Великая Перемена

Конец

— Вот мы и на месте, — сказал Свифт, спрыгивая с подъемника. Он мало походил на инквизитора. Весёлый человек, склонный к похлопыванию по спине, с румяными щеками и лёгким смехом. Он казался странным, даже немного нелепым ещё в кабинете Джеспера в Остенгорме. Эти щеки были такими же румяными, а этот смех таким же легким здесь в шахте, в темноте. Но в этой обстановке инквизитор почему-то стал выглядеть опаснее, чем если бы просто имел угрожающую внешность.

Это была огромная пещера. Возможно, естественная. Туннели вились в глубину, как цепкие щупальца. Дальше потолок быстро становился ниже. Настолько низко, что заключенным приходилось работать лежа на боку. Но здесь, возле входа, потолок был высоким, шаги отдавались в гулкой темноте. Лампы с колпаками были приглушены до мерцания в качестве меры предосторожности от взрывоопасных газов, и в этом месте пахло как у могилы. Или нет, гораздо хуже — как на эксгумации.

Несколько пятен света кишели людьми. Если их можно так назвать. Оборванные призраки мужчин, женщин и детей; истощённые, грязные, скрюченные, падающие с ног от усталости. Над ними стояли охранники. Практики в чёрных масках, с палками в руках. Большинство рабочих не поднимали глаз, погружённые в свои страдания. Только одна женщина встретилась взглядом с Джеспером. Чёрные, слабо мерцающие глаза за спутанными волосами на таком бледном и измождённом лице, она была похожа на труп. Почему оказалось так трудно выдержать её взгляд? Джеспер видел нищету в трущобах Адуи и Вальбека, мог считать себя настоящим знатоком дна, но здесь таилось нечто большее.

Было странно тихо. Никаких похабных рабочих песен вроде слышанных Джеспером на других железных рудниках в Инглии, где рабочие могли — по крайней мере теоретически — взять и уйти. Нестройный грохот вагонеток. Звон и грохот загружаемой и выгружаемой руды. Где-то брызги падающей воды. Чьё-то хриплое, надтреснутое дыхание. Тишина измождения. Или ужаса. Или, может быть, сосланные в этот ледяной ад, они потеряли дар речи. Стали скрюченными, копошащимися и роющими животными. Машинами из мяса для добычи полезных ископаемых.

Инквизитор Свифт улыбнулся и махнул рукой в сторону большого подземного помещения жестом театрального импресарио:

— Что думаете?

Джеспер едва ли знал, как ответить. Его сестра Тильда часто обвиняла его в любви к бесполезной болтовне, но дар речи, казалось, на мгновение подвёл его. А чего, собственно, он ждал. Возможно, чего-то такого, если бы вдруг решил задуматься об этом. Но ничто не могло подготовить его к этому зрелищу... увидеть их.

— Поразительно, — сумел пробормотать он.

— А вот и сырьё. — инквизитор Свифт вытащил кусок руды из кучи рядом с подъёмником и бросил ему. У Джеспера едва хватило присутствия духа поймать.

— В последнее время становится лучше, на самом деле. Думаю, мы наткнулись на хорошую жилу в глубине. — в затхлом аду. Где потолки становились ниже, ещё ниже. Даже мысль об этом вызвала у Джеспера тошноту. — Мы выдаём около двадцати тонн в хороший день, но если вам нужно больше, мы можем работать и в ночную смену. Недостатка в рабочей силе нет.

— Сколько… Джеспер прочистил горло пока выбирал нужное слово. Заключённые? Каторжники? Рабы? — …Рабочих у вас есть?

— Триста или четыреста. Сейчас больше, чем обычно. Поступает много Ломателей. И сообщников Ломателей. Членов семей, сообщников и так далее. Но зимой их всегда становится меньше.

— Вы отпускаете заключённых зимой…?

Свифт издал тот же лёгкий смешок. Тот же, с которым он так охотно реагировал на самые слабые шутки Джеспера в Остенгорме:

— Освобождения случаются довольно редко. Но холод истончает их порядки. — Джеспер хотел сглотнуть, но почему-то было трудно направить нужное количество слюны в нужное место, и в итоге он неловко поперхнулся.

Тильда сказала, это плохая идея — иметь дело с Инквизицией. Он думал, она имеет в виду унылую бюрократию, флегматичное самодовольство и низкопробных людей без воображения, вроде Свифта. Ему никогда не приходили в голову возражения нравственного порядка. Мораль никогда его не заботила, если речь заходила о выгодном деле. Или вообще никогда не заботила, если честно. Он гордился своей кажущейся безжалостностью и беспощадностью. Капер в открытом море торговли! Партнёр самой Савин дан Глокты, не так ли, увидевший шанс заработать, а она регулярно творила такое, что шокировало бы священника, возмутило судью и заставило покраснеть пирата. Но теперь, когда по спине потекла противная струйка пота, он поверил в существование этой черты. Которую не видишь, пока не переступишь. И он уже невольно мог оказаться с неправильной стороны этой черты.

— Сильно тошнит? — спросил Свифт. — Это нормально, не волнуйтесь. К здешнему воздуху нужно привыкнуть. — и он тепло похлопал Джеспера по спине. — Привыкните быстрее, чем думаете.

— Да, дело в воздухе. — Джеспер бросил кусок руды обратно в кучу и отряхнул пыль с рук, затем вытащил платок и начисто вытер. Вряд ли это место так же легко получится стереть из памяти. Но для дела здесь открывались слишком широкие перспективы. Литейным заводам всегда нужно больше руды, да и бумаги уже подписаны. Хуже заключения контракта с Инквизицией может быть только его разрыв.

— Думаю, я видел достаточно. — он оторвал взгляд от этих несчастных призраков в полумраке и заставил себя улыбнуться. — Идёмте.

***

— Ага! — взревел Смолоф, перекрикивая лязг кузнечных молотов, выковывавших заготовки, прищурив глаза от яркой вспышки. Тигель мягко встал на место. — И выливай!

Кантер тянул цепь, перебирая руками, звон был едва слышен из-за скрежета огромных роликов на другом конце литейной, и Смолоф почувствовал, как улыбается, когда тигель медленно наклонился.

Во времена его отца им приходилось плавить железо и уголь в течение недели, затем отливать, нагревать и ковать молотом, все вручную. Но с этой новой глиной и этими новыми водяными мехами они могли разогреть печи намного сильнее. Тигельную сталь, как они её называли, производили в десять раз быстрее и в два раза качественнее, каждый человек в его бригаде зарабатывал вдвое больше, чем раньше, с премией сверху, если выдавали больше дюжины слитков в час.

— Вот оно, — сказал Смолоф, широко улыбаясь, наблюдая за этой белой горячей струей, которая, вырываясь из пламени, билась о песок в форме. Все мужские улыбающиеся лица освещались её жаром, её силой. — Вот это прогресс, вот это да, ублюдки! Чувствуете? — с ними месяц или два работал один гурк, и он сказал, что это, как смотреть в лицо Богу. — Мы творим будущее каждый раз, когда заполняем форму!

Он махнул в сторону дневного света, где грузили прутковое железо на повозку для отправки в Остенгорм:

— Это будут опоры на новом складе, котлы на новой фабрике, оси на новой повозке. Здесь это — серое золото, там — пружины в городских часах, иглы для портних, внутренности этих новых ткацких станков в Вальбеке!

— Или какие-нибудь долбаные вилки! — сказал Кантер, вытирая потный лоб тыльной стороной своей длинной рукавицы.

— Проволока в корсете богатенькой леди! — крикнул Ридж, задрав подбородок и выпятив грудь к потолку, парни захлопали и заулюлюкали.

— Мечи! — сказал Салмон, с белозубой ухмылкой на измазанном сажей лице. — И мечи, да?

И этого было достаточно, чтобы вернуть Смолофа в Стирию. Ощущение рукояти в ладони, липкой от пота. Кровь, которую он так и не смог оттереть с плетения гарды. Толчея вокруг, шум криков и его собственное дыхание, отдающееся эхом в его шлеме. Его собственное дыхание и его собственная бесконечная, бессмысленная ругань. Вкус металла во рту. Пришлось пошевелить языком. Казалось, этот вкус вернулся:

— Да, — пробормотал он, — И мечи.

Подшипники взвизгнули. В десятый раз за день форму вытряхнули на повозку, она уже остыла до сердито оранжевого. Смолоф хлопнул Салмона по спине и снова принялся кричать:

— Ну что, девчонки, у нас разве перерыв, мать его? Тащите следующую, а? Нам ещё новый мир строить!

***

— Мы, разумеется, используем только самые лучшие материалы, — сказала Зури, ведя их в недра здания. Ведель ощутила трепет от постоянно усиливающегося гула машин, как будто из недр земли, даже кожу головы под париком начало покалывать. — Доблестная королевская армия и армия Инглии — наши главные клиенты, но у нас также есть покупатели в Стирии, недавно мы получили крупный заказ от партнёров в Старой Империи и ведём переговоры с представителями в Дагоске. — один из джентльменов фыркнул:

— Так вы продаете оружие всем сторонам каждой войны?

Зури была всем известна как камеристка, но слуги могущественных людей часто сами по себе могущественны. Камеристка леди-губернатора — это не та, кем можно было пренебрегать. Особенно эта, подозревала Ведель. Её самообладание было таким же стальным, как и оружие, которое они здесь выпускали.

— Её светлость леди Савин несомненно заметила бы — и она приносит глубочайшие извинения за вынужденное отсутствие — что готовность продавать каждому платёжеспособному клиенту является сутью торговли оружием. Если это проблема, боюсь, вы, возможно, осматриваете не ту фабрику. — прошла волна вежливого смеха, и покрасневший джентльмен спрятал лицо за высоким воротником.

Ведель хотела бы искать способы вложения капитала. Но на самом деле она искала хорошую партию для сестры. Деньги тянутся к деньгам, а значит, любое предприятие, в котором Савин дан Брок имеет долю, является магнитом для богатых мужчин. Она снова внимательно посмотрела поверх веера на перспективных клиентов, которых уже определила. Костлявый тип с тщательно уложенными волосами был лордом Семптером. Ужасный зануда, судя по всему, но чрезвычайно богатый. Титул куплен за новые деньги, хотя они погашают долги не хуже старых. По сведениям Ведель в прошлом году он потерял жену и, возможно, ищет чистокровную, готовую смешать свою родословную с его деньгами, чтобы создать респектабельный сплав. У семьи Ведель была порода. У них было дохрена чёртовой породы, если уж на то пошло. Их порода просто торчала из задниц.

Им нужны были деньги.

Зури распахнула двустворчатые двери, и вой машин мгновенно усилился:

— Это точильный цех, где дорабатывают клинки.

Даже от этой суровой аудитории послышалось несколько впечатлённых вздохов. Должно быть, в этом огромном помещении с железными остовами были тысячи единиц оружия, все выстроены на одинаковых стойках со строгой дисциплиной элитных солдат на плацу. Два десятка рабочих собрались вокруг вращающегося приводного вала, работая на шлифовальных кругах с водяным приводом, каждый высекал собственный дождь искр, когда сводил смертоносную кромку. Зури даже стойки с оружием умудрялась показывать элегантно, пока потенциальные вкладчики шли через оружейный зал:

— Алебарды для конных слева, пехотные мечи там, а это новый образец клинка для артиллерийского расчета, выкованный из современной тигельной стали в литейном цехе здесь, в Инглии.

Нечто среднее между коротким мечом и кинжалом, с тонким клинком длиной с её предплечье. Никаких украшений. По-настоящему промышленное оружие, изготовленное на станке, каждое идентично предыдущему, и всё же было что-то прекрасное в их простой функциональности.

— Могу ли я… подержать один? —Ведель сама удивилась собственному неожиданному вопросу.

Зури кивнула, как будто просьба была совершенно обычной. Самообладание этой женщины, наверное, не смог бы поколебать даже метеор, пробивший потолок этого зала.

— Конечно.

— Во имя Судеб… — пробормотала Ведель, осторожно поднимая один со стойки. По какой-то причине она почувствовала необходимость относиться к нему с почтением, как к какой-то священной реликвии. Она подняла бровь, глядя на лорда Семптера, и слегка рассмеялась. — Такой лёгкий.

Она боялась, что смертоносное орудие будет трудно поднять, но это оказалось шокирующе легко. Она вдруг остро почувствовала, как мало усилий надо приложить, чтобы выпустить кишки старому пухлому джентльмену, стоящему рядом. Она чувствовала себя сильной, держа его. Пугающе сильной.

Вроде бы, одна из чёрных бровей Зури самую малость приподнялась. Как будто она точно угадала мысли Ведель:

— Оставьте его себе.

— Правда?

Зури указала на десятки и десятки одинаковых лезвий:

— У нас есть ещё.

— На какие вложения рассчитывает леди-губернатор? — проворчал джентльмен, у которого постоянно выпадал монокль.

— Десять тысяч марок как минимум, но она ожидает быстрой отдачи. — Ведель внимательно оглядела компанию. Оценивая, как они отреагируют на эту цифру. Оценивая, сколько может стоить каждый.

— Она гарантирует? — спросил кто-то.

— Её светлость не даёт гарантий, но будь она здесь, она не преминула бы заметить, как мало есть настолько безопасных дел, как оружие.

— Даже в мирное время? — спросила Ведель, задумчиво взвешивая в руке кинжал. Зури слегка улыбнулась:

— Какой лучший момент для перевооружения? Сейчас. А теперь давайте я покажу вам пушку.

***

— Мы здесь за… — Сарлби нахмурился, глядя на слегка согнувшуюся и держащуюся за угол стола женщину. Словно загнанный в угол зверь. — Как там её зовут? — Бремеру пришлось бросить взгляд на ордер, поскольку только он умел читать. — Ведель дан Сарова по доносу от её шурина лорда Семптера обвиняется в наживе, спекуляции и заговоре с целью…

— Как обычно, — проворчал Спаркс, шагая к ней.

Сарлби ещё не вывел универсальную формулу того, как будет реагировать тот или иной человек в момент ареста. Большинство смирялись, но некоторые отпирались, очень немногие гневались. Здесь оказался случай проявления ярости.

— Убирайтесь, нахрен! — завизжала она, набросившись на Спаркса и царапая его ногтями. Он отшвырнул её, и она с размаху полетела в направлении противоположной стены. Головой разбила окно, стекло зазвенело, и она рухнула на потёртый гуркский ковер.

— Это было обязательно? — спросил Сарлби и упёр руки в бока. Судье не нравилось, когда заключенный оказывался в крови. «Наказание — для суда», — всегда говорила она, и от её тона по спине бегали мурашки.

Спаркс потёр тонкую царапину на щеке:

— Сука меня поцарапала.

— Наказание — для суда. — и Сарлби погрозил пальцем так же, как это делала судья. Он понимал, как часто копирует Судью в последнее время. Раньше он думал: в каждом есть плохое и хорошее, и борьба заключается в том, чтобы привлечь людей на свою сторону. Затем он увидел трупы друзей, качающиеся в клетках над дорогой в Вальбек. Вчера Судья небрежно сказала: «Тонкости нюансов и компромиссов предназначены для тех, кому нечего менять в мире», — и он осознал, как она права. Люди либо на правильной, либо на неправильной стороне, и от неправильных нужно избавиться. Каждый раз выкорчёванный сорняк делает мир лучше. Грустная правда.

— Вы ублюдки, — задыхалась женщина наполовину всхлипывая, наполовину рыча. Она тяжело дышала, стоя на четвереньках, и кровь стекала по её лицу. — Ублюдки. Сарлби вздохнул:

— Добро творят ради самого добра, а не для благодарностей. Пошли.

Лувонте надул щёки и начал сковывать ей руки. Сзади, потому что она была из буйных. Затем Спаркс схватил её под мышки, заставив взвизгнуть, приподнял, от чего она охнула, вытолкнул в коридор, зацепив её плечом дверной косяк, так что она развернулась и уткнулась лицом в стену.

— Наказание — для суда! — крикнул Сарлби вслед тащившему женщину по коридору Спарксу, медленно покачав головой. Его взгляд упал на клинок. Странная вещь для комнаты женщины. Ненамного меньше короткого меча, блестящая прекрасная сталь. Оружие войны, недавно выкованное и никогда не использовавшееся, судя по всему, разве что как пресс-папье, лежащее поверх стопки документов.

Теперь кажется странным, какими почтительными они сначала были. Стучали в двери, а не просто выбивали их. Вытирали ноги, прежде чем переступить порог. «Очень жаль, милорд, но вас попросили быть в Народном Суде, всенепременно можете допить бокал». Ставили опрокинутую мебель на место. Закрывали за собой двери. Потому что они делали праведную работу и должны были вести себя соответствующим образом, и, знаете ли, место должно быть идеальным на случай, если обвиняемый вернётся, признанный невиновным. Только такого не случалось, и списки тех, кого нужно забрать, становились всё длиннее и длиннее. Теперь они просто вламывались толпой, как фермеры, вытаскивающие свиней из загона. Вытягивали людей за волосы, оставляя повсюду грязные следы обуви, заталкивали всех без разбору плечом к плечу в фургон. Что-то привлекло ваше внимание в доме, можно забрать. Почему бы и нет? Не похоже, чтобы обвиняемому это снова могло понадобиться.

Поэтому Сарлби сунул этот прекрасный кинжал за пояс и повернулся к двери, им нужно было обойти много строчек по списку. Холодный порыв ветра, проникший через разбитое окно, подхватил бумаги и начал разбрасывать их по комнате как осенние листья.

***

— Вот мы и на месте, — сказал тот, кого звали Спарксом, распахивая дверь жестом укротителя, выпускающего льва. — Выходи.

Не то чтобы Джеспер отказывался идти, просто его ноги, крайне неохотно ступали на крышу.

— Я... — пробормотал он, — Я... — сестра Тильда всегда обвиняла его в излишней болтливости, но в этот момент у него не находилось слов, и неудивительно.

— Да выходи уже, выходи, — сказал тот, кого звали Сарлби. Джеспер почувствовал внезапную острую боль между лопатками. Мужчина достал огромный кинжал и ткнул его острым концом. Он не успел возмутиться, споткнулся, выходя с лестницы на крышу Цепной башни, сильный ветер холодил его потное лицо, трепал волосы.

Город раскинулся перед ними, расплывчатый из-за кружащихся снежных пятнышек. Крыши уже стали полностью белыми. Улицы между ними были чёрными. Из труб поднимались столбы грязного дыма. Чадил пожар, всё ещё бушующий в Арках. Горело уже несколько дней. Люди не удосуживались тушить. Это могло бы быть прекрасным зрелищем в другое время. До Великой Перемены. Но, как и с механическим смешком инквизитора Свифта, всё зависело от обстоятельств. Сейчас, разумеется, зрелище внушало ужас.

— Я невиновен! — пробормотал Джеспер. Он был одет не для мороза, зубы начали стучать. — Я невиновен!

— Разве? — Сарлби вопросительно приподнял бровь, остриё кинжала не сдвинулось. — Насколько я слышал, ты вёл дела с Инквизицией.

— Покупал руду в колонии, — сказал Спаркс. — Людей сажали ни за что, морили голодом и холодом, заставляли работать до смерти ради твоей прибыли.

Ирония заключалась в том, что Джеспер видел самого Свифта всего несколько дней назад, живого и пышущего здоровьем, в форме Народной Инспекции, загоняющего заключённых в камеры с тем же добродушием, с каким издевался над заключенными или обсуждал дела в офисе Джеспера в Остенгорме. Джеспер отчаянно окликнул его тогда, протягивая руку сквозь прутья. Свифт, понятное дело, не похлопал его по спине. Он смотрел мимо, как будто не узнавал его. Возможно, и правда не узнавал.

— Я понятия не имел, — лепетал Джеспер, его дрожащие колени снова отказывались двигаться. — Я имею в виду, контракты уже были подписаны к тому времени, как я узнал! Пожалуйста, поверьте мне! Я никогда не хотел никому навредить...

— Послушай, друг, мы имеем дело с десятком таких в день. — Джеспер охнул, когда Сарлби уколол его остриём этого кинжала, как лошадь пришпорил, заставив опять споткнуться. — Неприятно говорить и, наверно ещё менее приятно слышать, — новый укол в поясницу, — Но нам правда наплевать, что ты сделал, и ещё меньше интересно, чего ты хотел.

Этот крупный мужчина уставился на Джеспера своими яростными глазами, которые казались крошечными за его линзами:

— Судья говорит — виновен, — проворчал он. — И всё на этом. — и сделал небольшой глоток из своей фляжки.

Ноги Джеспера действительно не хотели ступать на ящик у парапета, но ещё один укол в его левую ягодицу, и он мигом оказался там. Удивительно, как кусок острого металла может так быстро отрезать сильные возражения.

— Это ошибка, — сказал он. Скорее хныканье, на самом деле. Носки его ботинок шаркали по краю, а город внизу размывался из-за слёз. — Это была...

— Иди, — сказал Сарлби. Джеспер почувствовал, как кончик ножа вонзился ему в спину, и теперь он действительно не смог удержаться.