19. Бремя невинных

И всё-таки Джантар ненадолго заснул — но сон не принёс ни отдыха, ни сновидений. А потом весь остаток ночи прошёл в чередовании полусна и полупробуждений, в попытках настроиться на отсутствующих — увы, порождавших лишь какую-то смесь не всегда понятных видений и восприятий… Временами как будто удавалось настроиться на кого-то — и в эти моменты он снова начинал воспринимать как бы не их, а себя: то идущим по незнакомым ему (однако знакомым им) ночным аллеям городского парка, прислушиваясь к каждому шороху; то, пригнувшись, крадущимся за какой-то оградой в предутреннем сумраке под самыми кронами начинающегося прямо тут же, у ограды, горного леса… Но потом он снова впадал в полусон — и на это восприятие накладывались ещё обрывки собственных сновидений, порождая совсем уж причудливые, почти бредовые образы: то он снова видел себя сторожем какого-то учреждения, запертым снаружи в одной из комнат, и потому беспомощным перед проникшими туда грабителями, которые выносили всё, что можно; то комната, где он был заперт, начинала превращаться во что-то другое: служебное купе вагона, квартиру в Кильтуме, комнату с розеткой в подземелье, и даже — один из кабинетов его школы в Керафе (где ученики группы, в которой он числился, решали какую-то задачу, сравнивая скорости падения мусорного ведра и отрубленной головы); то он снова в том подземелье получал на экран терминала сообщение: столько-то охранников некой — тюрьмы сами превратились в камеры, готовые к приёму такого-то числа невинно осуждённых; или наоборот — потоком шли оправдательные приговоры каким-то опасным преступникам; то он просто бежал куда-то ночными улицами, не понимая, куда и откуда: опять же из кильтумской квартиры — в то подземелье, где его ждали остальные (но… почему-то через полицейский участок из его тогдашнего кошмара); или из здания университетской библиотеки в охваченном боями Кильтуме 7782 года — в свою нынешнюю квартиру в Керафе (боясь при этом, как бы всё вокруг не оказалось Моараланой, Нмарвагом, Алаофско-Горским монастырём)… И сквозь эти видения вновь прорывалось реальное восприятие: небо над головой (того, чьими глазами он это видел) уже заметно светлело, мрачные громады каких-то зданий всё чётче проступали на его свинцово-сером с белесоватыми разводами фоне — и всё глубже и глубже, прямо под сердце, подбирался страх: они не успеют дойти, сейчас их заметят, откуда-то взвоет сирена, ударят лучи прожекторов, и тогда… И по-прежнему не давали покоя упорно возвращавшиеся мысли: что за оружие было у Итагаро, какую взрывчатку упомянул Минакри — и не могло ли быть в происходящем их вины? Эта, последняя мысль была особенно тяжёлой и страшной…


— … Думаешь, они здесь? — вдруг снова ворвался в его сон голос Итагаро. — Могли успеть тут укрыться?

— Найти бы сначала сам этот вход, — приглушённо (но… уже не беззвучно, как вдруг понял Джантар!) ответил Минакри.

— Мальчики, мы здесь! — так громко ответила Фиар, что Джантар ещё в полусне вздрогнул от испуга. — Вы верно догадались, где нас искать. Подождите, сейчас открою. Только тише, у нас наверху солдат…

Раздался негромкий металлический скрежет — и во тьму подвала ворвался такой яркий утренний свет, что Джантар, невольно зажмурившись, не увидел, кто и как протискивался в проём люка… Но, когда он открыл глаза, по крайней мере ещё трое: Итагаро, Минакри и Талир — были уже здесь, внутри, и он видел их в свете фонарика, а люк был снова закрыт.

— Но мы тут не все, — сразу предупредила Фиар. — Где Донот и Ратона, сами не знаем. Хотя тоже шли сюда, к нам — так сказали Герму по аппарату связи, когда уходили…

— И давно ушли? — встревоженно спросил Итагаро.

— Уже довольно давно… — ответила Фиар. — И им сюда гораздо ближе, чем вам с той окраины… И какая была обстановка, пока вы шли?

— Даже трудно сказать… — Итагаро с довольно громким стуком приставил к стене что-то тяжёлое. ("Ручные пулемёты тех солдат…", — понял Джантар, и ему стало совсем не по себе). — Мы шли самыми окраинами, почти что в обход города. И всё как будто было тихо. Но это — потом. А сначала… Я проснулся среди ночи, встал, смотрю: во дворе какая-то облава. И первая мысль — о нашей записи… Разбудил Талира, мы побежали предупредить Минакри — а там нас догнали не то полицейские, не то солдаты… ну, и пришлось применить пистолет с иглами. И мне с первой попытки удалось попасть во всех троих. Там, в этой темноте… Но потом другие — только представьте — пустили газ в подъезд! Мы побежали через чердак в другой подъезд — а там какая-то банда. А те — туда же, за нами. И кажется, перестреляли одни других, пока мы бежали вниз… И только хотели выйти из подъезда — сразу выстрелы, уже по нам. Чудом не попали… И я только чудом сумел уложить их всех этими иглами…

— Так… правда… — вырвалось у Джантара. — Всё, что я видел. И как вы потом угнали фургон, застряли в проходе, и этот взрыв…

— Ты… видел? — удивился Итагаро. — Вот это всё подряд? Столько времени?

— Да, это было трудно, — признался Джантар. — Я как раз был у Герма, пытался настроиться на ту экспедицию — и вдруг увидел двор, а в нём людей с фонарями; потом — как кто-то что-то искал в тёмной комнате; дальше — эту погоню. Правда, сразу не понял, чьими глазами всё это вижу. Потом уже, по твоей тени, понял, что — ты…

— Всё точно… — поражённо подтвердил Итагаро. — Я там, когда бежал, увидел на стене дома свою тень. И сразу даже испугался, подумал, кто-то бежит навстречу… Но как же Донот и Ратона? Ты их совсем не видел?

— Нет, только вас — до момента, когда вы после взрыва фургона ушли в тот проход. А потом меня отвлекли: надо было самим уходить в подвал… Но что это за пистолет с иглами? — наконец решился Джантар. — И откуда он у тебя?

— Переделан из детского игрушечного, — объяснил Итагаро. — Так что формально и не настоящее оружие, но я поставил мощную пружину… А иглы — я их просто так называю. На самом деле — оболочки семян растений подходящей аэродинамической формы, а внутри — снотворное практически мгновенного действия. Правда, взрослые не догадается, что мы можем такое? Я имею в виду — в техническом плане. В моральном — сами видите, кто на что способен. И нам стесняться нечего… Этот пистолет я и искал. Он у меня был спрятан на самый крайний случай, даже родители не знают…

— А у меня и взрывчатка есть, — добавил Минакри. — Тоже в последний момент успел взять, когда уходил. По виду — просто бетонные бруски, но при ударе с большой силой или падении с большой высоты — взрываются. Там внутри — две отдельных камеры с разными химическими компонентами, и тонкая перегородка… Правда, всё это лишь опытные образцы — но помните, что у нас за окраина? Да и, если по мнению взрослых любой подросток — бандит, чего стесняться моральными соображениями?

— И как раз пригодилось… Но что вообще происходит? Я даже думал было: пришли за нами с Талиром, из-за нашей записи, — повторил Итагаро. — А где кассеты?

— Две здесь, у нас, — ответил Лартаяу. — oднy оставили дома у Герма. Так получилось.

— А потом смотрю: и у соседнего дома — фургон, и дальше ещё тоже, — продолжал Итагаро. — Понял: дело не в нас. Но что это тогда…

— Я так понял: хватают и куда-то везут вообще всех до 30 лет, кто не отбыл каких-то детских повинностей, — ответил Лартаяу. — Был на особом режиме, не прошёл отработок, тренировочных лагерей… И именно — всех, без разбора. Где-то в соседних переулках забрали и слепого от рождения, и кого-то, кто сам здоров, но у него на содержании тяжелобольной… Я и проснулся как раз от криков об этом…

— А тут наверху, над нами, оставили солдата, — добавила Фиар. — Ждать, когда я вернусь домой. Так что давайте говорить тише…

— И мы уже слышали их доводы в разговоре с родителями Фиар, — продолжал Лартаяу. — Кто, мол, должен работать, учиться, воевать за других, если что… Вот и будут разбираться со всеми, кто не хочет нести те же нагрузки, что другие. То есть уже пропагандистские мифы в действии… Да, но чтобы — и слепых, и тех, кому не с кем оставить больного родственника…

— Значит, и взрослых… — поражённо констатировал Итагаро. — Не мог больной быть на содержании подростка… Такого ещё не было…

— Мальчики, надо что-то делать, — возбуждённо прошептала Фиар. — Выяснить, где Донот и Ратона, дать им знать о себе… Да, а ваши родители? Вы хоть им что-то успели сказать, уходя?

— Где там, и будить было некогда, — ответил Талир. — И тоже, что подумают? Правда, о самой записи — не знают, а видеомагнитофон уже на месте — мы потом отвезли обратно… Но вот они видели, как мы ложились спать дома — и вдруг нас нет…

— Но что же делать, — повторила Фиар. — И Джантар не может ни на что настроиться после такой затраты энергии…

— А со мной такого раньше и не бывало, — признался Джантар. — Чтобы я ещё и слышал голоса, звуки выстрелов, падения предметов, ощущал движения других людей, и даже — ударную волну от взрыва…

— А я и сам неосознанно пытался вызвать кого-то из вас, — ответил Итагаро. — Хотя до сих пор мог — только с электронной техникой, с людьми — и не пробовал. Не считая той связи три дня назад… И видите — получилось…

— Та связь, — вспомнил Джантар. — Как раз оба думали: насколько справедливо общественное устройство, свободна ли в нём личность… И как обернулось…

— И значит… опять предчувствие? — с внезапным возбуждением переспросил Лартаяу. — То есть… уже того, что происходит сейчас? А мы сразу и не поняли — довольные, что всё идёт удачно, по твоему видению?

— Похоже на то… — растерянно вырвалось у Джантара. — И ещё совпало по времени… Только вчера сделали запись, и тут — такое…

— Но кто и откуда мог знать, что мы там были? Что, кто-то в автобусе, на мосту, в вагоне — знал, куда и зачем едем, и донёс? Да и то пришли бы за нами — а не за всеми, кто не отбыл повинностей, по всему городу Тисаюму… Или нет… — как-то особенно встревожилась Фиар. — Городу Тисаюму… А…если это не лишь городская акция? Что-то большее?

— Не подумали, — встревожился и Итагаро. — Но… большее — насколько? Не… по всей же стране? Принудительная мобилизация или поголовная проверка… даже явных инвалидов — в таком масштабе?

— Тем более надо узнать, что делается снаружи, — ответила Фиар. — Как реагируют взрослые, какие идут передачи — если вообще идут… А мы не можем даже подняться наверх…

— И я сейчас ничего не могу… — Джантар вновь ощутил тяжёлую давящую усталость без расслабления, казалось, сковавшую не лишь движения, а и мысли.

— И где этот солдат в доме? — спросил Талир. — Почему я не чувствую? Хотя дом большой, а он может излучать не в том диапазоне…

— А моих родителей чувствуешь? — переспросила Фиар. — Можешь связаться с ними?

— Тоже не получается, — ответил Талир после сравнительно долгой паузы. — Разве что они в дальней части дома, или тоже — не тот диапазон…

— Но неужели оставляют по солдату дома у всех, кого не найдут? То есть — и у каждого из нас у всех? И те следят за нашими родителями, имея приказ не пускать их даже на работу?

— Не знаю, Фиар, — тяжело вздохнул Талир. — Хотя после Моараланы уже не удивляюсь…

— И будем сидеть, ничего не предпринимая? Хотя верно — что сейчас можем… Страшно и приоткрыть люк, чтобы услышать, что-то снаружи. Вдруг уже и на берегу кто-то стоит, наблюдает… Но и сидеть так, даже не зная, где Донот и Ратона…

— Подожди, Фиар, — Талир приблизил ухо к самой дверце. — Нет, кажется, никого. Но тоже — в пределах досягаемости и моего диапазона. Хотя чуть приоткрыть и услышать, что там делается — думаю, можно…

— Но давайте подумаем: куда могли пойти Донот и Ратона? То есть — знаем, что сюда, но к кому из нас? Если не окраинами к реке, как мы — а через парк, через город… — Итагаро резко повернулся к Лартаяу. — Не к тебе ли пошли?

— Надеюсь, что нет, — обеспокоенно ответил Лартаяу. — Я сам едва успел выбраться. Этот Убалури привёл солдат, чтобы сдать меня им…

— Но оставлять по солдату везде, где кого-то не нашли… — усомнился Герм. — Хотя и многих ли рассчитывали не найти среди ночи…

— Я всё же открою дверцу, — снова предложил Талир. — Только погаси фонарик. Не будем расходовать зря энергию…

Подвал остался освещён лишь узкой серой полоской света снаружи. Сквозь приоткрытую щель ворвался ритмичный cтук колёс по рельсам.

— Вагон идёт, как ни в чём не бывало, — прошептал Итагаро. — Или нет, большой грузовой состав. Какие-то заводы в пригородах ещё работают… Вот и пойми, насколько жизнь вышла из привычных рамок. Многих ли забрали, многих ли семей это коснулось…

— Подожди, — резко шепнул Талир. — Я, кажется, поймал мысли солдата…


Все сразу затаили дыхание. И наверху, в доме, не раздавалось никаких звуков — лишь продолжающийся перестук колёс не давал наступить полной тишине. Все напряжённо ждали.

— Да, он тут один, — наконец прошептал Талир. — Нo по углам переулков везде тоже солдаты. Поставлены так, чтобы видели друг друга, незамеченным на пройдёшь. Хотя пока никого не задержали… Да, и вот слышу, он ещё думает: всё, никому больше никаких поблажек, а то кто-то должен был отбывать сполна, а другим — льготы… Я даже послал ему мысль о слепых и парализованных — а он в ответ: чем они лучше? Пусть или учатся как все — или живут в интернатах как все…

— Ну, особи рода человеческого… — Итагаро, как показалось Джантару, судорожно сжал приклад пулемёта. — Хотя какие особи — стадо скотов… Но давайте подумаем: какую ещё информацию можно из него вытянуть?

— Куда всех забирают, и что там с ними будет, — сразу предложил Лартаяу.

— То ли медицинские обследования, то ли какие-то учения… Кто для чего-то годен — тех в тренировочные лагеря, не годен — в интернаты. Да… — вдруг странно изменился шёпот Талира, — и ещё… что-то о законах военного времени…

— Военного времени? — выдохнула Фиар. (Джантар вновь бросило в приступ дурноты и озноба, едва он услышал это.) — Ты ничего не перепутал?

— Хотел бы перепутать такое, но кажется, нет… — сведённым судорогой шёпотом подтвердил Талир. — Именно так: об ответственности за укрывательство по законам военного времени… Но — за укрывательство, больных, инвалидов? Не понимаю…


И вновь повисла тишина — страшная, оглушённая, в которой никто не решался произнести ни слова. Но было в этой тишине и что-то готовое взорваться, разлететься огненными брызгами гнева, ярости… А в сознании Джантара, ещё пытавшемся судорожно ухватиться за остатки привычных представлений о нормальной жизни — уже проносились и совершенно дикие образы: страны, oккупиpoвaннoй coбcтвенной армией; принудительной мобилизации — тех, кому не по силам и просто учиться в школе "как все", не то что быть угрозой для военных и государственных интересов… (Хотя уже трагический парадокс был в том, что именно таким людям пришлось взяться за оружие, защищая себя, своё здоровье и человеческое достоинство — от вконец обнаглевших и утративших человеческое подобие "представителей власти"! Вот и стояли тут же, в подвале, пулемёты, захваченные как боевые трофеи…) И всё же: что за "военное время" могло заставить кого-то пойти на такое? Что, в каком масштабе должно случиться — чтобы кто-то, не дрогнув, отдал приказ применять против мирных подростков боевое оружие и отравляющие газы прямо в подъезде жилого дома?..

— Но… если "военное время", — наконец решилась заговорить Фиар, — с кем же война? Напали страны Шемрунта? Или Экватора? Или Уиртэклэдия в который раз решила отделяться? И всё равно, при чём тут больные?

— Подождите, — ответил Талир. — Надо ещё раз проверить. Вдруг это сумасшедший с больной фантазией? А мы уже делаем из его мыслей такие выводы…


Эти слова вновь произвели ошеломляющее действие. Схлынуло страшное, чудовищное напряжение предшествующих мгновений. Но сейчас и этот спад напряжения был столь тягостным — что Джантар даже испугался: как бы вовсе не потерять сознание, и чтобы всё это не оказалось свыше его сил… Однако прошло несколько мгновений — и всё как будто обошлось. (Сейчас, применительно к данному моменту. Вообще же смысл происходящего оставался неясен…)


— Ещё слышу его мысли, — вдруг продолжил Талир. — Наверху всё спокойно, сопротивления нет. Забрали же в основном тех, кто и не может себя защитить! Правда, родители некоторых уже куда-то пошли за разъяснениями… Это — насколько можно разобрать сквозь его злорадство. Хотя лично он опасается реакции каймирцев. Лоруанцы будто сразу смирились…

— И где он дежурит? — переспросил Итагаро. — В какой комнате? Прямо над нами, или дальше, или у самого входа в дом?

— Нет, вообще его пост — во дворе, у калитки. И расположен так, что из переулка видно не было. Это он просто зашёл в дом проверить, на месте ли родители Фиар. А на них настроиться не могу…

— Итак, о поисках кого-то конкретно, тем более, узнавшего тайну, речь не идёт, — не совсем уверенно констатировала Фиар. — Ищут всех, кто не отбыл каких-то повинностей. Но почему "по законам военного времени", как это понять?

— Мы все годы чувствовали, как накалялась обстановка… — едва сдерживая эмоции, ответил Итагаро. — Вокруг "слишком умных", "слишком благополучных", кто не в силах пройти чьих-то трудностей, ещё на что-то надеется… А остальному обществу внушалось: это — его враги… Хотя подождите: а что могут знать солдаты? Их просто послали кого-то найти, куда-то доставить — и больше ничего не объяснили! А что будет с "доставленными"? Вдруг действительно станут допрашивать об этой записи? И вообще — если всё гораздо серьёзнее, чем нам показалось?

— Ты думаешь? — встревоженно переспросила Фиар. — То есть… по-твоему, уже знают, что это сделали особорежимники? Но что сделали? Куда проникли, что взяли, какие следы оставили? Ничего же особенного не было! А о том, что было — знаем мы сами, и больше никто! Спустились туда, где нет охраны, сделали запись, которую так мог сделать любой…

— Да, но если объективно мы получили информацию, в какой-то мере секретную? — объяснил Итагаро. — Хотя кто мог представить, что удастся с первой попытки? Никаких кодов, паролей — просто сделали запись! Даже не очень думая: что за линия, что за архив, к которому она ведёт, почему оставлено и забыто — и откуда это знает какой-то Саратилу Гилима? А вдруг действительно: не просто студийный, или даже особый психиатрический — сверхособый, сверхсекретный архив? И мы так запросто подключились к нему? Хотя и странно, как возможно — если так…

— И из сверхсекретного архива такой Гилима запросто перезаписывал что-то извращённое? — возразила Фиар. — И за ним из-за этого никто не приходил? Тем более, не поднимал среди ночи целый город?

— Тоже верно, — согласился Итагаро. — Что-то не то говорю… Но я пытаюсь понять, что происходит. И были же у нас сразу эти мысли! Хотя ему — всё сошло…

— Нет, тут что-то другое, — ответила Фиар. — Но что именно… Или мы всё не так поняли? Что за смысл — мобилизовать или… как называется… интернировать больных?

— Многих оскорбляет, что кто-то живёт и учится дома, — предположил Итагаро. — А на что тут способны взрослые — вспомните историю со школьной формой. Но "по законам военного времени"? Как это-то понять?

— Подождите… Там этот солдат что-то услышал. Кажется, в переулке задержали молодого на вид взрослого, приняв за подростка, и теперь разбираются. А задержали… потому, что вообще всех подростков задерживают и выясняют: почему те не в школе, не на трудовых отработках, не в тренировочном лагере, если уже выпускник, и не в интернате, если больной? — поражённо повторил услышанное Талир. — То есть…подростки уже вовсе не могут свободно ходить по городу без взрослых?

— И "по законам военного времени"… точно не лишь городская акция, — сдавленно произнесла Фиар. — Это уже общегосударственная. Но тогда… Представляете… "По законам военного времени" — всех детей лишили какой бы то ни было свободы?..

"А я уже будто и неспособен реагировать…", — Джантар удивился эмоциональному отупению, с которым воспринял эту весть.

— Но тогда и общегосударственное безумие… — ответил Итагаро. — Можно сколь угодно рассуждать о детской преступности — но реально превратить детей по всей стране в пленных или поднадзорных, которых и от родителей могут забрать в любой момент… И те, что — должны смириться? Ни в какую войну ещё так не было…

— И вот мы здесь, в относительной безопасности — а Донот и Ратона… — Фиар не сразу решилась договорить. — Они где-то там, среди этого безумия…

— А мы сидим, не знаем, что делать… — едва скрывая эмоции, ответил Итагаро. — И так и будем сидеть? Не попытаемся убрать солдата, пользуясь нашими способностями?

— А дальше что? — переспросил Талир. — В переулках ещё солдаты, всех так просто не уберёшь…

— Подождите, что там? — насторожилась Фиар, приникнув ухом к дверце, и ещё немного приоткрыв люк, так что стало заметно светлее. — Да, снаружи что-то происходит…


— … Нет, вы упустили его нарочно! — кричал далёкий голос по-лоруански с уиртэклэдским произношением. — Мы его только что видели! И это вы дали ему уйти!

— Но я его не видел, — ответил слабый умоляющий голос тоже по-лоруански. — Я только вошёл сюда, а его уже не было… И я здесь один, где мне уследить за всем домом… А вот он стоял в переулке — и тоже никого не заметил. Никто не входил и никто не выходил…

— Ничего не желаю знать, — снова заговорил первый. — Распустились, забыли, что такое долг и приказ — но теперь, по законам военного времени…

— Только прошу вас, не в моём дворе, — начал ещё женский голос. — Мы тут ни при чём, это просто наш сосед. И мы даже не знали, что он…

— Но что вы собираетесь делать? — в истошном вопле едва угадывался голос того, второго. — Мы же не виноваты!!! И сейчас не война!!! Что вы делаете?! Остановитесь!!! Простите нас, мы не виноваты!!!

Крик оборвался грохотом выстрелов. И с этим звуком — всё словно перевернулось, оборвавшись в какую-то бездну, пропасть, и пронёсся пронзительный импульс ужаса, смерти… В это разум уже отказывался поверить…

— Не война… — хрипло, будто у него пересохло во рту, вырвалось у Итагаро. — Не война, а расстреливают. Своих же… За то, что упустили мирных граждан, не сделавших никакого зла… В самом деле, что происходит…


А тем временем там, вдалеке, кто-то кричал и бился в истерике, потом раздался звук удара или падения — и всё затихло. И здесь, в подвале, вновь застыла та же страшная тишина…

"А и об этом говорили по дороге оттуда, — как бы в стороне от шока и ужаса вспомнилось вдруг Джантару. — Расстрелы своих в лоруанской армии… Будто я и это предчувствовал, но не понял…"

И лишь эта мысль будто встряхнула Джантара, выведя из оцепенения… В самом деле: не было ли ещё каких-то не осознанных, не понятых ими предчувствий? И значит — уже готового объяснения, скрытого в каких-то словах, мыслях этих дней?..


— … Я спрашиваю: кто отдал приказ о расстреле? — вдруг снова донёсся издалека яростный крик.

— Командир приказал… — едва ответил слабый дрожащий голос. — По законам военного времени…

— Какого военного времени? — ещё больше разъярился кричавший. — Ты что мелешь, ублюдок?

— Так ведь всеобщая мобилизация, — неуверенно ответил то ли тот же, то ли другой голос.

— Какая всеобщая, дурак? Вы хоть понимаете, что вы натворили?

— Ну, выявление уклоняющихся… Нас же проинструктировали… Командир вскрыл конверт и отдал нам приказ…

— Ах вы, сволочи… — говоривший будто на миг захлебнулся собственной яростью. — Да за одно вскрытие конверта… Кто разрешил его вскрывать? Кто вообще дал ему этот конверт? Там же чрезвычайные меры на случай… — начав, вовремя спохватился и не договорил этот распоряжавшийся в чьём-то дворе голос. — А вы… Не понимаете, что вы совершили убийство? Или пусть только ранили — но всё равно… Сдать оружие! А вы что стоите? Арестовать их, быстро! За вскрытие конверта и за расстрел будете отвечать перед трибуналом! Хозяйка дома, тоже собирайтесь, поедете с нами! А ты оставайся тут, охранять место преступления! Во двор и в дом никого не пускать! И быстро — ещё кого-то вместо него в переулок! И вызвать сюда фургон!.. А ты не задерживай! Пошёл, быстро! — это уже наверняка относилось к кому-то из арестованных…


— Мальчики, что делается… — глухо прошептала Фиар, едва голоса снаружи умолкли. — Вы же слышали… Они сами не знают, война или не война — но вскрывают конверты и кого-то расстреливают по законам военного времени… Расстреливают, убивают людей…

И тут по рельсовой дороге вблизи вдруг прогрохотал вагон — уже явно пассажирский, такой же, как тот, или даже тот самый, в котором они (неужели всего позавчера?) выехали с центрального вокзала к заброшенному парку в пригороде, и уже вчера под утро возвращались обратно… Однако уже и этот звук показался Джантару порождением бреда — после того, что случилось минуту назад…

— Но как же так, — растерянно произнёс Итагаро. — Расстрел, и тут же, как ни в чём не бывало, идёт пассажирский вагон. Будто ничего не произошло… Или… и не произошло — для большинства взрослых? За чьими детьми нет никаких долгов? Да, но расстрел…

"Расстрел… — мысленно повторил Джантар. — А если Донот и Ратона — тоже… у них?"


И вновь мысль как бы подхлестнула его, вывела из мгновенного оцепенения… Сами здесь, в подвале — всё же в относительной безопасности… А Донот и Ратона — где они, что с ними? Нет, он должен прямо сейчас, несмотря на всё своё напряжение и усталость, настроиться на них!..

…И тут же перед внутренним взором на мгновение мелькнул образ… Но нет, он и не успел вызвать в памяти облик Ратоны (лишь хотел это сделать) — a увидел совсем другое. Кажется, это была толпа во дворе за высокой белой стеной — и в облике этой толпы было что-то странное; но он не успел понять, что — как видение сразу исчезло.

— Нет, подождите… — Фиар прервала чью-то попытку возобновить разговор. — Джантар, ты что-то видел?

— Какой-то двор с людьми. И там их было много, целая толпа. И мне ещё показалось… — начал Джантар.

— Что показалось? — нетерпеливо переспросила Фиар. — Видел Донота или Ратону?

— Нет, их как будто не видел. А показалось — все там были голые, без одежды. Будто действительно обследование…

— Так… Значит, правда? А то вы вспомните наши обследования… Или нет, подождите… — повторила Фиар. — Какого возраста были эти люди?

— Как раз все молодые, — ответил Джантар, припоминая подробности видения. — Хотя некоторые немного постарше. Ну, помните же: до 30 лет…

— Обследование… — взволнованно продолжала Фиар. — Но почему так срочно, "по законам военного времени"? И сами не знают, что к чему, вскрывают не те конверты… Но что с чем надо перепутать, чтобы пустить газ в жилой дом…

— Точно… — согласился Итагаро. — Будто до самих не доведён чёткий приказ — и действуют на почве пропагандистских мифов: дети — враги, больные дети — тем более враги… Наверно, и есть очередное массовое безумие! Сперва школьная форма, потом Моаралана, теперь вот это… Будто кто-то нагнетает в обществе зло, пока оно не взорвётся… И всё же, не наша ли запись так сработала? Вдруг мы в понимании взрослых совершили что-то чрезвычайное? И они пошли на массовую акцию устрашения — чтобы кто-тo с перепугу признался, на кого-то донёс? Хотя — какого тогда масштаба может быть? Городского — ещё понятно, а вот государственного — вряд ли…

— А расстрел самих солдат? — так громко спросила Фиар, что Джантар испугался: не услышали бы наверху! — Тоже в результате чисто городской акции?

— Результат их внутренней неразберихи при проведении акции, — Итагаро, казалось, уже относительно обрёл самообладание. — Вконец разложились за десятилетия безделья… Но я имею в виду: если с этой записью действительно связана страшная тайна? Например, даже всякий бред на эти темы — особо засекречен, на особом контроле? И вот до этого бреда кто-то добрался, а кто — неизвестно. И решили: пусть этот кто-то увидит, как из-за него страдает множество невинных людей — и сам явится сдаваться…

— Это уж слишком… — неуверенно возразил Лартаяу. — Поднять среди ночи столько людей, взбудоражить целый город, устроить такое издевательство над явно больными и беспомощными — чтобы кто-то один или несколько почувствовали себя виноватыми? А то, мол, сами знают, что сделали, думают об этом, оно тревожит совесть, и вдруг — такое? Должны догадаться, что — из-за них?

— И что, мальчики… — начала Фиар. — Думаете, они способны на такое?

— Даже не знаю… — ответил Итагаро. — Раньше сам бы не подумал, что такое возможно, но теперь… Не знаю…


И вновь гнетущая даже более, чем прежде, тишина, казалось, наполнила не только подвал — сознание их всех, будто вытеснив странной опустошённостью внезапного прозрения все прочие мысли. И Джантар вдруг понял: да, все эти дни он подсознательно предполагал возможность подобного, догадывался — и именно это не давало покоя!.. Но вместо того, чтобы прислушаться к этому ощущению, он так же подсознательно гнал его от себя… Конечно, ведь тоже был увлечён охватившей их всех идеей, и так уверен в правоте их дела — что где уж думать о последствиях для случайных, невинных людей! Нo вот ужасная, тяжёлая правда была сказана вслух, её стало нельзя скрыть и от себя — и она ворвалась в сознание всё разрастающимся сгустком вины и душевной тяжести…

…Хотя вообще разумный имеет право на знание — и эта мысль не раз звучала в разговорах, присутствовала в размышлениях этих дней… И в общем случае — верно. Но… имеет ли он, разумный, право на постижение какой бы то ни было тайны — ценой опасности для здоровья и жизни многих таких же разумных, даже не знающих, за что страдают? Имеет ли право навлечь на них всех неадекватную реакцию взбесившихся подонков, уверенных: на страже тайны им дозволено всё — а потом любые их деяния (и злодеяния в том числе) будут оправданы тем, что они следовали приказам, инструкциям, законам, и вообще лишь исполняли свой долг?..

Да, но как было представить такое? Предположить, что некто, стоящий у власти — способен на подобное? И… в ответ на что? Ничего же не похищено, не взломан замок или код, не записана никакая действительно секретная информация? И это до них уже много раз делали другие, не неся никакой ответственности…

Но — и кто вообще должен что-то предполагать, и оценить возможные последствия — если не они сами, решившиеся на такое дело?

Хотя — последствия чего? Откуда им было знать, что уже с первой попытки получат какую-то запись? Решились, по сути — на неуверенную, первоначальную пробу сил в попытках как-то подступиться к тайне? И что узнали: чей-то бред, больные фантазии на её темы? И, если на то пошло — откуда было знать, что подключение к неохраняемой линии может иметь такие последствия?..


— Мальчики, не надо… — прорвался сквозь тяжесть тишины голос Фиар. — Ведь это только наши предположения. Мы не знаем, что в каких масштабах случилось на самом деле…

— Нет, а… если действительно из-за нас? — глухо переспросил Лартаяу (так, что Джантару стало не по себе от одних интонаций). — Если мы спровоцировали всё это?

— Им только и нужно, — ответил Итагаро. — Чтобы тот, кто это сделал — чувствуя себя виноватым, пошёл каяться.

— Нет, но — а мы сами? Наша совесть… после такого? Как жить, что думать о себе — зная, что всё это из-за нас?

— Но не забудь, зачем мы это сделали, что хотели узнать и почему! — громче и напряжённее ответил Итагаро. — Не просто же по глупости! Мы видим: по крайней мере с целой страной происходит неладное, идут разговоры о тылах, которые надо подтягивать, пределах развития, кризисе познания, перенаселении, промышленных отходах, тяжёлых металлах в мозговой ткани — и что, делать вид, будто нас не касается? Без лишних сомнений доверять тем, кто потом на развалинах чего угодно рассчитывает оправдаться: уж он ревностно исполнял свой долг?

"Не хватало ещё срыва, — с тревогой подумал Джантар. — Тут, сейчас, в подвале…"

— Да, но теперь мы в безопасности, — продолжал Лартаяу. — А там из-за нас страдает столько невинных людей…

— Подожди, мы не знаем, так ли это! Скорее, как ты и сказал — просто помним, что мы сделали, и невольно связываем всё с этим! Да и что мы записали — чтобы…

— Мальчики, тише! — попыталась Фиар остановить их спор. — Не хватало, чтобы ещё услышал солдат! Или кто-то снаружи, на берегу…

— И всё же, знать бы точно, что не мы… — как будто спокойнее ответил Лартаяу. — Ведь правда: что такого записали?

— И никакой настоящей тайны не узнали… — печально добавила Фиар.

— Что же было бы, узнай мы действительно серьёзную тайну? — снова возбуждённо вырвалось у Лартаяу. — Если даже на перезапись бреда взрослые peaгиpyют так?.. Хотя… Верно: нет никаких доказательств, что всё из-за нас. Что на меня нашло…

— А нам и нельзя поддаваться эмоциям, — ответила Фиар. — Терять способность здраво рассуждать.

— И не те обстоятельства, чтобы в чём-то винить себя, — добавил Минакри, почему-то долго молчавший. — Тем более, если хотят поймать кого-то на раскаянии… в чём? Разве люди виноваты — если не предположили, на что способны нелюди? А пока… Джантар, ты как, в порядке?

— В смысле, смогу ли попробовать ещё? — понял Джантар, чувствуя, как схлынула волна тяжести, уступая место холодной сосредоточенности. Будто подсознательно он понял: нельзя дать чувству вины и отчаяния овладеть собой — и это придало сил. — Да, кажется, смогу — и сейчас попробую…


Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти лица Донота и Ратоны. Но сразу это не удалось — долго плыла беспорядочная рябь… И лишь потом он стал различать сквозь неё детали какого-то интерьера: угол окна, стену, снова окно (на котором с содроганием увидел толстые прутья решётки)… Но тут же всё это сменил другой образ: полутёмный коридор со множеством одинаковых дверей, и толпой тоже голых людей в нём (да, похожий на те больничные, которые он знал по обследованиям. Где и им лишь однажды, в самый первый раз в Риэланте, не пришлось сразу полностью раздеваться, и потому Ратону водили по кабинетам отдельно от остальных — воспоминание о чём вдруг показалось приметой прежних, уже уходящих времён…). А потом…

…Он снова увидел окно с решёткой, тот же двор с углом высокой белой стены за ним, а во дворе — бросившихся из толпы в сторону нескольких светлокожих, подростков, и выскакивающих откуда-то наперерез им солдат; затем на миг всё это вновь сменилось больничным коридором; и сразу возникло вновь — но там уже один солдат навалился на кого-то, прижав своей тяжестью к асфальту, другой кого-то тащил, а третий, размахнувшись, с такой силой ударил прикладом ещё кого-то, невидимого за обрезом окна, что у Джантара от ужаса в груди замер вздох — и в тот же момент там, во дворе, всё будто сотрясла какая-то тяжёлая грохочущая вибрация, и по брызнувшим из стены струйкам пыли и осколкам Джантар понял: пулемётная очередь, выпущенная поверх голов толпы!..

— Ну, что там? — как сквозь пелену внезапного бреда донёсся шёпот Фиар.

— Опять тот же двор… — срывающимся шёпотом ответил Джантар. — И… подавление попытки побега, что ли… Солдаты стреляют поверх голов, бьют кого-то прикладами… А ещё — толпа в коридоре, похожем на больничный… Но Ратону и Донота я там нигде не видел…

…Но тут же появилось ещё видение: чьи-то рука и грудь, так — будто тот сам и смотрел на себя, сидя перед тем же зарешеченным окном). Смуглая кожа, явно смешанного лоруано-каймирского типа, на которой выделялись яркие продолговатые розото-красные пятна — и, едва увидев которые, Джантар вспомнил аллергию Ратоны! Неужели…

"Ратона, ты?" — будто мысленный крик вырвался из глубин сознания Джантара. Хотя он не был уверен, что Ратона (если это он) сможет услышать этот отчаянный зов сквозь пространство, и ответить на него…


И ответа он не получил — вместо этого вновь увидев больничный коридор, где тоже произошло замешательство: грубо расталкивая толпу, куда-то поспешно пробирались солдаты… А потом стали являться ещё образы: напиравшую куда-то толпу взрослых едва сдерживал кордон солдат (причём нельзя было понять, где: над их головами Джантар видел лишь ясное небо — хотя недавно, когда Итагаро, Минакри и Талир перебирались сюда снаружи, было пасмурно), наконец не выдержал напора, и толпа, сметя его, прорвалась в какое-то здание (должно быть — родители, пытавшиеся узнать что-то о судьбах детей? И ещё Джантар вдруг понял: небо там было скорее дневным, чем утренним! Значит… образ eщё даже реально не произошедшего события?); ещё солдат, бегущий по улице — споткнулся о брошенную под ноги палку, широко раскинув руки в стороны; и ещё солдаты — куда-то стреляли, хватали кого-то; каких-то взрослые в испуге шарахались, отвернувшись… но не от подобной же сцены насилия, а просто от бегущего по улице совсем голого светлокожего подростка (который тут же, на глазах у них, схватив стоявший у стены велосипед, помчался на нём — и лишь тогда один из взрослых будто опомнился и бросился вдогонку, что-то беззвучно крича); снова солдат — с нечеловеческими зверскими лицами бросались в толпу детей, замахиваясь прикладами пулемётов; снова — рвалась куда-то, уже коридорами того здания, толпа взрослых; и снова — в том же дворе за белой стеной кто-то схватил солдата за ноги, и, как дубиной, с размаху ударил им другого, буквально вмяв в стену (и такой был в числе не прошедших эти самые тренировочные лагеря?); и — уже во дворе жилого дома двое взрослых повалили солдата на землю, а потом один замахнулся лопатой, но тот, успев вывернуться, бросился прочь; и в самый момент удара по уже пустому месту — видение оборвалось от внезапного ужаса Джантара, и он рванулся в сторону, едва не свалившись с нижней ступеньки лестницы, на которой сидел…


— Что там, Джантар? — с тревогой спросила Фиар. — Что ты увидел?

— Ратона — в какой-то отдельной комнате… Ну, там, где всех собрали… То есть — в каком-то здании рядом с тем двором, о котором я говорил. И там — решётка на окне… И у него на руках — пятна от аллергии. Наверно, приняли за что-то заразное, и поместили отдельно от всех… — вдруг понял Джантар. — А где Донот — не знаю, его я не видел. Но что видел вообще… Родители толпами рвутся куда-то, чтобы узнать, что с их детьми… А те тоже — целыми толпами собраны где-то, с ними обращаются, как с пленными или преступниками… A ещё… Кто-то бежал прямо по улице совсем голым, какого-то солдата в каком-то дворе чуть не убили… И неужели это — действительно из-за нас… Из-за нашей записи… — Джантар вдруг почувствовал: ему становится трудно говорить. — И… что это… со мной…

— Ну, Джантар, это уже точно депрессия, — ещё тревожнее ответила Фиар. — Ты же по-настоящему не отдохнул, не выспался. Правда, как и мы все…

— Нет, я спал… немного… — признался Джантар. — Но и то правда: не чувствую, что отдохнул. Хотя как тут отдыхать…

— Но сейчас тебе просто необходимо восстановить силы, — возразила Фиар. — Пока всё равно ничего сделать не можем…

— И даже не думай, что остаёмся на время без связи с внешним миром, — поддержал её Минакри. — Тебе ещё никогда не случалось расходовать столько энергии…

— Верно… — согласился Джантар. — Такого со мной ещё не было. Но где мне расположиться, чтобы отдохнуть… Тут и лечь негде. Разве что сесть у стены…

— Можно тут, на ящике, — донёсся из темноты полусонный голос Герма (и Фиар, плотно закрыв дверцу люка и включив фонарик, направила свет в дальний угол подвала, где Герм как раз вставал с массивного, сколоченного из отдельных досок предмета). — Я всё равно не могу заснуть — а тебе просто нужно. Потом в любой момент могут понадобиться свежие силы и восприятие…


Джантар как-то механически встал и поменялся местами с Гермом, прислонившись к холодной, как в том подземелье, стене в углу подвала — и снова ощутил, как по телу разливалось приятное расслабляющее успокоение: должно быть, Фиар снова пыталась помочь ему заснуть. Но и такое расслабление вдруг показалось непозволительным, противоестественным… И к тому же оно снова не было полным: не давали покоя мысли о судьбе Донота и Ратоны, возможных масштабах и причинах происходящего. Вопросы, на которое пока не было ответа — но потом могли появиться такие ответы, что даже трудно и страшно представить, как с этим жить…

Загрузка...