Вегетация

70 Объект «Гарнизон» (VI)

Алёна долго стояла на краю ракетной шахты, в которой утонули харверы, будто верная жена моряка, ожидающая мужа на прибрежном утёсе. Бризол в шахте не шевелился, комбайн Егора Лексеича не выбирался на поверхность. Но Алёна не уходила. Бригада ждала, когда подруга бригадира сломается — заголосит, упадёт на колени, начнёт звать Егора Лексеича и рвать волосы. Даже Костик не подсовывался к матери. Алёна же всё никак не ломалась.

Никто в бригаде не думал про облучение и не лез в тесную мотолыгу под интерфератор: всем надоели эти предосторожности; к мотолыге пошёл один лишь Калдей — он хотел жрать. Фудин с автоматом прогуливался поодаль от Алёны, точно оберегал её уединение. Два алабаевца и пойманная ими Щука сидели в траве и тихо переговаривались. Матушкин, тоже с автоматом, сидел рядом — Фудин назначил его в караул при Щуке. Непонятно было, кто теперь главный в бригаде — Фудин, что ли?.. А Фудин пока не осмеливался приказать бригаде загружаться в машину и ехать на базу; тень Егора Лексеича лежала на Алёне, и Фудин решил сначала дать Алёне время, чтобы погоревать.

Скучающий Костик валялся на бетонной плите и нагло разглядывал Маринку. Маринка, не стесняясь, стащила джинсы; Серёга полил ей на бедро из канистры, смывая запёкшуюся кровь, потом помог протереть рану спиртом, забинтовать ногу и натянуть джинсы обратно. Маринка мычала от боли. Нога у неё распухла и покраснела — дело было худо. А Костик довольно лыбился.

— Митька что — насовсем погиб? — спросила Маринка, чтобы отвлечься.

— Насовсем, — ответил Серёга.

В этом он не сомневался.

Маринка не ощущала горечи потери. Ей некого было терять. Митька для неё перестал быть человеком. Тогда, перед схваткой комбайнов, она видела, как Митька заползает в харвер, но ей казалось, что Митька не заполз в машину, а будто бы сам превратился в чумоход, и сочувствовать чумоходу Маринка не могла. К тому же сейчас ей было совсем не до Митьки.

И Серёга тоже ещё не освоился со смертью брата. Нет, Митяй не погиб, как может погибнуть любой человек, как погиб Егор Лексеич… Митяй просто где-то скрылся, как скрывался все предыдущие годы. Он просто на какой-то левой стороне мира, но всё равно жив. Его же не было раньше — но он где-то был, вот и сейчас его не стало, но он где-то есть… Серёгу поразило другое.

Он знал, что такое смерть. На его глазах умерли Холодовский, Алабай и Вильма. Но это не мешало жизни оставаться прочной и надёжной. А теперь с жизни словно содрали шкуру, словно вспороли ей брюхо, и Серёга обомлел от зрелища её внутренностей. Жизнь сама оказалась живой, плотской, осязаемой. Она могла оборваться — но могла и зарасти, снова сделаться прекрасной. И всё зависело только от него, от Серёги. Как он захочет, так и будет. Жизнь — это не безликая внешняя сила, которая им управляет, а ранимое существо, которое слабее его воли. Он сам здесь важнее всего, а не законы вегетации.

Вокруг почти стемнело. За дальним хребтом догорала полоса янтарного зарева, а в густой синеве неба появилась бледная ущербная луна. Лес слился в единую массу, закосматился, ощетинился. Через пустырь между развалинами поплыли шевелящиеся струи тумана, словно призраки начали ночное кочевье.

Алёна, стоящая на краю шахты, вдруг вынула телефон и принялась что-то проверять. Это занятие странно противоречило духу скорби, будто Алёна не горевала, а высчитывала в уме какую-то сумму и потом проверила итог на калькуляторе. Засовывая телефон в карман, Алёна направилась к бригаде. Фудин спешил следом. Щука, «спортсмены», Матушкин и даже Костик поневоле поднялись, а Маринка с Серёгой — нет.

Алёна оглядела всех — требовательно и ласково.

— Вот и покинул нас Егорушка… — напоказ вздохнула она.

Бригада не знала, что ответить. Алёна задумчиво отвела от лица лёгкую прядь. В последних мрачных отсветах заката было по-особому заметно, какая она, Алёна, красивая: строгие, правильные и точные черты лица — и мягкая полнота, словно бы чувственность созрела в запрете до полной спелости. Да, Егор Лексеич сумел подыскать себе редкую женщину.

— Но некогда вам, ребята, булочки греть, — сказала Алёна.

Бригада молчала.

— Жизнь-то, она не закончилась, — продолжила Алёна. — Война идёт, сами помните. С Китая нас угнетают, враги всякие за границей. Егор Лексеич — он за страну боролся. Нам тоже надо за неё помогать. Страна «вожаков» требует, чтобы взрывчатку делать. Так что уж не подкачаем.

Бригада по-прежнему молчала. А на Серёгу словно бы волной холода вдруг накатило прошлое — то время, когда Егор Лексеич был жив, а Митяй ещё не появился, когда Харлей трахал племянницу бригадира, а он, Серёга, как лох, позорно рыскал вокруг… Это тогда верилось про войну и про помощь стране… Хер вам: обратно в это прошлое Серёга не желал.

— Вернёмся на базу, покушаем, а завтра за работу. Трелёвочная машинка у нас есть, — Алёна кивнула на мотолыгу, — а рубить придётся вручную. Ну ничего, другие бригады тоже вручную рубят. Денег дам по пятьдесят за ствол.

— Так мы не по домам?.. — удивился один из алабаевцев.

— А разве я обещала кому? — спросила Алёна так, что стало страшновато. — Дело-то не сделано. Егора сто восемнадцать «вожаков» нашёл, все места у меня с телефона обозначены. Будем дальше деревья валить, на то ведь мы и бригада. Или кто-то не хочет страну свою поддержать? Назовитесь мне.

Никто не назвался.

— Теперь Алёна бригадир, — шепнул Серёга Маринке.

Загорелое лицо у Маринки побледнело.

— Серый, надо сматываться от неё, — беззвучно произнесла Маринка.

Сматываться из командировки надо было раньше — ещё когда Митяй их уговаривал… Но Серёга не стал упрекать Маринку.

— Я тебя утащу, — сказал он. — Никого не бойся.

Алёна по-хозяйски сняла с Фудина автомат — будто зонтик с вешалки, и принялась неумело возиться с предохранителем.

— Это ты, подруга, моего Костика по лбу ударила? — поинтересовалась она у Щуки, не поднимая головы.

— Она, кто ещё-то? — гневно крикнул Костик.

— Да не парься ты. — Щука тотчас широко заулыбалась Алёне, делая вид, что ничего особенного она не сотворила. — Жив-здоров углан у тебя…

Алёна, тоже улыбаясь, посмотрела Щуке в глаза:

— И Бродягу ты выпустила, да? А ведь он Егору убил.

— Слышь, сестра, — откровенно забеспокоилась Щука. — Я ведь их не…

Алёна подняла автомат, расставив локти, и всадила в Щуку очередь. Щука затряслась, точно её били в живот мелкими тычками.

— И-и… иб-бать… — изумлённо прошептала она и словно по частям упала.

Бригада стояла вокруг мёртвой Щуки, распростёртой в траве, безмолвно и потрясённо. В небе чуть светилась неполная луна. В лесу гугукнул филин.

— Кто-то чем-то недоволен? — осведомилась Алёна.

Один из алабаевцев ответил очень аккуратно:

— Никто за эту уголовницу не вписывался.

Алёна повесила тяжёлый автомат на плечо.

— Вот и я так думаю, — невозмутимо согласилась она. — И предателей с халявщиками не потерплю. Короче, ребятушки, все в машинку. Ехать пора.

Мотолыга невдалеке вхолостую тарахтела движком. Как её бросили, когда началась драка харверов, так она и торчала возле плоского здания в один этаж. Из чёрных окон бетонной коробки высовывались кусты, проваленная крыша топорщилась концами балок. В десантном отсеке мотолыги, наверное, дрых Калдей: даже стрельба его не разбудила.

— Я не поеду, тётя Лёна, — угрюмо заявила Маринка. — Я ухожу с бригады.

Алёна, картинно задрав брови, посмотрела на Костика.

— Что скажешь, сына? — заботливо спросила она.

Костик всю дорогу цеплялся к Маринке — ему и решать её судьбу.

— Хуй тебе, — сказал Костик Маринке. — Поедешь как милая.

Серёга, сидевший на бетонном блоке, с угрозой поднялся на ноги.

— Глухой, что ли? — пробурчал он. — Маринка уходит! И я с ней тоже!

Алёна наблюдала за Костиком с ласковой материнской улыбкой — как за младенцем, который делает первые неуклюжие шаги.

— Чё ты там тявкнул, педрила? — Костик презрительно сморщился на Серёгу. — Я теперь тут хозяин! Как захочу — так и сделаю!

— Отсоси! — ненавистью окатил его Серёга.

— Сосать она у меня будет! — Костик уткнул палец в Маринку. — Сёдня вечером, понял? А тебе даже посмотреть не повезёт!

Серёга злобно почернел. Костик торопливо попятился и цапнул автомат, висевший у Алёны на плече. Алёна расслабила плечо; глядя на Серёгу с каким-то вызывающим и бесстыжим кокетством, она стряхнула ремень автомата, словно бретельку лифчика. Ободрённый Костик наставил автомат на Серёгу.

— Мне ещё вчера дядя Егор дал добро тебя пристрелить! — сообщил он, глумливо торжествуя. — А ты, блядь, юркий, как понос!

Серёга пластом рухнул за бетонный блок, на котором только что сидел, и автоматная очередь Костика пронеслась над ним сверху — рядом с Маринкой.

— Беги! — отчаянно закричала Маринка, спрыгивая с блока.

Костик не сразу сообразил: чё это — Башенин увернулся, что ли?..

Алёна, Фудин, Матушкин и два алабаевца стояли неподвижно.

Едва ли не на четвереньках, как вспугнутый зверь, Серёга опрометью ринулся из бурьяна к ближайшей бетонной развалине. Костик снова вскинул автомат и прижался щекой к прикладу, пытаясь поймать Серёгу в подковку автоматной мушки. А между Костиком и Серёгой внезапно выросла Маринка. Она широко раскинула руки и бесстрашно загородила Серёгу собой.

— Уйди!.. — взвыл Костик.

Маринка раскачивалась, как деревце, не давая прицелиться.

Серёга скрылся за обглоданным бетонным углом.

Костик опустил автомат и стремительно глянул направо и налево. Куда Серёге бежать? Можно к лесу — спасаться, можно к мотолыге — вооружиться. Сам Костик дунул бы к лесу. Значит, и Серёга побежит туда же… Но не хило и подстраховаться… Второй автомат был у Матушкина.

— Витюра, блядь! — гаркнул Костик. — Чеши левее с той халабуды! Перехватишь Серого у машины!..

Костик метнулся вслед за Серёгой и по пути ударил Маринку в лицо:

— С-сука!

Сумерки затопили пустырь синевой, лишь чуть белели бетонные руины. Матушкин послушно потрусил к левой стороне развалин — ближе к мотолыге.

Он обогнул угол — и едва не налетел на Серёгу: растрёпанного, почти обезумевшего, разинувшего рот. Серёга бежал к мотолыге. Ему нужно было оружие, чтобы выручить Маринку. Он споткнулся, увидев Матушкина на своём пути, и чуть не упал. Рожа у Серёги была как взрыв.

Матушкин должен был пристрелить Серёгу — так было приказано, однако он, ничего не объясняя, молча протянул Серёге свой автомат.

А Костик, запыхавшийся и разгорячённый, повертелся справа за углом развалин — Серёга словно провалился под землю — и бросился к другому углу, дальнему: вдруг Серёга там?.. И за дальним углом в грудь ему, останавливая, больно упёрся автоматный ствол. Автомат держал в руках Серёга.

— Ой, ёптыть… — выронил ошеломлённый Костик.

Серёга чуть оттолкнул его и тотчас врезал короткой трёхтактной дробью.

Костик с размаху шлёпнулся на задницу в траву. Он не почувствовал, что его прошило насквозь, но глупо пошлёпал ладонью по груди, чтобы погасить затлевшую футболку. Он уже понял, что убит, но как-то всё не умирал.

— Мамка тебя уроет за меня… — свистяще сказал он.

Серёга свалил его второй трёхтактной очередью.

Костик опрокинулся, и в его открытых глазах отразилась луна. А Серёга испытал такое облегчение, словно родился заново — и в мире, который куда лучше этого. Матушкин вынырнул из-за Серёги и подобрал автомат Костика.

Алёна, Фудин и два алабаевца ждали там, где и остались, — возле тела расстрелянной Щуки. Они не рискнули ходить в темноте среди развалин, в которых ловят беглеца. Оружия у них никакого не было. Маринка сидела на бетонном блоке и сплёвывала кровь из разбитых Костиком губ.

Они слышали две короткие очереди. Понятно: это Костик и Матушкин догнали Серёгу… Маринка словно стиснула свою душу в кулак, чтобы не думать сейчас ни о чём. В развалинах появились две тёмные фигуры. И Фудин с Алёной, и алабаевцы оживились: Костик и Матушкин идут… Маринка не оглядывалась. Но от развалин к бригаде шли Матушкин и Серёга. И они уже держали бригаду под прицелом автоматных стволов.

— Я ухожу и Маринку забираю, — подходя, глухо произнёс Серёга.

Маринка взвилась на месте, разворачиваясь.

— И я с ними, — добавил Матушкин.