Вендийская демоница

Глава седьмая Пираты-призраки

После Аграпура торговый караван, вместе с которым ехали путешественники, претерпел существенные изменения. К путникам добавилось еще семеро купцов со своим грузом, верховыми животными, телегами и слугами; все они направлялись в Кхитай и Вендию. Возле переправы путешественникам предстояло расстаться с караваном, поскольку торговцы намеревались обойти море Вилайет по южному берегу, в то время как Масардери и ее свита собирались сесть на корабль и плыть до острова, где у Кэрхуна было имение.

Путешествие до самого берега моря Вилайет прошло для путников без особенных приключений — если не считать того, что встречи болтливых кузин с чернокожими слугами Масардери сделались регулярными: каждую ночь слышалось хихиканье из их палатки. Масардери никак не показывала Конану, что помнит проведенное с ним в постели время. Она держалась с киммерийцем приветливо и ласково, но без всякой интимности. Конан не настаивал на продолжении их отношений. В конце концов, ему слишком хорошо было известно, какая сила толкнула Масардери в его объятия, и пользоваться магией в любви он считал ниже своего достоинства. Если уж на то пошло, у Конана имелись собственные чары, данные ему богами.

Он знал, что нравится Масардери. Знал и то, что она признательна ему за молчание. Масардери принадлежала к числу женщин, которых смущали порывы необузданной страсти.

Кэрхун молча злился, а Арвистли тащился чуть в стороне от своего благодетеля и виновато моргал белесыми ресницами. Единственный человек, который обращался с Арвистли по-прежнему весело и с уважительным любопытством, был Мэн-Ся. Молодой кхитаец без конца расспрашивал Арвистли о разных заклинаниях, о людях, с которыми водил знакомство маг. Закончилось тем, что Арвистли взмолился:

— Ты вытаскиваешь из меня сведения клещами! Пощади, Мэн-Ся! Я уважаю твое стремление к знанию, но не приходило ли тебе на ум, что не всякое знание идет на пользу человеку? Умоляю тебя, ради всех богов и всей философии, которую ты чтишь; — не пытайся применять на практике то, о чем я тебе сообщил. Однажды человек изготовил зелье по моему рецепту — и дело закончилось смертью. Я до сих пор оплакиваю его… ее. Ту женщину. Конан знает. — Он вздохнул. — Мне не нужна на совести еще одна смерть.

— О, прости! — кхитаец сразу стал серьезным и поклонился. — Я был слишком назойлив, учитель Арвистли. Но кладезь твоей премудрости заинтересовал меня сверх всякой меры, а наша философия учит, что нельзя увлекаться ничем сверх меры.

— Весьма мудрая философия, — сказал Арвистли.

И весь остаток дня они говорили исключительно о женщинах и еде, так что к вечеру Арвистли развеселился и вел себя как ни в чем не бывало. Это бесило Кэрхуна; впрочем, тот помалкивал и ограничивался лишь злобными взглядами в сторону мага и его молодого собеседника.

Переправляться через узкий пролив было решено утром, и вскоре после рассвета Кэрхун пошел договариваться с перевозчиками.

По всему было очевидно, что здесь Кэрхуна очень хорошо знали и ценили как щедрого господина, которому часто требовался корабль, так что он быстро нашел нужного ему капитана. То был очень смуглый кривоногий туранец с огромным носом и крохотными черными глазками. Солнце и ветер выдубили кожу капитана, голос его сделался хриплым от привычки постоянно кричать, перекрикивая шум ветра и волн и гомон людских голосов.

Завидев Кэрхуна, он обрадовался и заорал во всю мочь:

— Никак господин Кэрхун! Какая радость-то! Моя «Королева Вилайет» всегда к вашим услугам!

С распростертыми объятиями он бросился к Кэрхуну, но в последний миг приостановился и начал низко кланяться.

Кэрхун молвил:

— Ты прав, старый друг, работа действительно есть. Я рад, что встретил тебя здесь и не придется нанимать какой-нибудь другой корабль.

— Другой корабль? — завопил капитан. — Чтоб мне сгореть и сдохнуть, если вам придется по какой-то причине нанимать другой корабль! Да поселятся в моих кишках сразу четыре ветра и да разорвут они меня на четыре зловонных куска!

— Полагаю, это было бы излишне, — засмеялся Кэрхун. — Теперь слушай внимательно.

Капитан выпрямился и всем своим видом изобразил глубочайшее внимание.

— Я путешествую с дамами, — проговорил Кэрхун важно. — Ты понимаешь? Не с обыкновенными девицами, — тут капитан понимающе подмигнул, ибо Кэрхуну не раз доводилось возить к себе на остров разного рода девиц в пестрых одеяниях, — а со знатными дамами. Особенно одна из этих дам мне дорога.

— О, — пророкотал капитан, — это мне понятно.

И он зажмурился, поместив на лице сладострастную ухмылку.

Кэрхун строго приказал:

— Вот таких улыбок на корабле не надо, иначе госпожа будет возмущена. Она — дама изысканного воспитания и очень хорошего происхождения. Настоящая аристократка, гирканка. Богатая. Я хочу жениться на ней. Никаких намеков на любовные связи, особенно с девицами веселого нрава! Ты понял?

— Разумеется.

— Никакого пьянства.

— Сутки как-нибудь продержимся.

— И не сквернословить.

Капитан стал мрачнее тучи, а затем заорал, приседая от натуги:

— Изо всех сил постараемся держать рог на замке, чтоб нам передохнуть от лихорадки и изойти в блевотине!

— Выразительно, — молвил Кэрхун. — Стало быть, ты хорошо все понял.

— Лучше не бывает.

Кэрхун отправился к своим спутникам сообщить приятную новость — корабль с громким названием «Королева Вилайет» готов принять на борт пассажиров и уже стоит под всеми парусами.

Немедленно началась погрузка. Провозились, впрочем, до полудня. Сперва долго затаскивали повозки, потом уговаривали лошадей. Кучу времени потратили на ослика, принадлежавшего Мэн-Ся. С осликом никто не мог совладать. Животное раздувало брюхо, упиралось копытами, кусалось и исторгало из себя отвратительные звуки. В конце концов Конан, потеряв терпение, оглушил его ударом кулака между ушей и попросту занес на борт на руках.

Арвистли стоял на берегу с отрешенным видом. Он созерцал погрузку так, словно пытался извлечь из всей этой суеты некий философский смысл.

Кузины визжали, боялись идти по сходням и в конце концов трое негров-носильщиков перенесли их на борт, усадив себе на закорки. Кузины были в восторге, негры, судя по всему, — тоже.

Масардери была в очень хорошем настроении. Светило солнце, море переливалось яркой синевой, ветерок колыхал траву на холмах у берега. Красавец-корабль, хоть и небольшой, но очень хорошо оснащенный, покачивался у пристани. Его треугольный парус был выкрашен в алый цвет и посреди него красовалось изображение крылатого солнца с двумя глазами.

Капитан изо всех сил старался сдерживать свои чувства и поэтому изъяснялся по большей части громовым мычанием. Очевидно, невнятное «м-м-м-м!!!» и «э-э-э!!!» заменяли у него те слова, которые он привык произносить в подобных же ситуациях.

Конан — и тот развеселился. Стоял, подбоченясь, возле Масардери и осматривался по сторонам.

— В такие дни, как сегодня, мне начинает казаться, будто все люди вокруг только тем и заняты, что стараются насмешить меня, — сообщила Масардери.

Конан фыркнул.

— Это чувство не оставляет меня большую часть жизни, — заметил он. — Особенно когда я наблюдаю за персонажами, вроде Кэрхуна. Такая почтенная личность, просто умрешь от смеха!

Масардери вдруг нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. — Конан пожал плечами. — Просто он мне не нравится. Но это, разумеется, не мое дело.

— Как это — не ваше, если он вам не нравится?

— Я хотел сказать: меня совершенно не касается то обстоятельство, что почтенный Кэрхун — пройдоха и негодяй.

— Не понимаю, — строго произнесла Масардери, — как вы можете осуждать моего родственника, когда даже не знаете его.

— Кое-что я о нем знаю, — возразил Конан. — Будьте с ним осторожней, вот и все. Он не опасен, — добавил киммериец, — просто может причинить неприятности.

Если Конан и хотел этими словами успокоить госпожу Масардери, то добился прямо противоположного результата. Она насупилась и несколько раз посмотрела на суетящегося Кэрхуна с явным неодобрением.

Наконец сама дама взошла па корабль, сопровождаемая Конаном. Сходни убрали, паруса наполнились ветром, и «Королева Вилайет» вышла в море.

Ей предстояло миновать узкий пролив, обойти несколько островов, пройти мимо опасных рифов и затем подобраться к цели, минуя еще одну гряду скал, выходящих прямо из воды и особенно опасных в момент отлива.

Морские птицы пронзительно кричали в вышине. С берега какие-то люди махали кораблю руками, и Конан подумал о том, что морское плавание всегда поначалу представляется своего рода праздником. Опасности, бури, болезни от нехватки воды и гнилой пищи — все это наступает потом; но пока берег не скрылся из глаз, праздник не прекращается. А поскольку сейчас «Королеве Вилайет» предстояло плыть вдоль берегов все время, морская часть путешествия обещала стать особенно приятной.

Несколько раз им попадались навстречу рыбаки, и пассажиры «Королевы» весело окликали их, а те, в свою очередь, обменивались с командой «Королевы» весьма солеными шуточками. Что взять с неотесанных рыболовов! Они ведь не получали строгих указаний от Кэрхуна касательно правил поведения при знатных дамах.

Арвистли, очень бледный, находился на нижней палубе. Почти все время он свешивался за борт и давился, а Мэн-Ся сидел поблизости с кувшином воды. Каждый раз, когда у Арвистли перекашивалось лицо, Мэн-Ся давал ему немного попить.

— Нет хуже, если тошнит на пустой желудок, — говорил маленький кхитаец. — Жидкости в теле должны находиться в полном равновесии, поэтому ты обязан постоянно пополнять запасы. Если блевать хочется, а нечем, может случиться удар.

Арвистли молча глотал воду и снова свешивался за борт. Он почти ничего не понимал из произносимого кхитайцем. Впрочем, тот и не рассчитывал, что его будут слушать внимательно. Главное — страдалец знал, что находится здесь не один, что поблизости некто ему сочувствующий. Журчание человеческого голоса, иногда вполне бессмысленное, может спасти жизнь. Так утверждал учитель Тьянь-По. И потому, являя милосердие к страданию живого существа, Мэн-Ся выполнял свой долг при Арвистли.

Конана меньше всего заботило самочувствие столь незначительного человека, каким был маг-шарлатан. Он внимательно всматривался в морские просторы. Несколько раз киммерийцу казалось, будто он замечает какой-то корабль, преследующий «Королеву».

Странное дело, этот корабль то появлялся почти совсем рядом, то вдруг исчезал в волнах. Он сам будто таял в мерцании вод, среди бликов растворенного в воде солнца. Конан жмурился, отводил глаза, а когда снова поворачивался туда, где только что неслась боевая галера, видел лишь воду и пустоту…

Эта игра света и теней продолжалась уже некоторое время. В конце концов киммериец начал сердиться. Что происходит? Опять какие-то магические штучки?

Он оставил Масардери одну — у той снова поднялось настроение, и она с наслаждением подставляла лицо морскому ветру, — и спустился туда, где видел Мэн-Ся с его приятелем.

— Арвистли никак не может заниматься наведением иллюзий, — заверил киммерийца Мэн-Ся. — Вы только взгляните на него! Нет, учитель Конан, такой человек, как Арвистли, здесь совершенно бессилен. Болезнь одолела его. Морская качка убивает моего друга.

— Передай ему мои поздравления, — сказал Конан. — Как только очнется, так сразу и передай. Потому что если бы его не убивала качка, его убил бы я, а это намного верней.

Мэн-Ся удивленно заморгал, но Конан уже поднимался наверх.

Корабль снова был виден. Теперь его заметили и моряки. Многие собрались на верхней палубе и показывали руками на длинную, выкрашенную в черное боевую галеру, которая догоняла «Королеву» так легко, словно та была детской лодочкой, выструганной из дощечки, а не отличным быстроходным парусником.

Капитан, напрочь позабыв обещания, данные Кэрхуну, изрыгал проклятия и отдавал приказания готовиться к бою.

— Пираты! Чума на голову и в задницу их мамаше! Откуда в этом проливе взялись пираты, так их и так?!! — орал он, топая ногами.

Кэрхун тоже поднялся на палубу. Он поглядывал на негодующего капитана, и на лице племянника Масардери застыло странное выражение. Он как будто был удовлетворен происходящим.

Разумеется, и думать нельзя было о том, чтобы сделать капитану замечание касательно его поведения. В боевой обстановке, как говорится, все средства хороши.

Трое чернокожих спутников Масардери и Конан-варвар тоже вооружились, ожидая нападения противника. Теперь уже было ясно, что таинственная галера — пиратский корабль и что уйти от нее не представляется возможным. Предстоит дать бой.

Длинные весла размеренно погружались в воду. Узкое «тело» галеры стремительно мчалось вперед. Корабль был похож на змею, готовую атаковать.

Первое столкновение оказалось ужасным. «Королева» содрогнулась всем корпусом. По кораблю пробежала дрожь, один из моряков не удержался на палубе и с воплем полетел в воду.

Он пролетел как раз мимо Арвистли. Тот схватился рукой за ванту и медленно повернулся к Мэн-Ся.

— Что происходит? — спросил он. — Один моряк решил покончить с собой?

— На нас напали пираты, — лаконически ответил Мэн-Ся. — И дела наши, похоже, плохи.

— Пираты? — Из бледного Арвистли сделался зеленым. — Боги, мне очень плохо…

Он повалился на палубу и закрыл голову руками.

Мэн-Ся остался сидеть рядом, с безучастным видом взирая на бесчувственного мага. На самом деле маленький кхитаец был напуган не меньше, но он считал, что наивысшим проявлением философской мудрости будет изображать полное безразличие к происходящему.

Конан выстроил моряков на палубе и приказал готовиться к сражению. Женщины спрятались во внутренних помещениях корабля, которых было очень немного: палубная надстройка и трюмы. В трюмах находились лошади, так что туда спускаться было небезопасно. Дамы сбились в стайку и тесно прижались друг к другу, молясь всем богам о том, чтобы летящие стрелы и копья не пробили тонкую древесину палубной надстройки и не поубивали несчастных перепуганных женщин.

Абордажные крючья впились в борг «Королевы». Конан не раз руководил подобными операциями, когда плавал в южных морях с чернокожими корсарами, и сейчас киммериец очень хорошо понимал, что именно делает пиратский капитан. Он намерен пришвартовать свою галеру к «Королеве Вилайет» и, ворвавшись с командой на палубу корабля-жертвы, перебить всех людей. Ему не нужны рабы, понимал Конан, и он не станет брать пленных. Ему нужен лишь корабль и груз. Поэтому он сделает все, чтобы не повредить «Королеву». В противном случае в парусах с нарисованным солнцем давно уже пылали бы зажженные стрелы.

Зверские рожи пиратов были уже совсем близко. Вот первый из них вспрыгнул на палубу, и тотчас удар могучего меча киммерийца разрубил ему череп. Но было поздно: один за другим пираты оказывались на палубе и вступали в схватку с моряками.

Капитан говорил сущую правду: обычно возле этих берегов пиратские корабли не промышляют. Поэтому команда «Королевы» совершенно не была готова к подобного рода бою. Тем не менее матросы дрались отчаянно, и погибая забирали с собой в Серые Миры одного, а то и двух и трех противников.

Конан находился в самой гуще схватки. Длинный прямой меч киммерийца взлетал над его головой и опускался с равномерностью кузнечного молота. Конан казался неуязвимым, и все атаки разбивались о его несокрушимую фигуру, как волны о скалу.

Один из пиратов припал на колено и выстрелил из лука. Стрела угодила варвару в предплечье. Кровь потекла из раны на палубу, но киммериец, казалось, даже не заметил этой незначительной помехи. Он продолжал биться с врагами, и гора трупов громоздилась возле его ног, становясь все выше.

Масардери чуть приоткрыла дверь палубной надстройки и выглянула наружу. Над косяком сразу же появилась стрела, следом за ней и другая, но женщина все равно продолжала смотреть на битву. Она испытывала больше страха, когда не знала, как развиваются события. Но теперь, видя своего могучего защитника, она почти успокоилась.

Кузины, напротив, дрожали и плакали и кричали ей:

— Закрой, закрой дверь, Масардери! Ты всех нас погубишь своим любопытством!

Чернокожие слуги Масардери сражались так, чтобы не подпускать пиратов к палубной надстройке, где скрывались женщины. Двое из них почти сразу же были ранены, но, к счастью, легко: у одного широкая царапина прошла через всю грудь, у другого было задето бедро. Это не помешало им продолжать битву. Раны только разъярили чернокожих.

Непрестанный звон стали и боевые выкрики оглушали кузин. Масардери заметила, что хоть те и испытывали страх, но в конце концов естественное любопытство начало брать верх. То одна, то другая находили предлог выглянуть наружу, а затем начались дружные перешептывания:

— Как он красив!

— Как силен и бесстрашен!

— А вы обратили внимание на моего? Какая стать!

Масардери некоторое время поглядывала на секретничающих женщин, а затем резко спросила:

— О ком это вы говорите?

Кузины разом замолчали и посмотрели на нее так, словно действительно участвовали в заговоре. Потом одна из них вкрадчиво произнесла:

— Не о Конане, поверь, дорогая.

Настал черед Масардери краснеть. Впрочем, в темноте этого не было заметно.

Между тем Конан обратил внимание на одну странность: хоть он сам, моряки и негры-носильщики поубивали уже целую кучу пиратов, врагов не убавилось. Черная галера как будто порождала все новых и новых пиратов, и те все лезли и лезли на палубу «Королевы».

Доски стали скользкими от крови. «Королева Вилайет» потеряла пятерых, один из негров получил вторую рану, тяжелее первой, а у Конана кровь текла из рассеченной брови. Капитан, сыпля всеми известными ему проклятиями, яростно отражал атаку за атакой.

Пора было заканчивать бесполезную битву. Выиграть невозможно: Конан уже понял, что в бой вступила магия. Даже горячка боя не смогла скрыть от него то обстоятельство, что одолеть пиратов обычными средствами не удается.

Киммериец начал перемещаться по кораблю, пытаясь отыскать источник магии. Ему вдруг пришло в голову, что он не видит Кэрхуна. Уж не племянник ли госпожи Масардери здесь практикует свое черное искусство? Правда, Кэрхун мало был похож на мага, но все-таки проверить не помешает.

Но Конана ожидало разочарование. На нижней палубе он увидел сперва несчастного Арвистли с покрасневшими, слезящимися глазами. Беднягу тошнило, и он ничего не мог с собой поделать. Рядом с ним маленький Мэн-Ся доблестно отбивал атаки сразу двоих огромных пиратов. А поблизости Кэрхун сосредоточенно сражался с тремя противниками. Конан на миг залюбовался: движения Кэрхуна выглядели отточенными и искусными, он как будто не на поле боя находился, а в фехтовальном зале, и сражался не боевым оружием против смертельно опасных врагов, а деревянным мечом против достойных соперников, которые, как и он, тщательно следят за тем, чтобы не причинить другому вреда.

Ни Кэрхун, ни кто-либо из его врагов ранен не был.

Конан испустил боевой клич и набросился на этих троих, дабы помочь союзнику. Потому что как бы сильна ни была неприязнь киммерийца к Кэрхуну, в этом бою они сражались на одной стороне.

Сперва киммериец снес голову одному из пиратов. Голова с громким плеском упала в воду и скоро показалась на волнах. Подскакивая на гребешках волн, она уплыла вдаль. Второй пират наткнулся на клинок Конана и застыл с разинутым ртом. Копан высвободил свой меч и повернулся к третьему пирату.

Тот побелел и затряс головой. Борода и усы на белой физиономии казались приклеенными, да и вообще что-то в облике этого человека было неестественное.

Кэрхун отошел назад и отвернулся — как будто для того, чтобы не видеть, что случится дальше. Пират неожиданно раскрыл рот и закричал. С громким воплем он бросился на киммерийца — так, словно кидался в пропасть очертя голову, чтобы миг спустя погибнуть.

Конан легко уклонился от этой атаки и, в очередной раз подивившись неумелости нападавших, нанес сокрушительный удар сверху вниз. Удар оказался так силен, что перерубил плечо и кости позвоночника и отсек верхнюю половину туловища пирата от нижней.

Заливаясь кровью, пират упал… и едва он коснулся палубы, как изуродованное тело начало разлагаться. Оно превратилось в груду черной плоти прежде, чем Конан успел повернуться к Мэн-Ся и посмотреть, как идут дела у кхитайца. Второй убитый пират также исчез, и на том месте, где он лежал, теперь белели кости.

Один из противников Мэн-Ся подскочил, уворачиваясь от короткого меча кхитайца, и прямо в воздухе рассыпался на белые костяшки. Другой бросился бежать, теряя на ходу конечности, и все они, едва прикасались к доскам палубы, разлагались и обращались в прах.

Повсюду на «Королеве Вилайет» происходило то же самое. До Конана доносились громкие крики удивления и оглушительная брань капитана.

Грозная черная галера, пришвартованная к борту «Королевы», также стала осыпаться. В считанные терции от пиратского корабля остался один остов, но и он рушился прямо на глазах.

— Рубите канаты! — закричал Конан.

Он боялся, что уходя под воду разваливающийся корабль опрокинет и «Королеву Вилайет». Это был уже третий призрачный противник, с которым сталкивался киммериец, и из прошлого опыта Конан хорошо усвоил: враг может быть иллюзией, которая в конце концов возвращается к своему исходному состоянию, но увечья и ущерб, наносимые этой иллюзией, всегда более чем реальны.

Не хватало еще пойти ко дну из-за какой-то горы хлама! Конан еще раз вспомнил клятву, которую дал сам себе: кем бы ни был маг, насылающий на спутников Масардери всех этих монстров, жизнь Конана-киммерийца он не получит!

— Рубите канаты!

Сверху гремел голос капитана:

— Рубите канаты!

Каждое слово он сдабривал изрядной порцией ругательств. Моряки бросились к борту, размахивая мечами. Скоро воронка на поверхности моря да несколько палок, уплывающих вдаль по волнам, напоминали о том, что совсем недавно здесь находилась пиратская галера.

Женщины выбежали из палубной надстройки и принялись заботиться о своих раненых героях. Несколько моряков тоже пострадали в битве, и Масардери в первую очередь занялась ими, в то время как кузины обрели каждая по собственной заботе. Масардери только посмеивалась, глядя, как они обихаживают рослых чернокожих красавцев.

Мэн-Ся подошел к Конану. К удивлению киммерийца, маленький кхитаец совершенно не пострадал и даже не выглядел слишком усталым.

— Я больше отгонял их, чем сражался по-настоящему, — объяснил он. — Моя философия не позволяет мне убивать людей.

— Это были не люди, а призраки, — мрачно сказал Конан.

— Скорее, иллюзии, — подтвердил Мэн-Ся. — Но иллюзорность противника — еще не повод для убийства. Кровь у них настоящая. По крайней мере, так это выглядит поначалу.

— Иной раз не убить гораздо труднее, чем убить, — заметил киммериец. — Ты искусный боец, Мэн-Ся. Приношу мои поздравления.

Мэн-Ся поклонился с очень серьезным видом.

— Благодарю, учитель Конан. Похвала от вас — наивысшая награда. Если не считать, конечно, похвалы от учителя Тьянь-По.

Конан покачал головой.

— Ты успел понять, откуда взялись эти пираты?

— Они не настоящие.

— Это было очевидно. Они лезли с той галеры, как осы из гнезда, и их все не убывало.

Оба замолчали, раздумывая над случившемся. Потом Конан вдруг спросил:

— А где господин Кэрхун?

Они огляделись по сторонам. Кэрхун стоял у борта, смотрел на море и весь дрожал. Его лицо было покрыто испариной, глаза покраснели, губы стали синими и вздрагивали.

— Что с вами, господин Кэрхун? — вежливо спросил Мэн-Ся.

Тот обернулся и некоторое время глядел па кхитайца, словно не понимая, кто это перед ним. Затем глубоко вздохнул.

— Со мной? Ничего… Устал.

Он повернулся и, не прибавив больше ни слова, ушел па верхнюю палубу.