошло второе убийство, осмотрела дверь шлюза в его конце, поднялась по лестнице, заглянула в кабинет помощника мэра. Не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих, она задействовала все свои необычные способности, анализируя и запоминая все, что попадалось ей на глаза.
Затем вернулась к лейтенанту:
— Ты говорил, что у вас есть голографическая модель места преступления.
— Да, я захватил прибор с собой.
— Давай посмотрим.
— Хорошо, инспектор. Если вы дадите мне минутку… — Поланьи повозился со штативом голопроектора, затем отрегулировал прибор. — Вот и готово. Поехали.
Дневной свет исчез, а вместе с ним и люди вокруг. Спарта и Поланьи друг друга не видели. Вокруг них образовалась визуально идеальная реконструкция Ратуши вскоре после того, как местные патрульные прибыли на место преступления.
— Ночь семнадцатого Бореала, двадцать часов восемнадцать минут. — Послышался голос Поланьи откуда-то из темноты, — что соответствует пятнадцатому сентября на земле.
Витрина была открыта, ее хрустальная полусфера откинута назад, и в скрещенных лучах прожекторов виднелась пустая подушка, на которой почти десять лет покоилась знаменитая марсианская табличка. Вокруг стояло несколько штативов, некоторые с лампами, другие с приборами, нацеленными на пустую подушку.
Рядом, на полу, лежал опрокинутый стул — и чье-то тело.
— Дьюдни Морланд, — пояснил голос Поланьи. — Высокоскоростная урановая пуля двадцать второго калибра вошла в основание черепа и вышла из верхней части лба. Чистые входные и выходные отверстия, пороховые ожоги, указывающие на то, что выстрел был произведен с расстояния менее метра.
Спарта шагнула вперед. Все виртуальное пространство отреагировало на ее движения; она подходила к телу мужчины на полу, пока оно не оказалось у ее ног:
— А почему урановая пуля?
— Сказать трудно, но такие на Марсе применяются часто, считается, что они обладают хорошим останавливающим эффектом при низкой гравитации.
— Вы нашли пулю?
— Нет. И ту, что убила Чина, тоже не нашли.
— Убийца, должно быть, нашел их с помощью счетчика Гейгера и подобрал. — Предположила Спарта. — Ведь урановые пули делают из отработанного реакторного топлива и они имеют незначительную остаточную радиоактивность.
Она сосредоточила свое внимание на жертве, вглядываясь в голографическое тело на полу. Морланд был тридцатипятилетним ксеноархеологом, который изучал марсианский артефакт под большим увеличением и в различных длинах волн. Он был тучен, с неряшливой светлой бородой, которая клочьями поднималась по щекам. Его волосы свисали спутанными прядями за воротник. Костюм, который, по-видимому чистили сто лет назад, был из дорогой ткани — твида. Кисет с табаком валялся на полу рядом с ним, а в правой руке он сжимал трубку.
— Поверни, пожалуйста, давай глянем снизу, — попросила Спарта.
Невидимый Поланьи тронул рычаги управления голопроектора. Голографическая реальность медленно поворачивалась, проходя сквозь Спарту, тело можно было рассмотреть со всех сторон. И вот Спарта смотрит из-под пола на тело Морланда, лежащее лицом вниз:
— Не совсем расслабился, но и страха не выказывает. Судя по всему, он и не подозревал о том, что должно было произойти. Лейтенант, какие у тебя мысли? А что мы на самом деле знаем о Морланде?
— Все, что мы нашли о нем, занесено в банк данных.
— Нужно еще тщательнее покопаться в его прошлом, возможно найдете что-нибудь еще.
То, что сама Спарта знала о Морланде, хотя и было достаточно подробным, но все же вызывало некоторые вопросы.
Его научная репутация базировалась на трех работах (из нескольких десятков им опубликованных) в которых он по следам, оставленным доисторическими инструментами на обработанных ими артефактах (например рисунки оставленные кроманьонцами на оленьих костях) давал описания и приводил физические характеристики этих самых инструментов. Таких инструментов никто никогда не находил, но его аргументы были убедительны, и никто их не оспаривал.
Марс был для него новой территорией, скачком от изучения примитивных технологий на Земле к изучению инопланетной технологии, настолько продвинутой, настолько же и не понятной. Хотя элементный состав марсианской таблички был известен (титан, молибден, алюминий, углерод, водород, следы других элементов), — методы, с помощью которых они были сплавлены в соединение, гораздо более твердое и прочное, чем алмаз, оставались загадкой. Столь же загадочны были и методы, с помощью которых табличка была обработана письменами; именно этим вопросом и занимался Морланд.
Этот вопрос безуспешно изучали и другие исследователи. Этот, самый твердый сплав, из когда-либо обнаруженных, был обработан инструментами еще более твердыми, если вообще какими-либо инструментами. Морланд убедил комиссию по культуре Совета Миров, что он не может причинить никакого вреда этому артефакту (это-то было ясно, никто не может), а вот добавить некоторые детали к знаниям человечества о нем ему может удастся.
— Ну на сегодня хватит о Морланде, давай посмотрим второго.
Все это массивное сооружение, купол, стены, опять пришло в движение, пока купол опять не оказался над головой у Спарты, и вдруг прыгнуло на нее и так резко остановилось, что если бы оно действительно обладало массой, то оно рассыпалось бы от сил инерции.
Спарта оказалась в коридоре, который она исследовала раньше, у тела лежащего на спине с широко раскинутыми руками и ногами в луже яркой крови.
— Дэйр Сенека Чин. Помощник мэра, один из первых жителей Лабиринт-Сити. Самый уважаемый человек города… — начал пояснять лейтенант.
— Задержался допоздна, потому что Морланд не мог проводить исследования в рабочее время, и кто-то должен был присматривать за ним, — продолжила бесцветным голосом Спарта.
— Все так и было.
— А где был мэр в тот вечер?
— Мэр находится на Земле уже два месяца. Конференция лидеров, я полагаю.
Чин был высоким мужчиной, худощавого телосложения, с черными волосами и красивым лицом, покрытым более глубокими морщинами, чем можно было предположить в его тридцать пять лет. Его темно-карие глаза были открыты, на лице застыло выражение заинтересованного удивления, а не страха. Он был одет в костюм из тяжелой коричневой парусиновой ткани, которая была в моде у марсианских старожилов.
— Опять урановая пуля?
— Прямо в сердце, издалека. Отбросило его метров на восемь. Выстрел мастерский. Мы считаем, что это не простой убийца, а профессионал.
— Возможно. А возможно просто любитель пострелять, кто-нибудь, у кого была для этого причина. Он спустился туда по лестнице?
— Да, из своего кабинета на втором этаже. Разбирал гражданские дела, мы выяснили…
— Ладно, о них позже. Его кабинет виден с улицы?
— Да. Старый Наттинг — это тот самый патрульный, который проходил мимо всего за пару минут до предполагаемого времени убийства, — сказал, что все здание было погружено во тьму. Свет был только под куполом, где работал Морланд и в кабинете Чина на втором этаже. Горело еще несколько лампочек в коридоре. Во всяком случае, он ясно видел их обоих, живых и здоровых, и еще Лидию Зеромски, она ругалась с Чином.
— Им было все равно, что их могут увидеть?
Лейтенант улыбнулся:
— Здесь есть такая поговорка, инспектор: людям, живущим в стеклянных домах, плевать на камни. Это о приватности. Все все о друг друге знают.
— Неужели? А зачем тогда у них шторы на окнах?
Спарта знала из донесений, что патрульный, ветеран, почти пенсионер, поклялся, что не видел в здании никого, кроме этих троих. Увидев настоящее здание и его ночную голографическую реконструкцию, Спарта поняла, что дозорный легко мог ошибиться — кто-то мог прятаться в тени.
— Я бы хотела поговорить с патрульным сегодня.
— Патрульная служба находится в административном здании. Я позвоню и назначу встречу, ты зайдешь и поговоришь с ним.
Спарта, конечно, все это сделает, но она знала, что это ничего не даст. Все ясно, обход Наттинга был регулярным, как часы, вопреки общепринятой практике безопасности. Наттинг разленился и инструкцию нарушал постоянно, так что его передвижения по окрестностям, без сомнения, были рассчитаны убийцей заранее.
Легко было посочувствовать старику. По сравнению с ночью на Марсе Антарктида — это Таити, даже несмотря на нагретый скафандр, и нормальные люди оставались внутри зданий, если могли.
Через три минуты после того, как патрульный миновал освещенное здание, в дежурной части, находившейся всего в сотне метров от места преступления, сработала сигнализация подключенная к артефакту — его вынесли в дверь шлюза у главного входа в здание. На время работы Морланда с табличкой, он мог ее сдвигать с места, брать в руки и даже носить по Ратуше. Сигнализация срабатывала если только таблица пересекала границу здания. Значит, грабитель тоже был в скафандре. Он, или она, бежал с места преступления не по теплым коридорам, а по замерзшим улицам.
— Давай посмотрим на шлюз.
— Там не на что смотреть, инспектор. — Поланьи шевельнул манипуляторами и голограмма показала им только гладкие, продуваемые ветром ручейки и несколько смутных углублений, ничто не указывало на какой-нибудь отпечаток ноги.
— Да, ветер стер все следы, похоже сильный был.
— Сильный? Легкий ветерок по местным меркам.
Способности Спарты оказались здесь бесполезны. Преступление произошло две недели назад. Возможно, если бы она была на реальной сцене, в реальном времени…
— Ты прав, лейтенант. Смотреть особо не на что.
— Это максимум, что может предоставить голограмма. Скорее всего убийца вышел на улицу, потому что путь по коридорам был заблокирован патрульными, бежавшими по тревоге. Или, может быть, у него был сообщник снаружи. Местные патрульные отреагировали оперативно, прибыли через несколько минут. Голограмма — это реконструкция того, что они нашли. Ни оружия, ни свидетелей, ни отпечатков.
— Спасибо, можешь выключить аппарат.
И они мгновенно очутились в ярком и оживленном центре Ратуши.
Через десять минут они снова были в тесном и ярко освещенном кабинете Поланьи.
— А теперь может я обрисую тебе тех троих подозреваемых, у которых была возможность, — наиболее вероятных кандидатов?
— Пожалуйста, лейтенант, — пусть человек похвалится проделанной работой, подумала Спарта. А сама снова начала прокручивать в голове всю эту историю:
Похищение марсианской таблички было лишь одним из звеньев масштабной операции Пророков «Свободного Духа» по уничтожению всех текстов «Культуры Х», попавших к землянам. — Расшифрованного послания внеземной расы. И не только текстов. На всех обитаемых планетах эскадроны смерти стремились уничтожить всех, кто мог бы по памяти восстановить эти тексты. На Земле погибло с десяток ученых. Здесь, на Марсе, Дьюдни Морланд был намеченной жертвой, а Дэйр Чин просто попался под руку. Лишь в одном случае у Пророков произошла накладка. — В Порт-Геспере профессор Дж. К. Р. Форстер выжил после покушения и теперь находился под усиленной охраной службы безопасности Комитета Космического Контроля.
Тут Спарта решила прислушаться к словам Поланьи:
— …постоянное население почти десять тысяч, одномоментно здесь может находиться до двух тысяч туристов. Нам удалось собрать сведения о четырехсот тридцати восьми зарегистрированных постояльцах отеля «Марс Межпланетный» и шести других лицензированных гостиницах Лабиринт-Сити. Насколько удалось установить своих номеров они не покидали. Других посторонних в городе замечено не было. — Город маленький, все на виду. Поэтому мы сосредоточились на этих троих.
На дисплее ноутбука появилось лицо молодой женщины. Смелые глаза, широкий рот, светлые волосы, собранные в узел на затылке. Несмотря на кажущуюся хрупкость костей, характерную для многолетнего жителя Марса, женщина выглядела решительной и крепкой.
— Это Лидия Зеромски. Водитель грузовика. Работает на трубопроводе. Подружка Дэйра, которую видели в его офисе за несколько минут до убийства.
— Она? Спустилась вниз, застрелила Морланда, а потом повернулась и убила вошедшего Чина?
— Не исключено, что так и было.
— Если она пришла за таблицей, зачем ей подниматься наверх и ругаться с Чином?
— Ну, если она не убийца, то может быть сообщницей, — сухо сказал Поланьи.
— Лейтенант, у нее нет судимости.
— Как-то раз в баре избила парня. Он не стал выдвигать обвинения.
— Оружие?
— Не зарегистрировано.
— Что-нибудь другое порочащее?
— Не известно ничего.
Спарта хмыкнула:
— Давай следующего.
— Вот он.
На экране Лидию Зеромски сменил гладколицый мужчина лет тридцати с небольшим. Его светлые волосы были тонкими и бледными, почти бесцветными, сквозь них просвечивал розовый череп. «Ба, да это новый ее знакомый».
Лейтенант продолжал пояснять:
— Вольфганг Протт, управляющий отелем «Марс Межпланетный». Не является секретом, что отель — место незаконной торговли марсианскими «сувенирами», образцами минералов, окаменелостями, даже артефактами. Назначен на Марс год назад «Межпланетной Цепью Отелей», центральный офис в Цюрихе. Работает на них около десяти лет — Афины, Кувейт, база Кейли на Луне, сначала в отделе по связям с общественностью, затем в отделе продаж, затем в качестве помощника менеджера. Это его первая работа в качестве менеджера. Здесь у него репутация бабника. Специализируется на туристках, местных женщин избегает. Утверждает, что в ту ночь спал в своем номере в отеле. Но его видели выходящим из вестибюля за несколько минут до убийства, одетым в скафандр. Через час после убийства выпивал со своим собственным барменом. Да, и еще кое-что (Поланьи не мог скрыть самодовольства), Вулфи известен как опытный стрелок из пистолета. В подвале отеля есть тир, где он постоянно упражняется.
— Достаточно, а кто еще у тебя есть?
Лицо, которое появилось на экране, она все-таки надеялась там не увидеть, смуглое и красивое, вытянутое и нежное, лицо молодого человека с глубокими карими глазами, увенчанное черными вьющимися волосами. Губы раздвинувшиеся в улыбке, обнажившей ровные белые зубы. На нем был стандартный скафандр.
Увы, Поланьи не исключил его из списка.
Лейтенант продолжил:
— Халид Саид, планетолог Совета Миров. Менее чем за час до убийства, Саид и Морлэнд кричали друг на друга в баре отеля…
— Что, что… Доктор Саид кричал?
— Во всяком случае, выражал решительное несогласие. Что-то о проекте терраформирования. Морланд отправился прямо из гостиницы в Ратушу. Саид утверждает, что он пошел в свою квартиру — это рядом с космопортом — но мы не можем установить истинность этого.
Спарта внимательно изучала фотографию Халида. Он был на год моложе ее, ровесник Блейка, и она не видела его с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет. Сильно повзрослел. Выглядит уверенным в себе.
Как и Спарта, и Блейк, Халид был членом проекта «СПАРТА» (Специальный Проект Академического Развития Тренинг Адептов), основанного ее родителями, в попытке продемонстрировать, что множественные интеллекты присущие каждому ребенку, могут быть развиты до уровня гения.
Халид был одним из величайших успехов этого проекта, умным и утонченным, многократно талантливым. Но, по словам Блейка, Халид также, вполне возможно, был членом Свободного Духа. Членом смертоносного культа.
— Лейтенант, если ты не против, я оставлю эти данные себе. — сказала Спарта, доставая из ноутбука флэшку.
— Да ради бога. Теперь у тебя есть то же, что и у нас. Что еще я могу для тебя сделать? Показать тебе ночную жизнь? — Он откинулся назад и сделал весьма красноречивый жест.
— Давай как-нибудь в другой раз, когда дождя не будет. — Поланьи понимающе ухмыльнулся:
— Дождь? А это что такое?
Стеклянный потолок «Комнаты Офира» был покрыт конденсатом, воздух был влажным. Метрдотель вел Спарту то вверх, то вниз по ступеням и по террасам, между столами, которые выходили на самое большое открытое пространство воды на Марсе. Очень зеленой воды.
В этом, окруженном пальмами, бассейне плескалось и плавало с полдюжины молодых мужчин и женщин, все гибкие, загорелые и обнаженные. Спарта подумала, что они больше похожи на спортсменом и манекенщиц, чем на туристов; вероятно, отель нанял их, чтобы они создавали красивую картинку во время ленча.
Столик Халида стоял на балконе возле бассейна, отгороженный от него тощими пальмами. Он встал, чтобы поприветствовать ее. Это был один из тех стройных и грациозных мужчин, чья улыбка так ослепительна, а глаза так притягательны, что они кажутся выше своего роста.
— Инспектор Трой, большое спасибо, что согласились встретиться со мной. Доктор Саид.
Спарта коротко пожала протянутую руку.
Если он и узнал в ней ту девушку, которая была его школьной подругой в «Спарте», то ничем этого не показал.
Когда она села напротив него, нахлынул поток давних воспоминаний…
Девятилетний Халид спорит о теологии с Норой Шеннон на детской площадке на крыше Новой школы, утверждая, спокойно преодолевая возражения девочки, что Ислам сделал христианство неуместным. И в конце концов он заставил Нору отступить, хотя бы потому, что запомнил гораздо больше из Корана, чем она из Нового Завета. После чего объясняет, почему шиитская секта, в которой он родился, единственно правильная…
Двенадцатилетний Халид двадцать минут плавает среди акул в Карибском море, пока к нему не подоспела помощь. Сведя с ума от страха своих родителей…
Халид, пятнадцатилетний, дирижирует Манхэттенским молодежным филармоническим оркестром. Бодрое, энергичное исполнение итальянской симфонии Мендельсона публика приветствует бурными овациями. Вскоре все СМИ объявляют о дебюте нового Бернстайна.
— Завтра утром у меня запланирован разведывательный полет, и я хочу, чтобы ты разобралась со мой до моего отлета.
Метрдотель вручил им тщательно отпечатанные меню, сделанные на ощупь из настоящей бумаги, — свидетельство элитности заведения.
— Разобралась с тобой?
— Полет должен продлиться два дня. Но это Марс, здесь трудно планировать. Я могу задержаться, и не хочу, чтобы ты думала, что я от тебя скрываюсь.
— Извините, что перебиваю, — жеманно улыбнулся метрдотель, — какие-нибудь напитки перед едой?
— Ты что будешь пить? — Спросил Спарту Халид. Она увидела, что он пьет чай, судя по запаху — шриланкийский:
— Я тоже выпью чаю.
— Хорошо, мадам, вас сейчас обслужат, — и метрдотель испарился.
Халид налил ей в стакан ароматного чая из чайника, стоявшего на столе. Она сделала глоток и продолжила разговор:
— Все, что мне нужно, доктор Саид, — это доказательство того, что ты не мог убить этих людей или украсть артефакт.
— Полагаю, ты уже ознакомилась с моими показаниями, инспектор. И изучила историю моей жизни.
Она кивнула и продолжила:
— Известно, что ты спорил с доктором Морландом здесь, в отеле, незадолго до того, как его убили. Ты ушел вскоре после него, и тебя не видели до следующего утра.
— Все верно. Я не могу доказать, что я пошел в свою квартиру и посмотрел инфовидео о проекте преобразования Сахары, затем совершил вечернюю молитву и лег спать. Но это правда.
— Ты живешь один, доктор Саид?
— Да. И, как тебе несомненно известно, я женат. Жена живет в Париже с родителями, не говоря уже о многочисленных тетушках, дядюшках, братьях и сестрах. Но знаешь ли ты, — странное выражение, наполовину дразнящее, наполовину задумчивое, изогнуло его изогнутые брови, но быстро исчезло, — что я никогда не встречался со своей женой? Ей четырнадцать лет.
Спарта действительно знала все это. Но она знала так же, что Халид был из бедной семьи и обучение его в «Спарте» было оплачено обществом богатых собаководов, которое было под контролем «Свободного Духа». Его блестящие успехи в «Спарте» привлекли внимание его будущих могущественных родственников, которые решили с его бедной семьей вопрос о его женитьбе. Без всяких предварительных консультаций с ним. Это была большая честь. Мог наступить день, когда его двоюродный дед — хан, мог провозгласить Саида имамом.
— И так. Ты живешь рядом с космопортом.
— Да, на площади Кирова в комплексе ПТМ.
— Это здание не подсоединено к муниципальной системе переходов, заполненных воздухом и когда ты выходишь из дома, то вынужден одевать скафандр. — Спарта кивком головы указала на коричневый холщовый мешок, лежащий на стуле рядом с Халидом.
— Все марсиане, даже если они выходят из дома по воздушному переходу, берут скафандр с собой. Это уже вошло в привычку. Кстати, а где твой? Я бы посоветовал тебе поскорее перенять наш обычай. Все это, — он махнул рукой в сторону деревьев, бассейна, стеклянной крыши, с которой капал конденсат, — может исчезнуть в одно мгновение. Допустим, со свода над нашими головами упадет камень…
— Я последую твоему совету. — Она пожалела о своей беспечности. — Твое здание… в нем три квартиры, каждая с отдельным входом, твоя на втором этаже, куда ведет наружная лестница.
— Все так и есть. А знаешь почему я выбрал именно эту квартиру?
— Прекрасный вид из окна?
— Правильно, но красота это не все. Я правоверный мусульманин и я должен возносить молитву строго в направлении священной Каабы в Мекке. Мекка и Марс находятся в постоянном относительном движении. Определить направление в момент молитвы мне помогает вот этот прибор. — Он поставил стакан с чаем и достал из кармана плоский круглый предмет размером с большие карманные часы, но гораздо тоньше.
— Прекрасное устройство, — заметила она без всякого выражения. — Какое оно имеет отношение к твоему выбору квартиры рядом с космопортом?
— Просто моя маленькая комнатка выходит на небо таким образом, что мне редко приходится молиться головой направленной на глухую стену.
Подошел официант и Халид, обсудив с ним и Спартой все подаваемые сегодня фирменные блюда, сделал заказ. Официант удалился и разговор продолжился.
— Все это конечно очень интересно, но какое это имеет отношение к делу, которое мы обсуждаем? Расскажи мне лучше о вашем споре с Морландом.
— Я объясню коротко, обрисую так сказать скелет, описание в деталях займет слишком много времени.
— Вообще-то я не тороплюсь.
— Тогда немного предыстории. — Он отхлебнул чаю и сделал вид, что обдумывает свои слова. — Перед ксеноархеологами и ксенопалеонтологами стоит трудная задача, — начал он. — В настоящее время из-за низкого давления вода не может существовать в жидком состоянии на семидесяти процентах поверхности Марса. Миллиард лет назад, если не больше, все было по-другому. Атмосфера была более плотной, климат Марса мягким, условия были стабильными достаточно долго, как раз для появления и быстрой эволюции жизни. И сегодня мы находим окаменелости живших в ту пору живых существ. Кроме того найдены свидетельства того, что Марс посетила, возможно, лишь ненадолго, древняя разумная раса.
Задача ксенологов не только трудна, но и благородна — задача сохранения и изучения этих следов.
Проект терраформирования Марса предусматривает проведение таких мероприятий, которые позволят марсианам не держать постоянно скафандры под рукой. При проведении этих мероприятий конечно возможна безвозвратная утрата следов древних и инопланетных цивилизаций. Эта возможность и является причиной трений между ПТМ и ксенологами. В этом и заключалась суть моих разногласий с доктором Морландом.
— Ты не похож на человека, который станет спорить из-за теорий.
— В нашем споре не было ничего абстрактного.
Для создания на Марсе нормальных для человека условий необходимо увеличить плотность атмосферы и насытить ее водяным паром. Если начать нагрев полярных шапок (в основном это замерзший CO2), в атмосферу попадет много углекислого газа, который создаст парниковый эффект. Уменьшится отток тепла в космос, начнет повышаться температура атмосферы, одним из следствий чего станет еще большее повышение атмосферного давления. Нагрев и парниковый эффект будут взаимодополняющими, а потому будут способствовать терраформированию. Огромные массы льда растают, потекут реки. Растения будут выделять кислород; в то же время гораздо больший запас кислорода будет выделяться из горных пород засеянными бактериями.
Спарта была уверена, что он часто произносил эту речь, — его ораторское искусство было вдохновляющим.
Халид тем временем продолжал:
— Предлагалось много схем, как все это осуществить.
Чтобы повысить температуру поверхности, за счет поглощения больше солнечной радиации, предлагалось вывести сорт черных лишайников и засеять ими всю планету или распределить по поверхности Марса темную пыль с его спутников — Фобоса и Деймоса, которые относятся к наиболее черным телам Солнечной системы. Предлагалось также обеспечить повышение температуры при помощи ядерных реакторов. Но эти предлагаемые методы дадут эффект, только по прошествии столетий.
Предлагались диковинные планы по нагреву полярных шапок подземными взрывами тысяч ядерных устройств. — Идея, мотивированная, я думаю, не столько заботой о Марсе, сколько отчаянным желанием землян избавиться от запасов этого древнего оружия.
Но есть более быстрый способ достижения желательного результата и как мне кажется более перспективный. Это бомбардировка кометами. Мы можем управлять кометами. Кометы — это в основном лед. Энергия, которая выделится при падении кометы, превратит ее в водяной пар, обладающий прекрасным парниковым эффектом. И не надо ждать пятьдесят лет, пока будет таять полярная шапка. Мы решили произвести эксперимент, это и есть проект «Водопад». Подобрали подходящую комету и сейчас направляем ее сюда.
— Комета ударит по Марсу?
Он кивнул.
— И когда по вашим расчетам это произойдет.
— О годах речь не идет, это однозначно. Именно об этом мы с Морландом и спорили, инспектор, — не об абстрактной теории, а о специфике проекта «Водопад». Он был против этого в любой форме; он зашел так далеко, что сравнил его с той отвратительной ядерной схемой, о которой я упоминал. Правда, в тот момент он был сильно пьян.
— Пьян?
— Еще как. Он изложил свои возражения в таких выражениях, которые я не хочу повторять. А смысл их был в том, что удар кометы нанесет большие повреждения планете, при этом могут быть уничтожены многие виды бактерий и какие-нибудь ценные артефакты.
— Вы встречались раньше? Откуда он тебя знает?
— Мы познакомились на приеме, который Вулфи — мистер Протт, управляющий отелем, — устроил для него неделей раньше. После этого я бы с радостью держался от него подальше. — Как ксенолог он был ярым противником проекта и я стал для него личным врагом, чего он и не пытался скрыть.
— А какова твоя роль в проекте «Водопад», доктор Саид?
— Короче говоря, это моя идея.
Подошел официант с железным подносом и поставил перед ними тарелки.
В течение следующих нескольких минут ни Халид, ни Спарта не произносили ни слова. Она была занята поглощением странной текстуры выращенного на космической станции салата. Он наслаждался своим лососем, только что доставленном грузовым шаттлом из трюма грузового корабля «Дорадус», недавно прибывшего на орбиту.
Когда с едой было покончено, воцарилось неловкое молчание, которое никто не хотел нарушать. Для Спарты это был деликатный момент, и она не знала, как с ним справиться.
— Тебе следует знать, доктор Саид, что ты являешься главным подозреваемым в убийстве Морланда и Чина. И остаешься, даже после этой беседы. — У меня к тебе осталось слишком много вопросов.
— Я так и думал, но спасибо за подтверждение.
Он не стал ни спорить, ни доказывать свою невиновность, ни пытаться объясниться. Он только наблюдал за ней, очевидно взвешивая свои шансы.
— Ради меня самого, я бы хотел, чтобы ты докопалась до сути. Если бы я мог отложить свою поездку, я бы так и сделал. Но это опасно — в это время года погода ухудшается с каждым днем.
— Не беспокойся, я тебя дождусь.
— Если хочешь продолжить наш разговор, летим со мной. Обещаю, что ты узнаешь больше, чем думаешь. — Он наклонился к ней, его темные глаза были полны серьезной решимости.
Вот оно. Вот для этого предложения он и пригласил меня на эту встречу. — Мелькнуло в голове Спарты:
— Я подумаю.
— Если решишь лететь, то завтра в вестибюле офиса МТП в половине шестого утра. — Он резко встал. — А сейчас извини, я должен идти. Да, счет уже оплачен.
Она смотрела ему вслед. Его неторопливая походка, казалось, больше подходила для пустыни, чем для ресторана.
Дуло пистолета пыхнуло единственной стробоскопической вспышкой, все пули обоймы пистолета вылетели одной очередью в направлении бумажной мишени, висевшей в двадцати метрах от нее, наполнив длинный каменный тир ревом. Из ловушки для пуль у задней стены посыпались струйки песка. Спарта опустила пистолет и сняла наушники.
Директор тира снял с головы свои собственные и положил их на скамью:
— Ну что ж, посмотрим, посмотрим.
Это был дородный мужчина во всем белом, с эмблемой отеля на плотно облегающей футболке. Он нажал кнопку, и мишень медленно двинулась вдоль направляющего провода, пока не оказалась в его руках.
Он молча изучил мишень, затем посмотрел на Спарту с кислым подозрением, нахмурив густые черные брови. В центре красовалась одна дыра размером с большую монету.
— Ты пытаешься надуть меня, инспектор. Ты уже стреляла на Марсе раньше. — Он кивнул на мишень.
Спарта, не соглашаясь, качнула головой:
— Да, нет. Просто новичкам везет.
— Ты не подаришь эту мишень мне, инспектор. Я бы повесил ее у себя в кабинете, вдохновлять других любителей.
— Это хороший комплимент, но я лучше откажусь.
Она протянула ему пистолет рукояткой вперед:
— Спасибо, что позволил мне попробовать.
— Давай, используй другую обойму. Отель может себе это позволить.
— Нет, я не хочу, чтобы у меня болело запястье, — у этих урановых пуль сильная отдача.
— Да, пистолет с урановыми пулями труднее контролировать, чем с обычными такого же калибра. — Он взял пистолет и отложил его в сторону для чистки.
— А почему мистер Протт ими пользуется? Говорят, он отличный стрелок.
— Он не так безнадежен, как некоторые. — Он помедлил. — Но я никогда не слышал, чтобы он использовал урановые пули.
— А кто использует?
— Таких не так уж много. Гости отеля, некоторые бизнесмены. Тот парень, которого убили, однажды попробовал это сделать.
— Морланд?
— Да. Настоящий сукин сын. Я думаю, что Протт натравил его на меня, чтобы дать парню какое-то занятие. Убрать его подальше от бара. После того, как он немного потренировался, он смог попасть в заднюю стену. Если он раньше стрелял, то только не из пистолета и только не на Марсе. А с людьми разговаривает… Скажу вам у меня возникло искушение застрелить его самому.
Спарта глянула на него в упор:
— И ты так прямо мне об этом говоришь?
— Так арестуй меня.
— Жаль. Но целая комната свидетелей подтверждает твое нахождение в ночь убийства в другом месте.
Круглое кислое лицо мужчины расплылось в улыбке:
— Да, эти парни в «Сосне» просто замечательные, правда? Они скажут что угодно, лишь бы уберечь друга от неприятностей.
Фобос скользил по звездам, а Деймос был яркой далекой искрой, когда Блейк покинул свою каморку в улье космопорта.
До автомобильного парка «Noble Water Works» было где-то с полукилометра по темным, продуваемым всеми ветрами закоулкам. Блейк быстро двигался ими, стараясь держаться в тени, пока не достиг края комплекса космопорта. Далее — открытое пространство, пустыня.
В пятидесяти метрах из песка торчат цистерны с жидким водородом, похожие на наполовину зарытые страусиные яйца. Блейк резким броском оказался в их тени. Скорчившись в темноте, он всматривался в огороженный и освещенный прожекторами сортировочный двор. Днем он здесь все осмотрел, но на глаза никому не показывался.
Вне сооружений, на Марсе можно было не беспокоиться о нюхачах, химических или биологических, — собак здесь не было. Сетчатые ограждения, прожекторы, удаленные камеры, возможно, датчики давления и детекторы движения… короче — примитив. А если грузовые склады подвергались набегам так часто, как об этом говорилось в «Сосне», то и охранники были не слишком бдительными. Видимо кому-то из складского начальства были выгодны эти кражи.
Во дворе, за двойной линией сетчатых заборов, стояли ряды машин. Огромные марсианские грузовики — марстраки — были похожи на жуков. Вокруг них сгрудились марсоходы и тягачи, словно ища укрытия от ветра. Перевозчики личного состава, которые Евгений называл крохами, были припаркованы вместе в тени здания, похожего на заправку. Крохи напоминали военные БТРы, бронетранспортеры — стальные ящики на гусеницах, хотя на этой планете не было войны. Во всяком случае, никто ее объявлял.
Блейк присел на корточки под прикрытием бака с жидким водородом и задумался. БТР — их три штуки. Их можно вывести из строя одного за другим, но это долго и если у всех обнаружат серьезные механические дефекты, то это вызовет некоторые подозрения.
Лучше уж несчастный случай, который выведет из строя их всех, плюс несколько других машин. Это будет здорово. Блейк попытался подавить зарождающийся трепет: он любил взрывать вещи, хотя и знал, что не должен этого делать. Поэтому он делал это только тогда, когда у него был хороший повод. Но разве это не хороший повод?
Он посмотрел на корпус резервуара с жидким водородом. На его боку был нанесен большой логотип компании«Noble Water Works». На некотором расстоянии находились резервуары с жидким кислородом. Жидкий водород и жидкий кислород, полученные путем электрической диссоциации воды, добываемой компанией — топливо для турбин больших марсианских грузовиков.
Трубы, для удобства обслуживания, от резервуаров тянулись на пилонах над песком, достаточно высоко, чтобы не перекрывать движение во дворе. На высоте нескольких метров пилоны были обмотаны острой как бритва проволокой, чтобы не лазил кто попало.
Блейк окинул опытным глазом забор и оценил очень удачное расположение трансформаторной будки, стоящей снаружи рядом с забором.
Он преодолел двадцать метров открытого пространства и оказался в тени, скрытый от двух прожекторов трансформатором. Не специально ли он здесь поставлен? Блейк чуть не рассмеялся, увидев перед собой неоднократно вырезанный и неоднократно восстановленный квадрат проволочного ограждения. Другие ходили здесь до него и не раз.
Блейк сунул руку в накладной карман скафандра и вытащил свой «набор инструментов», который он приобрел во время своих блужданий по космопорту. Весь предыдущий опыт его жизни говорил ему, что иметь такой набор просто необходимо.
Индукционным датчиком проверил не течет ли электрический ток по восстановленному участку ограды, затем при помощи рычажных кусачек в мгновение ока оказался за внешней оградой и почти так же быстро — за внутренней.
Лазерные датчики движения могли быть установлены только между оградами и вблизи внутренней ограды, где были длинные прямые участки пустого пространства, но поскольку этим лазом пользовались, то в этом месте сигнализации не было. Конечно была вероятность, что после последнего проникновения ее установили, но тогда уже поднялась бы тревога. Значит пронесло.
Направляясь к своим «крохам» Блейк старался, чтобы вокруг всегда были машины, опасаясь все же датчиков движения и шел там, где наверняка не могли установить датчики давления.
Во дворе желтая пыль, гонимая ветром, блестела в бессистемном свете прожекторов, который вряд ли мог бы обеспечить лучшую маскировку для незваных гостей, если бы был предназначен для этой цели, — полосы черной тени соединяли одну приземистую машину с другой.
Экраны видеонаблюдения выстроились полукругом вокруг стола на посту охраны, показывая разные сектора пустынной сортировочной станции.
— Пока ничего? — Евгений Ростов стоял позади шефа Службы безопасности, скрестив на груди массивные руки, с мрачным выражением лица.
— Женька, ты видишь не хуже меня.
— Ты оставил столько дыр в системе безопасности, что он войдет и выйдет, а ты об этом и не узнаешь.
Шеф Службы безопасности легко откинулся на спинку своего эргономичного кресла. Размер его задницы говорил о том, сколько времени он провел в нем.
— Обижаешь напрасно и необоснованно.
— Напрасно, это да. А вот необоснованно, это знаешь…?
— Да. Необоснованно, ведь если бы я плохо справлялся с работой, меня бы давно уволили.
Евгений издал горлом какой-то звук, похожий на звук работающего двигателя, говоривший о том, что приятель зря морочит ему голову.
— В любом случае, почему ты так уверен, что этот парень появится сегодня вечером? — Недоумевал начальник охраны.
— Он никогда в жизни не брал в руки гаечный ключ — поэтому я думаю, что он сделает какую-нибудь штуку, чтобы ему не пришлось ехать на ту работу, которую я ему предложил.
— Почему ему просто не сказать, что заболел?
— И принести записку от матери? Не говори глупостей. Говорю тебе, этот человек профессионал и наверно нанятый ПРКТ. А Профсоюз Работников Космического Транспорта шутить не будет. — Евгений отвернулся и посмотрел сквозь стеклянные окна сторожевой башни на пустой двор.
Блейк уже был у цели, — заправочная станция, «крохи» возле нее.
Трубы от цистерн с жидким водородом и кислородом заходили внутрь, где происходило заполнение переносных дьюаров.
Видеокамера, установленная на углу заправочной станции, медленно поворачивалась в его направлении. Блейк отступил за гигантский марсианский грузовик, стоящий рядом. Да ему придется постоянно от нее прятаться.
Камера смотрит в сторону, Блейк делает несколько шагов и оказывается у стены станции. Здесь ему повезло, — он обнаружил распределительную коробку линии связи. Открыл ее, так, это кабель видеокамеры, а это вероятно датчиков давления. Несколько манипуляций — и детекторы всегда будут показывать то, что нужно. Он приготовился бежать, но нет — все тихо, все сделано правильно.
Дверь легко повернулась на петлях, он вошел внутрь. Все освещалось отраженным светом прожекторов наверху, направленных во двор. Ряды клапанов, паутина труб — сантехнику шестого разряда придется вспомнить, все, что он узнал в этой области изучая коммунальное хозяйство на космической станции, правда здесь своя специфика, но разобраться будет довольно просто.
Итак, что мы имеем: переносные дьюары, водород и кислород — в умелых руках и в соответствующих пропорциях это гремучий газ. Электропровод под напряжением тоже есть. Остается одна проблема — как сделать так, чтобы короткое замыкание произошло в нужный момент, когда он будет уже далеко отсюда. Да над этим надо подумать…
На панели вспыхнул красный сигнал и прозвучал сигнал тревоги.
— Он здесь! Где находится этот сектор? Немедленно туда охрану!
— Женька, успокойся, они уже в пути, а он еще снаружи. Мы поймаем парня, он не успеет даже перелезть через забор.
На мониторах были видны фигуры двух вооруженных охранников, которые невероятно длинными скачками (ведь это Марс, и сила тяжести в два с половиной раза меньше земной) бежали к выступу ограждения периметра.
Шли секунды, и вдруг один экран видеонаблюдения потемнел, и одновременно ночное небо за окнами стало ярко-оранжевым.
Ударная волна почти разрушила герметичный шлюз здания, но он выдержал. Как и окна, к счастью для начальника охраны и Евгения Ростова.
Сверкающий оранжевый шар поднялся в ночное небо над автобазой и стал виден факел белого пламени, горящий ярко, ровно.
Блейк сидел возле одного из больших резервуаров с водородом и наслаждался зрелищем.
Хорошее шоу. Веселое и хорошее. Он просто не мог удержаться от улыбки.
Сирены бесполезны в разреженной атмосфере Марса. Сигнал тревоги прошел по системе связи и сигнальной цепи.
Поэтому никого из постояльцев отеля инцидент не потревожил — никого, кроме Спарты. Она проснулась, прислушиваясь… — неистовая песня в проводах, звуки шагов, грохот колес, голоса: «несчастный случай в космопорту, большой пожар, что-то взорвалось…».
Она застонала. Этот Блейк.
Черт побери, если он снова что-то взорвал, то на этот раз она и пальцем не пошевелит, чтобы защитить его от закона.
Ангар ПТМ в космопорту был почти невидим на фоне моря дюн за ним. Внутри он представлял собой громадный свод, высотой тридцать метров, — каркас из стальных балок, покрытый стеклянными блоками. Сквозь панели зеленого стекла утреннее солнце рассеянными лучами проникало во внутренний мрак. Дюжина огромных черных марсианских самолетов громоздилась на полу.
Халид и Спарта подошли к ближайшему из них.
— Вот наше средство передвижения. Мы живем на маленькой планете, в половину диаметра Земли, но она не так мала, как может показаться. Океаны занимают три четверти поверхности Земли, поэтому Марс имеет практически такую же площадь суши. — Халид говорил по связи. Они оба были в скафандрах. Хотя ворота ангара были закрыты, воздух в нем был марсианский.
Халид нырнул под узкое черное крыло длиной с футбольное поле, конец крыла, изгибаясь, касался пола ангара.
Это была изящная машина, похожая на альбатроса. Ее крылья, слегка согнутые вперед, а затем мягко откинутые назад, были обшиты толстой фольгой. Ее фюзеляж выдавался вперед, как голова птицы. Такие размеры и форма крыльев обеспечивали максимальную подъемную силу при минимальной скорости.
По указанию Халида Спарта устроилась в заднем кресле фюзеляжа:
— Я вижу крылья, хвостовое оперение, эту маленькую капсулу, в которой мы находимся, но где двигатели?
— Двигатели нам не нужны, нам нужны крылья вот такой длины из углеродного волокна, чтобы летать в этой разреженной атмосфере. — Мы планер.
— Всего лишь планер? — Она считала, что голос ее звучал нейтрально, но по его смешку было видно, что он уловил ее опасения.
— Послушай, система очень надежная. Полетом управляет бортовой компьютер, который от орбитальных спутников получает всю информацию: местоположение, наилучший курс с учетом всей метеообстановки, нет никакой опасности заблудиться или застрять.
Разговаривая, он проверил, правильно ли она зафиксировалась ремнями безопасности, и прошел вперед в кресло пилота.
— Так что, доктор Саид, никакой опасности не существует?
— Пыльные бури могут быть проблемой, как я уже говорил вчера. Особенно если они начинаются неожиданно и становятся слишком широкими и высокими, чтобы обогнуть их или обойти сверху. Такое случается нечасто, но эти самолеты рассчитаны и на такой случай. Тогда мы приземляемся, пережидаем непогоду, а затем поднимаемся в воздух, при помощи имеющихся ракетных двигателей.
— Ты вчера сказал, что приближается сезон штормов?
Он, собиравшийся закрыть откинутый купол фюзеляжа, задержал руку:
— У тебя еще есть время убраться отсюда.
— Нет, доктор Саид, я слишком заинтригована, твоими вчерашними словами о возможности в полете кое-что узнать.
Он кивнул и защелкнул крышку:
— Башня, это ТП-пять. Готов к запуску.
— Понял, пятый. По курсу хорошая погода, преобладающие ветры легкие, устойчивые со скоростью тридцать узлов.
Из темноты ангара появились трое в скафандрах. Один из них направился к носу самолета, а другие к концам крыльев и подняли их с пола. Теперь планер опирался только на шасси. И вот он плавно, медленно покатился к открывающимся воротам ангара.
Три человека справились с такой громадой, но это Марс и здесь вес всего этого был примерно равен весу мотоцикла с коляской на Земле.
Ангар был оборудован шлюзом. Марсоплан вкатили в него, внутренние ворота закрылись и стали расходиться в стороны наружные, открывая утренний пейзаж космопорта — широкую, продуваемую ветром долину с обрамляющими ее утесами. Огромный планер стал скрипеть и вздрагивать от ворвавшегося ветра. И если бы не повисшие на концах крыльев члены выпускающей команды, и, главным образом, не включившейся в работу бортовой компьютер, осуществлявший мгновенную регулировку рулевых поверхностей, марсоплан наверняка перевернулся бы и рассыпался на составные части.
Стоявший перед фюзеляжем прицепил аппарат к газовой катапульте. Халид глянул через плечо на Спарту:
— Поехали!
Сработала катапульта и они оказались над дюнами. Восходящий поток над светлым пятном дюн в середине долины, подъем по широкой спирали. Небо над головой светло-розовое, испещренное клочьями ледяных облаков.
Огромный самолет сделал вираж и накренился, Спарта выглянула из-под купола.
На западе «Лабиринт Ночи» наполнялся оранжевым светом утра. Далеко на востоке долина «Маринери» расширялась и углублялась, постепенно удаляясь к далекому горизонту. В самом глубоком месте система каньонов спускалась на поразительную глубину, с вертикальным перепадом в шесть километров от плато до дна долины.
В восходящем потоке марсоплан стремительно набирал высоту в северном направлении. Халид вел себя как гид:
— Впереди плато Фарсида, в конце его и состоится проект «Водопад». Там есть так называемое озеро Луны — это впадина достаточно глубокая, с большим атмосферным давлением, благодаря этому, вода, переходя в жидкое состояние, не сразу испаряется. Это одна из причин, по которой озеро Луны было выбрано как эпицентр для проекта «Водопад».
Мы будем двигаться, если ветер будет устойчивым, параллельно маршруту грузовиков из Лабиринт-Сити, на север к началу трубопровода.
— Это далеко?
— Около трех тысяч километров. Мы должны добраться туда часов за шесть. Но вот на обратном пути, двигаясь против ветра на малой высоте, на это может уйти два или три дня. У нас еще много времени, чтобы поговорить, — рассмеялся он. И замолчал.
Так в молчании прошло более двух часов. Наконец Спарта решила, что пришло время серьезного разговора:
— Доктор Саид, скажи мне, почему ты хотел, чтобы я летела с тобой этим рейсом.
— Чтобы мы могли поговорить, — мгновенно ответил он. — Поговорить открыто. Отель это решето. Назови любую группу или лицо, заинтересованное в твоем расследовании, и я могу поспорить, что у них есть запись нашего разговора за столом.
— Но ведь и черный ящик этого самолета записывает то, что мы сейчас говорим.
— Я хочу предупредить, кто-то намеревается тебя убить. Ничего конкретного, слово там, слово здесь. Возможно мне мерещится и я слышу смысл там, где его нет. Протт как-то обмолвился, что тебе не мешало бы быть поосторожней.
— Ты думаешь, он хочет меня убить? Почему?
— Нет… я так не думаю. Я не знаю. Что же касается «почему», то теперь, когда я познакомился с тобой, я бы предположил, что это как-то связано с твоей личностью… Линда.
— Не называй меня так. Запись этой части полета с разговором должна быть уничтожена. Это приказ.
— Прекрасно. Но дело не только во мне. Я сомневаюсь, что кто-нибудь из нас, кто был в «Спарте», не узнал бы тебя.
С минуту длилось молчание. Она вспомнила, что Блейк тоже легко узнал ее в тот день на Манхэттене, несмотря на измененную внешность. Да это проблема.
— Халид, ты понимаешь, почему мы должны стереть этот разговор?
— Да, и я помогу тебе. Я использую боковые каналы, чтобы заменить удаленную запись фоном — ветер на крыльях, шум кабины, время записи не изменится. Но кто эти люди, что хотят убить тебя?
— Одно время я думала, что ты один из них.
Он резко обернулся и глянул в упор. — Я?
И снова его удивление выглядело искренним. Ну а вдруг он не вчера узнал ее, а все время знал, кто она такая, тогда он великолепный артист, лгун и один из адептов «Свободного Духа»
— Да, ты. Десять лет назад Джек Ноубл оплачивал твое обучение в «Спарте». Ты это знал? И он входит в правление проекта терраформирования Марса.
— И причем тут это?
— Я предполагаю, что он один из них. Никаких доказательств, только наводящие на размышления факты. Группа, в которую он входит, Тапперы, имеет связи с пророками «Свободного Духа», которые, я точно знаю, оседлали проект «Спарта» и хотели убрать моих родителей с дороги. И хотят убить меня.
И вдруг Спарта закричала. Боль, пронзившая ее голову, возникла в середине позвоночника и устремилась вверх. Огонь, вспыхнувший под ребрами, перекинулся на окоченевшие, дрожащие руки, изогнувшиеся в виде крючков.
Спарту трясло. Зубы у нее стучали, а глаза закатывались так, что между ресницами виднелись только белки. Сознание покидало ее.
— Послушай, я Майкрофт.
— Какого черта тебе надо?
— Новый сотрудник. Механик восьмого разряда.
Телефонные звонки, то и дело шипел шлюз, — народ входил и выходил из диспетчерской.
— Послушай, приятель, ты что не видишь — я занят.
— Евгений Ростов сказал, что в половине девятого, меня посадят в кроху отправляющуюся туда, где начинается этот вшивый трубопровод.
— Ростов? — Манеры толстяка улучшились при упоминании имени Евгения.
— Как ты говоришь, Майкрофт? Сейчас гляну. — Клерк постучал по засаленной клавиатуре и посмотрел на дисплей. — Да ты есть в списке, о, да у тебя восьмой разряд.
Компьютер выдал желтый картонный прямоугольник.
— Твое служебное удостоверение. Но тебе не повезло Майкрофт. Сегодня ты не уедешь.
— А что так?
— А так, что все они взорвались. — Клерк оскалил гнилые зубы и разразился скрипучим хихиканьем.
— Они что?
— Небольшая промышленная авария — вот как это называется. Все крохи выведены из строя на неопределенный срок. Но это не значит, что у тебя нет работы на головном участке, Майкрофт. Если она очень тебе нужна, можешь постараться добраться туда сам.
— А когда туда будет следующий рейс?
— Все зависит от того, сколько времени потребуется, чтобы доставить сюда новых крошек с Земли.
— С Земли… Да…
— Может, ты уговоришь какого-нибудь дальнобойщика подвезти тебя. Но эти водители обычно хотят много. У тебя есть что предложить?
Блейк покачал головой и удрученно отвернулся. Но когда, войдя в шлюз, он остановился, чтобы запечатать шлем, то позволил себе улыбнуться.
Ночь. Синие огни и нержавеющая сталь бара «Сосна», Блейк кричит Лидии, стараясь перекрыть вой синтезатора:
— Не знаю, помнишь ли ты меня, но…
— Да, помню. Ты Майкрофт.
— О, ты помнишь…
— Что тебе надо?
— Слушай, помнишь, Евгений сказал, что устроил меня на должность начальника участка? Ну, мне действительно нужна эта работа, но там из-за какой-то аварии вышли все крохи. Ты не можешь меня подвезти?
Она недоверчиво посмотрела на него:
— Подвезти на головной участок?
— Да. Я знаю, ты говорила, что никогда не берешь пассажиров, но если бы ты знала, что это значит для меня…
— Подожди здесь, мне нужно кое с кем поговорить.
— Я заплачу. Я имею в виду, я не могу заплатить прямо сейчас, но я готов…
— Заткнись, ладно? — Ее раздражение было несомненным и он замолчал.
— Я вернусь через минуту.
Он смотрел, как она локтями пробирается сквозь толпу. Он едва мог видеть ее между качающимися головами кричащую в свой комлинк. Она вернулась:
— Ты что-нибудь понимаешь в грузовиках?
— Очень мало. Я водопроводчик.
— Ладно, я не думаю, что придется чиниться.
— Так ты берешь меня?
— Об этом я тебе и толкую.
— Когда стартуем?
— С рассветом.
— Отлично! Спасибо, Лидия. Могу я купить тебе…?
— Нет. Увидимся завтра. Сделай мне одолжение — исчезни до тех пор.
Подбитый марсоплан падал. Его тонкие крылья трепетали, изгибались и загибались назад так далеко, что казалось, они вот-вот сломаются. Радар, спутниковая радиосвязь, голопроекция, бортовые компьютеры, даже комлинк — все сразу отказало. Без компьютеров, которые непрерывно осуществляли регулировку рулевых поверхностей, деформировали крылья нужным образом, марсоплан летел не лучше, чем разорванный клочок бумаги.
В качающейся кабине Халид, так спокойно, как только мог, пытался спасти гибнущее судно. Он постукивал переключателями, настраивал потенциометры и наконец вернул в сеть питание от вспомогательных экранированных батарей.
Управляющие компьютеры потеряли программу отвечающую за направление полета и многие другие функции. Халиду пришлось напомнить этим электронным склеротикам, что их основная задача — держать самолет в воздухе и желательно горизонтально и прямо. Прошла целая минута, пока ему это удалось. И вот теперь с этим «прямо» возникла проблема. — Самолет оправился от беспорядочного падения и летел прямо на устрашающий утес, черный от базальта, красный от ржавого железа. Покоряясь неизбежному, со спокойствием фаталиста, Халид наблюдал за его приближением.
Им повезло. В двух десятках метров от скалы самолет нашел восходящий поток воздуха, но все же его длинные крылья дважды задели скалу, прежде чем ему удалось преодолеть ее вершину.
Халид взял управление кораблем на себя и управлял им с помощью джойстика.
Приборы наведения не работали, радиовысотомер не работал, связи ни со спутниками в космосе, ни с наземными станциями не было. Он отключил бесполезные экраны и направил низко летящий планер назад, в направлении, как он решил, Лабиринт-Сити. Он находился в сотнях километров от него, но каким бы крошечным ни был город, Халид не терял надежды не пролететь мимо, впрочем ему больше ничего и не оставалось.
Уходя от встречных ветров в воздухе, огибая холмы и горы, пересекая каньоны и дюнные поля он старался двигаться в нужном направлении.
Управляя самолетом, Халид нашел время выглянуть из-за спинки сиденья. Спарта повисла на ремнях безопасности, запрокинув голову. Лицо ее было пепельно-серым, лоб покрыт испариной. Однако дыхание ее было ровным, а пульсирующая жилка на шее свидетельствовала о том, что сердце бьется ровно.
В течение двух часов марсоплан летел без происшествий над огромным плато Фарсида, вдоль линии крутых шлаковых конусов, их свежая и переливающаяся черная лава была припорошена оранжевым песком. Конус в конце линии был самым высоким, когда самолет обогнул его, на юго-западе открылось бесконечное поле дюн и везение похоже закончилось. — Кипящая пыльная буря ползла по плато, преграждая путь, насколько мог видеть Халид, ощетинившись сверкающими фалангами сухих молний.
Развернув марсоплан к седловине между двумя ближайшими конусовидными вулканами, Халид нырнул к земле. Он затормозил как раз вовремя, чтобы самолет успел скользнуть по крутому склону. Он ударил по переключателям, крыло выпустило десятки спойлеров, гася подъемную силу. Самолет потерял скорость и мягко приземлился.
Халид хлопнул по ремню безопасности, откинул купол и выпрыгнул наружу. Задействовав механизм крепления левого крыла к фюзеляжу, он отсоединил их друг от друга.
Подбежал к креплению левой хвостовой балки и, отпустив защелки, положил балку и ее вертикальное оперение плашмя на землю.
Подбежал к кончику крыла. Вытащил тонкий шнур, свернутый в специальном кармане на кончике крыла и одним концом прикрепленный к крылу. Из того же кармана он достал стальной инструмент, похожий на ледоруб, и длинный штырь. Вбив штырь в в твердую лаву, привязал шнуром к нему конец крыла.
Такие карманы со стропами и штырями в них, в шахматном порядке, через равные промежутки были расположены по всей длине крыла, а также на хвостовой балке. И через некоторое время вся разобранная левая часть марсоплана была надежно прикреплена к земле.
К тому времени, как он повторил этот процесс с правой стороны самолета, небо потемнело от дымящихся столбов пыли.
Его последней задачей было привязать капсулу фюзеляжа к земле. Когда она была надежно закреплена, он забрался внутрь и рывком опустил купол. Это удалось ему с трудом из-за усилившегося ветра.
Халид посмотрел на Спарту. Она все еще была без сознания, но боли на ее лице не было.
И шторм набросился на них, как какой-то зверь, и проглотил их целиком. Тучи песка, видимость не больше метра, кабина вибрирует — потоки воздуха вот-вот вырвут вбитые штыри. Осталось только молиться. Ну-ка, где тут направление на Мекку? Так, Земля примерно там…
Халид очнулся от беспокойного сна. Ветер утих, близился рассвет. Он потряс Спарту за плечо, но она все еще была без сознания. Что ж, приступим к сборке.
Чтобы собрать самолет обратно потребовалось больше времени, чем на его разборку, но вскоре весь огромный планер был собран и пыль убрана с его крыльев. Только кончики крыльев остались привязанными.
Сев в кабину, Халид установил на панели режим работы стартовых ракетных двигателей. Левой рукой дернул гидравлический рычаг, освобождающий концы крыльев, а правой, сжимая рукоятку джойстика, нажал на ней кнопку запуска ракетных двигателей. Но ничего не произошло. Мгновенно проверив правильность установки режима, нажал повторно — опять безрезультатно. Самолет зашевелился на ветру, готовый взлететь. Это было опасно. Выскочив из кабины, он в первую очередь снова прикрепил концы крыльев к земле. Затем проверил исправность ракетных двигателей, — как он и ожидал, никаких механических повреждений.
Марсоплан был выведен из строя общим и катастрофическим электрическим сбоем, уничтожившим все электронные системы, кроме вспомогательных экранированных батарей.
Открыв в фюзеляже приборную панель, внимательно осмотрел основные системы корабля. Все было на месте и даже было кое-что лишнее — шарик из нержавеющей стали, обесцвеченный до странного пурпурно-зеленого цвета, что наводило на мысль о сильном нагреве. Он вытащил сферу из щели, в которую она была втиснута, и засунул ее в набедренный карман своего костюма.
После недолгого раздумья Халид снова разобрал самолет на части и снова пригвоздил его к земле. Положив в специальные карманы системы жизнеобеспечения скафандра тюбики с водой и едой — чуть меньше половины аварийного пайка самолета, он в последний раз изучил лицо Спарты, закрыл купол и ушел в пустыню.
На этот раз, когда Блейк появился в диспетчерской, все усердно трудились. Даже толстяк-клерк, казалось, выполнял свои обязанности с большим рвением.
— Я еду самостоятельно, как ты советовал.
— Действительно? — Клерк даже не поднял головы.
— С Лидией Зеромски. Где мне ее найти?
Клерк мотнул головой в сторону большого окна, выходившего во двор.
Грузовик покидал погрузочную площадку, его турбины выдували голубое пламя в оранжевый рассвет. Блейк прошел сквозь клубы пыли мимо взорванной заправочной станции. Повреждения были впечатляющими. Судя по всему восстановлению она не подлежала. Проще было возвести новую. Почерневшие и искореженные крошки были оттащены в сторону, на их месте было установлено и смонтировано заправочное оборудование. Поврежденные подводящие трубы были заменены новыми, заправка машин производилась по временной схеме под открытым небом. Двор снова работал.
Когда он приблизился к грузовику Лидии, то даже в разреженной атмосфере Марса уловил сквозь шлем рев турбин. При дневном свете марстрак представлял собой еще более внушительное зрелище, чем ночью, — тягач, бульдозер, грузовой состав в одном лице. Турбины были установлены позади кабины, большие газовые турбины, работающие на жидком водороде и кислороде. Две грузовые секции были покрыты стеклопластиковыми капотами, чтобы минимизировать сопротивление ветра.
Несмотря на их размеры, в марстраках было что-то паучье. Гусеницы были сделаны из стальной сетки, а не из лязгающих металлических пластин, и они располагались на балках, вынесенных далеко вбок.
Длинные марсианские грузовики выглядели слишком хрупкими, несоразмерными грузам, которые они перевозили, но это только на взгляд землянина. Блейк никак не мог привыкнуть к этой планете, где все весило почти в трое меньше, чем представлялось.
Марстрак Лидии был ярко окрашен, сверкал отполированными хромированными деталями, на дверце кабины синим и белым шрифтом, напоминающим языки пламени, было написано ее имя. Блейк легко запрыгнул на подножку со стороны пассажира и постучал в дверь кабины. Лидия оторвала взгляд от приборов, предостерегающе подняла руку и открыла дверь. Блейк забрался внутрь.
Внутри чисто и аккуратно, без каких-либо украшений, за исключением, висевшего над приборной доской, распятия девятнадцатого века из полированного черного дерева. За сиденьями проход в довольно просторную спальню, завешенный женскими кружевами, и рядом дверь в санузел.
Лидия проверила загерметизирована ли кабина, включила систему жизнеобеспечения и сняла шлем. Блейк последовал ее примеру.
— Ты опоздал, я хотела уже уехать. Сколько зря сгорело газа.
— Прости, ты ведь сказала на рассвете.
— Солнце уже пять минут как встало, Майкрофт. Будь пунктуальнее.
— Слушаюсь, сэр.
Она взялась за рычаги и гусеницы пришли в движение.
Дорога, на которую они выехали, была самой длинной на Марсе. Через пятнадцать минут последние признаки человеческой цивилизации исчезли позади них в слабом свете марсианского рассвета, если не считать их собственных следов, — две глубокие пыльные колеи. И никаких других признаков жизни не будет, пока они не доберутся до лагеря в начале трубопровода, в трех тысячах километрах к северо-северо-востоку, если не считать остовов брошенных машин.
Здесь ничего не росло, даже почерневший окотилло не пустил корней в рыхлую почву. Вокруг одна только пыль, нанесенная глобальными штормами, которые окутывали всю планету каждые несколько лет.
Женщина, сидевшая за рулем, всем своим видом показывала, что она твердо решила не спускать глаз с дороги и держать рот закрытым. И Блейка начал думать о дороге, да и о всей планете, одними превосходными степенями: самая сухая, самая мертвая, самая грязная, самая широкая, самая длинная. Лучше застрять в Сахаре в середине лета, лучше быть брошенным в Антарктиде в середине зимы, чем затеряться на Марсе.
Марстрак прыгал по песку, как бегущая кошка, вытянув ноги и прижавшись животом к земле. Удивительно, как приспосабливается человеческий ум: то, что было ужасным, становится рутиной, то, что вызывало экстаз, становится скучным. Скорость грузовика поначалу поразила Блейка, но вскоре он привык считать ее нормальной.
Грузовик мчался по пустынной дороге, следуя за колеями на песке, но на самом деле их там не было, а была всего лишь линия на голографической карте, выведенная из памяти компьютера марстрака, куда она попадала из компьютеров на марсианской станции, которые отслеживали все, что двигалось по поверхности планеты через сеть спутников. В этом смысле одинокий путь марстрака был не таким одиноким — он находился в тесном контакте с тысячами машин и людей на планете и на орбите вокруг нее. Приятная мысль — которую разворачивающийся пейзаж явно отрицал.
Вскоре дорога начала спускаться и пересекать западные окраины «Долин Маринера», и Блейк впервые увидел этот рваный планетарный шрам. Описать его сложно, земные аналогии слишком слабы. Блейк знал, что глубина каньона достигает десяти километров, а длина такая же, как от тихоокеанского побережья США до атлантического.
Лидия, не колеблясь, направила машину вниз под таким углом, что он подумал, что она совершает самоубийство и берет его с собой. Мгновение спустя его сердце снова забилось — под гусеницами все еще камень и впереди даже видна дорога. Блейк напрягся, пытаясь убедить себя что Лидия знает, что делает и делала это десятки раз прежде.
— Лидия, ты всегда…?
— Заткнись. Здесь сложный участок.
Когда Блейку наконец удалось убедить себя, что он в ближайшее время не умрет, он начал больше обращать внимания на окружающий пейзаж. Следующие пять часов они спускались без всяких происшествий по серпантинам каменных террас, преодолев по высоте три километра.
Достигнув ровного участка, грузовик помчался между дюнами и беспорядочно разбросанными древними оврагами. Затем он начал медленно, зигзагами, взбираться на высокую гору. Теперь Блейк видел дорогу прямо перед глазами, но видеть ее, видеть эту узкую, неровную колею было все же немного жутко. Когда красная каменная стена оказалась с его стороны кабины, он посмотрел на Лидию, все, что он увидел, было ослепительно розовое небо, очерчивающее ее строгий профиль.
Они добрались до вершины, солнце стояло еще высоко. Лидия остановила грузовик на единственном ровном месте гребня и выключила турбины. В тишине они съели свой обед — сэндвичи в термоусадочной упаковке и яблоки, выращенные в теплицах Лабиринт-Сити. По очереди заглянули в уборную и поехали дальше, начав очередной спуск.
Лидия и Блейк достигли дна огромной пропасти, небо над головой постепенно темнело, приближалась ночь, пришлось включить фары. После часа такой езды Лидия остановила грузовик:
— Проведем ночь здесь. Хочешь тушеного дракона с чили и луком?
— Дракона?
— Белок и овощи в азиатском стиле.
— А что? Можно попробовать. — «Хм… Чили, лук в такой каморке. Ну и запах будет, да…»
Она вытащила из шкафчика пару пластиковых коробок и бросила ему одну. Он снял вилку и ложку с крышки самонагревающейся упаковки, подождал десять секунд, пока ужин нагреется, расстегнул молнию и принялся за еду. Ужин прошел в молчании, так же как и обед. Молчала она всю поездку, резко обрывая все попытки Блейка заговорить.
Похоже разгром автобазы Блейком, становился бессмысленным, его план терпел неудачу. Он надеялся в рейсе подружиться с ней, завоевать ее доверие, и узнать, что на самом деле произошло между ней и Дэйром Чином в ночь убийства. Конечно, возможно смерть друга ввергла ее в депрессию и ей не хочется ни с кем разговаривать. Но что-то здесь было не так. Зачем она согласилась его подвезти? С кем она разговаривала перед тем, как согласиться…
Закончив ужин, Лидия отправилась в спальню и бросила ему подушку:
— Поспишь на сидениях, — и резко задернула кружевные занавески.
Вот такое «спокойной ночи».
Задолго до того, как солнце поднялось над устрашающими утесами, марстрак уже карабкался вверх по склонам и осыпям «Долин Маринера», преодолевая последние километры и наконец выбрался на плато Фарсида.
Им оставалось преодолеть еще более двух с половиной тысяч километров песка, изрезанного древними лавовыми потоками, изрытого воронками и провалами оседающей вечной мерзлоты.
В кабине машины, направлявшейся в пустыню, рядом сидели мужчина и женщина абсолютно чужие друг другу.
Полночь. Россыпь звезд. Высоко в небе «Станция Марс». Халид тащится по изрытому ветром кварцевому песку, мерцающему бело-голубым. Белая равнина простирается до самого горизонта.
У него запас еды и воды на два дня. Пища калорийная, но не очень вкусная, ее приходится всасывать через трубочку расположенную в шлеме так, что он может достать ее зубами.
На спине довольно тяжелый кислородный генератор, устройство, которое позволяло отказаться от баллонов с воздухом. Принцип работы состоял в разделении углекислого газа марсианской атмосферы на кислород и углерод, своего рода искусственный лес. Это осуществляла культура специально подобранных ферментов.
Заряда батарей должно хватить на два дня. Дойти за этот срок до Лабиринт-Сити невозможно, но он туда и не направляется, у него другая цель — трубопровод…
Чего не могли с уверенностью сказать спутниковые датчики, так это о состоянии грунта под видимой поверхностью Марса. И вот, два дня спустя, в бурю, марстрак нырнул в огромную воронку гнилой вечной мерзлоты. Тучи песка, которые сумасшедший ветер проносил над ней, делали воронку невидимкой.
Трактор автоматически отделился от прицепов позади и, пролетев по инерции немного вперед, уткнулся мордой в дно ямы, застыв под углом примерно сорок пять градусов. Первый из прицепов почти наполовину свисал над ямой, и трубы, которые он вез, угрожали вывалиться вперед.
Лидия и Блейк повисли на ремнях безопасности.
Лидия выключила турбины и перешла на режим аккумуляторных батарей:
— У нас проблема.
— Ну, если ты так говоришь.
Впервые за два дня она посмотрела ему в глаза, и ему показалось, что она вот-вот улыбнется.
Они загерметизировали скафандры, открыли двери кабины и, забравшись как можно выше на трактор, выпрыгнули из ямы.
Ветер сбивал их с ног. В клубах пыли друг друга было не видно, но у них была связь, и Лидия принялась командовать:
— С боку прицепа с твоей стороны — ящик для инструментов, окрашен красным Видишь? Откроешь, увидишь раскрепленные спецякоря.
— Есть. Нашел.
— Достань три штуки.
— Готово.
Спецякорь был похож на двухметровый гриб. Шляпка высотой около метра и такого же размера диаметром имела снизу круглый заостренный штырь.
— Возьми один и выходи к переднему краю ямы. Там встретимся.
— Так, теперь нам нужно найти твердую каменистую землю, песчаник или, в крайнем случае, твердый, плотный лед.
Они нашли впереди твердую породу и приготовились закрепить якоря.
— Ты когда-нибудь ими пользовался?
— По-моему, это очень легко.
— Очень легко при этом остаться без головы.
— Я буду осторожен.
Он сорвал бирку, выдернул чеку и отступил в сторону. Секундой позже заряд изрыгнул огонь и погрузил стальное древко глубоко в камень, над землей осталась торчать лишь метровая шляпка, на самом верху которой имелось отверстие для крепления троса. Лидия сделала то же самое.
Установив передние якоря, они стали искать надежный грунт по бокам и сзади. Им пришлось отойти далеко от ямы, но им повезло, — когда они нашли хороший каменистый грунт, то до этого места хватало длины тросов лебедки грузовика.
Когда все тросы были распущены и закреплены за якоря, Лидия полезла в кабину, хмуро бросив Блейку:
— А ты, на всякий случай держись подальше. Хотя компьютер знает этот трюк довольно хорошо — мы с ним уже делали это несколько раз, но кто его знает…
Четыре лебедки начали синхронно вращаться. Лидия наполовину высунулась из кабины, проверяя натяжение тросов. Машина медленно поднималась вверх, пока вся его масса не оказалась подвешенной над ямой на тросах. Затем трактор начал медленно продвигаться к краю воронки. Теперь стало ясно назначение высокой «шляпки», не будь ее гусеницы уперлись бы в край ямы.
Внезапно правый задний трос вместе с якорем полетел вперед и хлестнул по трубе на первом прицепе, которая и так грозила свалиться в яму. Это разрушилась скала, казавшаяся им такой надежной.
Проволока, которой труба была привязана к прицепу, порвалась и труба соскользнула в яму, порвав при этом еще и трос со стороны водителя.
На Марсе все происходит немного медленнее, чем на земле. Стоя там, где он стоял, Блейк ничего не мог сделать, чтобы остановить кувыркающуюся трубу, но у него было время, чтобы прыгнуть на переднюю правую ступеньку, дотянуться до двери кабины, из которой высовывалась Лидия, и, схватив за руку, выдернуть Лидию оттуда. Как раз перед тем, как труба срезала дверь кабины, они вдвоем сделали отчаянный прыжок из ямы.
Они лежали в клубящейся пыли, лицом вниз и бок о бок. Их скафандры не порвались. Никто из них не пострадал.
— Теперь моя очередь сказать «у нас проблема», — решив пошутить, поддел Блейк Линду.
— Ну очень смешно, — последовал ответ.
Ушло несколько часов на то, чтобы вытащить трубу из ямы и уложить ее на место, чтобы вытащить со второй попытки трактор, чтобы отремонтировать и повесить на место дверь кабины. Пока возились наступила ночь.
— Что ты хочешь на ужин, Майкрофт, тушеного дракона с чили и луком? Или, что еще там, давай посмотрим… с чили и луком. Хм… Кто интересно составлял это меню? Держи дракона.
Несколько минут они ели молча.
— А ты неплохо справился со всем этим. — Это была не совсем благодарность, но признание заслуг.
— Шкурный интерес, без тебя я бы пропал.
— Не пропал бы. Вся планета знает, где мы находимся.
— Думаешь, это по велению сердца?
— Возможно. — Она глянула на него глазами, полными сомнения и подозрения.
— Чего ты хочешь от меня, Майкрофт?
— Ну во-первых, чтобы ты меня подвезла, а еще, чтобы просветила меня куда я попал, и что здесь происходит. На Марсе, я имею в виду. По марсианским меркам ты — старожил… Прости я имею ввиду не возраст, а…
— Я не старуха, но я стервозная, Майкрофт. Как и жизнь на Марсе. Но жить здесь стоит. Мы строим целую планету из мертвого песка.
— А что скажешь о вашем боссе? На Земле я слышал…
— Ты имеешь в виду Ноубла? Ну, на Земле возможно у него и есть какие-то грехи, но здесь он трудится и рискует вместе со всеми нами.
— Не похоже на речь хорошего члена профсоюза.
— Знаешь, в нашем союзе думают именно так. Ты состоишь в нем?
— Да. Благодаря Евгению.
— Правильно. А в нем все играют по одним правилам. И мы избавляемся от тех, кто этого не делает.
— Ладно. А что насчет Евгения. Лично мне он нравится.
— Да? Ну, а я люблю его, — это прозвучало страстно. — Хоть он и большой сукин сын, я люблю его за то, что он делает.
— Любишь?
Она посмотрела на него покрасневшими от усталости глазами:
— Не в том смысле.
— Ах да. Ты ведь любила Дэйра Чина, не так ли? — Лицо Лидии окаменело. — Прости, об этом болтают вокруг, — закончил он, запинаясь.
Лидия выбросила остатки ужина в мусоропровод, и, со словами «завтра наверстаем упущенное», не глядя на него, ушла спать. Подушка лениво скользнула к нему сквозь кружевные занавески.
Ледяная темнота и боль. Боль в голове. Вращающиеся, спиралевидные узоры и резь в глазах. Пронзительный звон в ушах. Хуже головной боли была боль в животе. Ее диафрагма горела. Она беспомощно вцепилась в грудную клетку, не в силах дотянуться до грызущего ее существа. Она закричала и очнулась.
Жесткий свет хлынул в глаза Спарты. Было уже утро. Свет исходил от далекого желтого солнца.
Она полусидела, поддерживаемая ремнем безопасности. С большим трудом покрутив непослушной головой, размяла мышцы шеи и плеч сведенные судорогой. Голова прошла, жжение в животе тоже потихоньку утихало, пока ощущение стало не намного хуже, чем после острого ужина. Осмотрелась вокруг, увидела записку, прикрепленную к спинке сиденья перед ней: «У нас нет связи и запеленговать нас не могут. Иду по направлению к ближайшему жилищу. Молюсь, чтобы ты поскорее поправилась. Оставайся с самолетом. Бог будет милостив к нам». Подписи не было.
Спарта освободилась от ремней безопасности и осторожно проверила запястья, локти и колени. Все работало, просто она одеревенела. Поясница ныла, но головная боль утихла. Только глаза раздражались от попадавшего в них света.
Пересев на место пилота, проверила, постучав по кнопкам и повертев переключатели, состояние самолета. Выяснилось, что электрический сбой самолета не был полным, работала система жизнеобеспечения и еще кое-что.
Она попыталась вспомнить то, что произошло: …парение над бескрайней пустыней. Халид говорит, что он ее узнал, что кто-то намеревается убить ее… И все. А потом — боль.
Она хорошо знала место боли, расположение слоистых листов полимерной батареи, которые были привиты под ее диафрагмой, место, откуда они посылали электрические импульсы к генератору, хирургически имплантированному в ее грудную кость, и сверхпроводящей керамике, покрывавшей кости ее рук. И вот сейчас вся эта система не работала, и она не могла подать сигнал — короткую вспышку нацеленных микроволн, в сенсорное поле орбитального спутника, чтобы тот смог точно определить положение сбитого марсоплана.
Она была лишена возможности сделать такой всплеск, и она не думала, что это было случайно.
Судя по тому, что она видела, марсоплан был поврежден мощным импульсом широкой частоты, который поджарил бортовые датчики и компьютеры, и в то же время нарушил единственную небиологическую функцию Спарты.
Пока она не осмотрит самолет, она не будет знать, был ли источник импульса на борту или излучение было извне. Было также не ясно, был ли он подложен и активирован неизвестным или самим Халидом.
Почему Халид разобрал самолет на части? Чтобы уберечь его от разрушения ветром. Так. А зачем ему беспокоиться, если он хочет убить ее? Ясно, затем чтобы, трагическая случайность казалась совершенно случайной, а он здесь совершенно не при чем.
Она сосредоточилась на огне под сердцем, пытаясь рассеять его, войдя в него. Но слишком скоро боль захлестнула ее сознание, и она снова погрузилась в беспокойное и жуткое беспамятство…
Спарта, полная страха, боролась за свою жизнь, совершая мучительный подъем к сознанию из мрачных, кровавых глубин небытия. Еще отчаянный рывок…
Она была в кабине марсоплана. Она была одна. Солнце было уже низко на Западе, и мимо него поднимался тонкий полумесяц Фобоса.
Фобос — Страх.
Мгновение Спарта лежала неподвижно, осознавая вероятность приближающейся смерти. И именно страх смерти заставил ее заняться делами жизни.
Она попробовала переключатели воздушных насосов и обнаружила, что они работают. Но воздух из кабины был откачан и ее скафандр загерметизирован. Почему? Она не помнила.
Спарта выбралась из кабины, боль в животе при этом была вполне терпимой. Ветер, дувший с запада, был небольшим, не больше двадцати километров в час, и она не сомневалась, что сумеет собрать самолет, ведь все было разобрано так аккуратно, и так надежно пригвождено к земле. Но прежде чем что-то предпринять, она должна выяснить, что пошло не так. Она подошла к приборной панели в фюзеляже и открыла ее.
Ее макрозумный глаз проследил все произведенные разрушения, все сплавленные микросоединения схемы. Анализ показал, что в компаратор автопилота была вставлена электромагнитная «импульсная бомба». Все указывало на это. Такую она видела только однажды, на занятиях по видам диверсионных устройств. Стальной шар размером с лайм — зеленовато-голубые цвета побежалости поверхностей после взрыва делали такое сравнение уместным.
Он содержал микроскопическую дозу замороженных изотопов водорода, трития и дейтерия, окруженную жидким азотом, жидким литием, все под огромным давлением. Сработав по внешнему сигналу, взрывчатка создавала термоядерный синтез — микроскопическую водородную бомбу. Продукты миниатюрного взрыва должны были излучаться наружу, причем некоторые ионы с гораздо большей скоростью, чем другие, и хотя действительной силы взрыва не хватило бы даже на то, чтобы разорвать стальную оболочку, излучение, двигаясь с разной скоростью и распространяясь подобно звуку хлопка ладони в трубе, производило своего рода электронный свист, электромагнитный импульс, достаточно сильный, чтобы поджарить все неэкранированные цепи поблизости.
Это был вид специализированного и страшно дорогого устройства, которое могли позволить себе лишь богатые государства или мощные корпорации, впрочем «свободный духу» оно тоже могло быть доступно.
Должно быть, Халид забрал с собой эту штуковину.
Поврежденные цепи самолета нельзя было починить, их можно было только заменить, а марсоплан не имел второго комплекта.
Спарта закрыла приборную панель. Она прислонилась к хрупкому фюзеляжу и смотрела на лениво опускающееся солнце. Возможно, Халид говорил правду. Его совет остаться с самолетом, возможно, был добрым намерением, возможно, он вынул импульсную бомбу, чтобы передать ее следствию.
Он мог умереть в пустыне, он мог спастись и позаботиться о том, чтобы никто не нашел ее в течение нескольких недель. — Эти два варианта говорили, что она должна немедленно покинуть это место.
Он мог привести спасателей. — Этот вариант говорил, что нужно остаться с самолетом.
Два против одного. — И она начала методично вытаскивать крюки.
Она собрала огромный самолет, все огромное и хрупкое сооружение дрожало на ветру, пригвожденное к земле концами крыльев. Существовали гидравлические связи от кресла пилота к концам крыльев, позволяющие отсоединить их без помощи электроники. Конструкторы предвидели, что в некоторых ситуациях сложные электронные системы будут совершенно неуместны, и поэтому существовала система управления самолетом вручную.
При правильном ветре Спарта надеялась поднять самолет в воздух, даже без помощи ракетных пускачей.
Она никогда не управляла такими планерами, только пару дней назад ее нога впервые ступила на Марс. Сейчас был двадцатикилометровый боковой ветер — не самый подходящий для взлета без помощи ракетных двигателей. Но у нее был талант к такого рода вещам.
План был рискованным, но Спарте было не привыкать рисковать. Самолет находился на склоне, резко понижающемся в восточном направлении. Западный ветер дул как раз вдоль склона. Планер при посадке развернуло носом вниз по склону, но не совсем. Она сначала освободит конец крыла, тот что выше по склону, и ветер развернет ее в правильном направлении — вниз. Здесь нужно только в нужный момент открепить конец второго крыла, и развернуть кормовые рули поперек потока, превратив их в своеобразные паруса. При этом опустить их вниз так, чтобы центр их парусности был ниже центра тяжести всей остальной части самолета. Тогда давление ветра на эти паруса будет стараться повернуть самолет, приподнять его нос вверх, что обеспечит более менее вертикальный полет. Отрегулировать крылья, появится хоть какая-та подъемная сила. Как только поймаю восходящий поток — рули и крылья в обычное положение. Ладно, перекрестимся и с Богом…
План, прямо надо сказать фантастический, благодаря феноменальной скорости реакций Спарты и удачному своевременному порыву ветра, удался с блеском. Планер, освобожденный от привязи, приподнялся и медленно заскользил вниз над склоном холма. Инфракрасное зрение Спарты искало поток теплого воздуха, поднимающийся от остывающих песков пустыни и нашло его, марсоплан поймал восходящий поток и вот он уже кружит высоко над пустыней направляясь в сторону Лабиринт-Сити.
Полдень. Марстрак Лидии Зеромски мчался на север. На северо-северо-западе вздымался огромный вулкан Аскрийский.
Лидия вновь стала молчаливой. Утро прошло в полной тишине, если не считать уже знакомого завывания турбин.
В колоде больше не было карт. Он попробовал очаровать ее, возможно, даже спас ей жизнь, но ничто не могло заставить ее расслабиться. Лидия Зеромски была крепким орешком.
Вдруг в уже ставшую знакомой картину звуков вплелось что-то новое.
— Что это? — спросил он, повернувшись к Лидии. И впервые увидел страх в ее глазах.
— Селевой поток, — она загерметизировала свой скафандр.
Без всякой подсказки он сделал то же самое. Сель на Марсе. Фантастика. Лидия увеличила скорость до максима и направила машину к ближайшей сопке. Видимо для нее в этом не было ничего необычного.
— Вулкан растопил вечную мерзлоту и вот результат. Нет мы не успеваем на высоту. Сейчас остановимся, хватай пару спецанкеров, троса лебедочные и беги вперед, по ходу машины. Ищи где грунт понадежнее, метров пятьдесят, сто. Не найдешь втыкай где придется. Затем прячемся в кабину и молимся.
Она развернула всю установку лицом навстречу приближающемуся потоку и затормозила.
— Пошли!
Блейк вооружился всем необходимым и пошел к уже показавшейся вдали стене воды грязи и камней. Через секунду Лидия выскочила из кабины и отправилась следом.
Блейк нашел огромный базальтовый валун и решил что это надежнее, чем стальной болт, воткнутый в гравий, поэтому, сделав петлю, он накинул ее на валун. Затем, немного поискав, установил анкер, закрепил трос и побежал к машине.
Лидия опередила его. Он видел, как она забралась в кабину. Запрыгнув на подножку, он дернул дверь, дернул еще раз.
— Лидия, дверь заклинило! — закричал он в комлинк. — Открой свою!
Стена грязи надвигалась на него, как поток в дешевом видео, снятом замедленной съемкой. Это было не кино. От невероятно высокого гребня волны поднимались клубы пара — горячая вода из расплавленной вечной мерзлоты мгновенно испарялась, попадая в сухую разреженную атмосферу.
Сквозь свой шлем, сквозь стекло кабины, сквозь ее герметичный шлем,он видел ее белое и решительное лицо, эту застывшую маску.
— На кого ты работаешь, Майкрофт? — Ее голос был хриплым и низким, но звучал достаточно громко в его скафандре. — Мы знаем о тебе уже несколько месяцев, Майкрофт. Ты просто служащий компании? Или ты один из наймитов ПРКТ? Этой, прикидывающейся профсоюзом рабочих, банды. Хочешь в кабину? — Говори на кого работаешь.
— Что? Черт возьми, Лидия, о чем ты говоришь? Я никогда не имел никаких дел с ПРКТ!
— Евгений ждал тебя ночью, Майкрофт — он думал, что ты собираешься устроить взрыв, чтобы не попасть на трубопровод. Но, похоже, ты действительно хочешь туда. И теперь мы хотим знать, почему.
— Я все объясню. Впусти меня внутрь.
Селевой поток неумолимо приближался, но она не обращала на него внимания, неумолимо глядя на Блейка.
— Давай объясняй, осталось не больше минуты.
И он не выдержал:
— Я, Блейк Редфилд, работаю на Комитет Космического Контроля, мы расследуем убийство Морланда и Чина. И поездка эта мне была нужна, чтобы узнать о тебе побольше.
— Так это все-таки ты разгромил автопарк и ты думаешь что я убийца? — Ее удивление казалось искренним.
— Не думаю, но секунд через тридцать ты им станешь.
Она молча смотрела на него и по-прежнему не двигалась.
— Расслабься, как тебя там зовут. Ты не умрешь. Глянь туда.
То, что минуту назад казалось ему огромной стеной, теперь превратилось практически не во что. Вал докатился до марстрака — волны горячей полу-твердой слякоти плескались по гусеницам и пачкали его ботинки, но в них не было больше силы силы. И прежде чем поток достиг заднего прицепа, вся его влага испарилась, и не осталось ничего, кроме сухого слоя, не достающего даже до середины гусениц.
Лидия выбралась наружу.
— Хочешь верь, хочешь нет, но я не оставила бы тебя снаружи, даже если бы ты был гадом. Я не убийца.
— Если говорить о Чине, ты в списке подозреваемых, у тебя была возможность убить и кто-то должен был проверить тебя. Я вызвался добровольцем.
— Ладно, пойдем попробуем вытащить якоря.
Троса освободить удалось с большим трудом, но якоря пришлось бросить, слишком завалило. Вернулись в кабину. Взревели турбины. И вновь бескрайная пустыня, и молчание. Лидия лишь уточнила, как его зовут, и вновь закрыла рот на замок.
Блейк погрузился в свои собственные мысли.
Причины всего, что случилось с ним с тех пор, как он стал Майком Майкрофтом, внезапно стали очевидны. Все стало на свои места.
Лидия сказала, что они знали о Майкрофте уже несколько месяцев. Это могло быть только в том случае, если Майк Майкрофт — псевдоним, которым офис космического совета «Станции Марс» имел неосторожность пользоваться месяца два назад. Да они его просто подставили! Евгений и его парни охотились за предыдущим Майкрофтом, а попался он.
Блейк смотрел на проплывающие мимо песчаные холмы и думал о том, что дело он свое провалил, а ведь он сам на него напросился
Они проехали мимо почерневшего скелета марстрака, который так и не добрался до конечного пункта. Глядя на его искореженную, рваную раму, наполовину засыпанную песком, Блейк подумал, действительно ли Лидия впустила бы его внутрь, если бы сель оказался действительно мощным. Или она инсценировала бы идеальный несчастный случай?
В шлеме Халида сигнальная лампочка горела желтым, сообщая ему, что батареи требуют срочной подзарядки, но он этого не видел, он спал в изнеможении, без сновидений, а холодный ветер укрывал его песком, как одеялом.
Усталость овладела Халидом, и он свернулся калачиком под прикрытием крутого склона дюны. Еще засыпая, он знал, что рискует не проснуться, — в батарее скафандра могут закончится последние крохи энергии, но отдых ему был необходим, как воздух. Силы закончились.
Последнее, что он сделал, — это убедился, что лежит лицом на восток. Чтобы свет восходящего солнца разбудил его.
Он встал с первыми лучами солнца.
Волнистая поверхность песка перед мчащимся марстраком Лидии была гладкой. Глаза Блейка были устремлены не на дорогу, а на горизонт, и он первым увидел призрак.
— Боже милостивый, ты это видишь? — прошептал он.
Она притормозила и посмотрела туда, куда он показывал. Это была человеческая фигура, далеко впереди. Хрупкая и согнутая, двигающаяся еле-еле бог знает куда. Блейк и Лидия загерметизировали скафандры, и Лидия откачала воздух из кабины. Еще до того, как они поравнялась с идущей фигурой, она уже знала, кто это. Она узнала его фигуру и походку — Халид.
Грузовик остановился, Лидия распахнула дверцу и выскочила из машины, Блейк за ней.
— Судя по индикатору батареи, жить ему оставалось не больше часа, — сказала Лидия Блейку.
— Ей-богу, ему повезло.
Они подняли хрупкого и обезвоженного человека над гусеницами и посадили в кабину. Лидия вновь заполнила кабину воздухом. Пока Блейк поддерживал Халида, она сняла шлем с его головы.
Халид пристально смотрел на Блейка своими темными глазами.
— Халид, ты меня узнаешь?
— Блейк, «Спарта», — произнес Халид таким слабым шепотом, что это был не более чем выдох. Затем его глаза с длинными ресницами закрылись, а голова поникла.
Лидия стала его поить. Вода стекала по его заросшему щетиной подбородку. Когда он наконец напился, Блейк его спросил:
— Халид, что случилось?
— Блейк, — пальцы Халида слабо сжали грудь Блейка. — Линда где-то там.
— Линда? Ты хочешь сказать…?
— На нашем самолете была диверсия, — пальцы Халида стали скрести набедренный карман, и Блейк помог ему открыть клапан.
Халид вытащил стальной шар, весь в цветах побежалости.
— Что это?
— Не знаю. Он вывел из строя всю электронику. Линда осталась там.
— Как далеко?
— Два дня пешком. Может быть, сто километров, максимум сто двадцать. На юго-восток. Я проведу.
— А как насчет аварийного маяка? — Спросила Лидия.
— Не работает, — прошептал Халид.
— Да. Промахнуться проще простого.
— Лидия. Ты не можешь отказаться помочь!
— Я не отказываюсь от помощи, — сердито сказала она. — Я говорю, что нужно связаться по радио со спутником, чтобы в помощь нам они тоже выслали поисковые отряды.
— Пусть следят за нашим продвижением, — сказал Блейк. — У нас достаточно топлива. Мы отцепим прицепы и даже если мы не доберемся до нее первыми, мы сузим круг поисков.
Лидия изучающе смотрела на Блейка, Халид откинулся на спинку сиденья между ними и закрыл глаза.
— Этот человек, — сказала Лидия, кивнув на него, — нуждается в медицинской помощи, его надо скорее в больницу. Кто такая эта Линда? Неужели ее жизнь важнее? Кто она для тебя?
— Ее зовут Эллен Трой. Инспектор Комитета Космического Контроля. Она отвечает за расследование убийств.
— Да… Эллен, — прошептал Халид. — С ней что-то случилось…
— Почему она была с тобой? — Спросила его Лидия.
Халид пристально глянул на нее:
— Потому что, мы с тобой, подруга в списке подозреваемых.
Губы Лидии сжались, она вся напряглась, но затем лицо ее стало бесстрастным и она спросила:
— А как мы ее найдем?
Халид порылся в накладном кармане и достал прибор:
— Бог поведет нас. И вот эта астролябия.
Весь день Лидия гнала свою, освобожденную от тяжелых прицепов, машину по бездорожью дюн в указанном Халидом направлении извилистым путем, огибая гребни хребтов, без колебаний ныряя вниз по склонам.
Под вечер, проспав весь день в личных покоях Лидии, Халид просунул голову сквозь кружевные занавески и потребовал, чтобы она остановила грузовик:
— Пора молиться.
Халид прошел пятьдесят метров в бесплодные дюны, расстелил на песке квадрат легкой ткани из полифибры и, опустившись на колени, простерся в направлении невидимой Мекки. Ветер трепал ткань вокруг его колен и поднимал клубы пыли над его согнутой спиной.
— Неужели ты сможешь продолжить вести дальше? — Хрипло спросил Блейк, очнувшись в своем кресле от дремоты и разминая свои затекшие мышцы, Лидию, на удивление свежую и бодрую, может быть, от выпитого немереного количества кофе.
— А что делать, если никто из вас не умеет водить, придется. Похоже, он серьезно относится к своей религии, — кивнула Лидия в сторону Халида.
— Да, сколько я его знаю, всегда был таким.
— Давно вы познакомились?
— Нам было по девять лет.
— Похоже, ты ему нравишься.
— Мне он тоже.
— Так почему же твоя подруга считает его убийцей?
— Она очень надеется, что это неправда.
— Может быть, я не знаю Халида так хорошо, как вы двое, но я знакома с ним уже несколько лет и не могу себе представить, чтобы доктор Саид кого-то убил. Во всяком случае, не хладнокровно.
— Я тоже не могу. Но, как ты видишь, он религиозен. А религия может принимать странные формы. И заставлять людей делать странные вещи.
— Если это сделал он, то почему старается спасти ей жизнь?
Он поразмыслил, помолчал и смог лишь сказать:
— Давай сначала найдем ее живой.
— Хочешь кофе?
— Спасибо. — Он взял дымящуюся чашку, которую она протянула ему. — Как ты думаешь, Лидия, кто их убил?
— Я и сама много бы сделала, чтобы это узнать, — ты спрашиваешь таким тоном, будто не допускаешь такой возможности.
— Почему? Из тебя вышел бы неплохой сыщик.
— Да? — Она посмотрела на него поверх кружки с кофе. — Разве что вместе с тобой.
Лидия потягивала свой кофе, размышляя, в течение нескольких минут: «Видимо ему можно доверять, ведь Халид к нему хорошо относится…». Затем решилась на разговор:
— Мы с Дэйром были здесь с первой группой колонистов, первыми людьми, которые действительно обосновались здесь. Никто из исследователей и ученых до нас никогда не оставался здесь дольше нескольких месяцев.
Бурили скважины по всему району вечной мерзлоты, помогали составлять карты гидрологии Марса, строили Лаб Сити. Народ был буйный. Ругань, пьяные драки по любому поводу и из-за женщин — женщин было очень мало. И часто, в большинстве случаев, женщина доставалась самому сильному и наглому, а не тому, кто ей нравился.
Мне повезло с Дэйром, довольно быстро мы поняли, что любим друг друга.
Когда позже людей стало больше, нравы изменились к лучшему и большинство ранних связей распалось. Сейчас женщины предпочитают свободу, их все равно гораздо меньше, имеют право выбора и не желают связывать себя узами брака.
— А как насчет рождаемости?
— По последним данным, на Марсе родилось двадцать три ребенка, для тридцати трех тысячного населения это конечно не демографический взрыв, но это уже прогресс. Я не говорю, что нет хороших браков, просто они довольно редки. Но и ревность здесь не в моде тоже.
— Ревность встречается редко? У меня сложилось совсем другое впечатление — парни в «Сосне» были готовы снести мне голову, если я только гляну на женщину.
— Ты чужак, — просто сказала Лидия. — Незнакомец должен быть осторожен. Кроме того, мы все думали, что ты шпик, и от тебя следует ждать пакостей, правда было не ясно каких именно. И ведь мы не ошиблись.
— Я ни в чем не признаюсь, в присутствии свидетеля. — Блейк кивнул в сторону Халида, который, закончив молитву направлялся к ним.
— И я бы тоже не призналась на твоем месте. У тебя не такая зарплата, чтобы покрыть ущерб, который ты нанес.
Последовала рутинная процедура: надеть шлемы, загерметизировать скафандры, откачать воздух, открыть дверь, впустить гостя, закрыть дверь, впустить воздух снять шлемы.
Халид забравшись в кабину и усевшись на свое место произнес:
— О чем вы оживленно беседуете в столь поздний час.
— Мы говорили о взрыве в автопарке несколько дней назад, — сказала Лидия. — Уничтожено несколько машин, разрушена заправочная станция.
— Кажется, есть странное предположение, что я имею к этому какое-то отношение. — Присовокупил Блейк.
Халид улыбнулся, и на его смуглом лице блеснули безупречные зубы:
— Помнишь, Блейк, как мы веселились тем летом в Аризоне? Намазывали лица черной ваксой и все взрывали?
— Давай не будем утомлять Лидию рассказами о наших школьных днях, приятель, — сказал Блейк.
Лидия запустила турбины, включила двигатель и грузовик покатился.
— Да, пожалуйста, Лидия, — начал Блейк, запинаясь и тщательно подбирая слова. Что случилось между тобой и Дэйром в ту ночь, когда была украдена табличка.
Лидия посмотрела на Халида:
— Мы с Дэйром любили друг друга. Это было очевидно для всех, не так ли, Халид?
Тот подтверждающе кивнул. Но она уловила его сдержанность, его неуверенность.
— О кей. Может быть, не так очевидно. По правде говоря, я всегда любила его больше, чем он меня. Он был независимым парнем, одиноким парнем, и я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что не очень много для него значу. Но пока он нуждался во мне, я мирилась с этим. Но в последнюю неделю или около того перед тем, как… его убили… все стало по-другому. Он стал нелюдим, все время нервничал. Я приняла это на свой счет. Он работал допоздна каждый вечер с тех пор, как появился этот мерзавец Морланд, поэтому я пошла к нему на работу. Поставить все точки над и.
Она надолго замолчала и молчала пока Блейк не подтолкну ее:
— И что дальше?
— Дэйр не захотел разговаривать. Он извинился за свое поведение, сказал, что поговорит со мной позже, но сейчас не может. Я думаю из-за Морланда. Он говорил так, словно что-то в этом парне было не так. Так или иначе, он практически вышвырнул меня вон.
— И ты ушла?
— Конечно, а что еще? Я закрыла дверь и вышла на улицу. Некоторое время слонялась вокруг ратуши, но Дэйра внутри не было видно.
Она посмотрела на Халида и чуть было не сказала что-то, но передумала. Знал ли он, что она видела его в тот вечер, в тот момент?
Лидия вздохнула:
— Затем я пошла в «Сосну», и где-то через полчаса узнала эту ужасную весть.
— В чем Дэйр обвинял Морланда?
— Ничего конкретного он не сказал, а теперь отстань, не хочу больше разговаривать.
И Лидия уставилась на дорогу, по ее лицу было видно, что воспоминания дались ей непросто.
Халид задумчиво повернулся к Блейку:
— Ты что-нибудь знаешь об этом Морланде?
— Ничего, кроме официального резюме.
— Он был неприятным человеком. Высокомерная и неискренняя личность. Горький пьяница. И еще кое-что… Знаешь, мне кажется, что Морланд в действительности не был экспертом по культуре X, каковым он себя выдавал. Темная личность. Представлялся типичным ксеноархеологом, озабоченным сохранением природных богатств Марса. Однако когда я упомянул о некоторых археологических находках — оказалось, что он имеет о них весьма смутное представление.
— Ты думаешь, он не был археологом?
— Археологом он был, но поверхностным и о культуре X он мало что знал. А ты знаешь, что Морланд хвастался тем, что отлично стреляет из пистолета?
— Интересно, а ты сказал об этом Эллен?
— Мы не успели договорить, Наш разговор был прерван… — Халид сделал паузу и резко сменил тему. — Как далеко мы находимся от цели? — Спросил он Лидию.
— В пятидесяти километрах. Мог бы и сам посмотреть на экране.
— Она там уже два дня, — сказал Блейк.
— Не волнуйся, Блейк, с ней все будет в порядке.
— Хотел бы я быть таким же оптимистом, как ты.
— Если она пришла в сознание, с ней все будет в порядке.
Блейк и Халид стояли на крутом склоне между вулканами. Весь день дул легкий ветер и следы произошедшего еще не успело занести песком, их можно было рассмотреть в тусклом свете ночи.
— Она очень изобретательна, — сказал Халид.
— И удачлива, — добавил Блейк. — Думаю удача ей не изменит.
Они избегали смотреть друг другу в глаза, пока тащились обратно к марстраку, где Лидия продолжала вращать турбины.
С ней все будет в порядке, но они узнают об этом гораздо позже.
Лабиринт-Сити. Полдень. Солнце в зените. Дует сильный западный ветер.
Марсоплан плавно и изящно поцеловал песчаную взлетно-посадочную полосу, прокатился по ней и остановился перед ангаром проекта терраформирования. Через некоторое время выбежала наземная команда в скафандрах. Спарта указала на свой шлем и покачала головой, показывая, что у нее нет радиосвязи. Наружные двери ангара медленно открылись, и экипаж втащил самолет внутрь.
Спарта выбралась из кабины и побежала по полу просторного ангара. Ворвавшись через шлюз в дежурную комнату, она рывком сняла шлем и перепугала оперативного офицера за стойкой, своим решительным видом и командным голосом:
— Доктор Халид где-то в пустыне, уже три дня как, нужно срочно организовать поиски. Я покажу откуда следует начать.
У офицера отлегло от сердца:
— Инспектор, доктор Саид уже в безопасности, вчера его подобрал какой-то марстрак направлявшийся к началу трубопровода. Успокойся все в порядке. Они поехали тебя спасать и обнаружили, что ты улетела.
— Честно говоря, я не надеялась, что ему удастся привести помощь.
— Ты все сделала правильно. Но взлететь без ракетных пускачей и более тысячи километров без голограммы, без радиосвязи, даже без компаса. — Офицер внимательно изучал Спарту. — Мы конечно слышали истории о твоей удаче, инспектор Трой, но большинство из нас сказало бы, что это невозможно, тем более раньше ты никогда не летала на таких аппаратах.
Спарта пожала плечами:
— У меня талант к машинам, — хрипло сказала она. — Какая-то сноровка. Да еще и умение ориентироваться. Да нет, просто хорошая память. Последние две недели я изучала карты Марса.
— Я изучал карты Марса большую часть своей взрослой жизни, но я не смог бы сделать то, что сделала ты.
— Не стоит себя недооценивать, — раздраженно сказала Спарта. — Удивительно, на что ты способен, когда тебя прижмет… вспомни, что Халид… пустыня… Ладно, у меня срочные дела, я тебе здесь нужна?
Офицер, смотревший на нее с восхищением и благоговением, вдруг расхохотался, указал на экран монитора:
— Видишь все пробелы в отчете о происшествии? Если я отпущу тебя до того, как все они будут заполнены, местные власти могут арестовать меня.
Спарта вздохнула:
— Ну что поделаешь.
Шлюз постоянно функционировал, люди из наземной команды входили и выходили, каждому хотелось посмотреть на самую удачливую женщину трех планет.
— Какова оценка ущерба? — спросил оперативник у одного из вошедших.
— Все незащищенные электронные системы в этой штуке сгорели, как и доложил доктор Саид, — ответил мужчина. — Я никогда не видел ничего подобного.
— Доктор Саид сказал, что нашел кое-что в автопилоте, — сказал офицер Спарте. — Стальной шар диаметром около тридцати миллиметров.
— Это импульсная бомба, — сказала Спарта.
— Что такое импульсная бомба?
— Очень дорогое устройство, предназначенное для того, чтобы делать именно то, что оно сделало, — разрушать микросхемы. Кто-то хотел, чтобы самолет исчез с экранов, затерялся в пустыне и больше никогда не появлялся.
«И этот кто-то знает, как я устроена, и хотел, чтобы у меня сильно заболел живот», — добавила она про себя.
— Итак, графа бланка «причина происшествия» — что мне туда написать? Диверсия?
— Да.
— Мистер Протт уже два дня пытается дозвониться до вас, — сказал молодой дежурный портье отеля.
— Неужели? — Спарте это показалось немного странным. — Да, я уезжала.
— В половине седьмого мистер Протт надеется встретится с вами в баре «Феникс» за аперитивом.
— Хорошо. — Она слишком устала, чтобы спорить. Больше всего ей нужен был сон.
В номере она задернула шторы, выключила свет, сняла скафандр, всю одежду, упала лицом вниз на мягкую кровать — и мгновенно отключилась.
Через два часа она заставила себя проснуться. Ошеломленная и сонная, она оделась в один из двух своих гражданских костюмов. Он не делал ее более привлекательной. Ей это было не нужно. Гладкие черные брюки, узкий черный топ и блестящая белая куртка с высоким воротником — ясное послание надоедам противоположного пола: «ловить здесь нечего» — «трогать опасно».
Внезапно огонь под грудиной снова обжег ее, так сильно, что она вскрикнула и упала на кровать, поняв, что без медицинской помощи ей не обойтись.
— Ты говоришь, это была замена тканей после травмы? — Доктор вглядывался в трехмерное изображение кишок Спарты, сосредоточив свое внимание на плотных слоях инородного вещества, под ее диафрагмой. — Какого рода была травма?
— Авария. Мне было шестнадцать. Пьяный водитель.
— У тебя был проколот живот?
— Этого я не знаю. Все, что я знаю наверняка, это то, что некоторые из моих ребер были сломаны.
— Да. У тебя большая скоба прямо в грудине. Не совсем элегантная работа, но, по крайней мере, ее не видно.
Спарта хмыкнула. Что касается скрепки в ее грудине, то она была достаточно элегантна, для микроволнового генератора, чем она и являлась на самом деле.
— Ну, я не знаю, что, черт возьми, эти люди имели в виду, но что бы это ни было, это была не такая уж блестящая идея, — сказал доктор. — Эта штука портится, неудивительно, что ты жалуешься на боли в животе. И по моему мнению она тебе теперь абсолютно не нужна, видимо те брюшные структуры, которые она заменяла, восстановились сами собой. Если ее удалить, ты и не заметишь.
— Никакой операции, — сказала она. — У меня нет времени.
— А я говорю тебе, это рано или поздно придется сделать. А пока мы можем поставить вам местные имплантаты, чтобы сбалансировать влияние этого иностранного придурка на твой организм.
— Хорошо, давай сделаем это.
— Но ты должна прийти ко мне на прием через два дня. У тебя очень сложный случай, нужно понаблюдать.
— Как скажешь.
Процедура установки имплантатов заняла десять минут. Когда все закончилось, Спарта вздрогнула, оделась, поплотнее закуталась в пластиковую куртку и покинула клинику, чувствуя приступ раздвоения личности.
Ей следовало согласиться на операцию, как настаивал доктор. Эти батареи были частью того, что делало ее нечеловеком.
Но в последнее время она начала осваивать магическую силу, которой они наделяли ее: способность передавать радиосигналы в широком диапазоне частот, возможность управления механизмами на расстоянии.
Какая-то ее часть хотела не удалять батареи, а починить или заменить.
Ей было неприятно признавать в себе это искушение, желание быть больше, чем человеком. Какая-то жаждущая власти часть ее не хотела отказываться от способности управлять материальным миром по мысленному приказу.
Но ценой самой своей человечности?
Сейчас было не время для подобных мыслей.
Она поплотнее закуталась в одежду и быстро зашагала по широкой трубе из зеленого стекла к отелю.
— Мистер Протт? Боюсь, он еще не пришел. Я с удовольствием провожу вас к его столику.
Она оглядела помещение. Дальняя стена представляла собой изгиб закаленного стекла, выходящего на Лабиринт. Справа от нее был длинный стеклянный бар и стеклянные столики. Зеленоватое, мягкое освещение. Слева, в углу под прожекторами, женщина с жесткими черными волосами сидела за синтезатором, напевая очаровательно хриплым голосом. Очаровательная Кэти.
— Хорошо. Пошли, сказала Спарта.
Официант подвел ее к светящемуся стеклянному столику на двоих, откуда открывался прекрасный вид на развлечения и пейзаж. Когда он спросил, что она хочет пить, она попросила принести воды.
Посетители кидали а нее холодные и любопытные взгляды, примерно каждые две минуты появлялся официант, спрашивая, не желает ли она чего-нибудь еще. Что-нибудь выпить в баре? Бокал вина? Может, еще стакан воды? Не хочет ли она взглянуть на поднос с закусками? Ничего, мадемуазель? Вы уверены?
Так прошло десять минут, и в следующий раз, когда к ней подошел официант, она попросила принести ей связь.
Спарта набрала номер офиса Протта. Автоответчик предложил принять сообщение. Она набрала номер комнаты Протта. Снова автоответчик. Протт был не из тех, кто ставит гостью в центр внимания, а потом ставит ее в неловкое положение. Это может плохо отразиться на имидже отеля. Протт, менеджер среднего звена никогда бы не допустил, чтобы по его вине у отеля были неприятности. Что-то произошло.
— Извините, я кое-что забыла в своей комнате. Когда прибудет мистер Протт, пожалуйста, передайте ему, что я вернусь через несколько минут.
— Ну конечно, мадемуазель. — Стюард глубоко поклонился, не сумев скрыть насмешливого презрения. Видно принял ее за очередную отвергнутую пассию.
Двеь приемной Протта. Простой магнитный замок, его код высветился в голове Спарты мгновенно. Вошла. Свет включать не стала.
Экран на столе светился в инфракрасном диапазоне. Ни один нормальный глаз не заметил бы свечения, но Спарта с легкостью просмотрела последнее изображение. Ничего интересного, только обычный список номеров и брони. В комнате никого не было уже полчаса или больше. На полу не было ни светящихся отпечатков ног, ни светящихся отпечатков рук на стенах.
Она слушала…
Воздуховоды и прочные стены приносили ей сплетни и жалобы персонала отеля, шепот, крики и болтовню постояльцев отеля, скрежет и гудение его механических внутренностей; она ясно слышала шепот ветра снаружи.
Она понюхала воздух, анализируя химические следы, которые остались: сильнее всего пахло спиртом и одеколоном Протта, но через вентиляционные отверстия она чувствовала запах кухонного жира, подгоревшего кофе, мыла, чистящей жидкости, пролитой выпивки, табачного дыма — концентрированную эссенцию отеля.
Что-то шевельнулось на краю ее сознания, чей-то знакомый запах из давнего прошлого, чье-то присутствие пахну́вшее угрозой, шевельнулось, но не воплотилось в конкретный образ и пропало.
Спарта подошла к двери внутреннего кабинета Протта. Замок стандартный, магнитного типа с буквенно-цифровой накладкой, идентичный замку входной двери. Но это была фикция, замок на самом деле был настроен на отпечатки пальцев Протта в инфракрасном диапазоне.
Сканировав отпечатки пальцев с клавиатуры компьютера в свою память, она наложила свою руку на замок и скормила скан его считывающему устройству. Дверь в кабинет Протта медленно распахнулась. Она шагнула внутрь.
Любой, кто бывал в тире, узнал бы запах сгоревшего пороха. Тело Протта лежало на полу за письменным столом. Он был мертв уже около получаса. Своим сверхъестественным инфракрасным зрением Спарта видела его тело в темноте пышущим жаром, причем руки и ноги светились слабее, уже начали остывать.
Она осторожно опустилась на колени рядом, не касаясь его, но глубоко дыша, глядя, прислушиваясь…
Во лбу у него было аккуратное круглое отверстие.
Когда в него стреляли, он сидел в своем эмалированном рабочем кресле, которое упало назад и в сторону. Голова Протта лежала на боку в луже крови, которая застывала на сером промышленном ковре.
В стене из песчаника за столом отполированный камень был отколот и испачкан запекшейся кровью на уровне головы сидящего человека.
Она встала и наклонилась поближе к стене, увидела микроскопические частицы мягкого металла, мерцающие в углублении камня. Но самой пули она не нашла, убийца ее подобрал. Слабый запах окисленного свинца и меди писал свои простые формулы на экране ее сознания.
Спарта подошла к двери и коснулась выключателя. Мягкий желтый свет полился из стеклянных бра под потолком.
Комната была большой и роскошной, обставленной мебелью из темной кожи — кушетка размером с кровать, глубокие кресла, рядом низкие столики из полированных базальтовых плит. На полу в углу — пузатый алебастровый кувшин, в котором стояли привезенные сушеные растения. Картина маслом, абстракция, ненасыщенные цвета, — визуальная музыка, а на вкус Спарты, — так просто мазня.
Здесь не было и намека на подлинную индивидуальность. Декор был дорогим, бездушным промышленным дизайном той же фирмы, которая оформляла интерьер всего стеклянно-каменного отеля. Книги и чипы были ограничены деловыми журналами, биографиями успешных предпринимателей, трактатами по менеджменту.
В стену из песчаника рядом с диваном была вделана полка со спиртным, поблескивающая коричневым, красным и зеленым. Ни одна из бутылок не открывалась в последнее время. На стоящих хрустальных бокалах пыльный налет, когда Спарта присмотрелась, она не увидела свежих отпечатков пальцев. Протт был готов принять деловых гостей, но, очевидно, в последнее время таких не было.
Спарта оглядела комнату, стараясь по ней хоть что-то узнать о ее хозяине. Конечно, у нее были материалы о нем, которые ей передали по связи, пока она летела на Марс, но, они ничего не говорили о нем, как о личности — стерильно-санированное резюме менеджера среднего звена, продвигающегося по служебной лестнице в межпланетной гостиничной сети.
Человек, лежавший мертвым на покрытом ковром полу, несомненно, был компетентным управляющим отеля, но также, согласно показаниям местной полиции, он был развратником и опытным стрелком из пистолета. Но собственное впечатление Спарты, которое у нее сложилось о Вольфганге Протте за время их недолгого общения, говорило о том, что это еще не все. Что он не так прост, есть в нем, должно быть, второе или даже третье дно. И оно должно находиться в этой комнате, не в личных же апартаментах, ежедневно убиравшихся горничными и не оборудованных такими как здесь замками.
Нет, это было то самое место, святая святых, где даже пыльные стаканы на стойке свидетельствовали, что посторонние сюда не допускались.
Убийца вошел в открытую дверь, проделал всю работу, ни к чему не прикасаясь, а затем вышел и тихо закрыл за собой дверь. Интересно, что было у него на ногах, ведь тепловых следов не осталось? Оставалась надежда, что у убийцы не хватило времени произвести тщательный обыск.
Спарт приступила к методичному осмотру.
Компьютер на столе. Полимерные шипы из под ногтей — прямо в порты ввода-вывода компьютера. Через несколько секунд результат — ничего интересного.
В письменном столе Протта ящики, запертые стандартными личными кодами. Ее полимерные шипы скользнули в них, и ящики распахнулись. Внутри, среди обычного канцелярского барахла, стояли аккуратно проиндексированные стойки с картами оперативной памяти.
Поставив блок против внешних подслушивающих устройств, она использовала компьютер Протта, чтобы просмотреть информацию на этих картах — в основном компромат на сотрудников и гостей.
Спарта даже зауважала его за то, что он держал это на отдельных чипах, запертых в его столе, — не хотел, чтобы подробности личной жизни его сотрудников хранились в главном компьютере, где любой разговорчивый клерк мог быстро распространить слухи о том, кто какие наркотики использует, кто с кем спит, кто кому должен деньги.
Но ничего представляющего для Спарты интерес, здесь тоже не нашлось. Теперь Спарта двигалась быстрее, обыскивая комнату всеми, не совсем человеческими, чувствами.
Алебастровый кувшин — ничего. Картина — ничего, и за ней никакого сейфа. Диван — пусто, никаких тайников под ковром. Так, а это что? — Часть стены из песчаника рядом со столом Протта покрыта, невидимыми человеческому глазу, пото-жировыми отпечатками его прикосновений. Глаз Спарты выделил замысловатую кривую, ограничивающую неглубокую полость в облицовке стены. Спарте пришлось немного поиграть с пластиной странной формы, прежде чем она смогла сдвинуть ее: хитрость заключалась в том, чтобы надавить на нижний угол и позволить пластине упасть в ее руки.
Внутри полости находились два предмета, микрочип с записью и пистолет 22-го калибра, длинноствольный, нечищеный после последнего применения.
Она наклонилась к чипу. Следы Протта были такими же свежими, как и отпечатки его пальцев на дверном замке. Он записал чип незадолго до того, как его убили.
Она поместила чип в настольный терминал Протта, позволила своим подногтевым шипам появиться и вставила их в порты, а затем вошла в транс и впитала содержимое последнего чипа Протта.
Далее воспроизводится рассказ Вольфганга Протта, надиктованный им на чип:
«Из этого пистолета были убиты Морланд и Чин. Если ты, инспектор, нашла чип и пистолет, то скорее всего я уже мертв. Я полагаю, есть большая вероятность такого развития событий, поэтому я и принимаю меры предосторожности, делая эту запись.
У нас с тобой один и тот же враг. Я говорю о пророках свободного духа. Одно время я был вынужден, помимо своей воли и желания, выполнять их задания. Из-за них я стал тем, кем стал. Нет, я не стану оправдываться и снимать с себя всю вину, впрочем пока не будем об этом…
Я знаю, они сделали с тобой то, чего я не понимаю, то, что делает тебя таким «счастливчиком» и позволит тебе найти мою тайную нору и этот документ.
Да, я действительно обычный хозяин гостиницы, каким кажусь; резюме моей ничем не примечательной карьеры довольно точно, насколько это возможно. Но у меня есть… назовем это хобби. Я имею в виду не только погоню за женщинами, хотя я изо всех сил стараюсь произвести такое впечатление. И видимо у меня получается.
Мой основной… интерес… состоял в том, чтобы пресечь незаконную торговлю окаменелостями и артефактами на Марсе. Когда я прибыл сюда год назад, этот отель был центром контрабанды. Сейчас это уже не так.
Контрабанда, конечно, все еще существует на Марсе. Как же иначе? Ведь ее поощряют респектабельные люди, директора музеев и им подобные, утверждая, что они могут лучше защитить артефакты, или лучше оценить их, или показать их большей аудитории, чем их законные владельцы. Но эти сделки больше не заключаются на территории моего отеля. Контрабандист на Марсе сегодня должен быть гораздо умнее, чем до моего приезда.
Я следил за карьерой Дьюдни Морланда в течение нескольких лет до того, как прибыл сюда — фактически, за несколько лет до того, как он проявил интерес к Марсу. Ведь я давно вращался в околоконтрабандных кругах.
Морланд, с первого взгляда, был обычным ученым. Он разрабатывал темы, которые казались непосвященным неясными и заумными, но в его исследованиях была одна правдоподобная и уважаемая тема — связь артефактов с инструментами, используемыми для их создания.
Попав на Марс, он стал интересоваться культурой Х. Во всей Солнечной системе есть… было… всего около дюжины людей, претендовавших на знание культуры Х. Возможно, Морланд имел несчастье похвастаться тем, что присоединился к ним. Все они, кроме одного, профессора Форстера, теперь мертвы. Зря он похвастался, ведь он не был экспертом по культуре Х.
Особенность Морланда, не очевидная для многих людей, заключалась в том, что ценные предметы, как правило, исчезали из тех мест, где он проводил свои исследования.
В Музее человека в Париже, через неделю после того, как он закончил свою работу, была обнаружена пропажа коллекции ценных этнографических фильмов 20-го века. Ущерб был не очень большой, поскольку фильмы существовали и в электронном виде, но ацетатные оригиналы были бы чрезвычайно ценны для специалистов-коллекционеров.
Год спустя Морланд работал в университете Аризоны. На этот раз из подвалов исчезла необычная коллекция керамики. Здесь бесценная информация была утеряна, но хотя и было проведено тщательное расследование, результатов оно не дало. Морланд был в списке подозреваемых.
Два года спустя, примерно в то время, когда Морланд посетил Нью Бейрут, ливанцы потеряли несколько уникальных предметов эллинистических золотых украшений из Музея Уцелевших Древностей.
Для вора украсть и попытаться продать хорошо известную, занесенную в каталоги вещь — это наверняка угодить за решетку.
Следовательно, кражи известных предметов почти всегда заказываются; украденные товары идут прямо в хранилища богатых негодяев, которые испытывают наслаждение от одной мысли, что на такую редкость могу смотреть только они и никто больше.
В случае с Дьюдни Морландом у нас был ученый среднего ранга со скромным доходом, имевший доступ к первоклассным музеям. Даже на первый взгляд он не был, скажем так, неподкупен.
Строгие законы об ответственности запрещают распространение недоказуемых утверждений, но слухи умудряются доходить до тех, кому это необходимо знать. Музейщики разговаривают друг с другом, а некоторые и со мной. Известие о том, что Морланд получил разрешение исследовать марсианскую табличку, заставило меня содрогнуться.
Он никогда не был настолько глуп, чтобы красть вещи, которые якобы изучал, но, возможно, его успехи придали ему смелости. У меня не было ничего, кроме моих подозрений, и я не мог даже поделиться ими с местными властями, не выдав себя. Тем не менее, я анонимно поставил о них в известность Дариуса Чина.
Морланд остановился здесь, в отеле. Пока его багаж доставляли из космопорта, произошла досадная путаница, позволившая мне убедиться, что у него не было ничего подозрительного и что его приборы были именно такими, какими казались — интерферометры и тому подобное. Чтобы загладить свою вину перед Морландом, я позаботился о том, чтобы ему предоставили номер получше, чем тот за который он заплатил. Но все-таки пристального внимания с него не снял. Я поставил в его комнате прослушку, но мне это ничего не дало.
И для лучшего за ним контроля решил, хоть и очень неохотно, сойтись с ним поближе.
Почему неохотно? Потому, что он не был приятным человеком. Он был груб со мной, груб с персоналом, громко спорил со всеми. Мне трудно понять, как он вообще мог работать по ночам, ведь большую часть дня он проводил за выпивкой.
Сойтись решил, используя единственное, что было общего между нами. — Мы оба увлекались стрельбой. Он хвастался, считал себя отличным стрелком. А для меня стрельба уже давно стала своего рода хобби.
Я предложил Морланду пойти на стрельбище отеля и пострелять. Он снизошел до того, что дал согласие. Его первые несколько десятков выстрелов не достигли цели. — Он не привык к марке пистолета и не привык к гравитации Марса.
Вскоре, однако, я был поражен его быстрым прогрессом. Даже во время нашего первого сеанса он был уже заметен. С самого начала он был одержим идеей превзойти меня в стрельбе. Когда он спросил, не могу ли я одолжить ему один из моих пистолетов — видите ли, они гораздо лучше тех, что выдают на стрельбище гостям, — я не знал, как отказаться и не смог.
Через пару дней мы встретились снова, и Морланд продемонстрировал свое искусство. Верха он не одержал и мы договорились о матче-реванше и поставили на кон бутылку «Дом Периньон». Он, должно быть, был очень уверен в себе, для него шампанское было дорогим призом, тогда как я мог присвоить бутылку из запасов ресторана.
Матч-реванш должен был состояться в ту ночь, когда он и Дариус Чин были убиты.
Я был там, инспектор. И я забрал орудие убийства, которое вы сейчас держите в руке. Да, это мой револьвер, который я одолжил Морланду.
Случилось это так: поздно вечером я намеревался зайти в бар «Феникс» и поговорить с барменом, когда увидел то, что принял за призрак, человека, которого считал давно умершим. Но в этом человеке трудно ошибиться. Это невысокий человек, щепетильный в своих манерах, всегда дорого одетый, с вьющимися ярко-оранжевыми волосами, которые он тщательно подстригает. Он один из немногих пророков, которых я могу узнать с первого взгляда, и самый смертоносный из их убийц.
Я только что вернулся с осмотра гостиничных теплообменников и был еще в скафандре. Оранжевый человек выходил из «Феникса». В раздевалке он надел скафандр и смешался с группой гостей, собиравшихся в город. Я последовал за ним, мы шли в скафандрах, но по трубе. Я не лишен навыка выслеживания и хорошо знаю город. Вскоре стало ясно, что он направляется к Ратуше кружным путем. Все подходы к Ратуше хорошо освещены и далеко просматриваются, и я был вынужден приостановиться, чтобы он меня не заметил.
Через минуту или около того я миновал перекресток и по участку трубы мимо административного здания Совета Миров подошел к Ратуше. И тут я услышал выстрел. Вбежал внутрь и по короткому коридору в центральный купол.
Я думаю, ты хорошо представляешь себе, что я увидел: эти ужасные яркие прожекторы на Морланде. Он лежит в своей крови. И пустая подушка, на которой всего несколько мгновений назад покоилась марсианская табличка.
Ужас. Ничего не соображая, я повернулся, собираясь бежать. В этот момент прозвучал сигнал тревоги. До меня дошло, что сейчас на этот сигнал мне навстречу по трубе, единственной ведущей в Ратушу прибежит охрана и оправдаться застигнутому на месте преступления будет тяжело. И я побежал через купол в коридор, ведущий к наружному шлюзу. Я мог им воспользоваться, ведь я был в скафандре. И чуть не поскользнулась в крови Дэйра Чина. Было видно, что ему уже ничем нельзя помочь. У двери шлюза споткнулся о свой собственный пистолет. Оставить свой пистолет на месте двойного убийства? Я поднял пистолет и убежал в ночь.
Теперь я был беглецом.
Видел ли оранжевый человек, что я следую за ним? Я не знал тогда и не знаю сейчас. Знал ли оранжевый человек, кто я такой? Тогда я не знал, но теперь боюсь, что ответ будет «да». Знал ли оранжевый человек, что я нашел оружие, которое изобличало меня? Я даже не знал, знает ли он, что пистолет мой.
Я всегда боялся оранжевого человека, а теперь просто в ужасе.
В гостинице я положил пистолет туда, где ты его нашла, снял скафандр, а позже постарался, чтобы меня видели в ресторане. Впрочем, я понимал, что это очень хлипкое алиби, практически никакого алиби вообще.
Если бы ты арестовала меня в тот день, когда приехала, я бы рассказал все это, и мне не нужно было бы делать эту запись. Теперь это необходимая предосторожность. Тебя не было несколько дней. Если я не поговорю с тобой в ближайшие несколько часов, боюсь, будет уже слишком поздно. Сегодня я снова видел оранжевого человека, мельком увидел его в толпе туристов у терминала шаттлпорта.
И последнее. У нас с тобой есть общий знакомый. Твой командир, твой начальник в Комитете Космического Контроля. Я хотел бы, чтобы он меня помнил.
На этом запись заканчивается.
Чип выскочил из компьютера, Спарта сунула его в карман и посмотрела на пистолет Протта, все еще лежащий в тайнике.
Теперь она поняла чей запах пахну́л на нее угрозой, она выделила его даже из подавляющего запаха крови в воздухе. Оранжевый человек. Суетливый, щеголеватый, смертоносный маленький оранжевый человечек. Это был его запах, для Спарты он был таким же неизгладимым и угрожающим, как запах саблезубого тигра для пещерного человека.
Много лет назад Спарта была пациенткой в спец-лечебнице в Колорадо. Ее туда поместили, стерев память, адепты свободного духа. Оранжевый человек пришел туда, чтобы убить ее. Доктор погиб, пытаясь спасти ее. За три года до этого она видела оранжевого человека вместе с отцом и матерью на Манхэттене.
Оранжевый человек. Доказать, что именно он убил Морланда и Чина будет трудно.
— Соедините меня с лейтенантом Поланьи. Разбудите, если понадобится. Инспектор Трой звонит по срочному официальному делу.
Сонный Поланьи и двое местных патрульных внимательно осмотрели тело несчастного управляющего отелем, сфотографировали мертвеца со всех возможных ракурсов и потайную нишу с пистолетом. Быстро установили, что пистолет действительно зарегистрирован на Протта.
О чипе она им не сказала. Якобы Протт поделился с ней своими подозрениями при личной встрече сегодня после обеда.
— Ты поверила его рассказу? — Поланьи даже не пытался скрыть своего скептицизма. — Кто-нибудь еще видел этого так называемого оранжевого человека?
— Пока не знаю, лейтенант, — холодно ответила Спарта. — Я не допрашивала ни бармена в «Фениксе», ни других потенциальных свидетелей. Я думаю, что ты и твои коллеги достаточно компетентны, чтобы справиться с этим.
— Если стрелял кто-то другой, то каким образом у него оказался пистолет Протта?
— Я уверена, что это выплыло бы наружу, если бы он не опоздал на наш ужин. Между тем ясно, что Протт не застрелился. Ни этим пистолетом, ни любым другим.
Лейтенант кисло согласился с этим, ничего не сказав.
— Шатлпорт, лейтенант. Нельзя упустить убийцу.
— За кого ты нас принимаешь? Если этот так называемый оранжевый парень убил Протта, я гарантирую, что он не улетит с Марса.
Прошло несколько часов, прежде чем, уладив все формальности, она в изнеможении добралась до своей кровати в отеле.
Утро.
Все еще в полусне, она нащупала бормочущий коммлинк:
— Это Эллен Трой. С кем говорю?
— Это Блейк, Эллен.
— Блейк? Рада тебя слышать.
— Взаимно.
— Как добрались? Все в порядке?
— Приехали часа три назад в кромешной тьме. Сейчас уже светло. Халида поместили в клинику для наблюдения. На мой взгляд он в хорошей форме. А как у тебя? Мы слышали по линку, что с тобой все в порядке. Это был выдающийся полет.
— Мне повезло. А как они тебя расшифровали?
— Очевидно, я был не первым Майкрофтом — кто-то в местном отделении космического контроля использовал это имя раньше, чтобы сыграть грязную шутку с гильдией трубопроводчиков.
— Это грубейшее нарушение наших правил.
— В таком случае я хочу посмотреть, как ты сдерешь кому-нибудь за это шкуру. А сейчас просто вытащи меня отсюда.
— Тебе что, не нравится обстановка?
Он услышал улыбку в ее голосе:
— Я далек от того, чтобы жаловаться. — Он оглядел стальные стены, выкрашенные в больничные зеленый и белый цвета, разорванные карты и скрепки с желтыми листами факса, свисающие с гвоздей. — В настоящий момент лагерь находится немного севернее Шампани, а в остальном это очаровательный курорт, скорее похожий на Архипелаг ГУЛАГ. Не хватает только живописного сибирского снега.
— Так что же тебя задерживает?
— Похоже я здесь застрял надолго. Халид говорит, что хочет задержаться здесь на некоторое время — какие-то дела. Лидия, моя подруга обратно собирается не скоро. Есть только одна возможность. Здесь находится представительский космоплан Ноубла, я сказал этим ребятам сущую правду, что я очень важная персона, что я помогаю очень важному расследованию очень важного инспектора Эллен Трой из Комитета Космического Контроля, и что мне требуется немедленная транспортировка в Лабиринт-Сити.
— И что они тебе ответили?
— Они были, скажем так, удивлены. Что-то о стоимости жидкого водорода. Может быть, если ты поддержишь меня…
— Я так и сделаю. А сейчас мне нужно поговорить с тобой кое о чем другом. Я переключаюсь на защищенный канал.
Комлинк пискнул и снова включился.
— Ты слышишь меня, Блейк?
— Все в порядке. Говори.
— Для меня убийство Морланда и Чина раскрыто, но доказать это я пока не могу. Халид и Лидия Жаромски абсолютно не виновны.
— Тоже мне бином Ньютона. Эллен, я давно это понял.
Она проигнорировала его сарказм и, кратко перечислив содержимое чипа Протта, продолжила:
— Что пообещали Дьюдни Морланду неизвестно. Но он согласился принять участие в похищении марсианской таблички. Я думаю, по плану он должен был стать жертвой неизвестного злоумышленника и остаться на месте преступления, лежащим без сознания, скажем, из-за сделанного укола наркотика. Но его обманули и убили. Вот этот выстрел и слышал Протт. Протт говорит о слышанном сигнале тревоги, и лишь только об одном выстреле.
— Ты думаешь, Морланд застрелил Чина? Ты думаешь Чин был мертв до того как Протт подошел к зданию.
— По всему так получается. Видимо когда явился оранжевый человек, Морланд признался в убийстве и сказал, что стрелял из пистолета Протта. Было принято мгновенное решение и Морланд стал трупом. Убийца оставил на месте преступления пистолет, надеясь, что Протта обвинят в убийстве. Я думаю, что события развивались именно так.
— Но если ты права и этот парень из верхушки свободного духа, то он знает кто ты такая, и он уже пытался тебя убить, подложив импульсную бомбу в самолет Халида. Тебе лучше быть осторожнее, пока я не вернусь. Протт умер из-за того, что ты осталась в живых.
— Блейк, ты считаешь меня такой беспомощной? — По голосу было слышно, что она улыбается.
— Я имел в виду…
— Я знаю, Блейк.
— Один непроясненный вопрос — начал фразу Блейк.
— Куда девалась табличка? — Закончила ее Спарта. — Скорее всего она еще на Марсе. — Голос звучал не очень уверено. — Иначе зачем убийце торчать до сих пор здесь?
— Знаешь, мне тут вспомнилось… болтали в «Сосне»… украдены несколько разведывательных зондов (а это твердотопливные ракеты, между прочим)… удивлялись, кому они могли понадобиться… и мне в голову пришла такая шальная мысль, а вдруг при помощи украденных ракет из таблички сделали искусственный спутник? А Протт видел вчера убийцу в шаттлпорту. Как тебе такая идея?
— Нужно подумать. Ладно, космоплан Ноубла доставит тебя сюда. Жду.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя такой важной персоной. Я прямо раздуваюсь от своей значимости.
Спарта рассмеялась:
— Должна же я уберечь тебя от неприятностей, без меня ты опять куда-нибудь вляпаешься.
— Это диспетчер первого участка «Noble Water Works»? Говорит инспектор Эллен Трой, Комитет Космического Контроля. Служебная необходимость заставляет меня…
Итак с Блейком вопрос решен. Что там у меня на очереди?
— Лейтенант Поланьи? Это Эллен Трой. Доложи обстановку.
— Докладываю. Бармен подтверждает, что в тот вечер, когда произошло убийство, в баре «Феникс» находился человек, соответствующий описанию, которое ты нам дала, — рыжеволосый, небольшого роста, дорого одетый. Но он не был зарегистрирован ни в отеле, ни где-либо еще. Никто раньше, его в городе не видел.
— А покинуть планету он не мог?
— Со вчерашнего дня никто не покидал ни Марс, ни «Станцию Марс». Правда за одним исключением. Но там он спрятаться не мог.
— О чем речь?
— Грузовой корабль «Дорадус». Стартовал вчера утром. У них там сбой в программном обеспечении и они все еще находятся на орбите Марса, устраняют неполадку. Единственное о чем они беспокоятся, это о том что у них есть вероятность столкнуться с Фобосом.
Фраза капитана Уолш всплыла вдруг в памяти Спарты: «…я могу высадить тебя на Фобосе и забрать на обратном пути». И Блейк: «а вдруг при помощи украденных ракет из таблички сделали искусственный спутник?». О, Боже! Ну конечно! Спарта резко прервала Поланьи, продолжавшего что-то объяснять:
— Лейтенант, мне нужен корабль, который доставит меня на орбиту. Прямо сейчас.
— Что ты сказала?
— Шаттл, космоплан, что угодно. Что бы там ни было на взлетной полосе. Ты получишь его для меня. Используй весь свой авторитет, всю свою власть. Я должна стартовать, как только доберусь до космопорта.
— Инспектор, я…
— Нет времени на объяснения. Это тройной приоритет, лейтенант Поланьи. Приказ, который будет подтвержден земным центром. Сделай это немедленно, а затем получи подтверждение. Сделай это.
Она отключила связь, быстро оделась и схватила скафандр.
Она знала, где находится марсианская табличка, и намеревалась добраться до нее раньше «Дорадуса».
Настоящим Комитет Космического Контроля, в соответствии со своими полномочиями, объявляет поверхность Фобоса запретной зоной. Несанкционированные посадки на Фобосе запрещаются.
Объявление автоматически повторялось по навигационному, каналу, который автоматически принимался каждым космическим аппаратом в пространстве Марса.
Он чередовался со вторым сообщением:
«Марсианский Сверчок» для «Станции Марс»: офицеру Комитета Космического Контроля требуется немедленная помощь на базе Фобос. Код Желтый.
Командир «Дорадуса» прибыл на мостик меньше чем через минуту после первого приема сообщений. Он устроился в командирском кресле позади пилота и инженера, приглаживая густые седые волосы по бокам патрицианской головы. Внешность у него была необычной для капитана космического грузовика, а его команда в накрахмаленной белой униформе больше походила на экипаж частной яхты.
Командир выслушал сообщение:
— Вы, конечно, его заблокировали?
— Да, сэр. Мы ввели электронные контрмеры после первой передачи. Мы считаем, что по крайней мере вторую часть передачи — просьбу о помощи, никто не услышал. Мы послали ракету ЭCM, чтобы больше никто никаких сигналов с этого судна не получал.
— А они не обнаружат ракету?
— Мы не считаем, что они имеют оборудование для обнаружения ЭCM. Ведь «Марсианский Сверчок» — это планетарный шаттл, сэр.
— Траектория шаттла?
— Сейчас он приближается к Фобосу. Компьютер показывает, что стартовал он с Лабиринт-Сити и при своем нынешнем курсе встретится с Фобосом примерно через тридцать минут.
— А предполагаемое время нашего прибытия?
— Сэр, если следовать нашей «легенде», что у нас отказал главный двигатель и работают только маневровые, то примерно через два часа.
— К черту «легенду», включайте двигатель. На запрос Управления движением ответите, что двигатель удалось запустить. Потом он у нас опять заглохнет. Вот так. А тогда какое время?
Пилот коротко постучал по клавиатуре навигационного компьютера. Ответ был мгновенным.
— Сорок девять минут, сэр.
— Запускайте.
— Слушаюсь, сэр.
Пилот включил сирену предупреждения об ускорении. Внизу, на летной палубе, остальные члены экипажа бросились к своим креслам.
— Как только ляжешь на курс, сними маскировочный обтекатель и приготовь к стрельбе две ракеты.
— Да, сэр.
Фиктивный отказ двигателя при старте позволил «Дорадусу» неторопливо и совершенно невинно дрейфовать к ближайшей точке встречи с Фобосом. За время пока корабль и Фобос будут двигаться рядом, десантная группа с «Дорадуса» посетит поверхность Фобоса, забрав таблицу. Проблема с двигателем будет решена и корабль устремится по назначению. Все произойдет быстро, высадки никто не заметит и никаких подозрений не возникнет. Такой великолепный план, но…
Спарта вела «Марсианский Сверчок», вычисляя наилучший курс быстрее, чем это могли сделать корабельные компьютеры. На шаттле она была одна.
Через узкие кварцевые иллюминаторы была уже видна изрытая кратерами черная скала, — Фобос. Но не меньшее внимание Спарта уделяла изображению на навигационном плоском экране «Дорадуса». Видеть в иллюминатор его было нельзя, его закрывал Марс, но навигационные спутники следили за пространством Марса и каждым объектом в нем и эта информация автоматически передавалась всем кораблям через Управление движением «Станции Марс».
Спарта знала, что в ночь убийства на Фобосе приземлился объект, который не был засечен спутниками — пенетратор (разведывательный зонд).
Бронированный, стреловидный корпус зонда внутри был напичкан приборами. Когда твердотопливная ракета врезалась в землю или даже в камень, ее хвост, снабженный широким оперением, оставался на поверхности. Разворачивалась радиоантенна и происходила передача на удаленные приемники сейсмических и геологических данных от приборов находящихся под поверхностью и метеоданных от находящихся снаружи. Зонд обычно запускался с летательного аппарата или орбитального корабля.
Вырви научные инструменты из пенетратора, и получишь полость, достаточно большую, чтобы вместить марсианскую табличку. Стреляй из пенетратора прямо вверх, и у него будет достаточно энергии, чтобы достичь орбиты Фобоса.
Рыхлое углеродистое вещество на этой луне, с готовностью поглотит головку ракеты. Запрограммируй хвостовую секцию так, чтобы она посылала кодированный сигнал, и ты сможешь найти свое сокровище на досуге.
Марсианская табличка была отправлена с Марса в ту же ночь, когда ее украли. Радары спутников не засекли пенетратор — слишком малая цель. С тех пор табличка ждала на Фобосе, пока «Дорадус» ее заберет.
Спарта выполняла маневр по превращению «Марсианского Сверчка» в искусственный спутник Фобоса. За несколько секунд вес Спарты вырос с нуля до шести G, ее вдавило в противоперегрузочное кресло.
Мысли теснились в ее голове:
Почему не было ответа «Станции Марс» на призыв о помощи? Действительно ли Блейк стал жертвой некомпетентности. А может его предали? Ведь «свободный дух» может проникнуть в любое правительственное учреждение, которое только пожелает. Она не может арестовать команду «Дорадуса», улик нет, одна интуиция. Да все правильно, остается только приземлиться на Фобосе и начать поиски таблички. Позволить этим мерзавцам ее опередить нельзя. К тому времени, как корабль достигнет места назначения, драгоценный предмет будет слишком хорошо спрятан, даже самый тщательный таможенный досмотр не сможет его обнаружить. А если они почувствуют, что таблицу им у себя не сохранить, то могут выбросить артефакт в космос.
Рев главных двигателей «Марсианского Сверчка» смолк, в ушах звенело. За кварцевыми окнами поверхность Фобоса затмила все звезды, заполнив все поле зрения. Она ввела в компьютер инструкции по управлению, отстегнула ремни и спустилась в шлюз.
Ее скафандр был предназначен для работы в глубоком космосе. Конечности скафандра были шарнирными. Датчики баллонов со сжатым воздухом показывали, что она может продержаться на поверхности Фобоса шесть часов. Ее ранцевый маневровый агрегат был полностью заправлен топливом.
На стене шлюза висел мешок из мелкой сетки, содержащий аварийные инструменты: специальные гаечные ключи, при работе которыми их нужно только придерживать, не прикладывая силы, скотч, пластыри, гелевый герметик, провода, разъемы, лазерный резак с заряженным блоком питания, лазерный сварочный аппарат.
Она взяла этот мешок и подождав, пока не загорится красный предупреждающий сигнал: опасность, вакуум, открыла внешнюю дверь шлюза.
В полукилометре внизу было черное море пыли и кратеров. Она поставила ботинки на край люка и осторожно оттолкнулась. Включила маневровые двигатели скафандра, чтобы медленно спуститься к Фобосу. Шаттл был ее каналом связи со «Станцией Марс» только пока он находился в прямой видимости и было слышно, что он продолжает передавать свое автоматическое предупреждение и призыв о помощи всем кораблям и спутникам в ближнем космосе. Но создавалось впечатление, что никто этого не слышит. А вдруг ей на самом деле понадобится помощь?
Сапоги Спарты мягко коснулись пыльной поверхности Фобоса. Подняв голову, она проверила свое положение. Солнце уже скрылось за горизонтом и единственным источником света было красноватое сияние Марса, который заполнял треть неба. Но света Марса было вполне достаточно для ее целей.
Она стояла в центре неровной равнины около двух километров в поперечнике, окруженной группами невысоких холмов, через которые она могла легко перепрыгнуть, если бы захотела. Холмы были, по сути, вулканами. Самым высоким из них был вулкан Стикни. На противоположном его краю находилась, не видимая отсюда база «Фобос». Спарта направилась к базе. Сделав первый шаг, она вспомнила байку о человеке, который на Фобосе неосторожно подпрыгнул и улетел в космос. Понятно, что это невозможно, но легко можно оказаться на такой высоте, что без помощи двигателей скафандра ей придется падать очень долго обратно на поверхность. А топливо нужно экономить. Да и «Дорадус» может наплевать на ее предупреждение и явиться сюда. И висеть у него на виду явно не следовало.
С помощью трех длинных прыжков Спарта быстро достигла гребня вулкана Стикни и перевалила через него. Остановилась посмотреть, как там ее «Марсианский Сверчок», и в этот миг столб света вонзился в шаттл, превратив его в сгусток пламени. Спарта едва успела пригнуться, спрятавшись за гребень. Автофильтры лицевой панели шлема спасли ее глаза. Осколки Сверчка отскакивали от гребня, который ее спас и устремлялись в космос. На этот раз ей повезло, находись она на открытом месте…
Экипаж «Дорадуса» был слишком дисциплинирован, чтобы аплодировать, пока командир не подал знак, что аплодисменты уместны, а затем на мостике послышались восторженные возгласы. Но сам командир, когда офицер управления огнем доложил, что «Марсианский Сверчок» уничтожен, сохранял надменное, истинно британское спокойствие.
Пока все удавалось держать под контролем. Судя по всему, «Станция Марс» уничтожение шаттла не зафиксировала, никаких переговоров и сигналов в эфире не слышно. Это конечно удивительно, но хоть в этом повезло. Диспетчерская служба и дальше будет убеждена, что видит и слышит «Марсианский Сверчок», об этом позаботится ракета ЭCM, она идеально его имитирует.
Но этот назойливый офицер Комитета Космического Контроля — выжила ли она? Что успела сообщить в Центр? Это были чрезвычайно тревожные вопросы. И командир «Дорадуса» был не так спокоен, как хотел казаться. Его первым побуждением, после получения сообщений, посланных в эфир Эллен Трой, было подчиниться ему и ждать более удобного случая забрать таблицу. Ну а вдруг Трой таблицу найдет, ведь она определенно выяснила правду. Что тогда будет с ним? Гораздо хуже, чем попасть в руки Комитета Космического Контроля, было бы попасть в руки своих коллег. Ему не простят если он не использует все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы вернуть марсианскую табличку. Ни один артефакт в Солнечной системе не был более драгоценным для пророков свободного духа, ведь его изготовили Великие.
А средства у него в руках, на первый взгляд, были очень мощные. «Дорадус» не был обычным грузовым кораблем, каким, казался. Его гантелевидные обводы: носовая сфера (с модулем экипажа и грузовыми трюмами), соединенная с кормовой (с топливными баками и двигателями) длинной трубой, лишь скрывали его истинную мощь.
Его термоядерный факел обеспечивал скорость, почти такую как у катеров Комитета Космического Контроля.
Он имел такое количество разнообразных видов вооружения,что мог одолеть даже боевой крейсер.
«Дорадус» был предназначен для сражений в космосе. Он должен стать грозой для вооруженных катеров и космических станций. — Инструментом борьбы за утверждение власти «свободного духа», когда настанет «День Х».
Но вот сможет ли вся эта мощь решить стоящую сейчас задачу — справиться с одной женщиной на скале? В этом у командира уверенности не было. Экипаж «Дорадуса» состоял из десяти человек и абордажные бои не был предназначен вести. Все огнестрельное оружие имеющееся на борту — это три дробовика, да еще его личный пистолет «Люгер» с сотней патронов к нему, но вне корабля им пользоваться невозможно поскольку палец перчатки скафандра не помещается в спусковую скобу.
Пистолет — опасная вещь на борту космического корабля или космической станции — или самолета, если уж на то пошло, — потому что он вполне способен пробить дыру в металлической оболочке, которая удерживает воздух. По этой причине боевое огнестрельное оружие было повсеместно запрещено на космическом транспорте. Силовые структуры оснащались оружием, стреляющим резиновыми пулями, лазерным оружием и оружием, стреляющим дробью. Вне корабля дробовик мог разорвать скафандр, но при выстреле стрелка отбрасывало назад и при невесомости это было весьма неудобно.
Да, десант будет малочислен и вооружен слабовато. Интересно, а как вооружена Трой? Вдруг у нее автоматическое огнестрельное, вопреки всем запретам? «Дорадус» может мало чем помочь десанту, ведь он вынужден описывать круги вокруг Фобоса и диаметры этих кругов двадцать, двадцать восемь километров, да это просто издевательство. Здесь командир «Дорадуса» почувствовал глубокую обиду на Трой, которая была там, внизу, он это чувствовал. Как будто она играла нечестно.
Следует сделать небольшое отступление, чтобы пояснить обиду командира «Дорадуса» на Трой за эти круги диаметром двадцать километров:
Космический корабль под действием главных двигателей может двигаться только вперед, для поворота необходимы или маневровые двигатели, или гироскоп. «Дорадус» имеет массу в несколько тысяч тонн, но, даже не из-за этого, а из-за огромного момента инерции, который ему обеспечивает его форма гантели, обладает очень плохой маневренностью. Трой могла сделать с полдюжины оборотов вокруг своего маленького мира, пока командир, преследующий ее на «Дорадусе», сделает только один и то с огромным трудом, израсходовав недопустимо большое количество топлива своих маневровых двигателей.
Утро. Космоплан Ноубла, готовый к взлету, стоит на взлетно-посадочной полосе.
— Как только ты вернешься, мы устроим встречу выпускников, — говорит Блейк, провожающему его Халиду и, понизив голос, — я не могу сообщить все подробности, но могу сказать следующее: Эллен раскрыла это дело.
— Значит, ты недолго пробудешь на Марсе, мой друг.
— Я обещаю, что мы тебя дождемся, что бы ни случилось.
— Ладно, я тебе верю. Смотри, там тебя зовут. — Халид кивнул в сторону окна.
Блейк обернулся. Стоя рядом с открытой внешней дверью шлюза космоплана, человек в униформе махал призывно ему рукой. Пожав последний раз руку Халида, он запечатал скафандр и меньше чем через минуту уже шагал по песку к ожидавшему его космоплану.
— Приготовиться к старту. Время — Т минус тридцать секунд. — Это был не голос пилота, а механический голос компьютера. Через полминуты заработали стартовые ускорители. Космоплан сорвался с полосы и резко взлетел, Блейка вдавило в антиперегрузочное кресло — ускорение было сокрушительным. Гром двигателей прекратился, тяжесть свалилась с груди Блейка, наступила невесомость. Что-то было не так, траектория до Лабиринт-Сити не предполагала невесомости.
Прежде чем он успел освободиться от ремней безопасности, дверь кабины открылась. И первое, что увидел Блейк, было стволом полуавтоматического пистолета Кольт-38, направленным ему в лоб.
Затем он заметил улыбающееся лицо человека, державшего пистолет, маленького человечка с вьющимися оранжевыми волосами, одетого в просторную летную куртку, которая, казалось, была сшита из верблюжьей шерсти и стоила больше, чем зарабатывал водопроводчик шестого разряда за год.
— Не трудись вставать, мистер Редфилд, произнес оранжевый человек. — Тебе некуда идти. — Щеголеватый коротышка позволил себе улыбнуться еще шире. — Во всяком случае сейчас.
— В космосе ты не посмеешь стрелять.
— Вынужден тебя разочаровать, от этой игрушки нет никакой опасности для корпуса. Уверяю, если я буду вынужден застрелить тебя, пуля остановится в твоем теле.
Целую минуту Спарта лежала лицом вниз, глядя на мигающие индикаторы ее шлема. Ее скафандр был цел, она не пострадала при взрыве.
На долю секунды она впала в транс, внутренним взором пробежавшись по уравнениям в частных производных и определив время прибытия «Дорадуса» в окрестности Фобоса: тринадцать минут.
Она поднялась из угольно-черной пыли Стикни, выглянула из-за его края. — Ничто не двигалось на черной равнине. Приемо-передатчик ее скафандра, хотя и был ограниченного радиуса действия, работал в широкой полосе радиочастотного спектра, но, из всей им принимаемой музыки, только одно ее заинтересовало — похоже призрак «Марсианского Сверчка», находящийся в пространстве, продолжал по-прежнему автоматически передавать ее призыв о помощи.
Итак, «Дорадус» послал приманку, чтобы занять место шаттла. Даже этот сигнал быстро угас. Радиус действия ее радиоприемника действительно был очень ограничен.
Она многое отдала бы за то чтобы вернуть те свойства, которых она лишилась в результате взрыва импульсной бомбы в марсоплане Халида; тогда она могла бы определять положение «Дорадуса», могла бы поиграть с его электронными системами, и могла бы в состоянии обнаружить местонахождение пенетратора.
Теперь этих возможностей у нее не было, и у нее было только тридцать минут, чтобы найти пенетратор. Запущенная откуда-то из района Лабиринт-Сити, когда Фобос находился высоко в небе, ракета должна была лететь почти вертикально и искать ее нужно на стороне Фобоса, которая всегда вида с Марса. Спарта находилась сейчас на западном краю Стикни. Несколькими длинными осторожными прыжками она пересекла его и остановилась у давно заброшенной радиовышки на восточном гребне вулкана.
У основания этой сверкающей реликвии первых исследований Марса человеком, рядом с дверью бункера висела бронзовая табличка: «Это первое постоянное сооружение Человека на небесном теле за пределами орбиты Земли».
Уточнение «за пределами орбиты Земли», говорило, что постройки на Луне, это не очень большое достижение.
Спарта смотрела на изрытый бороздами ландшафт и понимала, что самой найти за тридцать минут пенетратор на площади более чем 500 квадратных километров, при нынешних ее возможностях, это задача нереальная. Но ведь «Дорадус» уже знал, или скоро узнает, местонахождение пенетратора и высадит отряд, чтобы забрать его. И тогда у нее будет возможность разобраться с этой поисковой группой лично. Оставалось ждать.
Она могла разглядеть огни города далеко над головой, слабо мерцающие в сумерках марсианской глубинки. Все остальное было звездами, тишиной и бугристым горизонтом, таким близким, что, казалось, она могла почти коснуться его.
Со своего командирского кресла командиру «Дорадуса» был виден на экране высокого разрешения, который протянулся по всей ширине мостика, приближающийся Фобос. Медленно расширяющееся облако сверкающей пыли висело над его краем — останки «Марсианского Сверчка».
— Мы получили сигнал от объекта?
— Пока нет, сэр. Объект еще не находится в пределах прямой видимости.
Командир в задумчивости подпер рукой подбородок. Где-то там, скорее всего в восточной полушарии, был наполовину погребен набор крошечных ракетных ребер, поддерживающих тонкую, как проволока, радиоантенну. «Дорадус» должен был, посылая кодовый сигнал стимулировать цель, чтобы она обнаружила себя. Они должны определить ее местоположение, высадить людей, выкопать и доставить на корабль, прежде чем Управление движением «Станции Марс» начнет задавать, вопросы.
И, да, еще найти Трой и убедиться, что она больше никогда и никому не выдаст никаких секретов.
— Десант готов?
— Облачен в скафандры и ждет приказа, сэр, у главного шлюза.
В поисковой группе было двое мужчин и две женщины, старые космические волки, преданные члены «свободного духа».
— Вооружение группы — дробовики.
— Да, сэр.
— Сэр, получен сигнал цели, раньше, чем ожидалось. Ближний юго-западный сектор, сэр. Очевидно, ракета-пенетратор несколько промахнулась мимо цели.
Восход. Хотя отсюда до Солнца было гораздо дальше, чем от Земли, но здесь не было атмосферы и оно было ослепительно ярким. Фильтр забрала шлема Спарты мгновенно отреагировал, защищая ее глаза.
Так. Ну и где же «Дорадус». Осторожно двигаясь по почти горизонтальной траектории, она начала облетать свой мир. Прячась в заполненные пылью борозды, которые расходились от Стикни, некоторые из них достигали двухсот метров в ширину. Ей не хотелось выходить на солнечный свет, потому что «Дорадус», без сомнения, был оснащен мощной оптикой. На планетоиде, где летать было легко, так же легко было угнаться за солнцем. Корабль был выкрашен в стандартный белый цвет, и увидеть его не составит труда.
А это что? Черный силуэт быстро двигался, закрывая звезды. Если она правильно определила его силуэт, то эта штука была ракетой поиска и уничтожения — SAD.
Спарта застыла на месте. Подбородочным выключателем она мгновенно отключила все системы жизнеобеспечения. Скафандр отключился вместе с ними. Если она не двинется с места, если SAD пройдет в стороне от нее прежде, чем она будет вынуждена глотнуть воздух, инфракрасное излучение от систем жизнеобеспечения ее скафандра может ускользнуть от внимания ищейки, да и стены борозды должны ее прикрыть.
Она хорошо умела не шевелиться и не дышать.
Секретное оружие, недоступное для покупки на открытом рынке, — SAD не нацеливалась на конкретную цель. SAD программировалась на идентификацию определенных признаков жизни в космосе: запуск рулевого двигателя, поворот антенны, выход органических паров.
Все ее датчики действовали в пределах прямой видимости, и среди борозд и вулканов Фобоса от ищейки можно было укрыться, главное вовремя ее увидеть.
С кратким мерцанием рулевых двигателей SAD прошла дальше. Спарта включила систему жизнеобеспечения скафандра и позволила себе снова вздохнуть.
Этот инцидент подтвердил ее подозрения, что «Дорадус» заинтересован не только в том, чтобы вернуть табличку, но и в том, чтобы устранить ее как свидетеля.
Спарта долго следила за ищейкой, удаляющейся в юго-восточном направлении, казалось, что она скоро покинет Фобос, но нет — короткий удар рулевых двигателей и ракета ложится на обратный курс. Почти в тот же миг она увидела еще одну слабую вспышку далеко в юго-западном углу неба. Интересно, подумала она, сколько же этих адских машин сейчас в действии? И еще — ведь их можно использовать в своих интересах. Для управления этими ищейками и, в основном, чтобы они не перестреляли друг друга «Дорадус» должен иметь с ними каналы связи. По этим каналам она и найдет корабль.
Спарта включив широкополосный коммуникатор своего скафандра, начала исследовать спектр излучений и быстро нашла то, что искала — хриплый вой импульсного передатчика неподалеку. «Дорадус» выдал себя. Пока корабль держит канал передачи данных открытым для своих ракет, она будет точно знать, где он находится.
Спарта осторожно, не забывая о SADах, двинулась на юг, прислушиваясь к завыванию передатчика. По нарастающей силе сигнала, это мог уловить только ее нечеловеческий слух, она поняла, что выбрала правильное направление и приближается к «Дорадусу».
«Дорадус» висел прямо над южным полюсом, примерно в пяти километрах над поверхностью, достаточно высоко, чтобы его оптические и другие датчики могли охватить большую часть южного полушария Фобоса. Это давало ей преимущество — десантной группе придется проделать долгий путь, чтобы добраться до поверхности, и у нее хватит времени и определить место, куда они направляются, и добраться до них.
О SADах тогда можно будет не беспокоиться, их в этом районе не будет, иначе они перестреляют десант.
Ей не пришлось долго ждать. Импульсный передатчик управляющий SADами замолчал. В сфере модуля экипажа «Дорадуса» стал открываться люк. С ее макрозумом, нацеленным на шлюз, Спарта видела все так же ясно, как если бы она парила всего в дюжине метров от корабля. Круглый люк полностью распахнулся, и оттуда быстро, одна за другой, выплыли четыре фигуры в черных скафандрах, с оружием в руках. Полыхнули пламенем двигатели скафандров и все четверо начали спуск.
Прячась за каждым бугорком, Спарта двинулась вперед, скользя над Фобосом, как низко летящий кузнечик. Она настроила рацию скафандра на стандартные каналы связи и была вознаграждена краткой фразой:
— Вправо на десять градусов. — Произнес женский голос.
Фигуры в скафандрах (черные силуэты на фоне звезд) спускались по спирали, как парашютисты, выполняющие воздушное представление.
Когда они достигли пыльной поверхности, Спарта уже была на месте, лежа на животе за массивной каменной глыбой, которая блестела, как уголь, не более чем в ста метрах от них. Она наблюдала, как трое из группы рассыпались веером, заняв позиции вокруг четвертого, который исчез за краем одной из больших борозд.
Еще фраза рации, мужской голос:
— Мы обнаружили цель.
Почти пять минут прошло без дальнейших разговоров. Трое членов экипажа, стоявших на страже, нервно подпрыгивали, каждый раз поднимаясь на метр или два над черной поверхностью. Где-то в борозде, вне поля зрения, по-видимому, копал четвертый.
Следующий ход был за Спартой. Выбрать время нападения было не просто, нужно было как-то определить, что таблица уже найдена и извлечена.
Ее оружием был лазерный сварочный аппарат из набора инструментов, правда слегка переделанный в настройках — при обычной работе фокусировка луча происходила в нескольких сантиметрах перед его соплом.
Чтобы прожечь скафандр на таком расстоянии потребовалось бы недопустимо много времени, ведь они же не слепые и не будут спокойно стоять и ждать. Да у Спарты и не было желания убивать кого-либо из десантного отряда. Ей нужно было только вывести их из строя.
Не слепые? А это идея!
И когда она услышала по рации все тот же мужской голос. — Она у меня. Возвращаемся. — То выстрелила в того охранника, который находился лицом к ней. Лазерный луч прошел сквозь стекло шлема, которое не успело среагировать на свет, и в глазах несчастной женщины вспыхнул яркий свет дюжины солнц.
Оставшиеся двое инстинктивно повернули головы в сторону откуда стреляли, это была ошибка. Один из них сразу же получил свою порцию света в глаза и Спарта услышала по рации женский вскрик, второй выстрелил из дробовика и естественно промахнулся. Отдача от выстрела отбросила его в сторону. Спарта держала свой прицел в течение мучительных двух секунд, прежде чем его голова повернулась к ней; очевидно, он не понял ошибку своих товарищей, потому что не затемнил стекло вручную. Он тоже завыл, когда в его голове вспыхнул свет.
— Десантный отряд, что происходит?
— Нас атакуют. Давайте сюда SAD.
Спарта мрачно улыбнулась. Она могла точно таким же образом ослепить видео-глаз и этой машины — другие ее датчики без видео-глаза становились малоэффективны.
Человек, который производил раскопки, сжимая в руке артефакт, взлетел. Но направился не прямиком к кораблю, а стал выписывать всевозможные кривые, стараясь уйти из-под обстрела. Направить луч ему в глаза было невозможно и Спарта нацелила лазер на топливный резервуар ранцевого двигателя, и луч жег его непрерывно.
Прошло пять секунд. Цель поднималась все выше и выше над поверхностью. Десять…заряд батареи лазера был на исходе… Взрыв! Ей повезло, взрыв двигателя произошел когда мужчина, двигаясь зигзагами, оказался лицом к поверхности и сила взрыва отбросила его назад, к Фобосу.
Спарта, отбросив лазер за спину, устремилась на перехват. Человек остался жив, и «Дорадус» успеет спасти его, в скафандре достаточно воздуха. Спарта была довольна тем, что не убила человека, в остальном ее не интересовала его судьба. Ее интересовал только драгоценный предмет, который он сжимал в правой перчатке. Человек видел, что она приближается, но ничего не мог поделать, только беспомощно извивался. В панике он отшвырнул артефакт в сторону.
Спарта настигла табличку вскоре после того, как она ударилась о поверхность, выбросив облако угольно-черной пыли. Она оттолкнулась от поверхности одной рукой, как ныряльщик, скользящий над дном моря, и схватила кувыркающееся зеркало, прежде чем оно отскочило дальше. Взревев реактивными двигателями, она направилась к ближайшему кратеру. Она уже была в воронке размером с лисью нору, когда появился, прибывший на помощь SAD.
Видимо желание уничтожить Спарту перевесило ценность жизней людей десанта и SAD получил приказ открыть огонь. Шрапнель усеяла поверхность вокруг ее кратера. По рации скафандра она услышала крики, — члены десантной группы были поражены осколками боеголовки, их скафандры были разорваны, их кровь и дыхание выплеснулись в космос.
Спарта почувствовала, как в ней поднимается прежний гнев, ярость против тех, кто пытался убить ее, против тех, кто убил ее родителей.
Она с усилием подавила прилив адреналина и переключила свой канал связи на командную частоту SADов. Уклоняться от них было детской игрой; ей оставалось только молчать и стоять неподвижно, когда они были в пределах досягаемости, и осторожно двигаться, когда они были далеко.
Как долго «Дорадус» может позволить себе находиться около Фобоса? Рано или поздно «Станция Марс» начнет задавать вопросы.
А пока пусть «Дорадус» думает, что она погибла тоже. Вряд ли кто-нибудь на борту осмелится прийти и проверить это.
Прежде чем покинуть место побоища, она подобрала дробовик и боеприпасы к нему — в хозяйстве пригодится.
Блейк просидел под дулом пистолета оранжевого человека полчаса. По грохоту двигателей и возникшей силе тяжести стало понятно, что космоплан либо ускоряется, либо замедляется, но рыжеволосого человечка это нисколько не смутило, по-видимому он полностью доверял автопилоту и заложенной в него программе. За все это время он не ответил ни на один из вопросов Блейка и даже не разрешил сходить в туалет. То есть не дал Блейку ни малейшего шанса сделать хоть какую-то попытку к сопротивлению. Ускорение исчезло и опять наступила невесомость. Прозвучал ревун и следом прозвучала проникновенная речь:
— Мой дорогой мистер Редфилд! Твоя смерть ни в коем случае не неизбежна. Поэтому выполняй все мои приказы и возможно останешься жив. Слушай внимательно. Ты сейчас подойдешь к шлюзу, достанешь из шкафчика рядом с ним скафандр, оденешь. Если замешкаешься или заартачишься — пристрелю, в принципе в скафандре ты мне сгодишься и мертвым. Но я не люблю убивать без необходимости. Мне твоя смерть не нужна. Что и зачем — тебе знать не нужно, просто не делай глупостей и возможно выживешь. Я тебя убедил?
Блейк ничего не ответил, но расстегнул ремни. Он выполнил все, что ему приказали. Последняя мысль оказать сопротивление возникла у него, когда он находился между наружней и внутренней дверьми шлюза — заклинить их и забаррикадироваться в шлюзе.
Но оранжевый человек был слишком быстр — метнулся вперед, захлопнул внутреннюю дверь и дал механизму команду на открытие наружной. Прежде чем Блейк успел схватиться за поручень безопасности, внешний люк распахнулся и вырвавшийся наружу воздух, отбросил Блейка от корабля в пространство.
Он в отчаянии огляделся вокруг, пытаясь сориентироваться.
Он увидел огромный полумесяц Марса, занимавший большую часть неба, огромный черный камень, смятый, испещренный бороздами и кратерами, — Фобос, позади за спиной — представительский космоплан Ноубла, «Пустельга», из которого он только что так стремительно вылетел, и чья серебристая обшивка сверкала в лучах солнца. А примерно в пяти километрах был виден длинный белый грузовой корабль медленно, на вспомогательных двигателях двигающийся сюда.
Скорее всего, он умрет, и очень скоро, воздуха баллонах хватит не надолго.
Спарта осторожно продвигалась на север, внимательно следя за небесами и чутко прослушивая командную частоту SADов, которые охотились на нее. Однажды она заметила вспышку на западе, — похоже уставший офицер увидел человекоподобную тень и открыл огонь. Один раз в поле зрения появился сам «Дорадус». Спарта замерла между двумя скалами, пока он не скрылся за горизонтом, его радиосигналы оборвались и стали слабеть. Спарта подумала, что командир, должно быть, впадает в отчаяние, раз так беспорядочно обыскивает темный ландшафт. Но положение корабля больше ее не волновало. — Она достигла своей цели, на залитом солнцем краю Стикни стояли яркие алюминиевые купола базы Фобос, не состарившиеся за полвека.
На радиомачте базы Фобос все еще сохранилась антенна, нацеленная на то место в небе, где полвека назад находилась земля.
Войдя в здание у основания мачты она увидела интерьер в точности таким, каким его оставили советские и американские исследователи — или администрации хотелось, чтобы посетители поверили, что они его именно таким оставили.
Мусор был убран. К столу были предусмотрительно прикреплены две кофейного цвета лампочки. Блокноты были прикреплены к рабочему столу липучками, записи в них все еще можно было разобрать. К стене была привинчена большая карта Марса в пластиковом переплете.
А вот и приз: радиоприемник в первозданном виде. Проверка его показала, что спустя полвека орды электронов все еще роились в его сверхпроводящих конденсаторах. Набор инструментов с «Марсианского Сверчка» дал ей все необходимое, для того чтобы она могла подключить свой скафандр к старинному усилителю.
Спарта без особых усилий взобралась на высокую мачту и повернула тарелку в новое положение, — в направлении ближайшего из спутников связи, вращающихся вокруг Марса. Спустившись вниз, она немного поколебалась, прежде чем отправить сообщение. Ведь как только она начнет вещание, она будет видна «Дорадусу», ее сообщение будет подхвачено спутниками связи и ретранслировано, и чтобы услышать ее, «Дорадусу» даже не нужно будет находиться в прямой видимости.
И все же громоздкому кораблю понадобится немало времени, чтобы доползти сюда. Даже его SADам понадобятся десятки драгоценных секунд, чтобы добраться до цели. Спарта успеет позвать на помощь и сбежать.
— Управлению Комитета Космического Контроля «Станции Марс». Красный код. Офицер в беде на базе Фобос. Требуется немедленная помощь. Повторяю, офицер в беде на базе Фобос. Требуйте от всех имеющихся подразделений немедленной помощи.
Не успев договорить, она услышала мужской голос:
— Инспектор Трой, это лейтенант Фишер, комиссия Комитета Космического Контроля «Станции Марс». Мы рядом, чтобы оказать помощь. Сообщи нам, где ты находишься.
— Как раз вовремя, а вы где?
— Наш катер над северным полюсом Фобоса.
— Ты видишь «Дорадус»?
— Когда мы подходили, «Дорадус» уходил на полной скорости в сторону Солнца. Он не отвечает на запросы.
— Приказ. Тройной приоритет. «Дорадус» — арестовать.
— Понял. Оповестим всех, инспектор.
— Встретимся на базе Фобос. Я хочу, чтобы ты пришел один. Повторяю. Мне нужен только один офицер на поверхности, лейтенант. Только один.
— Как скажете, инспектор.
Она резко отключилась, выбежала из радиорубки, захлопнув за собой дверь, скользнула, как птица на бреющем полете, вниз по гладким черным внутренним стенам Стикни, приземлившись на краю меньшего, более молодого кратера глубоко внутри.
Она вцепилась в импровизированный окоп руками, и устремила свой макрозум-глаз на сияющее сооружение, которое только что покинула.
Возможно, «Дорадус» действительно решил удрать. Она не могла видеть его со своего места. Возможно, ей действительно пришли на помощь в лице этого лейтенанта Фишера. Но Спарта знала список работников «Станции Марс», да, такой там был, но он работал клерком.
Интересно, кто придет в гости на базу Фобос.
Блейк беспомощно болтался в пространстве уже четыре минуты, когда дверь шлюза «Пустельги» открылась и появилась фигура в скафандре с чем-то похожим на ружье в руках. Сработал двигатель и фигура направилась в сторону Фобоса. Перед глазами замигала желтым светом лампочка, — воздух на исходе, пора менять баллон.
Солнце находилось позади фигуры в скафандре, когда та пролетела над краем Стикни с включенными на полную мощность двигателями и направилась к радиорубке на базе Фобос.
Спарта наблюдала, как «Фишер» ловко приземлился около двери, открыл ее и исчез внутри. Через несколько секунд он снова появился снаружи.
Расстояние было примерно метров пятьсот, но ей казалось, что он стоит в полуметре от нее. Она не могла видеть его лица через стекло шлема, но была почти уверена, что он не был тем, за кого себя выдавал. В руках он держал лазерную винтовку. Впрочем ее сомнения разрешились моментально.
— Трой, или мне следует называть тебя Линдой? Я уверен, что ты меня видишь. И я знаю, что табличка у тебя. Если отдашь ее сейчас, у меня еще будет время спасти жизнь Блейка Редфилда.
От этих слов ее голова покрылась мурашками, но она ничего не ответила. Пусть оранжевый человек подойдет к ней.
— Линда. Мои кислородные баллоны полны, а ты здесь уже несколько часов. Так что у меня больше шансов на победу, так почему бы тебе не сдаться сейчас и не спасти Блейка? Бедняга дрейфует в космосе без двигателей, с последними литрами воздуха в баллоне.
Спарта молчала, надеясь, что он все-таки подойдет ближе.
— О, я понимаю, ты думаешь что, это блеф. Но вспомни. Ты сама потребовала, чтобы «Noble Water Works» предоставила свой космоплан в распоряжение мистера Редфилда. Тебе следовало бы знать, что пилотом там — я, и я был счастлив сделать тебе одолжение. Ты можешь увидеть «Пустельгу» прямо сейчас, если ты находишься более или менее там, где я подозреваю. Она должна сейчас подниматься на востоке.
Яркая стрела космоплана действительно появилась над восточным краем кратера. Когда Спарта присмотрелась, она увидела крошечную белую точку, парящую рядом с ним, почти теряющуюся на фоне звезд.
— Во время полета мы с Блейком довольно хорошо поняли друг друга. Уверяю тебя, он тоскует по моему возвращению.
— Ладно, вот я, — сказала Спарта. Она медленно выпрямилась, нижняя часть ее тела была в кратере. Пусть оранжевый человек подойдет к ней…
— А…покажи мне табличку, дорогая.
— Как только ты ее получишь, ты меня убьешь.
— Боюсь, что ты права. Я глубоко сожалею, что до сих пор не справился с этой работой должным образом.
— Почему я должна верить, что ты спасешь Блейка?
— Потому что я убиваю не ради развлечения, Линда. Я спасу его, если смогу. Правда, я не могу гарантировать, что еще не слишком поздно.
— На, смотри. — Она сунула руку в набедренный карман и вытащила табличку. Его полированная поверхность сверкала на ярком солнце, словно яркая звезда на фоне угольно-черных склонов Стикни. Протягивая табличку, она медленно поворачивала ее, ловя ею Солнце.
— Спасибо, дорогая.
Он быстро, плавно поднял винтовку и прицелился. Его палец ловил спусковой крючок, когда…
С убийственной точностью Спарта направила солнечный зайчик прямо ему в глаза. Он зажмурился и отвернулся.
(Спарта скорее рискнет своей жизнью, чем убьет другого человека, но она не имеет права приносить Блейка в жертву своим высоким идеалам).
Она подняла дробовик и с нечеловеческой точностью выстрелила в растерянного мужчину. Отдача отбросила ее назад к противоположной стене кратера. Но в том месте, куда был направлен выстрел, никого уже не было. — Отворачиваясь, он одновременно летел наземь и в сторону, а заряд дроби угодил в почтенный алюминий радиорубки базы Фобос.
К тому времени, как она восстановила равновесие и вставила в ствол второй заряд, он уже скрылся из виду.
— Смелая попытка, Линда. Между нами будет интересное состязание. Но мы не единственные, кто в нем принимает участие.
Перед глазами Блейка горела красная лампочка и плясали черные точки. Воздух практически закончился, баллон был пуст и стал лишней ненужной деталью, которую не жалко было выбросить… Выбросить?! Какая мысль, почему она раньше не пришла ему в голову? Он отключил баллон, снял его и когда оказался спиной к космоплану, что есть силы отбросил баллон прочь. Добрый старый Исаак Ньютон.
Блейка понесло, не так быстро, как хотелось, к такой сейчас желанной «Пустельге» и ему удалось зацепиться за ее крыло. До ручки шлюза отсюда дотянуться было нельзя, но теперь это показалось ему даже забавным. Блейк хихикнул и понял, что это веселье от нехватки кислорода и следует поторапливаться.
Оттолкнувшись он поплыл к шлюзу и через некоторое время уже был в кресле пилота и все никак не мог надышаться.
— Вызываю пилота «Пустельги». Это Блейк Редфилд вызывает тебя, Рыжий. Это идет по всем каналам, каждый корабль в космосе Марса слышит то, что я тебе говорю. Я сижу в левом кресле твоего космоплана, Рыжий, и тебе лучше надеяться, что кто-нибудь придет и заберет тебя с этой скалы, потому что я не позволю тебе вернуться внутрь.
Спарта узнала его голос еще до того, как первая фраза слетела с его губ:
— Блейк, ты слышишь меня, Блейк, это Эллен. Немедленно прими меры по уклонению. Ты — мишень. Немедленно прими меры по уклонению. Ты меня слышишь? Ты меня…
Она увидела, как двигатели космоплана вспыхнули синим пламенем. Он понял достаточно, чтобы отреагировать на ее предупреждение. Очень велика была вероятность для «Пустельги» заполучить торпеду с «Дорадуса».
Через несколько секунд сам «Дорадус» поднялся на Востоке, там где только что находилась «Пустельга». Послышался закодированный разговор по связи и она увидела, как оранжевый человек поднялся из своего укрытия и побежал, побежал разгоняясь вдоль северного края Стикни. Его шаг в конце разбега был не менее двухсот метров в длину, затем прыгнул и взмыл в направлении «Дорадуса». Его двигатель был включен на всю мощность и ускорял полет.
Она не сводила с него глаз. Выстрел из дробовика, не сдерживаемый атмосферой, при практически нулевой гравитации, перехватил бы его в любой точке траектории. И даже если бы одна дробина попала бы в его шлем, то этого было бы достаточно. Но это был человек, и что-то глубоко в ее душе не позволяло убить человека. Она опустила пистолет.
Почти сразу, как шлюз «Дорадуса» закрылся, приняв человека, заработали рулевые двигатели, и главный двигатель пиратского корабля продемонстрировал всю ярость и великолепие термоядерного пламени. Через несколько секунд «Дорадус» уже шел к Солнцу, наконец-то избавившись от Фобоса.
«Пустельга» все кружилась, как волчок, выполняя маневр уклонения от возможной атаки.
— Блейк, постарайся взять эту штуку под контроль и припаркуй ее так, чтобы я смогла подняться на борт.
— Я пытаюсь, Эллен, я пытаюсь.
Женский голос ворвался в канал связи скафандра:
— Инспектор Трой. Инспектор Трой. Это инспектор Щаранская, управление космического контроля. Ты просила о помощи. Единственное, что я тебе хочу посоветовать — продолжай в том же духе. Ты меня слышишь?
— Спасибо. Удивительно своевременный совет.
Спарта и лейтенант Поланьи остались одни в пустом помещении. Менее чем в метре перед ними прожекторы сфокусировали свои лучи на сияющей марсианской табличке, которая покоилась на бархатной подушке под куполом, сверкая там, словно ее никогда никто не трогал.
Члены официальной делегации, которая возвратила реликвию в ее святыню (все местные сановники во главе с мэром), наконец выпили последнюю бутылку шампанского и разошлись по домам.
— Извини, что я тебя задерживаю, лейтенант. Но мне никак не удавалось ее как следует рассмотреть, пока за ней охотилась. Странная реликвия. А ты не знаешь почему ей придается такое большое значение?
— Я думаю, ее славу сильно раздули, с целью привлечь побольше туристов. В буклетах ее называют «Душой Марса». Поэтическое название для обломка пластины. Ходили слухи о кладе инопланетных предметов, но за десять лет больше ничего не всплыло. Да и где искать было не ясно. Парень, который нашел артефакт никому не рассказал об обстоятельствах его обнаружения. Пластину нашли в его вещах после его смерти.
Спарта все никак не могла оторвать глаз от выгравированных знаков на зеркальной поверхности. Все были одинаковой высоты, ширины и длины. Их было три дюжины различных видов, они повторялись в различных последовательностях и создавали завораживающее зрелище.
Поланьи даже не пытался скрыть своего нетерпения:
— Пластина и пластина, только очень твердая, что на нее смотреть. Кто-то, когда-то, зачем-то ее здесь сотворил, узнать это все равно никогда не удастся.
— Нет это сделали не на Марсе. Что-то подобное, похожие знаки я видела на Венере. Ну что ж, спасибо за то, что согласился остаться со мной. Давай включай сигнализацию, и пошли по домам.
Бар «Сосна». Входят четверо, снимают скафандры. Грохот синтезаторов и хриплые крики смолкают, наступает настороженная тишина.
— Не волнуйся. Со мной ты в безопасности.
Евгений Ростов обхватил Спарту, которая была в форме, массивной лапой за плечи и прижал ее к себе. Позади него Блейк и Лидия Зеромски тесно прижались друг к другу.
Евгений сердито глянул на толпу и направился к бару, работая плечами и громогласно провозглашая:
— Не все полицейские — орудия капиталистов-империалистов! — Это храбрая женщина! Она с риском для жизни спасла, марсианскую табличку. Ее друг тоже молодец. Они наши товарищи.
Люди в баре с любопытством смотрели на Спарту в течение долгих секунд, Блейк тоже получил свою долю внимания. Затем все вошло в обычное русло, загремела музыка и народ принялся кричать, стараясь что-то сказать друг другу.
— Значит, Майк, ты не провокатор а полицейский! — Евгений отпустил Спарту и так хлопнул Блейка по плечу, что тот пошатнулся.
Они уже были у барной стойки из нержавеющей стали. Бармен не стал спрашивать, что кому нужно, а налил всем, то что обычно заказывал Евгений. Четыре пенящиеся кружки черного стояли перед ними.
— Лидия, мы выпьем за то, чтобы эти двое убрались с нашей планеты как можно скорее. — Евгений поднял над головой кружку.
Спарта осторожно последовала его примеру, но Блейк был более непосредственен:
— Спасибо, товарищ. Следующим же шаттлом уберемся. Но сделай мне одолжение, Евгений, не думай обо мне как о полицейском. Это всего лишь хобби.
Четыре кружки столкнулись с такой силой, что из них брызнула пена.
— Твое хобби — взрывать стоянки грузовиков? — Крикнула Лидия, достаточно громко, чтобы быть услышанной сквозь ракетный визг синтезаторов.
Глаза Блейка невинно расширились. — Взрывать что? — беззвучно произнес он одними губами.
— Я забыла, — крикнула ему Лидия, глядя на Спарту. — Нам не следует говорить об этом там, где нас могут подслушать.
— Мой тост крикнул Блейк. — Да здравствует и процветает 776-я Гильдия трубопроводных рабочих!
Его приветствовали радостными возгласами все, кто находился поблизости.
Его спутники ухмыльнулись и покачали головами. Спарта понюхала черное пиво и отказалась пить. Блейк пил маленькими глотками. Тем временем Евгений вылил содержимое кружки себе в разинутую глотку, хлопнул пустой кружкой по стальной стойке и повелительно поднял четыре пальца.
— Нет, не надо, — крикнул Блейк. — Только не для меня.
— А что ты любишь? Должен же я знать, ведь ты можешь приехать опять.
Спарта и Блейк, сгорбившись от ветра, пробирались по песчаным улицам космопорта.
— У тебя или у меня? — спросил он.
— Как насчет твоей каморки в «улье» шаттлпорта? Роскошный отель становится таким скучным.
— Зная тебя, я понимаю…
В этот момент она задохнулась и наткнулась на него, схватившись обеими руками, как будто ее ударили под сердце. Блейк схватил ее:
— Эллен! — Что случилось? Эллен!
Она обмякла в его руках. Он медленно опустил ее на песок. Сквозь стекло шлема было видно, что сознание покинуло ее.
Лампы над операционным столом были расположены по кругу. С ней был Блейк. Она настояла на этом. Он сидел у ее левого плеча и держал ее за руку обеими руками. Когда темнота сомкнулась, она что есть силы вцепилась в руку Блейка, чтобы не упасть.
Блейку не было видно, что происходит, занавес из ткани закрывал тело Спарты от шеи до ног.
Микротомный скальпель сделал разрез бескровно и быстро. Спарта лежала распластанной от груди до пупка.
— Что это за чертовщина? — удивленно пробормотал молодой хирург. — Срочно биопсия. Я хочу знать, что это, прежде чем мы закончим.
Он удалял всю скользкую серебристую, вызывавшую удивление ткань, быстро и аккуратно работая вокруг кровеносных сосудов.
Ткань лежала на подносе, как выброшенная на берег медуза, дрожащая и переливающаяся.
К тому времени, как хирург вычистил из-под диафрагмы Спарты последнее доступное пятнышко, техник вернулся с лазерспектрометрическим анализом и компьютерной диаграммой: вещество представляло собой длинноцепочный проводящий полимер, с которым ни хирург, ни его помощник техник, никогда раньше не сталкивались.
— Ладно. На сегодня все. Но эту женщину держать под усиленным наблюдением, пока исследовательский комитет не даст свое заключение.
Далее работал робот, восстанавливая поврежденные кровеносные сосуды, нервы и кожу, смазывая все стимуляторами роста — даже следа шрама через неделю не останется.
Блейк шел рядом с каталкой, держа бесчувственную руку Спарты, когда ее выкатывали из операционной. Хирург и его помощники привели себя в порядок и вскоре ушли.
В темноте галереи над операционной стоял человек и смотрел вниз сквозь стеклянную крышу. Голубые глаза блестели на его почерневшем от солнца лице, седые волосы были коротко, до нескольких миллиметров подстрижены. Он был одет в парадную синюю форму полного командира космического патруля; на его нагрудном кармане было не так уж много лент, но те, что он носил, свидетельствовали о высочайшем мужестве и смертоносном мастерстве.
Командир повернулся к офицеру, стоявшему чуть дальше в тени. — Достань эти данные, а потом сотри память машины. Эта информация не должна попасть ни в какой исследовательский комитет.
Его голос был рокотал, как волны, бьющиеся о каменистый берег.
— А как насчет тех, кто оперировал ее, сэр?
— Объясни им это, Щаранская.
— Вы же знаете, что такое хирурги, сэр. Особенно молодые.
Да, он знал. Хирурги вроде этого умного молодого парня не раз спасали ему жизнь. Все, что они хотели взамен, это уважение.
— Попробуй сначала объяснить. Если не удастся…
Щаранская позволила паузе продлиться несколько секунд, прежде чем сказала:
— Я поняла, сэр.
— Молодец. Если тебе придется зайти так далеко, следи за дозировкой, они не должны разучиться оперировать.
— А инспектор Трой, сэр?
— Мы вытащим ее отсюда сегодня же вечером.
— Мистер Редфилд, сэр?
Командир вздохнул:
— Щаранская, если бы не твой кузен Пробода, жаль его огорчать, хороший парень, я бы тебя арестовал за эту глупую выходку. Пробода, конечно, умом не блещет, но ты его переплюнула, ты просто тупица.
— Сэр! Зачем так? Каждый может ошибиться.
— Чушь. Тебе не понравился этот парень, и ты против существования профсоюзов. И ты все сделала намеренно, решила пусть повоюют, пусть доставят друг другу неприятности.
Она резко выпрямилась:
— Я думала, это будет отвлекающая операция, сэр. Поможет расследованию инспектора Трой.
— Следующая ложь будет твоей последней на этой службе, Щаранская.
Она долго не отвечала. Затем она сказала:
— Я поняла, сэр.
— Вот и замечательно. — Он наградил ее ледяным взглядом.
— Люди есть люди, Щаранская, — сказал он и резко отвернулся. — А она определенно человек, несмотря на то, что они с ней сотворили. И ничто человеческое ей не чуждо. И что бы мы с тобой ни думали об этом парне Редфилде, по-крайней мере сейчас, он ей нужен.
Двумя годами позже…
Загородное поместье лорда Кингмана, к юго-западу от Лондона.
Билл, элегантный мужчина средних лет, медленно поднимается по широкой лестнице в свои комнаты. Он смотрит на часы. Деловая встреча назначена на шесть часов — сегодня она будет предварительной, все решится завтра. Ужин будет ровно в восемь. Каковы бы ни были его недостатки как стратега (размышляет Билл), Кингман знает, как правильно все организовать.
Шесть часов. Встреча начинается с церемонии. Святилище в поместье лорда Кингмана одно из старейших сохранившихся в «Обществе Афанасийцев». Сводчатый потолок украшен узором в виде созвездия Южный Крест с золотыми листьями на голубом фоне, это удивительно точное изображение, учитывая, что европейцы были незнакомы с южным небом, когда строился этот склеп.
Юрген читает посвящение. Наконец, все произносят торжественно — ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО — и пьют из чаши, в данном случае из железного сосуда, хеттского изделия, жемчужины коллекции Кингмана.
Они меняют свои мантии на обычную одежду и снова собираются в библиотеке, под дубовыми полками, заполненными множеством настоящих печатных книг, переплетенных в тисненую кожу.
Из присутствующих членов исполнительного комитета четверо изображают из себя охотников, Кингман и Билл в цивильных костюмах, Юрген похож на американского ковбоя, Холли в белом хлопчатобумажном сари. Джек Ноубл одет как манхэттенский банкир, хотя выглядит как стареющий борец. Мартита так же естественно бледна, как Холли темна, и, как и та, стремится к максимальному эффекту от контраста, для этого надела грубый шерстяной наряд, который оттеняет ее прекрасные золотые волосы. Хотя костюм Мартиты полувоенный, ее воинственность неподдельная.
— Неудачи последних двух лет. Я считаю их нужно обсудить. — Объявила она тему собрания, когда дворецкий принес и расставил напитки.
— Наша программа — в основном твоя программа, Билл, но поправь меня, если я ошибаюсь, — она бросает на него лукавый взгляд, — жалким образом провалилась. А какой разумной она казалось поначалу.
— Я твердо уверен, что нет необходимости копаться в неудачах. Всем хорошо о них известно. — Всем своим видом и тоном Билл изображает оскорбленное достоинство. Но Мартиту с толку не сбить:
— Я думаю, что мы все могли бы извлечь пользу из тщательного анализа произошедшего. Во-первых, мы потерпели неудачу в первой попытке создать Посредника, а следующий экземпляр еще не испытан и когда это будет никто не знает. Во-вторых, не удалось скрыть местонахождение Нашей Звезды, и в-третьих мы не смогли сохранить конфиденциальность священных текстов.
— Что касается Нашей Звезды, я думаю опасения напрасны, никто точно не знает, где она находится, и никто не узнает, пока не поступит сигнал. — Говорит Джек со своей обычной прямотой.
— Я согласен с Джеком, — говорит Юрген. — Наша Звезда достаточно хорошо умеет прятаться.
— Она не об этом, — вставляет Холли. — Дело в нашей неудаче, дорогостоящей неудаче, которая привлекла внимание к тому, что мы надеялись скрыть.
Ее самодовольная манера (размышляет Билл) не раз вызывала у меня желание ее чем-нибудь как следует стукнуть, но в логике ей не откажешь.
— А, за неудачу с текстами, кто ответит… — Мартита, не заканчивает фразу, и повисает тишина. Биллу показалось, что в библиотеку в этой тишине влетел ангел. Ангел смерти, без сомнения.
Некоторые называют их свободным духом. Некоторые называют их афанасийцами. Их попытка уничтожить все существующие копии того, что публика стала называть письменами культуры X, и устранить любого, кто мог бы восстановить их по памяти, была смелой и необходимой попыткой. Но полной неудачей ее назвать нельзя. В результате Билл и его сотоварищи узнали многое, что в противном случае, осталось бы им не известным. Взять хотя бы знания, содержащиеся в переведенных текстах. Правда истолковать перевод было весьма проблематично, а правильно истолковать тем более.
Но если оценивать беспристрастно, признавал Билл, то в истории с письменами афанасийцы больше потеряли, чем нашли. И, конечно, за это кто-то должен ответить. И как бы не оказаться в их компании.
Кингман, который до сих пор не принимал никакого участия в происходящем разговоре, а только руководил действиями дворецкого короткими кивками и наклонами своей львиной головы, вдруг резко произнес:
— Нет, я сделал все, что мог. Сейчас я расскажу вам все во всех подробностях и вы увидите, что никто на моем месте не смог бы сделать большего.
Кингман, освежившись глотком виски, начинает говорить:
— То, что вас интересует, что, как говорится, имеет отношение к делу, начинается на «Станции Марс»…
Время летит быстро, уже почти восемь часов. Слуги тихо, пытаются напомнить собравшимся об этом, о том, что ужин уже их ждет.
Но Кингман удивительно вовремя заканчивает свой рассказ:
— …поэтому мы были вынуждены отступить. У нас не было выбора. Это был лучший и единственный выход.
Наступает долгая пауза. Кто-то должен ответить, вот достойный кандидат(думает Билл), нужно только создать нужный фон и он начинает свою обвинительную речь:
— Руперт, довольно интересная история, можно сказать сказочная, если не подозрительная. Один из самых мощных кораблей в Солнечной системе под твоим командованием не справился с одной безоружной женщиной на поверхности маленького-маленького камня… — Билл демонстрирует и праведный гнев, и допускает ненужные оскорбления, якобы не владея собой. Наконец он останавливается.
Властные черты Кингмана осунулись, он побледнел и смог лишь одно сказать в свое оправдание:
— Она не человек, Билл. И ты это знаешь. Мы все должны благодарить тебя за то, что у нас такой враг.
Кингман с трудом поднимается на ноги и выходит из комнаты, изо всех сил стараясь держать плечи расправленными по-военному.
Остальные смотрят на Билла с разной степенью неодобрения. Только Юрген достаточно вульгарен и смеется.
На следующее утро наступает один из тех прохладных октябрьских дней, когда, несмотря на ленивое солнце, дымка в воздухе превращает пейзаж в восточную живопись тушью.
На террасе Билл наслаждается видом. Выходит Кингман с ружьем за спиной, и не слушая извинений, с которыми обращается к нему Билл, пересекает росистую лужайку и исчезает в осеннем лесу на дальнем конце громадного поместья. Через несколько минут слышится выстрел. Звук не дробовика Кингмана, а резкий — пистолета. Все остальные выходят из дома.
— Бедный Кингман, — говорит Юрген, подавляя смешок.
— Интересно, а когда Кингман узнал, что это была ОНА? — Интересуется Мартита, хотя ответ ей наверняка (думает Билл) известен.
— Ну да, досье на нее было неполным, — говорит Билл. — Но это не служит ему оправданием. Если бы он действовал быстрее, то смог бы победить ее.
— Я полагаю, это означает, что мы не потеряли бы «Дорадус»? Что половина его экипажа была бы жива, а вторая половина не была бы в бегах?
— Черт подери, Мартита. Что за вопросы!?
— Ясно, что ОНА использовала все, чему ее учили, — замечает Джек. — Это знание не было стерто в ней. Кингману можно посочувствовать.
— Неважно. — Билл старается говорить как можно тверже. — Наш новый Посредник будет покруче ее.
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — фыркает Юрген. Он в очень хорошем настроении, и его хихиканье жутко напоминает ржание осла. — В самом деле, Билл, ты виноват не меньше Кингмана, почему мы должны оставить тебя в живых?
— Оставить меня в живых? Думаю, вы сами можете ответить на этот вопрос. — И Билл с особым выражением смотрит на человека, выходящего из леса, где недавно прозвучал выстрел, на лужайку перед домом. Его рыжие вьющиеся волосы, его пальто из верблюжьей шерсти, перчатки из свиной кожи всем хорошо знакомы. Оранжевый человек — сторожевой преданный пес Билла, они все это знают.
Билл смотрит на их лица и понимает, что на этот раз он победил — бесстрастен только Джек Ноубл, он изначально был на его стороне.
Первой приходит в себя Холли. У нее хватает наглости даже ухмыляться:
— Итак, Билл, вперед к Юпитеру? Но откуда нам знать, что Линда не окажется там раньше нас, как это было на Фобосе?
— Я могу придумать несколько ответов на этот вопрос. Наименее непристойный из них: «На самом деле, моя дорогая, я на это рассчитываю».