4 ГЛАВА

Город Марнери грелся под горячим летним полуденным солнцем. В гавань с приливом возвращались рыбацкие лодки, их маленькие пронзительные рожки́ были слышны по всей Башенной улице. Башня Речных ворот чересчур часто отвечала им своим низким ревом. Народ медленно бродил по жаре, но большинство уже думало о конце дневных трудов, о времени предстоящего отдыха.

Но все это никак не относилось к Драконьему дому. В верхнем зале многообразный шум драконов, играющих в глубоком бассейне, носился в воздухе. Огромные тела плескались в воде, огромные глотки ревели на разные голоса. Происходил обмен такими ударами, которые смогли бы сломать все что угодно. Но здесь они рассматривались всего лишь как обычная игра. Столбы воды фонтанами обрушивались через край бассейна, когда туда с громким всплеском ныряло очередное двухтонное тело.

Пока драконы резвились, драконопасы возились с джобогинами и прочим обмундированием. Каждый день драконы тренировались с оружием и в доспехах, и кожаные детали обмундирования у таких гладиаторов страдали быстрым износом. Мальчики из Стодевятого сгрудились на солнечном местечке возле учебной площадки и занимались ремонтом. В их руках на полуденном солнце поблескивали иголки. Вновь пришивались ремешки и завязки, возвращались на свои места пряжки.

Там стояла пара каменных скамеек, и мальчики либо сидели на них, либо использовали их вместо рабочего стола. Тут собрались все драконопасы Стодевятого за исключением Курфа.

– Можешь не сомневаться, что Курфа здесь нет и не будет. Он поигрывает себе где-нибудь на гитаре, – ответил Ракама на вопрос Джака.

– Снаряжение Хвостолома в безобразном состоянии, – заметил Свейн.

– Да дайте вы ему возможность показать себя. В душе он вполне на своем месте. И вовсю старается, – попытался заступиться за парня Джак, потому что никто, похоже, этого делать не собирался.

Курф был мечтательным юношей, в то время как остальные мальчишки Стодевятого были в основном простоватыми ребятами, прошедшими школу крепких тычков и с самого рождения заботившимися о себе сами, о себе да вот еще о драконах.

– Одного старания мало. Это Стодевятый марнерийский. Мы считаемся лучшими, – сказал Эйин, ухаживающий за Хурвом, медношкурым, который заменил Чурна.

– А вы прислушайтесь к новичкам, – проворчал Свейн, который был старше всех присутствующих.

Эйин был драчливым крепко сбитым пареньком, родившимся в Портхаузе на берегах Сеанта. Он горячо верил в свое военное подразделение и очень хотел хоть как-то показать себя. Мальчики постарше считали, что он несколько перебирает, когда начинает говорить о боевых драконах Стодевятого марнерийского.

– А в Легионах все так и считают, – попытался защититься Эйин.

– Ну, конечно же, Эйин, так оно и есть, только давай не будем слишком много об этом болтать, ладно?

– Да, но Курф все же последнее время как-то странно себя ведет. А снаряжение Хвостолома просто в полном безобразии. Оно вообще скоро развалится на части.

– Я бы сказал, что Курфа что-то мучает, – заметил, пожав плечами, Джак.

И надо признать, что в этом последнем замечании лежала изрядная доля правды.


Сбоку от бассейна, в тенечке, отдыхали лежа вылезшие из воды виверны. Пока одни стремились нырнуть поглубже в бассейн или возились друг с другом в воде, эти нежились в тени.

В этот солнечный день Базил Хвостолом пытался получить совет от Альсебры.

– Что-то случилось с мальчиком Курфом.

– И ты только сейчас пришел к такому заключению?

Базил заранее знал, что услышит от Альсебры что-нибудь колкое в свой адрес.

– За последнее время он стал еще хуже, намного хуже.

– Да этот мальчик всю жизнь только и умел, что витать в облаках. А вот тебе-то, с другой стороны, надо бы позаботиться о своей репутации.

– Этот драконопас растерялся и теперь не знает, что делать. Но идти и жаловаться на него Кузо я просто не могу. Пусть парень и болван, но сердце у него славное. Все дело в том, что он не при своем деле.

– Ты знаешь, что, как только вернется Релкин, парень уйдет. Кузо ни за что и никогда не порекомендует его на место драконопаса.

Базил согласно кивнул. Это знали все. Дни Курфа в Легионах были сочтены, если он, конечно, не завербуется заново, но уже в пехоту.

– Но я бы сказал, что у него нынче какие-то особенные неприятности.

Альсебра кивнула. Значит, это все-таки похоже на правду. Дракон всегда видит, когда драконопас чем-нибудь обеспокоен или попал в неприятное положение.

– И что же ты от меня теперь хочешь?

– Попроси своего мальчика. Пусть он выяснит, что случилось с Курфом.

– Ненавижу просить мальчишку об одолжении.

– Но, пойми, это может быть очень важно. Может быть, из-за этого нас всех ожидают большие неприятности.

– После такого ты будешь у меня в долгу.

– Мой меч всегда был на твоей стороне.

– В большом долгу. Я ненавижу делать такие дела.

Базил вместо ответа просто уставился вдаль.

Альсебра удалилась обратно в бассейн.

В полдень того же дня, когда Джак чистил щетками шкуру Альсебры, она заговорила о Курфе и его неприятностях. Она даже пересилила себя и попросила Джака о помощи.

Это застало Джака врасплох.

– Я не ослышался?

Она зашипела:

– Ты слышишь этого дракона? Хвостолому надо узнать, что беспокоит Курфа.

– Не злись, просто не очень-то часто ты просишь драконопаса о помощи. В большинстве случаев тебе хватает: «Эй, поправь-ка вот это!»

Альсебра снова зашипела. Она всегда была склонна к излишней строгости со своими драконопасами. Джак не был ее мальчиком с детства, и, хотя она уже привыкла к замене, но такой связи, какая устанавливается у драконов с их первыми драконопасами, у нее с Джаком уже не возникло. Она знала, что он делает для нее все возможное, но бесплодной самке{4} и положено дуться по пустякам и быть склонной к раздражительности и грубости в разговоре.

– Извини, – сказала она наконец.

Она ненавидела себя за то, что ей пришлось извиниться перед драконопасом. Он может стать невыносимым, если вдруг возомнит себя твоей правой рукой.

Джак прекрасно понимал, что нельзя так сразу воспользоваться тем, что она обратилась к нему за помощью.

– Ну, конечно, я сделаю это. Дай мне только на все про все денек-другой.

После этого Джак принялся следить за Курфом и при первой же возможности пошел за ним, как только тот выскользнул из Драконьего дома. Это было как раз после того, как вечером сварили овсянку, когда поздние вечерние сумерки многообещающе наполнили воздух. Джак проследовал за Курфом через боковые ворота и дальше, по Башенной улице, в нижнюю часть города, на Рыбный холм, туда, где над доками, среди складов и сараев стояло несколько домиков. Поднявшись на холм до середины, Курф вошел в старенький домик с обшарпанным фасадом и давно требующими ремонта окнами. Джак притаился в тени аллеи и стал ждать. Еще одна фигура появилась на улице, высокий мужчина в поношенной накидке. Он постучал в дверь, и та открылась. Как и подозревал Джак, у двери стоял охранник. Высокого человека впустили в дом. Джак продолжал ждать. Наконец дверь открылась, и два человека вышвырнули Курфа на улицу. Тот зашатался, споткнулся и упал.

– Тебе лучше за три дня достать эти деньги, иначе мы просто переломаем тебе ноги, – сказал один из мужчин вполне обыденным тоном.

– Очень глупо с твоей стороны пытаться надуть Фелпа Баньярда, молодой человек, – сказал другой.

И дверь за ними захлопнулась.

Курф поднялся, не торопясь отряхнулся и, пробормотав что-то себе под нос, заковылял по улице.

Джак незаметно покинул свое укрытие и подошел к нему.

– Что происходит, Курф?

Курф чуть не выпрыгнул из собственных штанов.

– Что? Что ты здесь делаешь, Джак?

– Это не имеет значения. Просто объясни мне, что здесь происходит. Теперь это уже дело всего Стодевятого. Никто не может побить одного из солдат Стодевятого эскадрона, не пожалев потом об этом.

Курф был в отчаянии: он попал в ловушку. Он начал озираться в поисках помощи, но таковой не нашел. Путей к отступлению не было тоже.

– Это началось с защелки от поножей на правую ногу. Я взял доспехи, чтобы почистить, но в тот вечер так и не закончил. Я забыл прицепить защелку и после этого уже не смог ее найти.

– Брось, Курф, это одна из самых старых сказок в нашей книжке. Ты всегда в конце дня складываешь все вместе. Иначе все моментом растеряется.

– Знаю, знаю. Я все это прекрасно знаю, но в тот день я действительно не сделал этого.

Было ясно, что Курфу нужен хороший урок.

Теперь он ковылял рядом с Джаком вдоль улицы Сторожевой Башни.

– Вот поэтому-то, чтобы купить новые поножи, я и занял деньги у Баньярда.

– А зачем это вдруг поножи целиком?

– Мне было стыдно признаться, что я потерял защелку.

– А признаться, что ты потерял поножи – это ничего?

– Нет, я сказал кладовщику, что их сломали во время тренировки.

– Кстати говоря, постарайся, чтобы об этом не прослышал Кузо, а то вот тогда-то у тебя и начнутся настоящие неприятности.

– Ох, Джак, у меня и без этого уже начались настоящие неприятности. Мне надо вернуть пятнадцать золотых в три дня.

– А почему так много? Поножи не могут стоить больше двух монет.

– Да, но сначала я столько и не занимал. Я занял всего три монеты. Правда, я проиграл их в кости на заднем дворе у Фелпа Баньярда, на Рыбном рынке.

– И что потом? – В глубине живота у Джака появилась тяжесть.

– Я выиграл.

– О?

– Да, у меня выпало одиннадцать и семь, а потом опять семерка. Каждый раз, как я бросал кости, они увеличивали ставку. У меня уже набралось двадцать монет.

– И как же ты тогда попал к Баньярду в должники?

– Я продолжал играть. Я просто не мог остановиться. Думал, смогу выиграть еще больше.

– Ах, так, – мягко заметил Джак.

– Я проиграл все, а потом и то, чего у меня вообще не было.

– И чьими же костями вы играли?

– Фелпа Баньярда. Мы их проверили. И с весом у них было все в порядке, и все такое.

– А кто еще участвовал в игре?

– Ну, когда мы начинали, нас было пятеро. Но трое ушли, остались мы с Фелпом, затем к нам присоединились еще двое.

– Двое, которые работали на Фелпа, могу поспорить…

Курф выглядел совсем ошарашенным.



Загрузка...