Глава седьмая

Но Крю Леверетт не был в хорошем состоянии. Не был он и хорошим пациентом. Дядя Огастин после приступа погрузился в молчание, он никогда вслух не жаловался, всегда оставался вежлив к тем, кто заботился о его телесных нуждах (временами тело ему совсем отказывало). Капитан же, напротив, оказался требовательным и нетерпеливым. А раны его были отнюдь не лёгкими. Перелом плеча, два треснувших ребра, лёгкое сотрясение мозга — всё это он получил, пытаясь спасти голландский бриг, налетевший на рифы недалеко от того места, где пострадала «Стрела».

Первые часы доктор Виринг держал его под действием опия, пока перевязывали плечо и вправляли рёбра. Но даже под наркотиком капитан иногда возвышал голос, отдавая резкие приказы. Очевидно, лёжа в постели, мысленно он перенёсся на палубу брига. Сохранить корабль, как «Стрелу», не сумели, хотя люди капитана под командованием его первого помощника Лана Харвери спасли половину экипажа (тех, кого не смыло за борт при первом толчке) и примерно треть груза. Теперь эти вещи грудами лежали на пристани, там же, где недавно груз со «Стрелы».

Лидия оказалась совершенно бесполезна в комнате больного. Очевидно, факт, что Крю оказался подвержен тем же опасностям, что и остальные рекеры, явился для его сестры шоком. Персис, вспоминая собственное смятение и отчаяние, которые она испытала, когда дядя Огастин из властного главы дома превратился в инвалида, понимала, что переживает девушка.

Ведь если не считать неудовлетворённого желания Лидии путешествовать, Крю явно постарался сделать жизнь сестры приятной и беззаботной. Если она и научилась чему-то по хозяйству в школе в Чарлстоне, все эти знания давно улетучились. И поэтому она оказалась совершенно бесполезной в комнате больного. Без всяких обсуждений сложилось так, что миссис Прайор в заботах о капитане помогали Персис и Молли.

Придя в себя, капитан оказался весьма трудным больным. Так как доктор Виринг не разрешил ему вставать, он сразу начал вызывать к себе членов экипажа и островитян и отдавать приказы. Но тут доктор восстал и заявил, что капитан Леверетт может командовать в море, а здесь его, врача, капитанская рубка, и он больше не потерпит этого хождения взад и вперёд.

Персис по собственным наблюдениям знала, что у капитана лихорадка. Девушка часто заходила, приносила миссис Прайор, которая вообще почти не покидала комнаты больного, лекарства и травы. Лицо капитана покраснело, краска видна была даже сквозь смуглую обветренную загорелую кожу, и глаза его сверкали слишком ярко. Он постоянно бушевал, сердился, как будто не мог поверить, что такое в самом деле случилось с ним. И успокаивался только под действием лекарств, и это беспокоило доктора Виринга.

— Это всё рана головы, — слышала Персис, как он говорил миссис Прайор. — Постоянное возбуждение вызвано этим. Я никогда не видел Крю таким неразумным. Возможно, у него трещина в черепе. Но его нельзя тревожить — это самое главное. Ничто не должно его возбуждать.

Распределились так, чтобы кто-нибудь всегда находился с капитаном. Молли рассказывала, что он дважды приходил в себя — правда, точно слова хозяина дома она отказывалась повторить — и требовал объяснить, что делает у его постели незнакомая женщина. И, прежде чем она могла ответить, снова терял сознание.

На второй день рано утром Персис села в кресло с высокой спинкой лицом к кровати, отпустив Молли и миссис Прайор. Тем необходимо было отдохнуть. Еще только светало, и на столе горела единственная свеча. Сетка частично мешала смотреть, но Персис обнаружила, что разглядывает лицо капитана, надеясь увидеть, что он спит естественным сном, что лихорадка его оставила.

Он лежал между подушками так, чтобы не смог повернуться набок. Но время от времени крутил головой, как будто видел неприятный сон. Лоб капитана бороздили морщины.

Подбородок, щёки и верхняя губа заросли щетиной, но спал он с закрытым ртом. И, несмотря на его хмурое выражение, Персис начала понимать, что он привлекательный мужчина. Теперь он был не так напряжён, как во время их последнего разговора, и потому казался моложе.

Больной снова повернул голову, и девушка заметила, что он провел языком по губам. Персис тихо встала и подошла к столику. Как много раз за последние два дня делала миссис Прайор, она окунула край льняного полотенца в воду и, раскрыв сетку, протёрла лицо раненого влажной тканью. И не один раз, а несколько. Он вздохнул и полуоткрыл глаза.

На столике стояла чашка с носиком — ещё одно средство первой помощи миссис Прайор. Персис поднесла её к губам капитана, и он принялся жадно пить. Девушка решилась коснуться его лба: кожа была влажная, и не только от полотенца, решила она. Кажется, кризис миновал! И тут она увидела, что его глаза открыты и он удивлённо смотрит на неё. Мрачное выражение лица исчезло.

— Вы не… Лидия… — голос его прозвучал хриплым шёпотом.

— Я Персис Рук, — ответила она и прикрыла пальцами его губы. — Я была на «Стреле». А теперь отдыхайте, капитан Леверетт. Вы были ранены, и у вас лихорадка.

Но, поставив чашку на столик, снова повернувшись к кровати и задёргивая сетку, она увидела, что капитан не закрыл глаза. Его глаза, которые казались ей раньше тёмными, на самом деле были синие, светлее, чем у Лидии, синие, как глубокий океан, хозяином которого он стал.

Девушке пришла в голову одна мысль.

— Хотите увидеть Лидию?

Впервые на губах его появилась лёгкая улыбка. И как она ни легка, Персис поразила перемена, которую та вызвала. Она видела его в гневе на борту «Стрелы», видела серьёзным, когда он исполнял обязанности священника на похоронах дяди Огастина, но никогда не видела такого светлого юношеского выражения на его лице.

— Лидия не очень хороша в уходе за раненым, — еле слышно прошептал он.

— Наверное, ей никогда не приходилось раньше этого делать, — тактично заметила Персис.

— А вам приходилось?

— Мой дядя до нашего отъезда из Нью-Йорка проболел много недель, — сдержанно ответила она. — И мог надеяться только на Молли, Шубала и на меня.

— Молли… — он слегка удивился. — А, это та женщина, которая наливает лекарства, хочешь ты того или нет. Она напомнила… мне… мою старую… няньку…

Веки его смыкались, голос затихал, сменяясь сонным бормотанием. Тут вошла миссис Прайор с подносом, на котором громоздились чашки, бутылочки, салфетки, и с таким целеустремлённым видом, что Персис не стала снова садиться.

— Мне кажется, кризис миновал, — доложила она.

Миссис Прайор провела собственное обследование.

— Слава Господу, это так! Он просыпался?

— Только на несколько секунд. Я напоила его.

— Хорошо. Сегодня покормим его бульоном, — экономка принялась заменять вещи на ночном столике теми, что принесла с собой. Персис предложила вынести ненужные чашки и салфетки.

— Очень мило с вашей, стороны, мисс Рук. После этого вам лучше лечь. У вас усталый вид, — стало очевидно, что миссис Прайор уже отпустила её.

Персис вынесла поднос и поставила на столик в коридоре. Его потом унесёт Сьюки. Сама она отправилась в свою комнату. Там её ждала Молли и два ведра воды, горячей и холодной.

— Ему лучше. Кризис миновал…

Молли кивнула.

— Он борец, этот капитан. Как мистер Огастин. Только он помоложе. Мисс Персис, вы ужасно выглядите. Оботритесь губкой и ложитесь. Я принесу вам тостов и чая, а потом вы уснёте и…

Молли перебирала вещи в нижнем ящике комода, очевидно, в поисках свежей ночной рубашки. Неожиданно она распрямилась, держа что-то в руках.

— Мисс Персис, а это что такое? Никогда его не видела!

Персис бросила косой взгляд и не поверила глазам. Веер! Веер с глазами из опалов!

— Раскрой его, — потребовала она.

Молли покачала головой.

— Не открывается. Планки как будто слиплись и…

Это же найденный ею веер, тот самый, который она снова похоронила! Два таких не могут существовать поблизости. Неужели эта вещь преследует её?

— Он не мой, Молли, — Персис заставила себя говорить спокойно, — Положи его в нижний ящик. Должно быть, кто-то забыл его здесь. Спрошу об этом мисс Лидию.

Но всё время, протирая губкой уставшее разгорячённое тело, надевая приготовленную Молли свежую ночную рубашку, ложась в постель, она видела перед собой этот веер. Кто знал о том, что она его нашла? Только эта индианки Аскра. И зачем ей снова откапывать веер и прятать его в комнате Персис? Девушка испугалась, так испугалась, что с нетерпением ждала возвращения Молли с обещанным чаем и печеньем. Ей вновь захотелось попросить Молли остаться. Но какую причину она назовёт? У неё нет никаких доказательств, кроме собственных слов, что она нашла этот веер в запечатанной шкатулке (интересно, что стало с ней) и снова закопала его, потому что даже простое прикосновение к нему пугало её.

Откинувшись на подушки, она смотрела на ящик комода, в котором Молли спрятала веер. Да и веер ли это был? Персис почти ожидала увидеть, как ящик приоткрывается и снова показывается чёрная резьба с опаловыми глазами.

Она решила, что при первой же возможности выбросит эту вещь в канал и постарается, чтобы её никто не увидел, особенно Аскра. Приняв такое решение, Персис чуть успокоилась.

Когда появилась Молли с подносом, девушка обнаружила, что совсем не хочет есть, но на подносе оказалась ещё тонко нарезанная дыня с острым соусом. Она понравилась Персис гораздо больше обыкновенного чая с печеньем. Молли закрыла шторы, чтобы убрать солнце, и Персис легла, уверенная, что не сможет уснуть.

***

Разбудила её полуденная жара. Девушка неловко повернулась, ночная рубашка промокла и прилипла к телу, волосы тоже были влажные. Если даже с моря и дул ветер (а буря давно кончилась), ставни не пропускали его в комнату.

Снова уснуть не удастся. Персис села в огромной постели, потёрла лоб, убрала с него волосы. Осторожно облизала губы и почувствовала солёный пот. И почему-то вспомнила слова миссис Прайор, что тёмный бассейн под кухней иногда используется для купания. Но тут же вспомнила и о черепахах. Придётся снова обойтись губкой.

Слезая с кровати, она вновь посмотрела на ящик комода. Он вроде бы был приоткрыт. Но подходить и проверять девушка не испытывала никакого желания. На комоде она увидела кувшин с водой и энергично умылась, растёрла всё тело, потом обрызгалась лавандовой водой, после чего почувствовала себя лучше.

Молли приготовила чистую одежду. На острове Исчезнувшей Леди должны происходить грандиозные стирки. Ни одна женщина не может здесь на второй день надевать то же бельё. На этот раз Персис ощутила настоящий голод. Голову её заполнили мысли о ветчине, и печенье, и жареной рыбе, которую так хорошо готовит Мам Роз, и о фруктах.

Платье было её собственное — кремовый муслин с аккуратно напечатанными маленькими мускусными розами. Гораздо более консервативного покроя, чем кружева и оборки Лидии.

Лидия… Она только раз заглянула к брату. Увидев его покрасневшим от лихорадки и зовущим в бреду своих людей, она так торопливо сбежала, как будто вообще не появлялась в его комнате. Выглядела она больной и испуганной. Есть такие люди, думала Персис, тщательно расчёсывая волосы щёткой. Они просто не могут видеть болезни и раны. Персис знала, что такие люди есть, но никогда не могла понять их. Чем была занята Лидия все эти дни? Конечно, не домашним хозяйством: она всё предоставила миссис Прайор.

Дверь медленно и неслышно раскрылась. Персис, заметив движение в зеркале, ощутила лёгкий укол страха. Она не забыла странный веер, как ни старалась это сделать.

— Молли! — облегчённо выдохнула девушка.

— Мисс Персис, вы должны были позвать меня.

— Зачем? Я уже большая, и мне давно не застёгивают пуговицы. Понимаешь ли ты, Молли, что пройдёт ещё несколько лет, и я стану той, о ком вы в Нью-Йорке говорите «с колючками в спине», самой настоящей старой девой, — она рассмеялась, увидев сердитое выражение лица Молли. — Ну, согласись. Мне уже почти двадцать, и ни один мужчина ещё не сделал мне предложение. Никто не искал моего общества — помимо проявления обычной вежливости.

— А почему? — гневно взорвалась Молли. — Вы никого не видите, кроме людей, которые вам годятся в дедушки! Какой стыд! Хозяин Рук был слишком поглощён своими делами и не замечал, что вы растёте и вам нужно общество, как всякой молодой девушке!

Персис слегка удивилась гневу Молли. Служанка, казалось, всегда считала образ жизни и действия дяди Огастина самыми правильными и достойными леди, которой прислуживала.

— Да, не думаю, чтобы судья Симис когда-нибудь сделал мне предложение, хотя он очень вежлив. А мистер Хог смотрел на меня так, словно я шахматная фигура, — девушка усмехнулась. — Дядя Огастин жил по-своему, Молли, и в конце концов он дал мне хороший дом, воспитание и ещё многое, за что я ему благодарна. Он был так стар, что, наверное, я всегда казалась ему ребёнком, и его в этом нельзя винить.

Она слегка наклонилась, чтобы взглянуть на своё отражение в слишком нарядном зеркале. Конечно, с распущенными волосами она выглядит моложе. Но с тех пор, как Персис окончила школу и приняла ответственность за состояние дома дяди Огастина, она никогда не думала о себе как о девочке. Никогда не бывало у неё резких перемен настроения, как у Лидии, никогда не позволяла она себе критиковать взрослых, никогда не была сосредоточена на себе самой.

И, конечно, нет у неё миловидности Лидии. Она не совсем понимала, почему выбрала хозяйку дома для сопоставления. Наверное, потому, что за последние два года лишь несколько раз встречалась со своими прежними школьными подругами — на чопорных чаепитиях и на трёх свадьбах. Дядя Огастин никогда не запрещал ей приглашать подруг, но она чутьем понимала, что это была бы слишком большая вольность с её стороны.

Неужели она выглядит старой? По сравнению с Лидией, наверное, да. Неудивительно, что миссис Прайор сочла её достаточно уравновешенной и серьёзной, чтобы подменять ее в комнате капитана. Скорее всего, домохозяйка считает её старше.

— Посмотрите на себя, мисс Персис, — Молли отобрала у хозяйки щётку и расческу и начала заплетать и закалывать её волосы, приводя их в приличный вид. — Девушка, которая слишком долго ходит в невестах, не пользуется вниманием. Вы, — она чуть откинулась, чтобы взглянуть на хозяйку, — вы слишком мало о себе думаете, мисс Персис.

— Ты меня очень успокаиваешь, Молли. Для старой девы…

Молли покраснела.

— Никогда не говорите так о себе, мисс Персис. Как говорите, так и будет. Я много раз видела такое. Я наблюдала за вами, мисс Персис, — продолжала она. — Да, вы многим обязаны хозяину. Он вас принял и всё такое. Но и вы давали ему, что могли, и несправедливо, что у вас никогда не было возможности быть самой собой.

И тут Персис сказала фразу, которая удивила её не меньше, чем Молли.

— Собой? Молли, я не знаю, какая я.

— Тогда вам пора это узнать, — решительно ответила служанка, прикрепляя к последнему локону бант на розовой бархатной ленте. Она с вызывающим видом приколола этот бант, как будто ожидала услышать протесты Персис по поводу такой вольности. — И больше не говорите о «колючих спинах» и старых девах, и слышать этого не хочу! Вы элегантная молодая леди, прямиком из Нью-Йорка. У мисс Лидии кружева и ленты, но у вас есть кое-что другое, — тут она сунула руку в карман и достала оттуда листок бумаги, сложенный вдвое и запечатанный красным воском. — Меня просили передать вам это. Попросил молодой джентльмен, вот так. Помните, кто вы, мисс Персис, и добивайтесь своего.

Она положила щётку и гребень и принялась прибираться в комнате. Персис удивлённо взяла письмо, распечатала и прочла несколько строк, написанных чётким разборчивым почерком.


"Мисс Рук!

Боюсь просить вас о большом одолжении, но ситуация такова, что я не могу открыто показаться в доме, а у меня есть для вас ценная информация. Во время моей последней встречи с капитаном Левереттом он запретил мне появляться в его доме и вообще на острове. Но сведения мои настолько важны, что я решил рискнуть и войти в запретные воды, чтобы передать вам тревожные вести.

Мисс Лидия рассказала мне, что вы унаследовали некую собственность на Багамских островах. Я недавно получил сообщение, касающееся ваших прав. Если позволите мне всё объяснить, приходите на площадку за разрушенной насыпью на закате. Я вас там встречу.

Ральф Гриллон"


Персис прочла письмо дважды. Сначала она решила, что благоразумие подсказывает не обращать на него внимания. С другой стороны, Ральф Гриллон действительно с Багам. Возможно, он даже знаком там с членами семьи Руков. Если он на самом деле обладает информацией, как говорит, то эти сведения могут определить планы Персис на будущее. Персис вовсе не желала отправляться на полутайное свидание и хорошо знала о яростной стычке между капитаном Левереттом и багамцем в день смерти дяди Огастина. Тогда она почти не обратила на это внимания, но, похоже, капитаны встретились вне дома, и Крю Леверетт предупредил Ральфа Гриллон самым решительным образом: сказал, что если ещё раз встретит его на острове Исчезнувшей Леди, то предпримет такие шаги, которые не позволят «Удаче бури» когда-либо бросать здесь якорь.

Персис догадывалась, что этот запрет не понравился Ральфу Гриллону, и не удивилась его возвращению. Но она не хотела вмешиваться в отношения своего хозяина с капитаном с Багамских островов. С другой стороны, ведь когда-нибудь она должна научиться самостоятельности!

Персис знала, как легко оказаться в зависимости, как то произошло у неё с дядей Огастином. Даже сейчас её очень тревожило будущее. И если Ральф Гриллон… Он может даже знать юриста на Багамах, который сможет представлять её интересы. Ведь рекерам часто приходится иметь дело с судами и юридическими процедурами. Да, она встретится с ним.

Девушка сложила письмо и спрятала в свою маленькую сумочку. Потом подумала, стоит ли посоветоваться с Лидией. Наверное, хорошо было бы пойти вместе с ней. Но Персис, как и дядя Огастин, отнюдь не стремилась разглашать семейные тайны. История её багамского наследства и так способна вызвать пересуды. Даже обсуждая ситуацию с капитаном Левереттом, она не упомянула о том, что скрывается за щедрым жестом овдовевшей мадам Рук. Молли и Шубал… Но они члены семьи. Нет, она не будет разговаривать с Лидией.

***

Центр жизни дома снова переместился на веранду. Здесь ели и отдыхали. Лидия сидела в плетёном кресле и зевала над книгой, после того как задала несколько небрежных поверхностных вопросов о состоянии Крю. Сьюки принесла еду, и Персис с аппетитом поела. Она проснулась поздно, и поэтому назначенный Гриллоном час был уже близок. Теперь следовало найти предлог для ухода из дома.

И ей показалось, что она нашла такой предлог. Кладбище острова находилось в самой высокой точке острова, недалеко от того места, где ей назначена встреча. И хотя девушке не хотелось использовать в качестве предлога семейное горе, она сказала, что хочет нарвать свежих цветов для могилы дяди Огастина. Лидия зевнула и посоветовала подождать, пока станет прохладнее, потом отправилась разговаривать с Мам Роз: миссис Прайор всё-таки заставила её, поскольку она не дежурит у больного, выполнять кое-какие обязанности по дому.

Персис прошла по тропе через усеянную раковинами насыпь, а потом сквозь невысокие заросли незнакомых растений. По пути она нарвала ярко-красных цветов, первых, какие увидела, думая в то же время, что дядя Огастин вряд ли одобрил бы её выбор. Слишком яркие цветы были полны жизни.

Оставив цветы у деревянного креста на могиле дяди, Персис свернула в сторону и пошла по ещё более заросшей тропе. Поддерживая юбки, чтобы не зацепиться за колючки, девушка направилась на свидание с Ральфом Гриллоном.

Загрузка...