Марс. Полярная песчаная равнина. Лед, скалы изрезанные песком, несомым постоянно дующими ветрами.
Человек в скафандре видит в небольшом углублении нечто блестящее. Он выковыривает из песка отполированную до зеркального блеска металлическую пластину, покрытую иероглифами. Вещь несомненно ценная — продав можно неплохо заработать и он уносит ее с собой.
— Ты сошел с ума, Джонни, не удастся сохранить все в секрете, никто не купит у тебя вещь, которая выглядит так необычно.
— Ты хочешь сказать, что это гроша ломанного не стоит, Лайам?
— Наоборот, цена так велика, что мало кто рискнет свободой и сделает такую покупку.
Разговор происходил под трубным стеллажом в куполе буровой установки, где хранились выпивка, наркотики и устраивались карточные баталии. Бригадир буровой закрывал на все это глаза.
— Да. Никогда не думал, что меня обвинят в обладании чем-то слишком ценным. Слушай, кончай гнать пургу. Что — это для тебя в первый раз, что ли? Познакомь меня с этими твоими приятелями в Лаб-Сити и будишь иметь третью часть от сделки.
— Забудь об этом, лучше оформи находку официальным путем. Так ты, по крайней мере, герой, а сейчас ты носишь в кармане свой билет в тюрьму.
Хлопнули входные двери коридора с другой стороны купола, послышался чей-то кашель.
— Лайам, а что, если я скажу тебе, что там есть еще кое-что? Другие вещи с такими же забавными знаками, я даже не знаю, что это такое.
— Ты пытаешься обмануть меня, Джонни?
— Черт возьми, нет.
— Много чего еще, действительно?
— Сначала прими решение — ты мне помогаешь или нет.
— Ладно, я подумаю над этим.
— Эй, парни, сейчас время игры. — Голос раздался прямо у них за спиной, отразившись от арки купола и окончание разговора происходило едва слышным шепотом:
— Лиам, ты единственная душа на Марсе, которая знает о находке и я не хочу, чтобы об этом ходили разговоры, ты меня понял?
— Ты можешь доверять мне, Джон.
— Добро, тогда никто из нас двоих не пострадает.
Через неделю, на четыре дня отстав от графика, экипаж наконец подготовил подготовил установку к работе и приступил к бурению. Лиам и Джонни работали на буровой, подсоединяя одну трубу за другой. Они трудились над этим уже четыре часа, когда бур пробился в большой карман сжатого газа. Сильный взрыв выбросил всю связку труб, которая обрушилась и похоронила под собой их обоих.
В кабинете администратора геологоразведки Марса археолог — высокий, ширококостный блондин, наклонился, чтобы рассмотреть артефакт — металлическую пластину с иероглифами, лежащую на зеленом сукне стола. Его движения были точны, он старался, чтобы ни один его тонкий волос не коснулся этой изящной вещицы, даже своим дыханием ему не хотелось затуманить ее сияющую поверхность. — Как, интересно, к нему попала эта вещь?
— Должно быть, он выковырял его из песка где-то в течение последних двух месяцев. Конечно, он не имел ни малейшего представления о настоящей его ценности. — Администратор, коротко стриженный, сухощавый брюнет, нанес указательным пальцем на голографической карте северного полюса четыре засветившиеся точки. — Их буровая побывала вот в этих местах с тех пор, как они вышли весной, проведя в каждом примерно по две недели. Но где была сделана находка остается только гадать. Надо тебе сказать, Альберс, что дисциплина была ужасной, люди брали вездеходы и катались на них, когда и куда им заблагорассудится.
Археолог, выпрямился и откинул назад волосы:
— Это не мог быть единичный предмет, несомненно, там должно быть несравненное сокровище.
— И мы сделаем все возможное, чтобы найти его, — сказал администратор. — Хотя особой надежды я не питаю. Но по крайней мере, теперь эта вещь в твоих надежных руках.
Вместе они молча и с глубоким почтением изучали артефакт.
Белокурый археолог провел десять лет, следуя за буровыми бригадами, исследуя замерзшие пески, прослеживая марсианские водотоки, которые высохли в порошок миллиард лет назад. Он и его коллеги, специализирующиеся в палеонтологии, нашли множество окаменелостей простых форм, множество видов обломков раковин и костей. Но иногда попадалось и то, что давало дразнящие намеки на орудия, сделанные из материалов, принадлежащих высокоразвитой цивилизации, исчезнувшей до того, как жизнь на Земле была представлена лишь сине-зелеными водорослями.
И вот теперь металлическое зеркало, лежащее перед ними на столе, испещренное тысячью иероглифов, подтверждало то, что миллиард лет назад на Марсе существовала высокая культура.
— Полагаю, Форстер уже знает об этом.
— Да, — ответил администратор. — Форстер уже на пути с Земли. Он уже провел пресс-конференцию и создателям этого феномена уже дано имя.
— Да? И какое имя?
— Он называет их культурой Икс.
Археолог весело хмыкнул:
— Дорогой профессор Форстер. Всегда энергичный, но не всегда оригинальный.
Никакие дальнейшие поиски сокровищницы положительных результатов не дали. Но через десять лет на Венере робот-шахтер обнаружил пещеру, на стенах которой были вырезаны такие же иероглифы. И по всей Солнечной системе разнеслась весть о том, что культура Икс была, без сомнения, космическим видом.
Кокон, в котором она находилась, раскрылся, ее шесть гибких ног пришли в движение. Уткнувшись в преграду, она, опираясь на задние ноги, цепляясь клешнями передних за мягкий рассыпающийся камень, приподнялась, расправила крылья и огляделась вокруг. Атмосфера была похожа на толстое стекло, прозрачное, пронизанное красным светом. Видно было только вблизи, далее все исчезало в рассеянном свете. Основную информацию об окружающем мире поставляли колышущиеся антенны: впереди в сияющее небо вздымались огромные утесы, вокруг пахло тухлыми яйцами.
Ее титановые когти лежали на поверхности, температура которой была почти пятьсот градусов градусов по Цельсию, ощущая приятную прохладу. Жидкий литий пульсировал в ее жизненно важных органах и струился по венам ее тонких, покрытых молибденом крыльев из нержавеющей стали, унося тепло ее тела так же нежно, как легкий пот на апрельском ветру. Она вышла из своего кокона в утро длинного венерианского дня, покрытая росой.
Но она была не шестнадцатитонным металлическим насекомым, а женщиной, инспектором Элен Трой.
— Лазурный Дракон, ты слышишь меня?
— Продолжайте, инспектор. — Ответ пришел с полусекундной задержкой, пока сигнал прошел до Порт-Геспера и обратно.
— Я направляюсь к месту назначения.
— К сожалению ваш шаттл опустился в девяноста метрах к западу от намеченной точки. Поверните на четыре градуса вправо от вашего нынешнего курса и до цели останется примерно три с половиной километра.
— Принято. Что-нибудь изменилось в их положении?
— Ничего, по-прежнему молчат. К ним от нашей базы направляется роботы-шахтеры HDVM, их расчетное время прибытия сорок минут.
— Ладно, конец связи.
Уже прошло почти два часа как был получен последний сигнал от попавшей в катастрофическое положение экспедиции. Двадцать четыре часа назад экспедиция приземлилась на базе компании Лазурный Дракон и отправилась к своей цели на вездеходе Ровер-1, однотипном тому, в котором находилась сейчас Спарта. Целью была обнаруженная пещера с вырезанными на стенах иероглифами культуры Икс. И вот сейчас об исследованиях приходилось забыть, задача состояла в том, чтобы вывезти ученых живыми.
Спарта осторожно пробиралась по неглубокому каньону, бывшему когда-то руслом реки. Глаза семиметрового вездехода были ее глазами, которые могли смотреть сквозь плотную венерианскую атмосферу через алмазные линзы, охватывающие 360-градусное поле зрения. Шесть сочлененных лап и когти были ее собственными, кожа из нержавеющей стали и титановый скелет принадлежали ей. Ядерный реактор, реально ощутимый в животе Спарты, давал тепло хорошего обеда из индейки.
Настоящая же женщина, маленькая, стройная с фигурой танцовщицы, сидела в машине внутри жилого отсека — двойной сферы из алюминида титана, с одним верхним люком и без окон. Созданная компьютером искусственная реальность, в которой она находилась, убеждала ее, что она была голым существом, рожденным на этой планете.
Наружная температура 477 градусов по Цельсию ощущалась ею благоухающим утром, углекислый газ, смешанным с несколькими редкими газами — обычной земной атмосферой, внешнее давление, достаточное, чтобы раздавить подводную лодку, казалось нормальным. Через двадцать минут она должна добраться до места и узнать живы ли люди в Ровере-1.
Венера — удивительная планета, размером чуть меньше Земли, вращается в направлении, противоположном направлению вращения большинства планет, ее сутки в 243 раза длиннее земных. Большая часть поверхности — твердая и гладкая, как бильярдный шар, но имеются и обширные возвышенности. Крупнейшие из них, сравнимые по размерам с земными материками — Земля Иштар и Земля Афродиты. Земля Иштар по площади чуть больше Австралии и расположена примерно также как Аляска на Земле. Восток Земли Иштар — высочайшие, достигающие высоты 11 км., горы Максвелла. К западу от этих гор — высокогорное плато Лакшми, опоясанное менее впечатляющими горами.
Именно по юго-западным склонам плато Лакшми, там где древняя река впадала в древнее море, Спарта вела свой шестиногий вездеход. Чем дальше и быстрее двигалась Спарта, тем увереннее она себя чувствовала. Ее путь пролегал через ряд неглубоких кратеров, образованных метеоритами.
Прогремел мощный взрыв, машину бросило на колени. Вокруг Спарты пейзаж вздымался и стонал, ритмичные волны почвы проносились мимо и медленно затихали, оставляя за собой плавающую красную пыль.
Взрывы были громом от короны молний, которая расцвела вокруг вершины одной из гор Максвелла, в 300 километрах отсюда. Землетрясение пришло из недр горы, там продолжалось бурное извержение, начавшееся тремя часами ранее.
— Ровер два, это Лазурный Дракон. Мы покажем вам цель, она находится в полукилометре справа от вас.
Красновато-черный откос появился с поразительной внезапностью перед ее глазами. Спарта повернула направо и почувствовала первый признак беды — тянущее сопротивление во втором суставе правой передней ноги. Не было смысла останавливаться. Если понадобится, она сможет передвигаться на пяти ногах. Или даже на трех.
Спарта обогнула скалистый выступ и остановилась, заблокированная свежим валуном, упавшим с высокой скалы. Бледные обнаженные грани скалы были потрясающе яркими и четкими на фоне почерневшего и проржавевшего утеса.
— Лазурный Дракон, это Трой.
— Слушаю вас, инспектор. — Порт-Геспер был уже ближе, задержки радиосвязи практически не было.
— Они погребены оползнем, на радаре видны вездеход и HDVM. Реакторы похоже выключены, вероятно, раздавлены охлаждающие ребра. В капсуле вездехода наблюдается шевеление. Я собираюсь их откопать.
Одной здоровой передней ногой она принялась разбирать каменную груду.
— Погодите, инспектор, наши приборы показывают, что правая передняя нога у вас не работает, рекомендуем не рисковать левой. HDVM прибудут не более чем через двадцать минут, оставьте тяжелую, опасную работу им. Подтвердите прием.
— Хорошая мысль. — Я буду продолжать в том же духе, пока они не приедут. Давайте побережем дыхание, — сказала она.
Сверкнула еще одна молния. Оставшаяся у нее передняя лапа ловко выдергивала глыбы базальта и затвердевшего туфа. Многочисленные шарнирные двигатели беспрерывно и громко гудели в плотной атмосфере. Пыль поднималась в этом густом воздухе, как вихри грязи. Она углубилась на пару метров, а затем была вынуждена отступить и оттаскивать камни подальше. — Чем глубже забиралась, тем больше рисковала быть погребенной.
Лазурный Дракон сдался и больше не приставал со своими советами-уговорами.
И тут Спарта начала потеть. При такой тяжелой работе это естественно, если не принимать во внимание, что она лишь осуществляла контроль. Почему воздух в скафандре становится горячим? Дисплей показал, что система автоматического поддержания параметров жизнеобеспечения работает в штатном режиме. Тогда в чем дело?
Эти два гигантских стальных жука, Ровер-1 и Ровер-2, предназначенные для первого пилотируемого исследования Венеры, четверть века назад, были успешно доставлены на планету и эвакуированы шаттлами. Но члены экипажа одного из них были найдены запеченными заживо.
Этот урок был усвоен: роботы с дистанционным управлением взяли на себя разведку и эксплуатацию Венеры. Сейчас происходило первое появление человека на поверхности Венеры за последние двадцать лет. Для этой миссии за три месяца были переоборудованы оба вездехода и шаттлы, все известные проблемы были решены. Но, по-видимому, сработал пресловутый закон падающего бутерброда.
Вот отброшены в сторону еще пара валунов — показался Ровер-1, его раздавленные крылья, задние лапы и часть сферы жилого отсека. Люди внутри были живы благодаря уцелевшей сверхпроводящей холодильной системе, но антенны вездехода были срезаны, так что в первую очередь было необходимо установить с ними связь.
Спарта закрепила акустический ответвитель на сфере жилого отсека и активировала его. — Возник эффект непосредственного присутствия, оба помещения стали вдруг одним. Рядом с ней оказались трое мужчин: пилот в скафандре и шлеме, таких же как у нее, и еще двое в комбинезонах. Все они выглядели здоровыми.
— Доброе утро, Йоши. Вижу приятно проводите время. — Улыбнувшись приветствовала по-японски Спарта.
Пилот усмехнулся. — Да и не говори, Эллен, словно в доброе старое время. — Он был единственным из троих, кто мог видеть ее, так как был в шлеме, но слышали ее все.
Раздраженно, властно заговорил профессор Дж.К.Р. Форстер, человек невысокого роста, со светлыми глазами, очень подвижный, которому трудно было усидеть на месте, на вид ему было лет пятьдесят пять:
— Ну наконец-то! Немедленно, без малейшей задержки, нужно передать все наши записи в Порт-Геспер, просто жизненно необходимо это сделать.
— Несомненно, профессор. Но ваш вездеход поврежден, его придется тащить к шаттлу и поэтому лучше дождаться роботов-шахтеров, они скоро будут здесь.
— Я думаю, у нас утечка хладагента, — вмешался Есимицу, пилот, — и только его хриплый голос говорил о том, как он относится к ее решению. — За последние десять минут температура здесь поднялась на пару градусов.
Это напомнило ей о неисправности в ее собственной машине.
— Погодите минуту. — Спарта отключила акустический ответвитель. С ее точки зрения и с точки зрения Есимицу, обе сферы снова стали непрозрачными. Она сняла перчатку с правой руки. Из-под ее коротко подстриженных ногтей появились хитиновые шипы. Она вставила их во вспомогательный порт ввода-вывода главного компьютера своего ровера. Шипы не были стандартными среди инспекторов космического совета. Это был один из ее секретов, как и имя, Спарта, которым она себя называла и которого больше никто не знал.
Ее поиск причины повышения температуры занял долю секунды, справившись с задачей, которую система диагностики вездехода решить не могла.
Снова подключилась к Роверу-1:
— Похоже, у меня тоже проблема с системой жизнеобеспечения, по какой-то причине она не справляется с озоном. Если оставить все как есть, я отравлюсь через двадцать минут. Остается один выход, — отсоединить ваш жилой отсек и бежать вместе с ним отсюда как можно быстрее.
— Ровер два, пожалуйста, выслушайте меня. — Голос диспетчера звучал в обоих вездеходах. Вы повреждены. Настоятельно просим вас немедленно покинуть место происшествия и вернуться в шаттл. HDVM прибудут примерно через десять минут для помощи Роверу один.
— С ваших пассажиров уже пот течет, — сказала Спарта Есимицу.
— Действительно, — подтвердил он. — Да и роботы-шахтеры хороши лишь для поедания камней.
— Давай стартуем прямо сейчас, — предложила Спарта. — Начнем с того, что поставим мне новую руку.
— Ты бы всем облегчила жизнь, если бы играла по правилам, — раздраженно произнес голос Лазурного Дракона.
— Если бы кто-нибудь мне объяснил — вмешался второй пассажир Ровера-1, высокий мужчина с тонкими светлыми волосами и густыми бровями, до сих пор молчавший, — что…
— Не лезь, Мерк, — оборвал его Форстер. — Они заменяют поврежденную конечность ее Ровера нашей собственной.
Так оно и было. — Спарта и Есимицу вставляли здоровую лапу Ровера-1 в Ровер Спарты. Подобная экстренная трансплантация, предусмотренная конструкцией вездехода не представляла особой сложности. Оба пилота видели друг друга, так же ясно, как если бы они были парой хирургов, стоящих за операционным столом.
После завершения этой операции, были отсоединены и запечатаны все соединения сферы жилого отсека Ровера-1 с двигательной установкой, с внешними датчиками и системами жизнеобеспечения. С помощью рециркуляционной установки экипаж мог продержаться шесть часов, или чуть больше. Спарта двумя своими передними лапами высоко подняла вверх это драгоценное яйцо.
Сторонний наблюдатель увидел бы произошедшее следующим образом:
Два богомола, один из которых, наполовину раздавленный, предлагает другому свою конечность, надеясь купить таким образом себе жизнь. Но жертва оказывается напрасной, потому что богомол, у которого теперь стало две здоровые передние лапы, внезапно отрывает противнику голову.
Спарта, осторожно пятясь, держа шар высоко, выбралась из траншеи, которую выкопала. Затем развернулась и так быстро, как только могла, поспешила назад тем же путем, что и пришла.
Правильность решения, принятого Спартой, подтвердилось через несколько секунд, когда все вокруг опять началось трястись и тысячи тонн камня засыпали каньон позади.
Ноша не мешала ей наблюдать за тем, что происходит вокруг, настроенные сенсоры вездехода обеспечивали круговой обзор, а ее личное второе зрение давало ей представление о здоровье экипажа Ровера-1.
Пушечные выстрелы далеких молний грохотали вдали, пока она неслась вниз по извилистому каналу, камни сыпались вокруг, но она благополучно добралась до устья каньона. Последний рывок через равнину должен был быть легким.
Когда до шаттла было уже рукой подать мощный толчок вырвал сферу из рук Спарты и согнул ее среднюю ногу, принявшую основной удар. Отбросив бесполезную ногу, она побежала за шаром, катящимся подпрыгивая впереди, — прыгнула, поймала, привела его в вертикальное положение. Из поврежденной холодильной системы шара вытекал расплавленный литий. Спарта обнаружила что ее левая задняя нога тоже была сломана, она отбросила бесполезную ногу. Ладно, посмотрим как там мои подопечные.
Пассажиры валялись на полу за креслом пилота. Светлые волосы Мерка были залиты яркой кровью из пореза на высоком лбу, Форстер массировал подбородок, Есимицу, пристегнутый ремнями пострадал меньше всех.
— Ребята, в змеевике дыра, осталось минут десять до того, как закончится охлаждающая жидкость. Но шансы еще есть. Привяжитесь. Вы меня слышите?
Мерк поднял голову, ошеломленный, держась за кровоточащий скальп:
— Мы еще на этом свете?
— Сделай это, Альберс, если хочешь спастись! — Рявкнул на него Форстер, снимая ремень с комбинезона и привязываясь к креслу пилота. Мерк, после секундного замешательства, последовал его примеру.
Спарта продвигалась медленно на оставшихся одной задней и одной средней ногах, двумя передними она несла шар. Показался шаттл. Сравнивая скорость вытекания охлаждающей жидкости со скоростью своего передвижения она понимала, что она не успевает. Еще нужно было подняться на уступ, который частично перегораживал открытый ангар шаттла, закрыть и запечатать двери за ними, охладить и разгерметизировать ангар… Внутренняя температура колокола за это время катастрофически повысится, и обитатели погибнут. Есть ли какой-нибудь выход?
Спарта впала в транс, но он прошел так быстро, что его не заметил бы ни один сторонний наблюдатель. В течение миллисекунды ее мозг предложил и проанализировал полдюжины вариантов и выбрал наилучший.
Выйдя из транса, не колеблясь ни секунды (времени на предупреждения просто не было), опершись на треногу из оставшихся ног, она четвертой нанесла удар по сфере, направляя его в открытый ангар шаттла, как футболист по мячу, пробивая пенальти. Одновременно был послан пучок радиокоманд шаттлу с приказом закрыть, разгерметизировать ангар и произвести его аварийное охлаждение. Пролетая над краем уступа в уже закрывающуюся пасть шаттла она отключила собственный реактор и дала команду на его аварийное охлаждение. В это мгновение ей навстречу из шаттла вырвался поток пара, — началось аварийное охлаждение ангара.
Шаттл продолжал выпускать пар высокого давления еще с полминуты после того, как двери ангара закрылись. У Спарты была связь с роботизированными системами шаттла, но не было никакой связи со своими подопечными. Было неясно живы ли люди, способны ли они освободиться из своей тесной тюрьмы…
Наконец она услышала хорошо знакомый звук открывающегося люка сферы.
— Шаттл, это ровер два. Громкую связь, пожалуйста.
— Готово, — откликнулся компьютер.
— Йоши, ты меня слышишь?
— Мистеру Есимицу на мгновение стало нехорошо, — ответил грубый голос, безошибочно узнаваемый по британскому акценту, профессор Форстер по-прежнему твердо отвечал за себя, если не за события. — Возможно, вам будет интересно узнать, что все мы выжили без серьезных травм.
— Рада это слышать, профессор. А теперь не могли бы вы сделать так, чтобы не было большой давки, и я смогла бы спокойно подняться на борт.
— Для этого вам придется немного подождать.
— С этим проблем нет, профессор.
Люк ее ровера открылся, добродушно-печальное лицо Альберса Мерка смотрело на нее сверху вниз.
— С тобой все в порядке? — спросил он, протягивая ей руку.
Выбравшись, она увидела кровь в его волосах и багровые синяки на лице:
— Есть еще что-нибудь?
— Кроме этого? — Он коснулся длинными пальцами головы. — Болят все ребра, болит все, но по-моему переломов нет. Хуже всего пришлось господину Есимицу. У него сломана рука.
Спарта оглядела ангар. Обожженная, помятая сфера Ровера-1. Криво осевший на уцелевших лапах Ровер-2. Все еще дымилось, насосы засасывали остатки охлаждающей жидкости обратно в баки:
— Полный бардак. Жаль, что мы ничего не смогли спасти из ваших раскопок.
— Никаких материальных артефактов, конечно, и это очень печально, но химических анализов и голографических записей, хранящихся в компьютерах достаточно и работы над ними непочатый край.
Через несколько минут они поднялись на летную палубу шаттла.
Есимицу лежал в кресле с забинтованной левой рукой, над ним склонился Форстер, приматывая пострадавшую руку, так чтобы она не могла двигаться.
— Ну как ты, Йоши?
— Слегка сломался, — ответил он с болезненной улыбкой, откидывая здоровой рукой длинные черные волосы со своих темных восточных глаз. — Я недоверчиво смеялся над теми историями, которые рассказывают о твоей удаче, Эллен. Больше смеяться не буду.
Форстер выпрямился и внимательно посмотрел на нее:
— Инспектор кажется не из тех, кто полагается на удачу.
— Видите ли, я полагаюсь на удачу, когда больше ничего не остается, — сказала Спарта. — Просто нам невероятно повезло.
— Почему они послали тебя вместо одного из своих пилотов? — Спросил Форстер.
— Во-первых, потому что я настояла, чтобы отправили именно Ровер-2 на пилотируемом шаттле, ведь они хотели сэкономить — отправить за вами роботов-шахтеров и роботизированный челнок, боялись что экспедиции будет не по карману предложенный мной вариант. Но я сослалась на межпланетный закон. А во-вторых, не нашлось другого пилота, такого как господин Есимицу, способного управлять этими старыми роверами, поэтому пришлось лететь мне.
— Я думаю, просто никто не вызвался добровольно, — тихо сказал Есимицу. — А начальство не станет приказывать.
— Вы правы, Есимицу-сан. — Она склонила голову в почтительном поклоне. Он прижал подбородок к ключице, пытаясь ответить взаимностью.
— Так что ваша экспедиция будет должна Лазурному Дракону кучу денег за свое спасение.
— Ничего, — Форстер был взбешен, — они пожалеют о таком отношении, ведь я не простой человек, наши расходы оплачивает Комитет по культурному наследию, не говоря уже о попечителях Гесперского музея… — Он помолчал, размышляя. — Но вы же детектив, не так ли? И что, прошли обучение по использованию этих специализированных транспортных средств?
— Ради Бога, Форстер, перестаньте допрашивать эту женщину. — Лицо Мерка порозовело от смущения. — Она только что спасла нам жизнь.
— Я это прекрасно понимаю, — отрезал Форстер. — И я действительно благодарен. Просто хочу разобраться, что здесь происходит, вот и все.
— У меня есть… талант к такого рода вещам, — сказала Спарта.
— Давайте обсудим все это позже, — предложил Есимицу. — Приближается наше окно запуска.
Шаттл оторвался от поверхности Венеры, стремительно пробивая сернокислотные облака, вырвался из ее бушующей атмосферы и направился к зеленеющим садам Порт-Геспера.
Спарта закрыла глаза, вытянулась в ванне, лишь лицо ее не было погружено в воду. На ресницах конденсировались капельки, невидимые пузырьки щекотали нос. Над ванной висел легкий запах серы.
Точный химический состав минералов в воде возник перед ее мысленным взором непрошеным, он менялся каждый день, и сегодня водный коктейль подражал ваннам курорта Камбо-ле-Бен во Франции. Спарта анализировала свое окружение, куда бы она ни пошла, не задумываясь об этом. Это был рефлекс.
Она была очень далеко от Земли. Шли минуты, и теплая вода погружала ее в спокойную дремоту. Спарта смаковала новости, которых так долго ждала и которые получила только сегодня. — Приказ штаба космического Совета, ее дела здесь закончились, и она отзывалась на Землю.
— Эллен, это вы? — Голос был тихим, неуверенным, но теплым.
Спарта открыла глаза и увидела сквозь легкий туман молодую женщину, обнаженную, если не считать полотенца, обернутого вокруг ее талии, с прямыми черными волосами собранными в пучок.
— А где Кейко?
— Кейко сегодня не смогла приехать. Меня зовут Масуми. Если вы не против, я сделаю вам массаж.
— Надеюсь, Кейко не заболела.
— Да нет, просто у нее незначительное юридическое дело. Она попросила меня искренне извиниться за нее.
Спарта прислушалась к мягкому голосу женщины — в нем не было ни капли лжи. Спарта встала из ванны. Ее гладкая кожа, розовая после горячей воды, блестела в рассеянном свете падающим с террасы. Рассеянный свет играл на ее маленькой подтянутой фигуре танцовщицы, на ее небольшой груди, на плоском животе, на ее стройных твердых бедрах. Прямые, мокрые, растрепанные светлые волосы не доставали до шеи, она стригла их ровно, не обращая особого внимания на моду. Ее полные губы были постоянно приоткрыты, пробуя воздух на вкус.
— Вот полотенце, Не хотите ли подняться на верхнюю террасу? До заката Венеры еще час.
— Конечно. — Спарта последовала за женщиной вдоль ряда дымящихся ванн и поднялась по ступенькам на открытую крышу, стряхивая воду с плеч и груди.
— Извините, одну минуту. Столы не привели в порядок после дождя.
Пока Масуми удаляла пленку воды с массажного стола высотой по пояс и протирала его насухо, Спарта стояла у низких перил, смахивая с себя последние капли влаги и окидывая взглядом дома и сады Порт-Геспера.
Плоские крыши спускались под ней ступенчато по крутому склону холма, каждый дом имел свой закрытый двор с цитрусовыми деревьями и цветущими растениями. У подножия холма располагались параллельные улицы, а между ними — сады с экзотическими кустарниками и высокими деревьями, секвойями, елями, высокими тополями. Эти знаменитые сады, созданные знаменитым Сено Сато, сделали Порт-Геспер местом, достойным посещения богатыми туристами.
Из темноты возникло пыточное колесо и с ним голоса:
— Она могла бы быть величайшей из нас, а она сопротивляется нашему авторитету.
— Уильям, она ребенок, ведь чтобы сопротивляться нам, нужно сопротивляться знанию.
Колесо вращалось, голоса переходили в вой. Сердце Спарты бешено колотилось, сотрясая ребра и матрас под ней. Страшная вонь заполнила ее ноздри — смесь прокисших овощей с кошачьей мочой. Черные полосы, черные кривые, черные пятна, движущиеся изменяющиеся — тигр пробирается сквозь высокую траву.
Она в ужасе села и с трудом подавила, вырывающийся из груди, крик. Усилием воли был восстановлен контроль над дыханием, пульс замедлился, пыточное колесо и воображаемая вонь исчезли. Остались знакомые запахи каюты. Пахло человеческим по́том, смазочным маслом, к этому примешивался аромат цветов Хо́йи — гордости Порт-Геспера. Лоза выращивалась в условиях микрогравитации под постоянно движущимся, запрограммированным источником света. Цветы Хо́йи, помпоны из розовых бархатных звездочек, цеплялись за потолок комнаты и пахли только ночью. Если не случится еще одной чрезвычайной ситуации, подобной той, что привела ее на поверхность Венеры, это будет ее последняя ночь в Порт-Геспере.
Она скучала по Блейку Редфилду, от него не было никаких вестей, и вот вчера пришло непонятное послание, без подписи и без намека на глубокую привязанность: «Давай снова поиграем в прятки…»
Измученная, не надеясь уснуть, она откинула скомканную простыню и вышла на середину комнаты. Что-то случилось, для кошмара должна быть причина. С минуту она стояла и прислушивалась…
Ее внутреннее ухо легко считывало информацию с вибрации стальных стен о всем, что происходило в данный момент на вращающейся космической станции. В коридоре возле ее каюты никого слышно не было. Настроив зрение на инфракрасный режим, она осмотрела темноту вокруг себя — только светящиеся кабели в стенах, ни одно живое существо не проходило здесь за последний час.
Жизнь в Порт-Геспере шла своим чередом. Большинство рабочих, находившихся в секторе Спарты, крепко спали; их дневная смена начиналась только через три часа. Диспетчеры, в куполе управления движением, следили за сотнями небольших кораблей и роботов-спутников, заполнявших окружающее пространство. На другом конце станции, в двух километрах отсюда, Иштар Майнинг Корпорейшн и Лазурный Дракон двадцать четыре часа в сутки отправляли и принимали большие рудные челноки и управляли металлическими жуками, рыскающими по поверхности Венеры в поисках драгоценных металлов. Эти конкурирующие компании были экономической базой станции, смыслом ее существования.
Ее органы чувств не сообщали ничего необычного. Она заставила себя расслабиться. Угрозы не было, ничто внешнее не спровоцировало ужасный сон. Просто фрагмент ее разрушенной и погруженной в пучину памяти откололся и всплыл на поверхность.
Знаки… полосы тигра из кошмара были знаками табличек, сфотографированных на поверхности Венеры.
Она подошла к окну, повернула старомодного вида рукоятку, — ставень открылся и свет Венеры залил ее каюту. Глядя на крошечный мир из стекла и стали, почувствовала головную боль. Уперла большие пальцы в подбородок, потянулась ими за шею, массируя затылок кончиками пальцев. Это немного помогло. Направилась к шкафу, начала одеваться и собирать вещи — готовиться к предстоящему отъезду.
Между делом Спарта решила еще раз, более подробно рассмотреть эти иероглифы, едва не лишившие ее жизни. Пульт дистанционного управления экраном, висевшим на стене, лежал на прикроватном столике в двух метрах от нее. Но он ей был не нужен. Включились структуры, расположенные под ее диафрагмой, через лобные доли был послан приказ и настенный экран осветился. Еще один приказ и был выбран показ пресс-конференции, которую проводили Форстер и Мерк в уютной гостиной Порт-Геспера.
Форстер демонстрировал аудитории изображение, записанное камерой, дистанционно управляемой изнутри Ровера-1, — колонны и ряды символов, глубоко врезанных в металлическую пластину.
Это были знаки, из которых состояла раскраска шкуры тигра из сна.
С экрана гремел уверенный в своей непогрешимости голос профессора Форстера:
— Тот, кто начертал эти таблички, написал сорок два четких знака, на три больше чем было в марсианском тексте, через минуту профессор Мерк представит свою интерпретацию полученных данных. А пока скажу, что я убежден, статистический анализ однозначно показывает, что двадцать четыре из этих знаков являются буквами алфавита. Из оставшихся восемнадцати, по крайней мере, тринадцать являются просто цифрами.
Тут Спарта, при желании, могла бы возразить. Алфавит? Система цифр? Статистический анализ может многое, но он не может выявить существование алфавита. Форстер выдавал желаемое за действительное.
— В заключение позвольте мне отметить, что природа этого места остается загадкой. У нас было всего несколько часов, достаточно только, чтобы увидеть, что пещерный комплекс был обширным и искусственным. Существа, построившие его, напичкали его сотнями предметов. Многие из них были реконструкциями или, возможно, прекрасно сохранившимися образцами, мумиями животных, совершенно чуждых нам, как вы видели. Но коллекционеры не оставили нам ни своих изображений, ни картин, ни скульптур. Прошу вас, коллега.
На экране появилось приятное лицо Мерка с его слегка рассеянным выражением. Спарте нравился Мерк, он казался не таким самовлюбленным, как дерзкий маленький Форстер. Такому высокому человеку, как Мерк, было легче быть вежливым, не напрягаясь для самоутверждения.
— Уважаемые коллеги, — обратился Мерк к аудитории, хотя она состояла сплошь из репортеров из других представителей средств массовой информации. — Как вам известно, идеограмма — это когда нарисован стакан, а имеется в виду стакан, бухло, попойка, стекольная промышленность, процент пьяных водителей и прочее, причем в любой грамматической форме. Так вот знаки на этих таблицах не буквенные, а идеографические, как и на марсианской таблице, в чем со мной согласны большинство из…
Дальнейшее не представляло для Спарты особого интереса и настенный экран потемнел. Еще десять минут она сосредоточенно собирала вещи. Почему же ей снились эти знаки? Только потому, что она рисковала жизнью? И тут ей показалось, что эти иероглифы ей снились еще до того как она увидела их наяву и где-то в глубинах ее памяти сидит знание, как следует их произносить.
Стройный белый корабль, украшенный голубой диагональной лентой с Золотой Звездой Комитета Комического Контроля, был виден за широким стеклянным иллюминатором шлюза. Таких катеров у Комитета было всего двенадцать. Приводимые в действие термоядерными факельными двигателями, они были самыми быстроходными транспортными средствами. Их не хватало и катер, прибывший в Порт-Геспер, срочно был нужен на Земле. Всего через четыре часа после того, как он мягко скользнул в защищенный док, привезя замену капитану Антрин, катер был готов для обратного рейса.
Спарта возвращалась на Землю на этом корабле, уже прозвучал предстартовый ревун и у нее оставалось всего несколько минут, чтобы попрощаться с единственным другом, которого она обрела в Порт-Геспере за время своего задания. Они плавали в шлюзе, невесомые в условиях микрогравитации.
— Мне будет недоставать тебя, Вик.
— Ты повторяешься, — кисло сказал высокий светловолосый славянин. — Я уже это слышал перед тем как тебя прервал сигнал комлинка.
— Я отключила комлинк, на случай, если кто-то попытается сделать это снова.
— Если будешь в Ленинграде…
— Я передам тебе голограмму. Скорее всего, они отправят меня обратно в ньюаркские доки.
— Оставь ложную скромность.
— Ты крутой коп, Пробода.
Он протянул ей свою квадратную руку, а она протянула ему свои тонкие сильные пальцы.
— Если ты не будешь поддерживать связь, ты будешь для меня холуем, ищейкой капиталистов-империалистов, — проворчал Виктор.
Спарта притянула его к себе и дружески обняла. — Ты, безбожник, твердолобый коммунист, я буду скучать по тебе. — Она оттолкнулась и поплыла прочь. — Не позволяй Китамуки садиться тебе на голову.
— Да, она будет настоящей занозой в моей жопе. Она определенно думала, что станет капитаном.
— Ну ничего, новый парень выглядит компетентным. Он будет держать ее в узде. — Спарта увидела, как Виктор пожал плечами, и добавила: — Извини. Но я дело говорю.
Стартовая сирена завыла снова.
— Ну давай, тебе пора.
Она кивнула, затем повернулась и нырнула в трубу шлюза. Услышала вслед:
— Передай мои наилучшие пожелания нашему другу Блейку.
Недоуменно глянула через плечо. Неужели ее чувства к Блейку настолько прозрачны?
— Значит, вы занимаетесь книжным бизнесом.
— Можно и так сказать.
— Планируете таким образом разбогатеть?
— Вряд ли.
— Программа «Спарта» выпустила и других ученых, таких же, как вы?
— Я не поддерживаю связи с остальными. — Блейк решил рискнуть и продолжил прежде чем Ноубл успел заговорить. — Но почему бы тебе не рассказать мне о них, Джек? Ты же Таппер. — Тапперы ведь спонсировали некоторых из нас, «детей Спарты», не так ли?
— Так вы слышали о нашей маленькой организации. — Ноубл рефлекторно поморщился. — Я и не подозревал, что это общеизвестно.
Тапперы были филантропической группой, которая собиралась раз в месяц на ужин в частных клубах Вашингтона и Манхэттена. Они никогда не принимали гостей и никогда не афишировали свою деятельность.
— Например, вы спонсировали Халида, сказал Блейк. — А чем сейчас занимается Халид?
Родители Блейка и их друзья принадлежали к некоторым клубам, в которых собирались таперы, и поэтому к Блейку случайно попала эта информация. Целью Тапперов было якобы выявление и поощрение молодых талантов в области искусства и науки. Поощрение принимало форму стипендий и грантов. Однако ни один честолюбивый юноша не мог сам обратиться за помощью к этой организации. Включение человека в орбиту их помощи было исключительной прерогативой Тапперов.
— Этот молодой эколог занимается проектом преобразования Марса в планету более пригодную для человека. Одним из директоров проекта являюсь я.
— Повезло Халиду. Послушай, почему у меня такое чувство, что ты меня подкалываешь, Джек? Ты что не одобряешь коллекционирование книг?
— Вы прямолинейный молодой человек, — сказал Ноубл. — Я отвечу так же прямо, «Спарта» была благородным предприятием, но, похоже, она породила мало таких, как Халид, людей, заинтересованных в государственной службе. Мне было интересно, как ты посмотришь на такую перспективу.
— Ну… «Спарта» ведь была призвана помочь людям реализовать свой потенциал, чтобы они могли сделать выбор сами.
— Похоже, это рецепт эгоизма.
— Да, я обслуживаю тех, кто только сидит и читает, — легкомысленно отозвался Блейк. — Но давай посмотрим правде в глаза, Джек, — нам с тобой не нужно беспокоиться о куске хлеба насущного. Ты сколотил свое состояние, продавая воду на Марсе; а я, если не случится какой-нибудь катастрофы, унаследую немаленькое состояние своего отца. У каждого свое хобби, у меня — книги, у тебя творить добрые дела с Тапперами.
Ноубл несогласно покачал головой:
— Наша цель несколько серьезнее. Мы верим, что мир, все миры, вскоре столкнутся с беспрецедентным вызовом. Мы делаем все возможное, чтобы подготовиться к этому событию, чтобы найти мужчину или женщину…
Блейк незаметно наклонился ближе, выражение его лица смягчилось до откровенного интереса. Это был один из приемов, полученных им в «Спарте», и он почти сработал. Но Ноублу прием тоже был известен и он вовремя спохватился:
— Ну, я уже вам наскучил, извините — мне нужно бежать. Всего хорошего.
Блейк смотрел, как мужчина торопливо уходит. Из угла комнаты его отец поднял бровь в немом вопросе — Блейк весело улыбнулся в ответ.
Интересный результат. Джек Ноубл, несомненно, подтвердил подозрения Блейка, что Тапперы были не теми, кем старались казаться. Проведя тщательные расспросы родителей и их друзей, Блейк уже составил список из дюжины мужчин и женщин, которые в настоящее время были членами общества тапперов, и изучил их биографию. Их обстоятельства и профессии были весьма разнообразны — педагог, магнат нанотехнологий, известный дирижер симфонического оркестра, психолог, врач, нейробиолог.
Блейк продолжил свои исследования, когда переехал в Лондон. В читальном зале в том самом, где Карл Маркс писал свой «Капитал», Блейк наткнулся на наводящую на размышления информацию о Рантерах. — У всех Тапперов были предки, которые покинули Англию в 17 веке, после того как там стали происходить аресты Рантеров.
Один наблюдатель во времена правления Кромвеля свидетельствовал: «ереси толпами набрасываются на нас, как Египетская саранча. Особенно вредные — разглагольствующие, сосредоточенные в Лондоне, печально известные своими беспорядками, кутежами и выкриками непристойностей»
Разглагольствующие (рантеры) презирали традиционные формы религии и громко и восторженно заявляли, что Бог есть в каждой твари и что каждая тварь есть Бог. Подобно своим современникам — Землекопам, Рантеры верили, что все люди имеют равные права на землю и собственность и что должна существовать «общность благ», что частная собственность является неправильной. Разглагольствующие возродили аморализм братьев свободного духа. Мы чисты, говорили они, и потому все для нас чисто: прелюбодеяние, блуд и т. д., и изъявляли желание превзойти человеческое состояние и стать подобными Богу.
Они верили, что христиане освобождаются благодатью от необходимости повиноваться, отвергая само понятие послушания.
Власти расправлялись с ними, держали в тюрьмах до тех пор, пока они не отрекутся. Многие умерли в тюрьме. Некоторые, загнанные в подполье, приняли тайные языки и тайно продолжали пропаганду и вербовку. Некоторые, очевидно, уже перебрались в Новый Свет.
Они унаследовали жестоко подавляемую ересь, существовавшую в Европе с первого тысячелетия, известную в ее расцвете как Братство свободного духа, адепты которого называли себя пророками. Великими темами этой обнадеживающей ереси были любовь, свобода, сила человечества; явные выражения их мечтаний можно было найти в пророческих книгах Библии, написанных за восемь веков до Христа и повторенных в Книге Даниила, в Книге Откровения, и во многих других более темных текстах. Эти апокалиптические видения предсказывали пришествие сверхчеловеческого Спасителя, который возвысит людей до могущества и свободы Бога и установит рай на Земле.
В Северной Европе они неоднократно поднимали вооруженные восстания против своих феодальных хозяев и церковных властей. Движение было подавлено в 1580 году, но не искоренено.
Более поздние исследователи прослеживали их идейную связь с Ницше, Лениным, Гитлером.
Из того, что он узнал о Тапперах, Блейк подозревал, что «свободный дух» все еще жив, не только как идея, но и как организация, возможно и не одна. — Тапперы поддерживали контакт с такими же, как они, на других континентах Земли, на других планетах, на космических станциях, лунах и астероидах.
Какова их Цель?
Проект «Спарта» имел какое-то отношение к этой цели. Женщина, которая называла себя Эллен Трой, имела к этому какое-то отношение. Но попытки Блейка узнать больше с помощью обычных методов исследования наталкивались на глухую стену.
В Париже существовало филантропическое общество «Афанасий», задачей которого было накормить голодных или, по крайней мере, некоторых из них. По тому же парижскому адресу располагалось небольшая компания — «Издательство Леке», специализировавшаяся на книгах по археологии, начиная от научных трудов и кончая журналами, полными цветных голографических изображений руин Древнего Египта. Один из тапперов входил в правление компании.
Имя Афанасий по-гречески означало «бессмертный», но это было также и имя известного современного исследователя иероглифов, иезуитского священника Афанасия Кирхера.
Такое соседство наводило на размышления и когда дела «Сотбис энд Компани» привели Блейка в Национальную библиотеку в Париже, он воспользовался этим прекрасным прикрытием для небольшого частного расследования…
…Блейк прогуливался, обдумывая свои планы, по широким тротуарам бульвара Сен-Мишель в районе Парижского университета. Широкие зеленые листья каштанов раскинулись над его головой. Этот район всегда притягивал бездомных. К нему подошла женщина, одетая в благопристойные лохмотья, лет тридцати, с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, но совсем еще недавно хорошеньким.
— Вы говорите по-английски? — спросила она по-английски, а потом, все еще по-английски: — вы говорите по-голландски?
Блейк сунул ей в руку несколько купюр, и она затолкала их скомканными за пояс юбки.
— Мерси месье, мерси боку, — и снова по-английски, — но берегите свой бумажник, сэр, африканцы обыщут ваши карманы. Улицы кишат африканцами, такими черными, такими большими, вы должны быть осторожны.
Он прошел мимо уличного кафе, где другая женщина с перепачканным детским личиком и растрепанными волосами, похожая на Ширли Темпл, развлекала посетителей лихо отбивая чечетку, те бросали ей деньги, но она не уходила, пока не закончила свое убогое представление.
К нему подошел большой черный африканец и предложил купить заводной пластиковый махолет.
На тротуаре, прислонившись к ограде Люксембургского сада, сидели в ряд бородатые мужчины лет двадцати, с коричневыми лицами, покрытыми красными волдырями. Они ничего ему не предлагали и ни о чем не просили.
Блейк вышел к бульвару Монпарнас. Центр Парижа окружало кольцо высотных зданий. Эта стена из цемента и стекла отсекала любой ветерок, задерживая зловонный летний воздух. Вокруг кружилось непрекращающееся круглые сутки движение Парижа, более тихое и менее дымное теперь, когда все движение было на электрической тяге, но такое же головокружительное и агрессивное, как всегда. Слышалось постоянное шипение шин и непрерывное яростное гудение, которым водители пытались освободить себе дорогу. Париж — Город Света.
Блейк повернул назад по тому же маршруту. На этот раз африканец не пытался продать ему махолет, Ширли Темпл исполняла новый танец, женщина с лицом как печеное яблоко вновь пристала к нему (ее память была пуста). — Вы говорите по-английски? Вы говорите по-голландски?
В памяти Блейка всплыли события недавнего прошлого:
Прошло почти два года с тех пор, как Блейк видел Эллен Трой в Большой Центральной Оранжерее Нью-Йорка.
На аукционе «Сотбис» в Лондоне Блейк представлял интересы покупателя из Порт-Геспера и приобрел ценное первое издание «Семи столпов мудрости» Т.Э. Лоуренса. Затем, во время транспортировки книги в Порт-Геспер с космическим грузовиком «Стар Куин» произошла авария и когда Блейк узнал, что расследовать произошедший инцидент направлена Эллен Трой, он немедленно заказал билет на лайнер до Венеры, якобы для того, чтобы обеспечить безопасность имущества своего клиента, но на самом деле, чтобы встретиться со своей старой подругой по школе «Спарта» Линдой (все той же Эллен Трой, она же Спарта). На этот раз ей не удалось избежать встречи с ним.
В Порт-Геспере, на территории трансформаторного блока центрального кольца космической станции, Блейк впервые смог поделиться с Линдой поразительными знаниями, которые он получил, проводя расследование ее таинственного исчезновения и вообще всего связанного с проектом «Спарта».
— Чем больше я изучаю этот предмет, тем больше связей я нахожу, и тем дальше они уходят в глубь веков — в 13 веке они были известны как адепты «Свободного Духа», пророки — но какое бы имя они ни использовали, они никогда не были искоренены. Их целью всегда было сделать человека подобным Богу. Совершенство в этой жизни. Сверхчеловек.
Но когда Спарта спросила его, почему они пытались убить ее, Блейк мог только предположить, что она узнала больше, чем предполагалось. — Я думаю, ты поняла, что «Спарта» была больше, чем утверждали твои отец и мать.
— Мои родители были психологами, учеными, — возразила она.
— Всегда были темная сторона и светлая сторона, добро и зло.
С тех пор как Блейк вернулся на Землю, а Спарта, получив в последний момент перед отлетом неожиданный приказ, осталась на космической станции, прошло четыре месяца.
Блейк принял решение проникнуть на «темную сторону», для этого нужно было найти способ внедриться в организацию «Свободного духа». Хотя Тапперы слишком хорошо знали Блейка Редфилда, другие члены международного культа рыбачили в других водах; бездомная молодежь Европы была глубоким резервуаром податливых душ. Проведя три дня в Париже, он не сомневался, что «Издательство Леке» и общество «Афанасий» — это одна и та же организация. И они могли бы счесть привлекательной добычей бродягу, увлекающегося египетскими вещами.
Центр Парижа. Синий летний вечер. Довольно-таки людная для этого времени улица Бонапарта.
За скошенным зеркальным стеклом окна в медной раме теплый свет ласкает пожелтевшие фрагменты папируса. Египетский свиток, развернутый на коричневом бархате, сильно испорчен, с рваными краями, но текст, написанный блестящими черными и винно-красными чернилами, течет по нему с каллиграфической грацией. Его границы расписаны миниатюрными изображениями музыкантов и обнаженных танцовщиц.
На приколотой к бархату карточке от руки написано, что свиток представляет собой вариант песни арфиста времен XIII династии: «Жизнь коротка, о прекрасная Нефер. Не сопротивляйтесь, давай воспользуемся этим мимолетным часом…». Папирус не представляет собой музейную редкость, но все же достаточно редкий, чтобы оправдать ту высокую цену, которую запросил торговец.
Человек, который так пристально разглядывает папирус сквозь стекло, не похож ни на туриста, ни на голодного студента. Впалые щеки, подбородок покрыт темным пушком, черные сальные волосы недостаточно длинные для торчащей косички, остатки костюма из дорогой ткани, тощая талия — бродяга, явно знававший лучшие дни. Владелец магазина, несколько раз недовольно посмотрев на оборванца, решил, что с него довольно. Этот тип в течение последних трех вечеров часами торчал у витрины, отпугивая своим видом потенциальных покупателей. — Хорошо одетые мужчины и женщины ускоряли шаг, проходя мимо открытой двери магазина. Терпение у хозяина кончилось, сколько можно? И он накинулся с руганью на бродягу:
— Пошел прочь отсюда. Нечего тебе здесь порядочным людям глаза мозолить. Убирайся!
— Это что, ваш тротуар, мой дорогой? — Бродяга демонстративно огляделся.
— Ты хочешь на нем поваляться? Будишь разговаривать, могу тебе это устроить. Лучше убирайся по-хорошему!
— Да пошел ты в задницу. — Бродяга вновь спокойно изучал папирус.
Мясистое лицо хозяина покраснело, кулаки сжались. Он не сомневался, что мог бы сбить парня одним ударом, но насмешка на лице бродяги заставила его остановиться. Зачем рисковать судебным процессом? Через пять минут флики утащат этого типа в приют. Резко повернувшись, зайдя в свою лавку и закрыв за собой дверь, он приложил руку к комлинку в ухе.
Бродяга наблюдал за его действиями и ухмылялся. Затем бросил быстрый взгляд своих темных глаз в сторону женщины и длинноволосого, крепкого парня в черном пиджаке. Они находились недалеко, на другой стороне улицы и вот уже второй вечер, как он заметил, вели за ним наблюдение.
В вечерней тишине, издалека послышался звук полицейской машины. Чья-то рука коснулась рукава бродяги, он его отдернул и отшатнулся.
— Не бойся. Все хорошо. Мы можем тебе помочь. — Это была высокого роста женщина, с круглым загорелым лицом, с высокими славянскими скулами и серыми миндалевидными глазами под тонкими бровями. Белокурые волосы, прямые и распущенные, ниспадали до пояса ее белого хлопкового платья. Она была мускулистой, длинноногой, красота ее была красотой хищника.
— Я не нуждаюсь ни в чьей…
— Они уже почти здесь. — Она кивнула головой в сторону приближающейся полицейской машины. — Мы можем помочь тебе, или предпочитаешь отправиться в полицию?
— Помочь? И чем же?
— Всем. Еда, кров над головой, товарищи, ну и так далее. Ты не должен нас бояться. — Ее голос был низким, убеждающим. Она вновь коснулась его рукава, сжала грязную ткань бесцветными пальцами, мягко потянула. — Не позволяй им забрать тебя, цени свободу.
— Ну, и куда идти? — Он принял решение.
— Давай за мной. — Вступил в разговор длинноволосый и развернувшись пошел вперед по улице. Женщина, удивительно крепко обхватив локоть бродяги, повела его следом.
Когда полицейский фургон остановился перед магазином и его окружили любопытные зеваки беглецы уже исчезли, нырнув во двор.
Черная эмалированная дверь. Медная табличка на ней — «Офис редакции. Издательство Леке».
Парень толкнул дверь, и они быстро вошли внутрь. — Узкий холл вымощенный серым мрамором, справа высокие, двойные, плотно закрытые двери. На одной из них маленькая медная пластина с выгравированной надписью: «Общество Афанасий». Слева винтовая лестница огибала шахту лифта, который стоял открытым.
Они зашли внутрь, закрыли решетку и молчали, пока лифт, вид которого выдавал его двухсотлетний возраст, поднимался, — его электрические контакты скрипом своим напоминали воркование голубей.
— И куда это мы? — раздраженно спросил бродяга.
— Сейчас тебя зарегистрируют, а потом дадут что-нибудь поесть.
— Лучше чего-нибудь выпить.
— Это не возбраняется, но сначала, все-таки, накормят.
На верхнем этаже парень в черной куртке отодвинул решетку и, высадив спутников, отправился на лифте вниз, очевидно его функция была на этом закончена. Женщина повела своего подопечного к открытой двери в конце коридора.
Они вошли в кабинет, уставленный книжными полками. Высокие окна выходили на балкон — башня Сен-Жермен-де-Пре в обрамлении кружевных занавесок.
— А вот и наш ученый. — Загорелый, элегантный, в белой трикотажной рубашке мужчина, по виду не старше пятидесяти, удобно устроился за столом. — И как же его зовут?
— Боюсь, у нас не было времени познакомиться.
— Вы называете меня ученым? — Бродяга выглядел ошарашенным.
— Ты ведь изучаешь египетские древности, не так ли? Как мне сказал мой друг господин Бовине, ты несколько вечеров с увлечением рассматривал их в витрине его магазина.
Бродяга моргнул. Озадаченное выражение промелькнуло на его лице, стирая воинственность. — В них что-то есть, — пробормотал он.
— Может быть, они говорят с тобой?
— Я не читаю эти письмена.
— Но тебе бы хотелось. Тебе кажется, что в них есть какая-то то тайна, которая может наполнить твою жизнь смыслом. Ведь верно?
Лицо бродяги посуровело:
— Не лезьте ко мне в душу. Вы обо мне ничего не знаете.
— Что ж, ты совершенно прав — нам необходимо познакомиться, если ты конечно согласишься у нас обучаться. Ну как? — Тон мужчины стал доброжелательно-официальным.
Бродяга подозрительно уставился на него. Женщина, все еще державшая его под руку, успокаивающее глянула ему в глаза:
— Меня зовут Кэтрин. Это Месье Леке. А тебя как зовут?
— Гай. Меня зовут Гай. — Это прозвучало так, что было видно что решение принято.
— Не волнуйся, Гай, — сказал Леке. — Все будет хорошо.
Общество, которое представлял Леке, было очень избирательным. Его не интересовали люди старше тридцати, тяжело больные, с явными физическими или умственными недостатками, а также те, кто сильно увлекся наркотиками или алкоголем, не интересовала молодежь, безвольно, бездумно прожигающая жизнь. Общество обращало в свою веру лишь тех, кто стремился хоть чего-то добиться.
Поэтому Блейк постарался, чтобы его маскировка соответствовала этим требованиям. Иначе владелец магазина — месье Бовине, возможно, не потрудился бы поставить о нем в известность господина Леке. А вызов полиции преследовал цель заставить Блейка сделать быстрый выбор.
Спасители «Гая» после того, как накормили его ужином с бокалом хорошего красного вина, поселили его в комнате с кроватью, шкафчиком и сменой одежды.
На следующий день в ближайшей клинике он прошел тщательный медицинский осмотр. Затем наступили долгие дни занятые знакомством с воспитателями и своими соседями. Кроме него в подвальном помещении было еще пятеро «гостей» две женщины и трое мужчин. У каждого была отдельная каморка. В одном конце узкого коридора находились душ и туалет, а в другом — кухня и прачечная. Гостям было предложено, если кто захочет, помочь там в работе. Блейк сначала отказался, он хотел посмотреть, как на это прореагируют, — ничего не случилось; начиная со второй недели он стал помогать в прачечной, но, похоже, и на это никто не обратил особого внимания.
Кормили воспитанников в большой комнате на первом этаже, окна которой выходили во внутренний двор. Таким образом, людям из соседних зданий было видно что Афанасийцы занимаются своим почетным делом — кормят голодных. Еда была хорошей и простой: овощи, хлеб, рыба, яйца, иногда мясо. В этой же комнате каждое утро и после обеда, происходили «дискуссии», проводимые воспитателями, очень похожие на сеансы групповой терапии, за исключением того, что их единственной заявленной целью было дать гостям возможность узнать друг друга.
Кроме Кэтрин были еще три постоянных сотрудника, в возрасте около тридцати лет. Пьер — здоровяк, который спас его от полиции, и Жак и Жан, которые вместе с Кэтрин проводили «дискуссии», или вели беседы с кем-нибудь из «гостей». С Блейком разговаривала в основном Кэтрин, в первые дни она не отходила от него ни на шаг. Леке больше видно не было.
Возможно все эти имена и «гостей» и воспитателей были вымышленными.
Как считал Блейк, здесь происходила оценка способностей рекрутов и пригодность их к той или иной работе в организации, а также отбраковка. В зависимости от индивидуальности каждого, это занимало разное время от нескольких дней до нескольких недель.
Так австриец Винсент находился в школе уже больше месяца. — Музыкант-самоучка играющий и поющий по ресторанам. Его «коронкой» были песни рабочих, строивших большие космические станции, и сам он мечтал полететь в космос, но утверждал, что дорога туда ему закрыта из-за некой темной истории произошедшей в прошлом. Впрочем подробности случившегося он не раскрывал. Причины столь долгого пребывания его в «чистилище» были не совсем понятны.
Саломея, двадцати одного года от роду, была родом с фермы близ Вердена. — Смуглая, крепкая девушка, родившая первого ребенка в четырнадцать лет, вышедшая замуж в шестнадцать и родившая еще троих детей, но так и не нашедшая времени на образование. Теперь дети были у ее матери, а сама она бродила по улицам Парижа. Ее мечтой было поступить в театр. Несмотря на довольно слабое умение читать, она писала пьесу.
Саломея появилась в организации всего за несколько дней до Блейка. Через две недели она уехала, видимо поучила распределение. Вот только какое?
Лео, худой, подвижный датчанин, путешественник по всему миру — всякий раз, когда ему удавалось наскрести плату за проезд. Автор путевых дневников, которые он посылал своим друзьям в средствах массовой информации. Лео выбросило на берег в Париже после того, как он пешком пересек Северную Африку и когда на него обратили внимание Афанасийцы он не ел уже четыре дня. Из всех «гостей» Лео был единственным, кто не ставил перед собой цели, выходящей за рамки настоящего. Он утверждал, что доволен своей жизнью такой, какая она есть. И поэтому Блейку было не ясно подойдет ли он Афанасийцам.
Локеле — мускулистый и высокий, чернокожий из Западной Африки, которого еще младенцем привезли в пригород Парижа. Его родители умерли во время эпидемии. Далее — приют, уличные банды и наконец срок в исправительном лагере за грабеж и нанесение тяжких телесных повреждений. Афанасийцы подобрали его через неделю после освобождения, после недели бесплодных поисков работы, в то время как голод и отчаяние толкали его вновь на ограбление.
Остроумия и ловкости у Локеле было предостаточно. Он нуждался в образовании. Он нуждался в социализации. Блейк гадал, смогут ли Афанасийцы собрать личность из этих осколков.
Бруни была немкой, широкоплечей блондинкой. Последние два года она жила в Амстердаме, работала в приюте, но ей стало скучно, и она переехала в Париж.
— Может быть, ты расскажешь остальным как мы с тобой познакомились, что тогда с тобой случилось, Бруни?
— Этот сутенер пытался заставить меня работать на него, но я отказалась.
— Отказалась? Просто отказалась?
— Я сломала ему руку. А двух его приятелей вывела из строя ударами по поколенным чашечкам. Они даже сообразить ничего не успели. — Она сказала это без всяких эмоций, скрестив руки на груди и уставившись в пол. Бруни обладала крутым, взрывным нравом, иногда она срывалась на оскорбления и непристойности, но Блейку было ясно, что Бруни мечтает только об одном — о большой любви. Интересно как Афанасийцы собираются использовать это.
И вот настала очередь исповеди Гая.
— Я из Байонны, из племени Басков. Мои родители говорят на древнем языке. Баскский язык — эускара — уникален. Он единственный из европейских языков появился еще до нашей эры и каким-то чудом сохранился до наших дней, но я не выучил его. Я рано ушел из дома и прибился к цирку, там научился много чему, особенно я был хорош в предсказании судьбы. Когда мы работали на севере Испании меня арестовали, так как там моя деятельность была вне закона, и мне пришлось провести неделю в их грязной тюрьме, прежде чем меня отправили во Францию. Предсказывая судьбу, я использовал образ египтянина, обладающего древними знаниями и я так этим увлекся, что мне хочется изучить язык древних египтян. Тем более я слышал, что баски — их потомки.
Если Афанасийцы потрудятся проверить, они обнаружат, что в тех краях действительно существует маленький цирк с сомнительной репутацией и с подпольным «египетским» предсказателем судьбы. — Блейк побывал в тех местах и тщательно подготовил свою легенду. Единственным слабым местом была замена личности предсказателя, хотя ничего необычного в этом не было.
Прошло две недели. Блейк играл свою роль со всем мастерством, на которое был способен, наблюдая за техникой Жана, Жака и Кэтрин, за их умением делать свою работу, заключающуюся в том чтобы у «гостей», с их разными способностями и темпераментами, постепенно формировалась общая цель, цель, которую Джек Ноубл выразил Блейку год назад одним словом — «служение».
Три вечера в неделю были занятия в которых участвовала вся группа. Один из преподавателей рассказывал о целях и методах Афанасианцев. Язык был мягок, а содержание столь же радикально, как и на протяжении веков:
Люди совершенны, греха не существует. Цель нашей организации — справедливое общество или утопия, или рай, назвать можно по-разному, где не будет голода и войн. Для этого необходимо вдохновенное служение нашей организации. Наградой за это будет свобода, исступленный восторг от чувства единства со своими единомышленниками, просветление в душе. Эти принципы воплощены в древней мудрости многих культур, но наш источник является самым древним.
В остальные вечера проводились индивидуальные занятия или в собственных комнатах «гостей», или в одном из пустых кабинетов редакции наверху. К концу второй недели у Блейка снова появился сам Леке и небрежно предложил научить его читать иероглифы. Предложение, возможно, сделанное из праздного любопытства, неожиданно привело к серьезным занятиям, — Леке обнаружил в Блейке способного, одаренного ученика. Они работали в небольшом конференц-зале, разложив на потертом столе красивые, раскрашенные вручную рукописные манускрипты. Леке не только переводил написанное, но и пытался говорить по-древнеегипетски, хотя предупредил, что так говорили последние носители древнеегипетского языка — копты, христиане Египта, давно вымершие, а как говорили древние египтяне не знает никто.
— Гай, у тебя есть дар, — говорил улыбаясь Леке, пораженный успехами ученика. — Возможно, ты скоро найдешь в этих текстах и те древние знания, которые ты мистически применял, предсказывая людям судьбу. Только вынужден разочаровать тебя — нет никакой связи между египтянами и басками, баски жили в Пиренеях задолго до того как на берегах Нила появилась первая пирамида.
У Гая теперь имелось все: еда, одежда, крыша над головой, дружеское общение, любимое занятие и самое главное — цель в жизни, их общая цель. Для ее достижения постепенно смывались все нравственные барьеры личности, — греха нет, все для нас чисто: прелюбодеяние, блуд. Афанасийцы не пренебрегали ничем. Прошла всего неделя его пребывания в школе, когда Кэтрин объявила, что индивидуальное вечернее занятие с Гаем она проведет в его комнате.
Желтая настольная лампа рядом с койкой подчеркивала выщербленные блоки необработанного известняка, служившие внешней стеной подвала. Кэтрин пришла без книг. Длинные распущенные белокурые волосы, облегающее платье, подчеркивающее все достоинства фигуры. Видимо для данного урока платье было лишним и без лишних слов она начала его стягивать.
Блейку нельзя было показать своего нежелания или даже удивления когда серые глаза Кэтрин и ее распухшие губы приблизились к нему, когда ее холодное и умелое тело присоединилось к его телу. В этот миг Блейк почувствовал мимолетную дрожь гнева, переходящую в печаль. — Была женщина, которую он любил и которой он тоже был не безразличен, но которая никогда не позволяла ему большего, чем детский поцелуй.
После того как Гай провел три недели в гостях у Афанасийцев, Кэтрин сказала, что вскоре, возможно, ему предстоит пройти более глубокий курс обучения, где его посвятят в некоторые тайны общества. А пока этот вопрос согласовывается с высшим руководством, он поживет некоторое время вне школы. Гая снабдили удостоверением личности и достаточным кредитом, чтобы купить одежду и снять собственную комнату, устроили на работу курьером. Раз в неделю о должен был участвовать в групповых дискуссиях в школе, а в остальном ему была предоставлена полная свобода.
Конечно, это была проверка. Что он будет делать со своей свободой? Как тщательно им удалось привязать его к себе?
Блейк сделал из Гая образцового воспитуемого. Он, подражая стилю Пьера, парня, который вместе с Кэтрин привел его в общество, носил черную куртку с высоким воротником и узкие черные брюки; добросовестно трудился каждый день, разъезжая на электробайке по многолюдным улицам. Свободное время проводил в книжных магазинах и музеях, занимался новым хобби. Вел уединенный образ жизни.
Придя первый раз на дискуссию в школу он увидел там, из знакомых ему, только Локеле и Винсента, куда делись другие «гости» он решил на всякий случай не интересоваться. Кэтрин даже не подошла к нему, а села демонстративно подальше. Когда в дальнейшем он попросил ее объяснить свое поведение, она сказала:
— Потерпи, скоро тебе предстоит решающее испытание и если ты пройдешь его, я обещаю, что мы будем вместе навсегда.
Однажды Гаю вручили записку, предназначенную лично ему. Там по-французски было: «Завтра. 500утра. Зверинец Ботанического сада. Приходи один».
Конец лета. Рассвет. На Западе из-за темной листвы огромных старых деревьев Ботанического сада выползает край полной луны. Ворота зверинца закрыты. Блейк приковывает свой байк цепью к железной ограде и видит человека, вышедшего из крохотной сторожки. Судя по фигуре и походке, это Пьер. Ворота со скрежетом распахиваются и Блейк входит внутрь. Зоопарк старый, маленький, построенный королями в далеком прошлом; клетки из причудливого кованого железа, а домики для животных стилизованы под естественный ландшафт. Низкие кирпичные здания с черепичными крышами прятались в тени огромных каштанов. Устрашающая какофония джунглей — кричат птицы, рычащие кошки бродят по клеткам, с нетерпением ожидая утренней трапезы. Запахи скотного двора.
Пьер протянул Блейку что-то:
— Надень это.
Оказалось — полотняный мешок. Блейк неуклюже надел его на голову, а Пьер поправил и натянул мешок прямо ему на плечи. Они долго шли молча. Запахи животных улетучились. По-видимому территория зверинца осталась позади и это уже ботанический сад.
— Заходи.
Они сели в электромобиль, поездка длилась минут двадцать.
— Выходи… Осторожно, крутая лестница, продолжай спускаться, пока я не скажу.
Ступени были из кирпича или, возможно, гладкого камня. Пьер отпустил руку Блейка и шел сзади. Звуки шаркающих шагов отдавались эхом от стен туннеля, как будто они спускались на старую станцию метро. Чем ниже, тем горячее становился воздух. Внезапно Блейк чуть не упал — Пьер не предупредил его, что лестница кончается. Шагов Пьера больше слышно не было. Блейк подождал немного и сбросил капюшон.
Он стоял в голубом свете внутри у основания круглой цементной башни, верх ее терялся в темноте. Скорее всего это была вентиляционная шахта. Лестница, по которой он спустился, теперь была перекрыта решетчатой дверью. Перед ним массивный каменный портал, поток воздуха сверху устремлялся в него, по обе стороны от входа — массивные сидячие статуи. Они были на египетский манер, но у каждого было по три головы шакала, Анубис и Цербер в одном флаконе, причудливое, анахроничное, но внушительное смешение разных эпох.
В тусклом голубоватом свете, проникавшем в шахту из зала, стены которого были украшены колоннами, он разглядел иероглифы, вырезанные над входом на каменной перемычке. С его новым умением читать по-египетски он понял, что это скорее всего тайный язык, поскольку смысла в иероглифах не было — абракадабра. В центре под иероглифами была надпись на французском языке: «Не оглядывайся назад».
Он приблизился к порталу, — пламя вырвалось из пасти шакалов, и гулкий басовитый голос заставил воздух содрогнуться:
Тот, кто пройдет этим путем один и без оглядки, очистится огнем, водой и воздухом; и если он сможет преодолеть страх смерти, он покинет лоно Земли, но затем увидит свет и будет достоин принятия в общество мудрейших и храбрейших.
Блейк воспринимал торжественный призыв с некоторым опасением, — как далеко зайдут эти типы «очищая» его? С другой стороны было забавно слушать витиеватые фразы эпохи Возрождения.
Внешне демонстрируя смелость, но внутренне напряженный, он решительно прошел в зал. Жара усилилась. В дальнем конце зала находились двустворчатые, решетчатые ворота из кованого железа. Сквозь узоры решетки были видны отблески оранжевого пламени.
Еще шаг. Ворота застонали и распахнулись, и Блейк ахнул от увиденного. — Жерло печи, стена пламени и дыма. И что дальше? Ведь не думают же они, что он огнеупорный и умеет дышать дымом? Тут огонь стал слабеть и практически погас, дым унесло куда-то вверх. Он прошел ворота и, оглядевшись, смог оценить обстановку. Небольшая площадка на краю круглого, диаметром примерно двадцать метров, бассейна. В его центре — бронзовая статуя бородатого мужчины, расставившего ноги; левая рука вытянута вперед, правая поднята над головой, в каждой из них — раздвоенная молния, лицо застыло в ужасной гримасе. Скульптура была видна сбоку. (Гораздо позже Блейк узнал, что это была статуя бога Ваала). Вокруг бассейна нет никакой дорожки. Дорожка, на которой камнями была выложена стрела, указывающая на статую, спускалась от того места, где он стоял прямо в воду, на поверхности которой еще виднелись языки пламени. Все ясно, выход мог быть только где-то под поверхностью, в глубине, в пьедестале статуи. Из глаз и рта бронзового демона хлынули огненные струи, ворота за спиной завизжали и начали закрываться. Блейк усилием воли остался на месте.
Жара стала невыносимой. Вся поверхность озера была покрыта пламенем. Судя по запаху горел разлитый керосин. Языки пламени лизали кирпичные стены. Клубы черного дыма поднимались вверх и уходили в дымоход. Кислород, необходимый для горения, подавался потоком воздуха, дувшим ему в спину.
Пластиковая ткань одежды Блейка начала плавиться от жары. Он снял с себя все, разбежался и прыгнул так высоко и так далеко, как только мог, набрав полные легкие воздуха. Вынырнув у постамента, он обнаружил зону, где поверхность воды была свободна от горящего пламени, здесь находилась труба постоянно подающая в бассейн свежую воду. Здесь можно было перевести дыхание, прежде чем приступать к поиску трубы — пути наружу. Ничего оригинального, школьная задача про бассейн и две трубы. Впрочем искать особенно не придется, течение подсказывало его ногам в каком направлении нужно двигаться. Нужно только хорошо провентилировать легкие — ему придется еще раз проплыть под водой ни как не меньше десяти метров. Заплыв должен окончиться благополучно, ведь все это было построено не для того, чтобы топить испытуемых. Рассуждая таким образом, он принял решение и нырнул.
Течение утащило его в трубу, он больно ударился головой там где она поворачивала, плыл, помогая течению, как дельфин, вытянув вперед руки и извиваясь всем телом, иначе было не возможно — кирпичная труба была слишком узкой и покрыта водорослями. Внезапно скорость потока резко возросла, он почувствовал, что куда-то летит по воздуху, но тут же упал обратно в воду, в холодную, ледяную воду.
Это было другое помещение, новая его тюрьма из которой нужно было искать выход. Он быстро осмотрел ее. Огромный бронзовый кувшин, из которого он свалился, держала в руках колоссальная, мраморная статуя Наяды, стоящая в центре бассейна. Гладкие неровные бело-голубые стены, верх их терялся в ледяном тумане, сквозь который откуда-то сверху пробивался солнечный свет. Блейк вплавь обогнул кругом постамент статуи и сделал вывод, что другого выхода нет, кроме как карабкаться по стенам и делать это следует немедля, пока не окоченел от холода окончательно.
Он подплыл к стене, она была бетонной, холодной как лед. В бетоне были выступы и трещины, и стена имела небольшой уклон облегчающий подъем. После начала подъема стал слышен постепенно возрастающий звук заработавшего двигателя, а сверху на него обрушились мощные потоки воды, сбросившие его опять в бассейн, превратившийся в бурлящий котел ледяной воды. Как ни странно, его уровень оставался неизменным. Блейк почувствовал чувство уважения к конструкторам этой хитроумной гидравлической системы которая функционировала так же хорошо, как и столетия назад, когда она была создана.
Но где же выход из этой ситуации? Он внимательно присмотрелся и увидел, что падающий поток не равномерен. В нескольких местах стена имеет выступы, разрезающие воду, как нос корабля, и на них напор практически отсутствует, по-крайней мере такой, что сбросить его не должен. По этому гребню, цепляясь за выбоины, наверняка сделанные специально, можно была подняться. И Блейк стал карабкаться. Медленно. Не раз он едва не срывался, когда нога соскальзывала или крючковатые пальцы грозили ослабить хватку. После получасового кошмарного подъема он был уже в двадцати метрах над бассейном. Вот уже почти пройден самый опасный последний метр подъема. Собрав все оставшиеся силы, цепляясь пальцами рук, ног и даже зубами за трещины и выступы, он перевалил через край водопада и лег плашмя, вцепившись в бетон.
Двигатель замолчал, работа насоса прекратилась, водопад закончился. «Очищение водой» он прошел.
Послышался нарастающий свист и более низкий, трепещущий звук, подул теплый ветер. Блейк огляделся. — Цилиндрическое помещение, по окружности которого шла не очень широкая терраса, на ней он и лежал. Терраса имела небольшой уклон к стене с отверстиями труб, из которых сейчас вместо воды поступал теплый воздух. Через большие световые люки в сводчатом потолке светило солнце, туман рассеялся.
Кожа Блейка быстро высыхала хотя с волос все еще капала влага. Он согрелся и пришел немного в себя. Из помещения был только единственный выход, — арочный туннель, пройдя по нему несколько метров, Блейк очутился на краю обрыва. Стены были только слева и справа. Иллюзия безграничного пространства была совершенной. Он находился в нескольких метрах над облаками. Розовые лучи солнца освещали темные башни кучевых облаков, перистые и грозовые облака простирались повсюду до самого горизонта. — Довольно качественная голограмма.
Молния раздвоилась в далекой грозовой туче. Раздался отдаленный раскат грома. Ветер посвежел. Блейк стоял обнаженный на краю пропасти. Интересно, чего от него теперь ждут? Может быть какая-нибудь летающая машина или огромная птица появится из облаков?
Гул раздающийся снизу стал оглушающим. Блейк стал на четвереньки, а затем лег, выставил руку за край обрыва — поток воздуха был ураганной силы и держал руку горизонтально, она лежала как на твердом столе. На величественную картину облаков этот ветер ни какого влияния не оказывал, они продолжали двигаться безмятежно и плавно.
Вдруг, на фоне облаков, совсем рядом, возникла фигура человека с очень знакомым лицом. Да это Локеле!? Локеле улыбаясь протягивал руку. Блейк улыбнулся в ответ и схватил ее, но Локеле оказался иллюзорным, как и облака вокруг. Он летел как птица, руки отставлены в стороны и согнуты в локтях, спина прогнута, голова слегка приподнята, ноги раздвинуты. Изменив положение корпуса, он полетел вниз под углом, затем вновь горизонтально и исчез.
И тут Блейк понял, что ему предстоит. Он вспомнил, что когда-то читал описание аттракциона в вертикальной аэродинамической трубе. Локеле наглядно показал, как ему следует себя вести, провел можно сказать начальный инструктаж. Но ведь он не парашютист, как у него все это получится? Какая высота, есть ли внизу предохранительная сетка? Вопросы, вопросы и страх. Слова заклинания вырвавшиеся из пасти шакалов эхом отдавались в голове Блейка «…и если он сможет преодолеть страх смерти, он покинет лоно Земли, но затем увидит свет…».
Он отполз от края обрыва, еще раз попытавшись убедить себя в здравомыслии или, по крайней мере, в практичности тех, кто устроил этот аттракцион, поднял руки, побежал и нырнул с уступа так далеко, как только смог.
Ветер ревел у него в ушах, облака неслись мимо него с ужасающей скоростью. Блейк кувыркался, молотя воздух руками и ногами, тщетно стараясь принять правильную позу, наконец это ему удалось. Судя по облакам, падение его замедлилось, почти прекратилось. Интересно, как далеко он упал, и что делать дальше? Он висел в огромной аэродинамической трубе и не знал, где находятся стены, как далеко пол, и не имел ни малейшего представления, как ему выбраться.
Из облаков над ним появилась Кэтрин. Она направилась к нему и прикоснулась. Ощутимое прикосновение. Она была настоящей. Улыбнувшись, жестом пригласила Блейка следовать за ней, развернулась и нырнула прочь, в черные бока ближайшей грозовой тучи. Блейк с трудом, но все же вошел в пике и направился туда же. Когда он влетел в облако погас свет. В темноте Блейк упал на пружинящую мягкую сетку, цепляясь за нее, он наконец добрался до твердой поверхности. Оглушающий рев стих.
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел впереди фигуру Кэтрин, окаймленную слабым голубым светом. Она поманила его рукой, затем повернулась и пошла прочь.
Блейк шел напрягая зрение, слух его понемногу восстанавливался и стал слышен играющий орган. В темноте появились точки света, бесконечно далекие, сверху, снизу и со всех сторон. Твердая гладкая поверхность, по которой он шел, была прозрачна и не отражалась, создавалось впечатление, что они с Кэтрин путешествуют среди звезд. Вот знакомые созвездия: Парус, Крест, Центавр. Звуки музыки заполнили все пространство. Это была заключительная часть симфонии № 3 Сен-Санса, радостный гимн, воинствующий в своей радости. Трубы пылали, рояль дрожал, как падающая вода, струны торжествующе взмывали ввысь. Все логично, подумал Блейк, три этапа «очищения» — огнем, водой и воздухом.
Из темноты появилась процессия, все в белых развевающихся одеждах, впереди шел Леке. Когда он проходил мимо Кэтрин, она присоединилась и пошла позади него, ей дали накинуть на себя белый плащ.
Леке остановился перед Блейком. У Леке сочувствующие глаза, в уголках изящного рта играет улыбка. Леке накинул белый плащ на Блейка и произнес достаточно громко, чтобы все услышали:
— Добро пожаловать, мой юный друг, выпей Зелье Мнемозины, приди в ряды посвященных. — Он протянул обеими руками, оказавшуюся у него чашу, Блейку.
Блейк взял его и выпил без колебаний. На вкус это была всего лишь холодная вода. Над головой вспыхнула звезда, заливая пространство вокруг ослепительным светом. Звезда погасла и вокруг вновь наступила тьма уже без звезд, а когда зажегся свет, он увидел, что они находятся в скромном и довольно простом зале, стены которого из песчаника украшали только пилястры. Одна особенность зала делала его необычным: в дальнем конце возвышалась десятиметровая статуя Афины в шлеме на троне, являющемся органом.
Дальнейшее он помнил смутно, одни обрывки, видимо в чаше Мнемозины была не просто вода: разговоры старожилов, о их опыте прохождения обряда… Кэтрин в темной комнате, где между ними не было ничего, даже льняных одежд… ворота зоосада…
Проснулся от долгого сна он в своей комнате. — Его вызывали к Леке…
— Ах, Гай, как хорошо, что ты так быстро пришел. Пожалуйста, присаживайся.
Леке, элегантный, как всегда, в серых летних брюках и тонкой клетчатой хлопчатобумажной рубашке, сидел за столом на своем обычном месте. Он слегка прижал палец к уху:
— Присоединяйся к нам, Кэтрин.
Открылась дверь в соседний кабинет и с большим тонким портфелем в руках, в строгом деловом костюме вошла Кэтрин.
— Гай, каждый посвященный служит общему делу там где его талант, его способности принесут наибольшую пользу, — продолжил Леке. — Ты обладаешь уникальным сочетанием физических способностей, быстроты и смелости, ты превосходный актер, у тебя редкий талант к древним языкам — прогресс достигнутый с иероглифами, весьма примечателен, и я хочу, чтобы ты присоединился ко мне и Кэтрин в одном из наших специальных проектов.
— Конечно, чем я могу вам помочь? — сказал Блейк. У него на мгновение мелькнула мысль, что имелось ввиду под определением «превосходный актер», может то как он работал в цирке? Хотя вряд ли. Мысль ушла, а зря нужно было задуматься и насторожиться, тем самым избежать дальнейших ошибок.
— В подвале Лувра, мы знаем, хранится оригинал вот этого папируса — он указал на свиток, который Кэтрин достала из портфеля. — на этой копии отсутствуют ряд очень важных деталей, которые должны быть на оригинале. Ты должен найти его.
— А когда я его найду?
— Тогда ты его украдешь.
Блейк склонился над свитком, который Кэтрин развернула на столе, и долго его рассматривал:
— Это похоже на инструкцию по постройке пирамиды.
— Отчасти ты прав. Этот папирус, как мы думаем, является чертежом пирамиды, которая может быть использована для определения местоположения определенного места в египетском небе. Знание его жизненно важно для нашей миссии.
Тут впервые заговорила Кэтрин:
— Эта копия содержит много ошибок, но если оригинал не поврежден, я смогу восстановить звездную карту по содержащейся в нем информации.
— Вы математик? — Блейк с любопытством посмотрел на нее.
Она взглянула на Леке, тот улыбнулся:
— У каждого из нас есть множество талантов. Как следует запомни, это изображение, мы можем дать тебе лишь приблизительное представление о его местоположении, найти его придется тебе самостоятельно.
Блейк не колеблясь кивнул:
— Для меня будет честью помочь вам, чем смогу, сэр.
— Ну тогда слушай. — И Леке начал подробно рассказывать Блейку, как будет совершена кража.
На следующий день Блейк шел по мосту Искусств, мосту художников и влюбленных, одетый как обычный турист, намереваясь посетить Лувр, осмотреть место предстоящей кражи. В переполненном вестибюле знаменитого музея он остановился у информационного киоска, связался с компьютером своего лондонского дома, и послал ему список цифр и поручение оправить в Порт-Геспер факс: «Давай снова поиграем в прятки…». Эту операцию пришлось делать очень быстро, так как длительное использование его домашнего компьютера требовало охлаждения центрального процессора, и он никак не мог сделать это удаленно. Список цифр — зашифрованное послание, был составлен вчера с использованием книги в Национальной библиотеке, точно такая книга стояла у него дома на полке.
Блейк считал, что он уже не находится под наблюдением Афанасийцев, но он жестоко ошибался.
Получив от Блейка факс: «Давай снова поиграем в прятки…», Спарта на следующий день катером Комитета Комического Контроля отправилась на Землю. — Ей приказали туда прибыть.
По прилете у Спарты состоялся очень встревоживший ее разговор с командором — начальством, отправившим ее с заданием в Порт-Геспер.
Командор прямо заявил, что ее задержка на Венере, во время которой она спасла археологов, была организована им в связи с тем, что ему понадобилось время для проведения в частном порядке небольшого расследования:
— В самом деле — разбитый корабль, дыра в станции, капитан Антрин превратилась в человеческий овощ. После всей этой суматохи я решил, что пришло время провести собственное небольшое расследование. Без тебя рядом, чтобы редактировать файлы для меня. — Он искоса взглянул на нее. — У тебя это слишком хорошо получается. Правильность такого моего решения подтвердили твои подвиги при спасении археологов. Все это заставило весьма меня заинтересоваться твоей личностью.
На вопрос Спарты — «где я смогу ознакомиться с результатами расследования?», морщинистое лицо командора исказилось в хищной улыбке:
— Ты нигде их не прочтешь. Они только здесь. — Он постучал себя по голове. Затем провел рукой по седой шевелюре:
— Я опросил твоих старых боссов, твоих старых учителей в бизнес-школе, средней школе. Никто из них не узнал твою голограмму. Хотя некоторые из них вспомнили тебя, когда я показал им твои документы. Я искал твоих родителей, ходил в похоронное бюро на Лонг-Айленде. Никто толком не помнил, но, конечно, документация была в порядке, а урны стояли в нише. Я даже провел химический анализ пепла.
Тут Спарта вспомнила о том, как тошно ей было когда она приобретала этот подлинный человеческий прах.
С полминуты никто из них не произносил ни слова.
— Ты когда-нибудь слышала о проекте «Спарта»?
— Да, я читала кое-что об этом несколько лет назад, — это образовательная программа, развивающая интеллект, математику, музыку, социальные навыки и так далее. В Порт-Геспере я встретила Блейка Редфилда, парня, который сам участвовал в проекте.
— А раньше ты его не встречала?
— Да, командор, два года назад он пытался познакомиться со мной здесь, Манхэттене. Он шел за мной пару кварталов. Я сбежала от него.
— А что случилось со «Спартой»?
— Я слышала, что люди, осуществлявшие его, погибли при крушении вертолета.
— Примерно в то же время, когда твои родители погибли в автокатастрофе. Что же мне с тобой делать, Трой? Хорошо, вот что сделаем. — Пройди медосмотр в нашей клинике, я уже побеспокоился, чтобы его результаты попали только ко мне. Потом отправляйся в отпуск. Я свяжусь с тобой, когда ты мне понадобишься. Только не покидай Землю.
— На свою зарплату, я даже Манхэттен покинуть не смогу.
— Расходы оплачиваются в разумных пределах. Сохраняй квитанции. Я думаю ты захочешь встретиться с Блейком Редфилдом в Лондоне. — Сапфирово-голубые глаза на обветренном лице цвета красного дерева смотрели на нее. — Тебе нравится этот парень.
— Спасибо, тогда буду шиковать.
Что он задумал со своими частными расследованиями, со всеми этими неискренними вопросами о Спарте, о Блейке? Если он из тех, кто отправил ее в Порт-Геспер, чтобы уничтожить, не привлекая к этому внимания, значит он знает кто она и ни какие проверки ни к чему. И зачем тогда этот разговор? Но если он не из них, возможно он заподозрил, что она или Блейк из них. А может, ему просто любопытно.
Что бы ни было на уме у командора, она уже привыкла к медицинским осмотрам. Ее аналитическое обоняние, инфракрасное зрение, перестраиваемые слух и зрение, фотографическая управляемая память были обусловлены перестройкой на клеточном уровне нервов, коры и гиппокампа мозга и это было невозможно обнаружить методами стандартной диагностики. Что касается остального, то Спарта обладала такой степенью контроля над своим метаболизмом, что могла легко обеспечить нужные ей результаты анализов.
Для объяснения наличия у нее системы подногтевых шипов, которую могли позволить себе только баснословно богатые люди, у Спарты была уже готовая, подтвержденная документами, история о том, что ей сделали операцию по льготной цене, испытывая новую технологию.
Единственное, что ее всегда волновало, это листы полимерных структур под ее диафрагмой и все что с ними было связано. Они не могли быть скрыты,только объяснены. Ее ребра и руки были пронизаны трансплантатами из искусственной кости экспериментального керамического типа. «Несчастный случай», который «произошел» с ней в шестнадцать лет, послужил этой цели. Спарта подозревала, что одной из причин убедительности ее объяснений было то, что люди, имплантировавшие эти системы, позаботились о том, чтобы при стандартом медицинском исследовании нельзя было определить чем они являются в самом деле — батареями, генератором, дипольными микроволновыми антеннами.
Она вошла в клинику. Полчаса понадобилось диагностическим устройствам чтобы «просветить ее насквозь, вывернуть ее наизнанку», а суперкомпьютерам обработать данные. Результаты осмотра попадут только командору, но Спарта надеялась, что обман сошел ей с рук и на этот раз.
Спарта и хотела, и не хотела видеть Блейка, — она боялась в него влюбиться, и это могло помешать ей отомстить за то, что с ней и ее родителями сделали. Но, с другой стороны, Блейк мог бы помочь узнать, что стало с ее родителями, и она отправилась через Атлантику в Лондон.
Во время своего путешествия она приняла обычные меры предосторожности, чтобы избежать возможной слежки, но если командор отрядил за ней настоящих профи, то этих предосторожностей, конечно, было бы явно не достаточно. Впрочем она решила не делать большой тайны из своего визита.
Спарта осторожно поднялась по узкой лестнице в квартиру Блейка Редфилда в лондонском Сити. Позвонила, ответа не последовало. Ее ладонь зависла над буквенно-цифровой клавиатурой его устаревшего магнитного замка, анализируя структуру поля. Через несколько мгновений, руководствуясь интуицией, она расшифровала его комбинацию — C7H5N3O6. Что было очень похоже на Блейка, это была формула тротила.
Пальцы Спарты заплясали по клавиатуре. Прежде чем толкнуть дверь, она заколебалась. Блейк, конечно, не был глуп. Блейк был из тех, кто предупреждает нежданных гостей, а если они игнорируют его предупреждение, оставляет им маленькую поздравительную открытку. Одна-две гранулы тротила или, скорее всего, нитроглицерина, что-то в этом роде. Она приблизила нос к двери и принюхалась. — Ничем подобным не пахло.
Но последним, кто коснулся этой дверной ручки, был не Блейк. Безошибочно пряный аромат Блейка был заглушен явно женским запахом. Кем бы она ни была, сейчас ее внутри не было. Отпечатки ее пальцев были недельной давности. Спарта сунула руки в карманы и вытащила пару прозрачных тонких полимерных перчаток. Кто-то побывал в квартире Блейка с тех пор, как он был там, и она могла вернуться. Спарта не собиралась оставлять следов своего визита.
Она осторожно толкнула дверь и отступила назад, когда та распахнулась. — Фейерверка не произошло. Нетерпеливо заглянула в гостиную Блейка, ощутила наличие электронапряжения в датчиках давления под ковром на лакированном дубовом полу и заметила установленные в углах потолочной лепнины детекторы движения, невидимые никому другому, подняла руки, нащупывая их волновые поля. Ее живот на мгновение вспыхнул огнем, и три быстрых выстрела отключили сигнализацию Блейка. Она вошла в квартиру, поставила сумку на пол и тщательно закрыла за собой дверь.
Слева от нее было эркерное окно, затененное большим вязом. Проливной дождь непрерывно шелестел листьями вяза. Бледно-зеленый свет позднего вечера просачивался сквозь исчерченные дождем стекла и придавал квартире водянистый вид аквариума.
Стены были уставлены книжными полками с впечатляющим количеством настоящих книг, сделанных из бумаги, ткани и кожи. Многие из которых были в разобранном состоянии в прозрачных пластиковых конвертах, другие были в первозданном виде. Свободное от книжных полок пространство стен, окрашенных в кремовый цвет, занимали живописные полотна старых мастеров и вставленные в рамки страницы редких рукописей.
Спарта прошла по тихим комнатам. Блейк неплохо жил на гонорары за консультации, не говоря уже о доходах от солидного трастового фонда (заслуга отца); это давало простор его коллекционерской страсти и пристрастию к китайской мебели и восточным тканям.
Ее взгляд фокусировался на поверхностях, просматривая все трещины, уши фиксировали шумы за пределами человеческого частотного диапазона, ниже человеческого порога слышимости, нос принюхивался в поисках химических намеков. — Если бы в комнате были мины-ловушки или скрытые передатчики-приемники, она бы их обнаружила.
Блейк покинул свою квартиру по меньшей мере две недели назад. Повсюду отпечатки его посетительницы были более свежими, нигде его отпечатки не накладывались на ее.
Спарта заглянула в спальню. Кровать была застелена свежими простынями, а шкаф был полон костюмов, рубашек и обуви. Блейк был настоящим денди, но если что-то и пропало из этого обширного гардероба, Спарта об этом не узнает. Она заметила, что женщина рылась в его вещах.
Шкафчик в ванной. — Там тоже были видны следы обыска.
Кухня. Все чисто, прибрано, мусоропровод не использовался уже неделю. — Либо Блейк спланировал свой отъезд, либо кто-то прибрался за ним.
Мастерская. — Небольшая комната с единственным окном, из которого были видны кирпичные стены соседних домов. Ряды аккуратно помеченных бутылок с химикатами выстроились на полке вдоль стены над столом. Его столешница из углеродного волокна носила следы проводившихся опытов, — обрывки микроэлектронной подложки, брызги металла, пятна химикатов. В углу комнаты обнаружилась небольшая раковина, над ней смеситель воды с фильтром. В этот фильтр был вмонтирован системный блок мощного компьютера. При работе на полную мощность блоку требовался постоянный поток охлаждающей жидкости. Все остальные части компьютера находились на рабочем столе, на них также остались отпечатки посетительницы. Но вот получила ли она доступ к его памяти?
Спарта включила холодную воду, сняла перчатку с правой руки, ввела подногтевые шипы в отверстия на задней панели клавиатуры. Она преодолела вполне компетентную защиту компьютера за долю секунды, и его информационные внутренности начали разливаться перед ее мысленным взором быстрее, чем вода, которая лилась в раковину. Из одной сработавшей мины-ловушки в системе безопасности Блейка и нескольких не сработавших стало ясно, что ни один посторонний не проник внутрь. На плоском экране мелькала мешанина буквенно-цифровых символов и графических изображений, но Спарта не рассматривала их: данные текли прямо в ее нервные структуры.
Маленький компьютер был настолько вместителен, что Спарте потребовалось аж несколько секунд, чтобы прочитать каталог сохраненных программ и файлов.
Блейк интересовался взрывчатыми веществами, сложность программы для моделирования взаимодействий ударных волн показывала, что его интерес к созданию взрывов был больше, чем просто озорным хобби. Программы для химического анализа имели отношение помимо взрывчатых, к горючим веществам, ядовитым газам и другим подобным любезностям, а также отношение к анализу бумаги и чернил.
Из всех папок самой большой была библиография. Спарта не удивилась бы, если бы здесь были перечислены все издания всех книг, изданных на английском языке за последние триста лет. Но один крошечный файл привлек к себе ее внимание. — «ПРОЧТИ». Она улыбнулась. Блейк знал, что она может взломать любой компьютер почти без усилий, хотя и не понимал, как она это делает, а она не хотела говорить ему об этом. Спарта не сомневалась, что «ПРОЧТИ» предназначалась ей. Файл содержал 102 группы цифр: 311,314, 3222… Всего таких групп было 102, и ни одна из них не имела менее трех чисел или более шести, и ни одна не повторялась. Первые несколько групп начинались с цифры 3, следующие несколько начинались с цифры 4 и так далее, в возрастающем числовом порядке. Последние группы все начинались с 10.
Это был явно книжный шифр. Неуклонное увеличение начальных цифр подсказало Спарте, что Блейк использовал простейшую форму шифра первая цифра или две всегда будут номером страницы, от страницы 3 до страницы 10. Вторая одна или две цифры будут отсчитывать строки страницы, а оставшиеся одна или две цифры будут указывать на расположение буквы в строке.
Оставалось найти нужную книгу. Поскольку послание предназначалось ей, эта книга должна быть хорошо знакома им обоим.
Спарта запомнила все 102 группы цифр, выключила компьютер и отправилась в гостиную. Смеркалось. Дождь все также барабанил по листьям вяза.
На полках не было ни одной версии «Семи столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса. — Одна из кандидатур отпала. Из всего множества остальной литературы лишь одна книга была им знакома еще с детства, с тех времен, когда они были воспитанниками «Спарты». Она сняла ее с полки: Говард Гарднер. «Струкура разума: теория множественного интеллекта» Теория Гарднера оказала большое влияние на родителей Спарты, и они задумали проект «Спарта». Когда после нескольких секунд сосредоточенности и перелистывания страниц Спарта расшифровала последнюю группу,то получила следующий результат из ста двух букв: жднщжйерртйзпжгдфищубжежщэьбуобжейндчщкцпзанпбжьеьнылпназпацжйерьгжфвиаупкфеибйпнеуосжхафигшатргмжфежю.
Спарта не удивилась. Собственно, именно этого она и ожидала. Ключом к каждому шагу Блейка в этой игре в прятки был их общий опыт пребывания в Спарте. Оставалось применить шифр Плейфэра. Она мысленно построила прямоугольник, попробовав в качестве ключа слово «СПАРТА»:
С П А Р Т Б В Г
Д Е Ж З И Й К Л
М Н О У Ф Х Ц Ч
Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я
Разбив полученные 102 буквы на пары, быстро произвела преобразования. Послание гласило: ЕЛЕНЕ ИЗ ПАРИЖА ЕСЛИ ТЫ НАЙДЕШЬ ЭТО НАЙДИ МЕНЯ В КРЕПОСТИ ИЩУЩЕГО ПЕРВОЕ ИЗ ПЯТИ ОТКРОВЕНИЙ ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ ПРАВОДНИК.
Спарта свернулась калачиком в большом красном кожаном кресле Блейка и смотрела в окно на падающий дождь, на движущиеся листья и тени, сгущающиеся в ветвях вяза, размышляя над загадкой. В конце концов она пришла к выводу, что Блейк в Париже и, возможно, работает в египетской коллекции Лувра. Но было не ясно, зачем ей понадобится проводник и случайно ли слово проводник написано с ошибкой? Может быть этим Блейк хочет ей что-то сказать? В любом случае здесь больше делать нечего.
Спарта вскочила, взяла сумку, включила сигнализацию и вышла, торопясь успеть на следующий самолет до Парижа.
Она не могла знать, что опоздала уже на неделю.
За неделю до этого.
Тонкой серой полоской света просачивался рассвет сквозь дверцу шкафа, в котором Блейк провел всю ночь. Послышались чьи-то шаги и ворчливое ругательство. После практически бессонной ночи среди швабр и метел тело было как деревянное, хотелось есть или хотя бы выпить чашку крепкого кофе.
Блейк зевнул, энергично затряс головой, открыл дверь и вышел из шкафа, неся ведро с жидкостью для снятия лака, пригоршню тряпок и щетку. Он присоединился к группе рабочих, направлявшейся в хранилище. Понедельник. Утро. Лувр закрыт для всех, кроме ученых, рабочих и служащих.
— Доброе утро, месье Гай. — По-французски приветствовал его бригадир, с которым видимо все было «улажено», чтобы он не заметил лишнего человека в своей команде.
Пятеро мужчин и женщин, одетые так же, как и он, в синие, заляпанные краской халаты, стали спускаться по лестнице. За ними следовал охранник — седовласый джентльмен в старомодной черной униформе, лоснящейся от старости.
В подвале они разделились. Блейк и два рабочих свернули в длинную комнату с низким потолком, освещающуюся старинными лампами накаливания, которые светили слабым желтым светом. Комната была заставлена рядами массивных дубовых шкафов, с которых необходимо было удалить слой трехвекового почерневшего лака.
Все работали кое-как, никто не считал работу по-настоящему необходимой, скорее всего это было одним из способов по «отмыванию» денег. Прошел час. Никто не обращал на Блейка внимания. Скучающий охранник был где-то в коридоре.
Блейк прокрался по проходу между шкафами по маршруту указанному ему Леке. Здесь в шкафах, в картонных коробках хранились свитки папируса. Нужного ему свитка не оказалось в том шкафу, где он должен был быть. Все коробки он открыл, каждый свиток развернул и осмотрел. — Работа пыльная и нервная.
Блейк осторожно выглянул из-за шкафа. Его товарищи по работе, каждый копошился в своем углу. Наугад стал осматривать шкаф слева. К хлопчатобумажной ткани рядом с одним из свитков была приколота выцветшая надпись, указывающая на его происхождение: «вблизи Гелиополиса.1799». Это было уже «горячо», поскольку вскоре после этой даты французы вывезли из Египта коллекцию египетских древностей, которую собирали там французские ученые в течении трех лет. И значит большая вероятность, что нужный ему документ где-то рядом.
Отправка происходила при весьма драматических обстоятельствах. В 1801 году французы потерпели в Африке поражение от англичан и по договору о капитуляции французы могли забрать с собой оружие, часть артиллерии, личные вещи и научные инструменты, привезенные из Европы. Но коллекцию египетских древностей взять с собой не разрешалось. Под давлением угрозы утопить коллекцию в море англичане все же позволили погрузить экспонаты. Однако еще не расшифрованный Розеттский камень оставили себе и он до сих пор хранится в Британском музее, «славный трофей британского оружия», как выразился британский командующий.
Развернув очередной свиток, Блейк сразу понял, что нашел то, за чем пришел. Он не был профессиональным математиком или астрономом, но его зрительный и пространственный интеллект был высокоразвит и после слов Кэтрин, о возможности определения местоположения определенного места по папирусу, потратил несколько часов, изучая звездные карты и ему стало ясно на какое созвездие указывала изображенная на папирусе пирамида. Кроме того прочитанное позволяло предположить о посещении Земли инопланетянами.
Блейк расстегнул халат, снял тонкий пуловер и сунул свиток в сшитый на заказ холщовый мешок, висевший под левой подмышкой. Застегнул халат и, приведя все в порядок, вернулся на место своей работы.
В десять часов рабочие сделали перерыв. Блейку удалось, не обратив на себя внимания, покинуть здание.
Усатый охранник у решетчатых железных ворот, по виду двойник того что находился в подвале, прижав палец к правому уху, о чем-то увлеченно говорил по комлинку.
— Открой, пожалуйста. Мне нужно кое-что взять из машины.
Охранник раздраженно посмотрел на него и, продолжая говорить, открыл ключом ворота. Выйдя на улицу, Блейк в недоумении остановился. «И что, все так просто? Он сейчас уйдет и никто никогда не узнает о краже?!»
Это устраивало Леке, но не входило в планы Блейка. Он повернулся к охраннику и крикнул по-французски: «Слышь, ты, Идиот!».
Охранник сердито обернулся. Блейк дал ему хорошенько рассмотреть себя, а затем выстрелил ему в шею дротиком с транквилизатором, из миниатюрного пистолета, который был пристегнут к его правому запястью. Быстро зашагал прочь, к тенистым аллеям Тюильри. В ближайший мусорный бак выбросил рабочий халат. Не торопясь перешел реку. Сделал пару кругов вокруг Сен-Жермен-де-Пре и отправился на улицу Бонапарта к офису редакции Леке.
Прием ему был оказан довольно странный. Леке равнодушно принял у него папирус, с минуту молчал, затем по комлинку вызвал Кэтрин и обратился к Блейку, это были его первые слова:
— Верни пожалуйста пистолет с дротиками.
Блейк отстегнул пистолет и положил его на стол. Леке поднял его и лениво стал вертеть его в руках.
Вошла Кэтрин, подошла прямо к столу, склонилась над папирусом, — ее силуэт вырисовывался на фоне рассеянного света высоких окон, — ловко и осторожно развернула. Глянула на Блейка:
— Ты его прочел?
Блейк опустил глаза и начал декламировать:
Могущественный фараон желает, чтобы его писец записал беседу скрытых посланников Бога… чтобы оказать ему честь. Поутру, когда тепло Ра побуждало наши сердца к размышлению, боги-посланники… из дома Ра… великодушное приглашение фараона… приблизились к Его Божественной персоне, принеся дары Бога — металл и тонкую ткань, а также масло и вино в больших стеклянных кувшинах, прозрачных, как вода, и твердых, как базальт… И они демонстрировали многое… демонстрировали искусство землемера… звезды проносились мимо… путешествие, чтобы сделать честь фараону…
— Это настоящий папирус, — сказал Леке. — Возьми его и вперед.
Кэтрин свернула папирус и быстро вышла из комнаты.
— Я не понимаю… — Начал Блейк, но Леке перебил его, впервые взглянув ему прямо в глаза:
— Я не напрасно в тебя верил, никто не обладает твоей силой в таких различных областях знаний. Но даже ты можешь ошибаться, месье Блейк Редфилд.
В комнату вошел еще кто-то, Блейк оглянулся. — Пьер. Блейк мог бы попытаться использовать несколько приемов, чтобы противостоять неизбежному, но в руках Леке был пистолет и он решил, что лучше поберечь силы в надежде на лучшее соотношение сил.
— Я думаю, тебе пора объясниться, друг мой, — сказал Леке.
Блейк солнечно улыбнулся. — Я готов.
— Попозже и не здесь.
Они спустились по лестнице в подвал. Пьер держал Блейка за руку, а Леке шел на несколько шагов сзади. Подвал был пуст. Персоналу и «гостям» было приказано найти себе занятие на весь день. Вот его бывшая комната. Пьер грубо втолкнул его внутрь и запер дверь на замок.
Космическая станция Л-1, это обязательная остановка почти для всех направляющихся на Луну, отсюда на поверхность их доставляли автоматические шаттлы. На станции осуществлялся санитарный и в некотором смысле таможенный контроль. Человек заходил в небольшой отсек, снимал всю одежду и помещал ее в специальный бункер, где она облучалась, обеззараживалась. Одновременно диагностические устройства проводили экспресс-анализ здоровья вошедшего, а компьютер обрабатывал полученные результаты. Параллельно проходило обеззараживание и изучение ручной клади, а также его персонального скафандра, специальными приборами на предмет наличия запрещенного к провозу, особенно наркотиков и всевозможных психотропных веществ. Наркотики были очень популярны на Луне, особенно среди шахтеров. Затем, пока человек одевался, оператор принимал решение, изучив полученную информацию. Все это, не считая времени на раздевание и одевание, длилось около пяти секунд. Ручную кладь и скафандр после обработки персонал размещал на шаттле.
Агроном Клиффорд Лейланд, работающий на лунной базе «Фарсайд», возвращался с деловой поездки в космическое поселение Л-5, которое взяло на себя ведущую роль в изобретении и производстве доморощенных химикатов. За последние месяцы ему пришлось часто ездить туда-обратно и всегда он проходил проверку в смену оператора по имени Брик. Сегодня Брик не выспался, у него болела голова и, увидев знакомое лицо человека, у которого всегда все в порядке, он даже не взглянув в документы и не дав ему времени одеться, буркнул — «проходи», — и нетерпеливо махнул рукой.
Пройдя в соседнее помещение, с одеждой в руках, Клифф натолкнулся на другого пассажира. Ему сказали, что у него в шаттле будет попутчик — русский астрономом, возвращавшийся из отпуска в Закавказье.
Получился конфуз, она оказалась женщиной, только что вышедшей из соседней смотровой и не совсем одетой. Она даже не потрудилась отвернуться, пока Клифф торопливо натягивал брюки и рубашку. Особую пикантность ситуации придавала невесомость.
— Так ты Клифф? А я Катерина. Погоди минуту. — Она не торопясь застегнула молнию комбинезона и улыбаясь протянула руку.
Он неловко пожал ей руку, и, с трудом прочистив горло, произнес:
— Рад познакомиться.
Большинство мужчин пришли бы в восторг при первом же взгляде на Катерину Балакян — высокую, длинноногую блондинку, с завораживающими серыми глазами, искрящимися озорством. Но Клиффорд видел в ней ряд существенных недостатков, во-первых она была на дюйм выше, во-вторых этот ее слишком откровенный взгляд, да и в сравнении с его женой Катерина явно проигрывала. Несмотря на пережитое унижение, пока они забирались в шаттл и пристегивались Клиффорд старался вести себя любезно, не показывая свое раздражение. Они вдвоем и их багаж заняли большую часть пространства в капсуле, хотя номинально она была рассчитана на трех пассажиров.
Старт, полет и вот ответственный заключительный этап. Клифф выглянул в маленькое треугольное окошко и увидел, как быстро приближается поверхность.
— Эту часть полета я ненавижу. — Услышал он слова Катерины. — Как-то раз посмотрела в окно, такое впечатление, что большой грязный пирог летит в лицо. Мне всегда кажется, что разобьемся.
— Но ты на Луне гораздо раньше меня, я думал, ты к этому привыкла.
— Да, но ты больше путешествуешь, а я не создана для приключений.
— Вон гора Терешковой. — Это было уже шестое «приземление» Клиффа на Луну за последние полгода, и впервые ему удалось определить место расположения базы «Фарсайд» из окна шаттла. Дело в том, что она находилась на обратной стороне Луны, чья карта была хорошо знакома только опытным пилотам шаттлов.
Близился конец длинного, в четырнадцать земных суток, лунного дня. Ночью огни базы выдали бы ее. А днем солнце отражалось от поля металлических подсолнухов — антенн телескопов, и от ряда солнечных батарей, которые давали базе большую часть энергии. База находилась внутри одного из немногих узнаваемых ориентиров на местности, большого заполненного лавой, окруженного горами бассейна, известного как «Московское море». Координаты базы 28 градусов северной широты и 156 градусов западной долготы.
Лава на дне «Московского моря» скрывала пещеры замерзшей воды — самый ценный ресурс Луны. Высокие же кольцевые стены огромного кратера и громада самой Луны изолировали базу от радиозагрязнений околоземного пространства, и ничего не мешало радиотелескопам вести непрерывный поиск в космосе.
Другой крупный аванпост на Луне — база «Кейли» — находился почти в самом центре видимой стороны. Здесь происходила добыча полезных ископаемых открытым, с помощью роботов, способом. Богатую металлом лунную почву уплотняли в блоки, затем электромагнитной катапультой отстреливали раньше к Л-2 позади Луны, а в настоящее время к Л-1, а оттуда,тоже катапультой, к растущему космическому поселению на Л-5.
Когда сработали тормозные двигатели, Катерина взвизгнула — визг маленькой девочки, совершенно не уместный для той амазонки, которой она выглядела.
Наиболее заметной особенностью «Фарсайда» был круг из более сотни 200-метровых радиотелескопов. К краю круга тянулась по касательной более чем сорокакилометровая линия электромагнитной катапульты базы. Катрина и Клифф летели почти параллельно этой пусковой установке. Две белые точки отмечали купола обитаемых модулей, рядом с ними располагалось посадочная площадка, а далее простиралась квадратная равнина солнечных батарей.
Электромагнитная катапульта базы «Фарсайд» была способна разгонять до нужной скорости шаттлы на трех человек с багажом и системой жизнеобеспечения. Химические двигатели шаттла использовались только для торможения и маневрирования при подлете к станция Л-1 и Луне. Ракетным топливом служил водород, добываемый из лунного льда.
Тормозные двигатели мягко опустили шаттл на грунт. В кабине затрещало радио:
— Рейс сорок два, поздравляю с прибытием. Балакян, это такси на площадке для тебя. Лейланд, твои встречающие задерживаются на двадцать минут, мерзавцы. Экономь воздух в скафандре, подключись к системе шаттла и жди.
Катерина мелодраматично вздохнула и расстегнула ремни:
— Хочешь подвезу? В моем экипаже есть место.
Клифф вытащил из грузовой сетки большой пластиковый кейс:
— Спасибо, ты…
— Я такая милашка, да? — Катрина захлопала ресницами.
— Ты супер. А это я собираюсь поместить в грунт, который здесь считается почвой.
— Что у тебя там, если не секрет?
— Рисовые побеги. Лучший сорт для низкой гравитации. Выведен на Л-5. С момента прибытия нового контингента из Китая на рис возрос спрос.
Воздушный шлюз на шаттле отсутствовал, они надели скафандры, которые двенадцать часов позволяли находиться снаружи, Катерина нажала клавишу и весь воздух из кабины насос втянул в систему жизнеобеспечения. Открылась дверь, оба пассажира по очереди покинули корабль и забрались внутрь подъехавшего трактора.
— Привет, Пит, тебя что — понизили до тракториста пока меня не было?
— Очень смешно, — проворчал водитель.
Беседа велась по переговорному устройству, которым были снабжены скафандры.
— Вообще-то Пит — аналитик сигналов у нас. Пит Гресс. А это мой новый приятель Клифф. Клифф Лейланд — агроном.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Пит, давай подвезем Лейланда в Главный купол.
Гресс тронул рычаги, трактор резко дернулся бросив Катерину в объятия к Клиффа.
— Слышал, Пит, твой знаменитый дядя снова в новостях? — Сказала Катерина, когда к ней вернулось самообладание, и пояснила — Его дядя — Альберс Мерк.
Клифф вежливо поинтересовался:
— Археолог? Тот самый, которого несколько недель назад спасли на Венере?
— Тот самый. У него самые определенные представления о внеземных существах.
— А то что нашли на Марсе он перевел?
— Перевел, конечно перевел, это самый полный и точный перевод, как говорится «последняя воля и завещание» умирающей цивилизации.
Гресс поморщился:
— Неуместная ирония, Катерина. Он сделал на самом деле не мало. Выдвинул несколько полезных гипотез.
Та рассмеялась:
— Перевод текста требует чего-то большего, чем гипотеза. Видишь ли, Клифф, это у них нечто вроде семейного подряда. Дядя Пита роется в прошлом и пытается прочесть послания из старых бутылок, а Пит смотрит в будущее, стремясь поймать послание со звезд.
— Оно обязательно будет. — Прервал ее Гресс.
— Если твой дядя прав, оно уже было, а ты его пропустил ведь культура Икс мертва уже миллиард лет.
Они быстро приближались к одному из двух больших куполов базы. Из основания купола выступали воздушные шлюзы для автотранспорта и Гресс направился к ближайшему открытому. Когда транспорт развернувшись, задом въехал в пыльный отсек, дверь шлюза автоматически закрылась, из стены выступила гибкая гофрированная труба прямоугольного сечения достаточного для свободного прохода человека, конец ее герметично соединился с задней стенкой трактора. Дверь открылась и через несколько мгновений трактор наполнился воздухом. Люди откинули шлемы.
— Большое спасибо за то что подвезли, — стал прощаться Клифф. — Увидимся в торговом центре?
— Со мной, да, но только не с ним. Он проводит все свое свободное время, пытаясь извлечь смысл из новых вспышек и других подобных вещей.
Пит Гресс пожал плечами, как бы говоря, что вряд ли стоит отвечать на подобную глупость.
Словно повинуясь внезапному порыву, Катрина дернула Клиффа за рукав. — Слушай…
— Да?
— У меня сегодня вечеринка, будем отмечать мое благополучное возвращение. Приходи, так приятно заводить новых друзей.
— Спасибо… Я… Я даже не знаю…
— Просто заскочи. Сделай мне одолжение. Ты тоже приглашен, Пит.
Клифф посмотрел на нее. Ее светлые глаза были просто поразительны. Он пожал плечами:
— Уговорила.
— Значит, в девятнадцать ноль ноль, буду ждать. — Выражение ее лица слегка изменилось, в нем появился намек на торжество.
Клифф по переходной трубе вошел внутрь. Оглянулся. Сквозь толстое стекло шлюза было видно, как трактор выехал обратно в лунный день и развернулся, направляясь к далекому модулю астрономов. Он пожалел о данном обещании, в конце концов, он был счастлив в браке.
Трактор мчался, направляясь к далеким радиотелескопам.
— Ну и представление ты только что устроила, — пробормотал Гресс. — Смотри, не переусердствуй.
Катерина шумно зевнула, демонстративно игнорируя его.
— Ты действительно приглашаешь меня к себе?
— Не говори глупостей. У тебя был свой шанс со мной. И не раз.
— Не знаю, жалеть мне беднягу или завидовать ему.
— Будь у тебя хоть капля воображения, Пит, ты бы ему позавидовал. Но мы уже установили, что у тебя его нет.
Гресс мрачно хмыкнул и сосредоточился на дороге:
— Ты собираешься наконец поговорить о деле?
— Хорошо, хорошо, раз тебе так не терпится. — Ее тон стал более серьезным. — Новости не совсем идеальны.
— В каком секторе?
— В том, который мы собирались обшарить следующим. Наблюдали не там.
Какое-то время он ехал молча, затем с горечью высказался:
— Ты, кажется, радуешься, что наблюдали не там. Послушай, а тебя интересует наша цель? Или тебя интересует только астрономия сама по себе?
— Нет, мне не все равно, Пит, — мягко сказала Катерина. А тебя разве не волнует, что мы настолько приблизились к нашей цели? Все мы?
— Значит Южный крест. — Его голос был полон холодной усталости. — Не могу сказать, что я был к этому не готов.
Клифф Лейланд задержался ненадолго в шлюзе, пока электростатика собирала вредную лунную пыль с его скафандра. В правой руке он по-прежнему крепко сжимал большой портфель, который за немалые деньги привез с Л-5. Затем внутренняя дверь шлюза открылась, и Клифф шагнул внутрь купола. Первоначально в нем на поверхности размещались строители и их техника, но как только появилась возможность, люди ушли под «землю» от космической радиации, метеоритной опасности и сумасшедшего перепада температур на поверхности Луны (от −160 °C до +120 °C). Теперь здесь люди находились только при крайней необходимости, ремонтируя тракторы, крупногабаритные части телескопов, электромагнитной катапульты и тому подобные вещи.
Клифф прошел в вестибюль и спустился по эскалатору к нужной ему станции метро. Через несколько секунд подошел вагон, в который он забрался, усевшись рядом с двумя незнакомыми шахтерами. Население базы «Фарсайд» не превышало тысячи человек и большинство друг друга знали, но это видимо были новички.
Они ехали мимо небольших боковых коридоров, ведущих к общежитиям, офисам, столовым, теннисным кортам, ресторанам, театрам, конференц-залам. Большая часть базы находилась в десяти метрах под землей. Люди входили и выходили на каждой остановке, некоторые в скафандрах, большинство в рубашках с короткими рукавами. На остановке «Агро» Клифф вышел, заглянул к себе домой, снял скафандр, переоделся и отправился на агро-станцию.
У входа его ждал человек в комбинезоне посыльного.
— Лейланд? Вот этот громоздкий пакет у моих ног с какой-то сухой черной гадостью — для тебя. Распишись.
— Странно, а как ты узнал, что именно сейчас я буду здесь?
— Не говори глупости.
Клифф не узнал этого человека, хотя, прежде чем расписаться, пристально глянул на него. Это был молодой человек с густыми черными волосами, тщательно зачесанными назад, с выбритым до синевы подбородком. Он не очень-то походил на обыкновенного посыльного. Клифф вернул бумагу и повернулся, чтобы уйти.
— Эй. Ты же мне должен кое-что передать, — услышал он настойчивый шепот. Клифф обернулся.
— Что?
— У тебя для меня, что, ничего нет?
— Насколько мне известно, нет, — озадаченно ответил Клифф.
— Послушай, но ты ведь Клифф Лейланд?
— Да, он самый.
Черноволосый откинул голову назад, открыл рот в изумлении:
— Разве ты меня не помнишь, наш небольшой разговор в гостиной за пару дней до твоего отъезда на Л-5? Ты обещал навестить одного из моих друзей.
Лицо Клиффа застыло:
— О, так это был ты. Тебя не узнать без того клоунского наряда.
— Хватит шутить, давай сюда что принес.
— Знаешь, я тогда был изрядно пьян, а на трезвую голову хорошенько подумал и решил с вами не связываться.
— Ты понимаешь, что говоришь, парень? Нет, старик, ты не понимаешь. Ты можешь об этом сильно пожалеть. Ведь тебе доверились.
Лицо Клиффа потемнело от гнева и он сделал шаг к парню:
— Слушай сюда, я хочу, чтобы ты убрался отсюда немедленно. Держись от меня подальше. Скажи своим друзьям, чтобы они тоже держались от меня подальше. Или я сдам тебя полиции.
— О, блин…
— Тебе не о чем беспокоиться, если ты просто будешь держаться в стороне. Никто не узнает о ваших предложениях. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь снова заговорил со мной на эту тему.
— О боже, ты…
— Убирайся. — Клифф говорил решительно, твердо.
Посыльный выглядел таким расстроенным, словно оплакивал потерю друга, он уже похвастался перед корешами своим успехом и теперь предвидел проблемы. Бросив на Клиффа последний пораженный взгляд, медленно пошел прочь.
Клифф прошел в свою обитель — светлые квадратные комнаты экспериментальных теплиц и занялся делом. К тому времени, как он посадил нежные побеги нового сорта риса, уже было семнадцать часов и он проголодался. Приведя себя в порядок, отправился в столовую.
Клифф ел в одиночестве за столом на четверых. Скатерть и свечи, парчовые и бархатные стены, глубокий ворсистый ковер, потолок из красного дерева и теплый свет должны были помочь Клиффу забыть, что он заперт под землей в чужом мире.
После легкого ужина он отправился в свою крошечную квартирку и принялся набирать письма Майре и детям. Он бы поговорил с ними по видеосвязи, если бы мог себе это позволить, но семейные ресурсы были ограничены. Поэтому он мучительно составлял фразы, которые появятся на экране в квартире Клиффа и Майры. В Каире, на далекой земле.
Моя дорогая Майра. Я совершил еще одну успешную поездку на Л-5 и обратно. Там разработали высокоурожайный сорт риса, который хорошо зарекомендовал себя, и мы собираемся попробовать его здесь. Поездка прошла без происшествий, хотя надо признать, что, совершив уже много поездок, я к ним так и не привык. Одинок, как всегда. Люблю тебя и нашего малыша, скучаю, жду не дождусь встречи.
Привет Брайану и Сьюзи!
Брайан. У меня для тебя есть несколько хороших образцов камней из разных районов Луны. Некоторые районы ты можешь видеть с Земли, когда Луна полная, но то место, где я живу сейчас, ты видеть не можешь.
Сьюзи, когда я вернусь домой, а это будет скоро, я привезу тебе немного лунного шелка, который делают шелкопряды, живущие здесь, на Луне, такого шелка на Земле не найдешь.
Я очень люблю вас обоих, пройдет совсем немного времени и мы снова будем вместе. Заботьтесь о маме. Ваш отец.
Клифф нажал кнопку «Отправить» и откинулся на спинку стула. Сейчас бы отдохнуть, но он обещал Катерине заглянуть на ее вечеринку. Тем более, что заснуть все равно не удастся. Все эти метания в пространстве совсем разладили его внутренние часы. Разладилось внутри и еще кое-что. Его беспокоило, что он не мог думать о своем новорожденном с чувствами, которые должен испытывать отец, и вообще привязанность к семье как-то ослабла. И эта Катерина. Приходилось убеждать себя, что он не должен, что было бы лучше остановиться. Но…
Он выскользнул из кресла и направился в крошечную ванную. Посмотрел на себя в зеркало. В последний день своего долгого путешествия на Л-5 он даже не побрился. Бледная, как у всех лунных подземных жителей, кожа, сохранившая остатки былого африканского загара. Тем не менее из зеркала смотрел симпатичный тридцатичетырехлетний, темноволосый, стройный мужчина, следящий за своей внешностью. Он долго возился с бритвой, пока его кожа не заблестела. Достал из шкафа хрустящую пластиковую куртку, надел ее и вышел.
К астрономам предстоял долгий подземный путь на метро. Клифф проделал его в глубоком раздумье. Не успел он опомниться, как оказался у дверей квартиры Катерины Балакян. Постоял, помолчал, потом глубоко вздохнул и постучал.
Дверь открылась:
— Клифф! — На ней было короткое черное облегающее платье, высоко сидящее на бедрах, ожерелье из матового алюминия и обсидиана покоилось на ее гладкой искусственно загорелой груди. Она ухватила его за рукав и втащила внутрь.
На столе горели свечи. Бутылка шампанского «Луна» потела в ведерке, рядом стояли только два бокала.
— А где все остальные?
— Для банды, с которой я тусуюсь, еще слишком рано. Давай мне твою куртку. — Она была позади него, уже снимая ее с плеч. — Могу я предложить тебе выпить?
— Сегодня лучше бы это была сельтерская. Что-то я не в форме.
— Попробуй это. — Она сняла пробку с игристого вина. — Гарантированно обойдется без похмелья. — Она налила и протянула ему. Он поколебался, но все же взял. Улыбаясь она налила себе и чокнулась с ним:
— Вот видишь? Тебя можно убедить.
Он отхлебнул шампанского, — кислая шипучая дрянь, не привык он к такому, причмокнул губами:
— Не плохо.
Убегая от широко раскрытых серых глаз Катерины, оглядел ее квартиру, вдвое большую, чем та, которую он делил с другим временным холостяком. Стены были увешаны большими цветными голограммами мест, где она работала раньше. Был хороший снимок сдвоенных цилиндров Л-5 с расстояния пяти километров, с полной Землей, поднимающейся позади них. Был снимок аппаратуры в казахских степях. Ни одного стула, единственным местом, где можно было сесть, был диван. «Я не должен этого делать», подумал Клифф, садясь. Мгновение спустя она уже была рядом с ним, не сводя с него гипнотических глаз, ее голое колено почти касалось его. Очевидно, она хорошо знала о действии своих глаз.
— Ты была на Л-5? — громко спросил он, стремясь ослабить их влияние.
— Да, меня туда направили из Ново-Актюбинска, помогать устанавливать УЛБ-антенны, да так и застряла с тех пор в глубоком космосе. Давай не будем говорить о делах, Клифф. Спасибо, что пришел. — Она положила руку на его колено.
— Спасибо, что пригласила. — Ему было очень неловко и повернувшись к ней лицом и слегка отодвинувшись, он постарался, чтобы ее рука соскользнула с его колена.
— Клифф, ты говоришь, что появляешься здесь уже полгода, а мы ни разу не встречались. Как тебе удалось так умело меня избегать? Ты очень скучаешь по Земле?
Ему хотелось сказать, что он скучает по Майре и детям, но почему-то вместо этого:
— Да, я там участвую в увлекательном проекте «Сахара», это такой масштаб, вряд ли такое обновление ландшафта удастся осуществить где-либо еще, кроме Земли.
— Ну, почему же, Марс — сплошь пустыня и мы ее преобразовываем. — Она рассмеялась. — Видишь, ты все-таки заставил меня говорить о делах. — Она отхлебнула из бокала. — Возможно, я переберусь на Марс, возможно стану пионером науки в новых землях. — Ее глаза блестели в свете свечей. — Я не из тех, кто занимается домашним хозяйством и заботится о детях. — Она быстро, отработанным движением в условиях низкой гравитации, встала, оставив бокал на спинке дивана. — Прошу прощения, я заставляю тебя нервничать.
Взгляд Клиффа был заворожен видом длинных, крепких бедер Катрины под развевающейся юбкой. Он немного помычал, чтобы прочистить горло, затем выдавил:
— Что такое ты говоришь?
Она легко подняла его на ноги, положила голову ему на плечо, ее груди нежно коснулись его груди:
— Да, да я знаю, ты женат, у тебя маленькие дети, и ты дорожишь своей семьей. Ну и какие сложности. На днях я отправляюсь на Марс, ты возвращаешься в Сахару. Мы будем очень осторожны, никто не узнает, а ночи будут прекрасны, поверь.
Клифф покраснел:
— Послушай я… Ведь сейчас придут твои друзья.
Ее смех был похож на мурлыканье:
— Не будет никаких друзей, ты — вся компания. Не будь таким наивным.
Он взял ее за руки и отступил назад:
— Не думаю, что нам следует продолжать этот разговор, ты действительно очень красивая женщина, Катя, просто я не хочу усложнять свою жизнь.
Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой:
— Ладно! Все ясно, расслабься. Садись, допивай свое шампанское. Приставать больше не буду. — Она, сдаваясь, подняла перед собой руки.
— Спасибо… и все же мне нужно идти. — Он пересек комнату и взял свой пиджак.
Ее улыбка исчезла:
— Неужели ты на самом деле такой болван, каким выглядишь?
— Наверное, так и есть. — Клифф обнаружил, что все еще держит шампанское. — Возьми пожалуйста… — он протянул ей бокал и неловко влез в куртку. — Счастливо оставаться.
— Почему бы тебе не сломать себе ноги? — Она яростно швырнула бокал на пол. Капли жидкости разлетелись по комнате, бокал ударился не разбившись и подпрыгнул вновь. К тому времени, как бокал снова опустился, дверь за Клиффом уже закрылась.
Катрина пожала плечами и подняла бокал. За несколько минут она успела привести квартиру в порядок — никаких признаков того, что у нее был посетитель, не стало.
Голова Клиффа была так полна смятения и вины, смешанных с неудовлетворенным желанием, что он не замечал ничего вокруг и не сразу обратил внимания на двух мужчин, которые следовали за ним, а только когда на перекрестке они повернули следом. Конечно, это могло быть просто совпадением, но место было вдали от оживленного центра, вокруг не было ни души, и он, почувствовав тревогу, ускорил шаг. Когда на следующем перекрестке он увидел, что они повернули вслед за ним и быстро приближаются, он в панике бросился бежать. Догнали его в считанные секунды. Эти люди привыкли к Луне, их движения были быстрыми и точными, в отличие от неуравновешенного барахтанья Клиффа. Один из них схватил его за воротник и дернул назад. Другой сделал ему подсечку и Клифф упал. Ему натянули куртку на голову, ослепив совершенно, и его сопротивление было бесполезным. Словно мешок с рыбой его втащили в какое-то помещение и стали молча избивать. Один держал его за руки, другой, усевшись ему на ноги, старательно обрабатывал кулаками его живот. Наконец Клиффа оставили в покое. Он лежал и его рвало.
— В следующий раз, когда мы попросим тебя сделать что-нибудь для нас, не говори «нет». Или это будет последнее слово в твоей жизни.
Голос мучителя навсегда отпечатался в памяти Клиффа.
Дверь комнаты Блейка с грохотом распахнулась. Пьер вошел и, схватив его за плечо грязной рубашки, грубо поставил на ноги. Блейк пошатнулся и обмяк в объятиях Пьера. Наполовину поддерживаемый, наполовину подталкиваемый Пьером, он, спотыкаясь, вышел в коридор.
Пьер вел его к прачечной в конце коридора. Блейк играл «слабость» изо всех сил, но на самом деле таким не был. Двери других комнат были распахнуты настежь, мебели в них не было. В предыдущие дни одиночного заключения и голодного пайка Блейк слышал голоса и движение в других комнатах подвала, но не мог понять, что происходит. Теперь стало ясно, что Афанасийцы перебирались на новое место. Переезд видимо был спланирован заранее, но открытие истинной личности Блейка, возможно, ускорил его.
Прачечная была завалена картонными коробками и грязным бельем, последнее время здесь никто не стирал. К запаху грязного белья примешивался стойкий заплесневелый запах старинных парижских канализационных труб. У двери, на упаковочных коробках сидел Леке, как всегда безупречно одетый. Он кивнул Пьеру на деревянный складной стул, стоящий у одной из стальных раковин.
— Садись, — сказал Пьер, толкая туда Блейка.
Блейк ухитрился споткнуться и, якобы случайно, смахнуть с полки над раковиной большую коричневую бутылку отбеливателя. Та упала в раковину, где с треском раскололась.
— Дурацкий трюк, Редфилд, — сказал Леке, зажав нос. — Теперь сиди там и нюхай.
У раковины стоял сильный запах хлорки, но Пьер отважно стоял рядом, не отходя от Блейка. Леке, с некоторым усилием сохраняя достоинство, достал из нагрудного кармана шелковой рубашки крошечный инъектор в форме пистолета:
— Это нейростимулирующий коктейль, в просторечии — «сыворотка правды», допрос с ее помощью, этот словесный понос, не доставит удовольствия ни тебе ни мне, может быть, ты предпочтешь говорить без помощи стимулятора?
— Так уж получилось, что я знаком с этой техникой. Если можно давай обойдемся без нее. Что ты хочешь знать?
— Девушка, — небрежно сказал Леке. — Линда — первый субъект программы «Спарта». Где она сейчас?
— Я не знаю, где она сейчас. Теперь она выглядит по-другому и называет себя по-другому.
— Сейчас она называет себя Эллен Трой. Она инспектор из Комитета Космического Контроля. Когда ты видел ее в последний раз?
— Порт-Геспер. Дело «Стар Куин». О нем трубили во всех средствах массовой информации.
— И ты не сомневаешься, что это Линда?
— Что ты знаешь о проекте «Спарта», Леке?
Выражение лица Леке было таким же мягким, как всегда:
— Почему бы тебе не сказать мне то, что, по-твоему, я должен знать?
— Отлично, — сказал Блейк. — Я не выдам никаких секретов. Все, что я расскажу, есть в свободном доступе.
— Я дам тебе возможность рассказать секреты позже, а пока продолжай.
— Родители Линды были психологами, венгерскими иммигрантами. Они добились успеха, получили финансирование и запустили полномасштабный образовательный проект в Новой Школе — проект «Спарта».
— В Новой Школе?
— Новая Школа социальных исследований в Манхэттен-Гринвич-Виллидж. Ей около ста пятидесяти лет.
Леке одарил его ледяной улыбкой:
— Продолжай.
— Я попал в проект одним из первых. Мне было восемь лет, и мои родители увидели в этом шанс дать мне преимущество в жизни. По их мнению, быть богатым — это хорошо, но быть богатым и умным — вдвойне лучше. Я всего на год моложе Линды, в течение семи лет мы учились вместе и все было замечательно. Затем правительство взяло под свой контроль «Спарту». Впрочем, чем на самом деле занималась организация руководившая «Спартой», правительство вряд ли знало. Проекту дали новое название — «Множественный интеллект». Линда была отправлена на специальную подготовку. Год спустя ее родители погибли в вертолетной катастрофе. Проект распался, и, насколько я знаю, никто больше никогда не видел Линду. Два года назад я встретил ее на Манхэттене. Она явно не хотела, чтобы ее узнали. Я прошел за ней несколько кварталов, но она от меня скрылась.
— Что с ней случилось?
— После той встречи, я решил это выяснить. Ходили слухи, что она сошла с ума, и погибла при пожаре в клинике, где ее лечили.
— Что ты выяснил, Блейк? Что ты еще узнал о проекте «Множественный интеллект», Блейк?
Блейк уставился на Леке. Приходилось говорить правду, пока он не сделал то, что собирался сделать. Он не может рисковать, иначе укол и полая потеря контроля над собой.
— Я узнал имя человека, который управлял проектом. — Уильям Лэрд.
— И где сейчас Лэрд?
По тону, каким Леке произнес эти слова, Блейк понял, что это то, что волновало Леке больше всего.
— Не знаю. Вскоре после пожара, в котором предположительно погибла Линда, он исчез, даже не потрудившись подать в отставку. Я обнаружил, что его официальная биография была отрывочной и расплывчатой, но один факт этой биографии привлек мое внимание — он был членом благотворительного общества «Тапперы».
— Ты когда-нибудь встречался с ним?
— Нет.
— Правду говоришь. Иначе если бы это произошло…
В этот момент, изловчившись, Блейк ударил Пьера плечом в пах, вскочил со стула и изо всех сил толкнул Пьера к раковине. Пьер согнулся от боли, но Блейк не собирался его больше трогать, он схватил с полки бутылку со средством для устранения засоров в канализационных трубах и изо всех сил ударил о край раковины, куда и вылилось все ее содержимое, и где уже находился отбеливатель. Глаза и рот Блейка были плотно сжаты, он задержал дыхание и натянул рубашку на лицо. Хлорка и каустик, реагируя в канализации, выбрасывали в комнату тяжелое облако хлорного газа, обжигая глаза, кожу, слизистые оболочки, легкие. Блейк с закрытыми глазами направился к двери. Когда он оказался рядом с Леке, тот выбросил руку, и инъектор задел плечо Блейка. Блейк вышел из прачечной, оставив позади задыхающихся и корчащихся.
Нейростимулятор оказался настоящим.
Блейк бежал по улице Бонапарта со слезами на глазах и слова лились из него рекой. Ему необходимо было в полицейское управление, но пройдет еще несколько часов, прежде чем его голос прозвучит нормально. И он направился к хорошо знакомым ему набережным где среди бездомных можно было безопасно отсидеться.
Магнеплан Спарты бесшумно затормозил глубоко под вокзалом Сен-Лазар после короткого сверхзвукового полета через туннель высокого вакуума, который пересекал Ла-Манш и соединял Лондон с Парижем.
Удостоверение Космического Совета позволило Спарте без лишних церемоний выйти на переполненную, накрытую грандиозной чугунно-стеклянной крышей 19-го века, платформу, как если бы она выходила из вагона метро. Над высокой железной аркой, выходящей на оживленную улицу, был установлен большой плоский экран, на котором беззвучно крутились репортажи и видеореклама.
Спарта уже почти покинула гулкую станцию, когда ее внимание привлекла бегущая по экрану строка: «Драгоценный папирус Лувра все еще не найден, полиция озадачена. Начинается вторая неделя охоты за таинственным парнем». Новостные ленты сопровождались сценами преступления, включая электронную реконструкцию внешности парня предположительно основанную на описаниях свидетелей. По этой фотографии никто и никогда не нашел бы Редфилда. Было ясно, что в Лувре его уже нет. И где он сейчас? То, что он так эффектно привлек к себе внимание, можно было объяснить как призыв о помощи. Призыв к кому? К ней? К полиции? И что он там делал?
— Откровенно говоря, мадемуазель,…
— Я инспектор, лейтенант.
— Ах, да, инспектор… Трой, директор признался, что они не скоро бы узнали о пропаже этого «драгоценного папируса», если бы досадный инцидент с охранником не вынудил сотрудников музея провести тщательный обыск и инвентаризацию отдела, где работал этот Гай.
Полицейский зацепил указательным пальцем высокий жесткий воротник мундира. Они сидели в тесном кабинете лейтенанта в полицейском управлении на Иль-де-ла-Сите. Через грязное окно за головой лейтенанта Спарта могла видеть покрытые листвой каштаны и мансардные крыши квартир на правом берегу Сены.
— Как был атакован охранник?
— Очень меткий выстрел в шею — дротик с небольшой дозой транквилизатора. Месье Гай прекрасно умеет обращаться с оружием и убивать он явно не хотел. Чего мы не знаем, так это зачем он это сделал. Вы можете нам помочь, инспектор?
— Я могу только сказать, что «Гай» — это агент, занимающийся исследованиями группы, известной как «пророки свободного духа», по крайней мере, так они назывались несколько столетий назад. Мы не знаем, как они теперь себя называют. Мы ничего не слышали от Гая больше четырех месяцев.
— Но, как объяснить ваше появление? — сухо заметил лейтенант.
— Я получила зашифрованное сообщение с просьбой о встрече… Гай… Лувр…
Бодрый седовласый француз посмотрел на нее с профессиональным подозрением:
— Вы говорите, он занимался исследованиями? Какова была природа этого исследования? Кто эти так называемые свободные духи?
— Я глубоко сожалею, что как представитель Комитета Космического Контроля не могу сказать больше, — холодно заметила Спарта. — Я пришла к вам, потому что наш человек явно намеревался привлечь к себе внимание. Иначе охраннику не дали бы возможности узнать его. И потому, что я надеялась, что вы сможете дать нам ключ к пониманию важности этого папируса.
— Что касается последнего, меня уверили, что он большой ценности не представляет.
— Вы не возражаете против того, чтобы я лично посетила Лувр?
Раздался звонок. Лейтенант, поколебавшись, взял трубку:
— Что, кто это? Похоже, вас избавляют от лишних хлопот. — Он протянул трубку ей.
— Трой у аппарата.
— Трой, — услышала она скрипучий голос.
— Командор, удивленно произнесла она. — Как же так…?
— Не переживай, этот звонок идет из Парижа, из информационной будки на набережной Орсе.
— Опять не из офиса, — сухо сказала она. — У меня есть важная информация о Блейке и…
— С этим придется подождать, Трой. Извини, что прерываю твои забавы и игры, я только что получил сообщение из Центра. Что-то случилось.
— Да? Где?
— На Луне.
Он был первым человеком, которому довелось с точностью до секунды знать момент своей смерти, а также какой она будет, — с горечью подумал Клифф Лейлэнд. Бесчисленное количество преступников, приговоренных к смертной казни, ждали своего последнего рассвета. Однако до последнего смертного часа они все-таки могли надеяться на помилование. От людей можно было ждать милосердия, однако ничто не могло изменить неколебимых законов природы.
А ведь всего шесть часов назад он, весело насвистывая, упаковывал десять килограммов своего багажа, готовясь в далекий путь и искренне надеясь, что никогда сюда не вернется. Благословенный сюрприз! На Луне он больше не нужен и должен как можно скорее вернуться на Землю в проект «Сахара», там его ждут.
Даже сейчас, после всего происшедшего, он все еще помнил о том, как мечтал обнять Майру, отправиться с Брайаном и Сью в путешествие по Нилу, которое он обещал им уже давно. Через несколько минут, когда Земля поднимется из-за горизонта, ему, возможно, удастся снова увидеть Нил, но лица жены и детей он сможет увидеть только в своем воображении. И все потому, что он захотел сэкономить девятьсот пятьдесят долларов, отправившись домой в шаттле, разгоняемом электромагнитной катапультой, вместо того чтобы вернуться на пассажирской ракете.
Конечно, поднимаясь на борт, он испытывал обычную нервозность, он так и не смог привыкнуть ни к жизни на Луне, ни к путешествиям в космосе. Он был одним из тех людей, которые были бы счастливы оставаться на Земле всю свою жизнь. Тем не менее, во время своих частых деловых поездок между базой «Фарсайд», L-1 и L-5, он привык к этим шаттлам и понадеялся на их надежность. Он знал, что электромагнитная катапульта, разогнав за тридцать пять секунд шаттл до нужной скорости, выбросит его из сферы влияния лунного притяжения и далее ему предстоит обычный полет. Но в этот раз что-то пошло не так.
Он мчался над поверхностью Луны, в шаттле, подобно молнии, с ускорением 7g, пристегнутый к спецкреслу, в противоперегрузочном костюме и вдруг погас свет, и исчезло ускорение. Клифф даже не успел испугаться, как аппарат встряхнуло, стенки его затрещали и опять появились свет и ускорение. Затем ускорение опять исчезло, внутри шаттла воцарилась невесомость и Клифф понял, что он в космосе.
— Управление запуском, что, черт возьми, случилось? — торопливо произнес Лейлэнд в микрофон.
Ему немедленно ответил быстрый взволнованный голос:
— Ясности еще нет, проверяем. — И запоздало последовало: — Рад, что что ты в порядке, перезвоню через полминуты.
— Привет, Клифф, с тобой говорит Фрэнк Пенни. — Голос диспетчера звучал почти безмятежно. — Мы выяснили, в чем дело. Переключатели одной секции катапульты по непонятной причине не сработали, и твоя скорость меньше нужной на двести километров. Ты превратился в искусственный спутник Луны и несешься по эллиптической орбите, но поскольку ты стартовал по касательной к поверхности Луны, то закончив оборот, примерно часов через десять, ты окажешься там откуда стартовал. Но не тревожься, мы сейчас при помощи маневровых двигателей поднимем тебя на более высокую орбиту, где ты будешь крутиться пока не подойдет буксир с Л-1. Погоди минуту.
Пауза затянулась.
— Клифф, послушай, какие-то проблемы с телеметрией, автоматика не срабатывает. — Голос диспетчера потерял изрядную долю своей жизнерадостности. — Придется тебе перейти на ручное управление. Ничего сложного, двигатель для подъема орбиты изначально находится в нужном положении, тебе нужно просто его включить.
— Но если я его включу и не смогу выключить вовремя, или он просто не отключится и будет работать, пока не израсходует все топливо, сможет ли буксир добраться до меня? — Клифф надеялся, что его голос не выдаст всю глубину его страха.
— Черт возьми, у тебя нет выбора!
— Что же мне делать?
— Видишь панель с надписью «Б-2» слева на главном приборном щитке?
— Да.
— Большой Т-образный рычаг в середине находится в верхнем положении и рядом с ним лампочка горит красным, переведи его в нижнее положение. Должен загореться зеленый свет.
Клифф нашел хромированную ручку и толкнул ее вниз.
— Сделал, горит зеленый.
— Ладно, Клифф, теперь хватайся за что-нибудь и держись. Ускорение будет небольшим, около половины g, но мы не хотим, чтобы ты ушиб ногу.
— Хватит болтать, я же пристегнут. Что дальше?
— Видишь на панели «Б-1» большая красная кнопка с предохранительной крышкой. Откинь крышку и нажми кнопку.
Защитная крышка была выкрашена диагональными черными и желтыми полосами, пальцы его дрожали, когда он нажал на большую красную кнопку. — Ничего не произошло.
— Нажал, нажал и не один раз. Реакции никакой! — Клифф был на грани истерики. — Видимо накрылось не только программное обеспечение шаттла, но и цепи управления двигателями.
— Дай нам время разобраться в ситуации. Подожди немного.
Клифф едва сдержался, чтобы не закричать, умоляя диспетчера не прекращать разговор. Но, по большому счету, разговаривать было не о чем. Двигатели, которые могли его спасти, по какой-то причине не работают и через несколько часов он завершит виток, и завершит свою жизнь.
«Интересно, назовут ли они в мою честь новый кратер, — подумал Лейлэнд. — Кратер Лейлэнда, диаметр… Каким будет его диаметр? Лучше не преувеличивать, я не думаю, что он будет больше пары сотен метров в поперечнике. Вряд ли его нанесут на карту.
Долго, томительно тянулось время, а Управление запуском все еще молчало, но это и не удивительно — что можно сказать человеку, который, в сущности, уже мертв?
И все же, хотя он и знал, что ничто не может ему помочь, сама мысль о смерти казалась ему совершенно невероятной. Он все еще парил вдали от Луны, уютно и удобно устроившись в этой маленькой каюте. Впрочем, так бывает у всех людей до самой последней секунды жизни.
А в иллюминаторе красовалась Земля. Она была почти полной, в три четверти, и такой яркой, что просто ослепляла. Космическое зеркало из снега, облаков и моря. Больше всего было моря, потому что Земля была повернута к Клиффу сверкающим Тихим океаном. Дымка атмосферы скрадывала детали, но можно было различить Гавайские острова и Новую Гвинею
Горькая ирония заключалась в том, что он мчался прямо по направлению к этой прелестной сверкающей жемчужине. Если бы ему лететь на какие-то двести километров в час быстрее — и он бы долетел. Всего двести километров — с тем же успехом он мог бы просить и миллион.
Вид поднимающейся Земли напомнил ему о доме.
— Управление запуском, — произнес Клифф, ценой величайших усилий стараясь говорить твердым голосом, — соедините меня с Землей.
Клифф дал диспетчеру координаты адресата. Эфир наполнился треском и щелчками. Это была одна из самых странных минут в жизни Клиффа: он сидел в шаттле над Луной и слышал, как у него дома, где-то почти за четыреста тысяч километров отсюда, на противоположной стороне Земли, звонит телефон. Там в Африке сейчас полночь и пройдет некоторое время, прежде чем кто-то откликнется на его звонок. Раньше он домой не звонил, лишь посылал сообщения, телефонная связь была для него роскошью.
— Алло? — Голос жены донесся до него через неизмеримое пространство и был так отчетлив и громок, как будто они были совсем рядом. Он узнал бы этот голос в любом уголке Вселенной и сейчас сразу различил в нем нотку тревоги.
— Миссис Лейлэнд? — спросил телефонист на Земле. — Я соединяю вас с мужем. И не забудьте о двухсекундном запаздывании звука.
«Интересно, сколько людей слушает наш разговор на Земле, на Луне, на спутниках связи, подумал Клифф. Трудно говорить со своими родными, зная что тебя слушают посторонние, и зная, что этот разговор может попасть во все новости, при освещении трагедии».
— Родная, — начал он, — это я, Клифф. Боюсь, что я не смогу прибыть домой, как обещал. Произошла… техническая неисправность. Пока у меня все в порядке, но мне угрожает большая опасность.
Он с трудом проглотил сухой ком в горле, а потом поспешно продолжал, не давая ей заговорить. В нескольких словах он объяснил создавшееся положение. Но, чтобы успокоить себя, да и ее, он добавил, что не теряет надежды.
— На Луне делают все возможное, — сказал он. — Может быть, им удастся вовремя выслать за мной корабль, но на всякий случай я хотел поговорить с тобой и детьми.
Майра стойко вынесла удар, как он и ожидал. Слушая ее ответные слова, доносящиеся к нему, Клифф чувствовал, как сильно он любит жену и в то же время гордится ею.
— Не беспокойся, Клифф, я уверена, что все будет в порядке. Они успеют снять тебя, и мы проведем отпуск так, как и собирались.
— Я тоже так думаю, — солгал он. — Но разбуди ребят. И не говори им, что мне угрожает опасность.
Через полминуты, которая показалась Клиффу вечностью, он услышал сонные, но уже взволнованные голоса детей:
— Папа! Папа! — Привет, папа, где ты?
Клифф готов был отдать оставшиеся несколько часов жизни за то, чтобы в последний раз взглянуть на них, однако шаттл не был оборудован такой роскошью, как видео. Может быть, это и к лучшему, потому что он не смог бы скрыть правду, глядя им прямо в глаза. Скоро они узнают о случившемся, но не от него. В эти последние мгновения ему хотелось только одного — чтобы его дети были счастливы.
— Ты в космосе? Когда ты приедешь?
Трудно было отвечать на их вопросы, говорить, что он скоро увидит их, давать обещания, которые он не сможет выполнить. Только огромным усилием воли Клиффу удалось сохранить самообладание, когда Брайан напомнил ему о лунной пыли, которую он обещал привезти:
— Папа, а лунная пыль с тобой? Ты ее не забыл?
— Да, Брайан, я везу для тебя банку с лунной пылью — вот она, рядом со мной. Скоро ты сможешь показать ее своим друзьям.
А в голове у него мелькнуло: что скоро пыль вернется в тот мир, откуда ее взяли несколько часов назад.
— А ты, Сузи, будь хорошей девочкой и слушайся маму. Твой последний отчет о школьных делах мне не очень понравился, особенно замечания по поведению… Да, Брайан, я захватил эти фотографии и кусок породы из кратера Аристарха… — Он попытался изобразить улыбку голосом.
Нелегко умирать в тридцать пять лет, но нелегко и мальчику в десять лет потерять отца. Что Брайан будет помнить об отце через несколько лет? Может быть, только этот отдаленный голос из космоса, потому что Клифф провел на Земле так мало времени… В эти последние часы, когда он мчится в космическом пространстве к Луне, ему оставалось только передавать Земле свою любовь и надежды. В остальном приходилось полагаться на Майру.
Когда дети, озадаченные, но счастливые, отошли от телефона, пришло время поговорить о делах. Теперь нужно было не терять самообладания и быть практичным. Майре придется жить без него, но он может по крайней мере облегчить ее участь. Что бы ни случилось с каждым, жизнь продолжается. Для современного человека жизнь означает закладные и взносы, страховку и совместные банковские счета. Почти бесстрастно, как будто они говорили о ком-то другом, — вскоре это будет действительно так — Клифф начал рассказывать о своих делах. Время для сердца и время для ума. Время для сердца придет скоро — он скажет «последнее прости», когда конец будет совсем близок.
Их не прерывали, молчаливые связисты поддерживали разговор между двумя мирами — казалось, в мире остались одни они. Пока он говорил, глаза Клиффа не отрывались от ослепительной Земли. Невозможно было поверить в то, что это дом для семи миллиардов людей. Сейчас для Клиффа имели значение только трое.
На самом деле их четверо, но Клифф, несмотря на все усилия, не мог поставить своего младшего сына в один ряд с первыми тремя. Клифф ни разу не видел его — и теперь не увидит.
Наконец Клиффу стало не о чем говорить. Он был измучен морально и физически, и Майра тоже, наверно, смертельно устала. Он хотел остаться наедине со своими мыслями — наедине со звездами, ему хотелось сосредоточиться и примириться со всей Вселенной.
— Я бы хотел отключиться на часок, дорогая, — сказал он. В объяснениях не было нужды, они слишком хорошо понимали друг друга. — Я перезвоню тебе через некоторое время.
Прошли долгие секунды пока она не сказала:
— Прощай, любовь моя.
— Пока, до свидания. — Он отключил связь и тупо уставился в пространство.
Внезапно, помимо его воли, глаза у него наполнились слезами и он расплакался как ребенок. Он плакал по своим любимым и по себе самому, оплакивал свое будущее, которое могло бы быть, но которого не будет, оплакивал надежды, которые обратятся в химеры, блуждающие между звездами, он плакал потому, что ничего больше ему не оставалось.
Через несколько минут Клифф почувствовал себя гораздо лучше. У него вдруг пробудился зверский аппетит, и, решив, что нет смысла умирать на голодный желудок, он протянул руку к шкафчику с космическим рационом. Когда он начал выдавливать в рот еду из тюбика, ожил громкоговоритель. Голос был незнакомый — медленный, спокойный и уверенный голос человека, привыкшего, чтобы его слушали и повиновались.
— Говорит Ван-Кессел, начальник Управления эксплуатации космических транспортных средств. Слушай внимательно, Лейлэнд — кажется, мы нашли выход. Шансы на успех невелики, но это единственная возможность.
Нелегкая нагрузка для нервов — внезапный переход от отчаяния к надежде. У Клиффа закружилась голова, и он упал бы, если б было куда падать.
— Я слушаю, — прошептал он, придя в себя. Затем он выслушал объяснения Ван-Кессела, впитывая в себя каждое слово, и надежда снова сменилась отчаянием.
— Я не верю этому, — наконец проговорил он. — Это совершенно невероятно!
— Не будешь же ты спорить с компьютером. И к тому же у тебя нет выбора. Ты никогда не выходил в открытый космос?
— Нет, конечно, нет.
— Жаль, но это не имеет значения — никакой реальной разницы с прогулкой по Луне. Разница чисто психологическая. Возможно потребуется какое-то время, чтобы подобрать тебя в космосе, поэтому не забудь взять дополнительные кислородные баллоны. Процедура выхода из шаттла обычная, перед открытием двери весь воздух из кабины убери в систему жизнеобеспечения, не то чтобы его нужно было экономить, просто нельзя допустить, чтобы его поток увлек тебя в космос. Когда твой шаттл будет в апогее, по моему сигналу открывай дверь и что есть силы прыгай по направлению к Земле. На сколько ты улетишь относительно шаттла, на столько твоя орбита будет выше его орбиты, то есть на такой высоте ты пролетишь над разгонной катапультой в конце витка и пойдешь вращаться дальше и ждать спасателей. Радио в твоем скафандре имеет дальность действия всего двадцать километров, но мы будем постоянно держать тебя в поле радара. Ты все понял? Да есть еще одна тонкость. Хотя ты и твой шаттл будете на разных по высоте орбитах, но расчеты показывают, что вы будете в перигее практически одновременно, и гибель шаттла может повредить и тебе. Разгонную катапульту тоже жалко. К счастью после тщательного тестирования выяснилось, что маневровый двигатель, обеспечивающий торможение шаттла реагирует на команды. После того, как ты покинешь корабль, мы задействуем этот двигатель и шаттл, потеряв скорость, упадет там, где его падение никому не повредит. Ты понял — прыжок по сигналу!
Внезапно до Клиффа дошло все значение слова «прыжок». Он оглядел свою крохотную, уютную, такую знакомую кабину и потом подумал об одиночестве и пустоте между звездами — всепоглощающей пропасти, в которую человек может падать бесконечно.
Он еще никогда не бывал в космосе, да в этом раньше и не было нужды. Клифф был агрономом, на Луну его откомандировали из проекта по мелиорации Сахары. Он пытался выращивать урожаи на Луне. Космос был не для него, его интересовал мир почв и скал, лунной пыли и пемзы, образовавшейся в условиях вакуума. Больше всего он тосковал по богатым почвам Нила.
— Я не смогу, — еле слышно прошептал Клифф. — Нет ли другого выхода?
— Нет! — рявкнул Ван-Кессел. — Послушай, Лейлэнд, мы лезем из кожи вон, чтобы спасти тебя, и сейчас не время впадать в истерику. Десятки людей были в гораздо более трудном положении, те, кто получил увечья, те, кто оказался заключенным в космолете, кто потерпел аварию в миллионах миль от людей. А на тебе нет ни единой царапины, и ты уже стонешь! Возьми себя в руки, иначе мы отключимся и сам ищи выход.
Клифф покраснел, и прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Повторите-ка еще раз, что мне нужно делать.
— Вот это другое дело, — одобрительно отозвался Ван-Кессел. — Итак, жди команды.
Время пролетело быстро в проверке и подгонке снаряжения, и у Клиффа даже появилась надежда на успех. Теперь он точно знал, что ему нужно делать. Он даже поверил, что это может сработать.
— Время прыгать! — раздался голос Ван-Кессела. — Открывай дверь и отталкивайся от корпуса как можно сильнее — желаю успеха!
— Спасибо, — запоздало поблагодарил Клифф, — и извините меня за…
— Забудь про это, — прервал его Ван-Кессел, — и поторапливайся!
В последний раз Клифф окинул взглядом крохотную кабину, увидел маленькую банку с лунной пылью — он обещал привезти ее для Брайана, нельзя подвести мальчика. Крохотная масса банки не может иметь решающего значения. Клифф обвязал банку бечевкой и прикрепил ее к скафандру, подождал пока насосы не выкачали воздух. Дверь плавно открылась. Сейчас он находился в высшей точке своего полета, на прямой, соединяющей Луну и Землю. Пора прыгать.
Клифф согнул ноги, уперся в металлический корпус и, собрав все силы, оттолкнулся и стремительно полетел туда, к Земле, а за ним тянулся предохранительный трос, пока он не размотался полностью можно было вернуться. Шаттл начал удаляться с ошеломляющей быстротой, и Клиффом овладело совершенно необычное чувство. Он ожидал страха, головокружения, но не этого непонятного ощущения того, что такое с ним уже бывало когда-то. Нет, не с ним, конечно, а с кем-то другим. Клифф никак не мог точно вспомнить с кем, да сейчас и не было времени вспоминать.
Он взглянул на Землю, Луну, быстро уменьшающийся шаттл и принял решение. Быстрым движением нажал на кнопку и в ту же секунду увидел, как исчез вдали, извиваясь, конец троса. Теперь Клифф остался совсем один в космическом пространстве: до Луны было, как ему сказали, около тридцати тысяч километров. Теперь ему оставалось только ждать скоро он узнает, суждено ли ему жить, сумели ли его мускулы справиться с заданием. Звезды медленно кружились вокруг него.
Клифф внезапно понял, откуда взялось это преследовавшее его воспоминание. С тех пор как он читал рассказы Эдгара По, прошло немало лет. Но кто может, раз прочитав, забыть их? Да, рассказ «Низвержение в Мальстрем». Он тоже, как герой рассказа, надеясь спастись, покинул свой корабль. И хотя здесь действуют совершенно иные силы, сходство ситуаций разительное. Рыбак в рассказе По привязался к бочонку потому, что цилиндрические предметы втягивались в водоворот медленнее, чем само судно. Это было блестящим применением на практике законов гидродинамики. Клиффу оставалось только надеяться, что его попытка использовать силы небесной механики окажется такой же успешной.
Какова его новая орбита, которую он приобрел оттолкнувшись от шаттла, на сколько она будет в своем перигее отстоять от поверхности Луны? Что ему может помешать? Есть ли в плоскости орбиты, с той стороны, где разгонная эстакада берет начало, какие-нибудь возвышенности или их убрали?
Внезапно Клифф вспомнил — он так и не успел позвонить во второй раз Майре, а она ждет. Это все произошло из-за Ван-Кессела — тот не дал ему времени поразмыслить о доме, постоянно подгонял его. И Ван-Кессел был прав: в такой ситуации человек должен полностью сосредоточить свое внимание и все силы, думать только о спасении. У него не должно оставаться времени на воспоминания о семье, отвлекающие и расслабляющие волю.
Сейчас Клифф мчался, приближаясь к ночной стороне Луны, и ее полумесяц (освещенная Солнцем часть) постепенно уменьшался. Не освещенную Солнцем поверхность Луны, почти полная Земля заливала своим мягким светом. Клифф мог разглядеть, достаточно отчетливо видимые в отраженном свете Земли, очертания морей и гор, круги кратеров.
Напряжение последних часов и упоение чувством невесомости привели к результату, которого он никак не ожидал. Убаюканный ритмичным шипением воздушных клапанов, паря легче перышка среди звезд, Клифф погрузился в сон.
Когда он проснулся, Солнца видно не было — полет происходил в тени Луны. Земной свет стал еще ярче, и в его лучах скафандр Клиффа сверкал серебряным светом. Его тело медленно — один оборот за десять секунд — вращалось. Клифф не мог остановить этого вращения, но ему доставляло удовольствие видеть постоянно меняющуюся панораму звездного неба. Теперь, когда не мешало солнце, Клифф различал тысячи звезд там, где раньше мог видеть только сотни. И первые лучи утренней зари застали Клиффа врасплох. Ну что ж, по крайней мере, если придется, он не погибнет в темноте. Клифф взглянул на часы: почти четыре часа миновало с момента его прыжка в космос. Скоро он или врежется в Луну, или промчится над ее поверхностью и вылетит в космическое пространство…
Земля приближалась к краю Луны. Это зрелище вызвало у Клиффа новую волну жалости к самому себе, и ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы сдержать себя. Возможно, он в последний раз видит родную планету…
Вдруг к его удивлению, лунный пейзаж взорвался безмолвным пламенем. Прямо перед ним, всего в тридцати километрах, огромное облако пыли расширялось к звездам. Это было похоже на извержение вулкана на склоне горы Терешковой, но это было невозможно. Ну конечно, как он забыл, что все это время перед ним незримо двигался космический бульдозер? Это же его капсула врезалась в гору. Кинетическая энергия массы в несколько тонн, движущейся со скоростью почти полтора километра в секунду.
Удача улыбнулась Клиффу. Раздался короткий шорох пылинок о его скафандр, но ни одна из них не пробила его, большая часть обломков была выброшена наружу и вперед, и он мельком увидел светящиеся камни и быстро рассеивающийся дым, падающий под ним. Как странно видеть облако на Луне! Затем он миновал Западные Горы, и впереди не было ничего, кроме пустого черного неба.
Удача не изменила Клиффу до самого конца. Вершины скал проносились у его под ногами, вот и тонкая нить разгонной эстакады.
Клифф вырвался из космического Мальстрема. Похоже ему дарована жизнь.
И первое что он сделает, когда появится такая возможность, он позвонит на Землю жене, которая все еще ждет его звонка во мраке африканской ночи.
Катер Комитета Комического Контроля погасил свой термоядерный факельный двигатель и пристыковался к ветхому собранию цилиндров, стоек и солнечных панелей пересадочной станции L-1. Шлюз открылся, и Спарта прошла через стыковочную трубу на станцию, таща за собой два вещевых мешка. В ушах у нее звенело, а голова раскалывалась так, что глаза чуть не вылезали из орбит.
— Добро пожаловать, инспектор Трой. Я Брик, Служба безопасности. — Брик был чернокожим, уроженцем Северной Америки, с грацией человека, проведшего всю свою жизнь в космосе. — Ты хочешь увидеть Лейланда прямо сейчас? — Было видно, что он удивлен ее внешним видом, такая молодая, хрупкая.
— Сначала давай с тобой поговорим об этом.
— Хорошо. Прошу в мой офис. Давай помогу. — Он взял один из ее мешков и они направились к центру станции.
В коридорах станции было довольно многолюдно и тесно, входили и выходили работники станции. Переходами между жилыми модулями служили отработавшие свое топливные баки, нашедшие применение при строительстве станции пятьдесят лет назад. После нескольких поворотов в узких коридорах они очутились в небольшом кабинете с изогнутыми стенами.
— Ты впервые у нас?
— Да, и не только здесь. Я и на Луне еще не была.
— Но ты же одна из тех девяти, кто когда-либо был на поверхности Венеры?
— Я не искала такой славы.
— Неплохая работа, даже если только половина, из того что об этом говорят, правда.
— Правды в этих рассказах меньше половины. Лучше расскажи мне что-нибудь о Л-1, мистер Брик.
— Тебе нужна стандартная болтовня, или ты меняешь тему, чтобы я заткнулся?
— Нет. Я серьезно.
— Ладно,тогда слушай. Еще в 1770-х годах Жозеф Луи Лагранж изучал так называемую проблему трех тел и обнаружил, что в системе из двух масс, вращающихся вокруг друг друга. Примером могут служить Земля и Луна, существуют точки, их так и называют «точки Лагранжа». — Брик помолчал и спросил. — Но может быть ты слышала все это раньше?
— Слышала, но очень давно и помню смутно. Продолжай.
— Так вот, если поместить в эти точки объект относительно небольшой массы, то не потребуется никаких усилий, чтобы они оставались на месте. Их обозначают обычно буквой L, их пять в системе Земля Луна. Давай для ясности я тебе это изображу. Он прижал грузами лист бумаги к столу. Смотри вот Земля и Луна:
— L1, это мы, станция L-1, но мы являемся лишь частично устойчивыми, иногда приходится производить корректировку орбиты. Лишь точки L4и L5, обладающие гравитационной устойчивостью, являются одними из самых ценных «объектов недвижимости» в пространстве Земля-Луна. Там располагаются космические поселения L-4 и L-5. Точки L2и L3являются лишь частично устойчивыми, как и L1.
L3никому не нужна. Здесь, на Л-1, над центром видимой стороны Луны, на которой находится База Кейли — большая часть лунного населения, мы обеспечиваем космическую навигацию и связь. Станция L-2 была нужна при строительстве поселения L-5, через нее шел поток лунных стройматериалов. После выполнения основного объема работ на L-5 и постройки пусковой установки на базе Фарсайд, ее решили демонтировать, а паутину с Л-2 перенесли сюда.
— Паутина, это что такое?
— Вот смотри? — Он подвел ее к окну из толстого стекла в цилиндрической стене. На фоне звезд она различила силуэты двух огромных, хрупких на вид сооружений, рельсы и троса представляли собой странное переплетение. — Этими сетями, при помощи грузовых буксиров, мы вылавливаем грузы посылаемые установкой с базы Фарсайд в определенный район. Грузовой поток не очень большой, в основном жидкий кислород и лед. Итак, на данный момент мы — единственная космическая станция в около лунном пространстве и наркотрафик, боюсь, тоже проходит здесь. Ну и как тебе лекция? А теперь к делу. Задавай свои вопросы.
— В каком состоянии был Лейланд, когда добрался до тебя?
— В довольно жизнерадостном. Шкипер буксира сказал, что он болтал пару часов. Не мог уснуть, все хотел говорить. Он прошел медосмотр, он в отличной форме, все в его организме в порядке. — С кем он разговаривал? С экипажем «Каллисто» и мной. Кроме официальных контактов, он был лишен связи с внешним миром. Вот только я позволил ему поговорить с женой. Мы подключили к нему кодер командного канала, чтобы его не подслушивали репортеры.
— Это правильно, но вы-то его держали под наблюдением.
— Стандартная оперативная процедура.
— И что же?
Брик пожал плечами:
— Ну, сказать особо нечего. Он не выглядит как человек, которого только что поймали с полкило очень дорогого белого порошка в кармане скафандра. Лишь немного обеспокоен.
— Всего лишь обеспокоен. А что показал анализ?
— Габафорическая кислота.
— Это что-то новенькое.
— Да, довольно редкая вещь. Сделано на Л-5, скорее всего. У нас было два таких случая. Делает тебя бесконечно счастливым, полгода или около того. Затем мозг превращается в овощ, и ты не можешь узнать собственную мать. Подозреваю, эта дрянь может быть популярна на Луне.
— А зачем ему понадобилось вывозить его контрабандой?
— Ммм. Брик растопырил пальцы одной руки и сгибал их, один за другим, как бы отсчитывая возможные варианты:
— Потому что он подсел на эту дрянь и у него нет источника на Земле. Потому что тот, кто использовал его в качестве мула, заплатил ему. Потому что они хотели, чтобы он открыл новый рынок на Земле. Или кто-то хотел его подставить.
— А если тебе пришлось бы расследовать, чтобы ты проверил в первую очередь?
Брик пожал плечами:
— Не знаю. Это на ваше усмотрение.
— Я поговорю с ним сейчас. Без свидетелей.
— Хорошо. Сейчас приведу.
— И вот что, Брик, чем меньше народу будет знать, что нашли на Лейланде, тем лучше. Ты меня понял?
Вскоре вошел Лейланд, с мрачным лицом, в мешком сидящем на нем комбинезоне, явно с чужого плеча.
— Мистер Лейланд. Я инспектор Трой.
— Ты инспектор? — Глянул исподлобья Клифф. — Я бы принял тебя за клерка.
— Я прибыла сюда с Земли в спешном порядке, меня оторвали от очень для меня важного дела и я не задержу тебя дольше, чем это необходимо. Я не считаю тебя априори виновным. Поверь мне.
— День на буксире, день в этой вонючей жестянке. Возможно, я предпочел бы вращаться вокруг Луны.
Спарта пристально изучала его, чего он и не подозревал. Ее макрозумный глаз изучал радужки его карих глаз, поры бледной кожи. Его химическая подпись донеслась до нее по воздуху; она сохранила ее для дальнейшего использования. Его запах, как и голос, нес в себе нотки раздражения, но не страха или обмана.
Она протянула ему один из рюкзаков
— Мне дали это перед отъездом. Сказали, что вещи твоего размера. Хочешь переодеться?
— Нет, давай лучше закончим этот разговор. Я конечно благодарен за заботу, но не понимаю почему я не могу переодеться на Земле
— На то есть веская причина, мистер Лейланд — полкило наркотиков в твоем кармане.
— Как я уже неоднократно объяснял, любой мог положить это в мой костюм.Это было во внешнем кармане! Если бы я был контрабандистом, то, конечно, не стал бы класть его туда, где его сразу же заметили бы, не так ли?
— После таких передряг, от волнения, ты мог забыть, что несешь.
— Значит, я арестован? — с вызовом спросил он.
— В этом нет необходимости, если только ты не настаиваешь. Видишь ли есть и другие причины задержать тебя здесь.
— Я настаиваю? Другие причины? Как это понимать? — произнес он, изо всех сил стараясь быть саркастичным.
— Сначала расскажи мне, что именно произошло. Мне нужно это услышать…
— Я уже не раз это рассказывал…
— …от тебя. Лично. Начиная с того момента, как ты начал собирать вещи для поездки.
— Ну, хорошо.
Клифф вздохнул и начал угрюмо пересказывать свою историю. Чем дальше продвигался рассказ, тем больше Клифф погружался в переживания произошедшего. Неподвижно сидя в крошечном кабинете, Спарта слушала его сосредоточенно, хотя все, что он рассказывал, было ей известно. Но ей был важен тембр его голоса, раскрывающий его эмоции на каждой стадии его ужасающего полета и его окончательного освобождения из водоворота гравитации. Она немного помолчала, когда он закончил:
— Скажи, многие ли хотят убить тебя?
— Убить меня? — Клифф был потрясен. — Ты хочешь сказать…?
— Убить тебя. Из-за того, что ты сделал. Или не сделал. Или может быть чтобы это было примером для других. Видишь ли, я работаю в таможне и иммиграционной службе, мистер Лейланд, и первое, что пришло мне в голову, когда я ознакомилась с твоим делом, было то, что твои шаттлы, перевозящие сельскохозяйственные образцы между Л-5 и Фарсайдом, делают тебя идеальным мулом.
— Мулом?
— Мул — это курьер контрабандиста. В твоих сельскохозяйственных образцах можно спрятать множество мелких полезных предметов. Поддельные идентификационные карточки. Наночипы. Ювелирные изделия. Наркотики. Очевидно, это пришло в голову и кому-то в Фарсайде.
Лейланд покраснел.
— Наркотики, — сказала она, все прочитав на его лице. — Ты был мулом, Мистер Лейланд?
— Я отказался, — прошептал он. — Я думал, что дал им это понять. Даже после того, как они избили меня. — Его голос был полон жалости к себе.
— Пожалуйста назови мне имена и обстоятельства. — она старалась говорить как можно мягче.
— Я не знаю их имен. Одного из них я мог бы опознать, но это мелкая сошка. Вот только… — Лейланд колебался. — Голос…
— Голос?
— Стартовый помощник, тот, что провожал меня в шаттл на пусковой установке. Я в этом уверен, это был голос одного из тех, кто избил меня. Он же мог сунуть мне в карман наркотики пока проверял ремни безопасности. Но если он это сделал, то значит он не намеревался меня убивать.
— Совершенно верно. А кто же еще? У кого мог быть мотив для мести? — Паря в невесомости, она наклонилась вперед, чтобы задать вопрос. — Любой повод, мистер Лейланд, пусть самый пустяковый, неважно.
Он ничего не ответил, просто пожал плечами, и она поняла, что он что-то скрывает.
— Ты привлекательный мужчина, мистер Лейланд, (не в моем вкусе правда, но ведь он об этом не знает), разве тебе не говорили об этом женщины на базе? Может подумать в этом направлении.
— Есть женщина, — прошептал Лейланд. — Просто я не знаю…
— Как ее зовут?
— Катерина Балакян. Астроном.
— Она домогалась тебя, а ты ее отверг?
Он кивнул. Спарту позабавила реакция Лейланда на то, что он, очевидно, принял за ее интуицию.
— Я видел ее только один раз.
— Я не хочу тебя смущать, мистер Лейланд, но мне нужны факты.
Клифф неохотно рассказал свою историю. Когда он закончил, Спарта сказала:
— Выяснить, были ли у Балакян средства и возможности испортить пусковую установку будет довольно просто. Ты для этого не понадобишься.
— Почему ты не думаешь, что это был просто несчастный случай? Ведь такое случалось и раньше, не так ли?
— Периодически.
Это была не совсем правда. Спарта знала что аварии случались лишь на установке базы «Кейли», в те времена, когда установки на базе «Фарсайд» еще не существовало. Тогда пятидесяти килограммовые блоки лунной породы запускались столь часто, что не совсем совершенная техника не выдерживала. И тонкая полоса Луны сзади от пусковой установки покрылась кратерами метровой ширины, от падения блоков.
Авария Клиффа Лейланда была первым случаем, когда модернизированная пусковая установка базы «Фарсайд» вышла из строя во время запуска.
— Вообще-то, я не думаю, что Балакян решила таким способом с тобой расправиться, из-за такой ерунды. Если она не является, конечно, сумасшедшей мстительной гарпией. Но ведь расследование я все же провести обязана.
Лейланд, почти против своей воли, улыбнулся вместе с ней:
— Ну, если кто-то пытается убить меня, я должен поблагодарить за то, что меня держат здесь.
— Вот об этом я и говорила, что ты можешь настаивать на своем задержании здесь. Еще несколько вопросов…
Час спустя она уже падала к Луне в шаттле, подобном тому, который Клиффорд Лейланд покинул в полете. Решила испытать, что ощущал Лейланд, и поэтому не задействовала свой катер. Она разрешила Лейланду продолжить прерванное путешествие на Землю. Причина, по которой Космический Совет задержал Лейланда в Л-1 была больше в том, чтобы защитить его от прессы, а не от убийц. Чтобы утих убийственный интерес к нему «акул пера».
За ней прислали лунный багги. Проведя полчаса в крошечном офисе Службы безопасности Фарсайда, изучая компьютерные файлы, она позвонила Ван Кесселу в Центр управления запуском:
— Инспектор Трой, Комитет Космического контроля. Давай посмотрим, сможем ли мы разобраться с тем, что у вас твориться.
— Зайду за тобой через двадцать минут, — ответил Ван Кессел.
— Отсюда мы контролируем все, — заявил важно Ван Кессел.
Они прибыли в Центр во время пересменки, одни люди выходили и садились в вагоны метро, другие заходили и занимали места за консолями.
— Большинство систем полностью автоматизированы, но нам, людям, нравится следить за тем, что делают наши друзья-роботы.
Спарта молча слушала, как он подробно объяснял функции каждой консольной станции, хотя большинство из них были очевидны с первого взгляда. Это было начало того, что обещало быть долгой экскурсией по электромагнитной пусковой установке. Она сосредоточила свое внимание на больших экранах на передней стене, по ним было видно, что, за исключением самой бездействующей пусковой установки, база вернулась к нормальной деятельности.
— Фрэнк, знакомься — инспектор Трой.
Рыжеволосый мужчина лет тридцати пяти улыбался ей — красивое, искусственно загорелое лицо.
— Это Фрэнк Пенни, инспектор, Он отвечает за эту смену. Он же отвечал за смену, когда мы столкнулись с нашим маленьким сбоем.
— Это ты спасла тех парней на Венере? — сказал он с мальчишеским энтузиазмом, протягивая ей за руку. — Это было действительно что-то.
Когда они пожали друг другу руки, его улыбка стала шире, обнажив множество безупречно белых зубов. Фрэнк Пенни был блистателен. Она не могла не заметить его мощную грудь, вздымающуюся под тонкой рубашкой с короткими рукавами, мускулистые предплечья, крепкую хватку.
— Пожать эту руку — действительно для меня большая честь. — Он не сводил с нее глаз, стараясь очаровать.
Спарта высвободила свою руку. Ее интерес к нему был совсем не тем, на что он надеялся. Глядя на него, она вдыхала его слабый запах. Под духами после бритья и обычным человеческим потом чувствовался странный аромат, его формула непроизвольно всплыла в ее сознании — сложный стероид с необычными боковыми цепями. Неужели Пенни накачался адреналином? Ничто в нем не говорило о страхе или волнении, он казался довольно хладнокровным человеком.
— Мы собираемся осмотреть место где произошел сбой, Фрэнк, присоединяйся.
— С удовольствием, если леди не возражает.
— Не говори глупостей, — сказал Ван Кессел, изображая разговор любезного босса с любимым сотрудником. — Давай наденем скафандры и отправимся туда.
Ван Кессел до отказа заполнил водительское сиденье лунного багги, а Спарта и Пенни втиснулись сзади. Они неслись рядом с массивной конструкцией пусковой установки, которая, казалось, бесконечно тянулась по ровному дну «Московского Моря». Ван Кессел не был хорошим водителем, баги так и стремился врезаться в одну из опор. И Спарте так и хотелось перехватить рычаги управления.
— Вся трасса построена из автономных секций, каждая длиной в десять метров и…
Спарта слушала, стараясь выглядеть заинтересованной, на самом же деле технические характеристики и принципы работы установки уже были в ее голове еще на Земле, но ей не хотелось, чтобы это стало известно ее собеседникам.
Ван Кессел остановил баги:
— Мы на месте. Именно здесь произошел сбой. Давайте выйдем.
Они запечатали свои шлемы. Ван Кессель включил насосы, чтобы засосать воздух из кабины в резервуары для хранения. И они выбрались на темно-серые обломки, покрывавшие дно кратера. Ван Кессель вскарабкался на одну из приземистых опор, остальные последовали за ним.
Спарта стояла на дорожке с двумя мужчинами. Было лунное утро и металл пусковой установки сверкал на солнце. Петли направляющих магнитов окружали их, отступая в даль в обе стороны, казалось, до бесконечности, сжимаясь, пока не превращались в сплошную яркую металлическую трубу и, наконец, не исчезли в яркой точке. Это было все равно, что смотреть сквозь только что почищенный ствол винтовки.
— Мы чертовски тщательно изучили этот фрагмент, сказал Ван Кессель. Не знаю, что ты собираешься здесь найти.
Спарта в ответ, только кивнула:
— Подождите меня здесь, пожалуйста.
Она, оставив мужчин, прошлась по эстакаде сначала в одну сторону, затем в другую, осматривая ее с помощью чувств, которые поразили бы обоих инженеров. — никаких следов повреждений или вмешательства. С минуту стояла молча. Вдруг почувствовала странное ощущение, что-то вроде тошноты, сопровождавшейся неслышным чириканьем в голове. Она огляделась, но ничего необычного не увидела. Ощущение прошло так же быстро, как и появилось.
— Мистер Ван Кессел, вы не скрытный человек. Но вы ни разу не упомянули слово «преступление».
Он широко улыбнулся. — Я полагал, что ты сама придешь к такому выводу.
— Мне не нужно было лететь на Луну, чтобы прийти к такому выводу. Это было очевидно с самого начала.
— Я в этом сомневаюсь. — Вмешался Пенни. Может у тебя есть факты неизвестные нам?
— Дело не в том, что запуск провалился, а в том как и самое главное где это произошло. Ведь сбой произошел именно там, где вы ничего не могли сделать, не оставалось достаточной длины эстакады ни для того, чтобы разогнать шаттл до нужной скорости, ни для того чтобы остановить ее, не раздавив Лейланда смертельным ускорением.
— Верно, — с удовольствием согласился Пенни. — Если бы автоматика попыталась затормозить его, он был бы внутри этой штуки, как жук на лобовом стекле автомобиля.
— Я думал, что это саботаж, — сказал Ван Кессель, — но старые инженеры суеверны. Мы знаем, что рано или поздно все, что может пойти не так, пойдет не так. — Закон подлости.
— Да, и это здравое статистическое мышление. Вот почему я хочу увидеть все своими глазами. Давайте осмотрим загрузочную площадку.
Они спустились с пусковой эстакады и забрались в машину. Ван Кессель нажал на газ, и большеколесный багги развернулся и помчался галопом через Луну. Через несколько минут они были уже внутри ангара. Лишенный изящества стальной амбар, освещенный рядами люминесцентных голубых трубок, тянулся почти на полкилометра рядом с эстакадой горизонтально, на нулевой отметке; лес стальных столбов поддерживал его плоскую крышу.
Пенни ушел в Центр управления, а болтливый Ван Кессел был рад продолжить играть роль гида:
— Пусковая установка может обрабатывать до одной капсулы или шаттла в секунду. Поскольку трасса состоит из автономных секций, каждый груз ускоряется независимо, даже если по ней едут сразу тридцать грузов.
Пол огромного сарая представлял собой систему магнитных дорожек, которые подавали запускаемые аппараты на стартовую позицию электромагнитной катапульты. Для людей было предусмотрено специальное герметичное помещение, с воздушными шлюзами и переходными рукавами.
Спарта и Ван Кессел уже находились в нем с открытыми шлемами, стоя перед большим окном. У края платформы выстроились, ожидающие отправления, шаттлы. Это место чем-то напоминало платформу метро.
Спарта по переходному рукаву проникла в шаттл, стоящий первым в очереди. Беглого взгляда хватило, чтобы убедиться что все шаттлы были однотипными — три противоперегрузочных кресла, пульт управления и все остальное.
— Как происходит посадка пассажиров?
— Номер шаттла сообщается пассажиру заранее, обычно за день до старта. — Говорил Ван Кессел, протягивая руку, помогая ей выбраться из переходного рукава. — Для предстартового контроля существуют помощники по запуску.
Спарта продолжила разговор, когда они оказались в Центре управления запуском:
— Кто бы ни повредил шаттл, он мог знать за день до этого, что Клифф Лейланд будет в ней. Но он не смог бы это совершить без риска, что его заметит помощник по запуску. Ван Кессел, ты хорошо знаешь людей, которые были в день катастрофы помощниками?
— Пенни их должен лучше знать. Ведь это была его смена. Пенни, инспектору нужна кое-какая информация.
— Инспектор? — Фрэнк Пенни повернул к ней свое кресло, слегка проведя пальцами по волосам.
— Насколько я понимаю, у вас есть клиенты, ждущие начала работы пусковой установки?
— Еще бы. Вот смотрите список:
Он указал на плоский экран, заполненный именами и номерами грузов. Она взглянула на него и тут же запечатлела в памяти.
— Как видите, экономика базы Фарсайд зависит от тебя, инспектор, — небрежно заметил Пенни. — Мы все ждем, когда ты позволишь нам вернуться к нашей работе.
Спарта оглядела комнату. Все диспетчеры наблюдали за ней. Она повернулась к Ван Кесселю:
— Всему свое время. Ты можешь сделать для меня одну вещь.
— Что это такое?
— Мне нужен баги.
— Я с удовольствием отвезу тебя…
— Ничего страшного, я сама поведу машину. Меня учили.
Ван Кессел сообразил, что женщина, способная управлять венероходом, справится и с лунным баги. — Возьми тот, которым мы пользовались.
— Спасибо. Кстати, мистер Ван Кессел, я заметила один недочет. — Свободный доступ к ручному управлению на шаттле.
— Ручное управление? Это же на чрезвычайный, аварийный случай.
— И все-таки я бы над этим подумала.
— Это официальная рекомендация?
— Нет, делай, что считаешь нужным, это по твоей части. Как представитель Комитета Космического Контроля разрешаю возобновить эксплуатацию пусковой установки. — Она повернулась к двери.
— Инспектор, — замялся Ван Кессел, — разве ты не собирались спросить Фрэнка о…?
— О том кто был помощником в день аварии? Нет их имена мне известны. Понт Истрати, Марго Керт, Луиза Одоне. Я просто поинтересовалась хорошо ли ты их знаешь.
Ван Кессел смотрел, как Спарта покидает рубку управления. Выражение его лица было необычайно задумчивым. Обычно жизнерадостный Пенни угрюмо уставился на свой пульт.
Прежде чем уснуть, Блейк провел несколько часов в беседах с текущими водами Сены и булыжниками набережной д'Орсе пока непреодолимое желание говорить наконец не превратилось в простое бормотание, и он смог в изнеможении опуститься на землю.
Медный свет утра отразился от ряби на маслянистой реке, когда он зашел в кафе и сделал анонимный звонок в полицию, чтобы сообщить о «несчастном случае» в подвале редакции «Леке» на улице Бонапарта. В своем теперешнем настроении он не стал бы глубоко оплакивать смерть Леке и Пьера от хлора, но он слишком много знал о токсинах и дозах, чтобы понимать, что, вряд ли, эти двое будут страдать от чего-то худшего, чем просто затяжной кашель.
Он не сомневался, что им уже давно удалось скрыться, но все же не помешает дать возможность полиции порыться в остатках Афанасианского общества. Блейк повесил трубку и быстро перешел в другое кафе, где налил себе эспрессо, обдумывая свой следующий шаг.
Проект «Спарта» невероятно развил природные способности Блейка, хотя и без хирургического вмешательства, и он не только навечно запечатлел в своей памяти украденный папирус, но и за дни заключения сумел понять всю содержащуюся в нем информацию и ее ценность для общества Леке, этих фанатиков свободного духа. Было ясно, что им со Спартой грозит смертельная опасность. Они знали то, чего знать были не должны.
Папирус был звездной картой. В тексте были названы дни, когда пирамида должна была проложить линию через небеса, которая укажет путь к звезде, с которой «пришли посланцы Бога». Видимо секта верила в новое Пришествие посланцев и хотела, чтобы только они представляли всю земную цивилизацию, получая все бонусы и доминируя. Зная расположение звезды, можно было вести наблюдение, в надежде получить возможные сигналы. Только секта должна обладать всеми этими знаниями.
По имеющимся у него данным Блейк не мог назвать звезду, очень много изменилось в звездном небе за последние несколько тысяч лет. Необходимы компьютерные расчеты. Он мог назвать лишь участок неба.
Блейк нашел еще одну информационную будку и подключился к своему компьютеру в Лондоне. Через несколько секунд он определил, что кто-то, предположительно Спарта, получил доступ к файлу «ПРОЧТИ». Но, если это Спарта, почему она не нашла его? Он прервал связь до того, как компьютер перегрелся, и пообещал себе установить дистанционное управление системой охлаждения, как только вернется домой. Затем он сделал еще один звонок, все еще направленный через его лондонский адрес, в земную центральную штаб-квартиру Комитета Космического Контроля:
— Меня зовут Блейк Редфилд. У меня есть сообщение для инспектора Эллен Трой.
— Где ты сейчас, мистер Редфилд?
— Я этого сказать не могу. Моя жизнь может оказаться под угрозой. Просто передайте Трой, что я пытался связаться с ней.
Он отключился и быстро зашагал прочь. Блейк уже поднимался по бульвару, когда серый электрический седан бесшумно скользнул к обочине в нескольких шагах перед ним. Высокий мужчина с голубыми глазами и серо-стальными волосами, с такой темной кожей, что Блейк на мгновение принял его за араба, вышел с пассажирской стороны седана. Его левая рука была отведена в сторону, ладонью наружу, чтобы показать, что она пуста, в то время как в правой он держал открытый футляр значка с Золотой звездой Комитета Космического Контроля
— Ты, должно быть, Редфилд, — слова вылетали с трудом, резким шепотом. — Ты ищешь связь с Трой, звонил через Лондон, очень неосторожно с твоей стороны, пять секунд назад, хорошо что это я случайно оказался поблизости, а могло бы оказаться гораздо хуже.
— Кто ты такой?
— Извини, нет времени знакомиться, — прошептал голубоглазый мужчина. — Говори, я передам Трой.
Блейк повернулся боком, уменьшая размер мишени, которую он представлял, и его тело было сбалансировано для бега:
— Я должен передать ей это лично.
Голубоглазый кивнул:
— Это можно устроить. Тебе повезло, что Трой оставила меня здесь с инструкциями найти тебя.
— Каким образом. Ты работаешь на нее?
— Можно сказать и так. Если хочешь ее увидеть, то или поехали прямо сейчас со мной, или сегодня аэропорт Де Голль, двадцать два ноль ноль, терминал С, шаттл-выход девять. Мы доставим тебя к ней. Если ты не придешь, забудь об этой встрече.
— И куда же придется лететь?
— Ты узнаешь, когда доберешься туда.
— Хорошо, — сказал Блейк, позволяя себе расслабиться. — Пожалуй, я могу позволить тебе подвезти меня. Поехали.
Человек с хриплым голосом оставил Блейка у дверей шаттла. Через несколько минут космический челнок поднялся в воздух. Через час Блейка уже сопровождали по невесомым коридорам космической станции на низкой околоземной орбите на другой корабль. Все относились к нему с холодной вежливостью, хотя даже самые случайные вопросы оставались без ответа. Когда Блейк понял, что его посадили на космический катер, что-то похожее на благоговейный трепет закралось в его небрежную манеру. В распоряжение Спарты были предоставлены огромные ресурсы. Он не мог знать, что Спарта была бы так же потрясена и озадачена, как и он.
Катер покинул орбиту с чудовищным ускорением, и через день Блейк увидел на экранах кабины пункт назначения. Да, он узнал это место. Катер нырял к базе Фарсайд на Луне.
— Ты инспектор Трой? — Катерина Балакян окинула взглядом небольшую фигурку Спарты. — Так это ты спасла жизнь Форстеру и Мерку в аду Венеры?
— Мне просто повезло, — пробормотала Спарта. Она не была в восторге от того, что стала такой знаменитой, но решила, что ей лучше привыкнуть к этому.
— Для меня большая честь познакомиться с тобой, — Катерина протянула Спарте руку в перчатке. Обе женщины еще были в скафандрах — астроном только что вернулась с осмотра антенны.
Катерина повела Спарту в маленькую кофейню в конце ярко освещенного коридора в Центральном операционном бункере обсерватории. Присутствующие бросали на них любопытные взгляды, не часто здесь можно было увидеть новое лицо. Помещение благоухало запахами тел, и среди них Спарта заметила дразнящий намек на личный аромат, который она где-то встречала раньше.
— Мой коллега Пит Гресс будет мне завидовать, — начала разговор Катерина.
— А? — Спарта потратила долю секунды на поиск имени в своей памяти, она поняла, что видела его в списке пассажиров и грузов, готовых воспользоваться пусковой установкой.
— Альберс Мерк — его дядя. — Катерина широко улыбнулась. — Он будет завидовать, что я первая встретила тебя, а он и так достаточно зол на меня.
— А почему он злится на тебя? — Катерина казалась удивительно готовой поделиться своими мыслями, независимо от того, имели ли они какое-либо отношение к делу. Ее прямо распирало желание поболтать.
— Он у нас аналитик, занимается анализом и разрабатывает программы для изучения радиосигналов, которые мы получаем, ищет закономерности. Его страстная мечта — получить послание от далекой цивилизации, быть первым, кто его расшифрует. Он злится на меня, потому что нынешняя наша поисковая программа, которую я поддерживаю, ищет в областях, которые он не считает перспективными.
— Он принимает это так близко к сердцу?
— Он жаждет сделать свое великое открытие. А между тем телескопы направлены на то, что представляет больший интерес именно для нас, астрономов.
— В настоящее время это должно быть Созвездие Южный Крест, верно?
— Я вижу, вы уже познакомились с нашей работой.
— Да, я знаю. Основная ваша цель это поиск внеземных цивилизаций, не так ли?
— Да, мы ищем признаки разумного общения. Судя по сообщениям СМИ, вы можете подумать, что это наша единственная цель. Но я уверяю вас, что нам удается заниматься и фундаментальной наукой. — Катерина улыбнулась. — Слушай, что это я все болтаю и болтаю, ты же пришла задавать вопросы.
Очевидно, перспектива быть допрошенной законом нисколько не беспокоила Катерину Балакян.
— Кто-то пытался убить Клиффорда Лейланда, — продолжила Спарта. — Ты случайно не имеешь к этому отношения?
Катерина рассмеялась громким, сочным смехом, полным неподдельного добродушия:
— Ты думаешь, я стала бы из-за него беспокоиться? Это же червяк.
— Говорят у тебя были с ним две встречи, у тебя в квартире.
— Да, встреча. Это подходящее слово. На следующий день после того, как на кануне он от меня героически сбежал, он позвонил, извинился и сказал, что ему нужно с кем-то поговорить, что я единственный друг, которого он нашел на Луне. Он пригласил меня поужинать с ним. Я сказала, что да, хорошо, но давай сначала выпьем в моей комнате. Он пришел ко мне и сказал, что накануне вечером, после того как он вышел из моей комнаты, его избили какие-то люди. Я убедила его показать мне синяки. Они были нежными, не очень серьезными. — Она по-волчьи оскалилась. — Мы так и не пошли никуда ужинать.
Спарта кивнула. Это совпадало с тем, что рассказал ей Лейланд.
Проведя ночь с Катериной, на следующий день, мучимый чувством вины, узнал, что его внезапно перевели обратно на Землю, к его семье. Он даже не потрудился сообщить об этом Катерине. В ужасе от того, что он сделал, он отключил свой комлинк и в течение следующих нескольких дней отказывался отвечать на ее сообщения.
— Переспал, а потом сделал вид, что меня не существует, даже прости-прощай не сказал. — Катерина больше не улыбалась, ее розовая кожа сияла от негодования.
Спарта никогда не была в такой ситуации и не могла себе этого представить. Она почувствовала, что сочувствует Катерине. Было в Клиффе Лейланде, что-то нечистоплотное. Свою фальшивую застенчивость он, похоже, использовал как приманку. — Значит, ты признаешь, что у тебя был мотив?
— Да, — яростно ответила Катерина. — Если ты считаешь, что это сильный мотив. Но в конце концов, какое это имеет значение? Кроме того, если бы я убила его, все бы знали об этом. Я бы сломала ему шею.
Руки Катерины были скрыты перчатками скафандра, но ее руки были длинными, а плечи широкими, она выглядела так, словно была создана для укрощения лошадей, как ее предки — легендарные скифы. Но в глубине души Спарта сомневалась, что Катерина имела к этой аварии какое-то отношение.
— Если потребуется, можешь ли ты вспомнить, где находилась в течение суток, предшествовавших запуску?
— Однозначно. И очень многие это подтвердят. Городок маленький, все на виду. Послушай, его избили, за то что он отказался заниматься контрабандой. Возможно они решили решить вопрос кардинально, чтобы не допустить распространение слухов?
— Ты можешь назвать имена? Это мог быть Понт Истрати?
— Возможно. Я не люблю повторять слухи.
— Сейчас не двадцатый век. Мы не бросаем людей в тюрьму без достаточных доказательств. Невиновные не пострадают, так что говори.
Катерина на секунду задумалась. Выдохнула через раздувшиеся ноздри и назвала Спарте полдюжины имен. Затем добавила:
— Инспектор, а тебе не кажется, что это все-таки был несчастный случай? Я имею в виду, что Клифф случайно оказался на борту этого шаттла. Возможно, хотели уничтожить именно этот шаттл, по какой-то причине, а не Клиффа.
Спарта улыбнулась:
— Интересная гипотеза. Я дам тебе знать, чем все это закончится. Спасибо за помощь.
Катерина прощаясь сняла перчатку и энергично пожала Спарте руку, затем сказала кому-то за ее спиной:
— До свидания, Пит.
Спарта обернулась и увидела высокого молодого человека с печальными глазами, проходящего по коридору. Он был одет в скафандр и нес чемодан. Мужчина ничего не ответил, только коротко кивнул и пошел дальше.
Прикоснувшись к обнаженной коже ладони Катерины, Спарта проанализировала аминокислотную совокупность женщины и внезапно узнала аромат, который в этом переполненном зловонием помещении казался ей знакомым.
Катерина Балакян была той самой женщиной, которая обыскивала квартиру Блейка Редфилда.
Пламя тормозных двигателей садящегося корабля вспыхнуло над головой Спарты. Ее лунный багги мчался по серой равнине. Белый корабль с голубой лентой и Золотой Звездой мягко опускался на посадочную площадку за куполами. Спарта недоумевала, зачем он перебазировался сюда с Л-1, где она его оставила?
Все двадцать километров ухабистой, пыльной дороги вдоль бесконечной пусковой установки до центра базы она размышляла о том, какая связь может существовать между Блейком Редфилдом и Катериной Балакиан. В досье астронома говорилось, о трехмесячном отпуске на берегах Каспийского моря. Но ведь такую запись очень легко подделать. Почему следы Балакиан оказались в квартире Блейка? Объяснения не находилось.
Ее комлинк зашипел:
— Это Ван Кессел, инспектор Трой. Твое предложение реализовано, доступ к ручному управлению на шаттле требует теперь согласия по крайней мере одного компьютера управления. А теперь глянь направо.
Спарта подняла глаза. Мимо нее по эстакаде пронеслась грузовая капсула. Через секунду еще одна и еще. Вскоре бисерная нить крошечных снарядов протянулась в пространство.
Ее комлинк зашипел снова:
— Инспектор Трой, это диспетчер посадочной площадки. Здесь только что сел космический катер. Пилот говорит, чтобы ты забрала у него пассажира.
— Соедини меня с ним.
— На связи.
— Кто ваш пассажир, пилот?
— Я не имею права разглашать это, мне приказано передать пассажира только вам и никому другому.
Спарта узнала женщину:
— Насколько вы торопитесь, капитан Уолш?
— Мы будем дозаправляться в течение часа, затем уходим.
— Хорошо. Я успею. — Спарте было необходимо как можно скорее задержать Понта Истрати. Это его голос слышал Клифф Лейланд перед своим стартом, остальные двое помощников при запуске были женщинами. Но он был мелкой сошкой, всем наркобизнесом заправлял скорее всего Фрэнк Пенни, от него даже пахло наркотиками, да и Катерина Балакян говорила о нем как о человеке, который может достать все что угодно. И видимо он, узнав о глупом поступке Истрати, подбросившем наркотики Лейланду, что однозначно привело бы к крупному расследованию, ударился в панику и попытался убить Клиффа Лейланда. Но если это так, то сейчас Истрати стал опасным для Пенни и поэтому Понта Истрати было нужно как можно скорее изолировать.
И тут завыли аварийные сирены.
— Что случилось? — Спросила Спарта по комлинку.
— Освободите все частоты, чрезвычайная ситуация. — произнес роботизированный голос центрального компьютера базы.
Спарта назвала центральному компьютеру свой идентификационный код. — Это Трой. Командный канал!
— Командный доступ подтвержден, — произнес робот.
— Доложить обстановку.
— Попытка захвата орбитального буксира, буксир заблокирован, угонщик не имеет соответствующих кодов. Предположительно это мистер Понт Истрати, может быть вооружен и должен считаться опасным.
Через несколько мгновений Спарта уже неслась к посадочной площадке. Там, на одном конце поля возвышался белый катер Космического Контроля, на другом освещенный прожекторами стоял орбитальный буксир. Впереди Спарты остановился на безопасном расстоянии от двигателей буксира лунный баги с красным огоньком на крыше. Это была одна треть всех мобильных сил безопасности базы Фарсайд.
Патрульные, после некоторых препирательств, очень неохотно разрешили ей пройти к буксиру. Выбравшись из багги, Спарта направилась вперед. Поднялась по наружной лестнице на девять этажей вверх по освещенной прожекторами стороне буксира к командному модулю. Внешний люк воздушного шлюза ей удалось открыть мгновенно, оттуда хлынул поток воздуха. Принялась открывать внутреннюю дверь:
— Истрати, — выдохнула она в комлинк своего скафандра, — тебе лучше надеть скафандр, потому что я иду. И когда…
Дверь резко распахнулась и ее выбросило наружу. На Земле падение с такой высоты на твердую поверхность было бы смертельным, но это была Луна и Спарта, успев правильно сгруппироваться, как кошка, приземлилась на ноги. Над ней по лестнице спускался Истрати. Увидев что она не пострадала, он оттолкнулся и прыгнул так сильно, как только мог. Пролетев у нее над головой, упал, дважды перекатился, вскочил на ноги и огромными скачками помчался по полю.
В пылу борьбы Спарта чуть было не побежала за ним, но вовремя остановилась:
— Куда это он собрался?
Голос патрульного прозвучал озадаченно:
— Не понятно. В том направлении ничего нет. Сейчас мы его догоним.
— Оставьте его мне. Отправляйтесь в рубку управления запуском, ждите меня там
— Как скажешь, инспектор.
Багги службы безопасности тут же развернулся и уехал.
Спарта вела машину одной рукой, постепенно приближаясь к Истрати, ожидая, что этот человек придет в себя и поймет, что у него нет другого выхода, кроме как сдаться. Она попыталась поговорить с ним по комлинку, но в ответ слышала только его прерывистое дыхание. Беглец одним прыжком преодолел десятиметровый кратер и исчез за его дальним краем. Когда она в свою очередь миновала это препятствие, то обнаружила, что Истрати впереди не было. Она резко остановилась.
Что-то ударилось в пластиковый купол над ее головой. Истрати, сжимая обеими руками метровый базальтовый валун, нанес еще один удар, стремясь ворваться в кабину. Сквозь пластик были видны его налитые кровью, сверкающие глаза, пена на его губах. В его лице не было ничего человеческого, наркотики превратили его в зверя.
Спарта дала задний ход и освободила ремни безопасности. Истрати уже собирался прыгнуть снова, когда она выпрыгнула из машины. И тут произошло то, что она ожидать никак не могла, — Истрати, держа камень в руках, изо всех сил нанес им себе удар в лицо. Острый край базальта расколол его лицевой щиток. Он был еще жив, когда Спарта добралась до него, но она ничем не могла ему помочь. Его красные глаза стали еще краснее, когда в них хлынула кровь. Он сильно вздрогнул, когда последний его вздох вспенился в вакууме, а затем умер.
Несколько долгих секунд Спарта беспомощно стояла на коленях рядом с телом. Она чувствовала, как ее комлинк потрескивает, но не стала отвечать. Жгучее ощущение в ее глазах было слезами, сердитой печалью. Она не была создана для этой работы. Для чего бы Господь ее ни создал, но только не для этого.
Придя немного в себя, она отнесла большое, легкое тело Истрати в багги, устроила его на заднем сиденье, пристегнула ремнями. Загерметизировав кабину и заполнив ее воздухом, она сняла шлем, понюхала воздух. На внутреннем экране сознания Спарты появились длинные химические формулы сложного коктейля препаратов, которыми несло от Истрати. Он явно был отравлен.
Она включила моторы багги и медленно направилась обратно к базе:
— Трой вызывает службу безопасности Фарсайда. Командный канал.
Ответа не последовало. Спарта подняла глаза и увидела, что атака Истрати срезала антенны.
Приехав в Фарсайд чтобы расследовать покушение на убийство, она теперь имела на руках, в дополнение к этому, труп и похоже виновник в обоих преступлениях один. — Пенни отчаянно пытается замести следы.
Мысли Спарты были прерваны видом ярко освещенной фигуры в скафандре, идущей ей наперерез, энергично жестикулируя. Она задействовала свой уникальный глаз и приблизила изображение. — Это был Блейк Редфилд. Она закрыла шлем и разгерметизировала кабину. Через несколько минут резко остановилась рядом с ним. Когда открыла купол, то увидела его широкую ухмылку.
— Ты тот пассажир, которого я должна была забрать?
— Совершенно верно. Я убедил их отпустить меня с корабля. — Он был очень доволен произведенным эффектом.
— Ты не против сесть на заднее сиденье?
— Вовсе нет. — Но его улыбка исчезла, когда он увидел кто с ним рядом.
Багги продолжил свой путь к базе. После нескольких секунд молчания она спросила:
— Что ты делаешь на катере? Он предназначен для сверхважных дел.
— У меня сложилось впечатление, что ты послала его за мной.
— Кто создал у тебя такое впечатление? — резко спросила она.
— Высокий, седые волосы, голубые глаза, голос, как прилив на галечном пляже. Он не назвал мне своего имени, но сказал, что работает на тебя.
Спарта чуть не поперхнулась, превратив это в кашляющий звук:
— Хорошо, — прохрипела она. — Я нашла твое сообщение, Блейк, и приехала в Париж, но опоздала. А потом всплыло это дело.
— Какое дело? Никто не сказал мне, что происходит. Или почему ты здесь.
— Несколько дней назад электромагнитная катапульта базы Фарсайд вышла из строя и чуть не убила фермера, ехавшего в шаттле. Меня послали разобраться был ли это несчастный случай и прямо сейчас я еду арестовывать парня, который это сделал.
В кабине воцарилась тишина, нарушаемая лишь воем моторов.
— Эллен, ты не рада меня видеть?
Она долго угрюмо смотрела перед собой, потом покачала головой:
— Ты должен меня понять. Я просто сильно устала. Так много дел. У меня кончается энергия.
— Знаешь, я нашел Уильяма Лэрда. Или как там его зовут.
Она сглотнула и обнаружила, что ее горло было как песок. Лэрд. Человек, который пытался убить ее. Человек, который убил ее родителей (если они конечно мертвы).
— Где, — прошептала она.
— В Париже. Он называл себя Леке. Он узнал, кто я такой. Меня держали взаперти больше недели, прежде чем мне удалось бежать.
— Зачем ты украл свиток?
— Теперь я член «свободного духа». Это было мое первое задание. Я надеялся, что ты появишься вовремя, чтобы спасти меня.
— Блейк, ты знаешь Катерину Балакян?
— Нет. А кто это?
— Ее отпечатки пальцев повсюду в твоей квартире.
— Черт. Они, должно быть, проследили за мной, когда я посылал тебе сообщение. Что ты можешь сказать о ней?
— Она астроном здесь, в Фарсайде. Крупная, мускулистая блондинка с серыми глазами…
— Кэтрин! Закадычная подруга Леке. Безупречно говорит по-французски и, да, она астроном. — Блейк взволнованно подался вперед. — Я знаю, какова их программа, зачем им понадобился проект «Спарта». Леке-Лэрд, я имею в виду, что он и все остальные верят, что боги были среди нас, наблюдая за эволюцией в течение миллиарда лет, наблюдая за прогрессом человечества, ожидая, когда придет время вмешаться. Пророки «свободного духа» назначили себя верховными жрецами всего человеческого рода. Они думают, что их задача — создать совершенного человека, человеческий эквивалент богов. Элен, это ты должна была представлять все человечество, приветствовать богов сходящих с небес. Вот что они пытались сделать с тобой.
Она горько рассмеялась:
— Они все испортили, это точно.
— Все это может показаться очень туманным и безумным, за исключением того, что они знают, откуда прилетели эти так называемые боги. У них есть то, что они называют записями посещений Земли этими богами в древние времена! Этот папирус, например, утверждает, что родная звезда богов находится в созвездии Южный Крест. Любой, кто сможет построить пирамиду и осовременить звездную карту сможет уточнить ее месторасположение.
Багги резко остановилось, бросив Блейка вперед.
— Что случилось? — удивленно спросил он.
Немного помолчав, Спарта заговорила:
— Вот тебе цепь событий. Антенны обсерватории здесь, на Луне, как мне известно, нацелены на это созвездие. Работы ведут Кэтрин-Катерина и ее напарник, то есть, иными словами, ведет «свободный дух». Цель этих работ, ты только что мне назвал. Это во-первых.
Во-вторых. Ты проникаешь в их ряды. Тебя разоблачают. Решают, поскольку за тобой стоит какая-то серьезная, возможно правительственная организация, необходимо на время свернуть всю свою деятельность. В том числе и замести все свои следы на Луне.
Возникает план разрушить обсерваторию, замаскировав это под случайный сбой техники. Бедный Клифф Лейлэнд, его шаттл должен был уничтожить обсерваторию. Лишь не совсем продуманное исполнение, помешало осуществлению этого плана.
А если все мои рассуждения правильны, то намечается еще один провал запуска. Я видела имя напарника Кэтрин-Катерины в плане сегодняшних пусков и на этот раз он учтет прежнюю свою ошибку. Если я правильно считаю секунды, то его шаттл в этот момент направляется в пусковую установку. Этому нужно помешать, а связи нет, антенны срезаны. Но, даже если мои рассуждения ошибочны, то то что я собираюсь сделать вреда никому не принесет, лишняя тысяча километров в час, за счет маневровых двигателей, шаттлу не повредит.
Пусковая установка растянулась в обе стороны перед ними. Мимо мелькали грузовые капсулы.
— Мы у черта на куличках! — Запротестовал Блейк. — Куда это ты собралась?
Спарта молчала, сосредоточившись. Лунный баги катился совсем рядом с эстакадой:
— Перебирайся сюда и бери управление.
Ударившись о спинку сиденья и облегчив душу крепкими словами, Блейк очутился рядом со Спартой. Она открыла купол машины:
— Держи прямо, сейчас я прыгну, постарайся не перевернуть эту штуку.
— Что…?
Но ее уже не было рядом. Она летела прочь от него, раскинув руки в вакууме, изогнув их в виде крючков, как будто была крылатым существом, на мгновение она превратилась в левитирующую богиню… В это время шаттл летел к ним и прочь.
Блейк мужественно сражался с баги, но остановиться ему удалось лишь едва не врезавшись в опору эстакады. Блейк откинулся назад и закрыл глаза, жадно глотая воздух скафандра. Когда его глаза открылись, он пронзительно закричал. Он совсем забыл про своего компаньона: мертвые красные глаза Истрати смотрели на него с ледяной яростью.
Блейк выбрался из баги, колени его дрожали. Он увидел Спарту лежащую скрючившись, в пыли. Побежал к ней, но не удержал равновесие и упал на колени рядом с ней.
— Успокойся, пока не поранился, — хрипло сказала она.
— С тобой все в порядке?
— У меня все отлично. — Она быстро поднялась. — Нам срочно нужно в центр управления запуском. Ты подняться самостоятельно можешь?
— Да, — раздраженно сказал он и шатаясь поднялся. — Что это ты сделала?
— Я расскажу тебе об этом позже. Сейчас нужно спешить.
Когда Спарта и Блейк появились в рубке управления стартом, там царила растерянная тишина. Ван Кессел бросил на Спарту свирепый взгляд. Он открыл рот, но, казалось, не мог подобрать слова, затем выпалил:
— Опять сбой пилотируемого запуска.
Спарта, не обратив внимания на Ван Кессела, произнесла:
— Фрэнк Пенни, — тот повернулся к ней, — ты арестован за попытку совершить убийство Лейлэнда, за убийство Понта Истрати, за незаконный оборот наркотиков в нарушение многочисленных законов Совета миров. Ты имеешь право хранить молчание. Ты имеешь право нанять адвоката, который будет присутствовать на любом официальном собеседовании. Между тем, все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде. Ты понимаешь свои права по уставу Совета миров?
Загорелое лицо Пенни густо покраснело.
— Или ты предпочитаешь бежать, Фрэнк? Как Истрати, — прошептала она, не в силах сдержать злобу. — Я не буду пытаться остановить тебя.
— Я хочу связаться со своим адвокатом, — хрипло сказал Пенни.
— Сделай это где-нибудь в другом месте. У нас тут есть чем заняться.
Пенни с трудом поднялся со стула и вышел из комнаты. Двое патрульных службы безопасности встретили его у дверей. Все молча проводили его глазами.
Блейк поднял в удивлении бровь:
— Откуда здесь взялась полиция?
— Я их сюда направила, прежде чем отправиться за Истрати.
— Инспектор Трой, у нас здесь авария. Между прочим! — Заорал на нее Ван Кессел.
— Да, мистер Ван Кессел, — мягко ответила она. — Провал запуска. Я знаю об этом. У нас есть несколько часов, чтобы исправить ситуацию, не так ли? И арест мистера Пенни является началом этого исправления.
— Какое Пенни имеет отношение к делу? — Взорвался ван Кессель. — Все знают, что Фрэнк и Истрати были чем-то увлечены вместе, но…! — Он внезапно замолчал. Его раскрасневшееся лицо побледнело.
Спарта устало улыбнулась:
— Ну, ты мог бы сказать мне об этом пораньше, ну да ладно. А теперь скажи мне вот что: ты знал, что Истрати пытался завербовать Клиффа Лейланда для участия в операциях Пенни?
— Мы здесь не подглядываем друг за другом. — Хрипло сказал Ван Кессел.
— Успокойся. Я не судья и не прокурор. — Спарта пыталась успокоить его. — Истрати, после того как Лейланд, отказался с ним сотрудничать, решил, что это хорошая идея — подбросить Лейланду наркотики туда, где их наверняка найдет служба безопасности Л-1. Об этом он видимо похвастался Пенни, когда шаттл Лейланда уже ускорялся эстакадой. Для Пенни было очевидно, что это не просто глупая ошибка, это катастрофа, которая может поставить под удар его и его бизнес. И он устроил то, что он устроил — сбой, вывод из строя системы маневрирования шаттлом, но слава богу не до конца, как ты знаешь.
Ван Кессел проворчал:
— Это просто невероятно.
— Я предположила такое развитие событий еще до того, как попала на Луну.
Ван Кессел глубоко вздохнул:
— Полагаю, мне следует поздравить тебя.
— Не надо, я чертовски ошиблась, — сказала Спарта. — Пенни не имеет никакого отношения к неудачному запуску Лейланда.
— Он этого не делал? — Ван Кессел был совершенно сбит с толку.
— Пенни — убийца, я не думаю, что будет трудно установить, что Истрати сошел с ума и покончил с собой, потому что Пенни намеренно накачал его гиперстероидами. Он знал, что я допрошу Истрати и не мог этого допустить. Но он не ответственен за аварию шаттла.
— Тогда кто же? — Спросил ван Кессель.
— Пит Гресс.
— Гресс! — Вскричал Ван Кессел. — Но он сейчас…!
Спарта кивнула. — Да он прямо сейчас в шаттле. Он аналитик из обсерватории. Их работа заключается в поиске внеземного разума, но очевидно, что Пит Гресс готов отдать свою жизнь, чтобы внеземной разум не был обнаружен недостойными.
— Ты хочешь сказать, что Гресс пытается уничтожить обсерваторию? — Спросил Ван Кессел.
— Да это его вторая попытка.
Ван Кессел все никак не мог ничего понять:
— Какие недостойные? Какие, к черту, инопланетяне? Зачем, жертвуя жизнью, уничтожать антенны?
— Давайте все вопросы оставим на потом. Сначала разберемся так ли это на самом деле. С ним связывались?
— Не отвечает. Возможна какая-то неисправность.
— Дай я попробую.
Она села за пульт директора запуска и включила связь:
— Пит Гресс, это Эллен Трой из Комитета Космического Контроля. Ты думаешь, что вот-вот умрешь. Я знаю почему. Но ты не умрешь и не выполнишь свою миссию.
Из динамиков не доносилось ничего, кроме шипения эфира.
— Доктор Гресс, ты считаешь, что твоя орбита совпадает с орбитой Лейланда или достаточно близка к ней. Но это не так, я добавила маневровыми двигателями тебе лишней скорости и ты не сможешь вносить коррективы в курс без нашего сотрудничества. Ты не попадешь в антенны.
На несколько секунд в динамиках воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками космоса. Затем раздался печальный, сухой голос:
— Ты блефуешь.
Спарта поймала взгляд Ван Кесселя. Его лицо осунулось.
— Мистер Ван Кессел, — тихо сказала она, — просто чтобы ты знал, с чем мы столкнулись: по словам моего коллеги, мистера Редфилда, Пит Гресс — представитель фанатичной секты, которая считает, что наша Солнечная система была захвачена инопланетянами в далеком прошлом и вот-вот будет захвачена снова. Дело в том, что Гресс и его друзья действительно с нетерпением ждут вторжения. Но они стремятся сохранить все это в глубокой, тайне от остальных обитаемых миров. Они настолько фанатичны, что некоторые из них, такие как Гресс, готовы убить себя и многих других людей, только чтобы держать всех нас, все эти немытые массы, в неведении.
Глаза Ван Кесселя выпучились на его раскрасневшемся лице:
— Это самое безумное, что я когда-либо слышал.
— Не могу не согласиться, — горячо сказала Спарта. — Но это не первый случай, когда банда маньяков жертвует собой и множеством невинных свидетелей своей веры, и я сомневаюсь, что это будет последний.
Она снова повернулась к микрофону:
— Нет, Гресс, не блефую, я сообразила о твоих намерениях примерно за две минуты до твоего старта, благодаря информации, принесенной Блейком и приняла меры. Ты не попадешь в Луну, сработали твои маневровые двигатели. Ты сможешь плыть в космосе вечно.
Из динамиков послышался голос Гресса:
— А я говорю, что ты блефуешь.
Блейк наклонился к Спарте и дотронулся до микрофона:
— Можно мне поговорить?
Она кивнула.
— Пит, это Гай. Я принес тебе послание из святилища посвященных.
— Кто ты такой? — Гневное требование Гресса прозвучало мгновенно.
— Один из посвященных. Друг Катрины. Уже слишком поздно. Они вмешались в запуск. Что бы с тобой ни случилось, ты не попадешь в антенны. И Гресс, теперь они знают, где искать, смысла разрушать обсерваторию нет. — Они могут найти звезду с помощью одной тридцатиметровой тарелки на Земле.
В динамиках не было ничего, кроме шипения пустого пространства. Внезапно голос Гресса заполнил всю комнату:
— Ты самозванец, предатель…
Это была истерика.
Затем была тишина, динамики исходили лишь космическим шумом. Блейк отошел от микрофона. — Сожалею. Наверное, он хочет умереть.
Время текло. На базе были предприняты кое-какие предохранительные меры. На всякий случай. Хотя радары показывали что орбита шаттла опасности не представляет, но кто знает, вдруг Грессу удастся запустить тормозной двигатель.
В рубке сменилась смена, но Спарта, Блейк и Ван Кессел остались. Они пили горький кофе, их разговоры вертелись вокруг Истрати, Пенни, Лейланда, Гресса и Катерины Балакян.
Пенни и Катерина сидели под стражей. С Пенни все было ясно, задержанные члены его шайки дали против его показания. Ну а Катерина? Во-первых была неясна ее роль в аварии с Лейландом, во-вторых как доказать ее членство в секте фанатиков. Ничего, пусть посидит. Люди из Службы безопасности доложили что ни Гресс, ни Балакян не покидали обсерваторию в течение суток, предшествовавших запуску шаттла Лейланда.
— Но как они могли в этом случае устроить сбой запуска? — удивился Ван Кессел.
— Может быть, я смогу ответить на этот вопрос, — сказал Блейк Ван Кесселу. — Гресс — специалист, аналитик сигналов, и ему, вероятно, было легко расшифровать ваши сигналы управления. Все, что ему было нужно, — это передатчик, загруженный заранее заданным кодом, настроенный на срабатывание, когда капсула Лейланда достигнет нужной точки эстакады.
— Дистанционный передатчик…? — Ван Кессел был настроен скептически.
— Сейчас он нацелен на эстакаду, — прошептала Спарта, она очень плохо себя чувствовала. — Радиотелескоп. Каждый приемник может быть использован в качестве передатчика. Каждый передатчик может быть приемником.
Теперь она знала, хотя и не хотела распространяться об этом, что источником дезориентирующего, тошнотворного ощущения, которое она испытывала, стоя тогда на эстакаде, был именно тестовый сигнал антенны.
Ван Кессел посмотрел на Спарту:
— Как ты думаешь, Балакян намеренно выбрала рейс Лейланда?
— Об этом может сказать только она.
… Шаттл Гресса завершил оборот вокруг Луны в нескольких километрах от ее поверхности и уже летел по дуге обратно в космос.
— Вы блефовали, не так ли? — Спросил Ван Кессел. — Но если Гресс мог так точно запрограммировать шаттл Лейланда с помощью дистанционного передатчика, почему он не смог как следует запрограммировать свой собственный?
— Должно быть, нам просто повезло, — прошептала она.
Глядя на красивое лицо Блейка, на его приподнятую бровь, ей было ясно, что он хотел спросить о том, что именно она делала, когда выпрыгнула из мчащегося лунного баги. Но это был не тот вопрос, который Блейк задал бы ей на людях.
Спарта холодным тоном обратилась к Ван Кесселу:
— Может быть, с Лейландом у Гресса просто получилось случайно… удача новичка.
Ван Кессел хмыкнул. — Ты хочешь сказать, что есть что-то такое, о чем Комитет предпочитает, чтобы вопросы не задавались?
— Вы прекрасно выразились, мистер Ван Кессел.
— Ты должна была сказать это с самого начала, — проворчал он. После этого он держал свои вопросы при себе. Что бы ни скрывал от него Комитет, он сомневался, что когда-нибудь узнает об этом.
Спарта, на грани изнеможения, вновь стала вызывать Гресса:
— Мы рассчитали твою орбиту с несколько большей точностью, доктор Гресс. С каждым оборотом она будет все выше, в конце концов ты окажетесь в паутине на Л-1. Но припасов у тебя на это не хватит.
В ответ не было ничего, кроме пустого шипения эфира. Это продолжалось так долго, что все, кроме Спарты и Блейка, сдались. И тут раздался изможденный голос Гресса:
— Теперь ты управляешь этой посудиной. Делай, что хочешь.
— Но он же вывел из строя маневровые двигатели. — недоумевал Ван Кессел.
Не отвечая Спарта ввела команду в компьютер. Пульты показывали, что где-то над Луной двигатели извергли пламя и направили шаттл на Л-1.
Спарта была вся синяя от усталости.
— Тебе нужно быть здесь и дальше? — Спросил Блейк.
— Нет, Блейк. Мне нужно быть с тобой.
Оставалось завершить еще одно дело, прежде чем закончится этот долгий день.
Катерину Балакян держали в крошечном следственном изоляторе Службы безопасности базы под техническим куполом. Спарта и Блейк посмотрели на изображение Катерины на экране охранника. Астроном тихо сидела в кресле в запертой комнате, глядя на свои стиснутые руки.
— Кэтрин? — Спросила Спарта у Блейка. Тот кивнул.
— Сейчас мы войдем, — сказала Спарта стражнику.
Охранник набрал комбинацию на панели и и дверь распахнулась. Кэтрин не шелохнулась. Запах, который доносился из комнаты, был странно традиционным, мгновенно узнаваемым. Это был тот самый запах горького миндаля.
Через несколько секунд Спарта подтвердила, что Катерина Балакян умерла от отравления цианидом, введенным с помощью самого древнего устройства для маскировки — полого пластикового зуба. Ее лицо застыло с широко раскрытыми голубыми глазами потрясенного человека, чье дыхание внезапно и бесповоротно прервалось.
— Она улыбнулась Грессу, когда видела его в последний раз, — сказала Спарта Блейку. — Я думала, потому, что она его любила. Может быть, и так, но она также знала, что он идет умирать за правое дело.
— В конце концов, она оказалась храбрее его, — сказал Блейк.
Спарта покачала головой:
— Я так не думаю. Скорее всего, когда откроют шаттл на Л-1, в ней будет мертвец.
— Почему он позволил нам отправить его в Л-1? — Спросил Блейк.
— Гордость. Чтобы знали, что он умер по своей воле.
— Боже, Эллен, надеюсь, на этот раз ты ошибаешься.
В ту ночь они нашли неприметную комнату в гостевых покоях, с парчовыми стенами и потолком, ковровым покрытием на полу. Мебель была квадратной, современной, бездушной, но им было все равно. Они даже не потрудились включить свет. Он стал ее медленно раздевать. Она не облегчала ему задачу, но и не сопротивлялась. И когда они оба остались без одежды, то долго держали друг друга в объятиях, почти не двигаясь, не говоря ни слова. Ее дыхание стало глубже, медленнее, и он помог ей лечь на кровать. Устроившись рядом с ней, он понял, что она уже спит. Он поцеловал ее в нежный пушок на затылке. И прежде, чем он осознал это, он тоже заснул.
Далеко от базы Фарсайд Порт-Геспер раскачивался над облаками Венеры в своем бесконечном вращении.
Высокий человек с печальными глазами сидел в темной комнате Гесперианского музея, размышляя над плоским экраном, полным странных символов, символов, которые были его старыми друзьями. Его размышления внезапно прервались.
— Мерк, боюсь, у меня для тебя очень плохие новости, — сказал Дж.К. Р. Форстер, и его голос дрожал от радости. Он работал за таким же экраном в противоположном конце большой комнаты. Хотя музей и был ценной собственностью, расположенной на оживленной улице, опоясывающей садовую сферу Порт-Геспера, он временно был предоставлен в исключительное пользование Форстеру и Мерку.
— Плохие новости? — Альберс Мерк оторвал взгляд от светящегося плоского экрана, и на его лице появилась смутная улыбка. Он смахнул прядь светлых волос, которая падала ему на глаза каждый раз, когда он поворачивал голову.
— Мы предположили, что табличкам миллиард лет. Это было очень глупо с нашей стороны. — Заявил Фостер.
— Но ведь это единственное разумное предположение. Поскольку все это время Венера была непригодна для жизни, что подтверждается датировкой пещерных слоев.
Форстер резко встал и принялся расхаживать по комнате, которая сама по себе напоминала пещеру. Она был покрыта безвкусным куполом из цветного стекла. Многие разбитые стекла были заменены непрозрачным черным пластиком. Когда-то помещение было заполнена безделушками в стиле рококо, которые так любил основатель музея. Теперь он был мертв, и это место приобрело мрачную репутацию. Попечители музея, которые были среди спонсоров экспедиции на Венеру, позволили археологам использовать пустующее здание для своих исследований.
— Пещере, несомненно, миллиард лет, — сказал Форстер. — Но на Земле в Большом каньоне реки Колорадо есть пещеры такой же давности, но это не означает, что никто не посещал их с тех пор, как они были сформированы. Вчера поздно вечером мне пришло в голову, что существа культуры X могли не единожды посещать это место, хотя возможно некоторым табличкам может быть действительно миллиард лет.
Многострадальный Мерк раздраженно вздохнул:
— В самом деле, Форстер, вы, несомненно, единственный археолог в обитаемых мирах, который может поверить в такую возможность. Цивилизация, существующая миллиард лет! Время от времени заглядывает к нам. Мой дорогой друг…
Форстер перестал расхаживать по комнате:
— Знаки, Мерк, знаки. Каждый блок слева является зеркальным отражением блока справа. Идеальные копии во всех деталях, за исключением конечных знаков в последней строке каждого блока. Сорок два столбца слева и справа, сорок два разных конечных знака слева и справа. Это алфавит, Мерк. А теперь обрати внимание, третий блок, конечный знак. Это египетский иероглиф, солнечный диск, звук К.
— Форстер, это обычный круг, — сказал Мерк.
— А этот, из пятого блока. — Шумерский знак обозначающий небо…
— Который очень напоминает звездочку.
— Вот в этом блоке — китайская идеограмма для лошади. Девятый набор — минойский символ для вина. Второй блок — еврейская буква алеф, что означает бык… Каждый левый блок заканчивается знаком из самых ранних письменных языков Земли и он соответствует знаку культуры X в тексте справа. Это звуки. Египетские. Минойские. Древнееврейские. Некоторые из языков, мы больше не знаем. Многие куски потеряны. Но мы можем собрать их вместе. Мы можем извлечь смысл, мы можем заполнить пробелы.
Форстер перестал беспокойно расхаживать по комнате.
— Пожалуйста, мой друг, — мягко сказал Мерк, — это слишком много для меня. Ты действительно предполагаешь, что культура X высадилась на Земле в Бронзовом веке, а затем полетела на Венеру, чтобы оставить записку о своем путешествии?
— Ты вежливо называешь меня сумасшедшим, — сказал Форстер, — но это не так. Мерк, мы нашли Розеттский камень.
— На Венере?
— Возможно, нам не суждено было найти его без посторонней помощи. Но тем не менее это Розеттский камень. Эти знаки означают, что они знали людей тогда, в те далекие времена, уважали нас достаточно, чтобы записать наши символы, чтобы когда-нибудь мы поняли их. Когда-нибудь мы сможем прочитать, что они написали.
Столкнувшись с энтузиазмом Форстера, Мерк с отвращением всплеснул руками и снова повернулся к своему экрану.
Форстер тоже вернулся к компьютеру. Через час у него было то, что он считал хорошим приближением звуков алфавита культуры X. Еще через час он использовал, чтобы вывести значения нескольких блоков текста. Он с волнением смотрел, как первые переводы разворачиваются на его плоском экране. Какое-то страшное волнение охватило его. Он не стал дожидаться, пока компьютер закончит выдавать переводы:
— Мерк! — крикнул он, вырывая того из мрачных раздумий.
Мерк пристально посмотрел на него, изо всех сил стараясь быть вежливым, но от него исходило такое ощущение беды, что Форстер на мгновение запнулся, но затем все же продолжил:
— Смотри, что получается, «В начале сотворил Бог небо и землю».
Мерк, бесстрастно стоявший в тени, смотрел на Форстера, который аж подпрыгивал, читая:
— Третий блок, там где иероглиф, обозначающий солнечный диск, «…как ты прекрасен на восточном горизонте…» — Египетский гимн солнцу. Другой, из Китая, «путь, который известен, — это не путь…»
— Пожалуйста, перестань, — сказал Мерк, поднимаясь со стула. — Я не могу сейчас с этим смириться.
— Но тебе придется смириться, мой друг, — безжалостно воскликнул Форстер. — Не вижу причин, почему бы нам не сделать объявление завтра.
— Тогда до завтра. Прошу прощения, Форстер. Я должен идти.
Форстер смотрел, как высокий печальный археолог выходит из темной галереи. Он даже не потрудился выключить свой компьютер. Форстер подошел к плоскому экрану Мерка и потянулся к кнопке сохранения. Его внимание привлекли графические знаки на дисплее Мерка, знаки культуры X с пометками Мерка рядом с ними. Мерк упорно продолжал рассматривать знаки как идеограммы, а не буквы алфавита. Он упорно искал тайные смыслы текстов, которые для Форстера внезапно стали прозрачными. Неудивительно, что Мерк не хотел думать ни о чем до завтра. Дело всей его жизни только что было уничтожено.
Всю ночь Порт-Геспер гудел от сообщений о последней катастрофе на базе Фарсайд. Наступило утро, и Форстер выбросил из головы все мысли о пресс-конференции — отчасти из уважения к коллеге, отчасти из практичности. Столь впечатляющими были ужасные события на Луне, что никакое объявление об археологическом прорыве не могло конкурировать за внимание общественности.
Прошел день. Форстер ужинал в одиночестве в своей комнате, когда услышал последние новости о том, что шаттл Гресса прибыл на Л-1 с его трупом внутри. Форстер оставил ужин остывать и отправился на поиски своего коллеги.
Единственным источником света в галерее был дисплей компьютера. Альберс Мерк сидел за длинным столом, глядя в пустоту.
— Альберс, я только что услышал… Ты хорошо его знал? — Голос Форстера эхом разнесся по темному залу.
— Сын моей сестры, — прошептал Мерк. — Я помню его еще маленьким.
— Ты веришь в то, что говорят? Что он пытался уничтожить обсерваторию?
Мерк медленно повернулся и посмотрел на Форстера. Рыжий маленький профессор стоял в дверях, его руки безвольно висели по бокам. Он пришел, чтобы утешить своего старого друга и соперника, но у него было мало опыта в подобных делах и он не знал что говорить.
— Да, конечно, — просто ответил Мерк. — Но тебе это трудно понять.
— Что понять? — В своем негодовании Форстер забыл, что он здесь, чтобы утешить Мерка. — Он пытался убить того, другого человека. Он мог убить очень многих людей.
Рассеянное, потустороннее выражение лица Мерка не изменилось.
Форстер кашлянул.
— Пожалуйста, прости меня, я… Возможно, мне следует оставить тебя одного.
— Нет, останься. — Резко сказал Мерк и медленно поднялся на ноги. В правой руке он держал какой-то черный, блестящий предмет. — Право же, Форстер, судьба Гресса меня не интересует. У него было свое задание, он потерпел неудачу, и я молюсь, чтобы не провалить свое.
— Твое задание? О чем ты говоришь?
Мерк прошел в дальний конец помещения, мимо рядов витрин. В некоторых ящиках хранились настоящие окаменелости, куски, которые годами собирали роботы-шахтеры. Другие содержали недавно законченные копии существ, которых Мерк и Форстер видели в пещере, тщательно восстановленные по их записям. Мерк склонился над витриной, где лежала точная копия таблиц. Он уставился на ряды знаков, вырезанных на полированной металлической поверхности, которая выглядела удивительно похожей на настоящую, хотя это был всего лишь металлизированный пластик. Настоящие таблицы погребены под венерианской скалой и могут пролежать там бесконечно долго. Мерк пробормотал что-то, чего Форстер не расслышал. Казалось, он обращается прямо к табличкам.
— Говори громче, парень, — сказал Форстер, подходя ближе. — Я тебя не понимаю.
— Я сказал, что мы оказались не готовы к этим событиям. Панкреатор должен был говорить с теми из нас, кто принял и сохранил это знание, только с нами. Но эти, — он уставился на таблички, — доступны любому филологу.
— О чем ты говоришь, Мерк? Кто или что такое Панкреатор?
Мерк положил предмет, который держал в руке, на витрину. Это был плоский пластиковый диск. Затем он повернулся к Форстеру, поднявшись во весь свой внушительный рост:
— Ты мне нравишься, Форстер, несмотря на все наши разногласия. Несмотря на то, как часто ты срывал мои усилия.
— Тебе нужно отдохнуть, Мерк, Совершенно очевидно, что ты воспринял все это очень тяжело. Я сожалею, что именно я доказал, что ты ошибался в переводах.
Мерк продолжал, не обращая на него внимания:
— Иногда у меня даже возникало искушение помочь тебе узнать правду, хотя я всю жизнь стремился увести тебя и всех остальных от нее.
— Ты мелешь чепуху, — резко сказал Форстер.
— К несчастью, ты сам пришел к истине. Поэтому мне пришлось уничтожить твою работу…
— Что? — Форстер рванулся к компьютеру и тронул клавиши, но на плоском экране появились лишь пустые файлы. — Я не могу… Что это значит? Что ты наделал, Мерк?
— То, что я сделал здесь, делается везде, где такие записи были записаны и сохранены, Форстер, — прошептал Мерк. — На Земле, на Марсе, в каждой библиотеке, музее и университете. Везде. Остается только уничтожить два разума, которые могли бы открыть истину.
Форстер посмотрел на то, что лежало на витрине рядом с Мерком. — Что за чертовщина…
Он бросился на Мерка. Вспышка яркого света и стена обжигающего воздуха отбросили его назад. Последнее, что он видел — Мерк. Высокий светловолосый мужчина, объятый пламенем.
Командор встречал Спарту и Блейка, когда те сошли с шаттла в Ньюарке. Он был в своей синей униформе. Они были одеты как отпускники.
Приветствие Спарты было лишено теплоты:
— Не скажу, что рада вас видеть, сэр, ведь мы должны были встретиться лишь завтра у вас в офисе.
— Фосмажор. — Хрипло сказал командор. Он перевел свой синий взгляд на Блейка. — Привет, Редфилд.
— Блейк, тебе пора узнать, кто этот человек на самом деле. Это мой босс…
— Извини, совершенно нет времени для знакомств, — сказал Командор Блейку, прерывая Спарту, и быстро, и очень сильно, пожимая ему руку. — Нам придется поговорить по дороге, — это уже Спарте.
Блейк глянул на Спарту:
— Я тоже в этом участвую?
— Не знаю, держись пока рядом.
Они поспешили за командором, обгоняя других пассажиров на скоростном эскалаторе.
— Кто-то разбомбил музей Порт-Геспера, — сказал командор, так словно горло его было забито гравием. — Пробода вытащил Форстера из-под обломков. Сильные ожоги на семидесяти процентах его тела, которые медики не могут устранить за несколько дней. Говорят нужно длительное лечение. Мерк мертв.
— Что там произошло?
— Толком не понятно. Форстер с трудом вспоминает последнюю минуту или две перед тем, как взорвалась бомба.
— А как Прободе это удалось?
— Случайно оказался неподалеку. Добрался туда за три минуты. Полез прямо в пламя. Сам получил серьезные ожоги. — Командор тронул Спарту за руку, показывая, что им нужно направо, в сторону вертолетной площадки.
— Летим в штаб-квартиру?
— Нет. Они подкинут нас к стоящему наготове шаттлу, который стартует, как только ты сядешь в него.
— И это обещанные отдых и релаксация?!
— Ну что поделаешь? Придется подождать.
Спарта посмотрела на Блейка, и на мгновение ее глаза увлажнились. Блейк никогда не видел, как она плачет, но и теперь этого не случилось. Вместо этого она неловко взяла его за руку. Они смотрели друг на друга, эскалатор катился вперед, командор отвернувшись молчал. Спарта не двигалась и Блейк не стал ей навязываться. Командор прочистил горло и громко, разрушая эту сцену сказал:
— Нам направо. Взрыв в Порт-Геспере выглядит как часть, какой-то большой игры. В этом следует разобраться. Археологические находки. По всем обитаемым мирам. Некоторые украдены, некоторые уничтожены. — Судя по его тону, он не мог себе представить, почему кого-то могут интересовать археологические находки.
— Куда вы меня посылаете, сэр? — Хрипло спросила Спарта.
— Наибольший переполох вызывает эта марсианская табличка.
— Марсианская табличка?
— Исчезла вчера из Лабиринт-Сити. Ты вернешь ее обратно.
— Марс. — Она сглотнула. — Коммандор, не могли бы вы уделить мне несколько минут, чтобы поговорить с Блейком?
— Извини, нет времени.
— Но, сэр, — сердито сказала она, — если вы отправите меня на Марс, мы с Блейком не увидимся еще несколько месяцев.
— Это зависит от него, мы зарезервировали два места, но он гражданский. Ему не обязательно лететь с тобой, если он не захочет.
Блейку потребовалось мгновение, чтобы осознать это, затем он радостно завопил, а Спарта усмехнулась. Они вцепились друг в друга.
Командор даже не улыбнулся.