Великий фетиш

Секретарь суда произнёс:

— Внимание! Сегодня, в пятнадцатый день Франклина, в год 1008 от Падения, Суд округа Скудра Византии начинает заседание. Все господа, у коих есть дела к уважаемому суду, приблизьтесь.

Когда вошел судья Копитар, секретарь добавил:

— Всем встать и обнажить головы.

Большая часть публики сняла овчинные шапки, защищавшие от утреннего холода. Огонёк в бронзовой печи не разгонял его. Мафрид (Эта Бутис) ещё не взошёл. В Скудре, расположенном на возвышенности, было холодно, хотя находился он недалеко от экватора Кфорри. Когда шапки сняли, обнажились бритые черепа, на макушках которых оставались заплетённые косички. Челюсти ритмично двигались, разжёвывая табак.

Судья провозгласил:

— Секретарь, пусть суд вознесёт молитву.

Секретарь встал и запел:

— Да здравствуют боги, пусть они оберегают нас и наблюдают за нами; пусть прощают нам наши прегрешения. Да здравствует священная троица — Йец, Мохам и Бад! Пусть Юстинн, бог закона, справедливо судит нас. Пусть Напоин, бог войны, даст смелости выполнить наш долг. Пусть Клиопат, богиня любви, вселит в нас сочувствие к нашим заблудшим товарищам. Пусть Ниато, бог мудрости, прибавит нам разума. И пусть Фройт, создатель душ, укрепит нашу волю, дабы мы смогли принять правильное решение. О боги, наполните нас мудростью Древних, коих во времена Падения вы послали из рая Земного, дабы учить нас цивилизации. И воззрите благосклонно на разбирательство сего суда. Аминь.

Секретарь поднял глаза и произнёс:

— Можете сесть… Эй, вы! Уберите трубку! И не плюйте на пол! Достоинство суда следует чтить.

Судья сказал:

— Доброе утро, собратья. Секретарь, объявите первое дело.

Секретарь сообщил:

— Первое дело — Кралат против Марко Прокопиу, двадцати одного года, из Скудры. Он обвиняется в том, что вольно и незаконно, работая учителем в общественной школе для мальчиков в Скудре, преподавал ложную и еретическую доктрину, называемую Падение или Анти-эволюция. А именно: будто Земля не плоскость духовного существования, откуда приходят наши души и куда они вернутся, а материальное место или мир, как Кфорри, а все люди не эволюционировали под надзором богов из низших животных Кфорри, но прибыли с Земли во времена Падения в летающей машине. Кроме того, установлено, что вышеупомянутый Марко Прокопиу не только развивал эту ложную доктрину, но и отрицал, осуждал и осмеивал истинную веру, установленную Священной Синкретистской Церковью Византии, и официально принятую правительством Края как доктрина Эволюции. Что вы ответите на обвинение, Марко Прокопиу?

Марко Прокопиу, сын покойного кузнеца Милана Прокопиу, встал. Так как год на Кфорри короче земного по Терранскому времени, то Марко должно было исполниться тридцать два года. Он был немного выше среднего роста, но казался меньше из-за неправдоподобной ширины. Это становилось особенно заметно при сравнении с кфоррианцами, которые в основном были приземистыми, с толстыми ногами. Гравитация планеты, втрое выше земной, через пятьдесят поколений после Падения, привела к исчезновению длинных тонких ног и слабых сердец.

Поэтому Марко, как и его отец, больше походил на кузнеца, чем на школьного учителя из маленького городка; к тому же он не увлекался спортом. Черты его лица были крупными и грубыми. Светлые волосы отличали его от тёмноволосых местных византианцев.

Хотя старший Прокопиу никогда не говорил, откуда взялся Марко, в Скудре предполагали, что он англонианского или еропианского происхождения. Его экзотическое прошлое заставляло внимательных скудранцев смотреть на Марко с презрением и подозрением, даже после того, как он стал слишком большим и дородным, чтобы можно было открыто его задирать. От такого обращения природная замкнутость юноши ещё более усилилась.

Марко осмотрел зал суда. Позади стоял, опершись на алебарду, судебный пристав, Айван Халиу; он носил всё тот же старый шлем, окисленный до черноты, который Милан Прокопиу выковал для него много лет назад. Айван Халиу смотрел прямо туда, где рядом с Павло Арак-сом сидел Бори Бендер. Семьи Бендера и Аркаса давно враждовали. Марко Прокопиу мельком взглянул на своих друзей и врагов. В первых рядах сидели друзья: мама, маленькая и остроносая; жена Петронелла, высокая и красивая; его постоялец Чет Монгамри, очень высокий, с острыми серыми англонианскими усиками. Именно Монгамри убедил Марко в истинности Антипадения.

Остальные соблюдали нейтралитет или были настроены враждебно. Например, Василио Йованови, отец ученика, которого Марко выпорол за то, что тот гонялся за своим одноклассником с ножом. Хотя наказание было вполне законным, так как убийства подросткам запрещались, Василио Йованови обвинил Марко из-за порки. Мальчик сидел рядом с отцом и явно злорадствовал. Без сомнения, Милтиаду вызовет его как свидетеля.

Там же находился и густобородый, чёрноволосый Теофрасто Влора, Митрополит Святой Синкретистской Церкви, который приехал из Стамбу, чтобы проследить за судом и выслушать обвинение. Даже если бы среди пятерых присяжных не было Сократи Йованови, двоюродного брата Василио Йованови, шанс, что они оправдают его в присутствии Митрополита, казался ничтожным.

— Не виновен! — громко сказал Марко и сел.

Судья изрёк:

— Подсудимый признал себя невиновным. Обвинитель, изложите суть дела.

Джорджи Милтиаду встал и начал:

— Ваша честь, мы рассчитываем доказать, что подсудимый, вопреки законам Кралата и правилам школьного совета, самовольно и незаконно… — Далее следовал список обвинений, содержавший детальное описание беззаконий, творимых Марко.

Когда Милтиаду закончил, судья обратился к адвокату Марко:

— Защитник, изложите суть дела.

Ригас Лазареви встал и начал:

— Ваша честь, защита оговаривает, что мой клиент действительно обучал доктринам, за которые его судят…

— То есть он признаёт себя виновным? — закричал Джорджи Милтиаду, вскакивая.

— К порядку! — сказал судья Копитар. — Займите ваше место, господин обвинитель; у вас будет шанс высказаться.

— Нет, — ответил Ригас Лазареви, — мы придерживаемся презумпции невиновности. Мы строим нашу защиту на том, что доктрины, о которых идет речь, правдивы, и что даже правительство не может заставить моего клиента преподавать неправду. Но есть закон выше правительства, это наш замечательный гость, Митрополит, — он кивнул на Теофрасто Влора, который неприветливо смотрел на защитника, выпятив колючую чёрную бороду, — может подтвердить. Мы должны предоставить..

— Возражаю! — закричал Джорджи Милтиаду. — Действия моего уважаемого коллеги нарушают правила, его доводы неуместны, а смысл его слов греховен. Это не церковный съезд и не собрание факультета Университета Сина, здесь не следует решать, что есть истина. В нашем случае истина ясно изложена в параграфе сорок два указа номер 230, в год 978 от Падения, в описании основ и содержания общественной школьной системы…

Всё утро они продолжали попеременно протестовать и спорить. Когда атмосфера накалялась, публика ёрзала на скамьях, расстегивая ворсистые овчинные куртки. Один даже принялся снимать ботинки, но Айван Халиу остановил его, постучав по бритой голове концом алебарды.

Предполагалось, что зрители должны молчать, но тишина постоянно нарушалась отдельными людьми, проталкивающимися меж скамей к ближайшей плевательнице или к выходу, чтобы сделать глоток сливицы. Другие перешёптывались и бормотали, пока судья Копитар не пригрозил очистить зал суда.

Свидетели обвинения, собранные Джорджи Милтиаду, не были допрошены, так как защита привела прецеденты, согласно которым от допроса следовало отказаться. В свою очередь Милтиаду поднял вопрос об истинности доктрины Анти-падения, который был исключен как не относящийся к делу, поэтому у Ригаса Лазареви не было возможности показать книги, которые он принес как вещественные доказательства. Этому Марко только обрадовался. Многие книги были иностранными, а Марко хорошо знал о ненависти скудранцев ко всему иностранному.

К обеду, когда Мафрид почти достиг зенита, осталось только произнести заключительные речи. Суд сделал перерыв. Марко пообедал с другими подсудимыми: им подали прессованный творог, местные кфоррианские грибы и немного баранины. Подсудимый, судья, присяжные, свидетели, служители и зрители разошлись, чтобы пообедать и размяться во время трехчасового перерыва.

После этого Марко и остальные вернулись к финальным прениям. Джорджи Милтиаду напомнил об иностранном происхождении Марко:

— …оный чужестранец не только пытался отравить умы нашего молодого поколения лживыми и нечестивыми убеждениями. Он даже примкнул к другому чужаку, иностранцу, — он указал на Монгамри, который свирепо посмотрел на него, — от которого перенял отвратительную доктрину, будто все люди являются чужаками в собственном мире. Вы когда-нибудь слышали о чем-то более невизантианском? Не обманывайте себя благовидными доводами моего коллеги, что обязанность учителя — следовать за правдой, куда бы она ни вела. Неужели Марко Прокопиу — бог, неужели он может говорить правду, когда видит её, в то время как люди, превосходящие его мудростью, не согласны с этим? Конечно, нет. Можем ли мы позволить человеку, зараженному чужой кровью, учить наших детей, что чёрное — это белое, или что Кфорри плоская, а Мафрид холоден, только потому, что капризы природы или зловредные иноземные влияния сбили его с пути? Или нам следует нанять почитающих Эйнштейна ведьм Мнаенна преподавать их смертельное искусство и чары в наших школах? Или пригласить чёрнокожих отшельников Афки, утверждающих, что они — избранные люди бога? Кто должен решать, что есть истина? Что ж, правительство его Пресветлого величества, Края Массимо, может обратиться к самым проницательным умам в Кралате и к божественной мудрости Священной Троицы, воплощенной в Синкретистской Церкви…

Когда он закончил, сердце Марко упало. Ригас Лазареви, когда пришла его очередь, решительно обвинил Джорджи Милтиаду в давлении на присяжных с использованием происхождения Марко. Но, возражая изо всех сил, он не мог скрыть тот факт, что Марко нарушил закон.

Когда присяжные удалились, секретарь объявил:

— Следующее дело — Кралат против тридцатичетырехлетнего Михая Скриаби из Скудры. Он обвиняется в том, что одиннадцатого числа месяца Ашока текущего года вёл своего паксора по улице Канкар, напившись; более того, вышеупомянутый паксор сломал две подъездные колонны дома ювелира Констана Сенопулу, нанеся его жилищу серьезные повреждения…

Когда это слушание закончилось, присяжные по делу Марко вернулись с вердиктом: «Виновен».

Зрители зааплодировали. Марко сжался. Что, во имя Юстинна, он им сделал? Когда он выйдет отсюда, то уедет подальше от этой нетерпимой, провинциальной деревни, с её междоусобицами и ксенофобией. Какой же он дурак, что оставался здесь так долго, пребывая в плену иллюзий, будто его судьба — просвещать их диких отпрысков!

Судья проговорил:

— Марко Прокопиу, я приговариваю вас к заключению в окружной тюрьме на три года, начиная с сего дня, и штрафу в размере одной тысячи дларов, либо ещё году тюрьмы.

Тут раздался ещё один взрыв аплодисментов. А также удивленный шепот, вызванный строгостью приговора. Марко надеялся, что некоторые зрители считают его несправедливо осуждённым.

Марко поймал взгляд Джорджи Милтиаду, который пожимал руку Митрополиту, а потом подошли друзья. Жена и мама взяли его за руки. Чет Монгамри сказал с англонианским акцентом:

— Это ужасная ситуация, Марко, но она станет основой для моей книги. Подожди, ты сможешь прочитать главу об этом суде!

Марко резко посмотрел на Монгамри. Такое отношение казалось ему странным, особенно потому, что именно Чет подвигнул Марко преподавать доктрину Антиэволюции.

В месяц Аристотеля (или Ристоли, как называют его византианцы) Монгамри прибыл в Скудру с кучей записей. Гость объяснил, что он англонианец, который зарабатывает на жизнь путешествиями по стране, а затем чтением лекций о своих впечатлениях. Он искал место, чтобы несколько месяцев спокойно работать над книгой перед возвращением домой в Данн. Так как никакая другая семья в Скудре не приняла бы чужеземца, разве что за фантастически высокую плату, Монгамри, естественно, оказался в доме наиболее терпимого и космополитичного Марко Прокопиу.

Много ночей просиживал Марко со своим постояльцем, обсуждая мир за Холмами Скудры, и идеи, волнующие умы людей других стран. Марко думал, что Чет Монгамри его лучший друг. Честно говоря, у него было всего несколько друзей, но среди них ни единого настоящего близкого друга. Теперь Марко понял, что для Монгамри он всего лишь глава в книге.

— Идём, Марко, — сказал Айван Халиу, сжав локоть Прокопиу.

Тот позволил увести себя.

Марко Прокопиу сидел на табурете в углу камеры. Он положил локти на колени, подбородок на кулаки, и пристально смотрел в пол перед собой. Снаружи, за окном, забранным решеткой, шёл дождь.

Несмотря на то, что одиночество — это наказание, Марко радовался, что у него нет соседа по камере. Ему хотелось просто сидеть на табурете и предаваться отчаянию.

Лицо его было угрюмым и неподвижным, но эмоции бурлили в душе заключённого. С одной стороны, он гордился собой, потому что страдал за правду. С другой — стыдился, что понёс наказание во имя простой теории, которая могла оказаться ложью. Потом появилась мысль, что всё кончено, что он может убить себя, затем он стал утешать себя мыслью, что по крайней мере его мать, жена Петронела и друг Монгамри сохранят правду…

Лязгнул замок, и дверь со скрипом открылась. Ристоли Васу, тюремщик, сказал:

— Твоя мать пришла повидать тебя, Марко. Идём.

Марко молча последовал за тюремщиком в комнату для свиданий. Там стояла маленькая Ольга Прокопиу в старом шерстяном плаще, пропитанном смолой ступы.

— Мама! — воскликнул он, едва сдержав порыв обнять женщину, когда увидел, что она держит в руках пирог.

— Держи, Марко, — сказала мать. — Не ешь всё в один присест.

Она отдала ему пирог, пристально посмотрев на сына.

— А теперь садись. Не хочу, чтобы ты упал, услышав новости.

— Какие новости? — спросил Марко, встревожившись.

— Петронела сбежала с этим Монгамри.

У Марко отвисла челюсть.

— Что… когда…

— Всего час или два назад. Поэтому я и пришла. Я же тебе говорила, что этот чужестранец не принесет добра нашему дому. Он один из них. У англонианцев нравственности не больше, чем у кроликов.

Марко откинулся, ожидая, пока оглушённый разум вновь сможет работать. Его мать резко произнесла:

— А теперь не плачь. Ты взрослый мужчина, и тебе не подобает показывать такие эмоции. Ты знаешь, что должен делать.

Марко осмотрел стены, обшитые толстыми ступовыми досками.

— Как?

— Кое-что может измениться, — мать посмотрела на пирог, который расплющили огромные руки Марко.

— Аааа…. — протянул Марко. Он вытер набежавшие слезы и собрался с силами. Наконец он смог соображать. — Расскажи, что случилось.

— После обеда я отдыхала. А когда проснулась, позвала Петронелу помочь мне с посудой, но никто не ответил, даже когда я постучала в её дверь. Тогда я вошла в твою комнату и обнаружила признаки её поспешного бегства, а на комоде нашла это.

Она протянула сыну кусочек бумаги, на котором Петронела написала на плохом византианском: «Мой дорогой Марко. Прости, что покидаю тебя, но я не могу ждать тебя так долго. Мне не подходит жизнь в Скудре, и, в конце концов, ты будешь счастливее с женщиной твоего круга. Прощай. Петронела».

Марко прочитал записку дважды, смял её и бросил в угол комнаты с такой силой, что бумага отскочила от пола. Он спросил:

— Чет тоже ушёл?

— Да. Я вспомнила, что карета Комнену отъезжает во время сиесты. Я пошла по улице Златкови к конюшне Комнену, и увидела, что он готовит паксора к поездке в Чеф. Там не было Петронелы или Монгамри, поэтому я спросила Комнену, не видел ли он их. Он сказал, что видел, как они садились на карету до Сина час назад. Они были веселы, смеялись и держались за руки. Комнену сказал: он предположил, что они направляются в Син, желая нанять адвоката опытнее Ригаса Лазареви.

Марко поднял смятый комок бумаги, разгладил его и прочитал снова, как будто, перечитывая, он смог бы изменить написанное. Но слова оставались всё теми же; они не могли смягчить душевные страдания, которые парализовали разум. Наконец он произнёс:

— Мама, что мне делать?

— Дождись ночи, — Ольга заговорила тише, посмотрев на открытую дверь в комнату тюремщика. — Потом съешь пирог, и делай, что посчитаешь нужным.

— Спасибо. Приходи ещё.

— Я увижу тебя быстрее, чем ты думаешь. До свидания. И не унывай. У твоего отца было поменьше ума, но у него был характер.

Ольга Прокопиу надела плащ, и ушла, тяжело ступая; она выглядела очень маленькой в этом широком одеянии и тяжёлых ботинках, но подвижной для своих лет.

Марко вернулся в камеру с запиской и помятым пирогом. Он поставил пирог в угол, а сам сел в противоположный. Он уставился на пирог, кусая губы. Ударил кулаком по ладони, подпрыгнул, измерил шагами комнату, затем снова сел. Постучал костяшками по голове, поколотил кулаками по коленям. Его губы дрожали; могучие волосатые руки сжимались и разжимались.

В конце концов, потеряв над собой контроль, он вскочил с хриплым звериным криком, чем-то средним между рёвом и воем. Он свирепо посмотрел на пирог, не зная, что сделать — пнуть его или растоптать — лишь бы высвободить бурную силу, нараставшую внутри. Тем не менее, у Марко осталось достаточно разума, чтобы понять: пирог ему ещё понадобится; кроме того, это был подарок матери. Вместо пирога он схватил табурет и швырнул его о решётку камеры с такой силой, что отломал ножку, за которую держался.

— Эй! Эй! — закричал Ристоли Васу, переходя на бег. — Что ты делаешь, Марко? Прекрати сейчас же!

Марко поднял остатки табурета и начал колотить ими по решетке, пока они не превратились в щепки. Затем он начал прыгать по ним, топча ботинками.

— Ты лишишься ужина! — закричал тюремщик.

Марко только вопил на Васу, гремел дверью камеры, пинал стены и осыпая ударами свою голову и тело.

— Это недостойно! — кричал Ристоли Васу. — Марко, ты ведёшь себя, как разгневанный ребенок!

Эти слова проникли в затуманенный разум Марко, припадок прекратился, и он упал на тюфяк, плача. Это тоже было не по-византиански, но ему стало всё равно.

Когда слезы иссякли, Марко сел на пол, потому что табурета уже не было. Он смотрел невидящим взглядом, его ум наполняли фантазии об ужасных вещах, которые он собирался сделать с Четом Монгамри и Петронелой; но вещи, которые он хотел сделать с ней, были не такими ужасными. Он всё ещё любил её.

Марко не понимал, как такое могло случиться. Он никогда не замечал, что Петронела недовольна своей жизнью в Скудре, не наблюдал и взаимного интереса, вспыхнувшего между ней и Монгамри, когда тот переехал к ним. Такую чужестранку, как Петронела, вряд ли приняли бы скудранцы, даже если бы она вышла замуж за самого популярного человека в городе. Став женой самого непопулярного, она поняла, что её не примут никогда. А для Петронелы общественное одобрение и общественная жизнь были очень важны.

Оставшись без ужина (в наказание за разбитый табурет), Марко съел пирог. Никто, подумал он, не делал таких ватрушек, как его мама. Откусив от пирога в третий раз, он совершенно неожиданно обнаружил напильник. Марко посмотрел на напильник, потом на решётку на окне, за которым всё ещё шёл дождь. На его широком лице медленно расцвела улыбка.

После полуночи Марко Прокопиу постучал в окно спальни своей матери. Старушка сразу же встала и впустила его.

— Боже! — сказала она. — Я знала, что мой сын не дрогнет, когда потребуется встать на защиту чести. Как ты доберешься до Сина?

Марко усмехнулся:

— Я прихватил коня судьи Копитара, затем вломился в школу и украл школьные деньги. У меня был ключ от потайного сейфа.

— Зачем, Марко? Теперь у моего кроткого сына просто ужасный характер!

— Ха! Что мне законы и правила? Вот, держи. Тебе понадобятся деньги на жизнь. Но не будь расточительной, иначе люди заподозрят, что деньги не твои.

Он отдал матери часть украденных денег, и пошел в гостиную, скромно обставленную в сельском стиле Скудранских холмов. Маленький ручной терсор Ольги Прокопиу спал на жёрдочке, завернувшись в перепончатые крылья. Марко подошёл к богато украшенному сундуку, который Милан Прокопиу привез из Чефа, и достал боевой топор своего отца. Он вынул топор из кожаного чехла, чтобы убедиться, что оружие в порядке, а потом засунул обратно.

Милан Прокопиу сделал это оружие для себя. У топора было двухфутовое стальное топорище, к которому крепилась деревянная рукоятка. На конце висел кожаный ремешок, который можно намотать на запястье, чтобы оружие не потерялось.

Марко развязал пояс овчинной куртки, продел в него ремешок чехла, и снова затянул пояс потуже. Чехол был достаточно большим, и стальной шип на краю топорища с одной стороны, и другой, изогнутый шип напротив лезвия, находились на безопасном расстоянии от владельца.

Все стальные части топора были выкрашены в синий цвет и густо смазаны. Так делали со всем железом на Кфорри, иначе во влажной, богатой кислородом атмосфере металл быстро покрывался ржавчиной.

Также Марко снял со стены круглый щит с единственной ручкой, крючком для фонаря и ремешком для того, чтобы вешать щит за спину.

— А еда? — спросил он.

— Я соберу, — сказала мать. Конечно, в путь от Скудры в Син можно было не брать еду, так как вездесущих грибов вполне хватило бы для пропитания. Но все знали, что от питания одними грибами может развиться слабость и болезни.

Пока Ольга Прокопиу суетилась, Марко спросил:

— Куда они могут направиться после Сина?

— Не знаю, они могут вернуться в Англонию.

Марко размышлял:

— Если они сбежали в Син, то они возьмут корабль, чтобы переплыть Медранианское море. Когда они доберутся до Сина, они пересекут Саар с караваном.

— Тебе лучше знать, сынок; ты путешествовал.

— Я должен поймать их, — сказал Марко.

— Подумай, что ты сделаешь, — мать нежно посмотрела на сына. — Предай их ужасной смерти; такой, чтобы я гордилась тобой.

Марко взял запасную одежду и вещи, которые могли ему пригодиться, обнял мать, и вышел на улицу, под дождь. Коня судьи Копитара он привязал за домом Прокопиу. Как и все лошади Кфорри, это животное было средней величины, приземистое и массивное.

Марко привязал походную сумку к седлу и сел на лошадь. Она размяла ноги и тяжело замотала головой. Лошадь чувствовала, что Марко не её хозяин, но вес всадника был очень велик, выбросить его из седла лошадь не могла. Марко натянул капюшон пониже — так, чтобы он скрыл лицо — и повернул лошадь к дороге на Син.

Марко хорошо знал все местные тропы; однажды он побывал в Сине, два года назад, когда был свободен от лекций. По правде сказать, он изъездил всю Византию. Он посетил морские порты Чеф, Стамбу, Моски и Бакрес, огромные ступовые леса полуострова Борсиа и наконец Син, где учился в университете.

В Чефе он познакомился с Вошоном Сеумом, представителем англонианской торговой фирмы Чоэрша и Джаэкса. Сблизившись с Вошоном Сеумом, он повстречал и его дочь Петронелу. Они полюбили друг друга и поженились, Марко привез её в Скудру, к матери, старавшейся не показывать своего ужаса, и товарищам. Он никогда не был популярен в городе, а женитьба на иноземке для многих жителей стала последней каплей.

Миновав окраины Скудры, Марко оглянулся на центр города. Всё было темно и тихо под барабанящим дождём. Он отвернулся и посмотрел на северную дорогу. Её лишь слегка подремонтировали, поэтому единственным препятствием для быстрого роста грибов оставались копыта и колёса повозок. Они просто давили всю растительность, превращая её в склизкую грязь. Несмотря на подковы с шипами, лошадь судьи скользила и спотыкалась на пригорках. Когда дорога пошла круто вверх, Марко пришлось спешиться и вести лошадь за собой, жалея, что он не украл вместо лошади паксора. Это были слоноподобные травоядные рептилии, которых люди Кфорри одомашнили и использовали как тягловых животных. Дождь прекратился. Марко продолжал идти. Мокрые ветви и стебли — достигшие размеров деревьев травы или мхи — нависали над дорогой и задевали путника. Действующий вулкан пылал тускло-красным цветом на фоне дождевых туч и дыма. Между облаками появились просветы, сквозь которые Марко мельком увидел Галлио, ближайшую и ярчайшую луну, одну из трёх.

После десяти дней путешествия, первого числа месяца Напоина (или Наполеона), Марко Прокопиу въехал в Син. По дороге его преследовали неприятности — на Зетсканских холмах за ним гнался трансор, самый большой на планете динозавр-хищник. Несколько ночей он не спал, но смирился с этим. Его отец, отличный охотник, брал Марко во многие походы.

Около Скиато трое неосторожных грабителей подстерегли его и пробили стрелой его плащ. Пока Марко разворачивал лошадь, он успел вытащить топор, и вскоре стрелок лежал среди грибов с расколотым черепом, а его спутники спасались бегством. Марко забрал у разбойника хороший стальной лук, чехол для лука из кожи ящерицы и колчан со стрелами.

Всё это было интересно, но никак не связано с целью его поисков. Когда Марко приехал в Син, большой город, полностью построенный из мрамора (распространённый материал на Кфорри, так как хорошее дерево было редкостью), он сразу нашёл себе жильё. Затем потратил день, прочёсывая город в поисках Монгамри и Петронелы.

Он расспрашивал о них во всех постоялых дворах, бродил по паркам и лавкам, но не добился успеха. Он слонялся по центральной площади, где составлялись караваны, чтобы пересечь Саар и попасть в Ниорк и другие города Арабистана. Он спросил распорядителя каравана, не уезжали ли похожие на Петронелу и Монгамри люди с предыдущими караванами.

Распорядитель заверил его, что не видел никого похожего. Более того, последний караван, направляющийся в арабистанский Ашам, ушёл два дня назад. Но этот город находился далеко от Ниорка. Караваны не уходили в Ниорк десять дней, а следующий был через четыре.

Марко был уверен, что его добыча всё ещё в Сине. Беглецы направлялись в Англонию. Они думали, что он в Скудре, поэтому не торопились. Если Марко не найдёт их в течение трех дней, то точно перехватит, когда караван на Ниорк соберётся на площади. Он хотел поймать беглецов как можно раньше, прежде чем новости о его побеге из тюрьмы Скудры достигнут Сина и выйдет ордер на его арест.

Также Марко беспокоился, что Петронела и Монгамри исчезнут из Византии, потому что слышал — в некоторых странах убийство считалось преступлением, как и гражданские правонарушения. После побега из тюрьмы Марко хотел пренебречь всеми правилами из-за совершённой несправедливости, но теперь его законопослушная натура напомнила о себе.

На третий день, после недолгих поисков жены и её любовника в центральной части города, Марко направился во владения университета. Там он отыскал профессора, который был его факультетским наставником во время учёбы.

Гатокли Ноли беседовал с чужестранцем: маленьким, седовласым, с выпуклым черепом, острым носом и покатым подбородком. Он носил англонианскую одежду: трикотажные короткие штаны и обувь с ярким верхом и острыми носами, вместо типично византианских мешковатых пестрых брюк, заправленных в тяжёлые ботинки. Чужестранец носил очки, мингквоанское изобретение, редкое в Византии. Он говорил с англонианским акцентом, произнося свистящий византианский звук «р» глухо и мягко, почти как гласный. Вместо косички на голове у него были подстриженные волосы длиной в полдюйма; причёска напоминала серую щётку.

— Великий фетиш Мнаенна, да это же Марко! — воскликнул Гатокли Ноли. — Заходи, старина. Марко, это доктор Боэрт Халран из Данна, выдающийся философ.

Марко приветствовал его с истинным достоинством византианского жителя холмов.

— Что привело вас в Син, доктор Халран?

— Я приехал купить смолу из ступы, сэр.

— Она не продается в Англонии? — спросил Марко.

— Продаётся, но только в малых объёмах. Мне же требуется значительное количество, поэтому дешевле приехать сюда и приобрести смолу по оптовой цене.

— Вы используете её в каких-то экспериментах?

— Да, сэр; в самом удивительном эксперименте эпохи, если позволено так сказать. — Халран сиял от самодовольства.

— В самом деле, сэр? Могу я узнать, в каком?

— Вы когда-нибудь слышали о воздушных шарах? — спросил Халран.

— Нет. Это слово мне незнакомо.

— Что ж, известно ли вам о такой гипотезе: если закачать горячий ак в мешок, то он поднимется, как пузырь в воде?

— Об этом ходили разговоры в университете, когда я учился. Но я посещал курсы педагогики, поэтому немного знаю об иных науках.

— Что ж, я сделал это.

— Мешок поднялся?

— Да, мешки разной величины, — маленький человечек сиял от восторга. — Один из самых больших поднял меня на высоту сотни футов и завис на два часа. Крестьяне испугались до смерти, когда мешок опустился на их поля, поэтому следующую модель я снабдил тормозной веревкой, чтобы шар не уносило. Далее я сконструирую воздушный шар такого размера, чтобы он вмещал несколько человек. Мешок уже сшит; остаётся только растопить ступовую смолу, чтобы сделать его герметичным.

— А как вы разогреете воздух? — спросил Марко.

— С помощью большой торфяной печи.

— Понятно. Но после того как механизм поднимется, не станет ли ак внутри холодным, и не упадете ли вы вниз?

— Со временем, да. Но этот воздушный шар оснащён маленькой печкой, повешенной над корзиной, поэтому, накачав больше горячего воздуха в мешок, я смогу оставаться на высоте намного дольше.

— Я бы с радостью посмотрел на это, — сказал Марко.

— Если вы будете в Ланне примерно третьего Перикла, приходите. В этот день я планирую надуть шар для полёта на Философский съезд в Виене.

Марко сказал:

— Я слышал об этих философских съездах и хотел бы побывать на одном из них. Как вы делаете это? Я имею в виду, кем нужно быть или что сделать, чтобы попасть туда?

— Просто заплатить небольшой регистрационный сбор.

— И всё? И не надо иметь особого звания?

— Нет; мы, философы, только радуемся, когда публика интересуется нашими достижениями. Эти съезды начались только десять лет назад, но они становятся больше с каждым годом. В этот раз ходят слухи, что братья-философы из Мингкво расскажут о каких-то сенсационных открытиях, которые они сделали. Если это так, Прем из Еропии не решится начать войну или убивать врагов в это время.

— Он опасен? — спросил Марко, до которого доходили только неясные слухи о причудах Алзандера Мирабо.

Халран присвистнул, закатил глаза и сложил ладони, как священник.

— Очень опасен. Умный, безжалостный, непредсказуемый и невероятно амбициозный. Если он думает, что ты стоишь у него на пути, в один день он может очаровать тебя приветливостью, а в другой твою голову отрубят на площади в Виене. Палата избрала его Премом, потому что он обещал свергнуть власть магнатов, что он и сделал. Затем он прибрал их земли и фабрики к своим рукам. С тех пор он держит страну в ежовых рукавицах покрепче, чем магнаты.

— Почему еропианцы не восстают? — спросил Марко.

— Они? Большинство похожи на него. Он выступил как защитник народа против эксплуататоров, и так достиг показной популярности…

— Но он провёл несколько настоящих реформ, — вставил Ноли.

Халран пожал плечами:

— Ты имеешь в виду превращение судебной системы в инструмент наказания его личных противников? Но этим его амбиции не ограничились. Затем он усилил армию, и теперь ходят слухи о вторжении в Ивериану. Конечно, когда мой воздушный шар будет усовершенствован, война не состоится. Но надо решить ещё много проблем.

— Как это остановит войну, сэр? — спросил Марко.

— Сделает её слишком рискованной и ужасной. Как может правительство защитить страну от полчищ, летящих на воздушных шарах с наветренной стороны границы, которые могут приземлиться в любом месте государства? Это изобретение заставит народы наконец отказаться от войн.

Марко спросил:

— Вы уже приобрели смолу ступы, сэр?

— Нет, это займёт несколько дней. Правительство Края требует множество подписанных документов, чтобы я мог вывезти материал; это странно, ведь деревья ступы — главный экспортный товар Византии.

— Ничего странного, — сказал Гатокли Ноли. — Эти бумаги нужны, чтобы убедиться: никто не рубит деревья сам, в обход закона. — Он повернулся к Марко. — А теперь позволь спросить: что заставило тебя спуститься с твоих туманных гор? Как поживает твоя прекрасная жена?

Этот вопрос о жене мог бы возмутить Марко. Византианцы считали неприличным говорить о супружеской жизни. В конце концов, все знали, чем занимаются женатые люди. Но Ноли был старым другом, и люди в университете оставались немного свободнее в таких вещах, чем сограждане Марко.

Что касается Халрана, все знали, что у англонианцев не существовало подобных запретов. Марко сглотнул и ответил:

— В общем-то из-за неё я и оказался здесь. Она решила, что любит своего земляка больше, чем меня, и я преследую их, чтобы отправить обоих на Землю.

Он коснулся своего топора.

Халран заметно вздрогнул. Ноли просто поднял бровь.

— Ох. Я не должен был спрашивать. Сочувствую твоей беде и желаю успеха.

— Вы видели кого-нибудь из них? — Марко, подкрутив невидимые усы, описал своего вероломного друга Монгамри.

— Нееет, — протянул Гатокли Ноли. — Но я буду внимателен.

Харлан произнес:

— Во имя Клиопат, вы так спокойно говорите об убийстве человека. Вы действительно имеете это в виду, или это просто шутка?

— Никаких шуток, сэр, — ответил Марко. — То, что я собираюсь сделать, не просто законно, это практически обязательно. Если я не попытаюсь убить виновных, ко мне будут относиться с отвращением и презрением.

Халран пожал плечами.

— В Англонии мы считаем такие вещи варварством.

— Не сомневаюсь, сэр. Конечно, такой невежественный горный житель, как я, не имеет права голоса. Но вы в Англонии цените человеческую жизнь абсурдно высоко, вы не воспринимаете честь и чистоту так серьёзно, как мы.

— Но, дорогой друг, нельзя сравнивать убийство человека и недолгое безвредное удовольствие, которое получают особи того или иного пола.

— Безвредное удовольствие! Это только доказывает, как развращены и безнравственны… — с жаром начал Марко, но Гатокли Ноли его прервал:

— Другие страны, другие обычаи. Ну вот, к примеру: почему бы тебе, Марко, не оставить в покое человека, который наставил тебе рога, если Боэрт поклянется в вечном целомудрии?

— Но я женат! — возразил Харлан.

Марко заметил:

— Это не честно. В возрасте доктора Харлана…

— Мне это уже нравится! — воскликнул Харлан. — Что вам известно о моей личной жизни, господин Прокопиу?

— Господа, господа, — сказал Ноли. — Давайте сменим тему, которая становится слишком скользкой. Ты пойдёшь завтра на присуждение степеней, Марко?

— Я не знал, что оно будет, — ответил Марко, — но я с радостью приду.

— Как выпускник, — сказал Ноли, — ты считаешься таким же представителем университета, как и обучающиеся два года суб-бакалавры. Поэтому ты сможешь сесть вместе с выпускниками, надев университетскую мантию.

— Ого! — удивился Марко. — Если бы я знал, то привез бы свою из Скудры, но раз уж…

— Всё хорошо, я дам тебе мантию, — сказал Ноли. — Встретимся здесь завтра в три.

Марко провёл остаток дня, тщетно разыскивая своих жертв. На следующее утро он явился в кабинет Гатокли Ноли в назначенное время.

Гатокли Ноли набросил на него короткую чёрную накидку обладателя простого диплома, а сам облачился в широкую алую рясу профессора. Боэрт Халран явился в пурпурной мантии англонианского доктора философии.

Они торжественно надели друг на друга академические шапочки и пошли через университетский городок к месту вручения дипломов. Там натянули огромный парусиновый тент; хотя в это время и показался Мафрид, было бы наивно ожидать, что небеса Сина удержатся от дождя хотя бы на полчаса.

По дороге Гатокли Ноли рассказывал:

— Сократи Попу произнесёт выпускную речь и получит почетную докторскую степень. Это может вызвать шум.

— Почему? — спросил Боэрт Халран. — Попу непопулярен?

Гатокли Ноли закатил глаза:

— Он глава Движения Распределения.

— Что это? — осведомился Халран. — Мне трудно следить за политическими изменениями в своей стране, не говоря уже о других.

Гатокли Ноли объяснил:

— Как вы знаете, основное богатство Края — это великие ступовые леса полуострова Борсйа.

— Да.

— Кроме того, одного такого дерева вполне достаточно, чтобы построить маленький город. Больше нигде в мире, насколько его изучили, не существует деревьев такого размера.

— Понятно, — сказал Халран.

— Что ж, — продолжил Ноли. — В минувшем поколении частные лесорубы уничтожили немало лесов. Край того времени, Джорджи Второй, был дальновидным человеком. Он понял, что деревья вырубают быстрее, чем они успевают вырасти, и что весь процесс попросту расточительство. Поэтому он национализировал леса и создал программу контроля вырубок и посадок. Это действовало, пока к власти не пришёл нынешний Край. Край Массимо, — Ноли огляделся, — совсем не такой человек, как его отец. Появились жалобы, что лесная служба наводнена политиками-бездельниками, которые только перебирают бумажки. Поэтому группа магнатов начала бороться за то, чтобы правительство продало им леса по дешевке. Для продвижения этой идеи они воспользовались финансовыми неприятностями Кралата, жалобами людей, которым требовалось неограниченное количество ступового дерева для строительства, давлением союза лесорубов и многими другими средствами. Но студенты в основном стоят за сохранение — то есть, против Распределения — поэтому они могут оказаться препятствием…

Они достигли места вручения; расставленные здесь сиденья быстро заполнялись. Гатокли Ноли показал Марко и Харлану их места. Марко оказался в секции обладателей дипломов. Когда он сел, рукоять его топора, до сих пор скрытого накидкой, коснулась ноги соседа. Тот изумленно посмотрел на Прокопиу и сказал:

— Сюда нельзя это приносить!

Марко улыбнулся и неопределённо пожал плечами. Он начал осматривать соседние секции из-под своей широкой академической шапочки.

Профессора собирались на помосте. Студенты теснились в большой центральной секции. Они развлекались, толкались, пересказывали грубые шутки; университетские работники не пытались их останавливать. Затем Марко увидел Чета Монгамри и Петронелу, появившихся в одном из проходов и усевшихся вместе с остальной публикой. Они находились далеко от Марко, поэтому ему приходилось вытягивать шею, чтобы увидеть их. Дыхание Марко участилось, и он отвернулся, чтобы они не узнали его. Холодная ярость переполняла Прокопиу, поэтому он едва слышал, что происходит вокруг. Марко стиснул кулаки и кусал губы. Его сосед осторожно отодвинулся, испуганный ужасным видом гостя.

В конце концов, все собрались. Служители стояли в проходах, держа жезлы, как будто собирали подорожный сбор. Ректор университета, Матаи Влора, начал произносить речь. Университетский оркестр заиграл «Победоносную Византию». Ректор представил епископа Сина. Епископ призвал богов, особенно Дай, бога образования, благословить университет и его студентов.

Речь ректора показалась Марко не очень проникновенной; потом ректор начал представлять получателей почетных степеней. Среди них были Маккимо Вак, убийца, который подарил университету десять тысяч дларов; Айван Ласкари, заявивший, что доказал существование атомов; после нескольких других был вызван и Сократи Попу. Его единственным достоинством, казалось, было то, что как глава сторонников Распределения, он мог стать богатейшем человеком страны, если его план сработает.

Сократи Попу оказался невысоким большеголовым человеком, лысым и мордастым. Он позволил ректору повязать жёлтую накидку почётной степени вокруг шеи. Оба склонили академические шапочки. Сократи Попу подошел к трибуне на краю помоста, положил перед собой пачку бумаг, поднёс лорнет к глазам и начал читать выпускную речь.

— Сокурсники и преподаватели, — произносил он дребезжащим голосом. — Для меня великая честь…

После нескольких абзацев обычных штампов выпускной речи, он перёшел к делу:

— …Византия стоит на распутье. Какое направление нам выбрать? Одно ведёт нас в болото государственной монополии, которая уничтожит гордый народ Еропии и приведёт мирового лидера к ужасному бюрократическому застою. Другое приведёт государственный корабль обратно к вершинам процветания, и предпринимательство будет стоять на страже святыни экономического здравия…

В этот миг в секции студентов встал человек и бросил яйцо терсора в Сократи Попу. Снаряд не попал в цель и разбился о стену Здания гуманитарных наук, на фоне которого совершалась церемония.

Тотчас двое служителей, стоявших ближе к секции студентов, бросились в толпу чёрных плащей и схватили метателя. Они вытащили его, несмотря на попытки других студентов помешать им, и потащили к выходу.

— Этот сегодня не получит степень, — сказал сосед Марко, который заметил топор.

Сократи Попу продолжил речь, но теперь студенты начали ритмично скандировать:

— Я — хочу — денег; я — хочу — денег; я — хочу — денег…

Служители, находившиеся поблизости, ворвались в секцию студентов и побили парочку самых шумных своими палками. Скандирование прекратилось; Сократи Попу упрямо продолжал:

— Чего действительно хотят эти невежественные бюрократы? Сохранить ступовые леса для потомков, как они говорят? Ерунда! Мы никогда не сможем искоренить ступовые леса, и кроме того, что потомки сделали для нас? Бюрократы хотят власти! Не совершайте ошибки, мои пылкие друзья…

Другой студент швырнул ещё одно яйцо терсора. Служители попытались пройти к нему, но теперь студенты схватили их и повалили на пол. Марко заметил, как один из служителей взмахнул жезлом, а затем исчез в чёрной лавине толпы. Студенты скандировали:

— Лес — для — Попу; лес — для — Попу; лес — для — Попу…

Другие встали и бросали не только яйца, но и куски съедобных грибов, в разной степени подгнивших. Неожиданно появился ректор, выкрикивая угрозы студентам, которые повторяли грубые лозунги и швыряли снаряды. Они попадали не только в выступающего, но и в ректора, профессоров и других гостей. Ректор отдавал приказы служителям, которые бросались в толпу, опуская свои палки на все студенческие головы, которые им попадались.

Сражение перекинулось в проходы. Посреди всего этого за кафедрой стоял Сократи Попу, сырое яйцо терсора стекало по его лицу, но он настойчиво продолжал свою речь. Марко видел, как шевелятся его губы, хотя не слышал ни слова.

Марко отвлёкся от скандала и повернулся к зрителям. Они все встали, чтобы получше видеть происходящее. В толпе Марко разглядел широкие англонианские усы Чета Монгамри.

Помня о своём долге, Марко встал; сердце у него забилось сильнее, он расстегнул чехол топора и начал проторять себе дорогу по проходу. Он увернулся от пары дерущихся, пробежал до конца, перебрался в левую часть зала и двинулся по левому внутреннему проходу. На бегу он вытащил топор из чехла.

Марко увернулся от служителей, выталкивающих наружу студентов, и напал на Чета Монгамри, который занимал место у прохода. Он прицелился сзади в голову Монгамри, чтобы опустить на неё лезвие топора, но тут служитель, распознав преступное намерение Марко, выпустил своего студента, и схватил Марко за рукав, закричав:

— Эй, ты!

Марко высвободил руку, толкнул мужчину в грудь, бросив его на пол, затем повернулся, чтобы закончить дело. Но служитель закричал, и к нему присоединились другие. Шум толпы на мгновение стих, поэтому эта внезапная вспышка заставила многих посмотреть назад. Одним из тех, кто обернулся, был Чет Монгамри.

Марко увидел, что у Монгамри отвисла челюсть, и в глазах Чета появился страх, когда он заметил Марко. Марко замахнулся топором и бросился вперед. Петронела, стоявшая рядом, пронзительно закричала. Монгамри вышел в проход и побежал к сцене впереди Марко. Тощий, выше Марко, он смог развить поразительную скорость. Марко бросился за ним, а служители преследовали Марко.

Монгамри вскочил на левый край помоста и побежал дальше. Марко запрыгнул за ним. В середине сцены ректор Влора по прежнему выкрикивал указания служителям и угрозы студентам, а Сократи Попу продолжал произносить неслышную речь. В задней части помоста профессора и почётные гости стояли на коленях, держа перед собой легкие стулья как щиты против дождя снарядов.

Монгамри протиснулся между ректором и Попу и побежал к правому краю сцены. Ректор и Попу оглянулись и увидели, как приближается Марко с топором. С ужасным криком Сократи Попу нырнул к съёжившимся профессорам, а Матаи Влора спрыгнул с помоста в кипящую толпу студентов.

Марко побежал дальше. Он достиг правого края сцены и обнаружил, что Чет Монгамри уносится по правому внутреннему проходу. Преследователи почти настигли его. Марко спрыгнул с края сцены, напряг мускулы для бега, но тут в голове у него что-то взорвалось, и он отключился.

Когда Марко Прокопиу пришёл в сознание, сначала появилось ощущение, что он лежит на кровати, а потом — пронзительная головная боль. Он поднёс руку к голове, и обнаружил на макушке, прямо около хохолка волос, шишку размером с яйцо терсора.

— Очнулся, да? — прозвучал чей-то голос с акцентом. Через несколько секунд Марко понял, что голос принадлежит Боэрту Халрану, маленькому англонианскому философу. Марко, застонав, сел.

— Где я? — спросил он.

— В моей комнате, — ответил Халран.

— Как я сюда попал? Последнее, что я помню — как преследовал этого развратника Монгамри…

— Служитель сломал свою дубинку о вашу голову, когда вы пробегали мимо него. Он бы задержал вас, потому что оказалось, что в Сине есть какой-то необычный закон: убивать людей во время выпускных, церковных служб и других общественных собраний уголовно наказуемо. Но бунт оказался важнее, и служитель занялся дерущимися студентами. Я думал, что только англонианские студенты занимаются такими вещами.

— Не знаю как англонианские, а студенты Сина самые буйные дикари в Кралате. Я нокаутировал нескольких, когда был здесь в прошлый раз. Продолжайте, пожалуйста.

— Что ж, мы с Ноли проложили себе путь сквозь толпу, и принесли вас в его кабинет; точнее, мы попросили студента помочь нам, потому что вы самый тяжёлый человек, которого я когда-либо пытался поднять. Мы не могли привести вас в сознание. Должно быть, у вас лёгкое сотрясение.

— Где мой топор? — спросил Марко.

— Это убийственное орудие здесь. Пока вы были в кабинете, приходили несколько агентов полиции, разыскивая вас. Ноли спрятал вас в шкаф. Они объяснили, что у них есть ордер на ваш арест, который прислали из Скудры, это связано с побегом из тюрьмы. Я представить себе не мог, что у вас такой характер.

— Я таким не был, — вздохнул Марко. — Я просто пытался выполнить свой долг.

— Что ж, они также рассказали, что вас осудили за преподавание Анти-падения, и Ноли заявил им, что понятия не имеет, где вы. Как он позже мне объяснил, он сам Эволюционист; но, веря в свободу слова, он был обязан защитить вас. Наконец, они ушли прочёсывать город. Затем Ноли попросил спрятать вас. Я не хотел вмешиваться во внутренние дела другой страны, но я уважаю Ноли, поэтому позволил себя убедить.

Мозг Марко начал работать, несмотря на то, что невидимый кузнец, казалось, использовал его голову как наковальню.

— Какой сегодня день?

— Пятое Наполеона. Вы были без сознания почти двадцать четыре часа.

Марко застонал:

— Они уедут с караваном! Где моя лошадь!

— Боюсь, вы не найдете свою лошадь.

— Что? Почему?

— Полицейские предупредили, что нашли лошадь, которую вы украли у судьи в Скудре. Это вы тоже сделали?

— Да, — Марко на несколько секунд схватился за голову. — Вы не знаете, когда отходит следующий караван в Ниорк?

— Одиннадцатого.

— С ним я и поеду.

— Тогда я должен идти.

— Ох, — произнёс Боэрт Халран с ноткой тревоги в голосе.

— Почему нет? Я могу оплатить дорогу, и, похоже, в Кралате будет слишком опасно для меня, — Марко встал и осторожно повертел головой. — Немного кружится, но пройдет. Я пойду к себе на квартиру, не хочу больше обременять вас.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Харлан. — Было бы очень неблагоразумно потерять сознание на улице.

— Потребуется дубина потолще, чтобы проломить мой череп. Спасибо за гостеприимство.

— Пожалуйста, друг мой. Да, прежде чем вы уйдёте, Ноли попросил меня взять у вас деньги за университетскую шапочку, которую он вам одолжил. Она развалилась от удара, и если вы не заплатите за неё, он вас заставит это сделать.

Марко заплатил и ушёл. Он вернулся в свою комнату неузнанным и провёл большую часть следующих пяти дней там. Он бы предпочёл обыскать город ещё раз, чтобы убедиться, что Монгамри и Петронела действительно уехали с караваном пятого числа. Но Марко боялся, что его заметят.

Одиннадцатого Наполеона, когда взошёл Мафрид, Марко Прокопиу, неся свою сумку, направился к центральной площади, где собирался караван. Так как у него не было лошади, ему следовало купить место на верблюде до Ниорка.

Караванный проводник, тёмнокожий арабистанец, стоял посреди толпы путешественников, определяя места и собирая оплату. Среди пассажиров Марко узнал Боэрта Халрана. Кроме багажа у него была большая ручная тележка с четырьмя огромными кувшинами. Несколько рабочих стояли у колёс тележки.

Четыре лучника в хорошо смазанных кольчугах держали поводья лошадей. Они должны были охранять караван от грабителей и диких зверей. Так как у проводника была защита, он собирал плату даже с тех, у кого имелись собственные лошади или другие средства передвижения — за сопровождение.

— Всё в порядке, — сказал проводник Халрану. — Я повешу эти четыре кувшина на одного верблюда, а вам дам место на другом. Вы умеете управлять верблюдом?

— Да.

— Тогда дайте подумать, кто займёт второе место на старом Мутасиме… Вы! — Проводник обращался к Марко. — Вам тоже нужно место?

— Да, — сказал Марко. — До Ниорка.

— Вы можете управлять верблюдом?

— Я никогда не пробовал.

— Тогда не можете. Вы займёте заднее место на этом животном. Мне надо было бы взять с вас дополнительную плату из-за вашего веса, но сегодня я великодушен.

Халран лукаво посмотрел на Марко:

— Кажется, вы мне суждены самой судьбой, мой кровожадный юный друг. Вы когда-нибудь путешествовали на верблюде?

— Нет, сэр.

— Тогда вам многому придется научиться. Пристегните сумку сюда.

Боэрт Халран показал Марко, как взобраться на зверя. Потом он ушёл помогать рабочим, проводнику и караванному распорядителю снять кувшины с тележки и повесить их на следующего позади верблюда. Когда это было сделано, Халран вернулся и забрался на сиденье впереди Марко.

Караванный распорядитель взглянул на большой вертикальный циферблат, расположенный на декоративном фонтане в центре площади.

— Осталось пятнадцать минут, — сказал он проводнику. — Опыт подсказывает мне, что нам следует выехать вовремя.

Распорядитель ударил в гонг около солнечных часов длинной колотушкой. Проводник выкрикивал приказы.

Захрипев, верблюд поднялся. Марко из осторожности схватился за поручень впереди себя, поэтому он не упал, в отличие от некоторых других пассажиров. Верблюд позади Марко, нагруженный четырьмя амфорами ступовой смолы, тоже встал.

Сиденье Марко было частью продуманной конструкции, которая окружала горб; через отверстие в центре выступала косматая верхушка горба. Позади горба располагалось сиденье Марко. Впереди — место, которое занимал Боэрт Халран, опустивший ноги на шею верблюда.

Весь караван состоял из тридцати двух верблюдов, несущих седоков и грузы. Но в него входили также: телега, которую везли два верблюда, повозка, запряженная парой лошадей, и конные стрелки. К хвостам верблюдов были привязаны палочки с флажками, указывавшими на принадлежность.

— Поехали! — закричал проводник, которого звали Слим Кадир. Процессия сформировалась, когда животные и люди выстроились в линию; караван медленно двинулся с главной площади Сина.

Они прошли по главной площади, по улицам и по западной дороге. Потом проехали по аллее ступовых деревьев, которую Джорджи Первый посадил много лет назад. Деревья были моложе по сравнению с деревьями на полуострове Борсйа, ни одно из них не достигало двадцати футов в обхвате.

Когда караван достиг холмов Пиндо, северной оконечности скудранских и зетсканских холмов, деревья стали меньше и реже. На их месте росли густые, похожие на бамбук какинсони. Небо заволокли тучи; начался дождь. Они поехали по дороге Борго, между вулканами Эликон и Парнассо, а затем вниз по склону по направлению к Саар.

На следующий день после сиесты Марко впервые увидел Саар. Песок простирался до горизонта; изредка виднелись клочки фосфорной травы и грибы. Тут и там росли группы луковичных грибов, скаллионисов. Слим Кадир предупредил караван, что местная растительность, хоть и напоминает с виду обычные луковичные грибы, смертельно ядовита. Когда они подойдут ближе к Медранианскому морю, грибы снова станут съедобными.

Время медленно тянулось, пока они тряслись по бескрайней пустыне. Её сухость была вызвана длинной цепью холмов, которые с севера Экваториальный Хребет отделял от полуострова Борсйа. Холмы Скудры, Зетскана и Пиндо соединялись в цепь, которая забирала большую часть влаги, которую приносили северо-восточные ветры, дувшие в этих местах чаще всего.

Местность менялась от часа к часу. Иногда это были районы с медленно перекатывающимся песком, редкими грибами и колючими кустарниками. Иногда — безжизненные дюны. Караван миновал низкие крутые холмы, состоявшие из зубчатых горных пород и древесных зарослей, а иногда конусы дымящихся вулканов.

Иногда путешественники видели живность: случайные стада дромсоров, маленьких бегающих ящериц, формой напоминавших пресмыкающихся страусов, или группы терсоров, похожих на летучих мышей.

Однажды на привале Слим Кадир запретил разводить костры.

— Грабители, — объяснил он. — Банда Заки Риадхи рыщет среди этих холмов.

— Ох, — сказал Халран. — Надеюсь, мы с ними не встретимся.

На севере полуострова Византиа, который формой напоминал букву «L», находился Хлифат Арабистана, которому принадлежало не только основание острова, но и огромный, находящийся вдалеке от берега, остров Махриб. Территория Хлифата простиралась вдоль южных берегов Медранианского моря и занимала весь Саар. В эпоху слабого Хлифа Юбали Третьего Саар практически никем не контролировался.

В первые дни после отъезда из Сина Марко научился управлять верблюдом. Также он пытался заговорить с Боэртом Халраном. Хотя он нелегко заводил друзей, но испытывал такой интерес к Халрану, что, не сомневаясь, беседовал с ним. Марко стал по-настоящему болтливым; он открыто рассказывал о своих идеях, о взглядах на человечество и Вселенную.

Халран, как обычно сдержанный, оставался отчужденным и молчаливым. Отношение философа стало таким очевидным, что Марко, поняв это, спросил:

— Доктор Халран, я… эээ… утомил вас? Может, как-то обидел вас? Знаю, я просто неотесанный мужлан…

— Нет, сэр, — ответил Халран. — Я считаю вас привлекательным и милым молодым человеком. Меня оскорбляет ваша кровожадность в решении общественных вопросов.

— Да? Почему? Я же не причинял вам вреда!

— Вы не понимаете. Вы едете в Англонию, где убийство — самое серьезное преступление; а вы открыто намереваетесь убить сбежавшую пару. Когда вы это сделаете, вас схватят и повесят. Из-за того, что вы общаетесь со мной, могут доказать, что мне было известно о ваших планах. В этом случае по закону меня как минимум бросят в тюрьму до конца жизни.

— Но я не прошу вас принимать участие в моей затее!

— Тем не менее, я буду, что называется, соучастником. Моё молчание и отказ передать вас полиции для лишения свободы или выдворения из страны сделают меня пособником преступления. Теперь вы видите, в какое сложное положение меня ставите? Насколько я знаю, вы можете решить, что безопаснее убивать всех, кому известны ваши намерения, и раскроить мне череп этим ужасным топором.

Марко был поражен.

— Я не знал об этом! Я… не знаю, что сказать. Я вас ни к чему не принуждаю.

— Что ж, теперь вы понимаете, как это может выглядеть со стороны.

— Знаю. Я никогда не мог понять, как думают другие люди. Но неужели англонианин, чью жену соблазнили и похитили, не обратится за помощью? Неужели он просто скажет: «Да, сэр, спасибо, сэр, ещё что-нибудь, сэр?»

Халран пожал плечами:

— Во-первых, по нашим законам человек не считается собственностью. Да, человек может украсть собственность, но он не может «украсть» жену или мужа. И тот простой факт, что один из супругов предпочитает кого-то другого, не наносит вреда.

— Не наносит вреда? И не разрушает дом и семью?

— Что ж, если её удерживать против воли, ваша жизнь с ней всё равно будет несчастливой, поэтому не лучше ли её отпустить? Если вы сможете доказать видимый ущерб — например, лишение её услуг как домохозяйки — вы получите компенсацию, обратившись в суд. Но наши суды идут медленно и обходятся дорого, а компенсация чаще всего незначительна.

— Но как же потеря чести…

— Честь — это субъективная, неосязаемая потеря. Вполне понятно, что наши суды не обращают внимания на неё.

— Одно могу сказать, — произнес Марко. — У большинства англонианцев так мало чести, что из-за этого не стоит беспокоиться. Простите меня за эти слова. А есть ли какой-нибудь способ, чтобы закон не проявлял интереса к таким пустякам?

Халран рассмеялся, откинув назад голову:

— Наверное, есть. Тем не менее, мы действительно думаем, что, не учитывая столь субъективных и сентиментальных понятий, как «честь» и «непорочность», мы достигли высокого уровня разумности в юридической системе, и этот уровень пока недостижим для других народов.

— Может, это и разумно, но что в результате? Многие люди по природе похотливы и полигамны. Поэтому мы воздвигаем строгий барьер из обычаев и законов, чтобы сдержать эти порывы. А вы говорите, что можно позволять делать людям то, что они хотят? В результате вы, англонианцы, меняете партнеров каждый год, ваши дети не придерживаются никаких правил и растут беспомощными и безответственными из-за постоянно меняющихся родителей. У нас есть поговорка: «Не доверяй трем вещам: дикорастущим грибам, потухшему вулкану и слову англонианца».

— О, мы не так уж плохи. Подождите, пока не приедете в Англонию, а потом уж судите нас.

— Теперь я ещё сильнее хочу увидеть её, сэр.

— Например, — продолжал Халран. — Я женат на одной и той же женщине пятнадцать лет, и оба мы до этого состояли в браке только дважды. Друзья считают нас странными.

— Что ж, англонианцы не должны жениться на византианках и затем жить по англонианским моральным стандартам. Мы не терпим таких вещей. Петронела знала, что я хотел быть её первым, последним и единственным мужчиной…

— Почему вы решили, что были у неё первым? Ни одна нормальная англонианская девушка не выходит замуж прежде, чем наберется опыта.

— Добрые боги, — охнул Марко. — Я никогда не думал об этом!

Этот разговор продолжался несколько дней. Наконец, Марко сказал:

— Сэр, я всё ещё думаю, что должен убить виновную пару. Но я не хочу, чтобы меня повесили — я не так храбр, и я боюсь втянуть вас в неприятности. Поэтому я не убью их, по крайней мере пока они не вернутся в Византию, где это будет законно.

— Хорошо! — ответил Халран. — Это правильное решение. Теперь вы вернётесь в Византию, как только мы достигнем другой стороны Саар?

— Нет, сэр. Вы забыли, что там мне грозит тюремный срок. Может ли такой человек, как я, заработать на жизнь в Англонии?

— Ммм… думаю, может. Есть много вариантов: наёмник, учитель византианского и так далее.

— Кроме того, — сказал Марко. — Даже если я не убью Монгамри и свою жену, мой долг — посмотреть им в глаза и потребовать объяснений.

— Что здесь объяснять, кроме того, что она предпочла вам его?

— Что ж… эээ… возможно, Петронела, поняв, что Монгамри хуже, захочет вернуться ко мне, — задумчиво сказал Марко.

— Вы ничего не поняли после одного печального опыта? Советую вам оставить их в покое, — сказал Халран. — Может возникнуть конфликт, который закончится какими-нибудь увечьями, невзирая на ваши добрые намерения.

— Неужто нельзя убивать даже ради самозащиты?

— Можно, но убийца должен оправдаться. Простите их.

— Не могу. Вы не представляете, как мне стыдно, что я отказался от мысли убить их. Я слабый, нерешительный, безнравственный, бесчестный плут. Единственное, что мне остаётся — найти их и посмотреть им в глаза.

Путешествие продолжалось. Отказавшись от планов убийства, Марко заметил, каким дружелюбным стал Халран. Маленький человек не был приспособлен к путешествию в караване, он не любил пачкать руки и ненавидел неудобства, связанные с ездой на верблюде и сном под открытым небом. С другой стороны, он хорошо сходился с другими людьми, организовывал их в команды и группы для выполнения разных задач, от добычи воды до хорового пения. Его любимым выражением было: «Давайте организовываться», и он всегда находил способ сделать задачи легче, планируя их решения.

— Лень, — пояснил он Марко, — это мать открытий, а я ленивейший философ в Англонии.

Также он был опытным игроком в карты. За три дня, пока остальные караванщики не заподозрили его, Халран выиграл у них половину стоимости своего билета.

На шестой день караван остановился на отдых в оазисе Сива. Оазис находился в широком углублении, пересеченном беспорядочными выходами горных пород.

Он издалека выделялся на фоне бесплодного пейзажа из-за скоплений какинсони, копьевидные листья которых добавляли зелёные пятна в тускло-коричневое, серо-жёлтое пространство.

Слим Кадир подвёл своего верблюда к колодцу и заставил животное лечь, крича другим, чтобы они держали верблюдов позади, пока не начерпают воду для людей. Начались шум и путаница, ржание лошадей и бормотание верблюдов, пытавшихся подойти к воде, крики седоков, стремившихся удержать животных.

Марко слышал, как Слим Кадир кричит на охранников на арабистанском. Марко понял всего несколько слов, но ему показалось, что стражи должны разойтись по краям оазиса и нести караул на случай неожиданного нападения, вместо того, чтобы набивать животы и наслаждаться первыми глотками воды.

Верблюд Марко и Харлана, а также верблюд, везущий кувшины ступовой смолы, находились ближе к концу процессии. Марко сказал:

— Поторопитесь, Халран, или вода замутится.

— У нас много времени, — ответил Халран.

Когда Марко и Халран остались практически единственными в караване, кто ещё не спешился, кто-то закричал. Марко услышал топот копыт. Когда он обернулся, раздался треск тетивы и свист стрелы. Стрела вонзилась в тело, Марко посмотрел вниз и заметил одного убитого около верблюда, прямо у его левой ноги. Верблюд испугался и заревел.

Отряд конников вылетел из-за ближайшей скалы; всадники бросились на штурм оазиса. Это были невысокие тёмнокожие мужчины на приземистых пони. Кроме обычных овчинных курток некоторые из всадников носили цветные шарфы на головах и другие нелепые украшения.

Люди в караване, казалось, посходили с ума. Они беспорядочно носились, кричали и пытались забраться обратно в седла. Халран что-то пищал и неистово дёргал повод Мустаима.

Марко же оставался спокоен. Он подумал, что ему надо сделать, и занялся этим. Он вытащил из чехла стальной лук, который забрал у грабителя около Скиато, и начал стрелять в приближающихся всадников.

— Что нам делать? — кричал Халран. — Что нам делать? Они убьют нас! Мне страшно!

— Разверни зверя, — сказал Марко.

Марко увидел, что его четвёртая стрела поразила одного из арабистанцев, которые были уже близко. Некоторые из них, стреляя, окружали оазис. Некоторые ехали прямо к воде, бросая копья и размахивая мечами. Вокруг кричали люди.

Марко продолжал стрелять, изворачиваясь в седле, чтобы пускать стрелы туда, где он видел грабителей. Те, кто проехал оазис, разворачивались и возвращались назад. Позади атакующих ехал мужчина на белой лошади, с головы до ног одетый в блестящую кольчугу; на голове у него сверкал мозаичный стальной шлем. Возможно, подумал Марко, это сам Заки Риадхи.

Марко потянулся за стрелой, чтобы попробовать сделать выстрел издалека в предводителя разбойников, и заглянул в колчан. У него оставалась последняя стрела. Пока Марко натягивал тетиву, он заметил, что один из лучников Слима Кадира упал на землю, когда грабитель на пони ударил его палашом; другой вскочил на лошадь и умчался в пустыню. Толстый купец из Беграта пробежал мимо верблюда Марко, но потом копьё грабителя вонзилось ему в спину, свалив с ног.

Другой нападающий со стрелой в руке догонял верблюда Марко. Когда они поравнялись, тот натянул тетиву и выпустил стрелу. Марко, который уже видел доспехи главаря, прицелился в ближайшего грабителя и выстрелил. Его стрела попала мужчине в верхнюю часть грудной клетки, а стрела бандита со свистом пролетела рядом с головой Марко. Нападающий выронил лук, выбросил руки вперёд и вылетел из седла. Лошадь без всадника пробежала мимо, прямо под верблюдом Марко. А Прокопиу уже обдумывал новый план.

Боэрт Халран развернул верблюда лицом от оазиса. Гружёный верблюд тащился за ними. Марко повесил лук на седло и прыгнул с верблюда на лошадь, которая содрогнулась под его тяжестью. Он повесил на руку щит, вытащил топор и крикнул вверх:

— Езжай как можно быстрее. Я постараюсь задержать арабистанцев.

Марко натянул поводья (той рукой, в которой держал щит) и развернул лошадь. Разбойники рассеялись по оазису. Некоторые убивали оставшихся караванщиков.

Несколько налётчиков сражались с самим Слимом Кадиром, который отважно размахивал ятаганом, повернувшись спиной к зарослям какинсони; потом один грабитель метнул копье сквозь заросли в спину Слима. Тот упал.

Остальные бандиты бесцельно носились кругами. Стрелы перестали свистеть, потому что у лучников опустели колчаны.

Вслед убегающему верблюду Марко что-то закричал мужчина в броне. Небольшая группа всадников бросилась в погоню за Марко и верблюдами, всадники выстроились по четыре в ряд.

Марко ударил в бока лошади широкими, лопатообразными концами стремян. Лошадь помчалась вперёд так внезапно, что Марко едва не свалился назад. Он направил лошадь прямо на мужчину в кольчуге, размахивая топором.

Между Марко и главарём банды носились всадники с мечами наготове. Один, который находился немного впереди остальных, едва не ударил ятаганом прямо по голове Марко. Марко отразил выпад щитом, в то же время справа ударил топором. Топор пробил край щита из кожи паксора, который опустил грабитель, чтобы защититься, и врезался в ребра нападавшего. Сила удара, в который Марко вложил всю сил своих могучих мускулов, выбила мужчину из седла.

После этого Марко ударил слева следующего всадника. В этот раз топор попал мужчине между шеей и плечом и застрял в руке. Когда мужчина вывалился из седла, Марко выдернул топор. Марко проехал сквозь строй атакующих всадников и направился к их командиру.

Лошади часто едут не в том направлении, куда хотят их наездники. Лошадь Марко отклонилась от главаря, который мчался прямо вперёд, на добрых двенадцать футов. С такого расстояния они смогли помахать оружием друг другу.

Другие всадники либо не поняли, что Марко прорвался сквозь их ряды, либо не смогли развернуть лошадей, чтобы прийти на выручку главарю. Они проскакали ещё почти сто футов, прежде чем начали останавливаться и разворачиваться.

Марко заставил лошадь ходить по кругу. Командир сделал так же, и теперь они шли колено к колену.

С лязгом ударился изогнутый меч Заки Риадхи о круглый щит Марко, с лязгом топор Марко прошелся по щиту Заки, который тоже был сделан из куска стали. Марко ударил по голове Заки, на которой был надет барбут, почти полностью скрывавший черты лида. Заки снова отразил удар щитом. Хотя топор опускался с огромной силой и мог сломать руку, Заки смог удержать щит под таким углом, что удар Марко прошёл по касательной линии. Топор вылетел из руки Марко. На миг он подумал, что потерял топор, но его удержал ремешок на запястье.

Затем лошади разъехались, разделив воинов, поэтому следующий удар Заки Риадхи рассёк воздух. Марко повернул лошадь и оказался прямо напротив Заки Риадхи как раз в тот момент, когда пальцы сжали рукоять топора.

Не в силах дотянуться до всадника, Марко ударил его лошадь, направив лезвие топора в лоб животного. Это был нечестный удар, но у Марко не оставалось времени на угрызения совести. Лошадь упала замертво, выбросив Заки Риадхи через голову, почти к правой ноге Марко.

Марко ещё раз опустил топор сзади на шлем падающего бандита. Лезвие рассекло шлем и череп. Шлем слетел, открыв смуглые черты Заки и его горбатый нос. Заки лежал, сражённый, около головы своей лошади. Кровь и мозги забрызгали песок.

Через десять секунд — ровно столько потратил Марко на убийство лидера грабителей — остальные развернули лошадей и бросились назад. Когда Марко посмотрел на своих верблюдов, которые находились в нескольких сотнях шагов от него, бандиты уже были впереди него и с обеих сторон.

— С дороги! — закричал Марко. Он поднял топор, с которого всё ещё стекали мозги Заки, вонзил в бока лошади шпоры и бросился вперед.

Арабианцы расступились, кружась и огрызаясь, но, не осмеливаясь приблизиться к мужчине, вдвое превосходившему их размерами, который уложил троих нападавших замертво на песок за полминуты. Марко оставил позади их и Саар, догоняя Халрана и верблюдов.

Когда Марко воссоединился с Боэртом Халраном, оазис Сива стал просто грязно-зелёным пятном в отдалении. Несколько грабителей преследовали их, но потом вернулись к оазису. Марко предположил, что они боялись пропустить делёж награбленного и выборы нового главаря. Боэрт Халран сказал, наклоняясь:

— Счастлив вновь видеть тебя, Марко. На миг я подумал, что они тебя убили, а ты — это ещё один из тех, кто преследует меня. Теперь надо подумать, какой путь выбрать.

Марко заметил:

— Если мы поедем на запад, то достигнем Медраниана через несколько дней. Затем надо найти воду. Поворачивай зверя налево.

— Как мы найдем воду?

— Ищи зелёные пятна, указывающие на водяные колодцы. Если мы не найдем ни одного, у нас начнутся проблемы. Кроме того, здесь растет колючее растение с тонкими листьями. Если срезать колючки, можно добыть влагу из листьев.

Халран произнёс:

— Слим Кадир говорил мне, что верблюды могут обходиться без воды несколько дней.

— Но мы не верблюды. Люди, подобные Слиму, знают расположение всех оазисов. Они прыгают от одного к другому, словно человек, пересекающий море от острова к острову.

— Ты совершил выдающийся подвиг, Марко. Никогда не думал, что школьный учитель может так управляться с оружием. Раз-два-три! И три арабистанца мертвы.

Марко взмахнул рукой и со смущённой улыбкой посмотрел вдаль.

— Ерунда. Я намного больше них, поэтому всё напоминало убийство пауков.

— И всё равно я думаю, что ты единственный в караване действительно мог отправить нескольких из них на Землю.

Марко пожал плечами:

— Больше удача, чем умение. Если бы Слим контролировал своих стрелков, эти грабители никогда не напали бы. Они сражаются за добычу, не ради чести, и они отступают, если риск слишком велик.

Они подстегнули навьюченного верблюда и продолжили путь. После обеда стало слишком жарко, поэтому странники сняли куртки.

Лошадь Марко начала изнемогать и спотыкаться; она опустила голову, и Марко дал ей отдохнуть, попросив Халрана поменяться с ним местами.

— Эти мелкие арабистанские кролики не созданы для людей моего размера, — сказал он.

Когда опустился Мафрид, взошли луны Галлик и Коперн. Поднялся Арктурус. Температура быстро упала. Марко разбил лагерь. В таких вещах он разбирался лучше, чем его спутник, который отличался рассеянностью.

Марко расчищал место под лагерь, убивая кровососущих арахнидов, и тут взглянул на Халрана. Он тотчас вскрикнул:

— Эй! — и схватил товарища за руку.

— Что такое? — спросил Халран.

— Я думал, вы знаете, что они ядовитые!

— Ооо… — Халран уронил луковичный гриб, от которого собирался откусить кусочек. — Действительно, я вспомнил, как Слим говорил…

— Что ж, в следующий раз вспоминайте пораньше!

На другой день они тащились на запад, не находя воды. Растительность встречалась всё реже, пока не осталось ничего, кроме редких маленьких побегов фосфорной травы, которую не стали бы есть даже животные. Также они увидели одно из колючих тонколистных растений и срезали несколько листьев, нарезав их на кусочки, чтобы съесть, несмотря на горький вкус. Должно быть, другие путешественники прошли здесь раньше и подобрали всё съедобное.

Марко спросил у Халрана:

— Доктор, вы знаете, что меня судили за преподавание Падения. А какой веры вы придерживаетесь?

— Что ж, науки о жизни вне моей компетенции, но на основании того, что я слышал и читал, должен сказать, аргументы в пользу Падения очень убедительны. Мои коллеги до некоторой степени подтвердили эволюционные гипотезы относительно не-млекопитающих Кфорри. Они сделали это, обнаружив окаменелости и соединив их. В некоторых случаях древние создания, казалось, были примитивными предками существующих сейчас форм. Но таких ископаемых предков не нашли для млекопитающих, включая человека. Конечно, это могло произойти потому, что млекопитающие более разумны, поэтому не попадали в болота или подобные места, где могли стать окаменелостями.

— Но дело ещё не закрыто?

— Не до такой степени, чтобы общественность Кфорри могла прекратить обсуждение, хотя, думаю, шансы, по крайней мере, десять к одному в пользу Падения.

— Тогда кем же были Древние?

Халран пожал плечами.

— Существует столько же толкований мифов, сколько и исследователей. Одно из правдоподобных толкований сводится к тому, что они были лидерами группы поселенцев, которые каким-то образом явились с Земли и умерли или были убиты после приземления. Вы знаете историю об Оди Смите, который, отказавшись от почётного места на Пиру Древних, стоял в дверях и убивал их всех волшебными стрелами?

— Да.

— Без сомнения, это связано с реальным случаем, но мы не знаем, с каким именно.

Марко спросил:

— Что насчет мифов о земных богах: о соперничестве бога воды Нельсона и бога войны Наполеона за благосклонность богини любви Клеопатры?

— Не знаю, хотя существуют разные предположения. Есть предание, что ключ к этим тайнам лежит на острове Мнаенн, но ведьмы не позволяют посторонним появляться вблизи их священного острова.

На следующий день они по-прежнему не обнаружили признаков воды. Страдая от жажды, Марко высматривал главный караванный путь. Ничего не увидев, он предположил, что они прошли рядом, не заметив тропы. На пути не было постоянной разметки, а ветер вскоре стирал следы животных, заметая их песком. Халран непрерывно жаловался. Марко дважды терял терпение и кричал на старика, стыдясь себя после этого.

На следующий день Халран начал пошатываться в седле. Они, как могли, растягивали оставшуюся еду. Марко, перекатывая гальку во рту, чтобы уменьшить жажду, жадно всматривался в стада дромсоров вдали. Если бы он убил одного, его кровь могла бы утолить жажду. Но у Марко не было стрел, а звери могли бегать со скоростью лошадей.

На следующие день Марко дремал на верблюде, почти засыпая — и тут резкий толчок заставил его открыть налитые кровью глаза. Он моргнул, затем крикнул Халрану:

— Посмотри! Вода! Море!

Халран огляделся.

— Что? Где?

— Там! Наверное, тебе не видно, потому что я сижу выше.

Халран протёр очки:

— Или из-за моего плохого зрения.

Марко заслонял глаза от света, всматриваясь в тонкую синюю линию, которая показалась на горизонте, между пригорками бесплодной серости и тёмно-жёлтой равниной. Ноздри животного расширились, а шаг ускорился.

Когда Марко приблизился к морю, он увидел, что Саар тянется до конца склона, который спускается к песчаному пляжу. Прежде чем Марко доехал до пляжа, справа он увидел залив. Путешественник направился туда. В низине, где находился залив, росли редкие луковичные грибы, создававшие контраст с почти полной безжизненностью Саар. Тем не менее края залива не образовывали пляжа. Подстилка из виноградных лоз, похожих на водоросли, вытягивалась в зеленую полосу от десяти до двадцати шагов шириной, а потом переходила в некое подобие болота.

Халран пинал и бил лошадь, чтобы она перешла на рысь. Подъехав к зеленой полосе, он свернул налево и двинулся параллельно береговой линии, пока заросли не поредели. Затем он спрыгнул с седла и побежал к краю воды, перепрыгивая через остатки лоз.

Лошадь последовала за ним. Кровососущие арахниды, размером с больших песчаных крабов, покрытые длинной красной шерстью, стремительно разбежались. Лошадь окунула морду в воду и начала шумно пить, Халран упал на живот рядом с ней и тоже начал глотать драгоценную влагу.

Верблюды тоже выказывали нетерпение. Марко ударил Мутасима по голове концом кнута, чтобы успокоить его, и приказал ему встать на колени.

Когда оба верблюда легли, Марко спешился. Он опустил поводья Мутасима вниз, чтобы животное не убежало, настороженно приглядываясь к голове зверя, чтобы к верблюду не подобрались ядовитые пауки. Затем его внимание привлёк крик Боэрта Халрана.

Философ боролся с длинной лозой. Пока он пил, усик лозы, наполовину скрытый песком, обвился вокруг ноги и начал пробираться через ботинок. Дёрнувшись, Халран дотронулся рукой до другого усика; тот тоже обвился вокруг тела. Философ пронзительно кричал, когда корешки проникали под его кожу.

Марко поймал свободную руку Халрана и потянул, но смог только вытащить лозу из песка на несколько футов, пока не показались толстые стебли; хватка усиков не слабела. Третий усик присосался к другой ноге Халрана. Старик закричал:

— Ты оторвёшь мне руку!

Марко ослабил захват и вытащил топор. Три удара отрубили усики, державшие Халрана. Обрубки, источая зеленовато-белую жидкость, упали на землю, и безвольно замерли, как обычная безвредная лоза.

Халран отшатнулся от края залива и сел, чтобы освободиться от усиков, прицепившихся к его руке и ногам. Сначала надо было отрезать усик от корней. Затем снять ботинки и куртку, оставив корешки в коже. Наконец, вытащить корешки один за другим; они оставляли маленькие дырочки, которые обильно кровоточили.

— Я покойник! — вопил Халран. — Я истеку кровью до смерти, или, по крайней мере, не смогу продолжить путешествие!

— Выглядит всё не так уж плохо, — ответил Марко. — Я слышал о подобном, но никогда не видел. Не мог поверить, что они прицепятся так быстро.

— Я знал об этом, — сказал Халран. — Но я ошибочно полагал, что такое количество не опасно. Или, возможно, я так хотел пить, что не мог думать. Я плохо переношу лишения. Одного они уже поймали.

Он показал на запад; на берегу виднелись кости дромсора, разбросанные среди стеблей лозы.

Поняв, что с Халраном всё хорошо, несмотря на незначительные ранения, Марко направился к тому месту, где пил Халран. Он обрубал все лозы, которые видел, топором, и засыпал песком, чтобы они остались внизу. Потом он попил, морщась от вкуса воды. Питьевая морская вода на Кфорри могла и не убить человека, но её большое количество расстраивало пищеварение.

После этого Марко провёл верблюдов по тропе, которую прорубил, и животные смогли напиться. Халран преследовал лошадь, которая убежала, когда он отпустил поводья. Тем не менее, животное было так измучено, что не смогло далеко уйти.

Когда они ели, Халран сказал:

— Ты странный парень, Марко. Ты дважды спас мне жизнь в этом путешествии, отказался от убийства человека, который сбежал с твоей женой, и самой жены; теперь ты подумаешь, убивать ли этих.

Он указал на лохматых арахнид.

— Не вижу в этом ничего странного, — сказал Марко. — Ты мой друг, а Монгамри обидел меня, вероломно и злорадно. Поэтому правильно, что я должен убить его. Но я отказался от этого плана из уважения к тебе.

— Да, да. Я забыл.

Они ехали севернее восточного берега Медранианского моря, иногда замечая на горизонте белый треугольник паруса или чёрный столб пароходного дыма. Одним из желаний Марко было путешествие на пароходе, несмотря на то, что бронзовые котлы иногда взрывались с ужасными результатами. Но потом Халран объяснил, что пароходы изобрели полвека назад, и они ещё не идеальны. В свободное время Марко любовался парой таких кораблей, пришвартованных к пирсам Чефа. Он бы хотел подняться на борт, чтобы осмотреть их, но робость не позволила ему спросить разрешения.

Марко засыпал Халрана вопросами, отчасти потому, что это была хорошая возможность узнать что-то новое, отчасти — чтобы попрактиковаться в англонианском. Единственной проблемой оставалось то, что открыв рот, Халран говорил не переставая, поэтому у Марко было мало шансов поговорить на каком бы то ни было языке.

На следующий день они достигли берега моря, отыскав главный караванный путь. У них заканчивалась еда. Но это не представляло трудностей, поскольку луковичные грибы здесь были съедобными. Их хватило бы, чтобы продержаться какое-то время. Но продолжительный отказ от всякой иной пищи мог вызвать гниение зубов и другие болезни.

Также они встретили несколько караванов, шедших в другую сторону. Каждый раз у людей вызывала такой восторг история о набеге Заки Риадхи, что они угощали Марко и Халрана едой и напитками, какие у них были.

Когда они повернули к северо-восточному побережью Медранианского моря, местность стала зеленее. Иногда моросил дождь. Появились возделанные земли, затем деревни, населённые людьми смешанного араби-англонианского происхождения. Они пересекли охраняемую границу Арабистана и Республики Англония. Марко беспокоился, так как у него не было паспорта, необходимого в Англонии и Еропии. Но Халран заверил Марко, что проведёт его как своего помощника. Так и вышло.

Марко мало знал об Англонии, кроме того, что говорилось в византианских учебниках географии: «… в основном плоская, но с возвышенностями на севере… люди дружелюбные и веселые, но бесстыдные, легкомысленные и ненадежные… их дети избалованы… главные предметы вывоза: пшеница, волокна брона, железная руда, чистокровный домашний скот и хитроумные механические приспособления…» Поэтому он с интересом осматривался по сторонам.

Как он заметил, англонианцы были высокими и красивыми. У многих были светлые волосы и синие глаза. Также широко распространено было ожирение. Большинство людей старше двадцати (кфоррианских лет) оказались тучными и пузатыми.

Они не выглядели легкомысленными. По крайней мере, они не были ленивыми. Они работали и отдыхали с неистовой силой. Они любили скорость, и их лёгкие повозки неслись сквозь толпы во весь опор. Англонианцы не просто отличались дружелюбием; они были нахально и ненасытно любопытны. Каждый раз, когда Марко с Халраном сидели в кафе, англонианцы толпились вокруг, представляясь. Они расспрашивали о деталях прошлого Марко, его настоящем и будущем. Они расспрашивали о его личной жизни, пока он не покраснел от стыда, и не стал притворяться, что ничего не понимает.

Если англонианцы ни о чём не спрашивали, то рассказывали о себе. Марко никогда не встречал таких болтливых людей. Насколько он понял, главными темами разговоров были еда и секс, в основном шумное хвастовство своей доблестью и в том, и в другом. Мужчины и женщины одевались безвкусно, использовали духи, выставляя на публику пьянство и ссоры. Считая их упадочными, Марко отдавал предпочтение суровому достоинству и холодной сдержанности своей родины.

Халран предположил, что Марко мог бы избежать этого дружелюбного преследования, если бы выглядел как англонианец. Поэтому Марко купил пару трикотажных коротких штанов, как у Халрана, и положил свои мешковатые брюки в сумку. Новые штаны смущали его, так как были узкими, но англонианцы теперь обращали меньше внимания на него. Он оставил свои ботинки, так как привык к ним. Кроме того, они походили на англонианские ботинки для верховой езды.

Волосы на голове и подбородке Марко выросли. Марко сбрил хохолок, оставив короткую светлую щетину, которую носили англонианцы. Также он начал отращивать усы. Марко купил трубку для табака и начал, кашляя и плюясь, курить её, вместо того, чтобы жевать табак, как византианцы.

Четырнадцатого Ньютона они остановились в кафе в Камбре. Марко только приступил к еде, как Халран сжал его запястье, и сказал:

— Не оборачивайся, Марко, но будь готов оплатить счет и уйти.

— Что такое?

— Делай, что я говорю. Я потом всё объясню.

Поворчав, Марко сделал так, как сказал Халран. Когда они снова были в пути, он спросил Халрана, что случилось. Халран ответил:

— Ты не заметил трёх молодых людей у стойки, которые смотрели на нас?

— Мельком, а что?

— По их действиям было понятно, что они хотят напасть на нас.

— Да? Если бы они сделали это, я бы просто столкнул их головы с такой силой, что раздавил бы их.

— Этого я и боялся. Если бы, превысив пределы самообороны, ты ранил одного из них, на нас бы напали толпой. Если б мы выжили, закон бы строго с нами обошёлся.

— О Напоин! Почему же?

— Это были подростки; никто не может причинять вред подросткам в Англонии. Они не несут ответственность за свои действия, но если наносят вред им, это сурово карается.

— Иногда, — сказал Марко, — англонианцы ведут себя разумно, но в основном это раса сумасшедших. Почему вы так почитаете подростков?

— Что ж, видишь ли, мы верим: если мешать исполнению желаний ребенка или подростка или как-то его сдерживать, он вырастет угрюмым, расстроенным, психически больным взрослым. Поэтому им позволяют делать всё, что им хочется, основываясь на том, что они освободятся от своих антисоциальных порывов, прежде чем достигнут совершеннолетия. Поэтому все взрослые англонианцы такие уравновешенные.

Марко плюнул в пыль.

Восемнадцатого Ньютона Марко и его спутник прибыли в порт Ниорк, чьи изящные шпили и кричащие кварталы высились в дельте реки Миззипа.

Когда Марко Прокопиу и Боэрт Халран приехали в Ниорк, Марко пожелал остаться там на несколько дней, чтобы убедиться, что в городе нет его жертв. Халран же спешил в Данн, чтобы в срочном порядке закончить воздухоплавательный эксперимент перед съездом философов. Они договорились расстаться. Халран взял лошадь и нагруженного верблюда, заплатив Марко половину стоимости лошади. Он сказал:

— Теперь прощай. Если будешь в Данне, навести меня.

— Конечно, сэр, — ответил Марко.

Халран ускакал, потащив за собой гружёного верблюда, качавшегося под тяжестью четырех гигантских кувшинов со ступовой смолой. Марко провёл остаток дня на рынке. Ощущая себя бедным торговцем, он был уверен, что более словоохотливый Халран вёл бы дела лучше.

На деле Марко был не так плох, как он думал. Смущение, вызванное торгами, заставило его напустить на себя строгий и непреклонный вид. Это, вкупе с его чудовищными мускулами, заставляло торговцев думать, что Марко более уверен в себе, чем на самом деле. В конечном счете, он выменял верблюда на большую лошадь и несколько дларов сверху.

Он потратил следующие несколько дней, разыскивая Монгамри и свою жену. Эти поиски завели его в бесконечные ряды алкогольных лавок, публичных домов и притонов зависимых от марвана. Иногда странные субъекты угрожающе пялились на него или ворчали, но уходили ни с чем, напуганные его топором и мускулатурой.

Ниоркцы, как он заметил, были ещё шумнее англонианцев; они разражались вспышками гнева по пустякам. Они скакали вверх-вниз, как терсоры на жёрдочках, и выкрикивали угрозы и оскорбления. Но в миг, когда Марко сурово сжимал губы и тянулся за топором, они находили причину уйти.

Подозрительная, невоспитанная и грубая раса, лишённая чувства достоинства, думал Марко. Его озадачило распространённое у ниоркцев слово «коп» (произносилось как «кьеп» или «чоп»), пока он не понял, что это сокращённый остаток древнего ниоркского диалекта, имя богини любви Клеопатры, или, как произносят византианцы, «Клиопат». Также, несмотря на утверждённую святость человеческой жизни в Англонии, он привык к виду мёртвых тел в сточных канавах.

С другой стороны, если Марко был дружелюбен с ниоркцами, они охотно предлагали совершить совместное мародёрство или другое преступление. Он предположил, что так они проверяли незнакомца.

Марко много раздумывал о том, как поступить с Монгамри и Петронелой. Пока он не уверился окончательно, что он был прав, пообещав Халрану не убивать их, и он не мог не выполнить обещание, не почувствовав себя ещё виновнее, чем прежде, когда пожалел их. Византианцы держат данное слово с такой же серьёзностью, как соблюдают сексуальную нравственность. Но как гласит пословица: «В Роуме веди себя как роумианец».

Идея придерживаться свободных принципов англонианцев приобрела для Марко зловещую привлекательность. Но, воспитанный в месте, где такие вопросы были окружены высокой стеной пуританской сдержанности, он не мог сделать непристойное предложение женщине — как не мог ходить по Медранианскому морю. От одной мысли у него по телу ползли мурашки.

Марко прибыл в Данн, старый город, построенный из тёмно-серого известняка, добываемого в этом регионе. Сняв квартиру, он отправился по узким, извилистым улочкам искать Монгамри.

Сначала он зашёл в библиотеку. Спросив книги Монгамри, он узнал имена его издателей. Он обнаружил, что достаточно неплохо понимает литературный ланнский, но невнятный завывающий диалект рабочего класса поражал его.

Затем он узнал, где эти люди ведут дела. Это оказалось непросто, так как в Данне не было рациональной системы названий и нумерации улиц. У одной улицы могло быть пять разных названий на протяжении десяти кварталов.

Марко зашел в первую контору, обозначенную в его списке, и спросил, где живет Монгамри. Он представился другом Монгамри, с которым тот встретился в своих путешествиях. Издатель дал адрес, что показалось Марко необдуманным и недальновидным. В Византии осторожно делились такой информацией, потому что проситель мог оказаться кровным врагом той или иной семьи.

Марко вернулся в свою квартиру отдохнуть. Позже он детально выяснил дорогу к дому Монгамри и набросал карту. Так как указанное место находилось в далеком пригороде, он поехал на лошади.

Дом оказался маленьким и не оправдал ожиданий Марко. У него сложилось странное представление, что ученый англонианец должен жить как византианский магнат. Но дом был каменным бунгало в небогатом районе.

Марко так и не решил, что сделает с беглецами. Он не убьёт их, разве что в порядке самозащиты, но ради самоуважения он должен был наказать вероломного Чета. Что касается Петронелы… Если она захочет к нему вернуться, это было бы возможно, пока он находился в Англонии. Но он не мог привезти её обратно в Византию, так как его постыдная неспособность убить неверную жену станет очевидна всем. Конечно, он может не возвращаться в Византию…

Марко открыл чехол топора и потянулся к дверному кольцу. Потребовалось всё его самообладание, чтобы постучать. Что он скажет, если… Дверь открылась. В проходе стояла Петронела; высокая и ширококостная, она выглядела как типичная молодая англонианская домохозяйка. Марко почувствовал, что в нем бушуют противоречивые эмоции.

Петронела узнала Марко, несмотря на начавшие расти усы. Она закричала и попыталась захлопнуть дверь, но Марко просунул ботинок в щель. Петронела отпустила дверь и бросилась в дом. Марко последовал за ней, предполагая, что она приведёт его к Монгамри.

— Чет! — закричала Петронела на англонианском. — Он здесь! Она вбежала в заднюю комнату. Монгамри сидел за столом, на котором были разбросаны бумаги и сигаретные окурки, и исправлял написанное. Когда Марко протиснулся в комнату, Монгамри сказал:

— Кьеп! Это ты?

Марко заговорил холодно и язвительно:

— Да, свинья, это я. Возможно, ты будешь так любезен объяснить…

Монгамри схватил большой арабистанский нож, который держал на столе для разрезания бумаги и открывания писем. Он сделал выпад в сторону Марко, подняв руку для удара.

Марко вскинул левую руку. Острие ножа пронзило кожу и плоть, и застряло в кости, а правой рукой Марко нащупал топор. Когда Монгамри вытащил нож для повторного удара, Марко достал топор. Он не смог замахнуться, поэтому ткнул шипом в грудь Монгамри с такой силой, что тот перелетел через всю комнату.

Монгамри упал спиной на стол, с грохотом разбив лампу. Марко стоял на месте, приподняв топор. Монгамри сползал вниз, пока не сел на пол, прижавшись спиной к столу. Он что-то пробормотал (Марко расслышал только слово «полиция»), упал на бок и больше не шевелился.

— Ты убил его! — закричала Петронела. Она посмотрела на топор, который Марко опустил. С шипа капала кровь. Петронела помчалась к двери.

— Петронела, — сказал Марко, — если ты пообещаешь…

— Я буду смотреть, как тебя повесят! — крикнула Петронела и убежала.

— Эй! — позвал Марко. — Я не хотел… если ты…

Хлопнула передняя дверь. Марко бросился за Петронелой, уверенный, что, если он останется на месте, то будет вовлечён в разбирательство по неизвестным законам этой странной страны.

Когда он выглянул в переднюю дверь, то не заметил следов Петронелы. Он остановился, чтобы придумать план. Затем вернулся в кабинет Монгамри, чтобы убедиться, действительно ли тот мёртв. Так и оказалось. Марко вышел из дома, сел на коня и быстро поскакал к себе. Там он перевязал свою легкую рану, заплатил за квартиру, собрал вещи и уехал. Он направлялся к дому Боэрта Халрана.

— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал Халран, наморщив нос. — В конечном итоге ты спас мне жизнь. Согласно твоему рассказу, ты действовал в рамках самообороны. Поэтому можешь здесь спрятаться. Но если кто-нибудь станет интересоваться, ты ничего не говорил мне о своём поступке, понятно?

— Я понял, сэр, — произнёс Марко, глядя в пол и краснея. — Я постараюсь не причинять хлопот.

— Просто предупреждаю, если что-то подобное случится… Ого! — воскликнул Халран, проницательно посмотрев на Марко. — Это натолкнуло меня на мысль. Когда я вернулся домой, то обнаружил, что мой ученик, чтоб его, уехал и не пожелал возвращаться.

— Ты не можешь его выпороть? — спросил Марко.

— Не в Англонии. Мне пришло на ум, что ты не можешь просто так покинуть Ланн, если полиция наблюдает за тобой. Я сомневаюсь, что ты достаточно богат, чтобы откупиться взяткой, если тебя схватят.

— И что тогда? — сказал Марко.

— Станешь моим новым помощником! Ты покинешь Ланн по воздуху, и никто не сможет поймать тебя.

— Что, я полечу в твоей машине? — закричал Марко.

— Определённо. Ты боишься?

— Скудранин боится? Нет, но сама идея пугает меня. Ты уверен, что я не слишком тяжёлый?

— Нет. Воздушный шар был сконструирован, чтобы поднять моего ученика и меня, а он был даже тяжелее тебя.

Марко едва не спросил, заплатит ли Халран ему. Но вспомнил, что, как беглец, он уже попросил обо всём, о чём только мог. Он сказал:

— А теперь я могу посмотреть на воздушный шар?

— Идём сюда.

Халран вывел Марко на задний двор. Его заполняла огромная бесформенная масса ткани, сшитая вместе и образующая чёрно-белые полосы. Вокруг ткани толпилось множество женщин всех возрастов, кистями размазывавшие ступовую смолу, которую Халран привез из Византии. Они стрекотали как стадо терсоров, когда поднимали тяжёлые кисти, чтобы покрыть смолой каждый квадратный дюйм.

— Подойди и познакомься с моей семьей, — сказал Боэрт Халран. — Дорти, это Марко Прокопиу, мой новый помощник. Марко, это моя жена и дочери Битрис, Вики, Грета и Хенрит.

Марко официально представился, как его учили много лет назад. Халран сказал:

— Остальные женщины — домохозяйки из Данна, в основном подруги моей жены по игре в бриж. Я собрал их.

Он ухмыльнулся и начал рассказывать о воздухоплавании, расхаживая и жестикулируя, чтобы передать математические понятия.

Шесть дней спустя, пятого Периклеса, смола высохла, и шар был готов. Боэрт Халран сказал:

— Я отправлю одну из дочерей, чтобы она обошла все газеты и попросила направить репортеров засвидетельствовать это великое событие.

— Эй! — воскликнул Марко. — Если они увидят меня…

— О, я и забыл. А ты не можешь надеть маску?

Марко покачал головой.

— Это может показаться подозрительным.

Халран вздохнул:

— Хорошо. Но мне нужна реклама, чтобы получить больше финансовой поддержки; эти эксперименты дьявольски дороги. Будем надеяться, что наш полет над крышами Ланна вызовет соответствующее волнение. Я пошлю Вики просто получить прогноз погоды. Не то чтобы это сильно помогло; старый Ронни оказывается прав так часто, как будто сидит дома и гадает.

Когда Мафрид сел, младшая Вики Халран вернулась с сообщением, что не было признаков изменения северо-восточных пассатов. Марко с более чем теоретическим интересом разглядывал четырех дочерей Халрана (пятая жила с мужем в Ниорке). Все они были красивыми, весёлыми девушками. Тем не менее, дальше он не заходил. Помимо строгих нравов родной культуры и собственной ограниченности, его сдерживали непонятные отношения с Петронелой.

Что касается девушек, Марко думал, что они относились к нему как к дружелюбному и забавному чудовищу. У всех четырех были поклонники.

Марко ужаснулся, когда один из этих юношей пришёл вечером и выразил свое почтение (непринуждённо и нагло) старшим Халранам. Затем они с девушкой удалились в спальню, откуда вскоре донеслись характерные скрипы.

Терпение Марко лопнуло следующим вечером. Девушки спорили о том, что у каждой есть любовник, но им не хватает спален. Вики вышла из положения, спросив Марко, не одолжит ли он свою койку на чердаке. Марко, красный как рак, смог только кивнуть.

— Если это не затруднит вас, — сказала Вики, очевидно ошибочно приняв его молчание за отказ. — Я могу заплатить вам за…

— Н-нет, нет, не об этом думать, — ответил Марко на ломаном англонианском. — Я только очень рад буду.

— Да? Если вы сомневаетесь на счёт вашей жены, Петронелы, то она вам больше не жена.

— Нет?

— Нет. Моя сестра Хенрит видела уведомление о разводе во вчерашней газете. Мы хотели вам сказать, но такая ерунда выскочила из головы. Теперь вы развлечение для всех нас.

— Спасибо. Я есть очень заинтересован, — Марко церемонно поклонился.

В течение следующих нескольких дней Марко думал, что он полный дурак, раз не понял, что предлагала Вики. Мужчина, однажды познавший женщину, но потом лишившийся её, тяжелее переносит безбрачие, чем тот, кто не знал женщин вообще. Марко оставался без женщины довольно долго, поэтому первобытный инстинкт сводил его с ума.

В семье Халрана, тем не менее, он демонстрировал вежливость, чувство собственного достоинства и юмор. Он улучшал свои познания в языке и подмечал мелочи в поведении англонианцев. Но в душе его одолевали противоречивые эмоции.

Когда Халран узнал, что будет хорошая погода, он приказал Марко и своей семье надуть воздушный шар. Три луны прошли по тёмному небу, когда они исполнили свою обременительную задачу. Халран зажёг огонь в главной торфяной печи.

— Я хотел улететь несколько дней назад, — объяснил он Марко. — Вот-вот начнётся сезон ураганов. Но, думаю, всё пройдет хорошо, и мы прилетим к началу съезда.

Для того, чтобы надуть шар, понадобилась целая ночь. Марко и Халран по очереди поддерживали огонь и спали. Когда водные часы показали один час до рассвета, мешок воздушного шара качался в вышине, туго натягивая веревки. Халран пояснил:

— Если надувать его ночью, то можно погрузить больше балласта. Когда Мафрид осветит мешок, он нагреет воздух и шар ещё выше поднимется. Ты готов?

Они нагрузили корзину оборудованием, включая и топор Марко, но не взяли из-за большого веса щит. Марко забрался по верёвкам к маленькой печке над корзиной и разжёг там огонь.

Женщины Халрана обняли его, девушки расцеловали Марко. Раньше его шокировала свобода, с которой люди в Англонии целуются на публике. Теперь, однако, он привык к их свободному поведению и даже наслаждался этим.

Марко и Боэрт Халран забрались в корзину, сбросили балласт и помахали руками, прощаясь. Сердце Марко едва не выпрыгнуло из груди, когда они поднялись над тёмной землей и увидели огни Ланна. Люди остались уже далеко.

Марко думал, что их подъём не заметят, так как небеса ещё не осветились. Но отблески от маленькой печки в воздухе вскоре привлекли внимание. Люди кричали, бежали, смотрели вверх и указывали на них.

Быстрый подъём шара, тем не менее, вскоре заставил умолкнуть шумные голоса. Через несколько минут Марко больше не мог измерить скорость подъёма. Когда они поднялись, скорость горизонтального движения тоже выросла. Вскоре огни Данна сместились к северо-востоку. Температура упала, и Марко надел овчинную куртку.

— Если мои подсчёты верны, — сказал Халран, — ветер должен опустить нас вниз завтра, всего в нескольких милях от Виены.

— Надеюсь, ты прав, — ответил Марко.

Час или два ничего не происходило. Мафрид светил сквозь тонкие полоски облаков, которые вскоре стали настолько плотными, что укрыли луну. Марко и Халран поели. В промежутках между лазаньем по верёвкам, чтобы положить ещё брикет торфа в печку, Марко свешивался с края корзины, глазея на домики и фермы, ставшие словно игрушечными.

— Теперь запомни, — сказал Халран. — Когда мы коснёмся земли, потяни разрывной шнур за секунду до того, как корзина приземлится, иначе мы просто вывалимся. Я подам тебе сигнал.

Разрывной шнур, как узнал Марко, открывал огромный разрыв в верхней части шара. Болтливый маленький философ продолжал:

— Я отправил сообщение своим коллегам в Виене, прося официально объявить, что если с неба опустится огромный мешок, а в корзине будет сидеть мужчина — это всего лишь безвредный научный эксперимент, а не визит с Земли. Когда я совершал первый пробный полёт, я приземлился на ферме недалеко от Данна. Крестьяне подумали, что я дьявол, и убили бы меня вилами, если бы я не продолжил полёт. Они бы и шар разорвали на кусочки.

Он метался по корзине, измеряя высоту устройством с пересекающимися проволочками. Один раз он сбросил песок из мешка с балластом и приказал Марко прибавить огонь в печке. Потом они поднимались слишком быстро, и Халрану пришлось уменьшить огонь, чтобы опустить шар.

Время проходило быстро, рядом с ними и под ними появились маленькие тёмно-серые облака. Сначала они были так малы и редки, что их едва удавалось заметить, но Халран пробормотал:

— Мне это не нравится. Чёрт побери, если бы я только мог проверить наше местоположение по Мафриду!

Облака в вышине стали такими огромными, что не пропускали солнечный свет. Маленькие облачка множились и росли, пока воздушный шар не стал, казалось, дрейфовать посреди их огромной массы. Марко понял, что они плыли в центре гигантского урагана. Шар плыл по ветру, и путешественники не замечали ни движения, ни порывов.

Шар, тем не менее, стало трудно контролировать. Он то взлетал, пока Халран не убавлял пламя, то падал, пока философ не сбрасывал балласт, а Марко не прибавлял огонь. Марко понял, что когда кончится либо балласт, либо торф, им придется приземлиться.

Во время одного снижения они застряли в массе облаков. Туман вокруг них становился темнее и темнее. Марко удивился, что за капающий звук их окружил — а потом понял, что это дождь барабанит по шару. Холодный дождь заставил шар снижаться быстрее, чем когда-либо, пока они не пробились сквозь пласт облаков.

Марко изумился, увидев землю всего в семидесяти пяти футах ниже; она приближалась с головокружительной скоростью. Под ними деревья гнулись на ветру, который ревел, проносясь по земле. Дождь лил стеной, но мешок воздушного шара действовал как зонт. Марко не знал, куда они летят, потому что шар кружило и вертело, а пейзаж кружился в противоположную сторону внизу. Марко увидел англонианского ковбоя в шляпе с широкими полями, который гнал маленькое стадо скота в загон.

Халран закричал на него, затем выкинул три мешка балласта. Они снова поднялись, в этот раз так быстро, то Марко ощутил сопротивление ветра. После бесконечного промежутка времени, когда они не видели ничего, кроме сверкающих огненных молний, и были оглушены громом, они снова оказались наверху. Внизу Марко видел сплошную массу чёрных облаков, кипящих как горячие вулканические болота северной Византии.

— Нам лучше остаться здесь, — сказал Халран. — Чёрт, если бы я только знал, где мы…

Поддерживая сильный огонь, они были в безопасности поверх урагана в течение нескольких часов. Путешественники поели. Марко ёжился от холода. Халран проверял оставшиеся запасы горючего и песка. Он закудахтал от страха, посмотрел в сторону и пронзительно закричал, как болотный терсор.

— Смотри! — крикнул он, показывая вниз.

Марко увидел через разрыв в облаках бурную поверхность Медранианского моря.

Пролетали часы. Облака начали расходиться, как вверху, так и внизу шара. Заходящий Мафрид стрелял золотыми лучами сквозь разрывы, освещая шар и внутреннюю сторону облаков. Марко, посмотрев на свинцовое море, закричал:

— Доктор Халран! Остров!

Халран взглянул вниз. В скользящей пустыне воды, наполовину скрытый бегущими облаками, впереди замаячил тёмный силуэт.

Халран, нахмурившись, смотрел на самодельную карту. Он сказал:

— Большой остров, Марко. Думаю, ветер понесёт нас дальше.

— Может, нам приземлиться там?

— Придётся. В противном случае ураган унесёт шар за море, и когда у нас закончится торф, нам придётся спускаться волей-неволей. Единственное, что меня заботит — это приём, который нам окажут.

— Что такое? — удивился Марко. — Не стоит опасаться горстки рыбаков.

— Если я не ошибаюсь, это остров Мнаенн.

— На котором живут ведьмы?

— Так их называют, хотя кто они на самом деле, я не могу сказать. Единственные посетители, которых они принимают, это те, кто приехал заниматься толкованием снов в их Храме Эйнштейна и получать зелья.

— Что такое толкование снов?

— Гадание по снам. Ты спишь в храме, и на следующий день рассказываешь ведьмам свой сон для толкования.

— Ты веришь в это, доктор?

— Думаю, это суеверная чушь, но я могу ошибаться. Есть много всего, что мы не можем до конца объяснить. Конечно, некоторые гости ведьм меньше интересуются доказательствами магических способностей ведьм, чем той близостью, что они получат в награду.

— Зачем ведьмам нужно, чтобы посетители были с ними близки?

— Потому что это полностью женское общество, и таков единственный способ сохранения населения.

Марко сказал:

— Не думаю, что многие гости откажутся. За исключением тех, которые прибыли из моей страны, где моральные принципы строже. Но почему какой-нибудь соседний правитель не присоединил остров? Горстка женщин не сможет остановить завоевателя, даже если девушки будут вооружены.

— Эти могут. Остров окружён высокими скалами, там есть только одна или две бухты. У девушек достаточно времени, чтобы сбросить валуны на головы захватчиков.

Марко заслонил глаза и всмотрелся в землю, к которой они приближались.

— Забавно.

— Что тебя насмешило?

— Я не вижу скал. Остров — если это остров — окружён широкими пляжами.

— Да! — воскликнул Халран, посмотрев туда. — Ты прав, насколько могут видеть мои чёртовы глаза. Кроме того, этот остров слишком велик для Мнаенна.

— Тогда что же это?

— Афка, полагаю. Или в этой части моря есть острова, о которых я не знаю. Афка находится северо-восточнее Мнаенна. О боги, должно быть, мы пролетели прямо над Мнаенном и не заметили его!

— Я слышал об Афке, но знаю о ней немного. Какая она? Мы никогда не были там, потому что говорят, что афканцы неприветливы с незнакомцами.

Халран пожал плечами.

— В Англонии известно не больше. Говорят, жители чёрнокожие и слишком гордые, чтобы смешиваться с меньшими народами. Что ж, скоро узнаем. Будь готов к посадке. Что там?

— Где?

— Похоже на ступовые леса. Но нас не могло отнести прямо к полуострову Борсйа!

— Ты уверен, что это единственное место, где растут громадные деревья, доктор?

— О других неизвестно, но мы всё скоро выясним. Выпусти воздух, пожалуйста.

Воздушный шар мягко опустился на мшистую землю, между пляжем и лесом. Эти деревья, конечно, были ступами, хотя и не такого огромного размера, как на полуострове Борсйа. Дальние достигали в высоту тысячи футов. С другой стороны, эти деревья были намного больше карликовых ступ, растущих на заселённых землях.

Марко и Халран складывали и связывали мешок, когда мужчины приблизились к ним и окружили. Они были высокими, с кожей такого коричневого цвета, что она казалась чёрной. Курчавые чёрные волосы были причудливо подстрижены. Мужчины носили копья и арбалеты. Их лидер, облачённый в подобие алой тоги, жестикулировал и что-то угрожающе говорил.

После того, как Марко и Халран попробовали общаться на нескольких языках, оказалось, что один из копьеносцев немного знает византианский. Используя его как переводчика, командир сказал, что чужаки пойдут с ним.

— А что делать с моим воздушным шаром? — спросил Халран.

— Больше о нём не беспокойтесь, — сказал вождь. — Теперь идите!

Другие чёрнокожие мужчины образовали квадрат вокруг путешественников. Они маршировали, сохраняя строгий порядок по команде лидера: «Мойа, мбили, тату, ине, мойа, мбили, тату, инее…»

— Во что вы опять нас втянули? — проворчал Марко.

— Ох, друг мой! Не вините меня; вините ураган. Но, признаюсь, я был глупцом, что не приземлился, когда погода ухудшилась. Мы обречены, насколько я знаю; у этих парней плохая репутация.

— Что ж, будем настороже. Всё может измениться.

Халран покачал головой:

— Ох, я больше никогда не увижу свою семью! — Затем он поднял голову: — Во имя Ньютона, это интересно!

— Что?

Они вошли в лес и двинулись по прямой тропе. Между стволов ступовых деревьев во все стороны тянулась система труб, которую поддерживали столбы на уровне глаз. Со стыков труб на лесную землю падали легкие брызги воды.

— Так вот как они охраняют леса от пожаров! — воскликнул Халран.

— Что вы имеете в виду?

— Вы знаете, Марко, что полуостров Борсйа — единственное место, которое хорошо исследовано и которое производит подходящее количество твёрдой древесины. Причина этого — высокая влажность, постоянный дождь и туман. Из-за того, что не могут возникнуть лесные пожары, деревья спокойно растут тысячи лет — пока какой-нибудь жадный предприниматель, вроде Сократи Попу, не вырубит их. Поэтому здешние жители, поняв, что у них есть хороший запас древесины, приняли меры, чтобы защитить его, сделав Афку искусственным подобием Борсйи.

— Могу сказать кое-что ещё, — добавил Марко. — Это не естественный лес. Они посадили его.

— В самом деле! Как ты узнал?

— Посмотри на эти ровные ряды! Естественный лес никогда не растёт так.

Халран протёр очки.

— Во имя богов, ты прав! Своими слабыми глазами я никогда бы не заметил этого при недостаточном освещении. Афканцы, должно быть, владеют передовыми технологиями.

После этого путешественникам понадобилось беречь дыхание для ходьбы. Захватчики, окружив их частоколом копий, бодро шли вперёд. Оба пленника уже утомились и стёрли ноги, когда час спустя подошли к краю леса.

Впереди лежали обработанные земли, с которых афканцы шли домой ужинать. Они шагали группами, с каждой был наблюдатель со свистком.

В сумерках среди полей открывался вид на идеально квадратный город. Оштукатуренные дома из бревён, ровные и квадратные, однообразные, стояли рядами, образуя что-то вроде решётки. Афканец зажигал фонари на перекрёстках с помощью приспособления с длинной ручкой.

— Очаровательным это место не назовёшь, — сказал Халран. — Похоже на огромный барак.

— По крайней мере, — ответил Марко, вспомнив запутанные улицы Ниорка и Ланна, — здесь легко найти дорогу.

Сопровождающие остановились около здания, отличавшегося от остальных только своим огромным размером. Двое часовых, вооружённых мечами и арбалетами, застыли прямо у входа. Свет лампы отражался от их отполированных бронзовых кирас и шлемов.

Главарь в тоге зашел внутрь. Спустя долгое время он вернулся в компании нескольких человек.

— Следуйте за нами, — приказал он через переводчика.

Внутри здание было пустынным и функциональным. Путешественников проводили в большую комнату. Чёрнокожие мужчины невозмутимо сидели в креслах. Марко и Халран остались стоять, рядом с каждым было несколько копьеносцев для охраны.

Следующий час путешественников подробно расспрашивали о происхождении, намерениях и свойствах летающей машины Халрана. На первый взгляд дознаватели выглядели одинаково, тем более что они ни разу не проявили никаких эмоций и не нарушили спокойствия. Тем не менее Марко начал их различать. Один мужчина, немного ниже и крикливее других, казалось, представлял сторону защиты.

Затем появился ещё один чёрнокожий. Это был старый мужчина в белой тоге, с конической шляпой на курчавой голове. Он поговорил со следователями, а потом, на хорошем англонианском, обратился к путешественникам.

— Мы можем отказаться от этого неуклюжего перевода, — сказал он. — Я Ндобу, высший жрец Лаа. Это — (он показал на крепкого мужчину) Чака, Кабака Афки. Остальные — его министры. Я отсутствовал, когда вы прибыли, но пришёл, как только узнал. Пожалуйста, повторите вкратце то, что сказали Кабаке.

— Скажите, сэр, можем ли мы присесть? — спросил Халран. — Я уже теряю сознание от усталости.

Ндобу кивнул и приказал копьеносцам принести стулья. Когда Халран рассказал всё заново, высший жрец заметил:

— Звучит правдоподобно. Вы сказали, это летающее приспособление — ваше изобретение?

— Да, сэр.

— Хмм. Печально, что нам придётся убить человека с такими способностями, как у вас, профессор.

— Но что мы сделали, чтобы заслужить такое?

— Вы ступили на священную землю Афки — вот что вы сделали. Сотни лет мы провозглашали за границей, что не хотим контактировать с чужаками, и что любой, кто окажется здесь без специального разрешения, примет смерть. Вы отяготили своё преступление изобретением прибора, с помощью которого другие могут легко совершить нечто подобное и нарушить нашу изоляцию.

— Почему вы так настаиваете на своей драгоценной изоляции?

— Чтобы сохранить чистоту крови. Если здесь появятся чужаки, раньше или позже они вступят в любовную связь с одной из наших женщин. Наша расовая чистота окажется под угрозой.

Марко спросил:

— Сколько времени у нас осталось, сэр?

— До утра. Мы ведём здесь дела в должном порядке, и у суда уйдёт много времени, чтобы разобрать ваш случай. Но поймите — здесь мы задаем вопросы, а не вы!

Высший жрец поговорил со стражниками, и те начали выталкивать Марко и Халрана из комнаты.

— Святой отец! — закричал Халран. — По крайней мере, вы должны нам дать… эээ… духовное утешение, не так ли?

Охранники заколебались, в то время как на лице высшего жреца появилась слабая улыбка — первое человеческое выражение, которое Марко увидел на лице афканца.

— Полагаю, да. Я навешу вас позже вечером, после ужина, который вы так некстати прервали.

Придя в их камеру, Ндобу спросил:

— Как я понимаю, истинная вера Лаа неизвестна в вашей варварской земле?

— Действительно, неизвестна, — ответил Халран. — Просветите нас, умоляю.

— Что ж, вначале Лаа создал небеса и землю. Также он сотворил первых мужчину и женщину, которых звали Конго и Кения соответственно.

Много веков потомки Конго и Кении счастливо жили на земле. Затем некоторые люди начали грешить. Не буду вдаваться в подробности, достаточно сказать, что Лаа проклял грешников, отбелив их кожу. До этого всё человечество было чёрнокожим, как мы.

Прошло ещё время. Проклятые белокожие множились. Однажды они превзошли добродетельных чёрнокожих и сделали их своими рабами. Много поколений они заставляли чёрнокожих трудиться над решением сложных задач.

Наконец, Лаа послал порабощённым чёрнокожим лидера по имени Мозо, который должен был освободить их от рабства. Мозо предупредил короля бледнокожих, что, пока он не отпустит людей, избранных Лаа, его народ будет страдать.

Но король не поверил этому. Он выгнал Мозо с презрением и оскорблениями. В результате его народ пострадал от нападения трансоров и других паразитов, засухи, эпидемии и других несчастий. После семи таких наказаний, постигших бледнокожих, их король, наконец, согласился отпустить народ Лаа. И так они пошли вперед предводительством Мозо.

Затем король раскаялся в том, что сдался на угрозы Мозо, и отправился со своей армией преследовать их. Когда чёрнокожие достигли берегов Медранианского моря, Мозо помолился Лаа, который разделил воды моря. Так народ Лаа достиг Афки, не замочив ног. Но когда король бледнокожих и его армия пожелали последовать за Мозо, воды сомкнулись, утопив их.

Перед смертью Мозо собрал свой народ и объявил им свод законов. Среди этих законов, кроме запрета обычных прегрешений, вроде лжи, воровства, убийства, отсутствия набожности и других, он предписал, что все афканцы должны быть умелыми, энергичными и трудолюбивыми. Им следует вооружиться до зубов и всегда быть готовыми защитить себя и землю, которую дал им Лаа.

Проклятые однажды поработили их, сказал он, потому что они относились к жизни слишком легко. Радуясь жизни, они позволили бледнокожим обогнать их в организации и технологиях. Такое, сказал он, никогда не должно повториться. Предписано, что чем больше человек отказывается от радостей жизни в этом мире, тем совершеннее будет его удовольствие на Земле.

— Вы, афканцы, похожи на мрачный пуританский народ, — сказал Халран. — Извините меня за мои слова.

Ндобу просиял:

— Не нужно извинений. То, что вы сказали, здесь высшая похвала. Сейчас Мозо также настаивает на расовой чистоте народа, если люди хотят, чтобы Лаа продолжал их любить и защищать. Действительно, во времена рабства произошло некоторое смешение двух рас, так, многие чёрнокожие стали несколько светлее. С тех пор, если новорождённый младенец выдаёт присутствие светлой крови своим цветом, его убивают. Так мы очистили кровь от крови проклятых и поклялись сохранить эту чистоту любой ценой. Теперь вы понимаете?

Камера была пуста, но решетки крепки и замок прочен, кроме того, путешественникам неоткуда было ждать помощи. Охранники в коридоре не перемолвились ни словом с заключёнными и игнорировали их попытки заговорить. Халран оплакивал свою судьбу.

После бессонной ночи Марко и Халрана вывели наружу со связанными за спиной руками. На эшафоте их ждал высший жрец Ндобу.

— Я подумал, что такие одарённые чужаки, как вы, заслуживают духовного утешения на высочайшем уровне, — сказал он. — Давайте соединим наши голоса в молитве к Лаа, милосердному и сострадательному.

Во время молитвы палач проверял лезвие топора большим пальцем. Зубы Халрана заметно стучали. Марко чувствовал, что может сказать что-то, способное изменить их судьбу; вот только он не понимал — что именно следует сказать.

Ндобу бубнил:

— …И тогда, когда ваши головы упадут, пусть ваши души улетят в высшую сферу со скоростью стрелы из арбалета…

— Сэр! — закричал Марко. — Послушайте меня!

— Да, сын мой?

— Слушайте, вы судите нас за изобретение воздушного шара, не так ли?

— Да. Я же объяснил это.

— А если мы изобретём что-то, что удержит чужаков на расстоянии, это нас спасёт?

— Хммм… — протянул Ндобу. — Что вы придумали?

— Если это сработает, вы нас отпустите?

— Не могу обещать этого; решают кабинет министров и верховный суд.

— Что ж, спросите их.

Палач заметил:

— Святой отец, я не могу стоять здесь всё утро. У меня есть и другие дела.

Ндобу ответил:

— Так, своей властью я дарую вам однодневную отсрочку; мы всего лишь люди. Но надеюсь, что это не уловка, чтобы выиграть несколько дней жизни.

Он приказал охране отвести Марко и Халрана обратно в камеру. Когда они остались вдвоем, Халран спросил:

— Что это было, Марко? Надеюсь, ты не просто блефовал. Если да, они могут придумать для нас более медленный способ казни.

— Надеюсь, нет. Помнишь последнюю фразу об арбалетных стрелах?

— Да.

— У этих людей такие же арбалеты, как и у нас. Мне пришло в голову, что если бы мы смогли изготовить огромный арбалет, стоящий на рамке или подставке, он мог бы стрелять стрелами, размером с копья, и намного дальше, чем обычное оружие.

— Но с какой целью? Этот народ кажется довольно неплохо вооружённым и без нашего дополнения к их арсеналу.

— Такие суперарбалеты, установленные на побережье острова, могли бы обескуражить нежеланных гостей.

Халран задумался:

— Кажется, я вспомнил кое-что из древней литературы о таком устройстве. Оно называлось «орудие» или «катапульта». Насколько я помню, оно выстреливало вспышкой и ударом грома и выбрасывало металлический шар.

— У нас нет ни одного из этих легендарных оружий, но у афканцев много хорошего, крепкого дерева для строительства огромного арбалета.

Несколько дней спустя Марко Прокопиу и Боэрт Халран стояли на северном берегу Афки, наблюдая, как группа афканских солдат накачивает их воздушный шар. Высший жрец сказал:

— Мне не следовало отпускать вас, пока ваше оружие не будет закончено и опробовано. Я наслаждался нашими разговорами и новостями, которые вы принесли из внешнего мира. К счастью, меня считают достаточно святым, — Ндобу слабо улыбнулся, — и я могу подвергнуть свою душу опасности, общаясь с проклятыми.

— Спасибо, святой отец, — ответил Халран.

Ндобу продолжил:

— Полковник Мкубва уверен, что, узнав свойства вашего приспособления, он сможет, с помощью наших умелых мастеров, закончить его самостоятельно. Кабака беспокоится, что, покидая нашу святую землю, вы похитите наших женщин. У нас верят, что все бледнокожие сверхчеловечески похотливы и неисправимо распутны.

— Теперь вы льстите нам, — сказал Халран.

Когда шар наполнился воздухом, и Марко с Халраном забрались в корзину, высший жрец выкрикнул: «Лаа да пребудет с вами!» — и взмахнул рукой. Мягкий юго-восточный ветерок понес воздухоплавателей прочь от Афки в направлении Ланна.

Халран признался:

— Никогда не любил священников; но Ндобу показался наиболее человечным из них. Однако не следует ему об этом говорить. Он не сочтёт подобное утверждение комплиментом.

Марко произнёс:

— Чёрт, Боэрт, неужели люди не могут совладать со скоростью ветра? В прошлый раз мы попали в неприятности, потому что он дул в два раза сильнее ожидаемого. В этот раз он обещает сделать то же, дуя вполовину слабее.

Мафрид висел близ горизонта на востоке. Впереди, уже в тени, лежал остров Мнаенн.

Халран вздохнул и пожал плечами:

— В таком случае мы прибудем к середине съезда. У нас есть выбор: либо приземлиться на Мнаенне, либо продолжать лететь на северо-запад и опуститься на море, когда топливо и балласт закончатся, возможно, ночью. Ты предпочтёшь последнее?

Теперь вздохнул Марко:

— Полагаю, нет. Эти ведьмы, возможно, тоже захотят убить нас, как и афканцы. Вдруг у них найдётся что-то более утончённое и мучительное, чем быстрое отсечение головы?

— Мы нашли выход в прошлый раз, — сказал Халран. — Как ни удивительно, мы сможем сделать это снова.

— Да? Ты знаешь старую пословицу о том, что нельзя приносить кувшин к одному фонтану слишком много раз. Меня не так часто осеняет.

— Мы делаем то, что можем, а не то, что хотим, — Халран начал возиться со шнуром клапана. Марко услышал свист выходящего воздуха. Воздушный шар начал опускаться.

Последние лучи Мафрида стали алыми, затем багровыми, когда перед ними появился остров. Линия горизонта поднялась, заслоняя диск светила.

В сумерках в центре острова можно было разглядеть группу строений. Среди них доминировало куполообразное здание, напоминавшее священный монумент. Вокруг домов располагалась возвышенность, необычный пейзаж нарушали несколько карликовых ступ, в основном росших между клочками обрабатываемой земли.

Марко произнёс:

— Доктор, не уверен, что ветер перенесет нас через это плато. Он может опустить нас в левой части острова.

— Я тоже так думаю, — ответил философ. — Если бы я точно не знал, что мы должны перелететь скалы, то посадил бы шар на воду и попытался бы доплыть до земли.

Он указал на крошечную полоску пляжа, откуда тропинка вела к скалам. Там, на выступе, она обрывалась. Прямо над выступом, на краю скалы, Марко увидел нечто похожее на верёвочную лестницу, свернутую в рулон. Марко посмотрел на поверхность воды, туда, где неспокойные волны разбивались об основание скалы, и сказал:

— Я был лучшим пловцом в Скудре, но не думаю, что смогу выдержать это. Здешние воды яростнее, чем кажется отсюда.

— Мы не осознаём силу ветра, потому что двигаемся вместе с ним. Если сможем опуститься на вершину, замечательно. Если я пойму, что не сможем, то посажу нас на воду. Возможно, мы сможем проплыть между скалами, когда море поутихнет.

Марко с сомнением взглянул на воду, когда небольшие скалы показались над волнами. Он произнёс:

— Надеюсь, шар сделает или то, или другое. Ненавижу тянуть остановочный шнур и лишаться опоры под ногами.

— Приготовься тянуть, — сказал Халран.

Марко сжал шнур. Он зачарованно смотрел, как на них надвигается скала, а взглядам открывается земля. Шар двигался по касательной к краю скалы. Ярд вправо — и они найдут спасение на горе; ярд влево — и они упадут в воду гораздо ниже.

— Тяни! — закричал Халран, перебрасывая ногу через край корзины.

Марко потянул, затем потянул ещё. Он услышал звук разрыва, и внезапно корзина начала падать. Она ударилась о землю с громким звуком. Марко пошатнулся, снова обрёл равновесие и стал вылезать следом за Халраном, который спрыгнул на землю в момент посадки.

Прежде чем Марко успел это сделать, ему в голову врезалась торфяная печка — рухнувший мешок наклонил её, и она повалилась в корзину. Затем корзина перевернулась, потому что ветер потащил мешок дальше. Марко мгновенно окинул взглядом мешок (теперь слабый и едва качающийся), печку, верёвки и корзину, которые катились по земле единым клубком, в центре которого оказался он сам. Марко вывернулся и упал в мокрую светящуюся траву.

— Помоги! — закричал Халран, который ухватился за складку ткани и пытался оттащить её от обрыва. Они приземлились так близко к краю, что часть мешка свесилась со скалы. Сильный порыв ветра мог унести весь шар в море.

Марко помог Халрану вытянуть тяжёлую ткань, складку за складкой, пока она не оказалась далеко от обрыва. Он помог философу поставить якорь и вбить в землю пару кольев, когда голоса заставили его обернуться.

Он увидел группу женщин, одетых в юбки или килты, длиной по колено. Хотя он не был уверен из-за сумерек, но большинство из них выглядели молодыми. Марко подошёл к ним и сказал:

— Прошу прощения, дамы, но…

Девушки развернулись и убежали, пронзительно крича; все, кроме одной, которая осталась на своем месте. Она казалась самой младшей, почти маленькой девочкой. Она спросила:

— Кто вы?

Девочка говорила на англонианском, но на таком диалекте, который было сложно понять.

— Меня зовут Марко, а это доктор Боэрт Халран, философ. Это ведь Мнаенн?

— Конечно. Что вы здесь делаете?

— Ураган сбил нас с курса.

— Что вам нужно?

— Нужно? Тебе лучше спросить доктора Халрана, но я думаю, нам нужно убежище на ночь или до тех пор, пока ветер не подует в правильном направлении, и помощь в надувании нашего воздушного шара.

— Как вы назвали эту вещь?

— Воздушный шар. Доктор Халран недавно изобрёл его.

— Ааа… Другие подумали, что вы демоны. Вам, может быть, трудновато окажется убедить стрингиарха, что вы всё-таки не демоны.

— Кто ты? — спросил Марко.

— Мое имя Синти.

— А дальше?

— Просто Синти. У нас нет фамилий. Откуда вы?

— Мы вылетели из Ланна на рассвете, несколько дней назад. Мы были в Афке, и теперь возвращаемся назад.

— Великий Эйнштейн! Вы, должно быть, летели на крыльях ветра.

— Именно это, — сказал Халран, присоединяясь к ним, — мы и делали, юная леди. Теперь, если вы сможете обеспечить нам пропитание и крышу над головой, у нас больше не будет проблем.

— Надеюсь, смогу, — ответила Синтии. — Стрингиарх будет в ярости, что вы высадились без разрешения. Полагаю, вы побывали в Ниорке, Роуме, Виене, Багдеаде и других крупнейших городах.

— Да, — сказал Халран.

— Я тоже хотела бы там побывать.

— Они не позволили тебе поехать? — спросил Марко.

— Нет. Родилась ведьмой — так ведьмой и останешься.

Они медленно шли к поселению. Марко спросил:

— Каким же видом колдовства вы занимаетесь?

— Я учусь пиромантии. Я хотела смешивать любовные зелья, но они сказали, что у меня нет таланта.

— А что такое культ Эйнштейна?

— Ну, это основы поклонения Эйнштейну, богу науки, — ответила Синти.

Марко сказал:

— Наша Синкретистская Церковь Византии признает Ньютона как бога мудрости, вместо со второстепенными богами Наполеоном, Колумбом и Чайковским. Но в нашем пантеоне нет Эйнштейна.

— Здесь Эйнштейн не только главный бог; он единственный настоящий бог, остальные просто полубоги или святые. Мы говорим: «Нет бога, кроме Эйнштейна, и пророка его Девграна».

— Кто такой Девгран?

— Дэвид Грант; думаю, так изначально произносилось — Древний, который основал Мнаенн во времена Падения.

— А это храм? — Марко указал на куполообразное строение.

— Да, — ответила Синти.

— И что в нём?

— Обиталище Великого фетиша Эйнштейна.

— Я слышал об этом, — сказал Марко. — Мы сможем его увидеть?

— Ох, нет! Чужакам запрещено это видеть. Мы проводим там специальную службу раз в год, только тогда ворота открываются.

— Что такое этот фетиш? — спросил Марко.

— Не думаю, что могу рассказать вам.

— Статуя, не так ли? — небрежно поинтересовался Халран. — Золотая статуя Эйнштейна, держащая гору в одной руке, и метающая молнию другой…

— Нет! — закричала Синтии. — Эйнштейн, будучи чистым духом, бестелесен и не может быть изображён во плоти.

— Ох, меня, должно быть, ввели в заблуждение, — сказал Халран. — Тогда верна история о том, что это геометрическая фигура с драгоценными камнями по углам…

— Ничего подобного! Фетиш — это груда коробок примерно такой высоты, — она показала рукой примерно на ярд от земли. — Каждая коробка… — Синтии прикрыла рот рукой. — Вы, жители континента, слишком умны для меня!

— Ну-ну, — заметил Халран по-отечески. — Теперь, когда мы знаем так много, ты можешь рассказать остальное. Мы не собираемся никому вредить или осквернять священный предмет.

— Хорошо. Все коробки сделаны из прозрачного материала, как стекло, только гнущееся, а внутри каждой коробки множество карточек, размером с вашу руку. Эти карточки пятнистые, но на них ничего не написано. Пророчество Анйлы говорит, что власть ведьм Мнаенна закончится, когда мальчик из Мнаенна прочтёт мудрость Древних на карточках фетиша. Но, конечно, это невозможно.

— Почему? — спросил Марко.

— Анйла сделала пророчество сотни лет назад. Тогда же стрингиарх приняла решение об убийстве при рождении всех детей мужского пола, появляющихся в результате сделок, поэтому правление ведьм никогда не закончится.

— Поэтому, — сказал Марко, — вы, ведьмы, используете мужчин-покупателей для продолжения рода?

— Да. Но у меня не было ни одного. Старшие ведьмы всегда первые. После того, как посетители заканчивают с ними, им не интересны младшие ведьмы.

Марко неодобрительно хмыкнул. Только могучий мужчина сможет справиться с этой иерархией.

В сумерках зазвучала труба, и появились бегущие фигуры. Луч света коснулся Марко и Халрана.

— Сдавайтесь! — прозвучал высокий женский голос с мнаеннским акцентом. — Брось топор, чужак, или мы истыкаем тебя стрелами!

Марко увидел, что некоторые из подошедших подняли арбалеты. С такого расстояния они вряд ли промахнутся, даже в почти полной темноте. К тому же на мужчинах не было доспехов. Даже если они спасутся, то не смогут покинуть остров без посторонней помощи — ведь им нужно надуть шар.

— Они поймали нас, — сказал Халран. — Зачем вообще я затеял это рискованное дело…

Марко вытащил топор из чехла и бросил на землю.

— Вперёд! — выкрикнул тот же высокий голос.

— Госпожа, — начал Марко, — мы просто безвредные путешественники, которые…

— Молчать!

В городе Мнаенне дома были маленькими, но прочными, построенными из островного чёрного базальта. Они оказались широкими и приземистыми, как будто строители боялись, что ураганы унесут их.

Ведьмы появлялись в дверях домов, с искренним любопытством разглядывая пленников. Марко слышал отзывы о своей внешности и сомнительные характеристики, которые заставили его покраснеть.

Дома стали больше, когда они достигли храма в центе. Храм возвышался на три этажа над остальным городом. От огромного центрального купола в девять сторон отходили крылья.

Сопровождающие втолкнули Марко и Халрана в дверь в конце одного из крыльев и повели по коридору.

В свете внутренних ламп Марко удалось лучше рассмотреть захватчиц. Это были вооружённые женщины, одетые в блестящие латунные кирасы, приспособленные для женских форм, килты; а на головах у них красовались шлемы с забралом. Некоторые несли арбалеты, а некоторые — лёгкие пики. У всех были клинки — то ли большие кинжалы, то ли маленькие мечи, свисавшие с пояса. Они не выглядели угрожающе; но, напомнил себе Марко, будь он хоть в два раза больше, удар острым наконечником копья лишит его жизни, и не важно, кто нанесёт такой удар.

Женщины не пользовались косметикой, как в англонианских городах, но они были изящнее и привлекательнее неряшливых грязнуль, обитательниц Византии. Частое появление светлых волос и голубых глаз указывало на англонианское или еропианское происхождение. Синти зашла внутрь вместе со всеми. Марко увидел, что у неё зеленоватые глаза и коричневые волосы с сильным рыжим оттенком.

Синтии оказалась пышной и полногрудой, девушку нельзя было назвать красивой, но она оказалась вполне симпатичной.

Марко привели в комнату, где сидела женщина в годах, худая, с суровым взглядом. Солдаты-женщины со звоном салютовали своими пиками. Старшая, которая отдавала приказы путешественникам, положила топор Марко на стол, и рассказала о случившемся. Марко не понял всего, потому что она быстро говорила на незнакомом диалекте, но сделал вывод, что он и Халран злоумышляли против Великого фетиша.

Худая старая женщина посмотрела на мужчин и сказала Халрану:

— Я стрингиарх Катлин. Расскажи мне свою историю, незнакомец.

Халран начал:

— Вот как всё было, госпожа. Я доктор Боэрт Халран, философ из университета Данна. Я занимаюсь экспериментами беспримерной важности…

Халран углубился в технические детали воздухоплавания, которые становились всё более непонятными, и наконец Катлин не прервала его:

— Полагаю, вы говорите на англонианском, хотя это не имеет значения. Я просто должна заметить, что вы, философы, можете ожидать от нас наименьшего милосердия, так как с помощью своих изобретений вы пытаетесь воспроизвести все чудеса, которых мы добиваемся магией, лишая нас этим средств к существованию. Хорошо, толстяк, теперь ты расскажи свою историю, и старайся говорить по существу, а не как этот старый олух.

Марко сказал:

— Госпожа, меня зовут Марко Прокопиу, я помощник доктора Халрана. Он изобрёл этот воздушный шар, как он пытался вам сообщить. Мы вылетели на нем в Виен, но ураган сбил нас с курса, поэтому нам пришлось приземлиться а Афке. Когда мы убедили афканцев отпустить нас, штиль отсрочил наше возвращение домой, поэтому пришлось садиться здесь. Мы искренне просим прощения за нарушение, и готовы улететь, как только сможем накачать шар, предполагая, что ветер не изменится.

— Интересная история, — сказала Стрингиарх. — Скоро я узнаю, правдива ли она, и что с вами делать. Бросьте их в камеру и вызовите главную предсказательницу.

Солдаты-женщины провели Марко и его спутника по залам, поворачивая то туда, то сюда, пока Марко не запутался. Они спустились по лестнице, прошли в дверь с бронзовой решеткой, которая захлопнулась за ними, и дальше в камеру с подобной же дверью. Охранницы заперли и эту дверь и ушли. Пленники остались в полутьме, разгоняемой слабым светом фонаря, висевшего на стене дальше по коридору.

Ничего не происходило так долго, что Марко подумал, будто наступил новый день. Обычно подвижный Халран сидел, обхватив голову руками и бормоча:

— Ох, каким же глупцом я был, что так распорядился своим шансом! Теперь мы точно погибнем…

— Тише, — рыкнул Марко. — Кто-то идёт.

В коридоре слышались легкие быстрые шаги. Кто-то остановился у решётки, и Марко понял, что это была самая молодая девушка, которая первой встретила их на Мнаенне.

— Синти! — сказал Марко.

— Не кричи! — ответила она. — Вы должны исчезнуть, потому что они решили убить вас, и я… Если только… и, должно быть, скоро, потому что… Поэтому я дам вам…

— Успокойся, дитя, — сказал Боэрт Халран; его отчаяние осталось в прошлом.

Синти сглотнула и продолжила:

— Иерархия решила убить вас.

— Почему? — спросил Марко. — Что мы сделали? Неужели они не судят людей, как в цивилизованных странах? Даже афканцы решили, что мы безвредны.

— О, вас судили.

— Я не знал этого.

— Ну, суд здесь отличается от континентального. Судит ворожба.

— Как?

— Да, так. Метод ворожбы выбирается наугад из книги Пророчества, когда кинжал вонзают между страницами. В вашем случае выпал метод марван-транса. Предсказательница вошла в транс и увидела ваши шеи на алтаре, и стрингиарха, отрубающую ваши головы твоим же топором во славу Эйнштейна.

— Ох! — сказал Марко.

— Я не должна была об этом знать, но я подслушивала через щель в двери. Они спорили. Мара возразила, что так можно разобраться с доктором Халраном, господин Прокопиу не будет мирно держать голову на алтаре. Он может освободиться и начать рубить их. Валри, епископ, сказала, что стрингиарх недостаточно сильна, учитывая её возраст и то, что у господина Прокопиу толстая шея, поэтому она может промахнуться и повредить алтарь. Клаер была против процесса, так как считала его варварством, ведь на Мнаенне человеческих жертвоприношений не случалось около столетия.

Марко спросил:

— Так почему они не передумали?

— Катлин настояла. Она очень набожная, знаете ли. Но она признала, что не сможет аккуратно отрубить тебе голову. Поэтому утром сюда пришлют воинов расстрелять вас из арбалета. Потом они вытащат ваши тела наверх, положат их на талисманный стол напротив алтаря и ритуально отрубят вам головы, возможно, отпилят.

— О, боги! — воскликнул Халран. — Это ужасно. Марко, сделай что-нибудь! Придумай что-то! Вытащи нас отсюда!

Марко спросил:

— Синти, ты говорила, что можешь нам помочь.

— Могу.

— Как?

Синти протянула связку ключей.

Марко сказал:

— Что нам делать, когда мы выберемся наружу?

— Не знаю. Я думала, вы могли бы протянуть веревочную лестницу, спуститься вниз и взять одну из наших рыбацких лодок.

— Какого они размера?

— О, один или два человека могут управлять ими. Но я забыла об охране, которая размещена у лестницы, откуда могут проникнуть захватчики.

Халран произнёс:

— Сомневаюсь, что такое маленькое судёнышко сможет переплыть море. Но если бы мне помогли наполнить воздушный шар…

Синти спросила:

— Что вам нужно для этого?

— Возможно, дюжина рук и запас торфа. Я мог бы рассказать, как надуть мешок, и к утру мы могли бы отправиться.

Марко проворчал:

— Так и вижу, как старая стрингиарх говорит: да, господа, с радостью. Если только… — он повернулся к Синтии. — А где она сейчас?

— Спит, я полагаю. Все легли спать, кроме ведьмы, которая стоит на страже храма. Поэтому я так легко украла ключи.

— Вы не держите здесь серьёзной охраны?

— Зачем? Здесь почти не совершают преступлений; камеры не используются месяцами. Мы держим отряд ведьм на скале, чтобы защищаться от внешних врагов.

— Где спит стрингиарх? — спросил Марко.

— В конце второго этажа четвертого крыла. Идёте вверх по лестнице, поворачиваете налево, проходите по залу, вверх по другой лестнице и обратно к центру…

Марко попросил Синти несколько раз медленно повторить сложный маршрут, пока не подумал, что запомнил его. У неё была раздражающая женская привычка указывать направления «вверх» или «вниз», и Марко стоило некоторых психологических усилий переводить эти указания на язык направлений компаса.

Синти сказала:

— Надеюсь, вы не собираетесь навредить Катлин. Хотя я и не люблю её, но не хочу быть соучастницей её убийства.

— Конечно, нет, — ответил Марко. — Я хочу убедить её отдать приказ, чтобы нам помогли.

Он протянул руку за ключами, но Синти отодвинулась от решетки, сказав:

— О нет, есть одно условие.

— Какое?

— Вы должны взять меня с собой.

— Что? — Марко обменялся взглядами с Халраном, который сказал:

— Боюсь, моя дорогая, наш воздушный шар не выдержит так много веса.

— Он выдержит меня и одного из вас, не так ли?

— Ни один из нас не бросит другого, — ответил Марко.

— Нет путешествия — нет ключей, — заявила Синти.

— Перестань! — произнёс Марко. — Почему ты так хочешь уехать?

— Потому что я ненавижу это место. Мне до смерти скучно. Я не хочу стать пиромантом и провести всю жизнь, пялясь в огонь в поисках видений. Думаю, это всё чепуха. Я хочу быть домохозяйкой, как женщины на материке, хочу мужа и собственный дом…

В её глазах сверкнула слеза.

Марко подумал и сказал:

— Я с радостью возьму тебя, но доктор Халран знает, о чём говорит. Нет смысла брать всех, только чтобы опуститься на море пять минут спустя. Говорю тебе…

— Говоришь мне что? — спросила она, и Марко умолк:

— Клянусь всеми богами, что если ты поможешь нам выбраться отсюда, я сделаю всё возможное, чтобы вернуться и забрать тебя.

— Ну…

— Подумай, — продолжал Марко. — Я византианец. Ты слышала, не так ли, как все византианцы соблюдают клятвы?

— Д-да, хотя, подозреваю, ты не всегда так порядочен, как заявляешь, — Синти снова заколебалась. — Хорошо, я сделаю это. Но если ты меня обманешь, я нашлю на тебя все колдовские заклятья из арсенала Мнаенна.

Марко улыбнулся:

— Я думал, ты не веришь в них.

— Я не совсем не верю в них. Некоторые могут сработать. Вот, держи ключи, но дайте мне время вернуться в спальню перед побегом. Не хочу, чтобы меня как-то связали с этим делом.

— Если я досчитаю до пятисот, этого будет достаточно?

— Думаю, да, если ты не будешь считать слишком быстро. Прощайте и удачи!

Марко и Халран подождали; Марко считал. Потом Марко подбирал ключи, пока не нашёл тот, который открывал дверь их камеры. Он двинулся к выходу, но обернулся к философу.

— Мы не можем так идти по комнатам, — прошептал он, указывая на свои тяжёлые ботинки и на низкие, но крепкие ботинки Халрана.

Они сняли обувь и понесли её с собой. Марко, следуя указаниям Синти, вёл напарника вверх по каменным ступеням, изгибам и поворотам бесконечных тоннелей. Там не слышалось ни звука, а свет исходил только от редких ламп.

Они остановились у больших закрытых дверей. Халран пробормотал:

— Уверен, здесь она сказала повернуть направо; надо войти в эти двери.

— Нет, нет, — ответил Марко. — Она имела в виду идти на север, пока сам коридор не повернёт.

Они шепотом спорили. Наконец Халран сказал:

— Что ж, давай, по крайней мере, посмотрим, что находится за этими дверями.

Марко осторожно потянул за ручку. Правая дверца открылась со слабым скрипом, у него за спиной раздался вздох Халрана.

Они вошли в храм. Единственным источником света была лампа; в лучах которой Марко разглядел талисманный стол. Свет не рассеивался.

Вверху слабый свет отражался от драгоценных камней и металлических украшений.

Марко закрыл дверь за ними и на цыпочках двинулся к центру помещения. Дальше стояли скамьи, впереди — стол с лампой. За столом с талисманами располагалась большая, массивная перекладина. Марко посмотрел на Халрана и сделал рубящее движение ребром ладони. Он положил ботинки и перебрался через перекладину.

За ней высился алтарь, пирамидальное сооружение с полудюжиной ступеней с каждой стороны. Другой стол или другой постамент находился на вершине алтаря. То, что лежало на этом постаменте, и большая часть самого постамента были скрыты золотой материей, наброшенной сверху.

Марко приподнял ткань и увидел Великий фетиш. Как и рассказывала Синти, он состоял из кучи маленьких прозрачных коробочек, каждая немногим больше колоды игральных карт. Коробочки были расставлены в форме пирамиды. Марко предположил, что всего их было сорок — пятьдесят.

Марко сказал:

— Давай возьмем их с собой.

— Все?

— Почему нет?

— Хотя бы потому, что все мы не унесём. Кроме того, если мы возьмем все, ведьмы заметят пропажу и растерзают нас на кусочки, даже если мы захватим их верховную жрицу в заложники. Но если ты положишь парочку в карман…

Прекратив спор, Марко освободил две верхние коробки с вершины пирамиды от золотой веревки, которая опоясывала конструкцию, и положил их в карман овчинной куртки. Из-за того, что он убрал коробки, веревка обвисла. Чтобы сделать пропажу менее заметной, Марко сделал на верёвке петлю и затянул потуже. Потом опять накинул на пирамиду золотую ткань.

Они выбрались из храма и закрыли за собой двери. Марко прошептал:

— Я знаю, где мы. Дальше по коридору находится помещение, где стрингиарх допрашивала нас. Пойдем.

— Зачем?

— Увидишь.

Марко поспешил по коридору. В помещении было темно, но достаточно света проникало через дверь, поэтому глаза, привыкшие к тусклому освещению, могли увидеть обстановку. Он поискал топор, но его не оказалось ни на столе, ни на стенах. Наконец Марко начал выдвигать ящики стола, которые застревали и скрипели; Халран испуганно зашипел:

— Чёрт тебя побери, Марко, тише! Ты…

В этот миг Марко потянул последний ящик, который застрял, а затем поддался с пронзительным скрипом. Его рука нащупала в темноте рукоятку топора, но тут дверь приоткрылась, и женский голос закричал:

— Эй! Что…

Марко мельком увидел силуэт ведьмы в обмундировании, с пикой на плече. Он из-за стола прыгнул на женщину, по дороге сбив с ног Халрана. Прежде чем она успела ещё хоть что-то сказать, Марко ударил её.

В византианской культуре было распространено рыцарское отношение мужчин к женщинам, а женщины придерживались определённых ограничений. В общем, именно поэтому Марко ударил женщину обухом топора, а не остриём. Удар обрушился на бронзовый шлем и свалил стражницу на пол.

— О боги! — выдохнул Халран в наступившей тишине. — Что мы наделали!

Марко затащил тело женщины в комнату и тихо закрыл дверь. Ему показалось, что прозвучал голос, задающий вопрос; затем наступила тишина.

— Она жива, — донёсся шепот Халрана.

— Я всего лишь ударил её обухом, чтобы оглушить. Возьми её меч.

— Но… но я совсем ничего не знаю об оружии…

— Ох, Земля! Тогда неси мои ботинки. Сюда. Если бы я знал, что встречу её…

Марко сам подхватил маленький меч.

— Пойдем.

Миновав ещё один длинный переход и ещё одну лестницу, они оказались у двери, ведущей в покои стрингиарха. Марко коснулся двери из карликовой ступы. Она была заперта.

Марко безрезультатно возился с дверью; потом он произнёс:

— С виду кажется непрочной. Думаю, я смогу выломать её хорошим ударом. Но если мне не удастся с первого раза…

— Я понял, — сказал Халран. — Может, лучше разрубить её?

— Нет, для этого потребуется несколько ударов. Шум привлечёт ведьм. Отойди.

Марко разбежался и обрушил весь свой вес на дверь. Изнутри её удерживал маленький засов, который, в свою очередь, крепился к дереву четырьмя гвоздями. Когда Марко прыгнул на дверь, засов пролетел через всю комнату. Дверь со стуком открылась. Марко по инерции ввалился внутрь.

Комната оказалась гостиной, а не спальней; её слабо освещала настольная лампа. Марко услышал резкий голос:

— Кто там? Что происходит?

Идя на голос, он отыскал спальню и коснулся кончиком меча груди стрингиарха как раз тогда, когда она села в постели.

— Ведите себя тихо и делайте, что говорят, тогда останетесь в живых, — сказал он.

В коридоре зазвучали голоса. Халран ввалился в спальню:

— Ведьмы!

— Прикажи им остаться снаружи, — приказал Марко, прижав меч к телу женщины.

— О-оставайтесь снаружи, девочки! — сказала Катлин. — Чего вы хотите, два бандита?

— Уйти, — ответил Марко. — Доктор, объясни всё нашей хозяйке.

Халран изложил пожелания по поводу торфа и надувания воздушного шара. При упоминании о количестве торфа Катлин упёрлась:

— Нелепо! — закричала она. — Нам приходится беречь каждый кусочек привезённого торфа, его нет на острове. Вы…

Она умолкла, когда Марко ещё немного вдавил лезвие, и спросила:

— Сколько времени это займёт?

Марко не мог не восхититься её хладнокровием.

— А сколько сейчас времени? — спросил Халран.

— Примерно половина четвёртого. Я только что легла.

— Тогда, по крайней мере, до рассвета, — ответил Халран.

— И, — добавил Марко, — мне придётся постоянно угрожать вам мечом; первое же неосторожное движение…

— Прекратите паясничать, господин разбойник, — сказала Катлин, сбрасывая покрывало. — Надеюсь, вы не заставите меня стоять голой всю ночь на краю скалы?

— Нет, — ответил Марко, скрывший смущение, когда передавал топор Халрану. — Встань в проходе, доктор, на случай, если она обойдёт меня. Одевайтесь, госпожа.

Стрингиарх Катлин прикрыла свою наготу одеждой, пока Марко стоял на страже. Когда она закончила, Марко ухватил её за запястье, завёл левую руку за спину, и вывел из комнаты, прижимая острие ножа к спине.

Когда воздушный шар накачали, Мафрид стоял уже высоко в бирюзовом небе. Боэрт Халран измерил ветер и сказал:

— Запрыгивай, Марко.

Халран ослабил парусиновую трубу, которая отходила от большой торфяной печи, и ведьмы вытащили её из шара. Он вскочил в корзину. Марко, всё ещё сжимавший запястье Катлин, бросил свой короткий меч в корзину и забрался следом.

— Развяжите верёвки! — скомандовал Халран.

Он отвязал пару мешков с балластом. Ведьмы ослабили верёвки, привязанные к кольям, которые удерживали воздушный шар. Марко отпустил руку Катлин, когда шар оторвался от земли.

Едва Марко освободил её, стрингиарх отпрыгнула от корзины.

— Стрелы! — закричала она. — Арбалеты!

Из-за ближайших зарослей карликовых ступ выбежала группа ведьм с арбалетами наготове. Добежав до того места, откуда взлетал шар, они вскинули оружие.

Воздушный шар быстро поднимался и двигался на запад. Путешественники всё ещё оставались в зоне досягаемости арбалетов. Боэрт Халран наклонился через край корзины, приложил большие пальцы рук к ушам, задвигал пальцами, высунул язык и прокричал:

— Ну, ну, ну!

Засвистели стрелы. Оба мужчины наклонились через край корзины. Две стрелы застряли в корзине. Другая со звоном попала в маленькую торфяную печь, остальные пронеслись мимо. Когда арбалетчицы снова приготовились стрелять, воздушный шар был вне зоны обстрела. Тем не менее, две женщины-стрелка попробовали длинные выстрелы. Стрелы полетели вверх, замедлили движение, зависли на миг и понеслись к земле.

Мнаенн отдалялся и уменьшался, пока люди не стали размером с муравьев. Марко сказал:

— Что заставило тебя кричать на них таким недостойным образом, доктор?

Халран ответил:

— Если бы я этого не сделал, они могли бы стрелять в мешок, который легко продырявить.

— А если бы воздух вырвался через дыры, мы бы упали?

— Я не знаю. Не думаю, что из-за одного или двух маленьких проколов мы бы приземлились раньше времени. Но из-за таких отверстий могла порваться ткань, а после этого мы бы упали, как камень.

— Ох! — выдохнул Марко.

— Я снова благодарю тебя, Марко. Я мирный человек, который не испытывал приступов ярости с юности. Без твоих железных нервов и стальных мускулов сейчас я был бы мёртв, как Древние; а без твоих мозгов моя голова стала бы трофеем афканцев.

Марко покраснел:

— Пожалуйста, доктор. Ты же знаешь, я не горжусь теми пустяками, которые совершил; я просто должен был так поступить. Чего мне действительно хочется, так это университетской степени.

— Разве это не вечная противоречивость человеческой расы? — заметил Халран. — Когда я был молод, то хотел стать могучим спортсменом и путешественником. Так как я был высоким, тощим, неуклюжим маленьким терсором, у меня не было шансов. Ты, с твоей силой, которой хватило бы на двоих мужчин, хочешь быть бледным, слабым учёным. Если боги сотворили человека, в чём я сомневаюсь, они должны были бы сделать его таким, чтобы он иногда радовался тому, что имеет, а не мечтал вечно о том, чего у него нет.

— Если бы они так сделали, мы были бы просто животными, — ответил Марко. — И куда мы направляемся теперь?

Халран развернул карту.

— С такой скоростью мы достигнем еропианского побережья примерно через шесть часов. Тем не менее, это не та часть Еропии, которая нам нужна. Мы приземлимся где-то рядом с Амбуром или Пари. А сейчас прости меня — кажется, мне надо вздремнуть.

Марко проспал большую часть пути. Они достигли еропианского побережья к полудню.

Страна, над которой они пролетали, была густо населена. Когда они снижались над городом или деревней, Марко иногда замечал группы еропианцев, бегущих за ними и показывающих на воздушный шар.

Марко был расстроен, так как не смог забрать с собой Синти. Конечно, он мало знал её, но она показалась Марко той самой девушкой, которая ему нужна. Его чрезвычайно привлекала её невинность. Найти англонианскую девушку с такими достоинствами было практически невозможно.

После полудня иссякли запасы балласта и топлива. Халран опустил верёвку-тормоз так, что она волочилась по земле. Верёвка действовала как автоматический регулятор высоты. Когда воздушный шар снижался, она ещё больше разматывалась; шар, освобождённый от веса, снова взлетал. Они избавились от необходимости постоянно поддувать шар воздухом и сбрасывать балласт для поддержания высоты, с этим механизмом они смогли пролететь многие мили.

Тем не менее земля всё приближалась, несмотря на хитрость с верёвочным тормозом. Халран сказал:

— Марко, подыскивай хорошее незасеянное поле у дороги. Не хочу раздавить чей-нибудь урожай.

Когда воздушный шар снизился, Марко заметил подходящее поле. Еропианские крестьяне вспахивали его с помощью быков.

Халран выпускал воздух, пока корзина не оказалась в нескольких футах от земли. Крестьяне бросили скот и убежали. Быки тоже бросились бежать с рёвом. Когда животные пересекли несколько полей, они забыли о страхе и начали жевать траву.

— Тяни! — закричал Халран.

Марко потянул за разрывной шнур. Они приземлились. Затем путешественники выпутались из веревок, отвязали их и сложили в мешок для перевозки.

Они как раз занимались этими делами, когда чьи-то голоса заставили Марко обернуться. К ним приближалась группа еропианцев: коренастые мужчины в маленьких чёрных шапочках, с вилами и другими инструментами в руках.

— Что такое? — спросил Марко, делая шаг им навстречу.

Еропианцы тараторили и жестикулировали. Казалось, один подговаривает других напасть на воздухоплавателей.

Марко немного знал письменный еропианский, но не понимал его, когда быстро говорили на местном диалекте. Тем не менее, враждебные намерения крестьян были настолько очевидны, что он взялся за ручку топора.

— Подожди, Марко, — сказал Халран и заговорил с еропианцами на их языке.

Крестьяне посмотрели на Халрана и начали спорить ещё громче, чем до этого.

— Они думают, мы демоны, — сказал Халран. — Тьфу! Выглядят они весьма угрожающе. Нет никого опаснее, чем невежественные и напуганные люди.

Он снова заговорил, повышая голос, чтобы его услышали. Крестьяне не обращали на него внимания. Теперь они пришли в ярость. Еропианцы трясли кулаками, кричали, бранились, прыгали вверх-вниз, размахивали инструментами и выкрикивали угрозы. Марко сказал:

— Доктор, возьми этот маленький меч. Если они набросятся на нас, нам бы лучше тоже атаковать их.

— О нет, Марко! Не сопротивляйся им! — закричал Халран. — Если бы я заставил их выслушать…

Марко вытащил топор, снял овчинную куртку и намотал её на левую руку как щит. Если он сможет убить парочку, остальные разбегутся сами.

Прежде чем началась битва, с ближайшей дороги донёсся стук копыт. Ездок остановился и повёл лошадь к толпе, выкрикивая приказы. Всадник носил самый великолепный костюм, который Марко когда-либо видел. Он состоял из высокой цилиндрической шляпы с блестящим чёрным верхом и латунными украшениями спереди, красного плаща с латунными пуговицами и высоких, блестящих чёрных сапог. В руках мужчина держал саблю.

С прибытием этой личности все крестьяне обернулись, бросили мотыги и вилы и опустились на колени, склонив головы. Затем они встали, начали показывать на путешественников и что-то бормотать. Всадник подъехал ближе и задал ряд вопросов, по предположению Марко: «Кто вы? Откуда вы? Как вас зовут? Где вы родились? Какое у вас гражданство? Чем вы занимаетесь? Что вы здесь делаете?»

Халран отвечал. Всадник спросил:

— Правда ли, что вы спустились с неба, как говорят эти неотёсанные мужланы?

— Да, сэр… — начал Халран, но тот прервал его:

— Вы под арестом за незаконную иммиграцию, применение магии без разрешения и буйное поведение. Покажите свои документы.

Когда они отправлялись в путь, Марко удивлялся, как много разнообразных документов его друг был обязан собрать перед путешествием в Еропию. Халран заверил своего помощника, что при посещении этой страны документов не может быть слишком много. Сейчас Халран протягивал эту кипу бумаг всаднику. Тот убрал саблю в ножны, приложил лорнет к глазам и просмотрел бумаги. По-видимому, он прочитал каждое предложение. Крестьяне стояли у него за спиной, сбившись в кучу и что-то бормоча.

В конце концов еропианец вернул документы. Он сложил лорнет, вытащил саблю, повертел ей как будто в приветственном жесте и снова убрал. Он заговорил на англонианском, но с сильным акцентом:

— Тысяча извинений, Ваше превосходительство! Миллион извинений за причинённые вам неудобства! Но, понимаете, я всего лишь скромный полицейский, и это моя обязанность. Полицейский Джаком Сзнайдер к вашим услугам, господин доктор, если вы проявите невыразимое великодушие и проследуете со мной в полицейский участок в Утреке, я подготовлю вам документы для внутреннего путешествия.

— Что вы имеете в виду? — спросил Халран.

— О, эти документы позволяют вам въехать в Еропию, но вам нужны специальные разрешения, чтобы путешествовать из одной провинции в другую. Не беспокойтесь. Утрек находится в миле вниз по дороге, я сам привезу бумаги.

— Как насчёт организации перевозки моего воздушного шара в Виен? — спросил Халран.

— Это можно сделать в Утреке. Дайте подумать… У Айнри Лафонтена есть большая повозка и четверо домашних. Конечно, вам, как иностранцу, нужно специальное разрешение, чтобы нанимать коренных еропианцев. Также вы должны поклясться, что не станете браться за работу, которая обеспечит конкуренцию одной из наших ремесленных гильдий; это также облагается небольшим налогом. Но не бойтесь. Я, Джаком Сзнайдер, устраню все проблемы с невероятной быстротой!

— И где находится Утрек, офицер? — спросил Халран.

— Там! — ответил Сзнайдер, взмахнув рукой. — Вы можете увидеть крыши.

— Я имею в виду, где он на карте? Что находится рядом с ним?

— Ну… Мы примерно в пятидесяти милях к северо-западу от Пари.

Халран вздохнул:

— Это значит, в нескольких сотнях миль от Виена, а проклятый съезд начинается завтра!

— Почему вы не можете полететь в Виен на своей машине? — спросил Сзнайдер.

Халран объяснил, что воздушный шар летает только вместе с ветром, и они поехали в Утрек.

Три дня спустя повозка Айнри Лафонтена, везущая Боэрта Халрана, Марко Прокопиу и воздушный шар, с грохотом въехала в Виен, старый серый город, построенный на внутренней стороне изгиба реки Дунау.

Во время этого этапа странствий Марко высоко оценил способности Халрана к путешествиям по цивилизованным странам. В этой стране бланки и инструкции сопровождали каждый шаг, вездесущее правительство всё прибрало к рукам и всех контролировало. Полицейский Сзнайдер, например, помог им не по доброте душевной, а потому, что считал, что Халран вручит ему щедрый подарок на прощание. В Византии предложение человеку денег, которые ему не причитались и которых он не просил, считалось оскорблением чести. Иногда путешественников убивали за то, что они предлагали гордым византианцам денежное вознаграждение. «Другие страны, другие обычаи» — напомнил себе Марко.

Стражи у ворот Виена, как обычно, полчаса сосредоточенно изучали документы Халрана, прежде чем пропустить повозку. Возница Айнри Лафонтен вёз их по извилистым улицам, мощёным булыжниками, мимо богато разукрашенных домов магнатов, власть которых уничтожил Алзандер Мирабо. Повозка остановилась у старого здания, которое было предоставлено для съезда философов.

Здание охраняли кавалеристы императорской охраны Према, они были с ног до головы облачены в кольчуги и цилиндрические шлемы с забралами и держали в руках алебарды. Марко видел небольшие группы мужчин и нескольких женщин, прогуливающихся около здания. Еропианцев можно было узнать по бритым головам. Будучи лысым, Прем сбривал те немногие волосы, которые у него росли. Тем самым он ввёл официальную моду.

После ещё одной проверки бумаг охранники пропустили повозку на территорию, где проводился съезд. Подошли несколько человек. Халран приветствовал некоторых из них. Большой, крепкий парень с рыжей бородой вышел вперёд собирающейся толпы, воскликнув:

— Боэрт! Что, во имя Земли, ты здесь делаешь?

— Привёз свой воздушный шар на съезд, как и обещал, — ответил Халран.

— Глупец, разве ты не знаешь, что раз ты здесь, тебе не позволят уехать?

— Пойдёмте в приёмную, там мы сможем поговорить, — сказал рыжебородый. Халран представил его Марко как Ульфа Тоскано, математика и председателя съезда.

— Что здесь происходит? — жалобно спросил Халран.

— После всех трудностей, которые мы преодолели, добираясь сюда…

Тоскано ответил:

— Вы следовало приехать к открытию — впрочем, вы всё равно угодили бы в ловушку. Вы пропустили вчерашнюю демонстрацию братьев Чимей.

— Кто такие братья Чимей, сэр? — спросил Марко.

— Оптики из Мингкво. Они сделали потрясающую вещь. Райоск Чимей изобрёл предмет, который он назвал телескоп, с его помощью далекие вещи выглядят как близкие, а Дама Чимей изобрёл то, что он назвал микроскоп — если заглянуть в него, то вещи выглядят больше, чем на самом деле. Мы выстроились в очередь длиной в сотню футов, чтобы заглянуть в телескоп, он показал скопление звёзд там, где мы могли разглядеть только одну. Он показал лунные горы и долины. Сейчас облачно, но, возможно, Дама Чимей позволит вам посмотреть в его микроскоп. Вид капли стоячей воды в этой штуковине обеспечит вам кошмары. Это величайшее открытие со времён парового двигателя. А сегодня утром Прем прислал сюда солдат и объявил об этих идиотских дебатах.

Тоскано открыл массивную дверь из ступового дерева и провёл гостей в вестибюль. Через двери главного зрительного зала Марко увидел спины собравшихся, прислушивавшихся к спору маленькой группы мужчин, сидевших на сцене.

Марко спросил:

— Что там происходит, сэр?

Тоскано объяснил:

— Обсуждение самого древнего вопроса: можно ли паровую энергию применить для наземного перемещения? Я давно доказал, что это невозможно. Можно построить маленькую латунную модель, которая потянет несколько вагонов по столу, но когда дело дойдет до больших размеров, вмешивается фактор веса — и всё идёт насмарку.

Тоскано провёл их вверх по лестнице в большую комнату. Там стояли кресла и столы, на которых были сложены книги и журналы. Вокруг сидели философы, они курили, читали, тихо переговаривались, играли в бриж или шахматы или просто отдыхали. Халран запричитал:

— Но к чему эти нелепые дебаты?

— Успокойся, Боэрт. Если ты собираешься умереть, сделай это как мужчина. Ты знаешь, в Еропии была страшная суматоха из-за теории Падения. Археологи и историки утверждают, что сейчас у них есть убедительные доказательства в её пользу, в то время как Эклектическая Церковь осуждает её и требует, чтобы против нас использовали старые законы о ереси. Обычные люди тоже обеспокоены, некоторые из них за, некоторые против, хотя только один из сотни знает, что собой представляет эта теория. Дошло до того, что мы не смеем носить наши академические мантии за границей, потому что боимся — в нас полетят камни. Может быть, философская гильдия должна гнуться по ветру, но вместо этого мы бросаем вызов Эволюционистам и просим Мирабо разрушить Церковь.

— И? — произнёс Халран.

— Нынче утром Прем объявил, что завтра днем здесь должны состояться большие дебаты между сторонниками и противниками Падения, чтобы решить этот вопрос раз и навсегда. Если он решит, что правы сторонники Падения, он разрушит церковь и казнит всех священников, но если выиграют Эволюционисты, он отрубит всем нам головы.

— Святые боги! — сказали Халран и Марко в унисон.

Халран добавил:

— Он сошел с ума?

— Нет; так ведет дела наш маленький Прем. Какая бы сторона ни оказалась правой — или какую бы он ни счёл правой — её представители получат всё, о чём попросят, в то время как неправые, которые вводили в заблуждение народ, умрут как сборище опасных лжецов и болтунов.

Халран застонал:

— Проклятье! Проклятье! Зачем я родился? Я должен обратиться к Прецу Англонии! Мы можем отправить сообщение?

— Возможно, но не думаю, что стоит ожидать действий от вашего правительства прежде, чем всё закончится. Кроме того, как я слышал, ваш Прец считает убийство философов избавлением. Он великий крестьянский лидер, для него то, что не пахнет навозом, бессмысленно. — Тоскано щелкнул пальцами.

Халран собрался с силами:

— Тогда, очевидно, мы должны выиграть дебаты. Мой друг магистр Прокопиу может помочь. Его преследуют в Византии как неисправимого сторонника Падения.

— Да? — сказал Тоскано. — Правда?

— Буду рад помочь, — ответил Марко. — У меня появилось много доводов в пользу Падения после моего процесса.

Тоскано заметил:

— Не думаю, что ты станешь оратором, ведь твой еропианский недостаточно хорош. Но я назначу тебя в комитет, в который входят эксперты по дебатам, если ты сможешь внести какие-либо предложения. Но это работа на всю ночь.

Марко ответил:

— Сэр, я лучше лишусь ночного отдыха, чем головы.

— Хорошо. А теперь расскажите о своём приключении. Что вас задержало?

Халран поведал о приземлениях в Афке и Мнаенне и о побегах из тех мест.

Ульф Тоскано спросил:

— А где те коробочки с карточками, которые вы взяли из Великого фетиша?

Марко достал ящички из кармана и протянул их Тоскано, который открыл одну из коробок и вытащил карточку. Она была сделана из гладкого, жёлто-белого материала. Выглядела она как обычная игральная карта, но на ощупь была намного плотнее, как будто её сделали из металла. С обеих сторон она была покрыта маленькими серыми пятнышками, образующими прямоугольный рисунок с жёлто-белыми линиями между рядов. Тоскано вернул карточку.

— Не вижу в ней смысла, — сказал он. — Давайте прогуляемся и посмотрим экспонаты до ужина. Потом нам надо будет много чего сделать. И это плохо. Муган, один из наших лучших ораторов, собирался сегодня произнести речь о наследственности, но отпросился, потому что он слишком беспокоится о нашей судьбе.

Тоскано вывел гостей из приемной в холл. Некоторые маленькие комнаты использовались в качестве выставочных залов. В одной, например, располагались диаграммы, представляющие теорию некоего ученого натуралиста о точной классификации кфоррианских живых организмов, с подготовленными образцами маленьких растений и животных для наглядности.

В следующей комнате был стол, на котором стоял микроскоп Дама Чимея с набором маленьких предметов — листьев, фрагментов ткани животного происхождения, бумаги, материи и так далее, — которые можно было рассматривать. Братья Чимей стояли за столом, отвечая на вопросы о приборе и показывая гостям, как с ним обращаться. Райаск Чимей занимался этим, потому что Дама Чимей не говорил ни на еропианском, ни на англонианском. Как и другие мингкворенцы, братья были низкорослыми, жёлтокожими, с прямыми чёрными волосами и плоскими широкоскулыми лицами.

— Эй, доктор Чимей! — воскликнул Тоскано. — Вот ещё несколько посетителей хотят повидать ваши чудеса. Это доктор Халран, который решил проблему воздушных перелётов, и его помощник магистр Прокопиу.

Райаск Чимей чопорно поклонился:

— Для нас честь, что такие уважаемые люди затруднили себя осмотром наших жалких безделушек, — проговорил он нараспев. — Если вы подождёте, когда закончит этот господин…

Райаск Чимей заговорил с братом на мингквохва, и Тоскано прошептал своим спутникам:

— Не позволяйте этой притворной скромности одурачить вас. Это просто мингкворианские нравы. Они самые самонадеянные ребята, которых я встречал; для них всё за пределами Мингкво — варварская грязь.

— Прошу вас, господа, — произнес Райаск Чимей, и Халран склонился над микроскопом, охая и ахая, наблюдая за чудесами микрокосма. Пока Халран смотрел, Ульф Тоскано проговорил:

— Магистр Прокопиу, пожалуйста, покажите карточки, которые вы привезли из Мнаенна. Спасибо.

Он взял карточку и протянул её Райаску Чимею, сказав:

— Поместите это под ваш увеличитель.

Райаск отдал карточку брату, который положил её под объектив микроскопа.

— Ого! — закричал Боэрт Халран. — Эти маленькие пятнышки — буквы!

— Что? — удивился Тоскано. — Не говорите ерунды! Кто мог писать настолько маленькими буквами, что их даже не видно?

— Это печатные буквы.

— Но как это может быть? Для печати кто-то должен был сделать шаблон литер; кто-то другой отлить строку; кто-то ещё вставить строку в пресс…

— Посмотри сам, — Халран уступил место Тоскано.

— Во имя Наполеона, это правда, — сказал председатель. — Но это напечатано на языке, которого я никогда не видывал. Я думал, что поверхностно знаю все языки Кфорри.

Халран сказал:

— Многие из этих букв похожи на наш алфавит, но сочетания странные.

— Нам нужен лингвист, — Тоскано осмотрелся и устремил взгляд на одного из философов, ждавшего своей очереди у микроскопа. — Бисмаак! Ты знаешь Дуерера?

— Да, — ответил Бисмаак.

— Тогда постарайся найти его как можно быстрее.

— А я могу взглянуть? — спросил Марко.

— Ты принес сюда карточки, поэтому ты имеешь право видеть, — согласился Тоскано.

Под линзами Марко увидел целую печатную страницу в две колонки. Эта страница, понял он, осторожно передвигая карточку, была одним из серых пятен, не больше булавочной головки. Под стеклом пятно увеличивалось, пока не стало разборчивым.

Бисмаарк вернулся с мужчиной с бакенбардами, которого представили как Дуерера; тот взглянул в микроскоп и закричал:

— Это древний англонианский! Я могу немного прочитать, но нам нужен Доминго Бивар. Он посвятил жизнь изучению тех немногих писаний и надписей, которые сохранились на этом языке. Я приведу его.

Дуерер убежал. Спустя некоторое время он вернулся с маленьким мужчиной, смуглым, как арабистанец. Новоприбывший, Доминго Бивар, был иверианцем, что было понятно по длине его волос, которые доходили почти до плеч. Доктор Бивар заглянул в микроскоп и начал прыгать вверх-вниз, как будто пол под ним раскалился.

— Эта вещь необычайна! — пронзительно вопил он. — Сделайте одолжение, дайте мне взглянуть на другие карточки.

После следующего осмотра он сказал:

— Доктор Тоскано, мне нужен микроскоп, бумага, кофе и эта комната до завтра. Это возможно?

После долгого совещания учёные пришли к соглашению, что Бивар получит микроскоп в неограниченное пользование до завтра. Братья Чимей дали понять, что они останутся в комнате для наблюдения.

За ужином Марко увидел всех участников съезда. За исключением того, что некоторые носили одеяния далёких земель, таких как Арабистан и Мингкво, в философах не обнаружилось ничего необычного. Они выглядели как обычные люди, к легкому разочарованию Марко. Но он утешал себя мыслью, что если что-то случится, никто не сможет утверждать, что он не философ, основываясь на его внешности.

Комитет по подготовке дебатов собрался после ужина. Марко сел с остальными. Вскоре он понял, что его знания о Падении были слишком примитивными и здесь не представляли особой ценности. Когда он внёс предложение, все повернулись к нему, заявив:

— Да, дорогой магистр Прокопиу, но если бы вы побывали здесь сегодня днём, то узнали бы, что мы рассмотрели эту идею в первую очередь.

Поэтому Марко сидел и смущённо молчал, пока эксперты перебирали варианты. Они были полностью погружены в это, когда их прервал стук в дверь. Вошел Ульф Тоскано с бородатым мужчиной в рабочей одежде. Философы уставились на вновь прибывших. Один из них встал и сказал:

— Приветствую вас, Патриарх Юнгбор. Что привело Ваше Преосвященство в стан врага?

Заскрипели кресла, так как остальные тоже узнали главу Святой Эклектической Церкви. Хотя некоторые философы, судя по их замечаниям, были неистовыми антиклерикалами, все проявили учтивость.

Преподобный Пьер Юнгбор тяжёло опустился на край стола. Ардур Менсенрат, председатель комитета, спросил:

— Как, во имя Кфорри, вы попали сюда? Я думал, все вы под замком.

Патриарх ответил:

— Там, где паства хранит веру, пастырь может получить нежданную помощь. Вы, господа, планируете свою часть завтрашних дебатов?

— Да, — ответил Менсенрат.

— Я здесь, чтобы сделать беспрецедентное заявление. Но прежде позвольте мне сказать, что мне мои доводы кажутся вполне разумными и основательными. Вы философы; вы гордитесь, что ваш разум открыт всему новому. Постарайтесь держать его открытым и в этом случае, пока не выслушаете мня. Это будет непросто.

Он осмотрел всех за столом. Менсенрат сказал:

— Продолжайте, уважаемый господин.

— Я прошу вас сдаться; умышленно проиграть нам.

Все затихли. Юнгбор кротко осмотрел длинный овал и продолжил:

— Естественно, вы спросите, зачем. Что ж, на это есть две причины. Первая — практическая. Как все мы знаем, Алзандер Мирабо долго замышлял войну против Ивериана. Точнее, он планирует обойти Экваториальные горы и зайти им с тыла. Мы знаем, что правительство Ивериана слабо и занято подавлением восстаний, поэтому оно не выдержит вторжения. Касике — глупый старик, которого спасли от убийства честолюбивые подчинённые, потому что не смогли условиться о наследнике. Его провинция Стурия долгие годы открыто восставала. Он посылает армию против стурианцев, но солдаты продаются врагам и дезертируют. Понимаете, какие шансы есть у иверианцев против сильнейшей армии в мире с лучшей дисциплиной.

Философ сказал:

— При таких условиях еропианское правление станет лучше?

— Нет. Во-первых, иверианцы, несмотря на то, что они предают и убивают друг друга, ненавидят иностранцев сильнее и будут биться с ними до последнего. Я был в Ивериане, я знаю. Они будут практиковать молниеносную, партизанскую войну. Прем сожжет города и перебьёт заложников в отместку; и большинство иверианцев умрёт вместе с многими нашими людьми. Эклектическая Церковь использовала всё своё влияние против этого преступления. Мы играли на вере Према, прельщали его надеждой о Земле и пугали Космосом, и тем самым сдерживали его. Но если он решит, что мы не правы, что его сдержит? Ещё одно. Действуя вместе с Синкретической Церковью Византии, Свободной Церковью Англонии, Бармадисламом в Арабистане и так далее, мы предотвращали серьёзные войны на протяжении четырёх десятков лет. Вы хотите нарушить этот мир?

Другой философ заговорил:

— Патриарх, у нас есть свои идеи, хотя вы можете не верить в это.

— Я этого не говорил, — сказал Юнгбор.

— Особенную ценность мы придаем открытию правды. Мы думаем, она хороша сама по себе. В этом случае мы думаем, что отыскали правду, которая известна под именем Падение. Вы хотите этому помешать, не так ли?

Юнгбор ответил:

— Без сомнения, вы допускаете основательность аксиомы Сциполлона, согласно которой «истина — это правда, а правда — это истина». Теперь подумайте, господа. Есть ли причина принимать как истину в первой инстанции именно такую идею, а не любую другую? Например, возьмем Эволюцию. Давайте предположим — я ничего не признаю, только допускаю ради спора — что Падение — это правда. И вот, настаивая на вашей вере, убеждая в ней людей и их правителей, вы сможете нарушить мир и начать ряд войн, которые будут хуже, чем те, которые когда-либо случались на этой безумной планете. Будьте уверены, англонианцы, византианцы и мингкворианцы не будут праздно бездействовать, пока Мирабо возвеличивается за счет иверианцев. Сейчас они боятся его. А с помощью этой летающей машины, которую изобрели англонианцы, эта война станет ужасней, чем когда-либо. Фактически, с помощью всех этих научных достижений, которыми вы так гордо хвастаетесь, вы сможете за один день стереть человечество с лица Кфорри, как, согласно мифам, предки теперешних богов некогда поступили на Земле. И тогда единственное, что всем нам понадобится — это безумец, управляющий народом… Вы видите в таком развитии событий что-то позитивное?

Менсенрат сказал:

— Есть ещё одна вещь, о которой вы не упомянули. Наши шеи.

Юнгбор кивнул:

— Это понятно без слов. Они и наши тоже. Я не придавал этому значения, потому что очевидно: наши предпочтения будут зависеть и от таких низменных мотивов. Но я и впрямь надеюсь, что смогу пробудить достойные чувства.

И, принимая во внимание такую возможность, упомяну и о второй причине. Я знаю, что многие из вас, господа, не принимают нашу веру. Вы говорите — то-то и то-то не имеет отношения к объективной истине и указываете на те случаи в прошлом, когда будто бы проявилась ограниченность наших умов. Но подумайте! Эта вера, объективно правильная или неправильная, логически обоснована. Она создавалась нашими величайшими богословами более половины тысячелетия. С её помощью мы удерживали людей под контролем. Мы умеряли их природную жестокость и свинскую похоть. Мы сделали для них возможной жизнь цивилизованных людей. Вы думаете, что создали цивилизацию своими изобретениями и открытиями. А на деле люди обходились без них пятьдесят или семьдесят пять лет назад. Но ваши изобретения и открытия начали появляться так быстро, что они революционизировали всеобщее мышление. Церковь — это единственный стабильный институт, к которому присоединялись ваши открытия. Но были бы изобретения и открытия полезными в отсутствие моральной силы, которая заставляет людей мягче относиться друг к другу? Как долго они оставались бы цивилизованными, если бы при каждом удобном случае человек бил бы соседа по голове, затаскивал его на кухню, поджаривал и съедал?

Вы смеётесь. Вы говорите, что я никогда не совершу ничего подобного. Я законопослушный гражданин без всякой поддержки сверхъестественных сил. Но вы, господа, обычные граждане? Вы знаете ответ. Вы отнюдь не являетесь членами этой огромной группы, которая предпочитает зло добру, которая наслаждается проявлениями зла. Если вы не верите, что такие люди существуют, пойдемте со мной ночью на задворки — конечно, если мы переживём это испытание. Так, если вы убедите Према в своей «правде» и ниспровергнете наши убеждения, кто поведёт людей? Вы думаете, что сделаете это с помощью уравнений и формул, которых они даже не понимают? Подумайте о том, что я сказал, господа, и спасибо, что учтиво меня выслушали. Спокойной ночи.

Когда патриарх ушёл, на мгновение повисла тишина. Член комитета сказал:

— Я могу и не соглашаться с ним, но этот старый дьявол внушает доверие.

— В этом случае он абсолютно честен, — сказал другой.

— Какая чушь!

— Всё сверхъестественное — просто выдумка, чтобы позволить группе фокусников, так называемых священников, жить, не работая.

— Нет, это совсем не так…

Они неубедительно спорили, не желая принимать окончательное решение. Обнаружилось, что все хотят сохранить головы на плечах и поэтому хотят выиграть дебаты, но им требовалось отыскать оправдание, чтобы не выглядеть самыми обычными, напуганными и корыстными людьми. Ар дур Менсенрат сказал:

— Во-первых, мы не знаем, станет ли наше выступление решающим фактором в принятии Премом решения о войне или мире. Мы только выслушали мнение Юнгбора. Насколько я знаю Алзандера Мирабо, он долго раздумывает. Если мы не дадим ему обоснований, это сделает кто-то другой. Во-вторых, несмотря на то, что мы будем сожалеть об уничтожении духовенства, мы можем подумать, что мы важнее для цивилизации, чем они, и их легче заменить, чем нас. Наконец, если встанет вопрос о прекращении войн на Кфорри, мы можем поступить иначе. Но так вопрос не стоит. Юнгбор хвалится миром прошлых десятилетий, но историографы рассказывают другую историю. Они говорят, что всё стало результатом равновесия сил между ведущими державами. Все вооружены и обижены, все полны родовой ограниченности, свирепого национализма и враждебной ксенофобии. Если Прем сейчас не затеет войну, мы не можем быть уверены, что кто-то ещё не сделает это через месяц.

Все испытали облегчение, что Менсенрат так ясно выразил мысли всех остальных, включая и Марко Прокопиу. Мысли Марко блуждали во время дискуссии, перескакивали с одного на другое и перемешивались. В воображении он видел, как сжимает запястья стрингиарха и ударяет ножом ей в спину в нескольких дюймах от сердца…

Он долго колебался, но преодолел ужасный страх, что выставит себя дураком, и стукнул, наконец, кулаком по столу.

— Да, магистр Прокопиу? — сказал Менсенрат.

— Господа, извините меня, — произнёс Марко, чувствуя, что краснеет. — Хоть я простой, невежественный провинциальный школьный учитель, даже без законной степени, но у меня есть предложение.

— Продолжайте.

— То, что я предлагаю, не противоречит планам на дебаты, но может сделать их необязательными.

— Ближе к делу, сэр, — попросил Менсенрат.

— Что ж, я подумал, что если мы возьмём в заложники Према, то можем заставить его отпустить нас.

— Абсурд! — выкрикнул кто-то.

— Возможно, но что мы теряем? Я говорю как тот, кто таким способом спасся с острова Мнаенн; думаю, у меня есть небольшой опыт в науке похищения, которую, возможно, вы, джентльмены, не так хорошо знаете.

— Каков ваш план? — спросил Менсенрат.

— Идея только что пришла мне в голову, так что я более-менее додумаю её, пока расскажу. Но вкратце…

На следующее утро, одиннадцатого Перикла, Мафрид встал за тонкой завесой облаков. Марко Прокопиу стоял во дворе с Боэртом Халраном, Ульфом Тоскано и другими философами, наблюдая за надуванием мешка. В этот раз воздушный шар не был нагружен топливом и балластом, потому что его планировалось использовать только как привязной аэростат.

Горло у Марко болело, так как он говорил всю ночь. Философы спорили бы до самого утра, или до того момента, пока за ними не явились бы палачи Према, если бы Менсенрат не принял сторону Марко и не убедил остальных. Многие согласились только при условии, что не будут лично принимать участие в деле.

Солдат императора подъехал к воротам здания, спешился и прошёл дальше. Он приветствовал Тоскано, вытащил меч, лязгнул шпорами, салютовал, вложил меч в ножны и вынул сложенную бумагу из манжеты рукавицы.

— Его Невыразимая Светлость, Прем Еропии, приветствует вас, — начал солдат, — и просит вас проявить неописуемую доброту, прочитав эту записку и тотчас дать ответ.

Тоскано изучил документ и сказал философам:

— Он прибудет. В два часа. Вы успеете, Боэрт?

— Конечно, — ответил Халран.

Тоскано сказал солдату:

— Будьте великодушным, уважаемый сэр, и уведомите вашего господина, могущественного Према Еропии, что мы премного благодарны его светлости за любезное снисхождение в посещении нашего съезда и засвидетельствовании некоторых наших банальных экспериментов. Всё будет готово.

— Я сердечно благодарю Ваше Превосходительство, — сказал солдат, прощаясь.

Марко повернулся к воздушному шару, но произошла ещё одна заминка. Длинноволосый Доминго Бивар выбежал из холла, размахивая бумагами. Глаза у него покраснели, под ними набрякли мешки.

— Доктор Тоскано! — кричал он. — Доктор Тоскано! Быстрее сюда! Всё кончилось! Мы выиграли! Я должен сказать вам… Это потрясающе…

Тоскано спросил у Халрана:

— Когда надуется ваш шар?

— Ещё больше часа, — ответил Халран.

Тоскано пошел за Биваром; Марко и несколько ученых последовали за Тоскано. Бивар повёл их обратно в комнату, где стоял микроскоп Чимеев. Один из братьев (Марко не был уверен, который) всё ещё был на страже. Карточки лежали на столе.

Бивар сел, уронил заметки на пол, поднял их, перебрал и начал:

— Господа, у нас есть записи литературных произведений людей Земли до Падения, созданные посредством какого-то процесса, секрет которого давно утрачен.

Он подождал, пока гул голосов, вызванный этим заявлением, стихнет, и продолжил:

— Маленькие серые пятнышки на карточках — рисунки, сделанные с помощью неизвестного химического процесса печати. Если доктор Чимей с помощью нескольких кусочков стекла увеличивает маленькие объекты, почему не возможно обратное? Но продолжим. В одной из коробочек была настоящая энциклопедия. В другой — коллекция биографий людей с Земли. Там собраны тысячи жизнеописаний землян, некоторые размером с целую книгу. Почему только эти две коллекции были сохранены и почему Древние записали свои знания таким образом…

Марко сказал:

— Извините, доктор Бивар, но это не всё.

— Не всё? Вы имеете в виду, есть ещё коробочки?

— Да. В Мнаенне есть сорок или пятьдесят коробочек, но я взял с собой только эти две.

— Что? Вы чёртов дурак! Сумасшедший! Олух! Осёл! Вы обезумели, если не забрали остальное! Вы должны были…

Тоскано остановил его, и Марко объяснил, почему он не принёс больше коробочек.

— Ох! — сказал Бивар. — Простите, простите. Я не знал. Я поражён, взбудоражен и не спал со вчерашнего дня. Извините меня, молю! Для меня важно ваше прощение, сэр. Но если мы сбежим от Према, нашей величайшей обязанностью будет забрать остальные карточки любыми способами.

Продолжаю. Конечно, я не мог прочитать все эти записи за одну ночь, кроме того, они сделаны на мёртвом языке и очень сложны. Древний англонианский, или английский, как его называли носители, имеет очень сложное правописание, где почти каждая буква может означать любой звук и наоборот. Там много слов, которых я не знаю, хотя о значении некоторых догадался по контексту.

Чтобы тщательно разобрать весь материал, потребуются годы. Всё, что я смог сделать — бегло прочитать и просмотреть его. Оказалось, записи не о подлинном Падении, они были составлены до этого события. Они рассказывают о том, что эволюция — верная гипотеза, но для Земли, а не для Кфорри.

Земля — это материальная планета, маленькая вращающаяся звезда около Звезды Мира. Она немного меньше Кфорри, но большая часть её поверхности покрыта водой. Также, в среднем она теплее, но климат намного суровее, жарче, чем у нас на экваторе и холоднее на полюсах. «Кфорри», как я узнал, это искажённое название этой планеты на древне-англонианском: «К-40». На Земле множество животных, как ручных, так и диких, и пять из шести континентов населены людьми нескольких разных рас, отличающихся друг от друга так же, как и мы.

Когда этим записям придавали такую форму, люди Земли как раз начали путешествовать со своей планеты через открытый космос к другим планетам своей системы или даже к планетам других звезд.

— Как они летели в космосе, где нет воздуха? — спросил Тоскано.

— Они путешествовали в трубчатом летательном аппарате, который толкал себя в космосе, выпуская пламя с тыльной стороны; кроме того, космический корабль был запечатан, и внутри находился воздух.

Тоскано настаивал:

— Как это получилось, если пламя не горит без воздуха?

— Я не знаю, но позвольте мне продолжить. Другие планеты их системы были слишком горячи, или слишком холодны, или там не было подходящей атмосферы для комфортной жизни. Поэтому им пришлось отправиться к иным звёздам, чтобы поселиться на их планетах. Я сделал вывод, что каждое такое межзвёздное путешествие — серьёзное дело. Оно занимало годы и стоило громадных денег, поэтому они планировали его с крайней осторожностью.

Сначала они запускали в космос маленький корабль, который даже не приземлялся на планету, но вращался вокруг неё, определяя температуру, качество воздуха и так далее. Затем они отправляли в космос основную экспедицию из двух или трех кораблей с земными растениями и животными, чтобы основать поселение. Потом на одном из кораблей заканчивался торф, или другое топливо, которое они использовало, и он летел обратно на Землю. Если всё шло хорошо, они могли посылать больше космических кораблей, так как на Земле становилось мало места.

Что-то подобное могло произойти в нашем случае. Но по какой-то причине записи были утеряны или помещены в Мнаенн, и все забыли о них. Должен был существовать какой-то прибор, чтобы прочитать эти записи, но он потерялся или сломался. Возможно, среди поселенцев произошла ссора. Я делаю вывод, что эти поселенцы прибыли с Земли, и здесь они раскололись на несколько групп или племен, говоривших на разных языках. От этих племён произошли наши основные нации.

Есть ещё кое-что; я сделал заметки, как видите. Названия наших стран и городов — это названия мест на Земле, более или менее искажённые. Данн — это Лондон, Виен — Вена, Ниорк — Нью-Йорк, а Мнаенн — название земного острова Манхэттен, другое наименование Нью-Йорка. Все боги, провозглашённые церквами, носят имена известных людей Земли. Так, «терсор» и «трансор» произошли от «птерозавра» и «тиранозавра», двух вымерших земных зверей. Прыгающая ящерица, которую мы называем «кролик» — это название земного прыгающего животного похожего размера и с похожими повадками, хотя земное животное — теплокровное млекопитающее…

Какой-то философ просунул голову в дверь и произнёс:

— Доктор Тоскано, Прем подъезжает.

Тоскано подпрыгнул и бросился из комнаты, Марко последовал за ним.

Алзандер Мирабо, Прем Еропии, как раз вышел из своей золочёной кареты, запряжённой паксором, когда Марко добрался до шара. Воздушный шар был почти полностью надут; он покачивался в небе. Двор заполонили философы, стоявшие на коленях. Тоскано и Марко тоже опустились на колени и замерли, пока не услышали дрожащий голос Према:

— Встаньте, господа!

Алзандер Мирабо был невысоким человеком с бледным, невзрачным лицом, ничем не примечательным, кроме острого носа, впалых щек и мешков под глазами. Он был одет в простую чёрную форму, кирасу из синей стали и шлем, что контрастировало с великолепием его свиты. Он быстро направился к воздушному шару, его каблуки щёлкали по булыжникам.

— Доктор Тоскано? — сказал тиран. Он узнал председателя съезда и подошёл к нему, чтобы пожать руку. — Это великолепно, доктор. А где изобретатель? Доктор Халран? Поздравляю вас. Я вижу военное применение этому прибору. Он должен быть внедрён в производство. Фактически, я считаю, он так важен для благосостояния народа, что я прикажу, даже если философы проиграют дебаты, помиловать вас. Будьте так добры рассказать, как это устройство работает, пожалуйста.

Халран рассказал, путаясь в словах. Прем задал несколько вопросов, которые удивили Марко своей разумностью.

— Мы готовы к полету? — спросил Мирабо. — Я оставил дела Империи на время, но уже теперь представляю, сколько бумаг скопилось на моем столе.

— Всё готово, сэр, — ответил Халран. — Вы подниметесь вместе с моим помощником, Марко Прокопиу.

Рука Марко тоже удостоилась пожатия. У маленького человечка была железная хватка.

— И вместе с одним из моих телохранителей, конечно, — сказал Мирабо, указывая на рослого мужчину в кольчуге позади себя.

— Ох, Ваша светлость! — воскликнул Халран. — Я не уверен, что воздушный шар поднимет такой большой вес.

— Что ж, я меньше среднего роста, поэтому не займу много места. Мы всё заберёмся в корзину, в любом случае; если он не взлетит, то не взлетит.

Халран с тревогой посмотрел на Марко, который едва заметно кивнул. Он думал, что сумеет что-нибудь сделать с телохранителем. Прем быстро забрался в корзину. Телохранитель последовал за ним, Марко замыкал процессию.

— Отпускай! — воскликнул Марко.

Воздушный шар отвязали, веревки ослабли, и корзина начала подниматься. Внизу команда самых крепких философов удерживала верёвочный тормоз.

Они взлетали, мягко покачиваясь и вращаясь. Прем издал восторженный возглас, когда они поднялись выше крыш, и Виен стал виден как на ладони. Марко увидел петлю реки Дунау.

— Какой вид! — кричал Мирабо, ударяя себя кулаком в грудь, прикрытую кольчугой. — Я лечу, как терсор! Великолепно!

Когда они достигли наибольшей высоты, какую только позволяла тормозная веревка, Прем воскликнул:

— Прекрасная замена легкой кавалерии! Теперь мне не понадобятся арабистанские наемники для разведки. Хвала Напоину! Магистр Прокопиу, смотрите!

Марко увидел, как Прем достаёт медаль из кармана брюк. Мирабо приколол медаль на грудь Марко.

— Вы заслужили её, Марко. Пусть это будет маленькой наградой.

— От всего сердца благодарю вас, Ваша светлость, — сказал Марко. — Минутку…

Его сердце стучало от волнения; он нагнулся, подхватил телохранителя за лодыжку и выпрямился, выбросив охранника за край корзины.

— Эй! — завопил Прем, хватаясь за меч.

Крик телохранителя доносился снизу, он звучал всё тише и тише. Раздался громкий хлопок, когда тело в доспехах ударилось о булыжники в двухстах футах внизу. Марко поднял топор со дна корзины в тот самый момент, когда Прем вытащил меч и сделал выпад. Марко отбил лезвие меча топором и, прежде чем Мирабо нанёс следующий удар, ударил его топором по шлему.

Прем упал в корзину. Марко забрал меч из его безвольной руки, перекинул через борт и выбросил вниз.

Телохранитель лежал в расплывающейся луже крови. Оставшаяся свита Према приближалась к философам, обнажив оружие, но Тоскано закричал:

— Если вы убьёте нас, воздушный шар улетит!

Охранники заколебались. Марко крикнул вниз людям, чьи лица казались ему массой розовых точек:

— Делайте, что я говорю, или я сброшу и Према тоже!

— Что? — закричал один из стражников.

Марко повторил громче.

— Делать что? — спросил охранник.

— Минутку, — крикнул Марко.

Он отвернулся и осмотрел Према. Тот был всё ещё жив, чему Марко обрадовался. Он боялся, что, не осознавая своей силы, мог убить Према.

Марко расстегнул кирасу и шлем, обнажая голый череп Према, и сбросил их вниз так, чтобы они приземлились на голые камни. С помощью длинной верёвки он связал запястья и лодыжки Према. Алзандер Мирабо начал в это время приходить в себя, и его пришлось успокоить ударом в челюсть.

Марко снова свесился через край и крикнул:

— Ваш Прем в безопасности, пока вы выполняете наши требования. Доктор Тоскано скажет вам, что нужно делать.

После этого Марко оставалось только сидеть в корзине и курить трубку, пока он наблюдал за действиями людей внизу. Иногда он забирался наверх, чтобы подложить брикет торфа во вспомогательную печь.

Как приказал Тоскано, воздушный шар оттащили за ворота, а тормозную верёвку привязали к упряжи паксора Према. Это встревожило паксора, и он начал реветь. Когда веревку привязали, зверь, не видя воздушного шара, позабыл о ней.

Полицейских послали собрать другие транспортные средства. Те философы, которые жили в Виене, разбежались, чтобы забрать семьи и имущество.

Марко услышал движение Према, оглянулся и увидел, что тот сидит на полу корзины, глядя на Марко и скаля зубы. Его лицо выражало такую злобу, какую только может демонстрировать человеческое лицо. В миг, когда глаза Према встретились с глазами Марко, злобная гримаса сменилась весёлой улыбкой.

— Что ж, друг мой, — сказал Алзандер Мирабо. — Возможно, вы сумеете объяснить, что происходит?

— Мы, философы, Ваша светлость, были вынуждены из-за вашей угрозы применить этот радикальный способ для побега из Еропии.

— А, вы имеете в виду эти глупые дебаты? Вы восприняли их серьезно? — Прем тихо засмеялся. — Мой дорогой друг, я шутил. Я не собирался никому рубить головы, и неважно, кто бы проиграл. Это была всего лишь шутка, я хотел, чтобы обе стороны сплотились.

Марко провёл рукой по шее.

— Может, это и так, сэр, но шутка не кажется смешной обладателю головы.

— Теперь я понимаю вашу точку зрения. Где мой охранник?

Марко показал вниз.

— Теперь я вспомнил. Он мертв, я полагаю?

— Похоже на то.

— Бедный Сезар! Храбрый, верный, честный парень. Вы не жалеете, что убили его?

Марко не думал об охраннике, как о человеке, но сказал:

— Наверное, но это война.

— Что ж, давайте отменим этот фантастический побег. Опустите меня, и как только я окажусь в безопасности на земле, я прикажу, чтобы всем философам беспрепятственно позволили уйти.

Марко с каменным лицом смотрел на пленника.

— Также не будет и репрессий.

Марко хранил молчание.

— Вы мне не верите? Что ж, возможно, на вашем месте я тоже бы не поверил. Но, слушайте, у вас ничего не получится. Вы не можете взять в плен главу величайшего государства мира, командующего сильнейшей армией, словно арабистанский налётчик, который похищает караванщика. Опустите меня! Я, глава Еропии, приказываю вам! Вы не можете ослушаться!

Марко ничего не сказал, Мирабо совершил вторую попытку:

— Что ж, пока не могу сказать, что мне нравится такое обращение, но я не могу не восхититься смелостью и ловкостью, с которой вы всё провернули. Вы должны работать на меня. Почему вы присоединились к этим выжившим из ума старым педантам? Любому понятно, вы человек другого типа. Почему бы вам их не бросить? Я всегда найду применение человеку вашей силы и энергии.

Марко нахмурился. Прем не мог знать, что Марко не гордился своими огромными мускулами; вместо этого его снедали амбиции — стать уважаемым ученым. Он кратко ответил:

— Нет.

Примерно час Прем пытался убедить Марко опустить его вниз. Он испробовал всё. Он угрожал, бушевал, подкупал, льстил и взывал к лучшим чувствам Марко. Он даже пытался усыпить Марко гипнозом. Ничего не вышло.

Потом к южным воротам направилась странная процессия. Первым ехал государственный экипаж Према, богато украшенное средство передвижения из стекла и золота размером с карету, запряжённое шестью лошадьми. К тягловому паксору Према была привязана тормозная веревка, которая удерживала воздушный шар Халрана, качающийся и вращающийся; ведь позади громыхала огромная карета. Затем тянулась длинная вереница экипажей и повозок, перевозивших философов, их изобретения и семьи.

— Вы, византианцы, очень упрямы, — сказал Мирабо со вздохом, после того, как десятая попытка спасения завершилась неудачей. — Куда мы направляемся?

— В Массей, сэр.

— А дальше?

— О, мы думали, что сможем позаимствовать один из ваших кораблей.

— Должен сказать, никогда не предполагал, что философы — люди дела. Впредь я буду осторожнее, если захочу подшутить над ними.

— О, я — совсем не философ, — сказал Марко. — Мне просто повезло.

Они миновали южные ворота. Верёвку отвязали, перенесли через ворота и затянули вновь. Процессия, похожая на цирк, прогромыхала по мосту через Дунау и двинулась по дороге на Массей, главный порт Еропии.

Когда запасы торфа подошли к концу, Марко пополнил их, опустив с помощью легкой веревки маленькую корзинку с воздушного шара на землю. Когда он и его пленник проголодались, Марко поднял еду тем же способом.

— Вы, кажется, всё продумали, — сказал Прем.

— Для этого, сэр, и нужны мозги.

— Я не получу кофе?

— Сожалею, но мне он нужен весь. Вам сон не повредит, но если засну я, то могу проснуться уже на пути вниз.

Алзандер Мирабо засмеялся:

— Вы же вдвое крупнее меня! Я не смогу сбросить вас вниз, не разбудив.

— Вы можете заколоть меня, или что-то подобное.

— Только если буду свободен, а не связан, как сейчас.

— О, вы можете извернуться и перетереть веревки о лезвие моего топора, как герой в романе Шайкспера.

Прем засмеялся:

— Вы ещё и телепат?

Марко усмехнулся. Он просто поставил себя на место Према. Так что он не поддавался, когда Прем пытался обмануть его улыбками и обещаниями. Он прекрасно знал о репутации Према как хладнокровного предателя.

Мафрид сел, но сумерки ещё продолжались, когда странный караван прибыл в Массей. Марко сонно наблюдал, как паксор переваливается меж доков имперского военно-морского флота. Состоялось длинное совещание между Тоскано, полицейским, который прибыл вместе с процессией из Виена, и офицером флота. Философы опустили воздушный шар на высоту пятидесяти футов. Фонарик, осветивший лицо Према, убедил морских офицеров, что их повелитель действительно находился в плену.

После часа отсрочки философы отвязали воздушный шар от паксора и присоединили конец веревки к борту корабля, парового тарана «Невероятный». Марко, который никогда не бывал на борту парового корабля, смотрел на происходящее с интересом. Корабль казался крепким судном около двухсот футов в длину, с большим железным выступом на ватерлинии на носу; бронзовая защитная полоса тянулась вдоль ватерлинии и высокой, тонкой дымовой трубы.

Философы заранее спланировали, что потребуют оставить на корабле только минимальный экипаж, достаточный, чтобы управлять машинами и штурвалом.

— В конце концов, — сказал Воутаер из Роума, — я создал эту проклятую машину для Према и потому должен знать, как управлять ей.

Прем Мирабо, наблюдая за приготовлениями, спросил Марко Прокопиу:

— Теперь вы готовы сказать, когда отпустите меня?

— Когда достигнем пункта назначения, сэр, — ответил Марко.

— Что? Но это невозможно! Кто может знать, вдруг заговорщики захватят моё место во время отсутствия?

Марко пожал плечами:

— Думаю, сэр, мы сможем вынести это несчастье. И разве вы мне не говорили, что вы народный кумир? Несомненно, массы будут за вас!

— Это не шутки, — проворчал Прем.

Из трубы «Невероятного» повалил дым и полетели искры. Легкий ветерок разносил дым, клубы которого достигли корзины; Марко и Према стали кашлять и вытирать глаза.

— Вы что, решили вдобавок придушить меня? — застонал Мирабо.

Марко с пленником страдали ещё полчаса, пока «Невероятный» не отчалил и не вышел из гавани, издавая невероятный свист и звон. Дымовая труба пыхнула напоследок, заставив Марко и Мирабо кашлять ещё сильнее. Когда огни тёмной тихой гавани погасли, философы опустили воздушный шар на палубу.

Марко выбрался, потягиваясь и зевая, и подал руку Прему. Философы кружили по палубе в шлемах и кольчугах.

— У вас в сундуке с вооружением был хороший выбор, Ваше высочество, — сказал Ульф Тоскано. — Не пытайтесь натравить на нас экипаж, потому что мы втрое превосходим их числом; вдобавок мы забрали у них оружие. И мы будем охранять вас днём и ночью, чтобы избежать неприятностей.

Марко пробормотал:

— Доктор Тоскано, где я могу прилечь?

Четырнадцатого Перикла «Невероятный» достиг острова Мнаенн, но корабль дрейфовал на горизонте до заката, чтобы приблизиться к острову под покровом темноты. Марко проспал всю ночь; утром он обошёл корабль — и был очарован. Он потратил часы, рассматривая огромные бронзовые стержни и рычаги. Он надоедал Воутаеру, расспрашивая о работе парового двигателя.

Ветер усилился, и неспокойное море бросало «Невероятного» как поплавок. Когда под воду уходил носовой таран, винт поднимался высоко над уровнем моря, и корабль встряхивался как мокрая собака. Сильный дождь молотил по скользкой палубе, и Марко мучился от морской болезни. Еропианские моряки молились морскому богу Нельсону, чтобы он спас их от ужасов моря и чар ведьм Мнаенна. Некоторые философы, которые были против захвата Мнаенна, начали говорить: «Мы вас предупреждали».

Халран, посмотрев в направлении Мнаенна и вытерев капли дождя, свисавшие с подбородка, сказал:

— Я не знаю, как мы сможем наполнить воздушный шар на этой качающейся палубе, — он мрачно посмотрел назад, туда, где мешок бился и мотался среди такелажа. — «Я уверен, ткань порвется от такого жестокого обращения. Если вы упадёте в море, Марко, то не сможете плыть в доспехах. Одна только мысль о том, что вы задумали, меня ужасает.

Марко ответил:

— Я сделаю что угодно, чтобы сойти с этой палубы и вернуть свой желудок. Кажется, я оставил его за кормой миль пятьдесят. Это ещё хуже, чем езда на верблюде.

— Прекрати ныть! — закричал Ульф Тоскано, хлопая Халрана по спине с показной сердечностью. — Мы больше рисковали, когда похитили Према. А этот дождь загонит ведьм по домам. Вы сможете сделать дело, не встретившись ни с одной.

— Я на это не рассчитываю, — сказал Марко. Он облачился в костюм, состоявший на три четверти из доспехов, позаимствованных из шкафа с вооружением.

Ветер стих, хотя дождь продолжал идти, когда корабль направился к острову. До полуночи «Невероятный» подошёл к северо-западному побережью Мнаенна.

Корабль развернулся кормой к острову, двигатель работал вхолостую, а парус развернули, чтобы держать нос по ветру. Марко Прокопиу с лязгом залез в корзину.

— Отпускайте, — скомандовал он.

Веревки и балласт упали. Воздушный шар, качаясь и вздрагивая, поднялся с кормы. Марко слышал, как натягивалась ткань, сдавленная верёвками. Философы не зажгли дополнительную печь, поэтому воздушный шар мог пробыть в воздухе совсем недолго.

Корзина качалась, как маятник. Напрягая глаза и всматриваясь в полную темноту, Марко чувствовал, что возвращается его морская болезнь. Веревочный тормоз, смотанный в катушку, со скрипом стравливали на ют.

Марко смотрел на скалу. В такой темноте он даже не мог определить направление. Шар начал вращаться сначала в одном направлении, потом в другом.

Не оставалось ничего, кроме как схватиться за край корзины, в сотый раз ощупать топор и постараться увидеть то, что увидеть было невозможно. Дождь барабанил о тяжёлые доспехи.

Затем донёсся другой звук, который заглушила защита шлема — но сквозь гудение ветра в такелаже и рёв прибоя всё же был слышен шелест ветра среди деревьев. Марко пригляделся внимательнее. Прямо под собой он как будто увидел движущуюся призрачно-белую ленту — это прибой бился об основание скалы. Эта лента проплыла под ним и исчезла, когда край скалы заслонил её. Марко должен был уже оказаться над землёй. Он потянул за клапанный шнур.

Ничего не произошло.

Марко дёрнул за шнур обеими руками. Верёвка натянулась с душераздирающим звуком и громким свистом, и у корзины выпало дно.

В темноте Марко по ошибке потянул за разрывающий шнур, открыв в верхней части мешка щель в несколько футов длиной. Горячий воздух вышел, и воздушный шар начал падать.

Он с грохотом ударился о землю, и Марко врезался туда, где было дно корзины. Он согнул колени перед ударом, и поэтому не сломал кости. Тем не менее, толчок наполовину оглушил его; понадобилось несколько секунд, чтобы он, пошатываясь, встал на ноги.

Марко взял щит и выбрался из корзины, пробиваясь через клубок верёвок. Он находился на вершине скалы, в нескольких футах от обрыва.

Следующей задачей было зажечь небольшую пиротехническую ракету, которую ему дали философы, чтобы дать им сигнал плыть к месту высадки. Но дождь залил коробку с трутом. Как бы Марко ни щёлкал стальным запалом — трут не разгорался.

Марко сдался. Воздушный шар нельзя было затащить на борт «Невероятного». Если бы Халран попытался сделать это, шар бы просто упал со скалы, разбился на отмели внизу и потерялся в море. Если бы Марко перерезал веревку, Халран бы понял, что случилось. По крайней мере, он понял бы, что шар больше ничего не удерживает. Если бы Марко завязал узлом верёвку прежде падения, люди на борту подумали бы, что он спокойно приземлился, и пришвартовали бы корабль к берегу. Марко вытащил топор, схватил верёвку и нанес удар. С третьего раза у него получилось.

Веревка была скользкой из-за дождя; она оказалась намного тяжелее, чем он ожидал. Вес длинной цепи вырывался из его рук.

Марко сел на блестящую траву и обхватил голову руками. Он едва не плакал от досады и огорчения.

Через несколько минут он заставил себя подняться. Теперь его глаза привыкли к темноте. В море он различил чёрную громаду «Невероятного». Отойдёт ли он в море, к Ниорку или другому нееропианскому городу, бросив его? Он не боялся сойтись с ведьмами в рукопашном бою, но он не мог обойтись без воды и сна.

Охранницы вскоре натолкнутся на воздушный шар, и поймут, что случилось. Ну, он сможет с этим справиться. Марко толкал корзину фут за футом, пока она не свалилась за край скалы, потащив за собой мешок, и едва не утянула Марко за собой — он сильно запутался в верёвках. Халрану не понравилась бы потеря его изобретения, но от воздушного шара сейчас не было пользы, он только увеличивал опасность.

Марко снова посмотрел на море. Чёрный силуэт двигался. Сначала он не мог понять куда, но вскоре Прокопиу показалось, что корабль направляется влево — к пляжу. Редкие красные искры вылетали из его дымовой трубы.

Марко шел к городу Мнаенна вдоль края скалы, тяжело ступая по камням. Если б он пошел по тропинке, то мог бы столкнуться с вооружённой ведьмой. Корабль шёл быстрее, чем Марко в своих железных доспехах, но кораблю приходилось огибать скалы и отмели.

Дождь барабанил по шлему. Ботинки утопали в мягкой грязи; когда Марко поднимал ноги, доносились чавкающие звуки. Марко обошел город, чтобы достигнуть того утёса на юге, где намечалось место высадки.

Наконец, он разглядел часть вершины утёса, и чёрные силуэты, отмечающие расположение веревочной лестницы. Из темноты донеслись голоса:

— … я видела их, говорю тебе. Вот ещё!

— Ты сошла с ума, Алс. С чего бы там летали искры?

— Ты близорукая, если не видишь их. Мы должны доложить сержанту.

Марко тихо стоял, надеясь, что в чёрных доспехах он остаётся невидимым.

— Кроме того, — донёсся голос, — могу поклясться, что слышала такой звук, как будто движется вооружённый человек.

— У тебя разыгралось воображение, моя дорогая. Тебе бы…

Негромкий спор всё тянулся и тянулся. Затем кто-то сказал:

— Она права, девочки; там корабль! Посмотрите!

Марко шагнул вперед. Охрана стояла к нему спиной.

Он думал, что там три или четыре девушки, но не был уверен. Он ударил одну по голове плоской частью топора.

С лязгом топор врезался в шлем. Стражница упала. Донесся звук второго удара. Остальные пронзительно закричали. Что-то ударилось о щит Марко, ещё что-то оцарапало его нагрудник. Послышались удаляющиеся шаги и звон военного снаряжения. Другие крики из деревни вторили воплям стражниц.

Марко на ощупь искал веревочную лестницу, пока не отыскал катушку и шнур, удерживающий рычаг. Один удар — и шнур был разрублен. Марко поднял рычаг, который, поворачиваясь, опускал лестницу с утёса. Когда лестница развернулась, под её возрастающим весом колесо начало вращаться само.

За спиной Марко услышал звуки — приближались вооружённые ведьмы. Он повернулся, оставив катушку в покое, и снова вытащил топор. С громкими криками несколько ведьм напали на него. Марко смог разглядеть острия их копий, которые остановил щитом.

— Заходите сзади! — кричал кто-то. — Окружайте его! Цельтесь ему между ног! Он опустил лестницу!

Одна ведьма подобралась слишком близко. Она упала без чувств, когда Марко ударил её плоской частью топора.

— Он один? Поднимите лестницу обратно! Все вместе, сбросим его с утеса!

Марко двигался в темноте так быстро, как мог, чтобы не оказаться лёгкой мишенью. Лезвия всё чаще щелкали и скрежетали, касаясь его доспехов. Со стороны моря донёсся окрик.

— Поторопитесь! — завопил Марко. — Лестница внизу. Я задержу их.

Мечи и копья ведьм со звоном и лязгом бились о доспехи Марко. Снова и снова он уворачивался, нанося удары топором и стараясь отогнать женщин от лестницы. Одна ухватила его за бедро. Марко ударил её кулаком, чтобы освободиться, и услышал крик, когда ведьма рухнула с утёса в темноту.

— Они приближаются! Сбрасывайте на них валуны! Перережьте веревки у лестницы! Их больше! Приведите остальных женщин, или мы пропали!

Марко снова и снова наносил удары. Что-то острое коснулось незащищённого места в задней части бедра, и его нога стала слабеть.

— Все сразу на него! Приведите стрингиарха! Достаньте фонари! За нами другие! — Марко оперся о катушку, чтобы ослабить давление на раненую ногу.

— Ударим ёщё! — проговорила, задыхаясь, начальница стражи. — Столкните его с утеса!

Марко, хромая, кружил возле катушки, спотыкаясь о ведьм, которых уложил, и размахивал топором. Он ревел:

— Чёрт вас побери, отойдите или я покажу вам! Я щадил вас, но больше не буду!

Фонари осветили темноту. Голос сказал:

— Посторонитесь, и мы выстрелим!

Марко припал на одно колено за катушкой, выставив перед собой железный щит. Вскоре донёсся треск арбалетных стрел, потом послышалась перебранка. Несколько резких ударов обрушились на щит — как будто стучали молотками. Ещё одна задела шлем.

— Окружите его. Он не может смотреть сразу во все стороны.

Что-то оказалось позади Марко. Он поднялся, разворачиваясь и приподнимая топор.

— Это вы, магистр Прокопиу? — прозвучал низкий голос, принадлежащий Ульфу Тоскано. Остальные столпились позади. Философы выстроились в цепь и бросились вперёд. Через секунду послышался металлический лязг оружия о доспехи, а затем с криками отчаяния ведьмы обратились в бегство.

— Да, — сказала стрингиарх, сидевшая перед философами в кресле в храме Эйнштейна, — мне известна реальная история Падения, по крайней мере та, что передавалась от стрингиарха к стрингиарху, — Она обвела взглядом полукруг сосредоточенных лиц, блестевших от пота и морской воды. — Если я расскажу вам, бандитам, вы пожалеете моих девочек?

— Мы не хотели… — начал Тоскано, но Марко толкнул его и вмешался:

— Если вы скажете правду, госпожа, с вашей паствой ничего не случится. Но будьте осторожны, потому что у нас есть средства, чтобы подтвердить или опровергнуть ваши слова.

— Хорошо. История, как она дошла до меня, состоит в следующем: перед Падением людей на Земле стало так много, что для них не хватало места. Поэтому боги приказали им построить два огромных корабля, обещая, что когда корабли будут закончены, боги отправят их через пустое пространство между тем миром и этим…

— Она имеет в виду космические корабли, о которых я вам рассказывал, — прервал Бивар. — А боги — никто иные, как политические лидеры.

Катлин свирепо взглянула на маленького иверианца, но продолжила:

— Со временем корабли улетели с Земли. На них было около двухсот человек, самки некоторых домашних животных того мира и особые средства, чтобы заставить их забеременеть и родить без помощи самцов. А также семена, инструменты и другие нужные вещи. Боги приказали обоим кораблям приземлиться на Кфорри и основать поселение для колонизации и изучения. Затем экипажи обоих кораблей должны были соединиться, и боги забрали бы их обратно на Землю.

Может, боги устали нести эти огромные тяжёлые корабли многие миллионы миль и поэтому бросили при приземлении — я не знаю. Но во всяком случае оба судна были повреждены при посадке до такой степени, что это препятствовало их возвращению. Тем не менее, людям на кораблях был нанесён минимальный ущерб, они высадились и основали колонию, как и планировали. Они надеялись, что когда ни один корабль не вернётся в назначенное время, Земля построит другой корабль и убедит богов отправить его на Кфорри, чтобы выяснить, что с ними произошло.

Тут возникла проблема. В то время как экипажи кораблей состояли из мужчин, у философов, мужчин, которых выбрали из-за познаний в колонизации планет, были жены. Поселенцы сказали, что раз боги так устроили, нельзя ничего поделать.

Но члены экипажей возжелали жён поселенцев. Механик, Хасан Бармада, сказал, что все боги вернулись обратно на Землю и покинули поселенцев, и поэтому не надо обращать внимания на их приказы. Он составил заговор, и во время внезапного восстания его люди убили почти всех мужчин-поселенцев, как и своих офицеров, которые встали на сторону поселенцев. Когда битва закончилась, на Кфорри осталось около сотни людей, немного больше мужчин, чем женщин.

Члены экипажей забрали жён поселенцев себе, и началась история их рода. Из-за того, что они богохульствовали и грешили против богов, боги не наделили их мудростью. Они пренебрегли знаниями, которые философы принесли с Земли, и через два поколения опустились до уровня варваров.

Вдобавок они рассорились друг с другом и разделились на семь разных племен, согласно частям Земли, с которой прибыли. Так, люди из тех частей, где говорили на древнем англонианском, Британии, Ирландии, Северной Америки и некоторых других, образовали англонианское племя. Люди из Европы образовали Еропию.

Люди из России и Балкан образовали Византию, названную в честь балканского города Византии. И так появились современные нации.

Один философ, в чьих венах текла божественная кровь, на англонианском его имя звучит как Дэвид Грант, исчез в разгар побоища с несколькими женщинами и карточками, составляющими Великий фетиш. На Земле был магический прибор для чтения этих карточек. Привезли ли его на Кфорри, а потом сломали, я не знаю, но в любом случае у Дэвида Гранта с собой этого прибора не было. Тем не менее, он надеялся, что со временем всё переменится, и эти записи земной мудрости вновь станут доступными…

— Это называлось микрография, — сказал Бивар.

— Он прибыл на этот остров на плоту, — продолжала стрингиарх, — с несколькими женщинами, которые сбежали от своих новых мужей. Его потомки построили этот храм. Он рассказал своим женами и детям о богах Земли, и об их обязанности сохранить эту божественную мудрость. Земной бог, которым он восхищался, Эйнштейн, после его смерти стал особым покровителем Мнаенна.

Дэвид Грант, или Девгран, как его теперь называют, произвёл много дочерей, но ни одного сына. С тех пор появилось поселение, полностью состоящее из женщин. А женщины начали бояться и ненавидеть мужчин с материка, потому что они убили их настоящих мужей, и решили не пускать ни одного поселенца на Мнаенн. С того дня и до сих пор поселение поддерживает свою численность известным вам способом.

Доминго Бивар заговорил:

— Извините, госпожа, один вопрос. Если мы — потомки нескольких членов экипажа, почему у нас так много разных фамилий?

— Первые поколения не следовали земному обычаю давать всем детям одной семьи одинаковые фамилии, потому что людей было мало, и фамилии требовались, чтобы различать их. Вместо этого, детям давали имена людей, которых родители знали или о которых слышали на Земле. Поэтому многие были названы в честь известных земных обитателей, богов и полубогов. Другие получили выдуманные имена или были названы в честь их характерных черт или рода деятельности. Спустя некоторое время старые традиции вернулись. Поэтому, например, в Ивериане живут тысячи Биваров помимо вас, доктор.

— Спасибо, — сказал Бивар. — В вашем рассказе есть парочка непонятных мест, но я уверен, что когда мы расшифруем записи, всему найдётся рациональное объяснение.

Катлин горько сказала Марко:

— Магистр Прокопиу, я не верила вам, когда вы угрожали, а сейчас вы, сын Мнаенна из пророчества, вернулись, чтобы прочесть фетиш и положить конец стрингиархату. Уверена, ни один мужчина-ребёнок не мог родиться и исчезнуть с острова так, как вы это сделали; в подобных делах у нас жёсткий контроль. Тем не менее, вы можете прочесть карточки с помощью инструмента этих мингквориан. И несмотря на то, что мы в вашей власти, я полагаю, мы можем с оптимизмом смотреть в будущее. Что же вы сделаете с нами? Сбросите с утеса, как бедную Лизвет?

Марко сам не верил в историю о сыне Мнаенна, но подбросил ведьмам изящный повод для капитуляции. Он посмотрел на Тоскано, который сказал:

— Конечно, нет, госпожа. Мы сожалеем о смерти той ведьмы. Мы не хотели причинять вам вред.

— Приятные слова никогда не исправят ваших злых деяний.

Тоскано ответил:

— Действительно, госпожа, совесть некоторых из нас нечиста. Но вспомните о вашей практике убийства новорождённых мальчиков, которая приводит большинство людей в ужас, и о вашем несправедливом обращении с господами Халраном и Прокопиу, когда они невольно нарушили границы ваших владений. Так что вы не можете претендовать на сочувствие.

— Что вы намерены делать дальше?

— О, некоторые из нас вернутся на родину. Другие, особенно те, что из Еропии, останутся здесь и создадут философскую республику. Среди них достаточно одиночек, которые могли бы стать мужьями для тех девушек, которые этого захотят.

— Хмм… — протянула бывшая стрингиарх Катлин, морща нос от отвращения. — Если наши предания верны, мужчины Земли пытались основать такое идеальное государство много раз, но не добивались успеха надолго. Это, тем не менее, уже ваша проблема.

Той ночью Марко только поздоровался с Синти. Ему было чем заняться; его рана ныла, и он устал. Он узнал, что когда веревку затянули на «Невероятный», её перерезанный конец стал доказательством безопасного приземления Марко и позволил Тоскано подвести корабль к берегу.

На следующее утро, опираясь на палку, Марко стоял на краю утеса и наблюдал, как всходит Мафрид. Немного в стороне Боэрт Халран смотрел за край обрыва, оплакивая уничтожение своего прекрасного воздушного шара. Доминго Бивар массировал руку Марко и взволнованно рассказывал о прекрасных вещах, которые сделают философы, когда все записи фетиша будут расшифрованы.

— Мы должны построить собственный космический корабль и вернуться на Землю, чтобы узнать, почему они забыли нас! — кричал он. — Это прекрасно! Остаток фетиша содержит бесчисленное множество книг по истории, науке, языку, всему прочему. Там даже есть художественная литература и поэзия…

Марко, которому не нравилась несдержанность маленького человека, высвободил свою руку, когда подошла Синти. Он считал её самой красивой женщиной, которую когда-либо встречал.

— Здравствуй, — сказал он. — Видишь, я вернулся, как и обещал.

— Правда. Куда ты направляешься теперь?

— Что ж, так как стрингиархату конец, я подумал, что могу остаться здесь. Так как я ничем не занимаюсь, философы считают, что я достоин войти в их общество.

— Я слышала, они выбрали тебя Прецем или кем-то подобным.

— Нет, не совсем. Они хотят, чтобы я стал вицеуправляющим при Тоскано. Я даже думал послать за своей мамой.

— Ох… Ты собирался увезти меня, не так ли? Ты обещал.

— Что ж… я полагаю… мы сможем придумать что-то столь же хорошее. Видишь ли, эээ…

Они стояли рядом, Марко смотрел вниз, а Синти вверх. Марко чувствовал, что она не будет против, если он возьмёт её прямо здесь. Вместо этого он смотрел в пустоту, переминался с ноги на ногу, краснел, задыхался, заикался и, наконец, сказал:

— Давай прогуляемся по тропинке вдоль утеса. Уверен, я могу рассказать тебе много интересных вещей.

Они ушли, даже не подумав извиниться перед Доминго Биваром. Марко прихрамывал и много говорил. Вскоре он взял Синти за руку. Бивар, поглядев им вслед, романтично вздохнул, смахнул волосы с глаз и отправился на поиски того, чью руку можно массировать.